Показательные судебные процессы 30 х годов. Репрессии в ссср: социально-политический смысл

Тренинги

Вениаминов Андрей Германович

Кандидат юридических наук, доцент кафедры адвокатуры и организации правоохранительной деятельности, Российский государственный социальный университет, г. Москва, Российская Федерация

Аннотация: Статья посвящена исследованию особенностей уголовного судопроизводства в СССР периода 30-х года прошлого века. Автором поставлен вопрос об отнесении уголовного процесса того времени к розыскному типу. В этой связи проанализированы нормы уголовно-процессуального законодательства исследуемого периода, регулирующие функции суда и других участников в процессе, правовое положение обвиняемого, систему доказательств и другие институты. Приведены точки зрения известных ученых по выбранной проблематике, исторические примеры следственной и судебной практики.

Ключевые слова: уголовное судопроизводство, розыскной тип процесса, обвиняемый, судебная практика, система доказательств, суд

The features of soviet criminal procedure in 30-s of the XX-th century

Veniaminov Andrey Germanovich

Candidate of law sciences, Associate Professor of the chair of legal profession and law enforcement organizations, Russian state social university, Moscow, Russian Federation

Abstract: The article deals to research the features of soviet criminal procedure in 30-s of the last century. The author posed the question of classification of criminal procedure of that period to investigative type. That’s why the rules of criminal procedure law of searching period, which regulate the functions of the court and other parties of process, the status of convict, system of evidence and other institutes are analyzed. The positions of famous scientists on pointed problems, historical examples of investigational and trial practice are presented.

Keywords: criminal procedure, investigative type, convict, trial practice, system of evidence, the court

В Конституции Российской Федераци 1993 года закреплено, что Россиия - демократическое правовое государство. Однако современная Россия вряд ли может считаться полностью демократическоим и правовым государством, т.к. формирование демократического правового государства – это процесс, требующий активных усилий со стороны государства и связанный с созданием необходимых условий для защиты прав и свобод человека и гражданина .

Следует особо отметить, что за последние два десятилетия уголовная политика России сделала резкий разворот: ужесточение уголовно-правовой репрессии советского периода сменилось либерализацией и ослаблением карательного потенциала уголовного законодательства в современной России . Не обошли стороной процессы и либерализации и уголовно-процессуальное законодательство, сделавшее резкий поворот в сторону подозреваемого, обвиняемого и подсудимого, принципов состязательного уголовного судопроизводства, предоставливающего равные возможности для отстаивания своих позиций в суде сторонам обвинения и защищы. Однако так было не всегда. В настоящей статье нами будут рассмотрены советского уголовного процесса 30-х гг. XX века.

Октябрьская революция 1917 г. повлекла за собой кардинальное перерождение государственных, политических и общественных институтов нашей страны. Существенные изменения коснулись и судебной системы, включая уголовное судопроизводство. Наглядное подтверждение тому можно проследить по процессам 30-х годов, или так называемым «сталинским репрессиям», к которым в последние десятилетия уделено большое внимание историков и ученых-процессуалистов.

Общераспространенным считается мнение о репрессивном характере уголовного процесса того времени, его розыскном (обвинительным) начале, когда функции следствия, обвинения и суда принадлежали одному и тому же органу (так называемые суды «двоек» и «троек»), идеи свободной оценки доказательств полностью отвергались, а обвинительные приговоры зачастую выносились на основании лживых донесений и наветов и полученных под пыткой признательных показаний.

Из этого следует вывод о розыскном типе уголовного процесса, имевшего место в СССР в 30-е годы прошлого века.

Верно отмечается, что розыскной процесс – это такой порядок производства, при котором задачи уголовного преследования, защиты и принятия решений по уголовному делу сливаются в компетенции одного органа власти. Такой орган самостоятельно возбуждает уголовное преследование, расследует обстоятельства дела, собирает доказательства, заботится о мерах по обеспечению законных интересов лиц, принимающих участие в процессе, и принимает все необходимые решения по делу. По этой причине как таковые самостоятельные стороны обвинения и защиты здесь не нужны. Поскольку нет обвинителя, то не существует как такового обвинения и обвиняемого – вместо них имеются предмет расследования и подследственный. Орган расследования не равен подследственному, который для него не субъект правоотношений, а лишь объект управления. Орган расследования (как бы он ни назывался: судья, следователь) – единственный и безраздельный «хозяин процесса». В связи с отсутствием сторон не имеет юридического значения и спор о предмете уголовного дела – двигателем процесса является не состязание сторон, а безличная воля, веления закона. Подобный порядок не содержит достаточных и необходимых в демократическом государстве гарантий для защиты интересов подследственного, поскольку эта задача возложена, по существу, на его процессуального противника – уголовного преследователя .

Попробуем выяснить, обоснованы ли данные утверждения, а также был ли советский уголовный процесс того времени всецело розыскным.

Законодательной основой уголовного процесса исследуемого периода являлся Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР 1923 года (далее – УПК РСФСР). Приведем анализ некоторых его положений.

По сравнению с судоустройством времен Российской империи были упразднены многие основы состязательного процесса, включая суды присяжных заседателей. Уголовные дела рассматривались народными судами в составе народного судьи и двух народных заседателей, губернскими судами, а также военными и военно-транспортными трибуналами.

Согласно ст. 247 УПК РСФСР на суд возлагались полномочия, присущие в состязательном процессе стороне обвинения, в том числе принимать решения о производстве предварительного следствия по делам, где таковое не является обязательным, о возбуждении уголовного преследования и т.д.

Данное положение закона объективно говорит об обвинительной роли суда, возложении на него функций уголовного преследования, отрицании тем самым равенства сторон в процессе, что и характерно для розыскного типа уголовного судопроизводства.

Произошли изменения и в системе органов предварительного расследования. Следственные органы в советское время начали работу с Декрета о суде № 1 от 24 ноября 1917 г., в соответствии с которым дореволюционный институт судебных следователей ликвидировался, и взамен были созданы следственные комиссии из трех человек. Контроль над их деятельностью был возложен на судебные органы. В июне 1920 г. было принято решение об упразднении коллегиальности на стадии предварительного следствия и о предоставлении следователям процессуальной самостоятельности. Только в 30-е годы XX в. функция расследования особо тяжких и тяжких преступлений была передана прокуратуре .

Стоит констатировать и переоценку положения о презумпции невиновности в уголовном процессе. Так, в советском уголовном судопроизводстве указанный принцип не признавался на протяжении длительного периода времени и считался неотъемлемым элементом буржуазного права.

Так, В.С. Тадевосян утверждал, что презумпция невиновности абсолютна не нужна советскому уголовному процессу. По его убеждению, виновность лица, которое на основании собранных по делу доказательств привлекалось к уголовной ответственности, чаще всего, в дальнейшем подтверждалась .

К.А. Мокичев отмечал: «В советском законодательстве и в практике борьбы с преступностью не было и нет никаких презумпций, т.е. предположений о виновности или невиновности… Невиновных на скамье подсудимых быть не должно – так требует закон» .

В то же время А.Я. Вышинский небезосновательно подчеркивал: «Если обязанность доказывать правильность предъявленного обвинения лежит на обвинителе, то обвиняемый или подсудимый не освобождены от аналогичной обязанности в отношении положений, выдвигаемых ими в свою защиту... Доказывание обстоятельств, опровергающих обвинение, входит в обязанность обвиняемого» .

Имелись негативные черты уголовного процесса и иного рода.

Так, А.Я. Кодинцев выделил следующие проблемы судопроизводства исследуемого периода:

Множество процессуальных нарушений при рассмотрении уголовных дел, в т.ч. существенное превышение сроков рассмотрения дел, массовое и беспорядочное рассмотрение дел (за один день до нескольких десятков дел), неоправденное затягивание кассационных сроков рассмотрения дел, отсутствие подготовительных заседаний суда, рассмотрение дел в отсутствие народных заседателей;

Извращение карательной политики, в т.ч. безосновательное снижение мер ответственности, необоснованное осуждение и т.д. Все это приводило на практике к отмене больше половины вынесенных приговоров;

Многомесячные задержки с исполнением вынесенных приговоров;

Отсутствие какого-либо надзора со стороны прокуратуры .

При этом, несмотря на сложившееся мнение, уголовно-процессуальное законодательство рассматриваемого периода отрицало формальный подход к оценке доказательств по делу, предполагающий преимущества одних доказательств перед другими.

Так, в силу ст. 57 УПК РСФСР суд не был ограничен или связан никакими формальными доказательствами и от него зависело, по обстоятельствам дела, допустить те или иные доказательства или потребовать их от третьих лиц, для которых такое требование обязательно. Присяга, как доказательство, не допускалось. Согласно ст. 58 Кодекса, в качестве доказательств допускались только показания свидетелей, заключения экспертов, вещественные доказательства, протоколы осмотров и иные письменные документы, а также личные объяснения обвиняемого.

Данные положения, стоит сказать, не существенно отличаются и от современного нормативного закрепления подхода к оценке доказательств и их видов.

Вместе с тем стоит признать определяющую роль суда в собирании доказательств при производстве по делу, в то время как в состязательном процессе суд не вправе требовать от сторон представления тех или иных доказательств, но создает им равные условия для участия в доказывании и в необходимых случаях оказывает им содействие в получении сведений, имеющих значение для дела.

Не в полной мере отвечают категоричным суждениям об отсутствии в советском уголовном процессе того времени реального права обвиняемого на защиту и положения УПК РСФСР об участии защитника в уголовном деле.

Так, ст. 55 УПК РСФСР предусматривала случаи обязательного участия защитника при рассмотрении дела:

1) по делам, в которых участвует обвинитель, однако отказ подсудимого от защиты не препятствует допущению обвинителя.

2) по делам немых, глухих и вообще лиц лишенных, в силу физических недостатков, способности правильно воспринимать те или другие явления.

Стоит признать, что, по крайней мере, на законодательном уровне государство гарантировала минимальные стандарты обеспечения права пользоваться помощью защитника в процессе.

При этом роль защитника ограничивалось, как правило, участием в судебном рассмотрении уголовного дела, в то время как на стадии предварительного расследования он к обвиняемому не допускался, о чем свидетельствуют, например, положения главы 11 УПК РСФСР «Предъявление обвинения и допрос». Её анализ показывает, что как предъявление обвинения, так и допрос обвиняемого производился следователем без участия защитника, что, безусловно, является грубым нарушением права обвиняемого на защиту в его современном понимании.

В Кодексе лишь предусматривалось, что при допросе немого, глухого, или лица, говорящего на языке, не понятном для следователя, приглашается переводчик или лицо, понимающее знаки немого или глухого (ст. 140). Примечательно, что ст. 136 УПК РСФСР прямо запрещала следователю домогаться показания или сознания обвиняемого путем насилия, угроз и других подобных мер.

Наиболее репрессивные черты советское судопроизводство приобрело к 1937 году. Исследователи отмечают, что робкие попытки высших органов юстиции по восстановлению уголовного процесса в середине 30-х годов были сорваны во время кампании Большого террора в 1936 – 1938 гг. Цикл законности (1933 – 1936 гг.) сменился новым циклом беззакония .

Так, секретным приказом НКВД № 00447 (Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов») от 30 июля 1937 года был фактически открыт путь к массовым репрессиям. Он касался обычных советских граждан, среди которых были крестьяне, рабочие, духовенство, асоциальные элементы, уголовники и бывшие члены оппозиционных большевикам партий. Приговоры выносились республиканскими, краевыми и областными тройками НКВД.

Приказ утверждал личный состав 64-х троек на республиканском, краевом и областном уровнях. Председателем заседаний был представитель НКВД, материалы для принятия решений тройкой также готовили сотрудники НКВД: «докладчик» и «секретарь» тройки.

Главная роль в проведении следствия по делам принадлежала руководителям республиканских, краевых и областных управлений НКВД. Они утверждали списки кандидатов на арест (без санкции прокурора), а также составляли и отправляли обвинительные акты (зачастую не более одной страницы) на рассмотрение тройки.

Следствие проводилось «ускоренно и в упрощённом порядке», без соблюдения каких-либо элементарных прав человека и гражданина. Заседания проходили за закрытыми дверями, в отсутствие обвиняемого, не оставляя ему возможности для осуществления своей защиты. Пересмотр вынесенных тройками решений, не был предусмотрен приказом, по этой причине приговоры исполнялись быстро .

Иначе происходили процессы над представителями советской элиты. Процесс по делу антисоветского «право-троцкистского блока» состоялся в г. Москве в марте 1938 года в отношении Бухарина Н.И., Рыкова А.И., Ягоды Г.Г. и других по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 58 УК РСФСР. Как отмечает Н. Стариков, «процесс происходил не при закрытых дверях. Открытый зал, сидящие в нем журналисты, обвиняемые находятся совсем рядом с ними. Все открыто, все публично» .

Как следует из судебного отчета, Бухарин Н.И., Рыков А.И., Ягода Г.Г. и ряд других бывших партийных деятелей были осуждены Военной коллегией Верховного Суда СССР в том, что «являясь активными участниками заговорщической группы под названием «право-троцкистский блок», действовавшей по прямым заданиям разведок иностранных государств, проводили изменническо-шпионскую, диверсионно-вредительскую, террористическую деятельность, провоцируя военное нападение на СССР этих государств с целью поражения и расчленения Советского Союза и отторжение от него Приморья на Дальнем Востоке, Украины, Белоруссии и других союзных республик в пользу враждебных к СССР иностранных государств, имея своей конечной целью свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя и восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии, то есть в совершении тягчайших государственных преступлений», и приговорены к высшей мере уголовного наказания в виде смертной казни .

Не ставя под сомнение обоснованность вывода суда и не исключая действительной виновности указанных лиц в инкриминируемых им преступлениях, отметим некоторые особенности названного процесса.

По уголовному делу в качестве обвиняемых было привлечено 21 лицо и все они без исключения признавали себя виновными в совершении антисоветского заговора и давали признательные показания как на стадии предварительного расследования, так и в судебном заседании.

Анализируя показания подсудимых, отмечается весьма подробный и последовательный их характер, с приведением конкретных фактов совершения противоправной деятельности на протяжении нескольких лет. В то же время нельзя не отметить, что именно признательные показания подсудимых составляли большую часть доказательной базы, приведенной стороной обвинения. Лишь в части убийства Горького М. и других лиц обвинение ссылалось на заключения судебных экспертиз и показания ряда свидетелей.

Интересно, что Генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский, поддерживавший на процессе государственное обвинение, обосновывал вину подсудимых не столько их признательными показаниями, а логикой вещей .

В своих трудах по существу описываемого процесса А.Я. Вышинский писал, что «в процессе, когда одним из доказательств являлись показания самих обвиняемых, мы не ограничивались тем, что суд выслушивал только объяснения обвиняемых; всеми возможными и доступными нам средствами мы проверяли эти объяснения. Я должен сказать, что это мы здесь делали со всей объективной добросовестностью и со всей возможной тщательностью. Таким образом, в делах о заговорах и других подобных делах вопрос об отношении к показаниям обвиняемого должен быть поставлен с особой осторожностью как в смысле их признания в качестве доказательства, так и в смысле отрицания за ними этого качества. При всей осторожности постановки этого вопроса нельзя не признать в такого рода делах самостоятельного значения этого вида доказательств» .

При этом он же основным недостатком в работе следственных органов НКВД и органов прокуратуры считал тенденции построить следствие на основе собственного признания вины обвиняемым. Следователи, по его мнению, очень мало заботятся об объективных доказательствах, о вещественных доказательствах, не говоря уже об экспертизе. Между тем центр тяжести расследования должен лежать именно в этих объективных доказательствах. Ведь только при этом условии можно рассчитывать на успешность судебного процесса, на то, что следствие установило истину» .

Обобщая материалы данного уголовного дела скажем, что в связи с очевидной серьезностью выдвинутых подсудимым обвинений в совершении столь тяжких преступлений необходимым было бы их обоснование более весомыми доказательствами, объективно подтверждающими их виновность, нежели только их признательные показания (возможно, и правдивые). В этом случае и споров о законности осуждения было бы несравнимо меньше.

Таким образом, системный анализ законодательства и судебной практики 30-х гг. ХХ века позволяет с уверенностью сказать об отсутствии в СССР состязательности и наличия в нем розыскных начал.

Несмотря на это считаем, что уголовно-процессуальное законодательство того времени хотя и носило черты розыскного процесса, но с учетом сложного исторического периода преследовало таким образом цели борьбы с преступностью и привлечения виновных к ответственности, что само по себе прямо не способствовало массовым репрессиям и порождению террора. Последнее стало возможным не в следствие применения норм УПК РСФСР и особенностей построения судопроизводства, а явилось результатом политики государства и его карательных органов в лице НКВД, а также действий и решений отдельных лиц.

Список литературы:

1. Багмет А.М. Анализ процессуальной самостоятельности следователя Следственного комитета Российской Федерации через призму Российской истории // СПС «Консультант-Плюс».

2. Вышинский А.Я. Теория доказательств в советском праве. М., 1950.

3. Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М.: Юр. изд-во НКЮ СССР, 1941.

4. Кодинцев А.Я. Уголовный процесс в СССР. Практика применения в 1933-1938 гг. СПС «Консультант-Плюс».

5. Лучин В.О., Грудинин Н.С. Референдум и выборы в системе народовластия // Закон и право. 2009. № 3. – С. 3-7.

6. Материалы Февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года // Вопросы истории. 1995. № 2.

7. Мокичев К.А. Против ревизионистских извращений марксистско-ленинского учения о государстве и праве. Лекции. М., 1959.

8. Скуратов Ю.И., Чурилов С.Н., Грудинин Н.С. Государственная политика в сфере амнистии и помилования в Российской Федерации: тенденции и противоречия // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. 2015. Т. 9. № 1. – С. 20-27.

9. Смирнов А.В., Калиновский К.Б. Уголовный процесс: учебник / под общ. ред. А.В. Смирнова. 4-е изд., перераб. и доп. М.: КНОРУС, 2008.

10. Стариков Н. Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока. М.: Издательство Питер, 2014.

11. Тадевосян В.С. К вопросу об установлении материальной истины в советском процессе // Советское государство и право. 1959. № 6.

12. Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим»: секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М.: АИРО-XX, 2003.

Режим – снова к убийству Кирова (1934) + постановление о чрезвычайных действиях правительственных органов при террористических действиях = репрессивная волна (Дела рассматривать в течение 10 дней без обеих сторон, апелляций, наказания проводить немедленно).

1) Кировская волна 28/12/34 – судебный процесс Ленинградского центра– 14 человек (во главе Леонид Николаев + брат, друзья, несколько работников НКВД, которые допустили). Сталин – ищите убийц среди Зиновьевцев. за 2,5 мес. около 800 человек, в общем больше. Из этого дела – Ленинградской зиновьевской группы Сафарова – Залуцкого – Зиновьев и Каменев привлечены,

2)в янв. 1935 года дело «Московского центра» + «Кремлевское дело» 19 – 24 августа открытое дело Троцкиско-Зиновьевского террористического центра (убийство Кирова, шпионаж, вредительство).

3) Осень 36 года Ягода на Ежова, январь 1937 – процесс параллельного троцкиско-зиновьевского центра (Наркомщики – Пятаков, Сокольщиков, Серебряков, Радек) – 13 человек приговорены к расстрелу (см. Реабилитация: политические процессы 30 – 50-х гг.)

4) Февр-мартовский пленум ЦК – фактически санкционировал массовые репрессии. Вопросы: дело Бухарина и Рыкова (докладчик Ежов + Микоян); подготовка выборов и перестройка советской власти (докладчик Жданов); уроки вредительства и шпионажа в наркоматах тяжелой промышленности (Молотов. 18 февраля скончался Орджоникидзе) и путей сообщения (Каганович) – кругом вредители; о вредительстве в НКВД (Ежов – конкретные цифры); о воспитании партийных кадров (Сталин)- обновление кадров, старые устарели нужно выдвигать новых людей – стучите и вперед! Главная идея - вредители повсюду.

5) Июнь 1937 года – закрытое – дело троцкистской военной организации или дело Тухачевского – все расстреляны.

6) Май 1938 года – Антисоветский правый Троцкистский блок (Бухарин, Рыков, Чернов, Ягода) – всего 21 человек = привязали все что можно, даже КАПЛАН:)!!! Каждый такой процесс – айсберг после него письмо из ЦК на места – начинались словом «Уроки...» - ищите у себя у вас тоже есть.

Особенности политических процессов второй половины 30-х годов. На скамью подсудимых попали в большей части выдающиеся деятели компартии, многие из которых раньше возглавляли партийную оппозицию. Основные пункты обвинения: создание контрреволюционных организаций, шпионаж, антисоветская, вредительско-диверсионная, террористическая деятельность. Обвиняемых склоняли к даче ложных показаний и к самооговорам с помощью пыток, провокаций, апелляций к партийному долгу. Большая часть обвиняемых была расстреляна.

Значение. Процессы над лидерами оппозиции послужили политическим основанием развязывания «большого террора» по отношению к руководству партии, армии, государства. НКВД, промышленности, сельского хозяйства, культуры, а также и против простых тружеников. Кроме того, Сталину удалось убедить иностранных наблюдателей в существовании в СССР оппозиционеров-террористов, и тем самым оправдать отчасти террор. Политические процессы являлись хор способом социальной профилактики - страх и мифическая причастность к управлению гос-вом у людей появляется.

5) Июнь 1937 года – закрытое – дело троцкистской военной организации или дело Тухачевского – все расстреляны.

Внутрипартийное примирение закончилось 1 декабря 1934 г., когда в коридоре Смольного террористом был убит лидер ленинградских коммунистов, член Политбюро и друг Сталина – С.М. Киров. Это убийство было использовано генеральным секретарем для раскручивания нового витка террора, во время которого репрессиям подверглось около 30 млн граждан всех возрастов и социальных групп.

В годы первой пятилетки проводилась активная политика террора в отношении старой интеллигенции. Неудачи хозяйственного строительства объяснялись вредительской деятельностью инженеров и техников. Летом 1928 г. было сфабриковано так называемое Шахтинское дело. На скамье подсудимых оказались 53 горных инженера Донецкого угольного бассейна, обвиненные в организации взрывов на шахтах, в сознательной порче оборудования и в связях с бывшими владельцами. Слово «шахтинец» стало нарицательным, развернулась кампания по преследованию интеллигенции. НКВД организовал ряд крупных судебных процессов: в 1930 г. – по делу «Союза вызволения Украины», руководителем которого был вице-президент украинской Академии наук С.А. Ефремов; в том же году – процесс по делу Трудовой крестьянской партии, которой руководили известные экономисты-кооператоры И.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов и Л.Н. Юровский; прошел крупный процесс Промпартии над группой технических специалистов во главе с директором Теплотехнического института Л.К. Рамзиным. Результаты борьбы с «вредителями» были для власти двоякими. С одной стороны, уничтожение очередного врага исполняло роль громоотвода. На место расстрелянных или посаженных в лагеря пришли новые «выдвиженцы» из рабочей молодежи, благодарные партии за протекцию. С другой – приход преданных, но в большинстве своем некомпетентных специалистов плачевно сказался на развитии экономики. Положение оказалось настолько тяжелым, что власти вынуждены были провести новую кампанию по борьбе со «спецеедством» и освободить из лагерей некоторых уцелевших «вредителей» 7 .

С середины 30-х годов, после убийства С.М. Кирова, резко ужесточилось уголовное законодательство. 1 декабря 1934 г. было принято постановление ВЦИК и СНК СССР «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы», по которому арестованный по политической статье лишался права на защиту и апелляцию, его дело велось не более 10 суток, а приговор приводился в исполнение сразу по вынесении. 30 марта 1935 г. был утвержден закон, обрекавший на арест и высылку членов семьи изменника Родины (ЧСИР). 7 апреля 1935 г. вышел закон о привлечении к уголовной ответственности и применении смертной казни с 12-летнего возраста. Высшая мера наказания угрожала по закону от 9 июля 1935 г. гражданам СССР, пытавшимся бежать за границу 8 .

Был приведен в боевую готовность репрессивный аппарат: Верховный суд, Военная коллегия Верховного суда, Особое совещание, НКВД, «тройки» (в них входили партийный секретарь, районный прокурор, местный начальник НКВД) и прокуратура. Чередой прошли открытые судебные процессы над деятелями всех бывших оппозиций. В январе 1935 г. и в августе 1936 г. состоялись суды по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра», были приговорены к расстрелу 16 лидеров «Новой оппозиции». В январе 1937 г. с тем же результатом закончился процесс о «Параллельном антисоветском троцкистском центре», получивший название процесса К.В. Радека – Ю.Л. Пятакова, расстреляно 13 человек. Последний крупный судебный процесс над «Антисоветским правотроцкистским блоком» состоялся в марте 1938 г. Были приговорены к смертной казни вожди бывшей правой оппозиции Н.И. Бухарин, А.И. Рыков, А.И. Икрамов и др., всего 21 человек. Общие черты, характерные для всех политических судебных процессов середины 30х годов, таковы: стандартные обвинения – участие в убийстве С.М. Кирова, связь с эмиграцией и Л.Д. Троцким, желание реставрировать в СССР капитализм, шпионаж в пользу какой-либо разведки, подготовка террористических актов против руководителей партии и правительства, саботаж и вредительство, антисоветская пропаганда; полное отсутствие подтверждающих обвинение вещественных доказательств, основанием для вынесения приговора служили признания самих подсудимых. Каждый московский процесс являлся своеобразным сигналом для проведения подобных судилищ в столицах всех союзных республик, в областных центрах и крупных городах; во время всех судебных процессов развертывалась мощная пропагандистская кампания, призывавшая к бдительности и уничтожению «врагов народа»; приговоры подсудимым определялись заранее решением политбюро ЦК ВКП(б). Обвинителем на всех процессах выступал А.Я. Вышинский.

Открытые процессы были только верхушкой айсберга террора. Суровые приговоры выносили и Военная коллегия Верховного суда и Особые совещания, и «тройки». Более половины приговоров выносилось заочно. Почти все репрессированные проходили по статье 58 УК РСФСР. В 1937–1938 гг. в среднем было вынесено по 360 тыс. смертных приговоров в год, т. е. в день расстреливали примерно по тысяче человек. Большинство арестованных получали по 58-й статье десятилетний срок заключения. Приговоренные отправлялись в колонии ГУЛАГа, где средняя продолжительность жизни заключенного на общих работах составляла около трех месяцев 9 .

В 1937–1937 гг., начиная с процесса по делу маршала М.Н. Тухачевского, террор обрушился на офицерский корпус Красной Армии, было расстреляно и посажено в лагеря около 40 тыс. командиров. После отстранения с поста наркома внутренних дел Н.И. Ежова (декабрь 1938 г.) репрессиям подверглись карательные органы. Был вычищен весь управленческий аппарат. Не было ни одного наркомата, где бы не арестовывалось более половины сотрудников. Каток террора вновь прокатился по интеллигенции, на этот раз – по художественной. Тысячи артистов, писателей, режиссеров, художников, музыкантов были отправлены в лагеря. Репрессиям подвергались и простые люди – рабочие, мелкие служащие, домохозяйки. По замечанию одного исследователя, историю террора нельзя написать, как историю советской промышленности, историю советского спорта или историю советской семьи. Террор прямо или косвенно присутствовал и в промышленности, и в семье, и в спорте. Террор носил лотерейный характер, поэтому каждый в любой момент мог оказаться «врагом народа». Из-за террора родители иначе говорили с детьми, писатели иначе писали, рабочие и начальники иначе разговаривали друг с другом.

Тотальным террором Сталин физически уничтожил всех возможных оппонентов, а остальных работников аппарата превратил в бездумных исполнителей своей воли. Террор вверг население в состояние прострации и превратил в покорные массы. Миллионные контингенты заключенных использовались как даровая рабочая сила на всех стройках пятилеток.