Борьба с религией в советское время. Гонения на церковь в первой половине xx века в ссср

Сложившиеся стереотипы в отношении коммунистов порой мешают восстановить истину и справедливость по многим вопросам. К примеру, принято считать, что советская власть и религия - два взаимоисключающих явления. Однако существуют свидетельства, доказывающие обратное.

Первые годы после революции

С 1917 года был взят курс на лишение РПЦ главенствующей роли. В частности, все храмы по Декрету о земле лишались своих земель. Однако на этом не закончилось... В 1918 году вступает в силу новый Декрет, призванный отделить церковь от государства и школы. Казалось бы, это несомненно шаг вперед на пути к построению светского государства, однако...

У религиозных организаций вместе с тем отняли статус юридических лиц, а также – все здания и строения, принадлежавшие им. Понятно, что ни о какой свободе в юридическом и экономическом аспектах, речи более идти не могло. Далее, начинаются массовые аресты священнослужителей и гонения верующих, при том, что сам Ленин писал, что нельзя оскорблять чувств верующих в борьбе с религиозными предрассудками.

Интересно, как он себе это представлял?... Разобраться сложно, однако уже в 1919 году под руководством того же Ленина начали вскрывать святые мощи. Каждое вскрытие осуществлялось в присутствии священников, представителей Наркомата юстиции и местных органов власти, медэкспертов. Проводилась даже фото- и видеосъемка, однако не обходилось без фактов надругательств.

К примеру, на череп Саввы Звенигородского член комиссии плюнул несколько раз. А уже в 1921-22 гг. начался открытый грабеж храмов, который объяснялся острой социальной необходимостью. По стране гулял голод, поэтому изымалась вся церковная утварь, чтобы прокормить за счет ее продажи голодающих.

Церковь в СССР после 1929 года

С началом коллективизации и индустриализации вопрос об искоренении религии встал особенно остро. На этот момент в сельской местности кое-где еще продолжали работать церкви. Однако коллективизация на селе должна была нанести очередной разрушительный удар на деятельность оставшихся храмов и священников.

В этот период число арестованных среди духовных лиц увеличилось в три раза, если сравнивать с годами установления советской власти. Часть из них расстреливали, часть – навечно «закрывали» в лагерях. Новое коммунистическое село (колхоз) должно было быть без батюшек и церквей.

Большой террор 1937 года

Как известно, в 30-ые годы террор затронул всех, однако нельзя не отметить особого ожесточения в отношении церкви. Существуют предположения, что вызван он был тем, что перепись 1937 года показала, что более половины граждан в СССР верят в Бога (пункт о вероисповедании намеренно был включен в анкеты). Итогом стали новые аресты – на этот раз лишились свободы 31 359 «церковников и сектантов», из них – 166 епископов!

К 1939 году уцелело всего лишь 4 епископа из двухсот, которые занимали кафедры в 1920-х годах. Если раньше у религиозных организаций отнимались земли и храмы, то на этот раз последние просто уничтожались в физическом плане. Так, накануне 1940 года в Белоруссии действовала всего лишь одна церковь, которая находилась в отдаленном селе.

Всего же в СССР насчитывалось несколько сот храмов. Однако тут же напрашивается вопрос: если в руках советской власти была сосредоточена абсолютная власть, почему она не истребила религию в корне? Ведь это было вполне по силам – уничтожить все храмы и весь епископат. Ответ очевиден: религия была нужна советской власти.

Война спасла христианство в СССР?

Дать однозначный ответ сложно. С момента вражеского вторжения в отношениях «власть-религия» наблюдаются определенные сдвиги, даже более того – налаживается диалог между Сталиным и уцелевшими епископами, однако назвать его «равным» невозможно. Скорее всего, Стал временно ослабил хватку и даже начал «заигрывать» с духовенством, поскольку ему нужно было поднять авторитет собственной власти на фоне поражений, а также добиться максимального единства советской нации.

«Дорогие братья и сестры!»

Это можно проследить по изменению линии поведения Сталина. Свое обращение по радио 3 июля 1941 года он начинает так: «Дорогие братья и сестры!». А ведь именно так обращаются верующие в православной среде, в частности – священники к прихожанам. И это очень режет слух на фоне привычного: «Товарищи!». Патриархия и религиозные организации по велению «свыше» должны отправиться из Москвы в эвакуацию. С чего такая «забота»?

Сталину нужна была церковь в корыстных целях. Фашисты умело использовали антирелигиозную практику СССР. Свое вторжение они едва ли не представляли как Крестовой поход, обещавший освободить Русь от безбожников. На оккупированных территориях наблюдался невероятный духовный подъем - восстанавливались старые храмы и открывались новые. На фоне этого продолжение репрессий внутри страны могло привести к губительным последствиям.

Кроме того, потенциальным союзникам на Западе не импонировали притеснения религии в СССР. А Сталин хотел заручиться их поддержкой, поэтому начатая им игра с духовенством вполне объяснима. Религиозные деятели различных конфессий направляли Сталину телеграммы о пожертвованиях, направленных на укрепление обороноспособности, которые впоследствии широко тиражировались в газетах. В 1942 году тиражом в 50 тыс экземпляров выпускается «Правда о религии в России».

Тогда же верующим разрешается публично праздновать Пасху и вести богослужения в день Воскресения Господня. А в 1943 году происходит и вовсе нечто из ряда вон выходящее. Сталин приглашает к себе уцелевших епископов, часть из которых освобождает накануне из лагерей, чтобы выбрать нового Патриарха, которым стал митрополит Сергий («лояльный» гражданин, который в 1927 году издал одиозную Декларацию, в которой фактически согласился на «служение» церкви советскому режиму).

На этой же встрече он жертвует с «барского плеча» разрешение на открытие духовных учебных учреждений, создание Совета по делам РПЦ, передает бывшее здание резиденции германских послов новоизбранному Патриарху. Также Генсек намекнул, что могут быть реабилитированы некоторые представители репрессированного духовенства, увеличено количество приходов и возвращена конфискованная утварь церквям.

Однако дальше намеков дело не пошло. Также некоторые источники гласят, что зимой 1941 года Сталин собрал духовенство для проведения молебна о даровании победы. В то же время Тихвинская икона Богоматери самолетом была обнесена вокруг Москвы. Сам Жуков якобы подтверждал в беседах неоднократно, что над Сталинградом был совершен облет с Казанской иконой Божией Матери. Однако документальных источников, свидетельствующих об этом, нет.

Некоторые документалисты утверждают, что молебны проходили и в блокадном Ленинграде, что вполне можно допустить, учитывая, что ждать помощи больше было неоткуда. Таким образом, можно с уверенностью заявить, что цель истребить религию окончательно советская власть перед собой не ставила. Она пыталась сделать ее марионеткой в своих руках, которую иногда можно было использовать корысти ради.

БОНУС

Либо снять крест, либо забрать партбилет; либо Святой, либо Вождь.

Огромный интерес не только у верующих людей, но и у атеистов вызывают , в которые люди стремятся, чтобы познать сущность бытия.

Гонения начались в 1958 году. 4 октября 1958 года ЦК принял секретное постановление «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам «О недостатках научно-атеистической пропаганды», которое обязывало партийные, комсомольские и общественные организации развернуть пропагандистское наступление на религиозные пережитки советских людей. Государственным учреждениям предписывалось осуществить мероприятия административного характера, направленные на ужесточение условий существования религиозных общин .

В 1960 году власть Хрущева была настолько прочна, что он смог начать проведение массовых антицерковных мероприятий, в результате которых Русская в период с 1959 по 1964 год потеряла около двух третей своего организационного состава .

В самом начале этих гонений советские органы власти старались осуществить закрытие монастырей и храмов, используя давление на Патриархию. Они прилагали все силы к тому, чтобы убрать из Патриархии тех церковных лидеров, которые открыто таким гонениям противостояли . Из Совета по делам РПЦ с конца 1950 годов также начали постепенно «убирать» всех сотрудников с сочувствием относившихся к религии.

Патриарх Алексий I очень тяжело переживал происходившие в церковно-государственных отношениях перемены. Его волновало то, что «под видом научно-атеистической пропаганды имеют место факты физического уничтожения Православной Церкви и вообще, нарушение этики, когда в газетах и журналах пишут оскорбительные статьи в адрес церковнослужителей, даже умерших» .

По указанию Совета по делам РПЦ Патриархия уже к концу 1959 года была вынуждена ликвидировать Сумскую, Челябинскую и Ульяновскую епархии, закрывать монастыри и храмы .

Епархии ликвидировались путем слияния тех из них, которые имели незначительное количество приходов по сравнению с соседними епархиями.

С 1959 года Патриарх Алексий I «настойчиво добивался встречи с Н.С. Хрущевым, чтобы довести до его сведения озабоченность состояния взаимоотношений государства и Церкви. В 1961 году он жаловался заместителю председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Фурову В.Г.: мне верующие пишут, что я плохой глава Церкви, что я не информирую Правительство… Верующие и духовенство считают, что Патриарх своим бездействием потерял авторитет в глазах верующих и духовенства и не пользуется уважением в глазах советских властей, правительства, которое не хочет его принять» .

В создавшейся ситуации нужен был спокойный и откровенный диалог руководства Русской Православной Церкви с руководством государства. Однако В Фуров в одной из записок в руководящие инстанции предпочёл дать следующие советы: «… Учитывая также, что Патриарх на многое смотрит с позиций прошлого века, на наш взгляд, уместным будет разъяснить ему и некоторые общие проблемы развития нашего советского общества: страна строит коммунизм, развивается наука, растёт культура людей … Партия и государство заботится о воспитании человека нового общества, свободного от идеалистических в том числе и религиозных предрассудков. И разве неясно какова, перспектива Церкви, скажем, лет через 20–30, когда люди в силу законов скажем развития общества и в результате воспитания будут атеистами. Это – закономерность развития истории. Так, что пусть Патриарх не обижается, что люди рвут с религией и закрывают церкви…»

Н.С. Хрущёв, дважды выступая на XXII съезде КПСС в 1961 году, оба раза касался вопросов борьбы с религией. «Коммунистическое воспитание,– говорил он, – предполагает освобождение сознания от религиозных предрассудков и суеверий, которые всё ещё мешают отдельным советским людям полностью проявить свои творческие силы… Ведь не может духовное развитие человека проходить успешно, если голова его забита мистикой, суевериями, ложными представлениями».

М.А. Суслов, один из главных идеологов атеизма того времени, называл религиозные настроения людей в ряду таких негативных общественных явления, как тунеядство, пьянство, воровство, хулиганство, взяточничество. Он утверждал, что сосуществование религиозного мировоззрения и социалистической идеологии «невозможно без предательства интересов коммунизма» .

Перед партийными организациями ставилась задача через 12–17 лет в соответствии с программой КПСС полностью освободить сознание советских людей от пережитков старого строя, в том числе и от религиозных предрассудков .

Одновременно были сделаны шаги, подорвавшие и материальную базу Церкви. Было запрещено продавать свечи по ценам более высоким, чем они приобретались в свечных мастерских. Это было серьезным ударом по доходам и бюджету церковных приходов, так как приобретение свечей в епархиальных свечных мастерских стало убыточным для храмов, что привело, в свою очередь, к закрытию мастерских .

В соответствии с указаниями ЦК и лично Хрущева, 16 октября 1958 года, Совет Министров СССР принял постановление «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей». Вводился налог со строений и земельная рента (отменены с 1945 года), резко повышалась ставка налога с земельных участков .

Важную роль сыграло то, что постановление, сообщенное Церкви 28 октября, вступило в силу уже с 1 октября, что повлекло за собой взыскание дополнительной платы за уже проданные свечи. Епархии и приходы оказались в катастрофическом положении и в Патриархию стали направляться отчаянные просьбы о помощи (нужно учитывать, что, например, по Московской мастерской увеличение налога на свечи составило 1033%). Епископ Ивановский и Кинешемский Роман (Танг) писал в Патриархию о катастрофическом состоянии его епархии и просил о денежной ссуде. Так, Ивановской епархии необходимо было заплатить налог за 4 квартал 1958 года в размере 3088 тыс. рублей, а в епархиальной кассе было лишь 100 тысяч . Это привело к тому, что, уже в июле 1959 года, свечная мастерская в Ивановской епархии была закрыта «по предложению органов противопожарного надзора» .

Но всё же в 1959 году, по свидетельству сменившего епископа Романа архиепископ Иларион (Прохорова) «несмотря на имеющиеся недостатки, духовная и хозяйственная жизнь в приходах епархии находилась на подобающей высоте», «храмы не вмещали всех богомольцев, повсеместно наблюдалось увеличение числа верующих, посещающих храм, примером чего служили не только городские, но и многие сельские храмы. Архиепископом Иларионом ставился вопрос об увеличении их числа».

Но уже тогда, до реформ приходского управления отстранивших духовенство от управления финансово-хозяйственной деятельностью приходов, архиепископ Иларион отмечал в 1959 году в деятельности исполнительных органов следующие недостатки: «факты нецелесообразного расходования церковных средств, злоупотребления, отсутствие должного контроля за постановкой финансово-хозяйственного учёта, подмена функций одних должностных лиц другими и тому подобное» . Однако, по его словам, в то время «указанные факты были немногочисленны… к виновникам нарушения принимались меры вплоть до отстранения их от должности».

В особую проблему вылилось ренегатство. В конце 1950-х начале 1960-х годов около 200 священнослужителей, под давлением властных советских структур заявили о своем отречении от сана . Многие из них использовались советской антирелигиозной агитацией, ими писались и издавались книги, «разоблачающие» религию . Однако существенного воздействия на сознание верующих эта акция не оказала. Ренегаты вызывали лишь презрение.

30 декабря 1959 года Священный Синод под председательством Патриарха Алексия I вынес постановление: «Бывшего протоиерея и бывшего профессора Ленинградской Духовной Академии Александра Осипова, бывшего протоиерея Николая Спасского и бывшего священнослужителя Павла Дарманского и прочих священнослужителей, публично похуливших имя Божие, считать изверженными из священного сана и лишенными всякого церковного общения… Евграфа Дулумана и прочих бывших православных мирян, похуливших имя Божие, отлучить от церкви» .

В адрес отреченцев направлялись обличающие письма от верующих. Среди учащихся Ленинградской Духовной Академии и Семинарии широкое распространение получило стихотворение «Новый Иуда», автор которого неизвестен. Оно является ярким примером «религиозного самиздата» конца 1950-х годов. Там в частности есть такие строки:

«Первый Иуда, предавший Христа,

Чувствовал – совесть его нечиста,

Мучился точно в кипящем котле

И успокоился только в петле.

У Дулумана иная сноровка.

Совести нет, не нужна и веревка –

Был бы лишь туго набитый карман…

Умер духовно Евграф Длуман.»

Как отмечает М. В. Шкаровский, «Архивные документы свидетельствуют, что многие из отрекшихся от сана уже к середине 1960-х годов спились, покончили с собой, некоторые просили своих архиереев о прощении» . В связи со всем этим в дальнейшем властям пришлось отказаться от практики использования беспринципных отреченцев в пропагандистских целях.

Известный религиозный писатель того времени А. Левитин-Шавров так характеризовал написанные этими ренегатами книги и статьи: «Уже выработался определённый шаблон отречения. Сначала самыми черными красками рисуется духовная среда, причём выясняется, что автор очередной «исповеди» был единственным исключением из правила: был искренне верующим, бескорыстным, морально чистым человеком. Затем следует рассказ о «противоречиях» в Евангелии – эти так называемые «противоречия» (вроде того, что неизвестно в котором году умер Христос) уже давным-давно всем известны. Однако, наш «праведник» только сейчас их заметил и «прозрел». Кончается «исповедь» как правило, гимном советскому обществу, списанным из первомайской стенгазеты» .

Далее он отмечает: «Ошибкой было бы, однако, считать что антирелигиозная пропаганда не заслуживает внимания. За её спиной стоят мощные и грозные силы, – и с этими силами нельзя не считаться, их нельзя отвергать» .

Религиозные убеждения в то время могли стать причиной ограничений в трудоустройстве. Тот же А.Э. Левитин-Шавров свидетельствовал: «Сейчас (в 1960–61 гг.) верующих учителей снимают с работы или заставляют уйти по собственному желанию». Антирелигиозники это признают и с неслыханным цинизмом, совершенно открыто, проповедуют такие произвол и беззаконие, каких не было даже во времена Берии и Ежова».

Хрущёв объявил о начале перехода СССР в период «предкоммунистических отношений», когда распространение научных «знаний» не оставляет место для веры (в Бога).

Если в сталинской концепции создания советско-русской национальной империи в борьбе с космополитизмом Русская рассматривалась не как враждебная, а как патриотическая народная сила, то с хрущёвскими планами и стремлениями к идеи «интернациональной сущности коммунизма» партия и правительство возвращаясь к эпохе бурь и натиска» на Церковь и верующих революционных двадцатых годов.

21 июня 1960 года был снят с поста председателя отдела внешних церковных связей митрополит Николай (Ярушевич), самый энергичный из постоянных членов Священного Синода. Архиепископ Василий (Кривошеин) в своих воспоминаниях пишет: «всех нас, как громом, поразила внезапность и непонятность отставки митрополита Николая… Положение митрополита Николая на должности главы «иностранного» отдела казалось настолько прочным, деятельность его в этой области была всецело в русле политики советского правительства, а известность его за границей столь велика, что отставка выглядела совсем необъяснимой. Что-то важно происходит в стране, решили все, но что именно, было неясно. Вероятно, плохое!» 16 сентября 1960 года он был уволен на покой, а 13 декабря 1961 года скончался. Обстоятельства его смерти до конца не выяснены и поныне» .

В 1960 году был осуждён на три года заключения архиепископ Иов (Кресович) за то, что активно пытался противодействовать закрытию церквей в епархии. Он разъезжал по сёлам и призывал паству твёрдо стоять за свои храмы. Архиепископ Иов был обвинён в неуплате налогов и в сокрытии доходов.

В беседе с архиепископом Брюссельским Василием (Кривошеиным),состоявшейся в июле 1960 года митрополит Николай (Ярушевич) объяснил: «Согласно с установившимися правилами архиереи платят налог со своего жалования. Кроме того они получают на представительство (куда часто входят содержание машины, секретаря, поездки и т.д.). Эти суммы налогами не облагаются и в инспекцию не заявляются. А вот к архиепископу Иову придрались, что он эти суммы на представительство скрывал, налогов с них не платил. Но даже в этих случаях, когда кто-нибудь скрывает доходы и не платит налогов, за это не сажают сразу в тюрьму, но предлагают уплатить недостающий налог, и только в случае отказа могут подвергнуть наказанию. Архиепископ Иов предложил всё уплатить что с него требуют. Тем не менее его приговорили к трём годам» .

Число арестованных и осуждённых священнослужителей составляло тогда несколько сот, среди них были и «повторники» уже отсидевшие за то, что во время войны служили на оккупированных территориях.

Закрытие приходов в 1959 году приобрело массовый характер, в следующем году оно осуществлялось с ещё большим размахом, сравнимым разве что с кампаниями эпохи великого перелома. Из 13 008 приходов на 1 января 1961 года остался 11 571, 1437 храмов были закрыты, многие разрушены или взорваны .

«Чувствую себя нервным от общего лада церковных дел…», – именно такие слова написал в конце августа 1959 года Патриарх Московский и всея Руси Алексий (Симанский), оценивая государственно-церковную политику в стране. По его мнению, это было связано с каким-то новым отношением к делам Церкви со стороны гражданских властей .

13 января 1960 года было принять постановление ЦК КПСС «О мерах по ликвидации нарушений духовенством Советского законодательства о культах». Основное внимание уделялось тому, что «Положение об управлении Русской Православной Церкви», принятое Поместным Собором 31 января 1945 года, отстранило прихожан от управления церковным имуществом и денежными средствами, вернув эту прерогативу, как было и прежде, настоятелям. «Положение» было утверждено постановлением Совнаркома 28 января 1945 года. Между тем, декрет об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 года и последующие инструкции Наркомюста по его проведению в жизнь предусматривали положение, по которому церковным имуществом могли распоряжаться религиозные общества. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях» предоставило религиозным обществам право распоряжаться всем церковным имуществом, ведать наймом «служителей культа». Постановление Совнаркома от 28 января 1945 года вступило в противоречие с этими документами, на что обращало внимание постановление ЦК КПСС от 13.01.1960 года.

Годом позже, 16 января 1961 года, Совет министров СССР принял специальное постановление «Об усилении контроля за деятельностью церкви». Оно отменило все законодательные акты, принятые в годы Великой Отечественной войны и первые послевоенные десятилетия. Эти два постановления стали правовой основой реформы, включавшей в себя шесть основных положений:

1 . Коренную перестройку церковного управления, отстранение духовенства от административных, финансово-хозяйственных дел в религиозных объединениях, что подорвало бы авторитет служителей культа в глазах верующих;

2 . восстановление права управления религиозными объединениями органами, выбранными из числа самих верующих;

3 . перекрытие всех каналов благотворительной деятельности церкви, которые ранее широко использовались для привлечения новых групп верующих;

4 . ликвидация льгот для церковнослужителей в отношении подоходного налога, обложение их как некооперированных кустарей, прекращение государственного социального обслуживания гражданского персонала церкви, снятие профсоюзного обслуживания;

5 . ограждение детей от влияния религии;

6 . перевод служителей культа на твердые оклады, ограничение материальных стимулов духовенства, что снизило бы его активность».

Но искренне ли верил главный идеолог новых гонений на Н. С. Хрущев в возможность скорого построения коммунизма, в котором не должно быть места религиозным предрассудкам?

Одна из наиболее серьезных исследователей истории Русской Церкви в ХХ веке О. Ю. Васильева отвечает на это так: «В это верится с трудом. Приведу яркий пример. В 1959 году Москву посетил известный итальянский гуманист мэр Флоренции Джорджо Ла Пира. Он был принят Хрущевым, затем неоднократно писал советскому лидеру. И в одном из своих писем, датируемом 14 марта 1960 года можно прочесть следующее: «Уважаемый господин Хрущев, от всего сердца желаю Вам скорейшего выздоровления. Вы знаете, я уже писал Вам об этом несколько раз, что я всегда молился Мадонне, нежной Матери Христа, к которой Вы с юношеского возраста относились с такой любовью и такой верой, чтобы Вы могли стать подлинным создателем «всеобщего мира» в мире,» (это письмо не дошло до адресата, оно было задержано в советском посольстве в Италии и позже передано в МИД).

Вряд ли Ла Пира стал бы придумывать это, скорее всего подобный разговор состоялся при встрече. Важность этого факта – в дополнительных чертах к портрету Н. Хрущева: рассуждать о вере и искоренять ее более искусно, чем в довоенные десятилетия, бороться с «сталинским наследием», оставаясь при этом человеком прежней системы по духу и плоти» .

§ 2. Реформа приходского управления. Закрытие храмов, как одно из важнейших направлений хрущевской антицерковной политики.

Идеологи «церковной реформы» отчетливо представляли себе, что «перестройка церковного управления» может оказаться делом «сложным и деликатным». Решение было найдено быстро: «Для того, чтобы не вызвать каких-либо осложнений в отношениях между и государством, многие мероприятия проводить церковными руками» .

18 апреля 1961 года, под жестоким давлением Совета по делам РПЦ, Священным Синодом было принято постановление об отстранения священнослужителей от хозяйственных дел в приходах. Несогласие со столь радикальной реформой приходского управления многих видных иерархов, потребовало дополнительного утверждения ее на Архиерейском Соборе .

18 июля 1961 года в Троице-Сергиевой Лавре состоялся Архиерейский Собор, который установил новую организацию приходского управления. Проводилась реформа, как вынужденная мера, в тяжелые для Церкви дни, когда гонения на нее резко усилились. Выставлено было требование привести «Положение об управлении РПЦ» в строгое соответствие с постановление ВЦИК и НК РСФСР 1929 года «О религиозных объединениях», которое устраняло священнослужителей, как лиц лишенных избирательного права, от участия в хозяйственных делах религиозных общин. То, что после издания Конституции СССР 1936 года, предоставившей всем гражданам одинаковые права, постановление это вступило в противоречие с основным законом государства, игнорировалось .

В результате реформы приходского управления сложилась ненормальная ситуация, когда настоятели приходов, лишившиеся всякой возможности вмешательства в хозяйственные дела общин, оказались в положении наемных лиц у церковного совета, состоявшего из мирян, причем зачастую далеко не религиозных. Власть же епархиального архиерея над приходами минимизировалась до такой степени, что после снятия с регистрации назначенного им настоятеля, приходы становились подведомственны только государственному регистрирующему органу.

Духовенство восприняло реформу приходского управления неоднозначно. Например, один из священников Костромской епархии в беседе с уполномоченным по поводу ее заявил: «С этой перестройкой я, как настоятель превратился в половую тряпку, которой можно лишь подтереть пол. Никому не имею права ничего приказать. К ящику не подходи, мною могут командовать всякие старухи» . Аналогичное настроение вынашивалось целым рядом священников. Другая же их часть пошла по иному пути: внешне они подчинялись, но фактически продолжали распоряжаться финансово-хозяйственными делами церкви, используя лично им преданных малограмотных членов исполнительных органов .

Архиепископ Никон (Фомичев) вспоминал: «духовенство оказалось в подчинении у старост, которые нередко творили полный произвол. В калужском кафедральном соборе, например, староста отменила все крестины – они совершались только во втором, Никольском храме. …старосты возомнили себя «князьками» Церкви. Без их согласия священник или епископ не мог принять на работу или уволить даже уборщицу в храме. На собрание, избиравшее церковный совет, духовенство не допускалось. Решать, какой быть церковной общине, мог атеист, а священник не имел на это права…»

Впрочем, были и совсем иные мнения. Например, на Поместном Соборе 1988 года архиепископ Иркутский и Читинский Хризостом дал положительную оценку приходской реформе 1961 года: «Помню сороковые годы, с 1943 по 1954 годы у нас тоже было возрождение, даже более мощное, чем сейчас; открывались храмы тысячами. Священнослужители имели возможность и административной и пастырской деятельности. Начали с того, что покупали себе роскошные дома на самом видном месте, красили заборы в зеленый цвет. А машины – не просто «Волги», а ЗИЛы. Я думаю, что великим благом… было то, что в 1961 году отказались от административной деятельности. Это промыслительно потому, что последующие годы были трудные, но, если бы священники были у власти, то их всех бы пересажали на законном основании» .

Но такое мнение являлось единичным. Большинство духовенства и простых верующих восприняли реформы отрицательно.

Выход для духовенства из создавшейся ситуации обозначил Святейший Патриарх Алексий Ï «Умный настоятель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни, всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем и что он может всецело отдаться духовному руководству своих пасомых».

Эти слова наставления дали силу противостоять лавине «церковной реформы», направленной в первую очередь на изменение всего строя церковной жизни и уничтожение порядка приходского управления.

Одновременно с реформой был произведен, так называемый, «единовременный учет». Проверялось не только количество церковных зданий, их площадь и другие габариты, и даже не только количество совершаемых треб, но все, вплоть до того, сколько людей посещает храм в дни церковных праздников. Так, например, данными единовременного учета 1961 года было установлено, что в Костромской области разовое посещение церквей в дни больших религиозных праздников составляет около 22 тысяч человек .

По данным уполномоченного Совета по г. Москве в день праздника Благовещения Пресвятой Богородицы 7 апреля 1959 года в Москве функционировали 36 церквей, в которых совершались две литургии в 8 и 10 часов утра. Количество посетивших церкви в этот день составляло примерно 90–100 тысяч человек, подавляющее большинство (90–95%) присутствующих составляли женщины и только 5010% было мужчин престарелого возраста.

При проведении единовременного учета «было выявлено много бездействующих церквей, не используемых молитвенных зданий, затухающих приходов. Совет принял меры по ликвидации практики субсидий таким приходам со стороны более сильных религиозных объединений и Патриархии, что повлекло прекращение их деятельности. На местах разобрались с каждым религиозным обществом. В соответствии с законом, общественные здания, захваченные церковниками в период войны, были возвращены их прежним владельцам и превращены в учреждения культуры, школы. Многие слабые и распавшиеся религиозные объединения сняты с регистрации. Материальная база православия заметно сузилась». (Такими словами докладывал в ЦК КПСС В. Фуров, заместитель председателя совета по делам религий, рапортуя об итогах перестройки церковного управления).

В Ивановской епархии в одном только 1961 году было закрыто семь храмов: в погосте Ананьин Конец Заволжского района, в селе Бортницы Родниковского района, во Всехсвятском погосте Южского района, в селе Дроздово Шуйского района, в селе Иванове Середского района, в селе Спас Шелутино Палехского района, в селе Филиппково Комсомольского района. Если на 01.01.1961 года число приходов Ивановской епархии равнялось 56, то на 01.01.1962 года оно сократилось до 49 .

Закрытие проходило неравномерно, в разные годы и в разных областях. Например, в той же Ивановской епархии в 1959–1960 году, когда по все стране активно шло закрытие храмов, церкви не закрывались; только с июня 1959 года «по предложению органов пожарного надзора» была закрыта епархиальная свечная мастерская, служившая до определенного времени источником больших доходов для епархии. В 1962 и 1963 году в Ивановской епархии было закрыто по два храма, еще один храм был закрыт в 1964 году. В отличие от многих других епархий Советского Союза, начиная с 1965 года, закрытия храмов в Ивановской епархии не происходило . (В Костромской епархии, в период с 1962 по 1983 год, количество действующих церквей сократилось с 77 до 65 . Во Владимирской епархии с 1962 по 1975 год – соответственно 61 и 51) .

Приводимые ниже таблицы иллюстрируют, как изменялось количество храмов в период проведения реформы приходского управления в Костромской и Ивановской областях:

Таблица 1 . Закрытие храмов в Костромской области в 1961–1964 годах

Таблица 2 . Закрытие храмов в Ивановской области в 1961–1964 годах

Для очередных закрытий использовались все возможности. В плане уполномоченного Совета по Костромской области на 1964 год значилось: «Совместно с райисполкомами и райкомами провести социологическое обследование населенных пунктов в районе одиннадцати церквей, … где из-за отсутствия священников длительное время нет богослужений и где финансовое положение религиозных объединений свидетельствует о том, что церковь не поддерживается населением и после этого решить вопрос о снятии с регистрации религиозных обществ» . Впрочем, необходимо отметить, что во многих областях РСФСР статистика функционирования церквей и служащих священнослужителей была намного более удручающей, чем например в Ивановской и Костромской областях. А приводимая ниже таблица иллюстрирует ситуацию в национальных регионах, не имеющих глубокий православных традиций.

Таблица 3 . Количество православных церквей, молитвенных домов и священников в некоторых областях РСФСР (на 01.01.1958)

Нужно отметить, что к началу 1962 года во Владимирской области имелось 346 недействующих храмов. Общая характеристика их приводится ниже в таблице.

Таблица 4 . Закрытые храмы Владимирской епархии (на 01.01.1962 г.)

Из этой таблицы наглядно видно, как мало ценились в советское время культурно-исторические ценности религиозного характера. Из 117 закрытых храмов, являющихся памятниками архитектуры, лишь 44 использовались под культурно-просветительские нужды, следовательно, остальные либо использовались под хозяйственные нужды (склады, цеха и т.п.), либо же были признаны подлежащими сносу. Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР обычно легко утверждал постановления облисполкомов о сносе и переоборудовании недействующих православных церквей. В 1960-е годы, среди множества прочих, были утверждены решения Владимирского облисполкома о переоборудовании церкви в селе Окшово Ляховского района под клуб. В селе Осипово Кировского района – под склад. Был решен вопрос о разборке церковных зданий в селе Сновицах Суздальского района, селе Черкутино Ставровского района, как аварийных . Нужно еще вспомнить о том, что 346 – это не количество храмов, закрытых во Владимирской епархии после революции, а лишь тех из них, которые сохранились до 1962 года. А сколько храмов было уничтожено до этого времени! И из этих 346 оставшихся стоять закрытыми храмов, 79 были признаны подлежащими сносу, т.е. почти 23%.

Не всегда закрытие храмов происходило спокойно. Верующий народ не желал отдавать свои святыни на поругание. Например, в 1960 году стоял вопрос о закрытии Успенского собора в г. Владимире и переводе его на музейный режим; взамен верующим предлагалось предложить Успенскую церковь Княгинина монастыря в г. Владимире, являющуюся памятником архитектуры XVI века. Собор этот, открытый в апреле 1944 года, с 1949 по март 1954 года был закрыт для богослужений, в связи с ремонтно-реставрационными работами. И в 1960 году, видимо, предполагалось под предлогом таких работ спокойно его закрыть.

Но сильные протесты верующего народа помешали закрытию, хотя богослужения и были ограничены ввиду ремонтно-реставрационных работ, продолжавшихся с перерывами вплоть до начала 1980-х годов. Интересно, что обвинявшие верующих в неумении хранить бесценные фрески собора, руководители советских органов культуры сами об их сохранности совсем не заботились.

В 1965 году внутри собора проводились съемки киносъемки фильма «Андрей Рублев». По ходу съемок внутри собора разжигался костер (отсюда копоть и прочие загрязнения иконостаса), а применение высоковольтных прожекторов с пучками света, направленного на фрески, привели к грубому нарушению установленного климата (теплота, влажность), фрески под воздействием прожекторов портились и приходили в аварийное состояние. Кроме того, в период съемок, под куполом собора возник пожар разрушивший купол собора. Пожар возник в ходе киносъемок. При тушении пожара в собор проникло много влаги, которая сильно сказалась на сохранности фресок Рублева.

Церковная община собора провела работы по консервации этих фресок и затратила на это 25000 рублей. Община также произвела полный ремонт кровли собора .

Верующие боролись не только за соборы, но и за маленькие сельские храмы. В 1964 году, по поводу закрытия церкви в селе Елховка Тейковского района Ивановской епархии, около ста человек прихожан направили письма протеста уполномоченному Совета по делам РПЦ при Совмине СССР, Патриарху, уполномоченному по Ивановской области, в Ивановское епархиальное управление.

Сам захват этой церкви иначе, как разбойничьим назвать невозможно. 11 декабря 1963 года уполномоченный при Тейковском райисполкоме, вместе с некоторыми представителями местной власти, среди которых был начальник местной милиции, приехали в церковь и потребовали от председателя церковного совета выдать им ключи от церкви под предлогом производства ревизии и проверки церковного имущества. Староста отдавать ключи не хотела, но ее запугали и чуть ли не силой отобрали ключи. После этого было изъято мелкое церковное имущество и утварь, а также были изъяты и другие ценности: свечи, наличные деньги, банковские документы по текущему счету, церковная печать, штамп и регистрационная справка на церковь. В этом случае все апелляции верующих оказались бесполезными .

Но нередки были случаи, когда храмы закрывались «по-тихому». Митрополит Николай (Ярушевич) приводил такой пример закрытия храма: уполномоченный снимает священника с регистрации. Архиерей вынужден подчиниться и назначает на приход другого священника. Но уполномоченный продолжает упорно, аод разными предлогам отказывать в регистрации нового священника. В результате в храме свыше шести месяцев не совершается богослужение, и власти закрывают храм как недействующий.» Подобные вещи происходили повсеместно. Например «священник села Межи Родниковского района Ивановской области о. И. Рябинин указом от 7 августа 1962 года был перемещен настоятелем церкви села Филисово, того же района и области с тем, чтобы настоятель церкви села Филисово о. И. Табаков был перемещен в церковь села Межи.

Когда протоиерей о. И. Табаков приехал в епархию за назначением в село Межи, то уполномоченный по делам РПЦ по Ивановской области Н.Н. Желтухин попросил повременить с его назначением, ссылаясь на решение Ивановского облисполкома о закрытии церкви в селе Межи» . Также уполномоченным Совета по Ивановской области отмечалось, что и после закрытия церкви в селе Филиппково Комсомольского района никаких жалоб и заявлений с просьбой ее открытия не было . Не везде верующие достаточно активно боролись за свое право на свободу совести.

Митрополит Николай (Ярушевич) приводил и более резкие способы закрытия храма: «В один назначенный властями день, обыкновенно в воскресный, после окончания богослужения, года народ уже разошелся, около храма собирается толпа в несколько сот человек. Все это коммунисты, комсомольцы и весь так называемый актив. Они вооружены соответствующими инструментами и в течение нескольких часов физически разрушают и уничтожают храм! А церковную утварь, книги, облачение, иконы – грузят на грузовики и увозят в неизвестном направлении.»

Сокращались и представительские возможности епархий и их управляющих. В середине 60-х годов управляющий Ивановской епархией митрополит Антоний (Кротевич) передал городу прекрасное здание епархиального управления, в котором имелся и большой домовой храм, а также некогда располагались и свечные мастерские. Взамен этого здания был куплен небольшой дом, куда было по благословению Патриарха Алексия I перенесен и домовой храм, расположенный в старом здании епархиального управления .

Последствия реформы приходского управления оказались весьма негативные. Вследствие ее священник превратился в «служителя культа», нанятого исполнительным органом, а, следовательно, мог быть уволен по усмотрению этого органа. Проведение, так называемого, «единовременного учета» способствовало установлению тотального государственного контроля над всеми сторонами церковной жизни. Ограничилась проявившаяся вновь после ВОВ власть епархиальных архиереев над приходами, которые после отстранения священника, становились подчинены и подотчетны только государственному регистрирующему ведомству. Под любыми предлогами происходило закрытие храмов. Соотношение открытых и закрытых храмов в 1960-е годы на примере Владимирской епархии было примерно один к шести. А например в Кировской области с 1960 по 1964 год из 75 церквей и молитвенных домов, действовавших в 1959 году, было закрыто путем произвола и насилия 40 церквей или 53%. В Полтавской епархии в 1958 году было 340 храмов, в которых совершалось богослужение, а в 1964 году их осталось только 52. Всего в СССР за указанный период было закрыто более 10000 церквей, или половина всех храмов, действовавших после войны . Исходя из имеющихся фактов, можно констатировать, что подавляющее большинство храмов закрылись не сами собой (в силу того, что люди оставили христианскую веру), а закрывались незаконно, организованным административным нажимом.

В то же время необходимо отметить, что в 1961–1963 годах, несмотря на разгул антицерковных репрессий, количество крещений и венчаний например в Ивановской епархии было намного более значительным, чем в 1968 году. Вопрос о высокой обрядности в Ивановской области рассматривался даже в органах Совета Министров РСФСР . После чего, вероятно, были приняты «соответствующие меры», снизившие данные показатели. Но до этого, в 1961 году в Ивановской области было совершено 13720 крещений и 394 венчания, в 1962 году 13586 крещений и 282 венчания, за первое полугодие 1963 года – 5337 крещений и 123 венчания .

Сокращалось количество духовенства. Во Владимирской епархии на 01.01.1962 года имелось 72 священника, на 01.01.1970 года – 62 священника . Особенно резкое сокращение количества духовенства отмечалось в начале шестидесятых годов – во время пика хрущевских гонений. Так, в костромской епархии на 01.01.1961 года было 77 священников и 3 диакона, а на 01.01.1962 года стало 70 священников и 5 диаконов .

Большой вред духовной жизни приносила и частая смена управляющих епархиями. Так, в Костромской епархии в течение только 1961 года сменилось 4 архиерея: архиепископ Пимен, архиепископ Иоанн, епископ Донат и епископ Никодим.

Уполномоченный по Костромской области в своем отчете писал об этом: «Пимен – выбыл из области в марте 1961 года, будучи одновременно управделами Московской Патриархии. Большую часть времени находился в Москве, Костромской областью интересовался мало, за пределы Костромы не выезжал.

Иоанн – получив назначение от Патриархии к управлению епархии не приступал – ушел за штат.

Донат – прибыл из Новосибирской области в мае 1961 года, уволен 15 июля 1961 года. Имел крупные неприятности в прежней епархии. Вел себя крайне осторожно, за пределы областного центра не выезжал, влияния на религиозную жизнь не оказывал.

Никодим – зарегистрирован 12 августа 1961 года. С первых же дней проявил активность по ознакомлению с приходами. В отличие от своих предшественников принимает меры, чтобы оживить деятельность церквей, в первую очередь за счет комплектования их духовенством» .

Закрытие храмов и инициированная советскими органами власти реорганизация приходского управления 1961 года были составными частями одного общего процесса гонения на , начавшегося в 1958 году и пошедшего на спад в 1964 году. В связи с политикой Хрущева, декларировавшего скорое построение коммунистического общества, в котором нет места «религиозным предрассудкам», Русская Православна Церковь оказалась в ситуации, в которой административная система советского государства вновь начала работать на ее уничтожение. Прекращению антицерковных акций в 1964 году было несколько причин; среди основных называют активизацию международной деятельности Русской Православной Церкви, но важнейшей причиной, видимо, следует считать смещение Н. С. Хрущева.

Мы видим, что давление государства на во время гонений государства на Церковь в СССР при Н.С. Хрущеве было достаточно сильным, однако имело существенные отличия по сравнению с антицерковными репрессиями 1920–1930-е годы. Уже не практикуется безнаказанное убийство священнослужителей государственными органами «на законных основаниях», заключения их в концлагеря, тюрьмы, а также их ссылка не носят массовый характер. Однако экономический и идеологический пресс, а также отстранение священнослужителей от экономических вопросов в приходах, приводят к закрытию многих храмов, причем это происходило административным путем.

В другой своей статье А. Левитин пишет: «Было время, когда атеистами называли себя вольные и отважные люди. Это была эпоха борьбы против всякого гнета, борьбы за обновление всех обветшавших институтов. В это время атеизм, хотя он был всегда глубоко ошибочным, в корне антинаучным мировоззрением, мог играть прогрессивную роль, воодушевлять отдельных людей на борьбу за народ, иметь в числе своих поборников великих революционеров и больших мыслителей.

Совершенно иначе обстоят дела теперь: современные антирелигиозники (типа «деятелей» журнала «Наука и религия») выступают как представители религиозной дискриминации, как профессиональные доносчики. Систематически, из номера в номер, они занимаются травлей религиозных людей, всячески стремятся раздуть человеконенавистническую историю, разжигают антирелигиозный фанатизм и клевещут на , изображая его в карикатурном, явно искаженном виде».

Впрочем, не все священнослужители Русской Православной Церкви поддерживали идеи А. Левитина; многие осуждали его за участие в прошлом в обновленческом расколе. Один протоиерей направил письмо архиепископу Иоанну, где критиковал его за публикацию трудов А. Э. Левитина, которые охарактеризовал следующим образом: «Его писанина просто возмутительна, так как она косвенно играет на руку врагам нашей веры, ведет к раздиранию «Нешвенного Хитона» Христова, к расколу. Видимо этого ищет мятежный дух Левитина» . Однако архиепископ Иоанн так возразил ему на это: «Не против Левитина и им подобных надо нам, пастырям, сейчас направлять свои стрелы и обличения… братски относиться надо к тому, кто по существу все же «ходит с нами» и даже выражает «на кровлях» ту веру, которую мы иногда «шепчем лишь на ухо» своему народу» .

Положение духовенства в этот период хорошо иллюстрируют следующие письма архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого): «В 1959-м обстановка еще более накаляется. «По горло занят тяжелыми епархиальными делами и трудными отношениями с уполномоченным». «Епархиальные дела становятся все тяжелее, по местам доходит до открытых бунтов против моей архиерейской власти. Трудно мне переносить их в мои восемьдесят два с половиной года. Но уповаю на Божью помощь, продолжаю нести тяжкое бремя». «Приехал член Совета по делам Православной Церкви, для проверки заявлений на уполномоченного. Ничего хорошего не принес и этот его приезд. Мне стало понятно: жалобы мои дадут мало результатов».

Письма 1960 года уже подлинный сигнал бедствия тонущего корабля. «Церковные дела мучительны. Наш уполномоченный злой враг Церкви Христовой, все больше и больше присваивает себе мои архиерейские права и вмешивается во внутрицерковные дела. Он вконец измучил меня». «Более двух месяцев пришлось мне воевать с исключительно дурным священником… Бунт против архиерейской власти в Джанкое, длящийся уже оголо года и поощряемый уполномоченным». «Общее положение церковных дел становится невыносимым» .

Епископ Ковровский Афанасий (Сахаров) с большой скорбью говорил о закрытых церквях. «Великолепные храмы, построенные нашими предками, предназначенные для богослужения, стоят безмолвные, с осыпающимися стенами, с потемневшими куполами, как выколотые очи зияют их побитые окна. Когда-то здесь горели огни, толпились люди, стены оглашались пением, возносились молитвы. Вспомнишь – и плакать хочется… Но, благодарение Богу, что они еще целы. Пусть крестами своими освящают и осеняют землю нашу» .

Говоря о духовенстве периода хрущевских гонений нельзя не обратить внимание на то, что к концу 60-х почти все правящие епископы принадлежали к поколению людей, выросших и получивших образование при советском режиме. Аналогичный процесс происходил и в среде приходского духовенства.

Известный московский священник второй половины ХХ века протоиерей Всеволод Шпиллер отмечал, что они понимают совершенно иначе, чем традиционно верующие. У них в детстве… окружение было активно нерелигиозным и часть антирелигиозным… Вдруг они увидели Церковь в ее правде и красоте и присоединились к ней. Не употребляя самого этого слова, отец Всеволод утверждает, что они внутренне настолько смирились с секулярным тоталитаризмом, что просто не могут представить себе терпимое общество, с двумя типами законов: секулярным и церковным. Тот факт, что Церковь в Советском Союзе не имела статуса юридического лица, казался совершенно нормальным студентам 40-х гг., т. е. тому поколению, которое родилось и выросло при Сталине. Соответственно они не воспринимали и Церковь как общественный институт. Они воспринимали ее в очень узком смысле как «Собрание верующих», что полностью исключает юридический контекст.

Шпиллер дальше ссылается на конкретных епископов нового поколения, имеющих тот же менталитет, и полагает, что следствием этого будет в дальнейшем полное подчинение гражданским властям – их требованиям, законам и порядку – не просто из страха, но по убеждению, что в государстве может быть только одна власть и один закон.

Вскоре после падения Хрущева советские профессиональные атеисты начали осторожную переоценку пяти лет преследований. По общему мнению, суровые преследования не оправдались: гражданская и политическая лояльность многих верующих была подорвана этими мерами. Лишившись зарегистрированных церквей, верующие уходили в подполье. А тайная, неконтролируемая религиозная жизнь, по общему признанию, представляла для советской власти большую угрозу, чем легальная (а значит – контролируемая) . Более того, преследование верующих и их страдания привлекали к ним «нездоровые» симпатии со стороны тех, кто иначе остался бы вне религиозной сферы. Также и огромные усилия по вербовке на сторону атеизма ренегатов-священников принесли неожиданные плоды: верующие были убеждены, что эти изменники служили Церкви за деньги, а теперь будут по тем же причинам служить атеизму, так что чем большее их число покинет Церковь, тем для нее лучше. В целом же с падением Хрущева кампания преследования Церкви прекратилась, хотя очень немногие из закрытых церквей были тогда открыты вновь; их открытие и восстановление началось лишь после 1987 года.

Общественная реакция на антицерковную политику Н.С. Хрущева, как мы видим, была достаточно слабой, так как большинство интеллигенции относились к проблемам Церкви, как к посторонним для себя проблемам. Меняется состав духовенства – к концу 60-х большинство священнослужителей люди, выросшие и получившие образование при Советском режиме. Как следствие этого меняется и менталитет духовенства, советские реалии начинают восприниматься им как должное.

В первые годы после прихода большевиков к власти в 1917 году их религиозная политика несколько раз меняла своё направление. Устойчивым оставалось желание покончить в первую очередь с Русской православной церковью, как главенствующей на момент революции религиозной организации в стране. Для достижения этой цели большевики пытались, в числе прочего, использовать и другие религиозные конфессии.

Однако в целом религиозная политика была последовательно направлена на искоренение религии, как несовместимой с марксистской идеологией. Как отметила историк Татьяна Никольская, «в СССР фактически отсутствовало равноправие вероисповеданий, поскольку атеизм стал подобием государственной религии, наделенной множеством привилегий, тогда как остальные вероисповедания подвергались преследованиям и дискриминации. По сути, Советский Союз никогда не был светским государством, хотя и декларировал это в своих правовых документах».

1917-1920 годы

Принятые сразу после революции законодательные акты имели двойственный характер. С одной стороны, ряд законодательных актов соответствовал модели светского европейского государства. Так, «Декларация прав народов России»предусматривала отмену «всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений». Позднее эта норма была закреплена в первой советской Конституции 1918 года. Также был узаконен институт гражданского (нецерковного) брака, РПЦ отделена от школы.

С другой стороны, большевики с самого начала не скрывали своего враждебного отношения к религии вообще и к РПЦ, - в частности. Так, в ст. 65 той же Конституции 1918 года, исходя из принципа разделения общества на «близкие» и «чуждые» классы, «монахи и духовные служители церквей и культов» лишались избирательных прав.

Русская Православная Церковь

По мнению историка Дмитрия Поспеловского, первоначально Ленин «находясь в плену марксистских представлений, согласно которым религия есть не более чем надстройка над неким материальным базисом», надеялся покончить с РПЦ, просто отняв у неё собственность. Так, Декретом «О земле» 1917 года были национализированы монастырские и церковные земли.

Большевики не приняли определения Поместного Собора РПЦ от 2 декабря 1917 года, устанавливающего привилегии РПЦ перед другими конфессиями (первенствующее публично-правовое положение, сохранение ряда государственных постов только за православными, освобождение от повинностей священников и монахов и т. д.), что ещё более усилило взаимный антагонизм. Однако не все православные поддерживали идею продолжения привилегированного положения РПЦ в новом государстве - были те, кто надеялся на духовное обновление церкви в условиях равноправия.

Вскоре после выхода определения Поместного собора РПЦ (от 2 декабря 1917 года) большевики приняли Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви (23 января (5 февраля) 1918 года), закреплявший светский характер государства. В то же время этот Декрет лишал религиозные организации права юридического лица и права собственности. Все здания, ранее принадлежавшие религиозным организациям, перешли в собственность государства, а сами организации с этого времени стали пользоваться ими на правах бесплатной аренды. Таким образом, религиозные организации лишились юридической и экономической самостоятельности, а государство получило мощный рычаг для давления на них. Такая модель экономических взаимоотношений церкви и государства существовала до самогопадения Советского строя.

Однако в самые первые годы своей власти, принимая во внимание Гражданскую войну и религиозность населения, большевики не вели активной кампании по отъему зданий у религиозных организаций.

Кампания по вскрытию мощей

Кампания по вскрытию мощей имела пропагандистский характер и началась осенью 1918 г. со вскрытия в Олонецкой губернии мощей св. Александра Свирского. Пик кампании пришёлся на 1919-1920 годы, хотя отдельные эпизоды имели место и в 1930-е годы.

16 февраля 1919 года коллегия Наркомата юстиции приняла постановление об организации вскрытия мощей святых на территории России, был определён «порядок их инспекции и конфискации государственными органами». Вскрытие мощей (снятие с них покровов и облачений) должны были осуществлять священнослужители в присутствии представителей местных органов советской власти, ВЧК и медицинских экспертов. По итогам вскрытия предписывалось составлять акт.

Вскрытие мощей сопровождалось фото и киносъёмкой, в ряде случаев имело место грубое кощунство со стороны членов комиссий (при вскрытии мощей преподобного Саввы Звенигородского один из членов комиссии несколько раз плюнул на череп святого). Некоторые ковчежцы и раки после освидетельствования с участием представителей церкви попали в государственные музеи, о судьбе многих, изготовленных из драгоценных металлов, больше ничего не было известно (например, 29 марта 1922 года из Донского монастыря была разобрана и изъята многопудовая серебряная рака святителя Алексия Московского). Мощи, как артефакты, затем помещались под стеклянные витрины различных музеев, как правило, музеев атеизма или местных краеведческих музеев.

Протестанты

Что касается российских протестантов, то их уравнивание в правах с РПЦ полностью устраивало, тем более, что принцип отделения церкви от государства является одним из ключевых для баптистов и родственных им евангельских христиан. Собственности, пригодной для большевистских экспроприаций, у них было немного. А опыт выживания и развития в атмосфере гонений и дискриминации, приобретённый до свержения монархии, в новых условиях давал им определённые преимущества перед РПЦ.

К тому же часть большевистских руководителей во главе с В. И. Лениным и главным большевистским «экспертом по сектантам» В. Д. Бонч-Бруевичем по выражению советско-российского религиоведа Л. Н. Митрохина «заигрывала» с протестантами, стараясь использовать их в своих целях.

«В первые годы главной была задача удержания власти, достижения победы в разгоревшейся гражданской войне. - отмечал Митрохин. - Поэтому мишенью номер один оставалась Русская православная церковь, открыто осудившая Октябрьскую революцию и жестокость Советской власти.<…> Соответственно, официальные публикации о православии были пронизаны непримиримой враждой и классовой ненавистью. В них особый упор делался на „контрреволюционной“ деятельности церкви - часто весьма тенденциозно. Такой тон сохранился и после того, как церковь объявила о своей лояльности. По иному выглядели статьи о сектантах. Хотя попытки привлечь „возмущённых сектантов“ на сторону социал-демократии серьезных результатов не дали, в обстановке жесточайшей борьбы за выживание большевистское руководство не могло пренебречь «элементами демократического протеста» и старалось их использовать, особенно в кооперативном строительстве".

На этой волне даже был принят Декрет «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям» от 4 января 1919 года, согласно которому верующий-пацифист по решению суда имел право военную службу заменить альтернативной «санитарной службой, преимущественно в заразных госпиталях, или иной общеполезной работой по выбору самого призываемого» (п. 1) Правда, на практике реализовать эту возможность удавалось далеко не всем, - на местах органы власти часто не знали об этом Декрете или не признавали его, наказывая «дезертиров» вплоть до расстрела.

В то же время, как отмечал историк Андрей Савин, "лояльное отношение к евангельским церквям никогда не было единственной доминирующей линией в большевистской политике. Значительная часть членов партии и органы политической полиции априори бескомпромиссно выступали против «сект». Они рассматривали деятельность «сектантства» как «попытку приспособления религии к новым условиям», «очередную форму антисоветского движения кулаческих элементов в деревне»".

Мусульмане

По мнению Дмитрия Поспеловского, в своей борьбе с РПЦ большевики искали поддержку (или хотя бы нейтралитет) также у мусульман и евреев. С этой целью в 1918 году был создан Комиссариат по делам мусульманских народностей, который возглавил мулла Hyp Вахитов.

Евреи

Для евреев был создана «еврейская секция» в ВКП(б). Правда, эта секция представляла не иудаизм, как религию, а евреев, как национальность. Более того, эта секция должна была бороться с иудаизмом и поспособствовать секуляризации евреев. Однако если вопросы закрытия храмов, мечетей и молитвенных домов власти могли решать на местах самостоятельно, то закрыть синагогу можно было только с одобрения еврейской секции ВКП(б).

1921-1928 годы

В октябре 1922 года состоялось первое заседание Комиссии по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б), более известной как Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б). Возглавил комиссию чекист Евгений Тучков. На протяжении 1920-х годов эта комиссия фактически несла единоличную ответственность перед Политбюро ЦК за выработку и осуществление «церковной» политики, за эффективную борьбу с религиозными организациями и их «вредной» идеологией, за координацию деятельности в этой сфере различных партийных и советских органов.

Кампания по изъятию церковных ценностей

В 1921-1922 годах вследствие неурожая, урона, понесенного в результате Гражданской войны, а также продовольственной политики большевиков в годы военного коммунизма в стране разразился голод. Русская православная церковь с самого начала пыталась организовать благотворительную помощь голодающим. В июле 1921 года патриарх Тихон совместно с писателем Максимом Горьким обратились с воззванием к американскому народу с просьбой помочь нуждающимся. Воззвание было опубликовано в "Нью-Йорк таймс" и других иностранных газетах, а также распространялось советскими дипломатами по дипломатическим каналам. Церковью был предпринят ещё ряд шагов по смягчению последствий голода.

Несмотря на позицию Церкви, под предлогом борьбы с голодом большевики развернули широкомасштабную кампанию по изъятию церковных ценностей. Позднее Иосиф Сталин откровенно восхищался умелым сталкиванием Церкви и голодающих:

«Нам удалось противопоставить религиозным стремлениям попов нужды рабочего населения. Вот имеются драгоценности в церкви, нужно их изъять, продать и купить хлеба. Чувства голода, интересы голода противопоставили религиозным стремлениям попов. Это была ловкая постановка вопроса. Это не против по теоретическим соображениям на попов пошли, а на основе голода, недорода, неурожая в стране. Драгоценности в церкви, дайте их, накормим людей, и против этого крыть нечем, возражать нечего, даже самому верующему человеку, - голод».

Нужно помнить, что социал-христианам приходилось действовать в стране, уже полвека оккупированной режимом сатанократии, в стране, где материалистическое мировоззрение и ненависть к религии, в особенности к православию, были возведены в ранг официальной идеологии, внедряемой в сознание людей с раннего детства - начиная с детских садов, через школу, октябрятскую и пионерскую организации, комсомол…

Мировая история знает немало примеров гонений на христианство. Но такого лютого, тотального богоборческого террора, какой после 1917 года развернулся в России, человечество не видело никогда: партия коммунистов, захватив власть, стала не просто притеснителем и гонителем христиан, она фактически приняла на себя роль коллективного антихриста.

В годы Второй мировой войны большевики вынуждены были приостановить наступление на Церковь, чтобы прибегнуть к её использованию в военно-пропагандистских целях. В сентябре 1943-го партийная верхушка решилась даже инициировать образование Московской Патриархии - очевидный «симметричный ответ» на гитлеровскую политику массового открытия храмов на оккупированной территории…

Но, вопреки утверждениям сегодняшних коммунистических мифотворцев и неосталинистов, жесточайшие гонения на христиан не прекратились и во время войны. Достаточно упомянуть, что в 1943 году были арестованы более тысячи православных священников, из них пятьсот расстреляны. Даже в окружённом Ленинграде, где сотни тысяч людей умирали от голода, холода и ежедневных артобстрелов, маниакальное преследование верующих не прекращалось: в период с конца 1941 до начала 1943 гг. сталинские спецслужбы сумели выявить и уничтожить в заблокированном немцами городе не менее восьми религиозных групп [i] . В 1944-1946 годах в СССР ежегодно совершалось более ста смертных казней священнослужителей .

После победы над Германией, когда нужда в пропагандистском использовании Церкви отпала, Сталин возобновил гонения на верующих. С 1 января 1947 по 1 июня 1948 годов органы МГБ «за активную подрывную деятельность» арестовали 1968 «церковников и сектантов», из них 679 - православных. В августе 1948-го в Советском Союзе запрещено проведение крестных ходов из села в село, служение молебнов на полях и т.п. Согласно сводному отчёту ГУЛАГа, на 1 октября 1949 года в концлагерях отбывали наказание 3523 священнослужителя. Несмотря на многочисленные просьбы верующих об открытии храмов, с 1948-го по 1953 годы ни одного храма открыть не позволили . Наоборот, в это время во множестве закрывались церкви и разгонялись приходы, возобновившие было богослужения во время войны на оккупированной немцами территории.

В эпоху пресловутой «оттепели», в 1962 году, появились два постановления ЦК КПСС, вводившие жёсткие меры для пресечения распространения религиозных идей среди детей и молодёжи. В то время, когда весь мир упивался прорывом человечества в космос и качал на руках первых космонавтов, партийная бюрократия в СССР выдвинула людоедское предложение - лишать родительских прав тех, кто воспитывал детей в религиозном духе, а детей из семей верующих отбирать у родителей и отправлять в интернаты.

Состоявшийся в апреле 1962 года XIV съезд Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи запомнился современникам не только тем, что с его трибуны вещал сам Хрущёв, а знамя ВЛКСМ в зал кремлёвского Дворца Съездов торжественно вносил космонавт Юрий Гагарин. На сем очередном «историческом» съезде вожди партии и комсомолии уделили внимание и борьбе с религией; комсомолу была поставлена задача: вырвать молодёжь «из когтей церковников» .Принятый на съезде новый Устав ВЛКСМ гласил, что обязанностью каждого комсомольца и комсомолки является борьба с религиозными предрассудками.

Продолжалась начатая ещё Лениным кампания по закрытию и разрушению храмов. За первые восемь с половиной месяцев следующего года было снято с регистрации 310 православных общин. А в конце 1963-го расширенное заседание Идеологической комиссии при ЦК КПСС по вопросам «атеистического воспитания населения» разработало и утвердило новый план широкомасштабного наступления на верующих.

К моменту основания ВСХСОН в Советском Союзе приверженность к вере своих отцов сохраняла лишь некоторая часть старшего поколения. Советская же молодёжь в массе своей относилась к религии пренебрежительно-безразлично, а то и резко враждебно: партия и комсомол призывали «бороться с поповскими предрассудками», приучали высмеивать верующих и их чувства, глумиться над христианской моралью, поощряли кощунства над религиозными святынями…

Путём непрерывного физического истребления ведущего слоя нации коммунистам действительно удалось создать так называемого «советского человека» - человека, лишённого веры, исторических корней, гражданского и национального самосознания.

Впрочем, атеистические настроения были широко распространены и среди огромной части молодёжи западных странах. В том же 1966 году идол «шестидесятников» Джон Леннон в интервью лондонской газете “Evening Standard” заявил: «Христианство уйдёт. Оно исчезнет и усохнет. Не нужно спорить; я прав, и будущее это докажет. Сейчас мы популярнее, чем Иисус…»

Молодёжные леворадикальные бунты, залившие в 1968 году улицы западноевропейских городов бензином, пивом и кровью, ясно показали, что поколение «Битлз» усвоило «ценности», весьма далёкие от христианства. А ведь молодёжь в странах Свободного мира, в отличие от её сверстников из СССР, не испытывала на себе тоталитарного насилия и преследований за религиозные убеждения.

В этой обстановке появление в Советском Союзе молодой христианской политической организации - ВСХСОН - было почти чудом!

У русского поэта Валентина З/К* , около тридцати лет проведшего в советских концлагерях и в 1982-м умученного в психиатрической больнице, есть стихотворение, обращённое к верующим:

Страшно мне, но в жуткое сегодня,

Когда ужас царствует в стране,

Вы, прикрывшись именем Господним,

Отошли и встали в стороне.

Соберутся в уголок и шепчут:

Дескать, что в Евангелии не так.

Не шептать, а стиснуть нужно крепче

Против зла нацеленный кулак…

Выходите смело на дорогу,

Всем врагам кричите: стой! не сметь!

Чтоб, борясь, прийти к познанью Бога

Через тюрьмы, через мрак и смерть.

Эти строки, написанные за колючей проволокой в 1955 году, как бы предвосхитили появление в России социал-христианского подполья. Именно так стиснули нацеленный против зла кулак социал-христиане. Так, борясь, через мрак, через тюрьмы они приходили к познанию Бога.

* Валентин Петрович Соколов (1927-1982), русский поэт, литературный псевдоним - Валентин Зэка (Валентин З/К). Род. в г. Лихославле Калининской (ныне Тверской) обл.Недолго учился в Московском институте стали и сплавов. В 1947 г., будучи солдатом срочной службы, арестован за написание антисоветских стихов. В 1948 г. осуждён военным трибуналом по ст. 58-10 и 58-11 (антисоветская агитация) на 10 лет. Впоследствии неоднократно судим по политическим и якобы «уголовным» статьям. В конце 1960-х - 1970-е гг. находился в одном из мордовских лагерей вместе с некоторыми членами ВСХСОН. Известно стихотворение Валентина З/К 1967 года, посвящённое Евгению Вагину, одному из руководителей ВСХСОН. В 1977 г., находясь в заключении, В.П. Соколов отказался от советского гражданства и был отправлен в психиатрическую тюрьму МВД в г. Черняховск. Умер в психбольнице г. Новошахтинска 7 ноября 1982 г., похоронен на местном кладбище.

С приходом советской власти в кон. 1917 г. начались гонения на РПЦ, которые приняли массовый и ожесточенный характер уже в 1918 г., после издания 23 янв. декрета «Об отделении Церкви от государства», и продолжались на протяжении всего советского периода, т. е. до кон. 80-х гг. Сразу после Октябрьской революции власти поставили цель арестовать как можно больше священно- и церковнослужителей и мирян, аресты тогда исчислялись тысячами и для многих завершились мученической кончиной. Целые уезды таких губерний, как Пермская, Ставропольская, Казанская, лишились священнослужителей. Этот период продолжался до 1920 г., а на тех территориях, где большевики захватили власть позже, как, напр., на Дальн. Востоке, время жестоких преследований пришлось на 1922 г. Так же было во время организованной советской властью кампании по изъятию церковных ценностей в 1922 г., когда по стране было проведено множество судебных процессов, часть которых окончилась расстрелами. В 1923–1928 гг. были арестованы сотни священнослужителей и мирян, но почти не было приговоров к смерти. Усиление террора в отношении Церкви во всероссийском масштабе, приведшее к массовым расстрелам и арестам, произошло в 1929–1931 гг., а в некоторых областях продолжалось до 1933 г. В 1934–1936 гг. число арестов уменьшилось, смертные приговоры почти не выносились. В 1937–1938 гг. террор вновь усилился, были арестованы почти все священнослужители и многие верующие миряне, закрыто более 2/3 действовавших в 1935 г. храмов, существование церковной организации оказалось под угрозой. В послевоенные годы храмы продолжали закрываться, хотя число арестов и смертных приговоров в отношении священнослужителей сократилось. В кон. 50-х - 60-х гг. усилилось государственное давление на Церковь, в основном заключавшееся в закрытии храмов и попытках влиять на высшее церковное управление через Совет по делам религий. В 70–80-х гг. гонения приняли почти исключительно административный характер, аресты священнослужителей и мирян стали единичными. Окончание гонений можно отнести к кон. 80-х - нач. 90-х гг., что было обусловлено изменением политического строя в стране.

По некоторым данным, в 1918 г. было расстреляно 827 священнослужителей, в 1919 г.- 19 и заключено в тюрьмы 69. По другим данным, в 1918 г. было расстреляно 3 тыс. священнослужителей, а 1500 - подверглись репрессиям. В 1919 г. была расстреляна 1 тыс. священнослужителей и 800 - подверглись другим репрессиям (Следственное дело Патриарха Тихона. С. 15). Официальные данные, представленные в адрес Поместного Собора 1917–1918 гг. и высшего церковного управления к 20.09.1918, были таковы: убиенных за веру и Церковь - 97 чел., из них имена и служебное положение 73 были точно установлены, а имена 24 чел. к этому времени были неизвестны, 118 чел. находились в то время под арестом (РГИА. Ф. 833. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 167–168). В этот период претерпели мученическую кончину митр. Киевский Владимир (Богоявленский), архиепископы Пермский Андроник (Никольский), Омский Сильвестр (Ольшевский), Астраханский Митрофан (Краснопольский), епископы Балахнинский Лаврентий (Князев), Вяземский Макарий (Гневушев), Кирилловский Варсонофий (Лебедев), Тобольский Гермоген (Долганёв), Соликамский Феофан (Ильменский), Селенгинский Ефрем (Кузнецов) и др.

Первым практическим результатом действия декрета «Об отделении Церкви от государства» было закрытие в 1918 г. духовных учебных заведений, включая епархиальные училища, и храмов при них. Исключение составила только КазДА, которая благодаря стараниям ее ректора еп. Чистопольского Анатолия (Грисюка) продолжала свою работу до 1921 г., когда еп. Анатолий и преподаватели академии были арестованы по обвинению в нарушении декрета. Практически с 1918 г. было прекращено духовное образование и научная церковная деятельность, издание христианской литературы стало невозможно. Лишь в 1944 г. с разрешения властей был открыт Богословский ин-т и пастырские курсы, преобразованные в 1946 г. в духовную академию и семинарию. Декретом было запрещено преподавание Закона Божия в школах. Согласно разъяснению Наркомпроса от 23.02.1918, преподавание религиозных учений детям до 18 лет не должно было принимать форму правильно функционирующих учебных заведений, на основании этого запрещалось преподавание религиозных учений в храмах и даже на дому. Развивая положения декрета, Наркомпрос от 3.03.1919 г. постановил: «Воспретить лицам, принадлежащим к духовенству всех его родов, всех вероисповеданий, занимать какие-либо должности во всех школах. Виновные в нарушении сего воспрещения подлежат суду Ревтрибунала» (Самарские ЕВ. 1924. № 2). Во многих городах состоялись собрания прихожан, выразивших свое отрицательное отношение к декрету в целом и в частности к вопросу отделения школы от Церкви. 4.02.1918 общее собрание прихожан г. Ново-Николаевска единогласно постановило: «Отделение Церкви от государства считать равносильным отделению души от тела, русский человек, как православный христианин и как гражданин, не может разделиться… Устранение Закона Божия из числа обязательных предметов школьного курса является гонением на законное стремление верующих родителей, дающих средства на содержание школ, воспользоваться организованными средствами обучения и воспитания детей» (Изв. Екатеринб. Церкви. 1918. № 7). Крестьянский съезд Казанской губ. постановил признать Закон Божий обязательным предметом в школах. Рабочие Казани в числе 14 тыс. обратились к комиссару по народному образованию с требованием сохранить преподавание Закона Божия в школах (Петрогр. церк. вестн. 1918. № 18). В Оренбурге прошли в 1918 г. собрания родителей всех школ, которые единогласно высказались за обязательное преподавание Закона Божия (Религия и школа. Пг., 1918. № 5–6. С. 336). Подобные собрания прошли во Владимирской, Рязанской, Тамбовской, Симбирской губерниях, в некоторых учебных заведениях Москвы. Ни одно из пожеланий народа не было удовлетворено. В принятый в 1922 г. УК РСФСР была введена статья, которая предполагала наказание до одного года заключения за преподавание «религиозных вероучений» несовершеннолетним. Одновременно с принятием декрета «Об отделении Церкви от государства» власти попытались с помощью вооруженного нападения захватить Александро-Невскую лавру 19.01.1918, при захвате лавры был смертельно ранен прот. Скорбященской церкви Петр Скипетров, пытавшийся усовестить красногвардейцев. Во многих городах страны - Москве, Петрограде, Туле, Тобольске, Перми, Омске и др.- в 1918 г. прошли крестные ходы в знак протеста против захвата церковного имущества. В них принимали участие десятки тысяч людей. В Туле и Омске крестные ходы были расстреляны красногвардейцами. В апр. 1918 г. в Наркомюсте была создана Комиссия по осуществлению декрета «Об отделении Церкви от государства», переименованная затем в VIII Отдел, названный «ликвидационным». Подготовленная этим отделом инструкция от 24.08.1918 о порядке применения декрета предусматривала уже ряд жестких конфискационных мер, включая изъятие капиталов, ценностей, другого имущества церквей и мон-рей. Причем при изъятии монастырского имущества должны были быть ликвидированы и сами мон-ри. В 1918–1921 гг. было национализировано имущество более половины имевшихся в России мон-рей - 722.

Во 2-й пол. 1921 г. в стране разразился голод. К маю 1922 г. в 34 губерниях России голодали ок. 20 млн. чел. и ок. 1 млн. скончались. Голод явился не только результатом засухи, но и результатом только что окончившейся гражданской войны, жестокого подавления крестьянских восстаний и беспощадного отношения власти к народу, принимавшего форму экономических экспериментов. Святейший Патриарх Тихон (Белавин) одним из первых откликнулся на народное горе и в авг. 1921 г. обратился к пастве, к Восточным Патриархам, к папе Римскому, к архиепископу Кентерберийскому и епископу Йоркскому с посланием, в котором призывал оказать помощь стране, умирающей от голода (Акты свт. Тихона. С. 70). Власти были против какого бы то ни было участия православной Церкви в помощи голодающим. Ф. Э. Дзержинский в дек. 1921 г. сформулировал официальную позицию: «Мое мнение: церковь разваливается, поэтому (здесь и далее выделено в документе.- и. Д.) нам надо помочь, но никоим образом не возрождать ее в обновленной форме. Поэтому церковную политику развала должен вести ВЧК, а не кто-либо другой. Официальные или полуофициальные сношения с попами - недопустимы. Наша ставка - на коммунизм, а не религию. Лавировать может только ВЧК для единственной цели - разложения попов» (Архивы Кремля. Кн. 1. С. 9). 6.02.1922 г. Патриарх Тихон обратился вторично к православным христианам с призывом оказывать помощь голодающим, для чего можно использовать находящиеся в храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления (подвески в виде колец, цепей, браслетов, ожерелий и другие предметы, жертвуемые для украшения святых икон, золотой и серебряный лом) (Там же. Кн. 2. С. 11).

23.02.1922 вступил в действие декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Получив детальную разработку в Политбюро и ГПУ, этот декрет стал инструментом, с помощью которого власти сделали попытку разрушить Церковь. 17.03.1922 Л. Д. Троцкий предложил план организации изъятия церковных ценностей, который выходил далеко за границы непосредственно данной цели. В соответствии с планом в центре и в губерниях должны были быть созданы секретные руководящие комиссии по изъятию, к участию в которых привлекались бы комиссары дивизий или бригад Красной Армии. Одной из важнейших задач комиссий было внесение раскола в духовенство в связи с отношением к проводимой властями акции и всемерная поддержка священников, выступивших за изъятие ценностей (Архивы Кремля. Кн. 1. С. 133–134; Кн. 2. С. 51). В марте 1922 г. комиссия приступила к изъятию ценностей из храмов. Несмотря на попытки духовенства предотвратить эксцессы, в некоторых местах произошли столкновения между властями и верующими: 11 марта в Ростове-на-Дону, 15 марта в Шуе и 17 марта в Смоленске. 19 марта В. И. Ленин написал известное письмо, в котором окончательно сформулировал смысл и цели кампании по изъятию ценностей: «Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечивал нам сочувствие этой массы, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне… Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий» (Там же. Кн. 1. С. 141–142). Ленин предлагал провести после изъятия церковных ценностей несколько процессов, которые должны быть закончены расстрелами не только в Шуе, но и в Москве, и «нескольких других духовных центрах». Такие процессы были проведены. Некоторые из них, как, напр., Московский (26.04–8.05.1922), Петроградский (29.05–5.07.1922), Смоленский (1–24.08.1922), окончились смертными приговорами для части обвиняемых. В то время были расстреляны в Петрограде священномученики Вениамин (Казанский), митр. Петроградский, архим. Сергий (Шеин) и мученики миряне Юрий Новицкий и Иоанн Ковшаров. В Москве были расстреляны протоиереи Александр Заозерский, Василий Соколов, Христофор Надеждин, иером. Макарий (Телегин) и мирянин Сергий Тихомиров. Остальные были приговорены к заключению и ссылкам. Т. о., если первый этап гонений, 1918–1920 гг., чаще всего проходил без соблюдения каких бы то ни было юридических формальностей, то гонения 1922 г. проводились с привлечением судов и революционных трибуналов. Известные на сегодня документы пока не дают возможности определить ни числа столкновений между верующими и властями, ни количества убитых и раненых в этих столкновениях, ни числа репрессированных. По свидетельству активного деятеля «Живой церкви» В. Красницкого, в ходе изъятия в 1922 г. произошло 1414 кровавых инцидентов. Прот. Михаил Польский приводит следующие цифры: в 1922 г. общее число жертв, погибших при столкновениях и расстрелянных по суду, было 2691 чел. белого духовенства, 1962 монашествующих, 3447 монахинь и послушниц; всего - 8100 жертв. В литературе встречаются также данные о том, что в 1922 г. в стране прошел 231 судебный процесс, на котором были вынесены приговоры 732 обвиняемым (Там же. Кн. 1. С. 78). В результате были изъяты церковные предметы на сумму 4 650 810 р. 67 к. в золотых рублях. Из этих средств 1 млн золотых р. пошел на покупку продовольствия для голодающих, вокруг чего была развернута агитационная кампания. Основные средства использованы на саму кампанию по изъятию или, точнее говоря, на кампанию по расколу РПЦ.

Власти не ограничились прямыми репрессиями против духовенства и верующих, в их замыслы входило разрушение церковного управления, для чего была оформлена в отдельную организацию группа духовенства (см. Обновленчество), которой советская власть стала оказывать определенное покровительство. Троцкий, сформулировавший позицию Политбюро по этому вопросу, в записке от 30.03.1922 выделил два «течения» в Церкви: «открыто контрреволюционное с черносотенно-монархической идеологией» и «буржуазно-соглашательское сменовеховское» («советское», обновленческое). Наибольшую опасность в настоящее время он видел в первом течении, бороться с которым нужно, как сказано в записке, опираясь на «сменовеховское» (обновленческое) духовенство. Однако укрепление последнего представляло, по мнению Троцкого, большую опасность в будущем, поэтому, использовав обновленчество в своих целях, власти должны будут беспощадно впоследствии с ним расправиться. Ближайшей мерой в данной акции планировался раскол внутри духовенства в связи с изъятием церковных ценностей (Там же. Кн. 1. С. 162–163). 14 марта ГПУ разослало в некоторые крупные губернские города шифротелеграммы о вызове в Москву духовенства, изъявившего согласие на сотрудничество с ГПУ. Из Петрограда были вызваны священники А. Введенский и Заборовский, а из Н. Новгорода - архиеп. Евдоким (Мещерский) с разделяющим его взгляды духовенством. В Москве должно было пройти совещание «прогрессивного духовенства», организация которого поручалась руководителю московских чекистов Ф. Д. Медведю. В составленной 11.04.1922 ГПУ инструкции о проведении совещания говорилось о необходимости организационного оформления, хотя бы в местном масштабе для начала, данной группы духовенства, для чего совещание должно принять резолюцию примерно следующего содержания: «Взаимоотношения между православной церковью и советским государством стали абсолютно невозможными и по вине руководящих иерархов церкви. В вопросе о голоде руководители церкви заняли явно антинародную и антигосударственную позицию и, в лице Тихона, по существу призвали верующих к мятежу против советской власти… Спасение же состоит в том, чтобы немедленно же мужественным решительным элементам принять практические меры к обновлению церковной иерархии при помощи даже поместного собора, который должен решить вопрос о судьбе патриаршества, о конституции церкви и ее руководстве» (Архивы Кремля. Кн. 2. С. 185–186). 19.04.1922 на квартире свящ. С. Калиновского состоялось совещание представителей ГПУ и «революционного духовенства» в лице Калиновского, И. Борисова, Николостанского и еп. Антонина (Грановского), которые полностью согласились с представителями ГПУ относительно планов борьбы против Патриарха и Патриаршего управления.

Описывая механизм, с помощью которого создавалось обновленческое движение, а также каким образом и с какими целями собирался обновленческий Собор, начальник VI отделения Секретного отдела ОГПУ Е. А. Тучков писал: «До создания обновленческих церковных групп, все управление церковью находилось в руках бывшего Патриарха Тихона, а отсюда и тон церкви давался явно в антисоветском духе. Момент изъятия церковных ценностей послужил как нельзя лучше к образованию обновленческих противотихоновских групп, сначала в Москве, а потом по всей СССР. До этого времени как со стороны органов ГПУ, так и со стороны нашей партии внимание на церковь обращалось исключительно с информационной целью, поэтому требовалось, для того чтобы противотихоновские группы овладели церковным аппаратом, создать такую осведомительную сеть, которую можно было бы использовать не только в вышеупомянутых целях, но и руководить через нее всей церковью, что нами и было достигнуто… После этого и имея уже целую сеть осведомления возможно было направить церковь по такому пути, какой нам был нужен, так в Москве была организована первая обновленческая группа, позднее назвавшаяся «Живая церковь», которой Тихон передал временное управление церковью. Она состояла из шести человек: двух архиереев - Антонина и Леонида (Скобеева.- и. Д.) и из четырех попов - Красницкого, Введенского, Стадника и Калиновского… С этого времени в противоположность антисоветской политике Тихона начинается политика в духе советской власти и поголовная замена старых тихоновских архиереев и видных попов своими сторонниками… Этим самым было положено начало раскола православной церкви и перемена политической ориентации церковного аппарата… С целью окончательного укрепления своего положения и получения канонического права на руководство церковью обновленцы повели работу по подготовке Всероссийского Поместного Собора, на котором должны были решиться вопросы главным образом о Тихоне и его заграничных епископах, окончательного установления политической линии церкви и введения в нее ряда богослужебных новшеств» (Там же. Кн. 2. С. 395–400). Созванный обновленцами 29.04–9.05.1923 Собор объявил о лишении Патриарха священства и даже монашества, восстановление института Патриаршества Собором 1917–1918 гг. было провозглашено «актом контрреволюционным», были приняты некоторые реформы: второбрачие духовенства, отмена безбрачия епископов, переход на новый календарный стиль. Антирелигиозная комиссия и ОГПУ организовали посещение арестованного Патриарха Тихона делегацией Собора для вручения этих постановлений. Патриарх начертал на них свою резолюцию об их неканоничности, хотя бы уже потому, что 74-е апостольское правило требует его обязательного присутствия на судебном Соборе для возможности оправдания.

27.06.1923 Патриарх Тихон был освобожден из заключения и сразу же обратился с посланиями ко всероссийской пастве. Главной его заботой после освобождения стало преодоление обновленческого раскола. С предельной ясностью Патриарх изложил в своем послании от 15.07.1923 историю захвата обновленцами церковной власти, употребленной ими для углубления церковного раскола, преследования хранящих верность канонам священников, насаждения «Живой церкви», ослабления церковной дисциплины. Патриарх объявил церковное управление обновленцев незаконным, принятые распоряжения недействительными, все совершенные и совершаемые действия и таинства безблагодатными (Акты свт. Тихона. С. 291). Незадолго перед кончиной Патриарха ОГПУ приняло решение возбудить против него дело, предъявив обвинение в составлении списков репрессированного духовенства. 21.03.1925 Патриарх был допрошен следователем, но дело не получило развития ввиду смерти Патриарха 7.04.1925.

Ставший Патриаршим Местоблюстителем митр. Крутицкий Петр (Полянский) продолжил дело по уврачеванию раскола, заняв по отношению к обновленцам строго церковную позицию. Митр. Петр считал возможным присоединение обновленцев к православной Церкви только при условии, если каждый из них в отдельности отречется от своих заблуждений и принесет всенародное покаяние в своем отпадении от Церкви (Там же. С. 420). 1–10 окт. в Москве обновленцы провели свой второй Собор, на котором присутствовало более 300 чел. Среди других целью обновленческого Собора было оклеветать Патриаршую Церковь и митр. Петра. Выступая на Соборе, Введенский заявил: «Мира с тихоновцами не будет, верхушка тихоновщины является контрреволюционной опухолью в Церкви. Чтобы спасти Церковь от политики, необходима хирургическая операция. Только тогда может наступить мир в Церкви. С верхушкой тихоновщины обновленчеству не по пути!» О митр. Петре обновленцы на Соборе говорили, что он «опирается на людей… недовольных революцией… думающих еще посчитаться с современной властью» (Цыпин. С. 133). В течение 1925 г. митр. Петр делал попытки нормализовать отношения РПЦ с гос-вом, стараясь добиться встречи с главой Советского правительства А. И. Рыковым. Одновременно он начал составлять текст декларации, который активно обсуждал с жившими в то время в Москве архиереями.

Гос-во заняло непримиримую позицию по отношению к Церкви, выбирая лишь формы и сроки для ее уничтожения. Еще при жизни Патриарха Тихона, когда стало ясно, что обновленческое движение потерпело крах, Антирелигиозная комиссия на заседании 3.09.1924 постановила: «Поручить т. Тучкову принять меры к усилению правого течения, идущего против Тихона, и постараться выделить его в самостоятельную противотихоновскую иерархию» (Дамаскин. Кн. 2. С. 13). После смерти Патриарха ОГПУ вплотную приступило к организации нового раскола, который впоследствии получил название «григорианского» - по имени возглавившего раскольнический Временный высший церковный совет (ВВЦС) архиеп. Григория (Яцковского). После того как переговоры ОГПУ с возглавителями раскола были завершены, Антирелигиозная комиссия на заседании 11.11.1925 постановила: «Поручить т. Тучкову ускорить проведение наметившегося раскола среди тихоновцев… В целях поддержки группы (архиеп. Григория Яцковского.- и. Д.), стоящей в оппозиции к Петру… поместить в «Известиях» ряд статей, компрометирующих Петра, воспользовавшись для этого материалами недавно закончившегося обновленческого Собора. Просмотр статей поручить тт. Стеклову И. И., Красикову П. А. и Тучкову. Им же поручить просмотреть готовящиеся оппозиционной группой (архиеп. Григория.-и. Д.) декларации против Петра. Одновременно с опубликованием статей поручить ОГПУ начать против Петра следствие» (Там же. С. 350). В нояб. 1925 г. были арестованы епископы, священники и миряне, которые в той или иной степени оказывали помощь митр. Петру по управлению Церковью: архиепископы Прокопий (Титов), Николай (Добронравов) и Пахомий (Кедров), епископы Гурий (Степанов), Иоасаф (Удалов), Парфений (Брянских), Амвросий (Полянский), Дамаскин (Цедрик), Тихон (Шарапов), Герман (Ряшенцев). Среди мирян был арестован бывш. до революции обер-прокурором Святейшего Синода А. Д. Самарин и помощник обер-прокурора П. Истомин. 9.12.1925 Антирелигиозная комиссия на состоявшемся в этот день заседании постановила арестовать митр. Петра и поддержать группу архиеп. Григория. Вечером того же дня митр. Петр был арестован. 22.12.1925 состоялось организационное собрание иерархов, которыми был создан ВВЦС, возглавляемый архиеп. Григорием (Яцковским). Предприняв впоследствии попытку захватить высшую церковную власть, эта группа иерархов оформилась в самостоятельное течение, и со временем они создали собственную неканоническую иерархию параллельно православному епископату.

Власти, однако, в своих усилиях по разрушению церковного управления не удовлетворились обновленческим и григорианским расколами и стали вести активную деятельность, чтобы добиться разрыва отношений между Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митр. Нижегородским Сергием (Страгородским) и кандидатом на пост Местоблюстителя по завещанию Патриарха Тихона митр. Ярославским Агафангелом (Преображенским). С этой целью ОГПУ задержало митр. Агафангела в Перми, где с ним неоднократно встречался Тучков, который предложил ему ввиду ареста митр. Петра занять пост Местоблюстителя. 18.04.1926 митр. Агафангел выпустил послание, в котором объявил о своем вступлении на пост Местоблюстителя. 24.04.1926 Антирелигиозная комиссия приняла решение продолжать вести линию на раскол между митр. Сергием и митр. Агафангелом, укрепляя одновременно ВВЦС во главе с архиеп. Григорием как самостоятельную единицу. Сформировать новое церковное течение ОГПУ не удалось, уже 12.06.1926 митр. Агафангел отказался от поста Патриаршего Местоблюстителя. Но власти не оставили своего замысла создать новый раскол. Вмешательство их в церковное управление и в назначения епископов на кафедры, аресты неугодных архиереев и опубликованная на этом фоне Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергием 29.06.1927 Декларация о лояльности привели к смятению среди православных и создали значительные разномыслия среди иерархов. Однако в данном случае властям не удалось сформировать самочинную церковную группу, которая решилась бы на создание собственной иерархии, и дискуссия окончилась мученической кончиной большинства ее участников.

В 1928 г. власти стали готовиться к широкомасштабной высылке крестьян (см. Коллективизация), бо?льшую часть которых составляли православные, сохранившие старый религиозный уклад жизни, для которых вера была не только образом мысли, но и соответствующим ей образом жизни. Во многих селах, не исключая самых глухих, были старосты храмов, действовали двадцатки, продолжали существовать многие мон-ри, в 20-х гг. получившие от властей юридический статус кооперативов, товариществ и коммун. В кон. 1928 г. Политбюро начало подготовку гонения, в основу которого был положен документ, очерчивающий его границы и масштабы. Написать документ было поручено Л. М. Кагановичу и Е. М. Ярославскому; предварительный черновой вариант был согласован с Н. К. Крупской и П. Г. Смидовичем. 24.01.1929 ЦК ВКП(б) утвердил окончательный текст указа «О мерах усиления антирелигиозной работы», и он был разослан всем ЦК нацкомпартий, крайкомам, обкомам, губкомам и окружкомам, т. е. всем представителям власти в Советской России. Этот документ положил начало массовым арестам священнослужителей, мирян и закрытию храмов, и в нем, в частности, писалось: «Усиление социалистического строительства… вызывает сопротивление буржуазно-капиталистических слоев, что находит свое яркое выражение на религиозном фронте, где наблюдается оживление различных религиозных организаций, нередко блокирующихся между собою, использующих легальное положение и традиционный авторитет Церкви… Наркому Внудел и ОГПУ. Не допускать никоим образом нарушения советского законодательства религиозными обществами, имея в виду, что религиозные организации… являются единственной легально действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы. НКВД обратить внимание на то, что до сих пор жилые, торговые муниципализированные помещения сдаются в аренду под молитвенные дома, нередко в рабочих районах. Школы, суды, регистрации гражданских актов должны быть полностью изъяты из рук духовенства. Партийным комитетам и исполкомам необходимо поставить вопросы об использовании загсов в целях борьбы с поповщиной, церковными обрядами и пережитками старого быта. Кооперативным организациям и колхозам обратить внимание на необходимость овладеть вегетарианскими столовыми и другими кооперативными объединениями, созданными религиозными организациями… Куспромсоюзам озаботиться о создании новых кустарных промыслов в районах изготовления предметов религиозного культа, иконописи и т. п. Фракциям советов необходимо взять на себя инициативу разработки ряда мероприятий, около проведения которых можно было организовать широкие массы на борьбу с религией, правильное использование бывших монастырских и церковных зданий и земель, устройство в бывш. мон-рях мощных сельскохозяйственных коммун, сельскохозяйственных станций, прокатных пунктов, промышленных предприятий, больниц, школ, школьных общежитий и т. п., не допуская ни под каким видом существования в этих монастырях религиозных организаций» (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Ед. хр. 13. Л. 56–57). 28.02.1929 на одном из заседаний Политбюро ЦК постановил: «Внести на ближайший Съезд советов РСФСР предложение об изменении пунктов 4 и 12 Конституции РСФСР следующим образом: в конце параграфа 4-го слова «…а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами» заменить словами «…а свобода религиозных убеждений и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами»» (Там же. Л. 58). 4.07.1929 председатель Антирелигиозной комиссии Ярославский подал в Политбюро докладную записку о деятельности комиссии за 1928/29 г. В ней, в частности, говорилось о создании специальной комиссии с участием НКВД и ОГПУ для выяснения точного количества еще не ликвидированных мон-рей и превращения их в советские учреждения (общежития, колонии для малолетних, совхозы и т. п.) (Там же. Л. 78–79).

Репрессии нарастали, храмы закрывались, но, с т. зр. И. В. Сталина и Политбюро, действия неповоротливой Антирелигиозной комиссии мешали полномасштабным гонениям на православную Церковь, которые не только повторили бы гонения и расстрелы священнослужителей в 1918-м и 1922 гг., но должны были значительно превысить их, ибо в данном случае затрагивалась основная масса мирян - крестьянство. 30.12.1929 Политбюро ЦК приняло постановление о ликвидации Антирелигиозной комиссии и передаче всех ее дел в Секретариат ЦК (впоследствии была создана Комиссия по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР). Т. о., управление гонениями собиралось в единый центр. 11.02.1930 Президиум ЦИК СССР утвердил соответствующее постановление ЦИК и СНК СССР «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений», которое гласило: «Предложить правительствам союзных республик немедленно поручить органам, производящим регистрацию религиозных объединений, пересмотреть состав руководящих органов этих объединений в целях исключения из них (в порядке ст. ст. 7, 14 Закона РСФСР о религиозных объединениях от 8 апр. 1929 г., аналогичных статей законов других республик) кулаков, лишенцев и иных враждебных советской власти лиц. Не допускать впредь проникновения в эти органы указанных лиц, систематически отказывая в регистрации им религиозных объединений при наличии упомянутых выше условий» (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Ед. хр. 14. Л. 15). Коммунистические газеты начали публиковать материалы о закрытии храмов, бахвалясь широтой и размахом гонений, что могло привести к противоположным результатам. В отличие от Троцкого, сторонника агитационных кампаний, Ленин и Сталин действовали с помощью секретных постановлений, принятых узким кругом лиц, которые затем доводились до соответствующих учреждений, ответственных за проведение акции. И потому, когда газеты стала захлестывать волна сообщений о беззаконных закрытиях церквей, Политбюро ЦК 25.03.1930 постановило: за публикацию в «Рабочей Москве» 18 марта сообщения о массовом закрытии церквей (56 церквей) объявить выговор редактору газеты с предупреждением, что в случае допущения впредь таких сообщений будет поставлен вопрос о его исключении из партии (Там же. Л. 12). Гонения, начавшись в 1929 г., продолжались до 1933 г. Значительная часть духовенства за это время была арестована и сослана в лагеря, приняла мученическую кончину. В 1929–1933 гг. было арестовано ок. 40 тыс. церковно- и священнослужителей. В одной только Москве и Московской обл.- 4 тыс. чел. Большая часть арестованных была приговорена к заключению в концлагеря, многие были расстреляны. Находившиеся в заключении и дожившие до гонения 1937 г. претерпели мученическую кончину. Наконец, в 1935 г. ЦК ВКП(б) подвел итоги антирелигиозных кампаний, проводившихся последние несколько лет, и был составлен один из итоговых документов. В этом документе гонители засвидетельствовали огромную духовную силу РПЦ, позволившую ей, несмотря на постоянный гнет гос-ва, аресты, расстрелы, закрытие храмов и мон-рей, коллективизацию, уничтожившую значительную часть активных и самостоятельных мирян, сохранить половину всех приходов РПЦ. В этом документе говорилось об ослаблении деятельности всех антирелигиозных организаций, в частности Союза воинствующих безбожников (из 5 млн. членов в Союзе осталось ок. 350 тыс.). Сообщалось, что по всей стране насчитывается не менее 25 тыс. всяких молитвенных домов (в 1914 г. церквей было до 50 тыс.). Показателем усиления религиозности населения и активности верующих был рост жалоб и резкое увеличение числа ходоков в Комиссию по вопросам культов при Президиуме ВЦИК. Число жалоб достигло 9221 в 1935 г. против 8229 в 1934 г. Число ходоков в 1935 г. составило 2090 чел., что вдвое больше, чем в 1934 г. Неудовлетворительные, с т. зр. руководства страны, результаты антирелигиозной работы объяснялись, в частности, неверными представлениями некоторых чиновников о том, что борьба с религиозными влияниями в стране закончена и антирелигиозная работа является уже пройденным этапом (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Ед. хр. 14. Л. 34–37).

В нач. 1937 г. была проведена перепись населения СССР. По предложению Сталина в эту перепись был включен вопрос о религии, на который отвечали все граждане начиная с 16 лет. Правительству, и в особенности Сталину, хотелось узнать, каковы же их реальные успехи за 20 лет борьбы с верой и Церковью, кем называют себя люди, живущие в гос-ве, исповедующем в качестве религиозного суррогата воинствующее безбожие. Всего населения от 16 лет и старше в Советской России оказалось в 1937 г. 98,4 млн. чел., из них 44,8 млн. мужчин и 53,6 млн. женщин. Верующими себя назвали 55,3 млн. чел., из них 19,8 млн.- мужчины и 35,5 млн.- женщины. К неверующим себя отнесла меньшая, но все же достаточно значительная часть - 42,2 млн. чел., из них 24,5 млн.- мужчины и 17,7 млн.- женщины. Не пожелали ответить на этот вопрос всего лишь 0,9 млн. чел. Но и это было не все: православными себя назвали 41,6 млн. чел., или 42,3% всего взрослого населения РСФСР и 75,2% всех, назвавших себя верующими. Армяне-григорианцы составили 0,14 млн. чел., или 0,1% всего взрослого населения, католики - 0,5 млн., протестанты - 0,5 млн., христиане прочих исповеданий - 0,4 млн., магометане - 8,3 млн., иудеи - 0,3 млн., буддисты и ламаисты - 0,1 млн., прочие и неточно указавшие религию - 3,5 млн. чел. Из переписи с ясностью следовало, что население страны осталось православным, сохранив национальные духовные корни. Предпринятые с 1918 г. усилия в борьбе с Церковью и народом, осуществленные как с помощью судов, так и с помощью внесудебных административных преследований, не привели к желаемому результату, а если исходить из данных переписи населения, то можно сказать, что они потерпели крах (Там же. Оп. 56. Ед. хр. 17. Л. 211–214). Сталину были очевидны размеры неуспеха строительства безбожного социализма в стране, ясно, насколько беспощадно-кроваво должно быть новое гонение и невиданная война с народом, в результате которой не лагерь, не каторжные работы ждали непокорных (причем непокорных не на деле, а только идейно, отличных своей верой), а приговоры к расстрелу и смерть. Так началось новое, последнее гонение, которое должно было физически сокрушить православие. В нач. 1937 г. власти поставили вопрос о существовании РПЦ в качестве всероссийской организации. Как и раньше, в случаях принятия широкомасштабных решений, тех, которые называются «историческими» и которые приводят к гибели миллионов людей, инициативу постановки вопроса Сталин поручил другому, в данном случае Г. М. Маленкову. 20.05.1937 Маленков направил Сталину записку, в ней он предлагал отменить декрет ВЦИК от 8.04.1929 г. «О религиозных объединениях», в соответствии с которым религиозное об-во могло быть зарегистрировано при наличии заявления от 20 чел. Маленков писал, что декрет способствует нежелательному для власти организационному оформлению «церковников» (в форме двадцаток), поэтому необходимо изменить порядок регистрации религиозных об-в и вообще покончить с органами управления «церковников» в том виде, как они сложились к кон. 20-х гг. Отмечалось, что всего по СССР в двадцатках состояли ок. 60 тыс. чел. (Там же. Оп. 60. Ед. хр. 5. Л. 34–35). С запиской были ознакомлены члены и кандидаты в члены Политбюро. Ответил на записку Маленкова нарком внутренних дел СССР Н. И. Ежов. 2.06.1937 он написал Сталину: «Ознакомившись с письмом т. Маленкова по поводу необходимости отмены декрета ВЦИКа от 8.4.29 года «О религиозных объединениях», считаю, что этот вопрос поднят совершенно правильно. Декрет ВЦИКа от 8.4.29 г. в статье 5-й о т. н. «церковных двадцатках» укрепляет церковь тем, что узаконяет формы организации церковного актива. Из практики борьбы с церковной контрреволюцией в прошлые годы и в настоящее время нам известны многочисленные факты, когда антисоветский церковный актив использует в интересах проводимой антисоветской работы легально существующие «церковные двадцатки» как готовые организационные формы и как прикрытия. Вместе с декретом ВЦИКа от 8.4.29 г. нахожу необходимым отменить также инструкцию постоянной Комиссии при Президиуме ВЦИКа по вопросам культов «О порядке проведения в жизнь законодательства о культах». Ряд пунктов этой инструкции ставит религиозные объединения на положение едва ли не равное с советскими общественными организациями, в частности, имею в виду пункты 16 и 27 инструкции, которыми допускаются религиозные уличные шествия и церемонии, и созыв религиозных съездов» (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Ед. хр. 5. Л. 36–37). По данным правительственной Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, в 1937 г. было арестовано 136 900 православных священно- и церковнослужителей, из них расстреляно 85 300; в 1938 г. арестовано 28 300, расстреляно 21 500; в 1939 г. арестовано 1500, расстреляно 900; в 1940 г. арестовано 5100, расстреляно 1100; в 1941 г. арестовано 4 000, расстреляно 1900 (Яковлев. С. 94–95). В одной Тверской обл. было расстреляно только в 1937 г. более 200 священников, а в Московской - ок. 1000. Осень 1937 г. и зиму 1937/38 г. сотрудники НКВД едва успевали ставить свои подписи под «следственными» бумагами, а в выписках из актов о приведении в исполнение смертного приговора секретарь тройки при УНКВД часто ставил «1» час ночи, потому что на написание этой цифры тратилось меньше всего времени. И получалось, что все приговоренные в Тверской обл. были расстреляны в одно и то же время.

К весне 1938 г. власти сочли, что РПЦ физически уничтожена и отпала необходимость содержать специальный государственный аппарат по надзору за Церковью и проведению в жизнь репрессивных распоряжений. 16.04.1938 Президиум Верховного Совета СССР постановил ликвидировать Комиссию Президиума ЦИК СССР по вопросам культов. Из 25 тыс. церквей в 1935 г. после двух лет гонений в 1937-м и 1938 гг. в Советской России осталось всего 1277 храмов и 1744 храма оказались на территории Советского Союза после присоединения к нему западных областей Украины, Белоруссии и Прибалтики. Т. о., во всей России в 1939 г. храмов стало меньше, чем в одной Ивановской обл. в 1935 г. Можно с уверенностью сказать, что гонения, обрушившиеся на РПЦ в кон. 30-х гг., были исключительными по своему размаху и жестокости не только в рамках истории России, но и в масштабе всемирной истории. В 1938 г. советская власть завершила 20-летний период гонений, в результате которых процесс разрушения был доведен до состояния необратимости. Если уничтоженные или превращенные в склады храмы можно было в обозримой перспективе восстановить или отстроить заново, то расстрелянные более 100 архиереев, десятки тысяч священнослужителей и сотни тысяч православных мирян стали невосполнимой утратой для Церкви. Последствия этих гонений сказываются и в наши дни. Массовое уничтожение святителей, просвещенных и ревностных пастырей, множества подвижников благочестия понизило нравственный уровень об-ва, из народа была выбрана соль, что привело его в угрожающее состояние духовного разложения.

Власти не собирались останавливать процесс закрытия храмов, он продолжался, и неизвестно, каков был бы его конец, если бы не Великая Отечественная война (1941–1945). Однако ни начало войны, ни поражения первых месяцев, ни оставление обширных территорий врагу нисколько не повлияли на враждебное отношение Советского правительства к РПЦ и не побудили прекратить гонение. Лишь после того, как стало известно, что немцы попустительствуют открытию храмов (см. Великая Отечественная война) и на оккупированных территориях открыто 3732 храма, т. е. больше, чем во всей Советской России, а на территории собственно России, без Украины и Белоруссии, немцы способствовали открытию 1300 храмов, власти пересмотрели свою позицию. 4.09.1943 состоялась встреча митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича) со Сталиным. Утром следующего дня НКГБ СССР по приказу Сталина выделил в распоряжение митр. Сергия автомашину с шофером и горючим. Один день потребовался НКГБ для приведения в порядок особняка, отданного Патриархии, и 7 сент. митр. Сергий со своим небольшим штатом переселился в Чистый пер. Уже на 11 часов следующего дня было назначено открытие Собора епископов и возведение митр. Сергия в сан Патриарха (см. Архиерейский Собор 1943 г.). Т. о. Советское правительство демонстрировало миру перемену в своем отношении к РПЦ - лояльность, которая, впрочем, ограничилась несколькими акциями. На территории, захваченной немцами, храмы продолжали открываться и восстанавливаться, но ни Сталин, ни Советское правительство не собирались открывать церкви, предполагая ограничиться выгодами представительной деятельности РПЦ за рубежом. Во все время Великой Отечественной войны не прекращались аресты духовенства. В 1943 г. было арестовано более 1 тыс. православных священников, из них расстреляно 500. В 1944–1946 гг. количество смертных казней ежегодно составляло более 100 чел. (Яковлев. С. 95–96). В 1946 г. Совет по делам РПЦ, образованный 8.10.1943 с целью наблюдения за умонастроениями в церковной среде и проведения распоряжений правительства, представил в Политбюро отчет о своей работе и о положении РПЦ и верующих в Советской России, в отчете были приведены следующие цифры: «По состоянию на 1 января 1947 г. в СССР функционирует 13 813 православных церквей и молитвенных домов, что по сравнению с 1916 г. составляет 28% (не считая часовен). Из них: в городах СССР функционирует 1352 и в рабочих поселках, селах и деревнях - 12 461 церковь… Открыто немцами на оккупированной территории (главным образом, в УССР и БССР) - 7 тыс.; бывших униатских приходов, воссоединившихся с православной церковью (западные области УССР),- 1997. Распределение их по республикам и областям крайне неравномерно. Если на территории УССР функционирует 8815 церквей, то на территории РСФСР только 3082, и то из них около 1300 церквей открыто в период оккупации». В отчете говорилось об успехах в снижении религиозности в стране, достигнутых за 29 лет, однако с религией еще далеко не покончено, а «методы грубого администрирования, применявшиеся часто в ряде мест, мало себя оправдали» (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Ед. хр. 1. Л. 27–31). В объяснительной записке 1948 г. Совет по делам РПЦ привел следующие данные о количестве церквей и молитвенных домов в Советской России: «На 1 января 1948 г. в СССР было 14 329 действующих церквей и молитвенных домов (11 897 церквей и 2432 молитвенных дома, что составляет 18,4% к количеству церквей, молитвенных домов и часовен в 1914 г., когда их было 77 767). Количество церквей в Украинской ССР составляет 78,3% к их числу в 1914 г., а в РСФСР - 5,4%… Увеличение числа действующих церквей и молитвенных домов произошло по следующим причинам: а) в период войны на территории, подвергавшейся немецкой оккупации, было открыто 7547 церквей (фактически еще больше, так как значительное число церквей после войны перестало функционировать ввиду ухода духовенства вместе с немцами и вследствие изъятия нами у религиозных общин школьных, клубных и т. п. зданий, занятых ими во время оккупации под молитвенные дома); б) в 1946 г. перешел в православие 2491 приход униатской (греко-католической) церкви в западных областях УССР; в) за 1944–1947 гг. вновь открыто с разрешения Совета 1270 церквей, главным образом в РСФСР, откуда были многочисленные и настойчивые просьбы верующих. Территориальное размещение действующих церквей неравномерное. Например. В областях и республиках, подвергавшихся оккупации в период войны, имеется 12 577 действующих церквей, или 87,7% всех церквей, а на остальной территории Союза - 12,3%. 62,3% всех церквей приходится на Украинскую ССР, причем самое большое количество церквей в Винницкой области - 814… На 1 янв. 1948 г. было зарегистрированных священников 11 846 и дьяконов 1255, а всего 13 101 человек, или 19,8% к числу их в 1914 г. … На 1 янв. 1948 г. в СССР было 85 монастырей, что составляет 8,3% к числу монастырей в 1914 г. (1025 монастырей). В 1938 г. в СССР не было ни одного монастыря, в 1940 г. с вхождением в СССР Прибалтийских республик, западных областей УССР, БССР и Молдавии их стало 64. В период оккупации УССР и ряда областей РСФСР было открыто до 40 монастырей. В 1945 г. числился 101 монастырь, но в 1946–1947 гг. 16 монастырей ликвидировано» (Там же. Ед. хр. 6. Л. 2–6).

С сер. 1948 г. давление гос-ва на Церковь усилилось. 25.08.1948 Совет по делам РПЦ вынудил Свящ. Синод принять решение о запрещении крестных ходов из села в село, духовных концертов в храмах во внебогослужебное время, поездок архиереев по епархиям в период сельских paбот, служения молебнов на полях. Несмотря на многочисленные просьбы верующих об открытии храмов, с 1948-го по 1953 г. ни один храм не был открыт. 24.11.1949 Совет по делам РПЦ представил Сталину доклад, в котором говорилось о выполнении (начиная с 1945 г., но особенно в последние два года) постановления СНК СССР от 1.12.1944, предписывавшего закрывать открытые на оккупированной территории церкви (т. е. еще до окончания Великой Отечественной войны советское правительство приняло решение о закрытии открытых без его разрешения храмов). Совет докладывал: «Немецкие оккупанты, широко поощряя открытие церквей (за время войны было открыто 10 000 церквей), предоставляли религиозным общинам для молитвенных целей не только церковные здания, но и помещения чисто гражданского характера - клубы, школы, детские дома, а также переоборудованные до войны для культурных целей бывшие церковные здания. Всего на временно оккупированной территории было занято под молитвенные цели 1701 такое общественное здание, из которых в настоящее время, то есть к 1.10.1949 г., 1150 зданий, или 67,6%, уже изъято и возвращено государственным и общественным организациям. Из них: в УССР - 1025 из 1445; в БССР - 39 из 65, в РСФСР и других республиках - 86 из 191. В целом это изъятие прошло организованно и безболезненно, однако в отдельных случаях имели место грубость, поспешность и самочинные действия, в результате чего группы верующих обращались и обращаются в Cовет и центральные правительственные органы с жалобами на изъятие зданий и грубые действия» (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Ед. хр. 1. Л. 80–82). В свою очередь 25.07.1948 министр МГБ В. Абакумов подал Сталину обширную докладную записку, в которой говорилось об активизации в последнее время деятельности «церковников и сектантов» «по охвату населения религиозным и враждебным влиянием», особенно через крестные ходы и молебны, якобы срывавшие полевые работы, через нелегальное религиозное обучение детей и молодежи, а также благодаря возвращению из мест заключения ранее репрессированных лиц. Отмечалось, что со стороны представителей местной власти в некоторых случаях имело место оказание помощи в открытии церквей, мечетей и молитвенных домов, говорилось о неэффективной работе Совета по делам РПЦ и советов по делам религиозных культов при облисполкомах по противодействию «церковникам». Органами МГБ с 1.01.1947 по 1.06.1948 по Советскому Союзу «за активную подрывную деятельность» было арестовано 1968 «церковников и сектантов», из них православных - 679 (Там же. Ед. хр. 14. Л. 62–66, 68–69, 71–76, 81–84, 89).

Все послевоенное время шли аресты православных священников. Согласно сводному отчету ГУЛАГа, на 1.10.1949 количество священников по всем лагерям составляло 3523 чел., из них 1876 священников были в Унжлаге, 521 чел.- в Темниковских лагерях (Особый лагерь № 3), 266 чел.- в Интинлаге (Особый лагерь № 1), остальные - в Степлаге (Особый лагерь № 4) и Озерлаге (Особый лагерь № 7). Все эти лагеря принадлежали к категории лагерей каторжного режима («Хотелось бы всех поименно назвать». С. 193).

В окт. 1949 г. председатель Совета по делам РПЦ Г. Г. Карпов стал настоятельно предлагать Патриарху Алексию I «продумать сумму мероприятий, ограничивающих деятельность Церкви храмом и приходом» (Шкаровский. С. 344–345). Неоднократные попытки Первоиерарха встретиться со Сталиным окончились неудачей. Стало запрещаться и то, что Церковь могла совершать в рамках своей богослужебной жизни - крестные ходы, кроме пасхальных, поездки духовенства в населенные пункты для духовного окормления верующих, окормление одним священником нескольких храмов, что при отсутствии священника могло привести к их закрытию. Власти бесконечно разнообразили формы гонения на Церковь. Так, в 1951 г. был повышен налог, которым стали облагать отчисления причта в пользу епархии, потребовав уплаты этого налога за два предыдущих года. Продолжался процесс закрытия храмов. На 1.01.1952 в стране насчитывалось 13 786 храмов, из которых 120 не действовали, так как использовались для хранения зерна. Только в Курской обл. в 1951 г. при уборке урожая ок. 40 действующих храмов были засыпаны зерном. Количество священников и диаконов уменьшилось до 12 254, осталось 62 мон-ря, только в 1951 г. было закрыто 8 обителей. 16.10.1958 Совет Министров СССР принял новые постановления, направленные против Церкви: «О монастырях в СССР» и «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей». В них предусматривалось сокращение земельных наделов и количества мон-рей. 28 нояб. ЦК КПСС принял постановление «О мерах по прекращению паломничества к т. н. «святым местам»». Властями были учтены 700 святых мест, для прекращения паломничества верующих к ним предлагались самые разные меры: засыпать источники и разрушать часовни над ними, огораживать, ставить милицейскую охрану. В тех случаях, когда паломничество прекратить не удавалось, арестовывали его организаторов. К нояб. 1959 г. было закрыто 13 мон-рей. Некоторые обители закрывались в течение суток. При закрытии Речульского мон-ря в Кишиневской епархии ок. 200 инокинь и большое число верующих пытались воспрепятствовать этому и собрались в церковь. Милиция открыла стрельбу и убила одного из богомольцев. Видя, какой оборот принимает новая волна преследований, Патриарх Алексий сделал попытку встретиться с первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым, чтобы обсудить проблемы во взаимоотношениях Церкви и гос-ва, но эта попытка окончилась неудачей. В 1959 г. власти сняли с регистрации 364 православные общины, в 1960 г.- 1398. Был нанесен удар по духовным учебным заведениям. В 1958 г. в 8 семинариях и 2 академиях обучались немногим более 1200 чел. на дневном отделении и более 500 - на заочном. Властями были приняты жесткие меры по недопущению молодежи в духовные учебные заведения. В окт. 1962 г. Совет по делам РПЦ сообщал ЦК КПСС, что из 560 юношей, подавших в 1961–1962 гг. заявления о приеме в семинарии, 490 забрали заявления, что явилось следствием «индивидуальной работы» с ними. Были закрыты Киевская, Саратовская, Ставропольская, Минская, Волынская семинарии, открытые в 1945–1947 гг. К осени 1964 г. количество учащихся по сравнению с 1958 г. сократилось более чем вдвое. В 3 семинариях и 2 академиях обучались 411 чел. на дневном отделении и 334 - на заочном. 16.03.1961 Совет Министров СССР принял постановление «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах», предусматривавшее возможность закрытия храмов без резолюции Советов министров союзных республик на основании только постановлений областных (краевых) исполкомов при условии согласования их решений с Советом по делам РПЦ. В результате в 1961 г. было снято с регистрации 1390 православных приходов, а в 1962 г.- 1585. В 1961 г. под давлением властей Свящ. Синод принял постановление «О мерах по улучшению существующего строя приходской жизни», которое затем было принято Архиерейским Собором (1961). Практическое осуществление этой реформы привело к отстранению настоятеля от руководства приходской деятельностью. Руководителями всей хозяйственной жизни прихода становились старосты (см. Староста церковный), чьи кандидатуры в обязательном порядке согласовывались с исполкомами. В 1962 г. был введен жесткий контроль над совершением треб - крещений, венчаний и отпеваний. Они заносились в книги с указанием фамилий, паспортных данных и адресов участников, что в иных случаях приводило к преследованиям их.

13.10.1962 Совет по делам РПЦ сообщал ЦК КПСС, что с янв. 1960 г. число церквей сократилось более чем на 30%, а число мон-рей - почти в 2,5 раза, при этом увеличилось число жалоб на действия местных властей. Во многих случаях верующие оказывали сопротивление. В г. Клинцы Брянской обл. тысячная толпа верующих помешала снять кресты с недавно закрытой церкви. Для ее усмирения были вызваны дружинники и подразделения воинской части, вооруженные автоматами. В иных случаях, как, напр., при попытках закрыть Почаевскую лавру в 1964 г., благодаря упорному сопротивлению монахов и верующих удалось отстоять обитель. 6.06.1962 появились два постановления ЦК КПСС, вводившие жесткие меры для пресечения распространения религиозных идей среди детей и молодежи. Было выдвинуто предложение лишать родительских прав тех, кто воспитывал детей в религиозном духе. Родителей стали вызывать в школу и в милицию, требуя от них, чтобы они не водили детей в храм, в противном случае угрожая принудительно поместить детей в интернаты. За первые 8,5 месяца 1963 г. было снято с регистрации 310 православных общин. В том же году была закрыта Киево-Печерская лавра. За 1961–1964 гг. было осуждено по религиозным мотивам и приговорено к различным срокам заключения и ссылки 1234 чел. К 1.01.1966 у РПЦ осталось 7523 храма и 16 мон-рей, в 1971 г. число приходов сократилось до 7274. В 1967 г. РПЦ имела 6694 священника и 653 диакона, в 1971 г. на регистрации состояло 6234 священника и 618 диаконов.

В 70-х и 1-й пол. 80-х гг. продолжался процесс закрытия церквей. Идеологи Советского гос-ва предполагали, что препятствия, созданные ими для прихода людей в храмы, приведут к уменьшению числа верующих, а вместе с этим и к закрытию православных храмов. Надзор за духовенством и верующими - в особенности в провинциальных городах - был достаточно суров и в 70–80-х гг., нужно было обладать значительным мужеством, чтобы исповедовать веру в условиях преследований, чаще всего выражавшихся в ограничении служебной деятельности; судебные преследования, практиковавшиеся в предыдущий период, стали единичными. Самым характерным в то время во взаимоотношениях РПЦ и гос-ва была попытка с помощью Совета по делам религий и КГБ удержать жесткий контроль над всеми сколько-нибудь заметными явлениями в жизни РПЦ и ее деятелями, но у власти не было достаточных сил, чтобы уничтожить церковную организацию.

Таково было подлинное отношение безбожного гос-ва к Церкви, далекое от либерализма и терпимости. Из этих десятилетий особенно жестокими были гонения первых 20 лет, и из них самыми беспощадными и кровавыми были гонения 1937 и 1938 гг. Эти 20 лет беспрестанных гонений дали РПЦ почти весь сонм мучеников, поставив ее по величию подвига наравне с древними Церквами.

Ист.: АПРФ. Ф. 3. Оп. 56, 60; РГИА. Ф. 833. Оп. 1; Изв. Екатеринб. Церкви. 1918. № 7; Петрогр. церк. вестн. 1918. № 18; Религия и школа. Пг., 1918. № 5–6; Самарские ЕВ. 1924. № 2; «Хотелось бы всех поименно назвать…»: По мат-лам следственных дел и лагерных отчетов ГУЛАГа. М., 1993; Акты свт. Тихона; Архивы Кремля: Политбюро и Церковь, 1922–1925 гг. М.; Новосиб., 1997. Кн. 1–2; Следственное дело Патриарха Тихона: Сб. док. М.; Екатеринбург, 1997.

Лит.: Польский. Ч. 1–2; Яковлев А. Н. «По мощам и елей». М., 1995; Дамаскин. Кн. 2; За Христа пострадавшие. Т. 1; Цыпин В., прот. История Русской Церкви, 1917–1997. М., 1997; Осипова И. «Сквозь огнь мучений и воды слез…». М., 1998; Емельянов Н. Е. Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь с 1917 по 1952 г. // Богословский сборник / ПСТБИ. М., 1999. Вып. 3. С. 258–274; Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999.

Игумен Дамаскин (Орловский)