Lenagold - Цветы - Легенды о нарциссах. Миф о Нарциссе по версии Овидия

Законодательство

Миф о Нарциссе сам по себе является замечательным примером мифологии Древней Греции, и не может оставить равнодушным даже искушенного читателя. Приведенная версия, правда, относится к позднему периоду Древнего Мира и принадлежит древнеримскому поэту Овидию Назону, написавшего свои знаменитые «Метаморфозы» (между 2 и 8 годами нашей эры) — великий поэтический труд, изложенный в пятнадцати книгах. Миф о Нарциссе можно найти в Третьей Книге «Метаморфозов», и он особенно прекрасен благодаря многочисленным деталям, которые отсутствуют в других мифах, ну и разумеется, благодаря своей глубоко чувственной форме. Именно на эту версию мифа опирается Натан Щварц-Салант, известный американский юнгианский аналитик в своей знаменитой книге «Нарциссизм и трансформация личности». Я считаю, что эта книга должна быть в библиотеке у каждого, кто всерьез интересуется терапевтическими аспектами работы с нарциссическими клиентами.

Для того, чтобы погрузится в миф, я советую прочитать его по крайней мере трижды. Первый раз, чтобы получить общее представление о трагической судьбе юноши Нарцисса. Во время второго прочтения, я рекомендую погрузиться в переживание чувств героев и уделить время для визуализации текста, и лишь при третьем прибегнуть к психологическому анализу, используя краткую информацию о феномене нарциссизма из предыдущего материала и ваших знаний о нем. Вы всегда сможете вернуться к строкам этого замечательного текста, чтобы сопоставить какие-то прозрения, примеры и ассоциации с этим вечно живым мифологическим сюжетом.

Миф начинается с восхваления слепого прорицателя Тиресия:

Он, известный и в ближних селениях, и в дальних городах всей Беотии, давал ответы пришедшим к нему людям, и никто никогда не пожалел о том, что попросил у него помощи.

Первой, кто встал на путь изреченной им истины, была нимфа Лириопа, которой однажды овладел речной бог Кефисс, окружив ее со всех сторон водой своего потока. Когда пришло время, у беотийской нимфы появился на свет младенец, которого нимфа могла полюбить даже ребенком. Она дала ему имя Нарцисс. Когда мать Нарцисса спросила Тиресия, доживет ли ее дитя до преклонного возраста, великий прорицатель дал ей такой ответ: «Да, если он никогда не увидит своего лица». Тогда ей показалось, что эти слова ничего не значат. Но все, что произошло потом, подтвердило содержащуюся в них истину: и то, что с ним произошло потом, и то, как он умер, и овладевшую им безрассудную страсть. Достигнув шестнадцати лет, Нарцисс мог считаться и мальчиком, и мужчиной. Много юношей и девушек добивались его любви, но, гордый своим стройным телом, Нарцисс был так холоден, что ни один влюбленный в него юноша и ни одна влюбленная девушка не тронули его сердце. В один прекрасный день Нарцисс отправился ставить ловушки на оленей. За ним по пятам последовала нимфа по имени Эхо, голос которой можно было услышать только в повторении чужих криков; но он сразу исчезал, как только начинали говорить другие или же когда обращались непосредственно к ней.

До сих пор у Эхо был не только голос, но и тело. Но, несмотря на свою болтливость, она не могла говорить все, что хотела, а лишь повторяла последние слова из всего множества слов, которые слышала. Так Юнона отомстила Эхо за ее болтливость: часто, когда Юпитер развлекался со своими любовницами-нимфами у себя высоко в горах, Эхо отвлекала его жену Юнону длинными историями, позволяя горным нимфам убежать и скрыться от ее ревнивых глаз. Узнав об этом, Юнона сказала Эхо: «Твой обманувший меня язык будет меньше болтать, когда станет покороче и тем больше получит наслаждение, тем меньше будет говорить». Так все и получилось. И все-таки Эхо могла повторять последние фразы услышанной речи и возвращала обратно последние услышанные ею слова.

И вот теперь, увидев Нарцисса, бродившего по лесной чаще, она воспламенилась любовью и украдкой последовала за ним. Чем больше она к нему приближалась, тем сильнее в ней разгоралось пламя любви, подобно тому, как горит на конце факела липкая сера, которая вспыхивает сразу, как только ее подносят к огню. О, как долго она пыталась приблизиться к нему с чарующей речью, как ей хотелось умолить юношу полюбить ее! Но над ней тяготел запрет Юноны, к тому же она не могла обратиться к нему первой. Но Эхо была готова ждать, пока заговорит Нарцисс, и вернуть ему все, что он ей скажет.

Наконец юноша увидел, что отстал от своих спутников, и тогда он закричал: «Есть кто-нибудь здесь?» — «Здесь!» — ответила Эхо. Изумленный, он оглянулся вокруг и закричал громким голосом: «Приди!» — «Приди!» — отозвалась ему Эхо. Он посмотрел назад, но никого не увидел, и тогда закричал снова: «Почему ты бежишь от меня?» — и опять услышал в ответ собственные слова. Обманутый неизвестным голосом, он остановился и крикнул: «Пойдем со мной!». Эхо радостно закричала: «Пойдем со мной!» — и выскочила из своего укрытия, чтобы обвить руками шею Нарцисса и крепко сжать его в объятиях. Но, увидев, как приближается Эхо, он побежал прочь от нее со словами: «Руки прочь! Не нужны мне твои объятия! Я скорее умру, чем лягу с тобой!» — «Лягу с тобой!» — повторила она, и на этом все закончилось.

Отвергнутая нимфа скрылась в лесной чаще, пряча в листве горящее от стыда лицо, и всю оставшуюся жизнь провела одна в горных пещерах. Но хотя ею пренебрегли, любовь все еще жила в ней и даже росла вместе с ее скорбью. Бессонные бдения Эхо привели ее к полному истощению; она стала изможденной, морщинистой, а со временем ее тело совсем растворилось во влажном воздухе. От нимфы остались только кости и голос, а затем — только голос; говорят, что ее кости превратились в камни. Эхо прячется в лесах, ее больше не видно на горных склонах, но каждый может услышать ее голос, в котором она продолжает жить.

Так Нарцисс посмеялся над нею, как насмехался над другими горными и морскими нимфами и над своими товарищами-юношами. Наконец, один из них, презираемый Нарциссом, подняв к небесам руки, взмолился: «Пусть впредь он будет любить только самого себя и никогда не получит того, что любит!» Богиня Немезида услышала эту отчаянную мольбу. Неподалеку находился водоем с чистой серебряной водой. К этому водоему пастухи никогда не пригоняли стада. К нему не спускались козы, которые паслись на горных склонах. Его поверхность никогда не тревожили коровы, птицы, дикие животные и даже ветви, в тени которых он покоился. По берегам его росла трава, тянувшая из него воду, и находившаяся неподалеку рощица никогда не страдала от солнечного зноя. Привлеченный прелестью этого места, утомленный жарой и погоней юноша прилег на берегу, чтобы отдохнуть и напиться воды.

Чем больше он старался утолить свою жажду, тем сильнее она становилась. Когда он стал пить из ручья, то увидел на поверхности воды прекрасное отражение. Он влюбился в свою несбыточную надежду и поверил в то, что она сбудется, хотя она была только его тенью. В безмолвном изумлении Нарцисс смотрел на свое отражение, оставаясь лежать, подобно статуе, высеченной из парианского мрамора. Лежа на берегу, он любовался своими глазами, подобными двум сияющим звездам, своими локонами, достойными самого Бахуса и самого Аполлона, своими нежными щеками, шеей цвета слоновой кости, благородной красотой своего лица, румянцем, который от смущения выступил на его белоснежной коже: короче говоря, он обожал все это, обожая самого себя.

Завороженный, он желал самого себя; он воздавал хвалу, и предметом его восхвалений был только он сам; он долго искал, и объект его вожделений нашел его самого; он зажигал любовь в других, а теперь сам загорелся любовью. Сколько напрасных поцелуев он посылал пустому бассейну? Сколько раз он опускал в воду руки в стремлении обнять свое отражение, которое видел, и всякий раз его объятия оставались пустыми? Он не имел никакого понятия о том, что видел, но то, что он видел, воспламеняло его любовь, очаровывало его и смеялось ему в глаза. О, бедный маленький глупыш, зачем ты напрасно мучаешься, стараясь обнять ускользающий от тебя образ? То, что ты ищешь, сейчас находится здесь, но едва ты отвернешься, твой любимый образ исчезнет. То, к чему ты так стремишься, — всего лишь тень твоего отражения, в которой нет ничего реального. С тобой она пришла, с тобой она остается, с тобой она и уйдет, если, конечно, ты вообще сможешь уйти.

Так, лежа на берегу ручья, он не знал ни сна, ни отдыха и не думал о еде; распростершись в прибрежной тени, он пожирал глазами свое отражение и никак не мог на него насмотреться, пока совсем не лишился сил. Чуть приподнявшись, он повернулся к деревьям, раскинул руки и закричал: «О, лесные чащи, неужели у кого-нибудь на свете любовь была более жестокой, чем у меня? Может быть, в прошлом — вы ведь помните все, ибо живете века, — был еще кто-то, испытавший подобные страдания? Я очарован тем, что вижу; но то, что очаровало меня и чего я ищу, я никак не могу найти, и это видение приковало к себе мою любовь. И умножает мою скорбь то, что разделяет нас не огромный океан, не дальняя дорога, не горные перевалы, не городские стены с наглухо запертыми воротами, а прозрачная поверхность водной глади.

Он, находящийся там, сам жаждет моих объятий. Ибо лишь только мои губы устремляются к сверкающей воде, он поворачивается ко мне лицом и его губы ищут встречи с моими. Вам, наверное, кажется, что к нему можно прикоснуться -так мало разделяет наши любящие сердца! Кто бы ты ни был, приди ко мне! О, одинокий юноша, почему, почему ты избегаешь меня? Куда ты исчезаешь, когда я к тебе приближаюсь? Мое стройное тело и мои годы совсем не такие, чтобы их стесняться: в меня влюблялись многие нимфы. Твой дружелюбный взгляд дарит мне какую-то надежду, и когда я раскрываю тебе объятия, ты в ответ раскрываешь мне свои. Когда я улыбаюсь, ты улыбаешься мне, и когда я рыдаю, по твоим щекам бегут слезы. На мои кивки ты отвечаешь кивками, и по движению твоих сладостных губ я могу прочитать ответ на мои слова, хотя ни одно из них не достигает моих ушей. О, я — это он! Я чувствую это, и теперь я узнал свой собственный образ; я сам зажигаю пламя и сам же от него страдаю. Что же мне делать? Должен ли он добиваться меня или я сам должен добиваться его? Зачем вообще добиваться? Я имею все, что желаю; все богатство, которое у меня есть, делает меня нищим. О, если бы я мог отделиться от своего тела! И хотя моя мольба звучит очень странно для влюбленного, я хотел бы, чтобы мой возлюбленный исчез с моих глаз! А сейчас мои силы съедает печаль; мне осталось жить совсем недолго, и жизнь для меня уже не мила. Я не боюсь умереть, ибо смерть избавит меня от несчастий. Я бы хотел, чтобы он, мой возлюбленный, продолжал жить дальше, но будет так, как должно быть: мы умрем вместе, на одном дыхании».

С этими словами он, полубезумный, вновь повернулся к своему отражению. Его слезы капали в воду, ее поверхность покрылась рябью, и на какое-то время в ручье исчезло его отражение. Тогда он вскричал: «О, жестокосердный, зачем ты покидаешь меня? Оставайся со мной, не бросай в одиночестве того, кто так тебя любит! По крайней мере, так ты останешься моим, чтобы я мог хотя бы смотреть на тебя, не имея возможности к тебе прикоснуться, и, глядя на тебя, мучиться от жгучей страсти».

Полный скорби, он разорвал на себе тунику и бил себя в истощенную грудь мертвенно-бледными руками. Под ударами его грудь стала красной: так яблоко, с одной стороны белое, с другой может быть ярко-красным или гроздь еще не созревшего винограда уже может иметь пурпурный оттенок. Когда поверхность воды успокоилась и стала гладкой, он вновь увидел свое отражение и был уже не в силах это перенести. И, как желтый воск тает от мягкого тепла, как морозный иней исчезает под лучами утреннего солнца, так и опустошенного любовью юношу медленно пожирал внутренний огонь. Исчезли красно-белые краски, иссякли все его силы и вся энергия, исчезло все, что когда-то доставляло ему радость, очень мало осталось от того стройного тела, которое когда-то так привлекало Эхо. Но, увидев его таким, все еще полная гнева и не забывшая ничего, она его пожалела, и при каждом вздохе бедного юноши, при каждом ударе в грудь она возвращала ему эти звуки скорби. Он бросил взгляд на столь желанный ему ручей и промолвил, испуская последний вздох: «Тщетна была моя любовь. Прощай, мой возлюбленный!» — и все, что его окружало, вторило его словам. И когда он сказал: «Прощай!» — «Прощай!» — повторила за ним Эхо. Некогда гордая голова Нарцисса опустилась на зеленую траву, и смерть закрыла ему глаза, которые когда-то были его украшением. Но его останки все еще продолжали смотреть на свое отражение в стигийском бассейне. Его сестры-наяды били себя в грудь и рвали на себе волосы в знак скорби о своем умершем брате. Дриады бормотали горькие причитания, а Эхо возвращала им скорбные звуки. Они стали готовиться к погребальному пиру, зажгли факелы и принесли похоронные носилки, но нигде не могли отыскать его тело. На месте, где умер Нарцисс, нашли цветок с желтой сердцевиной и белыми лепестками.

Эта нашумевшая в округе история принесла заслуженную славу прорицателю во всех греческих городах, и везде с почтением произносили имя Тиресия.

Нам также известно предание о любви самого бога Солнца, наказанного Венерой за донос на неё и на Марса. Она влюбила его в восточную красавицу Левкофею. Солнце, полюбив, помрачнело, заглядываясь на царевну, стало раньше подниматься и позже заходить, затуманилось. Оно даже разлюбило свою прежнюю возлюбленную Клитию. Но Солнце, любя, не отказалось от насилия - проникло в её спальню и овладело предметом страсти. Ревнивая Клития донесла об этом отцу красавицы, и он заживо закопал её в землю. Этот обычай действительно существовал на Востоке. Солнце жаждет оживить возлюбленную, но ему удаётся только превратить её в благовонный цветок левкоя, который всегда поворачивается вслед за плывущим по небу светилом.

Нарцисс и Эхо

В Поэме прослеживается отчетливое восходящее движение - от страстей олимпийцев к высокой взаимной любви смертных, недоступной богам. Но движение это достаточно извилисто. Выделим из множества миниатюр несколько наиболее значительных. К их числу относится рассказ о Нарциссе и Эхо, с которого, практически с нуля, начинается «восхождение».

Перед нами два существа, не имеющие возможности вступить в контакт. Один любит только себя, а другая только может повторять чужие слова. Нарцисс, сын речного бога Кефиса, отличался блистательной красотой, но отвергал всех своих поклонниц, и в мифах до Овидия он влюблялся в своё отражение в реке, это показалось неправдоподобным, и поэт переделал это предание: у Нарцисса умерла сестра, очень похожая на него, и он полюбил её в своём отражении.

Овидия заинтересовала новизна страсти, парадоксальность происходящего и возможность придать невозможному черты реальности. Необычно вступление к этому эпизоду - спор Юпитера и Юноны по поводу того, кто получает больше наслаждений в любви: мужчина или женщина. Спор решает Тирезий, восемь месяцев пробывший женщиной, в сторону слабого пола, чем гневает Юнону, и она лишает того зрения. Юпитер компенсирует это пророческим даром. Оракулы, изрекаемые слепцом, таинственны, как и все оракулы. Он обещает долгую жизнь Нарциссу, если он «не познает себя самого», и пророчество неожиданно сбывается.

Ещё одним изменением Овидия является то, что вместо реки Ламос в Беотии у него он приходит к чудесному, заколдованному озеру, где живут грозные «хозяева» этих мест. Озеро необычайно прозрачно и чисто, в нём, как в зеркале, отражается лицо юноши, пленившее и горную нимфу Эхо, которая лишена дара речи Юноной за то, что своей болтовнёй отвлекала богиню и мешала застигнуть Юпитера во время его любовных похождений. Нимфе лишь позволено повторять последние слова говорящих. Но хотя Эхо сама не может ничего объяснить, ей всё же удаётся открыть Нарциссу свою любовь.

Мальчик, отбившись меж тем от сонмища спутников верных,

Крикнул: «Здесь кто-нибудь есть?» И, - «Есть!» - ответила Эхо.

Он изумился, кругом глазами обводит и громким

Он огляделся и вновь, никого не приметя, - «Зачем ты, -

Молвит, - бежишь?» И в ответ сам столько же слов получает.

Он же настойчив, и вновь, обманутый звуком ответов, -

«Здесь мы сойдемся!» - кричит, и, охотней всего откликаясь

Этому зову его, - «Сойдемся!» - ответствует Эхо.

Собственным нимфа словам покорна и, выйдя из леса,

Вот уж руками обнять стремится желанную шею.

Он убегает, кричит: «От объятий удерживай руки!

Метаморфо́зы (лат. Metamorphoses) - поэма древнеримскогопоэта Овидия в пятнадцати книгах, в которой повествуется о различных превращениях, произошедших со времени сотворения мира, согласно греческой и римской мифологиям. Всего их набралось около двухсот. Поэма была написана Овидием в Риме между 2 (год ссылки Юлии Старшей) и 8 (год ссылки самого Овидия) годами н. э.

Эта работа имеет очень большое значение как уникальный по своему охвату (наряду с «Мифологической библиотекой»Аполлодора) сборник античных мифов.

Тема любви в поэме «Метаморфозы»

Овидия очень интересовал так называемый феномен любви, которому он уделил немалую часть своего произведения, и его значение в судьбе человека. Он сравнивает любовь богов и людей, а также демонстрирует нам разнообразнейшие примеры, случаи страсти - от патологических до возвышенно-романтических - и показывает, как растёт постепенно к концу поэмы содержательность и одухотворенность внутренней жизни героев.

Аполлон и Дафна:

Автор начинает с первой мифологической «истории» страсти всесильного божества - Феба, владеющего даром прорицания и врачевания, а не только предводившего музами, полюбившего Дафну не по своей воле, а по мстительному желанию такого ничтожного, на его взгляд, малыша - Амура.

Первая Феба любовь - Пенеева Дафна; послал же Деву не случай слепой, а гнев Купидона жестокий.<…> Две он пернатых достал из стрелоносящего тула, Разных: одна прогоняет любовь, другая внушает. Та, что внушает, с крючком, - сверкает концом она острым; Та, что гонит, - тупа, и свинец у нее под тростинкой, Эту он в нимфу вонзил, в Пенееву дочь; а другою, Ранив до мозга костей, уязвил Аполлона, и тотчас Он полюбил, а она избегает возлюбленной зваться.

С этого начинается действие: бог воспламеняется страстью, а Дафна бежит от него, и Овидий с юморомсравнивает божественную любовь со вспыхнувшими в поле колосьями, с загоревшимся от забытого прохожим факела плетнем. Изысканный олимпиец похож на галльского пса, преследующего стремительно убегающего зайца, ведь не любовь ведёт его, а примитивное вожделение, разжигаемое красотой Дафны. Стремительно мчась за ней, он умоляет её бежать потише, чтобы не ушибиться, уверяет, что он - не грубый пастух, не «плебей», а сын самого Юпитера, сведущий в прошлом и будущем, властитель музыки, божественный врачеватель. Словом, простенькая нимфа и не должна устоять перед ним, но она устояла. Задыхаясь, побледнев от усталости, Дафна просит отца - бога реки Пенея - уничтожить её соблазнительную красоту, и превращение происходит катастрофически быстро - тело цепенеет, грудь окружается корой, волосы превращаются в листья, руки - в ветви, ноги костенеют, становясь неподвижными корнями. Аполлонторжественно обещает вечную жизнь и славу никогда не теряющему свою листву лавру, в котором красота Дафны переживёт века. Он станет украшать кудри бога, будет венчать римских триумфаторов.

Юпитер и его возлюбленные:

Но не только Аполлон увлечён смертной красавицей. Трагична и судьба возлюбленных самого верховного правителя Олимпа, легко вспыхивающего мнимой любовью. Могучая любвеобильность царя богов, вошедшая у римлян в поговорку, - это своеобразное преломление древнейших религиозных представлений о могучей зиждительной силе верховного бога. У Овидия он постоянно выступает в роли банальнейшего супругабанальнейшей ревнивой и злобной богини Юноны - Геры, покровительницы семейной жизни у римлян, преследующей своих соперниц.

Одна из них Ио, дочь Инаха, превращенная Юпитером в корову, чтобы спасти её от ревности Геры. Это один из древнейших мифов у греков.

Вместе с Ио достаётся и Каллисто - целомудренной служительнице Дианы, не заботящейся, как и полагается девственной служительнице богини, о своей наружности. Юпитеру приходится, чтобы овладеть ею, принять облик самой Дианы. Также с необычайным для эпоса подробностями и психологическим мастерством изображена манера поведения и характер ощущений претерпевшей насилие девушки, да и сам сюжет более новеллистичен, чем эпичен, и больше подходит для романа.

Насилие привлекает внимание Овидия, входит в коллекцию разновидностей человеческих страстей, но симпатии поэта всегда на стороне жертв. А Юпитер, и в особенности Юнона, постоянно и беспощадно высмеиваются.

Юнона всегда свойственны низменные житейские страсти, и она как богиня Олимпа может дать себе полную волю.

Но и Юпитер тоже хорош. О нём Овидий метко замечает, что «величие и любовь редко уживаются». И хотя в эпосе ему привычнее выступать в роли могучего правителя Олимпа, у Овидия он постоянно выпадает из образа. Опьянев от божественного нектара, он, как подвыпивший плебей, обсуждает с «бездельницей» Юноной, кто получает больше наслаждения в любви: женщина или мужчина.

Автор подсмеивается также и над другими богами: Аполлон у него, убив из ревности свою возлюбленную Коронис, не может плакать. Ведь боги лишены чисто человеческой способности, и он в состоянии только жалобно мычать, напоминая телёнка, на чьих глазах убивают корову. А Гермес, вспыхнувший любовью к красавице Герсе, похож на ястреба, опасающегося броситься на жертвенное мясо, пока не удалились жрецы. Летя по небу, он раскаляется, как свинцовое ядро. Для того чтобы пленить красотку, божество, по советам Овидия в «Искусстве любви», заботится о наружности: приглаживает волосы, выставляет на всеобщее обозрение золототканый край своей хламиды и берёт в руки сверкающий жезл. Это ли не комедия?

В целом поэма «Метаморфозы» - драгоценный источник по истории римской культуры, ещё далеко не полностью использованный в науке. Во всех миниатюрах, посвящённых любви богов, соблюдено строго обдуманное разнообразие, барочная пестрота: Ио превращается в корову, Юпитер и Юнона ссорятся, спасающий нимфу от бдительного Аргуса Гермес рассказывает вставную легенду о происхождении пастушьей дудочки (сиринги). Та, оказывается, также родилась из превращённой девушки, нимфы Сиринги, спасавшейся от преследований бога Пана. В одну миниатюру вставляется другая, прямо как в «Тысяче и одной ночи».

Гелиос и Левкотоя:

Как уже говорилось - влюбляется в смертных красавиц не один Юпитер. Овидий усиленно ищет разные варианты страстей, и при этом главное для него - новаторство, поиски новых оттенков и нюансов, делающих каждую миниатюру по-своему оригинальной и по-своему интересной.

Нарцисс и Эхо:

Перед нами два существа, не могущие вступить в контакт. Один любит только себя, а другая только может повторять чужое. Нарцисс, сын речного бога Кефиса, отличался блистательной красотой, но отвергал всех своих поклонниц, и в мифах до Овидия он влюблялся в своё отражение в реке, это показалось неправдоподобным, и поэт переделал это предание: у Нарцисса умерла сестра, очень похожая на него, и он полюбил её в своём отражении.

Мальчик, отбившись меж тем от сонмища спутников верных, Крикнул: «Здесь кто-нибудь есть?» И, - «Есть!» - ответила Эхо. Он изумился, кругом глазами обводит и громким Голосом кличет: «Сюда!» И зовет зовущего нимфа. Он огляделся и вновь, никого не приметя, - «Зачем ты, - Молвит, - бежишь?» И в ответ сам столько же слов получает. Он же настойчив, и вновь, обманутый звуком ответов, - «Здесь мы сойдемся!» - кричит, и, охотней всего откликаясь Этому зову его, - «Сойдемся!» - ответствует Эхо. Собственным нимфа словам покорна и, выйдя из леса, Вот уж руками обнять стремится желанную шею. Он убегает, кричит: «От объятий удерживай руки! Лучше на месте умру, чем тебе на утеху достанусь!» Та же в ответ лишь одно: «Тебе на утеху достанусь!»

Затем, залюбовавшись собственным отражением, Нарцисс объясняется в любви к прекрасному призраку и в отчаянии бьет себя в грудь. Влюблённый мучается, поэт посвящает описанию его состояния целую сотню стихов. Нарцисс даже готов расстаться с жизнью, чтобы прибавить лишние годы своему отражению. Объект и субъект слились, и никакого превращения, в конце концов, не произошло. Просто на том месте, где был красавец, нашли цветок нарцисса, считавшийся у греков ядовитым, наркотическим. Страдания же влюблённого не прекратились и в Аиде, где он продолжает любоваться собой в водах Стикса до сих пор.

Это является наиболее ярким примеров раздвоения личности в «Метаморфозах», хотя двойничество так или иначе присутствует в каждом превращении.

Пирам и Фисба:

Первыми смертными, полюбившими друг друга без вмешательства богов в этой поэме, стали Пирам и Фисба. Они являются античными прообразами Ромео и Джульетты. Герои жили в соседних домах, родители их не разрешали женитьбу, и влюблённые разговаривали друг с другом через дырочку в стене. Они уславливаются тайно встретиться в сумерках у гробницы царя Нина, под шелковичным деревом с белоснежными ягодами.Фисба встречает по дороге львицу, теряет покрывало и укрывается в пещере, а позже пришедший Пирам решает, что девушку растерзал лев и, проклиная себя за медлительность, пронзает себя мечом:

Там на знакомую ткань поцелуи рассыпав и слезы, - «Ныне прими, - он сказал, - и моей ты крови потоки!» Тут же в себя он железо вонзил, что у пояса было, И, умирая, извлек тотчас из раны палящей. Навзничь лег он, и кровь струей высокой забила, - Так происходит, когда прохудится свинец и внезапно Где-нибудь лопнет труба, и вода из нее, закипая, Тонкой взлетает струей и воздух собой прорывает. Тут шелковицы плоды, окропленные влагой убийства, Переменили свой вид, а корень, пропитанный кровью, Ярко-багряным налил висящие ягоды соком.

А Фисба позже нашла умирающего и закололась его же мечом, умоляя родителей похоронить любящих в одной могиле, а богов - сохранить в плодах шелковицы вечную память о погибших. Этот рассказ продолжает тему Нарцисса и Эхо - любовь двух разных партнёров на сей раз кончается катастрофой.

Салмакида и Гермафродит:

Рядом с Пирамом и Фисбой встают Салмакида и Гермафродит. Гермафродит - сын Гермеса и Афродиты - попадает во власть божества-насильника Салмакиды - хранительницы священного озера, любующейся своим отражением в озере, как в зеркале. Салмакида, возлежащая на нежной траве луга, моментально вспыхивает страстью к юному пришельцу. Она всячески прихорашивается, чтобы стать прекрасной. Увидев плывущего по озеру Гермафродита, Салмакида совершенно теряет голову, бросается в воду, обвивается вокруг юноши, как змея, и по её просьбе боги превращают их в единое нераздельное существо - парадокс природы - Гермафродита.

Миниатюра о Гермафродите - напоминание о старом, она перекликается с теми эпизодами, где речь шла о божественном насилии.

Кефал и Прокрида:

Кефал и Прокрида - первый случай, когда человек превосходит божество совершенством своей духовной жизни, а боги вмешиваются в эту жизнь и разрушают счастье. Влюблённая в Кефала богиня Аврора вселяет в его душу сомнение в верности жены, он доводит её до того, что она бежит из собственного дома, но возвращается после мольбы раскаявшегося мужа. Но счастью помешал трагический случай. По доносу слуги, слышавшего, как Кефал, отдыхая в тени, призывал к себе дуновение прохладного ветерка Ауру, огорчённая Прокрида решает сама удостовериться в измене мужа и прячется в кустах, а он, почуяв в зарослях зверя, мечет в лес волшебный дротик, не знающий промаха. Жена умерла на его руках, умоляя о верности. Никакой метаморфозы не произошло. Апофеоза нет. Но удивительна та красота смерти, которую в римской поэзии сумел впервые передать именно Овидий.

Падает; с кровью лиясь, утекают и слабые силы. Может доколе смотреть, на меня все смотрит и тут же Прямо ко мне на уста выдыхает скорбящую душу. Все же со светлым лицом умерла, успокоившись будто.

Поэма, как мы видим, богата резкими контрастами, в этом проявляется человеческая и поэтическая индивидуальность автора.

Любовь - чувство не только универсальное, но и разнообразное в своих нюансах и переливах. По возможности охватить весь спектр её вариантов стремится Овидий в своей поэме.

Филемон и Бавкида:

Филемон и Бавкида - благочестивые старцы, к которым заходят в их бедную лачугу спустившиеся на землюГермес и Юпитер. У них для гостей накрыт праздничный стол, а над ним склоняются приветливые лица готовых услужить гостям старцев, а еда не убывает. Это старинная народная приветливость и глубокая взаимная любовь. Всё это требует награды. Олимпийцы превращают хижину в мраморный храмик с золотой крышей и спрашивают хозяев об их желании. А оно таково: умереть одновременно, а пока стать служителями в новом святилище. И вот, по прошествии ряда лет, Филемон вдруг превращается в дуб, а Бавкида - в липу, ведь её имя по-гречески значит «липа».

Кеик и Альциона:

В следующей части царь, и его жена напоминают героев волшебных сказок: Кеик - сын утренней звезды, и даже лик его светится звёздным сиянием, а Альциона - дочь бога ветров Эола. Кеик правит без «насилий и убийств». Он радушен и гостеприимен. Но пока он приветливо принимает Пелея, во дворец прибегает испуганный слуга с вестью, что стадо, приведённое гостем, растерзано чудовищным волком. Но само происшествие зловеще, и чтобы выяснить причину страшного знамения, Кеик вынужден отправиться к оракулуАполлона, и тут появляется Альциона. Узнав о намерении Кеика, она бледнеет, как буковое дерево, проливает потоки слёз, голос её трижды прерывается. Что пугает её? Прежде всего, само «печальное море», она ведь видела на берегу погребальные стелы над пустыми могилами и не уверена в мощи своего отца, ведь в детстве она наблюдала поведение строптивых вихрей-богатырей в доме Эола. Она готова отправиться с мужем хоть на край света. Но Кеик не хочет подвергать её опасностям. И вот - прощание на берегу. Как Лаодамия, она падает без чувств, а очнувшись, долго смотрит вслед удаляющемуся кораблю. Картина, напоминающая послания героинь. И это сочетание сказочного, эпического с элегическим очень важно здесь для Овидия. Ведь элегическая атмосфера в любви - атмосфера высочайшая, августовская.

В Эгейском море на корабль Кеика обрушивается грозная буря - один из постоянных мотивов в греческом эпосе. Однако Овидий превосходит своих предшественников, он смотрит на бурю «с близкого расстояния». Кеик гибнет в буре, но Альциона этого не знает. Она обращается к покровительнице браков Юноне, но та, зная о судьбе Кеика, считает это своего рода богохульством и шлёт вестницу Ириду у богу Сна, чтобы тот уведомил несчастную о случившемся. Далее следует вставка о демарше в пещеру сна, в которой феномен сна преображён в целый сценарий, своего рода картину.

Бог сна пытается проснуться на приходе Ириды, но голова его всё время падает на грудь. Ирида обращается к нему с речью.

Ибо ее он признал, - для чего появилась. Та молвит: «Сон, всех сущих покой! Сон между бессмертных тишайший! Мир души, где не стало забот! Сердец усладитель После дневной суеты, возрождающий их для работы! Ты сновиденьям вели, что всему подражают живому, В город Геракла пойти, в Трахины, и там Алкионе В виде Кеика предстать, и знаки явить ей крушенья. Это - Юноны приказ». Передав порученье, Ирида Вышла. Дольше терпеть не в силах была испарений;

Царь сна выбирает Морфея, чтобы послать его на землю. Тот появляется в образе Кеика изголовьем спящей Альционы. Плача, царь умоляет жену о погребении, рассказывая о кораблекрушении. Потрясённая Альциона утром выходит на берег, вспоминая сцену расставания, и вдруг видит плывущее тело, она всматривается - и вдруг узнаёт в погибшем Кеика. В отчаянии она вскакивает на высокую дамбу и от страстного стремления ринуться ему навстречу у неё вдруг вырастают крылья чайки. Она летит, и клювом, как поцелуем, касается его лица. И происходит чудо! Утопленник поднимается ей на встречу. Есть люди, говорит поэт, думающие, что просто волна приподняла его в этот миг. Другие - и это вернее - настаивают на том, что Кеик, почувствовав близость жены, поднялся и сам превратился в морскую чайку, и они блаженно вместе полетели над морем.

Превращение здесь истолковано как апофеоз. Этим как бы завершилась тема любви богов, которая превзошла своей глубиной и героизмом любовь смертных, смело поднимающихся к вершинам жизни.

Помона и Вертумн:

В это время в Италии жила древесная нимфа Помона - покровительница плодов, богиня плодового сада. В поэме она, как и положено, посвятила себя уходу за садом. Но вот её полюбил другой бог Италии Вертумн, но он повёл себя иначе, не так как божественные насильники первой части: он попытался разделить увлечения Помоны, стал служить ей, превращаясь то в садовода, то в пахаря, то в рыбака. Однажды приняв вид старухи, он пришёл к Помоне в роли сводницы, и стал уговаривать дриаду выбрать себе в суженые именно Вертумна. Он, как идеальный герой элегии, будет верен ей одной, она станет его единственной страстью на всю жизнь, он постарается выполнить все её желания, жить с ней одной жизнью. Для острастки мнимая старуха рассказывает Помоне греческую легенду о надменной богачке Анаксарете и бедняке Ифисе, безнадёжно полюбившем её. Она довела его своей суровостью до самоубийства, за что и была превращена в каменное изваяние.

И, в итоге, всё завершается блистательным триумфом. Помона ответила на любовь, заслуженную такой преданностью и «родством душ». Скинув старушечье обличие, бог вдруг предстаёт перед ней во всей своей сияющей красоте. Так родилось чудо взаимной любви, увенчанное своеобразным апофеозом. Именно этим торжествующим аккордом завершается в поэме симфония любви, и завершается она победой человеческого гения.

Сегодня мы с вами поговорим о таком потрясающем памятнике античного искусства, как «Метаморфозы». Овидий смог в пятнадцати томах не только показать всю мифологию своего времени, но и проиллюстрировать через эту призму жизнь окружающих его людей.

Читайте далее, и вы познакомитесь с такой гранью как отношение к любви. Вы узнаете не только то, на какие виды делили греки и римляне это чувство, но и разберетесь на примере поступков божеств и героев в его воплощении.

Публий Овидий Назон

Одно из знаменитейших своих произведений - «Метаморфозы» - Овидий заканчивал в ссылке. Поэт однозначно в воспоминаниях не говорит о причине попадания в опалу. Исследователи считают, что из-за стихов, которые не согласовывались с мнением императора.

Итак, кто же этот римлянин, который смог зажечь любовными элегиями столицу Римской империи, прославиться и закончить жизнь в ссылке у сарматов и гетов.

Публий Овидий Назон родился в горах Средней Италии. Его род принадлежал к одному из сабинских племен, пелегнам. Его отец был богатым, принадлежал к «всадникам», как говорит сам поэт. Благодаря достаточной зажиточности семьи мальчик получает образование в лучших школах столицы.

После Овидий путешествовал по Греции, Малой Азии и Сицилии, завел дружбу с Горацием и Проперцием, виделся с Вергилием. Достаточно рано он начал писать стихи. Первым произведением были «Героиды», но их он сжег, чтобы «очистить» от грубого слога.

Из сохранившихся сочинений нам известны «Любовные элегии», как самое раннее. Благодаря им Овидий прославился в Риме. Следующее произведение называлось «Наука любви». Фактически это первая в истории книга по популярному ныне «пикапу». В ней поэт давал рекомендации сначала мужчинам, как вести себя и добиваться женщин, а после и девушкам.

Считается, что именно за «Науку любви» его Август отправил в ссылку. Именно там, на берегу Черного моря, Овидий и заканчивает свои знаменитые «Метаморфозы».

Понятие любви в античности

Античные греки, как и остальные древние народы, были ближе к природе. Они старались глубже понять себя и сквозь призму чувств познавали окружающий мир.
Еще Аристотель выделял шесть видов любви с собственными именами. О них мы сейчас и поговорим.

Первым был «людус» - игра в любовь. Его характеризуют как чистое влечение, без чувств. Испытывая подобные ощущения, один из партнеров стремится к эгоистическому удовлетворению собственных физиологических желаний. Мысли и эмоции другого человека ему не интересны. Этот вид любви встречается достаточно часто, но после того, как утихнет буря страстей, тот, кто воспринимал «людус» всерьез,

Все подобные проявления эмоций и показывает Овидий. «Метаморфозы», краткое содержание которых будет дано далее, позволят вам окунуться в эмоциональную сферу античного мира.

«Мания» - одержимость предметом страсти. Постоянные страдания, упреки и сцены ревности со стороны одного из партнеров. Это извращенное понятие чувств, когда на психологическом уровне происходит совмещение ощущения любви и боли.

Следующий вид - «прагма». Именно отсюда происходит понятие прагматичности. В таких отношениях чувства и эмоции отходят на задний план. В первую очередь партнера интересует практическая сторона будущей совместной жизни. Хорошо ли готовит жена, много ли зарабатывает муж.

«Сторге», похожей является «филия» - нежная любовь-дружба. Взаимопонимание, помощь, теплые ровные отношения. Если захотите взрыва чувств и обновления эмоций, здесь вы их никогда не получите.

Последний вид - «агапе». Считается высшей стадией проявления любви. Первые христиане называли ее божественной. Характеризуется это чувство полной самоотдачей. Партнер живет только ради другого человека. Он видит свое счастье исключительно в радости второй половинки.

Суть «Метаморфоз»

Давайте теперь поговорим о том, зачем же написал Овидий «Метаморфозы». Дедал и Икар, например, о которых мы знаем из легенд, прославились исключительно благодаря этому великому поэту.

Он взял окружающую действительность, политические, социальные, экономические отношения между людьми и государствами, и выразил их в аллегорической форме античной мифологии.

Точный перевод названия поэмы - «преображение, превращение». Именно об этом и говорится в сочинении. Овидий обладал настолько мощным талантом, что вдумчивый читатель ощущает эффект личного присутствия на происходящих событиях.

Поэт отсекает все лишние детали, а изменения показывает в форме процесса, до последнего скрывая конечный результат. При должном навыке визуализации читатель становится зрителем.

Но наиболее полно выражена в «Метаморфозах» проблема любви. Это излюбленная тема поэта. Ему удавалось выразить в мельчайших подробностях ее хитросплетения.

Вы заметите, как постепенно к концу сочинения поступки персонажей становятся более глубокими, осознанными и одухотворенными. Давайте разберемся в этих вопросах на примерах из произведения.

Дафна и Аполлон

Поэма «Метаморфозы» начинается со сцены всепоглощающей страсти. ослепленный страстью, влюбляется в нимфу. Дафна не желает становиться предметом его вожделения и стремительно убегает прочь.

Со свойственным ему юмором Овидий изображает Аполлона, как галльского пса, который, забыв достоинство, мчится вскачь за зайцем. А его чувства сравнивает с внезапным пожаром на поле пшеницы. Именно эти метафоры показывают глубину жизненного опыта поэта и его наблюдательность.

История заканчивается тем, что нимфа, невзирая на мольбы Феба о том, что он сын Юпитера, а не простой пастух, просит защиты у отца. Пеней, бог реки, превращает свою дочку в дерево на берегу ручья. Аполлон, увидев подобный поворот событий, клянется сделать лавр вечнозеленым. Кроме этого, его венком он украшает свое чело.

Возлюбленные Юпитера

Исследователи до сих пор полностью не разобрались во всех тонкостях, которые предлагают читателю «Метаморфозы». Овидий сравнивается с автором «Тысячи и одной ночи», ведь поэт в своих поэмах сплетает сюжеты разных частей произведения. Несведущий в античной мифологии с первого раза не поймет многие события и сравнения. Поэтому «Метаморфозы» лучше читать несколько раз.

Например, Юпитер, будучи главным божеством Олимпа, обладает неиссякаемым стремлением к чувственной любви и страсти. Он находится в постоянном противостоянии с ревнивой и мелочной супругой Юноной. Многие ученые считают, что именно эти образы возмутили римского императора и послужили причиной ссылки Овидия.

Итак, в произведении мы видим несколько историй, связанных с Юпитером. Он влюбляется в Ио, а чтобы спасти ее от гнева жены, превращает бедную девушку в корову. Также бог часто изображается опьяневшим от нектара. В подобных сценах он ведет себя как самый низший плебей.

В сюжетах с Зевсом Овидий часто затрагивает вопросы насилия. Например, чтобы добиться Каллисто, ему приходится обратиться Дианой, богиней, которой служит эта жрица. Далее он принуждает к любовной связи.

Таким образом, в образе небесного правителя поэт показывает самое низшее проявление такого вида любви, как «людус».

Левкотоя и Гелиос

Не только для того, чтобы насолить императору, писал Овидий «Метаморфозы». Краткое содержание последующих историй даст вам понять, что он с насмешкой рассказывает о бытовавших обычаях в свободных сословиях своего времени.

Так, бог Солнца имеет ревнивую почитательницу, Клитию, дочь Тефиды и Океана. Сам же Гелиос без памяти влюбляется в простую смертную девушку Левкофею, дочь персидского правителя Орхама.

Но глупая и ревнивая завистница доносит царю о том, что его дочка лишилась целомудрия в объятиях незнакомца. Рассерженный Орхам приказывает похоронить девушку заживо (такой обычай, кстати, действительно существовал на востоке).

Убитый горем Гелиос стремится помочь хоть чем-то своей возлюбленной. Он превращает ее в левкой (или белую фиалку), благовонный цветок, который поворачивается днем вслед за солнцем.

Нарцисс и Эхо

С этой истории начинают изменяться сами «Метаморфозы». Овидий переходит от насильственной и эгоистической любви бессмертных небожителей к более чистым, невинным и приземленным чувствам обычных людей.

Сюжет неудавшегося счастья Нарцисса и нимфы Эхо показывает высокие эмоции, недоступные богам. Итак, юноша обладает неземной красотой. Но беда заключается в том, что он любит только свое отражение. Странствуя по Греции, Нарцисс приходит к озеру, сокрытому чаще леса, окруженной горами.

Вода в нем настолько чистая, что юноша не может просто оторваться от увиденного в ней. Конфликт заключается в том, что его замечает нимфа Эхо и без памяти влюбляется в него. Но девушка не может высказывать свои мысли. Ее прокляла Юнона за болтливость, которой Эхо мешала следить за Юпитером.

Теперь бедная нимфа может повторять только конец фразы другого человека. Но все же вдохновленной любовью девушке удается признаться Нарциссу в своих чувствах. Он не отвечает взаимностью, так как не видит никого, кроме своего отражения. В конце концов парень превращается в одноименный цветок на берегу озера.

Примечательно, что, согласно мифу, он не перестает любоваться собой и у Аида. Там Нарцисс глядит в воды Стикса.

Пирам и Фисба

Если вам кажется, что сюжет о Ромео и Джульетте придумал Шекспир, вы ошибаетесь. Эту историю знал еще Публий Овидий Назон. «Метаморфозы» описывают трагические события в жизни Фисбы и Пирама.

Это молодые девушка и парень, которые жили по соседству. Родители запрещали им не только проявлять чувства друг к другу, но даже встречаться. Ребята общались через дырочку в стене дома.

Однажды они тайно условились встретиться за городом, возле одного склепа. Но Фисба по пути туда увидела львицу, испугалась и потеряла шаль. Сама же спряталась в договоренном укрытии. Пирам шел к возлюбленной и увидел на дороге порванную шаль девушки. Он узнал ее и с мыслью, что она погибла, закалывает себя кинжалом.

Когда Фисба нашла его, он убила себя этим же оружием. Данный сюжет в произведении является первым, в котором совершенно не принимают участия боги.

Гермафродит и Салмакида

Публий Овидий Назон «Метаморфозы» задумывал не как линейное сочинение. В нем есть неожиданные повороты, возвращения к прошлым событиям. Именно к таким относится и история о Салмакиде и Гермафродите.

Первая была нимфой горного озера. Но в ней чарующая красота сочеталась с непревзойденной ленью. Все, чем девушка занималась, это самолюбование и прихорашивание.

Однажды к озеру пришел Гермафродит. Юноша, будучи сыном Афродиты и Гермеса, обладал потрясающей внешностью и атлетическим сложением. Нимфа в него влюбилась до беспамятства.

Она попросила богов объединить их в одно целое. Когда юноша плыл, Салмакида обвила его, и небожители исполнили ее волю. С этого времени Гермафродит стал двуполым существом. Здесь проводится ретроспекция в тему насилия, прежде упоминавшуюся в связи с богами.

Кефал и Прокрида

Множество различных проявлений любви поведал читателям Овидий. «Метаморфозы», анализ которых мы даем вкратце в нашей статье, показывают и трагедию без превращения.

Так произошло в истории Кефала и Прокриды. Это двое обычных людей, семейная пара. Но у них получились разногласия из-за сомнений мужа в верности избранницы, которые ему внушила Аврора.

Своими сценами ревности Кефал доводит девушку до исступления, и она бежит от него. Но после раскаяния возвращается.

Теперь в игру вступает не бог, а человеческая услужливость и недалекость. Слуга сообщает Прокриде, что слышал, как ее супруг звал Ауру, богиню прохладного ветерка.

Девушка решает проследить за мужем, затаившись в кустах поблизости. Кефал подумал, что это зверь подкрадывается, и убил жену дротиком.

В данном случае мы видим не что иное, как трагедию вследствие ослепления ревностью.

Бавкида и Филемон

И об «агапе» говорит в своем произведении Овидий Назон. «Метаморфозы» упоминают этот самый совершенный в образе Филемона и Бавкиды.

Это бедная, но благочестивая семейная пара. Они прошли всю жизнь вместе, состарились и доживали век в небольшой хижине.

Однажды к ним в гости попали Гермес и Юпитер. Повинуясь традиции, хозяева накрыли на стол все, что у них было. Они опустошили собственные закрома, но удовлетворили все запросы чужестранцев. В благодарность за такой теплый и радушный прием боги вознаградили стариков исполнением желаний.

Бавкида и Филимон попросили до смерти быть хранителями храма, который небожители возвели на месте их хижины, и отойти в мир иной в один день. В итоге после нескольких лет они превратились в два дерева возле святилища. Муж - в дуб, а жена - в липу.

Кеик и Альциона

На этой истории поэма Овидия «Метаморфозы» делает разворот от божественного падения нравов к возвышению смертных.

Данная пара - это благочестивые царь и царица. Он - сын Авроры, она - дочь Эола. Однажды Кеик отправляется в плаванье и погибает в буре.

В историю вставлен рассказ о сообщении неутешительного известия Альционе через сон.

В итоге пара превращается в чаек, и утешенная жена и воскресший муж улетают счастливо вместе.

Вертумн и Помона

История любви нимфы сада Помоны и бога времен года Вертумна. Последний изображен в образе классического героя элегий. Он всецело предан объекту своего обожания. В конце концов юноша все же добивается взаимности от возлюбленной.

На подобной счастливой ноте завершается поэма «Метаморфозы». Овидий, которого мы попытались привести в нашей статье, выражает в этом сюжете апофеоз триумфа чувств простых людей и полубогов над эгоистичными желаниями небожителей.

Таким образом, сегодня мы с вами не только поговорили о страстях в античном обществе, но и разобрали эту сферу жизни на примерах из произведения Овидия.

Нарцисс (Narcissus) - это травянистое растение семейства амариллисовых. Если верить древнегреческому мифу, цветок получил свое название по имени прекрасного юноши Нарцисса. Он был сыном беотийского речного бога Кефисса и нимфы Лириопы. Родители юноши обратились к оракулу Тиресею, их интересовало его будущее Прорицатель сказал, что Нарцисс проживет до старости, если не увидит своего лица. Нарцисс вырос юношей необычайной красоты, и его любви добивались многие женщины, но он был безразличен ко всем. Когда в него влюбилась нимфа Эхо, самовлюбленный симпатичный молодой человек отверг ее страсть. Нимфа от безнадежной страсти иссохла и превратилась в эхо, но перед смертью произнесла проклятие: "Пусть не ответит Нарциссу взаимностью тот, кого он полюбит".
Отвергнутые Нарциссом женщины потребовали наказать его. Богиня правосудия Немесида вняла их мольбам.
В жаркий полдень истомленный зноем молодой Нарцисс наклонился попить из ручья, и в его светлых струях увидел свое отражение. Никогда раньше не встречал Нарцисс подобной красоты и потому потерял покой. Каждое утро он приходил к ручью, погружал свои руки в воду, чтобы обнять того, кого видел, но все было тщетно.
Нарцисс перестал есть, пить, спать, потому что не в силах был отойти от ручья, и таял почти на глазах, пока не исчез бесследно. А на земле, где его видели, последний раз вырос душистый белый цветок холодной красоты. С тех пор мифические богини возмездия фурии украшали свои головы венками из нарциссов.

Древнегреческий писатель Павсаний (2 в. н.э.) передает другую версию легенды, согласно которой у Нарцисса была сестра - близнец, и после ее неожиданной смерти он увидел ее черты в собственном отражении. В Европе Нарцисс и Эхо были хорошо известны по «Метаморфозам» Овидия и в средние века легенда о Нарциссе воспринималась как притча о наказанном себялюбии. Пафос смерти Нарцисса привлекал таких разных художников как Караваджо, Тинторетто, Клода, Тер-нера и особенно Пуссена, написавшего множество вариантов Нарцисса и нимфы Эхо. Этот сюжет встречается не только в живописи и скульптуре, но также в гобеленах стиля, известного как "millerfleurs", которому подходит сам цветок. В Древнем мире считалось, что душа человека содержится в его отражении и что оно является предзнаменованием смерти. Для греков, таким образом, участь Нарцисса была очевидна. Цветок нарцисса сам становится символом юношеской смерти. Фрагмент из "Метаморфоз" Овидия

Кто не чтит златую Афродиту, кто отвергает дары ее, кто противится ее власти, того немилосердно карает богиня любви. Так покарала она сына речного бога Кефиса и нимфы Лаврионы, прекрасного, но холодного и гордого Нарцисса. Никого не любил он, кроме одного себя, лишь себя считая достойным любви.
Однажды, когда он заблудился в густом лесу во время охоты, увидела его нимфа Эхо. Нимфа не могла сама заговорить с Нарциссом. Над ней тяготело наказание богини Геры: молчать должна была нимфа Эхо, а отвечать на вопросы могла лишь повторяя их последние слова. С восторгом смотрела Эхо на стройного красавца юношу, скрытая от него лесной чащей. Нарцисс огляделся кругом, не зная, куда ему идти, и громко крикнул:
- Эй, кто здесь?
- Здесь! - раздался громкий ответ Эхо.
- Иди сюда! - крикнул Нарцисс.
- Сюда! - ответила Эхо.
С изумлением смотрит прекрасный Нарцисс по сторонам. Никого нет. Удивленный этим, он громко воскликнул:
- Сюда, скорей ко мне!
И радостно откликнулась Эхо:
- Ко мне!
Протягивая руки, спешит к Нарциссу нимфа из леса, но гневно оттолкнул ее прекрасный юноша. Ушел он поспешно от нимфы и скрылся в лесу. Спряталась в лесной непроходимой чаще и отвергнутая нимфа. Страдает от любви к Нарциссу, никому не показывается и только печально отзывается на всякий возглас несчастная Эхо.
А Нарцисс остался по-прежнему гордым и самовлюбленным, отвергнув любовь многих нимф. Однажды одна из отвергнутых им нимф воскликнула:
- Полюби же и ты, Нарцисс! И пусть не отвечает тебе взаимностью человек, которого ты полюбишь!
Исполнилось пожелание нимфы. Разгневалась богиня любви Афродита на то, что Нарцисс отвергает ее дары, и наказала его. Однажды весной во время охоты Нарцисс подошел к ручью и захотел напиться студеной воды. Еще ни разу не касались вод этого ручья ни пастух, ни горные козы; ни разу не падала в ручей сломанная ветка, даже ветер не заносил в ручей лепестков пышных цветов. Вода его была чиста и прозрачна. Как в зеркале, отражалось в ней все вокруг: и кусты, разросшиеся по берегу, и стройные кипарисы, и голубое небо. Нагнулся Нарцисс к ручью, опершись руками о камень, выступавший из воды, и отразился в ручье весь, во всей своей красе. Тут-то и настигла его кара Афродиты. В изумлении смотрит он на свое отражение в воде, и сильная любовь овладевает им. Полными любви глазами смотрит он на свое изображение в воде, он манит его, зовет, простирает к нему руки. Наклоняется Нарцисс к зеркалу вод, чтобы поцеловать свое отражение, но целует только студеную прозрачную воду ручья. Все забыл Нарцисс: он не уходит от ручья, не отрываясь, любуется самим собой, не ест, не пьет, не спит. Полный отчаяния, восклицает он, простирая руки к своему отражению:
- О, кто страдал так жестоко! Нас разделяют не горы, не моря, а только полоска воды, и все же не можем мы быть с тобой вместе. Выйди же из ручья!
Задумался Нарцисс, глядя на свое отражение в воде. Вдруг страшная мысль пришла ему в голову и тихо шепчет он своему отражению, наклоняясь к воде:
- О горе! Я боюсь, не полюбил ли я самого ceбя! Ведь ты - я сам! Я люблю самого себя. Я чувствую что немного осталось мне жить. Едва расцветши, увяну я и сойду в мрачное царство теней. Смерть не страшит меня, смерть принесет конец мукам любви.
Покидают силы Нарцисса и чувствует он уже приближение смерти, но не может оторваться от своего отражения. Падают его слезы в прозрачные воды ручья. По зеркальной поверхности воды пошли круги, и пропало прекрасное изображение. Со страхом воскликнул Нарцисс:
- О, где ты? Вернись! Останься! Не покидай меня: ведь это жестоко. О, дай хоть смотреть на тебя! Но вот опять спокойна вода, опять появилось отражение, опять, не отрываясь, смотрит на него Нарцисс. Тает он, как роса на цветах в лучах горячего солнца. Видит и несчастная нимфа Эхо, как страдает Нарцисс. Она по-прежнему любит его, и страдания Нарцисса болью сжимают ей сердце.
- О горе! - восклицает Нарцисс.
- Горе! - отвечает Эхо.
. Наконец, измученный, слабеющим голосом воскликнул Нарцисс, глядя на свое отражение:
- Прощай!
И еще тише, чуть слышно прозвучал отклик нимфы Эхо:
- Прощай!
Склонилась голова Нарцисса на зеленую прибрежную траву, и мрак смерти покрыл его очи. Умер Нарцисс. Плакали в лесу нимфы, и плакала Эхо. Приготовили нимфы юному Нарциссу могилу, но когда пришли за телом юноши, то не нашли его, а на том месте, где склонилась на траву голова Нарцисса, вырос белый душистый цветок - цветок смерти; нарциссом зовут его.

Цветок весны, символ смерти в юности, сна и возрождения. К данному виду относится целый ряд растений (включая белые нарциссы и жонкилии), и каждое из них может иметь собственное символическое значение. «Нарциссизм» в психологии означает фиксацию сознания индивида исключительно на самом себе.
История с юношей, который влюбился в собственное отражение используется как иллюстрация тщеславия, самовлюбленности или,болезненного самокопания. Однако первоначальный символический смысл, возможно, был более простым. Нарцисс и цветет и увядает быстро - в древнем мире это связывали с тем, что, по утверждению И. Дж. Фрезера, отражение считали предзнаменованием смерти и боялись его. Персефона собирала нарциссы, когда колесница бога Гадеса вы рвалась из-под земли и увезла ее в подземное царство. Нарцисс использовали в обрядах, посвященных богини Деметре, он изображался на надгробиях, символизируя мысль, что смерть есть лишь сон (греческое название этого цветка имеет общий корень со словом «наркоз» - «нечувствительность»).

В Персии запах нарцисса называли ароматом юности. Его прямой и прочный стебель сделал его в исламе эмблемой преданного служения и веры. Так как нарцисс зацветает в китайский Новый год, там он стал символом радости, удачи и счастливого брака (последнее хара ктерно и для других стран Востока). Белый нарцисс часто используют в Китае как аналог лилии, а в христианском искусстве - как атрибут Девы Марии.
В Китае нарцисс называется "водный и бессмертный" и вvступает как символ Нового года и счастья. Китай не является его родиной, он был ввезен туда арабскими торговцами и со времен средневековья играет роль в сказках о цветах. Благодаря звуковой игре слов, изображение с нарциссом, камнем и бамбуком означает: "Восемь бессмертных желают долгой жизни".