Апологеты - (от греч. apologeormai - защищаю), собирательное название раннехристианских писателей II–III вв, защищавших принципы христианства от критики нехристианских философов (иудеев и язычников).

Христианство пришло в мир как «соблазн для иудеев» и как «безумие для эллинов» (1 Кор.1:23). Распространение христианства ко II в. среди всех слоев населения Римской империи вызвало реакцию со стороны языческого мира. Само христианство оказалось в положении «недозволенной религии», общины христиан подпадали под категорию «незаконных собраний», а отказ от участия в языческих культах рассматривался как «преступление против религии». В этот период появляются первые нападки на христиан со стороны образованных язычников.

Миссия апологетов

Христианство рассматривалось исключительно как учение, полное предрассудков и фанатизма и угрожающее античному миросозерцанию. Кроме того, о христианах распространялись клевета и сплетни, отчасти вызванные закрытостью их собраний. Задача апологетов состояла в том, чтобы продемонстрировать языческому миру приемлемость христианства с самых разных сторон - гражданской, философско-богословской, религиозной, культурной и т. п.

Во-первых, раннехристианские апологеты старались опровергнуть возводимую на христиан клевету и дать ответ тем, кто обвинял Церковь в том, что она является угрозой государству. Подчеркивая высокие нравственные качества своих единоверцев, они заверяли, что их вера способствует сохранению мира и благосостоянию как императора и государства, так и общества в целом.

Во-вторых, раннехристианские апологеты раскрывали абсурдность и безнравственность язычества, его мифологии и божеств и утверждали, что христианство обладает единственно верным учением о Боге и мире. Они не просто опровергали аргументы философов, но показывали, что

сама их философия, имея единственным обоснованием человеческий разум, не может достичь истины. Отмечая параллели между языческой философией и христианской мыслью, многие раннехристианские апологеты в то же время представляли философию как предшественницу христианства, а христианство - как откровение того, что философия лишь предчувствовала.

Кроме того, раннехристианские апологеты опровергали обвинения в чудовищных преступлениях (атеизм, каннибализм, эдиповы кровосмешения и пр.), возводимые на христиан, доказывая их невозможность и абсурдность. И наконец, раннехристианские апологеты раскрывали перед языческим миром христианское понимание Священного Писания, при этом отмежевываясь от «ветхого Израиля» - иудейства.

Сама апологетическая тематика присутствует в Новом Завете (см. напр. Деян 14. 15–17; 17. 22–31; Рим 1. 18–32) и в творениях мужей апостольских. Однако в отличие от мужей апостольских, которые обращались преимущественно к христианам, раннехристианские апологеты. адресовали свои творения языческой аудитории, а это наложило отпечаток на круг рассматриваемых ими проблем.

Главным предметом апологетики являются основные истины христианства - истина бытия Божия, истина бессмертия души человека и истина Божественного Откровения, поскольку именно эти положения составляют основу христианской религии. Апологетика исторически явилась одной из первых форм христианского богословия. Задачей первых христиан была защита христианства перед лицом античной, прежде всего греческой, мудрости, и перед иудаизмом.

Иустин Философ

Самый известный из греческих раннехристианских апологетов II в.- мч. Иустин Философ († 165-166г.). Родившись в Палестине в языческой семье, он обратился в христианство после долгих поисков истины. Мч. Иустин, после обращения продолжавший «носить плащ философа», открыл в Риме одну из первых частных христианско-философских школ.

Основной целью его произведений является защита христиан от преследования «за одно лишь имя», а также попытка представить христианство достойным более внимательного и объективного взгляда со стороны просвещенных римских властителей. Он также излагает христианское вероучение и описывает таинства Крещения и Евхаристии в древней Церкви.

В его первой апологии против иудаизма «Диалог с Трифоном Иудеем», представляющей собой запись диспута мч. Иустина с ученым раввином Трифоном, выражены 3 основные идеи: временное значение Ветхого Завета в отличии от вечных и непреходящих заповедей Нового Завета; оправдание поклонения Христу как Богу; богоизбранность христианских народов.

Апологетические аргументы против греческой мудрости сводились, во-первых, к тому, чтобы показать, что христианство не отрицает достижений греческого мира, а включает их в себя, но при этом, во-вторых, христианство как религия неизмеримо превосходит греческое и римское язычество, что особенно проявляется в области нравственности.

Иустин осознавал христиан наследниками того лучшего, что было когда-либо посеяно Божественным Логосом в мире:

«Все, что сказано кем-нибудь хорошего, принадлежит нам, христианам».

Св. Иустин Философ в «Первой апологии» не отрицает за языческой философией права называться мудростью, но считает ее мудростью низшего порядка по сравнению с христианством, поскольку язычество не универсально, говорит сложным языком, разделено на многие философские школы и есть творение людей, а христианство открыто всем, изложено просто и понятно, как истинная мудрость едина и дана нам Самим Богом в Священном Писании. К тому же библейская мудрость древнее языческой, так что даже некоторые греки заимствовали библейские положения для своих философских учений, как,например, Платон заимствовал у Моисея свое космологическое учение.

Татиан, Мелитон, Афинагор, Феофил Александрийский

Ученик мч. Иустина Татиан (ок. 120–185гг.) до своего уклонения в ересь написал «Речь против эллинов» (после 165г.), в которой подверг критике всю языческую культуру, эллинскую мудрость, уличая ее в безнравственности и заимствовании. Несмотря на резкость суждений, Татиан стремился к тому, чтобы добиться терпимости и уважения к новой вере.

Проблема взаимоотношений Церкви и государства на примере связи судеб Римской империи с христианством была развита св. Мелитоном Сардийским в «Апологии» (ок. 170г.), адресованной императору Марку Аврелию. Современником Татиана и Мелитона был Афинагор, христианский философ из Афин. Ему принадлежит «Прошение о христианах» (ок. 177г.), направленное императорам Коммоду и Марку Аврелию, в котором он стремился доказать, что преследование христиан неразумно

Среди раннехристианских апологетов были и такие, которые адресовали свои произведения частным лицам. Из них прежде всего следует упомянуть последнего из греческих апологетов II в. св. Феофила Антиохийского, автора 3 книг «К Автолику» (ок. 182г.), написанных для образованного и влиятельного язычника, имеющего предубеждения против христианства. Анонимное «Послание к Диогнету» (ок. 200) представляет собой апологию, составленную в форме письма для знатного язычника, желающего познакомиться с христианской религией.

Климент Александрийский, Ориген

В III в. апологии пишут Климент Александрийский и Ориген. Климент Александрийский писал уже не столько для защиты христианства от нападок и преследований, сколько ради привлечения язычников.

Самым значительным произведением раннехристианской греческой апологетики является соч. Оригена «Против Цельса» (сер. III в.). Цельс был одним из наиболее серьезных критиков христианства из среды язычников. Долгое время его сочинение против христиан не имело достойного опровержения и только в лице Оригена, спустя около 75 лет, получило надлежащую отповедь.

Стимулом для дальнейшего написания апологий было появление в 260 г. 15 книг «Против христиан» неоплатоника Порфирия. Ныне утерянное, сочинение содержало критику Ветхого Завета и Нового Завета, жизни и учения Церкви. Первым ответом на него стал труд Евсевия Кесарийского «Евангельское приуготовление» в 15 книгах (312–322гг.). Ему же принадлежит и трактат «Против Иерокла» (311–313), неоплатоника, написавшего антихристиаское. сочинение «Правдолюбец» об Аполлонии Тианском, в котором он доказывал преимущества этого мага и философа перед Христом.

Тертуллиан

Латинские раннехристианские апологеты появляются гораздо позднее греческих - в конце II в. Одним из самых известных апологетов латинян является Тертуллиан (160–220). Тертуллиан - первым стал писать богословские сочинения на латинском языке и, таким образом, положил начало западной церковной литературе.

Самым значительным апологетическим произведением Тертуллиана является его «Апологетик» (ок. 197г.). В этой апологии Тертуллиан помимо критики языческой религии утверждает, что вера в единого Бога естественна для человека. Автор «Апологии» доказывает моральные преимущества христиан перед язычниками. Он утверждает, что, «вопреки всем обвинениям, христиане по определению чужды каким бы то ни было группировкам и сектам и что обвинения в предательстве несправедливы по той простой причине, что христиане лояльны по отношению ко всему миру:

«Ибо, если я неошибаюсь, причина воспрещения факций (тайных собраний) состоит в заботе об общественном спокойствии, чтобы государство не разделялось на партии, которые легко могут беспокоить комиции, сенат, курии, народные собрания и зрелища вследствие соревнования в занятиях, особенно теперь, когда люди начали считать продажное и наемное дело своего насилия ремеслом. Но мы, совершенно равнодушные к славе и почестям, не имеем никакой потребности в собраниях, и ничто нам так не чуждо, как политическая жизнь. Мы признаем одно всеобщее государство - мир»

Тертуллиан свидетельствует, что никакие гонения не могут уничтожить настоящую веру: «Кровь мучеников есть семя христианства».

Находясь в резкой оппозиции к античной культуре, Тертуллиан не видел за разумной способностью человека никаких достоинств. Увлечение христиан философией приводит лишь к созданию ересей, в то время как Откровение постигается только верой, и доказательство этому - в противоразумности христианства: Сын Божий «воскрес; это несомненно, ибо невозможно». Поэтому нет ничего общего «у Афин и Иерусалима, у Академии и Церкви». И

стинность христианства не доказывается философскими способами, а следует из самих Евангелий: чем абсурднее факты, изложенные евангелистами, тем очевиднее их Божественное происхождение. А поскольку «душа по природе христианка», то это ясно любому простаку.

В середине III в. св. Киприан Карфагенский написал «Книгу о суетности идолов», в которой доказывает, что языческие божества - не что иное, как цари, которым после смерти начали воздавать поклонение. Св. Киприан утверждает, что идолослужение и в особенности гонения против христиан вызывают гнев Божий.

Среди поздних латинских апологетов. следует упомянуть Арнобия (ум. ок. 330) и Лактанция (ок. 250–330), ученика Арнобия, создателя апологии «Божественные установления» в 7 книгах (304–313). Последняя, помимо собственно апологетического материала, содержит древнейшую на Западе систему христианского вероучения. Вся деятельность раннехристианских апологетов подготовила постепенную эволюцию сознания греко-римского языческого общества в сторону принятия христианской религии. Они сделали первые шаги в формировании христианской богословской терминологии.

На фоне критики языческой религии и философии и складывались собственно христианское представления о Боге, мире и человеке. Будучи во многих вопросах первопроходцами, раннехристианские апологеты проложили путь для дальнейшей христианизации эллинизма и формирования целостной системы христианского богословия.

Использована книга архимандрита Киприана (Керна)
Патрология. М.Свято-Тихоновский богословский институт, 1996.

Александр А. Соколовский

Книга 1

Книга 2

Книга 3

Книга 4

Цельс, прежде всего желая оклеветать христианство в том, что христиане тайно составляют между собой общества, запрещенные законами, выставляет то главное положение, что только общества, составляемые явно, законны, а составляемые тайно противозаконны. В данном случае он хочет набросить тень подозрения на так называемую у христиан Вечерю Любви (agaphn), будто бы учрежденную в ущерб общественной безопасности и имеющую значение таинств (dunamenhn uperorkia). Говоря о собраниях у христиан, он таким образом усиленно проводит мысль, что общественный закон против этих (собраний). Но на это нужно сказать следующее. Допустим, что кто-нибудь попал к скифам, имеющим нечестивые законы, и не имея возможности выбраться оттуда, был вынужден остаться жить у них. Этот (человек), во имя закона истины, составляющего для скифов беззаконие, конечно, на разумном основании мог составить общества с теми людьми, которые придерживаются одинакового с ним образа мыслей, составляющих однако нарушение законного порядка с точки зрения скифов. Точно также и перед лицом Истины-Судьи, законы языческие, охраняющие почитание идолов и нечестивое многобожие, суть такие же законы скифов или даже еще более нечестивые, чем эти последние. Итак, не противно разуму составлять общества, хотя бы и противозаконные, если только эти общества – во имя истины. Допустим также, что некоторые тайно составили общества, чтобы погубить тирана, посягающего на права города; они поступили, конечно, хорошо. Точно также и христиане составляют общества ввиду того, что тиранствует так называемый у них дьявол и лжец. Эти общества противозаконны с точки зрения дьявола, но зато направлены против дьявола и на спасение других, которых (христиане), конечно, вправе убедить оставить этот как бы скифский и тиранический закон.

Затем он говорит, что (христианское) учение (Кол. 3.11) (dogma) варварского происхождения, – очевидно, разумея в данном случае иудейство, с которым христианство тесно связано. Но он, собственно, снисходительно относится и не ставит в упрек нашему учению (tw logw) его варварского происхождения, он даже хвалит варваров за то, что они оказались способными создать учения и только добавляет к этому, что, собственно, греки оказываются в состоянии обсудить, обосновать и приспособить к достижению добродетели все изобретения варваров. Словом, это положение (Цельса) нам можно даже обратить в защиту тех истин, которые заключаются (в) христианстве и присущи (ему). Он говорит, что человек, получивший образование в греческих школах и (прошедший) науки, в случае, если обратится к (христианскому) учению может не только признать эти истины (христианства), но даже сообщить им искусную обработку, восполнить в них кажущиеся – с точки зрения греческого разумения – недостатки и таким образом уготовить (понимание) истинности христианства. К этому нужно еще добавить, что в пользу нашего учения существует еще некоторое особенное доказательство, только ему свойственное и имеющее высший Божественный авторитет в сравнении с тем греческим доказательством, которое достигается при помощи диалектики. Это Божественное доказательство Апостол называет доказательством духа и силы (1 Кор. 2.4),– духа потому, что пророчества способны привести к вере всякого обращающегося к ним, а особенно к тем, которые имеют отношение ко Христу; – силы, ввиду тех чудесных знамений, о существовании которых можно заключать на основании многих фактов и, между прочим, на основании того, что следы их сохраняются еще и теперь у живущих по указанию (христианского) учения.

После этого он говорит о том, что христиане тайно совершают и учат всему, что им только заблагорассудится, и при этом делает замечание, что (христиане) поступают так не без основания: именно с тою целью, чтобы избежать угрожающего им уголовного наказания; он приравнивает это опасное положение к тем бедствиям, каким подвергся Сократ за свою философию. Мог бы он здесь упомянуть также о Пифагоре и прочих философах. На все это нужно ответить, что афиняне скоро же и раскаялись в осуждении Сократа и совершенно не питали в сердцах никакого озлобления в отношении к нему, равно как и в отношении к Пифагору. По крайней мере, последователи Пифагора очень долгое время имели школы в той части Италии, которая называется Великой Грецией. Что же касается христиан, то их преследовали и Римский Сенат, и тогдашние императоры, и войска, и народ, и даже родственники верующих; враждебно относясь к (христианскому) учению, они создавали ему препятствия, и это учение было бы окончательно побеждено кознями стольких (людей), если бы только, благодаря Божественной силе, оно не получило перевеса и не превозмогло бы настолько, чтобы победить весь мир, строивший ему козни.

Посмотрим и на то, как он думает оклеветать нравоучительную часть (нашей веры). Он говорит, что она заключает в себе черты общие с учением прочих философов и не представляет какого-либо особенного и нового учения. На это нужно ответить: если бы правильное понятие о нравственном законе не было присуще всеобщему сознанию, то тогда, собственно, и у тех, которые допускают праведный суд Божий, было бы отвергнуто наказание для грешников. Поэтому нет ничего удивительного, если один и тот же Бог свое учение, преподанное через пророков и Спасителя, отпечатлел в душах всех людей с той целью, чтобы на суде Божием никто не мог оправдаться, так как всякий человек имеет произволение закона, написанное в сердце своем (Рим. 2.15). Эта именно мысль прикровенно раскрывается и в Слове (Писания), которое, однако, почитается у греков за миф. Там говорится, что Бог собственным перстом (Исх. 31.18) записал и вручил Моисею заповеди, которые преступили в своем нечестии люди, (от) – лившие тельца (Исх. 32.19), которые изгладил – как бы так говорило (Писание) – поток беззакония. И во второй раз написал Бог (те же заповеди) на каменных скрижалях, которые вытесал Моисей, и снова вручил их ему (Исх. 34.1): это как бы означает, что пророческое слово первого беззакония снова обращает душу через Второе Писание Божие.

А взгляд христиан на идолослужение Цельс разделяет, и сам и подтверждает его, когда говорит, что (христиане) не веруют в божеств, созданных руками человеческими, так как трудно представить, чтобы богами могли быть произведения дурных и безнравственных художников, – произведения, изготовленные подчас неправедными людьми. Впрочем, он желает выставить этот взгляд (христиан) как мнение, имеющее всеобщее значение и не составляющее исключительное достояние только (христианского) учения. В данном случае он ссылается на изречение Гераклита, который говорит: «люди, которые подходят к бездушным предметам, как к богам, поступают подобно тому, кто говорит со стенами. И на это нужно ответить: как в других частях нравоучения, так и в данном случае людям присущи понятия, которые, собственно, и привели к подобным мыслям Гераклита и всякого другого грека, и даже варвара». Ведь и Цельс говорит, что даже персы думают (об идолослужении) точно также, и в доказательство ссылается на Геродота, который действительно передает об этом же (факте). Я, со своей стороны, добавлю еще, что и Зенон Киттейский в своем произведении: «О государстве» подтверждает то же самое, когда говорит: «строить храмы нет никакой нужды: то, что делается ремесленниками и составляет произведение рук, нельзя почитать священным, достойным чести и святым.» Итак, ясно, что в отношении данного пункта учения писанием Божиим написано в сердцах людей, как именно нужно поступать.

Затем – я не знаю только по какому собственно побуждению – Цельс утверждает, что христиане при помощи имен и заклинаний будто бы имеют власть над некоторыми демонами. Я думаю, он имеет в виду тех, которые у нас заклинают и изгоняют злых духов. Но ясно, что в данном случае – клевета на наше учение. Ведь христиане приписывают эту силу не заклинаниям, а (призыванию) – имени Иисуса и чтению Евангельских рассказов о Нем. Эти (священные) слова часто заставляют демонов выходить из людей, в особенности если обращающиеся к демонам со (священными) словами изрекают их с чистым сердцем и искренней верой. Имя Иисуса имеет такую силу над демонами, что производит указанное действие даже тогда, когда оно призывается людьми порочными. Этому научает нас и Иисус, когда говорит: Многие скажут Мне в тот день: «не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» (Мф. 7.22). Проглядел ли Цельс это (изречение Иисуса) намеренно и со злым умыслом, или же, может быть, он и совсем не знал его, я, конечно, не ведаю. Но дальше он обвиняет и самого Спасителя в том, что совершить свои чудесные деяния Он будто бы был в состоянии только при помощи чародейства и Он будто бы заранее предвидел, что и другие, изучившие те же чародейства, будут совершать такие же чудеса и при этом будут хвалиться, что они совершают их силой Божественной; поэтому-то Иисус якобы и изгоняет таких (людей) из своего общества. При этом (Цельс) обвиняет Его и за то, что Он, хотя и изгоняет бесов справедливо, но Сам оказывается нечестивцем, так как повинен в тех же самых (чародействах). Если же, – заключает Цельс, – совершая эти чародейства, Он не повинен в нечестии, то тогда не повинны в нем и те, кто поступает подобно Ему. Правда, мы не можем показать, какой именно силой совершал Иисус чудеса, но, однако, ясно, что христиане, отнюдь, не прибегают к изучению чародейств, но изрекают только имя Иисуса и прочие словеса, в которые они уверовали согласно Божественному Писанию.

Он, далее, часто называет наше учение тайным. Но и в данном случае его возражение совершенно опровергается: почти весь мир знает проповедь христиан и гораздо лучше, чем эти излюбленные мнения философов. Кому не известно, что Иисус родился от Девы, что Он был распят, воскрес и многие уверовали в это воскресение, что возвещается Суд, на котором грешники получат достойное наказание, а праведники заслуженную награду? Да и таинство воскресения не служит ли даже для неверных предметом праздной болтовни и насмешек, хотя они его и не понимают? Ввиду всех этих фактов совершенно неуместно говорить, что наше учение составляет тайну. Да если наряду с общедоступным учением и есть в нем нечто такое, что не сообщается многим, то это составляет особенность не только учения христиан, но и учения философов; у этих последних точно также были некоторые учения всем доступные и учения сокровенные. Одни ученики Пифагора, например, довольствовались (ссылкой только на то), что «он сам так сказал», другие же, напротив, тайно учились этому, что было небезопасно вверять слуху людей непосвященных и еще неочищенных. И всем этим таинствам, распространенным повсюду: и в греческих, и в негреческих странах, не ставилось в вину то, что они содержались тайно. Цельс, следовательно, клевещет напрасно на наше учение: он, очевидно, не понимает таинственности христианства.

Но, по-видимому, Цельс как бы с особенным сочувствием относится к тем, кто в исповедании христианства сохраняет твердость до смерти. Он так выражается: «я вовсе не держусь того мнения, что человеку, приверженному хорошему учению, в случае, если ему предстоит ради него подвергнуться опасности от людей, надлежит отпасть от этого учения или притворно отказаться от него, или даже сделаться его отрицателем.» Цельс относится даже с порицанием к тем, кто мысленно разделяет христианские убеждения и в то же время делает вид, что не разделяет или даже совершенно отвергает их. Именно он говорит, что человеку, придерживающемуся учения, не следует притворно отмежевываться от него или делаться его отрицателем. В обличение Цельса нужно сказать, что он, говоря так, впадает в противоречие с самим же собой. Из других его произведений видно, что он, собственно, эпикуреец. И только потому, что возражения, которые он делает против нашего учения, не могут быть убедительными, если он будет выставлять напоказ свой эпикуреизм, он и поступает так, что допускает существование в человеке (начала) родственного Богу, – начала более высшего сравнительно с началом земным. Он говорит: «те, у кого это (начало), т. е., душа, находится в хорошем состоянии, направляют все свои стремления и пожелания к сродному с ними, – разумеет в данном случае Бога – и горят сильным желанием всегда слушать и вспоминать что-нибудь о Нем». Обрати же внимание, как кривит он душой. Раньше он сказал, что кто придерживается хорошего учения, тот, даже если ему предстоит из-за него подвергнуться опасности от людей, не должен отклоняться от учения или притворно отмежевываться от него, или же делаться его отрицателем. Но он сам же и поступает наперекор всем этим (положениям). Он чувствует, что ему со своими воззрениями на христианство не снискать доверия у тех, кто допускает нечто вроде Провидения и Божественного мироправления, коль скоро он открыто заявит себя эпикурейцем. Но история поведала нам уже про двоих Целесов-эпикурейцев: одного, жившего раньше при Нероне, и этого Цельса, жившего при Адриане и дальше.

Потом Цельс подает нам совет, чтобы мы, принимая (христианское) учение, усваивали его положения под руководством разума; в противном случае, склоняясь на что-нибудь без подобной предосторожности, будто бы можно впасть в заблуждение. И таких людей, без предварительного исследования принимающих за истину все, что им говорят, он приравнивает к тем, которые верят фиглярам и фокусникам, этим служителям Митры и Вакха и других божеств подобного же рода, верят привидениям Гекаты и иного демона или демонов. Подобно тому, как у тех дурные люди часто пользуются невежеством людей легковерных и увлекают их, куда пожелают, подобно этому, – говорит он, – происходит и у христиан. «Некоторые из них, – утверждает он, – не желают ни высказывать, ни выслушивать никакого основания для того, во что они веруют, и руководятся только положением: „не исследуй, а верь – вера твоя спасет тебя“. Он влагает также в уста христиан слова: „нехороша мудрость мира сего и похвальна глупость“. На это нужно сказать: если бы все люди оставили житейские попечения и весь свой досуг обратили на занятие философией, то ничего не могло бы быть лучше этого пути (к христианству). Тогда оказалось бы, что и в христианстве не в меньшей степени, если только не в большей, возможны: и исследование вероучения, и изложение темных мест у пророков и Евангельских притчевых сказаний и прочих бесчисленных мест, изложенных в форме образов или законоположений. Да если даже и невозможно подобное (научное изучение христианства) по причине ли житейских затруднений или же вследствие недостатка потребных сил у людей, – так как только очень немногие в состоянии посвящать себя знанию – то и тогда для большинства может ли быть указан какой-либо иной лучший вспомогательный путь (к нравственному улучшению) кроме того пути, который представлен всякому человеку Иисусом? Обратимся ко всему множеству верующих, освободившихся от бездны порока, в котором они ранее утопали, и спросим их, что считают они для себя лучшим состоянием: то ли, при котором они веруют в простоте сердечной и в то же время достигают нравственной устойчивости, благодаря именно своей уверенности, что прегрешения наказываются, а честные деяния награждаются; или же то, при котором они будут относиться с презрением к простой вере и будут убеждены, что нравственного усовершенствования они не достигнут до тех пор, пока не обратятся к непосредственному исследованию учений? Очевидно, за исключением разве немногих людей, большинство не достигнет и того, что оно получило от простой веры, и без этой последней будет коснеть в самой дурной жизни. И если представилась бы необходимость отыскать какие-либо факты в доказательство той мысли, что (христианское) гуманное учение явилось в жизнь не без участия Бога, то как раз вышеуказанным фактом и можно было бы воспользоваться в данном случае. И о плотском враче, приведшем многих больных (людей) в здоровое состояние, благочестивый человек не преминет подумать, что этот врач пришел в города к людям не без участия Бога: ведь ничего спасительного среди людей не устраивается без Божественного содействия. Если же таким образом человек, уврачевавший тела многих людей или только приведший их в лучшее состояние, производит свое лечение не без Божественного участия, то насколько более (поступал не без Божественного участия) Тот, Кто уврачевал души многих людей, обратил и привел их в лучшее состояние, соединил их во всех отношениях с Богом и научил все поступки направлять по Его благоволению и отклонять (от себя) все, что противно Богу, – все, даже ничтожные слова, действия и помышления?

И хотя издеваются над нашей (простосердечной) верой, я все же говорю в ее защиту и, убедившись в ее полезности для большинства людей, твердо настаиваю на учении о необходимости веровать в простоте сердечной для тех, кто не имеет возможности оставить все (заботы) и заняться исследованием учения. Да и те, которые держатся противоположного мнения, в действительности поступают точно также. Если кто, например, увлекается философией и случайно останавливается на определенной философской школе, то разве этот человек при выборе такого-то учителя руководится чем-нибудь иным, а не простой только верой в то, что именно эта школа есть самая лучшая? Он не выжидает, пока придется ему услышать учения всех философов и, ввиду различия в их направлении, (узнать) возражения против одних и доказательства в пользу других школ, чтобы затем произвести свой выбор и решиться на то, сделаться ли ему стоиком, платоником \ перипатетиком, эпикурейцем, словом, последователем какой угодно философской школы. Напротив, уступая какому-то безотчетному стремлению, даже при всем нежелании сознаться в этом, он обращается, например, к занятиям в духе стоического учения и оставляет без внимания все прочие (школы): отвергает, например, платоническую за то, что она якобы уступает другим в возвышенности своих взглядов, перипатетическую – за то, что она якобы потворствует людским слабостям и снисходительнее прочих школ относится к обычному людскому представлению о благах жизни. А некоторые, взирая на участь злых и рачительных людей на земле, с первого же взгляда колеблются в вере в Промысел и уж очень поспешно приходят к тому заключению, что нет, собственно, никакого Промысла, и склоняются к учению Эпикура и Цельса.

Итак, если уж разум указывает на необходимость доверять любому основателю философских школ, как у греков, так и у варваров, то разве не должно еще с большей верой относится к Богу, сущему надо всеми, Который учит, что только Его одного нужно чтить, а на все остальные (вещи) не следует обращать внимания, так как они или суть ничто, или даже – и при своем реальном бытии – все равно заслуживают только почтения, но, отнюдь, не Божеского поклонения и почитания? И кто по отношению к этим вещам не довольствуется простой верой, но желает обратиться к рассудочному их рассмотрению, тот пусть подыскивает доказательства и основания, какие ему вздумается и какие он может обрести путем тщательного исследования. Но и тогда разве уже не будет разумно веровать в Бога более, чем в эти человеческие (измышления философов), коль скоро и они-то все имеют свое основание в вере? Пускается ли кто в плавание, вступает ли в брак, делается ли отцом ребенка, бросает ли семя в землю, разве он в данном случае не питает веры на получение чего-то лучшего, хотя в то же время может случиться совсем обратное, что и бывает нередко. Однако, в уверенности, что получится хороший результат, согласный с желаниями, все люди смело берутся за дела и сомнительные, и неизвестные, несмотря на то, что они могут окончиться так или иначе. И если в жизни во всяком предприятии, исход которого сомнителен, людей возбуждает и поддерживает надежда на удачу и вера в лучшее будущее, то почему тогда еще с большим правом сравнительно с теми, которые путешествуют по морю, засевают землю, женятся и бывают озабочены прочими человеческими занятиями, не может быть предоставлена та же самая вера тому, кто верует в Бога, устроителя всех этих вещей, верует в Бога, Который с бесконечным великодушием и Божественной снисходительностью дерзнул открыть это учение всем, живущим по лицу земли, после величайших преследований и смерти – этого бесчестья, по мнению некоторых, перенесенного Им за людей, – верует в Бога, Который своим служителям и ученикам еще вначале дал поручение и наставления, чтобы они, не боясь великих преследований и постоянно грозящей им смерти, смело шествовали по лицу всей земли ради спасения людей?

Потом Цельс говорит буквально так: «Если (христиане) пожелают отвечать на мои вопросы, которые я задаю не с целью испытывать, – ведь я, собственно, все знаю – но потому только, что одинаково интересуюсь всем, то это, конечно, хорошо. Если же (отвечать) они не пожелают и будут говорить, по своему обычаю: „не исследуй“ и так далее, то тогда, – замечает он, – (христианам) уже необходимо научить меня, что же это такое они говорят, из какого источника проистекают их слова» и так далее. На это должен я ответить. Положение: «знаю все» есть, собственно, в высшей степени смелое и хвастливое утверждение с его стороны. Если бы он даже в совершенстве прочитал книги пророков, которые содержат множество прикровенных изречений и слов, неясных для большинства людей, если бы он наряду с Евангельскими притчами и остальной частью Писания, посвященной закону и иудейской истории, занялся также проповедью Апостолов и, прочитав все это внимательно, пожелал проникнуть в смысл изречений, то и тогда он не имел бы смелости сказать: «все знаю». Даже мы, несмотря на то, что посвятили этим занятиям всю свою жизнь, и то не можем сказать: «я знаю все». Истина – наш друг. И все же никто из нас не скажет: я знаю все положения эпикурейского учения; никто не осмелится утверждать, что он знает все учение Платона, особенно ввиду того обстоятельства, что (об учении Платона) существует очень много разногласий даже у тех, кто занимается его объяснением. И кто дерзнет сказать: я знаю все учение перипатетиков? Может быть, Цельс свое положение: «я знаю все» услышал от каких-нибудь простецов, которые настолько простосердечны, что даже и не замечают своего собственного невежества; пользуясь услугами таких учителей, он, может быть, и возмечтал, что знает все. Мне кажется, что с ним произошло то же, что может случиться с человеком, отправившимся путешествовать по Египту. Там мудрецы египетские изучают писания отеческие и много философствуют о том, что у них почитается священным; простецы же выслушивают какие-нибудь басни, смысла которых они не понимают, хотя сильно гордятся этим (знанием). И если (тому путешественнику) случается научиться от простецов тем басням, он уже думает, что познал всю египетскую мудрость, хотя на самом деле он и не сообщался ни с кем из жрецов и ни у кого из них не учился египетским тайнам. Что я сказал о египетских мудрецах и простецах, это же можно наблюдать и у персов. У них точно также есть мистерии, но самый смысл последних постигают у них только ученые, простой же народ, довольствующийся поверхностным знанием, понимает в них только внешнюю форму. То же самое нужно сказать о сирийцах и индийцах, словом, о всех народах, у которых есть мифы и литература.

Цельс утверждает, что многие христиане высказывают такое положение: «греховна мудрость житейская и похвально безумие». На это нужно ответить: наш противник извращает смысл изречения Павла и не приводит собственных его слов, которые читаются так: Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Ботом (1 Кор. 3.18,19). Итак, Апостол говорит не просто: мудрость есть безумие пред Богом, но: мудрость мира сего. И далее говоря: если кто думает быть мудрым среди вас, не выражается просто: тот будь безумным, но прибавляет еще: в веке сем будь безумным, чтобы быть мудрым. Следовательно, мудростью века сего мы называем всякую такую философию, которая содержит ложные учения и потому почитается, согласно Писанию, суетной. И безумие мы называем похвальным не безусловно, но только в том случае, когда кто-нибудь бывает глупым веку сему. Точно в таком же смысле мы могли бы сказать, что и платоник, верующий в бессмертие души и в сказания об ее переселении из одного тела в другое, допускает глупость, как это выходит с точки зрения стоиков, перипатетиков и эпикурейцев: стоиков – потому, что они осмеивают подобное положение; перипатетиков – потому, что они вышучивают все эти разглагольствования Платона; эпикурейцев – потому, что они обвиняют в суеверии тех, которые вводят (веру в) Промысел и признают Бога-Мироправителя. Да, собственно, и христианское учение отдает предпочтение тому, кто принимает истины веры после разумного и мудрого исследования, а не тому, кто усваивает их только простой верой. И Божественное Откровение восхотело допустить этот последний способ только в тех видах, чтобы не оставить людей совершенно безо всякой помощи. Так именно учит Павел, истинный ученик Иисусов, когда говорит: ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих (1 Кор. 1.21). В этих словах (Апостол) ясно проводит ту мысль, что Бога нужно познавать в премудрости Божией. Но так как такое познание стало невозможным (для людей), то Богу и угодно было затем спасти верующих, но не просто (верующих) в юродстве, но в юродстве как оно дано в проповеди. Проповедь об Иисусе Христе распятом и есть собственно юродство проповеди. Так его понимает и Павел, когда выражается: я мы проповедуем Иисуса Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, Для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость (1 Кор. 1.23-24).

Так как Цельс полагает, что у большинства народов существует сродство одного и того же разума, то он перечисляет все те народности, которые, по его взгляду, дали начало какому-либо религиозному учению. Я не знаю, почему он несправедливо относится к одним только иудеям и не включает их народность в число прочих (народностей), с которыми они могли бы разделять труды, иметь одинаковые мысли и представить во многих отношениях сходные религиозные учения. У нас является естественное желание задать ему такой вопрос: почему, спрашивается, он так доверился историческим сказаниям варваров и греков по вопросу о древности тех (народов), которых он называет, и баснословными считает исторические сказания одного только этого народа? Коль скоро все писатели рассказали обо всем, что касается тех народов, совершенно правильно, то почему же тогда не доверять одним только пророкам иудейским? Если допустить, что Моисей и пророки в описании деяний иудеев были более расположены к своему народу, то почему же нельзя сказать, что точно также поступали и писатели тех народов? Или, может быть, только египтяне в своих рассказах об иудеях должны заслуживать доверия, хотя в своих исторических повествованиях они говорят об иудеях одно только дурное, а иудеи, напротив, должны считаться уже лжецами, если подобным же образом выражаются относительно египтян и рассказывают, что последние незаслуженно сделали им много зла и за это должны были претерпеть от Бога наказания? И это нужно сказать не по отношению к одним только египтянам. В древних хрониках ассирийцев мы также найдем рассказы о сношениях и войнах этой нации с иудеями. Да и иудейские историки – не называю их пророками, чтобы не показаться предубежденным – и те в своих книгах точно также изображали ассирийцев своими врагами. Смотрите же и опять, насколько самолюбив этот (Цельс), который с доверием относится к одним народам как к мудрецам, а к другим питает презрение как к людям, совершенно лишенным (здравого) смысла. Вот выслушай, как выражается Цельс. «Есть, – говорит он, – древнее учение, существующее с незапамятных времен, которое всегда хранилось мудрейшими народами, городами и разумными людьми». И он при этом не соблаговолил даже упомянуть об иудеях как о мудром народе, хотя бы даже наряду с египтянами, ассирийцами, индийцами, персами, одризами, самофракийцами и элевсинцами.

И насколько справедливее Цельса был пифагореец Нумений, о великой учености которого свидетельствуют его многочисленные произведения. Он исследовал многочисленные учения и выбрал из них весьма много такого, что казалось ему истиной. В своей первой книге о высшем благе он повествует о народах, которые имели представление о Боге как существе бестелесном и помещает в числе их также и иудеев. Он не пренебрег воспользоваться в своем сочинении даже изречениями пророков и изложил их в форме образов. Говорят, что и Гермиппт в своей первой книге «О законодателях» рассказывал о Пифагоре, что он будто бы принес к грекам свою философию от иудеев. Известна также книга историка Гекатея об иудеях, в которой он так сильно расхвалил мудрость этого народа, что даже Геренний Филон в своем произведении об иудеях вначале выражает сомнение, действительно ли принадлежит это произведение указанному историку; но потом поясняет, что если оно действительно принадлежит ему, то, очевидно, историк был пленен убедительной силой иудейского учения и предался этому учению.

Удивляет меня и то, каким образом Цельс одризов, самофракийцев, элевсинцев и гипербореев мог причислить к разряду самых древних и мудрых племен, а иудеев не удостоил отнести к числу даже мудрых и древних народов, тогда как у египтян, финикийцев и греков имеется много сочинений, в которых (иудеям) приписывается глубокая древность. Я, со своей стороны, считаю излишним приводить все эти свидетельства. Кто же интересуется ими, может обратиться к произведениям Флавия Иосифа «О древности иудеев» в двух книгах, где автор приводит великое множество писателей, которые свидетельствуют о глубокой древности иудеев. И у Татиана, более позднего писателя, точно также имеется произведение под заглавием: «Против греков», в котором он в высшей степени научно выставляет на вид историков, свидетельствующих о древности иудеев и Моисея. Итак, ясно, что Цельс в своей речи (об иудеях) руководился вовсе не истиной, а неприязненными чувствами. Он, очевидно, имел намерение обесчестить происхождение христианства, которое имеет тесную связь с иудейством. В самом деле, он называет даже галактофагов Гомера, галльских друидов и гетов очень мудрыми и древними народами, хотя эти народы проповедуют много такого, что имеет близкое сродство с иудейским вероучением, да и произведения их, не знаю, сохранились ли даже. И при всем том одним только евреям он с каким-то особенным упрямством отказывает в древности (происхождения) и мудрости. И потом опять: когда он сочиняет список мужей древних и мудрых, которые принесли пользу современникам и потомкам своими сочинениями, он однако в список мудрецов не включил Моисея. Между тем, от Лина, которого Цельс поставил на первом месте в числе поименованных им (мудрецов), не сохранилось ни законов, ни речей, имеющих целью исправление народов и принесение им нравственной пользы; законы же Моисея, напротив, имеются у всякого народа, живущего по лицу всей земли. Посмотри, разве не со злым умыслом он исключил Моисея из списка мудрецов, коль скоро про Лина, Музея, Орфея, Ферикида, Зороастра-перса и Пифагора говорит, что они рассуждали о тех или иных вопросах и изложили в книгах положения своего учения, что эти положения сохранились даже доселе. Он умышленно забыл только басню о так называемых богах, которые одержимы человеческими страстями, и особенно басню, приукрашенную Орфеем.

Наиболее яркой фигурой среди ранних апологетов был мученик Иустин Философ. В своем “Историческом учении об отцах Церкви” Филарет, архиепископ Черниговский и Нежинский, пишет: “После мужей апостольских первое место занимает Иустин Философ по имени и образованию, учитель Церкви с ревностью и духом Апостольским, по страдальческой кончине - мученик Христов” . Обычно он считается основателем апологетики, хотя у него были предшественники .

Единосущного Отцу

Точная дата мученической смерти Иустина Философа неизвестна. Церковный историк Евсевий Кесарийский относит ее к шестидесятым годам (161–169 гг.)

<…>

Исследуйте Писания <…> они свидетельствуют о Мне.

дня

и в кондаке

икономии

На западе Викторин (26 . Блаженный Августин (*354–†430) в своей христианской доктрине замечает, что Иларий овладел языческой ученостью, чтобы поставить ее на службу христианской вере. Иларий и Августин считали, что вера и разум не противоречат друг другу, а находятся между собой в гармонии. Кстати, Викторин, один из образованнейших людей своего времени, в молодости был противником христианства, а затем лишь стал его апологетом.

Иустин родился в первые годы II века (ок. 105 г.) в языческой семье, получил прекрасное эллинское образование, учился у многих философов, был знаком со многими языческими школами: стоиков, киников, пифагорейцев, платоников (неоплато­ников) и т. д., сам был преподавателем риторики, но нигде и ни у кого он не получал умственного и духовного удовлетворения. Он метался в поисках правды и истины, меняя наставников и учителей. Любопытны характеристики, которые он им впоследствии давал. Однажды, погруженный в размышления, он гулял по берегу моря и встретил старца, с которым имел длительную беседу, а потом, видимо, еще много встреч и разговоров. Эти беседы привели Иустина к христианству. Имени старца мученик Иустин в своих трудах не называет, вероятно, из конспиративных соображений, естественных в условиях гонений. Последующие же авторы и церковное предание указывают, что это был священномученик Поликарп, епископ Смирнский.

Стряхнув с себя античную мудрость пифагорейцев, неоплатоников и других языческих философов, святой Иустин весь свой талант и голос ученого направил на защиту и проповедь христианства. Эллин по внешнему виду и образованию, пламенный христианин по вере, Иустин путешествовал по всему тогдашнему римскому миру с востока на запад, чтобы повсюду распространять и утверждать веру во Христа Спасителя. Это был странствующий благовестник, не имеющий ни постоянного места жительства, ни церковной должности. Восторженное уважение, засвидетельствованное его учеником Татианом, говорит о привлекательности Иустина Философа и о силе его личного влияния на окружающих Так, он юридически доказывал, что христиане не разрушают государства, а наоборот, укрепляют его, что они не приносят вреда людям, что они не являются атеистами-безбожниками, как их пытались изобразить языческие авторы; показывал, что христианское мировоззрение неизмеримо выше языческого и атеистического. Наиболее интересным произведением Иустина Философа является, бесспорно, “Диалог с Трифоном иудеем” . Уникальный документ! Он сообщает массу биографических сведений и доносит до нас психологию того времени - первых веков христианства. В своих трудах, говоря современным языком, Иустин Философ использовал научно-методический аппарат и понятия, разработанные до него греческой философией. Этим он облегчает решение своей задачи - сделать свои труды понятными современному ему античному читателю и показать, что достижения греческой философии могут быть использованы для раскрытия содержания и защиты христианства. Из его апологетических трудов следовало, что: а) эллински образованный человек может принять и исповедовать христианство; б) христианство - более высокое мировоззрение, чем язычество со всеми его философскими модификациями и иудейство; в) христианство есть завершение еврейской религии, а Христос - Тот Мессия, Которого евреи ждали на протяжении веков.

Иустин Философ первым высказал предположение, что Господь Бог вел человечество ко встрече Иисуса Христа двумя путями: первый путь - путь еврейского народа, которого Бог готовил как избранный народ, а через него - и все человечество к встрече пришествия в мир Иисуса Христа; второй путь - это путь всего человечества через греческую философию. В своих трудах Иустин отмечает и положительные, и отрицательные ее стороны.

Кстати сказать, и наш Символ веры в первых своих членах, за исключением двух только слов, был очень близок к тому, что произнес Иустин Мученик на суде, приговорившем его к смертной казни: Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым , то есть все сотворил Бог. В своем исповедании Иустин дал и понятие Иисуса Христа как Сына Божия , у него нет лишь слов Единосущного Отцу , которые появились в 325 году на Никейском соборе.

Очень четко выразил стиль творений святого мученика Иустина архиепископ Филарет: “…святой Иустин был философом по духу своему; таков он был в жизни; таков он и во всех сочинениях своих. С верным познанием откровенного учения он соединял глубокий взгляд на христианство. Свои мысли он излагает не в той форме простого наставления, в какой излагают их мужи апостольские; он исследует, сравнивает, проверяет. Говоря с язычником об истинах христианских, он вводит язычника в размышления о них, излагает предметы отчетливо и ясно, чтобы оставить потом язычника безответным перед ними за его неверие” ; говоря с иудеем, он заставляет его вникнуть в смысл пророческих книг.

Точная дата мученической смерти Иустина Философа неизвестна. Церковный историк Евсевий Кесарийский относит ее к шестидесятым годам (161–169 гг.) II века. Александрийская хроника датирует ее 169 годом.

У Иустина были ученики и последователи. Но пути многих из них разошлись: они очень по-разному стали относиться к классической философии и греческой, античной культуре. Сириец из языческого селения Татиан много путешествовал, изучал науки и философию; в Риме он встретил Иустина Философа, принял христианство, но, в отличие от Иустина, Татиан резко отрицательно относился ко всей греческой культуре, заявляя, что все, чем гордятся греки - все это заимствовано у других народов. Он считал, что все народы, исповедующие язычество, равно заблуждаются. Христианство для Татиана - полный разрыв с греческой культурой. Греческая мифология глуха и непостоянна, а греческие театры - школа разврата. Их танцы, музыка и поэзия преисполнены грехом. Татиан упрекает эллинов в том, что они мудрость разорвали на части и лишили себя истинной мудрости. Он упрекает античную философию в безнравственности и отмечает, что во многих случаях “мудрость варваров” выше мудрости эллинов. Склонный к крайностям и восточной мистике, он впоследствии отошел от Православия и основал секту энкратитов, гностическую по своему существу.

Другой последователь Иустина Философа, Афинагор , напротив, широко использует греческих авторов; его творения явно рассчитаны на лиц, имеющих греческое образование. Афинагор одним из первых попытался дополнить веру разумом, Откровение - принципом доказательства; ему принадлежит первое в истории христианства теологическое “дедуктивное доказательство”, направленное против языческого многобожия: Бог по самому своему понятию есть существо беспредельное всеохватывающее, следовательно, Он должен быть один. Афинагору принадлежит понятие “доказательные основания нашей веры”. Филолей (Филатей), в противоположность Афинагору, полностью отрекается от всего языческого и признает только Божественное откровение; все же остальное он считает плодом падшего ума .

Таким образом, уже во II веке в христианском обществе четко определились два подхода к проблеме соотношения знания и веры, а, следовательно, и задачам апологетики.

Жившему в III веке Тертуллиану из Карфагена приписывают формулу: “Верую, потому что это абсурдно”. Его не интересовали ни научные, ни философские искания. Он остановил свое внимание на вопросах нравственности, дал картины семейной жизни того времени, с которыми многим было бы полезно познакомиться и в наше время .

Принципиально иных взглядов придерживалась Александрийская школа богословия, которая очень высоко ставила светскую античную философию, учила о дополнительности веры и знания. Она вышла из Александрийской катехизической школы, возникшей во второй половине II века. Наиболее видными представителями этой школы были Климент Александрийский (ок. 150–215) и Ориген (185–254); второй считается еретиком .

Об остроте борьбы между двумя направлениями христианства первых веков свидетельствует Климент Александрийский, который писал: “Есть между нами немало людей, боящихся эллинской философии, как дети боятся привидения <…> Если их вера настолько слаба, что может колебаться от человеческих заблуждений, то пусть эти слабосильные христиане лучше признаются, что они никогда не верили в Истину”.

Клименту Александрийскому принадлежит знаменитый тезис “филосо­фия - служанка богословия”. Он ограничивал область знаний сферой рациональной интерпретации положений веры. Вера и знание неразрывно связаны. Веру он определяет как “со­кра­­щение знаний”. Климент впервые в истории христианской мысли отчетливо формулирует принцип гармонии веры и знания. В своих трудах он стремился увещевать язычников к принятию христианства. Он опровергает язычество, используя греческую философию, излагает основы христианской веры для новообращенных и пытается создать философию христианства для образованных христиан. Три его работы получили историческое и церковное признание: “Увещание язычников”, “Педа­гог”, “Строматы” ‘узорчатые ковры’. Давая такое название, Климент хотел показать разноцветность, многообразность, мозаичную многоцветность своих высказываний и мыслей - это еще не систематическое изложение богословских систем, это подход к нему.

Александрийцы старались использовать все те знания, которые накопило к их эпохе человечество, для осмысления христианства, для проповеди христианства, использовать аппарат языческой мудрости для разоблачения этой самой языческой мудрости. Недаром языческие философы писали Оригену, что он их данные, их достижения и методику использует для опровержения их же взглядов, для обоснования и защиты “варварского суеверия”. Знакомая картина! В послевоенные годы наши диалектические материалисты-атеисты обвиняли Альберта Эйнштейна в том, что он опозорил свое имя, имя ученого, отдал свой талант в услужение поповщине.

Использование языческих приемов для опровержения языческой лжемудрости и защиты христианства особенно ярко выражено в основном апологетическом труде Оригена “Против Цельса”. Цельс в своем огромном труде “Истинное слово”, не дошедшем до нас, но рассыпанном в цитатах и изложениях, опровергает христианство с позиций языческого философа, тщательно изучившего Библию и христианское учение. Он ищет аналогов Христа в других религиях, пишет о том, что вокруг образа Иисуса возникли сказания, легенды и мифы. По существу, все замечания антирелигиозной пропаганды, с которыми мы встречаемся в ХХ веке, были пущены в литературный обиход уже в первые века; изменялась форма, а не сущность, за исключением одного: древние не додумывались объявить Иисуса Христа мифом, несуществующей исторической личностью; это уже является “достижением” XIX–XX вв. В первые века еще не было сомнений в историчности Иисуса Христа: слишком близким был Он по времени для писателей тех времен, как для нас Наполеон , святые Серафим Саровский или Иоанн Кронштадтский.

Цельс утверждал, что христиане уступают язычникам в отношении богослужения и философии, поскольку они опираются на Библию, которая принадлежит варварскому еврейскому народу. Ему претит доступность христианского учения всем и каждому, между тем как истинная философия может быть доступна лишь единицам избранных интеллектуалов.

Очень характерно, что Цельс, подобно многим современным “мыслителям”, призывает христиан влиться в плюралистическое римское общество, сохранив веру в Христа Иисуса, но признавая все остальные “ценности” мира сего. Он обвиняет христиан в том, что они поклоняются Богу, рожденному от женщины и жившему на земле в человеческом образе. Язычники же, воздвигая статуи богам, понимают, что это не боги, а лишь их изображения. “Это, - пишет протоиерей Иоанн Мейендорф, - первый в истории миф о поклонении изображениям и религиозном искусстве” . По мнению того же богослова, работа “Про­тив Цельса” представляет собою первую серьезную полемику между образованным христианином и язычником-интеллекту­алом .

Ориген много занимался истолкованием Библии, а писал для своих гречески образованных современников. Он понимал, что для последних читать Библию - историческую Книгу варварского народа - не является очевидной для них необходимостью. Но он был убежден, что без Ветхого Завета невозможно правильно понять христианство. В своих многочисленных творениях Ориген в мельчайших подробностях ветхозаветных книг искал духовный смысл, аллегорически, символически относящийся к Христу. Порою, увлекаясь аллегоризмом, он “всецело пренебрегает историческим смыслом” .

Космогоническая система Оригена противоречива: на библейские представления явно накладываются гностические. Он считал, что до нашего мира было и после него будет бесчисленное множество подобных миров (эонов), которые приходят и уходят, замещаясь во времени все новыми и новыми. Наш мир сотворен единожды, он имеет начало и конец, об этом свидетельствует Священное Писание (Быт 1:1–2); у Екклезиаста он находит подтверждение о мирах древних (Еккл 1:10; 3:15), а о новых мирах пророчествует Исайя (Ис 56:22). Бог вечен, всемогущ, Он всегда творит мир. Ориген пытается соединить представление стоиков о цикличности и еврейско-библейское понимание линейности и абсолютности времени. Но в представлении Оригена материальные тварные миры сотворяются и гибнут, а единожды сотворенные души никогда не гибнут, но претерпевают лишь различные метаморфозы. Значение циклов материального мира в воспитании падших духов и возвращении их в нормальное состояние очень большое, но, имея свободную волю, они могут пожелать падения . Система Оригена фантастична, как и системы гностиков. Она показывает, как опасно аффектированно пытаться идти на компромиссы разных верований и представлений.

Следует отметить, что Александрийская школа заимствовала некоторые свои принципиальные и методические положения у широко известного в древности еврея-философа Филона, жившего в Александрии на грани двух эр (25 г. до Р. Х. – 50 г. по Р. Х.). Последний пытался создать некий синтез еврейских верований и античной философии. Он считал, что Библейское откровение и греческая философия имеют один и тот же источник - Божественный разум-Логос, но что Библия есть просто слово (Логос) Бога, а греческая философия есть человеческое отражение этого Логоса. Живя в иудейской общине среди языческого мира, в Александрии, одном из центров тогдашней античной культуры, и овладев ею, Филон по существу занимался иудейской апологетикой.

Заметный след в раннехристианской апологетике оставил и священномученик Киприан, епископ Кафагенский (*201–†258). Он в письме Донату дал емкую и литературно превосходную характеристику современного ему языческого общества. Им написаны работы “О сути идолов”, “Три книги свидетельства против иудеев”; ему приписывается “Трактат против иудеев” .

По дошедшим до нас отрывкам, упоминаниям в древних источниках можно предполагать, что апологетическая литература в первые века была весома и многочисленна . Известен перевод с греческого на латинский записи прений между Язоном, христианином из евреев, и Паписком, александрийским иудеем, об истинах христианской веры. Люди древности и средневековья любили диалоговую форму. Ею в совершенстве владел в ХХ веке священник Валентин Свенцицкий, диалоги которого до сих пор перечитываются.

Необходимо отметить, что многие работы древних авторов передергиваются и неправильно переводятся пропагандистами атеизма. Так, из труда “Диалог с Трифоном иудеем” иногда приводятся слова Иустина Философа: “Докажи, что Он - Христос”. А наши атеисты пытаются, передернув, донести эти слова как: “Докажи, что был Христос”! Вопрос ставился не так: “А является ли Иисус из Назарета тем самым ожидаемым Мессией, Которого ждали Апостолы, евреи, ждало человечество”, то есть в совершенно иной плоскости.

Таким образом уже в первые века на примерах работ Иустина Философа, Татиана, Климента Александрийского, Оригена, священномученика Киприана Карфагенского и других видны два основных направления апологетики: одно - против язычества, эллинизма; другое - против иудейства. В одном случае обличается ложь язычества, в другом случае на основании анализа еврейских священных книг обосновывается, что Иисус из Назарета является тем самым Христом, Которого в течение веков ждал еврейский народ. В основе последнего направления апологетики лежат слова Иисуса Христа: Исследуйте Писания <…> они свидетельствуют о Мне.

Постепенно тот апологетический накал против язычества, который был в I–II веках, стал глохнуть. Христианство получило широкое распространение. Появились новые проблемы. Христианство принимают и блестящие мыслители, и глубокие молитвенники, и те, кого мы сегодня называем рядовыми интеллигентами. Внутри христианства возникают ереси. Наиболее важной среди них был в III в. так называемый гностицизм. Гностики пытались омертвить христианское учение, сделать его доступным для людей с языческими взглядами и образом жизни. Они стремились соединить восточные культы с современным им язычеством и христианством. То же пытаются делать западные и наши доморощенные любители Востока, растворяя христианство в какой-то непонятной общей религии или трансформируя его. Ищут корни Христа на Востоке. При этом Восток переместился из Персии в Индию и Тибет. Старая идея… Подробно о гностиках говорить у нас нет возможности . Отметим лишь немаловажные обстоятельства. Первое: расцвет гностицизма в период разложения римского мировоззрения и зарождения христианства, что в какой-то мере позволяет проводить аналогию с широким распространением в наши дни кришнаитства, теософии, антропософии и различных оккультных культов, истоки которых находятся на Востоке. Второе: моральные позиции гностиков видятся небезынтересными! Гностики делили людей на две категории: первые - низшие люди, пневматики - должны спасаться путем морального делания, возрастать через труд, быть готовыми за свою веру идти на мученичество. Вторые - гностики - благодаря своим знаниям могут спасаться без дел. Важно, чтобы они сумели сохранит свой разум, свои знания, а для этого они могут отрекаться от Христа. Это типичная интеллигентская ересь! К сожалению, и в нашей России, в XIX–XX веках появились гностики. Один из них был даже “около церковных стен” вместо того, чтобы быть в церковных стенах.

Наиболее значительной фигурой в борьбе с гностицизмом был священномученик Ириней Лионский, родившийся в середине II века в Смирне и слушавший в отрочестве поучения священномученика Поликарпа Смирнского. В 70-х годах II века он оказывается в Галлии. Ему принадлежат пять книг против гностиков - “Исследование и опровержение лжеименного знания” - и “Изложение апостольского учения”. Прямая полемика в последней работе отсутствует; истинность христианского учения ее автор доказывает ссылками на пророческие книги Ветхого Завета. Его письма к пресвитеру Флорину - сейчас даже сказать страшно - настолько искренни и непосредственны: они - дыхание апостольских времен.

Победа Константина Великого II и его Миланский эдикт знаменуют начало новой эпохи в развитии христианства, христианского богословия и апологетики в частности. Богословские споры вышли из молитвенных собраний на улицы городов, на рыночные площади и даже в общественные бани. Вчерашние язычники бросились рассуждать о делах Божественных, распространились ереси. Новопришедшим из язычества и античной философии нужна была гласная христианская проповедь, которая могла бы быть воспринята и теми, кто в эпохи гонения не знал о христианстве, судя о нем по расхожим языческим байкам, или боялся принять христианство страха ради. Появилась возможность широкого общения между христианскими мыслителями, подвижниками и богословами разных частей обширной Римской империи. Эта свобода породила широкое распространение ересей и падение нравов в самом христианском обществе. От свободного христианизированного общества любители благочестия бежали в пустыню - начался расцвет монашества, но в эту же эпоху выдвинулась и блестящая плеяда отцов Церкви, которые пытались осмыслить языческую мудрость и использовать ее в целях проповеди Православия. Это святители Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский .

Василий Великий поставил чрезвычайно важный вопрос, имеющий значение и для нашего времени. Его сочинение о том, как получить пользу от языческих сочинений, особенно ценно для молодежи. Он сам и его друг Григорий Богослов получили блестящее по тем временам образование и одновременно, ходя в языческую академию, они ходили к христианским учителям. Этот путь прошла и молодежь моего поколения. Григорий Богослов пишет, что он считает свое обучение в языческой гимназии вторым великим даром судьбы после христианской веры. Но все они видели и опасность языческой мудрости. Василий Великий подчеркивал, что славный Моисей сперва упражнял свой ум египетскими науками, а лишь потом приступил к созерцанию будущего, подобно тому как и в позднейшие времена о премудром Данииле повествуется, что он вначале изучил халдейскую мудрость, и только тогда уже коснулся Божественных Промыслов. Сам Василий Великий, по характеристике его друга Григория Богослова, имел столько учености, сколько вместить может человеческая природа. Философ, юрист, искусствовед - он имел глубокие знания в астрологии и в математике… он так изучил их, как другие изучают лишь одну науку. Наиболее крупным его произведением является “Шесто­днев”, - свод естественно-научных и некоторых богословских представлений IV века. Без этого творения великого отца Церкви невозможно вести библейскую апологетику. Повествование ведется по шести дням творения. Автор разбирает проблему дня ; для него 6 дней творения - это не 144 часа, но наши бабки и даже уважаемые семинаристы забыли, что говорили отцы Церкви. Святитель Василий Великий писал: “Назовешь ли его днем, назовешь ли его веком, назовешь ли его состоянием - выразишь одно и то же!”.

По Василию Великому, каждый этот день представлял собой этап неопределенной продолжительности, не умещающийся в 24 часа. “Пред очами Твоими тысяча лет как день вчерашний, - цитирует он псалмопевца Давида, - и один день, как тысяча лет…”. Василий Великий признает способность стихий - земли, воды и огня производить живые существа по Слову Божию. Он дает удивительную картину естественно-научных миропредставлений IV века. Некоторые представления из изложенных им ошибочно приписывают у нас Ломоносову, в частности, взгляды на происхождение янтаря. Василий Великий описывает птиц и летающих насекомых; последние, по его мнению, дышат порами тела, а не легкими. Он доказывает это экспериментально: опущенные в масло с открытой головой, они задыхаются.

Творцом, началом всего для Василия Великого является Бог. Природа живет по созданным Им законам, развивается, изменяется, порождает новые формы. Бог повелел - и море “чревобо­лезнует” рачками, медузами, рыбами и так далее, - очень характерная для Василия Великого мысль. Он склонен к идее самозарождения, продолжающегося и ныне, чего мы, конечно, после работ Луи Пастера принять не можем. Само зарождение жизни из земли и воды у Василия Великого происходит по воле Божией. Земля и вода получили для этого особые дары - повеление Творца .

Нельзя согласиться с трактовкой, данной отцом Иоанном Мейендорфом представлениям Василия Великого о творении. Он приписывает святителю Василию Каппадокийскому мнение, что Бог “дал творению первоначальный толчок. Все последующее развитие (эволюция) происходит само по себе” . Этим утверждением великий отец Церкви низводится в данном вопросе на позиции деизма . В действительности Василий Великий говорит о последовательности повелений Божиих: повелел - море чревоболезнует, повелел - земля производит.

Пафос “Шестоднева” - в утверждении, что научно-фило­соф­ская мысль в своей положительной фактографической части вполне совместима с библейскими открытиями. М. В. Ломоносов называл святителя Василия Великоговеликим учителем, который знал, как сдружить Божественные откровения и природные правды. Конечно, мы должны при этом учитывать уровень античных знаний IV века. Вместе с тем святой архиепископ Каппадокийский подчеркивал коренные мировоззренческие рас­хождения библейских представлений с языческими, греческими. В начале сотворил Бог - значит, было начало, рассуждал он, значит, само время сотворено. Эту мысль впоследствии развивал блаженный Августин, а в XIX–XX вв. мы стали рассматривать время как форму существования материи. Представление о времени как не об абсолютной данности вытекает из текстов Священного Писания и совершенно чуждо античному миру, который признавал неначальное существование безначального хаоса, из которого родились боги.

Важное значение для развития апологетики имеет книга Василия Великого “Против Евномия”. Евномий был арианином, находящимся под сильным влиянием греческой философии, которую он не смог осмыслить, преодолеть и примирить с христианским Откровением. Аналогичная беда и у многих современных интеллигентов.

Значение Василия Великого прекрасно сформулировано в тропаре ему: Во всю землю изыде вещание твое, яко приемшую слово твое, имже боголепно научил еси, естество сущих уяснил еси, человеческие обычаи украсил еси… и в кондаке Явился еси основание непоколебимое Церкве.

Зависимость нашей богословской и философской литературы от западной приводит к тому, что более известны представления блаженного Августина, чем Великих Каппадокийцев, первое место среди которых принадлежит архиепископу этого града Василию.

Протоиерей Иоанн Мейендорф обращает внимание на еще одну важную черту деятельности Василия Великого, которая часто бывает необходима в апологетической работе. Этот вселенский учитель Церкви дал яркий пример икономии , церковного домостроительства, согласно принципам которого он прежде всего заботился о мире в Церкви. Будучи редким дипломатом и благоразумным пастырем, Василий был тверд в существенных вопросах, но соблюдал большую осторожность в формулировках, не желая никого шокировать или вводить в соблазн. За это его часто критиковал святитель Григорий Богослов . Можно сказать иначе: Василий Великий четко различал догматические основы православного вероучения и возможности теологуменов - частных богословских мнений, которые часто возникают из-за разного понимания смысла отдельных слов.

Достойное место среди Каппадокийцев занимает брат Василия Великого святитель Григорий Нисский, который считал, что все вещи были как потенции созданы Богом во вневременном акте творения в форме “сперматических (семенных) логосов”. Затем все это множество потенций развивается и каждая проявляется в свое время. Творение и дальнейшее регулирование семенных начал происходят в мире под началом Демиурга. Каждая реализованная вещь осуществляет определенную функцию и цель в Божественном плане мироздания. Человека Григорий Нисский рассматривает как посредника между Богом и природой, господином природы и всей твари, созданной Богом.

Другом Василия Великого был святитель Григорий Назианзин (ок. *330–†389), названный Церковью Богословом. Этого наименования удостоены за всю историю только три человека: святой апостол Иоанн Богослов, святитель Григорий Богослов и преподобный Симеон Новый Богослов. Вероятно, трудно, даже невозможно найти более сильный гимн реальной дружбе двух людей, чем в “Слове надгробном Василию архиепископу Кесарии Каппадокийской”, произнесенном Григорием Назианзином. Оба учились в языческой школе в Афинах.

“У обоих нас было одно упражнение - добродетель и одно усилие - до отшествия отсюда, отрешась от здешнего, жить для будущих надежд…

Нам были известны две дороги: одна - это первая и превосходнейшая - вела к нашим священным храмам и к тамошним учителям, другая - это вторая и неравного достоинства с первой - вела к наставникам наук внешних. У других бывают призвания, или отцовские или свои, по роду собственного звания и занятия, но у нас было одно великое дело и имя - быть и именоваться христианами…”.

Они были очень непохожи друг на друга: спокойный, сосредоточенный Василий, мудрый, дипломатичный и блестящий организатор, и беспокойный, очень поэтичный, часто мятущийся Григорий. Однако они “непрестанно возрастали в пламенной любви друг к другу” и “…казалось, что одна душа в обоих поддерживает два тела”, - так вспоминал об их дружбе Григорий. В ней, конечно, всегда первенствовал Василий. Глубина богословской мысли у святителя Григория Назианзина соседствует или даже слита с поэзией. Согласно отцу Иоанну Мейендорфу, наши Рождественский, Богоявленский и Пасхальный каноны - не что иное, как перефразированные Иоанном Дамаскином отрывки из проповедей святителя Григория Богослова. Фома Аквинат, убежденный католик, утверждал, что у любого отца Церкви можно найти хоть какую-нибудь неверную мысль или высказывание, а у Григория Богослова - ни одного.

Не будем сейчас обсуждать его богословие, - это делается в курсах основного богословия, догматики, патристики. Для нашего предмета важны апологетические аспекты его творений. Причем речь идет не только о нем, а обо всех Великих Каппадокийцах во главе с Василием Великим.

Интеллигенция первых веков была воспитана на античной философии и прежде всего на трудах Аристотеля, Платона и его последователей - неоплатониках. Для каппадокийских святых Отцов, как и для других отцов Православной Церкви, христианство есть личностная встреча с Богом Отцом, Христом, Святым Духом. Не от философии, тем более греческой, которую он, галилейский росток, просто не знал, апостол Петр воскликнул: Ты Христос, Сын Бога Живаго… Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни (Ин 6:68–69). Опыт этой встречи надо было перевести для думающего, антично мыслящего человека в доступные ему понятия и категории; при этом последние действием откровения Божия и Священного Писания принципиально меняли свое содержание. Задачей этой работы, которую проделали Отцы IV–V вв., было убрать камни на пути к личностной вере, к пониманию Божественного откровения. Для этого необходимо было убедительно и последовательно в полном согласии со Священным Писанием и Священным Преданием сформулировать христианское учение в категориях греческой философии, чтобы по существу произвести революцию в головах образованной элиты современного им общества.

Это и Божественное начало мира вместо безначального хаоса, это личностное отношение к каждому отдельному человеку, это и единство Бога в трех Ипостасях, это отрицание платонической и других концепций вечности материи, каковая идея уходит в представление греческой религии о первоначальном и безначальном хаосе, порождающем богов. Это вера в Бога Творца, а не просто демиурга, бессмертие души, представление об условном характере времени и его сотворенности и т. д. Христианство породило принципиально новые представления о мире и лишь для раскрытия их пользовалось категориями античной философии и науки. Важнейшей была идея развития, восхождения к Богу через покаяние, искупление каждого отдельного человека Богочеловеком - Иисусом Христом.

Идеи Василия Великого и других Великих Каппадокийцев получили развитие в работах Иоанна Дамаскина (†750), который допускает изменяемость творения, а также сыграл большую роль в борьбе с иконоборчеством. И его 3-я песнь Канона 5-го гласа четко выражает его представления о положении Земли во Вселенной. Ее можно использовать для апологетической работы. Водрузив на ничесомже землю повелением Твоим и подвесивый неодержимо тяготейшую . При желании здесь можно увидеть намек на закон тяготения. Ни о каких китах здесь речи нет. А кончается этот ирмос словами: на недвижимом, Христе, камени заповедей Твоих Церковь Твою утверди, Едине Блаже и Человеколюбче . Мысль о висящей в пустоте Земле трансформируется у Иоанна Дамаскина в мысли, что Церковь стоит на недвижном камени, твердом основании Заповедей Христовых. Мысль его восходит к словам Христа На сем камне Я создам Церковь Мою и врата адовые не одолеют ее (Мф 16:8). Удивительное противопоставление тварно-материального и духовного. Такие сравнения, сопоставления и противопоставления типичны для богословских и, в частности, апологетических, морально назидательных работ прошлого. Книга святителя Тихона Задонского так и называется “Сокровище духовное от мира собираемое”.

Преподобный Иоанн Дамаскин, развивая мысль Василия Великого об учении языческой мудрости, пишет так: “И мы позаимствуем мудрость языческих писателей и ученых, являющихся служителями Истины”. Он подчеркивал, что богомудрый Моисей сначала изучал египетскую мудрость, а потом коснулся Божественных уроков. Иоанн Дамаскин как бы замыкает собою эпоху великих отцов древней Церкви и начинает эпоху великих подвижников средних веков.

На западе Викторин (IV в. по Р. Х.) и Иларий (†367) провели большую работу по переводу христианских грекоязычных авторов на латинский язык, а также создавали свои оригинальные труды в развитие их представлений . Блаженный Августин (*354–†430) в своей христианской доктрине замечает, что Иларий овладел языческой ученостью, чтобы поставить ее на службу христианской вере. Иларий и Августин считали, что вера и разум не противоречат друг другу, а находятся между собой в гармонии. Кстати, Викторин, один из образованнейших людей своего времени, в молодости был противником христианства, а затем лишь стал его апологетом.

Подвижник Востока преподобный Ефрем Сирин (†373–†379), чьи произведения составляют сокровищницу православной аскетики, писал: “Что видим в природе - тому же учит и Писание. И природа, и Писание, если правильно будем вникать, показывают одно и то же”. Позже его мысль была отлита в четкую формулу: “Природа и Писание как две книги, написанные одним автором, не могут противостоять друг другу, если только мы правильно читаем одну из них или обе вместе”.

Крупнейшей фигурой западной латинской апологетики был блаженный Августин, оказавший огромное влияние на развитие западной философии и апологетики в частности . В последние годы к его трудам проявляется огромнейший интерес среди наших светских историков и философов. На восточную мысль он особого влияния не оказал. Наоборот, будучи блестяще образованным и глубоко эрудированным человеком, он хорошо владел знаниями и идеями греко-языческих теологов и мыслителей.

В настоящей статье сознательно обходятся чисто теологические споры и труды золотого века христианского богословия .

Великие отцы Церкви раскрыли глубины Священного Писания, разъяснили надмирность христианства, показали, как должно относиться к светским наукам, светской культуре, в ту пору языческой, и использовать их для проповеди христианства. Их опыт особенно ценен сейчас, когда нас окружает атеистический мир.

Историческое учение об отцах Церкви Филарета, архиепископа Черниговского и Нежинского. Т. 1. СПб., 1882. С. 54.

На русском языке творения Иустина Философа и Мученика были изданы с введением, примечаниями протоиереем П. Преображенским (М., 1892). Первая и вторая Апологии - в сборнике “Ранние отцы Церкви” (Брюссель, 1988. С. 255–361). - п. Г. К. - О его творениях см. также Дворкин А . Ветхий Завет как христианская книга в писаниях св. Иустина, Философа и Мученика // Альфа и Омега. 1994. № 3; Миллер Т . “Диалог” Иустина и “Диалоги” Платона // Альфа и Омега. 1997. № 3(14). - Ред .

Учение Иустина Философа о Втором Лице Троицы исторически очень важно для борьбы с широко распространившимися сейчас неоарианами. Он подчеркивает веру в то, что Сын Божий “собственно один рожденный от Бога, Его Слово, Первородный и Сила; Слово, сосуществующее с Ним прежде создания”, Господь и Бог, Творец и Правитель мира. В своем исповедании Иустин явно раскрывает содержание 1-й главы Евангелия от Иоанна.

Там же. Оригену посвящена огромная литература (приводятся лишь отдельные работы на русском языке): Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице. СПб., 1879; Соловьев В. С. Ориген // Собрание сочинений. Т. 10. С. 439–449; Скворцов К. Философия отцов и учителей Церкви (период апологетов). Киев, 1868 (глава “Ориген”). - п. Г. К. - См. также Сидоров А. Жизненный путь Оригена // Патристика. Н.-Новг., 2001, где приводятся данные некоторых книг об Оригене. - Ред .

Стоическую идею цикличности пытался развивать еще Татиан, находившийся в конце своей жизни под влиянием восточной мистики и гностиков. Представление о всеобщем воскресении он толковал как возобновление жизни в новом мировом цикле. Он верил и в Страшный суд, и в посмертное воздаяние.

Творения священномученика Киприана епископа Карфагенского. СПб. О священномученике Киприане см. Митрополит Антоний (Мельников), Сомань Х. Святой Киприан епископ Карфагенский и “папа” Африканский // Богословские труды. Сб. 18. С. 231– 237.

Из неупомянутых ранее следует отметить Минуция Феликса и его сочинение “Октавий”, которое называют “жемчужиной апологетической литературы”.

Литература, посвященная гностикам, весьма обширна: Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. СПб., 1910; Поснов М. Э. Гностицизм II в. и победа христианской Церкви над ним. Киев, 1917; Он же . История христианской Церкви (до разделения Церквей - 1054). Брюссель, 1964; Соловьев В. С. Гностицизм // Собрание сочинений. Т. 10. С. 323–328; Он же . Валентин и валентианиане // Там же. С. 285–290; Он же . Василид // Там же. С. 291–292; серия статей в Православной энциклопедии. Наиболее глубокая духовно-нравст­венная оценка гностицизму дана священником Сергием Мансуровым в его “Истории Церкви” (Богословские труды. Сб. 17).

Деизм - очень неопределенный. В XVI веке деистами называли так называемых социан, не признававших догмат о Святой Троице и Божество Иисуса Христа. В XVII–XVIII веках деистами назывались мыслители, признающие безграничные права и возможности разума. Одни из них признавали сверхразумные тайны (Локк), другие отрицали чудеса (Тиндаль), третьи склонялись по существу к чистому пантеизму (Толанд). Краткую характеристику деизма и его форм дал проф. МДА С. С. Глаголев в “Православной богословской энциклопедии” (Т. IV. Пг., 1903. С. 971–975).

Викторин (Гай Марий Викторин) - римский ритор и писатель, на склоне лет ставший христианином. Его богословие несет отпечаток неоплатонизма, сказавшегося и на его антиарианских сочинениях. Комментировал Послания апостола Павла. См. о нем Фокин А . Из истории западного богословия. Триадология Мария Викторина // Альфа и Омега. 2000. № 1(23). Иларий Пиктавийский - епископ Пуатье, пламенный противник арианства, претерпевший гонения и прозванный Афанасием Запада; см. о нем Попов И. В . Святой Иларий, епископ Пиктавийский // Богословские труды. Сб. 4–7. - Ред .

См. о нем Фокин А. Из истории западного богословия. Блаженный Августин Иппонский // Альфа и Омега. 2000. № 2(24). - Ред.

Архимандрит Киприан (Керн). Золотой век святоотеческой письменности (Жизнь и учение восточных отцов IV века). Paris,1967.

Биографические сведения. Ориген (185-253/254) - древнегре­ческий философ. Родился и долгое время жил в Александрии. Изучал философию в школе Аммония (где учился Плотин). В 217 г. Ориген воз­главил философско-христианскую школу в Александрии, в которой ра­нее преподавал Климент Александрийский. Согласно некоторым сведе­ниям, дабы избегнуть плотских искушений, Ориген произвел самооскоп­ление. В 231 г. он подвергся осуждению двумя александрийскими синодами, приговорившими его к изгнанию из Александрии и лишению звания пресвитера. После этого переехал в Палестину, где открыл свою школу. Во время антихристианских гонений был арестован и брошен в тюрьму, где после пыток умер.

Основные труды. «Творение», «Против Цельса».

Философские воззрения. Три уровня смысла в Библии. Следуя Филону Александрийскому, Ориген разработал учение о трех уровнях смысла Библии:

Телесном - буквальном;

Душевном - моральном;

Духовном - философско-мистическом.

Наиболее глубоким является духовное.

Отношение к античной философии. Развивая свое понимание «духовного» смысла Библии, Ориген опирался на идеи языческой фи­лософии (стоицизма и неоплатонизма), в которых он искал обоснова­ние и доказательство для основных положений христианского веро­учения. Он считал языческую мудрость подготовкой к восприятию идей христианства, поэтому обучение своих учеников он начинал с ан­тичной философии, диалектики (логики), естествознания и математики (особенно - геометрии).

Космогония и сотериология. Еще до создания времени Бог еди­ным творческим актом создал определенное число духов (духовных существ), способных воспринимать Бога и уподобляться ему. Все они наделены нравственной свободой. Один из этих духов с такой лю­бовью устремился к Богу, что неразрывно слился с Божественным Ло­госом и стал его тварным носителем. Это и есть та душа, посредством которой Сын Божий позднее смог воплотиться на земле, так как непо­средственное воплощение Божества немыслимо. Пользуясь нрав­ственной свободой, другие духи повели себя по-разному, отсюда воз­никли три вида существ.

смотрим

Таблица 32. Три вида существ

Высшей целью творения является его причастие полноте Бога, по­этому падение ряда духов вызвало со стороны Бога ответные дей­ствия. Так как природе Бога не свойственно действовать принуждени­ем и духи свободны, то для спасения павших Бог создает физический мир, куда падают первозданные духи, охладевшие в любви к Богу и ста­новящиеся при этом душами. Там души испытывают на себе последст­вия зла, но имеют возможность следовать путем добра, что и приводит павших к обращению и возвышает их до прежнего состояния. Таким образом, физический мир есть лишь средство для их исправления и восстановления. Нашему физическому миру предшествовало беско­нечное количество таких же миров, и души, которые не обратились к Богу в одном мире, сохраняют эту возможность в последующих.

Ориген утверждает неизбежность полного спасения, т.е. возвра­щения к Богу (апокатастасис) для всех духов, включая дьявола, и, соот­ветственно, временность адских мук.

Еретические идеи. Учение Оригена резко расходится по ряду воп­росов с позднее сформировавшейся ортодоксальной христианской теологией. Особое осуждение церкви вызвали идеи:

Неизбежное спасение всех душ;

Существование бесконечного количества физических миров, пред­шествовавших нашему;

Заимствованное у Платона учение о предсуществовании душ и о знании, как «воспоминании»;

Учение о душе Христа, как тварном (сотворенном) духе, ставшем носителем Божественного Логоса (в ортодоксальной традиции Хрис­тос понимается как «вторая ипостась», или Бог-Сын, а у Оригена Сын оказывается во всем ниже Отца).

Судьба учения. В 543 г. в эдикте императора Юстиниана Ориген был объявлен еретиком. Тем не менее его учение оказало большое влияние на многих отцов церкви (патристика) и на средневековую философию.

Апологетика (Apologetics)

Термин «апологетика» происходит от греческого слова «апология», что значит «заступничество, оправдание». Апологетикой называется течение в христианской теологии и философии, выступавшее в защиту христианского вероучения - в основном в период формирования хри­стианства и борьбы с язычеством (табл. 35).

Время наиболее интенсивного развития апологетики - II-V вв., особенно актуальна она была в период до 325 г., когда неоднократно имели место массовые гонения на христиан. В это время христианство выступает как «соблазн для иудеев, безумие для эллинов и недозволен­ная религия для правительства». Отсюда необходимость защиты хрис­тианства по трем направлениям.

смотрим таблицы

Таблица 33. Основные направления апологетики

Собственно философские идеи в первую очередь можно об­наружить в апологиях, направленных против язычников. Центральная проблема - отношение между разумом и верой, языческой фи­лософией и христианским вероучением. В решении этой проблемы сформировались две противоположные позиции (табл. 34).

Таблица 34. Отношение апологетов к языческой философии

Таблица 35. Философские идеи апологетов

1 Эта знаменитая формулировка «кредо христианства» традиционно приписывается Тертуллиану, хотя в его сохранившихся работах ее нет.

ХРИСТИАНСТВОo НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ВЕКОВ: ОРИГЕН ПРОТИВ ЦЕЛЬСА

В первые века христианской эры основатели Восточного православия превратили духовный импульс апостолов в универсальную мировоззренческую систему. Благодаря этому, христианство не утратило связи с античным наследием и включило в себя высший интеллектуальный опыт эллинской культуры. Однако нужен был могучий универсальный ум, который сумел бы найти философскую форму для христианского учения и дать ему систематическое изложение. Эту работу совершил Ориген, ученик и преемник Климента Александрийского, названный Дидимом Слепцом «вторым после Павла».

Ориген стал основателем церковной науки в широком смысле слова и основателем христианского богословия. Он создал церковную догматику и заложил основание системному изучению христианской и иудейской религий. Он освободил христианское богословие от задач апологетических и полемических, сообщив ему самостоятельный характер и положительное значение. Он провозгласил примирение эллинской философии и христианской веры, высшей культуры с Евангелием. Так были заложены основы христианского эллинизма, и христианство предстало перед образованным эллинским миром во всей полноте своего духовного богатства.

Ориген был одним из величайших духовных авторитетов своего времени. Его идеи в последующие века не раз вызывали острые споры и разногласия (они были объявлены еретическими на 5-ом Вселенском соборе в 553 году), но неизменно влияли на становление как Восточного, так и Западного богословия. Оригена цитировали, им восхищались и с ним спорили философы и богословы, и споры и разногласия эти продолжаются до наших дней.

Слава Александрии, Ориген (по-гречески «рожденный Оросом»), родился в промежутке между 182 и 185 гг. от Р.Х. в Александрии в семье учителя риторики и грамматики Леонида, погибшего во время гонения на христиан при Септимии Севере. Юноша Ориген спасся только потому, что мать спрятала его одежду и он не мог выйти в тот день на улицу.

Знакомый с Писанием с детства Ориген не испытал долгих мучительных поисков истины и духовных кризисов. Юность его прошла в Александрии - городе, прославленном своими библиотекой, философскими школами и универсальной образованностью. Пять лет он провел в качестве ученика у знаменитого философа неоплатоника Аммония Сакса. Другим учеником Аммония был в это время Плотин, один из последних гениев эллинской философии. Не достигший восемнадцати лет Ориген был приглашен учителем в христианскую катехитическую школу, которую в то время возглавлял учитель Оригена александрийский пресвитер Климент.

Чтобы читать Ветхий Завет в подлиннике, Ориген изучил еврейский язык. Он много путешествовал: был в Аравии, Риме, Греции, Кесарии, Никодимии и Антиохии, проповедуя христианство и принимая участие в ученых диспутах. Благодаря своей широкой эрудиции, Ориген сумел привлечь к христианству внимание образованной части общества. Литературной продуктивности Оригена много способствовал его друг и меценат Амвросий, обращенный им к церкви из секты гностика Валентина, к которой тот принадлежал.

В 231 году Ориген окончательно поселился в Кесарии, где он продолжал свою деятельность в качестве катехета, учителя и проповедника. По приглашению матери императора Александра Севера он ездил с проповедями в Антиохию, а 235 году во время гонений Максимина он два года скрывался в Каппадокии. Ориген успешно боролся с адонтианцами и с психопаннихитами, учившими о смертности души или ее сне до всеобщего воскрешения.

Во время гонения на христиан Декия в 251 году он был брошен в тюрьму и подвергнут пыткам. «Что и сколько пережил Ориген в это гонение, - пишет Евсевий Панфил, - и каков был этому конец, когда злобный демон выстроил против этого человека все свое воинство и накинулся на него всеми силами и средствами - больше, чем на всех, с кем он вел тогда войну; что и сколько выдержал за веру Христову этот человек: оковы, телесные муки, истязания железом, тюремное подземелье, многодневное сидение с растянутыми... ногами, угрозу сожжения и вообще что только ни делали с ним враги - все он мужественно вынес ». Выпущенный на волю, он умер в Тире между 251 и 255 гг.

Сочинения Оригена делятся на несколько групп. Это, прежде всего, сочинения библейско-критические, экзегетические, догматические, апологетические, назидательные и, наконец, его письма.

Библейские комментарии и экзегетика, т.е. толкование и разъяснение Священного Писания, составляют значительную часть наследия Оригена. Поскольку в то время Священные тексты существовали на разных языках: арамейском, греческом, сирийском и других - работа по сведению текстов и их комментированию была исключительно важной. В знаменитых утраченных «Тетраплах» (τετραπλά γράμματα) и «Эксаплах» (εξαπλά) Ориген наглядно сопоставляет перевод Библии семидесяти - Септуагинте с еврейским оригиналом, еврейским текстом в греческой транскрипции, а также с переводами Акилы, Симмаха и Феодотиона. Ориген собрал и систематизировал несколько списков Евангелий из различных христианских центров Средиземноморья. Одним из таких списков был составленный им сборник под названием «Гомологумена», в который вошли четыре Евангелия, Деяния Апостолов, 13 Посланий Апостола Павла, Первое Послание Иоанна, Первое Послание Петра и Откровение Иоанна. Эти книги были приняты в качестве канона Священного Писания всеми церквами Средиземноморского бассейна.

Библия для Оригена является высшим интеллектуальным авторитетом, неистощимым источником метафизики, теологии, этики, философии и научных знаний. Она представляет собой для него удивительное многогранное целое, вдохновенное Богом. Помимо непосредственного конкретного смысла, она содержит в себе «тайную весть», открытую тем, кто владеет ключом к ней. Ориген утверждал, что Библия содержит в себе три уровня смысла: телесный, или исторический, душевный, или моральный и, наконец, духовный, или аллегорический. Защищая аллегорический метод Библейских комментариев, Ориген считал, что буквальное истолкование Библии в некоторых случаях может быть абсурдным или даже безнравственным. Кроме того, сохранились работы Оригена, посвященные таким проблемам, как воскресение, молитва, мученичество, а также беседы и проповеди. Известны также его «Послание к Африкану», комментарии к апокрифической, т.е. не вошедшей в Священное Писание, истории Сусанны и старцев, а также апологетический трактат против Цельса в восьми книгах, в котором христианский философ спорит с философом эллинским.

Около 230 года Ориген издал первое систематическое изложение христианской философии -«О началах» (Пερίάρχών), дошедшее до нас в отрывках и в латинской переработке Руфина (IV век), работа, в которой проявился его мощный дар систематизатора. Ориген рассматривает в ней Первопринципы Бытия (principum, initium, causa omnium), или Самоначало. Говоря о Логосе как о выразителе Божественных энергий, или, по словам Плотина, «энергии от сущности», Ориген закладывает основы имманентного учения о Слове. Сын - это энергия всей Божией Мощи, и Бог сотворил мир через Сына: «Слово и Мудрость рождены из невидимого и нетелесного Отца.» Ориген говорит об одной сущности и трех ипостасях: Отце, Сыне и Святом Духе. В этом капитальном труде Ориген закладывает основы христианского богословия.

Следуя логике платонизма, Ориген строит следующую систему рассуждений: хотя все существующее предполагает некое Начало, должно существовать также и Безначальное Начало, дающее начало всему. Это Безначальное Начало объемлет, содержит и проницает все, созданное им, при этом превышая все, созданное им. Это Начало является Богом, превышающим пространство и время и пребывающим в своей «безначальной и вечной жизни», в вечном сегодня, в котором нет ни вчера, ни завтра.

В духе религиозной и философской мысли своего времени Ориген пишет о посреднике между Богом и всем созданным Им. Таким посредником между Богом-Творцом и Творением является Логос-Слово, который «есть сама Премудрость, само Слово, сама действительно существующая жизнь, сама святость». Важнейший момент в учении Оригена - это рождение Сына-Логоса от Отца. Сын совечен Отцу, он вечно рождается от Отца, ибо, по словам Оригена, «Отец никогда, ни в один момент своего бытия, не мог бы существовать, не рождая Премудрости».

По словам Л.П. Карсавина, Ориген не «выводит» Бога и не «доказывает» Его. «Он восходит к Безначальному Началу от бытия относительного или «оначаленного»... Поэтому он отчетливо сознает неприменимость к Богу всех человеческих понятий и слов и вслед за новопифагорейцами, Филоном, гностиками и Климентом Александрийским утверждает непостижимость Божества. Как гностики, он называет Бога Бездной и Мраком. И тем не менее он исповедует Бога как сознающий Себя Ум, т.е. как Бога личного .» Но так как самосознание предполагает конечность сознаваемого, Ориген признает Бога ограниченным.

Логос-Слово является неоскверненным зеркалом Отчей энергии. Он рожден раньше Первоархангелов и Ангелов, он - Начало после Начала Безначального. По Оригену, Логос обитал в первом человеке Адаме, и он же является Иисусом Христом, новым Адамом. Если Бог-Отец сотворил, а Бог-Сын образовал и изукрасил мир, то Дух Святой, согласно Оригену, действует через Сына и завершает его дело: освящает святых, одухотворяет пророков, объединяет и создает церковь. Отец, Сын и Святой Дух являются самостоятельными и отличающимися друг от друга «личностями», ипостасями, составляя при этом единую Троицу. Однако в самой Троице Ориген вводит соподчинение, ставя Отца выше Сына и Св. Духа. Ориген называет Сына «средней природой» и даже «созданием», трактуя Отца как абсолютную, единую, неразличимую мощь или потенцию, а Сына как актуальность, или осуществленность этой потенции, как иное, чем Отец, хотя и одно с Ним. Он пишет: «Бог всячески единое и простое; Спаситель же наш ради многого становится многим». Он есть первая ступень перехода от единого ко множественному.

«Вопрос о взаимоотношении ипостасей внутри Троицы крайне важный; его лучше всего проследить на отношениях между Отцом и Сыном, - пишет протестантский богослов Дж. Н. Д. Келли. - Ориген часто представляет эти отношения как моральное единство: Их воли практически совпадают .» В то же самое время идеи Оригена далеки от завершенности и последовательности. Ориген и ополчается против тех, кто говорит о рождении Сына «из сущности Отца», и одновременно спорит с теми, кто утверждает, что Сын «сотворен Отцом из несущего, т.е. вне сущности Отца». «Мы убеждены в существовании трех ипостасей: Отца, Сына и Святого Духа», - заявляет Ориген, однако учение его о Святом Духе также остается неразработанным. Называя Святой Дух самостоятельной ипостасью, Ориген пишет об изведении Духа Отцом через Сына и ставит его ниже Сына. Дух представляет Собой переход к полноте идей, созданной через Сына.

Много споров в богословии вызвали отразившие неоплатонические влияния идеи Оригена о сотворенных Богом бесчисленных духах, отпавших от Бога и погрузившихся в «темницу духа, материю». Причиной отпадения была свобода, которой Бог наделил созданных им чистых духов. Пресыщенные блаженством, духи употребили во зло эту свободу и отпали от Бога, одни в большей, другие в меньшей степени.

Первым следствием падения духов было их остывание и превращение их в души. Душа - первый шаг к материализации, к воплощению духа. Вторым следствием падения было их неравенство: одни из них сохранили больше внутреннего огня, а другие меньше. Отсюда различия в мудрости и нравственных совершенствах. Следствием внутренних неравенств явились и неравенства внешние. Для воплощения духов Бог создал материю, которая по своим качествам приспособлена к свободе духов. После долгого пути и при помощи осуществляемой Сыном «Божественной педагогики» эти духи снова вернутся к Богу. Так всеобщее падение приведет к всеобщему восстановлению: весь мир придет к Христу, и Христос передаст власть Отцу, тогда материя исчезнет и «будет Бог все во всем».

Учение Оригена о Троице и о единосущности также породило множество споров и противоречивых толкований. В то время как одни богословы вслед за Оригеном подчеркивали единосущность Сына Отцу, другие, также следуя Оригену, настаивали на идее их субординации и отличии. К первым принадлежал Феогност, бывший во второй половине третьего века главой катехитической школы в Александрии, который учил, что усия Сына происходит от усии Отца подобно тому, как это происходит с сиянием, исходящим от источника света, или с потоком, текущим из источника. Как в случаях с сиянием и потоком, которые не тождественны и не иные по сравнению со своими причинами, так и Сын не тождественен Отцу и не отличен от Него.

Известным сторонником субординациализма был последователь Оригена александрийский епископ Дионисий. В пылу борьбы с модализмом Савеллия, он резко отделял Сына от Отца, отрицая Его совечность Отцу и называя Сына тварью, которая относится к творцу так как вино к виноделу, а корабль к кораблестроителю. Известно, что в четвертом веке св. Афанасий пытался оправдать епископа Дионисия, а Василий Великий отмечал, что борьба с Савеллием увела его к другой крайности.

Субординациализм Дионисия Александрийского (248-265 гг.) вызвал резкую отповедь со стороны епископа Дионисия Римского (259-268 гг.), который, будучи возмущен его оригенистской концепцией троичности, в свою очередь, развивал монархианистические идеи, напоминающие Новациана, отделяющие Сына от Отца и ставящие Отца выше Сына.

В IV веке христианской эры Каппадокийские отцы Василий Великий, Григорий Нисский и Григорий Назианзин разработали учение о единосущей Троице, в котором Отец, Сын и Святой Дух признаны разночинными и единосущными, тождественными во всем, кроме своих ипостасей - свободных «личностей внутри Божественного единства». Каппадокийские отцы основывают свое учение на богословском опыте прошлого, и, в первую очередь, на александрийском богословии Оригена. Они развивают, дополняют, уточняют идеи Оригена, толкуя Отца как «причину творения», Сына - как «причину зиждительную» и Святого Духа - как «причину усовершающую», приходя к трем имманентным свойствам, которыми только и отличаются три ипостаси: к «нерожденности» Отца, «рождению» Сына и «исхождению» Духа. Как пишет Л.П. Карсавин, дальше человеческий ум идти не способен, «ибо не человеку судить о «неизглаголемой и неизъяснимой природе», «никаким именем не объемлемой ».

Трактат Оригена «Против Цельса» («Κατά Kέλσον») является одним из наиболее ярких произведений христианской апологетической литературы III столетия. Это - наиболее полная и совершенная из древнецерковных апологий. Книга написана в опровержение той критики христианства, с которой выступил ученый Цельс, широко образованный писатель конца II века в своем не сохранившемся до наших дней трактате «Λόγος άληθής» - «Истинное слово».

Как работа Иринея против гностиков донесла до нас много ценных сведений о них, так работа Оригена является научно добросовестным компендиумом фактов, свидетельствующих о борьбе уходящего язычества с еще непризнанным, но уже набирающим силу христианством. Если зарождение и первоначальное оформление христианства происходило в контексте Ветхозаветного общества, то, начиная с середины II века, уже можно говорить о параллельном существовании и непосредственном взаимодействии языческого и христианского космосов. Так мы видим, что в лице Цельса христианство стало объектом внимания и критики со стороны римской философии. В апологии Оригена произошло столкновение александрийского христианства с синкретизмом угасающей римской культуры, представленной Цельсом. Это был спор христианства с античной ученостью и многознанием. В апологии даются в остром столкновении два полярных мировоззрения, две традиции и культуры, но, помимо этого, объектом дискуссии и разнонаправленного анализа стал второй оппонент христианства - иудаизм, от имени и под флагом которого Цельс также вел наступление на христианство, акцентируя не преемственность, а враждебность двух этих религий.

Историческая критика разбила немало копий, выясняя личность противника Оригена Цельса и определяя его исходную философскую платформу. Озаглавив свою книгу «Против Цельса», Ориген, тем не менее, не очень конкретно представлял своего оппонента, который, как пишет Ориген в предисловии, к тому времени «давно уже и умер». Ведь работа Оригена писалась три четверти века спустя после выхода в свет цельсовского «Истинного слова». Ориген адресуется к двум Цельсам, известным ему: к Цельсу, эпикурейскому философу времен императора Нерона (70-е гг.), и к другому Цельсу, тоже эпикурейскому философу времен императора Адриана (117-148 гг.) (1, VIII). Кроме того, Ориген упоминает еще об одном известном в то время Цельсе, авторе «многочисленных сочинений против магии» (1, LXVIII). Возможно, здесь он имел ввиду философа и друга известного эпикурейского писателя II века Лукиана Самосатского, которому последний посвятил свое сочинение Pseudomantis, где и представил этого Цельса как человека всяческих эпикурейских достоинств: как мудрого, сбалансированного, любящего истину, заслужившего известность своим опровержением магии.

Определенные хронологические совпадения дали основания большинству исследователей отождествлять двух упомянутых Цельсов: Цельса, автора «Истинного слова» - оппонента Оригена, и Цельса, друга и единомышленника известного римского писателя времен Марка Аврелия Лукиана Самосатского. Время написания «Истинного слова» относят к царствованию императора Марка Аврелия (161-180 гг.), когда усилились гонения на христиан, а именно, к 177-178 гг. - ведь в эти годы, согласно Евсевию (V, 5), происходили гонения против Лионской церкви.

«Тогда, как и следовало, вера умножилась, - пишет в «Церковной истории» Евсевий Панфил, - наше учение можно было свободно проповедовать всем; Оригену было уже за шестьдесят, у него накопился огромный опыт... В это время он составил в восьми книгах возражения эпикурейцу Цельсу, написавшему против нас сочинение под заглавием «Слово истины... ». Однако несмотря на определенную оценку Цельса как эпикурейца, трудно сказать был ли Цельс на самом деле эпикурейцем или платонистом в буквальном смысле этого слова. Скорее всего, он был философом эклектического мировоззрения, т.е. того мировоззрения, которое было характерно для греко-римской интеллигенции конца второго и начала третьего веков. Философский эклектизм Цельса позволил Оригену выставлять своего противника как одновременно эпикурейца и платониста, а иногда и стоика.

На основании сочинения Оригена можно заключить, что Цельс был хорошо знаком с христианским вероучением и часто даже по первоисточникам. Критика Цельса направлена в первую очередь против Евангелий, Деяний Апостольских, Посланий ап. Павла, а также Откровения Иоанна Богослова. Хорошо знал он и первоначальную историю христиан, и положение современной ему церкви. Таким образом, в лице Цельса христианство встретило одного из самых серьезных своих критиков из среды язычников.

Нужно отметить, что сочинение Цельса, написанное в 178 году, долгое время не встречало со стороны христианских писателей отповеди и только в лице Оригена спустя чуть ли не три четверти века нашло себе достойного критика. Нужно отдавать себе отчет, что сочинение Цельса не могло иметь слишком большого значения в глазах христиан той эпохи. Что же касается нехристианских читателей, то беспринципная эклектичность собственных цельсовских воззрений и философическая абстрактность приемов его критики вряд ли могли вызвать среди них сочувственный отклик. В своем предисловии Ориген пишет по этому поводу: «Сочинение же Цельса, мне кажется, совсем не заключает в себя обольщения, даже и того пустого, которое присуще некоторым из основателей философских школ, потративших на это (дело) все же далеко не дюжиный ум.» Ориген долго откладывал написание опровержения Цельса и взялся за него только уступая настойчивым просьбам своего друга Амвросия.

Создание трактата «Против Цельса» относится к последним годам жизни Оригена, когда тот, разойдясь с александрийским епископом Димитрием, оставил Александрию и поселился в Кесарии палестинской. В самом трактате Ориген делает важные указания на причины написания этой работы. Он пишет, что в пору работы над ней «страх перед внешними гонениями давно уже прекратился», тем не менее, он замечает тревожные признаки грядущих бедствий: «те, которые всяким способом стараются навлечь подозрение на нашу веру, желают видеть причину столь сильного смятения наших дней в очень большом количестве верующих и в том обстоятельстве, что верующие не преследуются более властями, как это было раньше.» Положение, описываемое Оригеном, более всего подходит к периоду царствования императора Филиппа Аравитянина (244-249 гг.), когда христиане наслаждались покоем в преддверии гонений императора Декия (249-251 гг.). Таким образом, просьба друга и мецената Оригена Амвросия написать отповедь Цельсу была делом совести христианина, болевшего душой за христианскую церковь. Ориген, вначале неохотно принявший предложение друга, вскоре увлекся поставленной перед ним задачей, увидев какого опасного противника имеет христианство в лице Цельса.

В своем опровержении Цельса Ориген следует за планом его сочинения и связывает свои опровержения с отдельными частями сочинения своего противника, отказываясь от собственного плана. Обращаясь к Амвросию, инициировавшему написание книги, Ориген пишет: «...апология, составление которой ты от меня требуешь, только ослабляет ту апологию, которая заключается в деяниях (христиан), она только затемняет величие Иисуса, очевидное для всех, имеющих непритупленные чувства. Впрочем, дабы ты не подумал, что я отказываюсь от исполнения твоего поручения, я постараюсь на каждое из положений Цельса представить, по мере возможностей, подходящий, по моему мнению, ответ, хотя слова (Цельса), собственно, никого из верующих не могут привести в смущение.»

Вслед за Предисловием, в котором Ориген обсуждает цельсовские возражения общего и принципиального характера, Ориген рассматривает и опровергает возражения Цельса против христианского учения, выдвигаемые им как с точки зрения иудаизма, так и с точки зрения язычества. Ориген должен был вести защиту христианства по этим двум линиям - в соответствии с двумя линиями нападок на идеи христианства со стороны Цельса. Таким образом, как мы видим, апология Оригена совмещала в себе одновременно борьбу с язычеством и иудаизмом и представляла собой компендиум христианской апологетики II-III веков.

В Книге Первой своей апологии Ориген отвечает на всевозможные возражения Цельса против христианства и христиан, носящие общий характер, в частности, что христианство - это закрытая тайная секта, или тайные общества, «запрещенные законами», утверждения, звучавшие особенно неубедительно во время расширяющегося влияния христианства в античном обществе.

Ориген показывает и несостоятельность утверждений Цельса о противопоставлении веры и разума у христиан, а также о том, что учение христиан варварское, основанное на неразумной вере (дескать, христиане объявляют «греховной мудрость житейскую и похвальным безумие») и не несущее ничего нового. Он снимает обвинение в чародействе и волшебстве, будто бы применяемыми христианами для убеждения своих сторонников и заодно затрагивает сложный вопрос об отношении между христианством и иудаизмом, возражая на утверждение Цельса, что христианство не имеет права на самостоятельное существование.

Далее Цельс вкладывает свои слова в уста придуманного им иудея и от имени последнего доказывает, что Иисус не есть ожидаемый Мессия, ибо Он рожден не от Бога, не признан Богом, не имеет свидетельств в пользу своего Божества, наконец, по телу он создан не как Бог, что «Иисус приблизил к Себе каких-то десять или одиннадцать отпетых людей - мытарей и лодочников очень дурной нравственности, и вместе с ними скитался там и сям, снискивая себе пропитание путем постыдного и настойчивого попрошайничества» и т.п.

Ответы Оригена, которые строятся на прекрасном знании как еврейского писания, так и эллинской культуры, не только обстоятельны и основательно продуманы, но проникнуты светлой и глубокой убежденностью и одухотворенностью. Пункт за пунктом Ориген рассматривает каждое возражение Цельса против христианства и опровергает его. Однако, в первую очередь Ориген демонстрирует, что его оппонент - человек, «который обещал представить в своей речи убедительные доказательства, а между тем сам думает отделаться одними только злословиями и укоризнами», который ведет себя не «как свойственно философу, пользующемуся разумными доказательствами, а как свойственно человеку, не получившему ни воспитания, ни образования, - человеку, который дозволяет себе увлечься внушениями страсти».

В Книге Второй продолжается полемика с теми возражениями, «которые в речи выведенного им (Цельсом) иудея касаются... верующих в Бога через Христа» При этом, по словам Оригена, Цельс «кажется незнакомым с теми приемами, какими должны пользоваться выведенные им лица в своих речах» (2, I). «Иудей» Цельса обвиняет обращенных в христианство иудеев в отпадении от веры отцов, ибо, по Цельсу, Иисус не есть Мессия, рассказы его учеников не заслуживают доверия, предсказания пророков не относятся к Иисусу Христу, Иисус не смог доказать, что он Мессия, и учение Иисуса и его предсказания неосновательны и легко опровержимы. Этот комплекс возражений Цельса дает Оригену возможность всесторонне рассмотреть вопрос о взаимоотношении между иудаизмом и христианством и раскрыть, с одной стороны, мудрость и глубочайший смысл Ветхого Завета и, с другой стороны, исполнение обетовании иудаизма в Иисусе Христе.

Третью книгу Ориген посвятил «обсуждению и опровержению тех положений, которые выставляются Цельсом от его собственного лица». Теперь решив, что «нет ничего достойного внимания в совопросничестве иудеев и христиан» (3, I), Цельс обратился к расколам и разделениям, возникшим в среде самих христиан, видя в них доказательство ложности христианского учения. Возражая ему, Ориген замечает: «Вообще где только появляется к жизни что-нибудь общеполезное и деятельное, там всегда образуются различные партии» (3, XII), показывая, что из разногласий, возникших на основании определенного учения, вовсе не вытекает его неистинность.

Ориген возражает и против цельсовской критики церковной организации как не основанной ни на каком разумном основании. Возражая Цельсу, он заявляет: «Наша организация покоится действительно на разумном основании или даже не просто на разумном основании, но на силе Божественной...» (3, XIV). Далее в этой книге Ориген в споре с оппонентом христианского учения раскрывает и защищает понятие веры у христиан и отстаивает идею Божественности Иисуса Христа, опровергая обвинения христиан в невежестве, безумии и злонамеренности.

В Четвертой книге своей апологии Ориген возражает Цельсу, который спорит с идеей воплощения Бога и утверждает, что все иудео-христианское богословие должно быть признано ложным, ибо снисхождение Бога привело бы только к «ухудшению» Божественного начала в результате соприкосновения с материей; такое учение, утверждает Цельс, свидетельствует о большом высокомерии и невежестве христиан и евреев. Далее Ориген подробно опровергает заявления Цельса, что Бог не мог создать ничего смертного и тленного, что Бог создавал этот мир не исключительно для человека, что ангелы, о которых учат христиане, суть на самом деле те же демоны и т.п. Важно, что возражая своему оппоненту, не способному проникнуть во внутреннюю логику христианского учения, Ориген ставит перед собой задачу не только искоренять и разрушать ошибки критика и хулителя христианства Цельса, но и находить «слова, при помощи которых мы могли бы созидать дело Христово и насаждать в сердцах духовный закон и те пророческие изречения, которые относятся к нему».

В Пятой книге Ориген разбирает утверждение Цельса о том, что ни евреи, ни христиане не заслуживают предпочтения из-за их богопочитания. Евреи, хотя и живут по закону своих отцов, имеют, по мнению философа-эпикурейца все же неудовлетворительное богопочитание, а христиане, отказавшись от веры отцов, создали полное противоречий учение о Божестве и об ангелах и отпали от всех народов, включая и иудейский.

В Шестой книге Ориген разбирает возражения Цельса против отдельных пунктов христианского учения, якобы заимствованных из учений греческих философов, таких как Гераклит, Сократ и, особенно, Платон или из мифологии: дескать, христианское учение о противнике Божием (Сатане и Антихристе) заимствовано из египетских мифов о Тифоне, Горе и Озирисе, а заслуживший к тому времени всеобщее уважение и восхищение христианский стоицизм также, дескать, заимствован из платоновского «Критона».

В Седьмой книге Ориген рассматривает обвинения христиан в том, что они отпадают от языческой религии и утверждение Цельса о могуществе и превосходстве языческих богов в предсказаниях, исцелениях, в общественной и частной жизни.

Наконец, в Восьмой книге Ориген опровергает взгляды Цельса на необходимость почитания демонов. Он рассматривает предложения Цельса о строгом наказании христиан за отказ почитать императора, а также о возможности частичного привлечения образованных христиан к участию в государственной деятельности.

Работа Оригена «Против Цельса» представляет собой последовательно развиваемое опровержение доводов противника, развиваемых последним с позиций эклектического интеллектуализма своей эпохи. Это мировоззрение, синкретическое по существу, вобрало в себя целый спектр несогласованных позиций и точек отсчета, по отношению к которым Цельс выступает в качестве некоего объединяющего центра. Цельс появляется в своей книге в разных ролях: то он - эпикуреец, то платонист, то эклектик цицероновского толка, то иудей, то морализирующий арбитр истины и нравственности, то строгий обвинитель и разоблачитель злоумышленников и исказителей истины. Он то вещает от имени высшей культуры, осуждающей невежество и варварство, то выступает как беспристрастный исследователь нового общественного - культурного феномена, пытаясь найти ему место (разумеется, в смягченном, стерилизованном варианте) в системе современных ему понятий и общественной жизни. Такой характер противника позволил Оригену создать апологию, в которой отразилась во всей широте апологетическая деятельность древней церкви не только по содержанию, но и по методу. Переводчик Оригена на русский язык Л. Писарев отмечает, что в свою апологетику Ориген привнес и специфические черты своего богословского метода, отражавшего общие тенденции александрийского богословия.

В противовес Цельсу, который рассматривал христианство как явление, не удовлетворяющее требованиям разума и основанное исключительно на слепой вере, Ориген в соответствии с основной тенденцией александрийской теологической школы стремится обосновать и развить тезис о христианстве как о знании, которое глубиной своих идей способно удовлетворить самым высоким и широким потребностям религиозной жизни. Таким образом, апология Оригена имеет особую ценность в истории христианской литературы как опыт построения научной защиты христианства на основаниях александрийской учености.

В течение долгого времени работа Оригена Против Цельса заслуженно пользовалась всеобщим вниманием христианских богословов, которые черпали в ней богатый апологетический материал для борьбы церкви с внешними врагами. Следы углубленного изучения этой работы мы находим у таких христианских писателей, как Григорий Богослов, Василий Великий, Евсевий Кесарийский, Иоанн Златоуст, Иероним Стридонский и др.

Интересна история влияния Оригена на религиозную мысль России. Ориген был любимым писателем русского религиозного философа XVIII века Г. Сковороды. На оригеновские принципы любви и раздора, выраженные соответственно в церковной и мирской историях, ссылался один из основателей славянофильства А.С. Хомяков. Вл. Соловьев увлекался идеями Оригена, усвоил и применял во многих своих работах аллегорический метод последнего. Интересную книгу об Оригене написал один из создателей церковно-исторической школы В.В. Болотов, проанализировав в ней учение Оригена о Троице. Об Оригене писали такие русские богословы как Д.А. Лебедев, В. Лосский, Л.П. Карсавин, Г. Флоровский и другие. Интересно отметить, что в 70-х годах прошлого столетия Оригеном увлекался русский писатель Н.С. Лесков, хлопотавший о переводе и издании на русском языке книги Оригена «О началах».

Сочинение Оригена Против Целься выдержало множество изданий как отдельно, так и в связи с другими его сочинениями. Первоначально оно долгое время печаталось в переводе на латинский язык, а затем уже и на современные европейские языки. Настоящий перевод с греческого на русский язык четырех книг оригеновской апологии был сделан Л. Писаревым в 1912 г. по изданию P. Koetschau и весьма близок к подлиннику. Текст перевода печатается по новой орфографии и синтаксису, в некоторых случаях архаическая лексика переводчика бережно модернизирована. Цитаты даются по Синодальному переводу Библии.

Аркадий Ровнер