Сегодня попалось на глаза мне такое высказывание, над которым я завис секунд на 40.

«Есть два способа разложить нацию: наказывать невиновных, и не наказывать виновных.»

Кажется мне, высшие эшелоны власти Украины — ярые поклонники Энгельса.

Фридрих Энгельс живет в нашей стране в форме реализации своих афоризмов.

Сегодняшняя ситуация всецело иллюстрирует полное и бесповоротное разложение нации. Безответственность и безнаказанность плодят новые злоупотребления и преступления, подрывают правопорядок, дестабилизируют общество, разлагают людей.

По сути мы с вами видим, как третий год идет основательная подготовка к радикальным, необратимым, жестким реформам. Подготовка к радикальным действиям, товарищи! Третий год! А тем временем, пока социум выборочно «эйфорирует» от грядущих изменений, продолжается процесс разложения нации. Самые резонансные судебные процессы, придающиеся огласке, на глазах у всей страны становятся олицетворением тотального беззакония. Что уж говорить о менее принципиальных делах.

Безответственность и безнаказанность порождает новые и новые ростки свежего, зеленого, быстрорастущего и всеобъемлющего пути в пропасть.

Так, судебные реформы, которые якобы должны принести свои плоды, остаются на обочине.

Эксперты не слишком оптимистичны относительно внедрения в жизнь принятых украинским парламентом изменений в части правосудия.

Напомним, что украинский парламент еще 2 июня окончательно утвердил закон, которым меняются нормы Конституции Украины относительно правосудия с целью исключить влияние политики на правосудие.

Закон о внесении изменений в Конституцию в части правосудия вступит в силу через три месяца.

Изменения предусматривают реорганизацию Высшего совета юстиции в Высший совет правосудия (ВСП); лишение президента права создавать суды; закрепление за парламентом полномочий по созданию, ликвидации и реорганизации судов; лишение Рады полномочий назначать судей бессрочно и давать согласие на их задержание и арест с передачей последних полномочий к ВСП; лишение Президента, парламента и съезда судей права увольнять судей Конституционного Суда — судья сможет быть уволен только по решению не менее двух третьих состава КС.

Данный закон повышает минимальный возраст для занятия должности судьи с 25 до 30 лет и при этом вводит систему конкурсного отбора для назначения судей.

Но опять же, пока дело дойдет до изменений — спасать уже может быть и нечего.

Я готовлю о том, что реформы — это такое размытое понятие для нас, что мы и верить в него перестали. О каких реформах может идти речь, если третий год подряд мы к ним готовимся? О каких «покращеннях» можно говорить, если на фоне последних событий обычный гражданин чувствует себя умалишенным — действия правительства и его обещания расходятся в корне. Разрыв шаблона, когнитивный диссонанс! Как можно вообще допускать мысль о том, что что-то изменится в лучшую сторону, если вокруг происходит полнейший хаос?

Любые дела проходят пять стадий: шумиха, неразбериха, поиск виновных, наказание невиновных, награждение тех, кто не имеет к этому ни малейшего отношения. Просто оглянитесь и полистайте новости на различных информационных новостных сайтах. Шумиха? — пожалуйста! Неразбериха? — вот же она! Поиск виновных? — до сих пор ищем виновных во всех грехах. Наказание невиновных? — на каждом шагу, начиная от люстрации, и заканчивая подкупными судами. Награждение тех, кто не имеет к этому ни малейшего отношения? — снова Бинго!

Причем, заметьте, в Украине это не стадии дела. Это обыденность, в которой все пять пунктов происходят одновременно и синхронно.

Что же, наша нация беспробудно спит, потеряв надежду на какой-либо позитивный исход?

За последние годы Украина пала так низко, как еще никогда в своей молодой истории. Поэтому, остается только наблюдать, сколько еще побитая своими же «верхами» Украина вытерпит.

Наблюдатель

Наказание невиновных и награждение непричастных…

Если следовать популярной теории, что человеческая жизнь – та же полосатая флотская тельняшка, в которой удачи чередуются с таким же отрезком неприятностей, то для Андрея после романтичного празднования Дня ВМФ наступила темная полоса. С плавсостава его списали. Несмотря на просьбы, уговоры и требования списали вчистую. В этот же день к нему опять заявились следователи военной прокуратуры и принялись досконально выспрашивать подробности того злополучного выхода в море. Беседа протекала в ординаторской, специально по данному поводу освобожденной врачами. Судя по направленности вопросов, работников прокуратуры больше других интересовали действия во время аварии двух должностных лиц. Конкретно – командира и комдива.

– А скажите, почему командир так поздно подал команду на применение в седьмом отсеке фреона? – Один из следователей явно любовался своей эрудицией.

– Во-первых, я был в это время в первом отсеке и не обладал полной информацией о том, что происходило в центральном посту. Во-вторых, считаю, что применение системы объемного пожаротушения было своевременным и эффективным. В-третьих…

– Вы меня не поняли, – вежливо, но твердо прервал его следователь. – Уточняю свой вопрос: вы подтверждаете, что при попустительстве комдива командир непростительно долго тянул с подачей ЛОХ в аварийный отсек, вследствие чего пожар перекинулся в смежный шестой?

Андрей в очередной раз убедился, что отдуваться за аварию крайним стараются «назначить» Батю и командира атомохода, причем для этого пытаются заполучить необходимые показания других членов экипажа.

– Командир действовал в соответствии с корабельным уставом и РБЖ-ПЛ (Руководство по борьбе за живучесть на подводных лодках. – АВТ.). Извините, но больше мне по этому поводу добавить нечего, – четко обосновал свою позицию Андрей.

Следователи изменились в лице. Теперь уже не шутливо-панибратски, как в начале разговора, один из них высказал неожиданное предположение:

– Мне кажется, что вы чего-то недоговариваете… Почему? Может быть, у вас тут имеется личный интерес? Объясните нам, почему в списке представленных к награждению орденами из десяти моряков – девять погибших в момент аварии на лодке и только вы один ныне здравствующий. За какие такие заслуги командир представил вас к ордену? Сами же говорите, что были в другом отсеке в момент аварии.

После его слов Андрея прошиб пот. В голове мгновенно пронеслось: «Этот гад, очевидно, уверен, что я специально выгораживаю командира и Батю. И за это «выгораживание», по мнению «проницательного» служителя Фемиды, меня к ордену и представили». Немного успокоившись и уловив на себе чуть насмешливый взгляд следователя, мол, я тебя, парень, насквозь вижу, Андрей поднялся из-за стола и как можно спокойнее произнес:

– Товарищи офицеры, то, что вы работаете в прокуратуре, не дает вам права меня оскорблять. Считаю ваш вопрос недостойным и унизительным, так как награды, не знаю, как у вас в прокуратуре, а в подплаве выпрашивать не принято. В царское время я с удовольствием вызвал бы вас за оскорбление на дуэль и с не меньшим удовольствием попросту пристрелил бы. Поэтому прошу вас извиниться, или я официально отказываюсь отвечать на ваши вопросы.

Собеседники Андрея опешили. С ними так никто еще не разговаривал. Один из них растерянно заулыбался, а другой принялся возмущенно кричать:

– Мы проводим следственные действия!.. Вы обязаны оказывать содействие работникам прокуратуры!..

Не дождавшись извинений, Андрей молча вышел из ординаторской. Вечером того же дня его вызвал к себе в кабинет Черкесов и предупредил: уходя из госпитального отделения, следователи негодовали и пообещали принять соответствующие меры в отношении строптивого подводника.

– Ну и хрен с ними, – отреагировал Андрей, – семи смертям не бывать, а одной не миновать! Все равно уже не служить на подводной лодке!

– Ты не кипятись, – верно определив состояние своего пациента, посоветовал Черкесов. – Завтра к тебе придут орден вручать, а послезавтра я тебя выпишу. Так что готовься…

…Орден. Андрей, если честно, не верил, что когда-нибудь его получит, но Батя, как настоящий офицер, сдержал свое слово и сумел пробить в московских кулуарах власти эту награду. Андрей не знал, что комдив для того, чтобы добиться своего, пошел на военную хитрость и первоначально доложил наверх: подводник находится в критическом состоянии и вряд ли выживет. Поскольку к мертвым в стране всегда относились лучше, чем к здравствующим, полуживого в тот период подводника из представленного списка не вычеркнули. Когда Андрей вышел из комы и дело пошло на поправку, Батя несильно афишировал этот радостный факт до тех пор, пока из Москвы не сообщили: «Президент подписал указ о награждении». Теперь можно было уже считать, что дело сделано, так как никто бы не осмелился перечить главе государства.

Мелким хитростям учила сама жизнь. В брежневские времена ордена и медали вручались в основном по разнарядке. К примеру, на флот спускали из наградного отдела Минобороны указивку, в которой было прописано: к такому-то очередному празднику можно представить к награждению орденами и медалями столько-то человек. Далее разнарядка «дробилась» и рассылалась по флотилиям, эскадрам, дивизиям, бригадам и т. д. Нередко возникали ситуации, при которых командир соединения, к примеру, стоял перед дилеммой, кого из своих подчиненных представить к «расписанным» на его воинскую часть одному ордену «За службу Родине в Вооруженных Силах» и трем медалям «За боевые заслуги». Деформированная и перевернутая с ног на голову система вручения орденов и медалей, при которой вместо того чтобы поощрить достойного и проявившего себя офицера, напротив, под конкретную награду подыскивали нужного человека, приводила в конечном итоге к парадоксу: частенько ордена и медали массово оседали где-то в командных структурах. Известны случаи, когда, заполучив подобную разнарядку, иной непорядочный военный руководитель попросту считал, что награда должна принадлежать именно ему, и никому больше.

В девяностые годы прошлого века появилась еще одна лазейка для стяжателей подобного рода – Чечня. Андрей слышал сам, как на одном из совещаний командующий флотилией, отвечая на вопрос командира атомохода, почему представление к награждению офицеров и мичманов по итогам трудной океанской автономки вернулось назад нереализованным, произнес что-то вроде: все награды идут в Чечню.

Если же случалось что-то экстраординарное и без наград обойтись не удавалось, нередко все происходило в строгом соответствии с описанием подобных ситуаций незабвенным и высокочтимым на флоте Валентином Савичем Пикулем: шумиха, неразбериха, поиск ответственных, наказание невиновных, награждение непричастных…

…Свой орден Андрей получил обыденно. В палату зашел начальник одного из флотских управлений, которого отрядили с оказией в госпиталь, в сопровождении каких-то чинов пониже, пожал Андрею руку, вручил алую коробочку, сумбурно поблагодарил за службу, пожелал скороговоркой скорейшего выздоровления и тотчас заторопился на выход. За ним потянулась и свита.

После его быстрого ухода Андрей с интересом принялся разглядывать награду. В алой коробочке на красной муаровой ленте с белыми полосками по краям лежал серебряный крест с рельефными лучами и закругленными концами. Это и был орден Мужества, который по статуту вручался за самоотверженность, мужество и отвагу, проявленные при спасении людей, охране общественного порядка, в борьбе с преступностью, во время стихийных бедствий, пожаров, катастроф и других чрезвычайных обстоятельств, а также за смелые и решительные действия, совершенные при исполнении воинского, гражданского или служебного долга в условиях, сопряженных с риском для жизни.

Через несколько минут в палату заскочила взволнованная Леночка.

– Андрюша, милый, поздравляю! Я так горжусь тобой!

Чмокнув его нежно в щеку, молодая женщина многозначительно стиснула мужскую руку, словно собиралась сказать, что любит его.

Больше в течение дня поздравлений не последовало. Только врач Черкесов вечером пригласил Андрея к себе в кабинет, достал из сейфа початую бутылку и, налив водки ему и себе, потребовал, чтобы тот опустил в стакан свой серебряный крест.

– Ну, поздравляю, чтоб он у тебя был не последним. Давай за это и выпьем. По мере того как бутылка пустела, Черкесов становился все более словоохотливым и даже рассказал свой излюбленный медицинский анекдот.

– Лежит больной на операционном столе. Глядь, заходит анестезиолог, который лыка не вяжет, пьяный вдрабадан! Спотыкается, падает на больного, громко икает. Больной испугался и спрашивает: «Доктор, вы же пьяны, как вы будете анестезию перед операцией мне вводить?»

А тот отвечает: «Это я-то пьяный? Ты еще хирургов не видел, которые тебя резать будут!»

Черкесов расплылся в довольной улыбке, демонстрируя для пущей наглядности рукой, как хирурги будут кромсать тело бедного пациента. Эта небольшая клоунада продолжалась около минуты и должна была отвлечь Андрея от черных мыслей. Затем, немного помедлив, Черкесов уже серьезно объявил:

– Завтра тебя выпишут. Мужик ты, вижу, мировой. Если когда-нибудь пригожусь, то зови. Жизнь, понимаешь, штука такая сложная! Одному никак нельзя существовать. Вот, к примеру, возьмем меня. Сложные операции я делать умею, а своего отца спасти не смог. Он у меня в автокатастрофе погиб. Врач был – от Бога, тоже нейрохирург. Мы тогда вместе с ним разбились. Лежу я, значит, на дороге в полном сознании: челюсть свернута – говорить не могу, руки и нога – сплошные переломы. Смотрю, приехала карета скорой помощи и врачи пытаются моего батю спасти. Вижу, делают все неправильно, отец долго не протянет с такой реанимацией, а ничего поделать не могу. Ни встать, ни крикнуть, ни руку протянуть не получается. Так и наблюдал, как батяня на тот свет уходит. Только и мог, что от обреченности плакать. Скажу, не хвастаясь, если б руки у меня тогда были не переломаны, я бы отца спас. Как пить дать, спас! Поэтому, Андрюха, порядочным людям надо один другого держаться. А то всякая шваль будет нам жизнь отравлять. В жизни радость и беда, правда и кривда, справедливость и ложь рядом ходят. Вот ты, к примеру, на своей лодке подвиг совершил, а тебя следователи домогаются, выпытывают: какие такие побудительные мотивы тобою в тот момент двигали? Обидно! А тот, кто смалодушничал, кто струсил или, более того, сам к этой аварии руку и приложил, не исключено, числится героем…

…Военврач Черкесов как в воду глядел. Так совпало, что в это же самое время на юге огромной страны гулял хутор Верхнедонской, торжественно и пышно отмечая аналогичную награду – орден Мужества геройски погибшего земляка Василия Веретенко.

Еще днем в торжественной обстановке на митинге, в присутствии многочисленных телевизионщиков и корреспондентов, понаехавших по этому поводу из города, военком областного военного комиссариата генерал-майор Гнатюк вручил Федору Денисовичу и Марии Григорьевне Веретенко орден геройски погибшего сына. Траурное и неординарное для Верхнедонского событие к концу дня превратилось в шумное застолье в местном Дворце культуры, где каждый норовил высказать несколько слов и рассказать, каким замечательным парнем был их Василий. Теперь уже никто не помнил, что Васька до службы слыл драчуном и выпивохой, регулярно портившим хуторских девок и воровавшим у соседей кроликов. Ветераны войны, гордо бряцая медалями, заявляли, что с Василием можно было пойти в разведку, а молодежь непременно должна брать пример с их знаменитого земляка. Старенькая учительница расчувствовалась и вспомнила о том, как в третьем классе Василий смастерил своими руками скворечник. Валька Донцова и Танька Евстратова пьяными голосами, постоянно всхлипывая, наперебой рассказывали, как терпеливо и верно они ждали возвращения Василия после службы на флоте. Все дружно кивали в знак согласия головами, хотя весь хутор знал: Валька считалась первой б… в округе, а Танька непонятно от кого была на третьем месяце беременности. Звучало много помпезных тостов, а глава хуторского совета объявил, что со следующего учебного года школе, где учился Василий, присвоят его светлое имя, в парке установят бюст героя, а к хате прикрепят памятную доску. Собравшиеся пришли в восторг от этой новости, и уже звучали предложения переименовать сам хутор Верхнедонской в Веретеновский.

И никому было неведомо, что именно по вине «героя» на атомоходе и возник пожар, вследствие которого заживо сгорели девять безвинных молодых парней…

Награждение непричастных

– столь же непременный атрибут военной жизни, как и наказание невиновных. Если бы мне дали тринадцатую зарплату, я бы обиделся. Когда к 23-му февраля читали приказ, все смеялись:

– У тебя из всех видов поощрений – «снятие ранее наложенного взыскания».

Иметь в подчинении личный состав – значит поставить крест на дальнейшей карьере. На строевом смотре начальник штаба ходит, ищет к чему придраться. Солдату:

– Покажи номер шинели!

Тот отворачивает полу шинели – ясно, что не его. С кого спросят? А все началось с того, что начальник штаба полка был ответственным дежурным. Ночью РЕЗМовцы перепились так, что дневальный обрыгал и доску с документацией. Мало того – пошли в первую роту и трахнули одного в зад. Я доложил, а начштаба:

– Ты молчи, а то комиссию накличешь.

Вот он и отомстил. Благо, поводов предостаточно. Не заводился «МАЗ», спёрли или сел аккумулятор. У солдата нет сил завести рукой, залез на бампер и нажал ногой. Неправильная компрессия: тому сломало ногу, а командиру роты, мне, – неполное служебное соответствие. Два солдата сделали самопал и один пальнул рублёными гвоздями в сослуживца….

Больше всего я боялся, чтобы не вырубили силовой кабель. В карауле как прикуривают: вставляют в розетку два гвоздя, кладут на них бумажку с тертым графитом из карандашей. Та загорается. У одного сигарета оказалась мокрой… Я таких губ даже у негров не видел.

Награждения в полку приурочивались к 7-му ноября, очередной годовщине великой октябрьской революции. С командиров расчетов по такому случаю снимали взыскания. Начпроду доставались ценные подарки в виде командирских часов. Заслужить поощрение ему было несложно: достаточно было отвезти начальнику политотдела красной рыбы. Как-то он мне жаловался:

– У меня этих часов – до локтя.

О порядке представления к наградам мне рассказывал один майор, член орденской комиссии. Впоследствии он спился и разбился. Случилось это по явному недосмотру начальства, отрядившего людей на его поимку. Так бы он вышел из запоя, пришел на службу и служил бы дальше. Ну трясся бы немного, кто бы в штабе заметил? А так он очнулся, слышит – двери выламывают, испугался. Куда сбежать? Додумался – на козырёк над подъездом. Эту операцию он проделывал неоднократно, однако в этот раз не повезло – сорвался. Ударился головой о поливочную трубу и через три дня умер.

Началось расследование. Оказалось – у него ни одного взыскания, в характеристике написано: «морально чистоплотен». Посланные друг на друга сворачивают: кто стучал, кто двери ломал – не ясно. Только полковник Уманский радостный:

– Хорошо, я не поехал, хотя меня тоже посылали.

Без майора дела в штабе на некоторое время застопорились. Там все из инженеров, а у него среднее образование, единственный кто в бумагах разбирался. Председатель комиссии Кузнецкий, начальник политотдела, бывало диктует покойному:

– Пиши: «По итогам года, за успешные пуски и за успехи в БиПП… орден Ленина – Кузнецкому Михаилу Ивановичу, Орден Октябрьской революции – Уманскому Ивану Ивановичу (его родственнику – Авт.) и Красной Звезды – всем непричастным. Начальники боевых расчетов ничего, кроме взысканий – орденов „святого ебукентия“, – не получали. Я два раза представлялся к медали „За боевые заслуги“. Кончалось тем, что это представление рвали на моих глазах и объявляли взыскание. Первую медаль, не помню за что, получил Кобелев – начальник третьей команды. Спирта у него – бочки, если бы грамотней им распоряжался, получил бы орден Красной Звезды. Ему все с рук сходило, даже когда провалил пол в казарме на втором этаже (додумался бетонировать). Хорошо – днём, никого не привалило.

Ко второй медали меня представили за проведение образцово-показательного занятия. Я совершил «кражу века» – увел пульт с соседнего стрельбища. Командир, как в кино, бросил:

– Считай, что ты уже с медалью.

Какое там! Доброжелатели раскаркались.

Леонид Павлов

Леонид Павлов - родился в Свердловске, окончил Свердловский институт народного хозяйства. Работал на оборонном заводе, затем - начальником отдела снабжения в крупной проектно-строительной организации. В настоящее время предприниматель. Историей предвоенного периода серьезно занимается в течение многих лет. Печатается в журналах «Новый мир» и «Урал». Живет в Екатеринбурге.

Когда меня попросили написать отзыв на статью В.П. Лукьянина «Чего мы не хотим знать о войне? Как политика опрокидывается в прошлое », я сразу удивился постановке вопроса, вынесенного в заголовок: кто такие «мы», которые чего-то не хотят знать о войне? Я, наоборот, о Великой Отечественной войне хочу знать все, сколь бы ужасными ни были эти знания, ведь народ, победивший вопреки огромному числу обстоятельств, простите за банальность и избитый штамп, достоин восхищения, ведь чем сильнее и храбрее враг, тем громче наша слава. И народ, не желающий знать свою историю… А дальше вы и сами знаете…

В.П. Лукьянина возмутили публикация Госархивом России «папки № 4041», содержащей материалы, отрицающие символ героизма и несгибаемой стойкости советских людей - подвиг 28 героев-панфиловцев, а также интервью, которые в разное время дал по этому поводу теперь уже бывший директор архива, доктор исторических наук С.В. Мироненко. Валентин Петрович считает публикацию документов несвоевременной и конъюнктурной, а сами документы ровным счетом ничего не доказывающими, вернее, не способными ниспровергнуть сам факт подвига бойцов 316-й стрелковой дивизии 16-й армии у разъезда Дубосеково .

Прочитав статью, я понял, что коротким отзывом в этой полемике не обойтись, и предложил развернутый и подробный ответ, который редакция журнала любезно согласилась опубликовать.

Как рождалась легенда

В.П. Лукьянина озадачил вывод, сделанный теми, кто расследовал дело 28 панфиловцев: «…следует считать установленным, что впервые сообщения о подвиге 28 героев панфиловцев появились в газете “Красная звезда” в ноябре 1941 года, и авторами этих сообщений были фронтовой корреспондент КОРОТЕЕВ и литературный секретарь газеты КРИВИЦКИЙ». Однако оспаривать этот вывод можно лишь с маленькой оговоркой - были и более ранние публикации. Так, 19 ноября газета «Известия» поместила заметку «8-я Гвардейская дивизия в боях» 1 . Фронтовой корреспондент Г. Иванов писал о действиях дивизии в связи с награждением ее орденом Красного Знамени и присвоением звания гвардейской. В статье, без указания их воинских званий, называются фамилии командира дивизии Панфилова и командира полка Капрова , подробно, но без указания даты и места описывается бой стрелковой роты против 60 вражеских танков и полка пехоты, в котором подбито 9 и сожжено 3 танка, а остальные отступили; про потери личного состава с обеих сторон ничего не сказано. Бой закончился тем, что, «отбив атаку, наша стрелковая рота выдвинулась вперед и, пользуясь замешательством врага, соединилась со своей частью».

Едва ли не в каждой газете того времени я видел много таких рассказов: часть N под командованием N у незнакомого поселка на безымянной высоте героически дралась с превосходящими силами врага.

В сводках Совинформбюро за 16–19 ноября Западный фронт почти не упоминается. 19 ноября «Правда» поместила знаменитую фотографию, запечатлевшую командира 8-й гвардейской дивизии генерала Панфилова, полковника Серебрякова и комиссара Егорова, умолчав о том, что несколько дней назад бойцы их дивизии на одном маленьком участке фронта сожгли 18 танков. Хотя Софинформбюро регулярно сообщало о куда менее значимых событиях. Скажем, в утренней сводке за 8 ноября 1941 года говорилось о том, что на Южном фронте бойцы младшего лейтенанта Румянцова , оказавшись в окружении 60-ти вражеских танков, уничтожили в бою 12 танков и из окружения вышли 2 . В утреннем сообщении Совинформбюро от 10 ноября говорилось, что на Ленинградском фронте два танка под командованием лейтенанта Данилова прорвались в тыл противника и уничтожили роту немцев 3 . А про подвиг 28-ми и 18 подбитых танков - ни слова.

26 ноября в «Комсомольской правде» вышла статья В. Чернышева «Слава бесстрашным патриотам», в которой впервые была названа фамилия политрука, командовавшего героями, - Диев , указывалось, что вражеских танков было 54, 18 из них подбито, однако даты и места боя по-прежнему нет, как нет и числа героев, а панфиловцы именуются гвардейцами.

«Десять дней, не стихая, идут жестокие бои на Западном фронте. Особенно мужественно и умело сражаются с врагом наши гвардейцы. На могиле своего погибшего командира генерал-майора Панфилова бойцы […] поклялись, что будут еще крепче бить врага. […] Гвардейская дивизия имени […] Панфилова 4 уничтожила около 70 танков противника и свыше 4000 солдат и офицеров. […] Группу бойцов 5-й роты N полка атаковала большая танковая колонна неприятеля. (Коротеев пишет о 5-й роте, но потом говорить станут о 4-й роте. Это, на мой взгляд, говорит о том, что никаких политдонесений военкоры Чернышев и Коротеев не видели. - Л.П. ). 54 танка шли на участок, обороняемый несколькими десятками гвардейцев. И бойцы не дрогнули.

Нам приказано не отступать, - сказал им политрук Диев .

Не отступим! - ответили бойцы.

Меткими выстрелами из противотанковых ружей они подбили 7 танков и остановили […] колонну. Разбившись на три группы, немецкие танки вновь пошли в атаку. Они окружили горсточку смельчаков с трех сторон. Танки подходили все ближе […]. Вот они - у окопа 47 танков! […] В танки полетели гранаты и бутылки с горючим. Один за другим загорелись 6 танков, другие повернули назад. […] Немцы решили уничтожить дерзких пехотинцев. […] Но опять на танки противника полетели гранаты и бутылки с горючим. Загорелось еще три машины. Больше четырех часов сдерживала группа бойцов пятой роты 54 немецких танка. Кровью и жизнью своей гвардейцы удержали рубеж. Они погибли все до одного (выделено мной. - Л.П. ), но врага не пропустили. Подошел полк, и бой, начатый группой смельчаков, продолжался. Немцы ввели в бой полк пехоты. Гвардейцы упрямо отбивались […]. В результате боя противник потерял 800 солдат и офицеров убитыми и 18 танков. […]».

Как видим, в статье Коротеева конкретных сведений немногим больше, чем у его коллег. Сказано лишь о том, сколько танков наступало и сколько подбито, и что убито 800 вражеских солдат. Вскоре это число уменьшится в 10 раз. Из контекста статьи можно заключить, что происходило все после 23 ноября, то есть уже после того, как дивизия получила имя Панфилова.

«[…] Несколько дней тому назад под Москвой свыше пятидесяти вражеских танков двинулись на рубежи, занимаемые 29-ю советскими гвардейцами из дивизии имени Панфилова. Фашистские танки приближались к окопам, в которых притаились наши бойцы. Пятьдесят бронированных чудовищ против 29-ти человек! […] Но советские бойцы приняли бой, не дрогнув. […] «Назад у нас нет пути», -сказали они себе. Смалодушничал только один из двадцати девяти. Когда немцы, уверенные в своей легкой победе, закричали гвардейцам - «Сдавайс !», - только один поднял руки вверх. Немедленно прогремел залп. Несколько гвардейцев одновременно, не сговариваясь, без команды выстрелили в труса и предателя. Это родина покарала отступника. Это гвардейцы Красной армии, не колеблясь, уничтожили одного, хотевшего своей изменой бросить тень на 28 отважных. Затем послышались спокойные слова политрука Диева : «Ни шагу назад!» Разгорелся невиданный бой. Из противотанковых ружей храбрецы подбивали танки, закидывали бутылками с горючим. […] Один за другим выходили из строя смельчаки, но и в ту трагическую минуту, когда смерть закрывала им глаза, они из последних сил наносили удары по врагам. Уже 18 исковерканных танков недвижно застыли на поле боя. Бой длился более 4-х часов, и бронированный кулак фашистов не мог прорваться через рубеж, обороняемый гвардейцами. Но вот кончились боеприпасы, иссякли патроны в магазинах противотанковых ружей. (В.П. Лукьянин пишет, что панфиловцы были вооружены противотанковыми ружьями Дегтярева - ПТРД. Однако эти ружья были однозарядными. Магазин имело противотанковое ружье конструкции С.Г. Симонова - ПТРС, принятое на вооружение одновременно с ПТРД в августе 1941 года. Мелочь, конечно, но дьявол, как известно, в деталях. - Л.П. )Не было больше и гранат. Фашистские машины приблизились к окопу. Немцы выскочили из люков, желая взять живьем уцелевших храбрецов и расправиться с ними. […] Диев сгруппировал вокруг себя оставшихся товарищей и снова завязалась кровавая схватка. […] И они сложили свои головы - все 28. (Выделено мной. - Л.П. ) Погибли, но не пропустили врага! Подоспел наш полк, и танковая группа неприятеля была остановлена. […]».

Кривицкий уже немного конкретизирует обстоятельства боя: он называет и количество бойцов, и фамилию политрука - Диев , который через два месяца превратится в Клочкова , и рассказывает о самочинном расстреле предателя, однако даты и места боя в статье также нет. (К слову, фамилия труса до сих пор так и не названа - ни журналистами, ни «партследователями », ни прокурорами, ни историками.) И, поскольку журналист все время называет панфиловцев «гвардейцами», можно также сделать вывод, что бой проходил не только после 18 ноября, но и после 23 ноября, когда дивизия стала именной панфиловской . Однако точно известно, что район Нелидово - Дубосеково наши войска оставили 16–17 ноября 1941 года, то есть даже в газетных статьях есть серьезные противоречия, мимо которых трудно пройти: если бой был 16 ноября, то бойцы не были гвардейцами, если после - то он не мог быть у разъезда Дубосеково . Эта путаница с датами, местом, фамилиями участников сопровождает историю боя панфиловцев все 75 лет.

Возможно, впервые о том, что командовал героями не Диев , а Клочков, 20 декабря 1941 года в дивизионной газете написал комиссар штаба 1075–го полка Клыков. Об этой публикации рассказал журналист и писатель Валентин Осипов в статье «С перьями не перевес» 5 , не назвав, впрочем, номера газеты и не приведя ни одной цитаты из этого материала.

Почти на два месяца (если не считать публикации в дивизионной газете) о подвиге панфиловцев забыли, пока 22 января 1942 года «Красная звезда» не поместила большую статью того же Кривицкого «О 28 павших героях». Я приведу ее с сокращениями и сохранением стиля и орфографии, тем более что некоторое моменты из этой статьи нам еще пригодятся в дальнейшем.

«[…] Это было 16 ноября. Панцирные колонны врага находились на Волоколамском шоссе. […] 316-я стрелковая дивизия, ныне 8-я гвардейская краснознаменная имени генерала Панфилова, преградила им дорогу. Товарищ Сталин отдал приказ - задержать немцев во что бы то ни стало. И на пути гитлеровцев выросла непреодолимая стена советской обороны.

Полк Капрова занимал оборону на линии: высота 251 - деревня Петелино - разъезд Дубосеково . На левом фланге, оседлав железную дорогу, находилось подразделение сержанта Добробабина . В этот день разведка донесла, что немцы готовятся к новому наступлению. В […] Красиково , Жданово, Муромцево они сконцентрировали свыше 80 танков, два полка пехоты, 6 минометных и четыре артиллерийских батареи, сильные группы автоматчиков и мотоциклистов. […]

Теперь мы знаем, что прежде чем 28 героев, притаившихся в окопчике у самого разъезда отразили мощную танковую атаку, они выдержали многочасовую схватку (этот и другие фрагменты статьи А. Кривицкого, выделенные мной, еще не раз будут пересказаны оставшимися в живых участниками боя близко к тексту или повторены практически дословно. - Л.П. ) с вражескими автоматчиками. Используя скрытые подступы на левом фланге обороны полка, туда устремилась рота фашистов. Они не думали встретить серьезное сопротивление. Бойцы безмолвно следили за приближающимися автоматчиками. Сержант Добробабин точно распределил цели. Немцы шли, как на прогулку, во весь рост. От окопа их уже отделяло 150 метров. Вокруг царила […] тишина. Сержант заложил два пальца в рот, и внезапно раздался русский молодецкий посвист. Это было так неожиданно, что на какое-то мгновение автоматчики остановились. Затрещали наши ручные пулеметы и винтовочные залпы. Меткий огонь сразу опустошил ряды фашистов. Атака автоматчиков отбита. Более семидесяти вражеских трупов валяются недалеко от окопа. […] Танки! Двадцать бронированных чудовищ движутся к рубежу, обороняемому 28-ю гвардейцами. […] Предстоял слишком неравный бой. Вдруг они услышали знакомый голос: «Здорово, герои!»

К окопу добрался политрук роты Клочков. Только теперь мы узнали его настоящую фамилию. Страна прославила его под именем Диева . Так назвал его однажды […] украинец Бондаренко. Он говорил: «наш политрук постоянно дие » - по-украински значит - работает. Никто не знал, когда Клочков спит. Он был всегда в движении. Деятельного и неутомимого, его любили бойцы, как старшего брата, как родного отца. Меткое слово Бондаренко облетело не только роту, но и полк. Клочковым политрук значился лишь в документах. Даже командир полка звал его Диевым . (Кривицкий придумал весьма неуклюжие объяснения того, как Клочков стал Диевым , а сам Капров не говорил, что называл Клочкова Диевым . - Л.П .) В тот день Клочков первый заметил направление движения транспортной колонны, и поспешил в окоп.

- Ну что, друзья, - сказал политрук бойцам. Двадцать танков - меньше, чем по одному на брата. Это не так много. […]

Добираясь к окопу, Клочков понимал, что ждет его товарищей. […] (Далее перечислены имена и фамилии 28 героев. Отсюда и пошла путаница с фамилией и именем бойца Ку жебергенова - так именует его А. Кривицкий, а в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942 года он назван уже Ко жебергеновым Аскаром. В.П Лукьянин приводит другой вариант фамилии - Кожубергенов . - Л.П. ) Был еще и 29-й. Он оказался трусом и предателем. Он один потянул руки вверх, когда из прорвавшегося к самому окопу танка немецкий ефрейтор закричал: «Сдавайтесь!» Он стоял жалкий, дрожащий, отвратительный в своей рабьей трусости. […] Немедленно прогремел залп. Несколько гвардейцев одновременно, не сговариваясь, без команды выстрелили в изменника. Это сама родина покарала отступника.

Бой длился более четырех часов, и бронированный кулак фашистов не смог прорваться через рубеж, обороняемый гвардейцами. Из противотанковых ружей храбрецы подбивали вражеские машины, зажигали их бутылками с горючим. Уже 14 танков недвижно застыли на поле боя. Но уже убит сержант Добробабин , убит боец Шемякин, истекает кровью Петренко, […] мертвы Конкин , Шадрин, Тимофеев и Трофимов. (И.Е. Добробабин , Д.Ф. Тимофеев, И.Д. Шадрин и Г.М. Шемякин остались живы. - Л.П. ). В этот миг […] показался второй эшелон танков. Среди них - несколько тяжелых. Тридцать новых машин насчитал Клочков. […] Ты немного ошибся, славный политрук Диев ! Ты говорил, что танков придется меньше чем по одному на брата. Их уже больше чем по два на бойца. […] Воспаленными от напряжения глазами Клочков посмотрел не товарищей. (Кривицкий уже и сам запутался - то Клочков, то Диев , то снова Клочков. - Л.П. )

Тридцать танков, друзья, - сказал он бойцам. - Придется всем нам умереть, наверно. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва.

Танки […] уже у самого окопа. Им навстречу поднимаются бесстрашные.

Тридцать минут идет бой, и нет уже боеприпасов у смельчаков. Один за другим они выходят из строя. Гибнет Москаленко под гусеницами танка […]. Прямо под дуло вражеского пулемета идет […] Кужебергенов и падает замертво. (Он также остался жив. - Л.П. ) Подбито и горит около десятка танков. Клочков, сжимая последнюю связку гранат, бежит к тяжелой машине, только что подмявшей под себя Безродного. Политрук успевает перебить гусеницу чудовища и, пронзенный пулями, опускается на землю. Убит Клочков. Нет, он еще дышит. Рядом с ним, окровавленным и умирающим, голова к голове, лежит раненый Натаров. Мимо них с лязгом и грохотом движутся танки, […] а Клочков шепчет своему товарищу: «Помираем, брат… Когда-нибудь вспомнят нас… Если жив будешь, скажи нашим…»[…]

Дальше у Кривицкого случился полный апофегей : оказывается, «…все это рассказал Натаров, лежавший уже на смертном одре. (И в самом деле, как-то надо было отвечать на вопрос, и тогда, и сейчас мучивший многих: откуда стало известно о крылатом девизе Клочкова «Отступать некуда. Позади Москва!», если все, кто его слышал, погибли? - Л.П. ). Его разыскали недавно в госпитале. Ползком он добрался в ту ночь до леса, бродил, изнемогая от потери крови несколько дней, пока не наткнулся на группу наших разведчиков. Умер Натаров - последний из павших двадцати восьми героев-панфиловцев. Он передал нам, живущим, их завещание. […]».

Очевидно, автор, бывавший на фронте от случая к случаю, в окопы заглядывал еще реже и плохо представлял себе, что потерявший много крови человек не то что ползти и бродить несколько дней не может, ему и пошевелиться-то трудно. Да и «бродить» он мог только по уже занятой врагом территории. По показаниям же самого Кривицкого, которые он дал военным прокурорам, ни с кем из раненых или оставшихся в живых он не разговаривал 6 . Но и это полдела: согласно справке из архива Министерства обороны № 8/100382, полученной В. Осиповым, в книге учета безвозвратных потерь личного состава 1075-го стрелкового полка 316-й дивизии за 1941 год значится: «Кр -ц Натаров Иван Моисеевич убит 16.11.41, похоронен Разъезд Дубосеково Московской области» 7 . Если же верить Кривицкому, то выходит, что С.В. Мироненко не столь уж и ошибался, когда говорил о семи выживших.

Далее А. Кривицкий рассказал, как он лично, два полковника - комиссар 8-й гвардейской дивизии Егоров и командир 1075-го полка Капров , начальник политотдела дивизии Галушко и капитан Гундилович 8 орудовали лопатами и своими руками извлекали из земли останки героев-панфиловцев. Место раскопок указал Гундилович .

21 июля 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР всем 28 героям-панфиловцам посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Причем было целых три представления от двух фронтов - 10 мая 1942 года от командующего Калининским фронтом генерал-полковника Конева и члена Военного совета фронта Леонова, хотя Калининский фронт, воевавший северо-западнее Москвы, к бою у Дубосеково отношения не имел. Два других представления, 28 мая и 13 июля, подписали командующий Западным фронтом генерал армии Жуков и член Военного совета фронта Булганин 9 .

В заключении Главной военной прокуратуры, направленном 11 июня 1948 года секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову, говорится: «Все многочисленные очерки и рассказы, стихи и поэмы о 28 панфиловцах, появившиеся позднее в печати, написаны или Кривицким, или при его участии и в различных вариантах повторяют его очерк «О 28 павших героях» 10 .

Первой жертвой любой войны становится правда 11

Вряд ли стоит удивляться тому, что во время войны объем официальной лжи и обывательских слухов превышает все, что было в мирное время. Не напрасно говорят, что война выигрывается не только на поле боя, не зря в нашей стране перо приравняли к штыку. В годы Второй мировой войны во всех воюющих странах пропагандисты трудилась не покладая рук: на войне, как на войне, цель оправдывает средства, война все спишет, и победителей не судят.

Советский Союз, разумеется, исключением не был, особенно на начальном этапе войны, когда Красная Армия, отступая, сдавала врагу города и целые республики. Верить «Совинформбюро » в то время мог только законченный идеалист. Понятно, что ложь была санкционирована на самом высоком уровне, и, на мой взгляд, оправдана реальной обстановкой.

6 ноября 1941 года председатель ГКО И.В. Сталин выступил в подземелье московского метро на торжественном заседании в честь годовщины Октября. Вождь поведал городу и миру, что за первые четыре месяца войны Красная Армия потеряла убитыми 350 тысяч, пропавшими без вести 378 тысяч, ранеными 1020 тысяч человек. За этот же период враг потерял более 4,5 миллионов человек, то есть в 2,7 раза больше, чем наша армия. Сталин был уверен и вселял эту уверенность во всех советских людей, что людские резервы Германии уже иссякают, она ослаблена куда сильнее, чем СССР, резервы которого только теперь разворачиваются в полном объеме. Неудачи Красной Армии глава государства объяснял отсутствием второго фронта в Европе и многократным превосходством врага в технике 12 .

Сталин, мягко говоря, соврамши : в 1941 году только в плен попало от 3,4 13 до 3,9 14 миллиона советских военнослужащих. Накануне войны танков и самолетов у Красной Армии было в несколько раз больше, чем у немцев, и по своим тактико-техническим характеристикам они были сопоставимы с немецкими, а иногда даже их превосходили. Значит, Красная Армия была в лучшем положении, поскольку, по словам все того же Сталина, количество - это тоже качество. 4,5 миллиона немецких потерь - это вообще сказка: Германия за все годы вой­ны на Восточном фронте потеряла порядка 4 миллионов человек 15 .

Однако, на мой взгляд, вряд ли стоит осуждать вождя всех народов за эту «ложь во спасение». Разве мог он вслух сказать страшную правду? Мог ли он сообщить своим подданным, что страна стоит на краю пропасти? Люди на фронте и в тылу хотели услышать от него именно то, что он сказал, и он ожидания своих «братьев и сестер» не обманул. И кто в мае 1945-го припомнил Сталину, что в ноябре 1941-го Германия была ослаблена сильнее, чем СССР, что ее отборные дивизии под корень истреблены на Востоке? Кто спросил, почему же тогда война длилась еще три с половиной года?

Примерно такого же порядка, только масштабом помельче, были и статьи Иванова, Чернышева, Коротеева , Кривицкого и их коллег, куда более известных: военкорами в газетах работали К.М. Симонов, А.А. Сурков, А.Т. Твардовский, И.Г. Эренбург и многие другие. Все они писали о беспримерном героизме, стойкости и отчаянном самопожертвовании защитников столицы. Страна должна была быть до конца уверена, что за Москву будут воевать до последнего солдата, что ее защитники будут не только метко стрелять из окопов, но и, не раздумывая, бросятся с бутылкой с «коктейлем Молотова» под вражеский танк, попав в руки врага, не выдадут военной тайны, в ночном небе пойдут на таран вражеского бомбовоза, прорвавшегося к Москве.

Другое дело, что и выдумывать-то ничего не надо: и самопожертвования, и стойкости, и героизма было предостаточно, иначе Москву могли и не отстоять. Буквально в эти же дни у села Мыканино 17 истребителей танков под командованием лейтенанта Угрюмова и политрука Георгиева вели бой против 25 танков. Ценой жизни 15 бойцов удалось подбить 8 вражеских танков и не пропустить немцев к Москве 16 . Почти как в песне - их осталось только двое из семнадцати ребят. Рядом с 1075-м полком храбро дрались 1077-й и 1073-й полки, дралась вся 316-я дивизия, вся 16-я армия, весь Западный фронт.

Для того чтобы вскипела, как волна, ярость благородная, вовсе не нужно было выдумывать «распятых мальчиков» - едва ли не в любом селе, освобожденном от врага, солдаты видели зверства, чинимые оккупантами. Война Отечественной стала тогда, когда люди поняли, что бьются они не за Родину, которая «касаясь трех великих океанов, лежит, раскинув города», а за «клочок земли, припавший к трем березам, далекую дорогу за леском, речонку со скрипучим перевозом, песчаный берег с низким ивняком», что именно эти березки, лесок, речонку «при жизни никому нельзя отдать!». И «убить немца» нужно не за мифические идеи, а потому, что «дорог тебе твой дом».

Красной Армии катастрофически не хватало патронов, гранат, винтовок, противотанковых ружей, танков, пушек и снарядов к ним. Ноябрь 1941 года был едва ли не самым тяжелым в первый год войны. На занятой врагом территории осталось 31 800 предприятий, в т.ч. 918 машиностроительных и 37 металлургических заводов, 1135 шахт, 61 крупная электростанция, свыше 3 тысяч нефтяных скважин, сотни текстильных, пищевых и других предприятий, 65 тысяч километров железных дорог и 4100 железнодорожных станций, 88 миллионов человек - 40% всего населения страны 17 . Оставленная за первые месяцы войны территория давала 63% угля, 68% чугуна, 58% стали, 60% алюминия, 38% зерна, 84% сахара, там находилось 38% всего крупного рогатого скота и 60% поголовья свиней. В результате оккупации и временной остановки производства в связи с эвакуацией предприятий в 1941 г. прекратили работу 303 завода по выпуску боеприпасов с месячным производством 13,1 млн корпусов снарядов, мин и авиабомб, 7,9 млн. взрывателей, 5,4 млн средств воспламенения, 2,5 млн ручных гранат, 7,8 тыс. тонн пороха, 3 тыс. тонн тротила. В результате военных потерь, а также эвакуации сотен предприятий и миллионов людей валовая продукция в этот период уменьшилась более чем в два раза, выпуск проката черных металлов в декабре по сравнению с июнем упал втрое, выпуск проката цветных металлов - в 430 раз, подшипников - в 21 раз 18 . Из-за резкого сокращения производства цветных металлов заводы не могли наладить в необходимом объеме выпуск снарядных гильз. Летом 1941 г. ГКО обязал фронты и армии собирать на поле боя стреляные гильзы и возвращать их на заводы. Это не анекдот, но без возврата установленного количества гильз боеприпасы войскам не отпускали, а за перевыполнение плана устанавливались премии 19 . Я с трудом представляю себе, как бойцы, вместо того чтобы организованно отступать, увозя с собой пушки, под обстрелом врага собирают гильзы, потому что за это дадут премию, а если гильзы не сдать, спасенным пушкам все равно нечем будет стрелять.

Немудрено, что едва ли не основным средством борьбы с танками в те тяжелые месяцы стала бутылка с зажигательной смесью, а для ее эффективного использования требовалось не только умение, но и невероятные смелость и отвага, и стремление пожертвовать собой. Потому и героизм был повсеместным.

Попробую рассмотреть статьи военкоров в контексте того локального отрезка времени. Враг стремительно приближался к Москве, Красная Армия один за другим оставляла важные узлы обороны. В начале октября вермахт под Вязьмой окружил почти 700 тысяч советских солдат. 13-го октября пала Калуга, 16-го - Боровск, 18-го - Можайск и Малоярославец, 27-го - Волоколамск. Фашистские войска вплотную подошли к столице, и то, что немцы рассматривали в бинокль башни Кремля, - вовсе не преувеличение.

15 октября 1941 года ГКО принял решение об эвакуации в Куйбышев правительства, наркоматов, иностранных посольств. На следующее утро государственные и партийные учреждения почти в полном составе потянулись на московские вокзалы. Генштаб отбыл в Арзамас - в Москве осталась группа из девяти человек во главе с А.М. Василевским 20 . Над городом стоял черный дым - жгли тонны документов. По улицам ехали сотни грузовиков, вывозящих скарб, чад и домочадцев не только крупных партийных и советских чиновников, но и секретарей райкомов и исполкомов, и даже начальников ЖЭКов. Не работало метро, многие магазины были закрыты, началась паника, грабежи магазинов и квартир приобрели массовый характер: москвичи были уверены, что руководство страны их бросило и Москву сдадут, значит, кары от своих можно не опасаться, а в оккупации лишний кусок хлеба и лишняя пара сапог не помешает - немец кормить, одевать-обувать не будет. Всю эту вакханалию прекрасно описал К.М. Симонов в своем романе «Живые и мертвые» - на мой взгляд, лучшем произведении о Великой Отечественной войне, когда-либо и кем-либо написанном.

Сталин остался в столице и железной рукой навел порядок: уже с 20 октября в Москве и Подмосковье вводилось осадное положение. В городе действовал комендантский час, ночью запрещалось передвижение без спецпропусков, нарушителей ждал трибунал, заподозренных в шпионаже, паникеров, мародеров и грабителей расстреливали на месте. На перекрестках и улицах Москвы появились противотанковые ежи, что, с одной стороны, вселяло надежду на то, что столицу без боя не отдадут, но, с другой, усиливало у оставшихся в городе людей психологическую напряженность: все понимали, что уличные бои оставляют им мало шансов остаться в живых, а покинуть Москву было уже невозможно.

6 ноября выступил Сталин, еще более окрылив москвичей и всех советских людей. Москву не сдали и сдавать не собирались. На московские вокзалы и близлежащие железнодорожные станции приезжали новые, свежие дивизии, и слухи об этом быстро распространялись. По городу открыто шли танки. Людям становилось хоть чуть-чуть спокойнее.

Вот тут-то и пригодились красивые рассказы о том, как бойцы только что прибывшей на фронт - «сибирской», как их называли, хотя 316-я дивизия формировалась в Казахстане, - стрелковой дивизии не дрогнули в бою за столицу свою, что стоят они насмерть и врага к Москве не пропустят. Подвиг дивизии высоко оценен партией и правительством: за два дня она стала и Краснознаменной, и гвардейской, а после смерти командира гордо носит его славное имя. Рассказы имели важное значение - те, кто продолжал воевать, и те, кто готовился уйти на фронт, думали, что не только какие-то неведомые им герои способны на подвиг, что они тоже не побоятся героически отдать жизнь за родину. И стояли насмерть, ведь отступать и в самом деле было уже некуда, и умирали, в этот момент уже не думая, что совершают подвиг. Кто после этого бросит камень в огород фронтовых корреспондентов за их выдумку?

Однако В.П. Лукьянин говорит не столько о том, что нельзя врать во время войны, сколько о том, что не стоит открывать правду через 70 лет после Победы.

Нет, ребята, все не так

Во втором документе из «папки № 4041» на страницах 10 и 11 21 приводится выдержка из допроса командира 1075-го полка полковника И.В. Капрова , который говорит: «Никакого боя 28 панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 года не было - это сплошной вымысел . (Здесь и далее - подчеркивание документа. - Л.П. ). В этот день у […] Дубосеково , в составе 2-го батальона с […] танками дралась 4-я рота, и действительно дралась геройски. Из роты погибло свыше 100 человек, а не 28, как об этом писали в газетах. Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период; я никому никогда не говорил о бое 28 панфиловцев, […] т.к. такого боя не было. Никакого политдонесения по этому поводу я не писал. […] В конце декабря 1941 г., когда дивизия была отведена на формирование, ко мне в полк приехал […] Кривицкий вместе с представителями политотдела дивизии Голушко 22 и Егоровым. Тут я впервые услыхал о 28-ми гвардейцах-панфиловцах . […] Кривицкий заявил, что нужно, чтобы было 28 гвардейцев-панфиловцев, которые вели бой с […] танками. Я ему заявил, что с […] танками дрался весь полк, и в особенности 4-я рота 2-го батальона, но о бое 28 гвардейцев мне ничего не известно… Фамилии Кривицкому назвал Гундилович […]. Никаких документов о бое 28 панфиловцев в полку не было и не могло быть. […]

Как видим, полковник Капров отрицает САМ ФАКТ боя 28-ми.

10 мая 1948 года И.В. Капров рассказал, что техникой дивизия была очень слабо насыщена, особенно противотанковыми средствами, в полку совсем не было противотанковой артиллерии - ее заменяли старые горные пушки, а уже на фронте было получено несколько французских музейных пушек (!). Лишь в конце октября 1941 года в полк поступило 11 противотанковых ружей, 4 из которых было передано 2-му батальону, в чьем составе была 4-я рота. К 16 ноября 1941 года в роте было 120–140 человек, но были ли в ней противотанковые ружья, Капров не помнил. Под Москвой полк занял оборону на линии совхоз Булычево - Федосьино - Княжево . 5–6 дней бойцы рыли землю, переделывая ранее подготовленные позиции, оказавшиеся негодными. Когда появились немецкие танки, полк еще не успел как следует укрепить позиции. В тяжелых боях 316-я дивизия и 1075-й полк под нажимом противника, имевшего превосходство в танках, отходили до станции Крюково. Отход продолжался до первых чисел декабря 1941 года.

16 ноября 1941 года 1075-й полк был на левом фланге дивизии и прикрывал выходы на Москву и железную дорогу. 2-й батальон занимал оборону на участке Ново-Никольское - Петелино - Дубосеково . 4-я рота обороняла участок Дубосеково - Петелино . Командный пункт полка находился за разъездом Дубосеково у переездной будки, примерно в 500 метрах от позиции 4-й роты. К 16 ноября дивизия готовилась к наступлению, но немцы ее опередили. Рано утром 16 ноября враг произвел большой авианалет, а затем сильную артподготовку. Особенно досталось 2-му батальону. Примерно в 11 часов на участке батальона появились мелкие группы танков противника - всего 10–12. Сколько танков шло на участок 4-й роты, Капров определить не смог. Полк эту танковую атаку отбил, уничтожив 5–6 танков. Около 14.00–15.00 немцы открыли сильный артиллерийский огонь по позициям полка, и танки развернутым фронтом, группами по 15–20, вновь пошли в атаку. На участок полка наступало свыше 50 танков. Главный удар был направлен на 2-й батальон, так как его участок был наиболее доступен танкам противника. За 45 минут танки смяли 2-й батальон, и один танк вышел к командному пункту полка. Чудом спасшийся Капров перебрался за железнодорожную насыпь, и около него стали собираться люди, уцелевшие после танковой атаки. Больше всего пострадала 4-я рота: вместе с командиром роты Гундиловичем уцелело человек 20–25, остальные погибли 23 .

То есть из 120–140 человек погибли 100, а не 29, и танков уничтожено не 18 на участке 28-ми, а 5–6 на участке всего полка за первые три часа боя и сколько-то, сколько, мы не знаем, за те 45 минут, когда 2-й батальон был смят.

Слова полковника Капрова подтверждают документы Центрального архива Министерства обороны СССР. Радиограммой, составленной предположительно 16 ноября, Капров доносил, что его полк окружен и бойцы охраняют только КП полка. 17 ноября начальник политотдела 316-й дивизии Галушко сообщал в политотдел 16-й армии, что, несмотря на самоотверженность личного состава 1075-го полка и потерю двух рот, 16 ноября врага остановить не удалось из-за слабости противотанковой обороны. Комиссар 1075-го полка А.Л. Мухамедьяров 18 ноября 1941 года доносил в политотдел 316-й дивизии, что за два предыдущих дня в тяжелых боях в полку убито 400 человек, ранено 100 человек и (по непроверенным данным) 600 человек пропало без вести 24 . Это донесение свидетельствует о том, что бои были очень тяжелыми: по штату октября 1941 г. в стрелковом полку было 2800 человек, т.е. за два дня полк потерял больше трети личного состава, а если вспомнить, что к 16 ноября полк уже понес большие потери, то и того больше. Ужасает количество пропавших без вести - 600 человек. Это больше, чем число раненых и убитых.

О других документах, поступивших из полка в дивизию и из дивизии в штаб 16-й армии, подтверждающих факт боя 16 ноября 1941 года у Дубосеково , в котором участвовало 28–29 бойцов и которые именно там и тогда сожгли 18 вражеских танков, ничего не известно. Ничего не говорят об этом бое и немецкие донесения, хотя командование панцерваффе должно было как-то объяснить, во-первых, потерю 18 танков - ведь исправных танков у немцев осталось мало и потеря стольких машин в одном бою могла считаться чрезвычайным происшествием, и, во-вторых, задержку наступления на несколько часов там, где обороны быть не должно. Немецкие документы говорят об общем «свирепом сопротивлении русских» всегда и везде. Да и в знаменитом «дневнике Гальдера » тоже нет ни слова об этом бое, хотя уж у него-то были все основания поплакать по поводу «утерянной победы».

Председатель Нелидовского сельсовета И.И. Смирнова, допрошенная не «партследователем » Мининым, как почему-то решил В.П. Лукьянин , а капитаном юстиции Бабушкиным 25 , рассказала: «Бой панфиловской дивизии у нашего села Нелидово и разъезда Дубосеково был 16 ноября 1941 г. Во время этого боя все наши жители, и я тоже в том числе, прятались в убежищах… В район нашего села и разъезда Дубосеково немцы зашли 16 ноября 1941 года и отбиты были частями Советской Армии 20 декабря 1941 г. В это время были большие снежные заносы, которые продолжались до февраля 1942 г., в силу чего трупы убитых на поле боя мы не собирали и похорон не производили. …В первых числах февраля 1942 г. на поле боя мы нашли только три трупа, которые и похоронили в братской могиле на окраине нашего села. А затем уже в марте 1942 г., когда стало таять, воинские части снесли к могиле еще три трупа, в том числе и политрука Клочкова , которого опознали бойцы. Так что, в братской могиле героев-панфиловцев, которая находится на окраине нашего села Нелидово похоронено 6 бойцов Советской Армии. Больше трупов на территории Нелидовского с/совета не обнаруживали». Примерно то же самое рассказали и другие жители Нелидово, добавив, что на второй день после боя они видели оставшихся в живых Васильева и Добробабина 26 . (Кстати говоря, Минин вел проверку не по поручению прокуратуры, как почему-то решил В.П. Лукьянин , а, как сказано в документах «папки №, 4041», одновременно с ней 27 , то есть это были два совершенно разных расследования.)

В этом рассказе обращают на себя внимание три момента. Во-первых, Смирнова ничего не говорит о потерях, которые понес враг. Допустим, десятки трупов своих солдат немцы быстро убрали. Но 18 танков на морозе и по глубокому снегу быстро убрать никак не получится. Да и незачем быстро - поле боя осталось за немцами. И поскольку Дубосеково расположено юго-восточнее Нелидово, это село по окончании боя было ближайшим тылом по отношению к Дубосеково , подбитые в бою танки должны были вывозить через Нелидово. Сюда же должны были эвакуировать сотню раненых, чего жители села не могли бы пропустить. Но ни о чем этом Смирнова не говорит 28 . Как нет об этом сведений ни одном другом из известных мне источников.

Во-вторых, - прошу простить меня за эту кощунственную бухгалтерию, в которой дебет с кредитом не сходятся, - жители Нелидово в феврале и бойцы регулярной армии, освободившие село - в марте 1942 года, нашли и похоронили только шесть тел. Еще пятеро-семеро остались живы. Итого - 11 или 13 живых и мертвых. Панфиловцев, как мы помним, было 29, считая предателя, расстрелянного своими. (Вряд ли кто-то без специальной экспертизы, о проведении каковой ничего не известно, мог установить, от чьей пули погиб боец - от своей или от немецкой, героем он был или предателем.) Свои эвакуировать тела не могли, поскольку поле боя занял враг. Куда делись еще 16–18 человек, если их нет ни среди мертвых, ни среди живых?

В-третьих, вспомним рассказ Кривицкого, как он лично откапывал и хоронил тела героев. Было это не позднее 22 января 1942 года, то есть тогда, когда из-за больших заносов никто раскопками и похоронами не занимался.

В.П. Лукьянин сетует на то, что в 1948 году проверяющие «дела 28-ми панфиловцев» свою работу выполнили халатно и не захотели встретиться с теми из них, кто на тот момент, по счастью, был жив: с И.Р. Васильевым, Г.М. Шемякиным, И.Д Шадриным и Д.Ф. Тимофеевым.

Что касается Тимофеева, то В.П. Лукьянин сам отвечает на этот вопрос: никто просто не знал о том, что он жив, - не было в то время единой базы, из которой, нажав пару кнопок, можно получить любую информацию, и Интернета тоже не было. Более того, в августе 1942 года, когда проводилась проверка, Тимофеев был в плену, и никаких известий о том, что он жив, не было. Поисковик выдал мне ссылку на http://www.obd-memorial.ru/memorial/fullimage?id=73674094&id1=1712ccf46f895a22d4cee98775149a65. Очень похоже, что это 323-й лист дела 4041, во всяком случае, цвет бумаги и написание цифр 3 и 2 совпадают с предыдущими пятнадцатью страницами. Это справка из Управления 8-й Гвардейской дивизии, датированная 3 октября 1943 года, в которой с трудом можно прочесть, что Тимофеев Д.Ф. пропал без вести в ноябре 1941 года в бою под Волоколамском (а не под Дубосеково ).

Вероятно также и то, что в распоряжении проверяющих были стенограммы бесед с Васильевым и Шемякиным, однако в Справку-доклад Главного военного прокурора СССР Н.П. Афанасьева они не попали, поскольку во многом просто повторяли газетные статьи и доверия не вызвали. Приведу выдержки из этих стенограмм, опубликованных в 2012 году в № 5 журнала «Родина», тем более что Валентин Петрович отсылает нас к этим материалам.

И.Р. Васильев, находясь на излечении в московском госпитале, 22 декабря 1942 года рассказал: «Приказали окопаться возле разъезда Дубосеково . Окопались. Приезжают Панфилов и Капров […] «Кто вам разрешил здесь окапываться?» Мы говорим: командование. «Не здесь надо окапываться. Вот на этом бугре окапывайтесь, около дороги». […] Мы опять окопались. Взяли лошадей и сани, и давай шпалы возить, укрепления делать. У нас с правого фланга была ложбинка, а с левого фланга луг большой, который подходил к линии железной дороги. Дорога как раз шла из д. Ждановой. Мы на этой дороге окопались и укрепились. Два ряда шпал […] накатали, замаскировались. Нас назначили в боевое охранение. На горе около д. Ждановой были большие окопы выкопаны. Я стоял на посту. Не помню, какого это было числа, то ли 10, то ли 11… Вдруг мина пролетела и взорвалась недалеко около деревни. Я забежал в избу и говорю политруку Клочкову (обратите внимание: не Диеву , как должен был бы обращаться к политруку по версии Кривицкого, а Клочкову . - Л.П. ):

Из минометов начинают по деревне.

А много?

Нет, - говорю, - одна пролетела дурная, но я считал своим долгом сообщить.

Потом слышу, с той стороны деревни из автоматов начали стрелять по нас […]. Я заскочил в избу и говорю: «Давайте в ружьё! Тревога». Все повыскочили , похватали винтовки, и давай напором идти по этой деревне. В это время начали стрелять по опушке леса. Мы стали отстреливаться. Немцы сперва сопротивлялись, потом стали отступать […]. Скопились на опушке леса, мы […] убили тут человек 30. Всего их было человек 50. Остальные отошли. Мы - опять на исходные позиции в деревню, повыше поднялись. […] Как раз против наших окопов […] десять автомашин идет, пехоту везут. Мы […] по окопам расположились. Они начали стрелять. Там около шести часов держали схватку. Глядим - три танка идут. Нас была человек в 30 группа. Танки идут, а у нас патроны на исходе, нечем стрелять. Связного послали, но связной не вернулся. […] Клочков говорит: «Патроны на исходе, давайте отойдем на исходные позиции, потому что нас могут захватить. Немцы заняли […] Жданово. Боевое охранение послали в Красиково , где стоял второй взвод. Туда пять человек немцев устремились в разведку. Недалеко наш взвод был, а мы находились в окопах около разъезда Дубосековского (так в тексте. - Л.П. ). Они прибегают и говорят, что много немцев заняли Красиково . Командир роты говорит: «Давайте, второй взвод, сейчас же окружить деревню и взять!». Мы эту деревню обошли, выгнали немцев, взяли в плен двух, двух убили, один убежал, три автомата взяли, ручной пулемет […]. Пришли на исходные позиции опять в Дубосеково . Это было числа 13-го. Мы тут дня два или три побыли.

Числа 16-го нам выдавали заработную плату, старшина привез. Мы попеременно ходили, […] в ведомостях расписывались.

16-го числа часов в шесть утра немец стал бомбить […] и нам доставалось порядочно. Самолетов 35 нас бомбило. (Если 16 ноября в 6 утра налетели немецкие самолеты, самое разумное в этом случае - сидеть в укрытиях. Когда же зарплату попеременно получать ходили, если сразу после налета бой начался? И мне не дает покоя время начала авианалета: 16 ноября в Подмосковье солнце всходит в 9 утра, в 6 часов в сельской местности - темень непроглядная, ориентиров для бомбометания нет, и работать нужно по точечным целям. Да и вылетать со своего аэродрома немецкие самолеты должны были еще раньше, а после приземляться в полной темноте, чтобы не демаскировать аэродром. - Л.П. )

После […] бомбардировки колонна автоматчиков из д. Красиково вышла. Шли они в полный рост. Как раз бугор перед ними был. Они пошли на этот бугор. Мы, конечно, думали, что измена, потому что нет команды огонь открывать, а они подходят совсем близко. Потом сержант Добробабин , помкомвзвода был, свистнул. (Про русский молодецкий посвист Добробабина писал Кривицкий. - Л.П. ). Мы по автоматчикам огонь открыли. Мы бьем, они, конечно, идут. Это было часов в семь утра. Погода была ясная, мороз, денек хороший был. (В темноте немцы, как правило, в атаку не ходили. - Л.П. )

Автоматчиков мы отбили. Тут у нас не долгая схватка была. Уничтожили человек под 80. […] считать не приходилось. (Понятно, что в горячке боя никто не будет считать трупы врагов. Но 80 убитых немцев совпадают с тем, что назвал Кривицкий. - Л.П. ).

После этой атаки […] Клочков подобрался к нашим окопам, стал разговаривать. Он поздоровался с нами. (О том, что Диев , он же Клочков, к окопам «добрался» и с бойцами поздоровался, также писал Кривицкий. - Л.П. ).

Как выдержали схватку?

Ничего, выдержали.

[…] Клочков заметил колонну танков. Говорит: «Движутся танки, придется еще схватку терпеть нам здесь». Танков шло штук 20. Он говорит: «Танков много идет, но нас больше. 20 штук танков, не попадёт на каждого брата по танку». (Почти дословная цитата из Кривицкого. Так же как и частое упоминание слишком уж пафосного слова «схватка». - Л.П. ) […]

Ничего, - говорит политрук, - сумеем отбить атаку танков: отступать некуда, позади Москва.

Стали на той почве, что не будем отступать, и все. Бойцы тоже.

Танки […] придвинулись совсем близко к окопу. Офицер вылез из танка и закричал: «Рус, сдавайтесь в плен!» Тут сразу в него несколько залпов положили. Но тут изменник вышел с правого фланга, поднял руки кверху, ударился в панику. Когда мы ехали на фронт, мы говорили, что паникерам и трусам нет на советской земле места, их должна карать своя же рука и наша партия. […] Стрелял в него я сам лично. (Все почти как у Кривицкого - и родина с партией покарали, и сам Васильев покарал. - Л.П. )

Приняли бой с этими танками. С правого фланга били из противотанкового ружья, а у нас не было противотанкового ружья. Приходилось выскакивать из окопа. Команду политрук подавал.

Принять бой с танками, вылезти из окопов!

Начали выскакивать из окопов и под танки связки гранат подбрасывать. […] На экипажи бросали бутылки с горючим. […] Мне пришлось два танка подорвать тяжелых. Мы эту атаку отбили, 15 танков уничтожили. Танков 5 отступили […] за деревню Жданово. После этой схватки небольшая передышка была, так минут 30, наверное. В первом бою потерь не было. Может быть, были потери с правого фланга. На моем левом фланге потерь не было.

Политрук Клочков заметил, что движется вторая партия танков, и говорит: «Товарищи, наверное, помирать нам здесь придется во славу родины. […] Москва сзади - отступать нам некуда. […] Танки стали приближаться к нам совсем близко. Когда приблизилась к нам вторая партия танков, Клочков выскочил из окопа с гранатами. Бойцы за ним. […] В этой последней атаке я 2 танка подорвал - тяжелый и легкий. Танки горели. Потом под третий танк я подобрался, который был левее меня, танк был тяжелый. […] Я подбежал к нему с левой стороны. […] Я помню, что бросил связку гранат. […] Тут меня ранило. Немец бил из дальнобойных по нас. Когда первая партия группами прошла, он стал бить из крупнокалиберных и дальнобойных по этому месту. Хотел разбомбить, чтобы пропустить второй эшелон танков. […] Правый фланг отошел, левый фланг отошел, мы остались одни на этом бугорке. Под пятым танком меня ранило. Получил три осколочных ранения и контузию. Меня направили в Павлов Посад в госпиталь. Когда меня привезли, я уже разговаривать стал, я спросил, где я был. Мне говорят, что ты был в санбате, был в дивизионном госпитале, а сейчас на эвакуации. Там меня мало продержали, на эвакуацию отправили 29 . На этом И.Р. Васильев свой рассказ закончил.

16 ноября 1941 года Нелидово заняли немцы. И если бы жители нашли Васильева тяжелораненым где-то в окопе и смогли, как полагает В.П. Лукьянин , переправить его в госпиталь через линию фронта, то, раз уж сам Васильев запамятовал, об этом, скорее всего, знала Смирнова, но почему-то этого не рассказала, хотя это был повод не только для гордости, но и для заслуженной государственной награды. Не рассказали об этом и другие жители села, которые вроде бы видели Васильева живым.

Еще один оставшийся в живых панфиловец, Г.М. Шемякин, писал в своей автобиографии, направленной им 24 октября 1942 года в Москву, в Комиссию по истории Великой Отечественной войны: «…В декабре месяце, я не помню какого числа, наш взвод в количестве 28 чел. был в засаде, когда […] на нас двигалось 50 фашистских танков. Командир наш приказал: ни шагу назад, за нами Москва. […] Я сам лично забрасывал танки врага гранатами и бутылками с жидкостью. […] Мы […] не отступили […]. Танки […] были уничтожены нами. Сколько с нас осталось в живых, я помнить не могу, ибо во время боя я был тяжело ранен в левую ногу… я был без сознания. […] С поля боя меня эвакуировали в Москву. С Москвы я попал в Медногорск в госпиталь, там я пролечился 3 месяца…» 30

В автобиографии, написанной почти через год после боя у Дубосеково , Шемякин не вспомнил число и спутал месяц, когда происходил знаменитый бой, указав, что было это в декабре. Шемякин был ранен в ногу, потерял сознание, но вряд ли он потерял память, если рассказывает такие детали, как количество бойцов, число убитых им немцев и наступавших вражеских танков. Не исключаю, что автобиография написана им на основе газетных публикаций и книг о 28 героях. Некоторые подтверждения тому мы найдем в стенограмме беседы с Шемякиным, сделанной 3 января 1947 года в Алма-Ате:

«[…] Первый бой мы принимали у совхоза Булычёво . Немец все лезет. Мы объявились добровольцами, набрали гранаты, бутылки с горючей смесью и пошли на разъезд Дубосеково . […] мы начали рыть себе окопы. Когда мы в […] Булычёво принимали бой, мы разбились заново. Я попал из 5-й роты в 4-ю. Тут говорят:

Кто пойдет в качестве добровольцев истреблять танки?

Мы пошли […] добровольно. […] Стали копать окопы. Приезжает генерал Панфилов, говорит:

Вам здесь не место, можете здесь разместиться.

Нас перевели к самому разъезду Дубосеково , метров за двести. Там выкопали окопы. Копать было трудно, земля была мерзлая.

Утром 16 ноября налетают немецкие самолеты, стали нас бомбить. […] А мы остались целы. Смотрим, идет пехота, автоматчики, человек сто. Мы их подпустили к себе вплотную. Сержант Добробабин подал сигнал свистом. Мы поняли, а немцы в этот момент опешили - откуда свист. Они считали, что после бомбежки никого нет. Мы открыли по ним огонь. Мы их человек 80 уложили, остальные убежали. (Снова свист, как у Кривицкого. И убитых немцев столько же. - Л.П. ) У нас были два пулемета, два противотанковых ружья, бутылки с жидкостью, гранаты и винтовки. В этот момент подошел политрук Клочков. Поздоровался. Нас стало 29. (Снова Клочков, а не Диев , снова здоровается. - Л.П. ) Когда пошло на нас 20 танков, один струсил. Мы его расстреляли. Осталось нас опять 28. Тут командовал […] Клочков. Он говорил:

Не страшно, не много танков идет: на каждого не хватает по танку. […] (Почти дословная цитата из Кривицкого. - Л.П. ).

Когда мы стали драться, сбили 15 танков, 5 повернули обратно. Там был такой дым, что ничего не было видно. Из противотанкового ружья я сбил два танка. После того, как мы сбили 15 танков, а 5 танков повернули назад, на нас пошли еще 30 танков. Политруку Клочкову говорят:

Вы ошиблись: вы говорили, что не хватает по танку на брата, а сейчас больше, чем по два. (И опять Кривицкий почти дословно. - Л.П. )

Он говорит:

Ничего, не страшно. Велика Россия, но отступать некуда: позади Москва. […] Когда дрались с последними танками, осталось танков 6 или 7. Два кинулись на меня. Я в первом успел перебить гусеницу, второй наступает на меня. […] Я выскочил из окопа, перебиваю ему гусеницу. Когда танк загорелся, откуда-то получился взрыв. Меня ударило в левую сторону, ногу перебило, я потерял сознание. […] Из остальных героев я знал Конкина , Митина, Добробабина , Васильева. […] В этом бою я был ранен и контужен…» 31

Тут есть некоторые расхождения с рассказом И.Р. Васильева, который указал, что ни он Шемякина не знал, ни Шемякин не знал его 32 . Это странно: воюют вместе в одном взводе, а друг друга не знают? В боевой обстановке люди быстро знакомятся - нужно знать, кто прикроет твою спину. Да и все, что касается Клочкова и Добробабина , они рассказывают очень складно, значит, находились Васильев и Шемякин очень близко друг от друга.

Из материалов «папки № 4041» следует, что И.Е. Добробабин в районе Дубосеково действительно был, получил легкое ранение и попал в плен, но никаких подвигов не совершал, и все, что написано о нем в книгах о героях-панфиловцах, не соответствует действительности 33 .(Подчеркнуто в документе. - Л.П. ).

Арестованный в мае 1942 года за добровольную сдачу в плен немцам Д.А. Кужебергенов показал, что он и есть тот самый Кужебергенов , который считается погибшим героем-панфиловцем. Он признался, что в бою под Дубосеково не участвовал, а свои показания дал на основании газетных статей, в которых о нем писали как о герое-панфиловце 34 . А звание Героя Советского Союза было присвоено Аскару Кожебергенову , которого в списках 4-й и 5-й рот не было 35 .

Таким образом, рассказ Натарова, скорее всего, является вымыслом А. Кривицкого, как, впрочем, и все остальное, и он вряд ли мог что-то рассказать, т.к. был убит 16 ноября 1941 года. Добробабин и Кужебергенов в бою не участвовали, а рассказывали о своем подвиге, начитавшись книг и статей. Васильев говорит, что Шемякина не знает, а Шемякин, наоборот, говорит, что с Васильевым знаком, но оба они едва ли не дословно пересказывают статьи Кривицкого и Коротеева , которые, в свою очередь, признались, что никакими сколько-нибудь достоверными данными не располагали. Коротеев написал со слов комиссара дивизии Егорова, а тот пересказал все со слов комиссара полка 36 . Кривицкий ни с кем из раненых или оставшихся в живых не разговаривал, статью писал по поручению главного редактора «Красной звезды» Д.И. Ортенберга , но откуда тот взял данные о бое, Кривицкий не знал 37 . То есть «панфиловцы» своими словами пересказали то, чего на самом деле не было. А что им прикажете делать? Сказать, что они вовсе не герои, и что готовы отдать все награды и детям своим рассказать, что они вруны? Куда проще и удобнее придерживаться официальной версии, тем более что уже и книги написаны, и стихи сочинены, и мемориалы построены. Ну, не ломать же их, в самом-то деле. Все это вызывает определенные сомнения в достоверности рассказов Васильева и Шемякина, как и то, что они вдвоем подбили половину из 18 танков, уничтоженных в ходе боя.

Д.Ф. Тимофеев, возможно, также в бою не участвовал, поскольку, если верить справке из Управления 8-й Гвардейской дивизии от 3 октября 1943 года, пропал без вести еще под Волоколамском.

Единственный, чьих показаний у нас нет, это И.Д. Шадрин.

Командир полка Капров и полковой комиссар Мухамедьяров отрицают или не подтверждают сам факт боя 28 панфиловцев у разъезда Дубосеково .

Вот и выходит, что, кроме статей военных корреспондентов, никаких сколько-нибудь внятных свидетельств подвига панфиловцев 16 ноября 1941 года попросту нет, а они, по их же собственным словам, все выдумали.

28 августа 1948 года заместитель начальника Генштаба генерал-полковник С.М. Штеменко доносил министру Вооруженных Сил СССР Н.А. Булганину (который, напомню, был членом Военного совета Западного фронта и подписал представление о присвоении панфиловцам звания Героя Советского Союза): «Каких либо оперативных документов и документов по линии политических органов, конкретно упоминающих о действительно имевшем место героическом подвиге и гибели 28 панфиловцев в районе разъезда Дубосеково не найдено совершенно… Только один документ подтверждает гибель политрука 4-й роты Клочкова […]. Следовательно, можно с полной очевидностью считать, что первые сообщения о бое 28-ми панфиловцев 16 ноября 1941 года были сделаны газетой «Красная звезда», в которой были опубликованы очерк Коротеева , передовая газеты и очерк Кривицкого «О 28 павших героях». Эти сообщения, видимо, и послужили основанием на представление 28 человек к званию Героев Советского Союза» 38 .

В.П. Лукьянин отсылает читателя к книге академика Г.А. Куманёва «Рассекреченные страницы Второй мировой войны», где приводятся слова маршала Жукова: «Ознакомившись с “делом” панфиловцев, секретарь ЦК ВКП(б) Жданов обнаружил, что все материалы расследования были подготовлены слишком топорно, “сшиты белыми нитками” и что комиссия Главной военной прокуратуры явно перестаралась, “перегнула палку”. Поэтому дальнейшего хода быстро испеченному делу не было дано, и оно отправилось в спецхран архива» 39 . Валентин Петрович полагает, что «более правдоподобного объяснения судьбы «забытой» папки и придумать невозможно».

На мой взгляд, есть и другое не менее правдоподобное объяснение тому, что записка Генерального прокурора осталась без внимания. Главный военный прокурор Афанасьев послал свой доклад Генпрокурору Сафонову 10 мая 1948 года, тот переслал этот доклад со своими комментариями Жданову 11 июня. А 31 августа 1948 года А.А. Жданов умер после тяжелой продолжительной болезни. Есть ли хоть какие-то, помимо слов Жукова, который в своих книгах, изданных уже после смерти, чего только не написал, свидетельства того, что Жданов, во-первых, записку Сафонова видел, во-вторых, в связи с тяжелым состоянием здоровья ее прочитал и, в-третьих, принял по этой записке какое-то решение? А у преемников Жданова руки не дошли: вскоре началось «Ленинградское дело», за ним подоспело «Дело еврейского антифашистского комитета», затем - «Дело врачей». Где уж тут панфиловцами заниматься…

Кстати говоря, записка Штеменко Булганину от 28 августа 1948 года, то есть после того, как Жданов, возможно, получил доклад Сафонова, может говорить о том, что Жданов материалы из Генпрокуратуры под сукно не убрал, а поручил военным ответить, был ли тот знаменитый бой на самом деле. Ход разумный - получить информацию из не зависимых друг от друга источников - ведь военная прокуратура военному министерству не подчинялась.

Таким образом, факт боя 16 ноября 1941 года отрицается и Генштабом, и Главной военной прокуратурой СССР, и ГлавПУРом Советской Армии.

В.П. Лукьянин упрекает С.В. Мироненко в том, что тот читал «папку № 4041» вполглаза, и пренебрежительно называет его «первооткрывателем». Тут автор прав: эти материалы введены в научный оборот давно, на них ссылались многие авторы. Не доволен Валентин Петрович и тем, что главный российский архивист пренебрег книгой «своего старшего коллеги Г.А. Куманёва , где так много сказано по теме, к которой он сам вдруг решил обратиться, хотя мог бы, ведь «это - азы источниковедения: пусть и не соглашаться, но непременно знать все, что до тебя «накопали» коллеги». И здесь соглашусь с Валентином Петровичем. Вот только читал ли он сам статьи главного военного прокурора СССР генерал-лейтенанта А.Ф. Катусева , опубликованные в 8-м и 9-м номерах «Военно-исторического журнала» за 1990-й год, подробному разбору каковых статей Г.А. Куманёв посвятил значительную часть главы «Подвиг и подлог» из своей книги «Рассекреченные страницы…»? И читал ли В.П. Лукьянин до конца материалы с сайта http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6518, куда он отсылает читателей, где приводится «Заключение по архивному уголовному делу в отношении Добробабина (Добробаба ) И.Е» Главной военной прокуратуры СССР от 14 августа 1989 года, во многом повторяющее то, что написал в своих статьях Катусев ?

Поскольку Валентин Петрович в своей статье довольно много внимания уделяет И.Е. Добробабину , я не могу обойти эту тему.

Непростая судьба сержанта Добробабина

В своей книге «Рассекреченные страницы Второй мировой войны» 40 , которую, «будучи не в теме», В.П. Лукьянин случайно прочитал, Г.А. Куманёв , почти всегда со слов своего героя, используя свои собственные публикации, написанные опять же со слов Добробабина , рассказывает, как тот воевал на Халхин-Голе, как добровольцем ушел на фронт и попал в панфиловскую дивизию, как дрался у Дубосеково , как попал в плен, как стал полицаем и чуть ли не защитником оказавшихся в оккупации советских людей, как спасал их от угона в Германию. Значительная часть главы посвящена полемике с А.Ф. Катусевым , который подробно, не как историк, журналист или писатель, а как юрист, рассматривает противоречия в показаниях, данных Добробабиным в разные годы в его письмах в директивные органы и статьях, написанных после бесед с ним Куманёвым , журналистами Мясниковым и Юрковой .

А противоречий и в самом деле много. На Халхин-Голе Добробабин был, но не как пулеметчик, а как военный строитель, и находился он там не месяц, а 5–6 дней, в боевых действиях не участвовал, к наградам, по его собственным словам, не представлялся 41 . У Дубосеково боем командовал не он, а Клочков (Куманёв называет его почему-то младшим политруком). Причем из показаний самого Добробабина далеко не очевидно, что он принимал непосредственное участие в том бое, поскольку он не мог толком объяснить, где был - то ли в окопе, то ли в блиндаже, то ли рядом с танком, то ли под танком, и что делал - то ли командовал, то ли выполнял команды. Добробабин в разное время утверждал, что то его шпалами завалило, то землей, то телами товарищей, и то ли он ранен был в ногу - когда в левую, когда в правую, то ли контужен 42 . Тем более что и сам Добробабин на допросах в 1948 году своих подвигов в бою у Дубосеково не подтвердил 43 .

В 1944 году Добробабин рассказывал, что его, то ли помкомвзвода , то ли даже командира взвода, а на самом деле - командира отделения, вопреки всякой субординации, через голову командиров полка, батальона и роты, которые со своими штабами и комиссарами невесть где шлялись, вызывал командир дивизии (!) генерал-майор (!) Панфилов и лично ставил задачу (!) 44 . Знал ли вообще И.В. Панфилов о существовании сержанта Добробабина ?

Очень темная история с ранением. Н.В. Макарова, одна из обитательниц железнодорожной будки, куда вскоре после боя сам, без посторонней помощи пришел якобы раненный в ногу и контуженный Добробабин , 28 марта 1948 года показала, что «ранения у него не было». Старшая дочь Макаровой - Тамара Викторовна в своих свидетельских показаниях уточнила, что Добробабин ранен не был и на контузию не жаловался, крови на нем не видно было. Это же подтвердила вторая дочь - Ольга Викторовна. «Ранений у него не было. На контузию, боль в голове он не жаловался» 45 .

На допросе в январе 1948 года старший брат Добробабина - Григорий Евстафьевич сообщил, что впервые после длительной разлуки увидел брата Ивана в их родном селе Перекоп Харьковской области в марте 1942 года, что был он оборван, голоден, но ран у него не было 46 . Да и сам Иван Евстафьевич в 1988 году заявил следователям, что он был ранен за несколько дней до боя у Дубосеково , и в бою рана его не беспокоила, а открылась только во время побега, когда он выпрыгнул из вагона, увозящего его на запад 47 . Таким образом, можно усомниться в том, что в плен Добробабин попал, будучи раненым.

Кстати говоря, та же О.В. Барыкина (Макарова) на допросе 1 декабря 1988 года показала, что в ноябре 1941 года их семья пряталась в убежище, и через несколько часов после боя, когда все затихло, они, пробираясь через окопы к дому, видели там тела бойцов, в том числе Клочкова 48 . Однако ни она, ни ее мать ни словом не обмолвились о том, что они видели сгоревшие немецкие танки. Не восемнадцать, а хотя бы один.

В конце 1988 года на допросе в военной прокуратуре Добробабин показал, что в полицию пошел добровольно, дослужился до главного полицая Перекопа, был вооружен карабином и пистолетом с боевыми патронами, получал зарплату. Иногда Добробабин помогал соотечественникам, в то же время не гнушаясь грабежами и избиениями своих односельчан. Когда советские войска ненадолго освободили Перекоп, Добробабин попал в особый отдел, но потом немцы вновь заняли село, и он то ли сбежал, то ли его отпустили в неразберихе отступления, и опять пошел служить в полицию. Позднее он ушел вместе с оккупантами и осел ненадолго в Одесской области. Ни сразу после войны, ни в 1988 году следствие не нашло убедительных подтверждений тому, что Добробабин пытался установить контакт с партизанами, хотя в том районе были крупные партизанские отряды. Да и сам Добробабин на этой версии не настаивал.

После того как Добробабин оказался окончательно в расположении советских войск, он рассказал далеко не все. На допросе 29 декабря 1988 года он показал: «Я хочу подчеркнуть, что о своей службе в полиции я никому в 1944 году не рассказывал. Скрыл это и при подаче заявления в партию. Скрыл этот факт и когда узнал, что посмертно награжден за бой под Дубосеково ...» 49

Г.А. Куманёв уверен, опять же со слов самого Добробабина , что в 1948 году его осудили на основании показаний, обвиняющих его, а показания тех, кто отзывался о нем тепло или нейтрально, игнорировались. Но тогда почему он по приснопамятной 58-й статье (часть 2–4) получил не 25 лет, а только 15, а после выхода 12 января 1950 года Указа Президиума Верховного Совета СССР, отменяющего мораторий на смертную казнь для изменников родины и вводящего обратную силу, не был расстрелян, хотя в то время с полицаями не церемонились? Добробабин же отсидел только 7 лет и вышел по амнистии в честь десятилетия Победы, что говорит о том, что следствие, которое шло пять лет, велось добросовестно и тщательно, что его никто не бил и не запугивал, что, собственно, и признал сам Добробабин 29 декабря 1988 года 50 . Следователи и суд не нашли сколько-нибудь убедительных фактов того, что он совершил более тяжкие преступления. Да и смягчающих обстоятельств, которые безусловно, учли, было достаточно: до конца войны Добробабин воевал честно и был отмечен несколькими наградами.

Вот только с войной с Японией, в которой, по словам В.П. Лукьянина , Добробабин тоже успел отличиться, возникла закавыка. Г.А. Куманёв в своей статье «Судьба Ивана Добробабина », напечатанной в «Правде» 18 ноября 1988 годаи в книге, куда этот да и многие другие эпизоды из статьи перекочевали вплоть до запятой, пишет, что в той войне Добробабин поучаствовать не успел, потому что по дороге на Дальний Восток пришло известие, что война закончилась. Так ли внимательно читал В.П. Лукьянин работы академика, чтобы иметь право упрекать в недобросовестности С.В. Мироненко?

В ходе следствия в конце 1988 года прокуроры допросили 57 свидетелей 51 , что также говорит о том, что «дело Добробабина » вовсе не имело обвинительного уклона. Но уж очень много было фактов против него, причем тех фактов, которые он сам и подтверждал в своих показаниях.

По мнению В.П. Лукьянина , Г.А. Куманёв основательно изучил материалы «папки № 4041» и дела Добробабина . Спору нет, основательно настолько, что даже уговорил своего героя написать от его имени заявление на реабилитацию, от которого тот потом и открестился, сказав, что многие эпизоды его жизни академик изложил неверно, тем самым, по сути, сдав своего благодетеля.

К слову сказать, 1988 год - это вам не первые послевоенные годы, - время было уже не таким людоедским. И даже куда более мягким, чем оттепель 1950-х, когда прошла первая волна реабилитации, под которую попали видные советские военачальники и ученые, осужденные в 1937–38 годах: В.К. Блюхер, А.И. Егоров, М.Н. Тухачевский, И.Т. Клейменов, С.П. Королев, Г.Э. Лангемак , когда и самому Добробабину срок скостили вдвое. Однако даже тогда было отказано в реабилитации Н.И. Бухарину, Г.Е. Зиновьеву, Л.Б. Каменеву, К.Б. Радеку и другим «врагам народа», которые были реабилитированы в 1988 году, когда рассматривалось дело по реабилитации Добробабина . Так что сетования на «произвол следственных органов», по-моему, лишены оснований.

Главу, посвященную Добробабину , Г.А. Куманёв написал не столько с тем, чтобы отстоять честь «безвинно осужденного героя», сколько для того, чтобы спасти свою собственную репутацию. Академик порой, не стесняясь в выражениях, обвиняет Катусева в нечистоплотности, не желая видеть откровенной лжи в словах своего подзащитного, оспаривая даже те факты, которые подтверждает сам Добробабин . Но возразить Куманёву уже некому: в 2000 году А.Ф. Катусев ушел из жизни. Стоило ли академику так долго ждать?

Не получив ответа на свой запрос в Наградную комиссию при Президенте России, Г.А. Куманёв написал в «Спортлото» - Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР. И этот «орган» 53 восстановил 21 мая 1997 года «мужественного воина в звании Героя Советского Союза». Тем же указом Д.А. Кожубергенову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Валентин Петрович просто, по-житейски рассудил: «Иван Евстафьевич не был ни затаившимся антисоветчиком, ни пламенным борцом за советскую власть, а был он жизнестойким, добросовестным, изначально порядочным российским парнем, […] который находил выход из самых безвыходных положений. Если б мы всерьез поняли, что на таких вот парнях и держалась наша оборона, что благодаря им мы и выиграли войну, - мы бы по-иному толковали истоки нашей Победы».

А давайте тогда вместо «Ивана Евстафьевича » подставим «Андрея Андреевича». Да-да, того самого - Власова. Что-то изменится? И затаившимся антисоветчиком тот не был, ибо до пленения весной 1942 года имел несколько возможностей уйти к немцам. Под Киевом умело командовал 37-й армией, под Москвой - 20-й, честно выполнил воинский долг. 13 декабря 1941 года его портрет был помещен на первой странице «Правды» и «Известий» рядом с Г.К. Жуковым и К.К. Рокоссовским, а 26 января 1942 года газеты опубликовали Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Власову звания генерал-лейтенанта.

Но и пламенным борцом за советскую власть Власов не был тоже, а «был жизнестойким, добросовестным, изначально порядочным парнем», который нашел весьма своеобразный выход из безвыходного положения. Он ведь тоже сам никого не убивал, а лишь помог выжить многим своим соотечественникам. А способ выживания и формы помощи, насколько я понимаю логику Валентина Петровича, для истолкования истоков победы значения не имеют. Неужели мы будем реабилитировать всех власовцев и полицаев, кто напрямую не участвовал в зверствах оккупантов, на ком нет крови? Может, еще и наградим их?

Не нравится такая подмена? Мне тоже не нравится.

В.П. Лукьянин предлагает просто остановиться, полагая, что о войне мы знаем уже достаточно, а новые цифры и факты, которые случайно могут всплыть, общей картины существенно не изменят. Я, наоборот, думаю, что мы еще очень многого не знаем, и это незнание порождает спекуляции - и со стороны сталинистов, и с противоположной стороны, да и наши «партнеры» на Западе времени зря не теряют и все время идут на шаг впереди, «переписывая историю» и вынуждая нас оправдываться. Одни твердят, что войну выиграл Сталин, другие кричат, что он завалил врага русскими трупами, уничтожив генофонд нации. Ведь мы до сих пор даже приблизительно не знаем, во что обошлась победа: по словам Сталина, в результате немецкого вторжения СССР безвозвратно потерял в боях, а также из-за немецкой оккупации и угона советских людей на немецкую каторгу около семи миллионов человек 54 . Хрущев и Брежнев говорили о 20 и более миллионах. Сегодня «сторговались» на 27 миллионах, но торг продолжается. Однако даже в лагере либералов нет единства: одни достаточно убедительно доказывают, что общие советские потери не превышают 18 миллионов 55 , другие не менее убедительно утверждают, что за годы войны СССР потерял 43,3 миллиона человек 56 . Мы гордимся тем, что потеряли больше всех участников войны, вместе взятых, мы свой вклад в победу измеряем не тем вредом, который нанесли врагу, а собственными потерями. На мой взгляд, это недопустимо.

И как? Остановимся, перестанем искать? Прекратим поиски на местах боев? И правда - зачем? Героем больше, героем меньше - разве может это повлиять на общую картину. Героизм одного - подвиг, героизм тысяч - пропаганда, подвиг миллионов - статистика. Перестанем искать, и на полях сражений останется множество тел, до сих пор не похороненных, - только в России даже через 70 лет после Победы неизвестна судьба пяти миллионов человек 57 . Но ведь речь идет о конкретных людях, которые не только среди 28 были, о чьей памяти мы так печемся. Если бы так думал С.С. Смирнов, что бы знали мы сейчас о подвиге Брестской крепости? И не увидели бы мы замечательных документальных фильмов «Шел солдат» и «Солдатские мемуары», снятых по сценариям К.М. Симонова.

Может, больше не будем архивы рассекречивать? Однако документы - это и есть верстовые столбы на дороге к Победе. Но на пути исследования замереть, остановиться на достигнутых рубежах невозможно. Даже кратковременная пауза приведет к тому, что мы начнем пятиться назад, стесняясь того, что удалось «откопать». И в самом деле, разве можно спокойно читать уже упомянутый приказ Ставки № 0428, получивший название «Гони немца на мороз», выполняя который специальные отряды сожгли сотни деревень в Подмосковье? А приказ № 270 от 16 августа 1941 года, вводящий, по сути дела, институт заложников, разве не бросает тень на славную Победу? А уж про то, что Сталин утверждал, будто у Красной Армии нет пленных, а есть одни только предатели, вообще лучше забыть. Что остается? Знаменитый приказ № 227 «Ни шагу назад» от 28 июля 1942 года. Но и он вводил заградотряды и штрафбаты, то есть снова не героизм и сознательность бойцов были поставлены во главу угла, а страх и насилие. Выходит, что Победа добыта не только добровольным самопожертвованием и героизмом солдат, но и другими, не совсем гуманными методами против своих.

Может, и эти документы засекретим и будем руководствоваться «революционной целесообразностью»? И так, глядишь, и снизойдет на нас «окончательная правда о войне». А чтобы быстрее снисходила, в учебниках истории нужно писать коротко, как на праздничных плакатах: «Великая Отечественная война - 1941–1945 гг.» И все. Так ли важно, кто на кого напал, кто агрессором был, а кто жертвой? Битвы за Москву, Сталинград и Севастополь не упоминать, иначе придется объяснять, как и почему враг там оказался, про блокаду Ленинграда - забыть, иначе нужно будет рассказать, почему было «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам» и почему за годы войны население города уменьшилось в шесть раз. Про зверства оккупантов - ни-ни, ибо неполиткорректно. Про потери - ни звука. В двух словах написать про штурм Берлина. О том, что в этой страшной войне победил Советский Союз, подрастающее поколение догадается по той помпе, с которой отмечается 9 мая.

Но нельзя же изучать историю по сказкам, мифам и легендам.

Самыми лучшим, самым честным способом опровергнуть или подтвердить те или иные события Великой Отечественной войны вообще и «папки № 4041» в частности будет публикация всех документов. Причем совершенно без разницы, чьих - советских или немецких, главное, чтобы правдивых.

1 316-я стрелковая дивизия стала 8-й гвардейской 18 ноября, то есть через два дня после героического боя, который то ли был, то ли выдуман. А накануне, 17 ноября, дивизия была награждена орденом Красного Знамени. Вероятнее всего, и на момент награждения орденом, и на момент зачисления в гвардию о подвиге 28 панфиловцев никто в высших органах страны не знал, значит, и без того хватало славных дел, за которые дивизия получила эти высокие звания, тем более что званиями и наградами в те годы не разбрасывались, да и документы для награждения и присвоения гвардейского звания готовятся не за один день.

4 Иван Васильевич Панфилов погиб в результате минометного обстрела у деревни Гусенево Волоколамского района 18 ноября 1941 года. По просьбе Военного Совета Западного фронта и Военного Совета 16-й армии Государственный Комитет Обороны (ГКО) - высший в годы войны орган власти Советского Союза - своим постановлением от № 950 присвоил 8-й гвардейской стрелковой дивизии имя И.В. Панфилова только 23 ноября 1941 года, то есть спустя неделю после боя у разъезда Дубосеково .

6 Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. 8131. Оп. 27. Д 4041. Л. 318.

8 Павел Михайлович Гундилович - командир 4-й роты 2-го батальона 1075 полка, бойцы которой и составляли основу 28 героев-панфиловцев. Погиб 10 апреля 1942 года.

9 Военно-исторический журнал (ВИЖ). 1990. № 9. С. 69.

10 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д 4041. Л. 308

11 Валентин Петрович весьма трепетно относится к авторству афоризмов и цитат, поэтому уточню, что эту крылатую фразу, только чуть-чуть отличающуюся по форме, изрекли два человека - в 1917 году американский сенатор Хайрам Уоррен Джонсон и британский политик, писатель и общественный деятель Артур Август Уильям Гарри Понсонби в своей книге «Ложь во время войны» - в 1928 году.

13 Соколов Б.В. Правда о Великой Отечественной войне. Сборник статей, - СПб.: Алетейя , 1998, С. 206. Со ссылкой на американского историка А. Даллина , обнародовавшего этот документ командования вермахта. -Dallin A. German Rule in Russia , 1941–1945. L.-N. Y., 1957. P. 427.

14 Вопросы истории. 1989. № 3. С. 37; Нюрнбергский процесс: В 7 т. Т. 3. М., 1960. С. 29–30.

15 Соколов Б.В . Указ. соч. С. 230; Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Т. 3. М., 1976. С. 340.

16 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел I. Оп. 28. Д. 26. Л. 17 об. 18–19. Опубликовано: Родина. № 7. 2012. С. 8; Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел I. Оп. 28. Д. 6. Л. 3–5. Опубликовано: Родина. № 7. 2012, С. 9.

17 Эшелоны идут на восток. - М.: Наука, 1966. С. 6.

18 Вознесенский. Н.А. Военная экономика СССР в период Великой Отечественной войны. - М.: Госполитиздат , 1948. С. 42–43.

19 Архив Министерства обороны РФ (далее - AМО РФ). Ф. 81. Оп. 84957. Д. 234. Л. 22–23.

20 Василевский А.М. Дело всей жизни. М., Политиздат, 1975, С. 156; Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. М., АПН, 1988, С. 445.

21 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д. 4041. Л. 319–320.

22 Так в документе; у Кривицкого фамилия батальонного комиссара написана верно - Галушко.

23 Военно-исторический журнал. 1990. № 9. С. 72–74.

24 Там же. С. 74.

25 Там же. С. 76.

26 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д. 4041. Л. 316.

27 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д 4041. Л. 315.

28 Жителям села Нелидово еще повезло, если вообще уместно говорить о везении в той ситуации. 17 ноября 1941 года Ставка издала секретный приказ № 0428, который предписывал при вынужденном отходе наших частей уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог.

29 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел IV. Оп. 1. Дело Героя Советского Союза Васильева Иллариона Романовича. Л. 3–4 об. Опубликовано: Родина. 2012. № 5. С. 7–8.

30 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел IV. Оп. 1. Дело Героя Советского Союза Шемякина Григория Мелентьевича . Л. 1. Опубликовано: Родина. 2012. № 5. С. 8–9.

31 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел I. Оп. 28. Д. 28. Л. 1 об - 2 об. Опубликовано: Родина. 2012. № 5. С. 9.

32 Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел IV. Оп. 1. Дело Героя Советского Союза Васильева Иллариона Романовича. Л. 6 об. Опубликовано: Родина. 2012. № 7. С. 15.

33 ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 27. Д 4041. Л. 311.

34 Там же. Л. 308.

35 Там же, Л. 315.

36 Там же. Л. 317.

37 Там же. Л. 319.

39 Куманёв Г.А . Рассекреченные страницы Второй мировой войны. - М.: Вече, 2012. С. 149.

40 Там же.

41 ВИЖ. 1990. № 8. С. 80. (Примечания).

42 Там же. С. 76.

43 ГА РФ Ф. 8131 ее. Оп. 27. Д. 4041. Л. 311.

44 ВИЖ. 1990. № 8. С. 71.

45 Там же. С. 78–79 (Примечания).

46 Там же. С. 79 (Примечания).

47 Там же. С. 74.

48 Там же. С. 77 (Примечания).

49 Там же. С. 81 (Примечания).

50 Там же. С. 74 (Примечания).

51 ВИЖ. 1990. № 9. С. 77.

52 Там же. С. 77.

53 Постоянный Президиум Съезда народных депутатов СССР - общественно-политическая организация, созданная в 1992 году, но даже не зарегистрированная в органах юстиции РФ. Постоянный Президиум не только присваивает почетные звания, но и награждает государственными наградами СССР (орденом Ленина, орденом Октябрьской революции и т.д.) и учреждает новые награды, среди них орден Сталина (с 1998 года).

55 Солонин М. Фальшивая история Великой войны. М.: Яуза, Эксмо , 2008. С. 257–317.

56 Соколов Б.В. Указ. соч. С. 225.