Жозеф де Местр и Россия — Русская idea. Политическое учение Ж

Жозеф-Мари, граф де Местр (1 апреля 1753 - 26 февраля 1821) - французский (сардинский) католический философ, литератор, политик и дипломат, основоположник политического консерватизма. Известен как один из наиболее влиятельных идеологов консерватизма в конце 18-го - начале XIX веков

Жозеф де Местр родился 1 апреля 1753 года в Шамбери, в Савойе, являвшейся в то время частью Сардинского королевства, в французской аристократической семье. Его отец являлся президентом Савойского Сената.

Воспитывался в иезуитском колледже. В 1774 году окончил Туринский университет, где изучал право. В том же году стал членом масонской ложи Шотландского Устава Святого Иоанна «Trois Mortiers» (Три Мортиры); братья ложи включали в свои задачи совмещение своей причастности к Франкмасонству со строгой католической верой. Жозеф де Местр оставался членом этой ложи до 1790 года, достигнув должности «Великого Оратора». В 1774 году вместе с несколькими Братьями из Шамбери, с которыми он основал четырьмя годами позже новую ложу «Искренность», он обратился к Жану-Батисту Виллермозу (1730-1824) в Лион за посвящением в Мартинизм.

В 1787 году, как и его отец, стал сенатором. Первоначально симпатизировал французской революции, но быстро в ней разочаровался. После оккупации Савойи французской армией в 1792 году де Местр эвакуировался в Швейцарию, где начал выступать в качестве публициста, опубликовав «Письма Савойского роялиста» (1793), в которых выступил с критикой сложившегося во Франции режима. В 1796 году в Лозанне опубликовал историко-политическую работу «Рассуждения о Франции», где изложил собственную концепцию возникновения и развития французской революции.

В 1803-1817 гг. являлся сардинским посланником в России, где опубликовал некоторые свои основные работы: «Опыты о принципе порождения политических учреждений и других человеческих установлений» (1810 год) и «О сроках божественной справедливости») (1815 год). После своего отзыва проживал в Турине, где занимал должности магистратора Турина, а также министра в правительстве Сардинского королевства. Продолжал активно публиковаться: в 1819-1821 гг. вышли его работы «О Папе» (1819), «О галликанской церкви» (1821) «Санкт-Петербургские вечера» (1821), - а уже после его смерти, в 1835 году, в Париже, вышел его трактат «Рассмотрение философии Бэкона».

В своих произведениях Жозеф де Местр выступает как философ-провиденциалист. В работе «Размышления о Франции» (1796) де Местр выдвигает собственную теорию революции, находя её причиной божественный замысел, цель которого состояла в очищении Франции от элементов, виновных в «покушении, совершённом на верховную власть во имя нации». Такими элементами де Местр считает выродившиеся, по его мнению, либеральное дворянство и духовенство, которые попали под влияние философов Просвещения. Также в главе «О насильственном уничтожении человеческого вида» де Местр апологизирует войну как неизбежный фактор прогресса, очищающий народы от бесполезных элементов.

В России Жозеф де Местр пробыл 14 лет, поэтому неудивительно, что его творчество нашло свое отражение в работах некоторых представителей социально-политической мысли России. Прежде всего, принято упоминать следующие фигуры: Пётр Чаадаев, который во многом вдохновлялся мыслями де Местра из «Четырех глав о России»; Ф. Тютчев, Н. Катков; П. Данилевский, чью концепцию культурно-исторических типов де Местр во многом предвосхитил в своей философии истории; Константин Леонтьев, яркий представитель русского эстетического консерватизма, который также близок де Местру в ряде пунктов учения, включая критику современного состояния Европы; такие представители консервативной мысли, как К. Победоносцев и Л. Тихомиров.

Философ Исайя Берлин убежден, что де Местр оказал влияние на Льва Толстого; существуют исследования, доказывающие преемственность идей савойского мыслителя в работах Фёдора Достоевского.

Нельзя отрицать и тот факт, что концепция де Местра оказало определенное влияние на славянофильство. Хотя основатель славянофильского учения А. С. Хомяков напрямую не ссылается на работы де Местра, очевидно, что почву для его идеи о религиозно-мессианской роли русского народа подготовило западное теологическое учение французского традиционалиста.

На нашем книжном сайте Вы можете скачать книги автора Местр Жозеф де в самых разных форматах (epub, fb2, pdf, txt и многие другие). А так же читать книги онлайн и бесплатно на любом устройстве – iPad, iPhone, планшете под управлением Android, на любой специализированной читалке. Электронная библиотека КнигоГид предлагает литературу Местр Жозеф де в жанрах зарубежная история, прочая литература по истории.

Возникновение консерватизма как западноевропейского, так и русского, непредставимо без влияния Жозефа де Местра (1753 – 1821), одного из родоначальников европейского консерватизма, блистательного интеллектуала, «пламенного реакционера» (так его окрестил Бердяев в «Новом Средневековье»), «Вольтера реакции» , одного из самых радикальных критиков Революции и демократического общества. Он родился в городе Шамбери в Савойе в аристократической семье. Начальное образование де Местр получил в Коллегии иезуитов. Окончив в 1774 г. Туринский университет, где изучал право, де Местр становится советником Сената Савойи, а в 1788 г. – сенатором. Будущий католик-ультрамонтан, непоколебимо убежденный в приоритете власти папы над светской властью одно время состоял в масонской ложе и был либеральным католиком . В масонской ложе де Местр достиг степени «Благодетельного Рыцаря Святого Града» . В 1796 г. он издал принесшую ему европейскую известность книгу «Размышления о французской революции», ставшей классикой консервативной мысли.

Когда французские революционные войска заняли Савойю, де Местр переехал в Сардинию, где в 1800 г. получил должность канцлера. В мае 1803 г. он приехал в Петербург в качестве посланника сардинского короля. Жозеф де Местр пользовался весьма большим влиянием при императорском дворе и принимал самое активное участие в некоторых политических инициативах Александра I. Именно в России были созданы его основные сочинения: «Санкт-Петербургские вечера» и «Петербургские письма». Светская проповедь ультрамонтанства де Местра пользовалась большим успехом у части русского высшего общества. К примеру, известный мемуарист С.П. Жихарев записывал в дневнике: «Граф Местр точно должен быть великий мыслитель; о чем бы ни говорил он, все очень занимательно, и всякое замечание его так и врезывается в память, потому что заключает в себе идею, и сверх того, идею прекрасно выраженную» . Де Местр был частым гостем салонов С.С. Уварова , В.П. Кочубея, графа А.К. Разумовского, дружил с адмиралом П.В. Чичаговым; известны его посещения православно-консервативной «Беседы любителей русского слова», возглавляемой А.С. Шишковым и Г.Р. Державиным. По мнению видного историка В.С. Парсамова, в интеллектуальной жизни русского общества начала XIX в. Жозеф де Местр сыграл исключительную роль. Благодаря его проповеди «Россия становится своеобразным центром не просто антиреволюционных, но еще и католических идей» . Свою роль де Местр сыграл и в становлении русского консерватизма. Ранние русские консерваторы разделяли те основные ценности, которые были характерны и для их западноевропейских единомышленников, ставивших своей целью защиту и актуализацию позитивных традиций и ценностей идеализированного традиционного общества, прежде всего сильной централизованной монархической власти и религии. Русский консерватизм в этом отношении типологически был близок западноевропейскому, поскольку обладал теми же основными чертами, такими как опора на Традицию, понимание неравенства и иерархии как естественного состояния общества, отрицание революционных методов переустройства общества, борьба с идеями Просвещения, убежденность в том, что для общества необходима монополия благородного сословия и церкви на обсуждение и толкование важнейших социальных и нравственных проблем; именно высшие сословия обязаны поддерживать охранительные принципы и государственные идеи.

Одной из главных причин появление на свет русского консерватизма была патриотическая реакция на галломанию, страсть к подражанию и заимствованию всего французского, не только языка, но и идей, привычек, мод и пр., которая, как лесной пожар, охватила дворянское общество в конце XVIII-начале XIX века. Консерваторам вроде А.С. Шишкова, Ф.В. Ростопчина галломания представлялась тем идейным злом, в котором оказались как бы сфокусированы все угрозы, которые несла с собой Французская революция и наполеоновская агрессия. Следует отметить, что консервативно настроенные иностранцы осуждали галломанию едва ли не в более резких выражениях, нежели их русские единомышленники. Так, де Местр по этому поводу писал: «У меня нет слов описать вам французское влияние в сей стране. Гений Франции оседлал гения России буквально так, как человек обуздывает лошадь» . Этот факт расценивался им крайне негативно, поскольку «российская цивилизация по времени совпала с эпохой максимального развращения человеческого духа (имеется ввиду распространение идей Просвещения и Великая Французская революция – А.М.), и множество обстоятельств <…> пришли в соединение и, так сказать, смешали русский народ с народом, который одновременно был самым ужасным орудием и самой жалкой жертвой этого развращения. <…> Ужасная литература XVIII века сразу, без какой-либо подготовки проникла в Россию, и на первых уроках французского языка, который услышало русское ухо, звучали слова богохульства» . В широком распространении подобного рода настроений де Местр обвинял русских западников, начиная с Петра I. «Я ставлю в вину вашему Петру I величайший грех – неуважение к своей нации» . Впрочем, с точки зрения сардинца у Петра были грехи с пострашнее: «Вообще же страна сия отдана иностранцам, и вырваться из их рук можно лишь посредством революции. Повинен в этом Петр, коего именуют великим, но который на самом деле был убийцей своей нации. Он не только презирал и оскорблял ее, но научил и ненавидеть самое себя. Отняв собственные обычаи, нравы, характер и религию, он отдал ее под иго чужеземных шарлатанов и сделал игрушкою нескончаемых перемен» . Скорее всего, де Местр нарочито несколько сгущал краски, перенося на петровские реформы свою ненависть к протестантской Европе, на которую, как он считал, ориентировался Петр .

Де Местр провел в России 14 лет, с 1803 по 1817 гг. и оказал существенное влияние на политику Министерства народного просвещения, резко критикуя российскую систему образования и воспитания, проникнутую, с его точки зрения, духом галломании и примитивного подражательства западноевропейским образцам. Он усматривал крайнюю опасность для государства российского в существовании того слоя, который возник в результате влияния модных западноевропейских идей и который значительно позже Солженицын назвал «образованщиной». Полуобразованные дворяне-галломаны представляли по сути подрывной элемент, как минимум, преисполненный оппозиционного духа и воинствующего аморализма: «Умы их извращены и преисполнены гордыни, им родина опротивела, они вечно порицают правительство, преклоняются перед иностранными вкусами, модами и языками и готовы ниспровергнуть все то, что презирают, т.е. все на свете. Другое страшное последствие, вытекающее из этой научной мании, заключается в том, что правительство, нуждаясь для осуществления ее в профессорах, постоянно принуждено обращаться за ними в иностранные государства; а так как люди истинно-образованные и нравственные редко оставляют свое отечество, где их почитают и награждают, то одни только люди посредственные, и к тому же не только развратные, но и совершенно испорченные являются на Север предлагать за деньги свою мнимую ученость. Особенно теперь Россия ежедневно покрывается этою пеною, которую выбрасывают на нее политические бури соседних стран. Перебежчики эти приносят сюда одну наглость и пороки. Не имея ни любви, ни уважения к стране, без связей домашних, гражданских или религиозных, они смеются над теми непрозорливыми русскими, которые поручают им все, что есть дорогого у них на свете, они спешат набрать довольно золота, чтобы привольно зажить в другом месте, и, обманув общественное мнение кое-какими публичными опытами, которые истинным судьям представляются жалкими образцами невежества, возвращаются на родину, чтобы издеваться над Россиею в дрянных книжонках, которые Россия еще покупает у этих же бездельников, – пожалуй, даже переводит. Теперешнее положение тем более опасно, что, благодаря крайне прискорбному предрассудку, в России негласно принято смотреть на нравственность, как на нечто совершенно отдельное и независимое от преподавания, так что, например, если сюда приезжает преподаватель физики или греческого языка, всем известный за человека развратного или атеиста, весьма часто услышим: что имеет это общего с физикою или греческим языком. Таким образом сюда попадает сор Европы, и несчастная Россия дорого платит сонмищу иностранцев, исключительно занятому ее порчею» . Рассуждая таким образом, де Местр безусловно становился идейным союзником русских консерваторов, борцов с иностранным влиянием и галломанией.

Иллюстратор: Хадия Улумбекова

Де Местр, как и Шишков с Ростопчиным, призывал «подвергать самому тщательному досмотру иностранцев (особенно немцев и вообще протестантов), прибывающих в эту страну для обучения молодежи, независимо от того, что они собираются преподавать, и считать почти несомненным, что из ста человек такого толка по меньшей мере в девяноста девяти случаях государство совершает для себя пагубное приобретение, потому что всякий, у кого есть семья, собственность, устоявшийся склад характера и определенная репутация, не поедет в чужую страну, а останется у себя дома» .

Консерваторы добились частичной реализации своих требований. Так 25 мая 1811 г. был издан указ «О частных пансионах», в котором заявлялось, что «дворянство, подпора государства, возрастает нередко под надзором людей, одною собственною корыстию занятых, презирающих все отечественное, не имеющих ни чистых правил нравственности, ни познаний» и «следуя дворянству, и другие состояния готовят медленную пагубу обществу воспитанием детей своих в руках иностранцев». Указ предписывал директорам училищ испытывать нравственные качества содержателей пансионов и требовать от них и учителей знания русского языка. Преподавание должно было вестись исключительно на русском языке . В начале 1812 г. вышло «Мнение министра народного просвещения относительно домашних иностранных учителей», т.е. распоряжение о том, что учителям-иностранцам нужно было теперь получать в российских начальных училищах письменные свидетельства о своих способностях и знаниях .

Определенное единство взглядов православных консерваторов и де Местр привело к тому, что он сознательно периодически искал контакты с консервативной «русской партией». Известно, что он посещал заседания шишковско-державинской «Беседы любителей русского слова» и бывал в знаменитом тверской салон великой княгини Екатерины Павловны – официального лидера консервативной «русской партии» при дворе. Вероятно, эти контакты были обусловлены необходимостью совместной борьбы с влиятельной «французской партией», лидером которой считался известный либеральный реформатор М.М. Сперанский. К примеру, историк М.Я. Морошкин отмечал: «Если Ростопчин и партия его видели в Сперанском якобинца, то когорта деместровская смотрела на него, как на иллюмината, проникнутого новым духом, враждебным церкви и престолу» .

Свою оценку Сперанского де Местр высказал в письме к сардинскому королю Виктору Эммануилу I 28 августа (9 сентября) 1811 г. Главными обвинениями в адрес Сперанского были «низкое» социальное происхождение, шпионаж в пользу Франции, приверженность к конституции и принадлежность к масонам: «Это человек умный, великий труженик, превосходно владеющий пером; все сии качества совершенно бесспорны. Но он сын священника, что означает здесь принадлежность к последнему классу свободных людей, а именно оттуда и берутся, вполне естественно, внедрители всяких новшеств. Он сопровождал Императора в Эрфурт и там снюхался с Талейраном; кое-кто полагает, что он ведет с ним переписку. Все дела его управления пронизаны новомодными идеями, а паче всего – склонностью к конституционным законам<…> Должен признаться в крайнем своем недоверии к государственному секретарю <…> Ваше Величество не должен даже на мгновение сомневаться в существовании весьма влиятельной секты, которая уже давно поклялась низвергнуть все троны и с адской ловкостью использует для сего самих государей» .

В конечном итоге в результате закулисной борьбы с участием самых различных «фракций» Сперанский был отправлен в опалу в марте 1812 г., что резко усилило позиции как «русской партии», так и де Местра. Еще в феврале 1812 г. последнему было сделано предложение редактировать все официальные документы, публикуемые от царского имени, ему было передано 20 тысяч рублей от имени императора на необходимые расходы «для подготовки и проведения своих замыслов». 5 марта канцлер Н.П. Румянцев объявил де Местру, что император имеет на него виды в предстоящей войне, что он хотел бы его пригласить на русскую службу и что он согласен послать фельдъегеря за семьей Местра. В тот же день вечером Местр был на квартире у Н.А. Толстого, обер-гофмаршала, президента придворной конторы, который руководил придворной жизнью и церемониями во времена Александра I, и имел с ним разговор о предстоящей войне и вопросах командования. Во время разговора в квартире тайно присутствовал царь. В конце беседы он заменил Толстого и переговорил с Местром об его предстоящей редакторской работе. По поводу всех сделанных ему предложений Местр, однако, твердо решил, что службы сардинского короля он не покинет. Об этом он объявил Румянцеву, не отказываясь в то же время от исполнения поручений Александра. В тот же день последовала давно решенная ссылка Сперанского . Поскольку де Местр отказался перейти на русскую службу, заявив Александру I, что долг перед сардинским королем не позволяет ему дать «подписку о неразглашении» той секретной информации, которую может принести ему новое положение, это привело, в конце концов, к охлаждению Александра в его отношениях к сардинскому посланнику. Фавор в статусе личного секретаря государя не продлился и четырех месяцев . Политическая роль де Местра в России была к тому времени в основном сыграна. 9 апреля 1812 г. произошло назначение А.С. Шишкова государственным секретарем, а 29 мая 1812 г. другой лидер «русской партии», Ф.В. Ростопчин, был произведен в генералы от инфантерии и вслед за тем состоялось его назначение московским генерал-губернатором. Ему был также дарован титул Московского главнокомандующего.

Политические и идейные новшества, внедряемые в Российской империи после Отечественной войны 1812 г. и военных походов русской армии на Запад, в частности, религиозный эксперимент Александра I и А.Н. Голицына по созданию «общехристианского государства» по западноевропейским лекалам, почерпнутым из трактатов протестантских мистиков и масонов, привели к тому, что католическая версия консерватизма, развиваемая и отстаиваемая Ж. де Местром, оказалась неприемлемой для самодержавной власти. Ультрамонтаны в принципе не могли принять экуменизм и мистицизм. Как писал А.Н. Шебунин: «идеологи реакции (Жозеф де Местр, Бональд, Ламенне) относились резко отрицательно к мистикам и идеологии Священного Союза и в библейском обществе видели покровительство опасным сектам, религиозному разномыслию и т.п.» . Под тем предлогом, что прозелитизм де Местра зашел слишком далеко и что среди петербургской аристократии многие обратились в католичество (включая молодого князя А.Ф. Голицына, племянника обер-прокурора Св. Синода), иезуитам было приказано покинуть обе столицы, а де Местра выслали из Петербурга в мае 1817 г. за границу. В 1820 г. иезуиты окончательно были изгнаны из России, а в 1821 г. Ж. де Местр скончался в Турине. Таким образом, непосредственное влияние одного из основоположников европейской консервативной мысли на становление русского консерватизма прекратилось еще в 1817 г. Последовавший в 1822-1824 гг. отказ от религиозного экуменического эксперимента был следствием победы консервативной «русской партии», которая надолго заблокировала процесс рецепции иноконфессиональных консервативных западных доктрин. С 1824 г. монархическая власть более не ставила под сомнение статуса православия как господствующей религии, а русский консерватизм отныне базировался исключительно на православии.

Дегтярева М.И. Два кандидата на роль государственного идеолога: Ж. де Местр и Н.М.Карамзин // Исторические метаморфозы консерватизма. Пермь. 1998. С. 65-66.

ОР РНБ. Ф. 849 (Шебунин А. Н.). Д. 91. Л.9-10.

Возникновение консерватизма как западноевропейского, так и русского, непредставимо без влияния Жозефа де Местра (1753 – 1821), одного из родоначальников европейского консерватизма, блистательного интеллектуала, «пламенного реакционера» (так его окрестил Бердяев в «Новом Средневековье»), «Вольтера реакции» , одного из самых радикальных критиков Революции и демократического общества. Он родился в городе Шамбери в Савойе в аристократической семье. Начальное образование де Местр получил в Коллегии иезуитов. Окончив в 1774 г. Туринский университет, где изучал право, де Местр становится советником Сената Савойи, а в 1788 г. – сенатором. Будущий католик-ультрамонтан, непоколебимо убежденный в приоритете власти папы над светской властью одно время состоял в масонской ложе и был либеральным католиком . В масонской ложе де Местр достиг степени «Благодетельного Рыцаря Святого Града» . В 1796 г. он издал принесшую ему европейскую известность книгу «Размышления о французской революции», ставшей классикой консервативной мысли.

Когда французские революционные войска заняли Савойю, де Местр переехал в Сардинию, где в 1800 г. получил должность канцлера. В мае 1803 г. он приехал в Петербург в качестве посланника сардинского короля. Жозеф де Местр пользовался весьма большим влиянием при императорском дворе и принимал самое активное участие в некоторых политических инициативах Александра I. Именно в России были созданы его основные сочинения: «Санкт-Петербургские вечера» и «Петербургские письма». Светская проповедь ультрамонтанства де Местра пользовалась большим успехом у части русского высшего общества. К примеру, известный мемуарист С.П. Жихарев записывал в дневнике: «Граф Местр точно должен быть великий мыслитель; о чем бы ни говорил он, все очень занимательно, и всякое замечание его так и врезывается в память, потому что заключает в себе идею, и сверх того, идею прекрасно выраженную» . Де Местр был частым гостем салонов С.С. Уварова , В.П. Кочубея, графа А.К. Разумовского, дружил с адмиралом П.В. Чичаговым; известны его посещения православно-консервативной «Беседы любителей русского слова», возглавляемой А.С. Шишковым и Г.Р. Державиным. По мнению видного историка В.С. Парсамова, в интеллектуальной жизни русского общества начала XIX в. Жозеф де Местр сыграл исключительную роль. Благодаря его проповеди «Россия становится своеобразным центром не просто антиреволюционных, но еще и католических идей» . Свою роль де Местр сыграл и в становлении русского консерватизма. Ранние русские консерваторы разделяли те основные ценности, которые были характерны и для их западноевропейских единомышленников, ставивших своей целью защиту и актуализацию позитивных традиций и ценностей идеализированного традиционного общества, прежде всего сильной централизованной монархической власти и религии. Русский консерватизм в этом отношении типологически был близок западноевропейскому, поскольку обладал теми же основными чертами, такими как опора на Традицию, понимание неравенства и иерархии как естественного состояния общества, отрицание революционных методов переустройства общества, борьба с идеями Просвещения, убежденность в том, что для общества необходима монополия благородного сословия и церкви на обсуждение и толкование важнейших социальных и нравственных проблем; именно высшие сословия обязаны поддерживать охранительные принципы и государственные идеи.

Одной из главных причин появление на свет русского консерватизма была патриотическая реакция на галломанию, страсть к подражанию и заимствованию всего французского, не только языка, но и идей, привычек, мод и пр., которая, как лесной пожар, охватила дворянское общество в конце XVIII-начале XIX века. Консерваторам вроде А.С. Шишкова, Ф.В. Ростопчина галломания представлялась тем идейным злом, в котором оказались как бы сфокусированы все угрозы, которые несла с собой Французская революция и наполеоновская агрессия. Следует отметить, что консервативно настроенные иностранцы осуждали галломанию едва ли не в более резких выражениях, нежели их русские единомышленники. Так, де Местр по этому поводу писал: «У меня нет слов описать вам французское влияние в сей стране. Гений Франции оседлал гения России буквально так, как человек обуздывает лошадь» . Этот факт расценивался им крайне негативно, поскольку «российская цивилизация по времени совпала с эпохой максимального развращения человеческого духа (имеется ввиду распространение идей Просвещения и Великая Французская революция – А.М.), и множество обстоятельств <…> пришли в соединение и, так сказать, смешали русский народ с народом, который одновременно был самым ужасным орудием и самой жалкой жертвой этого развращения. <…> Ужасная литература XVIII века сразу, без какой-либо подготовки проникла в Россию, и на первых уроках французского языка, который услышало русское ухо, звучали слова богохульства» . В широком распространении подобного рода настроений де Местр обвинял русских западников, начиная с Петра I. «Я ставлю в вину вашему Петру I величайший грех – неуважение к своей нации» . Впрочем, с точки зрения сардинца у Петра были грехи с пострашнее: «Вообще же страна сия отдана иностранцам, и вырваться из их рук можно лишь посредством революции. Повинен в этом Петр, коего именуют великим, но который на самом деле был убийцей своей нации. Он не только презирал и оскорблял ее, но научил и ненавидеть самое себя. Отняв собственные обычаи, нравы, характер и религию, он отдал ее под иго чужеземных шарлатанов и сделал игрушкою нескончаемых перемен» . Скорее всего, де Местр нарочито несколько сгущал краски, перенося на петровские реформы свою ненависть к протестантской Европе, на которую, как он считал, ориентировался Петр .

Де Местр провел в России 14 лет, с 1803 по 1817 гг. и оказал существенное влияние на политику Министерства народного просвещения, резко критикуя российскую систему образования и воспитания, проникнутую, с его точки зрения, духом галломании и примитивного подражательства западноевропейским образцам. Он усматривал крайнюю опасность для государства российского в существовании того слоя, который возник в результате влияния модных западноевропейских идей и который значительно позже Солженицын назвал «образованщиной». Полуобразованные дворяне-галломаны представляли по сути подрывной элемент, как минимум, преисполненный оппозиционного духа и воинствующего аморализма: «Умы их извращены и преисполнены гордыни, им родина опротивела, они вечно порицают правительство, преклоняются перед иностранными вкусами, модами и языками и готовы ниспровергнуть все то, что презирают, т.е. все на свете. Другое страшное последствие, вытекающее из этой научной мании, заключается в том, что правительство, нуждаясь для осуществления ее в профессорах, постоянно принуждено обращаться за ними в иностранные государства; а так как люди истинно-образованные и нравственные редко оставляют свое отечество, где их почитают и награждают, то одни только люди посредственные, и к тому же не только развратные, но и совершенно испорченные являются на Север предлагать за деньги свою мнимую ученость. Особенно теперь Россия ежедневно покрывается этою пеною, которую выбрасывают на нее политические бури соседних стран. Перебежчики эти приносят сюда одну наглость и пороки. Не имея ни любви, ни уважения к стране, без связей домашних, гражданских или религиозных, они смеются над теми непрозорливыми русскими, которые поручают им все, что есть дорогого у них на свете, они спешат набрать довольно золота, чтобы привольно зажить в другом месте, и, обманув общественное мнение кое-какими публичными опытами, которые истинным судьям представляются жалкими образцами невежества, возвращаются на родину, чтобы издеваться над Россиею в дрянных книжонках, которые Россия еще покупает у этих же бездельников, – пожалуй, даже переводит. Теперешнее положение тем более опасно, что, благодаря крайне прискорбному предрассудку, в России негласно принято смотреть на нравственность, как на нечто совершенно отдельное и независимое от преподавания, так что, например, если сюда приезжает преподаватель физики или греческого языка, всем известный за человека развратного или атеиста, весьма часто услышим: что имеет это общего с физикою или греческим языком. Таким образом сюда попадает сор Европы, и несчастная Россия дорого платит сонмищу иностранцев, исключительно занятому ее порчею» . Рассуждая таким образом, де Местр безусловно становился идейным союзником русских консерваторов, борцов с иностранным влиянием и галломанией.

Иллюстратор: Хадия Улумбекова

Де Местр, как и Шишков с Ростопчиным, призывал «подвергать самому тщательному досмотру иностранцев (особенно немцев и вообще протестантов), прибывающих в эту страну для обучения молодежи, независимо от того, что они собираются преподавать, и считать почти несомненным, что из ста человек такого толка по меньшей мере в девяноста девяти случаях государство совершает для себя пагубное приобретение, потому что всякий, у кого есть семья, собственность, устоявшийся склад характера и определенная репутация, не поедет в чужую страну, а останется у себя дома» .

Консерваторы добились частичной реализации своих требований. Так 25 мая 1811 г. был издан указ «О частных пансионах», в котором заявлялось, что «дворянство, подпора государства, возрастает нередко под надзором людей, одною собственною корыстию занятых, презирающих все отечественное, не имеющих ни чистых правил нравственности, ни познаний» и «следуя дворянству, и другие состояния готовят медленную пагубу обществу воспитанием детей своих в руках иностранцев». Указ предписывал директорам училищ испытывать нравственные качества содержателей пансионов и требовать от них и учителей знания русского языка. Преподавание должно было вестись исключительно на русском языке . В начале 1812 г. вышло «Мнение министра народного просвещения относительно домашних иностранных учителей», т.е. распоряжение о том, что учителям-иностранцам нужно было теперь получать в российских начальных училищах письменные свидетельства о своих способностях и знаниях .

Определенное единство взглядов православных консерваторов и де Местр привело к тому, что он сознательно периодически искал контакты с консервативной «русской партией». Известно, что он посещал заседания шишковско-державинской «Беседы любителей русского слова» и бывал в знаменитом тверской салон великой княгини Екатерины Павловны – официального лидера консервативной «русской партии» при дворе. Вероятно, эти контакты были обусловлены необходимостью совместной борьбы с влиятельной «французской партией», лидером которой считался известный либеральный реформатор М.М. Сперанский. К примеру, историк М.Я. Морошкин отмечал: «Если Ростопчин и партия его видели в Сперанском якобинца, то когорта деместровская смотрела на него, как на иллюмината, проникнутого новым духом, враждебным церкви и престолу» .

Свою оценку Сперанского де Местр высказал в письме к сардинскому королю Виктору Эммануилу I 28 августа (9 сентября) 1811 г. Главными обвинениями в адрес Сперанского были «низкое» социальное происхождение, шпионаж в пользу Франции, приверженность к конституции и принадлежность к масонам: «Это человек умный, великий труженик, превосходно владеющий пером; все сии качества совершенно бесспорны. Но он сын священника, что означает здесь принадлежность к последнему классу свободных людей, а именно оттуда и берутся, вполне естественно, внедрители всяких новшеств. Он сопровождал Императора в Эрфурт и там снюхался с Талейраном; кое-кто полагает, что он ведет с ним переписку. Все дела его управления пронизаны новомодными идеями, а паче всего – склонностью к конституционным законам<…> Должен признаться в крайнем своем недоверии к государственному секретарю <…> Ваше Величество не должен даже на мгновение сомневаться в существовании весьма влиятельной секты, которая уже давно поклялась низвергнуть все троны и с адской ловкостью использует для сего самих государей» .

В конечном итоге в результате закулисной борьбы с участием самых различных «фракций» Сперанский был отправлен в опалу в марте 1812 г., что резко усилило позиции как «русской партии», так и де Местра. Еще в феврале 1812 г. последнему было сделано предложение редактировать все официальные документы, публикуемые от царского имени, ему было передано 20 тысяч рублей от имени императора на необходимые расходы «для подготовки и проведения своих замыслов». 5 марта канцлер Н.П. Румянцев объявил де Местру, что император имеет на него виды в предстоящей войне, что он хотел бы его пригласить на русскую службу и что он согласен послать фельдъегеря за семьей Местра. В тот же день вечером Местр был на квартире у Н.А. Толстого, обер-гофмаршала, президента придворной конторы, который руководил придворной жизнью и церемониями во времена Александра I, и имел с ним разговор о предстоящей войне и вопросах командования. Во время разговора в квартире тайно присутствовал царь. В конце беседы он заменил Толстого и переговорил с Местром об его предстоящей редакторской работе. По поводу всех сделанных ему предложений Местр, однако, твердо решил, что службы сардинского короля он не покинет. Об этом он объявил Румянцеву, не отказываясь в то же время от исполнения поручений Александра. В тот же день последовала давно решенная ссылка Сперанского . Поскольку де Местр отказался перейти на русскую службу, заявив Александру I, что долг перед сардинским королем не позволяет ему дать «подписку о неразглашении» той секретной информации, которую может принести ему новое положение, это привело, в конце концов, к охлаждению Александра в его отношениях к сардинскому посланнику. Фавор в статусе личного секретаря государя не продлился и четырех месяцев . Политическая роль де Местра в России была к тому времени в основном сыграна. 9 апреля 1812 г. произошло назначение А.С. Шишкова государственным секретарем, а 29 мая 1812 г. другой лидер «русской партии», Ф.В. Ростопчин, был произведен в генералы от инфантерии и вслед за тем состоялось его назначение московским генерал-губернатором. Ему был также дарован титул Московского главнокомандующего.

Политические и идейные новшества, внедряемые в Российской империи после Отечественной войны 1812 г. и военных походов русской армии на Запад, в частности, религиозный эксперимент Александра I и А.Н. Голицына по созданию «общехристианского государства» по западноевропейским лекалам, почерпнутым из трактатов протестантских мистиков и масонов, привели к тому, что католическая версия консерватизма, развиваемая и отстаиваемая Ж. де Местром, оказалась неприемлемой для самодержавной власти. Ультрамонтаны в принципе не могли принять экуменизм и мистицизм. Как писал А.Н. Шебунин: «идеологи реакции (Жозеф де Местр, Бональд, Ламенне) относились резко отрицательно к мистикам и идеологии Священного Союза и в библейском обществе видели покровительство опасным сектам, религиозному разномыслию и т.п.» . Под тем предлогом, что прозелитизм де Местра зашел слишком далеко и что среди петербургской аристократии многие обратились в католичество (включая молодого князя А.Ф. Голицына, племянника обер-прокурора Св. Синода), иезуитам было приказано покинуть обе столицы, а де Местра выслали из Петербурга в мае 1817 г. за границу. В 1820 г. иезуиты окончательно были изгнаны из России, а в 1821 г. Ж. де Местр скончался в Турине. Таким образом, непосредственное влияние одного из основоположников европейской консервативной мысли на становление русского консерватизма прекратилось еще в 1817 г. Последовавший в 1822-1824 гг. отказ от религиозного экуменического эксперимента был следствием победы консервативной «русской партии», которая надолго заблокировала процесс рецепции иноконфессиональных консервативных западных доктрин. С 1824 г. монархическая власть более не ставила под сомнение статуса православия как господствующей религии, а русский консерватизм отныне базировался исключительно на православии.

Дегтярева М.И. Два кандидата на роль государственного идеолога: Ж. де Местр и Н.М.Карамзин // Исторические метаморфозы консерватизма. Пермь. 1998. С. 65-66.

ОР РНБ. Ф. 849 (Шебунин А. Н.). Д. 91. Л.9-10.

1753–1821) – граф, французский публицист, политический деятель и религиозный философ. Один из вдохновителей и идеологов европейского католико-монархического движения 1-й половины XIX века. В философии истории Местр – сторонник религиозного провиденциализма.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Жозеф Де Местр

(Maistre, Joseph de) (1753–1821) Политический философ. Родился в Савойе. Будучи искренне верующим католиком, тем не менее пятнадцать лет состоял в братстве франкмасонов и некоторое время поддерживал Французскую революцию (French Revolution). Местр изменил свои взгляды перед 1793 г., когда вторжение французов в Сардинию вынудило его отправиться в изгнание сначала в Швейцарию, затем – в качестве посланника короля Савойского – в Россию, где он прожил без семьи до 1817 г. Все произведения Местра были пропитаны ненавистью к Революции, однако, вместо того чтобы критиковать конкретные события, он начал с критики формы мышления, которая, с его точки зрения, их объясняла и сводилась к идее гордыни. Это было отрицанием познания конечных причин, существовавших до грехопадения Адама и Евы, а после присутствовавших лишь в неосознанном виде в традициях различных обществ или – в индивидуальной форме – в сознании людей добродетельных. Мыслители, вдохновлявшие революционеров, считали, что они могли добиться большего, прибегнув к помощи абстрактного рассудка, – история Революции показала нелепость такого представления. После поражения Наполеона Местр вернулся в Турин и установил контакты с пророялистскими кругами во Франции, но вскоре разочаровался в Реставрации и в послереволюционном устройстве. В 1819 г. Местр опубликовал сочинение "О Папе" ("Du pape"), где провозгласил церковь единственным возможным сувереном. Впрочем, по-видимому, это было скорее результатом его разочарования положением дел в Европе, чем заключением, вытекавшим из его социальной философии.

МЕСТР, ЖОЗЕФ ДЕ (Maistre, Joseph de) (1753–1821), французский философ, писатель и политический деятель. Родился 1 апреля 1753 в Шамбери в патриархальной аристократической семье: его отец был президентом Сената королевства Сардинии и Савойи и управляющим государственным имуществом. Получил воспитание под руководством иезуитов. Учился в коллеже в Шамбери, прошел курс права в Туринском университете. В 1774, по окончании университета, служил в суде. В 1787 стал членом Сената Савойи. В молодости испытал влияние Руссо и Луи-Клода Сен-Мартена (следовательно, Якоба Бёме), в туринском свете был известен как либерал. Когда наполеоновские войска в 1792 заняли Савойю, эмигрировал в Сардинию; жил в бедности в Лозанне (Швейцария), где посещал салон мадам де Сталь .

Свои политические и философские взгляды Местр изложил в книге Размышления о Франции (Considérations sur la France , 1796), принесшей ему известность и поставившей его в один ряд с прославленными европейскими публицистами. Здесь изложена идея о провиденциальной роли Франции в судьбе человечества. Революцию (которую Местр называет «сатанинской») он рассматривал как испытание, посланное Франции – стране, которой он восхищался и чьим духовным сыном себя чувствовал, в наказание за попытку стать независимой от Бога (что выразилось в просветительской философии и в галликанстве). Франция, полагал Местр, должна понести возмездие, из которого человечество сможет выйти очищенным и улучшенным. Созданная якобинским правительством централизация послужит на пользу будущей монархии, реставрация которой неизбежна.

В 1800 Местр стал канцлером Сардинии, в 1803–1817 – полномочным министром-посланником сардинского короля Виктора-Эммануила при царском дворе в России, где написал свои основные сочинения: Опыт о движущем начале политических установлений (Essai sur le principe générateur des constitutions politiques et des autres institutions humaines , 1814); Санкт-Петербургские вечера, или Земное правление провидения (Les soirées de Saint-Petersbourg, ou le gouvernement temporel de la providence , 1821); О Папе (Du Pape , 1819), закончена в Турине; О галликанской церкви (De l"Eglise gallicane , 1821). Посмертно был издан его труд Рассмотрение философии Бэкона (Examen de la philosophie de Bacon , 1836). В 1817 Местр вернулся в Турин, где стал государственным секретарем Сардинского королевства.

В философии Местр был, как и Бональд, сторонником концепции врожденных идей, истинность которых основана на их божественном происхождении и на «общем разуме», не подверженном, в отличие от разума индивидуального, заблуждениям. Мир, полагал он, движется Провидением, чьи законы недоступны разуму. Божественная справедливость, по Местру, не имеет ничего общего со справедливостью человеческой, что подтверждается опытом Французской революции, с ее безвинными жертвами. Законы Провидения не охватывают собой всей реальности, оставляя место вторжению случайности и человеческой свободе, в которой и лежит в конечном счете причина зла.

В политической философии Местра преобладало «органическое» понимание народа и государства, жизнь и деятельность которого, с его точки зрения, определяются в первую очередь традициями, религиозным чувством и церковным авторитетом. С этих позиций он резко критиковал концепцию социального договора; события революции, провозглашавшейся высшим достижением человеческого разума, наглядно продемонстрировали фиаско подобных идей, приведших к террору и хаосу. Социальный порядок был для Местра одним из непременных условий существования государства. В предельной форме эта мысль отразилась в прославлении на страницах Санкт-Петербургских вечеров палача как основы порядка в обществе. Сторонник абсолютной монархии и католицизма, Местр постепенно склонился к ультрамонтанству, к идее о том, что абсолютная власть над всеми народами земли принадлежит церкви и папе как наместнику Бога. Задолго до Первого Ватиканского собора Местр выдвинул идею непогрешимости папы. Концепция теократии изложена им в работах: О Папе и Письма об испанской инквизиции (Lettres sur l"Inquisition espagnole , 1838).