Возрождение Валаамского монастыря — одного из самых известных и почитаемых в России — кажется настоящим чудом. Тем более что после полувекового запустения в обители необходимо было восстанавливать не только стены (храмы, кельи, хозяйственные постройки), но и внутренний уклад, традиции монашеской жизни.

О монашестве, возрождении и сегодняшнем дне Валаама мы беседуем с наместником Валаамского Спасо-Преображенского ставропигиального монастыря Епископом Троицким Панкратием.

«Евангелие и любовь»

— Владыка, Вы поступили в семинарию, будучи взрослым, зрелым человеком. Как пришло к Вам это решение?

— Действительно, я воцерковился уже взрослым человеком, после окончания института, и воцерковление мое сопровождалось такой радостью о Христе, таким обилием благодати… Тогда я, конечно, этого не понимал — просто радовался и не мог понять, почему все люди не идут в Церковь, почему так мало прихожан: я прихожу каждый день утром и вечером в храм, а там всего лишь три-четыре старушки стоят…

— Все-таки как это происходило? Что этому поспособствовало?

— Я прочитал Евангелие и понял, что это как раз та книга, которая ведет к Богу, которая действительно говорит о Пути, Истине, Жизни. Еще книги, которые ходили тогда в самиздате: «Откровенные рассказы странника духовному отцу», «Старец Силуан» (кстати, он меня просто перевернул). И после этого для себя решил — всё, только Церковь, больше ничего. Принял крещение, стал ходить в храм. Настоятель увидел мое усердие к службе Божией и стал меня потихонечку к ней привлекать. Я даже жил тогда при храме: уволился с работы, потому что не мог уже без Церкви, просто не мог физически. Мне выделили крохотную сторожку, наверное метра два на три. И я там жил, молился, сторожил, реставрировал и писал иконы, и на клиросе пытался петь и читать, и крышу красил… Можно сказать, монастырь для меня начался еще в миру, на приходе моем.

Я думал о монашестве, а вот о семинарии, честно говоря, даже не задумывался: это казалось каким-то совсем другим миром. Но когда мне сказали, что надо поступать в семинарию, я взял благословение у настоятеля и стал готовиться. И кстати, настоятель, отец Николай, тогда интересную вещь мне сказал: «Вы будете архиереем». Недавно мы с ним встречались, и я ему это «припомнил», говорю: «У Вас дар пророчества, оказывается, есть».

— Владыка, Вы сказали, что думали о монашестве. 1980-е годы, казалось бы, монастырей в СССР практически нет…

— Мне сказали, что на Кавказе есть монахи-пустынники, приглашали меня на Кавказ: пожалуйста, там можно монашествовать, найди себе старца и живи с ним. Но, слава Богу, туда я не попал. В свое время побывал на Кавказе и знаю, что там не все было так просто и легко, особенно в те годы. И арестовывали, и гнали монахов. Но и среди самих пустынников, честно говоря, всякие люди были, новоначальному можно было не в те руки попасть. Поэтому, слава Богу, что я в Лавру попал, что именно она стала моей монашеской колыбелью, можно сказать, вынянчила меня.

Перед поступлением я приехал в Лавру, пришел на исповедь. Один лаврский отец исповедовал, я спрашиваю: «Как быть? Я просто разрываюсь между Лаврой и Кавказом». А он говорит: «Поступай в семинарию, и если поступишь, значит, воля Божия тебе учиться и жить в Лавре». Простой и мудрый ответ.

— Были ли у Вас, человека с высшим образованием, какие-то трудности при поступлении в семинарию?

— В плане поступления никаких: был 1986 год — второй набор, когда людей с высшим образованием принимали беспрепятственно. А если бы я, скажем, поступал в 1984-м, то меня бы, скорее всего, не приняли: «Высшее образование? Нет, Родина тебя не для этого учила, чтоб ты потом кадилом махал»… Поступил я достаточно просто, быстро, легко и понял, что воля Божия — учиться и служить Церкви.

Осенью 1986 года произошло трагические событие — пожар в общежитии семинарии, погибло пять семинаристов. Потрясение было у всех очень сильное. Я и еще несколько человек написали прошения в братию Лавры, и нас сразу взяли. Так уже в первый год учебы я попал в Лавру.

— Что Вам особенно запомнилось в Лавре тех лет?

— Все запомнилось, все понравилось, я был в полном восторге. Как в первый год воцерковления — одна сплошная радость, несмотря ни на какие трудности, первый год в монастыре — это самое лучшее мое монашеское время.

Моим духовником стал отец Кирилл (Павлов). Я его любил… не знаю, как сказать — как Бога, наверное. Если читаешь древний патерик или афонских авторов, там говорится: старца надо любить как Христа. Вот так я любил отца Кирилла.

— Вы имели возможность с ним часто общаться?

— Мы каждый день общались, потому что у батюшки в то время был обычай вместе читать монашеское правило, до обеда. А вечером каждый день было чтение Библии. При мне раза два, наверное, прочитали от начала до конца и Ветхий, и Новый Завет.

— Тогда отец Кирилл был духовником братии?

— Да, замечательное время было. Много было прекрасных монахов и старцев, к сожалению, большинство из них уже ушли.

— Что отличало отца Кирилла как духовника?

— Любовь. Это самое главное батюшкино качество. Понимаете, он являл собою любовь, и, даже просто глядя на него, общаясь с ним, ты сам проникался в какой-то степени этим чувством. Я не очень верю разговорам о какой-то особой прозорливости батюшки или чудесах, хотя, может быть, что-то такое и происходило, по вере людей, конечно. У нас даже был случай с моим другом, тоже монахом. Мы оказались в чужом городе в сложной ситуации, очень тяжело нам было. Мы послали телеграмму отцу Кириллу, и ситуация наша разрешилась буквально в течение часа. Вот как это? Батюшка как-то почувствовал, помолился? Физически эта телеграмма до него еще не дошла, а помощь была оказана. Так же, наверное, было и у других людей. Но самое главное чудо, которое он собою являл, — это, конечно, любовь.

И это было нужно, важно — важнее, чем Типикон, Устав, какие-то самые важные правила и самые прекрасные традиции. Евангелие и любовь — вот это я видел в батюшке, и это действительно реально.

А потом Господь сподобил в 1992 году в первый раз приехать на Афон. И там тоже очень многих подвижников я застал: учеников старца Иосифа Исихаста и других старцев. Некоторые из них были богословами в подлинном смысле этого слова, другие были очень просты. Я, конечно, общался с ними через переводчика, но и просто видеть таких людей было полезно.

Когда наши монахи говорят, что у них с молитвой не ладится или еще чего-то Господь не дает, я часто привожу в пример наших лаврских отцов, которые жили очень простой монашеской жизнью, скромной. Нельзя сказать, что они делали какие-то великие дела, достигали непрестанной Иисусовой молитвы… Они просто были хорошими, честными монахами. И когда уже завершался их земной путь, видно было, как Господь исполнял то прошение, которым мы молимся каждый день, — о даровании безболезненной, мирной кончины и добром ответе на Страшном Судище Христовом. Вот такую безболезненную, мирную кончину Господь даровал многим, и я был тому свидетелем. И когда ты видишь, что человек уходит без какой-то печали, тоски, слез, как обычно бывает, а наоборот, с Пасхальной радостью, — понимаешь, что он завершил земной свой путь, достойно исполнил свое христианское, монашеское предназначение и идет, как уготовано, к Отцу своему Небесному. Это прекрасно. И дай Бог, чтобы наше новое, молодое монашество пришло в эту меру наших отцов.

— Владыка, простите, а что значит «хороший монах»?

— Да разве непонятно? Это монах, исполняющий свои обеты, которые он дал Богу. Монах, который честно и добросовестно исполняет свои монашеские обязанности, свое правило, свое послушание, старается смиряться, жить по заповедям Божиим. Собственно говоря, хороший монах — это то же самое, что хороший христианин. Они только немного в разных условиях находятся, разный образ жизни ведут.

Поэтому великое утешение и помощь людям Божиим, которые приезжают в монастыри, — просто видеть человека преуспевающего, не обязательно даже говорить с ним. Душа как-то угадывает, что этот человек благодатный, что он действительно с Богом. Тогда что-то меняется к лучшему в собственной душе, тоже хочешь быть таким.

Наследие Валаама

— В конце 1980-х годов возрождение Валаамского монастыря начиналось практически на пустом месте: не только здания здесь были осквернены и разрушены, но и собственно монашеская жизнь прервана. Благодаря чему произошло возрождение обители?

— Да, конечно, ничего не было. Первые братия, которые прибыли на Валаам, вынуждены были жить в гостинице. Первые кельи были — это были такие помещения, в которых местные жители дрова хранили, ни для чего другого они просто не годились. И конечно, братия были настоящими подвижниками. Я помню то время, тоже застал его. Было очень нелегко, особенно то, что мы жили вперемешку с местным населением. У нас очень строгий устав был в то время, мы его старались до буквы исполнять по Типикону, забывая иногда Евангелие, а все-таки Евангелие важнее. И когда приходили с многочасовых служб, ночных, всенощных, которые действительно у нас ночью проходили — а за стеночкой происходит, так сказать, другая всенощная, другое бдение… Было очень нелегко. Я второй раз такое, наверно, не смог бы уже понести. Но как-то Господь укреплял, посылал благодать Свою и помогал.

— Обычно, если человек попадает в трудные условия, он старается себе их облегчить. В частности, мы, миряне, часто оправдываем себя, что не успеваем помолиться, если мы, например, в дороге или работы было много…

— У нас наоборот: мы как-то старались больше молитвой брать. Одна из особенностей нашего монастыря — туда ехали как раз именно те братия, которые ревновали о строгой жизни, об уставных продолжительных богослужениях, без всяких сокращений. Они, конечно, читали книги о старом Валааме. Очень много значило для нас наследие старого Валаама — духовное, молитвенное наследие тех отцов, которые были на Валааме раньше.

С другой стороны, это была реакция на тот «облегченный» вариант монастырской жизни, который, скажем, был в столичных монастырях. Поэтому и старались больше молиться. И, я думаю, что это как раз нам и помогало, потому что без молитвы в таких тяжелых условиях просто не выжить.

— Как складывались отношения монастыря с местными жителями? Остались ли еще на Валааме миряне, те, кто жил там до возвращения монастыря Церкви?

— Да, еще остаются, но их уже значительно меньше. Практически в пять раз сократилось «немонашеское» население Валаама за эти 20 лет. Было построено два 60-квартирных дома на берегу в городе Сортавале, туда переехали люди с Валаама. Остается сравнительно немного: около ста человек. Часть из них — пожилые люди, которые просто не хотят уже никуда уезжать, менять свою привычную жизнь. Я думаю, пройдет лет 10-15, и Валаам будет, как встарь, именоваться Северным Афоном, потому что мирского населения не будет на острове.

Конечно, для нас это была серьезная проблема, потому что надо было, с одной стороны, вести себя по-христиански, как-то привлекать людей к вере, к Церкви, а с другой стороны — убеждать, что Валаам должен быть монастырем, а не туристическим центром, на котором можно подзаработать. Большинство конфликтов как раз и были на этой почве — монастырь мешал тем, кто хотел зарабатывать на Валааме.

А с теми, кто остался сейчас, у нас неплохие отношения. Мы помогаем пожилым, в том числе материально, с детьми работаем — у нас есть духовно-просветительский центр «Свет Валаама».

— Сегодня Валаамский монастырь — один из крупнейших по числу насельников. Удается ли Вам как настоятелю уделять внимание каждому насельнику монастыря?

— Нет, конечно, мне лично невозможно уделить внимание каждому, в том смысле, что каждого монаха исповедовать, с каждым беседовать подробно на духовные темы. У нас такая система: есть несколько старших братий, иеромонахов, которые являются моими помощниками, духовниками. Другие братия могут выбирать между ними: с кем контакт наладился, понимание, доверие — к тому они начинают ходить на исповедь. А я прошу по возможности братию где-то раз в месяц приходить и ко мне тоже, потому что я хочу знать, какие проблемы, какие настроения, сложности у них есть, чтобы понимать, что у нас в монастыре происходит.

— За прошедшие десятилетия изменилось ли число людей, которые прикипают сердцем к монастырю и желают на Валааме принять монашество? Их становится больше или меньше?

— Может быть, чуть меньше, но я бы не сказал, что число людей, желающих монашества, прямо в разы уменьшилось. Раньше, скажем в начале 1990-х годов, больше приходило в братию людей, но больше и уходило, надо сказать. Зато сейчас приходят многие из тех, кто был воцерковлен с детства, учился в воскресных школах или даже в православных учебных заведениях. Потому что одно дело, когда человек прошел, как говорится, «огонь, воду и медные трубы» и часто уже инвалидом пытается прийти в монастырь, когда он болен, покалечен и душевно, и духовно, а бывает, и физически. И другое дело, когда приходит чистый юноша из церковной семьи, православного воспитания. Такие молодые люди — это, пожалуй, самое лучшее.

Но в целом я братией своей доволен. И рад, что Господь меня направил на Валаам через Патриаршее благословение ныне покойного Святейшего Патриарха Алексия. Другого места не хочу.

— Летом на Валаам приезжают до полутора тысяч человек в день. Владыка, как справляется монастырь с таким числом паломников и туристов?

— Да я не знаю, справляется ли? — С огромным трудом. Нас часто спрашивают: «Как вы тут зимой? Как же вам тут тяжело!» — а я говорю: «Да зима для нас — самое лучшее, самое монашеское время». С сентября и до мая мы действительно можем жить полноценной жизнью — монашеской, монастырской, можно даже сказать, афонской. А вот летом-то тяжело приходится иногда, особенно в июле, когда людей очень много.

— Да, бывает такое ощущение. Но, с другой стороны, когда паломники приезжают, это радостно. Все, кто приезжает, хотят поисповедаться, причаститься. А это ведь, представьте, сотни людей. Нелегко, конечно, братии, иеромонахам по-хорошему поисповедовать каждого, с каждым побеседовать, хотя бы несколько минут человеку уделить. Бывает, до глубокой ночи проходит исповедь. Но это — проблема каждого крупного монастыря, у нас ведь все монастыри открыты миру. Поэтому с паломниками нам радостно работать, это все-таки родные люди.

С туристами посложнее, но ведь и среди них есть люди верующие. Мы пытались одно время ограничивать вход в храм, допустим, чтобы хотя бы во время священных моментов Литургии не заходили туристы. А люди обижаются: «Мы хотим помолиться. Мы хотим приложиться к святыням. Мы хотим свечку поставить, записочку написать». И ведь люди меняются: бывает, что сначала человек приезжает как турист, а потом, может быть, станет и паломником.

— Монашеская жизнь невозможна без большой ревности, любви человека к Богу. Между тем именно на быстрое оскудевание ревности, «первой любви» (см.: Откр. 2, 4) жалуется, как правило, современный христианин. Посоветуйте, пожалуйста, как сохранить в себе (или вернуть, если оно оскудело) это живое чувство к Богу?

— Такое оскудение ревности бывает и в монастыре. Есть даже такое слово — богооставленность: это состояние, когда человек чувствует, что Господь его оставил. И молитва не идет, и все плохо, и уныние борет, даже до отчаяния доходит. Это не такое уж редкое явление и в монастыре тоже.

О чем оно говорит? О том, что благодать оставила душу. Я всегда говорю: «Братия, если вы чувствуете, что начинаете унывать, у вас такое внутреннее состояние, значит, где-то был грех, в чем-то мы согрешили, и благодать нас оставила. Значит, надо вернуть благодать». А как она возвращается? Через покаяние, молитву, через исповедь — откровенную, хорошую, глубокую, через церковные таинства. И, конечно, через веру. Нельзя в этих испытаниях терять веру! Вот я понимаю, что нет у меня сейчас такой благодати, которая бы действительно вдохновляла, делала мою жизнь светлой, радостной, такой, какая она должна быть, а наоборот — все плохо, грустно, тяжело, сухо, не хочется молиться… Но я верю в то, что в Церкви, не только земной, но и Небесной, она есть. Есть Господь, и Матерь Божия, и все святые — преподобные Серафим Саровский, Сергий Радонежский, праведный Иоанн Кронштадтский… И только лишь мой грех, какое-то препятствие, грехом воздвигнутое, отделяет меня от этой Церкви, от этой радости, благодати, от жизни во Христе. Надо найти это препятствие и постараться от него избавиться. Вот и всё.

Панкратий, Епископ Троицкий, викарий Московской епархии (Жердев Владислав Петрович), родился 21 июля 1955 г. в Перми. С 1970 по 1980 г. обучался сначала на архитектурном отделении Пермского строительного техникума, затем на архитектурном факультете Таджикского политехнического института в г. Душанбе.

В 1986 г. поступил в Московскую духовную семинарию, осенью этого же года принят в братию Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Пострижен в монашество 3 июля 1987 г. с именем Панкратий — в честь преподобного Панкратия, затворника Киево-Печерского. 18 июля 1987 г. хиротонисан во иеродиакона, а 8 июня 1988 г. — во иеромонаха.

Нес послушания, связанные с проведением в Троице-Сергиевой Лавре Юбилейного Поместного Собора Русской Православной Церкви, посвященного 1000-летию Крещения Руси, эконома Троице-Сергиевой Лавры, руководил возобновлением издательской деятельности Лавры.

18 января 1993 г. указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II назначен наместником Валаамского Спасо-Преображенского монастыря.

2 июня 2005 г. в Богоявленском кафедральном соборе г. Москвы Святейший Патриарх Алексий II совершил хиротонию архимандрита Панкратия (Жердева) во епископа Троицкого, викария Московской епархии.

Решением Священного Синода от 22 марта 2011 г. назначен председателем Синодальной комиссии по канонизации святых.

Валаамский Спасо-Преображенский ставропигиальный мужской монастырь

Спасо-Преображенский монастырь на острове Валаам — один из самых почитаемых в России, именуемый в прошлом Северным Афоном — был возрожден в 1989 г. В 1990-м получил статус ставропигиального.

Монастырь находится в северной части самого большого в Европе Ладожского озера, на архипелаге общей площадью 36 кв. км. Традиции монашества Ближнего Востока и Византии были восприняты на Руси вместе с Крещением в Х в. К этому времени значительная часть историков относят житие преподобных Сергия и Германа — первоначальников Валаамского монастыря, другие полагают, что обитель возникла в XIV в. Известно, что Преподобные пришли «от восточных стран» (вероятно, из Греции), имели священный сан, обладали даром прозорливости. Возможно, что жили они в пещере на о. Святой. Преподобные Сергий и Герман своим подвигом обращали ко Христу карел-язычников, утверждали Православие на Севере Руси.

Обитель, расположенная на границе России и Швеции, подвергалась нападениям и разорениям, несколько раз на протяжении десяти веков сжигалась дотла, но каждый раз восстанавливалась.

После революции Валаамский монастырь оказался на территории Финляндии. В 1920-е гг. он стал средоточием духовной жизни русского зарубежья. В эти годы на Валааме побывали писатели Н. В. Амфитеатpов, Б. К. Зайцев, И. И. Савин, А. Н. Толстой, Е. Н. Чиpиков, М. А. Янсон, государственные деятели Финляндии, например маршал К. Г. Маннергейм. В конце 1930-х гг. Валаам дважды посещал священник из Таллина отец Михаил Ридигер с сыном Алексеем. Спустя много лет Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II говорил, что его «духовный жизненный путь определили… две паломнические поездки в Валаамский монастырь /…/ Валаам поразил меня своим величием, своей духовной жизнью. Каждая пядь этой земли освящена подвигом, молитвой и трудом».

С началом советско-финской войны 1939-1940 гг. началась постепенная эвакуация братии на материк вглубь Финляндии. Наибольшему разрушению монастырь подвергся 2 и 4 февраля 1940 г., когда Валаам бомбили более 70 советских самолетов. Сгорело северное крыло монастырского каре с pухольной, больницей и церковью, верхняя часть которой была разрушена. Во время эвакуации братия сумела вывезти ризницу, 20 тысяч томов книг и рукописей, почти весь архив, раку Преподобных, часть икон, утвари верхнего храма и колоколов. Большой колокол отбил последние 12 ударов погребального звона по обители. 19 марта 1940 г. опустевший Валаам был передан советскому командованию, разместившему здесь школу боцманов и роту юнг. С 1949 г. здесь находился совхоз, с 1952 г. (до 1984 г.) — дом-интеpнат для инвалидов войны и престарелых.

13 декабря 1989 г., в день памяти святого апостола Андрея Первозванного, первые монашествующие прибыли на Валаам — началось возрождение Валаамского монастыря. С 1989 по 1995 г. Валаамской обители была передана большая часть ранее принадлежавшего ей недвижимого имущества — храмов, хозяйственных зданий и сооружений и т. д. Масштабные реставрационно-восстановительные работы продолжаются в монастыре и скитах по сей день.

Сейчас Валаамский Спасо-Преображенский ставропигиальный монастырь насчитывает около 150 насельников. Помимо общежительной, возрождена иноческая жизнь в 12 скитах. В Москве, Петербурге, Сортавале и Приозерске действуют подворья островной обители.

В Спасо-Преображенском Валаамском ставропигиальном монастыре недавно отметили день рождения игумена обители Преосвященного епископа Троицкого Панкратия, викария Святейшего Патриарха Московского и всея Руси. Владыка также исполняет послушание Председателя Синодальной комиссии по канонизации святых, является членом коллеги Синодального отдела по монастырям и монашеству, сопредседателем Патриаршего Попечительского совета по восстановлению Валаамского монастыря. Должностей и обязанностей хватает, но все эти труды владыка Панкратий несет по послушанию, а себя игумен одного из крупнейших монастырей России часто называет «послушником двухсот игуменов» (столько насельников сегодня насчитывает Валаамская обитель).

Спасо-Преображенский Валаамский монастырь епископ Троицкий Панкратий возглавляет без малого 25 лет, но всегда свою наиважнейшую и первоочередную задачу владыка Панкратий видит, прежде всего, в воспитании «хороших и честных монахов, исполняющих свои обеты, которые они дают Богу при пострижении; монахов, которые смиряются и живут по простым заповедям Божиим. Ибо правильное становление монашеской жизни – это и гармонизация души, это и подготовка к более сложным искушениям и более высоким духовным состояниям. Для монахов самое главное – борьба со страстями и возрастание в смирении через послушание. Человек и в 60 лет продолжает учиться. Кое-кто начинает унывать: “Как же так?! Святые подвижники достигали очень высоких духовных состояний – реальной святости, их жизнь была благодатной жизнью с Богом”. Главное для насельника монастыря – исключить уныние. И тогда это будет правильный взгляд на себя. Если осознаешь свое плохое состояние – исправляйся. Если тебе много лет, и ты еще не исправился – не отчаивайся. Если ты отойдешь ко Господу в борьбе за жизнь христианскую, то Он тебя помилует, даже если ты не достиг того, к чему призван каждый христианин – святости.

Самое главное для всех монахов сегодня, как, впрочем, и сто, и двести, и тысячу лет назад, – это покаяние, жизнь по заповедям Христовым, стяжание Духа Святаго и помощь другим людям, нуждающимся в духовном укреплении. Поэтому созидание монашеской общины и воссоздание Валаамского монастыря строилось на этих незыблемых основах нашей веры: Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр.13:8)».

Да, сегодня Валаамский монастырь, его игумен, вызывают интерес со стороны прессы, каждую неделю в обитель приходят запросы об организации интервью и бесед, съемках новых фильмов или сюжетов: всех интересует история возрождения Валаама, его современная история, становление монашеских судеб.

Но сегодня мы попытаемся восстановить историю, неизвестную для многих: духовные искания, поиски пути к Господу и своего пути в монашество выпускника архитектурного факультета Политехнического института в городе Душанбе, а ныне епископа Троицкого Панкратия, игумена Валаамского монастыря. Поиски пути от молитвы к вере, от студента до семинариста, пути искания чистой молитвы.

Для этой статьи Владыка не давал специально интервью, она собрана из не вошедших в эфир фрагментов репортажей разных СМИ. Также используются воспоминания из книги монаха Симеона Афонского (иеромонаха Симона (Бескровного)) «Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога».

Епископ Троицкий Панкратий рассказывает:

«Первые книги, которые я прочитал о монашестве, ходили тогда в самиздате, это были “Откровенные рассказы странника духовному отцу” и “Старец Силуан” (кстати, он меня просто перевернул). Это две книги, которые заразили меня монашеством, заложили зерно. Те первые книги и раскрыли глаза на сокрытую жизнь монашества, показывая величие Православия.

Но первая мысль о реальности монашества для меня пришла, когда я впервые прочитал Евангелие. Я приехал на каникулы к брату в Москву и у него увидел Библию. Я был тогда учащимся (в 70-е годы, еще до моего Крещения). Надо сказать, это была достаточно большая редкость – встретить в советской семье Священное Писание. Я прочитал Евангелие и понял, что это как раз та Книга, которая ведет к Богу, которая действительно говорит о Пути, Истине, Жизни. И после этого для себя решил: всё, только Церковь, больше ничего.

Начать творить Иисусову молитву мне помогла, как ни странно, статья в журнале “Америка”. В ней было написано о том, как прекрасно действует на человека непрестанное повторение священных слов-мантр. Я подумал: интересно попробовать! Но, слава Богу, я не знал ни одной мантры: как я буду пробовать, что́ я буду говорить? В статье не было примеров. Единственные священные слова, которые я знал, были “Иисус Христос”. Я даже не знал правильного обращения – “Иисусе Христе”, но я стал взывать к Нему. Так я начал учиться Иисусовой молитве, еще ничего не зная о ней.

И уже почти заканчивая обучение в Политехническом институте, (архитектурное отделение), на четвертом курсе я понял, что смысла в моем обучении нет. Меня даже как-то вызвали на беседу в студенческую ячейку курса и стали расспрашивать: “Владислав Жердев, что вы считаете главным в своей жизни – быть настоящим советским человеком или архитектором?” Конечно, архитектором, ведь я пришел учиться профессии!

Тогда я уже хорошо понимал, что такое настоящая хорошая архитектура, и понимал, что нас ожидает. Архитекторов и инженеров в советское время, как бы сказать, и в грош не ставили. Как в те времена запускали архитектурный проект? Вначале конструкторы, пожарные, сантехники, утверждали свои нормы и СНИПы, и только после этого бедному архитектору надо было сверху налепить какое-то “произведение”. Если они не соглашались, – переделывали не раз, подключались экономисты и бухгалтеры, которые утверждали одно: “дорого, не экономично”, и, подчиняясь этим требованиям, архитектор должен был чертить очередную “коробку”.

В позднесоветский период было очень мало настоящей архитектуры. В сталинские времена еще были мастера старой школы, которые знали, как нужно строить, а после Хрущева архитектура совсем обеднела. Поэтому мне совершенно неинтересно было идти в архитекторы, и на четвертом курсе я решил уйти из института. И тут я встретил одного человека, который меня отговорил. Он был как раз человеком верующим и сказал мне: “Ну чего ты – тебе год осталось доучиться, потерпи!” И вот что интересно: прошло много лет, и этот человек пришел к нам в монастырь послушником.

Когда я прочел в самиздате несколько святоотеческих книг, то принял твердое решение креститься. Таинство совершилось после окончания института, в сентябре 1982 года, тайно, в Свято-Никольском соборе города Душанбе.

Благодать, которая нисходит на человека во время этого Таинства, совершенно особая, неповторимая, и Крещение мое сопровождалось такой радостью о Христе, таким обилием благодати…Человеку в тот миг она дается даром, она не заработанная, словно Господь показывает, как хорошо с Ним быть. Тогда я, конечно, этого не понимал – просто радовался и не мог понять, почему все люди не идут в Церковь, почему так мало прихожан: я прихожу каждый день утром и вечером в храм, а там всего лишь три-четыре старушки стоят.

К этому времени я со своим другом, ныне известным духовным писателем Симеоном Афонским, выбирал такую работу, которая нам позволяла бы достаточно много времени проводить в творческом отпуске. Мы искали место, чтобы построить келью, чтобы жить пустынниками, творить Иисусову молитву. Очень много мы исходили мест в горах Средней Азии. Я очень хорошо знаю эти места, до сих пор помню: это Дарваз, Памир, границы с Узбекистаном, Киргизией. Сам Памир был закрытой пограничной зоной, где однажды нас пограничники поймали. У меня была большая коллекция слайдов, но, к сожалению, она потерялась во всех этих переездах. До сих пор у меня остались такие теплые чувства об этих поездках, хорошие воспоминания, потому что природа там действительно удивительная, места дивной красоты».

Далее цитируем книгу монаха Симеона Афонского «Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога», вышедшую в 2015 году. Монах Симеон Афонский (иеромонах Симон Бескровный) начал свой путь в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, долгое время подвизался в горах Кавказа. В настоящее время проживает в одном из скитов на Святой Афонской Горе. В книге «Птицы небесные…» под именем архитектора Виктора знающие люди без труда узнают Владислава, будущего монаха Панкратия, в последующих главах он тоже носит другое имя – монаха и архимандрита Пимена.

«В одном из походов я познакомился с Виктором-архитектором, в больших очках, в то время он увлекался постом и постился до того, что поражал всех своей невероятной худобой и вызывал чувство удивления силой воли. Он мне нравился своей нравственной чистотой и художественной одаренностью, как талантливый художник и прекрасный фотограф, который тонко чувствовал красоту природы.

Виктор делал много отличных фотографий, и было видно, что красота горной природы и величие Памирских вершин тронули его душу... После одного похода с молитвой по горным тропам и ущельям Виктор настолько впечатлился, что тут же уволился, чтобы иметь свободное время на путешествия по горам. Он начал сотрудничать с местным издательством как прекрасный иллюстратор детских книг…

В доме Виктора меня всегда приветливо принимала его мама, преподаватель математики и парторг в общеобразовательной школе. Умная и тактичная женщина, она не препятствовала религиозным устремлениям сына и даже удивила меня мудрым высказыванием: «Если мой сын счастлив, то и я счастлива». Как парторг, свое мировоззрение она целиком строила на атеизме, но ее доброе сердце жило другими чувствами – любовью к людям и состраданием к их бедам, что способствовало в дальнейшем большим изменениям в ее жизни. Бог Своими неисповедимыми путями привел эту добрую женщину не только в Лавру, вслед за ее сыном, но и к Самому Себе. Через несколько лет она стала Христовой избранницей в монашеском чине в Троице-Сергиевой Лавре и с миром отошла ко Господу.

В свою очередь, я познакомил Виктора с моими родителями, которых он сразу расположил к себе чистотой души, мягкостью характера и предельной тактичностью. После этого как-то само собой произошло знакомство наших родителей и между ними сложились хорошие и добрые отношения».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Напомню, что это было еще в конце 80-х годов – на весь Советский Союз всего четыре монастыря, на 280 миллионов человек. Сколько тогда было монахов? Думаю, что максимум тысяча. Так что монастырь, монашество, конечно, было несбыточной мечтой, другим измерением духа. Не буду скрывать, что в то время мы многим увлекались: восточной литературой самиздатовской, и Рерихом, и всякого рода йогой, буддизмом, Кастанедой, но все это как-то на душу не ложилось, не удовлетворяло духовных поисков».

Монах Симеон Афонский:

«И мы с Виктором стали советоваться, что делать дальше. Меня словно осенило:
– Слушай, в Душанбе у родителей стоит пустой дом, а мы гадаем, что делать? Поселимся в нем и сделаем монастырь так, как мы его понимаем – местом общей молитвы!

– Прекрасно! – загорелся Виктор. – Не будем откладывать! Теперь же и приступим. У нас будет свой монастырь – лучше не придумать!

Тот небольшой дом на тихой зеленой улочке, который родители купили для меня и в котором одно время жили квартиранты, нам теперь очень пригодился. Мы с Виктором договорились поселиться в нем и жить по установленным правилам, как в монастыре. Архитектор, обладая отменным художественным вкусом, сам покрасил детали дома, придумал интерьер двух комнат и кухни, и в комнатах стало красиво и уютно. Одну комнату мы сделали молитвенной, где разместили наши общие иконы, поставили столик для лампад и свечей, на пол положили коврики, чтобы делать поклоны и, сидя, молиться по четкам. Другую комнату сделали жилой, постелили недорогой ковер и курпачи на таджикский манер, купили таджикские одеяла, чтобы жить, молиться и спать на полу в совершенной простоте. Деньги и еда у нас были общие, а покупки совершали по общему совету.

Так как нужно было добывать какие-то средства на жизнь, Виктор предложил вместе с ним оформлять детские и взрослые художественные книги. В ответ на мое сомнение, смогу ли я ему чем-либо в этом помочь, мой друг успокоил меня, заверив, что найдет, чем мне заниматься. Такое сотрудничество с издательством не связывало нас по рукам и ногам и давало возможность молиться и ездить в горы. Я стал работать над шрифтами по эскизам Виктора и заниматься дополнительной оформительской работой, которой мне удавалось вносить посильную помощь в наше совместное предприятие. Так удивительно Господь связал юношеское увлечение рисованием с этим этапом моей жизни.

Нам с Виктором удалось оформить несколько детских и некоторое количество взрослых художественных книг о каких-то приключениях на границе. Все эти книги были на таджикском языке. За них издательство выплачивало нам гонорар. Из общих денег мы покупали продукты и одежду».

Епископ Троицкий Панкратий:

«И вот тогда у меня впервые появилась мысль, что хорошо бы попробовать себя монахом в монашестве, писать иконы, и чтобы это было где-то далеко, и природа чтобы была, а я очень любил природу, тишину, уединение, искусство».

Монах Симеон (Афонский):

«С неразлучным Виктором летом мы прошли многие перевалы на Дарвазе и заглянули в Мунинобадские фантастического вида ущелья, отроги хребта Хазрати-Шох с их поразительными каменными столбами, которые назывались Чильдухтарон, “Сорок девушек”…

Всюду, где мы устраивали привалы, утро и вечер мы старались провести в молитве. Именно молитва делала эти походы для нас такими увлекательными».

Епископ Троицкий Панкратий:

«…Обычно мы останавливались на окраине какого-нибудь кишлака, делали привал, разводили порошки, открывали консервы, кушали.
В одном таком кишлаке произошел случай: из дома выбегают мальчик и девочка, лет десяти. На ломаном языке говорят: “Мама и папа зовут вас кушать к нам в гости”. Звали незнакомых людей, с виду обычных туристов, но мы отказались: “Нет, спасибо, мы свой порошок разводить будем”. Что вы думаете, они возвращаются к себе домой, а потом бегут с узелками, в которых был полноценный обед.

Другой раз я помню, возвращался я один автостопом и остался в каком-то маленьком захолустном городке. Я остался один. Машины, которые могли меня довезти до города, все прошли, становилось темнее, шансов нет. Стою на дороге и думаю, размышляю, где и как я буду ночевать. Вижу, идут парни в темноте, покуривают. Я отдалился от них, иду и про себя думаю: «Сейчас достанется». А тут и того хуже: “Пойдем с нами”, – говорят они. Я думаю, чем эта прогулка закончится, мне даже страшно представить было: в живых останусь или нет. Что вы думаете, – они меня привели в совершенно бедную хижину, на глиняном полу расстелили свои матрасы, куда меня и усадили, дети вымыли обувь. В качестве угощения принесли всё, что было в доме: какие-то убогие лепешки, конфетки, сахар: всё, чем было меня угостить. Вот представьте, человека незнакомого вот так пригласить к себе домой! А для них это была норма. Конечно, и для меня это было большим уроком.

К концу 80-х обстановка уже изменилась, они стали слушать экстремистские проповеди в магнитофонной записи. В 1989 году, когда мы последний раз приезжали в этот прекрасный край, сталкивались уже с враждебными взглядами, с попытками какой-то проповеди, укорами в наш адрес. Позже взаимная враждебность вылилась в кровопролитную гражданскую войну».

Монах Симеон Афонский:

«Ранней весной мой друг и я попали в переделку: когда мы спускались с верховий высокогорной долины к Ховалингу, нас неожиданно настиг сильный снежный буран. По пути встретилось разрушенное здание подстанции. Устроившись в тонких спальниках на бетонном полу, мы обнаружили, что холод пробирает до костей. Насобирав немного щепок, я развел слабенький костерок, не дававший особенного тепла. Виктор, порывшись в углу, обрадованно воскликнул:

– Федор, я нашел старые галоши! Теперь будет теплее!

У ярко пылавшего огня мы обогрелись и поставили поближе к костру мокрые ботинки, чтобы они обсохли. Даже сильная вонь от горящей резины не помешала нам вдоволь помолиться, слушая как по крыше шуршит мелкий снежок. Утренний холод рано разбудил нас. В рассветном сумраке мы не могли удержаться от смеха: наши лица покрылись черной копотью, придавшей им зверское выражение. Утеревшись свежим снегом и размазав грязь по лицам, мы принялись надевать обувь. Но не тут-то было: ботинки съежились от жара.

– Не беда! – бодро воскликнул Виктор. – Пойдем в домашних тапках… А ты в чем пойдешь?

Мне пришлось обрезать задники ботинок, и так, ковыляя, мы побрели по неглубокому свежевыпавшему снегу. Ехавший навстречу тракторист остановил трактор и выпучил глаза:

– Эй, куда идете, такие чумазые?

– В магазин, обувь покупать! А то наша совсем износилась! – мой друг нашел в себе силы пошутить.

В сельском магазине мы купили новые резиновые галоши и в них прибыли в Душанбе. В городе нас останавливали старые таджики:

– Хорошая обувь…

– Хорошая, – отвечал Виктор. – Горит хорошо!

Благодушие моего товарища вызвало во мне большое к нему уважение. Его умение не унывать в трудных ситуациях сблизило нас еще больше.

Несмотря на различные тяготы пути, из каждой поездки в горы удавалось привозить не только разнообразные впечатления, но и ценный опыт соединения молитвы с повседневной жизнью. Помимо этого, благодаря быстрой смене обстоятельств молитва становилась более живой и зрелой. Молитвенный опыт, собранный нами в нашем “монастырском” уединении, снова и снова проходил нелегкую проверку в непростых горных условиях. Тогда душа закалялась и набиралась мужества в различных сложных ситуациях, ум учился находить правильные решения, а сердце – не терять молитвенного состояния».

Епископ Троицкий Панкратий:

«После переселения людей, проведенного Хрущевым, местные таджикские кишлаки опустели: людей из гор послали на равнины выращивать хлопок. Многие погибли – это трагедия всего таджикского народа. В горах очень хорошие условия для жизни, курортные, там чистый воздух, вода, достаточно умеренный климат, много зелени… Когда там стало невозможно жить, и местом наших поисков стал Кавказ, мы часто с сожалением вспоминали о горах близ Памира…

На Кавказе были целые селения пустынников, живших нелегально, вне закона. Среди них были и опытные, духовно зрелые монахи. Местные власти, как и всё остальное, борьбу с пустынниками вели спустя рукава, Но были, конечно, ситуации и серьезные – когда находили кельи, их сжигали, на вертолетах облетали горы в поисках пустынек. Тяжело было жить, постоянно прячась…»

Монах Симеон Афонский:

«У Виктора были краткие Жития святых, которые мы читали по очереди. В молитвенных бдениях мы руководствовались, в основном, описаниями молитв из “Рассказов странника”, а также “Отечником” святителя Игнатия. Днем читали свои любимые книги и по ночам молились. На пишущей машинке я перепечатал “Откровенные рассказы странника своему духовному отцу”, после которых впервые задумался о своем жизненном пути и конечных его поисках.

Особенно нам полюбились молитвы ночью, когда маленький огонек лампады уютно освещал комнату. Улица, которая была и без того тихой, уже спала. В раскрытые окна лился запах цветущей сирени. Если сидеть, затаив дыхание, то становилось слышно, как бьется сердце соседа. Время словно не существовало. Была лишь долгая чудная ночь и нескончаемая молитва, из которой не хотелось выходить, если бы не затекшее тело.

Случались и забавные эпизоды. Однажды Антон – наш друг по домашнему монастырю, сидя на коленях в молитве, постепенно наклонялся, все ниже и ниже, головой свисая почти до пола, но не выпускал из рук четок. Бедняга работал иногда допоздна и сильно уставал. Виктор проявлял строгость и стучал рукой по полу. Наш друг вздрагивал и тут же смиренно выпрямлялся. Иногда Антон во время молитвы начинал громко храпеть, и Виктор подталкивал его локтем:

– Молись, не спи!

– А я не сплю… – шептал тот.

– Да как же ты не спишь, если храпишь?

– Я могу не спать и слышать, что я храплю! – упрямо шептал Антон.

В летние месяцы в наш “монастырь” приезжали гости – верующие ребята из Москвы и Питера. Нам больше нравились питерцы – тихие, спокойные и интеллигентные. С некоторыми из них мы подружились на всю жизнь. Помню, когда гость из северных широт увидел у нас зеленый неспелый виноград и стал его с удовольствием есть, я обратился к нему: “Через две недели виноград поспеет и лучше есть его потом!” На что получил ответ: “А у нас в Питере это считается спелым виноградом!” Пришлось купить на рынке спелый виноград, и Максим открыл для себя его истинный вкус.

Тогда впервые от нашего друга и любителя винограда из Питера, серьезного исследователя русского Севера, я услышал о великом русском святом –преподобном Серафиме Саровском. Жития его у нас не было, пришлось ограничиться рассказами питерского гостя. Место духовных подвигов этого святого настолько благодатно, как рассказывал наш почитатель преподобного Серафима, что там все окрестности исполнены благодатью. Знаменитому подвижнику несколько раз являлась Матерь Божия, поэтому Дивеево – великая святыня. Теперь в Сарове, где подвизался преподобный Серафим, секретная зона, и сотрудники спецслужб с собаками прогоняют всех паломников, пытающихся пробраться к святому источнику. Услышав такой волнующий рассказ, я обратился к преподобному с просьбой хотя бы раз одним глазком посмотреть на это святое место, что и исполнилось спустя несколько лет».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Преподобный Серафим Саровский, прежде чем стать таким, каким мы его знаем, много лет прожил в монастыре, затем в уединении в пустыне, все силы свои положил на тяжелую борьбу с самим собой, со своими грехами, страстями, с “ветхим” человеком внутри себя. То же самое можно сказать и о преподобном Сергии Радонежском, и о других святых. Они следовали Христу, старались исполнять Его заповеди, искали и следовали воле Божией.

Святые подвижники достигали очень высоких духовных состояний, реальной святости, их жизнь была благодатной жизнью с Богом. А почему я так плох, почему я так далек от Бога? Главное, на мой взгляд – быть всегда верным Христу, не грешить сознательно, терпеливо переносить всё, что посылает или попускает Господь. Помнить о своем ничтожестве, стремиться стяжать смирение, не осуждать никого, вообще изгнать неприязнь из своего сердца. Всегда помнить о Боге, жить так, чтобы слова молитвословий не расходились с делами. Если осознаешь свое плохое состояние, – хорошо, у тебя есть шанс исправиться. Если тебе много лет, а ты еще не изменился к лучшему, не поборол страсти, – не отчаивайся. Если ты отойдешь ко Господу в борьбе за жизнь христианскую, то Он тебя помилует, даже если ты не достиг того, к чему призван каждый христианин – святости».

Монах Симеон Афонский:

«В те годы нам с Виктором не довелось попасть в разоренное Дивеево, но Господь промыслительно привел нас в Троице-Сергиеву Лавру, где преподобный Сергий стал моим любимым святым. Помню, как в одну из поездок мы вошли в храм, наполненный верующими. В углу отсвечивала разноцветными огоньками лампад серебряная рака с мощами. У раки иеромонах служил молебен Преподобному. Небольшой хор певчих стоял тут же, в стасидиях вдоль стены, и трогательно подпевал священнику. Встав в длинную очередь, мы поклонились мощам преподобного Сергия и поцеловали стекло, под которым виднелся монашеский покров. Все в этом старинном храме с древними иконами словно дышало и жило Преподобным. Кроме того, здесь чувствовалось что-то еще, какая-то возвышенная неземная святость, которая заставляла трепетать сердце.

– Какое невероятно благодатное место! – поделился я своим восторгом с Виктором. – Какая удивительная святость!

Несколько лет спустя я узнал, что рядом, за железной старинной дверью с дырой от пушечного ядра, находится место, где стояла келья Преподобного, в которой ему явилась Пресвятая Богородица. Чувство неизъяснимого счастья неспешно, словно подготавливая трепещущее сердце к главной встрече в жизни, начало овладевать моей душой, как будто она давно тосковала об этой встрече и ожидала ее. Это чувство становилось все больше и больше, не вмещаясь в сердце, пока из груди не вырвался возглас удивления: “Матерь Божия, как же велик Твой святой!” Кроткая животворящая благодать преподобного Сергия словно привязала мое сердце к вечному духовному единению с Преподобным и Троице-Сергиевой Лаврой. Голоса певчих растворились в незримом веянии благодатной нежности, которая нескончаемо струилась от мощей святого угодника Божия. По моим щекам тихо катились слезы благодарности. Сердце плачем сообщало, что оно нашло свою земную родину – Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, и Небесную родину – преподобного Сергия, который до того стал родным и близким, словно был моим родным отцом. С той поры сердце мое стало принадлежать преподобному Сергию и, вместе с ним, его святой обители, не ведая, через какое горнило искушений ему еще предстояло пройти».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Грузины на территории Абхазии, главным образом, грузинская милиция, “делали бизнес”: они брали какого-то известного пустынника, когда тот выходил в город что-то купить (а пустынника легко было распознать – волосы и борода), привозили к себе в отделение, но давали ему возможность сообщить верующим и называли сумму “выкупа”. Верующие, конечно, собирали эту сумму, и все к общему удовольствию расставались. Пустынник возвращался в свою пустыню, а милиционер зарабатывал себе какую-то копеечку».

Монах Симеон Афонский:

«Самые заповедные места в горах мы исследовали вместе с Виктором. Нас всё больше стали интересовать уединенные районы без дорог и кишлаков, чтобы там, в горах, устроить постоянную молитвенную базу. Мы пользовались в походах географическими советскими картами, но, заметив, что они не совпадают с местностью и точность их весьма относительна, вскоре выбросили их и передвигались в горах, полагаясь больше на чутье и горный навык.

В одно лето нас собралось в поход около десяти человек, и по общей просьбе я повел всех в лесной заповедник. Нас порадовало уединенное ущелье, бывшее моим приютом несколько лет; мы ночевали в саду у старика Джамшеда, который снова освоил свой старый заброшенный участок у реки, доставшийся ему от деда. Затем мы по притокам реки ушли на хребет Хазрати-Шох и вышли к поселку Тавиль-Дора. Когда наш отряд ехал в Больджуан на попутных машинах, он растянулся по трассе на десяток километров.

Конечно, в большой компании всегда присутствовало больше веселья и шуток, чем молитв. Тем не менее, у всех на сердце было мирно и молитвенно в течение всего похода. Тишина и безмолвие гор незримо оказывали свое воздействие на наши души. Мы незаметно становились сосредоточеннее, глаза и ум отдыхали: глаза – от городской суеты, ум – от внутреннего кружения помыслов. Особенно хорошо мы почувствовали себя в черешневых садах Пештовы, где прошли многие мои годы в счастливом уединении и неустанной молитве. Невыразимое счастье, переполнив душу, словно безконечная река, изливалось на весь окружающий мир. Невидимое утешение благодати повеяло в наших сердцах. Среди нас словно пребывал Христос, пока еще не в полной мере постигнутый каждым из нас, но уже безусловно и безраздельно ставший нашим единственным Спасителем и Помощником. Виктор даже воскликнул:

– Как хорошо здесь, просто удивительно! Даже не хочется уходить…

– А чего удивляться? Места-то какие, Господи, – одна благодать! – присоединился к нему Максим. – Такое я ощущал только на Соловках…

Это было последнее свидание с Пештовой и в то же время прощание с беззаботной молодостью, простым юношеским счастьем и жизнью в благодати и красоте Божия мира. Надвигался новый период, период скорбей и очищения от пагубных страстей юности – тщеславия и наиболее изощренной страсти – гордыни».

Епископ Троицкий Панкратий:

«У нас в Душанбе появились пустынники, и я сразу почувствовал: это то, что я искал. Они узнали, приехали, встретились со мной в церкви, я пригласил их к себе, мы познакомились. Один из них был уже схимник, другой – тоже серьезный человек. Тогда мы устроили первую келью в горах. Есть такое местечко – Чилдухтарон, там действительно много пещер, гротов, это напоминает знаменитые Красноярские столбы, но их гораздо больше – целый регион. Это совершено уникальное место: выветрившиеся каменные фигуры, где можно легко спрятаться. Единственно, что это очень близко с Афганистаном».

Монах Симеон Афонский:

«Еще я любил молиться на Иверской горе, в часовне Матери Божией, где находились остатки древнего храма. Там особо ощущалось Ее благодатное присутствие. Верующие говорили нам, что на этой горе произошло явление Пресвятой Богородицы в XIX веке. Постепенно Новый Афон стал для нас любимым местом паломничества и духовно родным домом. С верующими в Абхазии Бог привел познакомиться и подружиться немного позже. Еще оставались для нас неведомы Команы, где находилось место захоронения святителя Иоанна Златоуста и пребывали мощи мученика Василиска, а также чудесный источник, забивший на месте его мучений.

После одной из поездок ко мне пришел Геннадий, устроившийся на работу в мастерскую по обслуживанию компьютерной техники.

– Нужно поговорить по секрету, – отозвал он меня в сторону. – Ко мне уже несколько раз приходили на квартиру сотрудники КГБ, один старый, другой молодой, очень вежливые, из какого-то шестого отдела по борьбе с религией. Спрашивали о вас.

– Ну и что? Мы же ничего опасного не делаем! – удивился я.

– А они считают иначе. Интересовались, кто к вам приезжает, куда вы ходите в горах. Молодой подошел к полке с книгами: “О, вы любите астрономию? Я тоже люблю!” Пожилой заметил у меня радиоаппаратуру, говорит: “Вы увлекаетесь радио? Я тоже увлекаюсь. У нас, оказывается, есть общие интересы…”. А потом перешли к “делу”, – усмехнулся инженер:
“Скажите, вы советский человек?” Говорю: “Советский…”, не станешь же отрицать!..
“А раз советский, – это все мне пожилой втолковывал, – то вы должны помогать советской власти!” Я молчу. “Мы просим вас сообщать нам о деятельности ваших знакомых!” Он назвал ваши фамилии.

– И что ты им ответил?

– Ответил, что, как православный, информатором у них не буду! Так молодой даже подпрыгивать начал на стуле от злости. Они говорят: “Мы рассчитывали на вас, а вы нас так подвели…” Вот такие дела!

– Спасибо, Гена, что предостерег нас, будем иметь это в виду. Но ты сам знаешь, мы с советской властью не боремся!

– Знать-то знаю, но будьте поосторожней!

Я с признательностью пожал другу руку:

– А к нам не хочешь присоединиться?

– Нет, уж я как-нибудь сам по себе. Заходи ко мне, когда время есть. Если будут новости от КГБ – сообщу…

Мы расстались, продолжая видеться время от времени.

В Душанбе зимние затяжные дожди иногда навевали уныние, и мы с большим удовольствием уезжали на крайний юг Таджикистана, в небольшой городок Куляб, на границе с Афганистаном. Приграничный климат зимой представлял собой сухие субтропики и чем-то напоминал Афганистан, какой-то отчужденностью и заброшенностью. Но тепло южного солнца, обилие фруктов и местных сладких фиников давали нам чувство отдыха и поддерживали молитвенное настроение».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Я жил тогда при храме: уволился с работы, потому что не мог уже без Церкви, просто не мог физически. Я бросил все свои работы, всё то, чем занимался до этого, устроился в храме сторожем, мне дали келью два на два метра, и я был счастлив. Я там жил, молился, сторожил, и на клиросе пытался петь и читать, и крышу красил… Можно сказать, монастырь для меня начался еще в миру, на моем приходе.

Когда батюшка настоятель узнал, что я архитектор и умею рисовать, то он мне тут же дал поручение – реставрировать старые иконы. Я этого не умел, только по книжкам стал изучать, как реставрируют иконы, а после пытаться писать новые иконы. Мне это занятие было очень по душе, хотя, конечно, иконами назвать эти самоделки можно условно. Но любовь к иконам и мечта об иконописании осталась на всю жизнь. Даже на Валааме попытался начать писать, но вскоре раздался звонок от Святейшего. Своим характерным, твердым голосом он сообщил мне, что принято решение назначить меня Председателем Синодальной комиссии по канонизации святых. Мои попытки как-то избежать сей участи отвергались самым жестким образом. Я понял, что об иконописи можно забыть».

Монах Симеон Афонский:

«Виктору дали заказ от нашей душанбинской церкви написать большую икону трех святителей, и он усердно трудился над ней. Работа его удалась и прибавила уверенности в том, что Церковь для него и для меня, в нашем тяжелом искушении, единственное прибежище, что и пытался он мне доказать. Добрый мой товарищ начал уговаривать меня вместе с ним стать постоянным прихожанином Никольского храма, но мое уязвленное самолюбие отчаянно сопротивлялось совету Виктора: как он мог уйти от меня в Церковь, что он может там найти, и с кем он будет там общаться? Но Бог вскоре открыл вначале ему, как более смиренному, а потом уже, через несколько лет, и мне, как более гордому, что только в Церкви и через Церковь можно найти истинного Спасителя и Помощника – Христа, возлюбившего нас и пролившего кровь за наши грехи. И в этом Виктор помог мне как никто другой, за что я ему пожизненно благодарен».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Был у нас один прихожанин, он учился в семинарии, и я смотрел на него, как на какого-то небожителя. Он приехал и сказал: “А почему бы тебе не поступить в семинарию?” – “Да кто я такой?” Он говорит: “Готовься”. О семинарии, честно говоря, даже не задумывался: это казалось каким-то совсем другим миром. Но когда мне сказали, что надо поступать в семинарию, я взял благословение у настоятеля и стал готовиться. И кстати, настоятель, отец Николай, тогда интересную вещь мне сказал: “Вы будете архиереем”. Недавно мы с ним встречались, и я ему это “припомнил”, говорю: “У Вас дар пророчества, оказывается, есть”».

Монах Симеон Афонский:

«В тот период нашей жизни мы сделали для себя важное открытие, которое сильно повлияло на нашу совместную жизнь. Мы узнали, что существуют чудотворные старинные иконы и что Бог очень помогает тем, кто молится перед ними. Первое такое открытие произошло в Третьяковской галерее, где мы испытали совершенное потрясение перед иконами Рублева “Троица”, “Спас” и “Апостол Павел”. Помимо необыкновенного иконописного мастерства, неодолимое благодатное притяжение этих икон вызывало в душе сильное желание пребывать в чистосердечной молитве. Наше долгое стояние перед музейными иконами очень не нравилось дежурным, которые то и дело подходили к нам: “Здесь вам не церковь! Хватит молиться, проходите!”

В Андрониковом монастыре в то время находилось собрание древних икон XII–XIV веков. В этот музей, как тогда именовался монастырь, мы заходили постоянно, когда бывали в Москве. Там были выставлены древние и с такой благодатной силой написанные старыми иконописцами изображения, что для сердца они казались не иконами, а сияющими окнами в Небесный мир. Невозможно было сердцу не начать молиться перед ними и не углубляться в благоговейную молитву, которую не хотелось прерывать. Если бы не назойливое одергивание со стороны дежурных, то, наверное, мы не смогли бы уйти оттуда добровольно».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Мне надо было ехать поступать в семинарию, я к тому времени уже подал документы. Но пустынники стали меня уговаривать не ехать в семинарию, а жить в пустыне: “Здесь настоящее монашество. Зачем ехать туда?” И, конечно, этим они внесли очень большую смуту в мою душу, они посылали меня на Кавказ – мол, иди, поучись там сначала, а потом возвращайся».

Монах Симеон Афонский:

«Архитектор Виктор старательно трудился над иконой в Никольском храме, а я одиноко жил в пустыне. Осенью в Душанбе приехал настоящий схимник с Кавказа, бывший московский режиссер. Схимник приехал с послушником и пожилым фронтовиком, их сопровождал иеромонах из Троице-Сергиевой Лавры. Все они познакомились с моим другом в душанбинской церкви. Монах покинул Кавказ из-за милиции, не дававшей ему покоя, и теперь искал уединения в горах Таджикистана. Вся группа просила Виктора показать им сокровенные места в безлюдных горах. Он повел их на хребет Хазрати-Шох, изобиловавший пещерами и брошенными садами. После недолгих поисков схимник нашел подходящий грот, хотя архитектор предупредил его об опасной близости кишлака. Но отшельник утверждал, что недоступность грота – лучшая безопасность от любых охотников и убедил всех соорудить ему в этом гроте келью. С трудом вскарабкавшись туда, помощники соорудили из камней стенки, а крышу сделали из фольги, уложенной на толстые ветки и придавленной камнями.

Во время постройки кельи схимник демонстрировал полное послушание иеромонаху и говорил каждый раз, указывая рукой на камень:

– Благословите взять этот камень! Благословите взять тот камень!

Это повторялось до тех пор, пока иеромонах не выдержал:

– Слушай, я тебе благословляю брать все камни в этих горах! Можешь теперь работать спокойно!

Бывший фронтовик-разведчик, вызвавшийся помогать схимнику, отважный и смелый человек, тоже трудился наравне со всеми. Но когда он услышал, при входе в ущелье, строгий приказ схимника: “В этом месте мы должны оставить наши советские паспорта, потому что они – зло! Дальше пойдем без паспортов!”, то оробел и заявил:

– Знаете, я много чего повидал, но такой приказ я слышу впервые! Мы что, обратно не вернемся?

Закончив постройку кельи, все помощники ушли, оставив отшельнику продукты на зиму. Через приезжего иеромонаха Виктор узнал о семинарии в Троице-Сергиевой Лавре и о старцах этого монастыря. Проводив новых знакомых, он остался трудиться в храме, готовясь к поступлению в семинарию. Его сердце устремилось к Лавре и к учебе в этом средоточии духовной жизни в России».

Епископ Троицкий Панкратий:

«В то время с высшим образованием в семинарию не брали. Была такая негласная установка: с высшим образованием не брать, поэтому и мои шансы были ничтожно малы. И только когда началась перестройка, это стало возможным. Но у меня была большая жажда монашества, и мне объяснили, что можно попасть в Лавру, только если ты поступишь в семинарию. Просто так людей с улицы без семинарии в то время в Троице-Сергееву Лавру не брали. Поэтому у меня, конечно, такая установка была».

Монах Симеон Афонский:

«Осенью я приехал в Душанбе, и родители вручили мне письмо от Виктора. Он поступил в Московскую семинарию Троице-Сергиевой Лавры по рекомендации настоятеля Никольского храма, и советовал мне не оставлять храм и Причащение. Теперь я с ним был полностью согласен, потому что спешил в церковь, как никто другой. Исповедовался я, как всегда, у доброго батюшки Стефана, который приласкал меня и посоветовал во время приездов в Душанбе всегда посещать церковные службы. На сердце немного полегчало, как будто в душу проник живительный свет надежды, придав ей силы.

С отцом Стефаном я поделился радостью:

– Мой друг принят в семинарию и учится на втором курсе!

– Это хорошо, что ты радуешься за него, – озабоченное лицо батюшки посветлело от улыбки. – Великое приобретение для души – уметь радоваться чужому счастью! Никогда не завидуй. Зависть разрушает собственную жизнь до основания. Вообще запомни духовное правило: когда мы не тянемся к добру, тогда зло само притягивается к нам».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Приехал в Лавру в большом смятении: что делать – поступать или не поступать? К отцу Кириллу (Павлову) я тогда не попал сразу (хотя хотел к нему пойти), а попал к одному из его помощников-духовников, который мне дал один простой совет – “Ты поступай, и если поступишь, значит есть на то воля Божья, будешь учиться, поступишь в монашество и в Лавру. Если нет – поедешь на Кавказ”. Я так и поступил – сдал документы, и представьте себе, это был первый год (1986), когда негласный запрет на поступление людей с высшим образованием в семинарию был снят. А если бы я, скажем, поступал в 1984-м, то меня бы, скорее всего, не приняли: “Высшее образование? Нет, Родина тебя не для этого учила, чтоб ты потом кадилом махал…” И нас приняли сразу во второй класс, потому что у всех было высшее образование».

Монах Симеон (Афонский):

«События шли своим чередом. Время от времени приходили письма от Виктора. Сначала он сообщал, что учится в семинарии, затем, что зачислен послушником в монастырь, наконец, пострижен в монахи и рукоположен в иеродиакона. Он приглашал навестить Лавру, но больше всего обрадовало его предложение представить меня своему духовнику – отцу Кириллу, о котором иеродиакон писал много восторженных строк. Это предложение взволновало мою душу, не забывшую преподобного Сергия, с которым она стала связана неразрывными узами. И сама Лавра с ее старинными зданиями, крепостными стенами и площадями в цветах казалась среди мирской жизни неземным раем и благодатным прибежищем для уставших душ, ищущих надежной опоры в духовной жизни. После пустыни мои пылкие надежды на самостоятельный поиск спасения стали скромнее, поэтому я с радостью откликнулся на письмо Виктора и сказал родителям, что хочу поехать в Троице-Сергиеву Лавру повидаться с моим другом. Отцу и матери это сообщение доставило много радости, так как они почувствовали в моем намерении нечто большее, вошедшее в нашу жизнь и менявшее ее неуловимо и деликатно. Это было то, что называется Промыслом Божиим».

Панкратий (Жердев).

› c 22 марта 2011 года Церковь: Русская православная церковь Предшественник: Ювеналий (Поярков)
c 18 января 1993 года Предшественник: Андроник (Трубачев) Имя при рождении: Владислав Петрович Жердев Рождение: 21 июля 1955 (1955-07-21 ) (60 лет)
Пермь Принятие священного сана: 8 июня 1988 года Принятие монашества: 3 июля 1987 года Епископская хиротония: 2 июня 2005 года Награды:

Епископ Панкратий

Епи́скоп Панкра́тий (в миру Владисла́в Петро́вич Жердев ; 21 июля 1955 года, Пермь) - епископ Русской православной церкви; епископ Троицкий, викарий, викарий Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, наместник Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, председатель Синодальной комиссии по канонизации святых.

Биография

Архимандрит Панкратий (слева) с президентом России Владимиром Путиным. Фотография пресс-службы президента России, 16 августа 2001 г.

В 1970-1980 годы обучался сначала на архитектурном отделении Пермского строительного техникума, затем на архитектурном факультете Таджикского политехнического института (Душанбе).

После окончания института работал художником в издательстве, затем стал жить и работать при Никольском соборе г. Душанбе.

В 1986 году поступил в Московскую духовную семинарию, осенью этого же года поступил в братию Свято-Троицкой Сергиевой лавры. В те годы, по свидетельству Панкратия, в СССР действовали лишь 4 мужских монастыря - ещё Почаевская лавра, Псково-Печерский монастырь и Свято-Успенский монастырь в Одессе.

Пострижен в монашество 3 июля 1987 года с именем Панкратий , в честь преподобного Панкратия, затворника Киево-Печерского.

Нёс послушания, связанные с проведением в Троице-Сергиевой Лавре Юбилейного Поместного Собора Русской Православной Церкви, посвящённого 1000-летию Крещения Руси, затем нёс послушания помощника эконома, а потом - эконома Троице-Сергиевой лавры, руководил возобновлением издательской деятельности Лавры.

В 1992 году впервые с группой паломников побывал на Святой горе Афон и привёз оттуда Благодатный огонь. По возвращении с Афона был приглашён к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II, тогда и лично познакомился с предстоятелем, рассказал ему о поездке. Вскоре после этого подал прошение о переводе в Пантелеимонов монастырь на Афон. В конце 1992 года был вторично приглашён к предстоятелю, где неожиданно узнал о новом назначении - на северный Афон. Волю Священноначалия, по собственному признанию, принял с послушанием и смирением.

На Крещение Господне 1993 года был подписан патриарший указ о назначении Панкратия на Валаам.

С благословения духовника Троице-Сергиевой лавры, старца Кирилла с собой на Валаам архимандрит Панкратий пригласил молодого высокоодарённого послушника из Македонии, в будущем игумена Мефодия, ставшего в монастыре правой рукой настоятеля, его главным помощником в трудах по возрождению обители.

С мая 2002 года архимандрит Панкратий - председатель Правления Патриаршего Попечительского совета по возрождению Спасо-Преображенского Валаамского монастыря.

Решением Священного Синода от 22 марта 2011 года назначен председателем Синодальной комиссии по канонизации святых.

Духовным отцом Валаамского монастыря Панкратий считает почившего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, а современное состояние монастыря, его любимой обители - лучшим памятником Алексию II.

Награды

Светские

• Орден Дружбы (26 мая 2010 года) - за большой вклад в социально-экономическое, научное и культурное развитие и многолетнюю общественную деятельность
• Почётная грамота Президента Российской Федерации (14 августа 2013 года) - за достигнутые трудовые успехи, активную общественную деятельность и многолетнюю добросовестную работу
• Почётный гражданин Республики Карелия (2008 год) - за особые заслуги в восстановлении культурной исторической святыни - Спасо-Преображенского Валаамского ставропигиального мужского монастыря, большой личный вклад в православное и духовно-нравственное воспитание населения и активное участие в реализации социально значимых для республики программ

Церковные

• Орден святого благоверного князя Даниила Московского II степени (2007 год) - во внимание к архипастырским трудам
• Орден преподобного Сергия Радонежского II степени (2004 год) - во внимание к усердным трудам и в связи с 15-летием возобновления монашеской жизни в обители
• Орден преподобного Серафима Саровского II степени (2007 год) - во внимание к усердному служению и в связи с 20-летием служения в священном сане
• Орден преподобного Серафима Саровского II степени (2013 год) -во внимание к многолетним трудам по восстановлению Спасо-Преображенского Валаамского ставропигиального мужского монастыря

Примечания

1. «Положение о епархиальных викариатствах Русской Православной Церкви». // Патриархия.Ru
2. 1 2 3 4 5 Утешение монаха. Беседа с игуменом Валаамского монастыря епископом Троицким Панкратием / Интервью / Патриархия.ru
3. ИГУМЕН МЕФОДИЙ: СВЯТОЙ ВАЛААМ ПРОТИВ РОСКОШИ, ТЩЕСЛАВИЯ И ГОРДЫНИ. Проверено 23 января 2013. Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013.
4. Елена Яковлева: Надо стыдиться безграмотности взгляда на церковную жизнь - Елена Яковлева - «На Валааме» - Российская газета - Елена Яковлева: Надо стыдиться безграмотности вз …
5. Для нас Валаам является возможностью принести Господу свою любовь, свое служение (интервью)
6. Под председательством Святейшего Патриарха Алексия состоялось очередное заседание Патриаршего Попечительского совета по возрождению Спасо-Преображенского Валаамского монастыря.
7. 20 мая/2 июня 2005. Вторник. Обрéтение мощей свт. Алексия, митр. Московского, всея России чудотворца (1431)
8. Епископ Троицкий Панкратий назначен председателем Синодальной комиссии по канонизации святых
9. Указ Президента Российской Федерации от 26 мая 2010 года № 648 «О награждении государственными наградами Российской Федерации работников предприятий, организаций и учреждений Республики Карелия»
10. Распоряжение Президента Российской Федерации от 14 августа 2013 года № 302-рп «О поощрении»
11. Игумен Спасо-Преображенского Валаамского монастыря епископ Панкратий стал Почётным гражданином Карелии
12. Патриаршее поздравление епископу Троицкому Панкратию с 20-летием служения в священном сане
13. В день памяти преподобных Сергия и Германа Валаамских Предстоятель Русской Церкви совершил Литургию в Преображенском соборе Валаамского монастыря и возглавил хиротонию архимандрита Игнатия (Тарасова) во епископа Костомукшского и Кемского

Во время недавнего визита на Валаам Патриарх Московский и всея Руси Кирилл призвал наделить монастыри на этом архипелаге и на Соловках особым статусом и таким образом на законном основании защитить образ жизни людей, которые там живут и молятся.

Предстоятель Церкви отметил как положительный факт появление в российском законодательстве по защите культурного наследия такого нового понятия, как «религиозно-историческое место», и предложил помочь правительству определиться с тем, что же это такое. А также призвал закрыть торговые ряды на Валааме и привёл в пример ситуацию с греческим Афоном, к которому власти относятся по-особому — так, что «когда ступаешь на эту землю, понимаешь, что здесь другой мир, другие законы, другой образ жизни, который охраняется государством».

Насколько жизнь валаамских монахов нуждается в защите? Какие новые искушения их преследуют? Надо ли проповедовать в интернете? Доходит ли колокольный звон обители до общества потребления? Об этом и многом другом «АиФ» побеседовал с игуменом Валаамского Спасо-Преображенского монастыря, епископом Панкратием.

Владимир Кожемякин, «АиФ»: Владыка, тяжёл ли для вас крест игуменский?

Епископ Панкратий: Это как посмотреть. Господь сказал: «Иго Моё благо, и бремя Моё легко». И также любой крест, который возлагает Он на человека, — это всё-таки благо. С одной стороны, нелегко, конечно, а с другой — Бог даёт нам силы даже в немощи.

Первые годы на Валааме были страшно тяжёлыми. Когда я вспоминаю о них, то даже не верится, и если бы мне сейчас сказали: «Вот тебе ещё один Валаам, давай, восстанавливай!» — я бы уже не согласился. Особенно плохо приходилось зимой, потому что местных жителей на острове тогда было пятьсот с лишним человек, а среди них много пьяниц, людей опустившихся (сегодня на острове осталось чуть больше ста человек мирян, а монахов живёт около 150 — прим. ред.). Прямо за алтарём была дискотека, а напротив — продуктовый магазин с вином и водкой. У меня в доме туалет был, простите, общий с больницей, на лестничной площадке курили медсёстры и приходящие к ним молодые люди, а мне надо было каждый раз проходить мимо них по своим делам… Контраст слишком сильный между строгой монашеской жизнью и такой коммуналкой прямо под боком. Часто вспыхивали скандалы, драки. И несмотря на это, благодать в храме, тогда ещё даже не просушенном, с разрушенными печами, временным картонным иконостасом, мы, монахи, ощущали очень сильно и находили в себе силы ещё и радоваться.

Фото: Из личного архива/ Священник Игорь Палкин

— Но сегодня, судя по всему, картина монастырской жизни тоже не во всём благостная. Через остров проходят тысячи туристов, здесь пока ещё остаётся местное население…

— Сегодня у нас уже хотя бы есть своё монастырское пространство, мы можем какое-то время, особенно вне туристического сезона — осенью, зимой, весной, как бы выдохнуть, побыть в уединении. То есть, с одной стороны, стало легче. Но сейчас, я считаю, в монашестве приходится бороться с искушениями уже другого рода.

Например, со стороны интернета. Когда я в молодости поступал в монастырь, на собеседовании один старец, отец Матвей, прищурился хитро и спросил: «А вот скажи, пожалуйста, брат, что у тебя будет в келье?». «Будет две одежды — зимняя и летняя», — отвечаю. «А ещё?» — «Икона». — «А ещё что?» — «Книги духовные». Он улыбнулся и говорит: «Ну а маленький такой магнитофончик, духовные песнопения, проповеди послушать?» Я подумал и сказал: «Нет, не будет». «Но хоть чайничек-то будет, чайку попить?» — «И чайника не будет!» Но прошло пару лет, у меня и магнитофончик появился, и чайничек, всё как положено (смеётся). А сейчас — и интернет, и смартфоны, а там искушения. Ведь недаром на этой штуке (указывает на свой смартфон) нарисовано надкусанное яблоко — это действительно возвращает нас в те времена, когда Адам и Ева грешили перед Богом.

Монах уходит из мира, а смартфон возвращает его снова в мир. Эта проблема сегодня есть везде, в том числе и на греческом Афоне. Они там ведут блоги, общаются на форумах, шлют по сетям «многая лета», воззвания и анафемы… Но всё это абсолютно противоречит монашеству. Хотя я и сам тоже пользуюсь интернетом. Действительно удобно: и погоду можно узнать — какой прогноз на завтра, плыть по Ладоге на катере или не плыть, новости о том, что происходит в патриархии и в мире. Удобно руководить, читать и отправлять письма.

Но вот сейчас мне уже скоро 60 лет, и я думаю о том, что основная часть жизни прожита, надо посвящать оставшееся время, сколько Бог отведёт, более серьёзным вещам. Мне специально подарили телефон без камеры и интернета, и я стану пользоваться им, а почта будет идти через келейника. И соответственно, я получу моральное право требовать то же самое от насельников. Вот у монахов на Афоне телефоны даже не свои, а монастырские. Им выдают их, простите, как носки на складе, кружку-ложку и другие необходимые вещи. Тоже без камеры и интернета, самую простую и дешёвую модель. Только для дела. Началось у монаха какое-то конкретное послушание — ему выдают телефон, закончилось — забирают.

«Для современного монашества это один из главных вызовов...» -

об искушении иноков смартфонами и интернетом

То же самое нужно делать и в наших монастырях. Все эти смартфоны, большие дисплеи — огромный соблазн, особенно для молодых монахов. Мне часто приходится слышать от них на исповедях, что вот, мол, опять бес попутал с этим интернетом… Один послушник даже уехал с Валаама из-за того, что просто погряз в Сети, и мир его притянул снова. И я даже считаю, что для современного монашества это один из главных вызовов. А путь к истине — возрождение подлинного общежития, когда у монахов нет ничего собственного.

Случается и так: приезжают паломники, небедные люди, которые могут что-то подарить послушнику или монаху, и сделать это с самыми лучшими намерениями. Но от этих подарков становится только хуже. Мне рассказывали, как один из афонских игуменов, проходя мимо группы монахов, увидел одного из них в тёмных очках. Он подозвал его и спросил: «Откуда у тебя эти очки?». Вообще, это некрасиво, когда монахи, священнослужители носят солнцезащитные очки. Как-то не вяжется… Тот ответил: «Мне паломник подарил». Игумен снял с него эти очки, бросил на землю и растоптал.

Владимир Путин и наместник Валаамского монастыря владыка Панкратий в музее имени Алексия Второго, 2009 год. Фото: РИА Новости/ Алексей Дружинин

Любить ли врагов наших?

— А фильмы или телевизор вы смотрите?

— Не смотрю уже давно. И братии запретил, сказав: «Мы не для этого сюда пришли. И если кто-то всё-таки будет смотреть, то он не имеет права причащаться со мной из одной чаши…» И это подействовало. А спустя какое-то время снова приходит брат: «Владыка, ну хоть какой-то самый православный фильм можно посмотреть?». Человек всё-таки слаб. Я, например, не пью и то же самое наказываю братьям — чтобы они держали сухой закон. А если я не буду ему следовать, как же смогу требовать того же от других?

— Но немало священников нарушают заповеди, а от паствы требуют послушания…

— Об этом ещё у Христа сказано: «Слушайте, что они вам говорят, но по делам их не поступайте». Христос сказал это всем, на все времена. Фарисеи, лицемеры, книжники — все эти религиозные типы есть и сегодня.

— Некоторые священнослужители не только ведут блоги, но и проповедуют через интернет: например, отец Иларион или Андрей Кураев. Они доносят своё видение до других через Сеть, как с амвона. Вы считаете это ненужным?

— Я считаю это ненужным и даже вредным для монахов. Монастырь может и должен вести просветительскую, проповедническую деятельность в интернете. Мы это делаем, у нас есть страницы в «Фейсбуке» и в других социальных сетях, свой сайт. То же самое и в других православных монастырях, например в Оптиной пустыни. Этим занимается братия, таково их послушание, но не личная прихоть. Монаху позволяется вести деятельность в Сети по благословению, к примеру, игумена. Но по собственной воле — нельзя.

Валаамский монастырь. Фото: РИА Новости/ Алексей Дружинин

— В интервью «АиФ», отвечая на упрёк, что, мол, монахи на Валааме заставляют мирян жить по своим правилам, вы сказали: «Мы навязываем людям только колокольный звон». Доходит ли он сегодня до большинства в обществе потребления?

— Думаю, всё-таки доходит. Другое дело, что этому яростно сопротивляются. Находятся те, кто старается его заглушить, и часто бывает так, что ищущие повода его находят. Благостной картинки у нас действительно нет. Да, конечно, к нам приезжает множество паломников, но очень много и тех, кто слышит голоса с противоположной стороны — антицерковные и, по сути, антироссийские. Часто за этим ничего нет, всё раздуто. Но люди привыкли верить, и многие ведутся, попадаются на удочку.

Хотя, конечно, нам самим надо давать меньше поводов для нападок. Недавно, например, было очень странное заявление одного очень известного священника о том, что слишком комфортная, мирная, спокойная, сытая жизнь вредит обществу, и Бог оставляет его. Он выразил надежду, что спокойствие и мир скоро закончатся, Бог вмешается в историю и пошлёт страдания, которые пойдут обществу на пользу.

Это заявление вызвало в мой адрес множество гневных вопросов от мирян: «Неужели вы все так думаете?!». Оно потрясло людей. Такие вещи говорить нельзя! Это ошибка очень большая, если не сказать, катастрофическая. Кого-то она может просто оттолкнуть от церкви. Той церкви, которая молится о стране нашей, властях и воинстве и призывает к любви даже по отношению к своим врагам. Апостол Павел учит молиться о властях именно для того, чтобы сохранялись мир и спокойствие, а тут вдруг заявляют, что мир, оказывается, нам не нужен, а нужны страдания и потрясения… Но российский великий государственный деятель Столыпин уточнял: «Нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия».

Наша страна и так потеряла на войне десятки миллионов жизней. Достаточно поехать на Донбасс, чтобы вспомнить об этом. Я встречался там с архиепископом Горловским и Славянским Митрофаном , епархия которого разделена: часть паствы на украинской стороне, другая — в ДНР. И его уже 8 раз догола обыскивали на блок-постах, а однажды чуть не расстреляли после того, как он попытался что-то объяснить, угрожали напрямую: «Мы вас всех сейчас тут уложим!».

Валаам. Фото: www.russianlook.com

Поэтому не дай Бог никаких потрясений. Их и так много в мире. Через 10-20 лет мирной, спокойной жизни Россия действительно станет великой страной. Тем более, если во власти будет больше таких честных и верующих людей, как, например, Евгений Примаков , больше настоящих руководителей и предпринимателей, министров, которые не воруют. Понятно, что даже очень порядочные чиновники вынуждены играть по тем правилам, которые им навязаны, приходится искать компромисс. Но они хотя бы не берут взяток, не приобретают за сумасшедшие миллионы долларов авторучки, осыпанные бриллиантами. Это люди, которые работают, оглядываясь на вековые устои России, а не на либеральную «разноцветную» Европу, не стремятся быть олигархами за народный счёт.

«Малая закваска квасит всё тесто»

— Но, может быть, 20 лет спокойной жизни приведут нас к другому результату: ещё большему укоренению общества потребления? Когда деньги решают всё. Разве нет?

— Апостол Павел сказал: «Малая закваска квасит всё тесто». Если в обществе будет больше людей, которые на деле определяют свою жизнь заповедями Христовыми, никакие стандарты потребления нас не переиначат. Казалось бы, мы сейчас живём, так много заимствуя у западной цивилизации. Но смотрите, какая волна протеста поднялась после того, как американцы объявили у себя свободу однополых браков. Даже в самой Америке, а в России — тем более.

— То есть вы считаете, что у нас есть иммунитет против такого образа жизни?

— У нас сохраняются те нравственные истоки, которые были заложены нам нашими родителями, им — дедами, а им — прадедами. Меня воспитывала мать, которая была членом коммунистической партии, но всю жизнь читала молитву и была человеком нравственным, никогда не могла что-то украсть или солгать. Она жила по совести и вложила это в меня, так же как другие матери и отцы в своих детей. Эта черта всё ещё живёт в нашем народе, она не растворилась. Конечно, опасность сегодня нарастает: идёт борьба, перелом, решается, каким будет будущее страны — туда мы качнёмся или сюда. Может быть, испытания, которые мы сообща преодолеваем в последние годы, — санкции, антисанкции, противостояние с Западом — посланы нам для того, чтобы мы устояли в своём образе жизни, сохранили в себе веру, чтобы не были размыты понятия добра и зла.

У некоторых, конечно, в том числе и у богатых людей, это «православие лайт»: мол, я крещусь, ставлю свечечку, попостился в хорошем ресторане с осминожками да с устрицами — и слава Богу. Другие попроще, но тоже ограничиваются внешними атрибутами веры. Ну ладно, пусть — хотя бы так для начала.

Игумен Валаама Панкратий. Фото: Из личного архива/ Священник Игорь Палкин

— Христиане-протестанты говорят, что, если человек богат, значит, Бог ему благоволит, Бог его отметил, богатство — это отметина Бога. А как вы считаете?

— Православные люди, обладающие материальным богатством, воспринимают его как дар Божий, который дан им с определённой целью. То есть они являются только распорядителями богатства, на самом деле оно не их. Каждому Бог даёт свой талант: ремёсла, науки, врачевания или быть предпринимателем, администратором, хорошим рабочим. Хороший рабочий — это не менее важно, чем хороший банкир. Банкир может вложить деньги в строительство, но, если у него не будет толковых администраторов, а у тех — грамотных строителей, всё развалится. Не всё же время нанимать иностранцев. Талант может выражаться и в богатстве — не свалившемся с неба, а заработанном и приумноженном своим умением и трудами. А уж как человек им распорядится, приумножит или закопает в землю — дело его совести.

Вспомним, как помогали нуждающимся и российской культуре дореволюционные купцы-меценаты. Сегодня, например, на Афоне собираются канонизировать русского золотопромышленника и благотворителя Иннокентия Сибирякова. Купец, миллионер — а сколько он сделал добра, строил больницы, приюты, храмы, монастыри. У нас на Валааме на его деньги построен Воскресенский скит. И закончил он свою жизнь схимонахом на Афоне в Андреевском скиту, построенном на его средства.

В декабре этого года Спасо-Преображенский Валаамский ставропигиальный монастырь отмечает 25-летие возрождения монашеской жизни. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, регулярно посещающий с визитом обитель, в июле этого года призвал превратить Валаам в "место всенародного паломничества". По мнению патриарха, островное местоположение монастыря, природа вокруг и местные монашеские традиции способствуют возрождению Валаамской обители как особого духовного центра — "Северного Афона". О том, с какими трудностями сталкивается Валаам на пути к осуществлению этой цели, о его совсем еще недавнем прошлом, о надеждах и перспективах РИА Новости рассказал наместник обители епископ Троицкий Панкратий. Беседовал Сергей Стефанов.

Владыка, более 20 лет вы уже являетесь игуменом Валаамского монастыря. Каким вы встретили эту обитель, монашескую жизнь в ней? Удалось ли за это время реализовать намеченные задумки и планы? Насколько изменился монастырь внешне и внутренне за этот период, если подвести некоторый промежуточный итог?

— На Крещение 1993 года был подписан указ о моем назначении, и в начале февраля я из Троице-Сергиевой лавры, где до этого был экономом, уже прибыл на Валаам. Я, конечно, ожидал увидеть достаточно печальную картину, но то, что открылось передо мной, стало шоком. На тот момент Троице-Сергиева лавра была давно отреставрирована, а здесь все рушилось прямо на глазах. Спасо-Преображенский собор был окружен уже сгнившими черными лесами, от которых стены отсыревали и разрушались еще больше. Корпуса тоже были в очень плохом состоянии. Никаких удобств не было: ни канализации, ни водопровода. Все монастырское хозяйство было разорено, поля заболочены и зарастали мелколесьем. Электричество на всем острове отключали на целые часы веерным образом, потому что была одна старая дизельная электростанция.

Сильно пострадали и скиты. Так, на Воскресенском скиту в нижнем храме на месте алтаря устроили прачечную, храм Коневской иконы Божией Матери был разобран: из него в годы запустения сделали кормокухню для свиней. Уцелевшие остатки росписей расцарапаны, исписаны или замазаны краской. В центральной усадьбе шла торговля в магазине, устроенном в алтаре Успенского храма, в другом была почта, еще в одном устраивались танцы… Надгробья духоносных старцев разбиты, могилы разграблены в поисках мнимых сокровищ, кресты поломаны, скривлены, прострелены пулями.

Тогда, в начале 90-х годов, была всеобщая нищета в стране, происходили колоссальные реформы, экономика разрушалась, люди беднели. То время было очень тяжелым. Деньги еле-еле собирали на пропитание братии, не говоря уже о реставрации. И было за счастье, если удавалось сделать какие-нибудь небольшие работы. В то время нам помогали религиозные благотворительные организации Германии, Финляндии; из других стран приходила гуманитарная помощь не только нам, но и местным жителям.

Особенно тяжело было то, что в монастырских кельях рядом с нами тогда проживали местные жители. Жить по соседству с людьми, которые злоупотребляют алкоголем, шумно себя ведут, монаху очень трудно. Поэтому тогда одной из главных задач перед нами стояло восстановление храмов и реставрация братских корпусов, добровольное переселение местных жителей в благоустроенное жилье на материке. Кроме того, необходимо было срочно решить вопрос с водоснабжением и водоотведением центральной усадьбы. К началу 1990-х годов оно находилось в аварийном состоянии. Стоки всей территории сливались в Монастырскую бухту, и оттуда же вода без всякой очистки поступала в водопроводные трубы.

Сейчас, спустя 25 лет можно сказать, что милостью Божией и огромными трудами в целом внешнее былое великолепие монастыря во многом возродилось, электроэнергия поступает на остров по проложенному по дну Ладоги кабелю, построены очистные сооружения, во все здания проведен водопровод, отремонтированы гостиницы для гостей и паломников. В 2002 году создан Патриарший Попечительский совет по восстановлению Валаамского монастыря.

Отрадно сознавать, что после долгих лет разрушения и надругательства над святынями наш народ вновь возвращается к историческим и духовным ценностям, которыми жила наша страна на протяжении веков. Благодаря деятельному участию членов Попечительского совета в возрождении Валаамской обители, которые, как и их предшественники - известные строители и меценаты, вкладывают средства не во временное и мнимое, а в вечное и подлинное, стало возможным проведение масштабных работ по реставрации главной святыни обители - Спасо-Преображенского собора, восстановлены полностью утраченные Коневский, Ильинский скиты, отреставрированы Воскресенский, Предтеченский, Никольский и дугие скиты, а также многие памятники архитектуры. Сейчас на Валааме не осталось ни одного храма, в котором не совершалось бы богослужения.

Но самое важное для нас то, что на Валааме восстановлена монашеская жизнь. Снова, как и раньше, над Валаамом раздаются удары колокола, который призывает братию, паломников и гостей на богослужение. Богослужение снова стало основой нашей жизни. И не только здесь, в самом монастыре, но и на скитах. Везде совершаются Литургии, возносится иноческая молитва "о всех и за вся". И это дает надежду на то, что Валаам со временем вновь станет Северным Афоном. Снова станет тем светочем, к которому стремится множество жаждущих духовного укрепления людей.

Вообще, надо отметить, что сравнение "Старого Валаама" и Валаама нынешнего ни в коей мере не может быть прямым, буквальным. В начале XX века Валаамский монастырь насчитывал более тысячи человек братии, обладал огромным хозяйством, существовал в совершенно других социально-экономических условиях. Сейчас братии всего порядка 160 человек (что по современным меркам достаточно много). Главное для нас сегодня, как, впрочем, и столетия назад, — это покаяние, жизнь по заповедям Христовым, стяжание Духа Святого, помощь людям, нуждающимся в духовном укреплении.

Созидание монашеской общины, созидание монастыря, который приходится воссоздавать заново, должно строиться на тех же крепких основах, что и раньше. Поэтому мы взяли за основу строительства монастыря древний Валаамский устав, который принес еще игумен Назарий из Саровской обители.

Возрождение обители - это, прежде всего, возрождение монашеской жизни. Главное в монастыре - это та жизнь, которая его наполняет, и братья, которые живут в этой обители и несут свое служение, свое послушание, трудятся Богу и людям. Вся жизнь монастыря имеет центром своим Божественную литургию. Келья каждого брата должна быть его личным храмом, чтобы он мог предстоять Богу и наедине возносить Ему свои молитвы. Без молитвы, без исповеди и откровения помыслов, частого причащения практически невозможно построить крепкий монастырь.

С какими главными проблемами сталкивается монастырь сегодня? Как складывается взаимодействие обители с государством, с местными жителями? Помогают ли вам они или, наоборот, возникают трудности во взаимопонимании?

— Для Валаамского монастыря значимым событием стало посещение в 2001 году острова президентом РФ Владимиром Владимировичем Путиным, благодаря помощи которого был выстроен новый Свято-Владимирский скит, решен вопрос об обеспечении Валаама устойчивым энергоснабжением. Проведены уникальные в техническом отношении работы по прокладке по дну Ладожского озера силового подводного кабеля длиной 24 километра, монтаж и наладка кабельно-высоковольной линии, соединившей остров с материком. Сейчас проблемы с электричеством и современными видами связи, не одно десятилетие мешавшие Валааму жить и развиваться, остались в прошлом. Валаамский монастырь часто посещает глава Республики Карелия Александр Петрович Худилайнен, который помогает монастырю в решении ряда вопросов.

В отношении местных жителей, не скажу, что все проходит идеально гладко - всякие ситуации возникают. Люди привыкли во всех своих бедах винить власть, начальников, а монастырь на Валааме — градообразующий объект и от него многое здесь зависит. Для улучшения отношений между местными жителями и монастырем был специально организован культурно-просветительский центр "Свет Валаама".

Но люди как-то очень быстро забывают хорошее и перестают со временем замечать и ценить те изменения, которые произошли на Валааме, исключительно благодаря монастырю. Капитальный ремонт канализации и водопровода, постоянная помощь - от ремонта до обеспечения продуктами, в том числе социальным учреждениям - больнице, местной школе, детсаду. Наш монастырский флот полностью взял на себя обслуживание убыточной местной линии Валаам - Сортавала, причем на сроки нашей навигации влияет не время года, а исключительно состояние Ладоги - замерзла она или нет. И перевозит флот не только туристов и паломников, но - по символическим ценам - и местных жителей, а также весь груз, необходимый для жизнеобеспечения острова.

Опять-таки, надо отвезти тяжело-больного человека или роженицу на материк - обращаются к монастырю, нужны дрова, материальная помощь - к монастырю, умер человек, надо хоронить - к монастырю. А благодарность в ответ мы слышим нечасто. Но главное даже не это. Жаль, что живя бок о бок с монастырем, некоторые по-прежнему не понимают значимости этого соседства не только в их повседневной жизни, но, прежде всего, в духовной. И это, отчасти, порождает потребительское, некорректное отношение к обители, которая и сейчас старается соответствовать своему статусу, приобретенному некогда в православной России - Северный Афон. К счастью, таких людей становится меньше, а главное, у нас появляются и прихожане из местных жителей.

Сейчас перед монастырем стоит задача капитального ремонта здания зимней гостиницы, которое находится в аварийном состоянии. Необходимо провести реставрацию не только фасадов и кровли, но и полную внутреннюю реконструкцию. Для это прежде всего необходимо предоставить местным жителям, проживающим в этом здании, благоустроенное жилье на материке. Это приоритетная задача для нас.

В конце ноября на Оборонном острове Валаамского архипелага был заложен новый скит и храм в честь святого апостола Андрея Первозванного. Какие еще культовые здания и объекты планируется построить на Валааме? Какие основные идеи и проекты заложены в одобренную патриархом Кириллом программу развития скитской и пустыннической жизни монастыря, что уже удалось сделать?

— Действительно, на острове Сухом, так правильно называется остров, был заложен новый скит, посвященный апостолу Андрею Первозванному. Название скита не случайно. С именем апостола Андрея Первозванного Валаамский монастырь связывает много значимых событий. Ведь, по монастырскому преданию, именно апостол Андрей осенил крестом Валаам, а 13 декабря 1989 года, в день празднования памяти этому апостолу, первые монахи приплыли на остров. С этой даты и началось возобновление монашеской жизни.

Валаамский архипелаг является уникальным природным, историко-архитектурным комплексом. Здесь суровая северная природа и архитектура скитов органически между собой взаимосвязаны. Как точно выразился один из паломников, посетивших впервые остров: "На Валааме сталкиваешься не просто с земной красотой, здесь постигаешь единство природы и человека, созданных Господом в их взаимосвязи и взаимозависимости. Здесь материальность жизненных забот покидает вас, уступая место постижению тайны Божественного мироздания".

Поэтому не случайно, что в этом году во время своего визита в Валаамский монастырь святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл, который также является священноигуменом Валаамской обители, сравнивая Валаам и Афон, выразил желание, чтобы на отдаленных островах были построены скиты и пустыньки. Впоследствии монастырь получил благословение святейшего патриарха на проведение программы развития скитской и пустыннической жизни.

Еще в середине XVIII века при преподобном игумене Назарии (Кондратьеве) существовало три вида монашеского жительства: общежительное, скитское и пустынническое. Сейчас на Валааме существует два вида жительства: общежительное на центральной усадьбе монастыря и скитское. Для монастыря важно то, что сейчас постепенно будем восстанавливать пустынножительство. Но из-за того, что летом остров посещает большое количество туристов, в том числе так называемых "диких", представляется целесообразным пустынножительство возрождать на уединенных островах или в уединенных уголках острова, где раньше такие пустыньки были. Так, по благословению святейшего патриарха Кирилла намечено восстановление пустыньки преподобного Серафима Саровского на Порфирьевском острове Валаамского архипелага со строительством храма в честь преподобного. В начале XX века на этом острове подвизался подвижник благочестия схиигумен Феодор (Пошехов). В этом году приступили к восстановлению утраченных построек скита преподобного Авраамия Ростовского на Авраамиевском острове.

Не мешает ли монастырской, духовной жизни большое число паломников и туристов на Валааме? В чем заключается миссионерская, просветительская деятельность монастыря?

— Монашество, как и семейная жизнь, благословленная церковью, - путь ко Христу, обретение в Нем вечной жизни. Слово "монах" происходит от греческого слова "монос", что значит "один". Следовательно, монах — это тот, кто живет в одиночестве, по-русски — инок, то есть "иной" человек, живущий "иным" образом жизни, чем остальные люди. Святитель Феофан, затворник Вышенский, в одном из своих писем определил сущность монашества: "Монашество есть, с отрешением от всего, непрестанное умом и сердцем пребывание в Боге. Монах тот, у кого так устроено внутреннее, что только и есть Бог да он, изчезающий в Боге". Конечно, большое число туристов и паломников привносят некоторые трудности в монашескую жизнь в летнее время, однако это длится всего три месяца с небольшим. Зато зимой наступает настоящее уединение, когда монахи могут больше времени уделять молитве. К тому же часть монастырской братии проживают в скитах, куда доступ паломников строго ограничен.

С февраля 2005 года при монастыре действует православный культурно-просветительский центр "Свет Валаама". С 2006 года на Валааме было организовано волонтерское движение. Монастырь со своей стороны духовно окормляет и катехизирует волонтеров. Они помогают братии монастыря восстанавливать сельское хозяйство, трудятся на ферме. Среди волонтеров можно встретить представителей любой профессии, пенсионеров и студентов. На Валаам приезжают потрудиться не только жители России, но и из-за рубежа. Некоторые принимают здесь таинство крещения, были случаи перехода из католичества в православие волонтеров из Польши и Германии.

Конечно, основная миссионерская работа ведется на подворьях монастыря в Москве, Санкт-Петербурге и Приозерске. Так, при подворье в Москве активно действует община сестер милосердия во имя Казанской иконы Божией Матери. При Приозерском подворье монастыря с 1994 года организована негосударственная средняя общеобразовательная школа русской культуры преподобных Сергия и Германа Валаамских. Следует отметить, что "Школа русской культуры" — одна из двух православных школ в Ленинградской области.

Как известно, вы являетесь также председателем Синодальной комиссии по канонизации святых. Как, какими темпами ведется эта работа сегодня, в сравнении, допустим, с 1990-ми и 2000-ми годами, когда было канонизировано большое число русских святых и новомучеников ХХ века? Планируются ли в обозримом будущем новые канонизации, в частности новомучеников ХХ века, в отношении каких людей сейчас ведется сбор свидетельств? Что усложняет процесс канонизации новомучеников, пострадавших в годы репрессий?

— Синодальная комиссия по канонизации святых Русской православной церкви в соответствии с определенным Священным Синодом положением не может являться инициатором канонизации того или подвижника. Она изучает материалы, присылаемые из епархий, на предмет полноты присланных материалов, отсутствия препятствий к канонизации и соответствия присылаемых материалов критериям, существующим в Русской церкви уже более тысячи лет. В каких-то случаях она сама наводит дополнительные справки в архивах, но все это касается уже присланных материалов. Затем, в случае достоверности сведений о святости подвижника, передает материалы и свое заключение священноначалию нашей Церкви для принятия решения о канонизации.

В 1990-е годы, о которых вы упомянули, не только синодальная комиссия, но вся наша страна не знала ничего достоверного об эпохе массовых репрессий. В тоже время в те годы, в соответствии с указом президента Российской Федерации от 23 июня 1992 года, стали массово рассекречиваться архивные документы, которые тем самым становились доступными для исследователей. Некоторые епархиальные комиссии, особенно московская, активно включились в исследование архивов. Были изучены десятки тысяч дел. Эти материалы затем изучала и синодальная комиссия. Вместе с их изучением росло понимание того, что в действительности происходило в ту эпоху, а с пониманием росли и требования комиссии к тщательности подготовки подаваемых епархиальными комиссиями материалов; эти требования диктуются необходимостью не допустить ошибок в принятии решений.

В середине 2000-х годов были приняты федеральные законы, ограничивающие круг документов, предоставляемых исследователям, в частности, федеральные законы «Об архивном деле в Российской Федерации» 2004 года, «О персональных данных» 2006 года и соответствующие подзаконные акты, практически закрывшие доступ исследователям к материалам, касающимся периода репрессий. Поэтому в настоящее время массовых канонизаций не будет. Быть может, это произошло промыслительно, и нам дано время изучить и осмыслить подвиг уже очень большого числа прославленных новомучеников. Говорить о темпах, когда речь идет о причислении к лику святых, совершенно неправильно.

В настоящее время число уже канонизованных Русской церковью новомучеников и исповедников составляет около тысячи восьмисот. И то, что они у нас сейчас есть, недостаточно освоено и осознано обществом, в том числе церковным. Об этом свидетельствует факт создания Церковно-общественного совета при патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников церкви Русской. Перед епархиальными комиссиями ныне стоит не только задача сбора и изучения сведений о репрессированных христианах, но и дело просвещения, чтобы люди знали святых, имели живую связь с ними, чтобы святые стали примером для них, чтобы им молились, тем самым обретая живую личную связь со святыми.

Те новомученики, имена и подвиг которых нам еще неизвестны, прославляются церковью в Соборе новомучеников и исповедников церкви Русской, но их имена знает Господь.

Что же касается не мучеников, но подвижников благочестия, святителей, людей святой и праведной жизни, то они промыслом Божиим и усердием тех людей, кому церковью поручено собирать и исследовать жизнь и подвиг угодников Божиих, несомненно, будут еще причисляться к лику святых. Для того и пришел Христос в мир и создал церковь, чтобы человек мог стать святым, и церковь всегда будет источником и свидетелем святости тех, кто в совершенстве исполнил заповеди Христовы.