50 лет назад во время юбилейных чтений, посвященных столетию Дарвина в 1959 году, Джулиан Хаксли так выразил содержание эволюционной теории: «Согласно эволюционным представлениям, нет ни места, ни необходимости в сверхъестественном. Земля не была создана, она возникла в результате эволюции. То же самое можно сказать и о животных, и о растениях, которые ее населяют, включая нас, людей, наше сознание и душ, а также наш мозг и наше тело. Эволюционировала и религия...» .

Из этих слов следует, что дарвинизм имеет помимо научного также духовное содержание. Согласно с этим писал философ Карл Поппер: «Я пришел к выводу, что дарвинизм является не доказательной научной теорией, а метафизической программой исследований — возможным обрамлением для доказательных научных теорий» [цит. по 2].

Действительно, еще в 1885 году автор капитального трехтомного трактата «Дарвинизм. Критическое исследование» Н.Я. Данилевский утверждал, что «теория эволюции не столько биологическое, сколько философское учение, купол на здании механического материализма, чем только и можно объяснить ее фантастический успех, никак не связанный с научными достижениями» . В этом кроется причина того, что теория эволюции, несмотря на свою поразительную научную бесплодность, остается практически безраздельно господствующей в современном расцерковленном обществе.

По мнению Данилевского, отдавая согласно учению Дарвина жизнь на земле во власть эволюции, то есть во власть случайностей, невозможно объяснить удивительную гармонию в природе и во всем мироздании. Данилевский писал: «Из сказанного ясно, какой первостепенной важности вопрос о том, прав Дарвин или нет, не для зоологов и ботаников только, но для всякого мало-мальски мыслящего человека. Важность его такова, что я твердо убежден, что нет другого вопроса, который равнялся бы ему по важности, ни в области нашего знания и ни в одной области практической жизни. Ведь это, в самом деле, вопрос «быть или не быть», в самом полном, в самом широком смысле» .

С тем, что вопрос об отношении к дарвинизму имеет принципиальное значение для нашего сознания, были согласны также либерально-демократические и социалистические деятели. Разница была лишь в том, что Н.Я. Данилевский решал этот вопрос с позиции православного христианина, а дарвинисты — с позиции материалистической.

Карл Маркс по прочтении «Происхождения видов» ликовал в письме к Лассалю от 16 января 1861 года, что Бог, по крайней мере, в естественных науках, получил, по его мнению, «смертельный удар». Фридрих Энгельс в своей «Диалектике природы» писал: «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг...» . Ленин в работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов» приравнял учение Дарвина в области естествознания по своему значению к учению Маркса о человеческом обществе, особо подчеркнув, что Дарвин положил конец воззрению на виды животных и растений как на «богом созданные» . Духовное противоречие между теорией эволюции и христианским вероучением осознавали и ученые-естествоиспытатели последователи Ч. Дарвина. В частности, Дж. Хаксли писал: «Дарвинизм, опираясь на рациональные идеи, отверг саму идею Бога как Творца всех организмов... мы можем полностью считать несостоятельной любую идею сверхъестественного управления, осуществляемого каким-то высшим разумом, ответственным за процесс эволюции» .

Приведем мнение Артура Кейта: «Позвольте мне объявить, к какому выводу я пришел: закон Христа нельзя примирить с законом эволюции по крайней мере, в том виде, в каком закон эволюции существует сегодня. Нет, эти два закона находятся в противоборстве друг с другом, закон Христа никогда не победит, пока закон эволюции не будет уничтожен» .

Сам Ч. Дарвин прекрасно осознавал, что его теория вступает в противоречие с христианским вероучением. В книге «Происхождение видов» он писал, явно пытаясь оправдаться: «Я не вижу достаточного основания, почему бы воззрения, излагаемые в этой книге, могли задевать чье-либо религиозное чувство .

В книге «Происхождение человека и половой отбор» он писал: «Я знаю, что заключения, к которым приводит это сочинение, будут некоторыми сочтены крайне нерелигиозными, но тот, кто заклеймит их, обязан доказать, почему начало человека как особого вида происхождением от какой-нибудь низшей формы при помощи законов изменения и естественного отбора безбожнее, нежели объяснять рождение отдельной особи законами обыкновенного воспроизводства» .

Дарвин безусловно осознавал, что его безбожное учение бросает вызов церковному вероучению о творении мiра Богом в шесть дней, о происхождении человека, появлении смерти в мiре и другим догматическим вопросам.

Оценка дарвинизма Святыми Отцами

Не присваивая себе чести высказывать суждения от лица соборной апостольской Церкви, заметим, что исчерпывающая оценка дарвинизму уже дана Святыми Отцами и церковными учителями. Тот факт, что православные святители и святые ревнители благочестия определенно высказали свое отношение к эволюционной теории Ч. Дарвина, свидетельствует, между прочим, о том, что дарвинизм — явление не чисто научное, но духовное. Никто ведь из Святых Отцов не давал специально оценок закону Архимеда или теории электромагнетизма. Об эволюционной же теории высказывались единодушно многие церковные авторитеты-и современники Дарвина, и жившие после него.

Преподобный Варсонофий Оптинский: «Английский философ Дарвин создал целую систему, по которой жизнь — борьба за существование, борьба сильных со слабыми, где побежденные обрекаются на погибель, а победители торжествуют. Это уже начало звериной философии, а уверовавшие в нее люди не задумываются убить человека, оскорбить женщину, обокрасть самого близкого друга — и все это совершенно спокойно, с полным сознанием своего права на все эти преступления» .

Святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Недоучки и переучки не верят в личного, праведного, всемогущего и безначального Бога, а верят в безличное начало и в какую-то эволюцию мiра и всех существ... и потому живут и действуют так, как будто никому не будут давать ответ в своих словах и делах, обоготворяя самих себя, свой разум и свои страсти. В ослеплении они доходят до безумия, отрицают самое бытие Божие, и утверждают, что все происходит через слепую эволюцию (учение о том, что все рождающееся происходит само собой, без участия Творческой силы). Но у кого есть разум, тот не поверит таким безумным бредням» .

Святитель Феофан Затворник: «Когда мы характеристику человека перенесем в дух, тогда вся теория Дарвина падает сама собой. Ибо в происхождении человека надо объяснить не то одно, как происходит его животная жизнь, но то паче, как происходил он яко духовное лицо в животном теле с его животного жизнью и душою» . Тот же святитель отмечал: «Во дни наши россияне начинают уклоняться от веры: одна часть совсем и всесторонне падает в неверие, другая отпадает в протестантство, третья тайком сплетает свои верования, в которых думает совместить и спиритизм, и геологические бредни с Божественным Откровением. Зло растет: зловерие и неверие поднимает голову; вера и Православие слабеет» [цит. по 13]. «Точно такова теория образования мiрa из туманных пятен с подставками своими — теорией произвольного зарождения, дарвиновского происхождения родов и видов и с его же последним мечтанием о происхождении человека. Все как бред сонного» .

Между прочим, смиренный вышенский затворник писал, что эволюционисты подлежат по достоинству церковному прещению — анафеме: «У нас теперь много расплодилось нигилистов и нигилисток, естественников, дарвинистов, спиритов и вообще западников, — что ж, вы думаете, Церковь смолчала бы, не подала бы своего голоса, не осудила бы и не анафематствовала бы их, если бы в их учении было что-нибудь новое? Напротив, собор был бы непременно, и все они, со своими учениями, были бы преданы анафеме; к теперешнему чину Православия, прибавился бы лишь пункт: «Бюхнеру, Фейербаху, Дарвину, Ренану, Кардску и всем последователям их — анафема!» Да нет никакой нужды ни в особенном соборе, ни в,каком прибавлении. Все их лжеучения давно уже анафематствованы. По нынешнему времени не то что в губернских городах, но во всех местах и церквах следовало бы ввести и совершить чин Православия, да собрать бы все учения, противные слову Божию, и всем огласить, чтобы все знали, чего надо бояться и каких учений бегать. Многие растлеваются умом только по «неведению, а потому гласное осуждение пагубных учений спасло бы их от гибели. Кому страшно действие анафемы, тот пусть избегает учений, которые подводят под нее; кто страшится ее за других, тот пусть возвратит их к здравому учению. Если ты, неблаговолящий к этому действию, — православный, то идешь против себя, а если потерял уже здравое учение, то какое тебе дело до того, что делается в Церкви содержащимися ею? Ты ведь уже отделился от Церкви, у тебя свои убеждения, свой образ воззрений на вещи, — ну и поживай с ними. Произносится ли или нет твое имя и твое учение под анафемой — это все равно; ты уже под анафемой, если мудрствуешь противно Церкви и упорствуешь в этом мудровании» .

Преподобный Иустин (Попович): «Потому предал их Бог срамным сластям и они удовлетворяются не небесным, а земным, и только тем, что вызывает смех диавола и плач Ангелов Христовых. Сласти их в заботе о плоти... в отрицании Бога, в полностью биологической (скотоподобной) жизни, в назывании обезьяны своим предком, в растворении антропологии в зоологии» .

Святитель Николай Сербский: «Должны были пройти миллионы лет, говорят бессловесные умы в наше время, чтобы позвоночник выпрямился и обезьяна стала человеком! Говорят так, не зная силу и могущество Бога Живаго» .

Святой Нектарий Пентапольский также выражал свой праведный гнев, обличая тех, кто желает «доказать, что человек — это обезьяна, от которой, как они хвалятся, они произошли» [цит. по 18].

Священномученик Фаддей (Успенский) созвучно учил: «Не верующий в Бога человек из круговращения мiровой пыли хочет объяснить происхождение мiрa, в котором в каждой былинке, в устройстве и жизни каждого малейшего существа вложено столько разума выше понимания человеческого. Ни одного живого зерна многовековая мудрость человеческая не смогла создать, а между тем все дивное разнообразие в мiрe неверие пытается объяснить из бессознательных движений вещества» . «Жизнь, как они говорят, есть громадный сложный механический процесс, неизвестно когда, кем и для чего приведенный в действие... Но если жизнь есть механический процесс, тогда надо отречься от души, мысли, воли и свободы» [цит. по 20].

Священномученик Владимир Киевский из новомучеников к исповедников Российских дал наиболее глубокую и обличительную оценку дарвинизму: «Только в настоящее время нашла себе место такая дерзкая философия, которая ниспровергает человеческое достоинство и старается дать своему ложному учению широкое распространение Не из Божиих рук, говорит оно, произошел человек; в бесконечном и постепенном переходе от несовершенного к совершенному он развился из царства животных и, как мало имеет душу животное, также мало и человек... Как неизмеримо глубоко все это унижает и оскорбляет человека! С высшей ступени в ряду творений он низводится на одинаковую ступень с животными... Нет нужды опровергать такое учение на научных основаниях, хотя это сделать и нетрудно, так как неверие далеко не доказало своих положений... Но если такое учение находит для себя в настоящее время все более и более последователей, то это не потому... что будто бы учение неверия стало неоспоримо истинным, но потому, что оно не мешает развращенному и склонному ко греху сердцу предаваться своим страстям. Ибо если человек не бессмертен, если он не более как достигшее высшего развития животное, то ему нет никакого дела до Бога... Братие, не слушайте губительных ядоносных учений неверия, которое низводит вас на степень животных и, лишая человеческого достоинства, ничего не обещает вам, как только отчаяние и безутешную жизнь!» .

Святитель Лука (Войно-Ясенецкий): «Дарвинизм, признающий, что человек посредством эволюции развился из низшего вида животных, а не является продуктом творческого акта Божества, оказался только предположением, гипотезой, уже устарелой и для науки. Эта гипотеза признана противоречащей не только Библии, но и самой природе, которая ревниво стремится сохранить чистоту каждого вида, и не знает перехода даже от воробья к ласточке. Неизвестны факты перехода обезьяны в человека» .

Мы привели небольшой список высказываний о дарвинизме церковных учителей, прославленных в лике святых в Русской, Сербской и Греческой поместных Церквах. Перечень этот без труда можно продолжить.

В Зарубежной Русской Православной Церкви о заблуждении эволюционизма говорил Святитель Иоанн Шанхайский. Наиболее обстоятельную оценку дарвиновской теории эволюции с позиции святоотеческого богословия дал его ученик и духовный последователь иеромонах Серафим (Роуз) . Сегодня многие православные христиане считают отца Серафима Платинского достойным прославления в лике святых как Преподобного.

Отметим, что приведенные нами святоотеческих мысли представляют собой не случайные необдуманные частные суждения по данному богословскому вопросу, но практически единогласное мнение Православной Церкви. На это, говоря о вопросах эволюционизма и прогресса, указал священномученик Иларион (Троицкий): «Идея прогресса есть приспособление к человеческой жизни общего принципа эволюции, а эволюционная теория есть узаконение борьбы за существование... Но святые Православной Церкви не только не были деятелями прогресса, но почти всегда принципиально его отрицали» .

Из сказанного вытекает важный вывод о том, что принципиальное неприятие эволюционистских идей, и в частности критика дарвинизма, святыми, жившими после Чарльза Дарвина, является не нововведением в православном богословии, но последовательным и верным продолжением традиции святоотеческого духовного наследия.

Отношение Чарльза Дарвина к христианству

Сам Чарльз Дарвин христианином не был. Убедительно писал об этом Генри Моррис, отмечавший о Дарвине следующее: «В молодости, изучая богословие и готовясь к христианскому служению, он был полностью убежден в истинности и авторитете Писания, а также в неопровержимости доказательств существования Бога-Творца, заключающихся в замысле и причинности мiрa. Постепенно признав эволюцию и естественный отбор, он потерял веру и стал, наконец, атеистом» . Учение Дарвина должно быть названо вполне безбожным. По крайней мере, сам Дарвин никогда не утверждал, будто его теория соответствует Библии и должна рассматриваться как учение христианское.

Убедительнее всего об отношении Дарвина к христианскому вероучению и Библии свидетельствуют его собственные признания.

«Я постепенно пришел к сознанию того, что Ветхий завет с его до очевидности ложной историей мира, с его вавилонской башней, радугой в качестве знамения завета и пр. и пр., и с его приписыванием богу чувств мстительного тирана заслуживает доверия не в большей мере, чем священные книги индусов или верования какого-нибудь дикаря» .

«Я постепенно перестал верить в христианство как божественное откровение» [там же].

«Понемногу закрадывалось в мою душу неверие, и, в конце концов, я стал совершенно неверующим. Но происходило это настолько медленно, что я не чувствовал никакого огорчения и никогда с тех пор даже на единую секунду не усомнился в.правильности моего заключения. И в самом деле, вряд ли я в состоянии понять, каким образом кто бы то ни было мог бы желать, чтобы христианское учение оказалось истинным... Отвратительное учение!» [там же].

«Нет ничего более замечательного, чем распространение религиозного неверия, или рационализма, на протяжении второй половины моей жизни» [там же].

Без всякого сомнения, человек с таким мiровоззрением если и употреблял слово «Бог», то в значении весьма далеком от библейского христианского представления о личностном Творце.

Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) приводит следующее высказывание Чарльза Дарвина: «В первую клетку жизнь должна была быть вдохнута Творцом» . Совершенно очевидно, что «Творец» Дарвина мало похож на библейского Бога — Творца неба и земли.

О противоречии дарвинизма и неодарвинизма православному догматическому вероучению

В «Православном богословском энциклопедическом словаре» написано: «Сам Дарвин был сторонником архебиозиса — учения, по которому органическая жизнь возникла в отдаленные геологические эпохи естественным образом путем медленного преобразования неорганической материи в органическую, а затем одни организмы происходили от других и произвольного зарождения в последующие эпохи уже не было, но он допускал, что первые 5 основных форм были созданы непосредственно Богом» . Приведем в связи с этим высказывание известного физика и молекулярного биолога Дж. Бернала: «Одинокая молекула ДНК на пустынном берегу первобытного океана выглядит еще более неправдоподобно, чем Адам и Ева в Райском саду» [цит. по 27].

Многие последователи Дарвина, начиная с эволюциониста № 2 П. Тейяра де Шардена, предлагая свои эволюционистские теории, претендовали и претендуют на то, чтобы называться «христианскими эволюционистами», «телеологическими эволюционистами», «православными эволюционистами». Многие из подобныхприверженцев теории «божественной эволюции» спешат откреститься от Дарвина и даже называют себя «антидарвинистами».

Однако все, что было сказано Святыми Отцами и православными богословами в отношении собственно учения Ч. Дарвина, вполне справедливо может быть перенесено и на теорию номогенеза Л.С. Берга , и на прочие «неодарвинистские» эволюционные учения, немало разновидностей которых появилось в XX веке. Дело в том, что осуждение дарвинизма церковными учителями было проведено не по причине имеющихся отдельных научных ошибок или неточностей в исследовательских выводах, но из-за антихристианского принципа эволюционизма, положенного в основу дарвиновской научной теории.

В этой связи следует заметить, что действительно эволюционизм не сводится к дарвинизму, а представляет собой целый спектр различных учений, подобно пластинам веера, более или менее близких друг ко другу и имеющих единую скрепу в основании. По сути «атеистический» и «теистический» эволюционизм различаются лишь тем, что первый о Боге умалчивает «за ненадобностью», а второй про каждую ступень эволюции неустанно говорит, что она произошла «по воле Божией». Бога как личностного Творца не знают ни дарвинисты, ни последователи «телеологического эволюционизма».

Расхождение между различными эволюционистскими школами должно быть признано скорее научно-методологическим, чем принципиальным. В духовном отношении эволюционизм любого толка противоречит апостольскому учению и Никео-Цареградскому Символу веры. Таким образом, оценка Святыми Отцами собственно дарвинизма вполне справедливо может быть отнесена и к любому другому виду эволюционной теории.

В заключении приведем перечень догматически значимых вопросов, имеющих различное решение в эволюционной мiровоззренческой концепции дарвинизма и в православном догматическом вероучении.

1. Существовал ли Адам как историческое лицо, ответственное за личное деяние — преступление Божией заповеди или первое грехопадение? (Так писал пророк Божий Моисей. Верим ли мы в Духа Святаго, «глаголавшаго пророки»? )

2.Был ли Адам сотворен из праха земного или из какого-либо другого животного вида? Имел ли вообще первый человек Адам каких-либо «предков»? (Ключевой вопрос библейской антропологии.)

3. Имел ли тех же «предков» Господь Иисус Христос? Единосущно ли Его человеческое тело телу прочих животных? Текла ли в Его жилах кровь Адамовых «предков»? Чему, в этой связи, причащаемся мы в таинстве Святой Евхаристии? (Христология, литургика, учение о таинственном пресуществлении.)

4. Пролил ли свою божественную кровь Спаситель только за людей, или за прочую тварь? Допустимо ли далеких Адамовых «родственников» крестить и причащать? (Сотериология, учение о таинствах.)

5. Был ли первый человек Адам создан бессмертным? (Учение Катехизиса о спасении от греха, проклятия и смерти.)

6. Была ли Ева сотворена из части (ребра) Адама, или она является существом «другой крови»? (Ключевой вопрос мариологии, имеющий связь с Непорочным Зачатием и Нетленным Рождеством Христа.)

7. Существовала ли смерть в природе до грехопадения Адама и Евы? (Христология, сотериология.)

8. Эволюционировали ли одни виды в другие, или они были созданы изначально по роду их? (Считать ли Бога Творцом всего видимого и невидимого?)

9. Следует ли понимать буквально родословие Иисуса Христа от Адама, согласно Евангелию от Луки (3 глава)? (Нет ли в искажении этого родословия хулы на Господа, как на Сына Человеческого? )

10. Предстоит ли мiрy еще существование в течение миллионов и миллиардов лет, или следует ожидать скорого Второго пришествия Христова? (Отношение к Парусин, Суду и Жизни будущаго века.)

11. Следует ли буквально понимать слова Символа веры: «Чаю воскресения мертвых»?

12. Ожидает ли в исторической эволюционной перспективе человечество некий земной рай и благоденствие, царство «ноосферы»? Насколько буквально следует относиться к ожиданию прихода антихриста? (Отношение к хилиазму.)

Все перечисленные вопросы имеют вероучительное значение.

Жизнь - это исторический феномен. Все объясняется историей, все развивается. А в метафизике всё вечно, всё создано раз и навсегда. Даже, может быть, не создано, а просто вечно. А у Дарвина все исторически обусловлено и в конечном итоге соответствует библейскому подходу. Библейский Бог - это Бог, который действует в истории. Не только в создании мира. Нельзя сказать, что Бог создал мир и «ушел», Он принимает участие в развитии, в процессе. Это очень длинный процесс, который продолжается, история продолжается. Конечно, Дарвин при объяснении пользуется чисто научным подходом, но главная его идея, что история - это фундаментальный, основной элемент жизни мира, человеческой жизни. И это очень важно для нашей свободы. Потому что

Если мы исторические личности, наша свобода входит в систему нашей жизни.

Франсуа Эве - Дарвин и христианство - Споры истинные и ложные

М., Аграф, 2016. - 224 с.

ISBN 978-5-7784-0486-1

Перевод с французского Татьяны Пелипейко

Франсуа Эве - Дарвин и христианство - Споры истинные и ложные - Содержание

Дарвин дал исторический подход к миру и к жизни. Беседа Алексея Ларина с Франсуа Эве

Вступление

Глава первая. Дарвинские нововведения

Глава вторая. Дарвин и религия

Глава третья. Рецепция Дарвина и ее сложности

Глава четвертая. Наследники истинные и ложные

Глава пятая. Креационистская туманность

Глава шестая. Ответ Тейяра на вызов Дарвина

Глава седьмая. Мир, отныне алеаторный

Глава восьмая. Какова мораль в эволюционирующем мире?

Глава девятая. Страдание, смерть, грех

Глава десятая. От Бога-программиста

К Богу обетования

Франсуа Эве - Дарвин и христианство - Споры истинные и ложные - Вступление

Жизнь - невероятный феномен. Как не восторгаться практически безграничным изобилием и многообразием форм жизни, способностью обновляться, противостоять самым разным и экстре-мальнейшим внешним условиям? Однако человек науки, или просто любой человек, столкнувшись с этой «тайной из тайн» , сразу же торопится задаться вопросами: откуда взялось это многообразие, стоит ли некий «замысел» за этим изобилием? Кроме того, мир демонстрирует нам и другие явления: массовое исчезновение видов, уничтожение одними видами других, доминирование сильнейшего. Сто пятьдесят лет назад Чарльз Дарвин предложил простую модель, чтобы со всем этим разобраться. С момента первого издания его книги «Происхождение видов путём естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» 24 ноября 1859 года эта модель стала весьма успешной, сперва по большей части среди широкой публики, нежели в учёных кругах. Тысяча двести пятьдесят экземпляров первого издания были проданы в тот же день. Понемногу, благодаря упорному труду Дарвина и несмотря на возражения, идея эволюции живых организмов путём естественного отбора в конце концов прижилась.

Возражения в основном исходили от церковного мира. Казалось, дарвиновская модель ставит с ног на голову обычное представление о вселенной, созданной Богом в том виде, в котором она сейчас находится. Постоянство этого мира служило гарантией стабильности, как физической, так и социальной. Дарвин оказался революционером, открыв ящик Пандоры с возможностями любых переворотов. Идея животного происхождения человека казалась особенно скандальной, она отвергала все традиционные моральные устои.

Где же мы находимся полтора века спустя? Радикальная точка зрения гласит, что теория эволюции в её обыденном понимании и христианство в корне несовместимы. Необходимо выбрать свой лагерь: либо научный, непоколебимо материалистский и атеистический, либо религиозный, и здесь не важны различия в религиозных традициях. Это мнение в основном распространено среди ученых, которые, по примеру английского биолога Ричарда Докинза, делают Дарвина главным аргументом в отрицании какой-либо значимости религии . Ещё в большей степени, нежели классическая наука Галилея и Ньютона, наука современная, дарвинисткая, эволюционистская, представляет гипотезу о Боге-создателе вселенной и вершителе истории абсолютно несостоятельной.

Подобная точка зрения встречается и в противоположном лагере, который можно в общем описать как сообщество «креационистов», для которых связь с христианством и его догмами выражается в отказе если не от эволюции в целом, так хотя бы от её дарвиновской интерпретации. Их протагонисты не обязательно отрицают все научные идеи (в глазах человека наших дней наука по-прежнему остаётся престижной!), но хотят вписать их в религиозную концепцию мироздания. Единственной достойной наукой будет та, которая найдёт место для «Бога».

Эта первая точка зрения, которую можно расценить как «конфликтную», - не единственно возможная. Встречаются и другие мнения, которые мы отнесём, согласно классической типологии, к «независимым», «синтетическим», назовем «критическим диалогом».

Независимая точка зрения позволяет избежать конфликта, опираясь на радикальные различия в уровнях дискурса. Наука и религия относятся к двум различным вселенным. Некоторое количество верующих учёных придерживаются подобного мнения. Конфессиональные предпочтения тут можно воспринимать как вопрос вкуса, затрагивающий только внутренний мир, «духовную» жизнь, который не влияет на другие аспекты существования, к примеру, вопросы этики. Согласно этому второму варианту, религия прежде всего - мораль. Она не даёт никаких знаний о строении вселенной, но скорее указывает, как вести себя в её реалиях. Кардиналу Баронио принадлежит знаменитая фраза, пересказанная Га-лиллеем в письме Марии-Кристине Лотарингской: «Святой Дух говорит нам, как отправиться на небо, а не как оно устроено». Из науки происходит лагерь познания, из религии - лагерь действия. От христианства не ждут появления учёных (если так и происходит, то по чистой случайности), но проповедников, посвящающих себя служению другим. Ученый и проповедник не являются несовместимыми, потому что они произошли из принципиально разных категорий.

Подобное разграничение - осторожная точка зрения, избегающая ложных возражений. Тем не менее, она недостаточна, по крайней мере, с позиции христианства, потому что не принимает во внимание больший масштаб христианства, который нельзя свести ни к религии «сердца», ни к религии действия. Возможно ли отделить действие от познания нами мира? Одно питает другое, и наоборот. Такая взаимосвязь требует осмысления.

Отказ от резкого разделения приводит некоторых мыслителей к поискам синтеза науки и религии. Труды Пьера Тейяра де Шардена написаны именно в таком ключе. Что касается эволюции, те, кто представляют себе подобный синтез, ставят на передний план единый вектор, который они подмечают у исторического взгляда на живое и христианской истории спасения. При таком синтезе есть риск снова смешать уровни.

Charles Darwin. L"Origine des especes, texte etabli par Daniel Becquemont a partir de la traduction de Panglais d"Edmond Barbier, Paris, Flammarion, 1992, p.45

См.: Franqois Euve, Penser la creation comme jeu, Paris, Editions du Cerf, collection «Cogitatio fidei», 2000; Ian G. Barbour, Religion and Science, San Francisco, Harper, 1997

Дитер Хаттруп: Учение Дарвина и христианство

31 января в Центральном доме журналиста доктор богословия, в рамках лектория Патриаршего центра содействия духовному развитию детей и молодежи, доктор физико-математических наук, профессор Фрибургского Университета (Швейцария), профессор Падерборнского Университета (Германия) священник Дитер Хаттруп выступил с лекцией на тему «Учение Дарвина и христианство».

Сам профессор формулировал тему своей лекции более провокативно – а именно «Дарвин как отец Церкви»: «Я убежден, что благодаря пониманию Дарвина в 21 веке мы можем лучше понять Бога-Творца и человека – Его творение. И именно поэтому я говорю о Дарвине как об отце Церкви», - уточнил он.

Дитер Хаттруп изучал математику, физику и католическое богословие в Мюнстере, Регенсбурге и Бонне. В 1978 г. получил степень доктора по математике за диссертацию «Боннские математические тексты». После своего рукоположения в 1980 г. в течение 7 лет осуществлял пастырскую деятельность. В 1988 г. защитил диссертацию по богословию на тему «Движение времени. Естественнонаучные категории и христологическое посредничество бытия и истории». В 1990 г. стал доцентом в области католического богословия. С 1991 г. он является ординарным профессором догматического богословия и истории догматов богословского факультета Падеборна.

Профессор Хаттруп впервые читал лекцию в России, о чем особо отметил в своем выступлении: «В юности я никогда не думал о том, что когда-нибудь в жизни буду выступать в Москве – в этом некогда главном бастионе официального атеизма, и буду говорить о том, что я называю концом атеизма. Я был убежден, что коммунизм, большевизм, натурализм непобедим. Именно поэтому я изучал сначала естественные науки – математику и физику – для того, чтобы проверить, может ли вера в естественные науки упразднить, победить веру в Бога. Мой ответ, основанный на опыте – нет. Но исторически это очень долгий путь – путь, проделанный в течение трех-четырех веков. Если бы я родился 150 лет назад, как раз в эпоху Дарвина, тогда бы меня постигла участь самого Дарвина в 19 веке, поэтому я его так люблю».

Предлагаем нашим читателям конспективное изложение лекции профессора Хаттрупа.

Истоки проблемы

Еще в юности я познакомился со словами Огюста Конта, по сути дела, ставшими основанием марксизма, в которых он говорит, что первый возраст человечества – религиозный, второй возраст человечества – философский, третья стадия в развитии человечества – наука. И естественно, тогда первые два возраста исчезают. Еще тогда, в юности, эти слова заставили меня задуматься. И именно этим объясняется мой долгий-долгий путь через естественные науки, Дарвина и Эйнштейна - к Москве.

Посмотрим и на цитату Ричарда Докинза – англичанина: «Хотя атеизм можно было логически обосновать и до Дарвина, именно Дарвин дал возможность быть интеллектуально завершенным атеистом» (1941 год).

Эта, по сути дела, современная нам цитата выражает способ мышления, озвученный 150 лет назад Огюстом Контом. Именно поэтому можно сказать, что актуальность того, о чем мы говорим – не утрачена.

В чем заключается проблема соотношения науки и учения о творении? Большинство людей убеждены, что проблема Дарвина – это проблема соотношения его учения и первой страницы Библии. И это совершенно неправильно. Потому что то, как Библия говорит о создании видов, это не библейское учение как оно есть, а так, как оно было понимаемо с позиции Аристотеля: «Всему возникающему присуща определенная природа, как этому растению или животному. Причиной тому форма, когда новому существу предшествует иное, ему соответствующее. Так и человек порождает человека». Дарвин борется не с Библией, а с философией аристотелизма.

На первой странице Библии мы уже встречаемся с законом развития: свет и тьма – первый день, второй – небо и земля, третий – воды, четвертый – звезды, пятый - птицы и рыбы. На самом деле, это - последовательность эволюционного представления о природе. Единственное, что касается звезд –немножко неправильно, но нельзя требовать совершенства.

Проблема по-новому раскрывается, если мы обратимся к двум авторам. Первому – американцу Уильсону: «Если род человеческий происходит путем дарвиновского естественного отбора, то генетический случай и окружающая необходимость, а не Бог, создали виды», «Не думается, что богословие выживет в качестве самостоятельной научной дисциплины». Он говорит, что как Бог, так и богословие должны быть упразднены.

На научном языке такое мировоззрение называется монистическим, для него существует только одна реальность – реальность природы, постигаемой естественными науками, и никакой другой реальности не существует. Конечно, эту проблему можно решить по-разному – я мог бы процитировать Бенедикта XVI или философа Роберта Шпемана: «Наличие двойного кодирования очевидно, и закрывать на этот дуализм глаза предполагает наличие заранее выработанной догматизированной установки, в чем, в частности, признается когнитивный теоретик Даниэль Деннет», – такое мышление я назвал бы дуалистическим. Я лично считаю, что такое решение недостаточно. Ни монизм, ни дуализм не точны. Нужно что-то новое.

Проблема свободы и детерминизм

Я люблю и почитаю не только Дарвина, но и философа Канта. У него была та же самая проблема, что и у меня. Это проблема свободы. Если есть явление вещи в себе – то свобода не подлежит спасению. Итак, свобода – это главная проблема в соотношении теологии и естественных наук.

Проблема в том, что Кант тоже жил в механистическую эпоху – он не мог не верить в то, что ньютоновская механическая физика совершенна, подлинна и не допускает никаких послаблений, поэтому он делал вывод, что свобода невозможна.

Мой учитель говорил – если бы Кант был знаком с квантовой физикой, он бы никогда не сформулировал свою трансцендентальную философию – философию явлений и вещей в себе. Основанием этой философии является различение между явлением и вещью в себе.

Механистическая эпоха начинается в 16 веке и продолжается до начала 20 века. Это время, когда люди остаются верующими, но когда наука постепенно похищает содержание веры и втягивает в себя истину. И Коперник, и Кеплер, и Галилей были глубоко благочестивым людьми. Они не сознавали, какими будут последствия их научных открытий, ибо механика – это желание охватить все единым взглядом. И на протяжении трех веков это стремление увенчивалось успехом. Именно поэтому я глубоко понимаю атеизм, хотя очевидно, что он ложен.

Я хочу показать вам пример той силы убедительности, которой обладала механика, которая одновременно уничтожает или даже убивает свободу.

Коперник представляет для себя звезды, движение планет, смотрит вниз, затем Кеплер находит, открывает законы движения планет: первая закономерность говорит, что планеты двигаются вокруг солнца не по кругу, а эллиптически. Третий закон говорит, сколько необходимо планете, чтобы двигаться вокруг солнца в зависимости от отдаленности. Исходя из продолжительности земного астрономического года можно просчитать, сколько длиться год на Венере или на Марсе, при этом совершенно отсутствует необходимость смотреть на Венеру или Марс. Этот успех поверг в восторг физиков того времени.

Знаменитый Галилей просто взял камень в руку и бросил вниз. И в 17 веке он открыл закон падения. И этот закон позволяет вычислить, где будет находиться падающий камень в следующую секунду. Его взгляд направлен уже не на пространство, но и на время – именно поэтому законы Кеплера, Галилея и Ньютона позволяют вычислять многие явления на тысячи и десятки тысяч лет, но не миллионы.

Начиная с Аристотеля, земля и небо были полностью отделены друг от друга: были четыре стихии и квинтэссенция – пятый элемент на небе, считалось, что у них нет ничего общего. И вот Ньютон говорит о единстве земной и небесной механики. И так начинается атеизм. Почему? Возникает детерминизм – кажется, что уже сегодня определено то, случится завтра, определено то, что я буду завтра делать. И тогда я перестаю быть человеком, я практически некое существо, которое можно сравнить с машиной. Я хочу привести оду цитату из книги де Ламетри «Человек как машина»: «В том случае, если человек является машиной, то нет ни Господа, ни людей».

Итак, с де Ламетри возникает антропология, которая развивается по направлению к Марксу. Но именно из-за механики Маркс утверждал, что она не является наукой. Очень важно проанализировать – действительно ли это правда. Так вот, это не правда. Но это мы можем увидеть только в 20 столетии.

Механика или личность

Энштейн 5 августа 1927 года пишет: «Я не могу представить себе никакого личного Бога, Который непосредственно влиял бы на действия отдельных творений, или же непосредственно судил бы свои творения». Здесь вы видите веру Эйнштейна в механику. Но он знает, что его вера имеет шаткую основу, и поэтому следует следующая фраза в его цитате: «Я не способен на это, несмотря на то, что механистическая причинность до определенной степени поставлена под сомнение современной наукой». Именно поэтому я люблю Эйнштейна, который в моих глазах – фигура трагическая. Он задал вопрос, который задаю я: либо мир механический, либо в мире есть личности – люди как личности и Господь как личность. И я задаю тот же вопрос, что и Эйнштейн. Но ответы мы даем разные.

Вы видите, что сам известный Эйнштейн до некоторой степени является реакционером! Он хочет сохранить в себе веру в механистическую картину мира Галилея, Кеплера и Ньютона. Однако он не идеолог – идеологи путают желаемое и действительное – он этого не делает, поскольку знает, что механическая причинность поставлена под вопрос. Именно поэтому он сказал следующее: «О квантовых проблемах я размышлял в сто раз больше, нежели о всеобщей теории относительности». Дело в том, что теория относительности подтверждает его веру в механику, а квантовая теория эту веру разрушает. Теория относительности – это венец классической механики. Квантовая теория – новая физика. И именно она дает возможность медленными шагами вновь вернуться к пониманию свободы – свободы Господа и свободы человека.

Я сейчас не смогу провести перед вашими глазами всю дискуссию, которая велась в 20 столетии. Однако квинтэссенция этой дискуссии является фраза Пола Девиса: «Тем временем, мыслительный эксперимент Эйнштейна превратился в целый ряд действительных экспериментов, данные которых подтвердили, что Бор был однозначно прав, а Эйнштейн, к сожалению, нет».

Но вы сами видите по этим словам, что сам Эйнштейн видел, что механистическое понимание мира находиться в опасности из-за квантовой теории.

Устаревший Дарвин XIX столетия и новый Дарвин.

Дарвин написал известную книгу «Происхождение видов» в 1858 году. Завершающая фраза этой книги, вывод из книги такой: «Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм».

Законы тяготения открыл англичанин Ньютон. Дарвин верил в следующие представления – один англичанин открыл законы неживой природы, а он, Дарвин, открыл закон живой природы. То есть два англичанина – и все объяснили. Это мечта!

Вы могли бы сказать – это же прекрасная цитата для использования ее в богословии, здесь все начинается с хвалы Творцу! Но, к сожалению, цитата взята из второго издания, в первом издании этой фразы нет. Супруга повлияла на Дарвина и потребовала, чтобы он вписал ее.

Проблема же состоит в том, что здесь выстраиваются две параллели – с одной стороны теория эволюции, с другой стороны – физическая механика. И механистическая идея некоего начала, которое определяет последующее развитие – то есть, если я знаю, где сегодня находятся земля и солнце, я могу рассчитать, где они будут через сто лет - эти параллели он здесь проводит и применяет к нашей жизни.

То есть, если существует детерминизм в неживой природе, он существует и в живой, и тогда моя жизнь предопределена. И я перестаю быть человеком. Все это он хранил как бы в подсознании. И мысль его зафиксирована в другой книге: «Все в природе есть результат фиксированных законов». Но в 19 веке он не мог мыслить иначе. Поэтому огромным событием для 20 века стало то, что физика перестала верить в фиксированные законы.

Свобода и необходимость

В физике в течение длительного времени действовала так называемая механистическая необходимость. Но в 20 столетии из-за квантовой теории ситуация изменилась. Что есть антоним необходимости? Случайность. Необходимость это когда одна и та же причина вызывает одно и то же следствие.

Если же у нас действует принцип случайности, у нас имеется одна и та же причина, но вызвать она может разные следствия. И эта физическая пара – случайность, с одной стороны, необходимость, с другой стороны – переносится непосредственно на биологию – на мутацию и селекцию. Не многие понимают, что с концом механики начинается эра Богопознания. Так странным образом распоряжается история.

Секвстическое мышление

Можно в принципе случайности и в принципе необходимости опосредованно усмотреть свободу Творца. Итак, из этого я делаю выводы, что свобода Бога и человека находится вне непосредственного обозрения. Однако они проявляют себя в игре теней, случайностей и необходимостей. Для того, чтобы придти к этому выводу мне пришлось потратить 20-30 лет, и мое мнение разделяют лишь 200-300 человек, может быть потому, что это довольно сложно понять.

Итак, случайность и необходимость – это физические понятия. А свобода понятие антропологическое, связанное с человеком. Но я, мое тело, укоренено в природе. И поэтому моя философия и мое богословие – это не монизм, это ничего общего не имеет ни с Контом, ни с де Ламетри, но это и не дуализм. Я называю это новым искусственным термином от латинского слова «полтора» - sesqis. Это взгляд между монизмом и дуализмом. Я беру результаты естественных наук – физики и биологии, однако эти результаты имеют для меня другое значение.

Все люди противопоставляют закономерность свободе – а это близоруко и неправильно. Для того, чтобы иметь свободу действовать, мне необходимо знать и применять законы природы. Я беру часы, подбрасываю их и ловлю – при этом, я использую законы Галилея. Или кровь, которая течет по моим сосудам. Здесь тоже должны соблюдаться законы природы, причём очень четко, потому что иначе у меня не будет свободы подбрасывать часы вверх. Для нашей свободы крайне необходимо, чтобы множество законов природы действовали надежно.

Другая сторона – эти законы не должна быть всеобъемлющими, потому что иначе у меня бы не было свободного желания, например, подбросить часы кверху – у меня вообще тогда бы не было желаний, все мои действия бы диктовались бы необходимостью.

Конечно, не существует доказательства свободы, не существует доказательства свободного Творца. Раньше из принципов механики делали вывод о несуществовании Бога, поскольку все диктовалось законами механики. Из взаимодействия случайности и необходимости в природе нельзя автоматически сделать вывод о свободе – и это хорошо. Потому что если бы я мог привести неопровержимые доказательства, что существует свобода и существует Бог, то Бог бы превратился в объект доказательства и перестал быть Богом. Вера должна включать в себя некую толику риска. Я должен использовать свою собственную свободу, чтобы распознать свободу Творца, даже если естественные науки так щедро дают нам для этого почву. Вера - это риск, я должен отдать свою жизнь, чтобы ее понять.

Итак, почему я говорю, что Дарвин – отец церкви? Дарвин – дает новую жизнь в вере, если мы освободим его от оков механического миропредставления XIX века, от этих фиксированных законов. На самом деле, я не знаю, почему так мало людей, которым это очевидно.

Христос как первый теоретик эволюции

После выступления профессора Хаттрупа из зала стали задавать вопросы. Условно их можно было разделить на две категории – богословские и научные, хотя сама тема лекции и ответы профессора практически стерли границу между ними. Естественно, вопрос о дарвинизме и вере поставил и вопрос о соотношении истории грехопадения и смерти с научным мировоззрением. Приведем для наших читателей выдержки из ответов на разные вопросы, касающиеся этой темы:

Образ Божий в человеке, подобие между Богом и человеком – это свобода, раскрывающаяся в любви. Мои любимые слова Иисуса Христа: «Тот, кто хочет сохранить свою жизнь – погубит ее, тот кто отдаст свою жизнь – приобретет ее». Для меня в этих словах раскрывается то, что Господь Иисус Христос – первый теоретик эволюции. «Кто хочет сохранить свою жизнь?» – это же и есть борьба за существование, борьба за жизнь, это и есть дарвинизм. Но никто не выживет. И большинство забывает о том, что здесь нельзя остаться победителем.

Для меня эта первая часть слов Христовых является выражением сути того, что является первородным грехом – тот, кто хватается за свою жизнь, живет только своим интересом – это и есть первородный грех. Такую борьбу нам не выиграть. А вот вторая часть слов Христовых – кто отдаст жизнь свою, тот приобретет ее, - мы понимаем как вхождение в веру любви. И все мы знаем, что начало веры любви – это крещение. А крещение – это умирание со Христом. Те, кто соединились со Христом – вошли в смерть Его и восстают с ним, и живут как новый человек. И это очень легко понять, но очень трудно осуществить. В этом я вижу призвание христианина.

Что сделали Адам и Ева? Увидели плод на дереве, у них родилась зависть – сознание того, что Бог обладает большим и может больше, чем они. И это и есть грех, первый грех! Здесь нет нужды во многих интерпретациях. Зависть для меня источник всех грехов, для меня это фактически первородный грех.

Я очень долго и много думал – является ли смерть естественной или является следствием греха. Я годами об этом размышлял. И нашел для себя ответ - Адам и Ева должны были умереть, но это была бы иная смерть, потому что и в смерти есть нечто прекрасное – она делает беззаботным, более нет зависти. Беззаботность – красивая сторона смерти. Они должны были умереть, потому что рай – это еще не небо, в раю можно согрешить, на небе – нет. Я всегда это говорю своим студентам: из рая могут изгнать, с неба – нет. Эта смерть была естественной, но это не смерть как зло, а смерть как путь к совершенству. И к этой смерти примешивается злая, смертоносная, ядовитая смерть.

Христос, победив смерть, не упразднил красивую сторону смерти. Потерявший жизнь свою приобретет ее, и сохранивший ее погубит - здесь для меня становится очевидным, какова роль Христа в вере. Человек не может реализовать вторую половину слов Христовых, если сила Божия не проникнет всего его. То есть сила Божия должна наполнить человека – иначе нельзя отказаться от эгоизма. Разум человека может указывать ему на то, что он может делать, но сил человека для этого не достаточно.

Как говорит Григорий Нисский, человек до определенной степени является творцом самого себя: своими добрыми делами он делает себя хорошим человеком, своими плохими делами – плохим. Господь выстроил нас не статичными, Он дал нам возможность принимать участие в собственном становлении, собственном творении. Не может быть ошибкой то, что мы использовали естественные науки, чтобы изучить природу. Господь дает человеку как своему образу возможность участвовать в обустройстве земли, в акте Творения. Я причисляю себя к строгим дарвинистами и столь же однозначно я верую в творение мира Господом, не вопреки тому, что я дарвинист, а именно потому, что я дарвинист.

Дарвин на короткую перспективу конечно прав, но если взять долгую перспективу… Именно поэтому мы с такой любовью относимся к страданиям в Церкви – они делают нас меньше, и мы получаем шанс на продолжение жизни. Да, сильнейший сначала выживает, но на более длительную перспективу – большие шансы имеет слабый, который заявил, что он готов не бороться за победу.

Падение веры и время Творения

Однако самые ожесточенные вопросы и возражения вызвали вопросы о сотворении мира. «Православный миссионер Александр Люлька», как он себя представил, даже выступил с резким резюме о падении веры в католической церкви, обвинив профессора Хаттрупа в извращении Писания и веры в Бога из-за того, что, по мнению профессора, Творение занимало на семь календарных дней, а около 14 млрд. лет. На это лектор возразил:

Я не могу доказать, что мир старше 6 тысяч лет. Не исключено, что Господь создал мир и не исключено, что это произошло 7 тыс. лет назад, но он выглядит так, как будто комета упала недалеко от Мексики 60 млн. лет назад и так, как будто после этого вымерли динозавры. Очень похоже на это выглядит. Но не исключено, что это было иначе. Господь всемогущ, и он мог бы поступить и таким образом. Но я здесь задаюсь вопросом – зачем Ему это могло бы понадобиться: вы знаете, Господь, который хочет ввести меня в заблуждение – это странный образ Господа.

Опасно не обращать внимания на знания, которые дают нам естественные науки – именно это дает почву для атеизма. Все основные пункты веры подтверждаются естественными науками в 20 и 21 столетии. И существование свободы, и то, что более сильный выживает в более краткосрочной перспективе. Господь дал мне голову. И сказал мне – думай! И не пугайся того, что ты увидишь на этом пути. Однако будь осторожен – и смотри на все. Естественные науки – это также дар Господа человечеству. И мне это кажется тем более ценным даром – если я могу и с тех пор как я могу – увязать это с учение об эволюции и с учением о Творении. Но для того, чтобы это понять мне потребовалось изучить физику и математику. Может быть, неплохо верить в Библию буквально, но, мне кажется, большим бы достижением было объединить эти две картины мира и не противопоставлять их.

Текст Анна ГАЛЬПЕРИНА

От веры к сомнению, от сомнения к знанию

До и во время своего многолетнего путешествия на корабле «Бигль» с 1831-го по 1836 год Чарлз Дарвин был религиозным человеком. Этот факт он сам признавал в своих «Воспоминаниях о развитии моего ума и характера» , написанных значительно позже, в основном с 31 мая по 3 августа 1876 года. Позже он дополнял текст, в том числе в 1879 году добавил раздел о религии, дав ему название «Религиозные взгляды». В этом разделе Дарвин писал, что во время плавания он был настолько ортодоксальным верующим, что над ним смеялись некоторые офицеры за его цитирование Библии как последней инстанции в вопросах морали.

Портрет работы Джорджа Ричмонда, 1830-е годы.

В 1836 году у Дарвина появляются некоторые сомнения, в частности по поводу того, что «Ветхий завет - с его до очевидности ложной историей мира, с его вавилонской башней, радугой в качестве знамения... и с его приписыванием богу чувств мстительного тирана - заслуживает доверия не в большей мере, чем священные книги индусов или верования какого-нибудь дикаря» Но, как писал Дарвин, он «отнюдь не был склонен отказаться от своей веры» и даже мечтал об открытии рукописей, которые «подтвердили бы все, что сказано в Евангелиях».

В то же время ему «становилось все труднее и труднее придумать такое доказательство, которое было бы в состоянии убедить» его. В результате, в «Воспоминаниях» Дарвин писал: «Так понемногу закрадывалось в мою душу неверие, и в конце концов я стал совершенно неверующим. Но происходило это настолько медленно, что я не чувствовал никакого огорчения и никогда с тех пор даже на единую секунду не усомнился в правильности моего заключения. И в самом деле, вряд ли я в состоянии понять, каким образом кто бы то ни было мог бы желать, чтобы христианское учение оказалось истинным; ибо если оно таково, то незамысловатый текст [Евангелия] показывает, по-видимому, что люди неверующие - а в их число надо было бы включить моего отца, моего брата и почти всех моих лучших друзей - понесут вечное наказание. Отвратительное учение!». Сам Дарвин не уточнял, когда именно это произошло, отметив лишь то, что происходило это медленно.

Шестое издание «Происхождения видов» (1872) заканчивается словами в духе деизма: «Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и, между тем как наша планета продолжает вращаться, согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм». При этом Дарвин отмечал, что представление о разумном творце как первопричине «сильно владело мною приблизительно в то время, когда я писал «Происхождение видов», но именно с этого времени его значение для меня начало, крайне медленно и не без многих колебаний, всё более и более ослабевать».

В письме Гукеру (1868) Дарвин пишет: «…не согласен, что статья правильная, я нахожу чудовищным утверждение, будто религия не направлена против науки… однако когда я говорю, что она неправильна, я отнюдь не уверен, не было ли бы самым разумным для людей науки полностью игнорировать всю область религии».

В написанной им биографии деда Эразма Дарвина Чарльз упоминал о ложных слухах, согласно которым Эразм взывал к Господу на смертном одре. Весьма сходные истории сопровождали кончину самого Чарльза. Наибольшую известность из них приобрела так называемая «история леди Хоуп», английской проповедницы, опубликованная в 1915 году, в которой утверждалось, что Дарвин претерпел религиозное обращение во время болезни незадолго до смерти. Подобные истории активно распространялись разного рода религиозными группами и, в конце концов, приобрели статус городских легенд, однако они были опровергнуты детьми Дарвина и отброшены историками как ложные.

Отношение Дарвина к религии менялось в течение нескольких лет после путешествия, в основном в 1842 - 1844 годах, когда он интенсивно работал над первым наброском эволюционный теории. Окончательный разрыв Дарвина с религией произошел в 1851 году после смерти любимой дочери Энни (См. Отрывок из фильма, где Дарвин прощается с умирающей дочерью). В это же время он утверждается в своих размышлениях о естественном эволюционном происхождении человека. Если предположить, что отказ Дарвина от карьеры священника «не был отказом от Бога, по крайней мере, сначала», что Дарвин все же оставался верующим человеком и «у нас нет права, пренебрегая реальными фактами и личными свидетельствами самого Дарвина, причислять его к лагерю безбожников», как писали некоторые авторы, тогда по меньшей мере трудно объяснить целый ряд фактов его жизни, его поступков и высказываний.

Когда капитан «Бигля» Р. Фиц-Рой рьяно выступил против основного вывода эволюционной теории Дарвина, настаивая на несомненности библейского сказания о сотворении мира, Дарвин заметил: «Жаль, что он не предложил своей теории, по которой мастодонт и прочие крупные животные вымерли по той причине, что дверь в ковчеге Ноя была сделана слишком узкой, чтобы он мог пролезть туда». В письме к своему другу, американскому ботанику Аза Грею от 20 июня 1856 года, т.е. еще до опубликования «Происхождения видов», Дарвин писал об идее сотворения видов: «Говорить, что виды были сотворены так-то и так-то, это не научное объяснение, а лишь благочестивый способ утверждения, что это есть так-то и так-то». В письме к другому своему другу, знаменитому английскому геологу Ч. Лайелю от 2 сентября 1859 года Дарвин писал о его колебаниях относительно эволюционной теории: «Не принимайте поспешно предвзятого решения (подобно многим натуралистам) идти только до известного пункта и никак не дальше, потому что я глубоко убежден, что безусловно необходимо или идти со мною до конца... или же придерживаться особого сотворения каждого отдельного вида». А в письме от 17 июня 1860 года он утверждал: «Ни один астроном, показывая зависимость движения планет от тяготения, не считает нужным сказать, что закон тяготения был предназначен, чтобы планеты следовали по тем путям, по которым они следуют. Я не могу поверить, чтобы в строении каждого вида было хоть на крошку больше вмешательства Творца, чем в движении планет. Я полагаю, только благодаря Пейли и Ко это более специальное вмешательство почитается необходимым в отношении живых тел».

Когда «Бигль», покинув острова Килинг, направился в обратный путь, представления Дарвина о самом себе и своем будущем были уже отличны от тех, которые он имел, покидая Англию. Теперь он хотел стать ученым, геологом и натуралистом, а не священником, полагая, что смог бы внести вклад в философию и без служения церкви. Отказ от первоначального плана карьеры также проходил постепенно еще во время путешествия на «Бигле» и едва отмечен в его дневнике и письмах. Это намерение, как утверждал Дарвин впоследствии, умерло «естественной смертью». Вопрос о том, мог ли у действительно религиозного человека замысел стать священником умереть тихой и незаметной никому, включая его самого, «естественной смертью» - чисто риторический.

Возможно, это произошло еще и потому, что в основе его замысла лежала отнюдь не «высокая», духовная, а вполне приземлённая, мирская, даже меркантильная причина - неустроенность. Дарвин мечтал об обеспеченной и тихой жизни в деревне, о чем сообщал в письмах своим сестрам и друзьям. Принадлежность к церкви давала такую перспективу: скромная, прилежная жена, время для досуга и полезных общественных дел. Осуществить этот замысел ему помогали сестры; пока он путешествовал, они подыскивали ему подходящую партию, к которой относили и Эмму Веджвуд.

Не менее важным было и еще одно обстоятельство. По-видимому, Дарвин собирался стать священником в первую очередь не для того, чтобы нести слово божье прихожанам, но чтобы иметь возможность заниматься естественной историей, как некоторые его родственники и знакомые, сельские священнослужители. Однако после путешествия на «Бигле» такой вариант уже не привлекал Дарвина. Ему хотелось стать таким же «джентльменом-экспертом», как Лайель, который писал о природе без оглядок на кого-либо, по крайней мере, на теологов. Правда, Лайель постоянно подчеркивал, что, обходясь без их помощи, сохраняет веру в Творца. Но Дарвин, читая и перечитывая его «Принципы геологии», находил между строчками то, что хотел найти - ничем не ограниченную свободу мысли. Его привлекало также то, что Лайель не был связан с университетским сообществом и мог говорить и писать, что думал. Он не был связан и с должностью приходского священника и вообще с церковью, мог свободно жениться и свободно думать. Для Дарвина очень важен был присущий Лайелю проницательный и живой взгляд на науку, историю и природу. Поэтому Лайель оказал значительное влияние на отношение Дарвина к религии.

Но еще более важными стали исследования и выводы, к которым он пришел в процессе создания эволюционной теории. В своих сомнениях, поисках и раздумьях Дарвин не был одиноким гением. Он проверял свои предположения и аргументы не только в диалоге с самим собой, но и со многими своими друзьями и врагами. Такой диалог, иногда с задержками, иногда с перерывами, продолжался до конца его жизни.

Из-за разного отношения к проблеме происхождения человека Дарвин сначала в переписке с Лайелем вообще не упоминал о своем интересе к человеку. Однако при подготовке книги «Происхождение человека и половой отбор» и после ее издания он вступил в полемику с ним и А.Р. Уоллесом. Несмотря на все доводы Дарвина эти ученые оставались сторонниками сверхъестественного происхождения человека, считая, что отбор если и играл, то лишь подчиненную роль. Уоллес писал в этой связи: «Я допускаю естественное происхождение человека, но привожу факты, указывающие на то, что он был видоизменен действием другой силы, присоединившейся к действию естественного отбора, и это не значит, что я должен считаться отрицателем дарвинизма». Обескураженный такой точкой зрения Уоллеса, Дарвин писал Лайелю 4 мая 1869 года: «Я был ужасно разочарован в отношении человека; мне это кажется невероятно странным... И если бы я не знал обратного, я готов был бы поклясться, что это вписано какой-то другой рукой».

Но Лайель тоже считал, что интеллектуальная и моральная природа человека есть результат «нарушения однообразного хода причинности, ранее действовавшей на земле». Поэтому 5 мая 1869 года он ответил Дарвину: «Я не против его (Уоллеса) идеи, что Высший Разум может управлять изменениями видов в порядке, аналогичном тому, как даже ограниченные способности человека могут руководить изменениями при отборе, как, например, в случае животновода и садовода... Так как я думаю, что постепенное развитие, или эволюция, не объясняется вполне естественным отбором, я даже приветствую предположение Уоллеса, что может существовать Высшая Воля и Сила, которые могут не отстраняться от своих функций вмешательства, но могут руководить силами и законами Природы». Дарвин же, убедившись в родстве человека с животным миром, уже не видел никакой необходимости в божественном объяснении происхождения человека. Поэтому 7 января 1860 года он написал одному из своих друзей: «В отношении человека я очень далек от желания навязать свое убеждение, но я считаю нечестным совсем скрывать свое мнение. Понятно, никому не возбраняется верить, что человек появился в результате особого чуда, но сам я не считаю это ни необходимым, ни вероятным».

Именно проблема человека стала главной для Дарвина, она требовала рационального объяснения и в немалой степени способствовала его отходу от религии. Приняв идею эволюции, он полностью принял и естественное происхождение человека. Смело включив человеческий род во всеобщую цепь органической эволюции, уже в «Записной книжке» 1837-го - 1838 годов Дарвин делает заметки, из которых следует, что человек произошел от обезьяноподобных предков. При этом он специально подчеркивает, что эволюционное представление о происхождении человека никоим образом не принижает, а, напротив, возвеличивает его. Если человек сам, в результате собственной эволюции поднялся на высшую ступень органической лестницы, то у него есть все основания занять в будущем еще более высокое положение. В своих записных книжках Дарвин с научной честностью зафиксировал свои наблюдения и пришел к таким заключениям о человечестве, которые сначала были слишком шокирующими даже для него самого, не говоря уже о его жене и ближайших друзьях.

Предлагая свою эволюционную теорию происхождения человека, Дарвин вынужден был считаться с тем, что она встретит еще меньше понимания и поддержки, чем его объяснение происхождения других видов. 30 июня 1870 года, заканчивая двухтомный труд «Происхождение человека и половой отбор», Дарвин писал давнему другу Б.Дж. Селивану: «Этой весной я хочу опубликовать еще одну книгу, частично касающуюся человека, которую, я убежден, многие объявят очень нечестивой». Сообщая в начале 1871 года о выходе «Происхождения человека» Аза Грею, теистически трактовавшему возможную роль естественного отбора, он прибавлял: «...не знаю, понравится ли она Вам. Некоторые части ее, - как например та, которая касается нравственного сознания, - я уверен, рассердят вас». 29 мая 1871 года Дарвин писал пастору Броди Иннесу по тому же поводу: «Сказать Вам по правде, я иногда задавался вопросом, будете ли вы смотреть на меня как на отверженного и погрязшего в грехах после опубликования моей последней книги. Я нисколько не удивлюсь тому, что вы со мною не согласны, так как очень многие, считающие себя натуралистами, не согласны со мною. И все же я вижу, каким удивительным образом изменились взгляды натуралистов с тех пор, как я опубликовал «Происхождение». Я убежден, что через десять лет будет такое же единодушие относительно человека, поскольку вопрос касается его физического сложения». Даже Лайель не раз признавался Дарвину, что одна из важнейших причин его критического отношения к эволюционной теории заключается в чувстве отвращения к тому, что человек, которого он привык считать «падшим ангелом», ведет происхождение «от оранга», обезьяноподобного существа. Та же причина, по-видимому, часто лежит в основе неприятия эволюционной теории современными людьми, включая некоторых ученых.

В споре с Лайелем о возможности эволюционного происхождения человека Дарвин надеялся, прежде всего, на силу научного аргумента. Поэтому он пытался рассеять его сомнения в письме от 11 октября 1859 года: «Поворотным пунктом в нашем несогласии является то, что вы считаете невозможным, чтобы умственные способности вида улучшались посредством непрерывного естественного отбора наиболее развитых в умственном отношении индивидуумов. Чтобы показать, как постепенно изменяются степени ума, стоит только подумать, что до сих пор никто не нашел возможности определить отличие ума человека от ума низших животных; у последних, по-видимому, те же самые свойства находятся на более низкой ступени совершенства, чем у самого первобытного дикаря».

В «Происхождении человека» Дарвин прямо указывал на то, что если человек выделился из животного мира, то у него, конечно, такая же «смертная душа», как у любого животного - обезьяны, кошки, собаки и прочих. Он заключал: «Тот, кто верит в постепенное развитие человека от некоторой низко организованной формы, естественно должен спросить: как согласуется такое понятие с верой в бессмертие души?.. Очень немногие люди будут тревожиться невозможностью определить, в какой именно период развития особи, начиная от появления первого следа микроскопического зародышевого пузырька, человек начинает становиться бессмертным существом; и я не вижу более серьезных причин тревожиться по поводу того, что и в постепенно восходящей органической лестнице этот период не может быть определен с точностью».

По возвращении из путешествия наряду с обработкой, систематизацией и обдумыванием собранных данных, включая всё относящееся к человеку, Дарвин вплотную занялся также самоанализом. Он собирал все доступные ему факты и аргументы в пользу эволюционной связи между человеком и животными, в том числе специально сравнивал поведение детей и детенышей обезьян в зоопарке. В психике и поведении животных, особенно в их общественных инстинктах, он выделял черты, которые традиционно рассматривались как чисто человеческие. Дарвин полагал, что «чувства и впечатления, различные эмоции и способности, такие, как любовь, память, внимание, любознательность, подражание, рассудок и т.д., которыми гордится человек, могут быть найдены в зачатке, а иногда даже и в хорошо развитом состоянии у низших животных». При этом он настаивал, что все психические различия между животными и человеком имеют лишь количественный характер.

Однако Дарвин все же проводил резкую грань между человеком и животным. Он соглашался, что из всех различий между ними самое важное - нравственное чувство или совесть. Человек, в отличие от животного, есть существо нравственное. Как считал Дарвин, он способен обдумывать свои прошлые поступки и побуждения, одобрять одни и осуждать другие. В развитом нравственном чувстве Дарвин видел благороднейшее из всех свойств человека, заставляющее его без малейшего колебания рисковать своей жизнью ради ближнего.

Легко ли быть агностиком

После создания теории эволюции и выхода в свет книги «Происхождение видов» Дарвину, ставшему в один день мировой знаменитостью, часто приходилось отвечать на письма и давать интервью. Но всякий раз он уклонялся от каких-либо публичных высказываний о религии, ссылаясь на свои более чем скромные умственные способности, особенно в метафизических вопросах. В письме от 16 ноября 1971 года американскому журналисту Ф. Эбботу Дарвин так обосновывал свой отказ: «Я никогда не размышлял систематически о религии в отношении к науке или о нравственности в отношении к обществу, а без упорного и тщательного обдумывания таких предметов я, право, не способен написать что-нибудь заслуживающего быть напечатанным». Даже в «Воспоминаниях», предназначавшихся для семейного чтения, он весьма осторожно и отвлеченно определяет свою позицию: «Тайна начала всех вещей неразрешима для нас, и что касается меня, то я должен удовольствоваться тем, что остаюсь Агностиком».

Эмма Дарвин

Дарвин, очень дороживший своей семьей, домом, положением в обществе, боялся, что явно выраженные религиозные сомнения повредят принятию его эволюционной теории, его семье и ему самому. Открытое признание нерелигиозного характера эволюционной теории или собственных представлений о религии могло стать причиной как семейной драмы, так и конфликтов с обществом. В письме к К. Марксу от 13 октября 1880 года он объяснил, почему «всегда сознательно избегал писать о религии": "Возможно, что тут на меня повлияла больше, чем следует, мысль о той боли, которую я причинил бы некоторым членам моей семьи, если бы стал, так или иначе, поддерживать прямые нападки на религию». Тогда как он сам все более становился неверующим, его жена не только оставалась во всех смыслах членом англиканской церкви, но и пыталась как-то предостеречь мужа. Она опасалась, что Дарвин станет атеистом и будет наказан за это Господом в день Страшного суда. Дарвин в свою очередь переживал, что не может открыть ей все свои сомнения и все свое неверие, ибо это «убило» бы ее.

Очевидная для тех времен «революционность» теории эволюции заставила Дарвина представить ее в неполном, переносимом для близких и общественного мнения виде. Фактически Дарвин был вынужден прибегнуть к самоцензуре, решив не затрагивать в «Происхождении видов» тему эволюции человека. Вот почему относительно эволюции человека он ограничился следующим предположением: «Много света будет пролито на происхождение человека и на его историю».

Учитывая общественную реакцию на выход в свет «Происхождения видов», Дарвин при подготовке второго издания книги специально добавил в заключительную главу фразу: «Я не вижу достаточных оснований, почему бы воззрения, излагаемые в этой книге, могли задевать чье-либо религиозное чувство». Кроме того, под влиянием жены во второе издание Дарвин добавил фразу о том, что «жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм», послужившую одним из главных оснований для утверждений о религиозности ее автора. Позднее Дарвин сожалел об этой уступке, но так и не решился убрать саму фразу. В письме Дж. Хукеру от 29 марта 1863 года он, в частности, пояснял: «Но я уже давно сожалею, что уступил общественному мнению и употребил выражение Пятикнижия - «сотворение», под которым я на самом деле только подразумеваю «появление» вследствие какого-то совершенно неизвестного нам процесса».

Пытаясь хотя бы частично подготовить общественное мнение, Дарвин сумел привлечь на сторону своей эволюционной теории некоторых общественных деятелей, в первую очередь представителей церкви, среди которых были и его друзья, в частности Дж.Б. Иннес, Ч. Кингсли и Б. Рауэлл. Тем не менее, в неверии Дарвина нисколько не сомневались его современники. Так, английский историк и публицист Т. Карлейль в 1876 году публично заявил, что знал три поколения Дарвинов - деда, отца и сына, и все были атеисты! Лютеранский богослов Хр. Лютард видел в эволюционной теории Дарвина «научное оправдание для устранения бога, т.е. для атеизма» и поэтому считал ее социально опасной: «Ведь если не существует Бога на небе, то люди должны играть роль провидения на земле и устроить мир по своим собственным мыслям. Тогда и видно будет, к чему приведет все это: французская революция окажется детской игрой». Современные последователи такой логики «постоянно утверждают, будто дарвинизм (и лично Дарвин) виноваты буквально во всех бедах человечества: от фашизма и Освенцима до пропаганды абортов».

Об эволюционной теории Дарвина как «научном оправдании атеизма» писали и российские дореволюционные публицисты и религиозные деятели. Н.Я. Данилевский полагал, что эволюционная теория Дарвина несовместима с религией, так как имеет явный атеистический характер, и «изменяет, переворачивает не только наши ходячие и наши научные биологические взгляды и аксиомы, а вместе с этим и все наше мировоззрение до самого корня и основания». Профессор A.A. Тихомиров и вовсе назвал дарвинизм «антихристианнейшим» учением, упразднившим саму основу христианского воззрения на природу - идею предустановленного в мире порядка и совсем особого положения человека среди других земных существ. Поэтому в лице дарвинизма наука, как утверждал A.A. Тихомиров, подняла оружие против христианства, и в этом ее тягчайшая вина.

О том же пишут и сегодня не менее резко: «Действительно, вопреки распространенному мнению о том, что христианская религия и дарвинизм не противоречат друг другу, дарвинизм отрицает религию и не только потому, что автор ее возненавидел Бога, поклоняясь новому идолу - естественному отбору, но также и потому, что учение Дарвина и его последователей отрицает целеполагание в эволюции и сводит всю историю жизни на Земле к борьбе за существование и выживанию более приспособленных».

Иногда это мнение выражается в более «толерантной» форме. Например, в 2006 году представитель Московской патриархии митрополит Калужский и Боровский Климент на прессконференции в Москве высказался против доминирования в школах теории дарвинизма и в очередной раз призвал ввести в школьную программу «Основы православной культуры».

По поводу подобных обвинений в конце XIX века датский философ Г. Гёффдинг писал: «Выражалось мнение, что дарвинизм есть не только безнравственное, но даже материалистическое и атеистическое учение. Но если разуметь под материализмом только сведение явлений к определенным естественным законам, исключающим всякое сверхъестественное вмешательство, то Дарвин, конечно, материалист... Дарвин расширил область естественной связи: он содействовал тому, что привычка мыслить положительно и обходиться без теологических причин сделалась более распространенной среди естествоиспытателей, а затем и в более широких кругах».

Главная проблема для Дарвина состояла в социально-идеологических требованиях, «неписаных законах», общепринятых в английском обществе его времени. В этом обществе религия была в той же степени вопросом классовой принадлежности и правильного, одобряемого обществом поведения, в какой она являлась чисто идеологической, «духовной» доктриной. В то же время формальная, демонстрируемая приверженность принципам церкви необходимым и обязательным образом сочеталась с социальным статусом человека. Для Дарвина это означало безусловное выполнение определенных обязанностей. Можно было сомневаться в религиозных догматах в семье или в кругу друзей, но лишь немногие осмеливались полностью и открыто отказаться от «условностей» традиционной жизни. Ведь прослыть атеистом было, по меньшей мере, неприлично, если не преступно.

Подтверждается это также тем, что впервые полностью «Воспоминания» Дарвина были опубликованы не на английском, а на русском языке, и только в 1957 году, за год до их опубликования на его родине. До того «Воспоминания» опубликовал в Англии в сильно сокращенном виде его сын Фрэнсис под названием «Автобиография» в 1887 году в составе первого тома рукописного наследия Дарвина. В издание 1903 года Ф. Дарвин включил некоторые, не вошедшие в первое издание отрывки, а в 1933 году внучка Дарвина Нора Барло дополнила переиздание «Воспоминаний» страницами, посвященными капитану «Бигля» Фиц-Рою, которые не вошли в «Автобиографию». В этих изданиях раздела о религии не было. Таким образом, лишь почти сто лет спустя после выхода в свет «Происхождения видов» респектабельная Англия смогла смириться стем, что Дарвин был неверующим.

Прошло уже более 120 лет со дня смерти Дарвина, но споры о нем идут до сих пор. И касаются не только его научного наследия. Сама личность Дарвина воспринимается и оценивается весьма полярно.

В сознание многих еще со школьных времен накрепко въелось представление о Дарвине как о человеке, не просто утратившем веру, но ставшем убежденным атеистом, чьи научные труды способствовали изгнанию Бога из картины мироздания. Атеисты всех мастей, «мирные» и «воинствующие», заслонили подлинного Дарвина, лишив всех нас возможности познакомиться с неоднозначной, сложной, но и весьма интересной личностью ученого, имя которого, хотим мы того или нет, навсегда вошло в историю науки.

Воспитанием Чарльза, рано лишившегося матери, занимался его отец – известный всей округе врач. Известно, что Роберт Дарвин был атеистом. А что же его сын? В своей «Автобиографии» Чарльз Дарвин вспоминает, что, собирая коллекцию насекомых, он никогда не убивал жучков, но подбирал мертвых, считая, что не вправе лишать жизни какое-либо существо… В «Автобиографии» он также рассказывает, что, опаздывая в школу, «усердно молил Бога о помощи», а успев на урок, «приписывал успех не скорости бега, а молитве».

Как это ни парадоксально, в семье отца-атеиста рос искренне верующий ребенок. Надо отметить, что Дарвин, горячо любивший отца, глубоко переживал его безверие. В «Автобиографии» он свидетельствует, что его детскому воображению рисовалась страшная посмертная участь людей, отпавших от Бога. Кто знает, о чем он просил Бога в своих детских молитвах за отца…

Важный этап жизни Дарвина – учеба в университете. Мало кто знает, что известнейший ученый-биолог не получил специального биологического образования. По окончании школы Дарвин решил продолжить семейную традицию – поступил на медицинский факультет Эдинбургского университета. Однако вскоре ему пришлось расстаться с медициной. Причина была проста, но непреодолима: он не переносил вида крови.

Роберт Дарвин не стал принуждать сына, но принял странное для атеиста решение: предложил ему стать священником. Не совсем ясно, чем оно было продиктовано – по крайней мере, сам Дарвин не дает комментариев. Возможно, отец почувствовал особую религиозность Чарльза и понял, что его путь – служение Богу. Однако прежде, чем решиться на столь важный шаг, Чарльз попросил время на размышление и принялся за чтение богословских книг. Его вывод был тверд и однозначен: «Наше вероучение необходимо считать полностью приемлемым” . Так он стал студентом Богословского факультета Кембриджа. Впоследствии в «Автобиографии» он писал, что перспектива стать сельским пастором его в то время вполне устраивала и даже привлекала.

По окончании учебы он сдал выпускные экзамены и получил степень бакалавра теологии . Молодой теолог имел право получить приход и начать пасторское служение. Однако жизнь сложилась иначе.

Так вышло, что вскоре Дарвин отправился в пятилетнее кругосветное плавание в качестве натуралиста (без жалованья) на парусном судне «Бигль». Интересно отметить, что он взял на борт две книги: Библию и религиозно-мистическую поэму Джона Мильтона «Потерянный рай». Все пять лет плавания Дарвин тщательно ведет дневник, который по возвращении издает. Этот путевой дневник – важное свидетельство, которое помогает лучше понять внутреннюю работу, глубокие духовные переживания молодого Дарвина. Вот некоторые строки оттуда.

Изучая островную и материковую фауну, Дарвин сделал такую запись: «Мне казалось, что здесь я присутствовал при самом Акте Творения» . Или другое признание. Он пишет, что при виде девственного тропического леса испытал мистическое чувство Бога. В заключительной главе дневника есть такие строки: «И здесь, и там мы видим Храмы, наполненные разнообразными произведениями Бога Природы. Никто не может пробыть в этих диких местах, не испытывая волнения и не почувствовав, что в человеке есть нечто большее, чем простое дыхание его тела».

Однако надо признать, что в душе Дарвина этот уникальный опыт Богоприсутствия не получил последующего развития, не перевернул его жизнь. Более того, именно в этот период его вера стала в каком-то смысле формальной. Дарвин этого периода напоминает евангельского юношу, который не ответил на призыв Христа раздать имение и следовать за ним. Как знать, может быть, именно последствия этого охлаждения к вере обернулись для него и загадочной болезнью, и не менее загадочным состоянием «духовного очерствения», о котором он с горечью писал на склоне лет: «Ум мой превратился в какой-то механизм, перемалывающий большие коллекции фактов и общие законы, но почему эта способность вызвала атрофирование только той части мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы, я не могу понять…»

Однако, несмотря на все это, не следует думать, что Дарвин, бакалавр теологии, утратил веру и перешел в стан атеистов. «В самые крайние моменты колебаний я никогда не был атеистом в том смысле, чтобы отрицать существование Бога» – пишет он другу Фордайсу на склоне лет.

Итак, отправляясь в плавание, он придерживался общепринятых религиозных воззрений. Однако свойственное Дарвину (и не ему одному) буквальное понимание Священного Писания в конце концов привело к тому, что он почти полностью разуверился в Ветхом Завете, считая описанные в нем события Священной Истории чуть ли не мифическими. Его разум ученого требовал четкости не только в научной деятельности, но и во всем остальном, не делая исключений для веры. Он ощущал потребность в осязаемых, материальных доказательствах всего того, что описано в Священном Писании: «Я отнюдь не склонен был отказываться от своей веры, я убежден в этом, ибо хорошо помню, как я все снова и снова возвращался к фантастическим мечтам об открытии в Помпеях или где-нибудь в другом месте старинной переписки между какими-нибудь выдающимися римлянами или рукописей, которые самым поразительным образом подтвердили бы все, что сказано в Евангелии» («Автобиография»). Не найдя таких «вещественных доказательств», примерно к тридцати годам Дарвин стал деистом .

А в конце жизни он стал разделять позиции агностицизма, отрицающего возможность познания мира, равно как и достижение Истины. Роль науки для агностика ограничивается лишь описанием явлений и феноменов. Дарвин так обосновывает перемену мировоззрения: «Тайна начала всех начал для нас неразрешима, и я со своей стороны, должен ограничиться скромной ролью агностика (незнающего)» .

Интересен вопрос, почему Дарвин не пошел по пути церковного служения, как это предполагала полученная им специальность? Причина этому – вовсе не утрата веры, как порой заявляют атеистически настроенные исследователи. Дарвин дает такое объяснение: «Это намерение и желание моего отца никогда в сущности формально не были отвергнуты, но умерли естественной смертью, когда я, в качестве натуралиста, присоединился к экспедиции Бигля» («Автобиография»).

Вернувшись из плавания, дипломированный теолог активно принялся за разборку и анализ привезенных экспонатов, готовил к изданию дневник путешествий. Словом, для него началась новая глава жизни. Можно сказать, что в плавание отправился натуралист-любитель, а вернулся – сложившийся ученый. Теология осталась в прошлом.

Но в жизнь молодого Дарвина ворвалась непонятная, тяжелая болезнь. Ни тщательные обследования, ни консилиумы с привлечением известных врачей – ничего не помогало. Диагноз фактически не был поставлен, поэтому предлагаемые способы лечения результатов не давали. Дарвину становилось все хуже. Однако, если судить по портретам того периода, это был пышущий здоровьем молодой мужчина.

В чем же проявлялся недуг? Все последующие сорок лет жизни Дарвина терзала быстрая утомляемость, слабость, головные боли, бессонница, кошмары по ночам, обмороки, дурнота, агорафобия. Он не мог позволить себе общение с друзьями, так как страдал от перевозбуждения, а «последствием этого были припадки сильной дрожи и рвота» . Болезнь стала определять весь строй его жизни. В доме Дарвина был установлен строжайший распорядок дня, которому следовали все члены семьи. Малейший отход от него вызывал обострение болезни. Дарвин не мог себе позволить путешествовать, ходить в гости, общаться с друзьями. Болезнь будто отгородила его от всего мира.

Примечательно, что даже посещение Церкви вызывало приступы болезни. Однако Дарвин, преодолевая свой недуг, все же пытался посещать богослужения, он дружил с местным епископом, принимал посильное участие в жизни своего прихода, занимался благотворительностью. Для «атеиста» такая деятельность вряд ли вероятна.

Но, судя по всему, он испытывал от болезни не только физические страдания. В конце жизни Дарвин признался священнику, что из-за невероятной физической слабости он все время чувствовал, что ему «непосильны глубокие раздумья о самом сокровенном, чем может быть полна душа человеческая» . Есть аналогичное свидетельство и одной из его дочерей. Значит, судя по этим признаниям, он стремился к «глубоким раздумьям» , в нем не прекращалась работа духа, однако болезнь мешала духовным исканиям.

Но сам Дарвин вовсе не считал себя отпавшим от Бога человеком. Уверенность в этом нам вновь дает его собственное признание. Однажды с письмом к нему обратился студент, для которого, судя по всему, Дарвин был высочайшим научным авторитетом. Но юношу чрезвычайно волновал вопрос относительно его веры в Бога. Вот ответ Дарвина: «Нельзя себе представить возникновение этой красивой и дивной вселенной с населяющими ее сознательными существами, как результат простой случайности – этот факт является для меня главным доказательством в пользу допущения существования Бога» .

Чаще всего в вину Дарвину ставят его эволюционную теорию, в которой он попытался найти ответ на вопрос о происхождении видов живых организмов, а также человека – словом, то, что сейчас называют дарвинизмом. В одном из писем к К.Марксу по поводу эволюционной теории Дарвина Ф. Энгельс писал: «В этой области (имеется в виду естествознание – Г.М.) теология не была еще разрушена, а теперь это сделано» . Упомянутый классик марксизма был столь очарован «Происхождением видов», что решил посвятить Дарвину свой главный труд «Капитал». Однако Дарвин от предложенной сомнительной чести отказался. Тем не менее, ему был прислан экземпляр этой книги с дарственной надписью автора. Но этот солидный том и по сей день стоит в дарвиновской библиотеке с неразрезанными страницами.

Но все же возникает вопрос. Повинен ли Дарвин, создатель теории эволюции на основе естественного отбора, в том, что она стала восприниматься как орудие для разрушения христианства? Конечно, для серьезного анализа этой проблемы необходимо детальное знакомство не только с его работами, но и непредвзятый, строгий анализ дарвинизма с позиций современной эволюционной биологии. Это было бы весьма уместно, поскольку большинство знает об идеях Дарвина по школьным учебникам, страдающим множеством недугов – упрощением, искажением, смещением акцентов, замалчиванием фактов…

Нас же в данном контексте интересует другое – как сам автор теории относился к подобным заявлениям. В письме к близкому другу, геологу Ч. Лайелю, есть такие строки: «… Я не вступаю ни в какие споры с Книгой Бытия, а привожу лишь факты и некоторые заключения из них, которые мне кажутся справедливыми» . Таким образом, позиция ученого предстает в ином свете. Он весьма корректен в своих выводах и вовсе не старается поставить читателей перед альтернативой: долгая эволюция или создание мира в шесть дней. Более того, в другом письме Лайелю он признает: «При современном состоянии наших знаний мы должны допустить сотворение одной или нескольких немногих форм, точно так же, как физики допускают существование силы притяжения без объяснения ее» .

Следовательно, Дарвин, под влиянием работ которого из науки был, по мнению многих, изгнан Бог, вовсе не исключал акта первоначального Божественного творения. Он вполне допускал, что первые организмы могли возникнуть под действием нематериальных причин, то есть при непосредственном участии Божественной Творческой Силы, и недвусмысленно сказал об этом в «Происхождении видов», закончив свой труд такими словами: «Есть величие в этом воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными Творцом в одну или незначительное число форм… ; из такого простого начала возникали и продолжают возникать несметные формы, изумительно совершенные и прекрасные» (выделено мной – Г.М.). Думается, эти слова не нуждаются в комментарии.

Что касается его последователей – некоторых недобросовестных дарвинистов, то именно их усилиями идеи Дарвина приобрели тот атеистический душок, который отсутствовал у самого их автора. Конечно, теория Дарвина вызывала и до сих пор вызывает горячие споры и справедливую критику. Но все это – нормальная составляющая научного поиска. Если же вернуться к вопросу, вынесенному в заглавие статьи, то, полагаю, у нас нет права, пренебрегая реальными фактами и личными свидетельствами самого Дарвина, причислять его к лагерю безбожников. Не будем судить, какова была степень его воцерковленности, глубокой или не слишком была его вера. Это – сокровенная тайна двоих, человека и Бога. Но трудный путь Дарвина – это путь человека, к которому могут быть отнесены строки Пушкина: «Духовной жаждою томим…»

Деизм – философское учение, признающее божество началом и основой всех вещей, но, в противоположность теизму, отрицающее Бога как Личность, Откровение и Промысел.)