(9.01.1882–8.12.1937)

Детство

Павел Флоренский появился на свет 9 января 1882 года, в пределах местечка Евлах (Азербайджан). Он был первым ребёнком в семье. Его отец, Александр Иванович, сын врача, русский, занимал должность инженера путей сообщения, строил мосты и дороги на территории Закавказья. Мать, Ольга Павловна (армянское имя — Саломия), принадлежала к древнему армянскому роду, поселившемуся в свое время на Грузинской земле.

Во время рождения и младенчества сына отец занимался строительством одного из участков железной дороги, и жить приходилось в товарных вагонах, для комфорта обитых коврами.

Осенью 1882 года семья Флоренских перебралась в Тифлис. Супруги, несмотря на взаимную любовь, придерживались разных вероисповеданий (Ольга Павловна была последовательницей армяно-григорианского религиозного направления). Между тем, в соответствии с волей отца, первенец был крещен в Православной церкви (по другим данным, православным священником на дому). Имя Павел было дано ему в честь святого апостола Павла.

Семья Флоренских, где помимо старшего ребёнка воспитывалось ещё шесть детей, не отличалась строгим христианским укладом, не имела обычая регулярно посещать храмовые богослужения. Жили достаточно замкнутой жизнью. Гости беспокоили их крайне редко. Родители охотно занимались воспитанием и образованием своих чад, но поскольку в доме Флоренских было множество книг, то Павел имел все возможности заниматься и самообразованием.

Поступив в гимназию, он, благодаря способностям и усердию, быстро вошёл в число первых учеников и выпустился золотым медалистом. В тоже время, как это следует из его воспоминаний, в религиозном отношении он чувствовал себя полным дичком, ни с кем не общался на богословские темы и даже не знал, как нужно правильно креститься.

Нравственный перелом

В семнадцатилетнем возрасте, Павел всерьёз осознал, что без веры, без тех высших знаний, что преподаны в Сверхъестественном Откровении, Истину не постичь. В этот период он испытал серьёзный психологический кризис.

В 1899 году, ночью, во время сна, он, вдруг, почувствовал себя словно бы заживо погребенным в рудниках, ощутил невозможность выйти из тьмы. Это ощущение длилось до тех пор, пока некий таинственный луч не принёс ему имени «Бог». Павел воспринял ночное явление как указание, что спасение — в Боге.

Другой загадочный случай произошёл несколько позже. Тогда он был разбужен силой какого-то необычного духовного толчка. Выскочив от неожиданности во двор, он услышал звук громкого голоса, дважды произнесший его имя.

На пути к священнослужению

В 1900 году Павел, повинуясь воле родителей, поступил в Московский университет, на физико-математический факультет, а в 1904 году с отличием окончил его. Наряду с изучением специальных дисциплин, он увлекался и философией, и историей искусств. По окончании Московского университета ему было предложено остаться при нём, но он, вопреки предложению и протесту родителей, поступил в Московскую духовную академию.

Этому событию предшествовало знакомство со старцем, епископом Антонием (Флоренсовым). Желая скрыться от мирской суеты и соблазнов, посвятить себя Богу, Павел стал испрашивать у него благословения на вступление в монашество. Как ни велик и спасителен монашеский путь, но старец, зная как угодить Богу, посоветовал Павлу не следовать за душевным порывом, но получить надлежащее образование, поступив в Московскую духовную академию. В том же году он послушно исполнил эту рекомендацию.

За время обучения в академии с П. Флоренским произошёл и такой случай. В марте 1906 года, когда страна была охвачена бунтарскими настроениями, он выступил в храме при академии с призывом к народу не становиться на путь кровопролития, братоубийства. При этом он не преминул указать на смертную казнь как на дело безбожное. Ввиду того, что эта речь была издана, не имея предварительного согласования с цензором и имея политический окрас, действия студента Флоренского оценили как незаконную политическую акцию и заточили на три месяца в тюрьму. Лишь вмешательство духовного начальства, выступившего с ходатайством, избавило его от участи узника.

В 1908 году, успешно окончив обучение, Павел Александрович остался в академии преподавателем философии. В 1914 году он защитил магистерскую диссертацию, а со временем получил звание профессора.

П. Флоренский не оставлял мыслей о монашеском подвиге, но его духовник наотрез отказывался дать ему соответствующее благословение. Вместе с тем, безбрачное состояние затрудняло для Павла и путь ко священству, о чём он тоже задумывался. И вот, Промысл Божий свёл его с девушкой из крестьянской семьи, Гиацинтовой Анной Михайловной, отличавшейся скромностью и простотой нрава. В 1910 году П. Флоренский заключил с ней брачный союз. Анна Павловна явила собой пример надёжной супруги и матери. Она горячо любила и своего мужа, и пятерых, родившихся в браке, детей.

В апреле 1911 года Павел Флоренский был посвящён в иерея. Поначалу он служил как сверхштатный священник, в храме, расположенном близ Троицко-Сергиевой Лавры, затем в Покровском храме при академии. Наконец, он был определен для служения в домовой церкви при приюте для престарелых сестер милосердия. Отец Павел трудился там вплоть до закрытия приюта в 1921 году.

С 1912 по 1917 год он работал редактором в известном издании «Богословский Вестник».

Послереволюционный период

С наступлением кровавого революционного хаоса, трансформацией государственной и политической системы, в стране развернулись гонения на Церковь, последовали расправы над духовенством.

Отношение отца Павла к событиям, связанным с Октябрьской революцией и её неизбежными следствиями, было неоднозначным. С одной стороны, он выказывал некоторую лояльность тем политическим преобразованиям, которые совершились после Февральских событий, но с другой стороны, он, конечно же, не мог относиться спокойно ни к широкомасштабной атеистической пропаганде, ни к насилию в отношении верных чад Церкви.

Первые годы советской власти отец П. Флоренский работал в комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры. Благодаря его личному участию (и участию других членов комиссии, неравнодушных к расхищению и истреблению ценностей) многое было сохранено.

Примечательно, что когда власти намеревались совершить очередное святотатство — изъять мощи преподобного Сергия (согласно формальному предлогу, для того, чтобы перенести их в музей), — отец Павел, руководствуясь совестью и патриаршим благословением, совместно с графом Ю. А. Олсуфьевым, скрыл от поругания честную главу. Действовали они тайно, на свой страх и риск. Факт изъятия завуалировали, подменив главу Сергия другой, взятой из подклетий собора.

После закрытия Троице-Сергиевой Лавры отец Павел сменил несколько рабочих мест. Одним из них было место профессора при Высших художественно-технических мастерских. Какое-то время он трудился консультантом при заводе «Карболит», а затем руководил испытаниями и научными исследованиями. В период с 1922 по 1923 год П. Флоренский возглавлял отдел материаловедения при ГЭЭИ. За время работы в качестве научного специалиста, он достиг определенных успехов, совершил ряд научных открытий, сделал несколько изобретений.

Отмечают, что отец Павел долгое время ходил на работу в подряснике, что, конечно же, при всём уважении к нему как к специалисту, не могло не вызывать у руководства глубокого недовольства, раздражения. Но такова была его принципиальная пастырская позиция. Известно, что у П. Флоренского была возможность эмигрировать из СССР, однако он посчитал своим нравственным долгом остаться.

В 1928 году отец Павел попал в поле зрения правоохранительных органов по Сергиевопосадскому делу и был арестован. Правда, на этот раз заключение было недолгим. Очередной арест, связанный с делом о контрреволюционной организации, состоявшийся в феврале 1933 года, закончился строгим приговором: заключить в ИТЛ сроком на 10 лет.

Поначалу заключенного отправили по этапу в лагерь «Свободный», в восточной Сибири. Позже его определили в БАМЛАГ, в научно-исследовательский отдел. Там он занимался изучением возможностей строительства объектов в условиях мерзлоты. В ноябре 1934 года П. Флоренского доставили на Соловки. Здесь он был привлечен к проблематике добычи йода из водорослей.

В 1937 году отца Павла Флоренского этапировали в Ленинград. 8 декабря 1937 года года его расстреляли.

Творческое наследие

Как священник и как представитель интеллигенции отец Павел Флоренский явился автором многочисленных работ, в том числе, связанных с научно-технической деятельностью.

Что касается его богословских произведений, не все они признаются бесспорными. Между тем, ввиду глубоких и содержательных мыслей, они занимают видное место и могут быть полезны современному читателю.

Среди его трудов можно выделить: , .

Павел Александрович Флоренский был профессором Московской Духовной академии, автором многих книг, статей, монографий, поэтом, астрономом, защищавшим геоцентрическую концепцию мира, математиком, физиком, искусствоведом, инженером, изобретателем, автором ряда патентов, профессором перспективной живописи, музыкантом, знатоком музыки, полиглотом, владевшим латинским и древнегреческим, современными европейскими языками, а также языками Кавказа, Ирана и Индии, фольклористом, основателем новым наук, философом-космистом и ученым новой науки, т.е. ученым-космистом. Н.О.Лосский назвал его «новый Леонардо да Винчи», а Александр Мень говорил, что «…подобно Соловьеву, Флоренский предстал как человек, стоявший на вершине культуры, а не пришедший в нее откуда-то со стороны и пользующийся ее плодами только для своих нужд, <…> он сам был культурой. И Флоренский, и Соловьев — это сама культура олицетворенная» .

П.А.Флоренский родился 21 января 1882 г. в местечке Евлах, Елизаветпольской губернии, Российской империи, погиб 8 декабря 1937 г.. Отец, Александр Иванович Флоренский, инженер, происходил из рода священнослужителей Флоренских, а мать, — Ольга Павловна Сапарова из древнего армянского рода Сапаровых (Сапарьян).

С детства Павел Александрович обращал внимание на те моменты жизни, «где спокойный ход жизни нарушен, где разрывается ткань обычной причинности, там виделись … залоги духовности бытия», где возникала «граница общего и частного, отвлеченного и конкретного». Увлекаясь физикой и наблюдениями природой во время обучения в тифлисской гимназии, он приходит к выводу, что «все научное мировоззрение – труха и условность, не имеющая никакого отношения к истине». Он ищет то внутреннее ощущение истины мироздания, которое складывается самим человеком во всей совокупности его состояний, тел, образов, знаний. Всем своим последующим творчеством П.А.Флоренский, впитав основы мировой культуры, утверждает мыслетворчество человека, представляющего единство микро и макрокосмоса. Он пишет: «Истина всегда дана была людям, и Она не есть плод научения какой-нибудь книги, не рациональное, а нечто гораздо более глубокое построение, внутри нас живущее, то, чем мы живем, дышим, питаемся».

П.А.Флоренский – поэт. Он печатался в журналах поэтов-символистов «Новый путь» и «Весы» ,его последняя поэма «Оро», написанная в заключении, является своеобразным итогом его жизни. В настоящее время издаются сборники его неизвестных ранее стихотворных произведений и исследуется его поэтическое творчество.

Флоренский придавал большое значение роду и семье. В 1904 г. он поехал на «родину своих предков по отцовской линии», где занимался сбором и изучением фольклора: частушек, духовных стихов, баллад и изучал этнический состав и культуру Костромской губернии. П.А.Флоренский предстает перед нами как этнолингвист, фольклорист и исследователь народной культуры.

По окончании гимназии он поступает на математическое отделение Московского университета, где также посещает лекции на историко-филологическом факультете и самостоятельно изучает историю искусства.Увлекался статьями Л.Н.Толстого, учением Владимира Сергеевича Соловьева. Принимал участие в деятельности «Христианского братства борьбы» в 1904-5 годах, осудил вынесение смертного приговора лейтенанту П.П.Шмидту и развязывание взаимного кровопролития, за что ненадолго арестован. Пишет кандидатское сочинение: «Об особенностях плоских кривых как местах нарушений прерывности», проводя мысль об импульсивном воздействии на эволюционное развитие мира в противовес господствовавшей теории о последовательном развитии. В 1904 г. оканчивает университет, отказывается от предложенной должности преподавателя и поступает в Московскую духовную академию. Павел Александрович, по его словам, желал «произвести синтез церковности и светской культуры, вполне соединиться с Церковью, но без каких-нибудь компромиссов, честно, воспринять все положительное учение Церкви и научно-философское мировоззрение вместе с искусством». В 1908 г. пишет кандидатское сочинение «О религиозной Истине», которое становится основой книги и диссертации на степень магистра «Столп и утверждение истины».

В 1911 году принимает священство, с этого момента вся его жизнь связана с Троице-Сергиевой Лаврой. В 1912 году был редактором академического журнала «Богословский вестник». Во время первой мировой войны, в 1915 году, отец Павел – полковой священник военного санитарного поезда, уезжает на фронт.

После революции 1917 года отец Павел, по словам Александра Меня, не эмигрировал: «Он работал. Он осознал себя ученым, который будет трудиться для своего отечества». Он был уверен, что кризис 1917 года вызовет в будущем духовный поиск народа. В одном из писем этого периода отец Павел писал: «… после краха всей этой мерзости, сердца и умы уже не по-прежнему, вяло и с оглядкой, а наголодавшись, обратятся к русской идее, к идее России, к Святой Руси <…> я уверен, что худшее еще ВПЕРЕДИ». Сохранить основы духовной культуры, сохранить музеи, материальные образы культуры – цель действий отца Павла в этот период. В 1920 г. П.А.Флоренский написал, и он имел право так сказать: «Из убеждений своих ничем никогда не поступаться. Помни, уступка ведет за собою новую уступку, и так – до бесконечности». П.А.Флоренский работает во многих советских учреждениях, не снимая подрясника, открыто свидетельствуя, что он священник. Сергей Николаевич Булгаков напишет в эмиграции: «жизнь ему как бы предлагала выбор между Соловками и Парижем, но он избрал … Родину, хотя то были и Соловки, он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом. Отец Павел органически не мог и не хотел стать эмигрантом в смысле вольного или невольного отрыва от родины, и сам он и судьба его есть слава и величие России, хотя вместе с тем и величайшее её преступление».

Павел Александрович – ученый, инженер, изобретатель. Его интересуют проблемы той грани наук с инобытием, то иномирие, из которого рождается синтез науки будущего. В 1929, в письме к В.И.Вернадскому он предполагает наличие в биосфере пневматосферы, «особого вещества, которое вовлечено в круговорот культуры или круговорот духа», отмечая, что пневматосфере присуща «особая стойкость вещественных образований», что, по мнению одного из современных исследователей его творчества, Елены Малер, «придает культуроохранительной деятельности планетарный смысл». П.А.Флоренский дерзок и гениален в своих мыслях и открытиях. Он необычайно талантлив во многих областях. В науке, как и во всем творчестве, ему присуще огромное трудолюбие и любознательность. Для него наука – это радость, это крылья, это – весело. Для него древняя наука священна и таинственная, новая – строга, зато наука будущего – радостна, ей присуща «легкая окрыленность грядущей, «веселой науки».

Павел Александрович – искусствовед и новатор музейного дела. В 1921 году он – профессор Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС), где с 1921 по 1927 год читает лекции по теории перспективы. В это же время пишет ряд статей по древнерусскому, средневековому искусству, иконописи. 22 октября 1918 г. П.А.Флоренский вошел в Комиссию по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры, стал её учёным секретарём. В статье «Троице-Сергиева Лавра и Россия» отмечая, что «Лавра есть художественный портрет России в ее целом», он выдвинет идею живого музея, настаивая на сохранении Троице-Сергиевой Лавры как «живого музея русской культуры вообще и русского искусства в особенности». Комиссия описала богатство Лавры и подготовила условия для декрета «Об обращении в музей историко-художественных ценностей Троице-Сергиевой Лавры», подписанного В.И.Лениным в 1920 г..

В работе «Храмовое действо как синтез искусства» П.А.Флоренский предложил «создать систему целого ряда научных и учебных учреждений с целью «осуществить верховный синтез искусств, о котором столько мечтает новейшая эстетика». Идея живого музея предусматривает, по его мнению, сохранение каждого предмета в связи с обстановкой и соответствующими обстоятельствами жизни, присущими этому предмету. Он настаивал на том, что «художественное произведение есть совокупность целого, «пучка условий», вне которых оно просто не существует как художественное». В круг «храмового искусства» – термин П.А.Флоренского — включается и вокальное искусство и поэзия. Идея живого музея перекликается с идеями Н.К.Рериха о синтезе искусств.

П.А.Флоренский также выступает в защиту Оптиной Пустыни, называя эту Обитель «могучим коллективным возбудителем духовного опыта». Он обращается к советской администрации с письмом о необходимости «сохранения Оптиной Пустыни (монастыря, существовавшего с 1821 г., который в свое время посещали Н.В.Гоголь, Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой)». В этом же письме Павел Александрович напишет, что «Оптина есть именно завязь новой культуры», причем культуры духовной, от соприкосновения с которой «возжигается дух». Он предупреждает, что уничтожение «Оптиной пустыни» «грозит ничем не вознаградимой потерею нам всем и всей культуре будущего». Исследователь творчества П.А.Флоренского И.Л.Галинская сообщает, что «в результате действий О.Павла и поездки Н.П.Киселева (командированного Наркомпросом) в Оптину Пустынь действительно был организован «живой музей», который просуществовал до 1928 г.».

С 1928 года начинается преследование П.А.Флоренского, ссылка и последующее осуждение на десять лет заключения. В ссылке и заключении ему удаётся работать. В заключении он напишет книгу «Вечная мерзлота и строительство на ней», которую в 1940 г. издали его сотрудники, идеи которой впоследствии применялись при строительстве городов на вечной мерзлоте. Он изучает проблему добычи йода из водорослей и обнаруживает необыкновенные лечебные свойства йода.

25 ноября 1937 г. особой тройкой НКВД Ленинградской области он был приговорён к высшей мере наказания и расстрелян 8 декабря 1937 г.. Впоследствии полностью реабилитирован. ОГПУ уничтожена уникальная библиотека Павла Александровича, в которой «в виде книжных сводок, ключ к которым известен мне одному», хранились его будущие готовые работы, его сочинения, которые «были уже наполовину готовы». «Уничтожение результатов работы моей жизни для меня гораздо хуже физической смерти», писал Павел Александрович Флоренский.

Когда Павлу Александровичу было еще двадцать лет, до ссылки и заключения, в книге «Столп и утверждение истины» он напишет:
«И с гневом топнул я ногою:
«Неужели же тебе не стыдно, несчастное животное, ныть о своей судьбе?
Неужели ты не можешь отрешиться от субъективности?
Неужели ты не можешь забыть о себе? Неужели, - о, позор!, - неужели не поймешь, что надо же отдаться объективному?
Объективное, вне тебя стоящее, выше тебя стоящее - неужели же оно не увлечет тебя?
Несчастный, жалкий, глупый! Ты хнычешь и жалуешься, словно кто-то обязан удовлетворять твоим потребностям. Да? Ты не можешь жить без того и без сего? Ну, и что ж?
Не можешь жить, - умирай, истеки кровью, а все же живи объективным, не сходи на презренную субъективность, не ищи себе условий жизни.
Для Бога живи, а не для себя.
Тверд будь, закален будь, объективным живи, в чистом горном воздухе, в прозрачности вершин, а не в духоте преющих долин, где в пыли роются куры и в грязи валяются свиньи. Стыдно!»
Павел Александрович в жизни, «руками и ногами человеческими» совершал свой духовный подвиг. Только в труде совершенствования окружающего пространства, привнесения блага в жизнь земная личность приближается к своему высшему идеалу. По словам П.А.Флоренского, личность должна «чрез опыт, чрез личное общение, чрез непрестанное вглядывание в Лик Христов, чрез отыскивание в Сыне Человеческом подлинного себя, подлинной своей человечности» найти пример для себя, для того, чтобы стать святой, такой, какой она представляется в своем идеальном образе. «Личность может и должна исправлять себя, но не по внешней для нее, хотя бы и наисовершеннейшей норме, а только по самой себе, но в своем идеальном виде». Флоренский утверждает, что без творчества самость человека, или его земная плотская личность, погубит его. Творческий труд, связанный с Высшим, преображает самость – так говорит Учение Живой Этики.

В основном труде его жизни, в книге «Столп и утверждение истины» П.А.Флоренский творчески переосмысливает наследие мировой культуры. Книга написана в форме писем к другу, Сергею Семёновичу Троицкому: «Потому-то я и пишу тебе «письма» вместо того, чтобы составить «статью», что я боюсь утверждать, а предпочитаю спрашивать». Собеседование, беседа с читателем – принцип книги и принцип исследования мира для П.А.Флоренского, который, беседуя с окружающим миром и читателями, познаёт внутренние взаимосвязи человека и мироздания.

В книге «Столп и утверждение истины» Павел Александрович Флоренский изучает историю христианства. Он узнаёт истину во многих обличиях. Описывая истоки будущего в прошлых достижениях человечества, П.А.Флоренский признает достижения многих пророков, которые были до Христа: «Как до Христа существовали христоносцы, так и до полного сошествия Духа существуют духоносцы». Синтезируя мировое культурное наследие в области философии, религии, науки, он выделяет главные направления развития христианской мысли и мировой культуры, и формулирует главную проблему наступающего кризиса: отход от одухотворения жизни и деятельности человека. Разбирая проблему «нового сознания» — к его представителям он относит таких своих современников, как Д.С.Мережковский, З.Н.Гиппиус, Н.А.Бердяев — он подчеркивает, что «новое сознание» перестанет быть «новым» и неизбежно приведёт его носителей в тупик, если не произойдёт синтеза знаний с одухотворением жизни и деятельности самого человека – выразителя этого «нового сознания». По словам Д.С.Лихачева, П.А.Флоренский одним из первых напомнил русской интеллигенции о необходимости одухотворенной жизни.

Изучая эту трагедию современности, Флоренский ищет её истоки, ту точку, от которой развитие человеческой мысли пошло по ложному направлению. По его мнению, именно эпоха средневековья стала переломной для человечества. В таких работах, как «Мнимости в геометрии», «Иконостас», «Имена», в книге «Столп и утверждение истины» он пишет о том, что духовное восприятие мира, которое было присуще средневековью, впоследствии теряется людьми, а светская наука теряет взаимосвязь с духовным вИдением, погружаясь в материализм, ставя на первое место человека земного, отрицая его связь с божественным, с космосом. Эпоха Просвещения, по мнению Флоренского, не прогресс, а регресс человечества, отход его от духовного мироощущения. Многие исследователи считают этот момент заблуждением отца Павла, идеализирующего, по их мнению, эпоху средневековья.

П.А.Флоренский всегда оставался среди тех ученых и исследователей философии религии, которые в разные времена в разных обличиях сохраняли внутреннюю сокровенную жизнь Церкви – ее духовную часть, реализуемую в жизни. Флоренский, с этой точки зрения, выразитель лучших духовных исканий русского священничества, проявившихся в таких движениях, как исихазм, имяславие, и многих других течениях внутренней жизни Церкви, которые нам могут быть неизвестны. Александр Мень вспоминал: «Флоренский предстал как человек, стоявший на вершине культуры, а не пришедший в нее откуда-то со стороны и пользующийся ее плодами только для своих нужд … он сам был культурой. И Флоренский, и Соловьев — это сама культура олицетворенная».

Подход к его творчеству с позиций только религии приводит к непониманию его идей. Как справедливо утверждает Людмила Васильевна Шапошникова, его нельзя называть «религиозным философом». Он именно тот, кого сейчас мы справедливо можем причислить к философам-космистам. Философия П.А.Флоренского в своей основе перекликается с идеей Соловьева о всеединстве: «Все взаимосвязано. Весь мир пронизан едиными силами. И божественная сила входит в мироздание, нет ничего отделенного, а все переплетено, в одном месте болит — в другом чувствуется».
«…Если Истина есть,
то она – реальная разумность
и разумная реальность;
она есть конечная бесконечность
и бесконечная конечность,
или, выражусь математически,
актуальная бесконечность,
бесконечное, мыслимое
как цельнокупное
Единство…»

В 1923 г. в то время, когда в стране наступает время уничтожения церквей и храмов, П.А.Флоренский пишет статью «Христианство и культура», в которой исследует истоки разочарования в христианской вере, истоки расхождений между различными ветвями христианства, ставшие ранее причинами религиозных войн. По его мнению, суть этой проблемы — не в различиях в обрядах, и даже догматах тех или иных ветвей христианства: «Христианский мир полон взаимной подозрительности, недоброжелательных чувств и вражды. Он гнил в самой основе своей, не имеет активности Христа, не имеет мужества и чистосердечия признать гнилость своей веры. Никакая церковная канцелярия, никакая бюрократия, никакая дипломатия не вдохнет единства веры и любви там, где нет его. Все внешние склейки не только не объединят христианского мира, но, напротив, могут оказаться лишь изоляцией между исповеданиями. Мы должны сознаться, что не те или другие различия учения, обряда и церковного устройства служат истинной причиной раздробления христианского мира, а глубокое взаимное недоверие, в основном, вере во Христа, Сына Божия, в плоти пришедшего». Павел Александрович не «помещается» в рамки общепринятой схемы: он не обычный священник и не обычный философ, он — мыслитель нового времени, мыслитель-космист. Из изучения философии, основ религии, математики, физики, многих естественных наук и одновременного духовного постижения основ мироздания и взаимосвязей бытия родился синтез научных знаний, философских понятий с духовным опытом. Этот синтез, выражение которого мы видим в творчестве П.А.Флоренского, рождался на той грани частного и общего, внутреннего и отвлечённого, о которой ему говорил еще отец. Л.В.Шапошникова назвала это состояние «двоемирием». П.А.Флоренский замечал, что современная наука еще не занялась изучением духовного опыта, и что отрицание наукой достижений в области знаний, которые получаются в ходе духовного опыта истинными последователями Учения Христа, отрицает и самую науку как таковую.

Наиболее полно передать состояние «двоемирия» и сделать результаты этого состояния достижением человека может искусство. В книге «Тернистый путь Красоты» Л.В.Шапошникова отмечает, что с 1910 года начался период, «когда творческие личности, и прежде всего художники, обратили внимание на сокровище русской культуры – православные иконы». Именно в иконах и отец Павел увидел (и раскрыл в своих работах «Иконостас» и другие) роль искусства как метода в постижении бытия и инобытия, как метода передачи «двоемирия».

Икона, именно русская икона – отражение акта творчества художников-иконописцев, привнесение ими духовного опыта в жизнь. Икона – грань между мирами. Но она становится таковой только при духовном творчестве самого человека. П.А.Флоренский утверждает, что метод обратной перспективы, которым пользовались русские иконописцы, является не ошибкой или неумением изображать мир, а именно мастерством в изображении иного пространства, иных планов бытия. Сила и гений истинного художника не в натурализме, который «не отражает многомирия пространства», а подражает внешней правдивости и создает «двойники вещей»; гений художника в передаче особого взгляда на пространство и мир, в передаче вИдения им инобытия. П.А. Флоренский считает, что рисунки детей часто отражают именно явление обратной перспективы и «только с утерею непосредственного отношения к миру дети утрачивают обратную перспективу <…> так как детское мышление - это не слабое мышление, а особый тип мышления», передающий синтетическое восприятие мира. Человек видит не просто зрением, глазами, человек при процессе вИдения воспринимает образ вещи, явления, который складывается из его психических восприятий. Именно поэтому «художник же должен и может изобразить свое представление дома, а вовсе не самый дом перенести на полотно».

В статье «Органопроекция» П.А.Флоренский рассматривает вопросы взаимосвязи механизмов и человека, техники и культуры. Он предлагает рассматривать человека во всей его совокупности, как микрокосм, как основу для проецирования возможных механизмов, подчеркивая, что только в этом случае технику можно рассматривать как часть культуры. П.А.Флоренский указывает на многие, еще не изученные, скрытые возможности человека. Человек – вселенная, микрокосм, таит в себе многие тайны, еще не познанные самим человеком. Необходимо изучение взаимосвязи микро и макрокосма, человека и природы, их тончайших взаимодействий. Отрицание этих взаимосвязей приводит к отрицанию самого человека, предупреждает Флоренский. П.А.Флоренский пророчески увидел, что идея «покорить природу», утвердившаяся в материализме ХХ века, приведёт к главенству бездуховной, механистической цивилизации, процесс, приводящий в настоящее время к краху саму механистическую цивилизацию.

П.А.Флоренский указывает на особые взаимосвязи и взаимодействие звука и слова, изучая эти вопросы на примере взаимосвязей человека и его имени. Когда советская власть утверждала себя, проводя переименование улиц, городов, людей, П.А.Флоренский пишет статью «Имена», в которой показывает, как взаимодействие образа вещи, явления оформляется в представлении человека через звук в слово: «…Имя воплощено в звуке, то и духовная сущность его постигается преимущественно вчувствованием в звуковую его плоть». В переименовании улиц, людей, городов Флоренский видит действие с четко выраженной целью – уничтожение основ культуры. «Имена ведут себя в жизни общества как некие фокусы социальной энергии; пусть эти фокусы мнимы, но для глаза, видящего их, и мнимые, они вполне равносильны фокусам действительным». Имя – факт культуры, не понимать смысла и значения роли имени – значит, не понимать смысла культуры. Человечество не может «без самоуничтожения <…> отрицать действительность культуры, связующей человеческий род». П.А.Флоренский подчеркивает: «имя есть слово, даже сгущенное слово; и потому, как всякое слово, но в большей степени, оно есть неустанная играющая энергия духа». П.А.Флоренский был близок имяславию, он изучал энергетические взаимосвязи числа и буквы со звуком.

Конечность физического мира и бесконечность иного бытия, виды пространств, сфер бытия рассматриваются П.А.Флоренским в статье «Мнимости в геометрии». Пространство у Флоренского многопланово, многомирно. Он различает несколько видов и подвидов пространства, говоря, что «по каждому из намеченных делений пространства, крупных и дробных, можно, отвлеченно говоря, мыслить весьма различно». П.А. Флоренский критикует основы эвклидовой геометрии, опираясь на метафизическое восприятие мира автором «Божественной Комедии», признаёт провидение Данте как научный факт и на этом факте строит математическую теорию. Для него поэтическая действительность – это действительность «представимая и мыслимая, — значит, содержащая в себе данные для уяснения …геометрических предпосылок». Объясняя смысл своей статьи «Мнимости в геометрии» в письме в политотдел, П.А.Флоренский писал: «Моя мысль – взяв подлинные слова Данте, показать, что символическим образом он выразил чрезвычайно важную геометрическую мысль о природе и пространстве». П.А.Флоренский «был и есмь принципиально враждебен спиритуализму, отвлеченному идеализму и таковой же метафизике». Он считает, что «мировоззрение должно иметь прочные конкретно-жизненные корни и завершаться жизненным же воплощением в технике, искусстве и проч.». Математический анализ и поэтический образ как «выражение некоего психологического фактора», монизм мироустройства, «не-эвклидова геометрия во имя технических применений в электротехнике» — на грани этих сочетаний наук, на стыках науки и поэзии П.А.Флоренский открывает новые возможности для исследования и применения результатов этого исследования в жизни. П.А.Флоренский – ученый-космист, для которого мышление человека не ограничивается узкими рамками плотного мира, а расширяется до бесконечных размеров космоса, вмещая мироздание и преобразуя получаемые знания для совершенствования жизни на земле.

Мысль, по П.А. Флоренскому – самостоятельная сущность: «Мысль зачата и воплотилась, родилась и выросла; ничто уж не вернет ее в утробу матери: мысль - самостоятельный центр действий». В книге «У водоразделов мысли» он изучает ритмику мысли, процессы её зарождения и развития. Ритмика мысли напоминает ему русскую народную песню, где «единство достигается внутренним взаимопониманием исполнителей, а не внешними рамками». П.А. Флоренский профессионально знал музыку. Тонкие состояния души, наблюдающей рождение мысли, идеи, те грани, которые так неопределимы в плотной земной материи, способна передать музыка и искусство. Водоразделы мысли на грани бытия и инобытия, на грани Времени, там, где встречаются тайны Вечера и Утра – «эти две тайны, два света - рубежи жизни» — эти состояния «двоемирия» присущи П.А.Флоренскому, мыслителю и ученому новой, одухотворенной науки. Людмила Васильевна Шапошникова в книге «Вестники космической эволюции» замечает, что 2000 лет назад Апостол Павел был казнен за утверждение необходимости постоянного памятования о мирах иных измерений, а отец Павел Флоренский казнен в ХХ веке за те же идеи.

Имя П.А.Флоренского долгое время было запрещено упоминать. Но мысли и идеи П.А.Флоренского использовались в практике и технике жизни ХХ века и способствовали преобразованию сознания людей и их жизни. Мыслитель-космист П.А. Флоренский своим творчеством, трудами и мыслями дал импульс к эволюционному преображению сложного жизненного пространства ХХ века.

Игумен Андроник (Трубачев)

Священник Павел Флоренский

Павел Александрович Флоренский родился в Евлахе (Елисаветпольская губерния) 9 января 1882 года, в день памяти святителя Филиппа, митрополита Московского. Он был крещен, вероятно «на дому», 9 октября 1882 года священником Захарией из тифлисской Давидовской церкви и получил имя в честь святого Апостола Павла. Святителя Филиппа и Апостола Павла отец Павел Флоренский всю жизнь считал своими Небесными покровителями.
Флоренские (или Флоринские-Галичи) были «виленского происхождения» и находились в вассальном отношении к Радзивиллам. Затем они переселились в Слободскую Украину, где по большей части перешли в духовное сословие, затем далее на север, в Переяславскую епархию. Оттуда началось расселение этого рода, причем одни его ветви стали снова светскими (вероятно, малороссийское казачество), а другие остались в духовном звании. Все это относится к XIV–XVI векам. Переселение Флоренских в Костромскую область связано с русско-польскими войнами начала XVII века.
По семейному преданию, один из предков Флоренских – малороссийский казак Михайло Флоренко вместе с другими казаками воевал на стороне Польши, был схвачен, казнен, и голову его посадили на кол. Событие это относится примерно к 1609 году, когда поляки и казаки под командованием польского воеводы Лисовского захватили город Юрьевец. Пытаясь переправиться на левый берег Волги, захватчики были разбиты жителями Коряковской волости, которым помогал их Небесный заступник – преподобный Макарий Унженский. Многие из нападавших были захвачены в плен. Среди них, вероятно, находились и родственники Михайло Флоренко, которые, вразумившись чудом преподобного Макария, покаялись и после освобождения остались при церкви Рождества Пресвятой Богородицы Пречистенского погоста Коряковской волости (ныне село Завражье Кадыйского района Костромской области).

Священник Павел Флоренский,

София Григорьевна Сапарова (урожденная Паатова),
бабушка П. А. Флоренского

Священник Павел Флоренский,
Павел Герасимович Сапаров, дед П. А. Флоренского

По клировым ведомостям имена предков отца Павла – священнослужителей при церкви Рождества Богородицы Пречистенского погоста Коряковской волости известны с XVIII века: диакон Иоанн (начало – середина XVIII века) – диакон Афанасий Иванов (1732 – около 1794) – диакон Матфей Афанасьев (1757 – около 1830?). Сын диакона Матфея – дьячок Андрей Матфеев (1786–1827) около 1812 года, еще при жизни отца, перешел на освободившееся место при церкви Рождества Христова в селе Борисоглебском, которое находилось в семи километрах от села Пречистенский погост. Его старший сын Иоанн (1815–1865) окончил Луховское Духовное училище и в числе лучших учеников – Костромскую Духовную семинарию. Однако именно он прервал родовое служение Флоренских Церкви.
«Дед мой, – писал П. А. Флоренский в 1910 году, – блестяще окончил семинарию и был послан в академию, но тут задумал, по любви к науке, уйти в Военно-медицинскую академию. Сам митрополит Московский Филарет уговаривал его остаться и будто бы пророчил, что если примет монашество, то будет митрополитом. Но дед все же пошел по своему пути, на нищету и разрыв с отцом. Мне порою и является мысль, что в этом оставлении семейного священства ради науки – προτον ψευδος всего рода, и что пока мы не вернемся к священству, Бог будет гнать и рассеивать все самые лучшие попытки» .
После окончания Медико-хирургического института при Московском университете (1836–1841) И. А. Флоренский в 1841–1850 годах служил батальонным лекарем в различных пехотных полках, а в 1851 году был перемещен в Кавказский корпус и приписан к Донскому казачьему полку. В течение шестнадцати лет, до самого окончания Кавказской войны, он являлся ординатором и главным лекарем военных госпиталей и лазаретов, расположенных в центре и на левом фланге кавказской линии. Скончался в Ардоне, заразившись холерой при лечении больных. Был награжден орденами святого Станислава II степени (1858), святой Анны III степени (1849) и имел чин коллежского советника.
Отец, Александр Иванович Флоренский (1850–1908), в 1880 году окончил в Петербурге Институт инженеров путей сообщения и всю жизнь провел на Кавказе. Он был инженером и начальником дистанций различных отделений Кавказского округа путей сообщения, строил мосты и дороги, в 1907 году был назначен помощником начальника Кавказского округа путей сообщения. За усердную службу был награжден орденами святого Станислава II и III степени, а в 1907 году ему был присвоен чин действительного статского советника .
Предки матери, Ольги (армянское имя Саломия) Павловны Сапаровой (1859–1951), происходили из владетельного рода гюлистанских (карабахских) беков Мелик-Бегляровых. Их родовые связи уходили вглубь веков к княжескому роду Допянов (XIV). Из-за чумы, опустошившей Карабах, теснимые шушинским ханом, один из Мелик-Бегляровых, Абов III († 1808), вместе с многочисленными родственниками в конце XVIII века переселился в село Болнис Тифлисской губернии. Когда чума прекратилась, почти все Мелик-Бегляровы вернулись в Гюлистан (Карабах), но некоторые ветви остались в Грузии . Фамилия Сапаровых произошла от грузинского слова «щит», «защита». Это прозвание данная ветвь Мелик-Бегляровых получила за какую-то военную услугу, оказанную Грузинскому царству. Таким образом, по материнской линии отец Павел оказался связан с культурой и историей Армении и Грузии.
А. И. Флоренский и О. П. Сапарова познакомились в Петербурге в 1878 году и в 1880-м вступили в брак. 9 января 1882 года у них родился первый ребенок – Павел. В то время А. И. Флоренский строил участок Закавказской железной дороги, и вся семья жила в товарных вагонах, обитых коврами, на месте будущей станции Евлах.

Павел Флоренский в возрасте полутора лет
Тифлис, 29 июня 1883 года

Кроме Павла в семье было еще шесть детей. «Отчасти по недостаточной обеспеченности, отчасти по убеждению родителей семья жила очень замкнуто и серьезно: развлечения и гости были редким исключением, но зато в доме было много книг и журналов, на что урезывалось от необходимого, – вспоминал отец Павел. – Уровень семьи был повышенно-культурный, с разнообразными интересами, причем предметом интересов были знания технические (отец), естественнонаучные (дети) и исторические (отец, мать и отчасти все). Люди, с которыми соприкасались мы, были по преимуществу сослуживцы отца или товарищи его по гимназии.
Детство я провел сперва в Тифлисе и Батуми, где отец строил военную Батумо-Ахалцыхскую дорогу, затем снова в Тифлисе.

Семья Флоренских
Около 1886 года

Павел Флоренский со своей тетей,
Юлией Ивановной Флоренской
Тифлис, около 1888 года

Относительно моего интеллектуального развития правильный лишь формально ответ был бы совсем неверен по существу. Почти все, что приобрел я в интеллектуальном отношении, получено не от школы, а скорее вопреки ей. Много дал мне отец лично. Но главным образом я учился у природы, куда старался выбраться, наскоро отделавшись от уроков. Тут я рисовал, фотографировал, занимался. Это были наблюдения характера геологического, метеорологического и т. д., но всегда на почве физики. Читал я и писал тоже нередко среди природы. Страсть к знанию поглощала все мое внимание и время. Я составил себе стенное расписание занятий по часам, причем время, назначенное классам и обязательному посещению богослужения, окружил траурной каймой, как безнадежно пропавшее. Но и его я использовал для своих целей» .
Разность вероисповеданий родителей (мать принадлежала к армяно-григорианскому исповеданию), а также характерное для образованного общества конца XIX века преклонение перед человеческим разумом явились причиной того, что П. А. Флоренский не получил в семье даже самых простых навыков церковной жизни. «О религии у нас никогда не говорилось ни слова, ни за, ни против, ни даже повествовательно, как об одном из общественных явлений, разве только более-менее случайно проскакивало слово о культе дикарей или каких-нибудь египтян, но и то очень отрывочно. Чем ближе к Церкви было какое-либо понятие, тем менее оснований могло ему быть упоминаемым в нашем доме: терпелась, и то еле-еле, лишь религиозная археология, умершая настолько, что можно было твердо рассчитывать на ее религиозную бездейственность» .

Павел Флоренский – гимназист
Около 1898 года

«Воспитанный в полной изоляции от представлений религиозных и даже от сказок, – писал впоследствии отец Павел, – я смотрел на религию как на нечто вполне чуждое мне, а соответственные уроки в гимназии вызывали лишь вражду и насмешку» . «В церковном отношении я рос совершенным дичком. Меня никогда не водили в церковь, ни с кем не говорил я на темы религиозные, не знал даже, как креститься» .

* * *

Приход П. А. Флоренского к вере в Бога совершился летом 1899 года, об этом он подробно рассказал в своих «Воспоминаниях». Однажды, когда Павел спал, он ощутил себя заживо погребенным на каторге, в рудниках. Это было таинственное переживание тьмы кромешной, небытия, геенны. «Мною овладело безвыходное отчаяние, и я осознал окончательную невозможность выйти отсюда, окончательную отрезанность от мира видимого. В это мгновение тончайший луч, который был не то незримым светом, не то – не слышанным звуком, принес имя – Бог. Это не было еще ни осияние, ни возрождение, а только весть о возможном свете. Но в этой вести давалась надежда и вместе с тем бурное и внезапное сознание, что – или гибель, или спасение этим именем и никаким другим. Я не знал ни как может быть дано спасение, ни почему. Я не понимал, куда я попал, и почему тут бессильно все земное. Но лицом к лицу предстал мне новый факт, столь же непонятный, как и бесспорный: есть область тьмы и гибели, и есть спасение в ней. Этот факт открылся внезапно, как появляется на горах неожиданно грозная пропасть в прорыве моря тумана. Мне это было откровением, открытием, потрясением, ударом. От внезапности этого удара я вдруг проснулся, как разбуженный внешнею силой, и сам не зная для чего, но подводя итог всему пережитому, выкрикнул на всю комнату: “Нет, нельзя жить без Бога!”» .
В другой раз Павел пробудился от духовного толчка, который был так внезапен и решителен, что юноша неожиданно для себя выскочил ночью во двор, залитый лунным светом. «Тут-то и произошло то, ради чего был я вызван наружу. В воздухе раздался совершенно отчетливый и громкий голос, назвавший дважды мое имя: “Павел! Павел!” – и больше ничего. Это не было – ни укоризна, ни просьба, ни гнев, ни даже нежность, а именно зов, – в мажорном ладе, без каких-либо косвенных оттенков. Он выражал прямо и точно именно и только то, что хотел выразить – призыв... Так возвещаются вестниками порученные им повеления, к которым они не смеют и не хотят дополнить от себя ничего сверх сказанного, никакого оттенка помимо основной мысли. Весь этот зов звучал прямотою и простотою евангельского “ей, ей – ни, ни”... Я не знал и не знаю, кому принадлежал этот голос, хотя не сомневался, что он идет из Горнего мира. Рассуждая же, кажется наиболее правильным по характеру его отнести его к небесному вестнику, не человеку, хотя и святому» .
Эти призывы Божии завершились кризисом юношеского научного мировоззрения и обретением веры в Бога как абсолютную и целостную Истину, на которой должна строиться вся жизнь. Первым душевным порывом после духовного переворота было уйти в народ, отчасти под влиянием чтения Л. Н. Толстого, которому в то время П. А. Флоренский даже написал письмо. Но родители настояли на том, чтобы их сын, окончивший 2-ю Тифлисскую классическую гимназию первым и с золотой медалью, продолжил образование.

Поездка по Кавказу
Павел Флоренский – слева
1898 год

* * *

В 1900 году П. А. Флоренский поступил на физико-математический факультет Московского университета по отделению чистой математики. Среди его учителей были знаменитые ученые и профессора: Б. К. Млодзеевский, Л. К. Лахтин, Н. Е. Жуковский, Л. М. Лопатин, С. Н. Трубецкой. В эти годы юный П. А. Флоренский начал писать научные и философские работы, пронизанные критикой позитивизма и рационализма.
Особое влияние на П. А. Флоренского оказал профессор Н. В. Бугаев (1837– 1903), один из основателей Московской математической школы. Н. В. Бугаев рассматривал математику в широком философском контексте, интересовался аритмологией – теорией разрывных функций. Его идеи стали для П. А. Флоренского отправной точкой . Свое кандидатское сочинение «Об особенностях плоских кривых как местах нарушения их непрерывности» он рассматривал как первую часть большой работы «Прерывность как элемент мировоззрения». Привлекая данные математики, физики, химии, биологии, философии, П. А. Флоренский обосновывал в этой незаконченной работе односторонность и несостоятельность эволюционизма, господствовавшего в XIX веке не только в естествознании, но и во всех областях человеческого знания и бывшего опорой материалистического мировоззрения и атеизма.

П. А. Флоренский – студент
Московского университета
1904 год

Собственное научно-философское мировоззрение П. А. Флоренского складывалось как религиозно-идеалистическое и конкретно-символистское: он считал, что мир Горний раскрывается и является через мир дольний; мир дольний существует постольку, поскольку коренится в мире Горнем, но это не мир теней, а одухотворенное живое творение.
Во время учебы в университете П. А. Флоренский подружился с поэтом А. Белым (сыном Н. В. Бугаева), а через него познакомился с символистами: В. Я. Брюсовым, К. Д. Бальмонтом, Д. С. Мережковским, З. Н. Гиппиус, А. А. Блоком. Символизм привлекал П. А. Флоренского как творческий выход из бездушного рационализма, тем более что и сам он писал стихи. Но почти сразу же обнаружились глубокие личные и идейные расхождения П. А. Флоренского с большинством из символистов . В них его отталкивали всеядность, неопределенность и ложность духовных основ.
Вскоре П. А. Флоренский написал Д. С. Мережковскому (представителю так называемого нового религиозного сознания), что их отношения зависят от того, «как мы относимся к исторической Церкви». «Я должен быть в Православии и должен бороться за него. Если Вы будете нападать на него, то, быть может, я буду бороться с Вами» . Так началось его расхождение с той частью русской интеллигенции, которая в начале XX века, обособляясь от Церкви, пыталась создать свое, ложное христианство, совращала народ к неверию и многих привела к погибели. Другая часть интеллигенции, к которой принадлежал П. А. Флоренский, вменяя в ничто свои возможные светские успехи, шла служить Церкви теми дарами, какие получила от Бога, и обретала милость Божию на путях спасения.
Уже в те годы П. А. Флоренский искал опоры в духовной жизни. В марте 1904 года он познакомился со старцем – епископом Антонием (Флоренсовым, † 1918), который жил на покое в Донском монастыре. П. А. Флоренский с юношеским пылом просил его о благословении на принятие монашества, но старец-епископ посоветовал ему поступить в Московскую Духовную академию для продолжения духовного образования и испытания себя .
Весной 1904 года П. А. Флоренский с отличием окончил Московский университет. Его считали одним из самых талантливых студентов с большим научным будущим. Однако, несмотря на лестное предложение Н. Е. Жуковского и Л. К. Лахтина остаться в университете и молчаливый протест родителей, он в сентябре 1904 года поступил в Московскую Духовную академию. С тех пор вся жизнь его оказалась связанной с Троице-Сергиевой Лаврой, у стен которой он прожил почти тридцать лет. Неудивительно, что он духовно сроднился с Лаврой, а основателя Лавры, Преподобного Сергия, считал одним из своих Небесных покровителей .

П. А. Флоренский – студент
Московской Духовной академии
1908 год

* * *

Главным устремлением в период учебы в академии (1904–1908) для П. А. Флоренского было познание духовности, причем не отвлеченно-философское, а жизненное. В 1904 году П. А. Флоренский познакомился с иеромонахом Гефсиманского скита Исидором († 1908) , духовным отцом старца Варнавы (Меркулова), впоследствии прославленного в Соборе Радонежских святых. Пастырский облик и методы духовного руководства у епископа Антония и иеромонаха Исидора были различными, но именно их взаимодополнение и совокупность способствовали воцерковлению П. А. Флоренского. Епископ Антоний был исключительно образованным иерархом, он прекрасно знал светскую, особенно античную, культуру, разбирался в науках, считал необходимым готовить особых апологетов, которые занимались бы миссионерством в секуляризованном обществе. Иеромонах Исидор был необразованный простец из крепостных крестьян, его характерными чертами были исключительная терпимость и любовь, видение начатков естественного добра даже в нецерковной среде. Было и то, что объединяло обоих старцев и создавало возможность для их совместного руководства: духовная опытность и рассудительность, черты юродства.
П. А. Флоренский встречался также со схиигуменом Германом и другими старцами Зосимовой пустыни. Во время поездки в Оптину пустынь 7 сентября 1905 года П. А. Флоренский в скиту беседовал со старцем Анатолием (Потаповым) на волновавшую его тему: «Спрашивал я у отца Анатолия насчет законности занятий философией и наукой и объяснил, что мой вопрос по поводу предъявляемых мне тезисов “философия или Христос!” Отец Анатолий советовал познакомиться с Иоанном Кронштадтским или написать ему свои вопросы; молиться при всяком деле и испрашивать благословения и призывать Василия Великого, Иоанна Златоустого и Григория Богослова, и еще Тихона Калужского. “Это помогает”, – сказал он».
В этот период П. А. Флоренский постоянно обращался и к опыту народному. В академии он подружился с С. С. Троицким, отец которого, протоиерей Симеон, служил в храме в честь Воскресения Христова в селе Толпыгино Костромской губернии (ныне Ивановская область). На каникулах друзья отправлялись в Толпыгино и помогали отцу Симеону в реставрации храма, проповедовали, организовали при храме библиотеку для крестьян, собирали народный фольклор .
С годами учебы в МДА связана получившая широкую известность проповедь П. А. Флоренского «Вопль крови», которую он произнес в Покровском академическом храме 12 марта 1906 года, в Неделю Крестопоклонную. П. А. Флоренский призывал русских людей остановиться во взаимном кровопролитии и братоубийстве и, в частности, говорил, что смертная казнь заключенных в темнице является «человеческим предварением суда Божия», «делом безбожным» и продолжением братского кровопролития. Поскольку проповедь эта была произнесена после смертной казни лейтенанта П. П. Шмидта и бесцензурно издана, а в день ее произнесения было составлено «Открытое обращение студентов МДА к архипастырям Русской Церкви», то сергиевопосадский полицмейстер определил действия П. А. Флоренского как политическую акцию. 23 марта Павел Александрович вместе с издателем проповеди студентом третьего курса М. Пивоварчуком был на три месяца заключен в Московскую губернскую тюрьму.

Павел Флоренский в селе Толпыгино
Около 1906 года

Но Священноначалие, столь резко критиковавшееся в проповеди и «Обращении», отнеслось к П. А. Флоренскому со снисхождением. Ректор академии епископ Волоколамский Евдоким (Мещерский, † 1935), зная действительные устремления П. А. Флоренского, вступился за него и на следующее после ареста утро послал митрополиту Московскому Владимиру (Богоявленскому, † 1918) предупредительную записку, а 25 марта направил Московскому губернатору В. Ф. Дубасову письмо с ходатайством отменить или смягчить кару. К ходатайству ректора присоединился и Г. А. Рачинский, хорошо известный среди интеллигенции и в высшем обществе. В Страстной Четверг, 30 марта 1906 года, благодаря этим ходатайствам и, вероятно, с согласия митрополита Московского Владимира П. А. Флоренский и М. Пивоварчук были освобождены .
Впоследствии, в «Автобиографии» 1927 года, отец Павел свидетельствовал, что при этом им двигали не политические, а нравственные побуждения, хотя мог бы представить себя борцом с прежним режимом .
П. А. Флоренский учился по всем предметам на «отлично», а его семестровые сочинения «Сочинение Оригена «Peri arcwn» как опыт метафизики», «О терафимах», «Священное переименование», «Понятие Церкви в Священном Писании» до сих пор сохраняют научно-богословское значение.
Кандидатское сочинение П. А. Флоренского «О религиозной Истине» (1908), которое стало ядром магистерской диссертации (1914) и книги «Столп и утверждение Истины» (1914), было посвящено путям вхождения в Православную Церковь. «Живой религиозный опыт как единственный законный способ познания догматов» – так сам отец Павел выразил главную мысль книги. «Церковность – вот имя тому пристанищу, где умиряется тревога сердца, где усмиряются притязания рассудка, где великий покой нисходит в разум» . Книга «Столп и утверждение Истины» написана как опыт теодицеи, то есть оправдания Бога от притязаний человеческого рассудка, находящегося в греховном, падшем состоянии.
Священник Павел Флоренский, В речи перед защитой магистерской диссертации 19 мая 1914 года отец Павел говорил: «Разум перестает быть болезненным, то есть быть рассудком, когда он познает Истину: ибо Истина делает разум разумным, то есть умом, а не разум делает Истину истиною... Эта самоистинность Истины выражается, – как вскрывает исследование, – словом omoousia, единосущие. Таким образом, догмат Троичности делается общим корнем религии и философии, и в нем преодолевается исконная противоборственность той и другой» .
Как автор книги «Столп и утверждение Истины» и ряда других работ отец Павел завершил становление онтологической школы Московской Духовной академии (протоиерей Феодор Голубинский – В. Д. Кудрявцев-Платонов – А. И. Введенский – архимандрит Серапион (Машкин) – священник Павел Флоренский). После защиты магистерской диссертации священник Павел Флоренский был утвержден в степени магистра богословия и звании экстраординарного профессора Московской Духовной академии. В 1914– 1915 годах за магистерскую диссертацию «О духовной Истине» отец Павел был награжден премиями митрополита Московского Филарета и митрополита Московского Макария.
В 1908–1919 годах отец Павел преподавал в Московской Духовной академии историю философии. Тематика его лекций была обширна: Платон и Кант, мышление еврейское и мышление западноевропейское, оккультизм и христианство, религиозный культ и культура и др. Исследования отца Павла были направлены на выяснение тех общечеловеческих корней платонизма, через которые он оказался связан с религией вообще и с философским идеализмом. В этом отец Павел был близок к традиции Климента Александрийского и таких отцов Церкви, как святитель Афанасий Великий, святитель Григорий Нисский, преподобный Иоанн Дамаскин.

П. А. Флоренский – преподаватель
Московской Духовной академии
1909 год

В 1912–1917 годах отец Павел был редактором журнала «Богословский вестник», на страницах которого он старался воплотить свое юношеское стремление осуществить синтез культуры и церковности.
Если говорить о вкладе П. А. Флоренского в русскую философию и богословие, то необходимо помнить, что его самобытное и оригинальное творчество отмечено противоречивостью. В нем отразился процесс постепенного духовного становления отца Павла, и потому он сам никогда не претендовал ни на абсолютность и законченность своих мыслей, ни на всеобщность признания, а подразумевал их обсуждение, развитие, уточнение, исправление. Но, писал он, «я хотел именно Православия и именно церковности. Я хотел и хочу быть верующим сыном Церкви» .

Для П. А. Флоренского путь к церковности лежал через тяжелые личные испытания. Духовник, епископ Антоний, не благословлял его принять монашество, а он не хотел жениться, боясь «вместо Бога поставить на первый план семью». Из-за этого П. А. Флоренский не мог «привести в исполнение свои заветные планы – сделаться священником» . По воспоминаниям А. В. Ельчанинова, П. А. Флоренский в 1909 году находился в состоянии «тихого бунта» и лишь молитвы духовника укрепляли его. И духовник не ошибся. П. А. Флоренский встретил девушку, с которой не только смог соединить свою жизнь, но которая впоследствии оказала большое духовное влияние на него самого. Это была Анна Михайловна Гиацинтова (1889–1973), происходившая из крестьянской семьи, жившей в Рязанской губернии. Обстоятельства, приведшие П. А. Флоренского к покорности духовнику, были необычными.

Священник Павел Флоренский,
С. Н. Булгаков с детьми и М. А. Новоселов
Сергиев Посад, 1913 год

«Я женился, – писал П. А. Флоренский, – просто потому, чтобы исполнить волю Божию, которую я усмотрел в одном знамении». Во время прогулки на болоте под начавшимся проливным дождем П. А. Флоренский в тоске и отчаянии плакал и не мог прийти к определенному решению. «Я машинально, сам не помню зачем, нагнулся и захватил рукой какой-то листик. Поднимаю его и вижу, к удивлению своему, четырехлистный трилистник – “счастье”. Тут сразу ударила меня мысль (и я почувствовал, что это не моя мысль), что в этом знамении – воля Божия. При этом вспомнилось, что с самого детства я искал четырехлистный трилистник, ошаривал целые лужки, разглядывал множество кустиков, но, несмотря на все старания, не находил желанного» .
По воспоминаниям всех, близко знавших ее, Анна Михайловна являла собой исключительно высокий и светлый образ христианской супруги и матери. Ее простота, смирение, терпение, бодрость, верность долгу, глубокое понимание духовной жизни открывали современникам красоту и смысл подвига христианского брака. В семье отца Павла и Анны Михайловны было пятеро детей. Дети стали для отца Павла даром Божиим, ниспосланным для укрепления в самых тяжелых обстоятельствах. Близко знавшая семью отца Павла в 1920-е годы Е. К. Апушкина вспоминала: «Как хорош он был среди детей, мне в их семье в Сергиевом Посаде было так хорошо, словно я сама была маленькой девочкой. Еще не зная Анны Михайловны, я уже знала, как любит ее Павел Александрович. Он весь был полон ласки и нежности, когда произносил слово “Анна”... Анна Михайловна стала для меня примером в жизни, в отношении к детям, к людям. Лучшего женского образа я не встретила в жизни».

Экспозиция Музея священника
Павла Флоренского в Москве

А. Ф. Лосев рассказывал о том, как ему однажды довелось в отсутствие отца Павла ночевать у него дома: «Флоренский?.. Человек тихий, скромный, ходивший всегда с опущенными глазами... То, что он имел пять человек детей, кажется, противоречит отрешенности... Думаю, что наличие такого большого семейства должно озабочивать. Надо сказать, что у него была идеальная семья. Эти пятеро человек детей – я сидел в гостиной на диване, Анна Михайловна что-то готовила, – баловались, но ни малейшего раздора я в течение почти часа не заметил. То пляшут, то играют. А старших нет никого. Дети вели себя идеально. Это я собственными глазами видел. Я и тогда удивлялся, и сейчас удивляюсь... Как так получилось, не знаю. Ведь родителей нет, один на работе, другая занята» .

* * *

Брак не только совершенно обновил П. А. Флоренского, но и дал возможность принять Таинство священства. 23 апреля 1911 года ректор МДА епископ Феодор (Поздеевский, † 1937) рукоположил П. А. Флоренского во диакона, а на следующий день – во священника .
Сначала отец Павел служил как сверхштатный священник в храме в честь Благовещения Пресвятой Богородицы недалеко от Троице-Сергиевой Лавры. Когда вследствие различных препятствий бытового характера служение там оказалось затруднено, отец Павел стал служить в Покровском академическом храме. Но его искренним желанием было полнокровное приходское служение, конечно трудно совместимое с академической деятельностью.
В то время в Сергиевом Посаде было только что открыто Убежище (приют) престарелых сестер милосердия Красного Креста. Почетной председательницей его совета стала великая княгиня Елисавета Феодоровна, которая принимала самое непосредственное участие в устройстве и всех делах приюта. Узнав о «бесприходном» положении отца Павла от его ученика, священника Евгения Синадского, который служил в Московской Марфо-Мариинской обители, великая княгиня пригласила его к себе для знакомства. 19 мая 1912 года отец Павел совершал Божественную литургию в храме Марфо-Мариинской обители и встретился с великой княгиней Елисаветой Феодоровной и отцом Митрофаном Сребрянским. Тогда, вероятно, ею и было принято решение назначить отца Павла настоятелем домового храма Убежища во имя равноапостольной Марии Магдалины. Решение было одобрено духовником отца Павла епископом Антонием, к советам которого прибегала и великая княгиня. В этом храме отец Павел служил вплоть до закрытия убежища 17 (4) мая 1921 года.
Начальницей Убежища престарелых сестер милосердия была назначена Н. А. Киселева (1859–1919), происходившая из петербургской купеческой семьи. Н. А. Киселева, которая была старше отца Павла на 22 года, а Анны Михайловны – на 29 лет, по-матерински заботливо опекала их семью. В дальнейшем великая княгиня Елисавета Феодоровна не раз встречалась с отцом Павлом и его супругой, просила советов по иконописанию, интересовалась его творчеством.
С 26 января до конца февраля 1915 года отец Павел был командирован для исполнения пастырских обязанностей при походной церкви санитарного поезда Черниговского дворянства, который был снаряжен по инициативе великой княгини Елисаветы Феодоровны. Наряду с церковным служением отец Павел трудился как обыкновенный санитар. Вероятно, в связи с этой поездкой к 25-летнему юбилею принятия великой княгиней Елисаветой Феодоровной Православия, 15 февраля 1916 года священник Павел Флоренский был награжден правом ношения знака Красного Креста. Кроме того, за годы священнослужения он был отмечен следующими церковными наградами: 26 января 1912 года – набедренником, 4 апреля 1913 года – бархатной фиолетовой скуфией, 6 мая 1915 года – камилавкой, 29 июня 1917 года – наперсным крестом.
Как писал протоиерей Сергий Булгаков, священство отца Павла не имело для себя примеров «в истории русской интеллигентской общественности. Последняя еще знает отдельные случаи принятия священства, связанного с переходом в католичество в аристократическом и светском конвертитстве, но отнюдь не в сермяжном, мужицком православии. Можно сказать, что отец Павел своим примером впервые проложил этот путь в наши дни именно для русской интеллигенции, к которой он исторически, конечно, все-таки принадлежал, хотя всегда и был свободен от “интеллигентщины”, враждовал с нею. Он, своим рукоположением, фактически делал ей известный вызов, конечно, вовсе о том не думая. По этому же пути, но уже после отца Павла, пошли люди известного духовного и культурного склада. Они идут с ним и вслед за ним, сами то сознавая, а иногда и не сознавая. До сих пор священство являлось у нас наследственным, принадлежностью “левитской” крови, вместе и известного психологического уклада жизни, но в отце Павле встретились и по-своему соединились культурность и церковность, Афины и Иерусалим, и это органическое соединение само по себе уже есть факт церковно-исторического значения» .
Вокруг отца Павла сложился круг друзей и знакомых, которые стремились направить блестящую, но разноликую русскую культуру начала XX века в ограду Церкви, – епископ Феодор (Поздеевский), Ф. К. Андреев, С. Н. Булгаков, В. Ф. Эрн, А. В. Ельчанинов, М. А. Новоселов, Вл. А. Кожевников, Ф. Д. Самарин, С. А. Цветков, Е. Н. Трубецкой, Г. А. Рачинский, П. Б. Мансуров, Л. А. Тихомиров, А. С. Мамонтова, Д. А. Хомяков, протоиерей Иосиф Фудель. Бывало, что некоторые известные деятели культуры, которые были далеки от Церкви (В. В. Розанов, Вячеслав Иванов, А. Белый), обращались к отцу Павлу как к единственному возможному для них посреднику с Богом, способному уврачевать их душевные язвы.
В. В. Розанов, едкий в своих оценках, тем не менее писал об отце Павле: «Это Паскаль нашего времени. Паскаль нашей России, который есть, в сущности, вождь всего московского молодого славянофильства и под воздействием которого находится множество умов и сердец в Москве и в Посаде, да и в Петербурге. Кроме колоссального образования и начитанности, горит энтузиазмом к истине. Знаете, мне порою кажется, что он святой, – до того необыкновенен его дух, до того исключителен... Я думаю и уверен в тайне души: он неизмеримо еще выше Паскаля, в сущности, в уровень греческого Платона, с совершенными необыкновенностями в умственных открытиях, в умственных комбинациях, или, вернее, в прозрениях» .
Первым проложив интеллигенции дорогу к православному священству, отец Павел явился связующим звеном между духовенством и образованным обществом, искавшим духовной опоры в Церкви. Многих отец Павел обратил к вере, многих предостерег и удержал от гибельного пути.

* * * * * *

После издания книги «Столп и утверждение Истины» (1914) отец Павел начал разработку тем антроподицеи («оправдание человека»), то есть философского обоснования идеи совершенства и разумности человека при его наличной греховности. В отличие от теодицеи в книге «Столп и утверждение истины» антроподицея не замысливалась как единое произведение. Тематику антроподицеи составили: 1) «Чтения о культе» (1918–1922); 2) «У водоразделов мысли» (1919–1926); 3) ряд работ, посвященных философии искусства и культуры, из которых важнейшие «Иконостас» (1919–1922), «Анализ пространственности [и времени] в художественно-изобразительных произведениях» (1924–1926). Рассматривая три основных вида человеческой деятельности (сакральную, хозяйственную и мировоззренческую), отец Павел показывал онтологическое первенство сакральной деятельности – религиозного культа как единства небесного и земного, умного и чувственного, духовного и телесного, Бога и человека.
В ряде работ 1920-х годов отец Павел развивал мысль о том, что культ человека (человекобожие), не ограниченного в деятельности и правах высшими, надчеловеческими духовными ценностями, неизбежно приводит в области культуры к разрушительному смешению добра и зла, в области искусства – к культу крайнего индивидуализма, в области науки – к культу оторванного от жизни знания, в области хозяйства – к культу хищничества, в области политики – к культу личности. Отец Павел отстаивал перед секуляризованным миром существенную необходимость Православной Церкви и духовную значимость православной культуры как лучшего выражения общечеловеческих ценностей.
В 1920-е годы, в самый разгул кампании по вскрытию мощей и изъятию и уничтожению икон, отец Павел написал работу «Иконостас», в которой показал духовную связь между святым и его мощами и иконой. В работах «Иконостас» (1919–1921) и «Обратная перспектива» (1919) отец Павел убедительно доказывал онтологическое превосходство иконы над светской живописью и ее общекультурную ценность. В ответ на массовые переименования городов, улиц и даже личных имен и фамилий, особенно связанных с историей России и Православной Церкви, целью чего было приведение народа к историческому и религиозному забвению, отец Павел написал работу «Имена» (1922–1925). В ней раскрывается духовный смысл наименования, как выявления сущности личности и предмета, как способа познания законов духовной реальности.

Отец Павел и Анна Михайловна Флоренские
в Сергиевом Посаде 1932 год

Сергиев Посад, 1932 год

* * *

Систематическая травля, которой отец Павел в течение пятнадцати лет (1918– 1933) подвергался за свою культурную и научную деятельность, может быть понята и оценена только в связи с тем, что эта деятельность в лагере воинствующего безбожия справедливо оценивалась как продолжение служения Церкви. Уже 18 декабря 1919 года наркомат юстиции поручил Cергиевскому политбюро установить «тщательное наблюдение» за Флоренским. В январе 1920 года Комиссия по охране Лавры, ученым секретарем которой он являлся, была расформирована, а ее деятельность представлена как контрреволюционная попытка создания «Православного Ватикана».
Следующим поводом для «критики» явилось преподавание во Вхутемасе: Флоренский обвинялся в создании «мистической и идеалистической коалиции» с В. А. Фаворским.
Наиболее жестокой и антинаучной травле отец Павел был подвергнут за истолкование им теории относительности в книге «Мнимости в геометрии» (М., 1922) . В этой знаменитой книге отец Павел, исходя из специальной теории относительности и положений римановой геометрии, выводит возможность конечной вселенной. Хотя с точки зрения чистой математики этот вывод был «некорректен», труд отца Павла находился в русле новейших достижений науки того времени. Религиозно-философское значение этого вывода состояло в том, что Земля рассматривается не как случайная пылинка, а как центр вселенной, а человек – как средоточие творения.

Священник Павел Флоренский
Окрестности Сергиева Посада, 1932 год

Семья Флоренских
1932 год

Наконец, даже организаторская и научная деятельность П. А. Флоренского в ВЭИ была оценена статьями с характерными заголовками «Плоды махрового оппортунизма» (Н. Лопырев, Б. Иоффе // Генератор, 1931. № 4), «Против новейших откровений буржуазного мракобесия» (Э. Кольман // Большевик, 1933, № 12).
Совершенно очевидно, что судьба отца Павла была предопределена его верой во Христа и саном священника Православной Церкви, религиозно-философским мировоззрением и тем вызывающим положением «апологета», которое он занимал в обществе.
Первый арест отца Павла был произведен 21 мая 1928 года в связи с так называемым Сергиевопосадским делом. 8 июня 1928 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ постановило: «Флоренского Павла Александровича из-под стражи освободить, лишив права проживания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону, означ[енных] губерниях и округах с прикреплением к определенному местожительству сроком на три года, считая срок с 22/5-28 года» . Это называлось «высылка минус шесть». 22 июня Особое совещание внесло изменение в свое решение: было исключено прикрепление П. А. Флоренского к «определенному месту жительства» .
Столь «легкое» наказание объяснялось тем, что во время допросов за подследственных ходатайствовала Е. П. Пешкова и достигла успеха. 14 июля 1928 года П. А. Флоренский отбыл в Нижний Новгород, но уже 31 августа, также благодаря ходатайству Е. П. Пешковой, Особое совещание при Коллегии ОГПУ пересмотрело дело № 60110 и постановило: «Флоренского П. А. досрочно от наказания освободить, разрешив свободное проживание по СССР».
16 сентября 1928 года отец Павел приехал в Москву. Вернуться в Сергиев Посад он тогда не мог, так как, несмотря на освобождение, у него в доме продолжались обыски. Обстановка в Москве в то время была такая, что он говорил Л. Жегину: «Был в ссылке, вернулся на каторгу» .
В ночь с 25 на 26 февраля 1933 года отец Павел был вновь арестован, когда находился на своей московской служебной квартире. Формально он был арестован как обвиняемый по делу № 2886 «О контрреволюционной национал-фашистской организации» («Партия возрождения России») .

* * *

26 июля 1933 года тройка при ПП ОГПУ МО постановила: «Флоренского П. А. заключить в исправ[ительный] труд[овой] лагерь, сроком на десять лет, считая срок с 25/II-33 года» . 15 августа того же года отец Павел был отправлен по этапу в восточно-сибирский лагерь «Свободный» . С 1 декабря он был приписан к научно-исследовательскому отделу управления БАМЛАГа.
Г. И. Китаенко в конце января 1934 года попал на центральный распределительный пункт БАМЛАГа в городе Свободном. «Прибыв в лагерь, – вспоминал он, – я утром вышел из палатки, в которую нас водворили при пятидесятиградусном морозе, и направился к кухне за порцией баланды. Кухня представляла собой котел на колесах под открытым небом, перед которым стояла очередь, человек восемь-десять. Я встал в очередь за каким-то человеком в ватнике, валенках, шапке-ушанке. Вдруг этот человек обернулся и, радостно вскрикнув: “Георгий Иванович! И Вы здесь!” – бросился ко мне. Это был Павел Александрович. Получив свои порции баланды, мы перебросились несколькими словами (страшный мороз не дозволял долго говорить) и расстались. Павла Александровича за время моего краткого пребывания в Свободном я не видел больше, но представление об условиях его быта может дать эпизод, происшедший со мной. Всех прибывших ночью с этапом заключенных отправили в баню, затем вернули в палатку. Я лег на нары ногами к печке-буржуйке, одетый в тулуп, переданный мне моей сестрой при последнем свидании в Москве. Проснувшись утром, я не мог встать – примерз к нарам. Павел Александрович жил в одной из соседних таких же палаток и, следовательно, находился в таких же или близких к этим условиях».
Вскоре, 10 февраля 1934 года, отец Павел был переведен на Сковородинскую опытную мерзлотную станцию. Его исследования здесь заложили основы новой научной дисциплины – мерзлотоведения .

Отец Павел Флоренский
Сергиев Посад, 1932 год

опытной мерзлотной станции
1934 год

В конце июля и начале августа 1934 года благодаря помощи Е. П. Пешковой в лагерь смогли приехать жена и младшие дети – Ольга, Михаил, Мария. Семья приехала не только для свидания. Духовные дочери отца Павла К. А. Родзянко и Т. А. Шауфус, бывшие сестры милосердия Красного Креста, поручили узнать у него, уезжать ли им за границу или оставаться в Советском Союзе. К тому времени они уже трижды арестовывались, в 1930– 1933 годах были высланы в Восточную Сибирь. Отец Павел благословил их отъезд, и летом 1935 года с помощью Е. П. Пешковой они выехали в Чехию.
Тогда же супруга отца Павла обсуждала с ним предложение чешского правительства договориться с правительством СССР о его освобождении из лагеря и выезде со всей семьей в Чехию. Однако для начала официальных переговоров необходим был положительный ответ самого отца Павла. Он ответил решительным отказом, просил прекратить все хлопоты и, сославшись на Апостола Павла, сказал, что надо быть довольным тем, что есть (Флп. 4, 11). Несмотря на отрицательный ответ отца Павла, Т. А. Шауфус, выехав в Чехию и работая в 1935–1938 годах секретарем президента Чехии Й. Масарика, осенью 1936 года вновь подняла этот вопрос через Е. П. Пешкову. На своей записке в НКВД Е. П. Пешкова записала: «...Была просьба Масарика, переданная мне чешским послом Славеком, о замене Флоренскому, как крупному ученому, лагеря высылкой за границу в Чехию, где он предоставит ему возможность научной работы. После моих переговоров с женой Флоренского, которая заявила, что за границу уехать ее муж не захочет, я просила лишь о освобождении Флоренского “здесь”» .
Возможно, это был единственный в истории ГУЛАГа случай отказа заключенного освободиться, воссоединиться с семьей и жить в почете в благополучной стране – и он принадлежал священнику Русской Православной Церкви.

17 августа 1934 года, во время пребывания семьи в Сковородино, отец Павел был помещен в изолятор лагеря «Свободный», а 1 сентября отправлен со спецконвоем в Соловецкий лагерь. Сам он так описал этот перевод в письме из Кеми 13 октября 1934 года: «С 1-го по 12-е ехал со спецконвоем на Медвежью гору, с 12 сентября по 12 октября сидел в изоляторе на Медвежьей горе, а 13-го приехал в Кемь, где нахожусь сейчас. По приезде был ограблен в лагере при вооруженном нападении и сидел под тремя топорами, но, как видишь, спасся, хотя лишился вещей и денег; впрочем, часть вещей найдена, все это время голодал и холодал. Вообще было гораздо тяжелее и хуже, чем мог себе представить, уезжая со станции Сковородинской. Должен был ехать в Соловки, что было бы неплохо, но задержан в Кеми и занимаюсь надписыванием и заполнением учетных карточек. Все складывается безнадежно тяжело, но не стоит писать . Никаких общих причин к моему переводу не было, и сейчас довольно многих переводят на Север» .
15 ноября 1934 года отец Павел был направлен в Соловецкий лагерь. Этот перевод был не так случаен, как ему казалось. С 4 декабря 1933 года Соловецкий лагерь был преобразован в специальное Соловецкое лагерное отделение Беломорско-Балтийского лагеря для содержания «контингентов... по особой инструкции» . За отцом Павлом была установлена постоянная слежка, и донесения о его разговорах посылались в Москву (эти донесения были подшиты к следственному делу 1933 года.).

Отец Павел Флоренский на Сковородинской
опытной мерзлотной станции
1934 год
Рисунок художника Пакшина
Соловецкий лагерь 1935 год

Отца Павла направили работать на лагерный завод йодной промышленности. В эти последние годы жизни он разрабатывал основы водорослеведения. Сначала отец Павел жил в общих бараках «кремля» (так называли монастырь), в 1935 году его перевели в Филиппову пустынь, которая находилась в полутора километрах от монастыря. Здесь, на месте пустынных подвигов своего покровителя святителя Филиппа, отец Павел проходил последние этапы очищения души перед тем, как предстать перед Господом.

Рисунок художника Д. И. Иванова
Соловецкий лагерь 1935 год
Рисунок неизвестного художника
Соловецкий лагерь 1935 год

Встреча отца Павла со знаменитым авиаконструктором П. А. Ивенсеном, которому было тогда двадцать восемь лет, относится, вероятно, к 1936 году. «На Соловках Ивенсен обращается к теме транспорта на воздушной подушке. Нельзя ли сделать такой вагон, чтобы опоры его не касались в движении пути, а скользили над ним, подпертые давлением воздуха? В теории все сходилось, но нужно поставить опыт, а для этого необходим компрессор. Кто-то рекомендует обратиться за помощью к “химикам” йодового завода – Флоренскому и Литвинову. На заводе перерабатывали морские водоросли для получения йода и агар-агара.
“Я тогда о Павле Александровиче Флоренском ничего не знал, – рассказывает Павел Альбертович. – На вид это был глубокий старик, который с трудом ходил. Глядя на меня сквозь очки в узкой оправе, он доброжелательно и внимательно все выслушал и сказал, что дело я затеял стоящее и что обязательно поможет мне... И действительно помог. Разыскал компрессор, который нам и предоставили для эксперимента. Эксперимент подтвердил мои предположения, но работа была вскоре прервана”» .
А. Г. Фаворский, который в 1936–1939 годах находился в заключении на Соловках, вспоминал в двух письмах в 1989 году: «Жили мы вместе с Флоренским не более полутора месяцев, до того дня, когда меня ночью, в ноябре 1937 года, под конвоем отвели на Секирную гору, самое страшное место на Соловках, где находился карцер для штрафников, где применяли пытки и убивали. Флоренский как-то предлагал мне позаниматься со мною, дать мне какие-то познания. Я как-то растерялся, был озадачен его вопросом. Мне, простому молодому рабочему, предлагает свои добрые услуги такой умнейший человек. Я поблагодарил его как мог... Флоренский на Соловках был самый уважаемый человек – гениальный, безропотный, мужественный, философ, математик и богослов. Мое впечатление о Флоренском, да это и всех заключенных мнение, бывших с ним – высокая нравственность и духовность, доброжелательное отношение к людям, богатство души. Все то, что облагораживает человека».
Вероятно, к этим же, последним дням относятся и воспоминания В. Павловской: «Брат Валентины Павловны, инженер-электрик по специальности, оказался в концлагере вместе с отцом Павлом Флоренским. В письмах, присылаемых сестре, он писал, что у него два отца: Павел – родной отец и Павел – духовный. Сам Владимир Павлович Павловский до лагеря был равнодушен к вопросам религии и скорее был атеистом, чем верующим. Духовный переворот произошел в лагере под влиянием отца Павла Флоренского, который многих людей там обратил на путь истинный.
Первое знакомство произошло в камере, куда В. П. Павловский прибыл после долгой дороги, усталый и истощенный. Ему отец Павел Флоренский предложил поесть, так как у него всегда были про запас сухарики и кусочки хлеба, которые им отдавались в помощь ближнему. П. А. Флоренский работал санитаром в больнице. Многих он поддерживал морально и воспитывал духовно. Его все уважали, в том числе и уголовные. Нередко, когда последние не хотели подчиняться распоряжениям начальства, П. Флоренскому удавалось их уговорить, и все обходилось благополучно. [Умер отец Павел Флоренский от истощения. Когда его выносили из больницы, чтобы похоронить, то все, бывшие на дворе, в том числе уголовные, пали на колени и сняли шапки]» .
В письмах семье из Соловецкого лагеря отец Павел упоминал об общении с «одним удмуртом». Как выяснилось ныне, это был Кузебай Герд (1898–1937), классик удмуртской литературы. Под влиянием отца Павла он в Соловецком лагере обратился к Богу, о чем писал своей жене: «Надя! Я никогда не верил в Бога, но тут поверил» (из письма внука, Н. И. Герда, от 4 февраля 1989 года).

* * *

Летом 1937 года началась реорганизация Соловецкого лагеря в Соловецкую тюрьму особого назначения. Отец Павел был вновь переведен в общие бараки, находившиеся на территории монастыря («кремль»). «В общем, все ушло (всё и все), – писал он в одном из последних писем от 3–4 июня 1937 года. – Последние дни назначен сторожить по ночам произведенную нами продукцию. Тут можно было бы заниматься (сейчас пишу письма, например), но отчаянный холод в мертвом заводе, пустые стены и бушующий ветер, врывающийся в разбитые стекла окон, не располагает к занятиям, и ты видишь по почерку, даже письмо писать окоченевшими руками не удается. Зато тем более думаю о вас, впрочем, беспокоюсь... Вот уже 6 часов утра. На ручей идет снег, и бешеный ветер закручивает снежные вихри. По пустым помещениям хлопают разбитые форточки, завывает от вторжения ветра. Доносятся тревожные крики чаек. И всем существом ощущаю ничтожество человека, его дел, его усилий» .
Для Соловецкой тюрьмы 16 августа 1937 года был утвержден план на расстрел 1200 заключенных . Согласно этому плану были заведены дела на 1116 заключенных, расстрелянных 1–4 ноября 1937 года в Сандермохе. Затем было получено разрешение на увеличение плановой цифры.
Тюремная «Справка № 190 на Флоренского П. А.» была составлена начальником Соловецкой тюрьмы ГУГБ старшим майором госбезопасности Апетером и его помощником капитаном Раевским к протоколу Особой тройки УНКВД Ленинградской области №199 . После общих анкетных данных и сведений об осуждении в 1933 году приводится собственно обвинение: «В лагере ведет к[онтр]-р[еволюционную] деятельность, восхваляя врага народа Троцкого». На основании обвинения тюремной «справки № 190» П. А. Флоренский был включен в «групповое» дело № 1042 14/37 года оперчасти Соловецкой тюрьмы «на 12 человек заключенных, осужденных ранее за к[онтр]-р[еволю- ционную] троцкистскую деятельность».
25 ноября 1937 года Особая тройка УНКВД Ленинградской области в составе Л. Заковского, В. Гарина и Б. Позерна, рассмотрев дело №1042 14/37 года, постановила: «Флоренского Павла Александровича расстрелять». Заседания Особой тройки происходили в Ленинграде, а отец Павел в это время находился в Соловецком лагере .
2–3 декабря 1937 года в Соловецкой тюрьме был сформирован этап из 509 осужденных на расстрел, П. А. Флоренский числился под номером 368. 3 декабря этап был переправлен по Белому морю в пересыльную тюрьму Кеми и затем отправлен спецпоездом в Ленинград для размещения в тюрьме госбезопасности НКВД Ленинградской области, так называемом «Большом доме». 7 декабря вышло предписание «прибывших из Соловецкой тюрьмы ГУГБ НКВД СССР – расстрелять». 8 декабря 1937 года приговор был приведен в исполнение. Акт о расстреле был подписан комендантом УНКВД Ленинградской области старшим лейтенантом госбезопасности А. Р. Поликарповым . Предполагаемое место захоронения – Левашовская пустошь, где была похоронена основная часть расстрелянных в 1937–1938 годах.
В «Завещании» своим детям, которое отец Павел составлял в 1917–1923 годах «на случай смерти», он писал:
«1. Прошу вас, мои милые, когда будете хоронить меня – приобщиться Святых Христовых Таин, в этот самый день, а если уж будет никак нельзя, то в ближайшие дни. И вообще прошу приобщаться вскоре после смерти моей чаще. Игумен Андроник (Трубачев). За время лагерной жизни отец Павел постоянно писал семье (сохранилось 150 писем). По цензурным соображениям, а также чтобы не травмировать семью и сохранять бодрое мировосприятие, отец Павел ничего не пишет об ужасах лагерной жизни. Обо всем, что касается Церкви, отец Павел пишет иносказательно: Высшая Воля (вместо Бог), Воплощение (вместо Воплощение Христово), постоянно думаю о вас (вместо молюсь), «я принимал удары за вас, так хотел и так просил Высшую Волю» (вместо принес себя в жертву, молился Богу), «сижу и думаю, что вы сегодня, вероятно, собрались все вместе» (вместо «сегодня Пасха и я молитвенно с вами»), «пишу 20-го и, следоват., вспоминаю Посад» (вместо: сегодня день Святой Троицы) и т. д. Причины иносказательности – в особой слежке за отцом Павлом и в его нежелании открывать свой внутренний мир чужим глазам. Письма представляют собой смиренное самосвидетельство исповеднического пути и уникальный источник по православной педагогике.
Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М., 1998. С. 705–706.
Там же. С. 777.
Ленинградский мартиролог (1937–1938). Т. 4. СПб., 1999. Ил. № 141.
П. А. Флоренский. Арест и гибель. Уфа, 1997. С. 135–136. Уже подготавливая повестку протокола № 199, В. Н. Гарин наложил на «Справке № 190 Флоренского П. А.» резолюцию: «ВМН. В. Гарин. 23/XI».
П. А. Флоренский. Арест и гибель. Уфа, 1997. С. 138. Архив УФСБ РФ по г. Москве и Московской области, № 212737. Л. 694.
Священник Павел Флоренский. Детям моим... С. 440.

Игумен Андроник (Трубачев)

, Путь (издательство) , Маковец (журнал)

революция 1905 года

Принимал участие в собраниях Московского штейнеровского кружка. «О. Павел Флоренский проявлял значительный интерес и, как я хорошо помню по доходившим сведениям, неоднократно посещал эти собрания, происходившие еженедельно. Состояли они в чтении русского перевода… отдельных лекций Штейнера», - сообщал в году масон Павел Бурышкин.

имяславие

Участвовал в Афонской смуте, увидев в имяславии родственный себе магизм . В декабре года о. Павел Флоренский вступает в переписку с о. Антонием (Булатовичем). Редактировал и издал со своим анонимным предисловием «Апологию» о. Антония (Булатовича). Светский исследователь Н. С. Семенкин отмечает, что о. Павла Флоренского «можно считать если не дирижером, то уже наверняка суфлером» Афонской смуты.

Совместно с сотрудником газеты «Земщина» Щербовым в году анонимно публикует статью в защиту имяславцев под названием: «Архиепископ Никон - распространитель „ереси“», где утверждает, что архиеп. Никон Вологодский «разжигая церковные страсти вокруг так называемой „ереси“, сам же ее и распространяет».

дело Бейлиса

В связи с делом Бейлиса анонимно публикуется в сборнике Василия Розанова «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови», одновременно заявляя: «Признаюсь, что еврей, вкушающий кровь, мне гораздо ближе не вкушающего… Первые, вкушающие - это евреи, а вторые - жиды. А также: Если б я не был православным священником, а евреем, я бы сам поступил, как Бейлис, то есть пролил бы кровь Ющинского».

«Столп и утверждение истины»

Положительный отзыв на диссертацию прислал митр. Антоний (Храповицкий) . В дальнейшем митр. Антоний (Храповицкий) , как правящий Харьковский архиерей, запретил к печати критическую статью с осуждением ереси о. Павла Флоренского, написанную влиятельным иерархом.

Вся Русская правящая Церковь никуда не годна. Все принадлежат к нецерковной культуре. В существе все, даже церковные люди, у нас позитивисты ( год).

Православная церковь в своем современном виде существовать не может и неминуемо разложится окончательно; как поддержка ее, так и борьба против нее поведет к укреплению тех устоев, которым время уйти в прошлое, и вместе с тем задержит рост молодых побегов, которые вырастут там, где сейчас их менее всего ждут ( год).

В поле влияния о. Павла Флоренского находились о. Александр Мень , Сергей Фудель и другие модернисты второго поколения .

Начиная с 1950-х годов, воззрения о. Павла Флоренского активно популяризировались в советской и церковной печати, а за границей - в «Вестнике РХД » и в «Новом журнале». В 1960 году о. Александр Мень цитирует книгу о. Флоренского «Столп и утверждение истины » в «Журнале Московской Патриархии » .

В Юбилейном докладе митр. Филарета (Вахромеева) на Поместном соборе РПЦ года упомянуты «дерзновенные богословские интуиции » о. Павла Флоренского, которые якобы возвращают нас «в лоно православного церковного предания».

Величие о. Павла Флоренского, местами переходящее в неприличие, поддерживается усилиями его внука о. Андроника (Трубачева) , П. В. Флоренского (внук), М. С. Трубачевой (внучка), С. З. Трубачева и др. родственников. В пропаганде «магического православия» о. Павла Флоренского также принимают участие Валентин Никитин , С. Л. Кравец, Сергей Хоружий , Л. А. Ильюнина, А. П. Мумриков и др.

Усилиями внуков Флоренских учреждены два музея о. Павла Флоренского: в Сергиевом Посаде и Москве. Существует Фонд православной культуры священника Павла Флоренского (Сергиев посад, председатель - о. Андроник (Трубачев)), «Центр изучения, охраны и реставрации наследия священника Павла Флоренского » (Санкт-Петербург, председатель - о. Андроник (Трубачев)), «Международное общество о. Павла Флоренского », «Высшие женские курсы им. свящ. Павла Флоренского» - руководитель Леонора Гребенникова (ум. ) .

8 декабря 2014 года исполнилось 77 лет со дня мученической кончины священника Павла Флоренского, богослова, философа, искусствоведа и математика. Трагической его смерти и посвящается эта статья.

«Нет, нельзя жить без Бога!»

Даже и не знаю с чего начать свой рассказ о знаменитой личности - Павле Александровиче Флоренском (1882-1937), человеке-легенде, русском гении, всколыхнувшем ХХ век. Это выдающийся богослов, философ, ученый, один из ярких представителей русской культуры Серебряного века, который своим творческим трудом и трагическим священством потряс мир. О нем лично и его щедром таланте мыслителя написано так много и такими известными людьми, что наш рассказ на их фоне может показаться бледным. И, тем не менее, не писать о нем - узнике Соловецких лагерей, о его необыкновенных трудах, их благотворном влиянии на русскую духовную культуру, у нас не хватает сил и не позволяет совесть.

Призвание к православной вере Павел почувствовал после окончания Тифлисской классической гимназии, которую окончил первым учеником и с золотой медалью. В ней учились такие известные личности, как В.Ф. Эрн (1881-1917), А.В. Ельчанинов (1881-1934) и Д. Д. Бурлюк (1882-1967).

Павел Флоренский - гимназист

О таком своем призвании он сообщил в своих воспоминаниях «Детям моим». Однажды, когда он спал, вдруг ощутил себя заживо погребенным на каторге, в рудниках. Это было таинственное переживание тьмы кромешной, небытия и геенны. «Мною овладело безвыходное отчаяние, и я сознал окончательную невозможность выйти отсюда, окончательную отрезанность от мира видимого. В это мгновение тончайший луч, который был не то незримым светом, не то неслышным звуком, принес мне имя - Бог. Это не было еще осияние, ни возрождение, а только весть о возможном свете. Но в этой вести давалась надежда и вместе с тем бурное и внезапное сознание, что, или гибель, или спасение этим именем и никаким другим. Я не знал, ни как может быть дано спасение, ни почему. Я не понимал, куда я попал, и потому тут бессильно все земное. Но лицом к лицу предстал мне новый факт, столь же непонятный, как и бесспорный: есть область тьмы и гибели, и есть спасение в ней. Этот факт открылся внезапно, как появляется на горах неожиданно грозная пропасть в прорыве моря тумана. Мне это было откровением, открытием, потрясением, ударом. От внезапности этого удара я вдруг проснулся, как разбуженный внешнею силой, и сам не зная для чего, но подводя итог всему пережитому, выкрикнул на всю комнату: «Нет, нельзя жить без Бога» . (С. 211-212).

Павел обладал некоторыми экстрасенсорными способности и был очень чувствительным к снам. Они ему сигнализировали или о радости, о судьбе, о сокровенном пути, или предупреждали об опасности. Такие явления с ним происходили часто. А вот как он описывает свой сон, относящийся к его жизненному пути. Он проснулся от духовного толчка, который был внезапным и таким, что от неожиданности он выскочил ночью во двор, залитый лунным светом. «Тут-то и произошло то, ради чего я был вызван наружу. В воздухе раздался совершенно отчетливый и громкий голос, назвавший дважды мое имя: «Павел! Павел! - и больше ничего. Это не было - ни укоризна, ни просьба, ни гнев, ни даже нежность, а именно зов, - в мажорном ладе, без каких-либо косвенных оттенков. Он выражал прямо и точно именно и только то, что хотел выразить - призыв. …Я не знал и не знаю, кому принадлежал этот голос, хотя не сомневался, что он идет из горнего мира. Рассуждая же кажется наиболее правильным по характеру его отнести к небесному вестнику, не человеку, хотя бы святому» .

Возможно, эти явления были навеяны ему чтением Евангелия от Иоанна, где Христос обращался к апостолу Павлу, своему гонителю и врагу. Голос Иисуса: «Павел! Павел! Что ты гонишь Меня?» врезался в молодую память так сильно, что она отреагировала сразу.

Несмотря на душевные колебания Павла Флоренского, его растерянность, большой интерес к таинственному и непознанному, и в тоже время к христианской вере, выбор его будущей профессии определил отец, инженер-путейщик железных дорог. По его настоянию Павел поступает в Московский университет на физико-математический факультет. В университете он знакомится с Андреем Белым, а через него с Брюсовым, Бальмонтом, Дм. Мережковским, Зинаидой Гиппиус, Ал. Блоком и другими личностями золотого века русской религиозной философии. Он пишет небольшие статьи, печатается в журналах «Новый Путь» и «Весы». В студенческие годы сильно увлёкся учением Владимира Соловьёва и архимандрита Серапиона (Машкина), их светлые мысли пронес через Соловецкие лагеря. Университет Павел Флоренский закончил в 1904 году, причем блестяще, как один из самых талантливых студентов.

Преподаватели физико-математического факультета призывали его посвятить свою жизнь научной деятельности, остаться в университете, но решение Павла было иным - он уже окончательно определился: его жизнь будет принадлежать священству и Богу. После окончания МГУ, в сентябре 1904 года, Флоренский поступает в Московскую Духовную Академию и переселяется в Сергиев посад.

Анна Гиацинтова - девушка из Рязанской губернии

В период учебы в Академии (1904-1908) главным устремлением П. Флоренского было познание духовности не отвлеченно, не метафизически, а жизненно. Павел много читает книг святых отцов, античных философов, изучает Библию, много и пишет. Он хочет разобраться в сложных вопросах Нового и Ветхого Завета и с помощью духовных лиц старается установить истину. Ученик Духовной Академии ищет твердой опоры в жизни. Он бросается от одного увлечения к другому. Его сильно захватили богословские науки: патристика, антропология, история религии, религиозная живопись, труды святых подвижников церкви, и в то же время не отпускали природоведческие науки и философия, особенно античная.

С 1908 по 1911 годы Павел Флоренский был помощником доцента кафедры истории философии Московской Духовной Академии.

Растерянность становится спутницей поступков Павла. В марте 1904 года Павел познакомился со старцем, епископом Антонием (Флоренсовым), который жил тогда на покое в Донском монастыре и упросил стать его духовником, на что бывший иерарх дал согласие.

Из воспоминаний А.В. Ельчанинова, его коллеги по Духовной Академии, узнаем, что Флоренский в то время находился в состоянии «тихого бунта». Он всем сердцем и душой рвался принять монашество, хотел отречься от семейной жизни, от светскости, чтобы полностью посвятить себя Богу. Вместе со своим другом Андреем Белым, таким же одержимым, как сам, они пришли к духовнику Антонию и просили у него благословения на монашество. Лишь молитвы и умные советы епископа Антония, отрезвили молодых парней и привели их в чувство. Святой отец не ошибся в Павле, не спешил благословлять лучшего ученика Академии принять монашество, к которому так рвалось его сердце. Старец наоборот, рекомендовал молодому богослову завести семью, жить по законам православного человека и творить. Так оно и вышло. Академию Павел закончил лучшим учеником и остался преподавать в ней философию. Антоний был образованным иерархом - кроме трудов святых отцов, он прекрасно знал античную культуру, разбирался в науках и готовил апологетов для мессионерской деятельности.

С. Н. Булгаков , П. Флоренский, М.А. Новоселов.

Около 1907г.

В то время черное и белое духовенство часто противостояли друг другу, и ректор Духовной академии, архиепископ Феодор (Поздеевский), даже хотел создать чисто монашескую академию. Но его замысел не осуществился. К отцу Павлу он относился с большим уважением и рекомендацию епископа Антония одобрил.

Слова мудрого Антония оправдались. Павел Флоренский встретил девушку, которую полюбил всем сердцем и душою, с которой в 1910 году соединил свою жизнь. Она стала ему верной женой, надежным другом и советником во всех жизненных вопросах.

Это была Анна Михайловна Гиацинтова (1889 - 1973) - очень красивая и интеллигентная девушка из Рязанской губернии, обучавшаяся на Московских женских курсах. В своих воспоминаниях Павел Флоренский напишет о женитьбе так: «Я женился лишь потому, чтобы исполнить волю Божью, которую я увидел в одном знамении». Семейный союз молодых людей был счастливым: у них родилось пятеро детей.

Павел Флоренский c будущей женой Анной Михайловной

Гиацинтовой, сельской учительницей.

По воспоминаниям современников Павла, Анна Михайловна Гиацинтова была прекрасной супругой для своего мужа, она являла собой светлой образ христианской супруги и матери. Ее простота, смирение, верность долгу, глубокое понимание духовной жизни показывали друзьям Павла красоту христианского брака. Женитьба способствовала тому, что преподаватель МДА Павел Флоренский 23 апреля 1911 года принял священство и стал батюшкой домовой церкви приюта Красного Креста в Сергиевом Посаде. Одновременно он остался преподавателем Академии философских наук.

В сентябре 1911 года Павла Флоренского назначают редактором академического журнала «Богословский вестник», в котором он будет работать по май 1917 года. За время руководства журналом Флоренскому удалось сплотить вокруг журнала много выдающихся личностей, которые своими трудами способствовали приумножению духовного богатства России.

Мы назовем этих людей: епископ Феодор, Ф.К Андреев, С.Н. Булгаков, В.Ф. Эрн, М.А. Новоселов, В.Д. Самарин, В.И Иванов, Е.Н. Трубецкой, Г.А. Рачинский, П.Б Мансуров, Д.А. Хомяков и многие другие выдающиеся личности. Особенно Павел Флоренский сдружился с Василием Розановым, и дружба их была на всю жизнь. Вот как П. Флоренский отзывался о своем друге Василии Розанове: «Это - Паскаль нашего времени. Паскаль нашей России, который есть, в сущности, вождь всего московского молодого славянофильства, и под воздействием которого находится множество умов и сердец в Москве и в Посаде, и в Петербурге. Кроме колоссального образования и начитанности, горит самым энтузиазмом к истине. Знаете, мне порою кажется, что он - святой; до того исключителен… Я думаю и уверен в тайне души, - он неизмеримо еще выше Паскаля, в сущности - в уровень греческого Платона, с совершенными необыкновенностями в умственных открытиях, в умственных комбинациях или, вернее, в прозрениях» .

Вся Павлова жизнь была связана с Троице-Сергиевой Лаврой, возле стен которой он прожил тридцать лет. Священник Павел духовно сроднился с Лаврой, а основатель ее, преподобный Сергий, стал одним из его покровителей. Много теплых страниц оставил после себя Павел Флоренский о Лавре. Они открывают читателям глаза на русскую святыню, на самого Флоренского, истинного патриота России и великого любителя ее духовности, так много сделавшего для ее прославления и величия.

«Мне представляется Лавра в будущем - русскими Афинами»

Нужно сказать, что Флоренский работал в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры, являясь ее ученым секретарем, и написал ряд работ по древнерусскому искусству.

В статье «Троице-Сергиева Лавра в России» Павел Флоренский скажет о Лавре такие слова: «Лавра собою объединяет в жизненном единстве все стороны русской жизни. Мы видим тут великолепный подбор икон всех веков и изводов; как же можно представить себе Лавру без школы иконописи и без иконописных мастерских? Лавра — показательный музей архитектуры. …В Лавре сосредоточены превосходнейшие образцы шитья — этого своеобразного, почти неоцененного изобразительного искусства, достижения которого недоступны и лучшей живописи. Превосходнейшие образцы дела ювелирного в Лавре наводят на мысль о необходимости устроить здесь учреждение, пекущееся об этом деле. Нужно ли говорить, как необходима здесь певческая школа, изучающая русскую народную музыку… Нужно ли напоминать об исключительно благоприятном изучении здесь, в волнах народных, набегающих от всех пределов России, задач этнографических и антропологических? …Скажу короче: мне представляется Лавра в будущем русскими Афинами, живым музеем России, в котором кипит изучение и творчество, и где в мирном сотрудничестве и благожелательном соперничестве учреждений и лиц совместно осуществляются те высокие предназначения — дать целостную культуру, воссоздать целостный дух античности, явить новую Элладу, которые ждут творческого подвига от Русского народа. Не о монахах, обслуживающих Лавру и, безусловно, необходимых, как пятивековые стражи ее, единственные сильные стражи, не о них говорю я, а о всенародном творчестве, сгущающемся около Лавры и возжигающемся культурною ее насыщенностью. Средоточием же этой всенародной Академии культуры мне представляется поставленное до конца тщательно, с использованием всех достижений русского высокостильного искусства, храмовое действо у священной гробницы Основоположника, Строителя и Ангела России» .

В 1915 году Павел Флоренский уехал на фронт как полковой священник военно-санитарного поезда, где молитвой и теплым словом утешал наших воинов. Но большей частью он работал простым санитаром.

Труд священника Павла был вознагражден: 26 января 1912 года - набедренником, 4 апреля 1913 года - бархатной фиолетовой скуфьей, 6 мая 1915 года - камилавкой, 29 июня 1917 года - наперсным крестом.

Революция для отца Павла не была неожиданностью. Он много писал о духовном кризисе возрожденческой цивилизации. Часто говорил о приближении бури и крушении старой России, которая погрязла в войне и разрухе. Ни к одной из церковно-политических группировок он не примкнул. Отец Павел старался не вмешиваться в политику, а тихо и молча исполнять свои обязанности священника. В «Автобиографии об этой странице своей истории он напишет так: «По вопросам политическим мне сказать почти нечего. По складу моего характера, роду занятий и вынесенному из истории убеждению, что исторические события поворачиваются совсем не так, как их направляют участники, я всегда чуждался политики и считал, кроме того, вредным для организации общества, когда люди науки, призванные быть беспристрастными экспертами, вмешиваются в политическую борьбу. Никогда в жизни я не состоял ни в какой политической партии» .

После Октябрьской революции жизнь Павла Флоренского резко изменилась. Закрылась Духовная Академия, где он читал лекции, закрылся Сергиево-Посадский храм, в котором служил священником. Целых девять лет, то есть с 1919 по 1928 год отец Павел, не снимая рясы, не отрекаясь священства, работает в разных государственных учреждениях, преимущественно технического назначения.

Был заведующим научно-техническими исследованиями завода «Карболит». Наряду с этим он возвращается к занятиям физикой и математикой, работая также в области техники и материаловедения. С 1921 года работал в системе Главэнерго, принимая участие в ГОЭЛРО, и сделал для него ряд крупнейших изобретений. А в 1924 году выпустил в свет большую монографию о диэлектриках, в которой заложил основы теории полупроводников, наметил контуры того, что мы теперь называем компьютерами.

Павел Флоренский оставил людям несметные богатства своих идей, изобретений, и открытий. В СССР на свои изобретения и открытия он получил более 30 патентов. Работая в Москве, он близко подошел к идее искривленного пространства. Причем одновременно и независимо от Петроградского ученого Александра Фридмана, которого сейчас называют отцом теории, расширяющейся Вселенной. Он создал новый вид пластмассы, который стали называть «пластмассой Флоренского».

Флоренский открыл уникальный вид йода, молекулы которого встроены в молочный белок. Цену этого открытия - формулы универсального лекарства для остроты ума и борьбы с причинами многих тяжелых болезней - ученые поняли лишь, когда чернобыльская беда оборвала жизнь многих тысяч людей, когда десятки тысяч стали инвалидами. Это открытие связано с одним из самых загадочных на Земле веществ - йодом, от недостатка которого люди становятся слабоумными. Дети рождаются глухими и лишенными шанса заговорить. Взрослых же дефицит йода обрекает на тяжелые болезни, уродует их, "награждая" зобом. Для производства йода Флоренский на Соловках изобрел и построил уникальные аппараты.

Его исследования вечной мерзлоты позволили прокладывать стальные пути там, где ледяная твердь летом превращается в топкие болота. Позже по методу Флоренского на мерзлоте возводились северные города - Норильск, Сургут, Салехард.

П.А.Флоренский. Из иллюстраций к работе

«Мнимость в геометрии». 1922. Бумага, ретушь

В 1922 году он издаёт за свой счёт свой научно-философский труд «Мнимости в геометрии», со своими иллюстрациями. В этой книге Флоренский, при помощи математических доказательств, пытается объяснить строение мира и его философское обоснование. Его исследование направлено на решение не столько математических, сколько мировоззренческих проблем. Флоренский считает, что мы просто неправильно понимали Птолемея и примитивно его истолковывали. Комментируя теорию относительности Эйнштейна, он утверждает, что она возвращает человеку центральное место в мироздании, как это было у Аристотеля, Птолемея и Данте. Флоренский приходит к удивительным выводам о существовании мира непротяженных, неизменяемых, вечных сущностей-идей, и делает подход к описанию новых неожиданных свойств пространства и времени. Некоторые исследователи утверждают, что попытка Флоренского истолковать Данте при помощи теорий мнимости и относительности опередила на несколько десятилетий аналогичные исследования, и является не просто вкладом Флоренского в историко-философскую мысль, но и актуальной научной работой по общей теории относительности, значительным вкладом в теоретические основы естествознания.

С 1916 по 1925 годы П. А. Флоренский написал ряд религиозно-философских работ, таких как: «У водоразделов мысли» «Философия культа», «Анализ пространственности в изобразительном искусстве», «Обратная перспектива», «Число как форма», «Иконостас», «Жизнь и личность А.М. Бухарева» и многих других, Флоренский отстаивает мысль о том, что культура и искусство не могут быть оторванными от народа и государства. И что вся культура выходит из храма, и ничто в жизни человека не должно оставаться безрелигиозным, без связи с культом. Для Флоренского культ - это огненный столб, соединяющий небо и землю. Он прекрасно знал, что нельзя доверять ответственные посты в культуре малокультурным людям, которые своим невежеством приносят государству вред.

В статьях отец Павел решительно выступает против бескультурья новой власти, против ее необразованных чиновников, по вине которых рушатся исторические памятники, уничтожаются храмы, а священники отправляются в концлагеря. Когда малограмотный человек становится мерилом духовного богатства такой большой страны как Россия, пишет философ, то искусство от этого тускнеет, теряет свою силу, красоту, ценность и воспитательное значение. Для определения ценности культуры необходимо выйти за рамки самой культуры и найти такой критерий, который был бы высшим по сравнению с ней. Задача христианского мыслителя ХХ столетия, говорит он, состоит в том, чтобы культуру сделать предметом воцерковления. Он понимает это как священную задачу искусства, как «искусство богоделения». Искусство должно выполнять задачу преображения мира художественными средствами.

Важным критерием для отца Павла был и есть религиозный культ, единство земного и небесного, разумного и чувственного, духовного и телесного, Бога и человека, всех ценностей земных и небесных. Оставаясь замкнутыми в культуре, говорит он, мы будем принимать ее всю, вместе с обожанием себя, как деятеля культуры. Поскольку культура имеет своей основой религиозное содержание, постольку в литургической деятельности Флоренский видит сердцевину всей деятельности человека, имеющего одну цель: очищать ее от греха для вечной жизни. По его мнению, хаос и бескультурье несут смерть и уничтожение.

«Смелые выступления отца Павла не прошли бесследно»

Смелые выступления отца Павла против государственной машины не прошли бесследно. Начались преследования и травля его в печати. Газеты стали писать, что Павел Флоренский есть, ни кто иной, как агент вражеских разведок, организатор «мистической идеалистической коалиции», имеет связи с тайными организациями Запада. Больше всего ему доставалось за толкование в христианском духе теории относительности в статье «Мнимости в геометрии». В этом небольшом труде философ Флоренский доказывал конец мира, когда неразумное, слепое вмешательство в законы природы может привести к смерти нашу планету. Поэтому, понятно как божий день, что судьба священника Павла Флоренского была предрешена.

Гром грянул 21 мая 1928 года, когда отца Павла по доносу недоброжелателя арестовали и отправили в Нижний Новгород. Но благодаря заботе жены Максима Горького, прихожанки церкви, в которой служил Павел, его освобождают, и священник возвращается домой. Однако новый донос, уже в феврале 1932 года, был более суровым. Священника Павла арестовывают за «клевету на Советскую власть, враждебную агитацию и контрреволюционную деятельность» и решением «Тройки» присуждают ему десять лет исправительно-трудовых лагерей. Это был крах всей творческой деятельности Павла Флоренского. Он был в расцвете творческих сил, писал солидные труды, прославлял Россию, боролся с невежеством и тупостью, звал людей к свету, к вере Христа и ее духовным ценностям.

С этого времени жизнь талантливого человека, мыслителя и ученого, священника в рясе превращается в кошмар. В августе 1932 года его отправляют по этапу в лагерь «Свободный», где он будет работать в тюремной лаборатории БАМЛАГа. Несмотря на тяжелые испытания, Павел Александрович, беспокоится о судьбе России. Он размышляет о наилучшем государственном устройстве. И находясь в лагере «Свободный», пишет работу «Предполагаемое государственное устройство в будущем».

Затем неожиданно для него 10 февраля 1934 года Флоренского отправляют в Сковородино на опытную мерзлотную станцию. Здесь он занимался работами, легшими в основу книги Н.И. Быкова и Н.П. Каптерова «Вечная мерзлота и строительство на ней» (1940). (С.6). На станции «Сковородино» отец Павел получил из дому плохую весть, которая его ошеломила, что его библиотеку реквизировали. Жена Флоренского Анна Михайловна с болью писала мужу: «Книги у нас отняли, твои и наши любимые… Мика сегодня целый день, бедняга, проплакал о книгах…». Находясь под впечатлением этого известия, Павел пишет письмо начальнику строительства БАМЛАГа» с надеждой помочь спасти его книги и архив. Грустное это письмо, в нем одна боль и безысходность. Послушаем его, узника Соловецких лагерей: «Вся моя жизнь была посвящена научной и философской работе, причем я никогда не знал ни отдыха, ни развлечений, ни удовольствий. На это служение человечеству шли не только все время и все силы, но и большая часть моего небольшого заработка - покупка книг, фотографирование, переписка и т.д. В результате, достигнув возраста 52 лет, я собрал материалы, которые подлежат обработке и должны были дать ценные результаты, т.к. моя библиотека была не просто собранием книг, а подбором к определенным темам, уже обдуманным. Можно сказать, что сочинения были уже на половину готовы, но хранились в виде книжных сводок, ключ к которым известен мне одному. Кроме того, мною были подобраны рисунки, фотографии и большое количество выписок из книг. Но труд всей жизни в настоящее время пропал, так как все мои книги, материалы, черновики и более или менее обработанные рукописи взяты по распоряжению ОГПУ. При этом взяты книги не только мои личные, но и моих сыновей, занимающихся в научных институтах, и даже детские книги, не исключая учебных пособий. При осуждении моем, бывшем 26 июля 1933 года ППОГПУ Московской области, конфискации имущества не было, и поэтому изъятие моих книг и результатов моих научных и философских работ, последовавшие около месяца тому назад, было для меня тяжелым ударом. […] уничтожение работы моей жизни для меня, гораздо хуже физической смерти» .

Благодаря заботе Пешковой Е.П., в августе 1934 года в лагерь к Флоренскому приехала жена с детьми - Ольгой, Марией, и Михаилом. Старшие сыны - Василий и Кирилл, были в геологических экспедициях. Семья прибыла не только для свидания с заключенным, она привезла предложение Чехословацкого Президента к Правительству СССР об освобождении узника Павла Флоренского и отъезде его в Чехословакию. Было приглашение и виза. Но Павел Флоренский, как истинный патриот своей Родины, как ученый и священник, ответил решительным отказом. Больше того, он просил жену приостановить все хлопоты о нем, и ни чем не беспокоить Советское правительство, других должностных лиц. Отец Павел твердо следовал совету апостола Павла, когда тот находился в темнице: нужно радоваться тому, что есть, и молиться за все Богу.

Ответ на Павлово письмо и на его добровольный отказ выехать за границу был неожиданным. 15 ноября 1934 года отца Флоренского, непонятно по каким причинам, сажают в изолятор «Свободный», а через месяц, с охранной, отправляют в еще более суровый лагерь - «Соловецкий». По прибытии на место он стал работать на лагерном заводе химической промышленности, где заниматься добычей йода из морских водорослей и созданием тяжелой воды для военных целей. В этой отрасли Флоренский сделал больше десятка открытий, все они были признанными и запатентованными.

В своем письме к жене от 13 октября 1934 года Флоренский так описал свое прибытие в новый лагерь: «По приезду был ограблен в лагере при вооруженном нападении и сидел под тремя топорами, но как видишь, спасся. Хотя лишился вещей и денег; впрочем, часть вещей найдена, все это время голодал и холодал. Вообще было гораздо тяжелее и хуже, чем мог себе представить» .

«Наши потомки будут завидовать нам»

Сначала отец Павел жил вместе со всеми заключенными в бараках «Кремля», бывшем монастыре, а с 1935 года его перевели в лагерь «Филиппову пустынь», что была размещена в полутора километрах от монастыря. Здесь, с такими же, как сам, энтузиастами, в глубокой изоляции от мира, два года трудился отец Павел над изготовлением секретов оружия для Красной армии и проходил трудные душевные испытания.

Когда Павел Флоренский понял, что из Соловков есть только один выход - смерть, он написал сыну Василию такие слова: «1937. 1.7. Соловки № 87. Скажу лишь, что точка внутренней опоры на мир у меня давно уже сместилась с себя на вас, или точнее в вас. Поэтому единственное, чего хочу, по настоящему, чтобы вы с мамой были довольны, и пользовались жизнью, и чтобы было сознание ее полноты и ценности. Целую крепко всех вас». (Письма. Т.4).

В письме к жене, Анне Михайловне Флоренской (1937. 1. 16-17. № 68) отец Павел написал такие пророческие слова: «Наши потомки будут завидовать нам, почему не им в удел досталось быть свидетелями стремительного (в историческом масштабе) преобразования картины мира. Мы ведь попали в стремнину истории, в поворотный пункт хода исторических событий. В любой отрасли жизни происходит переустройство в самих корнях, но мы слишком близко стоим к этой грандиозной картине, чтобы охватить и понять ее в целом. Пройдут десятилетия, и тогда лишь общее ее станет уловимо в своей подлинной значительности» .

Новая власть труды и жизнь арестанта Павла Флоренского оценила по-своему: 25 ноября 1937 года, постановлением особой тройки УНКВД по Ленинградской области Павел Флоренский был приговорен к высшей мере наказания «за проведение контрреволюционной пропаганды» - расстрелу. А 8 декабря этого же года, приговор был приведен в исполнение.

Есть и другие даты смерти отца Павла. Согласно справке, выданной Невским загсом города Ленинграда 3.11.1958 года, после реабилитации священника Павла, официальная дата его смерти была - 15 декабря 1943 года. Но она вызывала большое сомнение у его родных. По запросу семьи Флоренского в июне 1989 года, Управление КГБ СССР по г. Москве и Московской области произвело расследование обстоятельств осуждения и гибели священника Павла Флоренского. В связи с этим загс Калининского района г. Москвы 24 ноября 1989 г. выдал семье новое Свидетельство о смерти Павла Флоренского со следующими данными: «Гражданин Флоренский Павел Александрович умер 8 декабря 1937 г. в возрасте 55 лет... Причина смерти — расстрел. Место смерти — область Ленинградская».

Игумен Андроник (Трубачев), внук Павла Флоренского, провел собственное расследование гибели своего деда и установил следующее:

«В мае 1937 года,- пишет он, - Павла Флоренского переводят из Филипповой пустыни, где он находился с 1935 г., в Соловецкий монастырь («Кремль»). Происходит реорганизация Соловецкого лагеря в Соловецкую тюрьму особого назначения (СТОН). В конце июня производятся массовые расстрелы заключенных на Секирной горе для очистки лагеря. «В одну из тех ночей исчезли из лагеря (примерно 17—19 июня) П.А.Флоренский и Л.С. Курбас (сообщение И.Л.Кагана). Вероятно, отец Павел был переведен в изолятор (именно тогда прекратилась его переписка с семьей), а затем снова помещен в общие бараки Соловецкого «Кремля» у Рыбных ворот. В течение полутора месяцев до конца ноября 1937 г. с ним там встречался А.Г. Фаворский, который вспоминает: «Ваш дедушка Флоренский на Соловках был самый уважаемый человек — гениальный, безропотный, мужественный, философ, математик и богослов. Мое впечатление о Флоренском, да это и всех заключенных мнение, бывших с ним, — высокая духовность, доброжелательное отношение к людям, богатство души. Все то, что облагораживает человека». 25 ноября 1937 г, особая тройка УНКВД по Ленинградской области приговорила Флоренского к высшей мере наказания. 8 декабря 1937 г, приговор был приведен в исполнение, о чем свидетельствует соответствующий акт, составленный в тот же день комендантом УНКВД Ленинградской области. Последние данные говорят за то, что Флоренского, вероятно, для того, чтобы быть в полной уверенности его уничтожения, могли перевести для расстрела в Ленинград в конце ноября 1937 г." .

Будучи заключенным, отец Павел писал письма родным, близким и друзьям, в которых рассказывал о своей жизни и трудовой деятельности. Лишь благодаря его супруге Анне Михайловне, большая часть писем священника Павла сохранилась. Все они вошли в 4-й том собрания его сочинений. Письма философа и священника Павла - одна из волнующих страниц сломанной жизни великого сына своей Родины, которая в годы лихолетья не пощадила не только его одного, а целого поколения советских людей.

«Павел Флоренский опередил свое время »

Павел Флоренский опередил свое время на половину столетия, он видел то, что никто из друзей, соратников не видел. Часто спрашивают, почему отец Павел не согласился на эмиграцию в Чехословакию? Почему раньше не эмигрировал вместе с другими мыслителями, членами «Философского корабля»? Почему поверил тем, кому верить нельзя? Лучшего ответа на эти вопросы, как это сделал его соратник эмигрант Сергий Булгаков, сказать нельзя, вот потому приводим его слова:

М.В.Нестеров. Философы.

Портреты П.А.Флоренского и С.Н.Булгакова. 1917.

«Отцу Павлу было органически свойственно чувство родины. Сам уроженец Кавказа, он нашел для себя обетованную землю у Троицы Сергия, возлюбив в ней каждый уголок и растение, ее лето и зиму, весну и осень. Не умею передать словами то чувство родины, России, великой и могучей в судьбах своих, при всех грехах и падениях, но и в испытаниях своей избранности, как оно жило в о. Павле. И, разумеется, это было не случайно, что он не выехал за границу, где могла, конечно, ожидать его блестящая научная будущность и, вероятно, мировая слава, которая для него и вообще, кажется, не существовала. Конечно, он знал, что может его ожидать, не мог не знать, слишком неумолимо говорили об этом судьбы родины сверху донизу, от зверского убийства царской семьи до бесконечных жертв насилия власти.

Можно сказать, что жизнь ему как бы предлагала выбор между Соловками и Парижем, и он избрал… родину, хотя то были и Соловки, он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом. О. Павел органически не мог и не хотел стать эмигрантом в смысле вольного или невольного отрыва от родины, и сам он, и судьба его есть слава и величие России, хотя вместе с тем и величайшее ее преступление. Четверть века уже прошло с тех пор, как мы расстались с о. Павлом, выходя из московского храма после последней нашей совместной литургии. И все, что сказано выше о нем, суть впечатления лишь первых десятилетий этого века, уже отдаленного прошлого. Тем не менее я не чувствую себя остающимся в некоем неведении о нем, ибо для меня и минувшие, вместе прожитые годы дали навсегда сохранить в душе этот образ, как бы отлитый из бронзы, подобно памятнику» .

Мы считаем, что революционный вихрь отбросил ценности Флоренского, не признал его церкви, не принял христианской морали, его мудрых советов, как большого ученого и священника. Необходимо подчеркнуть, что отец Павел был уничтожен как физическое лицо, но его духовная сущность, светлая душа, которая просматриваются во всех его творениях, осталась жить вечно. И, как ни странно, пророческие слова Флоренского: ««Ясно, свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за него страданиями и гонением» оправдались на нем самом.

И то, что мы сегодня читаем с большим вниманием труды Павла Флоренского, воспитываем молодежь на его произведениях, отмечаем даты рождения и смерти, свидетельствует о бессмертии души этой светлой личности. «Но мир как будто бы опустел без него для знавших его, и любивших, стал унылым и скучным, и зовет за собой из мира ушедший». Это снова слова Сергия Булгакова, его близкого друга.

То, что Павел Флоренский возвратился к нам из небытия, говорит о силе воздействия его трудов на читателя, созвучность их с темами сегодняшней нашей жизни Он всеми силами стремился сделать человека счастливым, свободным, разумным и добрым, чтобы он во всеоружии знаний никого не боялся, был смелым и верующим. Он искал в жизни правду, точку опоры на которую можно было положиться, но власть обманула его, она подставила ему ногу.

Память об отце Павле Флоренском увековечена в Сергиевом Посаде, где 2012 году открыт памятный знак, посвященный всем пострадавшим за веру в годы преследований и гонений.

Дети отца Павла Флоренского сохранили веру своего отца. В партии из них никто не был. Младший сын, Кирилл Павлович, прошел всю войну, дослужился до капитана, брал Берлин, был крупным ученым, работал в институте космических исследований, но в церковь своего отца ходил исправно, когда приезжал в Сергиев Посад.

«Дорогой Кирилл! Хорошо, что ты начал пользоваться понятиями коллоидной химии»

1928 год.

Павел Флоренский, несмотря на свое заключение, ограничение в свободе творить, почти реализовал себя, причем во всех главных измерениях: он гениальный творец, идеальный любящий отец, он священник-мученик, расстрелянный на Соловках непонятно за что. По обилию творческих замыслов, даже утраченных, загубленных, отчасти осуществленных, его сравнивают с Леонардо да Винчи, лишь с той разницей, что Леонардо завершил свой жизненный путь в почете и славе, а мы не знаем даже могилы своего гения... Хотя известны такие вещи: Архиепископ хирург Лука Ясенский получил Сталинскую премию за свою монографию "Гнойная хирургия", будучи заключенным. Он тоже мог погибнуть в сталинских лагерях без этой правительственной награды, но так распорядилась судьба.

Павел Флоренский тоже мог получить такую премию за свои исследования в области химических наук в Соловецком лагере. Но этого не произошло. А закономерность была в ином: они оба оказались за решеткой в мирное время, будучи послушными гражданами своей страны. Оба выполняли свой гражданский долг перед Родиной и не были замешены в антиправительственной деятельности.

Никакой мистики в этом вопросе нет. Скорее, здесь присутствует решение новой власти и Карма обеих узников. Флоренский понимал свою судьбу, и твердо знал, что из Соловков не вернется, знала об этом и его семья, но в силу страшного закона молчать, все делали вид, что ничего серьезного не происходит. Флоренский писал свои оптимистические письма детям, жене, матери, несмотря на неволю и ограничения, и зная, что это последняя его связь с ними и жизнью. Он даже знал, что письма его «кем-то» прочитываются и, тем не менее, шел до ужасного конца, как было назначено кармой.

Флоренский в неволе вел себя не осмотрительно, обо всем писал открыто, честно и с подробностями: чем занимается, в какой лаборатории работает, что в ней находится, какой химический состав его исследований в добыче йода и других веществ, словом, сообщал обо всех секретах государственной важности.

Вот его письмо к старшему сыну от 1935. I. 12. Соловки № 6. «Дорогой Кирилл! Хорошо, что ты начал пользоваться понятиями коллоидной химии; не сомневаюсь, что в близком будущем им будет принадлежать руководящее значение во многих вопросах минералогии. Поэтому старайся изучить коллоидную химию посерьезнее, и не смущайся ее преимущественно органическим уклоном; это временный уклон, объясняемый чисто историческими причинами, с одной стороны, и сравнительной легкостью изучения органических коллоидов — с другой. Ho, освоившись с общими идеями, ты сумеешь перенести их и на неорганические соединения. В частности, обращаю твое внимание на замечательную книгу Вольфганга Оствальда о цвете и коллоидах (не спутай с Цветоведением Вильгельма Оствальда - отца Вольфганга), в которой реабилитируется гегелевская теория цветов и дается множество весьма важных наблюдений» (Письма, т.4).

В этом письме мы находим уже маленькую зацепку, чем надо заниматься, чтобы добиться успеха в химических науках, и чем занимается его отец. Дальше Павел Флоренский пишет своей жене уже без всякого страха:

1935.1.3 Соловки. «Дорогая Аннуля. …Вероятно, ты хочешь знать, что я делал последнее время. Работал в лаборатории, как в нашей йодпромовской, так иногда и в центральной, где обстановка более похожа на лабораторную; все это в связи с производством йода. Затем читал лекции по математике в математическом кружке. Готовил программы к большой работе по переходу производства к т. н. комплексному использованию водорослей, т. е. такому, при котором все составные части водорослей оказываются использованными; вскоре придется выступать с соответствующим докладом в ИТР, с целью поставить задачи о водорослевой промышленности на проработку. Если это осуществится, то будет занятие сколько-нибудь ценное и осмысленное».

А вот более подробное и осмысленное письмо своей супруге: «1935. V. 16. Соловки. Дорогая мамочка. Ты спрашиваешь об агар-агаре. Это вещество вырабатывается из водорослей теплых морей, но, несомненно, можно получить какой-то родственный продукт и из водорослей Соловецких. Как раз вот последние дни я сижу над этой задачей. Тут выступают тонкие вопросы органической и коллоидной химии, так что надо работать головой. Ho кроме обсуждаемого продукта из водорослей можно извлечь и еще много ценных материалов, над ними мы работаем, чтобы все вещество водорослей использовать по возможности полностью».

Флоренский пишет как крупный специалист в добывании йода, и применении его в химической и военной промышленности. Он предполагает, что его сын Кирилл работает в секретных учреждениях Москвы, поэтому наставляет его в тонкостях своих исследований, которые для его работы будут полезными.

«Дорогой Кирилл, так я и не знаю до сих пор, где ты работаешь. Мама сообщает, что ты, вероятно, поедешь в Забайкалье, но не сообщает, от какого учреждения и с кем. He знаю я также и того, продолжаешь ли ты работать у З. или нет. (Впрочем, я вспомнил что как - будто в Забайкалье намечается поездка от Радиевого Института.) Я писал тебе в прошлом письме о аламбании. При случае поговори с В. И. об этом вопросе. Мое убеждение, что Am должен быть спутником йода, и что его следует искать в йодоносных водах и вообще там, где есть йод. №. б. он то, т. е. Am, и служит причиной заболеваний». (Там же).

Дальше Флоренский описывает подробную технологию получения аламбания, что являлась секретом для других. Такие и даже более ценные сведения о своей работе выносил Павел Флоренский из Соловецкой лаборатории. Совсем не трудно догадаться, что за два года, то есть, до 1937 года, знания отца Павла настолько усовершенствовались, что они составляли большую государственную тайну для нашей страны и легкую добычу для спецслужб западных стран. А еще он писал о тяжелой воде, водороде и других химических продуктах, которые впоследствии вошли в состав водородной бомбы.

А вот письмо жене - 1937. 11.13. № 91., в котором Флоренский говорит открыто о запрещенных в то время вещах: о Пушкине и его судьбе, судьбе других выдающихся лиц, которых «побивали камнями» лишь за то, что они были великими. Пушкин не первый и не последний среди них, пишет он. Такой удел величия: страдание, страдание от внешнего мира и страдание внутреннее, от себя самого. Так было, так есть и так будет. А почему это так, для отца Павла вполне понятно. «Ясно, свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за него страданиями и гонением. Чем бескорыстнее дар, тем жестче гонения и тем суровее страдания. Таков закон жизни, основная аксиома ее. Внутренне сознаешь его непреложность и всеобщность, но при столкновении с действительностью, в каждом частном случае замечаешь, как поражён чем-то неожиданным и новым. И при этом знаешь, что не прав своим желанием отвергнуть этот закон и доставить на его место безмятежное чаяние человека, несущего дар человечеству, дар, который не оплатить ни памятниками, ни хвалебными речами после смерти, ни почестями или деньгами при жизни. За свой же дар величию приходится, наоборот, расплачиваться своей кровью».

«Флоренский погиб в тюрьме для верующих, где раньше сидели атеисты и еретики»

Самым удивительным было то, что священник Павел Флоренский как и тысячи таких же как он священнослужителей, погибли в той самой Соловецкой тюрьме для верующих, где в дореволюционные времена была духовная тюрьма для атеистов и еретиков.

Существуют легенды, что Флоренский не был расстрелян, а еще долгие годы работал без права переписки в одном из секретных институтов над военными программами, в частности, над советским урановым проектом. Эти легенды порождались тем фактом, что вплоть до 1989 г. не были точно известны время и обстоятельства его смерти.

В письме сыну Кириллу от 3-4 июня 1937 Флоренский отмечал: "в прошлом письме я писал тебе о намечающейся возможности получать повышенные концентрации тяжелой воды посредством фракционного вымораживания". И далее он излагает ряд технических подробностей способа промышленного получения тяжелой воды. Как известно, тяжелая вода используется для производства ядерного оружия. Кирилл как раз работал над проблемой тяжелой воды под руководством академика А. Н. Фрумкина...

«...именно из-за поднятых им в письмах вопросов производства тяжелой воды Флоренский исчез из лагеря в середине июня 1937 г. (в секретных институтах заключенные часто лишались права переписки). Другая загадка связана с тем, что между вынесением Флоренскому смертного приговора и приведением его в исполнение прошло 13 дней, тогда как обычно приговоры особых троек приводились в исполнение в течение 1-2 суток. Возможно, задержка с исполнением приговора была вызвана тем, что Ф. с Соловков был доставлен в Ленинград или, наоборот, дополнительное время потребовалось, чтобы переслать решение тройки в Соловецкий лагерь» .

«Столп и утверждение истины» - книга, очаровавшая Россию

Книга Павла Флоренского «Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи в 12 письмах», очаровавшая Россию, впервые вышла в 1914 году в Московском издательстве «Путь». В наше время она переиздана Московским издательством АСТ в 2003 году . Книга эта - вершина богословско-философской мысли, созданная русским священником и ученым Павлом Флоренским в 28 лет, будучи преподавателем Московской Духовной Академии. Священник Павел превзошел в ней самого Гегеля с его «Феноменологией духа», написанной немецким философом в 37 лет. И превзошел не теоретической философией, не отвлеченными и сухими дефинициями, а знанием богословских наук, религиозной и античной философии, математических наук, и самое главное - человека, для которого и была написана эта книга. Если в Гегелевском трактате человеком и не пахнет, то в книге Флоренского, человек занимает центральное место и выступает во всей своей красе, разуме и величии, наравне с теодицей и Богом. Научный труд Флоренского засвидетельствовал о выдающемся уме молодого богослова и философа, способного размышлять о столь сложных философско-богословских проблемах, причем, с применением литературно-художественных форм и высшей математики.

Книга «Столп и утверждение истины» создана на основе магистерской диссертации по теме «О Духовной истине» доцента Московской Духовной Академии Павла Флоренского, которую он защитил 19 мая 1914 года. За свой труд Флоренский был награжден премиями митрополитов Московских - Филарета и Макария. В этом же году вышла сама книга, которая сделала имя автора бессмертным.

«Столп и утверждение истины» стала основой дальнейших достижений ученого в таких отраслях знаний, как математических, биологических, астрономических и гуманитарных наук, в том числе - богословско-философских. Она была выразителем его религиозно-философского учения о добре и зле, правде и лжи, насилии и свободе. Речь в ней шла также о разумном Божьем управлении миром, которое должно объединить добро с существующим злом, и оправдать его, назло темным силам природы. Своим трудом Флоренский подтвердил, что отныне и надолго он пришел в мир, чтобы выполнить волю Всевышнего, стать священником и нести свой Крест сколько позволит ему жизнь. Павел должен был раскрыть понятие теодицеи - Бога и справедливости, снять противоречия между существованием «мира зла» и идеей «благой и разумной Божественной воли», приблизить науку к религии, особенно к христианству, и показать, что они должны быть вместе.

Флоренский сделал попытку объединить религиозность с церковностью, которая для молодого ученого была источником мудрости. Для него она - «Живой религиозный опыт, как единственный законный способ познания догматов». Так он выражает общую идею своего труда и тех набросков, написанных в разное время и под разным настроением. «Только опираясь на непосредственный опыт можно обозреть и оценить духовные сокровища Церкви. Только водя по древним строкам влажною губкой можно омыть их живою водою и разобрать буквы церковной письменности» - пишет он. (Там же). Флоренский спрашивает себя, почему чистая непосредственность народа невольно тянется к праведникам Церкви? Почему в ней люди находят для себя утешение в немой скорби, и радость прощения, и красоту небесного празднества? И отвечает: «Многими веками изо дня в день собиралось сюда сокровище: самоцветный камень за каменем, золотая крупинка за крупинкою, червонец за червонцем, чтобы поддерживать храм Божий и накапливать те знания, которые дороги людям» .

Церковность, по отцу Павлу, - это имя тому пристанищу, где умиряется тревога сердца, усмиряются притязания рассудка, где великий покой нисходит в разум. Церковность - это и жизнь, но жизнь особая, данная людям и подобная всякой жизни, недоступная рассудку. Это и труды христианских подвижников - отцов и учителей церкви, книги Старого и Нового Завета, церковные предания и летописи. Автор повторяет слова подвижников, что Церковь - есть тело Христово, наполняющее своей полнотой всех. Это и новая жизнь в духе, в духовном богатстве, а критерием такой жизни должна стать красота - культура и мудрость. Носителями христианской культуры и мудрости, для отца Павла, это святые отцы и учителя церкви, духовные старцы, священники и аскеты. Чтобы понять православие, нужно окунуться в самую стихию православного богатства и жить православно, иного пути не дано.

В центре учения П. Флоренского находится сам человек, как второе лицо мира после Бога. Человек любит Бога и хочет поклониться ему, но не только как Иоанновому Слову, или Павловой Силе, которая все побеждает, даже не как своему Покровителю или Хозяину. Он хочет поклониться ему, как настоящему Богу, главному в мире Владыке и Вседержителю, Который все создал, всем распоряжается. Объектом поклонения для Павла выступает и Высшая Сила, являющаяся первым лицом святой Троицы - Богом.

Покровитель, а по-нашему, сам Господь Бог, постоянно пребывает в своей истине и правде. Человек и истина становятся неразрывными. Этой проблеме Флоренский посвятил четыре главы из двенадцати, в них он делает глубокий анализ волнующих проблем. Вообще-то истина для философа - основа основ. «Не могу без истины», - пишет он. Главный пафос его истины есть философствование не над религией, а внутри религии, жить церковно, чтобы говорить об истине в церкви. Принцип его понятный: не писать ничего такого, что не было бы нами пережито и продумано. А когда привлекаем дополнительные знания, мы не должны быть дилетантами. Очень серьезно и со всей ответственностью говорит Флоренский, что хочет быть настоящим сыном церкви. Он любил людей, сочувствовал их бедам и стремился своим учением облегчить им жизнь, оправдать ее, хотя прекрасно знает, что сама жизнь - бездна. Дабы оправдать человека, говорит он, сначала необходимо оправдать Бога: раньше антроподицеи мы должны отыскать теодицею, разум и понимание.

Книга Павла Флоренского имеет то преимущество, что она наполнена уникальными источниками, которые украшают ее: трудами санскритских и древнееврейских авторов, и современными исследованиями. Автор сочетал богословские проблемы с физиологией, цветовой символикой, античным хроматизмом с гаммами иконописного канона, начиная от антропологии до богословских догматов. Ценными были и математические формулы для объяснения христианских догматов. Это такие темы как: «Иррациональности в математике и догмат», «Понятие тождества в математической логике», «Гомотипия в устройстве человеческого тела» и многие другие, глубже раскрывающие суть его исследований.

Павел Флоренский о детях своих

Священник Павел Флоренский пять лет провел в Соловецких лагерях и все эти годы, в душе и мыслях своих не разлучался со своими детьми, женой, мамой и домом. Вопреки тюремной обстановке, он продолжал жить их заботами, болезнями, маленькими радостями и большими бедами, словом жил духом своей семьи и родного дома. Все это его радовало, поддерживало и наполняло новыми силами.

Его письма, написанные в течение пяти лет в разных лагерях, это крик израненной души великого невольника, его земная любовь к своим родным, его тюремное творчество, которое согревало ему душу, его слабая надежда на возврат к родным, которая так и не исполнилась. В своих письмах, он и любящий отец, священник, учитель, и мыслитель, наставляющий своих родных на трудную дорогу к истине. Именно семья стала центром глубоких переживаний Павла Флоренского.

Будучи в заключении Флоренский больше всего боялся, как бы эта невидимая нить его души внезапно не перервалась, не зачеркнула дорогу до родного дома, до детей, жены и друзей. Он прекрасно понимал, что статья, по которой сидит, расстрельная, и в любое время дня и ночи его могут поставить к стенке. Поэтому спешил и боялся, что разлука с детьми и женой может сделать их чужими. На воле у них своя жизнь, а в неволе - иная, хотя верил, что родные живут его духом, мыслями и судьбой. Как же он переживал за них, когда на их глазах перевернули всю квартиру, ища компромат на их отца и для того только, чтобы опорочить его, признать врагом народа и пустить ему пулю в голову.

Письма Павла Флоренского к детям, а вместе с ними и к жене - это целый необъятный мир великого писателя, философа, богослова, натуралиста, биолога, литературоведа, искусствоведа и химика-технолога, и других наук, так талантливо сочетавшихся в одной гениальной сущности.

Наверное, не было такой темы, что бы священник Павел не затронул и не осветил в своих письмах. Это что-то невероятное, это не просто письма, а целые поэмы и научные труды по всем злободневным вопросам: науке, культуре, литературе, искусству, морали, философии и другим. Когда отец Павел пишет письмо жене, Анне Михайловне, в нем он обязательно обращается к своим детям, причем каждому в отдельности. И так все пять лет.

Вот его письмо к жене из 1 трудовой колонны (список Иодпрома №1.1935.11.22. Дополнит. письмо № 2. Соловки 39): «Дорогая Аннуля. Вот уже 6-й день, как я живу на новом месте. Все было бы хорошо, если бы я тут не захворал, правда, не сильно гриппом, так что сейчас раскис и временами непреодолимо засыпаю. Впрочем, я уже значительно поправился. Работаю над разными вопросами химии, отдельными подготовительными участками общей работы по водорослям, а также доделываю некоторые работы для мастерской Йодпрома».

Флоренский описывает свое место жительства, оно находится в 2 км от «Кремля», в лесу на берегу озера. Лаборатория стоит на холме и летом отсюда открывается хороший вид. Сейчас все занесено снегом, говорит он. Кроме лаборатории, здесь имеется еще одно строение. В лабораторном помещении есть шесть комнат, из них 3 - под лаборатории, 2 - жилые, а одна - кухня и зверинец одновременно. Звери живут также в биологической лаборатории, а на чердаке - кролики. Весь дом каменный, еще монашеской стройки. Раньше здесь было что-то вроде дачи. А место это называется Филипповским скитом, или Биосадом. «В XVI в. здесь жил Филипп Колычев, впоследствии митрополит Московский, которого удушил Малюта Скуратов».

Павел рассказывает о Колычеве, какой он был хозяйственник, о церкви, что сгорела. Работы здесь для него очень много, сейчас налаживает методику анализов, неизвестных ему ранее, по использованию водорослей. В этом же письме есть отдельные обращения к каждому своему ребенку. Его очень интересует, как они живут, как учатся, что делают в свободное время, не болеют ли.

«Дорогой Вася, ты совсем забыл своего папу»

Зная интересы младшего сына - Кирилла, отец сразу обращается к нему как учитель и преподаватель вуза. «Дорогой Кирилл, - пишет он, за неимением чего-либо более интересного, расскажу тебе о подработанном мной определении полиитного числа», т. е. количественно характеризующего содержание многоатомных спиртов, начиная с глицерина и далее. Мне понадобилось оно для определения маннита в водорослях. Определение многоатомных спиртов основано на их способности заменять водород гидроксила медью в сильнощелочной среде». Отец настолько профессионально объясняет сыну Кириллу технологию изготовления разных растворов с применением схем и всей таблицы Менделеева, что его может понять не только профессионал, но и его сын. В конце письма приписка: «Целую тебя, дорогой Кира. Письмо Тике вышло зоологическое, а тебе - сплошное химическое» (Там же).

Старшему сыну - Василию, отец Павел пишет так: «Дорогой Вася, ты совсем забыл своего папу, ничего напишешь. А мне ведь нужно знать, что ты делаешь, чем занимаешься, что думаешь. Пишешь ли что-нибудь. Непременно пиши, и записывай мимолетные и систематические наблюдения и мысли, и обрабатывай их. По собственному опыту я вижу, что накопление большого материала впрок, ведет к тому, что большая часть его остается непроработанной и не приведенной в порядок. Старайся воспользоваться хоть опытом моей жизни, и более рационально тратить труд, т. е. поскорее оформлять найденное. Более крупные обобщения и более полная систематизация придут в свое время, и ничто не мешает потом вернуться к старому, пересмотреть, дополнить и исправить сделанное, но уже более сознательно и целеустремленно» (Там же).

От близкого общения с Розановым, от чтения его книг - «Мимолетное», «Опавшие листья», «Уединенного» и других Флоренский знает, каким наблюдательным надо быть в жизни и как мастерски надо пользоваться словом. А из своего опыта знает, что особенно важно пользоваться различными физическими способами изучения вещества, так как химия дает слишком бедные, слишком далекие от действительного вещества характеристики. Химия говорит не конкретно и слишком вообще.

Обращается отец Павел и к своей дорогой дочери Марии-Тинатин, которую называет Тикой. Зная ее увлечение животными, он сразу начинает рассказ о своей Лаборатории, где живет много интересных обитателей. Прежде всего, он называет 12 кроликов. Большинство их живет на чердаке, и возятся они там с таким шумом, словно люди. Самый большой из них — темно-серый, совсем как заяц, его зовут - Зайчиком. Через каждые 10 дней его взвешивают на весах, таких, какие бывают в лавках. На чашке весов он сидит смирно и вообще людей, кажется, нисколько не боится. Кроме кроликов тут живут морские свинки, их 8. Из них 4 мальчика, 2 девочки и 2 мальчика, недавно родившиеся. Свинок зовут: Рыжий, Чиганошка — Черный цыган, Девчонка, Черненький, Желтенький и Мамашка; у Мамашки двое детей, пока не получивших кличек, обоих же вместе называют Heгoдяйчиками, т. к. они выскакивают из своих ящиков и бегают по комнате. Всех свинок взвешивают через каждые 10 дней. «Кормятся они сеном, овсом, брюквой, репой. Иногда они, несмотря на смирность, учиняют между собою драки, и даже мальчики ранят друг друга. Свинки разных мастей: одни черные с белыми пятнами, другие же трехцветные. Для тебя самые интересные были бы, пожалуй, белые мышки. Их 30 штук, взрослых, подростков и совсем маленьких; зато 3 мальчика так малы, что их можно принять за маленькие комочки ваты. Мышки белые не такие юркие, как серые, и потому не противны. Припоминаю как у меня, в возрасте 3—4 лет, жили две мышки, тоже белые. Они лазили за шиворот и вылезали в рукав, и я их совсем не боялся. В общем, эти зверюшки, очень хорошенькие, совсем белые, без малейшего пятнышка» (Там же).

Флоренский пишет дочери о большущем коте, по прозвищу Василий Иванович, или просто Котик, который зорко следит, как бы чего из этой живности сцапать. А в конце приписка: «Вот, все письмо вышло звериное. Целую тебя, дорогая Тика. Пиши своему папе и не забывай его» (Там же).

Сына Михаила отец зовёт - Миком, так он обращался к нему в каждом письме: «Дорогой Мик, скоро у нас будет в ИТР доклад о пушном промысле и о здешних зверях. Постараюсь запомнить его и сообщить тебе, т. к. ты стал интересоваться зоологией. Между прочим, у берегов Соловецких водятся губки, и весьма недурные (образцы их имеются в лаборатории), морские звезды, много раковин и, главное, замечательные водоросли. Вероятно, богатство морской фауны и флоры объясняется острогами, которые, хотя и с трудом, но попадают в горловину Белого моря. Сам я сижу в четырех стенах и потому никаких зверей не вижу. Ho, вероятно, летом, кто-нибудь из них и попадется мне на глаза» (Там же).

Старшую дочь Павел Александрович называет просто Оля. «Дорогая Оля, - пишет он, - давно не получал писем от тебя, я уже не знаю, о чем тебе писать. Получила ли ты объяснение, почему вода расширяется при замерзании? Когда читаешь какое-либо произведение, старайся понять, как оно построено в отношении композиции, и именно каково целевое назначение той или другой подробности. Особенно поучительны в этом отношении разрывы изложения, повторения, сдвиги во времени и пространстве, и более всего, противоречия». Далее отец учит свою дочь как понимать разные произведения. Он говорит что, чем величественнее произведение, тем более в нем можно найти противоречий. «Это не раз давало повод глупым критикам обвинять великих творцов (начиная с Гомера, а затем Гете, Шекспира и др.) в беспомощности, невнимательности, даже недомыслии». Глубокая ошибка, говорит он. Любые книги изобилуют противоречиями, в том числе и великие математические и физико-математические творения - «Трактат об электричестве и магнетизме» Кларка Максвелла или работы Кельвина. А в конце: «Крепко целую тебя, моя дорогая. Пиши» (Там же).

«Дорогая Аннуля, я же понимаю, что тебе тяжело»

1935. IX. 24-25. Соловки № 31. «Дорогая Аннуля, я же понимаю, что тебе трудно, тяжело, беспокойно и грустно. Ho все же надо стараться с большим душевным миром воспринимать окружающее, а главное — близких. Я верю в своих детей, и разные шероховатости пройдут в свое время. Это дело возраста. А, кроме того, им ведь тоже не легко дается жизнь. Вот Васюшка, бедный, дожил до 24 лет, а не видел спокойной жизни и радости. Если может хотя бы некоторое время порадоваться, то старайся радоваться за него и с ним. Другие - тоже. Тика, пишешь, болезненно застенчива. Как я понимаю ее состояние: это и наследственное и благоприобретенное, от постоянных ударов. Я рос в иных условиях, да и то не могу справиться с таким же чувством, только стараюсь носить маску, как-будто застенчивости нет. Старайся же вовлечь ее в какие-нибудь занятия и игры, чтобы она не так ощущала свое одиночество, пусть в ней разовьется немного уверенности в себе. Ты ошибаешься, что у нее нет памяти: это растерянность в мире, от постоянной неуверенности в себе и в окружающем. Как только она почувствует свои силы, так и безпамятство пройдет. А для этого надо добиться, чтобы хоть что-нибудь маленькое она усвоила настолько твердо, чтобы неуверенности быть уже не могло. Ей непременно надо помогать в уроках, хотя бы часть делать за нее».

Необычное отношение отца Павла к великим людям - гениям. Он признается, что в своей жизни встречал только три человека, которых можно назвать - гениями: это Розанов, Андрей Белый и Вячеслав Иванов. Для него гениальность, есть особое качество, она может быть большой или малой, так же как и талантливость. «He берусь судить, насколько велика гениальность этих людей, но знаю, что у них было это особое качество. Ho Андрей Белый был совсем не талантлив, Розанов - мало талантлив, а В. Иванов обладал, гениальностью меньшей, большею талантливостью. Он сумел проникнуть изнутри в эллинство и сделать его своим достоянием. Его познания очень значительны и потому он - поэт для немногих, и всегда будет таковым: чтобы понимать его - надо много знать, ибо его поэзия есть вместе с тем и философия». (П. Флоренский. Письма. Т.4).

Отца Павла интересовал вопрос о своем роде, роде Флоренских. Конечно, он его проследил до последнего колена, разобрался, что к чему. Зная увлечение Ольги историей, отец предложил ей, свою идею. Вот что пишет он в этом же письме: «Дорогая Оля, недавно писал я тебе, а теперь хочу продолжить рассказ о наследственности в нашей семье. Очень важно знать, от кого что получил и что именно вообще получил. У каждой наследственной линии есть свое качество или свои качества. Прежде всего, по восходящей мужской линии, т. е. по линии Флоренских — Флоринских. Этот род отличался всегда инициативностью в области научной и научно-организаторской деятельности. Флоринские всегда выступали новаторами, начинателями целых течений и направлений — открывали новые области для изучения и просвещения, создавали новые точки зрения, новые подходы к предметам. Интересы Флоринских были разносторонние: история, археология, естествознание, литература. Ho всегда это было познание в тех или иных видах и организация исследования. Мне неизвестно ни одного Флоренского с выраженными художественными способностями, в какой бы то ни было области искусства». (Там же).

Флоренский постоянно заботится о детях, он старается дать им больше важной информации из разных наук, как бы расширить их уровень знаний, чтобы они вышли настоящими людьми.

1936. 1.1. 2 часа ночи. «Дорогой Мик, недавно мне рассказывал один знакомый про броненосцев в Калифорнии. Зверек этот ок. 30 см. длиною и похож на ящерицу, или на крокодильчика, но покрыт роговою бронею, вроде черепашьей. Их много видов. Тот вид, который мне описывали, не свертывается в клубок, а врывается при опасности в землю. У него очень сильные передние лапы. Когда броненосца окружат, то он почти мгновенно делает нечто вроде норы под землею и, быстро прорывая себе подземный ход длиною 10—12 метров, на глубине около 30 см, уходят из окружения».

Отец Павел не письмо пишет, а читает увлекательную лекцию по зоологии: о разных зверьках, что водятся в Калифорнии и Австралии, об альбатросах - огромной белоснежной птице с красным клювом и ногами и длинной, почти лебединой шеей. Высота их один метр, но если поднимут шею, то значительно больше. Размах крыльев у него - 250 см и более. Раскрывает он технологию ловли альбатросов. «Он очень силен, и когда его, на другой уже веревке, пускают на палубу, то человек не может его удержать, так что альбатрос может стащить за борт. Однако убивать альбатроса у матросов считается грехом, от которого можно погибнуть. Поэтому, потешившись с пойманною птицею, матросы извлекают из клюва пробку и отпускают птицу на волю».

«Будьте всегда в жизни добры и внимательны»

1936. 1.1. 2 часа ночи. «Дорогой Олень, разве тебе что-нибудь неясно в тригонометрии? Вообрази себе, что точка движется по окружности равномерно, а ты смотришь на это движение с ребра и с разных сторон. Тогда видимые движения точки (проекции движения кругового) и будут представлять тригонометрические функции. Если это усвоишь, то все остальное вытекает отсюда очень просто».

Отец Павел пишет, что недавно прочел 2-й том драматических произведений Бен Джонсона, писателя начала XVII века. Некоторые его драмы весьма интересны, в том числе и как памятники эпохи и стиля. «Фигуры выпуклы, словно резные из дерева обобщенными широкими плоскостями, очень напоминают Троицкие деревянные игрушки».

Ученый отец снова зарядил свою лекцию на два часа о творчестве писателя Бен Джонсона, его жизни и приключениях. Попутно останавливается на Флобере, у которого с ним много общего. И мы видим уже не арестанта-невольника, священника Павла, а профессора филологии Флоренского, так мастерски раскрывающего жизнь и творчество двух великих писателей. Затем идет речь об Александре Пушкине. И начинается новая лекция. Мы видим и слышим, насколько начитанным был Павел Флоренский, насколько в нем уживался разносторонний ученный с любящим отцом, и как он старается привить свои знания детям. В то же время его всегда волнует своя работа, своя Лаборатория, свои опыты, которые должны были принести стране пользу.

Кирилла он наставляет в химических науках, Василия - в истории и литературе. Вообще, всем своим детям он прививает любовь к литературе, искусству, философии, естественным наукам, истории и музыке. Он говорит с ними на все важные темы науки и жизни, и лишь политику обходит стороной.

1936. 1.1. 2 часа ночи. «Дорогой Васюшка… «В нашем роду на протяжении, по крайней мере, полутора столетия, не было дедов, а бабушки появились лишь в последнее время. Это бездедовство - глубокое потрясение рода и чувства времени. Обычно, биологически и исторически, наследственность и стиль личности перескакивает через поколение, и потому в естественной диалектике рода внуки оказываются синтезом отцов и сыновей».

Васютке он прочитал лекцию о диалектике рода, и об эмпирической базе пространства. И хоть наговорился достаточно для письма, тем не менее, отец Павел добавляет: «Никак не могу закончить письма, отрывают, а ночью оказывается слишком поздно. Вот и сейчас, хоть 2-й час, а кругом говорят, и я не могу сосредоточиться. Я потерял мысль, - но, в общем, хотел сказать, что рождение 3-го поколения скрепляет связь времен. Думаю, что ты, став на мое место, поймешь во многом меня». И все же успевает добавить главное, что «Подход Ферсмана к периодической системе, в сущности, неглубок, но именно потому глубоко значителен на фоне современных спекуляций. Ферсман идет, как и Менделеев, от непосредственно наблюдаемого и дает, поэтому, основу для бесспорных выводов, представляющих огромное значение для химии и геохимии».

Павел Флоренский с детьми говорит как с взрослыми, имеющими за плечами высшее образование. Его язык профессионального химика-технолога, который понять может лишь такой, как он сам и, тем не менее, отец прививает детям любовь к разнообразным знаниям, нацеливает их на то, чтобы они были хорошими специалистами, мудрыми людьми, и по уровню знаний превосходили своего отца. Просвещая детей в знаниях, отец Павел не забывает сказать о своем главном: духовном завещании им. Оно просматривается во многих его письмах из Соловецких лагерей.

Он советует детям не искать богатства и влияния в жизни, потому что, не это главное, а важно быть в жизни порядочными и честными людьми: не жадными, не замкнутыми, не расточительными.

«Будьте всегда в жизни добры к людям и внимательны. Не надо раздавать, разбрасывать имущество, ласку, совет; не надо благотворительности. Но старайтесь чутко прислушиваться и уметь вовремя придти с действительной помощью к тем, кого вам Бог пошлет как нуждающихся в помощи. … Не делайте ничего безвкусно, кое-как. Помните, в “кое-как” можно потерять всю жизнь. …Кто делает кое-как, тот и говорить научается кое-как, а неряшливое слово, смазанное, не прочеканенное, вовлекает в эту неотчетливость и мысль. Детки мои милые, не позволяйте себе мыслить небрежно. Мысль - Божий дар и требует ухода за собою... Почаще смотрите на звезды. Когда будет на душе плохо, смотрите на звезды или лазурь днем. Когда грустно, когда вас обидят, когда что-то не будет удаваться, когда придет на вас душевная буря - выйдите на воздух и останьтесь наедине с небом. Тогда душа успокоится».

«Дорогая Тика, я получил от тебя лепестки пионов, маргаритку и незабудки»

1936. VII. 4-5. Соловки № 66. «Дорогая Тика, я получил от тебя лепестки пионов, маргаритку и незабудки. Листья же тархуна, при получении мною посылки, выбросили, и я их лишился. Пион, лепестки которого ты мне прислала, называется пионом Млокасевича; а Млокасевич, открывший этот пион, и семья Млокасевича — хорошие знакомые дяди Шуры. Пион этот—редкий. На ДВ пионов много, но других видов; там они не палевые, а розовые и красные. Тут все уже в середине июня было в цвету, а теперь морошка зреет и скоро будет готова. Ho стало значительно холоднее, по-видимому, лето окончилось».

Письма отца Павла детям не только поднимают их дух, не только дают знания, они окутывают их нежностью, порядочностью и любовью ко всем людям. Они содержат в себе уроки по всем предметам. Отец дает им домашние задания, ставит такие вопросы, на которые трудно отвечать, но которые пригодятся им в будущем. Это был великий учитель и большой мастер просвещения своих детей, и даже - детей своей страны. Мы видим, что это не сухарь богослов-философ, а духовно богатая личность и крупный ученый всевозможных наук. Флоренский задает детям вопросы, и отвечает на них в письме к жене. Он не подстраивается к детям, к их возрасту - всегда говорит с ними, как с равными, как с коллегами, и всегда серьезно. Помня себя маленьким, он прекрасно знал, как обидно детям, когда взрослые не понимают их, и отмахиваются от них. Но в письмах уже проскальзывает его грусть от ухода, понимания, что все скоро кончится.

Будучи священником, Павел Флоренский не мог пройти мимо церкви, находящейся в Соловецкой тюрьме. «Недавно был в первый раз в здешнем соборе, Преображенском. Это — колоссальное здание середины XVI в., очень массивное, издалека величественное, но ничуть не похожее на собор, а скорее, на средневековый бург. По существу этот собор и есть крепость с 4-мя башнями по углам. Внутри все разрушается. Множество голубей приятно воркуют и неприятно гадят на пол. Красивая пятистолпная сень из золоченного дерева тонкой резьбы. В алтаре лежит старинная стенобитная машина из петровских времен, своеобразный экипаж на огромных, выше меня ростом, колесах — для перевозки судов. Этот экипаж напоминает телегу, но не людскую, а великанскую. Холод в соборе несказанный, и я так промерз, что думал, не сумею уйти оттуда. Правда, я не оделся соответственно». (1937.II.5 № 90. Письма т. 4).

Наконец мы подошли к последней из созданных Павлом Флоренским наук, науки - расставания. Священник знал, что скоро отойдет в небытиё, как большинство смертников Соловецкого лагеря, поэтому очень хотел, чтобы расставание с любимыми не было бы для них трагедией, не травмировало их психику, не довело бы до беды. Павел ушел в иной мир, но он оставил людям умнейшие произведения, прекраснейшие письма, и в них свою трепетную душу, любовь к родным, близким, в том числе и к нам с вами.

«Жизнь наша резко изменилась»

Последнее письмо Павла Флоренского написано 18 июня 1937 года своей дорогой Аннушке (1937.VI. 18. № 103). Он видимо понимал, что больше писать ему не придется. Поэтому просит жену беречь себя, не переутомляться и обязательно обратиться к врачу и полечить спину и ноги. Он радуется о своем маленьком внуке Рустике, сильно жалеет, что не видит его и не может поговорить с ним. «Дорогая Аннушка… Жизнь наша резко изменилась; сидим безвыходно в Кремле, а т. к. работы почти нет, то во дворе всегдашняя толкучка. Заниматься при таких условиях не приходится». Он очень встревожен, думал, что повезут на Дальний Восток, но, видимо, повезут куда-то в другое место. А на самом деле «толкучка» и «новое место» - это были сборы арестантов на расстрел.

И, тем не менее, отец Павел дает жене задание, как развивать способности своих детей. Эти рекомендации могут быть полезными для всех семей, для детских садов и начальных классов. Они развивают память и очень увлекательны. Он еще не знал, что эти наставления будут последними. Вот его советы по воспитанию любимых детей:

« …Постарайся вовлечь детей в игру - припоминать немецкие слова и фразы, мотивы, сравнивать и т. д., например, кто вспомнит больше слов на такую то букву или с таким то окончанием, кто вспомнит и подберет больше мотивов и т. д. Если будут делать ошибки, это неважно, пусть поправляют друг друга и даже пусть остаются с ошибками. Главное — это развить привычку, главное — постоянное упражнение, и это в любой области. Одним натиском ничего не сделаешь. Пусть Вася и Кира показывают детям минералы, называют их и характеризуют; очень важно характеризовать со стороны применения или каких-нибудь ярких особенностей. То же - с растениями и т. д. И Тику обязательно вовлекать сюда же, сообщая ей то, что ей м. б. интересно и доступно». (Там же).

В этом же письме обращается сначала к младшему сыну: «Дорогой Мик, …Меня беспокоят твои глаза, старайся не смотреть прямо на лампу и на слишком ярко освещенные поверхности. Вот тебе вопросы для размышления: I) почему пыль скатывается катышками (за шкафами, под кроватями и т. д.), если ее долго не убирать? 2) почему паутина (за картинами, за шкафами), которая висела очень долго, становится совсем черной; в особенности же это наблюдается в лабораториях. 3) почему над паро - и горяче-водопроводными трубами обычно образуются на стенах черные налеты, словно стена закоптилась? …Попробуй вычислить, с какого расстояния тельце или проволока определенных размеров становится для нас точкою или линией». (1937.Ѵ1.18).

Отец Павел в излюбленной для себя манере, обращается ко всем детям: «1937.ѴІ.19. Дорогой Кирилл, невольно вспоминается далекое прошлое, и часто я вижу вас во сне, но всегда маленькими, равно как и своих братьев и сестер, тоже маленькими. А тебя нередко вспоминаю в связи с твоим желанием, когда тебе было лет 5, уехать на Кавказ и приписаться к какому-нибудь горскому племени. Тогда я тебе говорил о невозможности исполнить это желание. Ho, знаешь ли, как это ни странно, что почему-то мне симпатизируют многие магометане, и у меня есть приятель перс, два чеченца, один дагестанец, один тюрк из Азербайджана, один турок собственно не турок, а образовывавшийся в Турции и в Каире казахстанец. Перса я слегка поддразниваю, указывая на превосходства древней религии Ирана парсизма (впрочем, он со мною почти соглашается). С образованным казахстанцем иногда веду философические разговоры. А необразованный чеченец-мулла находит, что из меня вышел бы хороший мусульманин и приглашает приписаться к чеченцам. Разумеется, я отшучиваюсь».

1937.ѴІ.19. «Дорогая Оля, радуюсь, узнавая о твоей работе в оранжерее, и надеюсь, что ты многому сможешь научиться там. Конечно, в Бот. Саду разнообразие растений несравненно больше. Ho познать основы жизни растений вполне можно и на немногом, а для систематики иногда ездить в Бот. Сад и просматривать растения по заранее намеченному плану. Главное же - не отрываться от дома, от мамы и ото всех своих. Все же это лучшее из того, что получишь в жизни».

1937.ѴІ.19. «Дорогая Тика, мне приходится всегда прощаться, с чем- нибудь. Прощался с Биосадом, потом с Соловецкой природой, потом с водорослями, потом с Иодпромом. Как бы не пришлось проститься и с островом. Ты просишь нарисовать тебе что-нибудь. Ho сейчас у меня нет красок, а кроме того нельзя прислать, если бы я и нарисовал для тебя. Придется ждать более подходящего времени» .

Любящий отец, Павел Флоренский, наставлял жену, чтобы она постоянно следила за детьми, воспитывала их, вникала во все подробности их учебы, поведения и воспитания. Его необыкновенный опыт воспитания детей из неволи, вызывает у нас одобрение, восхищение и великую сердечную боль. Вот еще два примера его мудрого воспитания:

«Дорогая Аннушка… Скажи Мику и Тике, чтобы они нашли на карте все места, где я проезжал и где нахожусь теперь, и постараюсь что-нибудь узнать о географии этих мест. Я нарочно стараюсь писать разные подробности о природе, чтобы они понемногу знакомились с географией, возможно наглядно и жизненно; мне хочется наполнить географические названия живым содержанием, чтобы появилось представление о том, что же такое наш Север, что такое Белое море и другие места. М.б. от моего заключения будет хоть та польза детям, что они приобретут таким образом кое-какие сведения и впечатления о своей родине».

«Дорогая Аннушка… Мне жаль, и было и есть, что дети мало восприняли от крупных людей, с которыми я был связан, и не научились от них тому, что обогатило бы лучше книг. Вот почему я писал, чтобы Вася и Кира постарались научиться чему-нибудь от Вл<адимира> Ив<ановича>, т.к. такой опыт в жизни едва ли повторится. Но нужно уметь брать от людей то, что в них есть и что они могут дать, и уметь не требовать от них того, чего в них нет и чего дать они не могут. Боюсь, дети часто подходят к людям как раз наоборот и поэтому получают мало, или ничего не остается от общения».

После этих писем судьба их отца находилась в крепких руках государственной машины, и эти руки, эта страшная машина забрали у него жизнь. Он успел передать последние слова детям и жене: «Обо мне не печальтесь. … Самое главное, о чем я вообще прошу вас, - это чтобы вы помнили Господа и ходили пред Ним. Этим я говорю все, что имею сказать. Остальное — либо подробности, либо второстепенное» .

В письме № 68 Флоренский писал, что наши потомки будут завидовать его поколению, почему не им досталось быть свидетелями стремительного (в историческом масштабе) преобразования картины мира. Наши современники относятся к трагической судьбе русского гения - Павла Александровича Флоренского с большой болью и пониманием. То был период становления и закрепления советской власти. В период классовой борьбы, когда решалась судьба революции, и ее вождей, было допущено много злоупотреблений. Мнительные и неуверенные в себе правители, в двадцатые, тридцатые, да и сороковые годы, искали своих врагов, даже под кроватями.

Но судьба нашего поколения была еще трагичнее. Отечественная война с фашизмом забрала более 20 миллионов советских людей. Новый, XXI век преподносит нам новые сюрпризы: происходят кровавые конфликты даже там, где их никто не ожидал, в том числе и странах бывшего СССР, между своими кровными братьями, которые никак не могут поделить мир. Скорее всего, священник Павел Флоренский говорил не о своей судьбе, даже не судьбе своего поколения, а том грандиозном переустройстве мира, о котором писали Елена Блаватская, великие Рерихи и великие Махатмы.

Это действительно был значительный период в истории человечества и Флоренский это понимал. Однако многие наши современники судят обо всем со своей колокольни, и в своем невежестве не могут осознать значения таких грандиозных изменений.

Подводя итоги статьи о Флоренском, хочется откровенно сказать, что мы не успели осветить не то что главные, а даже второстепенные проблемы творчества этого гениального человека. Их накопилось так много, и такие они судьбоносные, что для разрешения их, потребуется не одна статья и не одна книга. Эта удивительная личность, прожившая всего 55 лет на земле, оставила после себя величайшие творения человеческой мысли.

Если мы спросим Павла Флоренского, доволен ли он своей жизнью, не раскаивается в своей страшной судьбе, не хотел бы изменить и прожить ее по иному, то в ответ получим вот такие смелые и печальные слова человека, познавшего добро и зло, рай и ад:

«Оглядываясь назад и просматривая свою жизнь (а в моем возрасте это особенно надлежит делать) я не вижу, в чем по существу я должен был бы изменить свою жизнь, если бы пришлось начинать ее снова и в прежних условиях. Конечно, я знаю за собою много отдельных ошибок, промахов, увлечений - но они не отклоняли меня в сторону от основного направления, и за него я не упрекаю себя. Я мог бы дать гораздо больше, чем дал, мои силы и по сей день не исчерпаны, но человечество и общество не таковы, чтобы сумело взять от меня самое ценное. Я родился не во время, и если говорить о вине, то в этом моя вина. М. б. через лет 150 мои возможности и могли бы быть лучше использованы. Ho, учитывая историческую среду своей жизни, я не чувствую угрызений совести за свою жизнь, в основном. Скорее наоборот. Раскаиваюсь (хотя это раскаяние не доходит до глубины), что относясь к долгу страстно, я недостаточно расходовался на себя. «На себя» - я разумею вас, в которых ощущаю часть самого себя, и не умел радовать и веселить вас, не дал детям всего того, что хотелось бы дать им». (Письмо. 1937.1. 3-4. Соловки № 86).

После таких откровенных признаний священника и ученого Павла Флоренского о себе и своей судьбе, нам нечего больше сказать: мы промолчим.

Литература

1. Павел Флоренский. Детям моим. Воспоминания прошлых дней. М. АСТ, 2004, с. 211-212.
2. Павел Флоренский. Детям моим. С. 215.
3. Сергий Булгаков. Собрание сочинений. Т. 1. Статьи по искусству. Париж, 1985, с. 11.
4. Павел Флоренский. Священная Лавра в России. //В кн.: Павел Флоренский. Сочинения в 4-х томах.Т.2. М. Мысль. 1996, с. 368-369.
5. Павел Флоренский. Автобиография. Наше наследие. 1987 № 1, с. 78.
6. Игумен Андроник. (Трубачев А.С.) Жизнь и судьба. //В кн.: П.Флоренский. Сочинения. Т.1,с. 33.
7. Павел Флоренский. Сочинения. Т. 4. Письма. М. Мысль. 1988. Письмо 13.10.1934.
8. Павел Флоренский. Сочинения. Т. 4. Письма. М. 1988. Письмо. 1937. 1. 16-17 № 68.
9. Игумен Андроник. Обо мне не печальтесь. Письма семье из лагерей и тюрем.. М. 2007.
10. Там же.
11. Сергий Булгаков. Собрания сочинений в 2-х томах. Т. 1, М. 1993. С. 538.
12. Павел Флоренский. //В кн.: Булгаков. Энциклопедия. М. Эксмо. 2005. С. 697.
13. Павел Флоренский. Столп и утверждение истины. М. АСТ. 2003.
14. Там же.
15. Павел Флоренский. Сочинения. Т. 4. Письмо, 1937.ѴІ.18.
16. Павел Флоренский. Сочинения. Т. 4. Письмо, 1937.