Стоявший над схваткой

Эразм Роттердамский (1469-1536)

Гуманизм был движением, родившимся в эпоху Возрождения. Он ставил во главу угла человека, апеллируя к ценностям античной культуры. Эразм Роттердамский являлся одним из наиболее ярких представителей этого направления.

Герард Герардсон, взявший впоследствии псевдоним «Дезидерий Эразм», был незаконнорожденным сыном священника. Он обучался в монастырской школе, а затем постригся в монахи. Ему удалось покинуть монастырь, став секретарем епископа Камбрейского, после чего Эразм отправился на учебу в Парижский университет, где изучал философию и греческий язык. После 1499 года он много путешествовал по всей Европе. В 1516 году ученый опубликовал греческий текст Нового Завета. Своими трудами Эразм завоевал огромный авторитет у читающей публики, так что каждая его новая книга встречалась с огромным интересом. В своих ранних произведениях «Оружие христианского воина» (1504) и «Похвала глупости» (1511) он призывал вернуться к истокам христианства. Эти книги, несомненно, оказали сильное влияние на молодого монаха Лютера.

Эразма иногда рассматривали как пионера Реформации и даже говорили, что «Эразм снес яйцо, а Лютер его высидел». Однако сам Эразм утверждал свою позицию беспристрастного ученого, демонстрируя терпимость к учению Лютера и одновременно свою непреклонную преданность католической церкви. Тем не менее, мыслитель не мог вечно сохранять академический нейтралитет и в 1524 году открыто встал на сторону католической церкви, выступив против лютеранства с памфлетом «Диатриба, или Рассуждение о свободной воле». Эта книга получила широкое распространение среди противников Лютера. Реформатор церкви откликнулся на нее своей работой «О рабстве воли». Тем самым произошло окончательное размежевание гуманистов и реформаторов церкви.

Создатель протестанстких хоралов

Иоганн Себастьян Бах (1685-1750)

Лютер, любивший музыку, оказал немалое влияние на развитие музыкального искусства Германии. Творчество Баха, вершина немецкой церковной музыки, уходит корнями к хоралам Лютера. Первый сборник протестантских хоралов, созданных Лютером и его другом Иоганном Вальтером, был напечатан в 1526 году. В сборник вошло всего 26 псалмов, однако новые, дополненные, издания продолжали появляться вплоть до начала XVIII века. Лейпцигская антология, которой пользовался Бах, разрослась уже до восьми томов, и в ней насчитывалось почти пять тысяч псалмов. Большинство церковных кантат Баха начинаются с хоралов, продолжаются оркестровыми частями и завершаются также хоралами, что демонстрирует огромное воздействие учения Лютера на гениального композитора.

Иоганн Себастьян Бах родился в семье потомственных музыкантов из Тюрингии. Он появился на свет в Эйзенахе - городе, где когда-то учился Лютер. Начиная с 1703 года Бах, став профессиональным музыкантом, служил органистом в протестантских церквах во многих городах Германии. В 1723 году он переехал в Лейпциг, где и провел остаток своей жизни. Здесь он сначала получил место кантора (дирижера и органиста) в церкви святого Фомы, а затем стал придворным композитором. В этот период Бах создал многие свои шедевры, не находившие, однако, признания у его современников: для них музыкант оставался прежде всего прославленным органистом.

В 1750 году Бах начал терять зрение и продолжал играть практически вслепую. 28 июля того же года он скончался от пневмонии. В последующие 80 лет музыкой Баха почти никто не интересовался, за исключением такого выдающегося музыканта, как Моцарт. Как величайшего композитора Баха «открыли» лишь в начале XIX века.

Я начал слушать курс про реформацию: Brad S. Gregory, The History of Christianity in the Reformation Era (История христианства в эпоху реформации). Прослушал про Мартина Лютера и его дискуссию с Эразмом Роттердамским о свободе воли. Ниже несколько ссылочек из Рунета на эту тему.

Неплохая информация с Немецкой волны

‘Церковники, указывая на растущую воинственность Лютера, открыто намекали на порочное влияние Эразма. Крылатым стало выражение «Эразм снёс яйцо, а Лютер его высидел». Эразм защищался, как мог: «Из яйца, которое я снёс, должна была появиться курица, а Лютер высидел бойцового петуха».’

‘В нарочито академическом стиле Эразм указывает на главный пункт расхождения с Лютером – на доктрину божественного предопределения. По мнению Эразма, гуманист не может принять её, не принося в жертву достоинство и ценность человека, у которого, настаивает он, и после грехопадения сохранились добрая воля и склонность к нравственному самосовершенствованию. В противном случае, человек способен творить лишь зло и не может нести за него ответственность, а, следовательно, никто не вправе призывать грешника к покаянию. Бога, наказывающего им же сотворённых людей за грехи, которых они не могут избежать, следует признать существом, лишённым морали, недостойным ни почитания, ни восхваления. Приписать такое поведение «небесному Отцу» – значит впасть богохульство, считает Эразм. Сознание человека настаивает на признании некоторой меры свободы, без которой он превратился бы в неодушевлённый предмет. Во всяком случае, заключает Эразм, давайте признаем наше невежество, нашу неспособность примирить человеческую свободу с божественным предначертанием и принципом общей причинности, но всё же отвергнем предположение, которое делает человека куклой, а Бога – тираном.’

‘Лютер соглашается со своим оппонентом в том, что проблема свободной воли и Божьей благодати – ключевая для христианства. Далее Лютер с присущей ему воинственностью утверждает абсолютную суверенность воли Бога, который «ничего не предвидит по необходимости, а знает всё, располагает и совершает по неизменной, вечной и непогрешимой Своей воле. Эта молния поражает и начисто испепеляет свободную волю». Воля же человеческая «находится где-то посередине, между Богом и сатаной, словно вьючный скот. Если завладеет человеком Господь, он охотно пойдёт туда, куда Господь пожелает… Если же владеет им сатана, он охотно пойдёт туда, куда сатана пожелает». Далее Лютер делает категорический вывод: «Свободная воля без Божьей благодати ничуть не свободна, а неизменно оказывается пленницей и рабыней зла, потому что сама по себе она не может обратиться к добру».’

Обсуждение между православными и протестантами, где вначале приведены цитаты Эразма и Лютера

«О рабстве воли». Мартин Лютер против Эразма Роттердамского.
http://www.cirota.ru/forum/view.php?subj=44369&order=asc

Д.Ю. Дорофеев.
Эразм Роттердамский и Мартин Лютер о свободе и благодати, гуманизме и вере

В середине минувшего тысячелетия Европу потрясли события, которые изменили все течение истории. Серьезные перемены в устоях средневекового Pax christiana — «христианского мира» — затронули не только образ жизни людей, но и образ Бога. В переменах этих рождался иной человеческий тип, менялось понимание назначения человека и смысла его жизни. Начиналось Новое время, «наше время» для поколений, создавших современное общество с его рыночной экономикой, техникой, демократией, новой верой — в прогресс и науку, свободу и разум. Оплотом этой веры стал протестантизм, рожденный в 95 тезисах доктора Мартина Лютера.

Хронология эпохи Реформации
10 ноября 1483 года — в Айслебене (Саксония) родился Мартин Лютер
1 января 1484 года — в Вильдхаусе родился Ульрих Цвингли
1505 год — Лютер принимает постриг в августинском монастыре в Эрфурте
10 июля 1509 года — в Нуайоне (Пикардия) родился Жан Кальвин
1512 год — Лютер посещает Рим; начинает читать лекции о Библии в Виттенберге
1515 год — публикация «Писем темных людей», высмеивающих кёльнских доминиканцев
31 октября 1517 года — Лютер вывешивает свои «95 тезисов» на двери церкви в Виттенберге
1519 год — Цвингли начинает публичные проповеди
1519 год — идеи Лютера осуждены в Кёльнском и Лувенском университетах
1520 год — идеи Лютера осуждены в Парижском университете. Папская булла Exsurge Domine угрожает Лютеру отлучением. Тот издает три реформационных трактата и прилюдно сжигает папскую буллу
1521 год — Филипп Меланхтон публикует первое издание Loci Communes («Общих мест»), которым суждено стать «стандартом» для богословских работ лютеранского направления. Вормсский рейхстаг. Лютер объявлен вне закона, Фридрих Мудрый предоставляет ему убежище в Вартбурге
1522 год — волнения в Виттенберге. Возвращение Лютера. Публикация немецкого перевода Нового Завета
1524 год — начало Крестьянской войны в Германии
1525 год — публикация «Комментария об истинной и ложной религии» Цвингли. Лютер женится на бывшей монахине Катарине фон Бора
1528 год — Берн принимает цвинглианскую Реформацию, месса отменяется
1531 год — северонемецкие князья основывают Шмалькальденскую лигу в защиту протестантизма. В битве при Каппеле погибает Цвингли
1534 год — учреждено «Общество Иисуса» — орден иезуитов. Начало Контрреформации
1539 год — издан первый том полного собрания сочинений Лютера 18 февраля
1546 года — умер Лютер
1555 год — Аугсбургский мир закрепляет территориально-религиозное разделение Священной Римской империи между протестантами и католиками

Священник из Виттенберга заявил участникам имперского рейхстага в Вормсе: «Если только Писание и простой разум не убедят меня в противном, я не принимаю власти пап и церковного собора, потому что они противоречат друг другу, моя же совесть в плену лишь у Слова Божьего. Я не могу и не буду ни от чего публично отрекаться, ибо идти против собственной совести — равно неверно и небезопасно. Помоги мне Бог. Аминь». Он покинул собрание, уже за дверью промолвив: «Мне конец». К счастью, Лютер ошибался, но — тактически: упрямца не взяли под стражу прямо на выходе лишь потому, что предварительно (и опрометчиво, с точки зрения «судей») ему было выдано императорское «письмо о безопасном проезде» — так называемый Schutzbrief. Оно гарантировало предъявителю 21 день полной неприкосновенности от преследований на всей территории разобщенной Германии. 25 апреля 1521 года доктор Лютер направился домой, в Виттенберг.

Но, конечно, «выигрыш» 21 дня ничего не решал для бунтаря, тем более что сразу после событий в Вормсе Карл V, император Священной Римской империи , выпустил указ, объявляющий его вне закона: Лютера имел право убить всякий, кто пожелает, не опасаясь юридического возмездия. Участники событий на несколько недель замерли в ожидании: что все-таки станется с упрямцем после «вормсского скандала»?.. Случилось совершенно непредвиденное: вмешались «лихие люди». По пути «к месту постоянного жительства» опального монаха… похитили. Спутники видели, как неизвестные всадники в масках отбили его от процессии и увезли за ближнюю гряду холмов. Лютер пропал. Но вскоре в замке Вартбург, принадлежавшем электору (курфюрсту) Саксонскому Фридриху III, появился и стал постепенно обрастать черной бородой некий юнкер («молодой дворянин») Йорг. Он слыл человеком книжным, целыми днями что-то писал. Реформация на время замерла— лишь для того, чтобы спустя неполный год покатиться дальше, ускоряясь и набирая обороты, вооруженная переводом Евангелий на немецкий язык, — именно над ним работал вождь протестантов в Вартбурге. Само по себе это было вызовом: еще за год до конца XII века Папа Иннокентий III по свежим следам катарской и вальденсианской ересей запретил «неавторизованные» переводы Писания, отличные от латинской Вульгаты, составленной Святым Иеронимом в 382–405 годах.

Поразительно быстрый успех Лютера и Реформации в немалой степени объясняется экономическими причинами: жесткими поборами в пользу римской курии, на которые уже давно безрезультатно жаловалось большинство европейских стран. Все громче звучали требования реформы церкви in capite et in membris («в отношении головы и членов»): Римские Папы в 1309 году почти на 70 лет оказались в плену у Филиппа IV во французском Авиньоне . Это случилось потому, что светские и духовные власти не поделили влияние и прерогативы. За пленением последовала так называемая «Великая западная схизма» — раскол между авиньонскими и римскими понтификами. Схизма началась в 1378-м и завершилась лишь на Констанцском соборе (1414–1418), где реформы были обещаны, но о них немедленно забыли, как только Рим укрепил свою власть. А там настал черед и «ренессансных пап» XV века, которым земные удовольствия были не чужды (как не вспомнить Александра VI — Родриго Борджа и Льва X — Джованни Медичи). Священники порой тоже не отличались силой духа, да и монашество в ту эпоху пришло в заметный упадок.

А еще — стремительно теряла привлекательность средневековая теология, тогда как критика религии вела к распаду всего средневекового мира идей и верований. Помогло Реформации и то, что новая церковь, готовая признать полный контроль со стороны светских властей, получила поддержку правительств, плавно превративших религиозные проблемы в национальные и политические, закрепив их законом или силой — как в Англии, Цюрихе, Женеве…

Платон с его учением об идеях как функционирующих логических понятиях снова шел на смену Аристотелю, идеи которого Фома Аквинский и представители схоластической традиции соединяли с откровениями Священного Писания. В этих условиях бунт против религиозного господства Рима был просто обязан увенчаться успехом.

Памятник швейцарским отцам Реформации, воздвигнутый вЖеневе в 1917 году

Современники, но не соратники
Вторым после Виттенберга центром Реформации стал Цюрих, где правил бал швейцарский церковный и политический деятель, сын деревенского старосты и образованный гуманист Ульрих Цвингли (1484–1531). Его идеи во многом отличались от лютеровых в радикальную сторону (особенно по вопросу о необходимости церковной службы вообще), но цели лютеран и цвинглиан поначалу совпадали. Выражавший интересы цюрихских бюргеров проповедник быстро окреп в муниципальных баталиях и буквально подмял под себя городской магистрат, который под его «диктовку» выпустил ряд антиримских актов и под конец вовсе запретил в городе католическое богослужение.

Не отставали и франкоговорящие кантоны страны, возглавленные в Женеве Жаном Кальвином (1509–1564) — поначалу скромным представителем общины французских переселенцев. Кальвинизм отличался еще более жесткими формами доктрины, регулирующими всю домашнюю и общественную жизнь гражданина. Речь идет буквально о полном сращении религиозной практики с ежедневным существованием. Слово мэтра считалось в Женеве 1540-х годов истиной в последней инстанции, никакие разночтения или возражения не допускались. Священников выслали, а мирян заставили посещать новые молельные дома.

С кем вы, западные христиане?

Когда в 1517 году отличавшийся крайним религиозным рвением католический монах из Тюрингии по имени Мартин Лютер впервые выступил против продажи индульгенций, он хотел только исправить и укрепить Вселенскую церковь, напомнить о евангельском идеале бедности, о чистоте ранней христианской общины. Однако поднятый им частный вопрос неожиданно живо заинтересовал людей самых разных сословий. И очень скоро логика борьбы привела мыслителя к разрыву с папством. Папская булла Exsurge Domine от 15 июня 1520 года признала 41 из 95 тезисов Лютера «еретическим». Следующая булла, от 3 января 1521-го, предоставила ему 60 дней, чтобы отречься от заблуждений — под угрозой отлучения от церкви и сожжения всех ранее опубликованных трудов. Вместо этого виттенбергский монах против общего ожидания не моргнув глазом объявил папу антихристом: ведь тот, кто претендует на единственно возможное толкование Писания и отказывается от любых реформ, идет против Бога. В результате конфликта последовал «обмен аутодафе», затем—обещанное Римом отлучение еретика. Так, в 1520 году жребий был брошен. Каждому западному христианину предстояло теперь определиться — с кем он, с реформаторами или «традиционалистами»?

Именно тогда родилось столь привычное сегодня разделение христианской эры на «тьму Средних веков» и «свет Нового времени», и именно в связи с верой в близость наступления принципиально иной эпохи. Стержнем этой веры, движущей силой этой первой из великих европейских революций был могучий порыв к всеобщей «реорганизации» жизни. И ренессансным гуманистам, вроде Боккаччо или Рабле, и религиозным реформаторам-лютеранам казалось, что после столетий варварства и суеверия человечеству пришло время наконец возродиться. Иное дело, что первые искали образцы для подражания в синтезе с классической античностью, а вторые — только в апостольской эпохе. Но результаты их усилий вышли далеко за пределы желаемого изначально: церковь (во всяком случае, в Северной Европе) вовсе утратила практический контроль над жизнью общества, в значительной части западных стран развилась новая, буржуазная культура, о которой никто не мечтал и никто ее не предвидел. Религия превратилась в предмет интеллектуальной критики и политических манипуляций. В центре Старого Света разгорелась невиданных масштабов Тридцатилетняя «война вер» (1618–1648) — первый конфликт, так или иначе затронувший почти все европейские страны, а значит, большую часть ойкумены, известной при Лютере. Война стала логическим завершением раскола Европы, вызванного Реформацией.

«Господин над всеми вещами»

Виттенбергский доктор богословия провозгласил: главный вопрос бытия — это вопрос о соотношении веры и «добрых дел». И сам на него ответил однозначно: для протестантов существенно лишь первое—почитание одного лишь Бога; а что касается добрых дел, то они, мол, только верой и порождаются. Власть папы, по мнению реформаторов (поначалу, когда они еще признавали ее), весьма ограниченна. Прощение вины — прерогатива одного лишь Господа, и поэтому продавать «бланки отпущения грехов» ради спасения души — извращение идеи о Божественном милосердии. Покаяние же для христианина составляет глубочайшее переживание: оно не ограничивается даже соответствующим таинством, но должно переворачивать всю его жизнь.

Еще отец Реформации выступил против претензий римского престола на господство в светской жизни (существовало убеждение, что духовная власть априори выше светской). Он потребовал самостоятельности для немецкой церкви, отмены целибата (обета безбрачия) для священников, признания в качестве таинств только двух (учрежденных самим Иисусом) — крещения и причащения. В общем, коренные изменения доктрины призваны были обеспечить возврат к временам апостольской проповеди. По мысли Лютера, христианин есть «свободный господин над всеми вещами и не подчинен никому» в тех случаях, когда речь идет о его вере, о «внутреннем человеке», но «готовый к служению раб всех вещей и подчинен каждому», когда речь идет о внешних проявлениях его жизни. Главный же принцип — «один лишь Христос» в противовес сонму «официальных посредников» между человеком и Богом. Не предписанными церковью установлениями, а «одной лишь благодатью» Господней можно добиться спасения души.

Естественно, такие рассуждения неизбежно привели к отрицанию непогрешимости понтифика и соборов. В Риме, да и в епископатах самой Германии, все это не могло не вызвать отторжения. Впереди верующих ждали века разобщения и смертельной ненависти. Только в ХХ веке католики и протестанты вновь попытаются двинуться навстречу друг другу. А пока… Пока новое учение набирало последователей. В первую очередь — в Германии.

Германия стала и местом зарождения Реформации, и ее главным центром, конечно, не случайно, хотя в определенном смысле это движение предвосхитили французские раннесредневековые ереси и деятельность Яна Гуса (1371–1415) в Чехии. Дело в том, что к первой четверти XVI столетия светское могущество Рима уже изрядно надоело даже крупным баронам, которым по «классовой логике» отнюдь не полагалось поддерживать кардинальные общественные перемены.

Немецкая жизнь меж тем все сильнее «усложнялась». В Виттенберге (и это лишь при двух тысячах постоянных и небогатых жителей) был в 1502 году учрежден — совсем рядом с княжеским замком — университет (именно в нем, по Шекспиру, обучался принц Гамлет). Сам доктор Мартин, в свою очередь, занимал должность и священника Замковой церкви, и университетского профессора, а владел феодальной крепостью тот самый саксонский владетель Фридрих Мудрый, который впоследствии спас отца Реформации от гибели после Вормса.

Чем были заняты тогда мысли возмутителя европейского спокойствия? На склоне лет, имея в виду собственный опыт, он писал: «Отчаяние делает монахом». Скорее всего, это отчаяние не связывалось с какими-нибудь конкретными трагическими событиями, а носило характер сугубо экзистенциальный. На рубеже XV–ХVI веков все бюргерство мучилось от того, что мы сегодня назвали бы социальной неуверенностью, унынием и апатией. В коллективном сознании эпохи витало предчувствие близкого конца света. Любимая песня той поры—плач «Среди жизни в смерти обретаемся» Ноткера Заики. Любимая гравюра, украшавшая стены домов и мастерских, — дюреровские «Четыре всадника» из серии «Апокалипсис», одетые в костюмы «феодальных хищников» — императора, папы, епископа и рыцаря. В общем, духовную атмосферу предреформационного времени знаменитый голландский культуролог Йохан Хейзинга характеризует так: «Каких бы сторон тогдашнего культурного наследия мы ни коснулись — будь то хроника или поэзия, проповеди или даже разного рода грамоты, — всюду остается одно и то же впечатление бесконечной печали. Может показаться, будто эта эпоха была несравнимо несчастна и ведала только раздоры, смертельную ненависть, зависть, грубость и нищету... Призыв memento mori (помни о смерти) пронизывал все ее наличное существование».

Между тем на этом мрачном фоне хозяйственная жизнь страны в эпоху юности Лютера вдруг вышла на подъем. Немецкие ярмарки, коммерческие конторы и банки прославились на всю Европу, хватка и мастерство немецких негоциантов вошли в поговорку. Естественно, по универсальным законам экономики, такое развитие сопровождалось скоростным разложением старых, патриархальных способов хозяйствования. Отсюда — рост прямых противоречий, насилия на дорогах и в деревнях, воровство, продажность князей и судей, в общем, все, что принято называть упадком нравов. Отсюда же — страстное осуждение низами «служения мамоне», под которым они разумели прежде всего феодальную алчность. Богатевшие потихоньку горожане по понятным причинам не вполне принимали такое бескомпромиссное осуждение жажды наживы, однако были против необоснованного стяжательства дворян. Их лихоимство, повальное пьянство и произвол приводили добропорядочных буржуа в отчаяние. «Господа наши, — скажет Лютер в 1525-м,—во всяком зернышке и соломинке видят гульдены», а потому делаются «беспощадными, как ландскнехты, и хитрыми, как ростовщики».

Итак, нарождающийся немецкий «средний класс» бессознательно жаждал морального возвышения честного частного предпринимательства, уверенности в том, что оно не менее достойно, чем военная или чиновничья служба, что Бог благоволит к бережливым и добросовестным дельцам, а осуждает только лишенное нравственных ограничений стяжательство. Но что делать, если в рамках католического канона такие выводы невозможны? Ведь средневековое мировоззрение ставило на торговле и предпринимательстве несмываемую печать греха. Лютер выносил в себе этот конфликт и нашел средства его разрешения.

После «похищения» виттенбергского бунтаря курфюрстом на его родине ширилась поддержка новых идей, да и коллеги по университету хлопотали перед имперскими князьями. Ведь монах, отлученный от церкви и сам отвергший монашеские обеты (1525 год), не мог участвовать в публичных богословских спорах с католиками, а тут он был крайне нужен своим соратникам. На время отсутствия учителя эту обязанность взял на себя его сподвижник — теолог-гуманист и систематик лютеранства Филипп Меланхтон. И Меланхтон, и еще более «экстремистски» настроенный Андреас Карлштадт выступали за перемены. Да что выступали — проводили их в жизнь! Прихожане еще до возвращения Лютера стали причащаться не только хлебом, но и вином — в отличие от католиков, у которых к чаше прикладывался только священник. Начался исход монахов из монастырей, священнослужители вступали в браки. Отец реформы одно время даже взялся раздумывать — имеют ли они на это право? Получилось, вроде как имеют...

Об удобстве необременительной веры

Приверженцы протестантизма не отличались особой разборчивостью в методах его распространения. Как они действовали? Громко, порой истерически обвиняли католиков в реальных и мнимых грехах. Ниспровергали, не особенно заботясь о созидании. Подбирали души людей, готовых поддерживать все, что обещало перемены, и — во всяком случае, поначалу—не предлагали им ничего вразумительного, кроме отказа от традиции. Хорошо «шла» ненависть к Риму и кардиналам, подогреваемая бесконечными жалобами на безобразия священников. Такая артподготовка очень помогла успеху Реформации. Важнейшие религиозные принципы отправлялись на свалку истории вместе со злоупотреблениями.

Кроме того, новаторы успешно пользовались конфликтами, которые возникали повсюду между светскими и духовными лицами, между клиром и прихожанами, между епископами и городами, между монастырями и князьями. Лишая духовенство влияния на обыденную жизнь общества, реформаторы поддерживали феодалов и города в желании завершить наконец застарелые споры в свою пользу. Абсолютно новая, освобожденная от политических притязаний организация верующих пришлась тут как нельзя кстати. Реформированное священство владело лишь теми правами, которые жаловали ему гражданские власти. Реформированная национальная церковь северогерманских земель вошла в полное подчинение гражданских правителей, и вверившиеся их власти новаторы веры уже не могли выйти из этого «услужения», даже если бы и захотели.

Наконец, успешно апеллировали реформаторы и к сугубо человеческим эмоциям, движениям душ. Идеи, которые пропагандировали последователи Лютера: свобода мысли, право каждого основывать веру лишь на Библии, — были крайне привлекательными. Отмена механизмов, призванных держать в узде греховную человеческую натуру (исповеди, епитимьи, поста, воздержания и обетов), привлекала тех, кому надоело излишне себя сковывать. В самом деле, зачем усмирять плоть, когда достаточно просто верить и петь гимны на родном языке! Война против церковных орденов, целибата и монашеского воздержания— практик возвышенной жизни в христианстве — привлекла к Реформации тех, кто предпочитал «необременительную веру». Очень помогала и конфискация собственности монастырей: она использовалась для материальной поддержки бывших монахов и монашек, священников-«расстриг». Множились бесконечные памфлеты, игравшие на самых низменных чувствах. Папу, Римскую курию, вообще всех остававшихся в русле католицизма в землях победившей Реформации подвергали насмешкам, а язык доктрины — искажениям и издевательству. Все это находило, как говорили раньше, «живой отклик в массах».

«Чья земля, того и вера»

…Как ни странно, многие епископы поначалу отнеслись к реформистским настроениям равнодушно, и это дало лидерам протестантов время развернуться. Даже значительно позже обнародования виттенбергских тезисов ряд отцов церкви, оставаясь, конечно, верными своим убеждениям, не обнаруживали сил и желания адекватно ответить на вызов «еретиков». То же можно сказать и о приходских священниках, многие из которых были к тому же довольно невежественны и апатичны, а это разительно контрастировало с рвением новых проповедников. Последние легко находили общий язык с «грубыми душами», чуждыми письменного слова и благосклонными к собственным слабостям.

Многие новые порядки льстили примитивному чувству коллективизма: чашу для причастия принимали всей конгрегацией, песнопения — стали коллективными. А чтения из Библии, а отвержение базового различия между клиром и мирянами? Все могли быть «как все». Сюда же отнесем и все ту же привлекательную доктрину оправдания одной верой (безотносительно добрых дел), отрицание свободы воли, оправдывающее моральные «недоработки», и вселенское священство, которое, казалось, напрямую предоставляло каждому долю «жреческих» и административно-церковных функций.

И, наконец, одним из основных движущих сил Реформации выступило прямое насилие властей, заинтересованных в переделе собственности. Упорствовавших в католицизме священников высылали из протестантских областей и заменяли приверженцами новой доктрины, прихожан принуждали посещать их службы. Дошло до того, что во многих местах людей и целые приходы перестали допускать в церкви: особенно прославилась такой решительностью кальвинистская Женева, где инакомыслящего могли и сжечь, как, например, это случилось в 1553 году с испанским врачом Мигелем Серветом, ославленным лжеучителем и еретиком, отрицавшим учение о Троице. История Реформации показывает, что гражданские институты явились одним из основных факторов распространения ее повсюду: не религиозные, но династические, политические и социальные факторы часто оказывались решающими. Веру получали по принципу «Cuius regio, eius religio » — «Чья земля, того и вера»…

Огонь Реформации быстро охватил всю Европу. Известно ведь, что любые идеи и лозунги мгновенно расхватываются теми, кому они в тот или иной момент выгодны: «на всякий товар найдется купец». Например, во Франции 20–30-х годов XVI века среди богатых горожан и простолюдинов лютеранство и анабаптизм (радикальное реформаторское течение, выступавшее за вторичное, сознательное крещение во взрослом состоянии, отрицавшее церковную иерархию, таинства и не позволявшее своим адептам платить налоги или служить в войсках) стали очень популярны. «Подтянулся» и кальвинизм с его суровой политической риторикой, когда пришло время бескомпромиссной борьбы феодалов-сепаратистов с набиравшим силу французским абсолютизмом, — тот ведь опирался на традиционный католицизм. Жестокий узел этих противоречий, описанных во множестве известных литературных сочинений, оказался отчасти разрублен только длинными ножами Варфоломеевской ночи в Париже (24 августа 1572-го), которая стала кульминацией Гугенотских войн и спустя 30 лет «продиктовала» бывшему протестанту Генриху IV Наваррскому фразу о том, что «Париж стоит мессы».

Тем временем, уже со второго десятилетия XVI века, то есть с самого начала Реформации, на ее родине центробежные тенденции, успешно преодоленные во Франции , побеждали. В Шварцвальде вспыхнула и вскоре охватила всю Юго-Западную и Среднюю Германию Крестьянская война. Из кругов, близких к радикальному религиозному и повстанческому вождю Томасу Мюнцеру, вышло в мир так называемое «Статейное письмо» (Artikelbrief), полное лозунгов: свободу «бедным и простым людям» — от любых властей и господ! Переустроить жизнь на принципах «общей пользы» и «божественного права»!.. Неудивительно, что бюргеры метнулись в противоположную от мятежников сторону — в объятия «удельных» князей и родовой знати, которая в свою очередь с готовностью присвоила себе — на волне лютеранской пропаганды — отчужденную собственность церкви. В итоге движение крестьян общими усилиями удалось подавить, но Аугсбургский мир, заключенный между баронами-протестантами и баронами-католиками в 1555 году, дал лишь недолгую передышку: начало XVII века принесло немцам уже упоминавшуюся Тридцатилетнюю войну . Из нее отечество Мартина Лютера уже вышло совершенно обессиленным: Священная Римская империя навсегда утратила лидирующие политические позиции на континенте.

От кальвинистов до квакеров

Как известно, любой социальный протест в Средние века облекался в религиозную форму. Но века эти заканчивались: Реформация стала последним подобным движением. Эпоха Просвещения, проникнутая духом скептицизма, интересовалась религией только с той точки зрения, с какой ее можно было развенчать. Впрочем, некоторые сугубо «реформационные» ценности Запад сохранил навсегда: в культе утвердилась значимость Слова в противовес Изображению, а проповедь заняла в умах место литургии.

Римская церковь с самого начала сопротивлялась противным ей веяниям. По прошествии тридцати лет с момента обнародования тезисов Лютера Тридентский собор осудил его идеи. А великие римские понтифики Павел III, Пий V и Сикст V быстро нашли общий язык с католическими монархами, в первую очередь с Филиппом II Испанским, с баварскими герцогами и с императором Фердинандом II. Была усилена инквизиция (в 1542 году в Риме появилась ее Священная канцелярия), составлен Индекс запрещенных книг. На смену дезорганизованным германским монашеским орденам явились новые — ордена капуцинов (1525) и иезуитов (1534). Католицизм уцелел. Однако несмотря на предпринятые меры, идеи Лютера достигли даже главных цитаделей католицизма — Испании и Италии . Считалось, к примеру, что испанские протестанты — самые рафинированные. Впрочем, это интеллигентское течение свернулось к 1560-м годам.

Тем временем в местах, где протестантизм закрепился всерьез, развивалась его теоретическая база — за кальвинистами (в том числе гугенотами) пришли меннониты — сторонники «революционного» анабаптиста Менно Симонса (умер в 1561 году). Потом наступила очередь методистского, квакерского, пятидесятнического и других течений, выросших из идей ривайвелизма — «религиозного возрождения». Последнее призывало вернуться не только к идеалам раннего христианства, но и… к «чистой», первоначальной Реформации.

Проводниками протестантизма в буржуазный век и, если говорить геополитически, — в Америку, стали Нидерланды и Англия — наиболее развитые экономически страны Европы XVI века. Лозунги кальвинизма были написаны на знаменах голландской освободительной войны (1566–1609), поддержанной буржуазией и дворянством, выступавшими против Испании, крестьянами и городской беднотой. Англия XVI века, единожды вступив в противостояние с Римом, тоже уже не вышла из него. В соответствии с актом 1534 года о верховенстве (супремации), король стал главой англиканской церкви. Английская Реформация была «спущена сверху» и потому имела свои особенности: сохранила католическую обрядность, епископат, церковные владения... Подобное положение привело к лукавой философской загвоздке: все попытки противостоять «перегибам» английского абсолютизма подразумевали борьбу с официальной религией. В результате она скоро потеряла привлекательность для независимо мыслящих людей, и те кинулись в объятия местного кальвинизма — пуританства и его новомодных разновидностей — пресвитерианства и левеллерства. Последовали бурные события Английской революции, однако, когда «бунтарская» подкладка под кальвинизмом иссякла, выжила лишь «старая добрая» национальная церковь.

А вот на новых, американских берегах учение реформаторов нашло благодатную почву. Именно в США пышным цветом расцвели ответвления молодой религии: конгрегационализм («вложившийся» в американскую науку основанием Гарварда), квакерство, баптизм, методизм (его «религиозные коммивояжеры» доставляли религию прямо в дома прихожан). И возникли новые: адвентизм, мормонство, универсализм, унитарианство… Именно протестантизм напитал классическую немецкую философию, а через нее повлиял и на Россию с ее западниками и неокантианцами — недаром современный философ Голосовкер связал в своем исследовании певца «загадочной русской души» Достоевского с «беспокойным стариком Иммануилом» в книге «Кант и Достоевский».

Протестантские страны экономически наиболее развиты — стабильные демократические режимы поддерживаются этой мобильной и живой версией христианства. «Лютеранская роза» пустила корни.

Виктор Гараджа, доктор философских наук

; но это верно лишь настолько, насколько гуманисты интересовались и занимались религиозными и церковными вопросами и разрешали их в духе, близком к одному из трех направлений реформационного движения. Влияние гуманизма обнаруживается во всех направлениях религиозной реформации. Настоящим родоначальником протестантской теологии был, например, гуманист Эразм Роттердамский . Говорили, что Эразм снес яйцо, а Лютер его высидел, или что Лютер высосал весь яд из сочинений Эразма. Несомненна также более тесная связь большей части проявлений антитринитаризма XVI в. с религиозным вольномыслием итальянских гуманистов.

Впрочем, вопрос о взаимных отношениях реформации и гуманизма, имеющий свою особую литературу, отличается большой сложностью и окончательно еще не выяснен в науке. Вопреки мнению многих протестантских писателей, готовых свести всю роль гуманизма к подготовке реформации, оба направления, по своим конечным стремлениям, были диаметрально противоположны между собой. Гуманизм был родоначальником всей светской культуры нового времени, и естественным его продолжением было "просвещение" XVIII в., тогда как реформацией завершается религиозное развитие, характеризующее Средние века . Гуманисты были поглощены интересами земной жизни, реформаторы исходили из идеи загробного спасения; последние искали опоры для своих стремлений в Библии , первые обращались преимущественно к классическим писателям древности. Одни хотели прежде всего восстановить первоначальную чистоту христианской веры, другие - возродить науки и искусства античного мира. Вот почему гуманизм и реформация очень часто находились в антагонизме.

Несомненно, влияние гуманизма на реформация сказалось в области умственных орудий, без которых нельзя было совершить преобразование религии (лучшее знание древних языков, обращение к отцам церкви, писавшим в древности, новые приемы комментирования Св. Писания и т.п.). У гуманистов и реформаторов часто были общие враги (монахи, схоластики и т. п.). Наконец, оба движения, несмотря на все свое различие, роднились проявлявшимся в них индивидуализмом, этим отличительным (по сравнению со средними веками) признаком нового времени. В протестантизме , провозгласившем оправдание посредством веры, и особенно в сектантстве проявлялся религиозный индивидуализм, которым отличались и гуманисты. Появление религиозных реформаторов, возникновение сект, распространение гуманизма - все это было результатом совершившегося в конце средних веков умственного и нравственного развития западноевропейского общества.

Использованные материалы

• Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.

«Потому-то и нет сомнения в исходе нашей борьбы, что победа нисколько не зависит от удачи; вся она находится в руках Бога, а через Него и в наших руках» Эразм Роттердамский, «Оружие христианского воина»)

В названии статьи намеренно заложена некоторая провокация. Слово «оракул» в античном греко-римском мире было связано с местом поклонения языческим богам, с гаданиями и прорицанием их воли. На сегодняшний день в переносном смысле так называют неких пророков и провозвестников. Соединив в себе глубочайший интерес к наследию античности и библейскую веру, выдающийся христианский гуманист Эразм Роттердамский стал предтечей Реформации, но - не протестантом.

Чтобы заявить о значимости Эразма для истории протестантизма достаточно было бы привести знаменитую пословицу, рожденную еще в XVI столетии: «Эразм снес яйцо Реформации, а Лютер его высидел».

Помимо такой оценки в качестве прародителя протестантизма, его называют «философом человеческих пороков», человеком «сам по себе», «оракулом Европы», «Вольтером XVI века», а их вместе с Рейхлином «двумя очами Германии». Без всякого преувеличения мы говорим о величайшем ученом Северного Возрождения, заложившем основы методики изучения классических текстов. Хватило бы и того, что он был первым издателем греческого Нового Завета.

Прожить Эразму выпало на сломе эпох. Он собственноручно ускорил прощание со Средневековьем, но от реалий Нового времени также был не в восторге. В результате наш герой был недооценен как современниками, так и исследователями истории.

Легко убедиться, что многие книги по истории христианства упоминают Эразма Роттердамского лишь вскользь. Увы, в изложениях протестантских историков он чаще всего даже чисто хронологически не попадает в перечень предтечей Реформации, и нередко максимум, чего он удостаивается, - это параграфа, связанного с его полемикой с Лютером. Пора исправлять данную несправедливость.

Жизненный старт - бастард

Год рождения нашего героя точно не известен. Чаще всего источники называют 1466, либо 1469 год. Его полное имя, которое он сам себе сконструировал путем филологических манипуляций, звучит величественно - Дезидерий Эразм Роттердамский.

Однако по своему происхождению он был всего лишь незаконнорожденным сыном священника Герарда и дочери врача Маргариты. На свет он появился 28 октября в нидерландской Гауде, в двадцати километрах от Роттердама, с именем Гергард, то есть «желанный», что свидетельствует в пользу достаточно нежных отношений его родителей.

Начальное образование Эразм получил в кафедральной школе Утрехта и Девентера у «Братьев общинной жизни». Выражаясь современным языком, это был детский дом.

В тринадцать лет он полностью осиротел. Причина тому - эпидемия чумы. По милости своих опекунов юноша оказывается в монастыре без средств к существованию.

Это вынужденное заточение длилось пять лет, в течение которых главным утешением для Эразма стало изучение классических авторов. В это же время на свет появляются его первые сочинения в поэзии и прозе. Способности юноши привлекли внимание епископа Камбре, который берет его к себе в качестве личного секретаря. Впоследствии благодаря покровительству епископа Эразм был рукоположен священником и избавлен от заточения.

Во французской стороне…

В 1495 году для нашего героя начинается долгий путь странствующего просветителя. Начался этот путь, как и полагается, со студенчества. Он учился в университетах Парижа и Орлеана, но, конечно, в большей степени на Эразма повлияла Сорбонна. До того момента среди своих учеников и учителей Парижский университет имел и авторитетнейшего католического богослова Фому Аквинского, и уникального миссионера времен Крестовых походов Раймунда Луллия, и удивительного естествоиспытателя Роджера Бэкона, и многих других.

Вскоре, вослед за Эразмом, сюда в качестве студентов водворятся Жан Кальвин и Игнатий Лойола. Первый сделает Реформацию необратимой, а второй посвятит жизнь ее искоренению.

Как известно, именно об отъезде в Парижский университет поется в старинной песне интеллектуальных бродяг Средневековья - вагантов. Приведем, пожалуй, самые малоизвестные слова «Прощания со Швабией» в переводе Л. Гинзбурга:

Во французской стороне,

На чужой планете,

Предстоит учиться мне

В университете. <…>

Слезы брызнули из глаз...

Как слезам не литься?

Стану я за всех за вас

Господу молиться,

Чтобы милостивый Бог

Силой высшей власти

Вас лелеял и берег

От любой напасти,

Как своих детей отец

Нежит да голубит,

Как пастух своих овец

Стережет и любит.

Тем не менее, для Эразма пребывание в Париже было «временем трудностей и раздражения». Баталии местных схоластических партий его совершенно не вдохновляли. Со студенческих лет любимыми авторами для молодого Эразма становятся Цицерон, Иероним, Ориген и Лоренцо Валла.

Поначалу он зарабатывает репетиторством. Но после 1500 года Эразм вдруг становится знаменитым гуманистом. Данная метаморфоза была связана с публикацией «Пословиц» (Adagia). Эта работа представляла собой антологию греческих и латинских изречений, состоящую из 4151 позиций. Книга выдержала более шестидесяти переизданий при жизни Эразма. В качестве молодого просветителя он начинает периодически получать подарки от щедрых друзей и покровителей.

Доктор, друг, профессор

В 1506 году нашему гуманисту выпадает долгожданная возможность посетить Италию. В Туринском университете он получает степень доктора богословия. В Венеции продолжительно сотрудничает с гуманистом и издателем Альдом Мануцием. Глубокое впечатление на него оказывают Падуя, Болонья и, конечно, Рим.

Во Флоренции он оказывается в то самое время, когда там трудятся титаны Возрождения: Рафаэль Санти, Микеланджело Буонарроти, Леонардо да Винчи. Он ничего о них не упоминает. Удивительно, но их миры не пересекаются.

Первые двадцать лет нового XVI века Эразм провел в сплошных переездах с редкими передышками. В частности, над своими «Пословицами» он начал работать во время первой поездки в Англию. Всего их будет четыре.

Посетив туманный Альбион вторично, теперь уже в качестве известного гуманиста, Эразм знакомится с выдающимися британцами того времени, гуманистами и реформаторами: Томасом Мором, Джоном Колетом, Джоном Фишером. Также он был представлен королю Генриху VII и принцу Генриху, будущему основателю англиканской церкви, которому будет присвоен роковой порядковый номер VIII среди Генрихов английских.

Эразм был тонкой натурой: тактичный, доброжелательный, ранимый, любящий умеренность и при этом комфортное уединение. В основном его друзья принадлежали к числу его сотрудников и единомышленников.

Но первое место среди них занимал благородный мыслитель и автор знаменитой «Утопии» Томас Мор. Вскоре он станет вторым человеком в Англии, лордом-канцлером и будет казнен, отказавшись принять развод и последовавшую за ним Реформацию Генриха VIII.

По сути Томас Мор был единственным другом Эразма. Всего через год после казни Мора в мир иной уйдет и Эразм.

По иронии судьбы самая известная до сих пор книга Эразма задумывалась им как шутка и подарок дорогому другу Томасу Мору и была написана во время очередного путешествия в Англию. Все цитаты, сделанные на ее страницах, были приведены по памяти. Книга называется «Похвала глупости». На ее страницах сатирически изобличались церковные злоупотребления, монашеское невежество и фанатизм. Эта работа увидела более сорока переизданий при жизни автора.

Во время третьего посещения Англии за Эразма в качестве преподавателя уже состязаются и Оксфорд, и Кембридж. Выбор странствующего просветителя пал на последний. Дело в том, что туда Эразма пригласил его старый знакомый Джон Фишер, который в ту пору был канцлером Кембриджского университета.

Здесь в течение трех лет наш герой преподает отнюдь не привычные по тем временам схоластические сентенции, а греческий язык и теологические курсы на основе Нового Завета. В 1511 году в Кембридже Эразм становится профессором богословия. Но менее чем через два года он вновь пускается в путь.

Среди множества книг, написанных Эразмом, особого внимания заслуживает «Textus Receptus», вышедший за год до того, как Мартин Лютер напишет свои 95 тезисов, то есть в 1516 году. Это не поваренная книга, как кто-то мог бы подумать, а греческий Новый Завет с новым латинским переводом и краткими комментариями. На основе данного текста вплоть до XIX века будут делаться европейские переводы Нового Завета, включая Синодальный перевод на русский язык.

В том же 1516 году Карл Испанский (впоследствии император Карл V) пожаловал Эразму чин «королевского советника», не связанный ни с какими реальными функциями и дававший жалованье в 400 флоринов.

Показательно, что писательская производительность Эразма с этого момента значительно возрастает. Он был потрясающе трудолюбив. На поддержку Эразма рассчитывали французский король Франциск I и английский король Генрих VIII.

Занятно складывались отношения Эразма и с римскими папами. Юлий II освободил его от монашеских обетов и от всех ограничений, налагавшихся рождением вне брака. Лев X пригласил в Рим и упрашивал остаться. Адриан VI спрашивал совета по отношению к лютеранству, Климент VII в ответ на письмо подарил 200 флоринов. Павел III предлагал сан кардинала в обмен на критику Лютера, но Эразм отказался, сославшись на возраст.

Яйцо Реформации

Эразм посетил многие города Европы. Среди них Брюссель, Антверпен, Лувен, Роттердам. Но двадцатые годы века Реформации Эразм провел в вольнолюбивом Базеле. Здесь его сотрудником, редактором и советчиком становится издатель Иоганн Фробен.

В 1524 году здесь же в Базеле была опубликована работа Эразма, в которой он обозначил себя оппонентом Лютера. Книга называлась «Свобода воли». Вскоре Лютер разразился в свойственной ему эмоционально-несдержанной манере ответом, который в свою очередь именовался «О рабстве воли».

Эразм, как христианский гуманист, отстаивал позицию сотериологического синергизма. Согласно данного подхода, процесс духовного обращения осуществляется в результате совместных усилий Бога и человека. Таким образом, синергисты пытаются объединить абсолютное Божье владычество и моральную ответственность человека.

Лютер же вполне в рамках августинской традиции был полностью скептичен по отношению к человеческой воле, утверждая Божью благодать в качестве единственной силы, способной начать и совершить обращение. В этом и заключается учение монергизма.

Не случайно полемика двух столпов христианского гуманизма и Реформации и последовавший за ней разрыв между ними разворачивались на фоне захлестнувшей Центральную Европу Крестьянской войны. Лютер открестился от бунтовщиков и осудил их действия, а результатом подавления восстания явилась гибель около ста тысяч человек. Не случайно южно-германские крестьяне предпочли остаться католиками, обвиняя виттенбергского реформатора в предательстве.

Эразм был весьма удручен ростом насилия, спровоцированного попытками преобразить Церковь и все общество. В одном из своих многочисленных писем он весьма любопытно прокомментировал услышанное от неких монахов присловье: «Я снес яйцо, а Лютер его высидел. <…> Снесенное мною яйцо было куриным, а Лютер высидел совершенно другую птицу».

К вопросу о полемике Эразма и Лютера следует добавить пару слов о позиции соратника последнего, Филиппа Меланхтона, которого впоследствии назовут «учителем Германии». По трудам Меланхтона видно, что сначала он разделял сотериологию Лютера. Впоследствии же его выкладки заметно дрейфуют в сторону синергизма. Кстати, в отличие от Мартина Лютера, он был весьма тактичен и мягок, что также сближало его с Эразмом.

Мы не будем цитировать здесь слов, которые точно были написаны на горячую голову. А Лютер наговорил их слишком много и не только в адрес знаменитого роттердамца. Мы приведем лишь две цитаты, которые демонстрируют, что оба спорщика признавали за своим оппонентом и добрые мотивы, и значительные заслуги.

В сентябре 1520 года, через три месяца после отлучения Лютера, Эразм писал римскому понтифику Льву X, ходатайствуя за виттенбергского монаха:

«Я незнаком с Лютером и даже не читал его книг, разве что десять или двадцать страниц, и лишь отрывочно. Судя по тому, что я видел, я счел, что он вполне способен толковать Писание в манере отцов церкви — а такой труд очень нужен в наше время, когда мы так увлекаемся мелочами в ущерб действительно важным вопросам. Соответственно, я поддерживал его хорошие, а не плохие качества, или, скорее, я поддерживал славу Христову в нем. Я одним из первых предвидел опасность, которую влечет за собой насилие, а насилие я ненавижу больше всего на свете. <…>

Я часто и усердно писал своим друзьям, прося их, чтобы они уговорили этого человека быть по-христиански кротким в своих произведениях и не тревожить мира церкви. Когда он сам написал мне два года назад, я с любовью сообщил ему, чего он должен избегать, и я хотел бы, чтобы он последовал моему совету».

А вот слова, адресованные Лютером Эразму в личном письме в апреле 1524 года:

«Весь мир должен подтвердить, что вы с успехом развиваете ту литературу, с помощью которой мы по-настоящему понимаем Писание. Этот дар Божий великолепно и чудесно проявился в вас, обязывая нас воздать благодарность».

«Человек сам по себе»

В 1529 году под руководством Эколампадия Реформация побеждает в Базеле. И хотя к Эразму здесь по-прежнему относятся весьма уважительно, вскоре он принимает решение уехать и перебирается в южно-германский Фрейбург. Лучше всего последние годы жизни Эразма характеризует фраза: «Человек сам по себе». Католики отвергали его как предшественника Лютера; лютеране же считали предателем Евангелия.

Однажды некие католические активисты обвинили Эразма в протестантизме в связи с тем, что в пост он употреблял скоромную пищу.

Что поделаешь! - иронично оправдывался великий гуманист. - Лично я - добрый католик, но вот желудок мой - решительный протестант.

Эразм был весьма космополитичен и говорил, что его дом там, где его библиотека. Тем не менее, умер он в Базеле, оказавшись там проездом в родную Голландию. 12 июля 1536 года последние слова этого специалиста по древним языкам были сказаны по-голландски: «Lieve God», то есть «Боже милостивый».

Эразм никогда не порывал с католичеством. Однако неоднозначность его фигуры даже внутри римо-католической церкви приводила к диаметрально противоположным характеристикам. В 1559 году в разгар контрреформации папа-инквизитор Павел IV включил в «Индекс запрещенных книг» произведения Эразма в качестве автора, «проклятого по первому классу». Четыре века спустя Иоанн XXIII и Павел VI признали его крупнейшим авторитетом католической церкви.

Грани личности

Оценивая огромное творческое наследие Эразма Роттердамского, важно упомянуть, по крайней мере, четыре аспекта. Во-первых, он сделал себе имя как выдающийся филолог, издав, переведя, снабдив предисловиями и комментариями множество греческих и римских классиков, а также отцов церкви. Издания Эразма по патристике стали оружием реформаторов в полемике с католиками, которые ссылались на отцов эпохи Вселенских соборов.

Во-вторых, Эразм вошел в историю как выдающийся сатирик, чье остроумие изобличало и расшатывало накопившиеся к началу эпохи Реформации церковные проблемы и устои. Прежде всего, к данному разряду относятся книги «Похвала глупости» и «Разговоры запросто». Едкий, анонимный, антипапский памфлет «Недопущенный Юлий», впервые вышедший в свет годом позже 95 тезисов Лютера, также традиционно связывается с именем Эразма.

В-третьих, роттердамский гуманист был великолепным экзегетом, который преодолел схоластику и явился основателем научного метода в богословии. Он подчеркивал моральную, а не догматическую сторону христианства, последовательно отстаивая пацифистские взгляды. Новый Завет Эразма использовали Лютер, Тиндейл и многие другие протестанты для переводов на национальные языки. Рейхлин возродил знание еврейского языка, Эразм - греческого, что было весьма важно для изучения Библии.

И, наконец, в-четвертых, Эразм заложил основы современной педагогики. Значительно опередив свое время, он считал, что жестокость в обучении детей недопустима. Утверждал, что ребенок не может полюбить науку, но «первый шаг в обучении есть любовь к учителю». Считал, что очень важно учитывать возрастные и индивидуальные особенности ребенка, а учить детей надо играя. Высочайшую просветительскую функцию он отводил Библии.

Вот как Эразм отзывался о Божьем Слове:

«Желаю, чтобы все женщины читали Евангелие, чтобы читали послания апостола Павла, и чтобы (Священное Писание) было переложено на языки всех народов <…> О, если бы все содержание разговоров между христианами вытекало из Священного Писания! — особенно потому, что мы являемся таковыми, каковы наши разговоры. <…> Почему мы все время черпаем мудрость у людей, а не у самого Христа? У Христа, который свое обещание, что останется с нами до конца мира, исполняет именно в этих Писаниях? В них он с нами живет, дышит, говорит может даже более эффективно, чем тогда, когда был между людьми».

Изучая жизнь и наследие Эразма, было бы полезно задать ряд актуальных вопросов для российского евангельского сообщества XXI века. Кабинетный ученый в контексте российского баптизма - зло или благо, этап развития или упадка? Каким образом можно стимулировать появление отечественных евангельских авторов? Каким образом можно формировать культуру ведения богословской дискуссии? Как развивать богословскую науку, удерживая вероучительные рамки? С помощью чего определить грань между допустимым и даже полезным разномыслием, и областью, где истина должна быть превыше мира?

Итак, Эразм Роттердамский сделал больше, чем кто-либо из его современников, для подготовки Реформации, развивая изучение Библии, отцов церкви, античной классики и обличая церковные пороки и злоупотребления. Ему выпала непростая роль Иоанна Предтечи на сломе эпох, и он блестяще выполнил свою историческую миссию. Оракул Реформации - это еще один достойный титул для неоднозначной фигуры Эразма, фигуры недооцененной. И тем приятнее отметить, что в ноябре 2013 года в Москве, в атриуме библиотеки Иностранной литературы был открыт памятник Эразму Роттердамскому.