15 сентября исполнилось 9 лет со дня смерти самого известного регента церковных хоров современности - архимандрита Матфея (Мормыля). Публикуем статью, в которой рассмотрен ряд приемов работы архимандрита Матфея с хором Троице-Сергиевой Лавры, состоявшим из певчих, большей частью без профессионального музыкального образования. Большинство высказываний регента лаврского хора о принципах интонирования, подачи звука, певческом дыхании, достижении художественной выразительности публикуются впервые.

Не подлежит сомнению, что самым значительным явлением в певческо-литургической жизни Русской Православной Церкви последних десятилетий ушедшего века был хор Троице-Сергиевой Лавры под руководством архимандрита Матфея (Мормыля). Он был своего рода эталоном в области церковного пения. Речь идет не только о сугубо музыкальной составляющей хорового звучания, но и том, что принято называть «церковностью» звука, при всей шаткости этого понятия с формальных позиций. Но это было признано как неоспоримый факт сердцами десятков, сотен тысяч верующих, среди которых были как «простолюдины», так и профессиональные музыканты. И если мы признаем, что молитва есть средоточие жизни христианина, а храмовая молитва, в свою очередь, - ее высшее проявление, то столь же очевидно было для прихожан и паломников, что лаврский хор - лучший «организатор» этой молитвы.Столь же очевидна и необходимость изучения и «удержания в руках» музыкально-певческого наследия хора Сергиевой Лавры, изучение творческого пути и наследия его руководителя. Ведь храмовое пение есть также облечение в звуки, в конкретную форму церковных текстов, церковной поэзии, которая сама по себе - едва ли не высший вид богословия.

Архимандрит Матфей, почти полвека являвшийся регентом объединенного хора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры и Московских духовных школ, к сожалению, не оставил после себя никакого теоретического труда по методике работы с хором. Он практически не комментировал свои действия, свои творческие замыслы. Когда кто-либо из желающих просил благословения отца Матфея «поприсутствовать на спевках», так сказать «поучиться», он всегда отказывал 1 , мотивируя отказ тем, что хор у него непрофессиональный, студенческий, и поэтому учиться у него нечему. Нежелание впустить кого-либо во внутреннюю жизнь хора можно объяснить скромностью отца Матфея, а также тем, что методы, которые он использовал в своей деятельности, подходили исключительно для данного хорового коллектива и были, может быть, иногда в чем-то парадоксальными, если смотреть на них с позиции традиционной «хоровой науки».

Практически единственными источниками для реконструкции работы архимандрита Матфея со своим хоровым коллективом, возможностью изучения его творческого пути и наследия, зачастую остаются личные воспоминания участников хора 2 . Данная статья представляет собой ряд небольших зарисовок, ни в коей мере не претендует на всестороннее освещение заявленной темы. Описание организации репетиций, характера их проведения отцом Матфеем, использование тех или иных приемов, способов, методов относятся преимущественно к последним пятнадцати годам его жизни и имеет неизбежный при этом, в чем-то субъективный характер.

Репетиции с хором архимандрит Матфей проводил в нижнем ярусе колокольни Троице-Сергиевой Лавры. В середине красивого зала, с паркетным полом и высоким сводчатым потолком, освещаемом хрустальными люстрами, на невысокой кафедре стояла фисгармония, за которую на время спевок садился отец Матфей. Иногда он вставал и ходил по залу, видимо, с целью послушать пение хора со стороны и без дирижера. За его спиной, закрывая входную дверь в помещение, располагалась доска с нотным станом, которая нужна была для графической иллюстрации объяснений основ хоровой науки. Перед фисгармонией находился стол, покрытый зеленым сукном, на котором уставщик заранее раскладывал ноты 3 . До начала спевки напротив дирижерского места учиненные студенты расставляли полукругом удобные, с высокой спинкой, стулья для хора. Эти стулья некоторых хористов нередко располагали к отдыху после тяжелого трудового дня, поэтому отцу Матфею иногда приходилось напоминать своим певчим:

При пении нужно сидеть так, как-будто вы хотите встать. Пианисты как сидят? Не развалившись, а на краю стульчика. Так и певчий должен сидеть, спинку ровно держать 4 .

Те, кто из Ставрополья… не сидите Горбачевыми 5 !

Иногда же по ходу спевки можно было услышать мягкое замечание в шутливой форме какому-нибудь слишком «освоившемуся»:

Что-то ты рано ноги протянул…

или хористу, разомлевшему от недостатка кислорода:

Вижу, зеваешь: высокая позиция, правильное ощущение «зевка».

Количество спевок в неделю в разные годы существования хора менялось например, одна для смешанного хора и одна для мужского или одна для смешанного хора и две для мужского 6 . В период подготовки к поездкам за рубеж и по России с концертными выступлениями или же к записи дисков количество спевок мужского хора в неделю увеличивалось вплоть до ежедневных. В 1980-е годы отец Матфей работал еженедельно с женской группой хора. В 1995 году в хор была приглашена группа новичков, состоявшая главным образом из I курса Регентской школы (около 40 человек). С этой группой девушек отец Матфей работал два раза в неделю на протяжении полугода, затем постепенно подключал их к основному смешанному составу хора, так что начиная со служб Великого поста они принимали участие в богослужении в качестве певчих. В следующем году состоялся удивительный и необычайно оригинальный набор еще одной группы девушек - студенток Иконописной школы, количеством около 30 человек 7 . Отец Матфей первые репетиции проводил с ними сам, затем работу продолжила его помощница - хормейстер Е.Н. Садикова. В последующие годы, к большому сожалению учащихся женского пола названных школ, таких наборов в хор не производилось. Обычная продолжительность всех репетиций была около трех часов, с 15–20-минутным перерывом.

Начиналась и заканчивалась спевка общей молитвой, задавание тона на которую не производилось: отец Матфей запевал начальное слово (например, «Царю…»), и хор подхватывал далее. По тому, как певчие исполняли молитву перед началом репетиции, им определялся общий настрой хора на работу.

Сохранились воспоминания мужского состава хора о том, как однажды певчие спели начальное «Царю Небесный», отец Матфей нашел пение неудовлетворительным, и вся спевка была посвящена только этому песнопению. Бывало и так, что в середине спевки, в процессе работы над каким-нибудь песнопением он «вспоминал» хору о пении начальной молитвы для иллюстрации поставленной в данный момент задачи:

Я внимательно слушал ваше «Царю Небесный», на сей раз вы выталкивали: «и прииди, и вселися»; и в этом песнопении та же проблема. Просьба к вам: не выталкивайте 8 !

После молитвы отец Матфей садился за фисгармонию и называл произведение, с которого должна была начаться репетиция. Уставщик брал папку с песнопением, давал в
первую очередь регенту партитуру, затем каждой хоровой партии, а уже внутри партии певчие самостоятельно распределяли ноты.

Ноты были рукописными и чаще всего расписанными по партиям. Множество нот переписано самими певчими хора. Когда появилась возможность машинного копирования нот (на «ксероксе»), отец Матфей, конечно, с радостью воспользовался новым «чудом техники», но всегда подчеркивал преимущество рукописных нот, так как за каждым переписанным от руки листочком стояла история конкретного человека, в него вложена была «душа». Отец Матфей, пока раздавались ноты, мог поведать хору: кто писал и когда, дать яркую характеристику человеку, всегда очень по-доброму, с большой теплотой обрисовывая в кратких чертах личность переписчика, или же вспомнить какую-нибудь историю, связанную с этим певчим. Часто переписчиками ставилась дата создания «рукописи», а на некоторых нотах стоят также подписи переписчиков, среди которых можно увидеть фамилии ныне известных священников, монахов, игумений и игуменов монастырей, епископов. Большая же часть нот была переписана рукой самого архимандрита Матфея. Среди них в первую очередь следует отметить гармонизации распевов, его собственные переложения или сочинения для мужского хора 9 . Среди репертуара хора особое место занимают сочинения диакона Сергия Трубачева. Произведения, написанные специально для хора архимандрита Матфея, автор сам тиражировал до нужного количества экземпляров, так что иногда «часами… просиживал за столом, расписывая то или иное песнопение на партии…» 10 . В колокольне и сейчас еще можно увидеть фотопортрет диакона Сергия, который отец Матфей распорядился поместить над местом, где обычно сидел во время репетиций композитор.

Вся организация спевочного пространства свидетельствует о строгой дисциплине и традициях, заложенных в хоре, о воспитании архимандритом Матфеем особой культуры певчих и их отношении к общему делу, о поддержании связи поколений певцов, о памяти истории хора и его певчих.

Фисгармония использовалась отцом Матфеем на спевках для задавания тона на песнопение и для показа отдельных фрагментов партитуры. Настроена она на полтона выше общепринятого эталонного звучания камертона «ля» первой октавы (440 Гц) 11 . Архимандрит Матфей, как и знаменитый дирижер Александр Васильевич Свешников, очень любил работать с этим инструментом, близким, как он считал, по тембру к человеческому голосу, считая его наиболее совершенным для показа песнопений хору 12 . В зале стояли еще два рояля, которыми отец Матфей на спевках в последнее время не пользовался. По воспоминанию хористок, в 1980-е годы на репетициях женской группы хора отец Матфей рассаживал певиц полукругом около рояля, по правую и левую от себя сторону, согласно хоровым партиям, и, по мере необходимости, проводил работу с использованием инструмента.

Общую схему работы архимандрита Матфея на спевках с хором выделить практически невозможно, так как ее ход мог зависеть от многих причин. Количество исполняемых песнопений на одной спевке, темп и особенности работы над каждым произведением и многое другое варьировалось в зависимости от того, чему была посвящена репетиция: разучивались ли новые произведения или повторялись уже разученные (например, при подготовке к наступающему празднику). Таким образом, могла идти долгая кропотливая работа над одним песнопением (и даже одной фразой), или происходил так называемый «прогон» нескольких песнопений. Отец Матфей мог начать работу не с начала произведения, а с наиболее значимого, по его мнению, интересного фрагмента песнопения или его части 13 .

Характер работы с хором у архимандрита Матфея менялся еще и от общего психофизического состояния поющих. Как уже было сказано, репетиции проходили в вечернее время после рабочего и учебного дня. На неделе, в зависимости от количества праздников, могло быть несколько всенощных бдений и, соответственно, ранних литургий. Все певчие были включены в единый ритм жизни, проживаемый любым православным человеком в лоне Церкви, включающий в себя и посты, и праздники, что создавало для поющих дополнительную нагрузку. Чувствуя общую усталость хора на спевках, отец Матфей начинал больше шутить, рассказывать интересные истории, мудро сочетая работу и отдых. Будучи проницательным человеком, чутким и внимательным к настроению всего хора, а также отдельно к каждому певцу, он умел в нескольких словах настроить всех и каждого на работу, увлечь самим процессом спевочной работы. Интересен факт, что семинаристы с радостью приходили на спевки и уходили с них вдохновленными, заражая духом творчества всю академию. На «всех этажах», в аудиториях и курсах обсуждались «события» репетиции, и студенты уже после спевок пели и пели. Спевки отца Матфея, как и вообще деятельность его хора, действительно были событием в жизни духовных школ.

В начале репетиций архимандрит Матфей никогда не распевал хор какими-либо специальными вокальными или хоровыми упражнениями 14 . Процесс настройки голосового аппарата каждого певца проходил естественным образом, благодаря правильно подобранному репертуару и умелой работой над ним.

В хоре не было специалиста по постановке голоса, отец Матфей сам многое объяснял хору о строении и работе голосового аппарата, о положении корпуса во время пения, о дыхании, звукообразовании, при этом часто используя яркие и всем понятные образы, ассоциации, примеры из повседневной жизни 15:

Потолок у нас не прямой. Ротовую полость как Господь устроил? Зубы - это апсида алтарная, прямо над альвеолами, там у нас местечко 16 .

Зубы и губы должны работать синхронно 17 .

Отец Матфей часто приводил аналогию состояния корпуса певца с резонирующей декой музыкального инструмента.

С корпусом что нужно делать? Во-первых, лопатки надо убрать. Теперь… высоко у вас пошла грудиночка. Плечи сюда…Образцовую фигуру и это высокое положение грудной клетки нужно поддерживать 18 .

Лопатки вбери. Грудиночка должна быть в высоком положении. Не трогай плечи, плечи не поднимай 19 .

Мы с вами в прошлый раз говорили, как нужно пройти между стулом и стеною, чтобы не зацепить ни стул и не стену. И тут себя подобрать и там. Так пройти, чтобы не коснуться ни стула, ни стены. Двухстороннее «сужение» должно быть своего корпуса 20 .

Звуковой столб держать. (Поет.) Столб я держу, как ребеночка или куклу. И держать навесу. Вот это будет заслуга певчего 21 .

Дыхание должно быть очень гармоничным 22 .

Немножко выше дышать корней зубов. К примеру, держишься на воде, берешь воздух и дышишь над поверхностью воды, как поплавочек 23 .

Тот будет правильно петь, кто будет ощущать холодок выше корней зубов 24 .

Все вы любите арбузы и все умеете их есть, никто вас не учил. Скибочку берете, тянете на себя сок. Так и звук, на себя. Дальше, верхние зубы… у вас получается небольшая щель. Когда вы дышите, арбузный сок на себя тянете, вот через эту щелочку и должен поступать воздух 25 .

Дыхание… я чувствую, что дальше пойдет плоский звук. Лучше вдыхай чаще 26 , но не нарушай звонкость и не нарушай плотность звука. Пусть он будет ровным. Находу подзаправься… Таня (Р.), когда ты одна - это одно, когда ты в хоре - это другое дело. У тебя будет и уже струя, когда ты будешь петь со всеми. Не бойся, мне нужен пока принцип. После твоего вдоха звук получается немножко чахоточным. А ты постарайся уже сделать расстояние между нотами. Ты начинаешь раскачивать, а мне надо, чтобы было поступательное движение. Уже вдохнула и уже начни. Это касается всех 27 .

Однажды, в 1980-х годах, архимандрит Матфей всетаки пригласил постановщика голоса, который занимался с каждым певцом отдельно, иногда в присутствии регента. Старейшие певцы неоднозначно отзываются об этом событии… За время существования хора большинство певчих пришли к выводу, что постановщик голоса был не нужен их коллективу, так как на спевках отец Матфей, как уже было сказано, сам проводил огромную вокальную работу с каждым из своих подопечных 28 , постоянно работал над звучанием хора, которое удовлетворяло всем требованиям его взыскательного вкуса. Таким образом, архимандрит Матфей как бы сам «лепил» звук своего коллектива, уподобляясь в этой тонкой кропотливой работе талантливому скульптору:

Когда вы поете, лицо ваше должно быть добрым 29 .

Ты вытолкнула просто, а если бы на себя взяла звучек? Поешь очень громко, а сделай так, как будто ты поешь для себя… Дави себе на грудинку, с болью… грудь разрывается от переживаний 30 .

У вас просачивается воздух, как у старых магнитофонов, когда плохо касается пленочка головки и свистит. На себя надо петь, к себе. «Х-га» - это явный признак, что вы царапаете слизистую оболочку 31 .

Аннушка (К.), когда берешь воздух, обязательно ухватись. Как в метро или трамвае стоишь, держись за поручни, чтобы тебя не выбросило из вагона (поет). Опять ухватись. Пусть это будет немножко утрированно, но первую долю именно в таком плане подавай 32 .

Кристина (Р.), как у тебя? Подача - один звук из другого. Ты умеешь наматывать клубочек? Как ты ниточку тянешь? Заранее, и накручивай. Попробуй эту длинную мелодию ткать. Возьми руку, изобрази, как ты кушаешь, от тарелки ко рту несешь ложку. Даже у тарелки есть «ауф». Особенно, если любимое мороженное лежит, поглубже… По чесноковской манере углубить мне хочется, чтобы в каждой нотке ты эту процедуру проделывала. Вот ты ложку съела, а рука у тебя опять пошла в тарелку. В руках должно быть движение 33 .

Интересен тот факт, что часто семинарист с весьма скромными голосовыми и музыкальными данными, оказавшись по распределению в братском хоре, так распевался у отца Матфея, что мог не уступать в дальнейшем какому-нибудь выпускнику вокального или дирижерского отделения консерватории. Одна певчая хора поведала о себе историю, как однажды во время отпуска ей пришлось петь в архиерейском хоре. После службы к ней подошли хористы и спросили: «Вы в какой консерватории учились?» На что она ответила: «В консерватории архимандрита Матфея». Надо отметить, что эта выпускница «лаврской консерватории» не имела никакого специального музыкального образования.

Хористы архимандрита Матфея очень долго могли сохранять свою певческую форму. Об этом говорит и тот факт, что певцов в солидном возрасте в хоре было всегда значительное количество. Иногда отец Матфей на репетициях обращался к ним за помощью, чтобы они показали, в какой манере, каким характером звука нужно спеть то или иное место песнопения 34 . Бывало также, он советовался с ними, спрашивал их мнение о том, как звучит разучиваемое песнопение.

Однако следует сказать, что очень многое архимандрит Матфей показывал хору без объяснения: дирижерским жестом, корпусом, очень выразительной мимикой и, конечно, своим голосом. Он добивался от хора нужного ему звучания и просто своей личностью, своим присутствием. Даже пятиминутное отсутствие отца Матфея на дирижерском месте вносило изменение в характер звучания хора, что всегда чутко ощущали молящиеся в храме, не видевшие его при этом.

Архимандрит Матфей, кроме прочего, относился очень внимательно и требовательно к задаванию тона на произведение, так как задавание тона - это не просто настройка хора на определенную высоту, но и сообщение характера песнопению. На богослужениях же звучание тона производилось им часто в полной тишине всего храма, и для хора это было еще и призывом к максимальной собранности каждого певчего 35 . Отец Матфей не боялся пауз между песнопениями, так как молящиеся тоже в это время определенным образом настраивались на характер начинающегося молитвословия.

Все, что делал архимандрит Матфей на репетициях, никогда не было его сугубо личным делом, а хор не был просто послушным «воплотителем идей Мастера». Кроме того, если задача была поставлена небольшой группе певчих или только одному певцу, это не было частным делом людей, с которыми в данный момент велась работа. Отец Матфей прежде всего был педагогом и умел сделать любой момент спевки интереснейшим уроком для всех присутствующих. Вспоминается случай на репетиции, когда отец Матфей около получаса объяснял и показывал регенту левого клироса, имеющего хорошее музыкальное образование, как задать один единственный тон на одно только песнопение (на литургии хор с середины 1990-х годов стал делиться на два клироса: на правом - смешанный состав, на левом - мужская группа хора, во главе со студентом-регентом, которого определял для этого сам отец Матфей). Из «урока задавания тона» извлекли огромную пользу для себя и все сидящие на спевке, будучи невольно вовлеченными в увлекательную работу.

Среди личных вещей архимандрита Матфея, переданных недавно в Церковно-археологический кабинет МДА, находится классический камертон, которым он пользовался на богослужениях и репетициях, а так же брал с собой во время гастрольных поездок. Сохранился фрагмент записи спевки, где отец Матфей использует в работе и гармонический камертон. Этот фрагмент показан в фильме, снятом в Германии, во время поездки хора с концертами по нескольким немецким городам. Архимандрит Матфей со временем совсем отказался от использования камертона на спевках и за богослужениями и не прибегал к его помощи по крайней мере на протяжении последних пятнадцати лет. Тем не менее, не используя камертон в своей дальнейшей работе, он мог точно сказать, в какой тональности звучит песнопение, а если его хоровой коллектив к концу исполнения понижал, определял насколько и с огорчением сообщал об этом певчим.

При настройке хора архимандрит Матфей никогда не спешил, задавая тон на произведение аккордом сверху вниз в натуральном (нетемперированном) строе, что способствовало настраиванию певцов на высокую позицию и характер звука, нужный для данного песнопения. Можно привести некоторые примеры именно такого настраивания хора 36 . Так, Н.М. Данилин (выпускник Синодального училища) «…задавал тон пением арпеджио сверху вниз» 37 , А.В. Свешников «признавал только показ голосом трезвучия сверху вниз в тесситуре голосов» 38 , Н.С. Голованов (также выпускник Синодального училища) всегда задавал тон хору голосом аккордом сверху вниз 39 .

Архимандрит Матфей на репетициях и богослужениях часто использовал прием транспонирования. В церковной музыке а-капелла в первую очередь имеет значение не тональность, выбранная композитором для конкретного произведения как средство художественной выразительности, а лад, который является главным в передаче особых живых интонаций, возможных только в нетемперированном строе. Н.А. Виташевский в своем сочинении «Школьное преподавание хорового пения» говорит, что выбор тональностей в обиходных церковных песнопениях произвольный, поскольку дело касается соотношения тонов 40 , а тональность не имеет принципиального значения. Уместно также вспомнить слова Н.М. Данилина, который «указывал певцам, что нет в ней (песни без сопровождения) тональности, а есть лад, подчеркивая тем самым своеобразие интонирования» 41 . Архимандрит Матфей часто задавал тон хору выше тональности, в которой было написано песнопение. Возможно, он делал это по примеру М.Г. Климова, который «„освежал“ произведение переменой тональности… создавая как бы новое вокальное ощущение, что придавало ему более яркую выразительность»42. Конечно, иное высотное звучание сообщало песнопению новую определенную краску, выполняло конкретную художественную задачу. Использование приема транспонирования давало еще возможность хору удержать тональность произведения и чистоту строя 43 . Если фрагмент песнопения, над которым шла работа, был тесситурно неудобен для какой-нибудь хоровой партии, например, высокий регистр, то отец Матфей просил исполнить его на октаву ниже, но с сохранением ощущения той же высокой позиции.

Хор под управлением архимандрита Матфея всегда отличался высокой позицией звучания. Хоровой строй являлся для регента краеугольным камнем, основой его работы 44 . Он был очень требователен к своим певцам (не только в отношении интонирования). Все хористы отмечали, что отец Матфей непременно обращал внимание, если хотя бы две, рядом стоящие ноты были спеты «просто так», не были прочувствованы, проинтонированы, пережиты:

К каждой нотке нужен подход, каждой нотке нужно поклониться. Каждая нотка должна дышать. Дайте каждой нотке пропеть 45 !

При работе с новичками архимандрит Матфей, пользуясь доской с нотным станом, дотошно объяснял систему высоких и низких ступеней по П.Г. Чеснокову, тем самым вводя их в понятие натурального строя. Он, как и регенты Н.М. Данилин, К.К. Пигров (впоследствии профессор Одесской консерватории), также опирался в своей работе на ладовую основу звукоряда, его вводнотоновость:

Пение - это движение, это направление движения. Интонирование должно создавать свежесть, о которой я вам говорил. У Чеснокова, Пигрова в «Хор и управление им» есть глава «Интонирование». Интонирование тона-полутона - это отдельная тема, пока не будем касаться этого. Но движение по восходящей и по нисходящей… Мне хочется, чтобы вы физически ощутили необходимость интонирования 46 .

Следите, чтобы тоника у вас была в сознании.

Говоря о тонике, отец Матфей нередко приводил пример с веревкой, которую натягивает хозяйка во дворе для сушки белья:

Когда идете, тоника - это первый гвоздь. Это своего рода тон отправной. Когда хотите себя проверить, пусть в вашем сознании будет всегда тоника 47 .

Для большей наглядности «движения по восходящей и по нисходящей» приглашает одну из новеньких к фисгармонии, находящейся на дирижерской кафедре:

Оля (З.), закрой глаза, обопрись о фисгармонь. Понаблюдаем за ней, как она поднимается, опускается. Когда мы просто ходим, мы не замечаем, [как ставим ступню]. А с закрытыми глазами, видите, насколько она страхует себя, чтобы не споткнуться? Оля с запасом посылает ногу над ступенькой, чтобы не споткнуться. А чтобы спуститься, она пятку подает вперед. Зачем это делается? Одинаковые ступеньки, но тут Оля ногу задирает, а тут она как бы ногу удлиняет, чтобы сразу на пятку наступить 48 .

После иллюстрации «хождения по лестнице» певчая занимает свое положение в хоре. Начинается работа над песнопением:

Вот мы идем по восходящей от ноты «до». «Доре-ми-фа», те же ноты и в конце: «фа-ми-ре-до». Вы поднимаетесь по ступенькам. Тоника должна быть не то что плоская, но устойчивая. Поэтому у Чеснокова всегда идет стрелка горизонтально. Дальше, ступени вторая и третья. Их надо повыше интонировать, «поднять ногу». Четвертая ступень, кварта сама по себе - ее надо, как аналогично тонике, не завышать, но сделать более-менее устойчиво. Теперь смотрите, с нотки «фа» мы спускаемся вниз. Вниз - «фа-ми» - полутон надо немножко подтянуть. Но зато «ми-ре, ре-до», вторая ступень - пятку посылаем вниз. Мы «ре-до» как бы втискиваем, вдавливаем эту секунду большую вниз, а когда мы снизу вверх шли, мы эту вторую ступень как-бы немножко-немножко раздвигали. Это не потому что мы интервал увеличили, а просто характер подачи выявили, то есть «высокий стиль». Казалось бы, одна нота «ре», но она высоко подана и кажется очень высокой, очень живой. Ее немножко притупили, углубили ноту «ре» пониже, и она звучит иначе. Вот мне бы хотелось по этому принципу: по восходящей и по нисходящей 49 .

Когда мы хотим подняться, смотрите, я на себя тащу крышку (инструмента). Что получается? Я «тащу» на себя фисгармонь, работает спина. Или мне нужно наоборот, чтобы лбом не ткнуться, я должен себя предохранить. Вот этот момент - по восходящей и по нисходящей. - Сейчас попробуем… Вторая и третья ступень, Вика, должны быть выше, не ниже, чем на фисгармонии 50 !

Если в песнопениях встречались гаммообразные ходы, то отец Матфей нередко начинал работу со своим хором именно с них. Например, в «Милость мира» С.Д. Орфеева они расположены в партии сопрано, а в «Милость мира» Никольского - в басовой:

Специально начинаю с басов, чтобы почувствовать звукоряд 51 .

Архимандрит Матфей большое значение придавал интонированию больших и малых секунд и постоянно обращал внимание на них хорового коллектива:

Если все упростить, трудно может быть вам следить, где какая ступень, то можно руководствоваться таким принципом: большая секунда вверх требует немножко искусственного заострения. Большая секунда вниз - искусственного притупления, ее надо «смирить», каблуком притоптать, как хотите, но чтобы были четкие красивые отпечатки 52 .

Можно было часто услышать от отца Матфея высказывание о «малом полутоне». Это не просто образное выражение, с помощью которого хор должен был предельно узко исполнить интервал малой секунды. Этот музыкальный термин, который наряду с «большим полутоном» встречался в старинных пособиях по теории музыки, предполагал различие между хроматическим и диатоническим полутонами 53 . Архимандрит Матфей был чрезвычайно требователен к исполнению этих полутонов. Возможности интонирования полутонов были безграничны и также использовались в работе как специфическое средство музыкальной выразительности:

Сейчас можно на примере сделать, также рядышком слоги. Этот принцип делают всю жизнь скрипачи. Когда укладывает пальцы скрипач, у него нет просвета между пальцами. У них разница большая - «ре-бемоль» и «до-диез». «Ре-бемоль» ниже чем «до-диез». Подать интервал надо красиво, по-настоящему 54 .

Для отца Матфея натуральный строй был одним из самых ярких средств музыкальной выразительности. Он мог не говорить хору, как интонировать ту или иную ступень звукоряда или аккорд в песнопении, а обратившись к конкретной партии, от которой зависела нужная краска, прибегал к какому-то образу или аппелировал к знаниям, известным и понятным каждому певцу:

Сопрано, сделайте мажор! - В случае разрешения каданса в шестую ступень в минорном песнопении, когда от конкретной партии зависела выразительность аккорда. Или, когда в партитуре встречались задержания, просил: - Та нота, которая идет дальше в качестве задержания, вы ее поднимите. У вас получается в пении так, что нет четкой грани, нет ступени… Трап сделайте, направление. Вы когда подходите к нотке, где задержание, поднимите и потом воспроизведите следующую. Это будет красиво 55 .

При этом, после продолжительной работы над интонированием как средством художественной выразительности, он предупреждал «перестаравшихся»:

Это дело вкуса, дегустаторы! 56

После детальной работы на этапе выявления тех или иных особенностей песнопения архимандрит Матфей спрашивал хор:

Как вы считаете, какая краска выразительнее? Это исполнение или первое? 57

Архимандрит Матфей зачастую спрашивал не всю хоровую партию, а в отдельности каждого певчего, и не отступал, пока не добивался выполнения поставленной задачи. Последняя черта очень характерна для отца Матфея. Можно сказать, она одна из важных составляющих его успеха. Даже если отец Матфей был доволен пением, можно было услышать: «Это, наверное, у тебя случайно получилось, а ну-ка спой еще раз». Тем самым он закреплял результат, давал певчему еще раз осознанно воспроизвести долго искомый характер исполнения данного фрагмента.

После индивидуального опроса, отец Матфей присоединял по одному хористу к тому певцу, результат которого был, по его мнению, удовлетворительным, добиваясь при этом единой манеры звучания в партии, а далее подключал уже весь хор. Это всегда оказывалось очень эффективным методом, так как весь хор затаив дыхание наблюдал за такой увлекательной работой, осмысливал поставленную задачу, внутренне настраивался, одновременно с солистом отрабатывая данный фрагмент песнопения. Архимандрит Матфей использовал также работу с различными ансамблями, квартетами, трио, дуэтами, что, естественно, повышало ответственность поющих.

Очень часто архимандрит Матфей в своей репетиционной работе использовал пение с закрытым ртом 58 , которое также способствовало чистоте интонирования, достижению единой манеры звукообразования, пониманию характера песнопения, чувству фразировки:

А ну, про себя поем, только чтобы глядя на ваш артикуляционный аппарат, я смог ощутить слова. Пожалуйста, бесшумно, беззвучно 59 .

Сольфеджирование песнопений производилось крайне редко, обычно хористы пели сразу со словами или на определенный слог. Например, в заключительной части песнопения Б.М. Ледковского «Плотию уснув» со слова «Пасха» вместо текста песнопения пели «дзинь», чтобы легче почувствовать и воспроизвести передаваемую композитором аллюзию звона малых и больших колоколов. Как кажется, редкое прибегание архимандритом Матфеем к методу сольфеджирования, а в последствии, вовсе его не использование в работе, есть особенность данного хорового коллектива - студенческого непрофессионального хора, певчие которого в большинстве случаев были без музыкального образования, и продолжительность нахождения их в хоре была недолгой, что всегда подчеркивалось с сожалением отцом Матфеем. В женскую группу хора входили певицы, имеющие еще другую работу, часто не имеющую никакой связи с музыкой. В хоре находилось несколько студенток из Регентской школы (когда смешанный хор пел ранние литургии, это было возможным, и девушки могли петь в лаврском хоре до службы в семинарском храме во имя преподобного Иоанна Лествичника, где они пели и регентовали). Как правило, при разучивании новых песнопений в каждой партии были ведущие певцы, которые владели нотной грамотой, они и помогали на спевках справиться с техническими сложностями произведений.

Чистота хорового строя зависела еще и от артикуляции различных гласных и согласных звуков, вокальному формированию которых в сочетании с хорошей опорой на певческое дыхание архимандрит Матфей в своей деятельности отводил довольно много времени. Эта всегда была многоплановая и оригинальная работа:

Звук держите, он образуется у вас внутри в полости рта. А эта «во» (слово «воздадите»): когда нужно верхними зубами прикусить нижнюю губу, вы делаете плевок, меняется позиция и очень неинтересно. Так бывает, когда в бумажный пакет щелкают семечки 60 .

Кроме стремления к интонационной выразительности песнопения архимандрит Матфей всегда выявлял и использовал индивидуальный тембровый колорит каждой хоровой партии, которым была присуща своя яркая краска, но обязательно добиваясь гармонии звучания всего хора. Как уже отмечалось, образный язык для достижения конкретного характера песнопения, желаемой краски от какой-либо партии хора и, соответственно, конкретной для этого вокальной основы, архимандрит Матфей использовал очень часто, фактически постоянно. В нескольких выражениях отец Матфей настраивал поющих на определенный лад:

Как-будто просто, но величаво и парадно 61 (начало «Милости мира»№ 2 А.В. Никольского).

Делал указания отдельной партии:

Сопрано - величественно, без сентиментальности, не пересаливайте (о пении «Свят, свят, свят») 62 .

На спевках после исполнения песнопения архимандрит Матфей проверял по фисгармонии, не понизил ли хор, и если этого не случалось, говорил удовлетворенно: «Матушка-фисгармония согласна».

Над любым песнопением архимандрит Матфей работал как над полифоническим (где каждый голос представляет из себя относительно самостоятельную мелодическую линию), детально прорабатывая фразировку каждой хоровой партии. Эта работа преследовала исключительно одну цель - выявление смысла богослужебного текста. Такая работа производилась и в песнопениях гомофонного склада письма, где мелодия занимает ведущую роль, а остальные голоса являются ее гармонизацией. Поэтому линии партий голосов, сопровождающих мелодию, в таких произведениях могли не всегда следовать за фразировкой слов в богослужебном тексте, ибо следовали законам гармонической вертикали. На спевках можно было наблюдать, например, как в партии басов, как правило, представляющей собой сплошные интервальные ходы в результате гармонизации мелодии, отцом Матфеем вылеплялась как бы новая мелодия, превращаясь в изумительную по красоте контрапунктирующую мелодическую линию, не уступающую основной мелодии песнопения.

Архимандрит Матфей, как никто другой, придавал известному произведению иное звучание, сообщал новую жизнь. К слову сказать, на службах или концертах отец Матфей никогда не исполнял одно и тоже песнопение одинаково. В качестве примера можно указать на видеозапись концерта в зале Большого театра по случаю празднования Тысячелетия Крещения Руси: песнопение в честь Божией Матери «О преславного чудесе» архимандрит Матфей исполняет дважды, но по-разному. Можно услышать во втором исполнении, как при различном использовании средств музыкальной выразительности, переставляя смысловой акцент на другое слово и по иному подготавливая кульминацию, отец Матфей раскрывает еще один смысл молитвы.

Все песнопения, которые входили в репертуар хора, исполнялись архимандритом Матфеем всегда на высоком профессиональном уровне. В этом смысле у него не было различий между обиходом или запричастным «концертом», между будничным или праздничным богослужением 63 .

На протяжении всей своей полувековой деятельности архимандрит Матфей (Мормыль) постоянно учился у великих хоровых мастеров прошлых столетий и современников, вбирая и творчески перерабатывая их опыт. Тем не менее, индивидуальный почерк отца Матфея заметен уже с самого начала его руководства коллективом, что хорошо слышно на первой известной записи хора, вышедшей в конце 1960-х годов в США. Сейчас с уверенностью можно констатировать, что архимандритом Матфеем за время его управления был создан свой стиль, своя церковнопевческая школа.

Часто спрашивают, оставил ли архимандрит Матфей после себя учеников. Да, отец Матфей оставил после себя бесчисленное количество учеников, специально никого ничему не уча. Всех, с кем ему доводилось общаться, он заражал своим примером жизни глубоко православного христианина, любовью к Богу и людям, отношением к делу, которое он выполнял по послушанию Церкви. Кому же посчастливилось петь в хоре архимандрита Матфея (Мормыля), тот прошел подлинную школу пения, жизни, молитвы.

Татьяна Владимировна Пантелеева

Журнал "Церковь и время", январь-март 2017, с. 249-270

Примечания

1 Единственным исключением стали выпускники Регентской школы 2004 г., которым почти в полном составе посчастливилось присутствовать и участвовать в нескольких спевках.

2 Должный анализ творчества архимандрита Матфея - дело будущего, пока же мы имеем только предваряющие попытки подобного рода работы. Наиболее масштабный опыт всестороннего изучения творчества о. Матфея можно увидеть в только что вышедшей в свет книге «Рыцарь регентского служения отец Матфей (Мормыль)» (см.: Рыцарь регентского служения отец Матфей (Мормыль): Материалы. Воспоминания. Исследования/ Сост. Н.Г. Денисов, Н.А. Филатов. СПб., 2017)

3 В настоящее время в спевочном зале колокольни продолжают проходить репетиции хора и его обстановка практически не изменилась.

4 Матфей (Мормыль), архим. Спевка хора 1995 года. Архив автора.

5 Матфей (Мормыль), архим. Спевка хора 2004 года. Архив автора.

6 В интервью Н.Г. Денисову отец Матфей говорит о проведении двух спевок в неделю для мужского и смешанного составов хора - чтобы певчих «постоянно держать в рабочей форме» (Матфей (Мормыль) , архим. На чужом основании никогда ничего не строил // Московская регентско-певческая семинария: Сборник материалов: 1998–1999. С. 80).

7 Узлова Л. Архимандрит Матфей // Сайт Свято-Тихвинского

Богородицкого женского монастыря. URL: http://www .

buzulukjenmonastyr.prihod.ru/(дата обращения 12.05.2016).

8 Матфей (Мормыль), архим. Спевка хора 2004 года. Архив

9 Ср.: «Ведь я и сейчас каждый день должен что-нибудь пописать. Без этого же нельзя!.. Видите, у меня мозоли на руках. Это след от перьевой ручки, которой я пишу». Матфей (Мормыль),архим. На чужом основании никогда ничего не строил… С. 74.

10 Трубачева М.С. Диакон Сергий Трубачев: Краткий биографический очерк // Трубачев С., диак. Полное собрание богослужебных песнопений: В 2 т. Т. 1. М., 2007. С. 8.

11 Для сравнения - фисгармония А.В. Свешникова была «настроена ниже обычного» (Памяти Александра Васильевича Свешникова. Статьи. Воспоминания / Сост. С.С. Калинин. М.,1998. С. 151).

12 Многочисленные свидетельства об использовании фисгармонии А.В. Свешниковым см.: Там же. С. 103, 187 Свешников даже советовал ввести маленькую фисгармонию (флютгармонию) в употребление на уроках музыки во всех общеобразовательных школах (там же. С. 48).

13 Ср. его собственное свидетельство: Матфей (Мормыль),архим. На чужом основании никогда ничего не строил… С. 77.

14 М.Г. Климов, являясь директором и художественным руководителем Ленинградской академической капеллы им. М.И.Глинки, также не распевал свой хор на репетициях (НикольскаяБереговская К.Ф. Русская вокально-хоровая школа IX–XX веков: Методическое пособие. М., 1998. С. 123).

15 Речь отца Матфея была чаще всего отрывочной, что несколько затрудняет ее восприятие при цитировании. Но сказанная ad hoc она всегда была понятна певчим, студентам и всем, с кем он общался.

16 Матфей (Мормыль), архим. Спевка хора 1995 года…

17 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 2004 года…

19 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 1995 года…

21 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 2004 года…

22 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 1995 года…

24 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 2004 года…

26 Ср.: А.В. Свешников: «Вдохи должны быть частыми» (Памяти Александра Васильевича Свешникова… С. 186–187.)

27 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 1995 года...

28 Не следует упускать из вида и общее положение Церкви в годы основной деятельности отца Матфея, сохранявшееся и в 1990-е: если хорошего постановщика голоса с трудом могли отыскать и музыкальные вузы, то надеяться на приход профессионала для работы в Церкви, в Лавре, было практически невозможно.

29 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 2004 года...

30 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 1995 года…

34 Примеры «завидного творческого долголетия» певцов и обращение к старейшим из них («покажи, как надо петь») можно увидеть и в практике А.В. Свешникова (Памяти Александра

Васильевича Свешникова… С. 152).

35 Н.М. Данилин «наивысшей точкой напряжения и внимания певцов… считал момент задавания тона…» (Никольская-Береговская К.Ф. Русская вокально-хоровая школа IX–XX веков... С. 94).

36 Далеко не все современные дирижеры придерживаются именно такой практики.

37 Никольская-БереговскаяК.Ф.

38 Памяти Александра Васильевича Свешникова… С. 187.

39 Устное сообщение Н.Н. Садикова, в настоящее время являющегося преподавателем дирижирования в ПСТГУ, в прошлом - хормейстера Большого театра, работавшего некоторое время с Н.С. Головановым. Николай Николаевич сам в своей работе использует такой вид настройки для более легкого ощущения хоровыми певцами высокой позиции звука.

40 Виташевский Н.А. Школьное преподавание хорового пения: Пособие для нар. учителей и преп. низш. курса в сред. учеб. заведениях. Москва - Лейпциг, . С. 57.

41 Никольская-Береговская К.Ф. Русская вокально-хоровая школа IX–XX веков… С. 94.

42 Там же. С. 123.

43 Там же. С. 98.

44 Ср.: Н.М. Данилин: «Прежде всего высотность звука, его интонирование, она на первом месте. Не может быть никакой выразительности без правильной высотности - это первое условие: потом ритм, потом текст» (Никольская-Береговская К.Ф. Русская вокально-хоровая школа IX–XX веков… С. 97).

45 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 1995 года...

51 Матфей (Мормыль), архим . Спевка 11.11.2003. Архив автора.

52 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 1995 года...

53 См., напр.: Маркс А.Б. Всеобщий учебник музыки. Берлин,

54 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 1995 года...

55 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 2004 года...

57 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 1995 года...

58 Ср.: «Этим упражнением педагог достигал цели только при условии, если оно пропевалось на приподнятом мягком нёбе,то есть на «зевке», чуть раздвинутых зубах и неполно сжатых, слегка вытянутых губах. В противном случае прием не давал желаемого результата» (Памяти Александра Васильевича Свешникова…С. 176).

59 Матфей (Мормыль), архим . Спевка хора 2004 года...

61 Матфей (Мормыль), архим . Спевка 11.11.2003...

63 «Отец Матфей никогда не позволял даже на самых «будничных» службах петь хору не с полной самоотдачей. Он сам постоянно трудился в полную силу и требовал этого от хора. Расслабиться на его службах нельзя было никогда. В этом смысле у отца Матфея не было «праздничных» или «непраздничных» служб. У него каждая служба была своего рода неким праздником и самоотдача была полная» (Пантелеев С.А. Архимандрит Матфей: воспоминания молящегося // Сайт Санкт-Петербургской духовной академии. URL: http://www.spbdais.ru/news/a-516.html . Дата обращения 15.06.2016).

Сегодня в Лавре вспоминается день кончины архимандрита Матфея (Мормыля, † 2009). Совершается панихида у надгробия.

Архимандрит Матфей (Мормыль) на протяжении почти 50 лет являлся регентом хора Свято- Троице-Сергиевой Лавры и МДА и С. Собиратель и автор многих церковных песнопений, среди которых особое место занимает служба Всем Русским Святым, своим творчеством явил всему миру торжество Русской Православной Церкви в 20-м веке. В течение всей жизни он развивал и преумножал свои, и вверенные ему от Господа таланты певчих. Им создана особая певческая школа, неповторимый регентский стиль о. Матфея. Одновременно он преподавал Литургику и Церковный устав в Московских Духовных школах, возглавлял регентский класс. Заслуженный профессор МДА. Сотни его учеников по всему миру несут в своих сердцах благодарную память и развивают певческую культуру церковного пения, заложенную в них о. Матфеем. Архимандрит Матфей отошел ко Господу 15 сентября 2009г. и похоронен в Свято-Троице-Сергиевой Лавре у храма Сошествия Святого Духа.

Имя о. Матфея известно во всем мире. Для многих людей русское церковное пение ассоциируется именно со звучанием хора Троице-Сергиевой Лавры, которым на протяжении почти 50 лет руководил о. Матфей. За это время им была создана своя школа церковного пения, переложены многие песнопения и создано большое количество новых, которые принято называть Лаврскими. Сотни учеников Московской семинарии и духовной академии пели под его началом. Многие из них, являясь в настоящее время священниками и архиереями, в разных уголках нашей страны и всего мира продолжают дело своего учителя - несут людям и Богу православное пение.

О. Матфей (в миру - Лев Васильевич Мормыль) родился 5 марта 1938 г. на Северном Кавказе, в бывшей Терской области, в казачьей станице Архонская под Владикавказом, в благочестивой семье потомственных певчих. По воспоминаниям о. Матфея, он представлял уже четвертое поколение певчих в своем роду.

Его дедушка по матери, Троценко Лев Григорьевич, начал петь в местном станичном церковном хоре, затем попал в хор наместника Кавказа генерал-губернатора Воронцова-Дашкова, прошел школу Шаляпина по постановке голоса, закончил Тифлисскую консерваторию и стал оперным певцом. В 1913 г. он пел Ивана Сусанина в опере «Жизнь за царя» Глинки на сцене тифлиссой оперы. За это исполнение ему был подарен от Государя хрустальный бокал, который хранится в семье сестры о. Матфея. После революции был в ссылке, вернулся и остался церковным регентом. В 1937 г. в возрасте 49 лет его расстреляли. Через полгода после его кончины родился будущий о. Матфей.

Дедушка по отцу был взят на Беломоро-Балтийский канал и не вернулся. И по отцовской линии в роду также были монашествующие. Отец о. Матфея вместе с тремя своими братьями погибли в Великую Отечественную войну.

Бабушки о. Матфея были глубоко религиозными. Очень огорчались, что были неграмотными но, обладая феноменальной памятью, приходя из храма, дома пересказывали Евангелие и проповедь священника дословно.

Мама о. Матфея – Анна Леонтьевна, до последних дней своей жизни, умерла она в 2000г. в возрасте 93 лет, пела на клиросе в своем приходском храме.

Религиозное, церковное воспитание о. Матфей получил в семье. В возрасте семи лет он уже прислуживал в алтаре и начал петь на клиросе. В то время в церкви был еще дореволюционный хор. Сильное впечатление произвело на него пение слепых певчих из хора станичной церкви. Настоятелем храма был иеромонах Иоасаф (Бунделев), который хотел, чтобы Лев поступил в Московскую семинарию. Еще до поступления в семинарию Лев был назначен псаломщиком, и этот год при храме дал ему теоретическую богослужебную основу, очень пригодившуюся затем во время учебы.

В 1956 г. Лев поступает в Ставропольскую духовную семинарию, где в классе церковного пения В.П. Первицкого - регента, знатока и любителя обиходных мелодий, получает специальные музыкальные знания, осваивает клиросный репертуар, приобретает профессиональные навыки и первый опыт управления хором. Здесь формируется и названный им впоследствии очень важным навык «работать, готовить стихиры, расписывать, пропевать». Во время обучения в семинарии Лев Мормыль несет послушания псаломщика и регента левого клироса в Никольском храме г. Ессентуки и там встречается с известным на Северном Кавказе регентом дьяконом Павлом Звоником. По воспоминаниям о. Матфея, его привлекала «не система дирижирования, не техника, а необыкновенная церковная распевность», что, несомненно, повлияло на формирование его собственного регентского стиля.

В 1959 г. Лев Мормыль поступает в Московскую духовную академию, рано избирает для себя монашеский путь. В 1961 г. был принят в число послушников и 1 августа получил послушание «петь с народом». С этого времени и началась регентская жизнь о. Матфея в Лавре. В декабре 1962 г. послушник Лев принял постриг с именем Матфея (в честь апостола евангелиста Матфея). Монашеская жизнь о. Матфея проходила под руководством опытных духовных наставников – о. Феодорита, о. Кирилла (Павлова), о. Тихона (Агрикова) и других старцев той поры. В те годы развернулась жестокая антирелигиозная кампания - хрущевские гонения на церковь, из Лавры выгоняли молодежь. А в стенах Лавры, по молитвам старцев, благодаря их стойкости и бодрости, создавалась особая теплота и уют.

9 марта 1964 г. о. Матфей рукоположен в иеромонаха. К этому времени он уже старший регент лаврского хора и преподает литургику и церковный устав в Московской духовной академии, которую успешно окончил в 1963 г. В 1968 г. иеромонах Матфей возводится в сан игумена, а в 1971 г.- архимандрита. В 1988 г. о. Матфей утвержден в звании профессора МДА. В 2004 г. ему было присвоено редкое звание заслуженного профессора МДА.

Назначенному управлять смешанным, а затем и мужским хором, о. Матфею пришлось заново создавать хор. Поэтому он мог твердо сказать, что на чужом основании он никогда ничего не строил. Особенностью объединенного хора МДАиС был постоянно меняющийся состав хора, состоявшего из братии монастыря и студентов. У братии пение - это послушание, а послушания меняются. Из семинаристов поют первый и второй, от силы третий класс, из академии единицы, им не до того. Каждые два года менялся почти весь состав хора. Со смешанным хором о. Матфей пел раннюю литургию (потом отпускал певчих на работу), а позднюю - с мужским.

О. Матфею буквально по крупицам пришлось собирать нотную библиотеку лаврского хора. Он сам находил старые распевы Лавры, переписывал, расписывал партии. В конце 50-х и в 60-е годы он собирал и записывал элементы почти разгромленного в предыдущие десятилетия традиции церковного и особенно монашеского пения. В тот период для мужского хора почти не было репертуара. Большое впечатление оказали на о. Матфея предпринятые им в те годы поездки в Почаев и Киево-Печерскую Лавру перед ее закрытием. Он назвал их экспедициями - по полученному им там певческому материалу. Мозоли на пальцах от постоянного переписывания нот остались у него до конца жизни. Когда в 90-е годы по всей стране стали открываться храмы и монастыри, ксерокопии его аранжировок стали основой репертуара практически для всех мужских хоров на всем пространстве Русской Православной Церкви.

В работе с хором о. Матфей применял систему Станиславского - «Читать ушами, а петь глазами». На репетициях в работе над произведением о. Матфей начинал с самого интересного, или красивого, или трудного места. Особое внимание уделялось культуре пения, распевности. Даже в чтении присутствуют элементы пения. «Звук должен быть слугой слова», - говорил о. Матфей. Он любил церковное пение, не отделяя его от богослужения. «Каждый должен петь, будто он поет последний раз в жизни. Тогда это будет последняя «жертва вечерняя». Во главу угла он ставил любовь и понимание службы. Он как будто дышал вместе с ритмом богослужения, а пение его хора доносило это дыхание до всех молящихся. «Его творчество было священнодействием, - говорил регент Алексей Пузаков, - он был очень индивидуален и очень убедителен. Он создал свой стиль - высокий, музыкальный, духовный и одновременно очень лирический, тонкий. Это был музыкант и личность огромного масштаба, равного которому трудно найти». Невероятная работоспособность, постоянное творческое искание, самоконтроль и самопроверка: «Господи! Угодно ли Тебе то, что я делаю?» - благодаря этому и было создано то, что сейчас называют «регентским стилем о. Матфея» и «певческой школой о. Матфея».

Помимо участия в богослужениях хору приходилось петь на разного рода торжествах, праздниках, юбилеях, концертах. Тогда нужно было выбрать песнопения, которые лучше звучат в концертном исполнении и при этом несут назидательное значение, смогут оцерковить слух и сердце слушающего, чтобы лицо Церкви показать в тех условиях, когда нет икон.

Отец Матфей - автор многих церковных песнопений. Уже в 1961 г. к празднику преп. Сергия ему было поручено подготовить стихиры преподобному. Владыка Сергий (Голубцов) не давал ему прохода: «Отец Матфей! Когда ты начнешь писать? Тебя надо обязать!». По словам о. Матфея, пробным камнем для него были стихиры из службы русским святым на Великой вечерне - там, где поются «Земле русская», «Русь святая» на подобен «Доме Евфрафов…». Напевы этого подобна были у него разные, но пришлось взять Киево-Печерский, который попался ему однажды на листочке. Первый раз «Русь святую о. Матфей пел со смешанным хором в 1963 г. на престольный праздник Русским святым, под Успенским собором. Хор сделал то, что хотел о. Матфей, и все от умиления плакали. Потом, когда в 1988 г. готовился праздничный концерт по случаю 1000-летия Крещения Руси, о. Матфей решил включить эту стихиру в репертуар, но его нужно было утверждать у уполномоченного по делам религии. Тогда о. Матфей проявил находчивость и включил ее под названием «Подобен «Доме Евфрафов». Значительным вкладом о. Матфея явился новый репертуар обихода Постной триоди. За основу были взяты строгие монастырские распевы: знаменный, Валаамский, Соловецкий, Зосимовой пустыни, С особым почтением о. Матфей относился к службе Великого Пятка. В этой службе осмогласие представлено во всей красоте. Это все то, что можно вынести из мелодий и принести к Голгофе. В Лавре, на 12 Евангелиях читается только само Евангелие и тропари трипеснца, а все антифоны, седальны пропеваются. О. Матфей записал все эти песнопения на ноты, и они были изданы. Он по праву считал это своим приношением к 2000-летию христианства. Отец Матфей с любовью и признательностью вспоминал патриаршии службы. Ему довелось руководить хором при четырех патриархах (Алексии I, Пимене, Алексии II и Кирилле). О. Матфей возобновил в Лавре уставное пение одним певцом на Литургии преждеосвященных даров песнопения «Да исправится молитва моя…». Особой заслугой о. Матфея является создание им новых литургических песнопений, в том числе приуроченных к знаменательным датам церковной истории.

За заслуги перед Русской Православной Церковью о. Матфей был награжден многими церковными наградами.

По словам высокопреосвященнейшего владыки Евгения, ректора МДАиС, о. Матфей как профессор был интеллектуальнейшая личность, а как регент он трудился, не покладая рук. Преданный до бесконечности возложенному на него послушанию до последних дней своей жизни, превозмогая боль и немощь от тяжелой болезни, он участвовал в богослужениях, проводил занятия со студентами. Буквально через несколько дней после труднейшей операции, в тяжелом физическом состоянии он был в храме на празднике преп. Сергия. Не мог он себе позволить не быть не в храме в этот день. У него были особые отношения с преподобным Сергием.

По воспоминаниям его ученика, ректора Санкт-Петербургской Духовной академии епископа Гатчинского Амвросия, архимандрит Матфей был настоящий монах. Несмотря на свою мировую известность, жил в скромной келье, где всегда привечал студентов, раздавал им гостинцы, помогал деньгами. Тяжело болея, он не раз отказывался от элитных больниц, говоря, что келья - его любимое место после клироса. Насколько он был пламенный и требовательный в пении, настолько добрый и гостеприимный в жизни. Он любил людей больше себя. Заботился, чтобы певчие могли заработать. Когда выезжали с выступлениями, непременно оговаривал условия пребывания, питания хористов. Зарабатываемые при этом деньги часто отправлял на восстановление монастырей, а сам все ходил в старых ботинках.

Отец Матфей обладал феноменальной памятью и без труда цитировал целые стихиры из последований больших церковных праздников. Ему достаточно было один раз спросить имя человека, чтобы запомнить его на всю жизнь. Существуют легенды о «воспитательных методах» о. Матфея. Многие вспоминают его чувство умора. Он был яркой, живой личностью. А самой главной чертой его характера, как отметил в надгробном слове Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры владыка Феогност, была честность во всех делах и словах.

Он был и останется для нас примером и камертоном нашего отношения к Церкви, послушанию, к окружающим людям.

Владыка Евгений отметил, что «он может уверенно сказать: «Вот те таланты Господи, которые Ты мне дал, и вот те, еще приумноженные, которые я принес Тебе»».

Вечная память и вечный покой архимандриту Матфею!

Три года назад, 15 сентября 2009 года, отошел ко Господу архимандрит Матфей (Мормыль). Человек удивительный, в полном смысле этого слова легендарный, он оставил невероятно яркий след в истории Лавры, в истории Церкви и во многих-многих человеческих судьбах.

Мы публикуем воспоминания одной из певчих хора - иконописца Ларисы Узловой.

До поступления в Иконописную школу я нередко бывала на службе в Троице-Сергиевой Лавре. Пение лаврского хора возносило душу «от земли к небеси» и учило молиться тех, кто молиться не умел. Впоследствии, уже во время учебы в Иконописной школе при МДА, я подружилась со студентками Регентской школы, певшими в смешанном хоре отца Матфея. Иногда они немного о нем рассказывали, но мне при этом казалось, что мы существуем где-то в параллельных мирах.

Однажды по дороге в Троицкий собор я увидела отца Матфея, беседующего со студенткой Регентской школы. Приблизившись, чтобы взять благословение, я услышала, как она просит его - невероятно! - взять ее в хор. Неужели можно вот так попросить — и петь в хоре отца Матфея? «Вот кто научил бы меня петь!» — пронеслось в моей голове. Пронеслось и до времени забылось. Студентке в тот раз он отказал. Кто бы мог подумать, что до моего — совершенно в тот момент невероятного — пения в хоре отца Матфея оставалось примерно два года.

Иконописцев отец Матфей пригласил в хор в 1996 году. Для нас это была милость Божия. Мы только что закончили учебу и остались работать в Академии, в иконописной мастерской. Будь мы студентами, не выдержали бы его напряженного графика спевок, а впоследствии и служб. События развивались так. Однажды к башне, где у нас расположена мастерская, пришел отец Матфей. Почтенный и всем известный архимандрит остановился под башней и зычно крикнул: "Эй, кто-нибудь! Спуститесь, я к вам никак не заберусь" (надо сказать, что в башню ведет достаточно крутая лестница). Девочки посыпались как горох и окружили отца Матфея. Он сразу перешел к делу.

— Приходите ко мне в хор!

— Но мы петь не умеем…

— Я вас научу!

— Но мы и гласов не знаем…

— Я вам объясню все.

Тут самая смелая осторожно так его спрашивает:

— Батюшка, говорят, Вы деретесь?

— Я сразу не бью. Научу, тогда бью.

И, после гула оживления: «Всех приглашаю»! И ушел.

Как выяснилось, по какой-то причине студентки Регентской школы временно перестали петь на лаврских богослужениях, и отец Матфей таким образом решил пополнить смешанный хор. На первую спевку пришло почти тридцать человек. Да, были среди нас и те, кто закончил музыкальную школу, пел на клиросе, но считанные единицы. А здесь — знаменитый хор, выдающийся регент...

Но наш минус был для отца Матфея своеобразным плюсом, так как ему не приходилось бороться с устоявшейся манерой пения. Какая уж там манера, мы были чистым листом в полном смысле этого слова. Не знаю, какой еще регент решился бы на подобный эксперимент. Но мы очень хотели петь, а он - очень хотел нас научить, поскольку это нужно было для Церкви.

Отец Матфей умел каким-то образом извлечь из человека звук. Причем, сразу понимал, кто на что способен, хотя видел нас в первый раз. Мою подругу Лену Милонову он постепенно распел от первого сопрано до второго альта, и потом, такой довольный, констатировал: «Вся пианина!». На первой спевке, пока он подымал других, я отчаянно молилась, чтобы спеть хорошо, боялась, что страх меня парализует. Пугало фортепиано, на котором он давал ноту, или проигрывал фрагмент. "Что, если я не спою, не попаду — и все?.." Но что сделал отец Матфей. Он поднял меня и спросил, знаю ли я ноты и пела ли когда-нибудь в храме. "В храме пела, нот не знаю".

— А вот Вы нам спойте - «Тело Христово приимите, источника безсмертнаго вкусите»!

И подыграл на фоно. И я запела, во всю силу, как никогда до этого не пела и петь не предполагала. Он дал ноту ниже: "А так попробуйте". Я пою. "А так?" Пою. Таким образом он довел мой звук до состояния утробного баса и, когда я издала последний хрип, удовлетворенно прокомментировал: "Старуха Изергиль!". Раздался дружный смех. Сажусь — подруга шепчет: "Ну, ты даешь, ну и голосина!" — "Да я сама не знаю, как так вышло…» На прослушивании отец Матфей отсеял за непригодностью только одну претендентку (у студентки не было музыкального слуха), но сделал это со всей возможной деликатностью.

А дальше… Дальше началось незабываемое время. Отец Матфей лично проводил с нами спевки, вкладывая в нас всю душу и всю свою любовь. В нас, которые по большей части и нот-то не знали! Но он очень хотел донести до нас свое понимание богослужебного пения и использовал для этого все возможные средства.

— Ну, вот вы краску растираете, вы ее трете?

— Да, на камне курантом.

— Ну так вот и звук, вы вот здесь растирайте вот так! — и показывает. Какое там драться — он был с нами, как с любимыми детьми, нежен. Увидит, что мы теряем внимание, устали — расскажет историю из своего богатого опыта: о детстве, о певчих, а то и анекдот какой. Как только увидит, что народ ожил, — все: "Отвлеклись, двигаемся дальше". Три часа пролетали незаметно. Когда мы перешли к спевкам с его помощницей, то оценили, что раньше, с отцом Матфеем, была сказка, а теперь труд.

Архимандрит Матфей был сильным, во всем. Силища, и в то же время тонкость потрясающая. "Вся пианина" — как он сам любил выражаться, то есть полная гамма звуков, чувств. Еще до того, как я попала на хор, я забывала обо всем в Успенском соборе Лавры, когда пел мужской хор отца Матфея. Когда он пел, невозможно было не молиться. Литургии в большие праздники пел смешанный хор, позволявший отцу Матфею обогатить и расширить палитру звуков. Иногда он давал такой высокий тон, что сопрано не выдерживали — то уйдут почти в ультразвук, то вскрикнут на высокой ноте. Отец Матфей называл такие пассажи «наступить на ежика». Тех, кто «имел данные», отец Матфей воспитывал гораздо строже, чем остальных певчих. Он был хорошим педагогом. Как-то спросил маму и дочку, не ругаются ли они дома. Мама ответила, что бывает. «Да, я смотрю, дочь не хочет к маме-сопрано подстроиться, значит, точно не слушается». Мама выразительно посмотрела на дочку, дочь покраснела. «Мы только вчера вот ругались, батюшка». — «О-о-о, да уж, при таком звуке, конечно!» — и скопировал поющую альтом дочку.

Одна из певчих, Ольга Ивановна, вспоминала, как он вывел ее однажды из подавленного состояния. Дома у нее была тяжелая семейная ситуация. Она переживала, плакала, все валилось из рук. Но на хор продолжала ходить, хотя собраться с мыслями совершенно не могла. Он несколько месяцев терпел ее состояние, и как следствие — невнимательность и ошибки, но молчал. Как-то на ранней Литургии отец Матфей особенно придирчиво распекал женский состав. Досталось всем, но Ольгу Ивановну он не трогал. Она наблюдала за происходящим отстраненно, будучи полностью погружена в свои печальные мысли. Неожиданно, уже после службы, когда почти все ушли с клироса, а Ольга Ивановна подошла к нему за благословением, он сказал:

— Оля! Ну месяц, ну два… Но ведь четыре месяца уже прошло, когда это закончится?.. Смотри мне в глаза. Ты понимаешь, что все бывает, но жизнь продолжается и нужно петь?

Четыре месяца он ждал, чтобы ей это сказать. Отцовское такое терпение.

У нас была одна матушка в хоре, монахиня, в возрасте. Она была поваром в Академии, причем не простым, а архиерейским, готовила разные разности. И пела в хоре отца Матфея. Потом ушла в монастырь, пожертвовав туда же и квартиру. Квартира была, по-моему, продана, когда матушка Нина решила уйти из монастыря. Не сложились отношения с игуменьей, одно, другое... Где жить и что делать? Она устроилась работать вахтером в общежитии трикотажной фабрики, там же ей дали комнату. Молиться ходила в Лавру. Однажды ее увидел отец Матфей. "Мать, приходи ко мне в хор!" — "Батюшка, да Вы что, я же старая!" — "Я сказал приходи!" Не посмотрел на то, что ей за семьдесят, что перерыв в пении был большим. Она пришла, точнее сказать, вернулась. И ведь что это для нее значило! Отец Матфей своим приглашением без лишних слов расставил для нее все акценты: сначала Лавра и хор, только потом дежурства и вахта. Личность была, конечно, яркая. Маленькая, крепкая, с характером. Сначала пару раз пришла в мирской одежде, а потом, видимо, благословясь у отца Матфея, вдруг появилась в полном монашеском облачении. Неожиданно, но потом все привыкли. Когда хотела поздравить с днем Ангела, желала многая лета "назло врагам, на благо Родине!" У них бывали с отцом Матфеем интересные диалоги, короткие, но выразительные. Монахиня Нина (Кутузова). Царствие ей Небесное.

Красота и выразительность звучания достигались титаническим трудом. Спевки стабильно два раза в неделю. Борьба за интонацию, за каждый звук, но главное — как мне кажется — борьба за внимание. Ты все время должен был помнить, Кому ты поешь и перед Кем предстоишь. Перед пением сложного кондака или стихиры отец Матфей давал одному из семинаристов прочесть текст вслух, так, чтобы мы прочувствовали каждое слово. Терпеть не мог расслабленных поз или отсутствующих глаз на спевке, что уж говорить о большем! Моя подруга Марина пела у него в смешанном хоре, когда училась в Регентской школе. Она легко могла обходиться четырьмя часами сна, но иногда здоровье ее подводило. Однажды на спевке ее стало неудержимо клонить в сон. Она видит регента, понимает, что это безумие и надо держаться, но совершенно "отключается". Тогда — рраз! — и в нее летит покрывало с фисгармонии. Она вздрогнула и на какое-то время проснулась, но затем снова стала погружаться в сон. И тогда батюшка метнул свой стул. Нет, не в нее, а в пространство за нею. Марина проснулась от страшного грохота и наступившей вслед за этим тишины. Больше она не засыпала до конца спевки. А я, когда видела отца Матфея, сидящего на стуле, крепко привинченном к полу, отделаться не могла от впечатления, что знаю, почему он привинчен.

Особенно доставалось от него ребятам. У них и спевки были чаще, и церемонился он с ними меньше. На одной из первых для нас спевок смешанного хора он вызвал к себе "наверх" (фисгармония и регент располагались на деревянном подиуме) юношу в подряснике. Юноша был препоясан узеньким тканым поясом с кистями. Развязав этот изящный поясок, отец Матфей принялся его усердно затягивать. Юноша краснел, улыбался (все-таки девушки смотрят), но, достигнув в области талии состояния стрекозы, мученически взирал на регента и нас вряд ли уже видел.

— А теперь пой!

Юноша запел.

— Ты зачем так нижней челюстью дергаешь? — батюшка снова был недоволен. Мы в ужасе наблюдаем, что он еще придумает, а он... скрутил из бумажки некое подобие папиросы, изогнул и прилепил страдальцу на нижнюю губу. "Теперь пой!" Только когда звук и интонация достигли желаемой силы и выразительности, батюшка его отпустил. Всю оставшуюся часть спевки не знаю, кто как, а я молилась из глубины сердечной, чтобы сие упражнение меня миновало. Так он учил пению на опоре, но, слава Богу, не всех, а, как выяснилось впоследствии, лишь тех, кто мог понести.

Страстная Седмица. Вселенская скорбь Церкви, прощающейся с Возлюбленным Женихом. Хор под началом отца Матфея превосходил, казалось, сам себя. Так регентовать умел только он — сдержанно, когда огромный хор, до того катившийся неудержимой "Волною морскою", вдруг затихал, и вся эта мощь, эта лавина звука словно замирала и склонялась на колени в "Се Жених" и "Чертог Твой". Он начинал готовить к этому хор задолго до Страстной. Как-то я опоздала на спевку и на входе в колокольню услышала хор со стороны. Пели «Вечери Твоея». Весь хор молился, как один человек, как только отец Матфей мог его настроить. Мне нужно было дождаться паузы и войти, но в это войти было невозможно. Здесь был Великий Четверг и была Тайная Вечеря. И я еще раздумывала, идти ли мне на спевку...

Пение стихло, замерла пауза — та особенная, отец Матфей ее любил — когда пением он сказал то, что хотел, что должен был сказать. И я шагнула к хору...

Работа над произведением со спевкой не заканчивалась. Процесс службы становился органичным продолжением спевки. На небольшом пространстве клироса, путем сложных сочетаний скамеек и подставок, умещалась масса народа. Вокруг Батюшки плотным кольцом в два ряда стояли "женьшени" (так в шутку женский состав величал отец Матфей) — а за ними высился мужской состав. И если здесь отец Матфей был стеснен в пространстве, то это служило лишь к упрощению способов воздействия. При желании он до каждого мог дотянуться. Ему ничего не стоило, одновременно продолжая управлять хором, "пойти в народ" для разбирательства. Из массы басов (теноров, баритонов) доносился глухой стук: «Спина не поет!.. Лопатки не поют!». Требовалось стать, ни много ни мало, струной инструмента под названием «хор отца Матфея». Для этого он не жалел ни средств, ни внимания. Доставалось и женскому составу. Однажды отец Матфей сильно ударил в плечо стоявшую рядом со мной в альтах Олю К.: «Ключицы не поют!». Мы все сжались. В ближайшей паузе спрашиваю ее: «Больно?» — «Да нет, у меня как раз звук не шел, замыкало, а он вправил! И не больно совсем!»

Скажут: чудно, неужели для хорошего пения обязательно нужно бить? Не обязательно. Да и у отца Матфея это было крайнее средство воздействия. Он слышал что-то такое, недоступное нам, и старался привести наше пение в соответствие с этим, неслышимым для нас камертоном. Незабываемое «Тише, еще тише, доста!...» — и звук стихает до немыслимого трепета, приближаясь к тишине, но не исчезая. Слово «тишина» было для него в какой-то мере ключевым — «Пойте из тишины!». Зато какая была радость у всех, когда это удавалось. Помню, как на одном из последних с ним богослужений мы пели «Херувимскую» Чеснокова. Праздник, огромный хор. Пение полностью подчинялось малейшему движению руки нашего регента. Затих последний аккорд, и вот тишина после этого — она была другая. «Мы это сделали! Ты слышишь, мы спели, как мы спели!» — это Ольга Ивановна сжимает мою руку. А ведь мы просто сделали то, что он хотел, и передали то, что он считал нужным.

В устах отца Матфея русский язык приобретал особую силу выразительности. При этом он мыслил образно, часто опираясь на Священное Писание и богослужебные тексты. "Господь хранит пришельцы", — приветствовал он опаздывающую и со страхом взиравшую на него Агнессу Яковлевну. «Бесплодные смоковницы!» — это альтам. «Молчите, вот еще миноносицы!» — уже всему женскому составу после неверно взятой ноты, в день Жен-мироносиц. Кардинальная мера — "Закрой рот!" или "Замолчи!", хуже этого было только "Сойди с клироса!". Певец должен был жить и, если надо, умереть на клиросе. Пропуски служб не приветствовались. Отпроситься куда-либо заранее было крайне маловероятно. Бывалые альты советовали мне лучше пропустить и извиниться, нежели отпрашиваться. Не поверив корифеям («Ну, они — понятно, без них никак, но я-то и пою хуже всех, что уж меня держать»), предприняла один раз попытку отпроситься с одной-единственной службы. "А петь кто будет?" — и не отпустил.

Певцы были у него Тимошами, Кирами, Андрюшами, но был и "Мих Михыч" — так он величал поющего в хоре помощника инспектора.

— Тимоша, ты куда смотришь? На Страшный суд? Ну, тогда хорошо. Нашел себе там местечко?

— Рома, прикрой, пожалуйста, дверь. Спаси Господи. Ты и в раю, видно, будешь там при двери, да?

Кроме того, что всех певцов знал по именам, он помнил еще и дни их Ангела. Как-то встретил меня у Троицкого собора, остановился: "Откуда дровишки?". Занес руку для благословения: «Поздравляю Вас!» — благословил и, видя мой вопрошающей взгляд — «До Вашего дня Ангела осталось ровно полгода и семь дней!». И двинулся дальше в путь, поддерживаемый келейником.

На поминальные заупокойные службы отец Матфей приходил со своим мешочком, в котором, кроме помянников, лежали еще и записки, некоторые - совсем ветхие. Но память его не ветшала. Мог напомнить, что сегодня день памяти такого-то композитора или день смерти певчей хора такой-то — и называет дату и год смерти.

На службах при нем — на моей памяти — было несколько неожиданных ситуаций.

Шла Литургия в Успенском соборе, в день праздника преподобного Сергия. Спели "Милость мира", заканчивали "Достойно есть". "...Величаем!" — заключительный взмах руки отца Матфея, и — мгновенно! — большая серебряная лампада над ним раскачивается, наклоняется, из нее выплескивается масло, прямо на главу отца Матфея, стеклянный стаканчик падает в руки ближайшего певчего... Хор замер и расплылся в одной большой улыбке — масло стекало по батюшке строго канонически — "яко миро на главу, браду Аароню"...

— Что лыбитесь? Платок дайте, — серьезно и недовольно одернул батюшка хористов, и к нему тут же потянулись со всех сторон платки и салфетки. Что интересно, мы потом специально смотрели: ведь это надо исхитриться, задеть тяжелую лампаду, высоко висящую перед иконой преподобного Сергия.

Молебен преподобному Сергию под открытым небом. С утра никак не может разразиться дождь. Небо затянуто тучами. Хор, как обычно, расположился на возвышении — деревянном постаменте перед колокольней. Поем, отец Матфей регентует. Изредка поглядываем на небо — вот-вот ливанет. После чтения молитвы преподобному Сергию на помост поднялся митрополит Онуфрий в праздничном облачении, поприветствовал батюшку и встал за его креслом. Мы поем, спели все многолетия. Наконец любимое батюшкино "Всем именинникам и всему хору многая лета!"; последний взмах его руки — и на нас обрушивается ливень! Все, включая Батюшку, рассмеялись. Дождь словно следил за нами исподтишка, чтобы по последнему мановению регента грянуть на наши головы!

Третий запомнившийся мне случай тоже произошел на молебне. Это был последний Батюшкин молебен, "на летнего преподобного", как говорят в Лавре. Хор выстроился на помосте. Отец Матфей по обыкновению восседал в кресле, уставщик раздавал ноты по партиям. Вдруг порыв ветра поднял ноты с пюпитра, стоявшего перед отцом Матфеем, и понес их — выше, выше, вертикально вверх! Певчие в верхних рядах замахали руками, пытаясь подхватить листы, — один отец Матфей спокойно продолжал управлять хором, искоса наблюдая за оживлением в рядах. Наконец все ноты были возвращены на пюпитр. Молебен продолжался обычным порядком, все старательно пели. Но это была последняя наша молитва преподобному Сергию вместе с отцом Матфеем.

Болезнь постепенно отнимала у него силы. Но отец Матфей был настоящий воин Христов и бился до конца. Сначала он стал опираться на руку сопровождавшего его студента. Потом студентов стало двое. Не помню, в какой момент на клиросе появилось резное кресло, на которое батюшка все чаще присаживался во время службы. Он старался не показывать вида, умело маскируя усиливающийся недуг.

Помню, как в последний раз отец Матфей спустился с клироса на Рождественское славление. Келейник настаивал, чтобы он не ходил. "Вы же понимаете, что Вы не успеете!" — шептал он озабоченно, видя, как отец Матфей собирается спуститься вниз на "сходку" (совместное пение двух клиросов в центре храма перед Царскими вратами). Батюшка ничего ему не ответил, но подозвал другого студента: "Юра, помоги мне", — и, держась за его руку, медленно, с трудом, стал спускаться вниз. Певчие уже все сошли с клироса, но алтарь еще заканчивал, и там не могли видеть, как, пересиливая себя, отец Матфей идет славить Рождество. Он мог не успеть. По моему, мы все — семинаристы внизу, женский состав на клиросе — отчаянно молились, хотя и видели, что регент другого клироса готов заменить его в любую минуту. Но он пришел вовремя. Встал в центре, дал тон. Вышел послушник со свечой, символизирующей рождественскую звезду, вышли отцы из алтаря — и хор грянул "Рождество Твое, Христе Боже наш...". Кажется, отец Матфей был счастлив.

До поры до времени ему удавалось скрывать мучительный недуг. Как он ни скорбел, но однажды ему пришлось регентовать всю службу сидя. Он был такой же — огонь, пламень, он весь горел стремлением к совершенству — но ноги подводили все больше. Он поднимался на клирос заранее, чтобы никто не мог видеть, как тяжело дается ему подъем. Были случаи, когда после праздничного Акафиста он оставался ждать всенощную на клиросе, потому что дорога до кельи становилась для него тяжелее такого вынужденного отдыха. Как-то на клиросе от имени хора ему вручили икону. Не помню, какой это был праздник, но в память врезалось — в ответной речи батюшка сказал:

— Я все больше понимаю, как надо петь, и все больше хочу это передать, но вот ноги... ноги подводят… — и голос его дрогнул.

На службу его привозили уже на кресле-каталке, но по ступенькам он все так же медленно и неуклонно поднимался сам, до времени. Однажды келейникам все-таки пришлось поднимать его на клирос вместе с креслом. С этого момента сам он уже не ходил. Ребята в буквальном смысле слова носили его на руках. Как мог, он старался сделать незаметнее свою немощь, но если в храм можно было прийти заранее или выбрать удобный момент для подъема на клирос, то на молебне ему приходилось терпеть всеобщее внимание, пока братья поднимали его на помост.

Как-то в Академию приехали создатели нашумевшего фильма «Остров». Встреча с ними собрала полный актовый зал. Режиссер Павел Лунгин рассказывал о своем замысле, актер Виктор Сухоруков — о том, как вживался в роль старца-игумена… Все живо, красочно, ярко. А в это время в Успенском соборе Лавры шла всенощная под праздник апостола и евангелиста Матфея. Архимандрит Матфей по обыкновению возглавлял службу. Пел мужской хор под управлением его помощника. На полиелей вышли практически все лаврские архимандриты, почтенные старцы, пришедшие помолиться вместе с именинником. Отец Матфей был уже очень болен, на клиросе регентовал только сидя. Но эту службу он всегда служил сам. Теперь он фактически не мог ходить без посторонней помощи, а о том, чтобы пройти с каждением по солее, не было и речи. Но он служил! На полиелей ребята вынесли ему с клироса в центр храма большое резное кресло. Нужно было видеть, как медленно, но неуклонно, поддерживаемый под руки, шел он к этому креслу; как, трогательно сопереживая, наблюдали за этим отцы. И вот Евангелие. Он читал стоя, поддерживаемый семинаристом. Но как он читал! У меня до сих пор ком в горле, когда я вспоминаю этот прерывающийся голос. «Симоне Ионин, любиши ли мя?...» Пауза. «Ей, Господи, Ты веси...» Затем снова вопрошание, и снова пауза — и ответ. И последнее: «Симоне Ионин!..» А далее невыразимо, неузнаваемо хриплым и прерывающимся от волнения голосом в ответ самому Господу: «Ей, Господи, Ты вся веси! Ты веси, яко люблю Тя!». Он стоял и прилюдно, принародно обращался напрямую ко Господу. Кажется, он произносил это сквозь слезы. Плакали и некоторые отцы... Пока я жива, я этого чтения не забуду. В храме меж тем шла съемка, операторы были вооружены новейшим оборудованием и большими лохматыми микрофонами. Как выяснилось, ирландское телевидение готовило фильм о Русской Православной Церкви. Сами того не предполагая, ирландцы запечатлели удивительный момент — последнюю всенощную апостолу и евангелисту Матфею, возглавляемую великим русским регентом в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры. Осенью 2009 года его не стало.

На последнюю службу Успения Божией Матери отец Матфей рвался из родной станицы Архонской, где обычно проводил отпуск, будучи уже тяжело больным. Врачи боялись за его жизнь. Но — Успение Пресвятой Богородицы! Он не мог себе позволить пропустить такую службу — и поехал в Лавру. В поезде ему снова было плохо, в Москве его собирались увезти в реанимацию прямо с вокзала, но он отказался наотрез...

Кажется, еще до Успенского поста нам сообщили, что он в тяжелом состоянии. Кто-то распечатал молитву о его здравии, и мы поминали его, как могли. Говорили о плохом прогнозе, слухи были самые разноречивые.

Мы шли на вечернюю службу, заведомо зная, что отца Матфея сегодня не было на Акафисте Успению и на всенощной не будет. Помню свое ощущение. Полутемный храм, полупустой, народ только подтягивается. Занятая своими мыслями, подымаюсь на клирос, поворачиваю — и буквально натыкаюсь на батюшку, сидящего в полумраке. Нечаянная радость! Благословение — я не знаю еще, что последнее. Отец Матфей сосредоточен и собран. Пристроившись за ним, я наблюдала, как входили на клирос серьезные озабоченные певцы и как они расцветали, увидев, что "Батя" — здесь! Как всегда, общую взволнованность выразила Ольга Ивановна. Просияв, как и все, она воскликнула: «Ну, Батюшка, ну как же Вы нас всех испугали! Разве так можно! Что же Вы так болеть надумали!»

Но Батюшка, обычно легко шутивший, мягко остановил ее жестом руки. Лишь чуть улыбнулся виновато... Когда пели стихиру Успению, он закрыл лицо рукой. Кажется, он плакал, беззвучно. Потом в какой-то момент изменился в лице и непроизвольно протянул руку к сердцу. Мы продолжали петь. В паузе Ольга Ивановна тихо спросила его: "Батюшка, что?.." Он сдержанно остановил ее жестом. Ему уже было плохо, но он крепился, терпел. Мне кажется, отец Матфей не хотел отвлекать внимание молящихся от службы, любимой его службы Успению Божией Матери. Только когда погасили свет на шестопсалмие, он позвал ребят: "Все, уносите меня. Больше не могу, задыхаюсь".

И отпевание, больше похожее на Торжество Православия, когда удивительным образом Успенский собор вместил не только массу молящихся, но море певцов. Братия Лавры, смешанный хор, академические хоры, студентки Регентской школы, матушки Голутвина монастыря, бывшие певцы и ветераны хора — безо всяких спевок (какое там!) объединились в молитве за великого регента. Пели и плакали...

Потом были похороны, 9-й день, 40-й, были панихиды, вечера памяти и концерты. Но больше всего мне запомнился рассказ Светланы Федоровны (в крещении Людмилы) Ерастовой († 09.08. 2011). Она пела в Большом театре, а в свободное время, если не ошибаюсь, в Елоховском соборе, но на большие праздники старалась приехать в Лавру. Отца Матфея она знала давно, но не могу сказать точно, при каких обстоятельствах они познакомились. Отец Матфей всегда с радостью приветствовал ее появление на клиросе. После одной из панихид она и рассказала запомнившийся мне случай.

В 1988 году, по случаю Тысячелетия Крещения Руси, в Москве готовился грандиозный концерт в Большом театре. Были собраны светила русского советского хорового пения, хоры, капеллы, солисты — все с церковным репертуаром. И вот последний прогон. Ситуация при этом такая, что на концерт попасть шансов очень мало, поэтому на прогон пришли разные специалисты-музыковеды, студенты музыкальных учебных заведений, любители как-то проникли правдами и неправдами. Везде народ, в проходах стоит и сидит, на каких-то добавочных стульях, студенты забили галерки. Прогон — это уже тот же концерт. Причем те, кто спели, спускаются вниз и присоединяются к слушающим. И вот поют, поют... Все русская классика, именитые коллективы, сказочно красивые произведения. К концу народ в зале стал уставать. То пакет зашуршит, то крышка кресла неловко брякнет, то тихий разговор... Все эти шумы слились в один ровный гул, говорящий о том, что народ выдохся. Выдохся и полон мыслей о том, что пора бы и кончать. Последним должен был выйти хор отца Матфея, и те, кто его знали, включая Светлану Федоровну, очень переживали: уже все устали и кто там что поймет. И вот, выходят ребята на сцену, в подрясниках, под этот легкий гул зала, построились. Отец Матфей дал тон. При первых звуках пения народ стих. Совершенно. Они пели в полной, абсолютной тишине — "Свете тихий", "Земле Русская", много всего, но именно богослужебные произведения — сейчас я не назову точно. Суть в том, что народ вообще услышал многое впервые, и ведь как они пели! Зал замер, и было ощущение, что люди боятся дышать. И вот последний звук стих, на пару секунд воцарилась полная тишина. А потом весь театр встал и разразился бурей оваций. Это было Торжество Православия. Потому что так, как пел хор отца Матфея, не пел никто. Остальные именитые хоры свои программы исполняли на высоком уровне, высочайшем — но именно исполняли, для слушателей. Отец Матфей не исполнял, он жил этим, и с ним весь его хор, молился и пел Богу.

Мы публикуем воспоминания одной из певчих хора - иконописца Ларисы Узловой.

До поступления в Иконописную школу я нередко бывала на службе в Троице-Сергиевой Лавре. Пение лаврского хора возносило душу «от земли к небеси» и учило молиться тех, кто молиться не умел. Впоследствии, уже во время учебы в Иконописной школе при МДА, я подружилась со студентками Регентской школы, певшими в смешанном хоре отца Матфея. Иногда они немного о нем рассказывали, но мне при этом казалось, что мы существуем где-то в параллельных мирах.

Однажды по дороге в Троицкий собор я увидела отца Матфея, беседующего со студенткой Регентской школы. Приблизившись, чтобы взять благословение, я услышала, как она просит его - невероятно! - взять ее в хор. Неужели можно вот так попросить — и петь в хоре отца Матфея? «Вот кто научил бы меня петь!» — пронеслось в моей голове. Пронеслось и до времени забылось. Студентке в тот раз он отказал. Кто бы мог подумать, что до моего — совершенно в тот момент невероятного — пения в хоре отца Матфея оставалось примерно два года.

* * *

Иконописцев отец Матфей пригласил в хор в 1996 году. Для нас это была милость Божия. Мы только что закончили учебу и остались работать в Академии, в иконописной мастерской. Будь мы студентами, не выдержали бы его напряженного графика спевок, а впоследствии и служб. События развивались так. Однажды к башне, где у нас расположена мастерская, пришел отец Матфей. Почтенный и всем известный архимандрит остановился под башней и зычно крикнул: "Эй, кто-нибудь! Спуститесь, я к вам никак не заберусь" (надо сказать, что в башню ведет достаточно крутая лестница). Девочки посыпались как горох и окружили отца Матфея. Он сразу перешел к делу.

— Приходите ко мне в хор!

— Но мы петь не умеем…

— Я вас научу!

— Но мы и гласов не знаем…

— Я вам объясню все.

Тут самая смелая осторожно так его спрашивает:

— Батюшка, говорят, Вы деретесь?

— Я сразу не бью. Научу, тогда бью.

И, после гула оживления: «Всех приглашаю»! И ушел.

Как выяснилось, по какой-то причине студентки Регентской школы временно перестали петь на лаврских богослужениях, и отец Матфей таким образом решил пополнить смешанный хор. На первую спевку пришло почти тридцать человек. Да, были среди нас и те, кто закончил музыкальную школу, пел на клиросе, но считанные единицы. А здесь — знаменитый хор, выдающийся регент...

Но наш минус был для отца Матфея своеобразным плюсом, так как ему не приходилось бороться с устоявшейся манерой пения. Какая уж там манера, мы были чистым листом в полном смысле этого слова. Не знаю, какой еще регент решился бы на подобный эксперимент. Но мы очень хотели петь, а он - очень хотел нас научить, поскольку это нужно было для Церкви.

Отец Матфей умел каким-то образом извлечь из человека звук. Причем, сразу понимал, кто на что способен, хотя видел нас в первый раз. Мою подругу Лену Милонову он постепенно распел от первого сопрано до второго альта, и потом, такой довольный, констатировал: «Вся пианина!». На первой спевке, пока он подымал других, я отчаянно молилась, чтобы спеть хорошо, боялась, что страх меня парализует. Пугало фортепиано, на котором он давал ноту, или проигрывал фрагмент. "Что, если я не спою, не попаду — и все?.." Но что сделал отец Матфей. Он поднял меня и спросил, знаю ли я ноты и пела ли когда-нибудь в храме. "В храме пела, нот не знаю".

— А вот Вы нам спойте - «Тело Христово приимите, источника безсмертнаго вкусите»!

И подыграл на фоно. И я запела, во всю силу, как никогда до этого не пела и петь не предполагала. Он дал ноту ниже: "А так попробуйте". Я пою. "А так?" Пою. Таким образом он довел мой звук до состояния утробного баса и, когда я издала последний хрип, удовлетворенно прокомментировал: "Старуха Изергиль!". Раздался дружный смех. Сажусь — подруга шепчет: "Ну, ты даешь, ну и голосина!" — "Да я сама не знаю, как так вышло…» На прослушивании отец Матфей отсеял за непригодностью только одну претендентку (у студентки не было музыкального слуха), но сделал это со всей возможной деликатностью.

А дальше… Дальше началось незабываемое время. Отец Матфей лично проводил с нами спевки, вкладывая в нас всю душу и всю свою любовь. В нас, которые по большей части и нот-то не знали! Но он очень хотел донести до нас свое понимание богослужебного пения и использовал для этого все возможные средства.

— Ну, вот вы краску растираете, вы ее трете?

— Да, на камне курантом.

— Ну так вот и звук, вы вот здесь растирайте вот так! — и показывает. Какое там драться — он был с нами, как с любимыми детьми, нежен. Увидит, что мы теряем внимание, устали — расскажет историю из своего богатого опыта: о детстве, о певчих, а то и анекдот какой. Как только увидит, что народ ожил, — все: "Отвлеклись, двигаемся дальше". Три часа пролетали незаметно. Когда мы перешли к спевкам с его помощницей, то оценили, что раньше, с отцом Матфеем, была сказка, а теперь труд.

* * *

Архимандрит Матфей был сильным, во всем. Силища, и в то же время тонкость потрясающая. "Вся пианина" — как он сам любил выражаться, то есть полная гамма звуков, чувств. Еще до того, как я попала на хор, я забывала обо всем в Успенском соборе Лавры, когда пел мужской хор отца Матфея. Когда он пел, невозможно было не молиться. Литургии в большие праздники пел смешанный хор, позволявший отцу Матфею обогатить и расширить палитру звуков. Иногда он давал такой высокий тон, что сопрано не выдерживали — то уйдут почти в ультразвук, то вскрикнут на высокой ноте. Отец Матфей называл такие пассажи «наступить на ежика». Тех, кто «имел данные», отец Матфей воспитывал гораздо строже, чем остальных певчих. Он был хорошим педагогом. Как-то спросил маму и дочку, не ругаются ли они дома. Мама ответила, что бывает. «Да, я смотрю, дочь не хочет к маме-сопрано подстроиться, значит, точно не слушается». Мама выразительно посмотрела на дочку, дочь покраснела. «Мы только вчера вот ругались, батюшка». — «О-о-о, да уж, при таком звуке, конечно!» — и скопировал поющую альтом дочку.

Одна из певчих, Ольга Ивановна, вспоминала, как он вывел ее однажды из подавленного состояния. Дома у нее была тяжелая семейная ситуация. Она переживала, плакала, все валилось из рук. Но на хор продолжала ходить, хотя собраться с мыслями совершенно не могла. Он несколько месяцев терпел ее состояние, и как следствие — невнимательность и ошибки, но молчал. Как-то на ранней Литургии отец Матфей особенно придирчиво распекал женский состав. Досталось всем, но Ольгу Ивановну он не трогал. Она наблюдала за происходящим отстраненно, будучи полностью погружена в свои печальные мысли. Неожиданно, уже после службы, когда почти все ушли с клироса, а Ольга Ивановна подошла к нему за благословением, он сказал:

— Оля! Ну месяц, ну два… Но ведь четыре месяца уже прошло, когда это закончится?.. Смотри мне в глаза. Ты понимаешь, что все бывает, но жизнь продолжается и нужно петь?

Четыре месяца он ждал, чтобы ей это сказать. Отцовское такое терпение.

* * *

У нас была одна матушка в хоре, монахиня, в возрасте. Она была поваром в Академии, причем не простым, а архиерейским, готовила разные разности. И пела в хоре отца Матфея. Потом ушла в монастырь, пожертвовав туда же и квартиру. Квартира была, по-моему, продана, когда матушка Нина решила уйти из монастыря. Не сложились отношения с игуменьей, одно, другое... Где жить и что делать? Она устроилась работать вахтером в общежитии трикотажной фабрики, там же ей дали комнату. Молиться ходила в Лавру. Однажды ее увидел отец Матфей. "Мать, приходи ко мне в хор!" — "Батюшка, да Вы что, я же старая!" — "Я сказал приходи!" Не посмотрел на то, что ей за семьдесят, что перерыв в пении был большим. Она пришла, точнее сказать, вернулась. И ведь что это для нее значило! Отец Матфей своим приглашением без лишних слов расставил для нее все акценты: сначала Лавра и хор, только потом дежурства и вахта. Личность была, конечно, яркая. Маленькая, крепкая, с характером. Сначала пару раз пришла в мирской одежде, а потом, видимо, благословясь у отца Матфея, вдруг появилась в полном монашеском облачении. Неожиданно, но потом все привыкли. Когда хотела поздравить с днем Ангела, желала многая лета "назло врагам, на благо Родине!" У них бывали с отцом Матфеем интересные диалоги, короткие, но выразительные. Монахиня Нина (Кутузова). Царствие ей Небесное.

* * *

Красота и выразительность звучания достигались титаническим трудом. Спевки стабильно два раза в неделю. Борьба за интонацию, за каждый звук, но главное — как мне кажется — борьба за внимание. Ты все время должен был помнить, Кому ты поешь и перед Кем предстоишь. Перед пением сложного кондака или стихиры отец Матфей давал одному из семинаристов прочесть текст вслух, так, чтобы мы прочувствовали каждое слово. Терпеть не мог расслабленных поз или отсутствующих глаз на спевке, что уж говорить о большем! Моя подруга Марина пела у него в смешанном хоре, когда училась в Регентской школе. Она легко могла обходиться четырьмя часами сна, но иногда здоровье ее подводило. Однажды на спевке ее стало неудержимо клонить в сон. Она видит регента, понимает, что это безумие и надо держаться, но совершенно "отключается". Тогда — рраз! — и в нее летит покрывало с фисгармонии. Она вздрогнула и на какое-то время проснулась, но затем снова стала погружаться в сон. И тогда батюшка метнул свой стул. Нет, не в нее, а в пространство за нею. Марина проснулась от страшного грохота и наступившей вслед за этим тишины. Больше она не засыпала до конца спевки. А я, когда видела отца Матфея, сидящего на стуле, крепко привинченном к полу, отделаться не могла от впечатления, что знаю, почему он привинчен.

Особенно доставалось от него ребятам. У них и спевки были чаще, и церемонился он с ними меньше. На одной из первых для нас спевок смешанного хора он вызвал к себе "наверх" (фисгармония и регент располагались на деревянном подиуме) юношу в подряснике. Юноша был препоясан узеньким тканым поясом с кистями. Развязав этот изящный поясок, отец Матфей принялся его усердно затягивать. Юноша краснел, улыбался (все-таки девушки смотрят), но, достигнув в области талии состояния стрекозы, мученически взирал на регента и нас вряд ли уже видел.

— А теперь пой!

Юноша запел.

— Ты зачем так нижней челюстью дергаешь? — батюшка снова был недоволен. Мы в ужасе наблюдаем, что он еще придумает, а он... скрутил из бумажки некое подобие папиросы, изогнул и прилепил страдальцу на нижнюю губу. "Теперь пой!" Только когда звук и интонация достигли желаемой силы и выразительности, батюшка его отпустил. Всю оставшуюся часть спевки не знаю, кто как, а я молилась из глубины сердечной, чтобы сие упражнение меня миновало. Так он учил пению на опоре, но, слава Богу, не всех, а, как выяснилось впоследствии, лишь тех, кто мог понести.

* * *

Страстная Седмица. Вселенская скорбь Церкви, прощающейся с Возлюбленным Женихом. Хор под началом отца Матфея превосходил, казалось, сам себя. Так регентовать умел только он — сдержанно, когда огромный хор, до того катившийся неудержимой "Волною морскою", вдруг затихал, и вся эта мощь, эта лавина звука словно замирала и склонялась на колени в "Се Жених" и "Чертог Твой". Он начинал готовить к этому хор задолго до Страстной. Как-то я опоздала на спевку и на входе в колокольню услышала хор со стороны. Пели «Вечери Твоея». Весь хор молился, как один человек, как только отец Матфей мог его настроить. Мне нужно было дождаться паузы и войти, но в это войти было невозможно. Здесь был Великий Четверг и была Тайная Вечеря. И я еще раздумывала, идти ли мне на спевку...

Пение стихло, замерла пауза — та особенная, отец Матфей ее любил — когда пением он сказал то, что хотел, что должен был сказать. И я шагнула к хору...

* * *

Работа над произведением со спевкой не заканчивалась. Процесс службы становился органичным продолжением спевки. На небольшом пространстве клироса, путем сложных сочетаний скамеек и подставок, умещалась масса народа. Вокруг Батюшки плотным кольцом в два ряда стояли "женьшени" (так в шутку женский состав величал отец Матфей) — а за ними высился мужской состав. И если здесь отец Матфей был стеснен в пространстве, то это служило лишь к упрощению способов воздействия. При желании он до каждого мог дотянуться. Ему ничего не стоило, одновременно продолжая управлять хором, "пойти в народ" для разбирательства. Из массы басов (теноров, баритонов) доносился глухой стук: «Спина не поет!.. Лопатки не поют!». Требовалось стать, ни много ни мало, струной инструмента под названием «хор отца Матфея». Для этого он не жалел ни средств, ни внимания. Доставалось и женскому составу. Однажды отец Матфей сильно ударил в плечо стоявшую рядом со мной в альтах Олю К.: «Ключицы не поют!». Мы все сжались. В ближайшей паузе спрашиваю ее: «Больно?» — «Да нет, у меня как раз звук не шел, замыкало, а он вправил! И не больно совсем!»

Скажут: чудно, неужели для хорошего пения обязательно нужно бить? Не обязательно. Да и у отца Матфея это было крайнее средство воздействия. Он слышал что-то такое, недоступное нам, и старался привести наше пение в соответствие с этим, неслышимым для нас камертоном. Незабываемое «Тише, еще тише, доста!...» — и звук стихает до немыслимого трепета, приближаясь к тишине, но не исчезая. Слово «тишина» было для него в какой-то мере ключевым — «Пойте из тишины!». Зато какая была радость у всех, когда это удавалось. Помню, как на одном из последних с ним богослужений мы пели «Херувимскую» Чеснокова. Праздник, огромный хор. Пение полностью подчинялось малейшему движению руки нашего регента. Затих последний аккорд, и вот тишина после этого — она была другая. «Мы это сделали! Ты слышишь, мы спели, как мы спели!» — это Ольга Ивановна сжимает мою руку. А ведь мы просто сделали то, что он хотел, и передали то, что он считал нужным.

* * *

В устах отца Матфея русский язык приобретал особую силу выразительности. При этом он мыслил образно, часто опираясь на Священное Писание и богослужебные тексты. "Господь хранит пришельцы", — приветствовал он опаздывающую и со страхом взиравшую на него Агнессу Яковлевну. «Бесплодные смоковницы!» — это альтам. «Молчите, вот еще миноносицы!» — уже всему женскому составу после неверно взятой ноты, в день Жен-мироносиц. Кардинальная мера — "Закрой рот!" или "Замолчи!", хуже этого было только "Сойди с клироса!". Певец должен был жить и, если надо, умереть на клиросе. Пропуски служб не приветствовались. Отпроситься куда-либо заранее было крайне маловероятно. Бывалые альты советовали мне лучше пропустить и извиниться, нежели отпрашиваться. Не поверив корифеям («Ну, они — понятно, без них никак, но я-то и пою хуже всех, что уж меня держать»), предприняла один раз попытку отпроситься с одной-единственной службы. "А петь кто будет?" — и не отпустил.

* * *

Певцы были у него Тимошами, Кирами, Андрюшами, но был и "Мих Михыч" — так он величал поющего в хоре помощника инспектора.

— Тимоша, ты куда смотришь? На Страшный суд? Ну, тогда хорошо. Нашел себе там местечко?

— Рома, прикрой, пожалуйста, дверь. Спаси Господи. Ты и в раю, видно, будешь там при двери, да?

Кроме того, что всех певцов знал по именам, он помнил еще и дни их Ангела. Как-то встретил меня у Троицкого собора, остановился: "Откуда дровишки?". Занес руку для благословения: «Поздравляю Вас!» — благословил и, видя мой вопрошающей взгляд — «До Вашего дня Ангела осталось ровно полгода и семь дней!». И двинулся дальше в путь, поддерживаемый келейником.

На поминальные заупокойные службы отец Матфей приходил со своим мешочком, в котором, кроме помянников, лежали еще и записки, некоторые - совсем ветхие. Но память его не ветшала. Мог напомнить, что сегодня день памяти такого-то композитора или день смерти певчей хора такой-то — и называет дату и год смерти.

* * *

На службах при нем — на моей памяти — было несколько неожиданных ситуаций.

Шла Литургия в Успенском соборе, в день праздника преподобного Сергия. Спели "Милость мира", заканчивали "Достойно есть". "...Величаем!" — заключительный взмах руки отца Матфея, и — мгновенно! — большая серебряная лампада над ним раскачивается, наклоняется, из нее выплескивается масло, прямо на главу отца Матфея, стеклянный стаканчик падает в руки ближайшего певчего... Хор замер и расплылся в одной большой улыбке — масло стекало по батюшке строго канонически — "яко миро на главу, браду Аароню"...

— Что лыбитесь? Платок дайте, — серьезно и недовольно одернул батюшка хористов, и к нему тут же потянулись со всех сторон платки и салфетки. Что интересно, мы потом специально смотрели: ведь это надо исхитриться, задеть тяжелую лампаду, высоко висящую перед иконой преподобного Сергия.

Молебен преподобному Сергию под открытым небом. С утра никак не может разразиться дождь. Небо затянуто тучами. Хор, как обычно, расположился на возвышении — деревянном постаменте перед колокольней. Поем, отец Матфей регентует. Изредка поглядываем на небо — вот-вот ливанет. После чтения молитвы преподобному Сергию на помост поднялся митрополит Онуфрий в праздничном облачении, поприветствовал батюшку и встал за его креслом. Мы поем, спели все многолетия. Наконец любимое батюшкино "Всем именинникам и всему хору многая лета!"; последний взмах его руки — и на нас обрушивается ливень! Все, включая Батюшку, рассмеялись. Дождь словно следил за нами исподтишка, чтобы по последнему мановению регента грянуть на наши головы!

Третий запомнившийся мне случай тоже произошел на молебне. Это был последний Батюшкин молебен, "на летнего преподобного", как говорят в Лавре. Хор выстроился на помосте. Отец Матфей по обыкновению восседал в кресле, уставщик раздавал ноты по партиям. Вдруг порыв ветра поднял ноты с пюпитра, стоявшего перед отцом Матфеем, и понес их — выше, выше, вертикально вверх! Певчие в верхних рядах замахали руками, пытаясь подхватить листы, — один отец Матфей спокойно продолжал управлять хором, искоса наблюдая за оживлением в рядах. Наконец все ноты были возвращены на пюпитр. Молебен продолжался обычным порядком, все старательно пели. Но это была последняя наша молитва преподобному Сергию вместе с отцом Матфеем.

* * *

Болезнь постепенно отнимала у него силы. Но отец Матфей был настоящий воин Христов и бился до конца. Сначала он стал опираться на руку сопровождавшего его студента. Потом студентов стало двое. Не помню, в какой момент на клиросе появилось резное кресло, на которое батюшка все чаще присаживался во время службы. Он старался не показывать вида, умело маскируя усиливающийся недуг.

Помню, как в последний раз отец Матфей спустился с клироса на Рождественское славление. Келейник настаивал, чтобы он не ходил. "Вы же понимаете, что Вы не успеете!" — шептал он озабоченно, видя, как отец Матфей собирается спуститься вниз на "сходку" (совместное пение двух клиросов в центре храма перед Царскими вратами). Батюшка ничего ему не ответил, но подозвал другого студента: "Юра, помоги мне", — и, держась за его руку, медленно, с трудом, стал спускаться вниз. Певчие уже все сошли с клироса, но алтарь еще заканчивал, и там не могли видеть, как, пересиливая себя, отец Матфей идет славить Рождество. Он мог не успеть. По моему, мы все — семинаристы внизу, женский состав на клиросе — отчаянно молились, хотя и видели, что регент другого клироса готов заменить его в любую минуту. Но он пришел вовремя. Встал в центре, дал тон. Вышел послушник со свечой, символизирующей рождественскую звезду, вышли отцы из алтаря — и хор грянул "Рождество Твое, Христе Боже наш...". Кажется, отец Матфей был счастлив.

До поры до времени ему удавалось скрывать мучительный недуг. Как он ни скорбел, но однажды ему пришлось регентовать всю службу сидя. Он был такой же — огонь, пламень, он весь горел стремлением к совершенству — но ноги подводили все больше. Он поднимался на клирос заранее, чтобы никто не мог видеть, как тяжело дается ему подъем. Были случаи, когда после праздничного Акафиста он оставался ждать всенощную на клиросе, потому что дорога до кельи становилась для него тяжелее такого вынужденного отдыха. Как-то на клиросе от имени хора ему вручили икону. Не помню, какой это был праздник, но в память врезалось — в ответной речи батюшка сказал:

— Я все больше понимаю, как надо петь, и все больше хочу это передать, но вот ноги... ноги подводят… — и голос его дрогнул.

На службу его привозили уже на кресле-каталке, но по ступенькам он все так же медленно и неуклонно поднимался сам, до времени. Однажды келейникам все-таки пришлось поднимать его на клирос вместе с креслом. С этого момента сам он уже не ходил. Ребята в буквальном смысле слова носили его на руках. Как мог, он старался сделать незаметнее свою немощь, но если в храм можно было прийти заранее или выбрать удобный момент для подъема на клирос, то на молебне ему приходилось терпеть всеобщее внимание, пока братья поднимали его на помост.

* * *

Как-то в Академию приехали создатели нашумевшего фильма «Остров». Встреча с ними собрала полный актовый зал. Режиссер Павел Лунгин рассказывал о своем замысле, актер Виктор Сухоруков — о том, как вживался в роль старца-игумена… Все живо, красочно, ярко. А в это время в Успенском соборе Лавры шла всенощная под праздник апостола и евангелиста Матфея. Архимандрит Матфей по обыкновению возглавлял службу. Пел мужской хор под управлением его помощника. На полиелей вышли практически все лаврские архимандриты, почтенные старцы, пришедшие помолиться вместе с именинником. Отец Матфей был уже очень болен, на клиросе регентовал только сидя. Но эту службу он всегда служил сам. Теперь он фактически не мог ходить без посторонней помощи, а о том, чтобы пройти с каждением по солее, не было и речи. Но он служил! На полиелей ребята вынесли ему с клироса в центр храма большое резное кресло. Нужно было видеть, как медленно, но неуклонно, поддерживаемый под руки, шел он к этому креслу; как, трогательно сопереживая, наблюдали за этим отцы. И вот Евангелие. Он читал стоя, поддерживаемый семинаристом. Но как он читал! У меня до сих пор ком в горле, когда я вспоминаю этот прерывающийся голос. «Симоне Ионин, любиши ли мя?...» Пауза. «Ей, Господи, Ты веси...» Затем снова вопрошание, и снова пауза — и ответ. И последнее: «Симоне Ионин!..» А далее невыразимо, неузнаваемо хриплым и прерывающимся от волнения голосом в ответ самому Господу: «Ей, Господи, Ты вся веси! Ты веси, яко люблю Тя!». Он стоял и прилюдно, принародно обращался напрямую ко Господу. Кажется, он произносил это сквозь слезы. Плакали и некоторые отцы... Пока я жива, я этого чтения не забуду. В храме меж тем шла съемка, операторы были вооружены новейшим оборудованием и большими лохматыми микрофонами. Как выяснилось, ирландское телевидение готовило фильм о Русской Православной Церкви. Сами того не предполагая, ирландцы запечатлели удивительный момент — последнюю всенощную апостолу и евангелисту Матфею, возглавляемую великим русским регентом в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры. Осенью 2009 года его не стало.

* * *

На последнюю службу Успения Божией Матери отец Матфей рвался из родной станицы Архонской, где обычно проводил отпуск, будучи уже тяжело больным. Врачи боялись за его жизнь. Но — Успение Пресвятой Богородицы! Он не мог себе позволить пропустить такую службу — и поехал в Лавру. В поезде ему снова было плохо, в Москве его собирались увезти в реанимацию прямо с вокзала, но он отказался наотрез...

Кажется, еще до Успенского поста нам сообщили, что он в тяжелом состоянии. Кто-то распечатал молитву о его здравии, и мы поминали его, как могли. Говорили о плохом прогнозе, слухи были самые разноречивые.

Мы шли на вечернюю службу, заведомо зная, что отца Матфея сегодня не было на Акафисте Успению и на всенощной не будет. Помню свое ощущение. Полутемный храм, полупустой, народ только подтягивается. Занятая своими мыслями, подымаюсь на клирос, поворачиваю — и буквально натыкаюсь на батюшку, сидящего в полумраке. Нечаянная радость! Благословение — я не знаю еще, что последнее. Отец Матфей сосредоточен и собран. Пристроившись за ним, я наблюдала, как входили на клирос серьезные озабоченные певцы и как они расцветали, увидев, что "Батя" — здесь! Как всегда, общую взволнованность выразила Ольга Ивановна. Просияв, как и все, она воскликнула: «Ну, Батюшка, ну как же Вы нас всех испугали! Разве так можно! Что же Вы так болеть надумали!»

Но Батюшка, обычно легко шутивший, мягко остановил ее жестом руки. Лишь чуть улыбнулся виновато... Когда пели стихиру Успению, он закрыл лицо рукой. Кажется, он плакал, беззвучно. Потом в какой-то момент изменился в лице и непроизвольно протянул руку к сердцу. Мы продолжали петь. В паузе Ольга Ивановна тихо спросила его: "Батюшка, что?.." Он сдержанно остановил ее жестом. Ему уже было плохо, но он крепился, терпел. Мне кажется, отец Матфей не хотел отвлекать внимание молящихся от службы, любимой его службы Успению Божией Матери. Только когда погасили свет на шестопсалмие, он позвал ребят: "Все, уносите меня. Больше не могу, задыхаюсь".

И отпевание, больше похожее на Торжество Православия, когда удивительным образом Успенский собор вместил не только массу молящихся, но море певцов. Братия Лавры, смешанный хор, академические хоры, студентки Регентской школы, матушки Голутвина монастыря, бывшие певцы и ветераны хора — безо всяких спевок (какое там!) объединились в молитве за великого регента. Пели и плакали...

* * *

Потом были похороны, 9-й день, 40-й, были панихиды, вечера памяти и концерты. Но больше всего мне запомнился рассказ Светланы Федоровны (в крещении Людмилы) Ерастовой († 09.08. 2011). Она пела в Большом театре, а в свободное время, если не ошибаюсь, в Елоховском соборе, но на большие праздники старалась приехать в Лавру. Отца Матфея она знала давно, но не могу сказать точно, при каких обстоятельствах они познакомились. Отец Матфей всегда с радостью приветствовал ее появление на клиросе. После одной из панихид она и рассказала запомнившийся мне случай.

В 1988 году, по случаю Тысячелетия Крещения Руси, в Москве готовился грандиозный концерт в Большом театре. Были собраны светила русского советского хорового пения, хоры, капеллы, солисты — все с церковным репертуаром. И вот последний прогон. Ситуация при этом такая, что на концерт попасть шансов очень мало, поэтому на прогон пришли разные специалисты-музыковеды, студенты музыкальных учебных заведений, любители как-то проникли правдами и неправдами. Везде народ, в проходах стоит и сидит, на каких-то добавочных стульях, студенты забили галерки. Прогон — это уже тот же концерт. Причем те, кто спели, спускаются вниз и присоединяются к слушающим. И вот поют, поют... Все русская классика, именитые коллективы, сказочно красивые произведения. К концу народ в зале стал уставать. То пакет зашуршит, то крышка кресла неловко брякнет, то тихий разговор... Все эти шумы слились в один ровный гул, говорящий о том, что народ выдохся. Выдохся и полон мыслей о том, что пора бы и кончать. Последним должен был выйти хор отца Матфея, и те, кто его знали, включая Светлану Федоровну, очень переживали: уже все устали и кто там что поймет. И вот, выходят ребята на сцену, в подрясниках, под этот легкий гул зала, построились. Отец Матфей дал тон. При первых звуках пения народ стих. Совершенно. Они пели в полной, абсолютной тишине — "Свете тихий", "Земле Русская", много всего, но именно богослужебные произведения — сейчас я не назову точно. Суть в том, что народ вообще услышал многое впервые, и ведь как они пели! Зал замер, и было ощущение, что люди боятся дышать. И вот последний звук стих, на пару секунд воцарилась полная тишина. А потом весь театр встал и разразился бурей оваций. Это было Торжество Православия. Потому что так, как пел хор отца Матфея, не пел никто. Остальные именитые хоры свои программы исполняли на высоком уровне, высочайшем — но именно исполняли, для слушателей. Отец Матфей не исполнял, он жил этим, и с ним весь его хор, молился и пел Богу.

Файл в формате pdf взят на сайте http://www.btrudy.ru/archive/archive.html

Правообладателем разрешена публикация только на нашем сайте.

Разбивка страниц статьи соответствует оригиналу.

Архимандрит МАТФЕЙ (Мормыль),

старший регент Троице-Сергиевой Лавры

ЛИТУРГИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВОЙ ЛАВРЫ

Шесть с половиной столетий отделяют нас от того времени, когда Преподобный Сергий в дремучем лесу на горе «Маковце» построил деревянный храм во имя Пресвятой и Живоначальной Троицы.

1337 год стал годом основания будущей великой Лавры, ставшей тем духовным центром, с которым неразрывно связана вся дальнейшая судьба России, история ее Церкви, ее народа, ее культуры.

Значение Преподобного Сергия и его обители огромно. Это — целая эпоха в истории Руси, эпоха духовного возрождения русского народа, его пробуждения и осознания себя как народа исторического. Благодатное влияние великого тайнозрителя и служителя Пресвятой Троицы сказалось на всех сторонах русской жизни. Возрождение созерцательного монашества, основание новых монастырей и расцвет церковной культуры, сплочение Великой Руси вокруг Москвы, начало и утверждение русской государственности — всё это связано с Преподобным Сергием, основателем «Дома Живоначальной Троицы». Особое и даже исключительное значение Троице-Сергиева Лавра имеет и для литургической жизни Русской Церкви. И не столько потому, что здесь сложились определенные своеобразные традиции, но потому, что в Преподобном Сергии и его Лавре Русская Церковь всегда имела прекрасный образец и своего рода «эталон» того, κέκ надо совершать богослужение и что оно дает религиозному чувству верующего человека. Поэтому следует в данном случае говорить больше не о внешней стороне лаврских литургических традиций, а об их значении для того, что мы называем русским благочестием.

Преподобный Сергий свое" духовное служение миру начал с прославления Имени Святой Троицы. От него особое почитание Пресвятой и Живоначальной Троицы навсегда входит в литургическую традицию всей Русской Церкви как одно из самых характерных и глубинных проявлений ее религиозного духа.

XIV столетие для Византии и всего православного Востока — это век нового духовного подъема и обновления, время возрождения монашества и созерцательной жизни, связанного с движением исихазма.

С начала XIV в. главным духовным центром византийско-славянского мира становится Афон. Распространяясь со Святой Горы, исихастское движение охватывает весь греческий и юго-славянский мир, вызывая мощную волну нового творческого подъема в богословии и во всех сферах церковной культуры православных стран. В аспекте догматическом XIV век — это эпоха пневматологических споров, споров о благодати, о природе Фаворского света и реальности «видения» Бога человеком. В лице св. Григория Паламы, вождя исихастов. Православие одерживает новую победу.

Учением святителя Григория о «неизреченном различении» в Боге двух модусов бытия — сущности и нетварной энергии как «общей благодати Пресвятой Троицы» — исихазм вместе с тем утверждал возможность живого, реального Богообщения и обожения человеческой природы. Исихастское учение явилось идейной основой расцвета культуры и искусства в странах греко-славянского мира. Период духовного подъема, начавшись со второй половины XIV в., продолжался до конца 15-го ст., оставив неизгладимый след в культуре Византии и славянских народов. Это явление по своему значению по праву может быть названо «Православным Возрождением». И здесь Руси через Преподобного Сергия дано было сказать свое, особое творческое слово.

Как известно, татарское нашествие было для Руси величайшей катастрофой, народным бедствием. Его последствием было не только разрушение общественной и культурной жизни нашей страны. Оно почти на столетие заглушило и его духовную жизнь. XIV же век для Руси, как и для всего православного мира, стал временем подъема и возрождения духовной жизни. Преподобный Сергий явился одним из первых, кто возглавил духовное движение. Хотя подвижничество этого периода носило в себе те черты, которые не имелись в монашестве Киевской, домонгольской Руси: подвиг отшельничества и путь созерцательной жизни, связанной с подвигом непрестанной умной молитвы и безмолвием, но то, что мы находим в Преподобном Сергии, не мо-

жет быть объяснено ни заимствованием, ни прямым учительством, ни подражанием. Оно вполне самобытно. Если говорить о непосредственном влиянии византийского и афонского исихазма, то оно возможно только начиная с середины XIV в., т. е. когда Троицкая обитель уже существовала десятилетие. Значит, здесь другая связь — внутренняя. Афонский исихазм и подвижничество Преподобного Сергия — это одно глубинное движение во вселенском таинственном теле Церкви Христовой, вдохновляемое Единым Духом.

Преподобный Сергий начинает свой путь отшельничеством. По свидетельству Жития, он видел «сладость безмолвия». У него наблюдается тот же опыт созерцания Божественного света и огня, о котором еще раньше писал преподобный Симеон Новый Богослов и о чем говорили афонские исихасты. Ему первому из русских святых в «неизреченном свете» явилась Сама Богоматерь, обещая Свое покровительство над обителью. Но самое существенное и неповторимое, что определяет самую суть духовности Преподобного, — это откровение ему Троической тайны и «Троического поклонения».

Пресвятая «Троица до Преподобного Сергия» не была предметом умозрения; в его же лице мы имеем носителя «особой, таинственной духовной жизни, не исчерпываемой подвигом любви, аскезой и неотступностью молитвы». Он был не только святым, который достиг созерцания Троичного света, но особым помазанником Пресвятой Троицы, избранным и освященным Ею еще до своего рождения. Его троекратное возглашение в утробе матери во время литургии было пророческим знамением о явлении в мир великого служителя Всесвятой Живоначальной Троицы.

Построением храма во Имя Пресвятой Троицы было положено начало Ее особого литургического почитания. Это было новым явлением. По существу, все храмы, кому бы они ни были посвящены, как и всё богослужение. Церковь установила во славу Пресвятой Троицы. В седмичном и годовом круге православных праздников нет ни одного дня, как и в суточном нет ни одного часа, в котором бы не было особого чествования Триипостасного Божества. Но древние церковные уставы Востока не упоминают храмов, посвященных имени Триединого Бога. Кроме того, в Византии и на православном Востоке, по существу, не было и литургически почитаемого образа — иконы Пресвятой Троицы. С создания Троицкого храма Преподобным Сергием начинается особый период в области литургической жизни и богословия Русской Церкви.

В плане историческом Троицкий храм на Маковце не был первым и единственным Троичным храмом. Исторические письменные памятники упоминают о существовании нескольких храмов на Востоке и на Западе в период с IV по IX в. А Иоанн Евхаитский (XI в.) сообщает даже о монастыре во имя Святой Троицы. Русские летописи также говорят о Троицких храмах, построенных за первые четыре века после Крещения Руси (до XIV в). Есть сведения о двух храмах в Пскове (причем первый, по преданию, был построен еще княгиней Ольгой) и двух храмах XII в. в Новгороде. К этому же времени относится и основание Троицкого монастыря около Великого Устюга. Но даже возведение первых Троичных храмов на Руси можно считать явлением самобытным и далеко не случайным. Конечно, до храма Преподобного Сергия они, по словам священника Павла Флоренского, «не могли быть сознательно воздвигнутыми символами идеи, еще не оформившейся», в них можно видеть лишь «смутные предчувствия того целостного явления, которое раскрывается лишь с XIV века». «Великое, — по словам того же отца Павла, — не возникает случайно, — ...оно есть слово, к которому сходятся бесчисленные нити, давно наметившиеся в истории, ...оно не было бы великим, если бы не разрешало собою творческое томление всего народа». Оно «...творчески синтезирует смутные волнения, изливая их в одно слово. Таковым было слово Преподобного Сергия, выразившего самую суть исканий и стремлений русского народа (хотя бы и произносимое ранее, сознательно и полновесно было, однако, произнесено впервые им). В этом смысле неоспоримо мировое первенство лаврского собора Пресвятой Троицы».

Храм во Имя Святой Троицы, икона Живоначальной Троицы, весь троический культ — это новое явление, новое творческое слово Русской Церкви. Вслед за первым храмом, построенным руками самого Преподобного Сергия, в течение одного столетия Троичные храмы и иконы во множестве появляются на всем пространстве России. И как свидетельство о том, кому Русь обязана почитанием Пресвяюй Троицы, при храмах очень часто освящались приделы в честь Преподобного Сергия. С именем Преподобного, по мысли отца Павла Флоренского, связан тот «величайший литургический сдвиг, в котором...выразилась русская идея и своеобразные черты русского духа». Праздник Пятидесятницы стал в Русской Церкви днем особого литургического почитания Пресвятой Троицы. Это не было субъективным переосмыслением Пятидесятницы, но глубочайшим богословским прозрением Преподобного Сергия. Пятидесятница, день Сошествия Святого Духа — это исполнение и завершение домостроительства Христа. Когда, по словам св. Григория Паламы, «пришли к концу чудесные деяния Единородного Сына Божия, от Пятидесятницы начинают совершаться... явления Духа Святого, Его ипостаси свойственные, дабы мы познали и уразумели великую и поклоняемую тайну Святой Троицы». В день Сошествия Святого Духа в огне благодати рождается Церковь, которой Бог-Троица уже в полноте открывает Себя. Преподобный Сергий был носителем того Божественного благодатного огня, о котором свидетельствовали преподобный Симеон Новый Богослов, св. Григорий Палама и другие исихасты XIV в. По свидетельству Жития, Преподобного Сергия видели как бы всего объятого огнем;

19 5

Огонь благодати осенял алтарь и опускался в евхаристическую чашу, из которой причащался святой Игумен. Эта «огнедохновенная благодать Духа», о которой говорит служба Пятидесятницы, освятила Преподобного Сергия, возведя его на высоту созерцания Троической тайны.

С XIV в., т. е. от самого Преподобного, в Русской Церкви праздник Пятидесятницы «выявляет свою онтологическую суть». Впервые появившись как местный праздник Троицкого храма и чествование иконы «Троицы» преподобного Андрея Рублева, он входит в общерусскую литургическую традицию как «Троицын день», а глубокое осмысление и восприятие дня Пятидесятницы выражается в создании на Руси Троицких обителей, храмов и икон. До наших дней в одной из рукописей XVII в. сохранилась даже молитва Пресвятой Троице, которая, по преданию, принадлежит самому Преподобному Сергию.

Первый акафист Святой Троице был написан, вероятно, не раньше XVII в. Он составлен на основе стихир Пятидесятницы и известен лишь по поздней рукописи XVIII в., а в 19-м ст. совершенно самостоятельно архиепископом Херсонским Иннокентием (Борисовым) был написан новый акафист Живоначальной Троице, напечатанный в Петербурге в 1849 г. В настоящее время в Лавре он совершается на малой вечерне в праздник Святой Троицы.

В XIV в. для Русской Церкви литургическим вопросом первостепенной важности была проблема единого богослужебного Устава. В домонгольский период в русской церковной практике преобладающим был Студийский Устав. Он был принят преподобным Феодосием Печерским в связи с введением общежития в Киево-Печерском монастыре и, распространившись, стал на Руси господствующим.

В XIV в. в литургической жизни Русской Церкви происходил постепенный переход от Студийского Устава к Иерусалимскому. Влияние устава обителей преподобных Саввы Освященного и Евфимия Великого начало ясно обнаруживаться на Руси еще в XIII в. В 14-м ст., благодаря деятельности митрополита Киприана, иерусалимская традиция стала полнее входить в русскую практику и сделалась преобладающей. Сам Преподобный Сергий со своими учениками и Троицкая обитель не остались в стороне от этого литургического движения. В этот период духовные связи и общение Руси с православным Востоком и Византией были самыми тесными и непосредственными. В 1354 г. Преподобный Сергий получает грамоту от Патриарха Константинопольского Филофея, известного исихаста-паламита, с предложением устроить в обители общежительный устав. По благословению митрополита Московского Алексия в Троицком монастыре вводится «общее житие». Троицкая обитель становится киновией. С этого момента общежитие, как совместное житие в полной любви и единомыслии, еще полнее стало выражать основную идею Преподобного Сергия — единение в любви по образу Троического единства. Но в связи с упорядочением дисциплинарного устава возникает необходимость в богослужебном уставе. Претворение этой насущной потребности больше связано с жизнью и совместной деятельностью ближайших учеников Преподобного Сергия — преподобных Афанасия Высоцкого и Никона Радонежского — и литургической реформой митрополита Киприана. В 1382 г. на поездку в Константинополь вместе с митрополитом Киприаном Преподобный Сергий благословил одного из самых любимых и одаренных своих учеников — преподобного Афанасия, игумена Высоцкого монастыря, основанного им около Серпухова в 1374 г. В Константинополе преподобный Афанасий поселился в монастыре святого Иоанна Предтечи, где занимался изучением и переводом святоотеческих творений. Живя в центре византийской церковной образованности и культуры, преподобный Афанасий около 20 лет провел в трудах по переводу церковных книг с греческого на славянский. Переводы, книги, византийские иконы он отправлял на Русь, приобщая Русскую Церковь к живым источникам святоотеческого богословия и лучшим церковным византийским традициям. Им были переведены и присланы на Русь «Четыре сотицы» преподобного Максима Исповедника, Слова преподобного Симеона Нового Богослова и Марковы главы о церковных службах. Плодом многолетних литургических трудов преподобного Афанасия стал Церковный Устав, известный в истории под названием «Око церковное». Окончательную работу над ним преподобный Афанасий завершил уже в конце своей жизни, около 1401 г. в монастыре Перивлепто. Этот Устав, присланный на Русь, имел исключительно важное значение. Войдя в практику и сделавшись регулятором богослужения, он вместе с тем положил начало новому этапу в литургической жизни Русской Церкви. Преподобный Афанасий, работая над уставом, не был просто переводчиком. Употребляя византийское книжное выражение, он явился излагателем или «списателем» его. Это был вполне самостоятельный труд.

Подлинник рукописного Устава не сохранился, о нем можно судить только по его позднейшим спискам, свидетельствующим о его широкой известности и вхождении в литургическую жизнь. При составлении Устава преподобный Афанасий пользовался несколькими различными источниками, внеся в свой труд последние литургические нововведения, только утвердившиеся в греческих Уставах. Труд преподобного Афанасия имел на русской почве особенно важное значение как первый крупный шаг на пути самостоятельной переработки греческого Устава. «Око церковное» содержит в себе новые литургические элементы, которые затем закрепились в русских редакциях Устава. Труд преподобного Афанасия дал сильный импульс к большей самостоятельности, к обособлению русского Церковного Устава от греческого. Начавшийся во второй полови-

19 6

не XIV в. рост национального самосознания находит свое отражение в «Оке церковном». В месяцеслове Устава преподобного Афанасия появляется значительное число памятей славяно-русских святых. «Раз начавшееся движение, — пишет об этом известный литургист прошлого века профессор Московской Духовной Академии И. Мансветов, — продолжается затем с новой силой и в XIV—XVII веках» и достигает таких размеров, что придает Уставам этого времени ярко выраженное «национальное направление» и «местно-русскую окраску». В течение менее чем половины столетия Устав преподобного Афанасия Высоцкого распространяется, кроме Троице-Сергиевой обители, в Москве, Новгороде, Саввино-Сторожевском монастыре, активно входя в практику и сделавшись в XV в. регулятором русского богослужения. Таким образом, по благословению великого Троицкого Игумена одним из его учеников был сделан труд, имевший большое значение для всей Русской Церкви, ознаменовавший новый этап и новое направление в ее литургической жизни.

XV век был эпохой необычайного творческого подъема во всех областях церковной культуры Руси. Русское литургичесое творчество, почти не проявлявшееся в течение трех веков, расцветает именно с XV в. Одним из первых его плодов явилась служба Преподобному Сергию. И Лавра, и вся Русская Церковь особо чтят память основателя Дома Живоначальной Троицы. Великий «Печальник Русской земли», ее наставник, молитвенник и хранитель, он стал в сознании народа живым воплощением русского идеала святости. Через 30 лет после кончины Преподобного праздником обретения его честных мощей было положено начало общерусскому литургическому прославлению Радонежского Чудотворца. Мощи его были обретены 5 июля 1422 г. при игуменстве преподобного Никона.

Памятником великому «Игумену Русской земли» стал белокаменный Троицкий собор, где и были помещены его нетленные мощи, и икона Пресвятой Троицы, написанная в похвалу Ее особому помазаннику и служителю. Преподобным Епифанием Премудрым (в 1418 г. им же было написано Житие Преподобного Сергия) была составлена служба на обретение мощей. До 1422 г. полной службы еще не было, но ее зачатки уже могли существовать. В древних списках находится особый тропарь, отличный от тех, которые закрепились в традиции. Служба 5 июля — наиболее ранняя по времени. Написанная преподобным Епифанием, она в 40-х гг. XV в. была дополнена и переработана Пахомием Логофетом (Сербом), самым плодовитым писателем века, творчество которого имело очень сильное влияние на развитие русской гим-нографии. Служба 25 сентября, в память преставления Преподобного Сергия, была почти полностью составлена тем же Пахомием Сербом в 1440 — 1443 гг. Но в ней сохранились 3 стихиры (это «ины» стихиры на «Господи, воззвах»), которые в форме характерного монолога представляют собой наставления Преподобного Сергия братии. Они, несомненно, написаны учеником Преподобного, слышавшим его подлинные слова. Вероятнее всего, их автором был сам преподобный Епифаний Премудрый.

Почитание святой памяти Преподобного Сергия приобрело еще большую популярность после отражения Русью польско-литовского нашествия.

Молитвенное предстательство Преподобного Сергия во время 16-месячной осады Троицкого монастыря засвидетельствовано было множеством явлений Святого, в которых он ободрял защитников, открывал замыслы врага. После долгих безуспешных попыток взять обитель поляки «со многим стыдом» бежали от стен Троице-Сергиевой обители. Одним из ярких свидетельств покровительства и заступления Преподобного Сергия был факт внезапной гибели предводителя поляков Лисовского в сентябре 1617 г., в самый день памяти Радонежского Чудотворца. Освобождение Троицкой обители праздновала вся Россия. В 1616 г. церковное священноначалие предписало обители совершать «великому чудотворцу Сергию празднество нарочно полное со всем торжеством». Праздник в Лавре до революции совершался 12 января, в день снятия осады. Совершался особый молебен, стены монастыря торжественно обходились с крестным ходом и окроплялись святой водой.

В возрожденной Лавре при наместнике архимандрите Пимене (Хмелевском, ныне архиепископ Саратовский и Волгоградский) этот день был отмечен специальным юбилейным торжеством в январе 1960 г., когда исполнилось 350 лет с момента снятия осады. В настоящее время о данном событии напоминает всенощное бдение, совершаемое в этот день, связанный с памятью св. мученицы Татианы. Указанное празднество и теперь живой свидетель общественного служения обители Пресвятой Троицы своему Отечеству.

Преподобный Сергий, избранный Пресвятой Троицей к Ее прославлению еще до своего рождения, был и великим чтителем Матери Божией — Пречистой Девы Марии. Она распростерла Свой благодатный покров над Троицкой обителью, и это нашло свое отражение в лаврской литургической традиции. Особое почитание Матери Божией, его особая теплота и благоговение перед Всемилостивой Заступницей — одна из самых характерных и вместе с тем глубоко сокровенных черт русского православного благочестия. Непосредственная близость Пречистой Девы, Ее участие в судьбе Русской Церкви открылись очень рано. Это с необычайной силой проявилось во время создания Киево-Печерской Лавры. Но в жизни Троицкой обители Матерь Божия приняла особое участие. Она Сама Своими пречистыми стопами освятила оби-

тель Преподобного Сергия — первого русского святого, который удостоился посещения Богоматери. Житие повествует, что Рождественским постом, глубокой ночью с пятницы на субботу, после пения акафиста Божией Матери Преподобный Сергий услышал: «Се, Пречистая грядет!», и в сиянии необыкновенного света в келлию вошла Матерь Божия с апостолами Петром и Иоанном. Она обратилась к Преподобному, назвав его Своим «избранником», и сказала, что услышана его молитва об учениках, обещая обители Свой неотступный покров и заступление. Житие не указывает точного года явления Богоматери Преподобному. Предполагают, что это было в 1379 г., менее чем за год до Куликовской битвы. Это чудесное событие навсегда запечатлелось в литургической традиции Сергиевой Лавры. В память посещения Божией Матери в пятницу вечером еженедельно в Троицком соборе поется акафист Пресвятой Богородице, а с Фоминой недели до отдания Пасхи за акафистом поется особый канон Божией Матери, составленный по подобию пасхального канона преподобного Иоанна Дамаскина одним из иноков Лавры.

В 70-х годах нашего столетия иноками Лавры была написана служба в честь явления Пречистой Девы Преподобному Сергию. Она совершается 24 августа, на второй день после отдания Успения — престольного праздника обители. 10 декабря 1734 г. была освящена церковь в память Явления Божией Матери. Храм был построен над гробом преподобного Михея Радонежского, бывшего свидетелем посещения Богоматерью Преподобного Сергия.

Свидетельством особого литургического иочитания Матери Божией в Русской Церкви является то, что ни одна другая Православная Церковь не имеет такого числа служб, совершаемых в честь Приснодевы. В этой области русское литургическое творчество наиболее самостоятельно по форме и богато по содержанию.

Успение — престольный праздник Троицкой обители. Успенский собор, заложенный в 1559 г., был освящен 14 августа 1585 года. (Знаменательно, что накануне дня освящения было совершено переложение мощей Преподобного Сергия. В память об этом установлено литургическое празднование.) Лаврская служба Успению отмечается особым последованием, которое теперь называется «погребение Божией Матери». Ее история такова.

Первоначально служба Успению с чином литании — перенесения, святой плащаницы Матери Божией — совершалась только в самой Гефсимании, во Святой Земле. В первой половине прошлого века по благословению митрополита Филарета (Дроздова) греческая служба с чтением 17-й кафизмы и припевами, составленными проф. Холмогоровым, была переведена на славянский язык, и чин погребения Божией Матери (с 1844 г.) стал совершаться в Гефси-манском скиту и в самой Лавре. (В Иерусалиме чин погребения совершается накануне праздника, у нас, в России, — вечером в самый день Успения.)

В годы второй мировой войны русский верующий народ с особой силой ощущал благодатный покров Матери Божией, распростертый Ею над Россией. В первые послевоенные годы Русская Церковь переживала период особого внутреннего подъема. После открытия Лавры в 1946 г. чин погребения Божией Матери возродился. В 1950 г., по благословению Святейшего Патриарха Алексия, была издана служба Успению Пресвятой Богородицы с чином погребения, и этим было положено начало ее повсеместному отправлению. Так литургическая традиция, возникшая и затем вновь возродившаяся в Троице-Сергиевой Лавре, стала общерусской церковной традицией...

Велением Промысла Божия Троицкий монастырь стал духовным центром России; ее исторические судьбы неразрывно связаны с обителью Преподобного Сергия, великого «Печальника Русской земли» и дерзновенного о ней молитвенника. У «Троицы» всегда с особой остротой чувствуется пульс русской истории. «Здесь, в Лавре, — пишет отец Павел Флоренский, — слагается то, что в высшем смысле должно назвать общественным мнением...» Из Дома Живоначальной Троицы, как из сердца, исходят благодатные жизненные токи, духовно питающие и освящающие жизнь России. Не раз именно Лавра становилась тем местом, где решались судьбы Русской Церкви, ее народа. Это с особой силой проявлялось в самые решающие моменты русской истории. Обитель Преподобного Сергия становилась оплотом России, центром национального самосознания, символом высоты и непоколебимости русского духа.

Так, в сентябре 1380 г. Преподобный Сергий из Дома Живоначальной Троицы благословил князя Димитрия с дружиной на битву с татарами. Вдохновленная и подготовленная у «Троицы», Куликовская победа явилась для России гранью новой эпохи, началом пробуждения Руси. В октябре 1380 г. после победы на Куликовом поле благоверный князь Димитрий отправился в Троицкую обитель. Благодаря Преподобного Сергия за молитвенное предстательство, князь Димитрий просил его отслужить соборно панихиду о воинах, павших на поле брани. Так была учреждена Димитриевская родительская суббота — день поминовения воинов перед памятью св. великомученика Димитрия Солунского, небесного покровителя князя Димитрия Донского. С 14-го ст. Димитриевская родительская суббота как день особого соборного поминовения воинов и всех усопших становится общерусской традицией.

XVII век для России — одно из самых бурных и напряженных столетий в ее истории. В годину «Смутного времени» и «лихолетия», когда, по словам современника, «люди и не чаяли

19 8

себе впереди опасения», Троицкая обитель стала крепостью и оплотом национально-освободительного движения, великой твердыней, символом стойкости русского народа. В период польско-литовской интервенции Троицкий монастырь при игумене — преподобном Дионисии (Зобниковском) с 23 сентября 1608 г. по 12 января 1610 г. выдержал 16-месячную осаду. И в это тяжелое время также возникло несколько традиций, запечатленных в литургической жизни Лавры.

Одна из них связана с покровительством Святителя Николая Чудотворца. Русский народ не случайно считает его своим покровителем. Едва ли есть святой, который был бы так непосредственно близок и так любим на Руси, как Святитель Николай. Его живое участие в жизни нашей Церкви засвидетельствовано бесчисленным множеством его явлений, множеством чудотворных икон. Пожалуй, ни одна Церковь не имеет столько Никольских храмов, сколько их есть в России. О близости Святителя Николая Преподобному Сергию свидетельствует одна из двух его келейных икон.

Накануне Куликовской битвы князю Димитрию Иоанновичу было явление чудотворной иконы Святителя Николая (так называемый «Никола Угрешский»), предвозвещавшее грядущую победу и освобождение Руси.

Во время польско-литовской осады 8 ноября 1608 г. одно из ядер пробило южные железные двери Троицкого собора и попало в местный образ Святителя Николая, находившийся на северной стене собора у иконостаса. Святитель сохранил собор и людей от гибели, причем ядра даже не обнаружили за иконой. Сейчас эта икона находится на столпе напротив раки Преподобного, безмолвно свидетельствуя о близости двух святых.

В ноябре 1608 г. в осажденной обители начала свирепствовать страшная цинга. Люди молитвенно обратились к Святителю Николаю о помощи и заступлении. 9 мая 1609 г. во имя Святителя Николая, как обетная церковь, был освяшен северный придел Успенского собора. После освящения престола цинга в монастыре прекратилась.

Особое литургическое почитание Святителя Николая в Лавре в настоящее время выражается в том, что в дни его памяти (6/19 декабря и 9/22 мая) соборно отправляется акафист.

Церковь именует Преподобного Сергия «Игуменом Русской земли», «начальником и учителем всем монастырем, иже в Руси». Он вошел в историю окруженный целым сонмом святых учеников. Одни из них стали местночтимыми святыми Троицкой обители, другие удостоены общерусского почитания. Некоторые из учеников Преподобного Сергия всю жизнь провели в монастыре, другие, по его благословению, вышли из него и стали основателями новых обителей. Четвертая часть всех русских монастырей основана Преподобным Сергием и его учениками, которые несли его заветы в разные концы Русской земли. Духовное влияние Преподобного через обители, основанные его учениками, учениками его учеников, распространяется по всей России. Первым Радонежским святым, прославленным Русской Церковью после Преподобного Сергия, стал его любимый ученик и преемник — преподобный Никон (t 1427). Его канонизация состоялась на Соборе 1547 г. В 1548 г. над мощами преподобного Никона была построена белокаменная церковь, но служба ему уже существовала. Она была составлена Пахомием Сербом между 1440 и 1450 гг. по благословению св. митрополита Ионы. В XVIII в. канон из службы преподобному Никону был переработан. В 1779 г. была сооружена рака преподобного Никона. В середине прошлого столетия в Лаврском Гефсиманском скиту был построен храм Преподобным Сергию и Никону Радонежским. С 1853 г. 5 июля, в день обретения мощей Преподобного Сергия, там совершалась особая совместная служба Преподобным.

Большим событием в литургической жизни Троице-Сергиевой Лавры было установление празднования Собора всех Радонежских святых. Его начало идет от древней литургической традиции Русской Церкви соборного чествования местночтимых святых. В XVI в. (суздальским иноком Григорием) была написана служба Всем русским святым (она совершалась 17 июля). В XVII—XVIII вв. были созданы соборные службы Ростовским, Соловецким, Киево-Печерским и другим святым. В прошлом столетии были закреплены памяти Киево-Печерским преподобным, подвизавшимся в Ближних и Дальних пещерах, празднования Вологодским и Новгородским святым. После восстановления Патриаршества в Русской Церкви было установлено празднование Всем святым, в земле Российской просиявшим.

Генеалогическое древо Радонежских святых необычайно велико и имеет много ветвей. Это, прежде всего, непосредственные ученики Преподобного Сергия, проведшие свою жизнь в монастыре; затем ученики, ушедшие по благословению Преподобного из обители и ставшие основателями новых монастырей; собеседники Преподобного Сергия и его духовные дети и, наконец, святые, бывшие иноками Троицкой обители в XV—XVI вв.

II июня 1981 г. по благословению Святейшего Патриарха Пимена в крипте под Успенским собором Лавры был освящен придел в честь Собора Радонежских святых. Празднику была составлена особая служба (канон, тропарь и кондак). В лике Радонежских святых было прославлено 42 имени. День памяти Радонежских святых — особый Лаврский праздник. Он совершается 6 июля, на второй день чествования памяти Преподобного Сергия.

Непосредственно с Троице-Сергиевой Лаврой связано почитание родителей Преподобного Сергия — преподобных схимонаха Кирилла и схимонахини Марии. Свидетельства церковного предания об их святости многочисленны; они восходят еще к XVI в. Уже в лицевом Житии Преподобного Сергия родители его изображены с нимбами. Во время моровой язвы 1771 г. была составлена особая молитва преподобным схимонахам Кириллу и Марии, ограждавшая от смертоносной опасности. По благословению Святейшего Синода она неоднократно издавалась (последнее издание — в «Собрании молитв» 1915 г.). Память родителей Радонежского Игумена отмечалась 28 сентября, на третий день после празднования преставления Преподобного Сергия. (На гробницах преподобных Кирилла и Марии, находящихся в Хотьковском Покровском монастыре, засвидетельствованы многие исцеления младенцев, родители которых обращались к святым с молитвой.)

В собор Радонежских святых, как один из священноархимандритов Лавры, вошел святитель Иннокентий (Вениаминов) (1797 — 1879), митрополит Московский и Коломенский. Один из величайших русских миссионеров прошлого века, он б сентября 1977 г. был причислен к лику святых Русской и Американской Православными Церквами, как святитель Московский, как апостол Америки и Сибири. Святые его мощи находятся в Духовском храме Лавры. 11 апреля 1981 г. трудами наместника Лавры архимандрита Иеронима († 1982) в крипте Успенского собора в честь святителя Иннокентия был устроен южный придел храма Всех святых, в земле Российской просиявших.

Таким образом, Троице-Сергиева Лавра через века пронесла литургические традиции, сохраняя в чистоте и неприкосновенности внутренний дух и полноту содержания всех богослужений, и ту основу, которая здесь была положена самим Преподобным Сергием.

В. О. Ключевский говорил: «Преподобный Сергий давно ушел, исчезла и обстановка его деятельности, оставив скудные остатки в монастырской ризнице да источник, изведенный его молитвою, а впечатление все живет, переливаясь свежей струей из поколения в поколение, и ни народные бедствия, ни нравственные переломы в обществе доселе не могли сгладить его.

Примером своей жизни, высотой своего духа Преподобный Сергий поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в свое будущее. Он дал почувствовать заскорбевшему народу, что в нем еще не все доброе погасло и замерло; своим появлением среди соотечественников, сидевших «во тьме и сени смертной», он открыл им глаза на самих себя, помог им заглянуть в свой собственный внутренний мрак и разглядеть там еще тлевшие искры того огня, которым горел озарявший их светоч».

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Житие Преподобного и Богоносного отца нашего Сергия Радонежского и всея России Чудотворца. Сергиев Посад, 1853.

2. Георгиевский Г . Заветы Преподобного Сергия. Чтения в обществе любителей духовного просвещения, 1892, ноябрь, книга IX.

3. Голубинский Е . Преподобный Сергий и созданная им Троицкая Лавра. Жизнеописание Преподобного Сергия и путеводитель по Лавре. Сергиев Посад, 1892.

4. Мансветов И . Церковный Устав (Типик). Его образование и судьба в Греческой и Русской Церкви. М., 1885.

5. Спасский Ф . Русское литургическое творчество. Париж, 1951.

6. Федотов Г . Святые Древней Руси. Нью-Йорк, 1960.

7. Флоренский П. , священник. Из богословского наследия. — Богословские труды, сб. 17. М., 1977.

8. Флоренский П. , священник. У водоразделов мысли. 1. Статьи по искусству. Париж, 1985.

Страница сгенерирована за 0.17 секунд!