Выставка «Русское присутствие на Святой Земле» откроется в Иерусалиме. Православное палестинское общество
В Иерусалимском Православном Семинаре состоялась презентация новой книги, посвященной истории русского присутствия на Святой Земле. Почти триста страниц текста, написанного диаконом Александром Занемонцем, несколько сот черно-белых архивных и цветных новых фотографий, оформление и рисунки московского художника Ильи Викторова. Предисловие митрополита Илариона, первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. Книга издана по благословению епископа Агапита Штутгартского, главы издательского отдела Русской Православной Церковью Зарубежом, сообщил « » о.Александр Занемонец.
На презентации в Иерусалиме присутствовали митрополит Иларион, первоиерарх Русской Зарубежной Церкви, архиепископ Женевский Михаил (РПЦЗ), иерусалимские археологи, историки, книгоиздатели, члены Русской Духовной Миссии.
Книга начинается с паломничеств игумена Даниила и св. Евфросинии Полоцкой в 12 веке и доходит до наших дней. Из жития св. Евфросинии мы знаем, что уже в 12 веке - при крестоносцах - в Иерусалиме был русский монастырь… Основное внимание уделено, конечно же, 19 и 20 веку, когда присутствие Русской Церкви в Иерусалиме стало официальным, а паломничество - массовым.
Созидание «Русской Палестины» в 19 веке было не только результатом государственной политики или синодальных решений, но, в первую очередь, делом тех подвижников, которые трудились на Ближнем Востоке. Это и начальники Русской Духовной Миссии, и рядовое духовенство, и первые сестры монастырей, и те миряне, которые приняли благочестивое решение трудиться в Палестине. Их никто не неволил: на Святую Землю, ехали те, кто хотел там жить и трудиться. Так, архимандрит Антонин (Капустин), почти тридцать лет возглавлявший Русскую Духовную Миссию во второй половине 19 века, не выезжал оттуда в Россию ни разу: ему было хорошо на христианском Востоке, который он по-настоящему любил. Его было даже не выманить оттуда обещаниями архиерейства, как это было принято в ту пору. Характерно, что большинство деятелей «Русской Палестины» принадлежало к свободным сословиям - ученому монашеству, купцам, государственным крестьянам. Они изначально были свободны в проявлении инициативы и не ждали окрика со стороны начальства.
Многие русские монастыри и храмы на Святой Земле создавались трудами и жертвой не просто отдельных благодетелей, но всего русского народа. Так, земля для строительства Горненского монастыря была куплена на средства, собранные по газетной подписке. Средства для содержания русских школ или для строительства паломнических подворий - а ими занималось Православное Палестинское Общество - шли со всенародного Вербного сбора. Православное Палестинское Общество, со временем получившее название Императорского, было одной из главных общественных организаций в дореволюционной России.
В книге много внимания уделено жизни «Русской Палестины» в послереволюционную эпоху, о чем современному русскому читателю известно пока немного. Как пишет в своем предисловии к книге митрополит Иларион, «это очень важно, ведь русское православное присутствие в Иерусалиме ни на минуту не прерывалось и после революции 1917 года: Русская Духовная Миссия и общественные организации продолжили свое служение. Более того, между двумя мировыми войнами возникли новые общины: в Вифании, а затем в Гефсимании был основан монастырь, устроенный двумя шотландскими сестрами, принявшими Православие… Трудились в Иерусалиме такие выдающиеся деятели Русского Зарубежья как архиеп. Анастасий (Грибановский) и архим. Киприан (Керн). Игуменьей Воскресенского монастыря на Елеоне долгие годы - уже во второй половине XX столетия - была матушка Тамара (Багратион-Мухранская), дочь великого князя Константина Романова (поэта, писавшего под псевдонимом К.Р.) и родственница Государя».
В книге опубликовано множество старых фотографий из архивов русских монастырей в Иерусалиме и во Франции, из собраний Императорского Православного Палестинского Общества и Американской Иерусалимской Колонии. Нередко старые и новые фотографии в книге приводятся вместе, ведь история русского присутствия на Святой Земле продолжается. «В наше время, когда открыты все границы, - завершает свое предисловие к книге митрополит Иларион, - мы можем совершить паломничество в Иерусалим и Вифлеем, в Галилею и Иудейскую пустыню. И можем принять участие в том служении, которое несли поколения наших предков на Святой Земле».
По ходу презентации архиеп. Михаил Женевский поделился своими воспоминаниями об архим. Сергии (Пфеффермане), который был членом Русской Духовной Миссии еще в самом начале XX века (впервые прибыл в Иерусалим в 1902 году), а затем эмигрировал во Францию. Владыка еще застал его во Франции в 1950 годы, где о. Сергий был другом и сослужителем святителя Иоанна (Максимовича). Инокиня Марина (Черткова) рассказала о своей совместной работе в Иерусалиме с архим. Антонием (Граббе), трудами которого была денонсирована так называемая «апельсиновая сделака», о чем не все знают сегодня. Митрополит Иларион отметил, что в настоящее время служение Русской миссии сводится, помимо приема паломников, к сохранению достигнутого, к монашеской жизни и молитве. Притом, что еще в середине XX столетия, не говоря уже о предреволюционном времени, служение Русской Церкви на Святой Земле было гораздо более широким. Это видно по тому напутственному слову, с которым митр. Антоний (Храповицкий) обращался к архим. Киприану (Керну), когда тот был назначен начальников РДМ в 1928 году.
Автор книги в течение многих лет преподает историю в израильских университетах, а также занимается организацией и сопровождением паломнических групп. Является автором ряда научных статей и книг по византийской и русской церковной истории, а также - путеводителя «Неделя на Святой Земле. Путеводитель паломника».
Книга «Русские на Святой Земле» доступна в православных книжных магазинах Иерусалима и Москвы, в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле, а также в нескольких православных храмах Петербурга. По вопросам распространения можно обращаться к автору ([email protected] +972 547 872 755).
10 ноября 2014 года в 18:00 в Иерусалиме, в Культурном центре «Гармония» (ул. Гилель, 27), состоится открытие выставки фотографий «Русское присутствие на Святой Земле».
В церемонии открытия выставки примут участие: временно исполняющий обязанности начальника Русской духовной миссии в Иерусалиме игумен Феофан (Лукьянов); главный редактор Издательства Московской Патриархии протоиерей Владимир Силовьев, заместитель исполнительного директора Благотворительного фонда имени святителя Григория Богослова Игорь Лапшин, директор Государственного музея истории религии Любовь Мусиенко, руководитель представительства Россотрудничества в Израиле Наталья Якимчук, руководитель представительства Россотрудничества в Палестине Сергей Шаповалов, представитель Императорского Православного Палестинского общества в Израиле Павел Платонов.
Выставка приурочена к 150-летию со дня рождения великой княгини Елизаветы Федоровны, которая в 1905 году была назначена председателем Императорского Православного Палестинского общества и во многом содействовала православному паломничеству в Святую Землю, занималась духовным просвещением жителей Палестины.
Организаторы выставки: Благотворительный фонд имени святителя Григория Богослова, Русская духовная миссия в Иерусалиме Московского Патриархата и Государственный музей истории религии.
Экспозиция подготовлена на основе фотоматериалов 1885-1917 годов из архива Императорского Православного Палестинского общества, хранящегося в фондах Государственного музея истории религии. Фотоработы позволят посетителям выставки познакомиться с деятелями общества и Русской духовной миссии в Иерусалиме, увидеть русские места в Палестине, составить образ русского паломника и перенестись в Иерусалим позапрошлого столетия.
Выставка подготовлена при поддержке Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, Издательства Московской Патриархии Русской Православной Церкви, Императорского Православного Палестинского общества, Елисаветинско-Сергиевского просветительского общества, ООО «Газпром добыча Уренгой», студии «Клик».
Выставка открыта для посетителей с 10 по 23 ноября 2014 года ежедневно, кроме пятницы и субботы с 12:00 до 17:00.
Императорское Православное Палестинское общество (ИППО) — старейшая в России научная и гуманитарная неправительственная организация. Устав общества был утвержден Александром III 8 мая 1882 года. Уставные задачи общества - содействие паломничеству в Святую Землю, научное палестиноведение и гуманитарное сотрудничество со странами библейского региона.
В результате совместной работы общества с Русской духовной миссией в Иерусалиме и российским консульством возникла Русская Палестина — уникальная инфраструктура храмов, подворий, участков, школ и больниц. К 1914 году обществу принадлежало в Палестине восемь подворий. В одном только Иерусалиме: Александровское — в Старом городе, близ храма Гроба Господня; Елисаветинское, Мариинское и Николаевское — в составе так называемых русских построек; рядом — новое, получившее наименование Сергиевского; неподалеку — Вениаминовское. В начале XX века построены подворья в Назарете и Хайфе. Через учреждения ИППО проходило в год более десяти тысяч паломников. ИППО содержало для паломников и местных жителей Русскую больницу в Иерусалиме и ряд амбулаторий. Были у общества и свои храмы — два в Палестине и два в России. Строились церкви и для арабского православного населения (Сергия Радонежского в Мжделе и Георгия Победоносца в Кане Галилейской). В 1911-1915 годах был приобретен земельный участок, построен храм св. Николая и подворье по проекту А. В. Щусева в Бари (Италия).
Почти каждый из христианских народов на протяжении многовековой истории старался оставить и умножить свой вклад в духовную и материальную сокровищницу Святой Земли, утвердить в мистическом «центре мира» явственные знаки своего политического и культурного влияния. Обращаясь к истории Ближнего Востока, мы сталкиваемся с необходимостью анализа различных историко-культурных и историко-дипломатических напластований, отложившихся, подобно геологическим периодам, на этом древнем стыке различных вер и культур. К византийским, арабским, сельджукским, крестоносным и прочим пластам присоединяется со временем все более значительный русский.
Русская Палестина — так по праву называют уникальный феномен, который материально состоит из сложной инфраструктуры русских храмов, монастырей, земельных участков и подворий, собранных и созданных во второй половине ХIХ-начале XX в. на русские деньги, трудом и энергией деятелей Российского государства, Русской церкви и культуры. Наш долг сегодня — сохранить и укрепить этот важнейший островок отечественной духовности и культуры, способный служить лучшей «визитной карточкой» новой России в мировом сообществе.
Между тем история русского духовного и политического присутствия на Ближнем Востоке еще не написана. Тому были свои причины. В пределах Иерусалимского и Антиохийского православных патриархатов русское влияние и способы проникновения носили преимущественно церковный и церковно-политический характер. Такая институциональная двойственность до самого недавнего времени мешала как светским, так и церковным авторам объективно осмыслить и представить события. Светским историкам, особенно советского времени (хотя в известной степени это утверждение справедливо и для авторов дореволюционных), тема представлялась сугубо конфессиональной, «излишне» церковной. Историкам церковным, напротив, во многом препятствовал именно «конфессиональный» момент, заставлявший опускать или приглушать противоречия как канонического свойства (между Русской, Иерусалимской и другими автокефальными Православными церквами), так и внутриполитического (между государственными и синодальными структурами, между духовными идеалами и экономическими и геостратегическими реальностями). Противоречия того и другого характера в полной мере проявились в середине Х1Х-начале XX в. в русской политике на Востоке. Только этим можно, пожалуй, объяснить тот факт, что за долгие послеоктябрьские десятилетия истории Православного Палестинского общества, Русской Духовной Миссии в Иерусалиме и других подобных учреждений посвящены были в лучшем случае краткие юбилейные заметки в соответствующих выпусках «Палестинского сборника». Ситуация изменилась лишь в самые последние годы. В Петербурге, в историко-архивных византологических изданиях появилось несколько статей, связанных с данной темой. В «Историческом вестнике» опубликована большая работа К. Н. Юзбашяна по истории Императорского Православного Палестинского общества (в советское время — Российское Палестинское общество при АН СССР; с 1992 г. восстановлено историческое название. Далее ИППО). Ученый секретарь его Петербургского отделения Е. Н. Мещерская с соавторами представила обзор русских археологических раскопок в Святой Земле.
В Москве автором настоящих строк было подготовлено и издано при поддержке Историко-документального департамента МИДа два тома документов, исследований и материалов «Россия в Святой Земле», впервые в отечественной историографии позволяющих достоверно воссоздать сложную и многогранную историю российского дипломатического, духовного и культурно-гуманитарного проникновения на Ближний Восток. Раздел о Русской Палестине содержится также в альбоме-монографии «Приди и виждь». Материалы организованной Палестинским обществом совместно с Отделом внешних церковных связей Московской патриархии конференции, посвященной 150-летию Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1997), составили два выпуска «Богословских трудов». Переизданы работы архимандрита Киприана (Керна) об архимандрите Антонине (Капустине) (1934) и архимандрита (впоследствии митрополита) Никодима (Ротова) «История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме» (1959). В «Дипломатическом ежегоднике» опубликованы в 1992 г. В. Ф. Трутневым небольшая подборка документов и в 2001 г. моя статья «Русское дело в Святой Земле».
И все же публикаций и монографий, обобщающих духовный и политический потенциал России в Святой Земле и на Ближнем Востоке, до сих пор нет, и это обедняет как общую историческую картину внешней политики империи, с ее преемственностью и традициями, так и возможности учета исторических духовных реалий в прогнозировании и планировании современной российской политики в регионе.
Источниковой базой настоящей статьи являются в первую очередь фонды Архива внешней политики Российской империи (АВП РИ). Самый важный для исследователя — фонд РИППО (ф. 337/1, оп. 765 и ф. 337/2, оп. 873/1-13), содержащий материалы по истории практически всех этапов и разнообразных аспектов деятельности русских учреждений в Сирии и Палестине. Существенные массивы русско-палестинских документов содержатся в фондах Греческого стола (АВП РИ, ф. 142, оп. 497), Турецкого стола (ф. 149, оп. 502), Азиатского департамента (ф. 154, оп. 710 и др.), С.-Петербургского Главархива (ф. 161, 173 описи), Посольства в Константинополе (оп. 517/2) и Генконсульства в Бейруте (ф. 208, оп. 819). Константинопольские и отчасти бейрутские материалы представляют особый интерес, поскольку по непонятным причинам в архивах МИДа не отложились отдельным фондом документы Иерусалимского Генконсульства. Чрезвычайную ценность имеют актуальные и сегодня документы о русской собственности в Палестине.
На протяжении веков тяга к Святой Земле находила на Руси свое выражение не только в стихийно-народном паломническом движении, но и — прежде всего и по преимуществу — в государственной, державной инициативе. По преданию, сохраненному Никоновской летописью, первое посольство на Ближний Восток было отправлено вел. кн. Владимиром в 1001 г.: «Посла Володимер гостей своих, аки в послех, в Рим, а других во Иерусалим, и в Египет, и в Вавилон, съглядати земель их, и обычаев их». «Гостей своих аки в послех» означает в данном контексте примерно: «купцов в качестве послов». Ровно 100 лет спустя, в первый год после освобождения Иерусалима крестоносцами, в Святом Граде окончила свои дни русская княгиня Гита Гаральдовна, жена Владимира Мономаха. В 1167 г. прибыла с паломничеством в Иерусалим, чтобы умереть и быть похороненной там, другая представительница дома Рюриковичей — княжна Евфросиния Полоцкая, просветительница Белоруссии. Знаменитое «хождение» игумена Даниила (1106-1108) также было не только паломнической, но и дипломатической миссией: король крестоносцев Балдуин принимал его как посланца русских князей, и лампаду на Гробе Господнем Даниил затеплил от имени всех князей русских.
Необходимо подчеркнуть, что с самого начала отношения со Святой Землей строились таким образом, что Русь не только в полной мере воспринимала и осваивала богословский, литургический и аскетический опыт обителей и храмов Палестины, но и щедрой рукой помогала им и поддерживала их. Со времени «великих Иванов» — Третьего и Грозного — в Москву, что ни год, являются за «милостыней» посольства из Иерусалима, Антиохии, Александрии, с Синая и Афона. Учреждение патриаршества в России в 1589 г. поддерживалось древними патриархатами Востока также и с практической целью — обрести мощного союзника и поддержку православию на Востоке в лице развивающегося Московского государства. В 1619 г. приезжает в Москву патриарх Иерусалимский Феофан, чтобы участвовать в поставлении патриарха Московского и всея Руси Филарета, а на обратном пути, в Киеве, он способствует восстановлению церковной иерархии для православного населения Украины, оставшегося без духовного руководства после Брестской унии. Решающая роль принадлежит иерархам Иерусалимской церкви в книжно-литургической реформе патриарха Никона, как и в последующей истории русской церковной книжности.
XVIII век, с его рационалистическим характером, привносит момент упорядочения в древние церковно-политические связи. По преданию, Петр Великий одно время хотел вообще «перенести» Гроб Господень в Россию. В 1735 г. в смете Святейшего Синода появляются «отдельной строкой» «палестинские штаты». Серия русско-турецких войн заставляет Порту признать за Россией право быть гарантом православного населения Османской империи.
В статье 7-й Кючук-Кайнарджийского мирного договора от 10 июля 1774 г. сказано: «Блистательная Порта обещает твердую защиту христианскому закону и церквам оного». Восстанавливаются и полузабытые паломнические маршруты. «Как духовным, так и светским Российской империи подданным да позволяется свободно посещать святой град Иерусалим и другие места, посещения достойные» (там же, ст. 8).
Ближний Восток занимал особое место во внешнеполитических планах Екатерины П. В конце 1770-начале 1780-х гг. императрица формулирует свой так называемый Греческий проект уже и на собственно дипломатическом уровне. Основные документы проекта («Мемориал по делам политическим» А. А. Безбородко, будущего канцлера, сентябрь 1780 г.; письмо Екатерины II австрийскому императору Иосифу II от 10 сентября 1782 г.) говорят о «совершенном истреблении Турции и восстановлении древней Греческой империи в пользу младшего великого князя». Проект с самого начала выходил за рамки узко понимаемой «балканской политики», представляя собой, если можно так сказать (по аналогии с европейскими войнами «за испанское», «баварское» и всякое иное наследство), неосуществленную «войну за византийское наследство», со всеми вытекающими из этого последствиями. Если присмотреться к контексту употребления термина греческий в бумагах Екатерины, станет ясно, что Project Grecque можно также сопоставлять с ее самообозначением Chef de l"Eglise Grecque (Глава Церкви Греческой). Понятно, что Екатерина считала себя главой не Греческой (т. е. Элладской) церкви. Для нее слово греческая было синонимом слова православная. Именно в этом смысле императрица пишет Вольтеру 3 марта 1771 г.: «Как добрый католик, скажите своим единоверцам, что Греческая Церковь при Екатерине II не желает зла ни Церкви Латинской, ни какой-либо другой. Греческая Церковь только обороняется».
Аналогично и в терминах ее Греческого проекта речь шла в широком смысле о новой концепции русской внешней политики на православном Востоке. Г. Р. Державин в оде «На взятие Измаила» (1790) был, быть может, ближе к правильному пониманию восточных замыслов императрицы, когда призывал ее «Отмстить крестовые походы, / Очистить Иордански воды, / Священный Гроб освободить».
Император Александр I продолжил в известном смысле «мистику» восточной политики своей бабки. 14 сентября 1815 г. в Париже был заключен, как известно, Священный союз между монархами России, Австрии и Пруссии — специально в день Воздвижения Креста Господня. Император как бы хотел сказать, что интересы христианских монархий «скрещиваются» в центре мира — у Креста Господня, в Иерусалиме. Александр щедро финансирует иерусалимскую патриархию в связи с огромными расходами на ремонт храма Гроба Господня после пожара 1808 г. Николай I учреждает 11 февраля 1847 г. Русскую Духовную Миссию в Иерусалиме. И вновь это государственная внешнеполитическая акция, и начальник Миссии находится с самого начала в двойном подчинении: не только Святейшего Синода, но и прежде всего Министерства иностранных дел.
Помимо государственных и геополитических интересов значительную роль играли личные религиозные убеждения. Когда Александр II сказал, назначая первого председателя Палестинского комитета в 1859 г., «C"est une question de coeur pour Moi» (это для меня вопрос сердца), он выразил общее отношение российских самодержцев к Святой Земле. И российский МИД, в свою очередь, даже когда его возглавляли люди не русские и не православные (К. В. Нессельроде, Н. К. Гире), вполне добросовестно и эффективно осуществлял защиту наших национальных и духовно-конфессиональных интересов на Ближнем Востоке, как и в других регионах. Срабатывал фактор многовековой традиции: Россия строила свою политику на Востоке — и только так могла ее строить — как единственная Православная империя, преемница Византии в поствизантийском пространстве.
Поскольку первым русским учреждением в Палестине была Русская Духовная Миссия в Иерусалиме, с нее мы и начнем наш анализ.
Русская Духовная Миссия в Иерусалиме
Сороковые годы XIX столетия стали решающими для формирования современной системы русско-палестинских церковных связей. В этот период все настойчивее обращают свои взоры к Иерусалиму и Ближнему Востоку великие державы Запада, маскируя нередко политические намерения религиозными интересами. В 1841 г. в Иерусалим назначается англиканский епископ из Лондона, в 1846 г.— «латинский патриарх» из Рима. В аналогичном положении находилась Сирия, где Антиохийская Православная церковь также подверглась в рассматриваемый период натиску католических и протестантских проповедников.
Восточные патриархи для успешного противостояния инославной пропаганде и прямой униатской опасности остро нуждались в поддержке православной России. При этом проблема русского присутствия на Востоке была из разряда сугубо деликатных. Нужно было не только противостоять в дипломатическом и культурном соперничестве европейским державам, не только постоянно подтверждать словом и делом перед турецкими властями отсутствие с русской стороны каких-либо имперских поползновений, но и строго блюсти церковно-каноническую норму отношений с древними патриархатами. Любой неосторожный, хотя бы и вполне доброжелательный по намерениям жест мог быть истолкован как вмешательство в дела иной автокефальной церкви. Соответственно, предыстория и первый период существования Миссии носят черты чрезвычайной, может быть, даже чрезмерной осторожности, характерной в целом для внешнеполитических акций К. В. Нессельроде.
При этом, подчеркнем еще раз, Россия никогда не рассматривала Палестину или Сирию как плацдарм для колониальной агрессии, предмет каких-либо военно-политических амбиций. Никакая ухищренная аргументация послов Римского престола, Германской империи, других держав, а мы знаем (со времен вел. кн. Ивана III) немало таких дипломатических попыток, ни разу не смогла завлечь Московское княжество, как затем и Московское царство, и Российскую империю, на путь крестоносных или иных геополитических авантюр.
Последняя подобная попытка (предложение прусского короля об установлении «протектората пяти держав» — Англии, Франции, Пруссии, Австрии и России — над Святой Землей, с размещением в Иерусалиме соответствующих «сил быстрого реагирования»), была решительно отвергнута в 1841 г. русским правительством (ноты МИДа от 20 и 25 февраля и 12 марта 1841 г.).
Впервые мысль о создании в Иерусалиме русского монастыря или подворья высказал в 1816 г. в прошении на имя Александра I архимандрит Арсений, присланный в Россию для сбора «милостыни» на нужды храма Гроба Господня. «Неизреченное было бы твое, великий, милосердие,— писал Арсений,— ежели бы святые места сии осчастливлены были особым твоим вниманием, каким и от других христианских государей оне того удостоены. И во-первых, чтобы имя твое, государь, и имена всего царского дома твоего всегда поминались у Гроба Господня; во-вторых, чтобы было там в храме особенное твое царское место, яко же и прочие цари христианские имеют; и в-третьих, чтоб приходящие на поклонение ко Гробу Господню из России христиане и монашествующие удостоены пожалованием какого-либо определенного для них ежедневного содержания от щедрот твоих и имели бы там обитель для своего пребывания, как и других наций христиане имеют». Время подачи прошения было выбрано точно: Петербург в эти годы проявляет устойчивый интерес к положению на Ближнем Востоке. 27 августа 1814 г. высочайшим указом основан в Таганроге на средства богатого грека Варваки Троицкий Александровский монастырь, призванный стать подворьем Иерусалимского патриархата; в марте 1816 г. император разрешает Синоду выделить 25 тыс. руб. патриарху Поликарпу на оплату долгов, связанных с ремонтом храма Гроба Господня; в 1818 г. возникает Иерусалимское подворье при церкви апостола Филиппа в Москве. В конце 1819 г. по инициативе русского посланника в Константинополе барона Строганова был командирован на Ближний Восток Д. В. Дашков, в то время второй советник посольства, с поручением обследовать российские консульства и, посетив под видом простого путешественника Иерусалим, собрать там «обстоятельнейшие сведения, в коих посланник имеет надобность, дабы вместе с французским послом в Константинополе приступить к окончательному распоряжению по делу о Святом Гробе Господнем». Но на организацию собственных церковных учреждений в Палестине правительство Александра I тогда не решилось.
В 1840-е гг. ситуация изменилась. Отказавшись от продления Ункияр-Искелесского договора 1833 г. (а тем самым, как считали наиболее проницательные из дипломатов, и от всей системы единоличного покровительства православию в пределах Турции со стороны России), Николай I подписал Лондонскую конвенцию 15 июля 1840 г., открывшую эпоху широкого участия европейского «концерта» в делах Ближнего Востока. «С этого года так называемый восточный вопрос приобретает свой острый характер и политические цели европейских держав нередко прикрываются религиозным знаменем». Теперь в том же Иерусалиме приходилось уже «не отставать» от западных религиозных и культурных инициатив.
Правда, и в новых обстоятельствах делалось все архиосторожно, медленно и завуалированно. 1 марта 1841 г. Обер-прокурор Святейшего Синода граф Н. А. Протасов в докладе Николаю I писал: «Преосвященный Воронежский (архиепископ Антоний (Смирницкий).— НЛ.) уведомляет, что приходящие по возвращении из Иерусалима поклонники Гроба Господня все вообще, с чувством соболезнования, повествуют о бедственном положении, в каком находится сия святыня, и вместе о затруднениях, с какими сопряжено пребывание в Иерусалиме соотечественников наших, не имеющих там никакого постоянного пристанища». Преосвященный предлагал учредить в Иерусалиме для русских паломников странноприимный дом, используя для этого «ныне почти стоящий впусте Крестный монастырь, где пребывал бы православный архимандрит из россиян с двумя или тремя монашествующими» для отправления славянского богослужения для паломников.
К появлению доклада был причастен неслучайно упомянутый в нем известный синодальний деятель и духовный писатель А. Н. Муравьев, совершивший первое свое паломничество в Палестину в 1830 г. Его книга «Путешествие ко святым местам», прочитанная А. С. Пушкиным «с умилением и невольной завистью», выдержала 5 изданий за 15 лет и оказала большое влияние на формирование в русском обществе живого заинтересованного отношения к судьбам Святой Земли.
13 июня 1842 г., т. е. почти через полтора года после записки Протасова, вице-канцлер граф К. В. Нессельроде представляет императору программу крайне осторожных церковно-дипломатических мероприятий. В Иерусалим по предложению главы российского внешнеполитического ведомства должен быть направлен архимандрит (для сравнения: англиканская церковь, как мы видели, посылает туда епископа, а католическая «патриарха»), который, по инструкции, даже не является официальным представителем, а едет как частное лицо и к тому же инкогнито.
К счастью, для русского дела в Палестине был избран архимандрит, впоследствии епископ Порфирий (Успенский; 1804-1885) — не только «по довольному им знанию греческого языка и по опытности в обращении с заграничными единоверцами нашими», как представлял Синод, но и как человек чрезвычайных дарований и духовной широты, выдающийся византинист и востоковед, историк и археолог, книголюб и бессребреник.
В первую поездку он провел в Иерусалиме около восьми месяцев — достаточно, чтобы разобраться в местных делах, войти в доверие к Святогробскому братству, в ведении которого находятся не только храм Гроба Господня, но и все епархии и монастыри Палестины. Подробный отчет был представлен архимандритом 6 января 1845 г. по субординации посланнику в Константинополе В. П. Титову — Порфирий был в двойном подчинении: МИДа и Синода.
Главным в его отчете был вывод о насущности создания в Иерусалиме Духовной миссии как постоянного представительства Русской церкви при патриархатах Востока. После еще двух лет дипломатических формальностей и министерских проволочек доклад об учреждении Миссии, представленный императору по-прежнему не Синодом, а МИДом, все тем же Нессельроде, был утвержден резолюцией Николая I от 11(23) февраля 1847 г. Эту дату Церковь и отмечала в 1997 г. как день рождения Миссии.
В феврале 1848 г. первый состав Миссии (архимандрит Порфирий в качестве начальника и иеромонах Феофан (Говоров), будущий Святитель Феофан Затворник, великий богослов и подвижник Русской церкви, в качестве его помощника, с несколькими послушниками) прибыл в Иерусалим.
Православие в Палестине, особенно арабская православная паства, составлявшая дискриминируемое греками большинство в Патриархате, нуждалось в серьезной материальной и моральной поддержке. При содействии Порфирия патриарх Кирилл открывает греческо-арабское училище при Крестном монастыре и назначает начальника Русской Миссии эфором (попечителем) всех патриарших учебных заведений. Была создана также типография для издания книг для православных арабов.
Важнейшим документом этого начального этапа русского духовного присутствия в Палестине является отчет (донесение) Порфирия, представленный по возвращении первого состава Миссии в Петербург в связи с началом Крымской войны. Отчет оставляет двойственное впечатление, что типично для полуофициальных и даже официальных бумаг архимандрита Порфирия, который не мог не придавать даже официальным текстам характерной «личностной» окраски, до сарказма и элементов юродства включительно. В целом, в оценке деятельности Миссии в первый период (1848-1853 гг.) приходится согласиться с мнением такого авторитетного (и тоже очень «личного») критика, как В. Н. Хитрово, считавшего ее малоуспешной, чтобы не сказать бесплодной. У Миссии не было ни собственного помещения, ни храма для богослужения, ни средств для какого-либо влияния на церковно-политическую ситуацию в регионе.
Положение серьезно изменилось при возобновлении деятельности Миссии после Крымской войны. Прежде всего был повышен ее иерархический статус, во главе ее был поставлен епископ — Преосвященный Кирилл (Наумов). Во-вторых, были приняты меры к приобретению собственных участков земли в Иерусалиме, на которых должны были разместиться не только сама Миссия, расширенная в численном составе, но и вновь созданное Российское консульство, и подворья для пребывания русских православных паломников (см. ниже).
Другой особенностью периода является расширение задач и функций Миссии. Подробный обзор ее деятельности содержится в книге архимандрита (впоследствии митрополита) Никодима (Ротова) «История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме». В частности, трудами епископа Кирилла на средства, предоставленные императрицей Марией Александровной, была построена в Иерусалиме Русская больница.
К сожалению, указанный период характеризовался и резким проявлением статусной конкуренции и даже «подковерной» борьбой между представителями Консульства и начальниками Миссии, что привело к неоправданному удалению из Палестины епископа Кирилла и сменившего его архимандрита Леонида (Кавелина). В судьбе РДМ отражалась общерусская ситуация: если вся Церковь со времен Петра I находилась в фактическом подчинении у чиновничьего аппарата православной империи, то и Миссия была в глазах чиновников российского МИДа вполне бесправным и едва ли нужным придатком светских дипломатических структур.
Конфликтность ситуации была усилена еще и тем, что заведование строительством русских храмов и странноприимных домов в Иерусалиме было возложено в 1859 г. в обход и Миссии, и Синода на вполне светский по характеру Палестинский комитет. В результате, на фоне постоянной, большей частью молчаливой, но от того не менее упорной борьбы со светским засилием в церковных делах, РДМ должна была также противостоять нараставшей в российском обществе тенденции коммерциализации. А деятели Палестинского комитета прямо говорили, что «интересы нашего правительства на Востоке совпадают с выгодами РОПИТ», и уверяли, что «весь вопрос упростится, если придать ему спекулятивный коммерческий характер». Руководителям Миссии подобный подход представлялся, естественно, несовместимым с духовными принципами и целями русского православного присутствия в Святой Земле.
И Иерусалим стал местом, где представители духовенства неожиданно для светского начальства смогли «дать бой» синодальным порядкам. 11 сентября 1865 г. сюда прибыл четвертый, и самый знаменитый из начальником РДМ, архимандрит Антонин (Андрей Иванович Капустин; 1817-1894).
Типичный русский самородок, сын сельского священника из уральской глубинки, Антонин по праву считается одним из выдающихся церковных ученых XIX столетия. Любопытно, что свои научные изыскания этот византинист и востоковед, археолог и нумизмат, исследователь древних рукописей осуществлял между делом: основное его служение было связано с настоятельством в русской посольской церкви в Афинах (с 1850 г.), затем — в Константинополе (с 1860 г.), наконец, в Иерусалиме, где он в течение почти 30 лет возглавлял Духовную Миссию и сумел «пережить» пятерых консулов.
Метод его был прост и максимально полезен для усиления русского присутствия. С первых дней нахождения в Святой Земле Антонин убедился, что сложность унаследованного им положения (невыясненность статуса Миссии в «треугольнике» между Синодом, Консульством и Палестинской комиссией), не оставляет какой-либо свободы в деятельности начальника РДМ и, более того, при недоброжелательном отношении петербургских «сфер» он в любой момент может разделить участь своих предшественников. Наиболее эффективным способом приложения сил, а равно и укрепления статусного положения Миссии, он посчитал борьбу с Палестинской комиссией ее же методом — приобретением собственной недвижимости, причем на свое имя (или на имя своих сподвижников), что делало его с течением времени почти неуязвимым для петербургских светских и церковных чиновников. Когда в 1870-х гг. Синод неоднократно ставил вопрос о перемещении Антонина (в том числе, с возведением в сан епископа и назначением куда-нибудь подальше, в Америку) и/или о запрещении ему приобретать земельные участки и ликвидации имевшихся недвижимостей, МИД высказался против, не считая возможным утрату приобретенного уже российского имущества и позиций за рубежом.
История самих приобретений читается как детектив. По турецким законам иностранным подданным нельзя было владеть земельной собственностью. Поэтому помощник Антонина, драгоман РДМ Якуб (Яков Егорович) Халеби, приобретал землю на свое имя, а уже затем переводил ее на своего начальника — под видом фиктивного долга, в возмещение которого он был якобы вынужден отдать ему свой участок. Таким способом, начиная с 1866 г., были приобретены последовательно участки в Яффе (там находится теперь русский храм апостола Петра и праведной Тавифы), в Айн-Кареме (нынешний Горненский монастырь), на Елеоне (Русский Вознесенский монастырь), в Иерихоне (здание, ныне возвращенное Российскому правительству), в Хевроне (храм и монастырь у Дуба Мамврийского).
Оставался еще один, не менее «детективный» момент. Архимандрит к концу своей жизни был уже человеком преклонного возраста. Кому будет принадлежать Русская Палестина после его смерти? Об этом размышляли российские консулы в Иерусалиме, об этом думали в МИДе и в Синоде в Петербурге. Дипломаты требовали, чтобы начальник РДМ перевел свою недвижимость на имя государства. Но сделать это, по турецкой судебной практике, было очень сложно. Да Антонин и не торопился, так как понимал, что это в любой момент может обернуться его переводом из Иерусалима в Россию или к любому другому месту служения. В 1889 г. он нашел выход. Шесть наиболее крупных своих приобретений он оформил с помощью шариатского законодательства как вакуф - передача собственности в вечное пользование храму, монастырю или религиозной общине. Вакуф Антонина (его оценивали к моменту смерти владельца в 1 млн. руб.) стал собственностью Русской Духовной Миссии и Иерусалиме, а через нее — собственностью Русской православной церкви.
Некоторые из недальновидных дипломатов недоумевали и даже возмущались: опять Антонин обманул их. Но Обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев поддержал его. Именно благодаря учрежденному Антонином вакуфу храмы, монастыри и земельные владения Русской Духовной Миссии доныне принадлежат России (в отличие, например, от объектов недвижимости, принадлежавших государству и проданных в 1964 г. Н. С. Хрущовым за 4.5 млн. долларов государству Израиль — так называемая «апельсиновая сделка»).
В 1880-е гг. Антонин обрел надежную поддержку в лице новосозданного Православного Палестинского общества (ППО), с самого начала поставившего вопрос об усилении (и расширении штата) РДМ и готового частично взять на себя связанные с этим расходы. Этому во многом способствовало личное общение архимандрита с братьями императора вел. кн. Сергием и Павлом Александровичами, совершившими дважды паломничество в Святую Землю — в мае 1881 г. и в сентябре-октябре 1888 г. Отношения одно время были настолько теплыми и доверительными, что вел. кн. Сергий Александрович, председатель ППО, полностью доверил Антонину как раскопки на Русском Месте (в составе будущего Александровского подворья), так и руководство строительством церкви Марии Магдалины в Гефсимании (подробнее см. ниже). В мае 1890 г., по ходатайству Сергия Александровича, Святейший Синод принял постановление о расширении штата Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Содержание Миссии было при этом доведено до 30 тыс. золотых руб. в год.
Архимандрит не оставался в долгу перед своими августейшими покровителями. В ноябре 1885 г. в Петербург был отправлен найденный им на Гефсиманском участке клад в 1000 серебряных монет времен крестоносцев, в апреле 1891 г. (по случаю принятия православия великой княгиней Елизаветой Федоровной) — 11 византийских золотых монет, 2 золотых браслета и перстень с деисусом. Лишь последние годы жизни Антонина были омрачены ухудшением отношений с Палестинским обществом и его председателем.
Последующие начальники Миссии: архимандрит Рафаил (Трухин), назначенный 12 октября 1894 г., и сменивший его архимандрит (впоследствии епископ) Александр (Головин), занимавший этот пост в 1899-1903 гг., почти никак не проявили себя в плане расширения и укрепления Русской Палестины. Лишь с назначением в Иерусалим в 1903 г. последнего из дореволюционных начальников РДМ, архимандрита Леонида (Сенцова), дело Антонина нашло достойного продолжателя.
Уже в августе 1904 г. Леонид обращается в Святейший Синод с ходатайством о разрешении построить храм у Дуба Мамврийского, на участке, приобретенном архимандритом Антонином. В 1913 г. он добивается освящения русского храма во имя Илии Пророка на горе Кармил в Хайфе. Продолжая традиционную, восходящую еще ко временам епископа Кирилла, линию на независимость Русской Духовной Миссии, Леонид при посредничестве ИППО ходатайствует перед МИДом о последовательном разграничении функций РДМ, Генконсульства и Палестинского общества.
Наиболее полным и информативным за весь период является отчет по ревизии состояния Миссии, проводившейся в Иерусалиме в самый канун Первой мировой войны помощником Управляющего контролем при Святейшем Синоде М. А. Дьяконовым. Отчет содержит обобщающие данные о штатах, ресурсах, храмах и недвижимости Миссии за все время ее существования 1847-1914 гг. Наиболее важны сведения за период управления ею архимандритом Леонидом (1903-1914). В приложении приводятся списки объектов недвижимости, принадлежащих Миссии, по четырем категориям: 1. Участки, вошедшие в 1889 г. в вакуф архимандрита Антонина (6 объектов); 2. Участки, купленные Антонином, но не вошедшие в его вакуф (8 объектов); 3. Участки, приобретенные архимандритом Леонидом (16 объектов), и 4. Вакуфы монахини Ев-праксии (М. В. Миловидовой) и И. Г. Силаевой. В целом, на август 1914 г. в ведении Русской Духовной Миссии находилось 32 участка, 6 храмов, 2 монастыря (Горненский и Елеонский), 11 подворий и несколько молитвенных домов.
Генеральное консульство в Иерусалиме
История русского дипломатического представительства на Ближнем Востоке восходит к эпохе Екатерины П. В 1785 г. в числе консульств и вице-консульств, учрежденных русским правительством в различных портовых городах Греции и других областей Османской империи, было и вице-консульство в Бейруте (указ Екатерины II от 16 мая 1785 г.). Этот факт следует рассматривать в одном ряду с другими внешнеполитическими акциями российского правительства, связанными в той или иной степени с так называемым Греческим проектом.
При отправке к месту службы первый русский вице-консул в Бейруте (Баруте, как тогда писали) капитан Реджис Коронелл получил высочайше утвержденную подробную инструкцию. К сожалению, в результате начавшейся в 1787 г. русско-турецкой войны Коронелл так и не прибыл к месту назначения. Лишь при Александре I, в 1820 г., появилось российское вице-консульство на Ближнем Востоке — на этот раз в Яффе. 30 декабря 1839 г. Николай I утвердил всеподданнейший доклад вице-канцлера К. В. Нессельроде о переводе его из Яффы в Бейрут. Первым консулом в Бейруте стал Константин Михайлович Базили, приведенный к консульской присяге в Иерусалиме на Пасху 20 апреля 1841 г.. Этим подчеркивалась неразрывная связь Бейрутского консульства с защитой русских интересов в Святой Земле. Неделей позже Базили опубликовал первые в иерусалимской практике официальные правила, регламентировавшие права и обязанности русских паломников. К периоду пребывания К. М. Базили на посту консула (с 1843 г. генконсула) относятся первая поездка на Восток архимандрита Порфирия (Успенского) в 1843-1844 гг. (Базили сопровождал его в Иерусалим), учреждение Русской Духовной Миссии в Иерусалиме в 1847 г., паломничество в Святую Землю Н. В. Гоголя (друга и однокашника Константина Михайловича по Нежинской гимназии) в 1848 г.
В Яффе при этом был сохранен пост вице-консула, который на протяжении нескольких десятилетий занимал Николай Степанович Марабути,— грек, принятый в российское подданство 12 октября 1844 г.
Военные и политические результаты Крымской войны, заставившие правительство Александра II приступить к осуществлению обширной и серьезнейшей программы реформ в социально-экономической и духовной жизни России, не могли не коснуться и положения дел в Палестине. Теперь в Петербурге стали глубже осознавать значение Святой Земли в общем контексте Восточного вопроса. В 1856 г. создается Российское общество пароходства и торговли (РОПИТ), организовавшее регулярные паломнические рейсы из Одессы в Яффу, что позволило резко увеличить поток русских паломников. В 1857 г. возобновляется деятельность Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, прерванная Крымской войной, в 1858 г. создается Русское консульство в Иерусалиме, в 1859 г.— специальный Палестинский комитет в Петербурге.
Первым консулом стал агент РОПИТ Владимир Ипполитович Доргобужинов (см. Инструкцию, полученную им от посланника в Константинополе А. П. Бутенева 9 августа 1858 г., хотя официально доклад министра иностранных дел кн. A. M. Горчакова об учреждении Консульства был утвержден Александром II 14 декабря 1858 г.). Следующим, 1859 г. датируется донесение Б. П. Мансурова председателю Палестинского комитета, вел. кн. Константину Николаевичу с предложением переподчинить яффское вице-консульство Консульству в Иерусалиме (оно было в подчинении бейрутского генконсула) и учредить новое вице-консульство в Хайфе, растущее значение которой в экономической жизни Палестины уже тогда проницательно оценили деятели Палестинского комитета.
Консулами (с 1891 г. генконсулами) в Иерусалиме были после В. И. Доргобужинова (1858-1860) К. А. Соколов (1860-1861), А. Н. Карцов (1863-1867), В. Ф. Кожевников (1867-1876), Н. А. Илларионов (1876-1878), вновь В. Ф. Кожевников (1879-1884), А. А. Гире (1885), Д. Н. Бухаров (1886-1888), А. П. Беляев (управляющий Консульством; 1888-1889), СВ. Максимов (1889-1891), СВ. Арсеньев (1891-1896), А. Г. Яковлев (управляющий Генконсульством 1894-1895; генконсул 1897-1907), А. Ф. Круглов (1908-1914). Следует признать, не всегда они оказывались на высоте положения, так как служение консула в Иерусалиме имело свои особенности. Прежде всего, это должно было быть именно служение — на страже русских и общеправославных интересов у Гроба Господня. Как писал В. Н. Хитрово, «Иерусалим — это город или духовный, или исторический, в нем живешь или религией, или наукой. Поэтому консул, не понимающий духовной или ученой жизни, не сочувствующий ей, вводящий привычки европейских столиц, становится аномалией, и рознь между нашими духовными и светскими представителями является неизбежным последствием». Его удивило, например, когда консул Кожевников, уже несколько лет проведший в Иерусалиме (В. Н. Хитрово посетил первый раз Палестину в июне 1871 г.), в ответ на вопрос, был ли он на Иордане, пожал плечами: «А что мне там делать?» Тот же вопрос и с тем же результатом можно было задать и консулу А. Н. Карцову. Блистательный дипломат, высоко ценившийся известным специалистом в восточных делах константинопольским посланником Н. П. Игнатьевым, Карцов, при несомненных успехах (именно ему мы обязаны совместным с Францией проектом реконструкции купола Гроба Господня,— знаменитое Affair de la Coupole, «дело о Куполе», 1862-1865 гг.), вынужден был из-за конфликта с РДМ оставить Иерусалим. Это один из нередких случаев, когда, как по неточности разделения функций, так и в силу личной претенциозности, позиция консула вступала в неоправданное противоречие с позицией Русской церкви. Так было при А. Н. Карцове — в истории с отзывом двух подряд начальников Миссии (епископа Кирилла и архимандрита Леонида), так было при консуле Н. А. Илларионове, резко обострившем отношения с ее начальником архимандритом Антонином (Капустиным) и ставившем в 1879 г. вопрос об ее упразднении. Сложные отношения, сложившиеся с Палестинским обществом у консула Д. Н. Бухарова, заставили в 1888 г. председателя Общества вел. кн. Сергия Александровича поставить вопрос об удалении его из Иерусалима.
Но в целом иерусалимские консулы вполне соответствовали тому идеалу консульского служения на Востоке, который сформулировал известный русский дипломат, писатель и мыслитель К. Н. Леонтьев: «Консул на Востоке это в меньшем виде посол, и посол в Константинополе это в большем размере консул. Послы при европейских дворах имеют дело только с государем и министром. Послы при дворах восточных (особенно в Турции) имеют дело и со двором, и с населением, и к своим подданным отношение их гораздо проще в принципе и многосложнее в частности». Характер деятельности русского консула в православных областях Османской империи Леонтьев сочно и образно описывает и в своих художественных произведениях, имея в виду, как правило, конкретных деятелей и изменяя лишь фамилию. «Что за диво! — думаю я.— Бунин там… Бунин здесь… Бунин наполняет шумом весь город. Сегодня он с беями друг и пирует с ними; завтра он видит, что бей слишком обидел поселянина; он берет самого бея, связывает его, сажает на телегу и со своим кавасом шлет в Порту связанного… и турки молчат! Сегодня Бунин православные школы учреждает; завтра едет сам встречать нового греческого консула, которого назначили нарочно для борьбы против него, и сам приготовляет ему квартиру. Сегодня Бунин с пашой друг, он охотится с ним вместе, ест и пьет вместе… «Паша мой!» Завтра он мчится в уездный город сам верхом с двумя кавасами; входит внезапно в заседание меджлиса. Раз, два! две пощечины мудиру, и Бунин на коня и домой. И с генерал-губернатором опять: «Паша мой! паша мой!» Понимаете? «Мы с пашой все-таки друзья! Зачем мне на него сердиться? Он бессилен для порядка, для строгого исполнения трактатов, обеспечивающих жизнь, собственность, честь и подсудность иностранных подданных, так я сам буду своих защищать!»».
Особенно подчеркивает писатель достоинство и свободу российских консулов в отстаивании своего мнения перед Министерством иностранных дел. «В то время, когда я служил (1860-1870-е гг.— НЛ.), «идеи», изложенные на бумаге, ценились у нас; и раз оградив себя обычными фразами бюрократического смирения вроде «мое посильное мнение» «я осмелюсь почтительнейше заметить», или «если я не ошибаюсь», или, наконец, «почтительнейше прошу извинить смелость, с которою я позволяю себе», русский консул мог, конечно, предлагать все, что ему угодно». При этом правительство и начальство требовало от консулов двух вещей: «1) знать хорошо, что делается и даже думается в стране, и вовремя доносить об этом и 2) держать себя в стране так, чтобы помнили, что есть на свете Россия, единоверная христианам. Общая же наша политика после парижского мира была такова: поддерживать и защищать гражданские права христиан и умерять, насколько возможно, естественный пыл их политических стремлений».
Все сказанное полностью применимо и к ситуации в Святой Земле. Дополнительным нюансом было здесь отчетливо выраженное стремление русских дипломатических и церковно-дипломатических лиц и учреждений к поддержке прежде всего беднейшего арабского населения, испытывавшего двойной гнет: политический и экономический со стороны турок и духовный со стороны чуждой по языку и культуре греческой иерархии Иерусалимского патриархата, не допускавшей местных православных арабов ни к получению образования, ни к каким-либо церковным иерархическим должностям.
Наиболее яркие страницы в историю Иерусалимского генконсульства вписал, несомненно, Александр Гаврилович Яковлев (1854-1909). Окончивший учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте МИДа, глубоко осведомленный в русско-палестинских делах с начала 1880-х гг. по месту службы сначала секретарем Иерусалимского консульства, потом драгоманом Константинополського посольства, он оказался незаменимым тружеником по закреплению за Россией недвижимости в Святой Земле. Забота о русском землевладении — главной материальной основе русского влияния в Палестине — всегда оставалась в повестке дня иерусалимских консулов и генконсулов. Но только А. Г. Яковлев сумел поставить дело так последовательно и юридически строго, что составленные им аналитические обзоры и описи российских недвижимостей доныне являются надежнейшим историческим и юридическим источником. Донесение послу в Константинополе А. И. Нелидову от 29 апреля 1895 г. открывает серию аналитических обзоров владельческой документации по русским земельным участкам и постройкам. Опись, составленная тогда же в излюбленной Яковлевым табличной форме, суммировала результаты русского присутствия в Палестине к концу XIX в. В ней фигурировало 44 земельных участка (позже, до 1903 г., генконсул постоянно делал дополнения к этой таблице, новейший каталог учитывает 73 объекта русской собственности).
Яковлева заботили не только вопросы русского землевладения, но и попытки других государств и конфессий ущемить интересы России и православия. В справке об участке на Сионской горе, который султанское правительство намеревалось подарить в 1898 г. кайзеру Вильгельму II при его посещении Иерусалима, А. Г. Яковлев разделяет опасения Иерусалимской православной патриархии относительно католического засилия в этом районе города. С другой стороны, генконсула не могли не беспокоить проявлявшиеся время от времени недружественные настроения по отношению к России со стороны самой патриархии.
Отдельную папку архивного фонда, именуемого «Греческий стол» (АВП РИ, оп. 497, д. 418), составляет «Айн-Фарское дело», связанное с вопросом о приобретении русскими монахами развалин древней Фаранской Лавры преподобного Харитона Исповедника. По иронии судьбы, небольшой участок каменистой земли на дне глубокого ущелья и сверху, над его обрывом, в местности Айн-Фара, что означает в переводе «Мышиный источник», вызвало целую бурю в большой политике, вовлекшую в себя и Иерусалимскую патриархию, и Константинополь, и Петербург, и Берлин.
В конце 1903 г. русские иноки из Афонской Крестовоздвиженской келлии (на Афоне так называют небольшие монастыри) во главе с настоятелем иеромонахом Пантелеймоном приобрели у местных арабов землю с развалинами пещерной Лавры Харитона Исповедника. Сделка была оформлена на имя послушника Досифея, который выступал как частное лицо под своим мирским именем Дмитрий Афанасьевич Попов, российский подданный. А. Г. Яковлев принял самое активное участие в оформлении недвижимости, считая возрождение древней обители непосредственно относящимся к защите русских духовных интересов в Святой Земле.
Первое время покупка не вызвала никакого противодействия. Как пишет А. Г. Яковлев в доверительном донесении послу в Константинополе от 25 октября 1904 г., «в декабре патриарх очень дружественно относился к покупке, и ильмухаберы (временные владенные акты.— НЛ.) были получены 30 декабря». Но уже в феврале 1904 г. патриарх Дамиан дважды обращается в Русское консульство и к иерусалимскому губернатору с протестом против русского приобретения и с декларацией своих прав «на все развалины в Палестине» (послания патриарха Дамиана А. Г. Яковлеву от 7 и 26 февраля 1904 г.). Дело в том, что иерусалимские православные археологи (если предполагать существование таковых при Патриархии) даже не подозревали, что в Айн-Фарском ущелье находятся развалины знаменитой Харитониевой лавры. Когда они спохватились, было уже поздно.
Во втором из указанных посланий Дамиана содержится ходатайство не только о прекращении восстановительных работ на приобретенном участке и удалении русских монахов, но и «об уничтожении неправильно совершенной покупки развалин священной обители, по праву и привилегиям принадлежащих Патриархии». В ответном отношении на имя Патриарха Александр Гаврилович не без сарказма замечает, что «о столь широких и важных привилегиях ничего не было известно не только мне, но даже, как Вы мне сказали, и Вашему Блаженству, и некоторым членам Синода». В ответ на предъявленный Яковлевым запрос относительно каких-либо документов, которые подтверждали бы априорное право Патриархии на развалины древних обителей, Дамиан отвечал подробным посланием от 24 мая 1904 г. «Разве нужно всегда представлять документы для убеждения Российского генконсульства в праве собственности православной Патриархии на те или другие святые места в Палестине? Наше правительство (патриарх имеет в виду турецкое правительство.— НЛ.) в таких обстоятельствах всегда довольствовалось историческими преданиями и устными свидетельствами живущих в соседстве для признания наших привилегий, зная хорошо, что письменные документы необходимы для пришельцев и иностранцев, а не для тех, кто искони находится в своем доме. Если Попов уйдет, то Вы увидите, что нам не нужно будет никакого документа для того, чтобы окончательно завладеть этими развалинами».
Иерусалимской патриархией были подключены к тяжбе все возможные каналы влияния, начиная со Вселенского (Константинопольского) патриарха. Не довольствуясь письменными протестами, греки перешли к откровенным демонстрациям. 10 июня 1904 г. в Айн-Фару прибыли два драгомана Патриархии в сопровождении трех монахов и десяти феллахов-мусульман. Все прибывшие имели при себе ружья и револьверы. На указание генконсула, что подобные действия являются «явно враждебными», патриарх лицемерно отвечал, что не видит ничего дурного в том, «что трое наших простодушных, добродетельных и мирных монахов прибыли в Айн-Фара с тем, чтобы продолжать свое подвижничество в одной из пещер — не на стороне оспариваемого участка».
В августе 1904 г. в Иерусалим прибыл новый губернатор Решид-бей, и интриги возобновились с новой силой. Патриархия имела своих прямых «агентов влияния» в коррумпированных инстанциях в Константинополе — в Министерстве юстиции, МИДе и МВД. Вокруг «Айн-Фарского дела» поднимают шум. В сентябре из Константинополя посыпались строгие запросы, понудившие губернатора к резким действиям. Вопрос, как писал А. Г. Яковлев, «свелся к тому: кто победит — русский консул при помощи посольства или Патриархия при поддержке турецкого губернатора».
Пришлось подключать к делу петербургское начальство. МИД предписывает послу в Константинополе И. А. Зиновьеву «дать понять Патриархии, к каким печальным и даже пагубным последствиям может привести тот путь, на который она вступила в своих отношениях с российским представителем, а равно и с нашею Духовною Миссией в Святой Земле». Судебное разбирательство было в результате вскоре прекращено. «Справедливость турецкого правительства», которую так хвалил патриарх Дамиан, распространялась, как оказалось, и на русских собственников. Участок остался за русскими монахами.
Это лишь эпизод (один из многих) в постоянной борьбе за русские национальные интересы. Дело А. Г. Яковлева в этом отношении достойно продолжил последний российский генконсул в Иерусалиме А. Ф. Круглов (1908-1914). Каждый раз в отстаивании российской собственности решающее значение имела последовательно патриотическая и юридически безукоризненная позиция генеральных консулов.
Августейшие паломничества
Существеннейшей по нормам восточных менталитета и традиций, может быть, даже более важной формой представительства в Иерусалиме и на Ближнем Востоке было паломничество к святым местам членов царствующих домов: в 1862 г. Иерусалим посетил наследник английского престола, будущий король Эдуард VII, в 1869 г.— прусский наследный принц, впоследствии германский император Фридрих III, в 1898 г.— сам император Вильгельм II, в 1910 г.— его сын, кронпринц.
Россия не представляет в этом смысле исключения. Первым августейшим паломником в Святой Земле должен был стать, по некоторым сведениям, император Николай I. Во всяком случае, начальник РДМ архимандрит Порфирий (Успенский) по прибытии в Иерусалим в феврале 1848 г. конфиденциально сообщил об этом патриарху Кириллу II. Возможно, это был лишь нарочитый дипломатический «слух». Но в целом подобная перспектива вполне вписывается в контекст средиземноморской политики Николая Павловича — с посещением Римского папы и собора Святого Петра в Риме в 1845 г., с идеей возвращения (если добиться согласия папы) мощей святителя Николая Чудотворца из Бари в Миры Ликийские, наконец, с ультиматумом 1853 г. и последовавшей Крымской войной в защиту попранных прав Православной церкви в Палестине. Любопытно, что в конце 1840-х-начале 1850-х гг. многие верили в наступление почти апокалиптических перемен на Востоке, связывая неумеренные надежды с именем императоpa Николая. «И своды древние Софии / В возобновленной Византии / Вновь осенят Христов алтарь»,— предсказывал Ф. И. Тютчев. Порфирий сообщал в одном из писем из Иерусалима: «Образ мира сего преходит. Господь Саваоф сотрясает землю и живущих на ней. На Синае, Сионе и Афоне чают весьма близкого торжества православия в Святой Софии».
Несмотря на то, что Крымская война, являвшаяся также и войной за права православных в Святой Земле, кончилась для России поражением, русские дипломаты сумели добиться того, чтобы тяжкие для Черноморского флота условия мира не отразились на перспективах русского проникновения на Ближний Восток. Даже напротив. Было открыто Российское консульство в Иерусалиме, повышен иерархический статус РДМ и, наконец, состоялось первое августейшее паломничество в Святую Землю. В мае 1859 г. Иерусалим посетил брат Александра II вел. кн. Константин Николаевич -генерал-адмирал, т. е. глава Военно-Морского ведомства, с супругой Александрой Иосифовной и сыном Николаем. Это сразу позволило решить ряд насущных проблем, связанных с приобретением недвижимости в Иерусалиме и укреплением российского политического влияния. Великий князь осмотрел и одобрил первые российские приобретения в Иерусалиме — близ храма Гроба Господня, где Палестинским обществом будет впоследствии построено Александровское подворье, и вне городских стен, на Мейдамской площади, где воздвигнуты были «Русские постройки» с Троицким собором. Для строительства последних был учрежден в том же 1859 г. Палестинский комитет, который возглавил по возвращении в Россию Константин Николаевич. Как свидетельствуют его дневники, уже в апреле следующего года он обсуждает с архитектором М. И. Эппингером проекты будущих подворий. Внимание великокняжеской четы к проблемам Святой Земли сохранялось и в последующее время. Константин Николаевич и Александра Иосифовна пожертвовали крупные суммы на украшение греческого храма Преображения на Фаворе, на царские врата русского Троицкого собора. Они высказывали также желание и готовы были предоставить средства для возведения церкви на Поле пастырей в Бет-Сахуре близ Вифлеема (постройка не состоялась из-за противодействия французской дипломатии). Память о Константине Николаевиче сохраняется в Иерусалиме и сегодня: дом на русском Гефсиманском участке близ Камня Богородицы, освященный архимандритом Антонином 12 сентября 1892 г., называется Домом Великого Князя.
В октябре 1872 г. Святую Землю посетил в ходе длительной ознакомительной поездки по Турции и Ближнему Востоку другой брат царя — вел. кн. Николай Николаевич-старший, будущий герой освободительной русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Экзотической особенностью его паломничества было то, что он совершил его верхом, в сопровождении кавалерийской свиты, проскакав сотни километров от Бейрута до Дамаска и из Дамаска через Галилею, Назарет, Фавор, долину Иордана до Иерихона и затем до Иерусалима и Яффы. В Иерусалиме великий князь присутствовал при освящении 28 октября 1872 г. русского Троицкого собора.
Но наибольшее значение в развитии русско-иерусалимских духовных связей имели паломничества в Святую Землю брата Александра III вел. кн. Сергия Александровича. Первое свое паломничество он совершил 21-31 мая 1881 г. с братом вел. кн. Павлом Александровичем и племянником вел. кн. Константином Константиновичем (впоследствии известным поэтом К.Р., президентом Академии наук). Непосредственным поводом к поездке стали трагические утраты в царской семье: кончина императрицы Марии Александровны (в 1880 г.) и убийство Александра II (1 марта 1881 г.). Как писал секретарь палестинского общества, выдающийся историк русского дела на Востоке А. А. Дмитриевский, «христианскую ревность и горячую любовь к Святой Земле царственные родители передали в наследие своим августейшим детям». Императрица Мария Александровна хотя и не смогла по состоянию здоровья осуществить свою мечту о паломничестве в Иерусалим, но на ее деньги была построена Русская больница в Иерусалиме и содержалась школа для арабских девочек в Бет-Джале, ставшая впоследствии основой для женской учительской семинарии.
Паломничество великих князей в Святую Землю имело огромное значение для последующего развития Русской Палестины. Был установлен плодотворный контакт с начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандритом Антонином. Кстати, лучшим документом, с репортажной точностью воспроизводящим подробности пребывания великих князей в Иерусалиме, является дневник архимандрита Антонина (Капустина), большой фрагмент из которого был даже использован сотрудниками российского МИДа в качестве официального отчета о поездке. Заинтересованное отношение Сергия Александровича к русско-палестинским проблемам позволило в следующем году организовать в Петербурге Православное Палестинское общество (под его председательством и покровительством).
Семь лет спустя состоялось второе паломничество Сергия Александровича в Святую Землю. Не все августейшие хождения были одинаково благотворны для Русской Палестины. Иерусалим посетил, например, в 1889 г. вел. кн. Александр Михайлович. Но (характерный штрих!) в своих «Воспоминаниях» (Париж, 1933; репринт: М., 1991), подробно рассказывая о приключениях с гейшами в Японии, о карнавалах Бразилии, автор не счел нужным хоть словом обмолвиться о своем посещении Иерусалима. В октябре 1890 г. в Святую Землю должен был прибыть наследник-цесаревич Николай Александрович — будущий император Николай II,— в ходе задуманного почти кругосветного плавания на Дальний Восток. Но по рекомендации МИДа посещение Иерусалима было отменено в связи с обострением церковно-политической ситуации в Османской империи (многие духовные лица считали впоследствии несостоявшееся паломничество наследника дурным знаком наступающего царствования).
Разумеется, помимо дипломатии, светской и церковной, русское присутствие в Святой Земле осуществлялось и непосредственно в экономической, материальной сферах. Обслуживать нарастающий поток русских православных паломников (к началу первой мировой войны их проходило через русские учреждения в Палестине более 10 тыс. человек в год) призваны были странноприимные дома и подворья, строившиеся как Церковью, так и светскими, специально созданными государственными и общественными комиссиями и учреждениями.
Первым из них стал Палестинский комитет, созданный в Петербурге в 1859 г. и преобразованный пять лет спустя в Палестинскую комиссию при Азиатском департаменте МИДа. С этого времени и начинается в буквальном смысле слова присутствие России в Иерусалиме и Святой Земле. С 1882 г. важнейшим орудием русской политики в регионе становится Императорское Православное Палестинское общество, унаследовавшее в 1889 г. обязанности и имущества Палестинской комиссии. В 1907 г. Николай II в рескрипте на имя председателя Общества великой княгини Елизаветы Федоровны подвел впечатляющий итог первых 25 лет работы ИППО. «Ныне, обладая в Палестине владениями ценностью почти в 2 миллиона рублей, Общество имеет 8 подворий, где находят приют до 10 тысяч паломников, больницу, 6 лечебниц для приходящих больных и 101 учебное заведение с 10400 учащихся; за 25 лет им выпущено в свет 347 изданий по палестиноведению».
В заключение хотелось бы подчеркнуть особо, что среди движущих факторов создания и укрепления Русской Палестины следует выделить ведущую роль государственных структур, вдохновляемых, безусловно, духовными интересами и опирающихся, в том числе в финансовом отношении, на религиозные чувства народа. Как писал академик Ф. И. Успенский, «при подведении итогов этой деятельности нужно иметь в виду, что Палестинское общество (это относится ко всем российским — дипломатическим, церковным и гуманитарным учреждениям.— НЛ.) работало на чужбине в условиях, далеко не благоприятных, в постоянной борьбе с враждебным к нему отношением как со стороны местного духовного и светского правительства, так и иностранных учреждений и заведующих ими лиц, с завистью и недоброжелательностью относившихся к русскому делу. Нужно при этом помнить, что на Востоке это было единственное русское насаждение, пытавшееся дать твердую постановку государственно-народным русским интересам». И далее: «Палестинское Общество и Русский археологический институт в Константинополе — это два учреждения, при посредстве которых мы вели конкуренцию с западными державами, и при том на весьма боевых в разных отношениях местах: в Иерусалиме и в Константинополе. Эта конкуренция велась больше четверти века и прошла — смело можно сказать — с честью для России».
В христианстве
Представления европейцев о Святой земле
Обитатели средневековой Европы совершали паломничества в Святую землю и торговали с ней. Тем не менее знания европейцев о Палестине отличались многочисленными преувеличениями. По словам римского папы Урбана II «земля та течёт молоком и мёдом» (слова из его речи на Клермонском соборе , где было объявлено о начале крестовых походов). Представления об изобилии и богатсве Святой земли объясняются мифологическими представлениями христиан. (Подобные представления имеются и в иных религиях.) Они были убеждены, что Святая земля (и прежде всего Иерусалим) как центр христианства и центр мира противопоставляется всем остальным землям как периферии мира. И если в Европе (на периферии) бывает голод, болезни, засуха и несправедливость, то в центре мира всё наоборот. Там благостно, земля плодородна, царит покой и справделивость. Именно в этом заключается одна из причин массовости крестовых походов .
История Святой Земли
См. также
Источники
Литература
- Густерин В. П. Города Арабского Востока. - М .: Восток-Запад, 2007. - 352 с. - (Энциклопедический справочник). - 2000 экз. - ISBN 978-5-478-00729-4
Ссылки
- Статья Святые места в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона
Wikimedia Foundation . 2010 .
Синонимы :Смотреть что такое "Святая Земля" в других словарях:
Палестина Словарь русских синонимов. святая земля сущ., кол во синонимов: 3 кладбище (30) … Словарь синонимов
Не следует путать с Святая земля (парк аттракционов). Карта Святой Земли, 1759 год. Святая земля … Википедия
Святая земля - ♦ (ENG Holy Land) термин, обозначающий землю Палестины и ее святые места. Как святая земля Израиль стал известен в Средние века. Паломничества христиан сюда начались с 4 в … Вестминстерский словарь теологических терминов
Святая земля - Свят ая земл я (Палестина) … Русский орфографический словарь
Святая земля - (Палестина) … Орфографический словарь русского языка
II.2.1. Сирия и Палестина (Святая Земля) - ⇑ II.2. Государства крестоносцев … Правители Мира
Святая Русь. Картина Михаила Нестерова, 1901 1906 Святая Русь наименование Руси и России в русском фольклоре, поэзии и красноречии … Википедия
ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ - [греч. γῆ τῆς ἐπαγγελίας], библейское наименование (Евр 11. 9) земли (на территории Ханаана), обещанной Богом ветхозаветным патриархам и их потомкам народу Израиля, к рую они получили после исхода из Египта (см. также ст. Израиль древний). Во мн … Православная энциклопедия
Вскоре после крещения Руси (первым русским митрополитом, возглавившим Русскую Церковь в 988 г., был, напомним, святой Михаил Сирин, т. е. сириец) одно из первых посольств, согласно Никоновской летописи, было направлено князем Владимиром в Иерусалим. Столетием позже, сразу после освобождения Святой Земли крестоносцами, мы встречаем здесь игумена Даниила, который со своей иноческой дружиной исходил в 1106-1107 гг. Палестину, затеплил лампаду у Гроба Господня «от имени всех князей русских» и первым из наших соотечественников описал в своем замечательном «Хождении», среди прочих виденных чудес и достопримечательностей, таинство схождения Благодатного Огня в Великую субботу.
Необходимо подчеркнуть, что с самого начала отношения строились таким образом, что русские православные люди не только черпали полной мерой благодатные впечатления и молитвенное вдохновение Святой Земли, не только воспринимали и осваивали богословский, литургический и аскетический опыт обителей и храмов Палестины, но и щедрой рукой помогали каждой из древних церквей.
Со времени «великих Иванов» - Третьего и Грозного - в Москву, что ни год, являются за «милостыней» посольства из Иерусалима, Антиохии, Александрии, с Синая и Афона. Учреждение русского патриаршества в 1589 г. поддерживалось древними патриархатами Востока также и с практической целью - обрести мощного союзника и поддержку православию на Востоке в лице развивающегося Московского Государства. Сразу после Смутного времени, в 1619 г., приезжает в Москву Патриарх Иерусалимский Феофан, чтобы участвовать в поставлении Патриарха Московского и всея Руси Филарета, а на обратном пути, в Киеве, он способствует восстановлению церковной иерархии для православного населения Украины, оставшегося без духовного руководства после Брестской унии, навязанной католиками народу Западной Руси в 1596 г. Решающая роль принадлежит иерархам Иерусалимской Церкви в реформе Патриарха Никона, как и в последующей истории русской церковной книжности.
XVIII век с его рационалистическим характером привносит момент упорядочения в древние церковно-политические связи. Говорят, Петр Великий одно время хотел вообще ни много ни мало «перенести» Гроб Господень в Россию. В 1725 г. в смете Святейшего Синода появляются «отдельной строкой» так называемые палестинские штаты. Серия русско-турецких войн заставляет Порту признать за Россией право быть гарантом православного населения Османской империи.
Как сказано в одной из статей Кючук-Кайнарджийского мирного договора от 10 июля 1774 г., «Блистательная Порта обещает твердую защиту христианскому закону и церквам оного» (статья 7). Восстанавливаются и полузабытые паломнические маршруты. «Как духовным, так и светским Российской Империи подданным да позволяется свободно посещать святой град Иерусалим и другие места, посещения достойные» (там же, статья 8).
Ближний Восток занимал серьезное место во внешнеполитических планах императрицы Екатерины II, справедливо считавшей себя наследницей и продолжательницей дела Петра Великого. Это стало ясно уже со времени первой средиземноморской экспедиции российского флота под командованием А.Г. Орлова. Но и до русско-турецкой войны 1768-1774 гг. идея освободительного движения на христианский Восток носилась в воздухе. Сохранился рассказ о том, как фельдмаршал Б.К. Миних, почитаемый императрицей как хранитель петровских традиций, однажды на торжестве тезоименитства цесаревича Павла Петровича высказал имениннику пожелание: «Я желаю, чтобы когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я мог бы поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Святой Софии. Может быть, назовут это химерою. Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 г., когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения - завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте восстановить христианскую Греческую Империю».
В конце 1770-х - начале 1780 гг. императрица формулирует свой так называемый Греческий проект уже и на собственно дипломатическом уровне. Первым шагом стало наречение родившегося 27 апреля 1779 г. второго внука Екатерины II византийским императорским именем Константин. В честь рождения великого князя была отчеканена специальная монета с изображением Софийского собора в Константинополе и Черного моря со звездой над ним. Проект обычно рассматривается в литературе в рамках балканской политики Екатерины. Основные его документы («Мемориал по делам политическим» А.А. Безбородко, будущего канцлера, сентябрь 1780 г.; письмо Екатерины II австрийскому императору Иосифу II от 10 сентября 1782 г.) говорят о «совершенном истреблении Турции и восстановлении древней Греческой Империи в пользу младшего великого князя». В письме Иосифу II императрица высказывала уверенность, что «его императорское величество не откажется помочь мне в восстановлении греческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь Господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстановленной монархии от моей».
Кайзер в письмах от 13 ноября 1782 г. и от 11 января 1783 г. высказал принципиальное согласие с Греческим проектом, оговорив прежде всего собственные геополитические интересы и подчеркнув политическую сложность осуществления замысла. На этом переписка по данной теме иссякла. И в литературе встречаются суждения, будто «иссяк» и сам проект. Это не совсем точно. Во-первых, время от времени рецидивы «царьградской темы» всплывали в придворном окружении и позже. Так, в 1787 г., во время триумфальной поездки Екатерины, в сопровождении австрийского кайзера, в Новороссию и Крым, августейшие путешественники в Херсоне проехали под аркой с многозначительной греческой надписью: «Дорога в Константинополь». Суворову было поручено «на всякий случай» прикинуть план константинопольской операции. Во-вторых, «проект» с самого начала выходил за рамки узко понимаемой «балканской политики», представляя собой, если можно так сказать (по аналогии с европейскими войнами за «испанское», «баварское» и всякое иное наследство), неосуществленную «войну за византийское наследство». Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ведь и с точки зрения филологической, если присмотреться к контексту употребления термина «греческий» в бумагах Екатерины, станет ясно, что Ргоjесt Grecque можно также сопоставлять с ее самообозначением Chef de l`Eglise Grecque («Глава Церкви Греческой»). Понятно, что Екатерина считала себя главой не «Греческой» (то есть Элладской) Церкви. Для нее слово «греческая» было синонимом слова «православная». Именно в этом смысле императрица пишет Вольтеру 3 марта 1771 г.: «Как добрый католик, скажите своим единоверцам, что Греческая Церковь при Екатерине II не желает зла ни Церкви Латинской, ни какой-либо другой. Греческая Церковь только обороняется».
Аналогично, и в терминах «Греческого проекта» речь шла в широком смысле о новой концепции русской внешней политики на Православном Востоке - как сказали бы дипломаты сегодня, о направлении «Петербург-Константинополь-Иерусалим». Поэт Г.Р. Державин в оде «На взятие Измаила» (1790) был, быть может, ближе к правильному пониманию сокровенных замыслов восточной политики Императрицы, когда призывал ее
Отметить крестовые походы,
Очистить Иордански воды,
Священный Гроб освободить,
Афинам возвратить Афину,
Константинополь - Константину
И мир Афету водворить.
Так что возникновение первого русского консульства на Ближнем Востоке (в Бейруте, в 1785 г.) следует рассматривать в одном ряду с другими внешнеполитическими мероприятиями российского правительства (открытие консульств и вице-консульств в городах и портах Османской империи).
Император Александр I продолжил в известном смысле «мистику» восточной политики своей бабки. 14 сентября 1815 г. в Ахене был заключен, как известно, Священный Союз между монархами России, Австрии и Пруссии - специально в день Воздвижения Креста Господня. Император хотел как бы сказать, что интересы христианских монархий «скрещиваются» в центре мира - у Креста Господня, в Иерусалиме.
В официальных донесениях русского посла в Константинополе, барона Строганова Александр I именуется «августейшим покровителем» Восточной Церкви. По его инициативе в конце 1819 г. на Ближний Восток был направлен статский советник Д.В. Дашков, в то время второй советник императорского посольства в Константинополе. Ему было дано поручение обследовать наше консульство и, посетив под видом простого путешественника Иерусалим, собрать там «обстоятельнейшие сведения, в коих посланник (имеется в виду барон Строганов) имеет надобность, дабы вместе с французским послом в Константинополе приступить к окончательному распоряжению по делу о Святом Гробе Господнем». К Дашкову был прикомандирован художник А.В. Воробьев, академик живописи, который должен был отправиться также в качестве частного лица и снять под величайшим секретом план храма Воскресения.
Возникновение РДМ в Иерусалиме.
(«Проект Нессельроде»)
В то время, как известно, русское внешнеполитическое ведомство уже возглавлял К.В. Нессельроде, назначенный на этот пост Александром I в 1816 г. Дашков прибыл в Яффу в августе 1820 г. и выполнил возложенное на него поручение. Есть сведения, что художник Воробьев позже получил за свою часть задания орден святой Анны.
40-е гг. XIX столетия стали решающими для формирования современной системы русско-палестинских церковных связей. В этот период все настойчивее обращают свои взоры к Иерусалиму и Ближнему Востоку великие державы Запада, маскируя нередко политические намерения религиозными интересами. В 1841 г. в Иерусалим назначается англиканский епископ из Лондона, в 1846-м - «латинский патриарх» из Рима. В аналогичном положении находилась Сирия, где Антиохийская Православная Церковь также подвергается в рассматриваемый период натиску католических и протестантских проповедников.
Очевидно, восточные патриархи для успешного противостояния инославной пропаганде и прямой униатской опасности остро нуждались в поддержке православной России. При этом проблема русского присутствия на Востоке была из разряда сугубо деликатных. Нужно было не только противостоять в дипломатическом и культурном соперничестве европейским державам, не только подтверждать постоянно словом и делом перед турецкими властями отсутствие с русской стороны каких-либо империалистических поползновений, но и строго блюсти церковно-каноническую норму отношений с древними патриархатами. Любой неосторожный, хотя и вполне доброжелательный по намерениям жест легко мог быть истолкован обидчивыми греками как вмешательство в дела иной автокефальной церкви.
При этом, подчеркнем, Россия никогда не рассматривала Палестину или Сирию как плацдарм колониальной агрессии, предмет каких-либо военно-политических амбиций. Никакая ухищренная аргументация послов Римского Престола, Германской империи, других держав, - а мы знаем со времен великого князя Ивана III немало таких дипломатических попыток, - ни разу не смогла завлечь Московское княжество, как затем и Московское царство, и Российскую Империю, на путь «крестоносных» или иных геополитических авантюр.
Последняя подобная попытка (предложение прусского короля об установлении «протектората пяти держав» - Англии, Франции, Пруссии, Австрии и России - над Святой Землей, с размещением в Иерусалиме соответствующих, как мы бы их теперь назвали, «сил быстрого реагирования») была решительно отвергнута в 1841 г. русским правительством (ноты МИД от 20 и 25 февраля и 12 марта 1841 г.).
1 марта 1841 г. обер-прокурор Святейшего Синода граф Н.А. Протасов в докладе императору Николаю I писал: «Преосвященный Воронежский (архиепископ Антоний (Смирницкий). - Н.Л.) уведомляет, что приходящие по возвращении из Иерусалима поклонники Гроба Господня все вообще, с чувством соболезнования, повествуют о бедственном положении, в каком находится сия святыня, и вместе о затруднениях, с какими сопряжено пребывание в Иерусалиме соотечественников наших, не имеющих там никакого постоянного пристанища» . Преосвященный предлагал учредить в Иерусалиме для русских паломников странноприимный дом , используя для этого «ныне почти стоящий впусте» Крестный монастырь, где пребывал бы «православный архимандрит из россиян с двумя или тремя монашествующими» для отправления славянского боГослужения для паломников. «Кроме боГослужения, архимандрит мог бы быть употребляем для передачи приношений, доставляемых из России в пользу Гроба Господня, которые могли бы быть обращаемы и в пособие приходящим туда российским поклонникам».
К появлению доклада был, разумеется, причастен неслучайно упомянутый в нем известный синодальний деятель и духовный писатель А.Н. Муравьев, совершивший первое свое путешествие в Святую Землю в 1830 г. Его книга «Путешествие ко Святым местам», вышедшая первым изданием два года спустя и выдержавшая в последующие 15 лет пять изданий, оказала большое влияние на формирование в русском обществе живого заинтересованного отношения к судьбам Святой Земли.
13 июня 1842 г., т. е. почти через полтора года после записки Протасова, вице-канцлер граф К.В. Нессельроде представляет императору программу крайне осторожных по характеру российских церковно-дипломатических мероприятий. В Иерусалим, по предложению главы российского внешнеполитического ведомства, должен быть направлен архимандрит (для сравнения: Англиканская Церковь, как мы видели, посылает туда епископа, а Католическая «патриарха»), который, по инструкции, даже не является официальным представителем, а едет как частное лицо и к тому же инкогнито.
По обычному порядку доклад Нессельроде с царской резолюцией был переписан и направлен в Святейший Синод «для зависящего, в чем следует, исполнения». 26 июня Синод «признал полезным возложить исполнение означенного высочайше одобренного предположения на находящеГося при миссии нашей в Вене архимандрита Порфирия Успенского».
Большой удачей надо признать, что для этой цели был избран архимандрит (впоследствии епископ) Порфирий (Успенский) - не только «по довольному им знанию греческого языка и по опытности в обращении с заграничными единоверцами нашими», как представлял Синод, но и как человек особой духовной широты, выдающийся византинист и востоковед, историк и археолог, книголюб и бессребреник.
На первый раз он провел в Иерусалиме около восьми месяцев - достаточно, чтобы разобраться в местных делах, войти в доверие к Святогробскому братству, в ведении которого находятся, как известно, не только Храм Гроба Господня, но и все епархии и монастыри Палестины. Подробный отчет был представлен архимандритом 6 января 1845 г. по субординации константинопольскому послу - Порфирий был в двойном подчинении: МИДа и Синода.
Главным в его отчете был вывод о насущности создания в Иерусалиме духовной миссии как постоянного представительства Русской Церкви при патриархатах Востока. После еще двух лет дипломатических формальностей и министерских проволочек доклад об учреждении миссии, представленный императору по-прежнему не Синодом, а все тем же Нессельроде, был утвержден резолюцией Николая I от 11 (23) февраля 1847 г. Эту дату Церковь и отмечала в 1997 г. как день рождения миссии.
Граф Н.А. Протасов, как и в прошлый раз, направил копию записки с царской резолюцией: «Быть по сему» членам Синода для исполнения. 31 июля 1847 г. последовал указ Святейшего Синода на имя митрополита Санкт-Петербургского Антония (Рафальского), в ведении которого находились по положению зарубежные миссии и церкви. Данный указ впервые, кажется, называет основываемое учреждение «Российской духовной миссией в Иерусалиме».
Для турецких властей, впрочем, это по-прежнему никакая не «миссия», а «архимандрит, находящийся в Иерусалиме не в качестве русского настоятеля, но в качестве поклонника, снабженного дозволением и формальной рекомендацией от русского духовного начальства».
В феврале 1848 г. первый состав миссии - архимандрит Порфирий в качестве начальника и иеромонах Феофан (Говоров) (в будущем великий боГослов, причтенный к лику святых Русской Церкви) в качестве его помощника с несколькими послушниками прибыл в Иерусалим.
Православие в Палестине, особенно арабская православная паства, составлявшая дискриминируемое греками большинство в Патриархате, нуждалось в серьезной материальной и моральной поддержке. При содействии Порфирия Патриарх Кирилл открывает греческо-арабское училище при Крестном монастыре и назначает начальника русской миссии эфором (попечителем) всех патриарших учебных заведений. Была создана также типография для издания книг для православных арабов.
Придворные партии,
МИД и РОПИТ («Проект Мансурова»)
Деятельность первого состава РДМ продолжалась до начала Крымской войны. Мало кто, кроме историков дипломатии, знает сегодня, с чего собственно начался конфликт. В 1852 г. турецкие власти в угоду и под нажимом французской дипломатии передали католикам принадлежавшие православным ключи от храма Рождества Христова в Вифлееме. Из-за этих-то «ключей к Вифлеему» и разразился общеевропейский военно-политический кризис, который некоторые из историков склонны даже называть «первой мировой войной». Разумеется, конфликт имел глубокие политические и экономические причины. Но ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов и духовного, церковно-политического аспекта. В.Н. Хитрово, умный и проницательный историк русской политики в регионе, один из создателей Православного палестинского общества, не без основания с горечью скажет впоследствии, что «развалины нашего мноГострадального Севастополя были ответом на вопрос: кому владеть ключами Вифлеемского храма». Или, иначе говоря, были платой России за интересы православия на Ближнем Востоке.
Военные и политические результаты кампании, заставившие правительство Александра II приступить к осуществлению обширной и серьезнейшей программы реформ в социально-экономической и духовной жизни России, не могли не коснуться и положения дел в Палестине. Теперь в Петербурге куда глубже осознали значение Святой Земли в общем контексте Восточного вопроса, который не случайно писался в русской дипломатической традиции с большой буквы. В Иерусалиме в 1858 г. создается отдельное российское консульство (с 1891 г. генеральное), при том, что ранее всеми русскими делами по Сирии и Палестине ведал консул в Бейруте, в Петербурге в 1856 г. РОПИТ (Российское общество пароходства и торговли) - для организации постоянных паломнических рейсов из Одессы в Яффу, а в 1859 г. - специальный Палестинский комитет, председателем которого назначается брат Государя великий князь Константин Николаевич. Тем самым статусу комитета придавался экстраординарный, надправительственный характер.
Этому предшествовало посещение Иерусалима великим князем с супругой и малолетним сыном в апреле-мае 1859г. - первое паломничество в Святую Землю членов императорского дома. Любопытно отметить, что и великому князю Константину пришлось буквально «прорываться» в Святую Землю сквозь неоднократные запреты и отказы, как всегда, не в меру осторожного российского МИД. Собственно с этого момента - с весны 1859 г. - открывается подлинная летопись присутствия России в Палестине. Великий князь осмотрел и одобрил приобретенную к тому времени в Иерусалиме первую русскую земельную собственность: так называемое Русское место возле Храма Гроба Господня (нынешнее Александровское подворье) и большой участок к северо-западу от Старого Города, который арабы и сейчас называют «Москобия».
На этой территории и разместилась Русская духовная миссия. Здесь возникнут со временем подворья, составившие ядро российских иерусалимских недвижимостей - Елизаветинское (для мужчин-паломников) и Мариинское (для женщин), позже также Николаевское (1906 г.). Здание миссии принадлежит Русской Церкви по сей день (правда, теперь большую часть его «арендует» Мировой суд Израиля). Решено было также поднять иерархический статус миссии, сделав ее начальником духовное лицо в архиерейском сане. Им стал в 1857 г. Кирилл Наумов (1823-1866 гг.), епископ Мелитопольский, доктор боГословия.
К сожалению, ни сотрудники российского консульства в Иерусалиме, ни влиятельные члены Святогробского братства не были готовы к правильному и спокойному восприятию изменившеГося статуса начальника миссии. В результате непреодолимых трений, зависти и подозрений епископ Кирилл после шести лет успешной работы был отозван из Иерусалима. Ему на смену назначается образованный и энергичный архимандрит Леонид (Кавелин), питомец знаменитой Оптиной пустыни, в прошлом - гвардейский офицер, в будущем - известный церковный историк и археограф, автор множества ученых публикаций, в том числе одного из лучших в прошлом столетии путеводителей по Иерусалиму. Но принципиальность, последовательность и независимость, даже резкость характера вскоре делают и его реrsоnа non gratа - сначала в кругу русского консула, а затем, в результате интриг и происков, и в глазах святогробских греков. В 1865 г. в Святой Град прибыл (сначала в качестве и. о.) четвертый и, пожалуй, наиболее известный из начальников РДМ - архимандрит Антонин (Капустин).
Прежде чем перейти к характеристике этого выдающеГося деятеля РДМ, скажем несколько слов о причинах тех сложностей и ненормальностей в жизни миссии, которые привели к указанным выше конфликтам и нестроениям. Дело в том, что, по справедливому мнению историков, работа миссии с самого начала оказалась затруднена системой «двойного подчинения», о которой говорилось выше в связи с первой палестинской командировкой Порфирия Успенского.
Политика России на Ближнем Востоке, как, вероятно, всякая «православная политика», сопряжена была с неразрешимым, видимо, в реальной истории парадоксом. Практически с самого начала, со времен Владимира Красного Солнышка и игумена Даниила, русское присутствие в Святой Земле осуществлялось как преимущественно и прежде всего державная, Государственная инициатива. Так было во времена крестоносцев, так было при Иване III и Иване Грозном, так было при Екатерине II.
Мы нарочно подробно остановились выше на обстоятельствах и специфике самого процесса учреждения РДМ в Иерусалиме. Анализ документов заставляет признать неоспоримый факт: и в данном случае инициатива исходила из Государственных, державных структур - прежде всего внешнеполитического ведомства. Не странно ли, что выразителем русской всенародной православной заботы о святыне Гроба Господня и о российских естественных духовных и геополитических интересах в регионе был вообще не русский и не православный человек, а лютеранин Карл Васильевич Нессельроде. Ни в коем случае не хочу и не могу присоединиться к тем, кто с легкой руки полемистов прошлого столетия пытается представить эту фигуру как однозначно отрицательную, чуть ли не антирусского «агента влияния». Дело совсем не в этом. Российский МИД, будучи закономерным орудием внешней политики Империи, даже в условиях его возглавления людьми не русскими и не православными, доблестно осуществлял защиту наших национальных и духовно-конфессиональных интересов на Ближнем Востоке, как и в других регионах. В этом и проявлялись сила и обаяние России - наследницы Византии.
Более того, не случайно Палестинский комитет, о котором мы говорили, возглавлял великий князь Константин Николаевич - не только потому, что был он верующим человеком, почитателем Святых мест, но и потому, что был в должности генерал-адмирала главой Военно-Морского ведомства. Именно при Морском министерстве служили и молодые энергичные порученцы великого князя - упомянутый «Мансур-паша» и будущий основатель Православного палестинского общества В.Н. Хитрово. «Партия Мраморного дворца», как называли в канун реформ круг соратников Константина Николаевича, включала наиболее образованных и дальновидных людей Империи. Интересы России и православия в мире были для них неразрывными и приоритетными.
Но беда состояла в том, что и духовная жизнь, и внутренняя и внешняя деятельность Русской Церкви были скованы и нередко изуродованы вполне неканоничной системой отношений Церкви и Государства, мертвящей нормой регламента, подчинявшего духовное светскому, все стороны религиозной жизни - Государственной, вплоть до полицейской, опеке. История Русской духовной миссии в Иерусалиме является в этом смысле почти уникальным опытом борьбы наиболее выдающихся русских церковных деятелей на Востоке с «системой», как говорил архимандрит Антонин. Как вся Церковь находилась в подчинении у бюрократического аппарата православной империи, так и миссия была в глазах некоторых чиновников российского МИД на Ближнем Востоке вполне бесправным и едва ли нужным придатком светских дипломатических структур.
Судьба епископа Кирилла сложилась, как известно, трагически. Он был без суда и следствия смещен со своей должности и отправлен в Казань настоятелем одного из монастырей - практически в ссылку. При этом, не зная за собой никакой вины, Кирилл не согласился с решением Синода, основанным на клевете и недобросовестной подтасовке фактов. История Кирилла Наумова в XIX столетии сопоставима по сути с историей Арсения Мацеевича столетием раньше.
Как писал историк Палестинского общества А.А. Дмитриевский, «первые наши деятели на Ближнем Востоке - преосвященные Порфирий и Кирилл - если и не достигли тех положительных и осязательных результатов, какие от них вправе было ожидать Отечество имея в виду их таланты и характеры, то все же благодарные преемники их, мы уверены, всегда помянут их добрым словом признательно сти и не забудут, что эти деятели сошли со сцены не по своей вине»
Аналогично конфликт с консульством привел к удалению и Иерусалима талантливого и многообещавшего архимандрита Леонида (Кавелина). К счастью, благодаря уверенности в его правоте прямой поддержке со стороны Филарета (Дроздова), архимандрит Леонид в отличие от своего предшественника не стал трагическо жертвой в столкновении со светскими властями.
Зерно будущей конфликтной ситуации было заложено еще и тем, что полное и практически бесконтрольное заведование строительством русских храмов и странноприимных домов в Иерусалиме было возложено в 1859 г., в обход и миссии, и Синода, на вполне светский по характеру Палестинский комитет.
В результате на фоне постоянной, большей частью молчаливой, но не менее упорной борьбы со светским засилием в церковных делах, Русская духовная миссия должна была также противостоять нараставшей в российском обществе тенденции коммерциализации. Б.П. Мансуров так прямо и говорил: «Интересы нашего правительства на Востоке совпадают с выгодами РОПИТ, и сие последнее может служить лучшим и вернейшим орудием для исполнения того, что требуют достоинство и польза Русской Церкви». Для этого, по мнению автора, «человека молодого, исполненного ума, быстрых соображений и осторожности», обществу необходимо «создать новые источники для приобретения денежных средств на обеспечение наших церковных дел в Палестине». А затем, вопреки планам вице-канцлера Нессельроде, «привести наше вмешательство на Востоке в такую неполитическую форму, которая обезоружила бы наших противников», и «отбросить пока помышления о политической и религиозной пропаганде по отношению к чужим».
Не особенно рассчитывая на Государственную казну и Святейший Синод и пообещав от Общества пароходства и торговли всего лишь «около 20 тысяч в год», Мансуров легко и уверенно находит практически неисчерпаемый источник необходимых средств - в «массе доброхотных даяний». Иными словами, речь снова шла об эксплуатации народного религиозного чувства. Мансуров планировал найти деньги для своего проекта в тех добровольных копейках, которые принесет простой народ в ежегодный «палестинский сбор».
При этом, утверждал Мансуров, «весь вопрос упростится, если придать ему спекулятивный коммерческий характер». Деньги должны были поступать, по его плану, в распоряжение людей «лично ловких», с неизбежной долей «личного произвола», и пользующихся при этом «полным неограниченным доверием во всех подробностях финансового дела». «Спекулятивный характер» должен был распространяться и собственно на проблемы паломничества, ибо общество «извлекает из оных денежную выгоду и принуждено не пренебрегать оными».
РОПИТ готов был взять на себя даже часть расходов на необходимого в Иерусалиме консула. Но с одним условием: чтобы иерусалимский консул соединял в своем лице «звание консула с званием главного агента общества - с тем чтобы покровительство дипломации сделать действительнее для себя».
В деле управления паломническим приютом также «должно участвовать и РОПИТ, как для придания приюту менее политического
И более коммерческого характера, так и потому, что оно (РОПИТ) будет участвовать в значительной мере в содержании и построении здания».
Иными словами, «проект Мансурова» строился на следующем разграничении функций: «политическое покровительство и помощь будет относиться к обязанностям консула, попечение о нравственности и религиозной деятельности поклонников должна лежать на ответственности духовной миссии, наконец, заботливость о материальных нуждах и блаГосостоянии паломников ложится на Духовную миссию совместно с агенцией РОПИТ, ибо в этой стороне дела заключается его собственная выгода».
Если для нас, современников нового «крутого» витка капитализации России, все еще не стали привычными соблазны и скандалы, порождаемые сращиванием Госаппарата с банковским и теневым капиталом, то для епископа Кирилла (Наумова) и архимандрита Леонида (Кавелина) деятельность выше поименованного РОПИТа, с которым материально были связаны и сановные лица Петербурга, и более мелкие чиновники, представлялась, естественно, нравственно несовместимой с высокими принципами и целями русского духовного присутствия в Иерусалиме и Святой Земле.
Русская Палестина:
«Проект Антонина»
Имя архимандрита Антонина (1817-1894) входит в бесспорный золотой фонд русской истории XIX века. Именно ему, подвижнику-одиночке, не оцененному современниками и лишь теперь во всем своем скромном величии предстающему перед потомками, мы обязаны в первую очередь тем уникальным историческим наследием, которое называется Русской Палестиной и является главным итогом полуторавековой работы России в Святой Земле.
Сын священника из глухой уральской деревни, типичный русский самородок, Андрей Иванович Капустин получил образование сначала в Пермской и Екатеринославской семинариях, затем - в Киевской духовной академии. Позже преподавал в ней уже в качестве профессора. 7 ноября 1845 г. принял монашество с именем Антонин. Был последовательно настоятелем русских посольских храмов в Афинах (с 1850 г.) и Константинополе (с 1860 г.). Афины стали для него «бесплатной, долговременной и самой приятной школой изучения христианских древностей», Константикополь - отличной дипломатической школой.
Зов Палестины с юности звучал в его сердце . Еще в семинарские годы, пишет о себе сам Антонин, «когда он думал о Киеве, как о счастье другого мира, ему казалось, что за Печерской картиной скрывается другая - далее ее, лучше, таинственней, - что Киев есть только перепутье в Иерусалим - в рай».
Он вступил посланцем Русской Церкви в город своей юношеской мечты 11 сентября 1865 г., чтобы уйти из него в вечную жизнь 28 лет спустя, 24 марта 1894 г.
Достойный представитель русского ученого монашества, на всех этапах своего служения Антонин много и плодотворно занимался научными изысканиями по церковной археологии, археографии и византинистике. Подобно своим замечательным предшественникам по работе в Миссии - Порфирию Успенскому, Феофану Затворнику, Леониду Кавелину - отец Антонин оставил значительное творческое наследие: библиография его опубликованных трудов занимает 17 страниц убористого печатного текста. Он был одним из первых исследователей греческих и славянских рукописей Иерусалима, Афона и Синая. Собранная им коллекция древних манускриптов (ныне в библиотеке Российской Академии наук в Петербурге) включает как греческие и славянские, так и арабские рукописи.
Обосновавшись в Иерусалиме, он всего себя безраздельно посвятил служению интересам России в Святой Земле. Если начало русской земельной собственности в Иерусалиме было положено и одобрено российским правительством, то продолжение и расширение ее целиком было личной инициативой отца Антонина. Знаток конкретной библейской археологии, он начал переговоры с главами арабских семей, во владении которых находилась преемственно недвижимость, связанная с местами новозаветных и ветхозаветных событий, священных для православных верующих. Дело по приобретению отдельных участков он вел постепенно, экономно и терпеливо.
Один из первых участков - на горе Елеон, где ныне, буквально в сотне шагов от места Вознесения Господня, находится русский Спасо-Вознесенский женский монастырь, - был куплен в 1868 г. в условиях острой конкуренции с кармелитским католическим монастырем Раtег Nosteг. Причем в отличие от вельможных французских покупателей (основательницей монастыря была личная приятельница Наполеона III герцогиня ля Тур д’Овернь), за русским монахом не было ни Государственной поддержки, ни больших денег. Весь годовой бюджет миссии составлял около 14,5 тыс. рублей (включая содержание храмов и подворий, оклады сотрудников, материальную помощь паломникам и православным арабам).
Почти одновременно были начаты переговоры о покупке земли в Горнем (по-арабски Айн-Карем). На месте встречи Богородицы и Елизаветы, рядом с францисканским монастырем Маgnificat, где находилось уже небольшое русское владение, приобретенное Б.П. Мансуровым, и вокруг него, Антонину удалось купить значительный участок земли, на котором расположен ныне русский Горненский женский монастырь. Основная спонсорская помощь для приобретения земли в Горнем была ему оказана бывшим российским министром путей сообщения П.П. Мельниковым, организовавшим в Петербурге специальный комитет по сбору пожертвований. Еще ранее были приобретены участки в Хевроне - с библейским «Дубом Мам-врийским», под которым Авраам встречал Троицу в виде трех ангелов (Быт. 18, 1-2), в Яффе - на месте дома и гробницы праведной Тавифы (Деян. 9, 36-41), позже - Иерихоне и многих других местах. Участки покупались на имя драгомана (переводчика) миссии турецкого подданного Якова Егоровича Халеби. И уже тот оформлял дарственную на имя своего начальника. Так сложился знаменитый «вакуф архимандрита Антонина» в Святой Земле, завещанный им в 1894 г. Святейшему Синоду, то есть Русской Православной Церкви. К началу XX века совокупность приобретенных им земельных участков оценивалась в миллион тогдашних русских рублей.
Из числа последующих начальников Русской духовной миссии верным продолжателем дела Антонина должен быть признан архимандрит Леонид (Сенцов). Среди его приобретений и строительных инициатив (он пробыл в Иерусалиме с 1903 г. до 1914 г.
