Митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (в миру Василий Павлович Казанский) родился 17 апреля 1873 г. в семье священника олонецкой епархии Павла Иоанновича Казанского.

Как лучший выпускник Олонецкой Духовной семинарии в 1893 г. был послан на казённый счёт в Санкт-Петербургскую Духовную академию. С 1-го курса принимал активное участие в деятельности Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви (ОРРНП), выступал с беседами на фабриках, заводах и в ночлежных домах в Санкт-Петербурге, а также в Троицкой (центральной) церкви общества. 14 октября 1895 г. был пострижен в монашество, 21 ноября рукоположен во иеродиакона, 19 мая 1896 г. - во иеромонаха. 13 сентября 1897 г. был избран пожизненным членом Леонтьевского попечительства о бедных воспитанниках семинарии, в пользу которого пожертвовал значительную сумму денег.

Санкт-Петербургскую Духовную академию окончил в 1897 г. со степенью кандидата богословия. С 1897 г. преподавал Священное Писание в Рижской духовной семинарии. В 1898 г. назначен инспектором Холмской духовной семинарии. На следующий год - инспектором Санкт-Петербургской духовной семинарии. В 1901 г. был назначен цензором нового журнала «Отдых христианина». 18 февраля 1902 г. возведен в сан архимандрита, 2 апреля того же года назначен ректором Самарской духовной семинарии.

12 октября 1905 г. архимандрит Вениамин был переведен ректором в Санкт-Петербургскую духовную семинарию. В 1907 г. было построено новое здание образцовой школы при семинарии. Летом 1907 и 1909 гг. ректор организовал поездки семинаристов по России. После учреждения епархиального миссионерского совета (13 октября 1908) архимандрит Вениамин вошел в его состав. Он продолжал также активно работать в ОРРНП.

24 января 1910 г. хиротонисан во епископа Гдовского, викария Санкт-Петербургской епархии. Хиротонию, состоявшуюся 24 января 1910 г. в Троицком соборе Александро-Невской лавры, возглавил Санкт-Петербургский и Ладожский митрополит Антоний (Вадковский). С 22 ноября 1911 г. епископ Вениамин являлся третьим, с 30 мая 1913 г.- вторым, с 20 марта 1914 г.- первым викарием.

Как епископа его отличали особое усердие к богослужению и тесное общение с паствой. Он первым из архиереев стал совершать в столице ранние обедни с общенародным пением. Со дня назначения Санкт-Петербургским викарием епископ Вениамин возглавлял епархиальное братство во имя Пресвятой Богородицы. Он обозревал церковно-школьное дело в епархии, посещал учительские курсы и школы. В петербургских храмах положил начало служению литургий для школьников того или иного прихода, сам причащал детей и говорил понятные им поучения. Заложил и освятил немало храмов и школ в епархии. 15 декабря 1914 г. епископ Вениамин стал товарищем председателя всероссийского Александро-Невского братства трезвости. Возглавлял ежегодные многотысячные ходы сторонников трезвости в Александро-Невскую лавру, Троице-Сергиеву пустынь, Колпино. Был известен как «неутомимый епископ».

Несколько раз архиерей посещал другие епархии. В 1913 г. епископ Вениамин посетил Новгород в дни пребывания там Патриарха Антиохийского Григория IV. 28 апреля в Софийском соборе вместе с Патриархом совершил хиротонию Алексия (Симанского) во епископа Тихвинского. В июне 1916 г. был в Тобольске на открытии мощей свт. Иоанна (Максимовича), митрополита Тобольского и Сибирского. 8 января 1917 г. в новгородском Софийском соборе участвовал в хиротонии будущего священномученика Варсонофия (Лебедева) во епископа Кирилловского.

2 марта 1917 г. управление столичной епархией было возложено на него, как на первого викария епархии, «временно, вплоть до особых распоряжений». Официально утверждён временно управляющим 6 марта. 24 мая 1917 г. свободным голосованием клира и мирян епархии избран на Петроградскую кафедру (получил 976 голосов выборщиков из 1561), что стало первым случаем демократического избрания епископа на церковную кафедру клириками и мирянами в России. 25 мая того же года определением Святейшего Синода утверждён архиепископом Петроградским и Ладожским. С 17 июня 1917 г. - архиепископ Петроградский и Гдовский. 13 августа 1917 г. возведён в сан митрополита постановлением Синода от 13 августа 1917 г. (утверждено Временным правительством 14 августа).

15 августа участвовал в открытии Поместного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. в Москве. Как член Собора занимал митрополичьи покои в кремлевском Чудовом монастыре, находился в Кремле во время обстрела его отрядами, действовавшими на стороне большевиков (28 октября - 3 ноября 1917 г.). Узнав об убиении в Царском Селе протоиерея Иоанна Кочурова, митрополит Вениамин принял участие в материальном обеспечении его семьи. 21 ноября митрополит Вениамин участвовал в интронизации Патриарха Тихона (Белавина).

В первой половине января в Петрограде началась ликвидация дворцовых и некоторых домовых церквей. 3 января была закрыта Синодальная типография. 11 января собрание духовенства Петроградской епархии под председательством митрополита Вениамина заявило о своем протесте против действий властей. 13 января Комиссариат государственного призрения издал распоряжение о реквизиции жилых помещений Александро-Невской лавры. 14 января собрание духовенства и прихожан вынесло резолюцию о недопущении «отобрания имущества у монастырей и храмов», а на собрании 16 января в присутствии митрополита Вениамина было решено под данной резолюцией собрать подписи по городским храмам и послать ее властям. 19 января произошло столкновение между прибывшими в лавру красноармейцами и собравшимся народом, во время которого был смертельно ранен священномученик протоиерей Петр Скипетров. 20 января митрополит Вениамин отдал распоряжение о совершении на следующий день общегородского крестного хода к лавре в защиту Церкви. Во время этого грандиозного крестного хода митрополит дважды обращался со словом о гонениях на Церковь.

26 января 1918 г. (по определению Собора от 25 января) митрополит Вениамин был назначен священноархимандритом Александро-Невской лавры. В первую очередь он обратил внимание на совершение в ней богослужений.

7 августа 1918 г. Совет комиссаров Союза коммун Северной области принял постановление о немедленном закрытии домовых церквей. Домовые храмы, имевшие отдельные здания, митрополиту Вениамину удалось преобразовать в приходские. 21 декабря 1918 г. и 21 марта 1919 г. он обращался в Синод с ходатайством о скорейшем разрешении вопроса о положении церквей бывшего Военного ведомства. 12 апреля 1919 г. последовал указ Синода о передаче церквей Военного и Морского ведомств в епархиальное управление. По ходатайству митрополита Вениамина в начале сентября 1919 г. в ведение Петроградского епархиального начальства были переданы также синодальные подворья, церкви бывших синодальных учреждений и подворья других епархий. В марте 1918 г. при митрополите и епископском совете начало работу особое бюро, которое должно было собирать сведения о безработном духовенстве и предоставлять места в больших приходах Петрограда.

В августе 1918 г. был арестован настоятель Казанского собора сщмч. протоиерей Философ Орнатский, еще несколько клириков погибли во время «красного террора». 9 августа митрополит Вениамин направил в епархиальный совет предложение установить нарочитое церковное моление «о сущих в темнице». В указе Петроградского епархиального совета от 16 августа 1919 г. были изложены меры по обеспечению семей репрессированных. Митрополит и епархиальный совет предприняли немало усилий, чтобы как можно скорее вернуть на места службы духовенство, мобилизованное и привлеченное к принудительным работам в связи с усилением гражданской войны. В результате последовали распоряжения властей об освобождении духовенства от мобилизации под различными предлогами, 1 августа 1919 г. городской отдел юстиции уведомил митрополита Вениамина об освобождении духовенства от привлечения к общественным работам.

С начала 1918 г. в Петрограде стали часто совершаться ночные богослужения, в которых принимал участие митрополит Вениамин. Великим постом во всех храмах Петрограда по его благословению служились пассии. Устраивался также детский крестный ход в Александро-Невскую лавру, где митрополит служил молебен и благословлял детей. В Светлую пятницу по распоряжению митрополита в Петрограде с 1918 г. стало совершаться общегородское празднование в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник». 22 июня 1919 г. в Князь-Владимирском соборе митрополит возглавил впервые совершавшуюся службу Всем русским святым. Несмотря на тяжелое время, в епархии удалось освятить несколько новых храмов и приделов.

Большое внимание митрополит Вениамин уделял духовному образованию. 26 января 1918 г. он был избран почетным членом Петроградской духовной академии, в декабре того же года прекратившей свою деятельность. Санкт-Петербургская духовная семинария была закрыта 30 сентября 1918 г., но на следующий день открылось Богословско-пастырское училище, которое просуществовало до 1928 г. 4 июля 1919 г. Синод поручил ему организацию просветительской деятельности лавры. 14 декабря наместником лавры стал иеромонах Николай (Ярушевич), на следующий день возведенный в сан архимандрита.

При активном участии митрополита Вениамина в 1919 г. началась работа по организации Петроградского Богословского института, открывшегося 16 апреля 1920 года. Он был избран 1-м почетным членом института.

Чрезвычайно активным и пользовавшимся поддержкой архиерея было братское движение. Братство сложилось только весной 1920 г., было тесно связано с Богословским институтом и просуществовало около года. 15 июля 1918 г. митрополит Вениамин открыл трудовое Александро-Невское братство для выделки свечей (бывш. свечной завод). Большую роль в духовной жизни Петрограда в начале 20-х гг. играли митрополичья Крестовая церковь и Александро-Невское братство, созданное в 1919 г. на базе существовавшего в лавре кружка молодежи. Основой духовной жизни братства, включавшего лаврских монахов и мирян обоего пола, были богослужения.

В 1919 г. митрополит несколько месяцев временно управлял Олонецкой епархией. В том же году он временно управлял частью Псковской епархии, которая не была занята немецкими войсками. Из-за нарушения связи с зарубежными храмами, находившимися в ведении Петроградских митрополитов, он 21 июня 1921 г. в письме митр. Евлогию (Георгиевскому) выразил согласие на передачу ему управления этими приходами.

Постепенно отношение государства к Церкви становилось жестче. 5 октября 1920 г. была прекращена деятельность Петроградского епархиального совета. Во время подавления Кронштадтского восстания (28 февраля - 17 марта 1921) были расстреляны несколько священников. 16 июля 1921 г. митрополита Вениамина вызвали в ЧК, где взяли с него подписку о невыезде. Летом 1921 г. 34 губернии страны были охвачены сильнейшей засухой, в результате которой начался голод. После издания Патриархом Тихоном послания о помощи голодающим митрополит Вениамин 23 июля 1921 г. предложил правлению Общества православных приходов образовать комиссию для приема и передачи пожертвований во Всероссийский комитет помощи голодающим (Помгол). Председательство в комиссии он принял на себя. После роспуска Помгола митрополит 8 сентября выпустил распоряжение, в котором говорилось о прекращении деятельности комиссии, пожертвования предложил представлять в комиссии помощи голодающим при местных районных советах.

23 февраля 1922 г. был издан декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей для нужд голодающих. Митрополит Вениамин с самого начала выражал желание достичь компромисса с властью по этому вопросу. Он смог договориться о том, что при изъятии ценностей должны были присутствовать представители духовенства, а предметы, имеющие особое значение для верующих, могли заменяться аналогичным металлом по весу. Однако власть сознательно использовала вопрос о церковных ценностях для того, чтобы начать мощную антицерковную кампанию. Поэтому соглашение, достигнутое митрополитом, не соблюдалось, и в ряде церквей произошли конфликты верующих с представителями власти. В этих условиях митрополит обратился к клиру и пастве и разрешил «общинам и верующим жертвовать на нужды голодающих … даже и ризы со святых икон, но не касаясь святынь храма, к числу которых относятся св[ятые] престолы и что на них (священ[ные] сосуды, дарохранительницы, кресты, Евангелия, вместилища св[ятых] мощей и особо чтимые иконы)». Более того, призвал верующих даже в случае изъятия святынь не допускать проявления «насилия в той или иной форме». Заявил, что «ни в храме, ни около него неуместны резкие выражения, раздражение, злобные выкрики против отдельных лиц или национальностей». Выступил с призывом к пастырям и пастве к спокойствию. При образовании в мае 1922 г. обновленческого Высшего Церковного Управления (ВЦУ), поддержанного властью, отказался признать его законность. В послании к пастве заявил, что никакого сообщения от Патриарха Тихона о его отречении и образовании ВЦУ не получал, а потому во всех храмах по-прежнему должно возноситься имя Патриарха (Патриарх Тихон был отстранен властью от управления Церковью и предан гражданскому суду).

1 июня 1922 г. митрополит Вениамин был арестован по обвинению в воспрепятствовании изъятию церковных ценностей. На самом деле, непосредственной причиной ареста стала принципиальная позиция, занятая митрополитом в отношении «обновленцев». Кроме него, к делу были привлечены ещё 86 человек. Судебный процесс проходил с 10 июня по 5 июля 1922 г. в здании бывшего Дворянского собрания. На процессе он держался мужественно, вину не признал, а последнее слово преимущественно посвятил доказательствам невиновности других подсудимых. К доводам защиты о том, что именно действия митрополита предотвратили кровопролитие, судьи не прислушались.

Петроградский революционный трибунал приговорил к расстрелу 10 подсудимых (в их числе был и митрополит Вениамин). Шестерым смертная казнь была заменена лишением свободы. Митрополит Вениамин был расстрелян в ночь на 13 августа 1922 г. вместе с архимандритом Сергием (Шеиным), адвокатом И. М. Ковшаровым и профессором Ю. П. Новицким. Точное место казни неизвестно. По одной из версий, это произошло на станции Пороховые по Ириновской железной дороге, причём перед казнью все были обриты и одеты в лохмотья, чтобы нельзя было узнать духовных лиц.

В 1992 г. Архиерейский собор Русской православной церкви причислил митрополита Вениамина к лику святых. На Никольском кладбище Александро-Невской лавры в его память установлен кенотаф.

Память отмечается 31 июля, в Соборе Санкт-Петербургских святых и в Соборе новомучеников и исповедников Российских.

После окончания гражданской войны опустошенные советские республики охватила настоящая золотая лихорадка. Она была вызвана не открытием новых месторождений, а изданием декрета Президиума ВЦИК от 2 января 1922 года. Документ предписывал изъять у Церкви и других религиозных организаций все имевшиеся у них в наличии предметы из драгоценных материалов. Формальным поводом для проведения этой масштабной акции стал голод в Поволжье, Украине, Крыму и на Нижнем Урале. В пропагандистских листовках говорилось, что конфискованные ценности продадут, и на полученные средства будет закуплено продовольствие для страдающих регионов. Но на самом деле у власти был совсем иной мотив разворачивать против Церкви целую армию чиновников и сотрудников спецслужб. Обитатели Кремля преследовали, как минимум, две цели.

Во-первых, деньги были нужны отнюдь не для продовольственной помощи голодающему населению. Первоочередной задачей провозглашалась создание стабилизационного фонда, который в ближайшем будущем смог бы стать основой грандиозных экономических преобразований. К тому же близилось время Генуэзской международной конференции, на которой советское руководство надеялось получить признание Запада и щедрые заморские кредиты. Участие в ней тоже требовало немалых средств – и на содержание делегации, и на организацию банкетов, и на подношения «нужным» людям. Да и в самом советском руководстве хватало тех, кто не прочь был поживиться за государственный счет.

Во-вторых, Церковь была заклятым врагом режима. Причина лютой ненависти к Православию крылась не столько в религии, сколько в идеологии. Духовенство и активная часть мирян являлись носителями старой культуры, совершенно чуждой строителям нового порядка. И если Церковь с огромными оговорками могла все-таки признать легитимность власти большевиков, то сами революционеры были настроены решительно против любого инакомыслия. Религии не было места в новой идеологии, а значит – верующие должны были либо отказаться от своей веры, либо умереть. Наибольшее беспокойство у большевиков вызывало священство, и именно оно подлежало физическому и поголовному истреблению. Отсрочка была дана лишь тем, кто так или иначе подыгрывал новым властям, однако и этих людей планировалось со временем либо окончательно перевоспитать, либо уничтожить.

Первая волна расстрелов прокатилась по стране сразу после революции – в 1918 году. Но гражданская война ставила перед большевиками иные задачи, и о духовенстве как-то забыли. Правда, ненадолго – в конце 1921 года число арестов и расстрелов снова пошло в рост. И тут бы запустить карательную машину на полную мощность… ан, нет, не могли коммунисты этого сделать. Причина была проста – если бы в стране начались массовые преследования духовенства, западные страны под влиянием белой эмиграции попросту не стали бы общаться с советской делегацией в Генуе, и ни о каком международном признании тогда не могло бы быть и речи. Поэтому, большевики вынуждены были притворяться демократами, дав Церкви видимую свободу. И все-таки Ленин не мог оставить «религиозный вопрос» без внимания. Он решил действовать по-другому и использовать голод в качестве повода для развязывания масштабных гонений. План был прост – изъятие ценностей предполагало конфискацию и богослужебной утвари. По церковным правилам, эти предметы считаются священными и переплавке не подлежат. Власти знали, что верующие будут протестовать против вторжения в алтари светских лиц, и заранее планировали выставить мирян и священников как вредителей, которые выступают против спасения голодающих крестьян. А с вредителями разговор один – арест и расстрел. Чтобы придать подобным карательным мерам хотя бы некоторую видимость законности, проводились показательные судебные заседания, на которых, как правило, людей обвиняли по многим пунктам. Самый громкий такой процесс состоялся над митрополитом Петроградским Вениамином (Василием Павловичем Казанским).

Формальным поводом для ареста владыки послужил его отказ выдавать отрядам ЧК богослужебную утварь из храмов Петрограда. Однако были у спецслужб и скрытые мотивы – за плечами митрополита были долгие 26 лет служения. За все это время он сумел снискать любовь народа и верность духовенства. По сути, владыка был негласным лидером всей антибольшевистской оппозиции Петрограда, и власти видели в нем сильного соперника.

Сын простого карельского священника, Василий Казанский начал свой путь в различных духовных семинариях, где на первых порах был одним из лучших учеников, активистом духовного просвещения, а затем – после принятия сана и монашества – преподавателем, инспектором, ректором. И на каком бы посту не находился будущий святитель, он везде проявлял заботу о простых учениках, оставаясь для них внимательным отцом и заботливым наставником. В 1910 году архимандрит Вениамин был рукоположен в епископы и стал одним из помощников столичного митрополита. Скромный и простой в общении, он отличался от многих владык своей тесной связью с паствой, лично возглавлял богослужения, часто совершал крестные ходы по Питеру, не чурался простых рабочих. Больше всего он любил посещать не центральные городские районы, а прилегающие к заводам окраины, где жили самые бедные петербуржцы. Свое епископское служение владыка совмещал с активной общественной деятельностью – возглавлял общество трезвости, читал лекции, на которые могли прийти все желающие. По сути, в ведении епископа находилась вся духовная образовательная система столичной епархии, которую святитель поднял на очень высокий уровень.

2 марта 1917 года владыка возглавил Петроградскую кафедру на правах исполняющего обязанности правящего архиерея, а 28 мая его возвели в сан архиепископа, и город полностью перешел под омофор владыки. Но даже будучи поставлен на такой высокий пост, он продолжал быть открытым простым человеком. В интервью одной из газет сразу после своего избрания, архиепископ Вениамин заявил: «Бумажное делопроизводство, всякую формалистику я буду по возможности от себя отстранять. Мое дело – быть в живом и непосредственном общении с паствой. Тут предстоят огромные задачи и огромная работа… Нужно все строить по-новому, да притом так, чтобы это встречало полнейшее признание со стороны широких масс верующего люда. Мне уже представляется необходимость особой поездки по селам и деревням епархии. Тут, быть может, на местах, придется обсуждать устройство приходских советов, благотворительных и просветительных учреждений». И владыка эту программу стал воплощать в жизнь – он ездил в самые отдаленные местечки и села, собирал приходские советы и собрания верующих, общался, доносил до людей последние вести церковной жизни. Святитель искренне любил свою паству, видел в каждом верующем живого человека с реальными радостями и проблемами. И они отвечали его такой же любовью.

Когда начались гонения большевиков и появились первые жертвы среди священства, владыка стал помогать тем матушкам-вдовицам, на чьих руках остались несовершеннолетние дети. Сам терпя нужду, он делился последним. Тем временем тиски красного террора сжимались все сильнее. Первый удар большевики нанесли по домовым и дворцовым церквям, которые вместе с остальными зданиями переходили в собственность государства. Однако отдельно стоящие храмы владыке удалось отстоять. Священство было напугано и морально подавлено, один лишь архипастырь держался достойно среди разгулявшейся анархии и подавал пример другим. В этих тяжелейших условиях ему удалось наладить в Петрограде мало-мальски активную церковную жизнь, продолжить функционирование некоторых духовных учебных заведений. Его усилиями Александро-Невская лавра так и не была отдана большевикам. При митрополите и епископском совете начало работу особое бюро, которое регистрировало безработных клириков и предоставляло им места в больших приходах Петрограда. Как ни странно, в «столице революции» большинство населения, несмотря на активную пропаганду безбожия, оставалось верующим – процент религиозности был высок даже среди рабочих.

Репрессии ужесточились, священников объявили тунеядцами, и тех, кто не попал под расстрел, привлекали к общественным работам. На деле это была каторга, поскольку условия такого труда были крайне тяжелыми. В 1919 году митрополит Вениамин добивается, чтобы духовенство было освобождено от принудительных работ, а иерейским семьям был дан минимальный пакет социальных гарантий. При этом занимал жесткую общественную позицию, с чиновниками был вежлив, но непреклонен, когда дело касалось интересов Церкви. Призывал народ не участвовать в первомайских демонстрациях, если они приходились на дни поста. Особое внимание уделял православным братствам, которых при владыке в Питере было несколько, и все они вели активную деятельность. Все дела решал лично, сохраняя при этом живую связь с рядовыми клириками. Вот как отзывался о святителе епископ Алексий (Симанский), впоследствии – патриарх Московский: «Митрополит Вениамин держит в своих руках все нити управления, и от него, с одной стороны, исходит инициатива различных начинаний, с другой – сильная поддержка тех, кто трудится на том или ином поприще. Он все знает, что у него делается, а также кто и как делает свое дело, и он умеет показать и свое одобрение, и свое неудовольствие. Он прекрасно учел и понял, в чем заключается при настоящих условиях и в таком городе, как Петроград, сила архипастыря – в возможно частом и тесном общении с народом. И он и себя лично, и своих викариев направляет к тому, чтобы все более и более расширять круг своего молитвенного общения с верующим народом. И это ему удается в большой мере».

Более-менее сносная жизнь для верующих петербуржцев кончилась с падением восстания матросов в Кронштадте 17 марта 1921 года. Власть стала сильнее закручивать гайки – Ленин понимал, что если бунт, поднятый моряками Балтийского флота, будет поддержан другими людьми, земля под большевиками может серьезно зашататься. Наиболее сочувствовали восставшим люди старшего поколения, в основном – верующие. В итоге 16 июля 1921 года владыку вызвали в ЧК, где взяли с него подписку о невыезде.

Летом того же года начался голод. Церковь откликнулась сразу, и на нужды обездоленных регионов были собраны значительные средства. Но вскоре государство закрыло фонд помощи Поволжью, заявив, что для решения проблемы необходимо привлечение более значительных средств. Митрополит, следуя указаниям патриарха Тихона, разрешил выдавать чекистам церковные ценности, не имеющие евхаристического предназначения. При этом было официально оговорено, что священники должны контролировать процесс передачи, дабы избежать спекуляций. Особо чтимые святыни владыка предлагал откупать у государства. Но напряжение нарастало. Городские спецслужбы получили указание насильно отбирать ценности. В свою очередь владыка заявил, что отдавать богослужебные сосуды равносильно кощунству и запрещается канонами. Весной 1922 года кампания по изъятию началась по всей губернии. То тут, то там вспыхивали стычки верующих с милицией, несмотря на то, что владыка призвал прихожан действовать законными методами: «Со стороны верующих совершенно недопустимо проявление насилия в той или другой форме… При изъятии церковных ценностей, как и во всяком церковном деле, не может иметь место проявление каких-либо политических тенденций. Церковь по существу своему вне политики и должна быть чужда ей».

Между тем шла и другая политическая борьба. Группа священников во главе с Александром Введенским, которые были сотрудниками большевицкого режима, добивалась от патриарха Тихона, чтобы он признал легитимным обновленческое движение. Но патриарх своего согласия не дал – обновленчество по многим пунктам серьезно нарушало церковные каноны и, по сути, было светской организацией с церковным антуражем. Поддержать подобное не мог ни один архиерей. В содействии обновленцам отказал и владыка Вениамин, которого в своем завещании патриарх указал вторым возможным кандидатом на Московскую кафедру в случае своей кончины. Власти понимали, что популярность Петроградского митрополита растет, и его нужно поскорее ликвидировать.

Против святителя сфабриковали дело, обвинив в антисоветской пропаганде и подстрекательстве к бунтам. 1 июня владыка был арестован, и на следующий день заключен в тюрьму. 10 июня начался судебный процесс, к которому кроме митрополита Вениамина было привлечено еще 85 человек, как духовенства, так и мирян. На суде свидетелям и лично митрополиту задавались разные вопросы, порою совсем не касающиеся предмета обсуждения. На все нападки владыка отвечал спокойно, с достоинством и осознанием своей невиновности. Народное мнение тоже было на стороне обвиняемого, защита сумела доказать, что действия митрополита не привели к бунтам, а, наоборот, смогли утихомирить разгоряченную толпу и предотвратить кровопролитие. Несмотря на это, суд вынес заранее заготовленный приговор – расстрел!

На последнем заседании Владыке дали последнее слово. Это право он использовал для защиты своих друзей. Он понимал, что власть решила уничтожить его. Держался святитель невозмутимо, полагаясь на волю Божью. В своем последнем письме он писал:

«В детстве и отрочестве я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым воодушевлением, жалел всей душой, что времена не те и не придется переживать, что они переживали. Времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа от своих и от чужих. Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий, избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот Рубикон, границу, и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением. <…> Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо».

Из одиннадцати человек, приговоренных к расстрелу, помилования были удостоены семь. Четырех обвиненных, в том числе – и владыку, расстреляли в неизвестном месте. Реабилитировали святителя в 1990 году. Архиерейский Собор 1992 года причислил митрополита Петроградского и Гдовского к лику мучеников. Этот несгибаемый, мужественный и верный Христу пастырь стал одним из первых, кого прославили в числе новомучеников и исповедников земли Русской.

Фото 2 – Митрополит Вениамин на освящении Свято-Георгиевского храма. Ложголово, 1912 г.

Фото 3 – Патриарх Тихон и митрополит Вениамин.

Фото 4 – Заседание Петроградского ревтрибунала по делу митрополита Вениамина, 1922 г.

Будущий священномученик епископ Гдовский Вениамин вступил во временное управление Петербургской епархией 6 марта 1917 г., когда после бурных событий Февральской революции митрополит Питирим (Окнов) был уволен на покой Святейшим Синодом по требованию Временного правительства. 24 мая 1917 свободным голосованием клира и мирян Владыка Вениамин был избран архиепископом Петроградским. 13 августа Святейший Синод возвел архиепископа Вениамина в сан митрополита, что было утверждено Временным правительством 14 августа 1917 г. Подвижническое служение архиерея и его мученическая смерть оставили глубокий след в церковной жизни северной столицы.

Высокопреосвященный митрополит Вениамин, в миру Василий Павлович Казанский, родился 17 апреля 1873 г. в Нименском погосте Андреевской волости Каргопольского уезда Олонецкой губернии в семье местного священника. Отец будущего Владыки прослужил в Нименской церкви 40 лет – до самой кончины, 15 лет был благочинным в Каргопольском уезде. В 1887 г. Василий Казанский поступил в Олонецкую Духовную семинарию и после ее успешного окончания в 1893 г. стал студентом Санкт-Петербургской Духовной Академии. Здесь он начал активно участвовать в деятельности Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви. В числе других учеников Академии Василий отправлялся на рабочие окраины столицы, разъясняя их обитателям высокий смысл православной веры, отвращая их от пороков и заблуждений, стараясь пробудить стремления к светлым евангельским идеалам. Юный студент вел религиозно-нравственные беседы и чтения преимущественно за Невской заставой: на фабриках братьев Варгуниных и барона Штиглица, Обуховском сталелитейном и Чугунном заводах, в ночлежных домах, узнавая жизнь и нужды простого народа. Также и в главном храме общества – Троицкой церкви на Стремянной улице Василий Казанский только с 1 апреля 1896 по 1 января 1897 гг. провел 23 вечерние беседы и сказал 30 поучений за литургией.

В двадцать два года, на III курсе, 14 октября 1895 г. юноша принял монашеский постриг с именем Вениамин в честь св. мученика диакона Вениамина (V век; память 13/26 октября). Совершил постриг ректор Академии епископ Нарвский Иоанн (Кратиров). 21 ноября того же года монах Вениамин был рукоположен во иеродиакона, а 19 мая 1896 г. – во иеромонаха. Теперь он стал совершать богослужения среди полюбивших его рабочих Невской заставы. Священнослужитель по призванию, молодой иеромонах был готов, как утверждали однокурсники вообще не покидать церковь. «Его не останови – он двадцать четыре часа в сутки будет служить».

В 1897 г. иеромонах Вениамин окончил Духовную Академию со степенью кандидата богословия, полученной за сочинение «Аркадий, архиепископ Олонецкий, как деятель против раскола». Будущий священномученик менее всего заботился о своей карьере, но она складывалась блестящим образом. 24 сентября – 3 октября 1897 г. о. Вениамин был назначен преподавателем Священного Писания Рижской Духовной семинарии, где прослужил около года. Здесь 21 января 1898 г. он был награжден набедренником, а вскоре – 12-13 августа того же года определен инспектором Холмской Духовной семинарии, где познакомился с ее ректором – епископом Тихоном (Беллавиным) – будущим Патриархом Московским и всея Руси. В 27 лет – 6 октября 1899 г. иеромонах Вениамин был назначен инспектором столичной Духовной семинарии. Вернувшись в Петербург, он продолжал свою деятельность в Обществе распространения религиозно-нравственного просвещения: выступал с беседами в Троицкой церкви и на рабочих окраинах, а 6 декабря принял участие в закладке храма общества на Выборгской стороне. В 1901 г. инспектор семинарии был назначен цензором нового журнала «Отдых христианина», 6 мая 1900 г. награжден наперсным крестом, выдаваемым от Святейшего Синода, а 18 февраля 1902 г. возведен в сан архимандрита и 2 апреля того же года определен ректором Самарской Духовной семинарии. В период пребывания в Самаре – 6 мая 1904 г. состоялось награждение о. Вениамина орденом св. Анны II степени.

12 октября 1905 г. молодой архимандрит был назначен ректором Санкт-Петербургской Духовной семинарии. С тех пор он уже не покидал в своем служении град святого Апостола Петра. За свою подвижническую деятельность 6 мая 1907 г. о. Вениамин был награжден орденом св. Владимира IV степени. В период его ректорства столичная семинария праздновала свое столетие (25-26 сентября 1909 г.). 30 декабря 1909 г. архимандрит был назначен епископом Гдовским, четвертым викарием Петербургской епархии. Наречение состоялось 23 января 1910 г. в зале заседаний Свят. Синода, а хиротония – на следующий день в Троицком соборе Александро-Невской Лавры. Совершили ее митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский), Московский и Коломенский свмч. Владимир (Богоявленский), Киевский и Галицкий Флавиан (Городецкий), архиепископы Ярославский и Ростовский св. Тихон (Беллавин), Литовский и Виленский Никандр (Молчанов), Варшавский и Привислинский Николай (Зиоров), Псковский и Порховский Арсений (Стадницкий), епископы Нарвский Никандр (Феноменов), Чистопольский Алексий (Молчанов) и бывший Сухумский Кирион (Садзагелов). В сане епископа Вениамина отличали особое усердие к богослужению и тесное общение с паствой. Он старался, как можно чаще проповедовать на фабричных окраинах столицы, первым из архиереев стал совершать в городе ранние обедни с общенародным пением, на которых во множестве собирался трудовой народ.

Владыка активно способствовал воцерковлению детей и учащейся молодежи. Как председатель Епархиального училищного совета и Епархиального братства Пресвятой Богородицы он заведовал делами всех церковных школ епархии, положил начало служению в столичных храмах литургий специально для школьников того или иного прихода, сам причащал детей и говорил понятные им поучения. Епископ Вениамин также очень любил крестные ходы. Так, он часто возглавлял многотысячные ходы трезвенников в Александро-Невскую Лавру и Троице-Сергиеву пустынь. 22 ноября 1911 г. Владыка стал третьим, с 30 мая 1913 г. – вторым, а с 20 марта 1914 г. – первым викарием Санкт-Петербургских митрополитов. 6 мая 1911 г. он был награжден орденом св. Владимира III степени, а 6 мая 1914 г. – орденом св. Анны I степени.

Как уже отмечалось, 6 марта 1917 г. епископ Вениамин вступил во временное управление столичной епархией, а 24 мая был избран архиепископом Петроградским и Ладожским. Это был один из первых в истории Русской Православной Церкви случаев выборов главы епархии демократическим путем. Сначала свободным голосованием члены клира и миряне избирали выборщиков, которые затем и голосовали за выдвинутых кандидатов.

Голосование проходило в Казанском соборе. В первом туре было выдвинуто 11 кандидатов, во втором их осталось трое: член Синода архиепископ Финляндский и Выборгский Сергий (Страгородский) – впоследствии Патриарх Московский и всея Руси, кандидат от «высших сфер» епископ Уфимский и Мензелинский Андрей (князь Ухтомский) и епископ Вениамин. Он и победил со значительным большинством голосов выборщиков – 976 из 1561. 25 мая последовало утверждение результатов голосования Свят. Синодом. 28 мая в Исаакиевском соборе совершилось торжественное вступление Владыки Вениамина на столичную кафедру. Крестные ходы от городских церквей соединились на площади перед Лаврой, откуда навстречу духовенству вышел крестный ход с архиепископом во главе. Затем грандиозная процессия двинулась по Невскому пр. к Исаакиевскому собору, где был совершен молебен, и Владыка прочел молитву на свое вступление на кафедру. Синодальным определением от 14-17 июня 1917 г. епархиальный титул архиеп. Вениамина по его просьбе был изменен на Петроградский и Гдовский. 13-14 августа, незадолго до Октябрьского восстания, состоялось возведение Свят. Синодом Владыки в сан митрополита.

По свидетельству близко знавшего его новомученика протоиерея Михаила Чельцова, «победа сторонников Владыки Вениамина находила естественное объяснение в том, что петроградское население и, в особенности, его трудовые элементы – давно его знало и было глубоко привязано к нему за его доброту, доступность и неизменно сердечное и отзывчивое отношение к своей пастве и к нуждам ее отдельных членов. Митрополит Вениамин, уже будучи в этом сане, охотно отправлялся по этому зову для совершения молений и треб в самые отдаленные и бедные закоулки Петрограда… Приемная его была постоянно переполнена, главным образом, простонародьем. Иногда он до позднего вечера выслушивал обращавшихся к нему, никого не отпуская без благостного совета, без теплого утешения, забывая о себе, о своем отдыхе, о пище…Митрополит не был, как говорится, «блестящим оратором». Проповеди его всегда были чрезвычайно просты, без всяких ораторских приемов, без нарочитой торжественности, но в то же время они были полны какой-то чарующей прелести. Именно незамысловатость и огромная искренность проповедей митрополита делали их доступными для самых широких слоев населения… Но, в то же время, всякую «политику» он неумолимо отметал во всех своих действиях, начинаниях и беседах, даже интимных. Можно сказать, что этот элемент для него просто не существовал.»

Действительно, Владыка никогда не занимался политической деятельностью. Уже в первом своем заявлении после выборов он сказал: «Я стою за свободу церкви! Она должна быть чужда политики, ибо в прошлом она много от нее пострадала. И теперь накладывать новые путы на церковь было бы большой ошибкой со стороны людей, искренне преданных церкви».

Через день после возведения Вениамина в сан митрополита в Москве произошло торжественное открытие первого после многовекового перерыва Всероссийского Поместного Собора, первая сессия которого продолжалась до 9 декабря 1917 г. 5 ноября в храме Христа Спасителя по жребию из трех кандидатов, выбранных Собором, был избран Патриархом митрополит Московский Тихон (Беллавин). Владыка Вениамин был послан от Собора в Троице-Сергиеву Лавру для приглашения избранного Патриарха на торжество интронизации 21 ноября 1917 г. При выборах Высшего Церковного Управления митр. Вениамин вошел в состав Священного Синода, сначала с 7 декабря 1917 г. в качестве заместителя его члена, а с 25 сентября 1918 г. – члена Синода. Следует упомянуть, что с 27 октября по 3 ноября 1917 г. Владыка находился в Кремле во время обстрела его большевистской артиллерией. В занимаемую им келью попал снаряд, и митрополит лишь чудом избежал гибели. Через несколько дней он был избран председателем Комиссии Поместного Собора по фотографированию и описанию повреждений Кремля.

Важной заслугой Владыки было устроение епархиальной и приходской жизни в нелегких условиях новой безбожной власти, сплочение православного народа вокруг храмов, постоянная бесстрашная защита прав и интересов верующих. Эта сторона деятельности митрополита ярко проявилась уже в начале 1918 г. Именно он первым из церковных иерархов выразил категорическое несогласие с опубликованным 31 декабря в газетах проектом декрета об отделении Церкви от государства, имевшим явную антирелигиозную направленность. 10 января митр. Вениамин направил открытое письмо в Совнарком. Мотивы послания были далеки от политических и носили объективный характер (беспокойство по поводу потери правовой защищенности, экономической базы Церкви и др.). В нем отмечалось: «Осуществление этого проекта угрожает большим горем и страданиями православному русскому народу. Вполне естественно как только православные жители Петрограда узнали об этом, стали сильно волноваться. Волнения могут принять силу стихийных движений…и привести к тяжелым последствиям…считаю своим нравственным долгом сказать людям, стоящим у власти, чтобы они не приводили в исполнение предполагаемого декрета об отобрании церковного достояния. Православный русский народ никогда не допускал подобных посягательств на его святые храмы. И ко многим другим страданиям не нужно прибавлять новых». Письмо не осталось без внимания (хотя ответа не последовало), с ним ознакомился В.И. Ленин, наложивший резолюцию: «Очень прошу коллегию при комиссариате юстиции поспешить с разработкой декрета об отделении церкви о государства».

Во второй половине января 1918 г. Владыка с жертвенной решимостью встал на защиту Александро-Невской Лавры, помещения, инвентарь и ценности которой пытался реквизировать возглавляемый А.М. Коллонтай Наркомат государственного призрения. Решительная позиция митрополита, возглавившего общегородской крестный ход в защиту Лавры, во многом способствовала тому, что обитель удалось отстоять, и Московская Патриархия одержала свою пожалуй единственную заметную победу над Совнаркомом. 26 января 1918 г. Владыка Вениамин (по определению Поместного Собора от 25 января) был назначен настоятелем Александро-Невской Лавры с присвоением ему древнего и почетного титула ее священноархимандрита. Об этом Собор просила специально приехавшая в Москву делегация представителей петроградского духовенства и мирян.

Также 26 января Советом Петроградской Духовной Академии митрополит был избран ее почетным членом. Ввиду тяжелого положения Петрограда Владыка отложил свою поездку на заседание Поместного Собора и распорядился, чтобы духовенство не эвакуировалось, а оставалось в своих приходах. Из-за начала наступления немецких войск после срыва мирных переговоров с советской делегацией в Бресте над Петроградом нависла угроза захвата, но митр. Вениамин решил остаться с паствой. Патриарх и Синод одобрили этот шаг и, согласно сохранившимся архивным документам, в марте даже приняли решение, что Петроградский митрополит в случае захвата столицы возглавит церковное управление на оккупированной германскими войсками территории.

В 1918 г. к Православной Церкви, гонимой, а не господствующей, государственной, как ранее, несмотря на начавшуюся атеистическую пропаганду, пришли тысячи новообращенных, в том числе и видные деятели интеллигенции. Митр. Вениамин стремился привлечь в ряды духовенства как можно больше светских молодых –людей, – «он предвидел будущие трудности». Владыка заботился о всемерном расширении проповеднической, миссионерской, братской деятельности. С целью спасения домовых церквей при различных учреждениях от закрытия он открывал при таких храмах приходы и т.п. Почти во всех церквах города по благословению митрополита стали совершаться пассии: ранее они не имели повсеместного распространения. Подъем религиозных чувств петроградцев вылился в грандиозные общегородские крестные ходы Пасхальной недели. В Светлый Четверг, 9 мая 1918 г. состоялся детский крестный ход в Лавру, где Владыка отслужил молебен и преподал всем детям архипастырское благословение. Небывалое количество участников собрали крестные ходы в Фомино воскресенье, ставшие при митр. Вениамине традиционными. Из всех городских приходов «процессии двинулись в Александро-Невскую Лавру, – вспоминает очевидец, – шли с хоругвями в облачениях по всему городу. Первый раз это было в 1918 г.».

После закрытия Духовной Академии и семинарии митрополит сделал все возможное для возобновления богословского образования в Петрограде. При его активном участии 30 сентября 1918 г. на территории Лавры было открыто Богословско-пастырское училище, самым непосредственным образом участвовал он и в организации Петроградского Богословского института, почетным членом которого митр. Вениамина избрали 28 января 1921 г. Кроме того, по благословению Владыки в городе были созданы различные богословские курсы, при храмах открывались детские и юношеские кружки по изучению Закона Божия, устраивались беседы и лекции для взрослых. Таким образом, в епархии быстро возникла новая широкая система богословского образования. Несмотря на значительные трудности, в 1918-19 гг. выходила епархиальная газета «Петроградский церковный вестник», издавались церковные календари. Митрополит стремился по возможности смягчить излишнюю напряженность в отношениях с городским руководством. Так, на заявлении отдела юстиции Петросовета от 1 августа 1918 г. на его имя – «сделать распоряжение о снабжении в срочном порядке всех приходских церквей приходскими книгами для записи прихожан», Владыка в тот же день наложил резолюцию: поставить на вид благочинным за «их недостаточно внимательное отношение к прохождению своих обязанностей».

Но в отстаивании важнейших интересов Церкви митр. Вениамин был непреклонен. В сентябре 1918 г., после начала так называемого «красного террора» он отдал распоряжение совершить во время всенощного богослужения в праздник Воздвиженья особый чин всенародного покаяния и соборования. В конце года по настоянию Владыки Епархиальный совет вынес постановление: «Предложить духовенству принять меры путем поучения и разъяснения прихожанам к возможному увеличению сборов на защиту Веры и Церкви в пользу пострадавших за Веру и Церковь во время гражданской войны и т.д.» 15 сентября 1919 г., когда в период реальной угрозы Петрограду со стороны войск Юденича город начали «очищать» от опасных для советской власти «элементов», митрополит направил к председателю Петросовета Г.Е. Зиновьеву делегацию священников и мирян, которая в письменном заявлении выразила пожелание, чтобы власти опровергли слухи о «поголовном аресте (или высылке) петроградского духовенства ввиду их контрреволюционности или в качестве заложников».

В тот же день Владыка направил еще одно, уже личное, послание Зиновьеву, в котором призывал не проводить намеченного вскрытия и изъятия из Троицкого собора Лары мощей святого князя Александра Невского. Послания оказали свое воздействие, митрополиту постепенно удалось несколько нормализовать отношения с городскими властями, строго придерживаясь нейтралитета в будущей гражданской войне.

Следует отметить, что спасение от поругания в 1919 г. мощей св. Александра Невского вообще было единственным случаем, когда советские власти вняли в этом вопросе увещеваниям со стороны Церкви. Кампания вскрытия мощей началась осенью 1918 г., и особенно активно занимался ей руководитель VIII («церковного») отдела Наркомата юстиции П.А. Красиков, личное участие в ней принял и В.И. Ленин. 16 февраля 1919г. коллегия Наркомата приняла первое постановление об организованном вскрытии мощей, и уже в феврале-апреле их было 47. В 24 марта и 24 апреля Комиссариат юстиции Союза коммун Северной области дважды просил разрешение президиума Петроградского совета на вскрытие останков св. Александра Невского.

Тогда в разрешении было отказано из-за опасения массового протеста верующих, подобного случившемуся в январе 1918 г. Сыграло свою роль и обращение в апреле 1919 г. Владыки Вениамина к Зиновьеву с письмом, в котором выражались надежды, что «мощи святого благоверного князя Александра Невского не будут потревожены». Вскоре после появления этого обращения в журнале «Революция и церковь» была опубликована статья П. Красикова со злобными выпадами против митрополита и святого князя. Занимавший достаточно крупный пост старый большевик открыто лгал, утверждая, что никаких останков князя не сохранилось, и призывал вскрыть «пустой ящик якобы с мощами Александра Невского». В этой же статье Красиков первым из советских руководителей выдвинул задачу «утилизации огромных серебряных рак».

«Вдохновленный» проведенным вскрытием мощей св. Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой Лавре Красиков и его сторонники в сентябре вновь подняли вопрос о мощах св. князя Александра Невского. Вторично возникшая угроза была предотвращена упоминавшимся письмом митр. Вениамина Зиновьеву от 15 сентября 1919 г. В нем говорилось: «В первых числах текущего сентября на лекции «О коммунизме и религии» члена ВЦИК Красикова и М.В. Галкина была поставлена на голосование резолюция, предлагающая все мощи изъять из церквей и сконцентрировать в особом музее, в частности так поступить и с находящими в Петрограде мощами св. Александра Невского. Слухи об этом весьма взволновали православное население Петрограда… Желая успокоить верующих и выяснить положение вопроса о вскрытии раки благоверного князя, обращаюсь в Вам, гражданин Зиновьев, как стоящему во главе Петроградского правительства, с просьбой от лица многих тысяч верующих, в числе которых не мало рабочих и крестьян, приведенной в начале резолюции не придавать значения и не приводить ее в исполнение и этим дать мне возможность успокоить многие тысячи взволнованных людей».

За пять лет управления в условиях все усиливающихся стеснений Владыка Вениамин сумел организовать жизнь Петроградской епархии на началах, разработанных Поместным Собором 1917-1918 гг., превратить приходы в живые христианские общины, привлечь к церковному служению множество новых людей, в том числе известных представителей интеллигенции. Благодаря умелой дипломатической политике митрополита многие антирелигиозные постановления того времени в Петрограде полностью или частично не проводились в жизнь. 27 апреля 1921 г. президиум губисполкома, рассмотрев обращение Владыки, разрешил проведение 8 мая крестного хода из всех церквей в Александро-Невскую Лавру. А осенью митрополит согласился перенести подобное традиционное шествие в Лавру с 12 на 19 сентября в связи с похоронами погибших финских коммунистов. Это был последний в истории епархии советского времени грандиозный общегородской крестный ход.

Помимо Петроградской митрополиту Вениамину временно пришлось управлять и некоторыми соседними епархиями, в том числе родной Олонецкой. После увольнения 18 июня 1919 г. епископа Олонецкого и Петрозаводского Иоанникия (Дьячкова) на покой митрополит управлял епархией до назначения в конце 1919 г. нового епископа Олонецкого и Петрозаводского Евгения (Мерцалова). 7 мая 1920 г. еп. Евгений скончался, и Владыке Вениамину довелось еще несколько месяцев возглавлять эту епархию. Весной-осенью 1919 г. митрополит временно управлял и той частью Псковской епархии, которая не была занята белогвардейскими войсками.

В конце 1920 г. петроградская паства с любовью отметила 25-летие духовной деятельности Владыки Вениамина, которая вся была направлена на то, «чтобы поддержать и укрепить веру, воодушевить малодушных и утешить унывающих». И это особенно ярко проявилось в последние месяцы жизни митрополита перед его мученической кончиной 13 августа 1922 г.

Из гражданской войны Церковь вышла, несмотря на гонения, в основе своей несокрушенной. Но уже вскоре после окончания боевых действий стали разрабатываться планы кардинального «решения» проблемы существования религиозных организаций в Советской России. Они по-прежнему расценивались как оппозиционная враждебная сила, к тому же располагавшая значительными материальными ценностями, которые предполагалось изъять. Ситуация, значительно облегчившая наступление на Церковь, сложилась вследствие страшного голода в Поволжье. В своем печально известном письме В. Молотову для членов Политбюро от 19 марта 1922 г. В.И. Ленин писал: «…данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову…». На нужды голодающих предполагалось выделить меньшую часть конфискованных богатств Церкви. Постепенно появились и планы произвести раскол, создать более покорную церковную организацию. Уже 21 марта в докладной записке ГПУ в Политбюро откровенно предлагалось путем грубого насильственного вмешательства во внутрицерковную жизнь произвести своеобразный «переворот».

После первых сообщений о голоде в Поволжье Православная Церковь сразу же откликнулась на эти события. Еще в августе 1921 г. она создала епархиальный и всецерковный комитеты для оказания помощи голодающим. Однако решением правительства они были закрыты, а собранные средства реквизированы. Декрет ВЦИК от 23 февраля 1922 г. о немедленной конфискации местными советами всех драгоценных предметов, «изъятие коих не может существенным образом затронуть интересы самого культа», имевший явно антицерковную направленность, был полной неожиданностью для духовенства. На практике стала проводиться линия лишения Церкви наиболее почитаемых верующими святынь. В ответном послании Патриарха Тихона от 28 февраля насильственное изъятие называлось святотатством, общинам возбранялась передача «священных предметов», но при этом они призывались к милосердию и щедрости в сборе других средств.

Владыка Вениамин откликнулся на декрет ВЦИК речью, произнесенной в Лавре, в Прощенное воскресенье 26 февраля после литургии. Владыка указал, что совершается такое печальное для верующих явление, как закрытие некоторых петроградских храмов. Изъятие церковных ценностей может быть произведено некомпетентными лицами, вследствие чего в церкви может не оказаться необходимых предметов для богослужения. «Надо молиться, чтобы таких явлений не случилось».

После появления послания Патриарха митрополит, стараясь прямо не переступать осуждающей воли Первосвятителя, все же стал проводить более компромиссную политику. Выдвинув определенные условия, он пошел на переговоры с городским руководством. По свидетельству близкого к митрополиту протоиерея Михаила Чельцова, в вопросе спасения гибнущих людей для него не существовало колебаний: «В этом отношении он шел дальше Патриарха, не встречая никаких препятствий к отдаче даже освященных сосудов и т.п. – лишь бы исполнить свой христианский и человеческий долг до самого конца». Митрополит Вениамин соглашался уступить ценности, но без насильственного изъятия, которое является святотатством, а как вольную жертву: «Это – Богово, и мы все отдадим сами». В его послании от 5 марта говорилось, что «Православная Церковь следует заветам Христа Спасителя и всегда являлась образцом высокой любви в годину бедствий, вплоть до священных сосудов».

В этот же день в Смольном состоялось совещание с представителями духовенства, на котором присутствовал и митрополит. Он беседовал с членом бюро губкома РКП(б) Н.П. Комаровым, участвовал в заседании Петроградской комиссии Помгола. В результате было достигнуто соглашение, учитывающее ряд требований митрополита Вениамина. Президиум губисполкома санкционировал право комиссии пойти на многие уступки (порой, сильно отступающие от инструкции наркомата юстиции): духовенству предоставлялась возможность присутствовать и самим производить изъятие, участвовать в запечатывании, установлении точного веса ценностей в губфинотделе, переплавке их в слитки; предметы, имеющие для верующих особое значение, могли быть заменены соответствующим металлом по весу и т.д. Состоялась даже предварительная договоренность (вопреки всем законам): для контроля два представителя от петроградских верующих будут сопровождать церковные ценности до места назначении, пока они не превратятся в хлеб. В конце заседания 5 марта митрополит заключил: «Самая главная тяжесть – рознь и вражда. Но будет время – сольются русские люди. Я сам во главе молящихся сниму ризы с Казанской Божией Матери, сладкими слезами оплачу их и отдам». Он благословил членов Помгола, и те с непокрытыми головами провожали его до подъезда. Петроградский Совет первоначально считал, что единственная цель декрета об изъятии – получение в свое распоряжение церковных ценностей – и поэтому держался примирительной политики.

Соглашение, заключенное 5 марта, так и не было реализовано. Оно не отвечало сути государственной церковной политики в тот период. Под воздействием центра был заменен состав Петропомгола. Городские газеты начали кампанию против «князей церкви» (уже давно идущую по стране). Посланцам митрополита Вениамина, явившимся, как было условлено, уточнить детали соглашения, было объявлено, что ни о каких «пожертвованиях», ни о каком участии представителей верующих в органах контроля не может быть и речи, церковные ценности будут изъяты в формальном порядке.

В ответ Владыка написал 12 марта достаточно острое заявление в губисполком. В нем выражалось сомнение в том, что все пожертвованные святыни будут употреблены исключительно на помощь голодающим, говорилось о крайности этой меры и обязательности благословения Патриарха на нее, о необходимости относительной самостоятельности Церкви в данном вопросе. Завершалось послание предупреждением: «Если бы слово мое о предоставлении Церкви права самостоятельной помощи голодающим на изъясненных в сем основаниях услышано не было и представители власти, в нарушение канонов Святой Церкви, приступили бы без согласия ее архипастыря к изъятию ее ценностей, то я вынужден буду обратиться к верующему народу с указанием, что таковой акт мною осуждается как кощунственно-святотатственный, за участие, в котором миряне по канонам Церкви подлежат отлучению от Церкви, а священнослужители – извержению из сана».

Мужественное заявление митрополита вызвало гнев городских властей. 14 марта большой президиум губисполкома постановил: «Обязать комиссию по изъятию церковных ценностей не позже, чем в недельный срок, приступить к изъятию». Ответственным руководителем «операции» был назначен бывший председатель Петроградской ЧК, сторонник жесткой линии И. Бакаев. Положение обострилось инцидентом 15 марта у Казанского собора, где с ведома митрополита при большом стечении народа были оглашены известия о шуйской трагедии и послание Патриарха с предостережением от повторения подобного. Тысячи прихожан открыто возмущались произволом властей. А на следующий день на Сенной площади произошли столкновения членов комиссии по изъятию церковных ценностей с враждебно настроенными верующими. Значительные группы прихожан отличались гораздо большей оппозиционностью, чем священнослужители.

В результате, вечером 15 марта в Москву полетела страшная телеграмма с просьбой санкционировать применение расстрелов: «Реввоенсовет, тов. Троцкому. На Вашу 159 сообщаю: вопрос изъятии церковных ценностей Петрограде последние дни осложнился. Достигнутое было соглашение духовенством предательски сорвано последний момент заявлением митрополита Вениамина, что он призовет верующих воспрепятствовать изъятию. Время, потраченное на переговоры, духовенство использовало для организации противодействия. Попытки Комиссии приступить учету ценностей Казанском и Троицком соборах встретили организованное сопротивление прихожан, составляющих церкви протоколы не сдаче ценностей и недопущении Комиссии работе. Тов. Зиновьев ходом дела знаком и дважды созывал собрание Президиума Губисполкома этому вопросу. Последним заседании Президиума моим участием постановлено изъятие произвести не останавливаясь и перед репрессиями. Всем данным только посредством вооруженной силы удастся произвести изъятие. Прошу немедленно дать директиву – допустимо ли исполнение декрета указанным путем и как поступать дальнейшем…Уполномоченный по Петрограду и Северной области Приворотский». Казалось, еще немного, и в Петрограде прольется кровь.

Однако в Политбюро посчитали, что подходящий момент для крайних действий еще не наступил. 16 марта оно «пришло к заключению, что дело организации изъятия церковных ценностей еще не подготовлено и требует отсрочки…» А 20 марта Политбюро приняло проект соответствующих директив, написанный Троцким, в котором, в частности, говорилось: «15. В Москве… к изъятию приступить не позже 31 марта. 16. Полагаю, что для Петрограда можно было бы установить тот же приблизительно срок по соглашению с т. Зиновьевым, ни в каком случае не форсируя слишком кампанию, и не прибегая к применению силы, пока политически и организационно вся операция не обеспечена целиком».

Ситуация в северной столице вновь изменилась к концу месяца. 24-25 марта в газетах было опубликовано воззвание двенадцати наиболее лояльных по отношению к власти священников, явившееся первым шагом к церковному расколу. Авторы письма резко отмежевались от части духовенства, укоряли его в контрреволюционности, в политической игре на народном голоде. Но даже в этом провокационном воззвании после призыва пойти на «всевозможные жертвы» ради спасения умирающих отмечалось, что «в принципе, на это благословили нас и| Патриарх Тихон, и митрополит Вениамин, и другие архиереи. Верующие охотно придут на помощь государству, если не будет насилия (о чем и заверяют нас представители власти). Верующие отдадут, если надо, даже самые священные сосуды, если государство разрешит, под самым хотя бы своим строгим контролем, им самим кормить голодных, о возможности чего говорили представители власти». Несомненно представители группы двенадцати встречались с руководителями губкома партии, начавшими поддерживать их, и стали связующим звеном возобновления переговоров с митрополитом Вениамином. Не могло не учитываться и настроение значительных слоев трудящихся. Так, например, две трети рабочих Ижорского завода на своем собрании проголосовали за добровольную помощь Церкви голодающим. В свою очередь, митрополит понимал, что прямая конфронтация способна привести к самым тяжелым последствиям. Конечно, городские власти не могли разрешить самостоятельную помощь Церкви голодающим, но в ходе переговоров все же вновь пошли на ряд уступок, хотя и менее существенных, чем в начале марта.

6 апреля в Смольном состоялось заседание Петропомгола с участием протоиереев, будущих лидеров «обновленчества», а тогда полномочных представителей митрополита В. Введенского и А. Боярского. На заседании была единогласно принята резолюция, содержащая многочисленные компромиссные пункты: «1. Допустить представителя верующих к участию в изъятии и учете церковных ценностей, упаковки их для отправки в госхран для ЦК Помгола. 2. Считать необходимым установить гласную отчетность о движении ценностей. 3. Допустить представителей верующих к участию в делегациях, сопровождающих предметы довольствия голодных» и т.д. Эти условия входили в силу с момента обращения митрополита с особым воззванием к верующим об исполнении декрета ВЦИК. Правда, впоследствии, как оказалось, некоторые пункты соглашения власти так и не выполнили.10 апреля митрополит обратился с воззванием «К петроградской православной пастве», опубликованным в печати: «…если гражданская власть, ввиду огромных размеров народного бедствия, сочтет необходимым приступить к изъятию и прочих церковных ценностей, в том числе и святынь, я и тогда убедительно призываю пастырей и паству отнестись по-христиански… Со стороны верующих совершенно недопустимо проявление насилия в той или другой форме… При изъятии церковных ценностей, как и во всяком церковном деле, не может иметь место проявление каких-либо политических тенденций. Церковь по существу своему вне политики и должна быть чужда ей. «Царство Мое не от мира сего», – заявил Спаситель Пилату. Этим курсом, вне политики, я вел корабль петроградской Церкви и веду, и идти им настойчиво приглашаю всех пастырей. Всякого рода политические волнения, могущие возникнуть около храмов по поводу изъятия ценностей, как было, например, около храма на Сенной, никакого отношения к Церкви не имеют, тем более к духовенству…Вместилища святых мощей, всенародно чтимые, и местного происхождения святыни остаются неприкосновенными, с их украшениями при внесении соответствующего выкупа…»

Воззвание было согласовано митр. Вениамином с Патриархом, который направил аналогичное послание председателю ВЦИК М.И. Калинину, но оно так и не было опубликовано. Петроградский митрополит сделал все возможное, чтобы предотвратить столкновения при изъятии ценностей. И в городе не произошло таких кровавых событий, как, например, в Шуе или Смоленске. За два месяца случилось всего 13 инцидентов, причем только один случай был по-настоящему серьезным – начальнику районного отделения милиции выбили 18 зубов. Инициаторами же столкновений, как правило, являлись не священники. Так, в редакционной статье «Петроградской правды» отмечалось: «Изъятие церковных ценностей в пользу голодающих проходит в Петрограде при исключительно спокойной обстановке. Население и духовенство – в особенности рядовое – в вопросе помощи голодающим определенно стали на сторону мероприятий Советской власти. Высшее духовенство во главе с митрополитом Вениамином (несомненно под давлением низшего духовенства) также вынуждено было уступить и даже заключило соглашение с Помголом и послало в комиссию по изъятию ценностей своих представителей». В официальном донесении начальника петроградской милиции также констатировалось блестящее проведение кампании (составлялось оно, когда возбуждение судебного дела против митрополита еще не предвиделось).

Во многих районах страны исполнение декрета ВЦИК прошло далеко не так безболезненно, как в Петрограде. В целом в России имели место более тысячи кровавых эксцессов, в основном спровоцированных грубо насильственными действиями комиссий по изъятию. Это использовали для разгрома руководства Церкви, без чего провести «церковную революцию» было невозможно. Особенно широкая кампания антицерковной пропаганды и террора развернулась с конца апреля. К этому времени относятся первые, пока еще немногочисленные, аресты и в Петрограде.

Для подрыва авторитета Церкви в городе на Неве было решено использовать и такой, казавшийся беспроигрышным властям метод, как вскрытие мощей св. Александра Невского, действительное состояние которых было хорошо известно петроградскому руководству. На заседании президиума исполкома Петросовета 8 мая 1922 г. было принято решение произвести вскрытие мощей во время изъятия серебряной раки Александра Невского. Организация вскрытия, намеченного на 12 часов 12 мая поручалась председателю губернской комиссии по изъятию церковных ценностей, в помощь которому от губисполкома назначались ответственные исполнители. В обстановке разворачивающегося террора митрополит уже не смог воспрепятствовать этому.

«Хотя за красным Петроградом установилась прочная репутация самого революционного во всем мире города, – писал газетный репортер, – но есть одна область, в которой он сильно отстал от многих других городов Советской Республики. Как известно, вскрытие мощей уже два года назад было произведено по всей России, в Петрограде же к этому приступили только вчера». Акции сопутствовала широкая разоблачительная кампания. На вскрытии присутствовали несколько сот представителей от воинских частей, предприятий и, в значительной степени, от райкомов и укомов РКП(б), причем все они регистрировались по специальным удостоверениям в Смольном и получали мандаты на присутствие. Газеты тех дней пестрели статьями: «Вскрыты мощи Александра Невского – раскрыт новый обман спекулянтов в позолоченных ризах»; «Еще один дурман обмана трудового народа рассеян в Петрограде…» и т.д.

Митрополит и лаврское духовенство вынуждены были наблюдать за этой акцией. Вот как описывал репортер «Петроградской правды» результаты вскрытия: «На дне гроба лежит лиловый атласный покров, в изголовье новенькая подушка из оранжевого атласа, а посередине небольшая шкатулка из светлого дерева, как бы накануне от мастера. Открывают шкатулку, под крышкой оказывается застекленная рамка, затем вынимают оттуда кусок какой-то материи, затем истлевшие остатки от схимы великого князя, а на самом дне бурые истлевшие кости…» Серебряный саркофаг князя был изъят и по частям на грузовиках перевезен в Эрмитаж. Сами мощи духовенство во главе с митрополитом Вениамином тогда все же отстояли – ящичек с ними после осмотра был снова запечатан и, вопреки циркуляру Наркомата юстиции, помещен на хранение в алтаре собора Александро-Невской Лавры. Часть изъятого церковного серебра обратили в лом, в том числе барельефную облицовку стены. Бесследно исчез, вероятно также превращенный в лом, малый или внутренний серебряный саркофаг.

Подводя итоги кампании по изъятию церковных ценностей, следует отметить, что надежды руководителей РКП(б) на легкое обогащение не оправдались и в малой степени. Все расчеты относительно сотен миллионов или даже миллиардов золотых рублей, о которых писал Ленин, оказались мифом. Несмотря на непрерывное подстёгивание местных властей Троцким, лично заинтересованным в этой акции, так как определенная часть добытых сумм должна была пойти на нужды возглавляемой им Красной Армии, во многих регионах операции проводились очень неохотно. Всего же, согласно ведомости ЦК Последгола от 1 ноября 1922 г., оказалось собрано, помимо 964 антикварных вещей, церковных драгоценностей на 4651 тыс. золотых рублей. Причем из них более четверти осталось на местах, губернские власти также желали иметь «на черный день» свой резервный фонд. Таким образом, в центр поступило лишь около 3,5 млн. золотых рублей, из которых на нужды голодающих, судя по всему, пошла меньшая часть.

Но если первая цель антицерковной кампании в значительной степени достигнута не была, то вторая первоначально увенчалась большим успехом. 12 мая, в день вскрытия останков св. Александра Невского, началась «революция» в Церкви, породившая ее раскол, смуту среди духовенства и верующих. По свидетельству «отца» обновленчества А. Введенского, к расколу были непосредственно причастны Г.Е. Зиновьев и уполномоченный ГПУ по делам религий Е.А. Тучков. Сохранилось много доказательств активного вмешательства государства во внутрицерковные дела.

Организационным центром обновленчества в стране стала петроградская группа так называемого прогрессивного духовенства. 8 мая ее представители приехали в Москву и четыре дня вели интенсивные переговоры с ГПУ. 12 мая эта группа (А. Введенский, В. Красницкий, Е. Белков, С. Стадник), была пропущена к содержавшемуся под домашним арестом Патриарху на Троицкое подворье. Заявляя о необходимости немедленного созыва нового Поместного Собора для устройства церковных дел, на что получено разрешение гражданской администрации, они поставили перед Первосвятителем вопрос о его отказе от патриаршей власти. Не имея возможности, ввиду ареста, исполнять свои обязанности, Патриарх, в соответствии с соборным постановлением от 25 января 1918 г., передал их одному из старейших иерархов и официально сообщил об этом в письме на имя Председателя ВЦИК М.И. Калинина: «Ввиду крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить временно до созыва Собора во главе церковного управления или Ярославского митрополита Агафангела (Преображенского), или Петроградского Вениамина (Казанского)». На следующий день Патриарх Тихон написал митрополиту Агафангелу о необходимости ему без промедления прибыть в Москву и возглавить церковное управление. Но Ярославский Владыка в столицу так и не приехал. После беседы с ним Красницкого, которому митр. Агафангел заявил о категорическом отказе присоединиться к обновленцам, его в Москву не пустили и впоследствии взяли под стражу.

18 мая указанная группа священников была еще раз пропущена к Первосвятителю и передала ему прошение о разрешении на открытие и функционирование Патриаршей канцелярии. В своей резолюции Патриарх разрешил создание канцелярии во главе с еп. Клинским Иннокентием, а до его прибытия – во главе с еп. Верненским Леонидом, которым поручил принять, а затем передать митр. Агафангелу синодские и патриаршие дела. Фактически функционирование канцелярии было разрешено лишь до приезда Ярославского митрополита, но обновленцы превратили указанный документ в акт передачи им церковной власти от законного источника. Эту версию неоднократно разоблачал сам Патриарх Тихон. 19 мая Первосвятителя вывезли из Троицкого подворья и заключили в Донской монастырь под домашний арест. В тот же день состоялся переезд в подворье, и началось функционирование обновленческого ВЦУ.

Но еще оставались влиятельные представители духовенства, мешавшие переходу власти к обновленцам, и, прежде всего, Петроградский митрополит, сохранивший верность Патриарху, даже отстраненному от управления. Владыка Вениамин мог проявить величайшую уступчивость, пока речь шла только о церковных ценностях. Цель изъятия, а также опасность, угрожавшая верующим, оправдывали такую линию поведения, Теперь же опасность нависла над самими основами Православной Церкви. В расчете склонить на свою сторону одного из двух названных Патриархом возможных его заместителей, члены ВЦУ попытались войти с Владыкой в переговоры. В Петроград лично отправился Введенский. Однако митр. Вениамин, фактически являвшийся после устранения от управления митр. Агафангела носителем верховной церковной власти, твердо заявил ему: «Нет! На это я не пойду!» Владыка отказался признать удостоверение Введенского, что он, согласно резолюции Патриарха Тихона, является полномочным членом Высшего Церковного Управления, ввиду отсутствия подписи Первосвятителя.

28 мая в торжественной обстановке в день Св. Духа в Николо-Богоявленском соборе, за Божественной литургией, которую митрополит Вениамин совершал в сослужении с викариями Алексием Ямбургским и Венедиктом Кронштадтским при участии многочисленного духовенства, Владыка сказал слово и зачитал послание к петроградской православной пастве: «По учению церкви, епархия, почему-либо лишенная возможности получать распоряжения от своего патриарха, управляется своим епископом… Епископом Петроградским является митрополит Петроградский. Послушаясь ему, в единении с ним – и вы будете в Церкви. К великому прискорбию, в Петроградской церкви это единение нарушено. Петроградские священники: протоиерей Александр Введенский, священник Владимир Красницкий и священник Евгений Белков – без воли своего митрополита, отправившись в Москву, приняли там на себя высшее управление церковью. И один из них, протоиерей А. Введенский, по возвращении из Москвы объявляет об этом всем, не предъявляя на это надлежащего удостоверения Святейшего Патриарха. Этим самым, по церковным правилам…они ставят себя в положение отпавших от общения со св. церковью, доколе не принесут покаяния перед своим епископом. Таковому отлучению от церкви надлежат и все присоединяющиеся к ним».

В ответ ВЦУ уволило митр. Вениамина с его поста и обвинило его в желании «продолжать и впредь вовлечение церкви в политическую контрреволюционную борьбу». В газетах прямо стали писать о бывшем митрополите как о „враге народа»: «Святейшая контрреволюция еще раз показала свое лицо…»; «Митрополит Вениамин, бросая вызов лояльной части духовенства, мало того, что раздувает костер гражданской войны внутри церкви, он через голову ее бросает вызов и Советской власти…» и т.д. Затем была предпринята попытка еще раз путем угроз и компромиссов склонить митрополита к сотрудничеству с обновленцами. Влияние Вениамина на верующих было очень велико, и его послание произвело на них огромное впечатление, сразу же подорвало авторитет обновленцев и угрожало в зародыше раздавить новую «революционную церковь». Вновь к митрополиту явился Введенский в сопровождении ответственного за «церковные дела» в губкоме РКП(б) И. Бакаева. Они предъявили ультиматум: отмена послания от 28 мая или создание против него и ряда священнослужителей судебного процесса, в результате которого погибнут и Вениамин, и наиболее близкие ему лица. Митрополит ответил немедленным и категорическим отказом. Он ясно понимал, что теперь обречен, но сойти с избранного пути не мог и не желал.

На заседании бюро губкома РКП(б) от 30 мая было решено: «Процесс о попах, противодействовавших изъятию церковных ценностей, начать -7-8/VI… В целях изоляции, признать целесообразным арест Вениамина…» А через день в Петроградский губотдел ГПУ пришла и срочная телеграмма из Москвы: «Митрополита Вениамина арестовать и привлечь к суду. Подобрать на него обвинительный материал. Арестовать его ближайших помощников – реакционеров и сотрудников канцелярии, произведя в последней тщательный обыск. Вениамин Высшим Церковным Управлением отрешается от сана и должности. О результатах операции немедленно сообщите. 1 июня 1922 года. Начсоперупр ГПУ Менжинский».

Владыка был арестован еще 31 мая. В этот день утром он гулял на Никольском кладбище Лавры. Митрополит стоял у могилы блаженного Митрофана, когда прибежавший келейник сказал, что приехали агенты ГПУ. Перекрестившись Владыка направился в канцелярию, где уже шел обыск. При нем присутствовал Введенский, явившийся принимать канцелярию как представитель ВЦУ. Согласно сохранившимся свидетельствам: «Завидев митрополита, он (Введенский) подошел к нему под благословение. «Отец Александр, мы же с Вами не в Гефсиманском саду», – спокойно и вежливо сказал Владыка, не давая своему бывшему любимцу благословения, а затем с тем же спокойствием выслушал объявление о своем аресте».

Срочно стал готовиться грандиозный судебный процесс над священнослужителями. Обвинялся митрополит Вениамин и другие священники и миряне в том, «что первый, состоя главой православной церкви в Петроградской губернии, а последние – членами правления общества церковных приходов, добивались изменения декрета об изъятии церковных ценностей, для чего использовали свою организацию, действуя тем самым… в целях возбуждения религиозного населения к волнениям, в явный ущерб диктатуры рабочего класса и пролетарской революции, чем содействовали той части международной буржуазии, которая стремится к свержению власти рабоче-крестьянского правительства, предусмотренных статьями 62 и 119 уголовного кодекса».

Сразу же после ареста митрополита Вениамина петроградское духовенство попыталось спасти своего Владыку. 6 июня в губисполком было направлено коллективное ходатайство об его освобождении: «На состоявшемся с разрешения отдела управления Пастырском собрании духовенства г. Петрограда 5-го июня сего года, в коем приняло участие свыше 150 чел. духовенства, по заслушанию доклада протоиерея Введенского и др. о положении Церкви в настоящее время вообще и в частности в Петроградской епархии состоялись и приняты единогласно следующие резолюции: 1. (3-я резолюция) Просить Советскую власть об освобождении на поруки всего духовенства г. Петрограда – митрополита Вениамина как совершенно непричастного, по нашему глубокому убеждению, к контрреволюционным выступлениям и действиям каких-либо политических партий; и 2. (5-я резолюция) Засвидетельствовать перед Советскою властию абсолютную аполитичность православного духовенства г. Петрограда и, в частности, полную непричастность его к резолюциям политического характера, вынесенным на Карловацком Церковном Соборе, и к деятельности тех или других политических партий и организаций. Ввиду сего, считаю своим долгом ходатайствовать пред Петрогубисполкомом об освобождении митрополита Петроградского Вениамина (Казанского) на поруки тех представителей духовенства, которые будут указаны гражданскою властию в случае принципиального согласия ее на удовлетворение изложенной просьбы. Временно управляющий Петроградской епархией епископ Ямбургский Алексий».

Однако последовал отказ. Верующие также пытались защитить митрополита Вениамина. В Петрограде состоялось несколько демонстраций протеста, но их разогнали силой. Дело митрополита Вениамина было создано из существовавших к тому времени нескольких отдельных производств, возникших по поводу отдельных эпизодов, имевших место при изъятии ценностей в различных петроградских церквах и в различное время. При появлении надобности в организации процесса эти производства соединили в одно целое и все события, в них изложенные, объявили результатом злонамеренного подстрекательства со стороны «преступного сообщества» во главе с митрополитом. 10 июня в помещении зала Государственной филармонии на Михайловской ул., д.2, начался судебный процесс. Возглавлял суд председатель уголовного отделения Петроградского трибунала Н.И. Яковченко, главным обвинителем являлся специально приехавший из Москвы П.А. Красиков. Подсудимых было 86 человек, в том числе профессора богословия, священники, миряне. Непредвзятому наблюдателю могло показаться, что весь процесс – сплошное недоразумение, ведь изъятие ценностей в Петрограде, в целом, прошло довольно спокойно. Однако даже его организаторы давали ясно понять, что официальное обвинение лишь повод. Так, еще 1 июня начальник следственной части трибунала Крастин заявил: «С бесспорной точностью установлено, что в течение 4 лет, под маской церковно-приходских организаций, действовала чистой воды черносотенная клика. Схема всей постановки дела в этих организациях была такова: во главе конституционный монарх – митрополит Вениамин…». А Красиков на суде однажды воскликнул: «Вся православная церковь – контрреволюционная организация. Собственно, следовало бы посадить в тюрьму всю церковь!»

Защищали подсудимых 16 адвокатов, но положение их было уже сильно стесненным. Так, главу защитников В.М. Бобрищева-Пушкина трибунал угрожал самого посадить. Довольно активно действовал адвокат митрополита Я.С. Гурович, присланный из Швейцарии от Красного Креста и написавший позднее интересные воспоминания о процессе. Суд уже приобретал характер произвола. Были выслушаны только свидетели обвинения, правда, некоторые из них не оправдали ожиданий. Так, например, профессора Н. Егорова трибунал постановил самого заключить под стражу за высказывания в пользу митрополита. Введенский выступить на суде не смог, так как был ранен в голову камнем, брошенным верующей женщиной.

Допрос самого митрополита происходил 12 и 13 июня. Прежде всего, от него неоднократно добивались указаний – кто, в действительности, был вдохновителем или редактором его заявлений и воззваний. Достаточно прозрачно внушалось, что назови митрополит Вениамин таких «редакторов» или даже отрекись только от содержания своих заявлений – и он будет спасен. Вероятно, организаторы процесса не стремились во что бы то ни стало убить его. Наоборот, митрополит, раскаявшийся, приведенный к повиновению, морально развенчанный и «милостиво» пощаженный, – такой результат был бы гораздо выгоднее и для них, и для дела «Живой Церкви». Но митрополит Вениамин твердо и неизменно отвечал: «Я один, совершенно самостоятельно обдумал, написал и отправил свои заявления. Да, впрочем, я и не потерпел бы ничьего вмешательства в решение таких вопросов, которые подлежали исключительно моему ведению как архипастыря». После этого смертный приговор Владыке был предрешен.

В своей защитной речи Гурович отмечал: «Митрополит совсем не великолепный «князь церкви», каким его усиленно желает изобразить обвинение. Он смиренный, простой, кроткий пастырь верующих душ, но именно в этой его простоте и скромности – его огромная моральная сила, его неотразимое обаяние. Пред нравственной красотой этой ясной души не могут не преклоняться даже его враги. Допрос его трибуналом у всех в памяти. Ни для кого не секрет, что, в сущности, в тяжелые часы этого допроса дальнейшая участь митрополита зависела от него самого. Стоило ему чуть-чуть поддаться соблазну, признать хоть немного из того, что так жаждало установить обвинение, и митрополит был бы спасен. Он не пошел на это. Спокойно, без вызова, без рисовки ои отказался от такого спасения. Многие ли из здесь присутствующих – я говорю, конечно, и о людях, на него нападающих, – способны на такой подвиг? Вы можете уничтожить митрополита, но не в ваших силах отказать ему в мужестве и высоком благородстве мысли и поступков».

Особенно сильно прозвучало заключительное выступление защитника: «Доказательств виновности нет, фактов нет, нет и обвинения… Что скажет история? Изъятие церковных ценностей в Петрограде прошло с полным спокойствием, но петроградское духовенство – на скамье подсудимых, и чьи-то руки подталкивают их к смерти. Основной принцип, подчеркиваемый вами, – польза Советской власти. Но не забывайте, что на крови мучеников растет Церковь. Больше нечего сказать, но и трудно расстаться со словом. Пока длятся прения – подсудимые живы. Кончатся прения – кончится жизнь…»

В своем последнем слове все основные обвиняемые заявили, что перед рабоче-крестьянской властью они ни в чем не повинны. Митрополит же начал выступление словами: «Я верный сын своего народа. Я люблю, и всегда любил его. Я жизнь ему свою отдал, и я счастлив, что народ – вернее, простой народ – платил мне тою же любовью, и он же поставил меня на то место, которое я занимаю в православной Церкви.» Это было почти все, что митрополит Вениамин сказал о себе в последнем слове. Остальное время своей речи он посвятил исключительно защите других подсудимых. Одно из утверждений представлялось ему не доказанным, и митрополит заметил: «Думаю, что в этом отношении вы мне поверите без доказательств. Ведь я, по всей вероятности, говорю сейчас публично в последний раз в своей жизни; человеку же, находящемуся в таком положении, принято верить на слово». По свидетельству очевидцев, зал замер: «Всем была ясна огромная нравственная мощь этого человека, который в такую минуту, забывая о себе, думает только о несчастье других и стремится им помочь».

5 июля трибунал вынес свой приговор: 10 человек – к расстрелу, большую часть – к тюремному заключению, случайные подсудимые (22 чел.) были оправданы. Затем шестерых из приговоренных к смертной казни помиловал ВЦИК, а четверо (митрополит Вениамин, архимандрит Сергий (Шеин) – секретарь Поместного Собора в 1917-1918гг., председатель правления Общества православных приходов Ю.П. Новицкий и юрисконсульт Александро-Невской Лавры И.М. Ковшаров) были расстреляны в ночь с 12 на 13 августа. 14 августа лицам, явившимся в Дом предварительного заключения с передачами для них, объявили, что заключенные «потребованы и уже отправлены в Москву». Близким к истине являлось сообщение эмигрантской газеты «Русь»: «Опасаясь возбуждения петербургских рабочих масс, вызванного приговором, большевики не решились расстрелять митрополита в Петрограде и распустили слух, что митрополит увезен в Москву, тогда как Владыка и два других православных мученика… были отвезены на ст. Пороховые по Ириновской ж.д. для расстрела. Предварительно все трое были обриты и одеты в лохмотья, чтобы нельзя было узнать, что расстреливают духовенство».

Сохранились свидетельства о последних минутах жизни приговоренных: «Новицкого угнетала мысль, что остается круглой сиротой его единственная 14-летняя дочь, и он плакал, просил передать ей на память прядь своих волос и серебряные часы; Ковшаров издевался над палачами; отец Сергий громко повторял молитву «Прости им, Боже, не ведают ибо, что творят»; митрополит Вениамин тихо молился, крестясь…» Официального сообщения о расстреле так и не появилось.

Место казни и захоронения Владыки и других новомучеников оставалось неизвестным до недавнего времени. И вот, наконец, летом 2002 г. проведенные Научно-информационным центром «Мемориал» раскопки на Ржевском артиллерийском полигоне показали, что расстрелы и погребения казненных в 1920-е годы проводились именно там. Со значительной долей вероятности можно предположить, что мощи священномученика Вениамина покоятся в тех местах.

За несколько дней до расстрела митрополит послал из тюрьмы одному из петроградских благочинных письмо, которое можно рассматривать как завещание святого последующим церковным деятелям: «Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен как всегда. Христос – наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость и силы и дать место благодати Божией. Странны рассуждения некоторых, может быть и выдающихся пастырей, разумею Платонова, – надо хранить живые силы, то есть, ради их поступаться всем. Тогда Христос на что? Не Платоновы, Чепурины, Вениамины и тому подобные спасают Церковь, а Христос. Та точка, на которую они пытаются встать – погибель для Церкви. Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя. Теперь время суда…».

Петербуржцы никогда не забывали своего Владыку. Еще в советское время они установили деревянный крест с его именем на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры и приносили туда цветы, в день смерти ставили свечи в храме за упокой его души. В начале 1990-х гг. вместо первоначального креста был установлен памятник-кенотаф, увенчанный терновым венцом. А 4 апреля 1992 г. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил Петроградского митрополита Вениамина, а также расстрелянных с ним новомучеников к лику святых. Первый храм во имя святителя Вениамина был освещен в сентябре 1992 г. в исправительной колонии № 5 в пос. Металлострой под Санкт-Петербургом.

Доклад 18 октября 2015 г. на конференции в Санкт-Петербурге «Святители Московской Руси »

«…Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре, жизнь или смерть, но что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знамение и скажу: «Слава Тебе, Господи Боже, за все» – эти немногие слова произнес в зале судебного заседания митрополит Вениамин (Казанский).

Начало 20-х годов. В России происходило то, чего несколько лет назад невозможно было себе представить: убийства священников, разорение храмов. Однако на этот раз власти пошли дальше, организовав первый показательный судебный процесс, с привлечением одного из иерархов Русской Православной Церкви не в качестве «свидетеля», как это было в случае с Патриархом Тихоном, а в качестве обвиняемого…

«Строго секретно…»

Владыку Вениамина арестовали 29 мая 1922 г., а 10 июня началось слушание дела, к которому было привлечено еще 86 человек. Что же послужило официальной причиной ареста?

Напомним о контексте тех событий. После окончания гражданской войны, когда в России наступил голод, принявший в некоторых губерниях угрожающие масштабы, большевистский ЦК принял решение воспользоваться этим обстоятельством для нанесения удара в отношении Православной Церкви.

Основанием послужило письмо-директива Ленина от 19 марта 1922 г., обращенное к Молотову и адресованное членам Политбюро с ремаркой: «СТРОГО СЕКРЕТНО», где говорилось об уникальности сложившейся ситуации, позволяющей «оправдать» перед общественным мнением не только изъятие церковных ценностей, но и физическое устранение возможно большего числа священнослужителей:

«Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу разстрелять, тем лучше[.] Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать…».

Вслед за этим и была развернута спланированная кампания преследований в отношении Церкви под предлогом «похода пролетариата на церковные ценности».

«Изъятие ценностей» в Петрограде началось в марте 1922 г. Митрополит Вениамин занял позицию единственно возможную. Являя пример христианской любви и, в то же время, свидетельствуя о мирном духе Церкви, он благословил передачу на нужды бедствующих ценностей, не имеющих богослужебного употребления. Таким образом, Владыка действовал согласно с определением Патриарха Тихона, предлагавшего во избежание кощунства, сохранить у себя святыни, заменив их равнозначным денежным выкупом. – Решение владыки Вениамина и его слова: «Мы все отдадим сами» – не имели ничего общего со слабостью; они отвечали пастырскому долгу.

Однако петроградские чекисты не пожелали прислушаться к голосу митрополита Вениамина, заявив, что ценности будут изъяты в формальном порядке. Мероприятие это имело для них, прежде всего, политический смысл: согласно указаниям ЦК, важно было «нейтрализовать» авторитет Владыки среди верующих.

Народный пастырь

У большевиков были основания опасаться влияния личности митрополита Вениамина. Его хорошо знали десятки, сотни тысяч людей в Петрограде и за его пределами, и знали как человека исключительно скромного и нестяжательного.

Родившийся в семье сельского священника Андреевской волости Каргопольского уезда, Василий Казанский – таково было мирское имя Владыки Вениамина – с детский лет не понаслышке знал о том, что такое нужда и бедность. Спустя годы, будучи уже студентом Санкт-Петербургской Духовной Академии, он стремился к «отверженным», участвуя в делах благотворительности и в деятельности «Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви», направленной в основном на помощь рабочим и беднякам.

Ничего не изменило в его устроении и принятие архиерейского звания. 24 января 1910 г. в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры он был рукоположен в епископа Гдовского, Петербургского викария. Владыку по-прежнему часто видели в самых отдаленных и бедных кварталах столицы, куда он спешил по первому зову, словно обычный приходской священник, в рясе, без знаков епископского сана. Там, в семьях бедных, ему приходилось то крестить ребенка, то напутствовать умирающего. Немало усилий приложил он и к тому, чтобы опустившиеся, всеми презираемые женщины поднялись со «дна» общества, получили возможность исправить жизнь. Его работа в деятельности «Общества Пресвятой Богородицы» способствовала тому, что многие, казалось, безнадежно потерянные души раскаялись в греховной жизни.

Доступность, простота обращения и сердечность епископа Вениамина располагали к нему сердца людей. Он был искренне любим паствой. Люди называли его «наш батюшка». Об отношении к нему можно судить и по обстановке выборов. Когда в 1917 г. правящие архиереи стали избираться на епархиальных съездах клира и мирян, в некоторых епархиях это стало причиной нестроений и разногласий, а в Петрограде все прошло на редкость спокойно: подавляющее большинство голосов было отдано викарному епископу Вениамину. 6 марта он был избран архиепископом Петроградским и Ладожским, а 13 августа при одобрении паствы – назначен митрополитом Петроградским и Гдовским.

Таким образом, для советской власти «угрозу» представляли не действия церкви, а сам архиерей, чьи личные качества не укладывались в образ «классового врага».

Услужливая правда

Поводом же к расправе над Владыкой Вениамином послужило опубликованное 24 марта 1922 г. в «Ленинградской правде» письмо двенадцати лиц – организаторов обновленческого раскола: они обвиняли близких к Святейшему Патриарху Тихону архиереев в сопротивлении изъятию церковных ценностей и контрреволюционном заговоре против советской власти. То есть, дело было представлено так, словно позиция владыки Вениамина противоречит устремлениям «прогрессивной части» верующих, а, между тем, сама политика партии «не имеет антицерковной направленности».

Реальная же ситуация была иной. Митрополит Вениамин, безусловно, не разделял революционного настроя обновленцев. Его политическая позиция в предреволюционные годы определялась необходимостью молиться за законную власть. В период борьбы думских партий он сочувствовал и оказывал поддержку монархическому движению. Летом 1911 совместно с архиепископом Антонием (Храповицким) и епископом Гродненским Михаилом (Ермаковым) – совершил чин закладки Феодоровского собора в память 300-летия царствования Дома Романовых в Петербурге, который строился на добровольные пожертвования и задумывался как храм-памятник патриотам, за Веру, Царя и Отечество живот свой положившим. Однако после октябрьского переворота возможность выражения политических предпочтений была исключена для Митрополита Вениамина необходимостью отстоять независимость Православной Церкви хотя бы в рамках советского декрета об отделении церкви от государства. И дело было как раз в том, что сам закон о разделении духовной и гражданской сфер носил чисто декларативный характер.

Поддерживаемое властями движение обновленчества имело целью вытеснение Православия спекулятивной организацией, сохраняющей лишь видимость церковности, и, по существу, лишенной благодати церковных таинств, не говоря уже о лояльности по отношению к новой власти. А удар в отношении митрополита Вениамина был частью рассчитанной политики уничтожения Русской Православной Церкви. Патриарх Тихон должен был лишиться одного из самых главных своих помощников.

Необоснованность и провокационный характер действий властей в Петрограде осознавалась даже в рабочей среде. Изъятие богослужебных предметов сопровождалось волнениями. В церкви Путиловского завода, например, рабочие не позволили произвести изъятие. В других приходах при появлении советской комиссии ударяли в набат, созывая верующих оказать сопротивление. Симпатии людей были явно на стороне законной церковной власти. Однако в те годы принцип народного волеизъявления использовался большевистским ЦК весьма избирательно…

Выдержанное поведение митрополита Вениамина во время судебного слушания, его удивительное терпение до самой последней минуты, когда в кратком слове он выразил отношение к происходящему, сами по себе служили опровержением клеветы. Обвинительный приговор он принял смиренно, как Крест, соединяющий его со Спасителем.

Допрос митрополита Вениамина

(Из книги “Дело” митрополита Вениамина“ . М.: Студия “ТРИТЭ”-“Российский Архив”, 1991. 95 с. )

Первый и часть второго дня процесса были уделены обычным формальностям.

Много времени заняло чтение обвинительного акта, напечатанного на 70 с лишним страницах.

Между прочим, было заслушано письменное заявление протоиерея Введенского о том, что он по болезни лишен в течение нескольких дней возможности присутствовать на процессе.

На поочередном допросе о виновности все подсудимые заявляют:

– Нет, не виновен.

Лишь благочинный девятого округа протоиерей М. Ф. Союзов признал себя виновным в частичном распространении воззвания митрополита, а бывший красноармеец Семенов – в сопротивлении при аресте.

Подсудимая Савельева покорно заявляет:

– На ваше усмотрение.

Судебное следствие начинается с допроса бывшего митрополита Вениамина.

– Подсудимый гражданин Казанский, – вызывает его председатель.

В зале сильное движение.

Бывший митрополит Вениамин поднимается со своего места и размеренным шагом, не спеша, опираясь одной рукой на посох, а другую приложив к груди; выходит на средину зала. На лице его нет признаков ни волнения, ни смущения. Чувствуется привычка двигаться и говорить под устремленными на него глазами масс. Он скуп в движениях, скуп в словах, не говорит ничего лишнего, отвечает по существу. И только иногда, в силу большой разницы во взглядах на содержание определенных понятий, в силу разницы психологии, в силу той пропасти, которая отделяет представителя монашествующего духовенства от мирянина, к тому же антирелигиозного, в его ответах чувствуется как будто уклончивость, а они не удовлетворяют допрашивающих, создается взаимное непонимание.

Председательствующий одним из первых задает вопрос:

– Как вы относитесь к Советской власти?

– Мое отношение к ней – отношение к власти. Все ее распоряжения и все декреты по мере своего разумения исполняю и принимаю к руководству.

– Ну да, это так. Но признаете ли вы её?

– Признаю, как и всякую гражданскую власть.

Митрополит подробно рассказывает историю возникновения писем в связи с изданием декрета и желанием безболезненного проведения его в жизнь. Вопрос об изъятии для церкви и ее верующих – большой вопрос, к разрешению которого нужно было подходить особенно осторожно, особенно если принять во внимание психологию масс молящихся. Эти письма являлись результатом осторожного подхода к данному вопросу.

–Вы их как писали,- посоветовавшись с кем-нибудь или самостоятельно?

– Я писал их сам. Я сам решил, что их нужно послать.

– А в Правлении православных приходов эти письма не подвергались обсуждению?

– Нет. Составлял я их самостоятельно.

– Ну, а затем, после того как они были посланы, вы сообщили их Правлению?

– Да, я довел их до сведения Правления.

– Правление их обсуждало?

– Нет, просто приняло к сведению.

– Зачем же вы сообщили о них, и вообще, зачем вы бывали в Правлении?

– Я находил возможным сообщать Правлению о своих переговорах со Смольным, хотел знать мнение членов Правления, но мои шаги в этом случае не являлись предметом обсуждения.

– А ваши мнения являлись обязательными для всех членов церкви?

Подсудимый не понимает вопроса.

– Рассматриваются ли ваши мнения, хотя бы высказанные в этих письмах, как обязательные к руководству и исполнению, и вообще, все ли ваши предписания должны были исполняться?

– В области административной, как распоряжение по митрополии, мои предписания обязательны к исполнению. Письма же не являлись предписаниями.

– А ваши канонические взгляды?

– Поскольку они опираются на каноны, обязательные для всех верующих сынов православной церкви.

– А в случаях разногласий?

– Мои мнения как главы Петроградской церкви являлись авторитетными. Но бесспорными являлись лишь административные предписания.

К этому вопросу неоднократно возвращались при допросе как представители общественного обвинения, так и защиты.

– Каким образом распространялись ваши письма?

– Я не могу сказать. Я их не рассылал по митрополии.

– Тем не менее они получили широкое распространение.

– Не знаю. Знаю, что одно письмо было оглашено на лекции священником Забировским, и слыхал, что на оглашение этого письма он получил словесное разрешение при переговорах в Смольном.

При дальнейшем допросе много времени уделяется вопросу об отношении к деятельности зарубежного духовенства.

В этой части допроса митрополит неоднократно заявляет о своей слабой осведомленности.

– Но ведь все это вас как главу церкви должно было интересовать? – удивляется обвинение.

– О Карловацком соборе ведь слышали?

– Да. Мне передавали о нем частным образом.

– Почему же такая неосведомленность? Ведь вы так недавно были администратором заграничных церквей.

– Формально был. Но затем связь с заграничными церквами была утрачена.

– Кто теперь заступает ваше место?

– Моим правопреемником является архиепископ Евлогий.

– Каким образом состоялось замещение?

– Я получил об этом извещение в порядке управления церковью. Подробностей не знаю.

– Политическая физиономия Евлогия вам известна?

– Лично меня вопросы политики не интересуют.

Упорному анализу подвергалась криминальная фраза в письме о том, что насильственное изъятие является актом кощунственно-святотатственным. Обвинители Красиков и Драницын не раз сводили допрос на каноническую почву, и тогда допрос принимал характер богословского диспута; на эту плоскость митрополит Вениамин становился с видимой неохотой и воздерживался от пространных суждений, несмотря на то, что и защита иногда становилась на этот путь.

Обвинение, видимо, осталось не удовлетворенным теми ответами, которые давал подсудимый, о примирении тех противоречий, которые иногда могут быть между велениями гражданской власти и власти церковкой, между требованиями закона и требованиями религии. На этой почве произошел инцидент. Обвинитель Смирнов по поводу занимаемой в этом вопросе позиции подсудимым выразился:

– Митрополит сидит между двух стульев.

Защита выразила протест против таких заявлений. Затем часть защиты протестовала против расширения рамок процесса введением богословских мотивов.

Со своей стороны, представитель обвинения Крастин выразил протест против метода допроса защиты, благодаря которому вместо вопросов и ответов ведется рассказ, и подсудимому, таким образом, подсказывается благоприятный для него ответ.

В вопросе об отношении к прогрессивному духовенству, письму 12 священников и к организации высшего церковного управления митрополит становится на формальную точку зрения. Письмо 12-ти являлось самочинным выступлением части духовенства, и в Правлении православных приходов оно вызвало недоброжелательное отношение потому, что этим письмом 12 священников отмежевывались от всего духовенства, выставляя тем самым остальных в неблагоприятном освещении; что же касается привлечения протоиерея Введенского к высшему церковному управлению, то оно состоялось без соблюдения целого ряда формальностей, и действия протоиерея можно было рассматривать как самочинные. «Отлучения» Введенского от Церкви так, как это понимает обвинение, не было. Было сделано лишь предупреждение с угрозой отлучения.

Интересовалось обвинение отношением митрополита к той части духовенства, которое покинуло Советскую Россию в момент отступления Юденича.

Митрополит в этом вопросе также стал на формальную сторону. Он получил известие, что часть духовенства оставила свои приходы, а потому было дано распоряжение о том, чтобы эти приходы считать вакантными и на пустующие места назначить заместителей.

Митрополит Вениамин в зале суда

Допрос митрополита длился в течение полутора дней – 11 и 12 июня. Виновным он себя не признал. Все подсудимые первой группы заявляли, что к декрету об изъятии ценностей и к самой Советской власти относятся лояльно, что в деятельности Правления не было ничего такого, что могло бы послужить к его обвинению. Переговоры со Смольным велись в порядке добровольного соглашения в целях наиболее безболезненного проведения декрета.

“Поражение” Церкви

…5 июля трибунал объявил приговор, а в ночь с 12 на 13 августа того же года митрополит Вениамин и вместе с ним архимандрит Сергий (Шеин), миряне Юрий Новицкий и Иван Ковшаров были расстреляны на окраине Петрограда.

Организованные процессы над священнослужителями, воспринимавшиеся многими современниками как «поражение» Церкви, принесли всходы спустя десятилетия, когда в России появилось новое поколение, воспитанное вне церковной традиции, в условиях запретов со стороны богоборческого государства, но повзрослевшее быстро, благодаря сотням и тысячам примеров свидетельства. Судьбы новомучеников задолго до их прославления для многих людей стали своего рода откровением, моментом, определившим выбор в пользу веры.

«…Я с теми лишь, кого безбожно гнали.

Они меня бессмертием наставляли.

Они – отцы мои.

Я им навеки сын…»

Ставшие известными в наши дни строки стихов Игоря Рослякова, будущего оптинского , подтверждают силу известного высказывания о том, что «кровь мучеников – это семя Церкви». Упавшее в землю, оно приносит плод сторицей.

Вениамин (Казанский) Митрополит Петроградский и Гдовский, был «потомственным» священнослужителем. Он родился в 1873 году в селе Нименский Погост Каргопольского уезда в семье священника. Мальчика нарекли Василием.

Священномученик Вениамин Казанский начало пути

С раннего детства будущий священномученик Вениамин Казанский интересовался всем, что было связано с деятельностью его отца, а выучившись грамоте, буквально зачитывался житиями святых. Лишь об одном жалел Вася: что в современном ему мире возможности пострадать за веру нет. Разве мог он знать, что именно это ему и предстоит?

Василий пошел по стопам отца. Закончил сначала Петрозаводскую духовную семинарию, а затем — Духовную академию в Санкт-Петербурге. Еще будучи студентом, он начал пробовать себя в роли проповедника — вступил в «Общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви» и проводил беседы среди рабочих.

Становление Вениамина Казанского

В 22 года молодой человек принял монашеский постриг с именем Вениамин, а после окончания учебы отправился преподавателем Священного Писания в Рижскую духовную семинарию. Через год Вениамина назначили инспектором семинарии сначала в Холм, а спустя три года — в Санкт-Петербург.

Прошло еще восемь лет — ив 1909 году в архимандрит Вениамин был возведен в сан епископа Гдовского, викария Санкт-Петербургской епархии.

Между прочим, чин наречения совершили митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) и митрополит Московский Владимир (Богоявленский), а также архиепископ Ярославский Тихон (Беллавин), будущий Патриарх.

С детства мечтавший о монашеских подвигах Вениамин воспринял новое назначение как еще одну возможность доносить до людей Слово Божие. Много времени он проводил в беднейших городских кварталах — в простой рясе ходил по домам бедняков, крестил младенцев, напутствовал умирающих, стремился привести к раскаянию грешников, в том числе падших женщин и алкоголиков. Он был прост в общении, говорил тихим, проникновенным голосом, всегда с легкой улыбкой. И паства невероятно любила его, называя ласково «наш батюшка Вениамин».

Митрополит Вениамин Казанский после революции

А потом настал 1917 год. Демократизация, в которую как в омут нырнула Россия, коснулась и Церкви — было принято решение избирать архиереев на епархиальных съездах. Часто там разгорались нешуточные баталии, однако в Петрограде все прошло спокойно — подавляющее большинство оказалось за владыку Вениамина. В августе он был возведен в сан митрополита Петроградского и Гдовского. Сказанные архипастырем после его избрания слова звучат актуально и сегодня:

«Я стою за свободную Церковь, — заявил он. — Она должна быть чужда политики, ибо в прошлом много от нее пострадала... Самая главная задача сейчас — это устроить и наладить нашу приходскую жизнь».

Увы, эту задачу решить не удалось. Вскоре к власти пришли большевики, и появился декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» — на местах его восприняли как знак к массовому закрытию храмов и монастырей, вандализму, мародерству и разграблению церковных святынь.

Дальше — больше. Разруха и голод 1921 года, изъятие церковных ценностей. Многие священники сопротивлялись этому, но митрополит Вениамин рассудил, что в сложившейся обстановке — это необходимый шаг. «Мы все отдадим сами», — говорил он. Но власти либо не поверили владыке, либо не пожелали слушать его. Началась насильственная конфискация, местами провоцировавшая беспорядки. Масла в огонь подливали и раскольники XX века — обновленцы. В открытых письмах, которые они публиковали в газетах, верные Патриарху Тихону священнослужители клеймились как организаторы и участники контрреволюционного заговора.

Митрополита Вениамина арестовали в конце мая 1922 года, а уже в начале июня начались судебные слушания. Вместе с архиереем по делу проходили около 90 человек. Во время суда владыка сохранял присущие ему добродушие и спокойствие.

На одном из заседаний он обратился к трибуналу с такими словами:

«Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре, жизнь или смерть, но что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знамение и скажу: „Слава Тебе, Господи Боже, за все“».

Расстрел Митрополита

Митрополита приговорили к высшей мере наказания. В ночь на 13 августа 1922 года он был расстрелян на окраине Петрограда вместе с архимандритом Сергием (Шеиным), а также мирянами Юрием Новицким, возглавлявшим Общество объединенных петроградских приходов, и Иваном Ковшаровым — юрисконсультом Александро-Невской Лавры. Перед тем как исполнить приговор, осужденных обрили и одели в лохмотья — чтобы их нельзя было узнать.

В память о них на братском участке Никольского кладбища Александро-Невской Лавры сейчас установлен крест. Весной 1992 года Архиерейский собор Русской Православной Церкви канонизировал святителя Вениамина (Казанского).