Константин Великий. Принятие христианства

Константин Великий. Бронза. IV в. Рим.

Около 285 г. н. э. в Наиссусе, у цезаря Флавия Валерия Констанция I Хлора, римского наместника в Галлии, и его жены Елены Флавий родился сын Флавий Валерий Константин. Сам Констанций Хлор был человеком скромным, мягким и учтивым. В религиозном отношении он был монотеистом, поклонялся богу солнца Солу, который во времена Империи отождествлялся с восточными божествами, в особенности с персидским богом света Митрой - богом солнца, богом договора и согласия. Именно этому божеству он и посвятил свою семью. Елена по одним источникам, была христианкой (в окружении Констанция было много христиан, и он относился к ним очень доброжелательно), по другим - язычницей. В 293 г. Констанций и Елена вынуждены были развестись по политическим мотивам, но бывшая жена занимала по-прежнему почётное место при его дворе. Сына Констанций должен был с юных лет отправить ко двору императора Диоклетиана в Никомедию.

К тому времени Христианская Церковь играла уже очень большую роль в жизни Империи и христианами были миллионы людей - от рабов до высших чиновников государства. Много христиан было и при дворе в Никомедии. Однако в 303 г. Диоклетиан под влиянием своего зятя Галерия, грубого и суеверного язычника, решил уничтожить Христианскую Церковь. Начались самые страшные гонения на новую религию общеимперского характера. Тысячи и тысячи людей были зверски замучены за одну принадлежность к Церкви. Именно в этот момент юный Константин оказался в Никомедии и был свидетелем кровавой вакханалии убийств, вызвавшей в нём скорбь и сожаления. Воспитанный в обстановке веротерпимости, Константин не понимал политики Диоклетиана. Сам Константин продолжал чтить Митру-Солнце, и все его помыслы были направлены на то, чтобы укрепить своё положение в той сложной обстановке и найти дорогу к власти.

В 305 г. император Диоклетиан и его соправитель Максимиан Геруклий отказались от власти в пользу преемников. На востоке Империи власть перешла к Галерию, а на западе - к Констанцию Хлору и Максенцию. Констанций Хлор был уже тяжело болен и просил Галерия отпустить его сына Константина из Никомедии, но Галерий оттягивал решение, опасаясь соперника. Только через год Константину, наконец, удалось получить согласие Галерия на отъезд. Смертельно больной отец благословил сына и передал ему командование войсками в Галлии.

В 311 г. страдающий неизвестным недугом Галерий решил прекратить гонения на христиан. Видимо, он подозревал, что его болезнь - "месть бога христиан". Поэтому он позволил христианам "свободно собираться на свои сходки" и "возносить молитвы о безопасности императора". Через несколько недель Галерий умер; при его преемниках гонения на христиан возобновились, правда в меньших размерах.

Максенций и Лициний были двумя Августами, а Константин провозглашён сенатом Главным Августом. На следующий год на западе Империи началась война между Константином и Максенцием, поскольку Максенций претендовал на то, чтобы стать единоличным правителем. Лициний примкнул к Константину. Из 100-тысячного войска, расквартированного в Галлии и находящегося в распоряжении Константина, он смог выделить только четвёртую часть, а у Мак-сенция было 170 тыс. пехоты и 18 тыс. конницы. Поход Константина на Рим начинался, таким образом, в неблагоприятных для него условиях. Языческим богам были принесены жертвы, для того чтобы боги приоткрыли будущее, и их предсказания были плохими. Осенью 312 г. небольшая армия Константина подошла к Риму. Константин как бы бросал вызов вечному городу - всё было против него. Именно в это время религиозному цезарю стали являться видения, укрепившие его дух. Сначала он увидел во сне в восточной части неба огромный огненный крест. А вскоре ему явились ангелы, говорящие: "Константин, сим победишь". Вдохновлённый этим, цезарь приказал начертать на щитах солдат знак имени Христа. Дальнейшие события подтвердили видения императора.

Повелитель Рима Максенций не покидал города, получив предсказание оракула, что погибнет, если выйдет за ворота Рима. Войсками успешно командовали его полководцы, опираясь на огромный численный перевес. Роковым днём для Максенция стала годовщина получения им власти - 28 октября. Сражение вспыхнуло под стенами города, и солдаты Максенция имели явный перевес и лучшую стратегическую позицию, но события как бы подтверждают пословицу: "Кого Бог хочет наказать, того он лишает разума". Внезапно Максенций решил обратиться за советом к "Сивиллиным книгам" (сборник изречений и предсказаний, служивший для официальных гаданий в Древнем Риме) и прочёл в них, что в этот день погибнет враг римлян. Воодушевлённый этим предсказанием, Максенций покинул город и появился на поле боя. При переходе Мульвинского моста возле Рима мост обрушился за спиной императора; войска Максенция охватила паника, они бросились бежать. Сдавленный толпой, император упал в Тибр и утонул. Даже язычники видели в неожиданной победе Константина чудо. Сам же он, конечно, не сомневался, что обязан своей победой Христу.

Именно с этого момента Константин стал считать себя христианином, однако крещения пока не принимал. Император понимал, что укрепление его власти неизбежно будет связано с поступками, противоречащими христианской нравственности, и поэтому не спешил. Быстрое принятие христианской веры могло не понравиться сторонникам языческой религии, которых было особенно много в армии. Таким образом, сложилась странная ситуация, когда во главе империи стоял христианин, формально не являющийся членом Церкви, потому что пришёл он к вере не через поиски истины, а как император (кесарь), ищущий Бога, защищающего и освящающего его власть. Это двусмысленное положение впоследствии стало источником многих проблем и противоречий, но пока, в начале своего правления, Константин, как и христиане, испытывал воодушевление. Отражением этого является Миланский эдикт о веротерпимости, составленный в 313 г. императором Запада Константином и императором Востока (преемником Галерия) Лицинием. Этот закон существенно отличался от указа Галерия 311 г., к тому же плохо исполнявшегося.

Миланский эдикт провозглашал веротерпимость: "Свободы в религии стеснять не должно, напротив, нужно предоставить право заботиться о Божественных предметах уму и сердцу каждого, по собственному его произволению". Это был очень смелый шаг, имевший огромное значение. Провозглашённая императором Константином религиозная свобода надолго осталась мечтой человечества. Сам же император впоследствии не раз изменял этому принципу. Эдикт предоставлял христианам право распространять своё учение и обращать других людей в свою веру. До сих пор это им было запрещено как "иудейской секте" (обращение в иудаизм по римским законам каралось смертью). Константин приказал вернуть христианам всё имущество, конфискованное во время преследований.

Хотя в период правления Константина провозглашённое им равноправие язычества и христианства соблюдалось (император разрешал родовой культ Флавиев и даже строительство храма "своему божеству"), все симпатии власти были на стороне новой религии, и Рим украсила статуя Константина с поднятой для крестного знамения правой рукой.

Император внимательно следил за тем, чтобы Христианская Церковь обладала всеми привилегиями, которыми пользовались языческие жрецы (например, освобождением от казённых повинностей). Более того, вскоре епископам дали право юрисдикции (ведения суда, судопроизводства) в гражданских делах, право отпускать рабов на свободу; тем самым христиане получили как бы свой собственный суд. Через 10 лет после принятия Миланского эдикта христианам было разрешено не участвовать в языческих празднествах. Таким образом, новое значение Церкви в жизни Империи получило юридическое закрепление почти во всех областях жизни.

Политическая жизнь Римской империи между тем шла своим чередом. В 313 г. Лициний и Константин остались единственными властителями Рима. Уже в 314 г. Константин и Лициний вступили в борьбу между собой; император-христианин победил в двух сражениях и добился присоединения к своим владениям почти всего Балканского полуострова, а ещё через 10 лет между двумя соперничающими владыками произошло решающее сражение. У Константина было 120 тыс. пехоты и конницы и 200 небольших судов, а у Лициния - 150 тыс. пехоты, 15 тыс. конницы и 350 больших трёхвёсельных галер. Тем не менее войско Лициния было разбито в сухопутном бою под Адрианополем, а сын Константина Крисп разгромил флот Лициния в Геллеспонте (Дарданеллах). После ещё одного поражения Лициний сдался в плен. Победитель обещал ему жизнь в обмен на отречение от власти. Однако драма на этом не закончилась. Лициний был выслан в Фессалоники и через год казнён. В 326 г. по приказу Константина был убит и его десятилетний сын, Лициний Младший, несмотря на то что его мать, Констанция, была сводной сестрой Константина.

Одновременно с этим император повелел убить и своего родного сына Криспа. Причины этого неизвестны. Одни современники считали, что сын участвовал в каком-то заговоре против отца, другие - что его оклеветала вторая жена императора, Фауста (Крисп был сыном Константина от первого брака), стремясь расчистить дорогу к власти для своих детей. Через несколько лет погибла и она, заподозренная императором в нарушении супружеской верности.

Несмотря на кровавые события во дворце, римляне любили Константина - он был сильным, красивым, вежливым, общительным, любил юмор и отлично владел собой. В детстве Константин не получил хорошего образования, но образованных людей уважал.

Внутренняя политика Константина заключалась в постепенном содействии превращению рабов в зависимых крестьян - колонов (одновременно с ростом зависимости и свободных крестьян), укреплении государственного аппарата и увеличении налогов, в широком предоставлении сенаторского звания богатым провинциалам - всё это усиливало его власть. Император распустил преторианскую гвардию, справедливо считая её источником внутригосударственных заговоров. К службе в армии широко привлекались варвары - скифы, германцы. При дворе было очень много франков, и Константин первым открыл варварам доступ к высшим должностям. Однако в Риме император чувствовал себя неуютно и в 330 г. основал новую столицу государства - Новый Рим - на месте торгового греческого города Византия, на европейском берегу пролива Босфор. Через некоторое время новая столица стала называться Константинополем. С годами Константин всё больше и больше тяготел к роскоши, и его двор в новой (восточной) столице был очень похож на двор восточного владыки. Император одевался в пёстрые шёлковые, расшитые золотом одежды, носил накладные волосы и ходил в золотых браслетах и ожерельях.

В целом 25-летнее правление Константина I проходило мирно, если не считать начавшейся именно при нём церковной смуты. Причиной этой смуты кроме религиозно-богословских споров было то, что взаимоотношения императорской власти (кесаря) и Церкви оставались невыясненными. Пока императором был язычник, христиане решительно защищали свою внутреннюю свободу от посягательств, но с победой императора-христианина (пусть пока и не принявшего крещения) ситуация принципиально менялась. По традиции, существовавшей в Римской империи, именно глава государства был верховным арбитром во всех, в том числе и религиозных, спорах.

Первым событием был раскол в Христианской Церкви Африки. Часть верующих были недовольны новым епископом, так как считали его связанным с теми, кто отрёкся от веры в период гонений при Диоклетиане. Они выбрали себе другого епископа - Доната (их стали называть до-натистами), отказались подчиняться церковным властям и обратились к суду кесаря. "Какое безумие требовать суда от человека, который сам ожидает суда Христова!" - воскликнул Константин. Действительно, ведь он даже не был крещён. Тем не менее, желая мира для Церкви, император согласился выступить в роли судьи. Выслушав обе стороны, он решил, что донатисты не правы, и тут же проявил свою власть: их вожди были отправлены в изгнание, а имущество Церкви донатистов конфисковано. Это вмешательство власти во внутрицерковный спор противоречило духу Миланского эдикта о веротерпимости, однако было воспринято всеми как совершенно естественное. Ни епископы, ни народ не возражали. Да и сами донатисты, жертвы гонений, не сомневались в том, что Константин имеет право разрешить этот спор, - они лишь требовали, чтобы гонения обрушились на их противников. Раскол породил взаимное озлобление, а гонения - фанатизм, и настоящий мир в Африканскую Церковь пришёл ещё очень не скоро. Ослабленная внутренними смутами, эта провинция через несколько десятилетий стала лёгкой добычей вандалов.

Но самый серьёзный раскол произошёл на востоке Империи в связи со спором с арианами. Ещё в 318 г. в Александрии возник спор между епископом Александром и его диаконом Арием о личности Христа. Очень быстро в этот спор оказались втянуты все восточные христиане. Когда в 324 г. Константин присоединил восточную часть Империи, он столкнулся с ситуацией, близкой к расколу, что не могло его не удручать, поскольку и как христианин, и как император он страстно желал церковного единства. "Верните мне мирные дни и спокойные ночи, чтобы я, наконец, нашёл утешение в чистом свете (т. е. - единой Церкви. - Прим. ред,)", - писал он. Для решения этого вопроса он созвал собор епископов, который состоялся в Никее в 325 г. (I Вселенский или Никейский собор 325 г.).

Прибывших 318 епископов Константин принял торжественно и с большим почётом в своём дворце. Многие епископы были жертвами гонений Диоклетиана и Галерия, и Константин со слезами на глазах смотрел на их увечья и шрамы. Протоколы I Вселенского собора не сохранились. Известно лишь, что он осудил Ария как еретика и торжественно провозгласил, что Христос единосущен Богу-Отцу. Собор проходил под председательством императора и решил ещё несколько вопросов, связанных с богослужением. В целом для всей империи это было, конечно, торжеством христианства.

В 326 г. мать Константина Елена совершила паломничество в Иерусалим, где был найден крест Иисуса Христа. По её инициативе крест подняли и медленно поворачивали на четыре стороны света, как бы посвящая Христу весь мир. Христианство победило. Но до мира было ещё очень далеко. Придворные епископы, и прежде всего Евсевий Кесарийский, были друзьями Ария. На соборе в Никее они согласились с его осуждением, видя настроения подавляющего большинства епископов, но потом пытались убедить императора в том, что Арий осуждён ошибочно. Константин (всё ещё не принявший крещения!), конечно, прислушивался к их мнению и поэтому вернул Ария из ссылки и предписал, вновь прибегнув к своей императорской власти, принять его обратно в лоно Церкви (этого не произошло, так как Арий умер по дороге в Египет). Всех непримиримых противников Ария и сторонников Никейского собора, и прежде всего нового александрийского епископа Афанасия, он отправил в ссылку. Это происходило в 330-335 гг.

Вмешательство Константина привело к тому, что арианский раскол растянулся почти на весь IV век и изжит был только в 381 г. на II Вселенском соборе (Константинопольский собор 381 г.), но это случилось уже после смерти императора. В 337 г. Константин почувствовал приближение смерти. Всю жизнь он мечтал креститься в водах Иордана, но политические дела мешали этому. Теперь, на смертном одре, больше откладывать было нельзя, и перед смертью его крестил всё тот же Евсевий Кесарийский. 22 мая 337 г. император Константин I скончался в Аквирионском дворце, близ Никомедии, оставив трёх наследников. Прах его погребён в Апостольской церкви в Константинополе. Церковные историки нарекли Константина Великим и провозгласили его образцом христианина.

Значение Константина I Великого огромно. По сути с него началась новая эпоха и в жизни Христианской Церкви, и в истории человечества, получившая название "эпохи Константина", - период сложный и противоречивый. Константин первым из кесарей осознал всё величие и всю сложность сочетания христианской веры и политической власти, первым попытался осознать свою власть как христианское служение людям, но при этом неизбежно действовал в духе политических традиций и нравов своего времени. Константин дал Христианской Церкви свободу, выпустив её из подполья, и за это был назван равноапостольным, но однако он слишком часто выступал арбитром в церковных спорах, подчиняя тем самым Церковь государству. Именно Константин первым провозгласил высокие принципы веротерпимости и гуманизма, но не смог их претворить в жизнь. Начавшаяся дальше "тысячелетняя эпоха Константина" будет нести в себе все эти противоречия её основателя.

Научного ответа на этот вопрос нет уже без малого 1700 лет и, разумеется, не будет. Есть разные предположения, основанные на весьма разнообразной письменной традиции, в которой есть и христианское, и языческое направления с разным отношением к Константину.

Константин Великий четко разделял общественное и личное. В общественном смысле утверждение Христианства в числе признаваемых Римском государством религий имело место после весьма бездарной религиозной политики предшественников Константина. Руководствуясь соображениями римского консерватизма (в значительной степени уже изрядно реконструированного, вытащенного из пыли), Диоклетиан и его соправители притесняли христиан, так как те не вписывались в традиционные рамки, заданные римским официальным язычеством. Последнее отличалось изрядным формализмом; серьезным камнем преткновения являлся пресловутый императорский культ, который христиане не могли отправлять в силу своих религиозных убеждений и представлений о Боге (в то время как язычники спокойно могли почитать императора в качестве божества). Об этом писал еще Тертуллиан в своей Апологии, который предлагал компромиссный формат почитания императора христианами: путем молитв за него к Богу. Гонения Диоклетиана и его соправителей произвели мрачное впечатление на современников; показательным является то обстоятельство, что один из императоров, Констанций (отец Константина), откровенно пренебрегал директивами Диоклетиана, которые могли бы спровоцировать совершенно ненужное социальное потрясение. Таким образом, идея религиозного консенсуса, как части более широкого общественного консенсуса, возникла еще до Константина, и Константин, успешно ее реализовав, снискал себе дополнительную популярность. Вопрос с императорским культом он решил компромиссно: язычники почитали императора по-своему, как божество, христиане же за него молились. Выдвигавшийся (к примеру, в советской науке) тезис о том, что Христианство якобы могло помочь Константину упрочить свою власть, абсолютно несостоятелен по ряду причин: 1) христиане, что отмечалось исследователями еще XIX века, не составляли большинства населения империи; 2) для достижения единовластия успешной религиозной политики было явно недостаточно – Константин восемнадцать лет вел затяжную гражданскую войну, принимал активные меры в области социальной политики, активно занимался обороной границ и т.д.

До конца своих дней Константин, несмотря на свои симпатии к Христианству, не принимал Крещения. Крестился он лишь перед самой смертью. Ф.Ф. Зелинский, на мой взгляд, справедливо объяснил это тем, что Константин не хотел в свое правление превратить язычников в пасынков государства . От себя добавлю, что из языческой традиции известно, что в 326 году в Риме он отказался совершать языческие процедуры. Таким образом, Константин в продолжение всего своего правления осознавал степень публичности своей фигуры и не мог себе позволить открыто исповедовать какую-либо религию в условиях признания равных прав для христиан, и для язычников. В первую очередь, он был Pater Patriae, в условиях которой все должны были чувствовать себя комфортно. Лишь перед смертью Константин позволил продемонстрировать свои убеждения, однако это было действие именно частного человека (однако, согласно Евсевию, Константин оговорил, что если ему и суждено будет выжить, то он будет осознавать себя уже членом Церкви). Таким образом, личное принятие Константином Христианства может рассматриваться как следствие его собственного выбора, и никакого научного объяснения здесь нет и быть не может – это была его свободная воля, объясняемая исключительно внутренними побуждениями.

А еще можно объяснить так: в окружении Константина, в ромейской элите, в ромейских низах, в среде интеллигенции, словом, на всех фронтах христианство стало популярной религией. И активно теснило старую. Если представить, что христианство получило широкую поддержку, а старая ромейская религия разлагалась, то выбора не остается. Новая мораль против старой. Императором раньше, императором позже.

Ответить

Прокомментировать

Император Константин Великий принял христианство, то есть крестился, на смертном одре, никакой выгоды на земле он извлечь из этого уже не мог.

Его государственные действия связанные с христианством это политика. Разделить здесь искренность и поиск выгоды в большинстве случаев невозможно.

Причем для философии того времени был характерен немного другой взгляд на религию. Искать выгоду от взаимоотношений с богами считалось совершенно логичным.

Можно сказать точно, что выгоду он искал. Хотя бы ожидал той самой победы: "Сим победиши!" Что, повторю, не исключает заведомо искренности.

Кстати, и сейчас, судить о мотивах людей стоит с осторожностью. Искренность и поиск выгоды не всегда разделимы. Кроме того, можно искренне верить, что что-либо должно быть выгодным.

Пролог.
На момент принятия Константином Христианства евреи(основные носители религии на тот момент), были рассеяны по всей территории Империи и даже за ее пределами. Как известно потомки Сима были избраны, чтобы нести информацию о Боге в массы. Евангелие было написано на греческом языке(это как английский сейчас), на нем если не говорили свободно, то как минимум примерно понимали кто и что говорит. Поэтому уже на начальном этапе распространении информации о вере, были пройдены основные барьеры: Языковой и Территориальная экспансия(так как не интернета или радио на тот момент не было... да и читать умел 1 из 100 человек это были наверное основные критерии для успешного распространения.)

Так вот! Подходим ближе к сути. По Римской империи путешествовало множество людей. Они встречались, заходил разговор про религию. Одни поклоняются Солнцу и Луне, другие лягушкам, третьи целой группе божеств и ни одно божество не объясняло смысла жизни. А вопросы: "как мы тут очутились?" "Зачем?" и т.д. уже мучили греков и постепенно возникали на территории современной Европы.

Суть.
Когда люди начинали сомневаться в правильности своей веры(ведь выбор среди языческих богов оооочень велик), они впадали в уныние, ссорились...из за этого могли возникать непорядки, конфликты меж национальные и внутригрупповые, что не очень хорошо для общественного порядка в Империи.

Иешуа ха-Машиах и его учение были откровенным парадоксом. Люди тысячами шли на смерть, просто ради веры. Веры в то, что их ждет спасение и абсолютно другая жизнь, "чистая", где не будет места "грязи".

Могу только предположить, что видя ситуацию в стране, предложение единого бога для всех, было реальным решением критической ситуации. Такое уже практиковалось, когда обожествляли императоров, но не увенчалось успехом.

Эпилог.

В любом случае, так как было наверняка, мы не узнаем.... Ведь историю пишут победители, а их не судят. В любом случае перед нами есть факт, что Благая Весть распространилась по всей планете и подарила смысл в жизни(любовь) многим миллионам людей. Сам Авраам обращался к богу за помощью и заключил с ним ВЫГОДНЫЙ договор, далее Моше Рабейну получил дополнение, на еще более выгодных условиях. Иешуа, по его словам, тоже пришёл в мир расширить знание людей о Боге. Царь Давид - величайший из людей и царей, олицетворявший в себе идеал правителя и человека, так же просил Яхве о помощи в земных делах, так почему бы и Константину не обратится за помощью к всевышнему, в решении Государственных проблем?

Реставрация Диоклетиана и великое гонение.

Великие гонения.

Христианство и Империя в III веке н.э.

I. Великие гонения . Третий век стал своего рода переломом в исто­рии христианства и истории Империи, которые все больше и больше перепле­таются между собой. Империя переживает тяжелый политический кризис, ко­торый едва не привел к ее краху. Наоборот, Церковь продолжала усиливать­ся. На ее сторону перешла многие представители интеллигенции, и III век стал веком Тертуллиана, Оригена и Киприана. Отношения Церкви и Империи стали более сложными. Правящие круги огромной Империи, озабоченные сохранением ее единства, вырабатывали политику по отношению к Церкви. Одни пытались превратить ее в союзника, другие сознательно игно­рировали, третьи пытались уничтожить. Этим и объясняются колебания поли­тики от периодов толерантности и даже покровительства до жесточайших гонений. Последним гонением было "великое гонение" Диоклетиана, ставшее началом неожиданного поворота.

После убийства Коммода началась гражданская война. Победителем стал Септимий Север /I97-2II гг./, основавший новую династию. Политика Севера была направлена на реставрацию Империи. Он усилил императорскую власть и расширил бюрократический аппарат. Основное внимание Север обратил на армию, усиливая ее общественную роль и повышая материальное довольство солдат. Септимий Север сумел остановить развитие кризиса, однако это происходило за счет подавления самостоятельности городов, провинций и других сообществ, составлявших огромную Империю. Хотя формально Север поддерживал олимпийскую религию, именно при нем происходит усиление позиций восточных культов, особенно- сирийских и африканских.

Политика Севера продолжалась при его сыне Каракалле /2II-2I7 гг./. В 217 г. Каракалла был убит в результате заговора, а императором стал его префект претория Опеллий Макрин. Впрочем, гражданская война вскоре вер­нула к власти боковую ветвь династии. Новый правитель, Гелиогабал /218-222 гг./, распущенный юноша, увлекавшийся восточными культами, также стал жертвой переворота. Его двоюродный брат, Александр Север /222-235 гг./ пытался, хотя и безуспешно, реставрировать антониовскую систему и отказаться от жесткого авторитарного курса Северов.

В 30-40-е гг. III века внутренний кризис усиливается за счет ухудше­ния внешнеполитического положения. Германские племена, противостоящие Риму на Рейне и Дунае, стали объединяться в мощные племенные союзы: в северной и центральной Германии образовался союз франков, в южной Герма­нии появились союзы алеманнов,

вандалов и ютунгов. К северу от Дуная возник сильный союз готов, объ­единивший германские и другие припонтийские племена. На востоке про­изошло большое восстание, слабая уже не раз разгромленная Парфия рухнула, на ее месте появилась мощная Персидская держава Сасанидов.

События III века вызвали перемены в духовной жизни Империи. Начался кризис античной культуры, Страх, депрессия и подавленность общества выразились в упадке рационализма и росте мистики и религиозности. Рас­тет интерес к магии и экзотическим учениям типа индусского брахманиз­ма, учения персидских магов или вавилонских и египетских жрецов. Час­то эти учения были лишь плодом фантазии самих людей III века.

Христианство было все более востребованным. Вера в Христа давала выход из духовного тупика, а организационные возможности Церкви дава­ли возможности обьединения. Христианское отрицание "этого мира" теперь разделяли все более широкие слои населения. III век стал временем продвижения восточных провинциальных элит и распространения восточных религий С культов Солнца, Изиды, Митра). Число христиан пополнялось за счет практически всех слоев общества и, вероятно, уже исчислялось миллионами. Усилился приток богатых и образованных людей. Церковь ста­ла богатой. Епископ стал теперь полновластным хозяином общины.

Отношения между Церковью и государством были достаточно сложными. Хотя репрессивная политика продолжалась, в обществе все больше и бо­льше росло убеждение о возможности компромисса. Коммод был первым императором, прекратившим репрессии, однако Септимий Север возобновил политику гонений. Основные репрессии приходятся на 203~2П гг. и за­трагивают Африку, Галлию и Египет. Вероятно, это было первое гонение, прошедшее по всей Империи. Основной материал дает нам Тертуллиан, од­ин из "отцов церкви", происходивший из Африки« Каракалла продолжил террор, но при Элагабале и Александре Севере гонения прекратились. Александр Север включил Христа в свой домашний Пантеон наравне с гре­ческими и римскими богами и Моисеем, а его мать, Шия Маммея общалась с христианскими мыслителями и писателями, в числе которых были Ориген и Ипполит. Христиане стали появляться при дворе и на администра­тивной службе.

Атмосферу III зека н.э., особенно - его первой половины, показывают три выдающихся христианских писателя, Тертуллиан, Ориген и Киприан. Кв. Септимии Флоренс Тертуллиан /160-220 гг./, уроженец Северной Африки и автор 31 сочинения с характерными названиями "Апологетика", "Против Маркиона", "Опровержение еретиков" и т.д. был современником внезапного и быстрого взлета христианства в Африке в 180-200 гг., а затем и гонен­ий Септимия Севера и Каракаллы. Он продолжал традицию апологетов, дока­зывая, что христиане суть лояльны подданные Империи, Они уже ничем не отличаются от других жителей державы. Тертуллиан разрешает верующим за­ниматься торговлей и ростовщичеством и даже не отрицает рабстве. Вместе с тем, в его сочинениях заметны разочарование и раздражение политикой Империи. Писатель отходит от юстиновской идеи сближения веры и знаний и античной философии и библейского предания, несомненно, ставя веру выше разума и Библию выше древних писателей. Христиане готовы платить налоги, но просят /и даже требуют/ невмешательства в дела Церкви.

Ориген /185-253 гг./ происходил из христианской семьи и жил и работал в Александрии. По преданию, он написал около 1000 книг /вероятна, в ан­тичном понимании/. Основная дейтельность Оригена приходится на 20-40 гг. III века, время толерантности. Ориген был Очень популярен, и интерес к нему проявляли даже придворные круги, включая императрицу Юлию Маммею. В отличие ©т Тертуллиана, Ориген очень терпим и ценит античную традицию. Он настаивает на интеллектуальном поиске и свободе мнения. Тертуллиан требует и поучает, Ориген старается доказать. Конец жизни Оригена был тяжелым, он попал в тюрьму при Деции, вышел оттуда больным человеком и вскоре умер.

Эпоха гонений 50-60-х гг. приходится на время деятельности третьего писателя, Киприана /200-258 гг./. Если Тертуллиан- догматик, Ориген-мыслитель, а Тертуллиан- яркий тип политика. Его главная задача - выж­ить и сохранить Церковь как организации. Вырабатывается и канон поведения: христиане должны выживать за счет отречения, но за счет укрыватель­ства, надо дать возможность отрекшимся вернуться в лоно Церкви. Киприан не сторонник мученичества, которое часто лишь озлобляют власти. Впрочем, сам епископ на компромисс не пошел ж предпочел смерть.

Следующее 50-летие стало временем обвального кризиса. Положение Церкви сильно изменилось и уже было тесно связано с политикой Империи. Грань между христианами и нехристианами стиралась все больше и больше. Стороны были готовы к диалогу, что и объясняет периоды толерантности. Впрочем, попытки решить вопрос силой по-прежнему предпринимались.

Политика последних Северов продолжалась и в 40-е гг. III века. Но­вые императоры, Гордиан III (238-241) гг.)и Филипп Араб (245-249 гг.), вообще прекратили репрессии, а Филипп, возможно, сам был христианином.. Наконец, общество шло к религиозной унификации, а единой Империи все больше требовалась единая религия. Пути были разные: некоторые силы хотели сохранить старые олимпийские культы, другие, как Гелиогабал или позже Аврелиан, искали новые религиозные идеи, обычно приходя к мысли о восточных богах или солярных культах. Третьи, как Александр Север или Галлиен, пытались объединить все разнообразные культы Импер­ии в единое целое.

В 250 г. новый император Деций после достаточно длительного пере­рыва возобновил генения. Всему населению Империи было предписано пред стать перед властями, заявить о своей религиозной принадлежности, при* нести жертвы и совершить возлияния. Выполнивший получал специальный сертификат. Отказавшихся бросали в тюрьмы, имущество конфисковывалось. Впрочем, христианам повезло, в 251 г. Деций погиб на войне с готами.

Правление Валериана (253-260 гг.) и его сына Галлиена (253-260гг) стало пиком кризиса. Готы обрушились на дунайские провинции, аламаны атаковали Италию, на востоке шла тяжелейшая война с персами. В 260 г. в плен к ним попал Валериан, взявший на себя оборону восточной части Империи, тогда как Галлиен достаточно успешно защищал западную. Импе­рия распалась: в Галлии возникла так называемая Галльская Империя, включавшая в себя Испанию и Британию, восточные провинции оказались под властью Одената, правителя вассальной Пальмиры, который возгла­вил оборону против Ирана. По всей Империи как грибы росли десятки мелких узурпаторов.

Галлиен возглавил оборону Империи. Он сумел отразить наступления варваров и создать сильную армию, способную обеспечить единство дер­жавы.

Время правления Валериана и Галлиена стало переломным в отношениях Империи и христианства. Валериан продолжал гонение, нанося главный удар по клиру, епископам и пресвитерам. Христиане стали запрещенным сообществом, они не могли устраивать собрания и пользоваться собствен­ными кладбищами, а также иметь места богослужения. В 258 г. Валериан ужесточил политику, борясь не столько против христиан, сколько против Церкви, Казни подлежали все епископы, священники и диаконы, не отрек­шиеся от Христа. Сенаторы и всадники-христиане теряли свой статус Одной из целей Валериана было воспользоваться богатствами Церкви.

В 260 г. Галлиен остался единственным императором. Также как и от­ец, он стремился удержать Империю от распада, но т пошел другим пу­тем. Галлиен пошел на религиозный мир и попытался создать новую ре­лигию Империи как синтез старых. В рамках императорского Пантеона со­существовали культ Солнца, древние греческие (Аполлон, Вулкан, Церера) и римские и италийские (Диана, Веста, Сегеция) боги. В контексте эт­ой политики находился и эдикт 260 г., прекративший гонения и вернув­ший христианам свободу богослужения, места культа и денежные средст­ва. Церковь получала право юридического лица и право владеть имуще­ством.

Значение эдикта Галлиена трудно переоценить. Это был первый офи­циальный акт, узаконивший существование христианства. Хотя в историо­графии ему уделялось небольшое внимание, его значение сопоставимо с реформами Константина. После 260 г. Церковь пережила 40-летний мирный период, во время которого шит ее положение существенно изменилось. Христиане становились чиновниками и придворными, а руководители Церк­ви заняли свое место в имперском руководстве.

Итогом кризиса III века стали огромные людские и материальные по­тери и натурализация экономики. Сложившийся во II веке общеимперский рынок перестал существовать. Начинается экономическая дезинтеграция и упадок городов. Рухнула денежная система, разрушенная натурализацией экономики и гиперинфляцией. Последняя приняла катастрофический характер: во II веке модий пшеницы стоил 0,5 денария, в II веке-100 денариев, а солдат эпохи Принципата получал столько же, сколько по­лучал в 1У веке высокопоставленный чиновник двора. Это было время культурного упадка, разрушения культурных ценностей и падения обра­зованности.

2. Диоклетианова реставрация и великое гонение . И все же худшее было позади. Дело Галлиена продолжили его генералы. В 268-269 гг. император Клавдий II разбил готов. Его преемник, Аврелиан (27Д-275 гг.) провел военную реставрацию империи, ликвидировал Галльскую Империю и Пальмирское царство и отбил натиск алеманнов. Третий выдающийся во­енный император, Проб (276-2S2 гг.) выбил из Галлии франков и алеманнов. Выход из кризиса был связан с преобразованиями Гая Валерия Авреллия Диоклетиана (214-305 гг.). В 285 г. Диоклетиан децентрализовал власть, сделав соправителем своего друга Максимиана и дав ему в управ­ление западную часть Империи (себе Диоклетиан взял восточные провин­ции, Малую Азию, Сирию и Египет). В 293 г. Диоклетиан и Максимиан на­значили двух младших соправителей, Цезарей, Гая Галерия и Констанция Хлора. Галерий был усыновлен Диоклетианом и получил в управление весь Балканский полуостров, Констанций считался сыном Максимиана и управ­лял Галлией, Британией и Испанией. Разделение было достаточно форма­льно- Августы и Цезари представляли собой единую "правящую семью", подчинявшуюся воле старшего Августа, Диоклетиана. Это было не разде­ление власти, а разделение обязанностей и ответственности.

Установив властную вертикаль, Диоклетиан начал реформы, заложившие основы новой военно-бюрократической монархией (домината). Админист­ративная реформа существенно увеличила число провинций (с 50 до 100), которые обьединялись в 12 диоцезов. Реформа усилила управляемость державы, но резко увеличила число чиновников и расходы на аппарат. В результате военной реформы армия выросла в 1,5-2 раза (около 400 000 человек), а налоговая реформа унифицировала налогообложение и резко усилила налоговый гнет. Следствием роста налогов стало прикрепление населения к земле и территории: большая часть сельского населения ста­ла полукрепостными колонами, а горожане прикреплялись к городу, про­изводству и профессии. В ряде профессий сын должен был наследовать профессию отца, работать на том же производстве (в ряде случаев переход был практически невозможен), а покинуть место жительства без раз решения властей было весьма трудно. Сверхдержава была восстановлена, общество вышло из кризиса, но цена этой реставрации была достаточно велика. Разоренное налоговым гнетом, коррупцией и произволом чиновни­ков и внутренними неурядицами общество все меньше и меньше идентифицировало себя с эмансипированной от него государственной машиной, тре­бующей все больше и больше расходов на ее содержание,

В окружении Диоклетиана были достаточно сильны антихристианские на­строения. Их выразителем стал Галерий, оказывавший растущее давление на старшего Августа. По всей вероятности, ему удалось убедить Диокле­тиана в необходимости религиозной реставрации и возвращении к старой олимпийской религии, соединенной с императорским культов. 23 или 24 февраля ЗОВ г. началось "великое гонение". Диоклетиан велел уничтож­ить все копии Священного писания, а все христиане под страхом смерт­ной казни или сурового наказания должны были отречься от своей веры„ Христиане изгонялись с государственной службы. Началось разрушение це­рквей, а священнослужители подлежали тюремному заключению.

"Великое гонение" было, вероятно, самым сильным ударом по христианам за всю историю их существования. Огромная бюрократическая машина, соз­данная Диоклетианом, обрушилась теперь и представителей этой религии. Репрессии охватили всю огромную территорию Империи. Особенно жестоки­ми они были в восточных провинциях, где правили Диоклетиан и Галерий, в Малой Азии, на Балканах, в Египте. Каратели уничтожали даже целые города и деревни, населенные христианами. Наиболее слабыми были прес­ледования во владениях Констанция Хлора. Это было вызвано как собств­енной позицией императора, так и тем, что христиан на Западе стало ме­ньше. Теперь, напротив, их число существенно выросло.

В 305 г. Диоклетиан и Максимиан отреклись от власти. Августами стали Галерий и Констанций, назначившие себе новых соправителей. Впрочем, система тетрархии рухнула под напором претензий на власть со стороны "обойденных" претендентов. В 306 г. умер Констанций Хлор, пос­ле чего армия провозгласила императором его сына Константина, а вла­сть в Италии захватил сын Максимиана, Максенций. Преследования на за­паде практически прекратились. На востоке их продолжили Галерий и его племянник, Максимин Даза, получивший в управление восточные провинции. Галерий еще поддерживал единство Империи, формально занимая место Ди­оклетиана, он же продолжал оставаться инициатором гонения. Перед смер­тью Галерий тяжело болел. Считая, что его болезнь является местью христианского Бога, Галерий незадолго до кончины (311 г.) отменил все преследования. Только Максимин Даза не подчинился решению фактически всех остальных соправителей. В 313 г. он был свергнут военачальником Лицинием. По всей Империи установилась обстановка веротерпимости. "Ве­ликое гонение" завершилось, Церковь понесла тяжелейшие потери, но выш­ла из этого испытания, сохранив свои силы и ресурсы и, несомненно, од­ержав огромную моральную победу.

3. Константин Великий и победа христианства . С именем Константина свя­зан поворот Империи к христианству. В начавшейся гражданской войне он одного за другим победил всех своих противников. В 311-312 гг. он раз­громил захватившего Италию Максенция и занял Рим, а в 313 г. Констан­тин и его союзник Лициний разделили Империю между собой. Константину достался Запад Империи, Лициний получил восточные провинции. В 324 г. после новой гражданской войны, Константин победил Лициния. До 337 г. он был единоличным правителем Империя* в последние годы жизни Константина его соправителями были сыновья.

Константин продолжил реформы Диоклетиана, став вторым создателем сис­темы домината. Он завершил административную реформу предшественника и создал сильный центральный аппарат. Наиболее значительной была воен­ная реформа Константина: если Диоклетиан держал армию на границах, продолжая тем самым традицию ранней Империи, то Константин разделил войска на две категории, пограничные армии (лиметаны) и стоявшие в глубине стратегические резервы. Император стаби­лизировал имперские финансы, введя новую валюту, золотой солид, про­державшийся до XI-XII вв. Он же сделал важный шаг в сторону отделе­ния восточных провинций: в 330 г. не месте города Византия, занимавше­го крайне важное стратегическое положение, появилась новая император­ская резиденция, Константинополь, ставший в 1У веке второй столицей Империи, а затем и вторым Римом и, новой столицей Византии.

Впрочем, главные перемены были связаны с религиозной политикой. Император явно сочувствовал христианству. Эту позицию он унаследовал от отца, Констанция Хлора. Мать императора, Елена, ранее - хозяйка гостиницы, вероятно, была христианкой уже в молодости. Хотя Констанций был вынужден развестись с Еленой, развод был вынужденным, прежние чув­ства явно сохранялись, а Константин с самого начала воспитывался как наследник отца, Елена оказывала огромное влияние на сына, активно участвуя в его религиозных преобразованиях. В 312 г. перед битвой с Максенцием у Мульвиева моста Константин (по его собственным словам) увидел видение- яркий крест на Солнце с надписью "Сим победиши", пос­ле чего, вероятно, и происходит его обращение. Теперь каждая победа Константина означала новый шаг в политическом признании Церкви» В 313 г. Миланский эдикт Константина и Лициния провозгласил свободу совести для всех жителей Империи и окончательно легализовал христи­анство. Конфискованная собственность возвращалась Церкви, император возмещал ей ущерб и начал массовое строительство церквей. Константин еще не был собственно христианским императором. Он продолжал опираться на синкретическую систему культов во главе с культом Солнца и оставался великим понтификом, возглавлявшим всю имперскую религию. Тем не менее, факт сочувствия императора христианам несомне­нен, Помимо денег, христиане получали посты при дворе и администра­ции (все ограничения, существовавшие ранее, были сняты) и постепен­но становились "партией власти", получая также налоговые и юридичес­кие привилегии. В 321 г. епископы получили право освобождать рабов, в 324 г, император ввел празднование воскресения, в 325 г. он запретил гладиаторские игры, а в 331 г, ужесточил законы о разводе. В резуль­тате политики Константина, число христиан значительно выросло, а в церквях появились очереди желающих креститься.

Константин способствовал и созданию единой церковной организации. Как раз в это время Церковь оказалась расколота богословским спором. Египетский пресвитер Арий поднял проблему Святой Троицы (Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух). Арий считал, что все три элемента троицы наход­ятся в иерархическом соотношении и созданы друг другом: Отец создал Сына, а Сын- Святой Дух. Против него выступил епископ Александрии, Александр, преемником которого стал выдающийся церковный деятель, Афанасий Александрийский. Противники Ария возражали против возможно­сти подобной постановки вопроса, объявляя все три ипостаси единой сущностью и выдвинув формулу "единосущный". Спор имел идейную сущность, некоторые ученые видят в нем столкновения ан­тичного рационализма (Арий) и религиозной традиции (его противники). К нему примешались политические, социальные и региональные, равно как и личностные противоречия.

Церковь стала мощной организацией. К концу правления Константина в Империи было до 1700 епископских кафедр, 800-900-на востоке и 600-700 - на Западе. Зоной максимального распространения были Малая Азия, Сирия и Египет, много христиан было в Греции, Македонии, Африке, Ита­лии, слабее были его позиции в Галлии, Испании, Паннонии, Мезии, Бри­тании. Некоторое число христиан появилось за пределами Империи, 6 ян­варя 303 Го крестился армянский царь Тиридат III, после чего Библия была переведена на армянский язык, а большая часть населения приняла крещение. Вскоре крестилось население Эфиопии, христиане появились в Персии.

20 мая 325 г. состоялся Первый Вселенский Собор, на который собрали около 300 епископов. Создавалась единая церковная организация. Собор принял "кредо" (символ веры) и 20 организационных канонов. Епископы, как и ранее, были независимы в своих действиях в рамках собственной территории. Вмешательство в дела друг друга запрещалось, а разногласия должны были решаться на соборах, местных, региональных и Вселенских. Новым, однако, было появление пяти митрополитов, которые стояли над други­ми епископами своей митрополии и которым были обязаны подчиняться рядовые епископы. Митрополитов было пятеро: епископы Рима, Антиохии, Александрии Иерусалима и Кесарии. Устанавливался единый день празднования Пасхи.

Очень важным стал вопрос о положении императора: формально он нахо­дился вне Церкви, не будучи ее представителем, а потому вроде бы не имел права голоса. Вместе с тем, присутствовавшие были его подданными, а сам он являлся верховным понтификом, т.е. главой всех религий Империи и тем, что христиане называли "епископом внешних сил". Он был на соборе и в ка­честве почетного гостя, и в качестве хозяина дома, поскольку приемы уст­раивались в императорском дворце. Фактическая роль Константина была даже больше, чем формальная, поскольку все резолюции Собора были де факто продиктованы именно им, впрочем, после того, как он все же консультировался с доверенными ему епископами. Начинает формироваться модель отношен­ий императора и Церкви, согласно которой император становится "наместни­ком Бога на Земле". Принятие христианства нисколько не ослабило абсолютную власть правителя. Он переставал быть богом или полубогом, но оставался "помазанником Господа" и нес ответственность только перед ним. Эта модель существовала на Западе до У века н.э., а в Византии- до ХУ века.

Собор занялся вопросом о ересях, центральное место среди которых за­нимало арианство. Многие воспринимали его не как отклонение, а как одно из альтернативных направлений, однако под давлением Константина и неко­торых приближенных к нему епископов арианство было официально объявлено ересью. Никейский Собор, однако, вовсе не подвел черту под этим спором, а скорее стал его исходной точкой. Борьба арианства и православия прошла через всю историю 1У века н.э. Уже в 326 г. под влиянием трагедии в собственной семье, Константин обратился к арианству, сочтя случившееся наказанием за действия против Ария. В 327 г. Арий был возвращен из ссылки, но еще несколько лет ушли на борьбу против Афанасия, упорно сопротивляв­шегося возвращению своего идейного противника. В 335 г. арианство одержа­ло полную победу, в ссылку ушел Афанасий.

Начало IV в. открывает собой новую эпоху в истории отношений христианской церкви и государства в Римской империи. Реформы, начатые Диоклетианом, не получили достойного идеологического обрамления. Последние годы его правления окончательно перевели религиозную проблему в политическую плоскость, а эдикт Галерия 311г. оставил открытым вопрос о государственном статусе христианства. Константин Великий явился именно тем историческим деятелем, который смог не только усвоить, но и реализовать главные стремления времени. Он первым из римских императоров понял внутреннюю силу христианства, примирил его с государством, при его помощи восстановил и на нем основал единство империи. Что побудило Константина Великого стать на сторону христианства? Гениальная ли проницательность опытного политика, усмотревшего опору для государства там, где его предшественники видели главную причину упадка государственной и общественной жизни, внутреннее ли развитие его собственного духа или небесное откровение в той или иной форме - таковы первые и необходимые вопросы, которые ставит перед историком эпоха Константина Великого.
Вопрос об обращении Константина Великого в христианство занимал особое место в историографии рассматриваемого нами периода. Его можно назвать своеобразным индикатором профессиональной позиции историка, поскольку его решением обусловливалась историческая концепция IV в. в связи с проблемой церковно-государственных отношений. Древняя и средневековая церковная историография связывала обращение Константина с рассказом Евсевия, записанным им якобы со слов самого императора. Во время похода на Рим, предпринятого Константином в борьбе с Максецием в 312 г., ему было дано небесное видение креста, воспринятое как знак Божественной помощи. Император и его войско встали под знамя креста и победоносно завершили свое военное предприятие. Чудесное обращение императора и его воинства явилось прологом обращения всей языческой империи.
Для научной историографии объяснение религиозной «революции» Константина как результата чуда представлялось недостаточным. Проблема осложнялась тем, что сообщения раннехристианских авторов о событиях похода Константина на Рим в 312 г. отличались несогласованностью и явными противоречиями. Это создавало возможность достаточно свободных интерпретаций источников: от прямой апологии до полного отрицания их достоверности и самого факта «крестного знамения».
В рамках протестантской школы европейской историографии к середине XIX в. была обоснована концепция, объяснявшая обращение Константина в христианство политическими мотивами и обстоятельствами. Подвергая кардинальному пересмотру все церковное предание, протестантские авторы особенно активно критиковали деятельность Константина Великого, с которой начинался «губительный» для церкви, по их мнению, союз с государством. В течение долгого времени большое влияние на научные мнения оказывали скептические суждения немецкого историка Я. Буркхарда. В его представлении Константин как гениальный политик и «агрессивный эгоист» был принципиально «внерелигиозен». Он использовал церковную организацию для создания единой империи, целенаправленно и жестоко избавляясь от конкурентов. Развенчание образа Равноапостольного Константина основывалось Буркхардом на низвержении авторитета его историка - Евсевия Кесарийского, которому было категорически отказано в исторической достоверности. Буркхарда справедливо считают одним из основоположников «гиперкрити- ческого» направления в историографии эпохи Константина Великого.
Но далеко не вся протестантская наука была подвержена «гиперкритицизму». Гораздо более выдержанную рациональную оценку мотивам обращения Константина в христианство давал другой авторитетный представитель этого направления - А. Гарнак. В работах «Проповедь и распространение христианства в первые три века», изданной в 90-х гг. XIX в., и «Церковь и государство вплоть до установления государственной церкви», на русском языке опубликованной в начале XX в., он оценивал Константина как проницательного и сильного политика, имевшего «внутреннее влечение к религиозным переживаниям», разглядевшего те преимущества, которые мог дать государству союз с церковью как носительницей «универсально-религиозного самосознания».
Приведенные научные воззрения следует признать наиболее характерными для западноевропейской историографии рубежа XIX-XX вв. В диапазоне, ими определяемом, формировались мнения других протестантских историков. Для католических авторов также был свойственен определенный рационализм, но вполне умеренный. Характерен взгляд тюбингенгского профессора Ф.Х. Функа, который ставил под сомнение сверхъестественное происхождение видения Константина, но признавал оказанное им субъективное влияние на совершившийся в душе Константина религиозный переворот.
Одна из особенностей российской церковной историографии, обусловленная ее конфессиональной принадлежностью, состояла в особом отношении к древним церковным источникам. То, что с легкостью, и даже настойчивостью отвергал протестант, что подвергал критике и сомнению светский историк, в глазах представителя церковной историографии обладало авторитетом Предания. Поэтому первое время историки церкви даже не поднимали вопроса о достоверности сообщений раннехристианских авторов. В частности, признавая несомненным факт чудесного видения, ознаменовавшего обращение Константина, они пытались логически, исторически, психологически разъяснить противоречия источников. Как следствие, обстоятельства «религиозного переворота» Константина в первых научных церковно-исторических трудах излагались по приблизительно сходной схеме, с опорой на сочинения Лактация и Евсевия без каких-либо попыток их анализа и критики. В качестве благоприятной почвы «обращения Константина» указывалось на обстоятельства его детства и юности, религиозную атмосферу Римской империи начала IV в. Подчеркивалось значение внешнеполитического фактора, окончательно подтолкнувшего Константина к христианству. Согласно традиционной церковно-исторической версии, накануне решающего сражения Константин уже был близок христианству и ожидал помощи христианского Бога. «Знамение Креста» и последовавшая за ним победа, обусловленные благодетельными намерениями и молитвой Константина, рассматривались как действие Промысла Божия.
Вторым событием, окончательно утвердившим победу христианства над язычеством в Римской империи, со ссылкой на древних авторов, считалась победа Константина в войне с Лицинием в 323 г. Достаточный довод виделся в том, что оба эти события современники Константина, как христиане, так и язычники, связывали с Божественной помощью.
Таким образом, вопрос о противоречивости сведений раннехристианских источников, при безусловном доверии им, обходился стороной. Характерно обоснование, данное И.В. Чель- цовым: несмотря на несогласованность сообщений Лактанция и Евсевия о крестном знамении, основой для их повествования должно было послужить нечто, «действительно бывшее на самом деле, и отвергать это невозможно».
Одна из первых попыток научно-критического исследования рассматриваемой проблемы в отечественной историографии представлена в статье А.П. Лебедева «Обращение Константина Великого в христианство» в «Душеполезном чтении» за 1877 г. В основу первой части публикации положена схема рассказа Евсевия, дополненная некоторыми подробностями относительно того, как условия жизни Константина воспитали в нем благорасположенность к христианству. В отличие от предшественников, Лебедев утверждал, что накануне знаменательного похода против Максенция Константин еще не был христианином: «в душе его происходила борьба идей старых, языческих, с новыми, христианскими». Решительным моментом для его религиозного выбора стали известные обстоятельства, изложенные Евсевием. Во второй части статьи, посредством критики ряда положений протестантской историографии, Лебедев доказывал документальную основательность традиционной церковно-исторической версии. Факт обращения Константина подтверждался, по мнению историка, следующими обстоятельствами: статуя Константина в Риме, воздвигнутая в честь его победы, держит по его повелению копье в виде креста; в войсках с этого времени также вводится в употребление крестная хоругвь, и сам Константин с этого времени носит на шлеме монограмму имени Христа. Наконец, самое выразительное доказательство «привязанности Константина к христианам» - Миланский эдикт 313 г. С этого времени Константин сближается с христианскими священниками, а празднование десятилетия своего царствования в 316 г. совершает без языческих обрядов.
К вопросу об обращении Константина А.П. Лебедев вернулся через двадцать с лишним лет. Время написания статьи, помещенной в «Христианском чтении» за 1912 г., следует отнести к промежутку между 1904 г. (в этом году состоялась лекция A. А. Спасского, подробная критика которой содержится в статье Лебедева) и 1908 г. (14 июля 1908 г. А.П. Лебедев скончался). Подготовка статьи, судя по ее критическому настрою, была инициирована полемическими мотивами. Главный ее лейтмотив - апология рассказа Евсевия о чудесном знамении на фоне критики лекции Спасского (о которой речь пойдет ниже). Можно заключить, что научные воззрения Лебедева на проблему обращения Константина Великого в христианство не претерпели каких- либо изменений, так как в статье воспроизведены положения предыдущей публикации, кое-где усиленные дополнительными аргументами. Историк полностью доверял сообщению Евсевия о чудесном обращении Константина и выступал его беззаветным апологетом. Научность здесь давала себя знать в большей степени во внешних принципах организации текста: лексике, цитировании источников и научной литературы, критическом подходе к работам оппонентов. Вместе с тем зрелой критики главного источника мы не находим, скорее обсуждаются варианты его интерпретации.
Важную роль в развитии научного подхода к проблеме обращения Константина Великого в христианство сыграли лекции B. В. Болотова. Вопрос о чудесном или «провиденциально случайном» характере обращения историк выносил за пределы своей компетенции: «Бог пользуется здесь теми же силами, которые расположены в мировой массе. Чем бы мы ни объясняли этот факт: сверхъестественным ли вмешательством или естественными факторами, дело, в сущности, не изменяется». Мотивы обращения Константина для Болотова представлялись важными, прежде всего из-за последствий - установления новых отношений между церковью и государством. Едва ли не впервые в отечественной историографии вопрос принятия христианства Константином Великим получил сравнительно-источниковедческую постановку.
В.В. Болотов проанализировал все тексты, сообщавшие об обращении Константина, выделив три главных: Лактанция («О смертях преследователей», 313 г.), Евсевия Кесарийского («Церковная история», 313-132 гг. и «Жизнь Константина», 337- 340 гг.), Созомена (сочинение, посвященное Феодосию II, 440 г.), провел их сравнительный анализ, обращая пристальное внимание на хронологию, перевод и соотношение разных версий текстов. Сделанные выводы заставляли усомниться в возможности точного воспроизведения «характера и формы» чудесного явления. Версии Лактанция и Созомена могут быть согласованы между собой, но не соответствуют рассказу Евсевия как в частностях, так и в главном: в них отсутствует описание «знамения на солнце», увиденного Константином и его свитой, ставшего главным элементом церковного Предания о чудесном обращении императора в христианство.
В.В. Болотов провел сравнительный анализ двух рассказов Евсевия об обращении Константина, написанных в разное время, в различной ситуации и с использованием разных источников информации. Анализ подтвердил, что сообщение Евсевия покоится на реальных событиях, но качество источника было признано не удовлетворяющим требованиям научной критики: «по своей неопределенности не может быть предметом исторического повествования и его можно устранить. Гораздо важнее установить связь между видением и принятием Константином христианства». При всем своем доверии Евсевию историк вынужден был отказать ему в достоверности, а вопрос обращения Константина решать посредствам реконструкции его религиозного мировоззрения.
Болотов считал необоснованным традиционное церковноисторическое представление об изначальной приверженности Константина христианству и даже вообще о религиозности, ему якобы свойственной. Религиозное настроение Константина к 313 г. он характеризовал как «крайне неопределенное». В первую очередь оно обусловливалось религиозным и политическим наследием его отца. К 313 г. Константин, вероятней всего, был последователем синкретического солярного культа Митры-Аполлона, распространенного в западных войсках. В силу ряда особенностей этого культа, он мог считать христианство родственной ему религией и продолжать толерантную политику отца. Более того, Болотов считал, что даже видение или откровение во сне не могло произвести в душе Константина рокового перелома. Приближение Константина к христианству совершалось «не в мгновение ока, а постепенно».
В тех самых фактах, которые Лебедев полагал главным доказательством состоявшегося обращения Константина, Болотов находит подтверждение неопределенности его религиозных воззрений: Сенат редактировал надпись на триумфальной арке в форме довольно неопределенной: «Константин освободил Рим по внушению Божества»; монограмма имени Христа была аббревиатурой, составленной из греческих букв «X» и «Р», ее носили все, имеющие имена, начинающиеся этими буквами, ее религиозный смысл понимали только христиане; Миланский эдикт, в котором Лебедев видел главное доказательство состоявшегося обращения Константина, Болотов считал выражением политики «религиозного паритета».
При разъяснении мотивов обращения Константина в христианство Болотов отвергал и новое западное научное мнение о политическом расчете императора, последовательно опровергая его как логическими доводами, так и статистическими расчетами. Во-первых, христиан начала IV в. невозможно было считать людьми, преданными правительству, помня о перенесенных ими гонениях; во-вторых, христианская церковь к этому времени еще не выступала готовой, организованной силой, которой можно было воспользоваться в политических планах; в-третьих, политический расчет мог быть оправдан только при значительном проценте христиан в отношении языческого населения империи, а статистические подсчеты определяли численность христиан к началу IV в. не более 1/10 всего населения империи. Все эти доводы, по мнению Болотова, подтверждали, что политический расчет не мог руководить Константином. Встав на сторону христианства, он «имел кроме политических расчетов другие... чтобы решиться на такую меру, нужны были не одни политические рассуждения, но и вера и убеждение, что христианство - истинная религия».
Не отказывая Константину в личном пристрастии к христианству, главным основанием его религиозной политики Болотов считал интересы государственной стабильности. Он заострил внимание на аспекте, часто выпадавшем из поля зрения церковных историков, - в Константине следует видеть не просто частного человека, но государя. Действие провидения и мудрость Константина, писал Болотов, проявились в том, что как государь он «довольствуется минимальным». Первый христианский император продвигался к христианству «медленно и постепенно». Стараясь лично находиться в нейтральном положении относительно религии, своим детям он дал христианское воспитание, что сделало невозможным для них соблюдение религиозного нейтралитета. Современники также не сомневались, что политика Константина была направлена на торжество христианской религии.
Таким образом, вопрос обращения Константина принимает у Болотова новую постановку: центром становится не изложение рассказа Евсевия, а «реконструкция» мировоззрения Константина из фактов его религиозной политики, свидетельствующей о «постепенном» характере обращения в христианство. Согласно своему научному «кредо» Болотов основал исследование на ограниченном круге достоверных источников и фактов, что позволило избежать произвольных и малоосновательных выводов. Вместе с тем использование элементов религиозно-психологического анализа открыло новые возможности изучения проблемы обращения Константина в христианство.
Научно-критический подход к проблеме обращения Константина Великого в христианство получил развитие в актовой лекции А.А. Спасского, использовавшего работу В.В. Болотова в качестве научно-теоретического фундамента для построения собственной концепции. Спасский поставил целью воссоздать политические обстоятельства и религиозные настроения начала IV в., на фоне которых обращение Константина в христианство представлялось естественным, исторически неизбежным.
Прежде всего, он подтвердил ряд положений, выдвинутых в лекциях Болотова. Во-первых, получила развитие критика протестантской историографии в вопросе о политических мотивах обращения Константина Великого в христианство. Спасский уточнил численность христианского населения империи. Для крупнейших городов империи (Рим, Александрия, Антиохия) расчеты были подтверждены (соотношение христианского и языческого населения как 1:10). Для менее значительных провинциальных городов, стоявших вдали от торговых путей, процент христианского населения был изменен: для Востока как 1/8 или 1/7, для Запада, за исключением Африки, - 1/20 части населения. Кроме того, Спасский указывал, что социальный состав христианских общин начала IV в., представлявший в большинстве своем средний класс городского населения, не имел политического веса в Римской империи. Таким образом, если Константин осознал единственное преимущество христианского общества - его нравственную силу и сплоченность, то «это явилось следствием обращения Константина в христианство, а не причиной его».
Во-вторых, был продолжен критический анализ рассказа Евсевия о чудесном обращении Константина. Для Спасского характерно двойственное отношение к этому источнику, что объясняется желанием сохранить его авторитет, одновременно поставив исследование на научно-критическую почву. Используя «одну только логическую меру», Спасский разъяснял неточности рассказа о «чудесном знамении», признавая за ним определенный исторический вес, но вопрос о его научной значимости решал также категорично, как Болотов. Сообщение Евсевия находится вне «пределов научной компетенции», поскольку единственный способ уточнить его - проверить по другим источникам, представляется неосуществимым.
Церковно-исторический пафос версии Евсевия как «выражения эпохи торжествующего христианства», по словам Спасского, определяется тем, что «в лице императора весь языческий мир, изверившись в своих богов, смиренно склонился перед силой гонимого доселе христианского Бога, и в чудесном явлении обоготворяемой им природы, получил торжественное удостоверение в действительности Его всемогущества». Историк подчеркивал, что древняя церковь IV-V вв. не связывала с рассказом Евсевия никакого непререкаемого или канонического авторитета, и призывал современников принять такое же отношение. Искусственное оправдание Евсевия, по его мнению, не требуется ни в интересах веры, ни в интересах науки: «Для верующих достаточно знать, что такое великое в истории христианства событие, как обращение Константина, совершилось при обстоятельствах, в которых проявилась высшая воля, руководящая историческими судьбами человечества. Для исторической науки не имеет значения вопрос об объективности явления и его внешней форме: для нее важно то субъективное впечатление, которое оно произвело в душе Константина и его вполне достаточно для того, чтобы пролить свет на эту страницу в истории христианства».
В последних строках приведенного высказывания ясно выражена аналогия исходного тезиса исследования В.В. Болотова. В продолжение этой методологической линии А.А. Спасский формулирует свое отношение к проблеме обращения Константина: с научной точки зрения утверждать можно только то, что засвидетельствовано в источниках. Бесспорным же является одно - в 312 г., во время похода на Максенция, перед окончательной битвой с Константином произошло таинственное событие, которое побудило его стать поклонником христианского Бога. В какой форме совершилось это событие - вопрос, на который наука не в состоянии дать ответ.
Можно согласиться с А.П. Лебедевым, что перед нами «первый опыт скептического отношения к рассказу Евсевия в русской церковно-исторической литературе». Но опыт этот нельзя признать осуществленным со всей последовательностью, так как научный скептицизм историка находил вполне определенные пределы в авторитете церковного предания. Критика Евсевия сопровождалась у Спасского и его «оправданием», откуда происходили многочисленные противоречия, справедливо отмеченные Лебедевым.
Основная часть лекции Спасского посвящена реконструкции религиозного мировоззрения Константина, представленного на фоне религиозной атмосферы его эпохи. Обращение Константина для историка - не столько результат чуда, сколько закономерное событие, объясняемое из обстоятельств его жизни. Сведения о детстве и юности Константина, почерпнутые из Евсевия, Спасский пытался согласовать с историческими данными о религиозных настроениях Римской империи первых трех веков. Константин как «сын своего времени» принадлежал к господствующему направлению и был последователем солярного культа, распространенного среди западных легионов. Описывая события, приведшие к «религиозному перевороту» Константина, Спасский психологически интерпретировал традиционную церковно-историческую версию. Размышления Константина о «выборе веры» историк считал вполне естественными для язычника, которому христианский Бог представлялся «одним из многих» и «мог выйти на первое место» в результате какого-либо «сильного впечатления, полученного под влиянием случайных обстоятельств». Обращение Константина в христианство он считал результатом развития его собственного религиозного духа, произошедшего «под влиянием случайных обстоятельств, на почве суеверий, господствовавших в его время». Случай перед битвой с Максенцием Спасский предлагает рассматривать только как первый толчок религиозно-нравственного развития Константина. С этого времени он становится в близкие, но чисто внешние отношения с христианством. Что касается его внутренних убеждений, они не сразу освободились «от всех навыков и убеждений язычества». Политику религиозного паритета, возникшую после событий 313 г., историк считал результатом не только государственной мудрости Константина, но и отражением его собственного синкретического религиозного мировоззрения.
Переломным моментом в религиозном развитии Константина, положившим конец представлению о возможном паритете христианства и язычества, стала война с Лицинием. Ее церковно-историческое значение, по мнению Спасского, определялось тем впечатлением, какое она произвела на душу Константина: «величие христианства и ничтожность язычества открылись для него со всей очевидностью. Боги, павшие в сражении, окончательно умерли в его сердце». Этот душевный переворот стал причиной разрушения идеи религиозного паритета и в политике Константина. Таким образом, Спасский по-своему развивает тезис Болотова о постепенном характере обращении Константина в христианство. Он выделил в религиозном развитии Константина два этапа и поставил их в непосредственную связь с характером осуществляемой политики, а также усилил религиознопсихологический подход в интерпретации мотивов и этапов «обращения».
Публикация лекции А.А. Спасского вызвала критику А.П. Лебедева, усмотревшего в ней посягательство на авторитет Евсевия, обвинившего ее автора в стремлении придать событию «необычайному и таинственному... более или менее удобоприемлемый натуральный смысл». Резкое неприятие вызвало стремление Спасского показать религиозное обращение Константина как сложный и неоднозначный субьективно-психоло- гический процесс. В данной полемике проявила себя оппозиция двух направлений церковно-исторической науки: консервативно-охранительного, целиком и полностью опирающегося на древнюю церковную историографию, и набирающего вес научно-критического, стремившегося ввести в поле церковной истории новейшие приемы и методы исторического исследования, но в принципе остававшегося в русле православной историографии.
Сосуществование этих двух направлений церковной историографии характерно и для последующего времени. Ярким подтверждением доминирования «консервативного» направления в официальных академических кругах может служить серия публикаций, приуроченных к празднованию 1600-летия Миланского эдикта. Большая часть этих статей представляла своеобразный панегирик Константину Великому как первому христианскому императору. История обращения Константина освещалась в них в полном согласии с «каноническим» рассказом Евсевия. Так, А. Касторский в статье, посвященной разъяснению смысла именования Константина Великим, Святым и Равноапостольным, определял церковно-историческое значение чуда как «откровения свыше... которого удостаиваются только избранные», явившегося высочайшей санкцией для всей деятельности Константина и его именования Святым.
В статье Ф.А. Курганова, помещенной в том же юбилейном издании «Православного собеседника», воспроизводится схема классического церковно-исторического повествования об обращении Константина, но появляется характерный акцент, возникший, видимо, под влиянием новых публикаций. Автор особенно настаивал на факте обращения Константина в связи с походом на Максенция, полагая, что удачное военное предприятие может «служить доказательством подлинности чудесного явления ему креста на небе и затем во сне. Эти два явления - чудесное явление Константину креста и его обращение ко Христу - тесно связаны между собой... ».
Из публикаций, посвященных празднованию 1600-летия Миланского эдикта, наиболее тенденциозными и далекими от научности представляются речь Н. Гроссу и статья Ф. Успенского. Они были опубликованы в разных печатных органах двух Духовных академий, но при этом чрезвычайно близки по названию, содержанию и стилю, что само по себе показательно. Излагая традиционную версию чудесного обращения Константина, как «непреложную истину, прочно вошедшую в исторические труды» , авторы приводили в ее подтверждение цитаты из источников и научной литературы (есть сноски на работы Лебедева, Болотова, Спасского).
Содержание и стиль подобных публикаций определялись статусом официальных торжественных собраний и юбилейных тематических изданий, поэтому об их научной значимости говорить почти не приходится. Делать на их основе какие-то выводы относительно состояния церковно-исторической науки в России представляется некорректным. Вместе с тем публикации подобного рода вызывают определенный исследовательский интерес. Они служат наглядной иллюстрацией той части церковной историографии, которая смыкается с публицистикой и, таким образом, демонстрирует актуальность определенного, согласного с христианской традицией прочтения сюжетов раннехристианской истории для широких, в том числе научно-академических кругов российского общества начала XX в.
В развитии научного подхода к вопросу обращения Константина Великого в христианство важную, во многом итоговую роль сыграла монография А.И. Бриллиантова «Константин Великий и Миланский эдикт 313 года». В ней систематизирован и обобщен весь научный опыт, накопленный церковно-исторической наукой к середине первого десятилетия XX в. «Обращению» Константина посвящена отдельная глава. В логике освещения проблемы, в оценках исторических источников и событий Бриллиантов часто присоединяется к выводам, сделанным ранее Болотовым и Спасским. Общность научных взглядов проявляется в рассуждениях об особенностях религиозной атмосферы начала IV в., религиозном настроении Константина, мотивах, приведших его к христианству, в представлении о постепенном характере его обращения.
Вместе с тем Бриллиантовым был сделан ряд важных уточнений в источниковедческой части вопроса. Он предположил, что чудесное видение, о котором Константин рассказывал Евсевию, совершилось в Галлии. Эта идея не явилась принципиальным новшеством, но в интерпретации Бриллиантова послужила основанием новой научной концепции. Из указанного предположения следовало, что несогласованность сведений Евсевия и Лактанция объясняется достаточно просто: древние авторы просто сообщают о разных событиях, происходивших в разное время и в разных местах. Высказанное предположение было подтверждено более точным решением вопроса о хронологии источников (сочинение Лактанция датировано второй половиной 313 г., IX книга «Истории» Евсевия - не позднее 315 г.) и тщательным сравнительным анализом.
Историк посчитал возможным примирить сообщения раннехристианских историков следующим образом. В Галлии Константин решил опереться на помощь христианского Бога, и там был устроен лабарум, в котором уже в первых победах Константин мог усматривать Божественное содействие (сообщение Евсевия). Но самым критическим моментом в его предприятии было сражение с Максенцием. Неудивительно, что, имея при себе лабарум, для воодушевления войска он повелел изобразить монограмму Христа на щитах воинов (Лактанций). Тогда остается только один вопрос - было ли внушение во сне, о котором сообщает Лактанций, новым внушением или Константин руководствовался видением, полученным в Галлии? Если полагаться на Лактанция, то сновидение оказывается непосредственно связано с распоряжением относительно щитов, и «нет решительных оснований отступать от буквального смысла рассказа». Разногласие Евсевия и Лактанция Бриллиантов называет «видимым», объясняя его тем, что авторы не только имели разные источники для своих повествований, но и говорили о двух разных фактах, бывших в разное время. Евсевий передает со слов Константина (о лабаруме), Лактанций - от участников похода (о монограмме на щитах). При этом лично для Константина интерес сосредоточивался именно на лабаруме, а о распоряжении изобразить монограмму на щитах он мог не сообщить Евсевию, но в памяти участников похода последний факт должен был отпечататься тверже, чем факт устройства царского знамени.
Таким образом, в результате проведенного источниковедческого анализа исчезла необходимость искусственно примирять традиционную версию обращения Константина с приемами научного исследования. Болотов и Спасский исключили сведения древних христианских авторов из сферы «научной компетенции» во имя сохранения научного статуса церковной истории, не сомневаясь, впрочем, в действительности «знамения Креста», данного Константину в той или иной форме и повлиявшего на его религиозные воззрения. В исследовании Бриллиантова классическая версия обращения Константина Великого в христианство как результат чуда, обретает статус исторически- достоверной, органично сочетается с исследованием его религиозного мировоззрения и политики, что в целом составляет законченную научную концепцию. Этот результат оказался возможен благодаря существовавшему в отечественной историографии опыту интерпретации и анализа древних церковных памятников в трудах Лебедева, Болотова, Спасского, на который опирался Бриллиантов.
Анализ работ церковных историков второй половины XIX - начала XX в. показывает, что проблема обращения Константина Великого в христианство замыкалась на вопросе достоверности церковно-исторических свидетельств о нем и находила разнообразные способы решения. Общим для православной историографии является признание факта чудесного обращения Константина как такового. Но при этом мнения церковных историков расходились, во-первых, на почве оценки достоверности исторических свидетельств об этом событии и, следовательно, возможности их включения в научный анализ, во-вторых, противоречивые суждения вызывала сама возможность научных построений в связи с историческим событием чудесного свойства.
«Консервативное» направление, ограничивающее решение проблемы обращения Константина воспроизведением «канонической» версии Евсевия Кесарийского, сохраняло прочные позиции в историографии второй половины XIX - начала XX в. Оно включало как работы популярно-публицистического характера (Н. Гроссу, Ф. Успенский, А. Касторский), так и труды историков, использовавших весь арсенал методов исторической науки рубежа XIX - начала XX в. (И.В. Чельцов, Ф.А. Курганов, A. П. Лебедев).
Развитие научно-критического подхода в исследовании вопроса обращения Константина Великого связано с работами B. В. Болотова, А.А. Спасского и А.И. Бриллиантова. В этом ряду исследований отмечается несомненное преемство научных взглядов и методов, проявившееся в последовательном решении проблемы достоверности исторических свидетельств об обращении Константина, разъяснении мотивов и характера изменений, происходивших в его религиозных представлениях. Научная основательность, внимание к проблемам хронологии, перевода, критики источников, а также религиозно-психологический подход составляют наиболее сильные стороны этого направления российской церковной историографии.
Вопрос обращения Константина Великого в христианство являлся специальным для церковной историографии. Светские историки-византинисты называли сообщения древних христианских историков о чудесном обращении Константина «сомнительными» и «противоречивыми». Ф.И. Успенский считал неосновательными указания источников на христианскую веру Константина в 312-313 гг., хотя и не отрицал личного расположения императора к ее исповедникам. А.А. Васильев писал, что Константин «обратился к христианству в силу внутреннего убеждения, возникшего и окрепшего под влиянием политики». Признавая расположенность Константина к христианству, светские авторы не ставили проблему его «обращения» в связь с «богознамением».
Таким образом, в отечественной исторической науке второй половины XIX - начала XX в. было обосновано три варианта решения проблемы обращения Константина. В первом случае историки принимали на веру чудесное знамение креста и состоявшееся обращение Константина, согласно «каноническому» рассказу Евсевия Кесарийского (А.П. Лебедев, Ф.А. Курганов, А. Касторский, Н. Гроссу, Ф. Успенский). Во втором - основывались на научной критике древних церковных источников и рассматривали обращение Константина как постепенный процесс его религиозного развития, тесно связанный с политической деятельностью (В.В. Болотов, А.А. Спасский, А.И. Бриллиантов). В третьем варианте отрицалась как достоверность сведений раннехристианских авторов, так и «чудесный» характер обращения Константина (Ф.И. Успенский, А.А. Васильев). Характерно, что и в современной науке, с некоторыми изменениями, сохранился тот же спектр мнений.

Вместе с отречением Диоклетиана империя лишилась государя, который своим авторитетом умел поддерживать мир и согласие между соправителями. После него началось соперничество за власть; число государей одно время уведичилось до шести. Вскоре среди них возвысился, благодаря своему гению, сын и наследник Констанция Хлора - Константин. Он вступил в борьбу с сыном Максимиана Максещтм, правителем Италии. Разбитый в решительном сражении близ Рима (на Мальвинском мосту), Максенций во время бегства утонул в Тибре. Тогда Константин объединил в своих руках все западные провинции, а зять его, Валерий Лициний, овладел восточной половиной империи. Но между ними также началась впоследствии упорная война, в которой победа осталась на стороне Константина, и он восстановил наконец единодержавие (324).

Царствование свое Константин ознаменовал тремя событиями: утверждением христианства как господствующей религии, перенесением столицы из Рима и административным переустройством империи.

Константин был воспитан в уважении христианской религии: мать его, благочестивая Елена, была покровительницей христиан. Есть предание, что во время войны с Максенцием Константину явилось видение на небе - изображение креста с надписью: «Сим победишь». После этого он в своем войске вместо прежнего серебряного орла ввел изображение креста на знамени (labarum). Это воодушевило христиан, из которых в большинстве состояли его легионы, и способствовало его победам.

После окончания войны Константин издал в Милане эдикт, по которому христианам разрешалось свободно исповедовать религию, строить храмы и занимать общественные должности (312). На первое время император ограничился веротерпимостью, а впоследствии, победив Лициния (бывшего врагом христианства) и восстановив единодержавие, он начал во всем оказывать христианам предпочтение перед язычниками, особенно в получении общественных должностей; так что христианство при нем стало уже господствующей религией в Римской империи. Действуя таким образом, Константин следовал не одному личному расположению к христианской религии, но и внушению политической мудро-спш. христианство исповедовалось многими миллионами его подданных, которые представляли в то время крепкую, энергичную общину, в которой все более и более сосредоточивалась умственная жизнь империи. Пришедшее в упадок язычество не могло дольше выдерживать борьбу с истинами христианства: только оно одно тзгво дать рагтчным частям империи то религиозное единство, к которому всегда стремилось римское правительство, тщетно стараясь слить языческие верования Греции и Древнего Востока в одну римскую государственную религию. Константин начал усердно помогать христианам, закрывать языческие храмы и ниспровергать идолов; христианское духовенство он наделял землями и разными привилегиями, в частности, свободой от податей и повинностей.

Константин заботился также о поддержании мира и согласия в самой христианской Церкви, которую к тому времени начали беспокоить распри или ереси. Например, гностики пытались объяснить истины христианства особым таинственным образом и признавали в Спасителе не человека, а высший разум; манихеи, или последователи перса Мани, примешивали к христианству черты Зороастровой религии. Когда же александрийский священник Арий начал отвергать один из самых главных догматов христианства - единство Святой Троицы (он учил о нс единосущности сына Божия с Богом Отцом) и нашел себе многих последователей, император созвал в Никее первый Вселенский собор епископов и священников (325). Этот собор осудил ересь Ария и составил неизменный поныне Символ веры. Сам Константин принял крещение перед смертью (337). Мать его, благочестивая Елена, также ревностно участвовала в утверждении и распространении христианства; она посетила Иерусалим, открыла пещеру Святого Гроба, обрела Животворящий Крест и очистила священное место от памятников язычества.

Вместе с водворением новой религии Константин закончил и реорганизацию Римской империи, начатую Диоклетианом. Он оставил Рим с его республиканскими и языческими воспоминаниями и основал новую столицу на востоке, на месте древней греческой колонии Византии, на берегу пролива Боспор. Место было выбрано им чрезвычайно удачно: оно находилось довольно далеко от Дуная и Евфрата- северных и восточных границ империи, для того чтобы не подвергаться неприятельским нападениям, и в то же время довольно близко к этим границам, чтобы охранять их. {Такой выбор особенно оправдался в эпоху Великого переселения народов, которое вовлекло Рим в свой водоворот, но не коснулось Византии.) В торговом отношении положение новой столицы, на рубеже двух частей света, также оказалось очень выгодным. Постройки начаты были здесь с 326 года, а в 330 году совершено освящение Нового Рима, как назвал Византию Константин; но она сделалась более известна под именем Константинополя, в честь своего основателя. Константин украсил город великолепными дворцами, храмами, водопроводами, портиками, термами, цирками, множество статуй, картин и других произведений античного искусства было перенесено сюда из разных частей империи. Вместе с императором многие знатные и богатые фамилии покинули древний Рим и поселились в Новом, как местопребывании двора и средоточии правления, этот город привлек отовсюду переселенцев и скоро сделался очень многолюден.

По примеру Диоклетиана, Константин разделил всю империю на четыре части, под названием префектур: Восточную (Восток, Фракия и Египет), Иллирийскую (Иллирия, Македония и Греция), Итальянскую (Италия, Африка и некоторые придунайские провинции) и Галльскую (Галлия, Испания и Британия). Префектуры он подразделил на диоцезы, или области, а области - на провинции, во главе префектур стояли префекты, диоцезами заведовали подпре-фекты, или викарии, а провинциями проконсулы и консуляры. Эти областные правители имели в своем распоряжении бесчисленное количество мелких чиновников администрации, судопроизводства, полиции, государственного хозяйства и прочего. Чтоб отнять у префектов и их помощников средства к мятежу, им была предоставлена только гражданская власть, а войска поручены особым начальникам (magistri militum). Гвардия императора, составленная из отборных солдат, получала большое жалованье и пользовалась разными преимуществами перед другими войсками. Императорский двор, устроенный по образцу азиатских, имел многочисленный штат высших и низших сановников. Верхнюю ступень его занимали сановники, заведовавшие отдельными отраслями управления (род наших министров), каковы: обер-каыергер {pracposilus Sacri cubiculi, собственно, хранитель спальни его величества), министр двора и внутренних дел (magisterofficicrum), министр юстиции (quaestor), финансов (comes sacrarum largitionum). Все государственные должности представляли строго определенную иерархическую лестницу, с каждой ступенью которой связаны были известные титулы (наподобие нашей «Табели о рангах). Высшие сановники пользовались титулом illustres, за ними следовали: spectabiles, clarissimi, perfectissimi и egregii (род наших: сиятельство, превосходительство, высокородие). Учреждения Константина окончательно упразднили остатки старых республиканских форм, и в империи утверждалась административная централизация. Эти многочисленные штаты чиновников, блеск и роскошь двора потребовали новых расходов и повлекли за собой умножение податей и налогов. Характер Константина, при всех его блестящих качествах, не был чужд некоторых недостатков, каковы излишняя подозрительность и властолюбие. Тем не менее его подвиги и заслуги по справедливости упрочили за ним в истории название Великого и Равноапостольного.