Чжоу эньлай - биография, фотографии. Энциклопедия кольера - чжоу эньлай
Хуайань , Цзянсу
Пекин
Видный дипломат, он способствовал мирному сосуществованию с Западом, одновременно пытаясь не разрывать отношений с Советским Союзом. Его деликатная политика и принципиальность в работе обеспечила ему сохранение поста премьера в годы «культурной революции», а дипломатичность и высокая трудоспособность снискали народную славу.
Биография
Детство и юность
Чжоу Эньлай родился в 1898 году в уездном городе Шаньян округа Хуайань провинции Цзянсу . Его отец Чжоу Инэн (он же Чжоу Шаоган) принадлежал к древнему феодальному роду, однако сам карьеру сделать не смог, да и к моменту рождения Эньлая клан Чжоу пришёл в упадок . Эньлай рано лишился родителей, воспитывался у своих ближайших родственников в разных районах Китая. Когда Чжоу Эньлаю не было и полугода, он был усыновлён Чжоу Иганем - бездетным и тяжело больным братом отца, проживавшем в той же городской усадьбе в Хуайане, что и родители Чжоу Эньлая. Приёмный отец вскоре скончался, и Чжоу Эньлай остался на попечении вдовы покойного, ставшей ему приёмной матерью.
С четырёх лет Чжоу Эньлай под присмотром приёмной матери стал учиться писать иероглифы и читать классические стихотворения поэтов эпохи Тан (618-907 гг.). В пятилетнем возрасте он начал посещать частную школу, учить наизусть дидактические сочинения для детей (сборники афоризмов). В 8-летнем возрасте Чжоу Эньлая отдали в частную школу Гун Инсуня (его двоюродного дяди по материнской линии), приверженца революционных взглядов. Дядя пробудил в мальчике интерес к политическим событиям. Весной 1907 года умерла родная мать Ваньша, а спустя год от туберкулёза скончалась приёмная мать.
В Тяньцзине Чжоу Эньлай незамедлительно включился в патриотические выступления молодёжи, развернувшиеся после получения сведений о событиях 4 мая . С июня он стал редактором «Газеты Объединённого союза учащихся Тяньцзиня»; его первая же статья о «движении 4 мая» была перепечатана ведущими газетами Тяньцзиня. Сначала газета выходила один раз в три дня, но вскоре стала ежедневной с тиражом 20 тысяч экземпляров. 16 сентября 1919 года Чжоу Эньлай принял участие в создании «Общества пробуждения сознания», где получил псевдоним «У Хао» («Номер пятый»), впоследствии не раз использовавшийся им в его революционной публицистике. Манифест Общества был написан Чжоу Эньлаем. В нём говорилось о необходимости покончить в Китае с милитаризмом , политиканством, бюрократизмом, неравенством мужчин и женщин, консервативным мышлением и старой моралью. 21 сентября 1919 года по предложению Чжоу Эньлая перед членами Общества был приглашён выступить знаменитый профессор Пекинского университета Ли Дачжао . В октябре, после массовых арестов во время празднования годовщины Синьхайской революции, Общество организовало в Тяньцзине массовые протесты, вынудившие полицию выпустить арестованных. 15 ноября на чрезвычайном заседании Общества пробуждения сознания, проходившем под председательством Чжоу Эньлая, было решено превратить этот кружок в боевую организацию молодых людей. В декабре 1919 года Чжоу Эньлая, избранный к тому времени руководителем Объединённого союза ассоциации учащихся Тяньцзиня, при участии других общественных организаций города организовал общегородской бойкот японских товаров. В январе 1920 года группа во главе с Чжоу Эньлаем, пытавшаяся передать антияпонскую петицию губернатору провинции Чжили , была арестована.
В тюрьме Чжоу Эньлай поддерживал дисциплину среди своих товарищей, организовал политзанятия и дискуссии по актуальным социальным и политическим вопросам. Публичные слушания по делу Чжоу Эньлая в июле 1920 года вызвали огромный интерес в городе, и 17 июля суд огласил приговор об освобождении Чжоу Эньлая и его товарищей «за истечением срока заключения». За время нахождения под стражей Чжоу Эньлай был отчислен из Нанькайского университета, и потому решил продолжить образование во Франции в рамках частично субсидировавшейся правительством программы. Будучи уже известным в Тяньцзине журналистом и редактором, Чжоу Эньлай сумел перед отъездом за границу заручиться согласием влиятельной местной газеты «Ишибао» представлять её в странах Европы, рассчитывая, что получаемый от газеты гонорар на первых порах поможет ему материально .
Жизнь в Европе
В честь Чжоу Эньлая сооружён мемориал в Тяньцзине (天津周恩來鄧穎超紀念館), а также установлен памятник в Маньчжурии .
Личная жизнь
В 1925 году Чжоу Эньлай женился на революционерке Дэн Инчао , знакомой ему ещё по «Движению 4 мая ». Собственных детей у Чжоу и Дэн не было, однако они усыновили и воспитывали в своей семье многих детей погибших революционеров; одним из них был будущий премьер Государственного совета КНР - Ли Пэн . Однако официально Эньлай и Инчао признали лишь троих дочерей, старшая из которых, Сунь Вэйши , погибла в годы культурной революции.
Напишите отзыв о статье "Чжоу Эньлай"
Примечания
Литература
- Чжоу Биндэ. Мой Дядя Чжоу Эньлай = 我的伯父周恩来. - Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 2008. - 366 с. - 1300 экз. - ISBN 9787119052830 .
- Чжоу Эньлай. Иллюстрированная биография = 周恩来画传. - Сычуаньское издательство «Жэньминь», 2009. - 483 с. - ISBN 978-7-220-07636-7 .
Отрывок, характеризующий Чжоу Эньлай
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
ЧЖОУ ЭНЬЛАЙ (1898–1976), видный китайский политический деятель, глава китайского правительства с 1949 по 1976. Родился 5 марта 1898 в уездном городе Хуайань, провинция Цзянсу. Его дед принадлежал к привилегированному сословию жэньши – ученых на государственной службе, а отец был учителем (по другим данным – мелким чиновником). В 1918, обучаясь в Нанькайском университете в Тяньцзине, Чжоу принял участие в студенческих акциях протеста, за что был приговорен к году тюремного заключения. Выйдя из тюрьмы, в 1920 выехал в Париж, где организовал коммунистическую ячейку китайских студентов. Выезжал на несколько месяцев в Великобританию, около года учился в Германии. По возвращении в 1924 в Китай Чжоу стал горячим сторонником Сунь Ятсена , который возглавил Гоминьдан и вступил в союз с коммунистами. Чжоу был назначен начальником политотдела новой военной школы в Вампу; начальником этой школы был Чан Кайши . В 1925 Чжоу женился на Дэн Инчао, с которой познакомился шестью годами раньше, отбывая тюремное заключение. В 1927 Чжоу Эньлай организовал и осуществил захват Шанхая отрядами рабочих, однако Чан Кайши взял город под свой контроль, приговорив Чжоу и ряд других коммунистических лидеров к смертной казни. Чжоу Эньлаю удалось спастись, выехав сначала в Ухань, а затем в Наньчан, где он внес заметный вклад в организацию восстания 1 августа 1927. Чжоу работал нелегально до 1931, пока не оказался в контролируемых коммунистами районах в провинциях Цзянсу и Фуцзянь, где был назначен политкомиссаром при командире Народной армии Чжу Дэ.
После вошедшего в историю «Великого похода» Чжоу занялся созданием объединенного фронта для борьбы с японцами. Когда в декабре 1936 Чан Кайши, упорно считавший своими главными противниками не японцев, а коммунистов, был арестован офицерами генерала-националиста Чжан Сюэляна, Чжоу Эньлай возглавил коммунистическую делегацию, спас жизнь Чана и добился его освобождения. Когда объединенный фронт превратился в реальную силу, Чжоу стал военным советником при Чан Кайши. Тем не менее отношения между Гоминьданом и коммунистами оставались сложными, а в 1941 произошел раскол. Чжоу Эньлай продолжал работать в качестве представителя компартии при правительстве в Чунцине и Нанкине до 1946. В том же году возглавил делегацию КПК на мирной конференции по Китаю, организованной Дж.Маршаллом . В 1948 Чжоу был избран заместителем председателя КПК, в 1949 стал членом ее секретариата. В первом правительстве КНР, начавшем свою работу после официального провозглашения республики 1 октября 1949, Чжоу Эньлай получил пост премьер-министра. В своей деятельности премьер был подотчетен лишь Мао Цзэдуну , совмещавшему посты председателя КПК и председателя КНР. Чжоу занимал также посты министра иностранных дел, члена политбюро ЦК КПК и заместителя председателя реввоенсовета республики.
В 1950 в составе китайской делегации Чжоу Эньлай выезжал в Москву для подписания советско-китайского договора о дружбе, союзе и взаимопомощи. Возглавлял китайскую делегацию на женевской конференции по Корее и Индокитаю. В 1958 он оставил пост министра иностранных дел, однако продолжал занимать пост главы правительства КНР. Начиная с 9-го съезда КПК в апреле 1969 Чжоу входил в состав Постоянного комитета политбюро ЦК КПК, 5 членов которого фактически управляли страной. После низложения и смерти в 1971 министра обороны КНР Линь Бяо , которого Мао Цзэдун прочил в преемники, Чжоу Эньлай стал второй после Мао фигурой в политической иерархии Китая. Умер Чжоу Эньлай в Пекине 8 января 1976.
| 1-й Премьер Госсовета КНР | ||
|---|---|---|
| 1 октября 1949 года - 8 января 1976 года | ||
Хуайань , Цзянсу
Пекин
- Коммунистическая партия Китая
- Университет Мэйдзи
- Университет Васэда
- Парижский университет
Видный дипломат, он способствовал мирному сосуществованию с Западом, одновременно пытаясь не разрывать отношений с Советским Союзом. Его деликатная политика и принципиальность в работе обеспечила ему сохранение поста премьера в годы «культурной революции», а дипломатичность и высокая трудоспособность снискали народную славу.
Биография
Детство и юность
В Тяньцзине Чжоу Эньлай незамедлительно включился в патриотические выступления молодёжи, развернувшиеся после получения сведений о событиях 4 мая . С июня он стал редактором «Газеты Объединённого союза учащихся Тяньцзиня»; его первая же статья о «движении 4 мая» была перепечатана ведущими газетами Тяньцзиня. Сначала газета выходила один раз в три дня, но вскоре стала ежедневной с тиражом 20 тысяч экземпляров. 16 сентября 1919 года Чжоу Эньлай принял участие в создании «Общества пробуждения сознания», где получил псевдоним «У Хао» («Номер пятый»), впоследствии не раз использовавшийся им в его революционной публицистике. Манифест Общества был написан Чжоу Эньлаем. В нём говорилось о необходимости покончить в Китае с милитаризмом , политиканством, бюрократизмом, неравенством мужчин и женщин, консервативным мышлением и старой моралью. 21 сентября 1919 года по предложению Чжоу Эньлая перед членами Общества был приглашён выступить знаменитый профессор Пекинского университета Ли Дачжао . В октябре, после массовых арестов во время празднования годовщины Синьхайской революции, Общество организовало в Тяньцзине массовые протесты, вынудившие полицию выпустить арестованных. 15 ноября на чрезвычайном заседании Общества пробуждения сознания, проходившем под председательством Чжоу Эньлая, было решено превратить этот кружок в боевую организацию молодых людей. В декабре 1919 года Чжоу Эньлая, избранный к тому времени руководителем Объединённого союза ассоциации учащихся Тяньцзиня, при участии других общественных организаций города организовал общегородской бойкот японских товаров. В январе 1920 года группа во главе с Чжоу Эньлаем, пытавшаяся передать антияпонскую петицию губернатору провинции Чжили , была арестована.
В тюрьме Чжоу Эньлай поддерживал дисциплину среди своих товарищей, организовал политзанятия и дискуссии по актуальным социальным и политическим вопросам. Публичные слушания по делу Чжоу Эньлая в июле 1920 года вызвали огромный интерес в городе, и 17 июля суд огласил приговор об освобождении Чжоу Эньлая и его товарищей «за истечением срока заключения». За время нахождения под стражей Чжоу Эньлай был отчислен из Нанькайского университета, и потому решил продолжить образование во Франции в рамках частично субсидировавшейся правительством программы. Будучи уже известным в Тяньцзине журналистом и редактором, Чжоу Эньлай сумел перед отъездом за границу заручиться согласием влиятельной местной газеты «Ишибао» представлять её в странах Европы, рассчитывая, что получаемый от газеты гонорар на первых порах поможет ему материально .
Жизнь в Европе
Чжоу Эньлай во время работы начальником политотдела Академии Вампу
В конце 1936 года, когда в Сиани генералы Чжан Сюэлян и Ян Хучэн взбунтовались, арестовали Чан Кайши и потребовали от него немедленного создания единого фронта с коммунистами для совместной борьбы против японцев (события, известные как «
(1898-1976), видный китайский политический деятель, глава китайского правительства с 1949 по 1976. Родился 5 марта 1898 в уездном городе Хуайань, провинция Цзянсу. Его дед принадлежал к привилегированному сословию жэньши - ученых на государственной службе, а отец был учителем (по другим данным - мелким чиновником). В 1918, обучаясь в Нанькайском университете в Тяньцзине, Чжоу принял участие в студенческих акциях протеста, за что был приговорен к году тюремного заключения. Выйдя из тюрьмы, в 1920 выехал в Париж , где организовал коммунистическую ячейку китайских студентов. Выезжал на несколько месяцев в Великобританию, около года учился в Германии. По возвращении в 1924 в Китай Чжоу стал горячим сторонником Сунь Ятсена, который возглавил Гоминьдан и вступил в союз с коммунистами. Чжоу был назначен начальником политотдела новой военной школы в Вампу; начальником этой школы был Чан Кайши. В 1925 Чжоу женился на Дэн Инчао, с которой познакомился шестью годами раньше, отбывая тюремное заключение. В 1927 Чжоу Эньлай организовал и осуществил захват Шанхая отрядами рабочих, однако Чан Кайши взял город под свой контроль, приговорив Чжоу и ряд других коммунистических лидеров к смертной казни. Чжоу Эньлаю удалось спастись, выехав сначала в Ухань, а затем в Наньчан, где он внес заметный вклад в организацию восстания 1 августа 1927. Чжоу работал нелегально до 1931, пока не оказался в контролируемых коммунистами районах в провинциях Цзянсу и Фуцзянь, где был назначен политкомиссаром при командире Народной армии Чжу Дэ . После вошедшего в историю "Великого похода" Чжоу занялся созданием объединенного фронта для борьбы с японцами. Когда в декабре 1936 Чан Кайши, упорно считавший своими главными противниками не японцев, а коммунистов, был арестован офицерами генерала-националиста Чжан Сюэляна, Чжоу Эньлай возглавил коммунистическую делегацию, спас жизнь Чана и добился его освобождения. Когда объединенный фронт превратился в реальную силу, Чжоу стал военным советником при Чан Кайши. Тем не менее отношения между Гоминьданом и коммунистами оставались сложными, а в 1941 произошел раскол. Чжоу Эньлай продолжал работать в качестве представителя компартии при правительстве в Чунцине и Нанкине до 1946. В том же году возглавил делегацию КПК на мирной конференции по Китаю, организованной Дж.Маршаллом. В 1948 Чжоу был избран заместителем председателя КПК, в 1949 стал членом ее секретариата. В первом правительстве КНР, начавшем свою работу после официального провозглашения республики 1 октября 1949, Чжоу Эньлай получил пост премьер-министра. В своей деятельности премьер был подотчетен лишь Мао Цзэдуну, совмещавшему посты председателя КПК и председателя КНР. Чжоу занимал также посты министра иностранных дел, члена политбюро ЦК КПК и заместителя председателя реввоенсовета республики. В 1950 в составе китайской делегации Чжоу Эньлай выезжал в Москву для подписания советско-китайского договора о дружбе, союзе и взаимопомощи. Возглавлял китайскую делегацию на женевской конференции по Корее и Индокитаю. В 1958 он оставил пост министра иностранных дел, однако продолжал занимать пост главы правительства КНР. Начиная с 9-го съезда КПК в апреле 1969 Чжоу входил в состав Постоянного комитета политбюро ЦК КПК, 5 членов которого фактически управляли страной. После низложения и смерти в 1971 министра обороны КНР Линь Бяо, которого Мао Цзэдун прочил в преемники, Чжоу Эньлай стал второй после Мао фигурой в политической иерархии Китая. Умер Чжоу Эньлай в Пекине 8 января 1976.
) - политический деятель Китая , премьер Госсовета КНР с момента её образования в до своей смерти.
Чжоу Эньлай родился в Хуайане - уездном городе провинции Цзянсу , расположенном в 230 километрах севернее Нанкина на берегу Великого канала. Его отец Чжоу Инэн (он же Чжоу Шаоган) принадлежал к сословию шэньши и имел чиновничий ранг уездного начальника. Когда Чжоу Эньлаю не было и полугода, он был усыновлён Чжоу Ицзинем - бездетным и тяжело больным братом отца, проживавшем в той же городской усадьбе в Хуайане, что и родители Чжоу Эньлая. Приёмный отец вскоре скончался, и Чжоу Эньлай остался на попечении вдовы покойного, ставшего ему приёмной матерью.
С четырёх лет Чжоу Эньлай под присмотром приёмной матери стал учиться писать иероглифы и читать классические стихотворения. В шестилетнем возрасте он начал посещать домашнюю школу. В 10-летнем возрасте Чжоу Эньлая отдали в частную школу местного педагога Гун Минсуня, которы был членом Тунмэнхуэй и пробудил в мальчике интерес к политическим событиям. Весной 1910 года, когда Чжоу Эньлаю было 12 лет, его взял к себе в семью двоюродный дядя Чжоу Ицянь, проживавший в Маньчжурии в городе Иньчжоу (современный Телин), где служил в местном налоговом управлении. Весной 1911 года мальчика отправили в город Фэнтянь (современный Шэньян) в семью дяди по отцу Чжоу Игэна, и определили в только что открывшуюся 6-ю фэнтяньскую школу 1-й и 2-й ступени. В октябре 1911 года, при первых известиях о начале Синьхайской революции , Чжоу Эньлай остриг косу, подав тем самым пример своим товарищам. Весной 1913 года 15-летний Чжоу Эньлая был отправлен в Тяньцзинь , в семью своей тётки, где в середине августа успешно выдержал вступительные экзамены в Нанькайскую среднюю школу, в которой применялись современные европейские и американские методы преподавания. В 1917 году Чжоу Эньлая стал одним из лучших выпускников этой школы.
В 1917 году Чжоу Эньлай сумел получить правительственную субсидию для обучения в Японии. Там он стал активно участвовать в общественной жизни китайского студенчества, что не позволило ему в нужной степени подготовиться к вступительным экзаменам по японскому языку в 1-ю токийскую высшую школу. Ему пришлось продолжать подготовку. В Японии он узнал о революционных событиях в России. Получив письмо от друга, сообщавшее о предстоящем открытии на базе Нанькайской средней школы Нанькайского университета, Чжоу Эньлай решил покинуть Японию и продолжить образование на родине, и в конце апреля 1919 года возвратился в Тяньцзинь.
В Тяньцзине Чжоу Эньлай незамедлительно включился в патриотические выступления местной молодёжи, развернувшиеся после получения о событиях 4 мая . С июня он стал редактором газеты Объединённого союза учащихся Тяньцзиня; его первая же статья о «движении 4 мая» была перепечатана ведущими газетами Тяньцзиня. Сначала газета выходила один раз в три дня, но вскоре стала ежедневной с тиражом 20 тысяч экземпляров. 16 сентября 1919 года Чжоу Эньлай принял участие в создании законспирированного «Общества пробуждения сознания», где получил псевдоним «У Хао» («Номер пятый»), впоследствии не раз использовавшийся им в его революционной публицистике. 21 сентября 1919 года по предложению Чжоу Эньлая перед членами Общества был приглашён выступить знаменитый профессор Пекинского университета Ли Дачжао . В октябре, после массовых арестов во время отмечания годовщины Синьхайской революции, Общество организовало в Тяньцзине массовые протесты, вынудившие полицию выпустить арестованных. 15 ноября на чрезвычайном заседании Общества пробуждения сознания, проходившем под председательством Чжоу Эньлая, было решено превратить этот кружок в боевую организацию молодых людей. В декабре 1919 года Чжоу Эньлая, избранный к тому времени руководителем Объединённого союза ассоциации учащихся Тяньцзиня, при участии других общественных организаций города организовал общегородской бойкот японских товаров. В январе 1920 года группа во главе с Чжоу Эньлаем, пытавшаяся передать антияпонскую петицию губернатору провинции Чжили , была арестована.
В тюрьме Чжоу Эньлай поддерживал дисциплину среди своих товарищей, организовал политзанятия и дискуссии по актуальным социальным и политическим вопросам. Публичные слушанья по делу Чжоу Эньлая в июле 1920 года вызвали огромный интерес в городе, и 17 июля суд огласил приговор об освобождении Чжоу Эньлая и его товарищей «за истечением срока заключения». За время нахождения под стражей Чжоу Эньлай был отчислен из Нанькайского университета, и потому решил продолжить образование во Франции в рамках частично субсидировавшейся правительством программы. Будучи уже известным в Тяньцзине журналистом и редактором, Чжоу Эньлай сумел перед отъездом за границу заручиться согласием влиятельной местной газеты «Ишибао» представлять её в странах Европы, рассчитывая, что получаемый от газеты гонорар на первых порах поможет ему материально.
13 ноября 1920 года Чжоу Эньлай прибыл в Марсель, откуда поездом выехал в Париж, где поселился в дешёвой гостинице в Латинском квартале. Живя в Париже, он одно время устроился рабочим на автомобильный завод «Рено», несколько месяцев проработал на угольной шахте в Лилле и на металлургическом заводе в Сен-Шамоне близ Лиона. Весной 1921 года Чжоу Эньлай был принят в члены парижской коммунистической группы - одной из восьми коммунистических ячеек, объединившихся впоследствии в Коммунистическую партию Китая . Во время пребывания в Европе Чжоу Эньлай, помимо Франции, ездил также по Германии и Англии, и постоянно писал репортажи для газеты «Ишибао», информируя китайских читателей о происходящих в мире событиях. В мае 1922 года Чжоу Эньлай предложил проект устава новой организации, принявшей название «Коммунистическая партия китайской молодёжи, проживающей в Европе», которая была учреждена год спустя. В октябре 1922 года в Берлине Чжоу Эньлай познакомился с известным сычуаньским генералом Чжу Дэ и дал ему рекомендацию для вступления в КПК . После решения КПК о сотрудничестве с Гоминьданом , 25 ноября 1923 года в Лионе учредительное собрание Европейского отделения Гоминьдана избрало Чжоу Эньлая своим руководителем. Летом 1924 года Чжоу Эньлай отбыл обратно в Китай.
В начале сентября Чжоу Эньлая стал временным главой парткома провинции Гуандун , а также руководителем военного отдела и отдела пропаганды. Чжоу Эньлай формировал дружины рабочей и крестьянской самообороны, выступал на митингаз и собраниях в поддержку революционного правительства Сунь Ятсена и мобилизации сил для отпора контрреволюции. Вскоре он был отправлен в качестве политического инструктора в Академию Вампу , готовившую кадры для армии революционного правительства Южного Китая, а с ноября стал начальником политотдела Академии. Во время 1-го и 2-го Восточных походов Чжоу Эньлай был на передовой вместе с курсантами Академии и принимал участие в боевых действиях. Также в это время он принимал участией в работе очередных съездов КПК и Гоминьдана.
После военного переворота 20 марта 1926 года Чан Кайши распорядился об увольнении из офицерского корпуса Национально-революционной армии всех коммунистов. После сдачи дел Чжоу Эньлай стал начальником Специальных курсов политической подготовки; большинство окончивших эти курсы Чжоу Эньлай отправил в отдельный полк под командованием Е Тина . В декабре 1926 года Чжоу Эньлай по распоряжению КПК был откомандирован в Шанхай и приступил к работе в качестве заведующего орготделом ЦК КПК и члена военного комитета ЦК КПК. 21 марта 1927 года восставшему пролетариату удалось захватить власть в Шанхае и в течении трёх недель удерживать в своих руках город до подхода частей Национально-революционной армии. Однако Чан Кайши, введя войска в город 12 апреля, по сговору с империалистическими державами и местной контрреволлюцией, учинил зверскую расправу над восставшими. Чжоу Эньлаю чудом удалось спастись, за его голову была объявлена огромная награда.
В качестве руководителя военного отдела ЦК КПК Чжоу Эньлай вместе с Е Тином , Чжу Дэ и Хэ Луном возглавил Наньчанское восстание сохранивших верность революции частей, поднятое 1 августа 1927 года . Однако восстание потерпело поражение. Часть восставших, среди которых был Чжоу Эньлай, с боями ушла на юг, в провинцию Гуандун , где находилась революционная база, а другой отряд, во главе с Чжу Дэ - в провинцию Хунань, где присоединился к группе Мао Цзэдуна .
В начале 1928 года Чжоу Эньлай при содействии Коминтерна нелегально прибыл в СССР, где в июне-июле состоялся VI съезд КПК . Летом 1928 года он участвовал в работе VI конгресса Коминтерна , на котором его избрали кандидатом в члены Исполкома Коминтерна. В октябре 1928 года Чжоу Эньлай нелегально возвратился в Шанхай и приступил к организации деятельности КПК в новой обстановке.
17 ноября 1931 года на I Всекитайском съезде представителей советских районов Китая Чжоу Эньлай был избран в состав Центрального исполнительного комитета Китайской советской республики и стал членом её Реввоенсовета. Осенью 1932 года он был назначен политкомиссаром Красной армии (ранее этот пост занимал Мао Цзэдун). В январе 1934 года на II Всекитайском съезде представителей советских районов Чжоу Эньлай был избран заместителем председателя Реввоенсовета. В 1934‒35 годах в качестве начальника штаба Чжоу Эньлай участвовал в Великом походе .
В его честь сооружён мемориал в Тяньцзине (天津周恩來鄧穎超紀念館).
