Ясное изложение некоторых чудес магриба, или выборка воспоминаний о чудесах стран. Дамаск, Иерусалим и Священная Земля «Хиджаз»

Его семья жила в Тусе и имела персидское происхождение. Отец Абу Хамида был прядильщиком шерсти. Он рано ушёл из жизни и воспитанием Абу Хамида и его брата Абуль-Футуха Ахмада занялся один из друзей отца. Вскоре наследство, оставленное отцом иссякло и поскольку друг отца сам был очень беден он предложил братьям поступить в медресе в качестве учащихся, чтобы прокормить себя.

В 1070 году аль-Газали вместе с братом переехали в Джурджан (Горган) для продолжения обучения у имама Ахмада ар-Разикани и Абуль-Касима Джурджиани. В 1080 году аль-Газали поехал в Нишапур для того, чтобы стать студентом известного мусульманского ученого Абуль-Маали аль-Джувайни (ум. ), известного как Имам аль-Харамайн . У имама аль-Джувайни Абу Хамид изучал фикх , усуль аль-фикх , ашаритский калам и другие дисциплины. Среди учителей аль-Газали обучивших его тонкостям суфизма были Фазл ибн Мухаммад аль-Фарамизи (ученик Абуль-Касима аль-Кушайри) и Юсуф ан-Насадж .

Вскоре молодого и талантливого богослова замечает сельджукский визирь Низам аль-Мульк . Он пригласил аль-Газали в Багдад и поручает ему возглавить медресе Низамия . С по он преподаёт исламское право в созданном им ученом заведении. В медресе училось около 300 учеников, среди которых были: Абу Бакр ибн аль-Араби , Абу Джильд ибн ар-Разар, Абу Гайс аль-Джайли, аль-Барбабази, Абуль-Байих аль-Бакраджи, Абуль-Аббас аль-Аклиши, Абдул-Кадир аль-Джилани , Мухаммад ибн Яхья аш-Шафии и другие известные исламские богословы.

Богословская деятельность

Абу Хамид аль-Газали был последователем шафиитской правовой школы (мазхаб) и ашаритской акиды . Его труды способствовали развитию систематического представления суфизма и его интеграции в ортодоксальный суннитский ислам. Аль-Газали подвергал критическому рассмотрению положения всех основных направлений исламской мысли от исламской теологии, суфизма, исмаилизма до философии .

Калам

Мысли аль-Газали оказали важное влияние не только на мусульманских, но и на христианских средневековых философов . Аль-Газали считают и виднейшим представителем ашаритского калама (фактически последним великим философом калама, завершившим создание ашаритской метафизики) и основополагающим теологом суфизма. Его личность самоуглубленного мыслителя и мистика, не отказывающегося от передачи своих знаний другим, но избегающего мирских почестей и власти, очень популярен как пример «настоящего» мусульманина - мумина .

Аль-Газали ввёл новую интерпретацию понятия джихад в Коране . По мнению аль-Газали в 95 аяте суры Ан-Ниса («Женщины») речь не идёт о борьбе на поле боя, а о преодолении своего низшего «я» (нафс) . Тему джихада затронул в книге «Аль-Васит филь-мазхаб» (том 6) .

По уровню познавательных способностей людей аль-Газали делил их на две категории: «широкую публику», «массу» (аль-амма, аль-’авамм), и «избранных» (аль-хасса). К первой категории он относил рядовых верующих, которые слепо следуют религиозной традиции. Перед такими людьми нельзя давать символико-аллегорическое толкование священным текстам. К первой категории он также относил и мутакаллимов, функция которых должна ограничиваться защитой догм ислама от нововведений (бида). Ко второй категории он причислял, прежде всего философов (фаласифа) и суфиев, которые приходят к монистическому взгляду на бытие с помощью интуиции (ильхам) .

Из философов основными субъектами его критики стали Аристотель , аль-Фараби и Ибн Сина . Доказывая несостоятельность философского пути познания, аль-Газали постоянно использовал философские методы опровержения, широко прибегая к приемам аристотелевской логики. Движущими силами его поиска истины были сомнение, скепсис .

Суфизм

Аль-Газали сыграл очень важную роль в объединении понятий суфизма и законов шариата. Он был тем, кто в своих работах дал формальное описание суфизма . Когда (особенно в годы уединения) он стал тщательно изучать науки (калам, философию, исмаилизм , суннитскую догматику), он пришёл к выводу, что рационально сконструированная вера не жизненна, и всерьёз обратился к суфизму. Он понял, что нравственные устои должны основываться на непосредственном общении с Аллахом, а также на личном опыте переживаний. При этом важно обретение просветления или божественной благодати , для которой надо освободиться от всего искусственного.

Аль-Газали выделял три уровня бытия.

  1. Высший уровень занимал Аллах , который самодостаточен
  2. Низший уровень составляет материальный мир, определённый Аллахом
  3. Между ними находится мир людей, души которых обладают свободой воли. От Аллаха им даются идеи и наклонности, однако дела определяются только волей людей.

Практическую пользу суфизма аль-Газали видел в направленности его учения к нравственному совершенствованию человека. Он отвергал притязания суфиев на онтологическое единение с Богом и признавал «единение» лишь как символ постижения божества высшей познавательной силой .

Титулы

Труды аль-Газали высоко оценены в исламском мире . Он получил много титулов, среди них Шарафуль-А’имма (араб. شرف الائمة ‎), Зайнуд-дин (араб. زین الدین ‎ - красота религии ), Худжатуль-Ислам (араб. حجة الاسلام ‎ - довод ислама ) и другие . Такие исламские богословы как аз-Захаби , ас-Суюти , ан-Навави , Ибн Асакир считали его «обновителем » 5 века хиджры . Многоликость учения аль-Газали стала причиной того, что мусульманские догматики одновременно подвергали его критике и превозносили в качестве «довода ислама». В современном мире аль-Газали считается одним из авторитетнейших исламских теологов . Шейх Хамза Юсуф пишет о нём как о человеке, который «буквально спас ислам» .

После того, как аль-Газали будучи ещё молодым человеком написал книгу «аль-Манхуль фи усуль аль-фикх» (Основы исламского права, 1109 г.), его учитель Абдул-Малик аль-Джувейни сказал: «Ты похоронил меня, в то время когда я ещё жив, неужели ты не мог потерпеть пока я умру. Твоя книга покрывает мою книгу» .

Влияние Аль-Газали на мировую философию и мировоззрение

Аль-Газали сразу же стал переводиться на многие языки, получил известность в христианской Европе и в еврейских общинах .

Влияние на христианство

С его сочинениями был знаком Фома Аквинский , который его высоко ценил.

В конце XII века сочинение «Намерения философов» было переведено на латинский язык и широко распространилось. «Logica et philosophia Algazelis» перевёл Доминик Гундиссалин совместно с еврейским учёным Авендаутом. Этот перевод стал основным источником в Европе по изучению арабской философии. При этом он ошибочно считался последователем Авиценны.

Влияние на еврейскую мысль

В дальнейшем сочинения аль-Газали многократно переводились на еврейский язык, одним из первых переводчиков был Исаак Альбалаг (en:Isaac Albalag). Его работы имели большой резонанс, после него появилось ещё два перевода.

Еврейские переводы «Намерений философов» Аль-Газали под названием «De’ôt ha-Fîlôsôfîm» или «Kavvanôt ha-Fîlôsôfîm» стали чуть ли не самыми распространёнными философскими текстами среди европейских евреев.

Выдержки из аль-Газали включали в свои сочинения о еврейском законе и образе жизни такие мыслители, как Маймонид , Авраам Хасид, Обадия Маймонид, Авраам ибн Хасдай (Abraham ben Samuel ibn Chasdai) и каббалист Авраам Гависон из Тлемсена .

Скептицизм

Рационализм Газали, попытки подвергнуть сомнению причинность и разорвать связи между причинами и следствиями, которые могут оказаться не чем иным, как простой последовательностью событий, - комментируется многими авторами как преддверие современного скептицизма .

Труды

Воскрешение религиозных наук

Основным сочинением аль-Газали является трактат «Воскрешение религиозных наук» (араб. إحياء علوم الدين ‎), в котором раскрываются вопросы культовой практики (ибадат), социально значимых обычаев (адат), «пагубных» черт характера (мухликат) и черт, ведущих к спасению (мунджийат) . В этом трактате аль-Газали определяет основные суфийские ценности и идеалы - терпение, любовь, бедность, аскетизм. «Воскрешение» означает стремление оживить закосневшую суннитскую систему взглядов, определяя способы познания истины, сочетающие разум, искренность и любовь, честность и стремление к Аллаху. С одной стороны он ценит разум как необходимый для познания, которое включает в себя логику, практику, сомнения и объективность. С другой стороны он определяет уровни проблесков интуиции и экстаза по мере приближения к Аллаху и говорит о коллективных суфийских ритуалах.

Суфизм Философия

  • Макасид аль-фаласифа () (араб. مقاصد الفلاسفة ‎ - намерения философов ) - книга, в которой дано объективное и систематизированное изложение основных положений логики, физики и метафизики восточных перипатетиков .
  • Тахафут аль-фаласифа (араб. تهافت الفلاسفة ‎ - самоопровержение философов ) - сочинение, ставшее знаменитым на западе и считающееся опровержением философской школы, известной в арабской среде под названием «фалясифа» (главным образом, последователи аль-Кинди). Понимание названия этой книги как атаки на философию вообще представляет собой типичный образец ложных друзей переводчика . Хорошо известна полемическая книга Ибн Рушда c опровержением аль-Газали «Тахафут аль-тахафут» (Самоопровержение самоопровержения), известная также и в еврейской традиции .
Теология
  • Аль-иктисад фи ль-итикад () (араб. الاقتصاد في الاعتقاد ‎ - срединный путь теологии )
  • Ар-рисаля аль-Кудсийя () («Письмо из Иерусалима»)
  • Китаб аль-арбаин фи усуль аль-дин («Сорок глав о принципах Веры»)
  • Мизан аль-хамаль () (араб. ميزان العمل ‎)
  • Файсаль ат-тафрик байна аль-ислам ва аз-зандака (араб. فيصل التفرقة بين الإسلام والزندقة ‎ - Критерии различения ислама от еретических учений ) - полемический труд против исмаилитов (батинитов)
Логика

В своих работах по логике аль-Газали популяризировал логику восточных перипатетиков . Делал он это изменяя её терминологию и представляя правила логики так, как будто они выводятся им из Корана и сунны .

  • Мияр аль-ильм ()
  • Аль-Кустас аль-Мустаким () (араб. القسطاس المستقيم ‎ - Правильные весы )
  • Михакк ан-назар () (араб. (محك النظر (منطق ‎)

Публикации

  • Абу Хамид ал-Газали. Воскрешение наук о вере («Ихйа улум ад-Дин»). Избранные главы / Перевод В. В. Наумкина . - М .: Наука , 1980.
  • Аль-Газали Абу Хамид. Исследование сокровенных тайн сердца. - Ансар, 2006. - ISBN 5-98443-020-7 .
  • Аль-Газали Абу Хамид. «Наставление правителям» и другие сочинения. - Ансар, 2005. - ISBN 5-98443-011-8 .
  • Аль-Газали Абу Хамид. «Весы деяний» и другие сочинения. - Ансар, 2004. - ISBN 5-98443-006-1 .

Напишите отзыв о статье "Абу Хамид аль-Газали"

Примечания

  1. . Философы древности. Проверено 7 апреля 2013. .
  2. Ибрагим, Т. К. , Сагадеев А.В. С. М. Прозоров . - М . : Наука , 1991 . - С. 51-52.
  3. Имам аль-Харамайн означает «имам двух харамов» (Мекки и Медины)
  4. The Encyclopaedia of Islam . New edition. London, 1968, p. 707
  5. sufizm.ru
  6. Al-Ghazali. / Transl. and notes by Caesar E. Farah. - Minneapolis: Bibliotheca Islamica. - ISBN 0-88297-048-8 .
  7. Griffel Frank. Al-Ghazālī"s Philosophical Theology. - Oxford: Oxford University Press , 2009. - ISBN 9780195331622 .
  8. Рыбалкин В. С. . Православная энциклопедия. Проверено 7 апреля 2013. .
  9. Ан-Ниса
  10. Ибрагим Десаи. . Ask imam.ru (14 января 2009). Проверено 7 апреля 2013. .
  11. / Sheikh Hamza Yusuf
  12. Аз-Захаби «Сияр а’лям ан-нубаля», том 19, стр. 335
  13. Аз-Захаби «Сияр а’лям ан-нубаля», том 9, стр. 323
  14. Shanab, R. E. A. 1974. Ghazali and Aquinason Causation . The Monist: The International Quarterly Journal of General Philosophical Inquiry 58.1: p.140
  15. Степанянц М. Т. - В кн.: История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья. - М.:Греко-латинский кабинет, 1995. - с.429-441.
  16. / Русский перевод (избранное)
  17. / Русский перевод

Литература

  • Али-заде, А. А. : [ 1 октября 2011 ] // Исламский энциклопедический словарь. - М . : Ансар , 2007 .
  • Али-заде А. А. . Portal-Credo.ru. Проверено 7 апреля 2013. .
  • Григорян С. Н. Из истории философии народов Средней Азии и Ирана 7-12 вв.. - М ., 1960.
  • Ибрагим, Т. К. , Сагадеев А.В. // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров . - М . : Наука , 1991 . - С. 51-52.
  • Гогиберидзе Г. М. Исламский толковый словарь. - Ростов н/Д : Феникс, 2009. - 266 с. - (Словари). - 3000 экз. - ISBN 978-5-222-15934-7 .
  • Игнатенко А. А. Познать непознаваемое (аль-Газали о рациональном познании трансцендентного) // Средневековая арабская философия. Проблемы и решения. - М ., 1998.
  • Керимов Г. М. Газали и суфизм. - Баку, 1969.
  • Ньюби Г. Краткая энциклопедия ислама = A Concise Encyclopedia of Islam / Пер. с англ.. - М .: Фаир-пресс, 2007. - 384 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-8183-1080-0 .
  • Уманская Т. А. Поиски знания и веры: сравнительный анализ «Избавляющего от заблуждений» аль-Газали и «Исповеди» Аврелия Августина // Актуальные проблемы философской и общественной мысли зарубежного Востока. - Душанбе, 1983. - С. 158-169.

Ссылки

  • на vostlit.info
  • на sufizm.ru

Отрывок, характеризующий Абу Хамид аль-Газали

Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d"enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d"aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.

Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c"est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.

Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.


Читай о жизни ГАЗАЛИ, биографию великого философа, учение мудреца:

АБУ ХАМИД МУХАММАД ИБН МУХАММЕД АЛЬ-ГАЗАЛИ
(1059-1111)

Газали - теолог, законовед, суфий, философ - был одним из самых известных мыслителей мусульманского средневековья. Им написано большое количество трудов (по разным оценкам, не менее сотни) по биобиблиографии, законоведению, философии и логике, догматической теологии, полемике, практике суфизма, теории суфизма.

Суфизм (мистическое течение в исламе) возник в VIII-IX веках. Для суфизма характерно сочетание метафизики и аскетичной практики, учение о постепенном приближении через мистическую любовь к познанию Бога и слиянию с ним.

Газали оказал большое влияние на развитие арабо-мусульманской культуры. Согласно хадисам, предсказывающим приход обновителя ислама раз в каждое столетие, арабы воспринимали Газали как обновителя пятого века ислама. Крупнейший биограф Суюти сказал: "Если бы после Мухаммада мог быть пророк, то это был бы, конечно, Газали".

Взгляды Газали были известны средневековой Европе. Исследователи утверждают, что Газали повлиял на Фому Аквинского и на всю схоластику. С именем Газали в средневековой Европе связан один парадокс. Газали, ведя полемику с философами, прежде всего мусульманскими - аль-Фараби и Ибн Синой, написал две книги "Стремления философов" и "Опровержение философов".

В первой книге Газали только излагал взгляды философов, написав во введении, что собирается опровергнуть их концепции во втором труде под названием "Опровержение философов". Книга "Стремления философов" Газали была переведена в Толедо в 1145 году на латынь монахом Домиником Гундисальво, но без введения и заключения, в результате чего Газали долго почитался европейскими схоластами за философа, взгляды которого аналогичны взглядам Фараби и Ибн Сины. Однако позднее благодаря новым переводам в Европе стал известен и настоящий Газали.

С трудами Газали был знаком Гегель, отмечавший, что философ был остроумным скептиком, обладал великим восточным умом.

Абу Хамид Мухаммад Ибн Мухаммед Ибн Ахмад аль Газали родился в 1058 (1059) году в городе Тусе в Хорасане. Он рано осиротел, оставшись с братом Ахмадом. Начав обучение в Тусе у имама Ахмада ар-Разикани, Газали едет затем в Джурджан и Нишапур, где посещает уроки знаменитого ашарита аль-Джувайни, по прозвищу Имам аль-Харамайн. Уже тогда он выделяется среди учеников последнего своими знаниями и способностями. Абу Хамид учится у Имам аль-Харамайна вплоть до смерти учителя. Затем Газали замечает правитель Низам аль-Мулк и принимает его в свое окружение, где молодого ученого встречают с почетом и уважением. Газали быстро завоевывает популярность. Тогда про него было сказано: За ним пойдет и тот, кто не любит спешить, И кто петь не умеет, его воспоет.


Через некоторое время Газали совершает шаг, вызвавший недоумение его современников и позднее исследователей его творчества. В 1095 году, через несколько месяцев после того, как нервная болезнь прервала его лекторскую деятельность, Газали покидает Багдад под предлогом хаджа и бросает карьеру законоведа и богослова, в которой он так преуспел. Газали ведет жизнь аскета и отшельника в течение одиннадцати лет, вплоть до 1106 года. Сам он писал позднее, что основной причиной его отъезда было якобы желание порвать с профессией законоведа. Поскольку мусульманские законоведы и богословы были поражены, по его словам, "разложением", Газали, принадлежавшего к их числу, "охватила боязнь ада".

Исследователи творчества Газали высказывают различные предположения по поводу причин, побудивших к одиннадцатилетней изоляции. Ф. Жабрэ предположил, что одним из мотивов бегства Газали была его боязнь террористического акта со стороны исмаилитского ордена ассасинов, которые убили Низам аль-Мулка в 1092 году. И это предположение не лишено оснований Газали критикует исмаилитскую теорию батинийа. Он опровергает претензии фатимидского халифа на багдадский престол и доказывает законность прав аббасидского халифа аль-Мустазхира.

Д.Б. Макдональд указал на то, что Газали могла угрожать опасность со стороны сельджукского султана Баркйарука. Незадолго до отъезда Газали султан казнил своего дядю Тутуша, сирийского наместника Тутуша же поддерживали халиф и Газали.

На возможность страха Газали перед местью Баркйарука указывает и тот факт, что Газали вернулся в Багдад вскоре после смерти султана в 1105 году. Против возможности мести со стороны Баркйарука говорит тот факт, что покровитель Газали Низам аль-Мулк в свое время поддерживал молодого Баркйарука и даже поссорился из-за этого с Мелик шахом, предполагавшим передать престол другому сыну - Махмуду.

С.Н. Григорян выдвигает следующее предположение по поводу мотивов бегства Газали. "Страх стать жертвой мусульманского мракобесия заставил его отказаться от своих антиисламских взглядов" "Я убедился - 1156 пишет Газали в своем автобиографическом трактате, - что стою на краю пропасти и что, если не займусь исправлением своего положения, наверняка попаду в ад".

Это предположение основано на следующих фактах. В Багдаде Газали написал книгу "Ответы на вопросы", в которой проповедует взгляды философов-аристотеликов, "утверждает вечность движения сфер". Однако до нас дошел лишь древнееврейский перевод этого произведения. О наличии древнееврейского текста этого произведения писал историк XIII века Моисей Нарбонский. Трудно предположить, чтобы Газали "был отстранен от преподавательской деятельности" (об отстранении не говорит ни один арабский историк XII-XIII веков) и "был вынужден покинуть Багдад", так как в большинстве своих произведений Газали выступал как последовательный защитник ортодоксального ислама.

В "Спасители от заблуждения" Газали писал: "Жажда постижения истинной природы вещей была моим свойством и повседневным желанием начиная с первых моих самостоятельных шагов, с первых дней моей юности. Мне показалось, что достоверное знание - это такое знание, когда познаваемая вещь обнаруживает себя так, что не остается места для сомнения, а само оно не сопряжено с возможностью ошибки и иллюзий".

Из этой же работы мы узнаем, что причиной того, что Газали изменил свою жизнь, оставил пост в Низамие и занялся "поисками истины", было сомнение. Газали усомнился в правильности воззрений всех основных групп ислама того времени: мутакаллимов, философов, исмаилитов (батинитов) и суфиев. Скептическое отношение к известным ему взглядам заставляет его глубоко изучать философию, логику, суфизм, исмаилитское учение и догматическое богословие с целью найти истину - истинное знание о мире и решить, с кем же быть мусульманину.

В 1106 году сын Низам аль-Мулка Фахр аль-Мулк потребовал от Газали, чтобы он продолжил преподавание, и Газали возвращается к чтению лекций в медресе Низамийа.

В это время он пишет "Спаситель от заблуждения", в котором описывает важнейшие события своей жизни, эволюцию своих взглядов. Это произведение - не автобиография. Газали показывает эволюцию мировоззрения человека через ошибки и заблуждения, увлечения и разочарования к идеалу, каким он себе его представляет.

Газали как-то раз посетил Омара Хайяма, вероятно, в обсерватории, с целью получить разъяснение от сведущего в астрономии мудреца насчет одного из положений небесного свода. Хайям начал объяснять имаму движение светил, но тот, видно, не все уразумел. В это время до их слуха донесся призыв муэдзинана на полуденную молитву. Газали, услышав священный призыв к молению, сказал: "Пришла истина - и разлетелась пустая ложь". И ушел.

"Воскрешение наук о вере", видимо, было завершено до возвращения Газали в Багдад.

Увлечение суфизмом продолжало играть важную роль в жизни Газали, хотя он по-прежнему служил профессором фикха. Незадолго до своей смерти. Газали вновь оставляет преподавательскую деятельность и возвращается в Туе. Там в своей келье он учит молодых последователей суфийскому образу жизни. Умер Газали на пятьдесят пятом году жизни в 1111 году.

Подобно тому как Газали сочетал в себе ортодокса-правоведа и суфия, его главный труд "Воскрешение наук о вере" - соединяет ценности ортодоксального суннизма с суфийскими идеалами. Суфийские идеалы занимают в "Воскрешении наук о вере" ведущее место, поэтому многие исследователи причисляют трактат к произведениям суфийской литературы.

Самое крупное произведение Газали состоит из четырех рубов ("четвертей"), а каждый руб включает 10 книг. Рубы называются "Обряды", "Обычаи", "Погубители", "Спасители". Каждая книга делится на рукны, состоящие из шатров, которые, в свою очередь, состоят из байанов.

Целью жизни человека объявляется "спасение", а смысл его существования заключается, по утверждению Газали, в постижении "Истины", то есть в мистическом приближении к Богу, познании божественной сущности, приобретении "достоверного знания". Для достижения этой высшей цели человек должен пройти длительный путь самосовершенствования и накопления положительных качеств. На этом пути Газали отмечает в порядке нарастания совершенства "стоянки", или стадии, - макамат. Трактат Газали содержит основные идеи суфийской системы: идею мистической близости к Богу; идею тарика - пути к этой близости, на котором отмечены "стоянки", символизирующие определенные качества; идею суфийских идеалов терпения, бедности, аскетизма, любви и т. п.

Сделав религию объектом чувств и эмоций, Газали пытается "оживить" суннитский традиционализм, отставший от требований новой жизни, поэтому он и назвал свой труд "Воскрешение наук о вере". Газали доказывает "праведность" суфизма с помощью толкования стихов Корана и хадисов - суннитских преданий о пророке.

Скептицизм Газали довольно оригинален для средневековой мусульманской мысли. Газали был первым крупным мыслителем ислама, у которого сомнение в самой возможности знать истину о мире получило законченное философское выражение в его системе взглядов. Предшественниками Газали в скепсисе можно считать суфиев, отрицающих познавательные возможности человеческого разума. Скепсис не всегда приводил мусульманских мыслителей к религиозно-мистическому решению.

Сам Газали считает сомнение путем к постижению истины. Некоторые исследователи Газали придавали исключительное значение этой стороне взглядов мыслителя, считая его предшественником Юма и всего философского скептицизма в целом. В частности, Макдональд считал, что Газали "доходит до высшей степени интеллектуального скептицизма и за семь веков до Юма он "разрывает путы причинности" лезвием своей диалектики и провозглашает, что мы не знаем ни причины, ни следствия, а лишь то, что одно следует за другим". Ренан утверждал, что после Газали "Юму больше нечего сказать".

Причинную связь явлений Газали отрицает и в "Воскрешении наук о вере". Газали называет невеждой того, кто считает, что, поскольку разум стоит первым в цепи явлений, он и является причиной волеизъявления и, следовательно, действия. По утверждению Газали, творец и причина каждого из названных явлений - Аллах. Он создал такой порядок, при котором одно явление может происходить только при наличии другого. Последовательность связанных Аллахом явлений представляет собой как бы цепь условий.

Таким образом, построение Газали сводится к двум идеям. Во-первых, существует определенная последовательность явлений, например семя - жизнь - разум - воля - сила - действие. Ни одно из этих звеньев не может наступить ранее Единого Истинного, которое "иногда бывает длительным, иногда происходит как мгновенный разряд молнии". Главное - стремиться к познанию Бога, неважно, достигнет ли этого человек. "Не достичь познаваемого - значит познать", - говорит Газали. Познать Аллаха - значит не обязательно увидеть его, но понять его непознаваемость. Главное в процессе познания человека для Газали - видеть за акцидентным - субстанциальное, видеть за обычными действиями и явлениями их божественный прообраз.

Относительно путей познания Газали разрабатывает концепцию различных способностей человека, среди которых на основании изучения всего текста "Воскрешение наук о вере" можно выделить две главные - разум и высшую сверхчувственную способность. В Книге о любви из четвертого руба Газали сравнивает ее со способностью слуха, зрения, обоняния и т. п.

"В сердце также существует способность, называемая "божественным светом". Она может быть названа "разумом", "внутренним зрением", "светом веры" или "достоверным знанием". Все виды любви могут достичь высшей степени совершенства и могут быть собраны все вместе лишь в любви к Всевышнему. Только Аллах достоин истинной любви.

Газали считал, что знания должны быть прилагаемы к делу. Личная наука без применения - это есть оружие, спрятанное в ножнах и не извлекаемое как раз тогда, когда подступает грозный, лютый лев.

В "Воскрешении наук о вере" соединились три главных направления мусульманской мысли традиционализма, рационализма и мистицизма. Все это объясняет то многообразие выводов, которые могли быть сделаны из системы мыслителя.

Иначе говоря, система Газали ввиду своей разнородности и сочетания противоречивых тенденций, что характерно вообще для крупных религиозных систем мира, могла быть использована в интересах различных социальных классов и групп. В историю развития мусульманского вероучения имам Газали вошел с титулом "Худжжат аль Ислам" - "Доказательство ислама".

Мусульмане доныне говорят, что если бы Коран и все писания исчезли, но осталось бы его "Воскрешение наук о вере", то из него одного ислам все равно мог бы быть прекрасно восстановлен. Многое прочитал Газали, многое слышал, многое знал, но восторгался лишь одним - строчкой арабского поэта Лабида. "Разве не все, кроме Аллаха, ложно?".


......................................
Copyright: жизнь биография учение

27 ноября 2017 Просм: 333

Абу Хамид аль-Газали (450/1058 - 505/1111) - великий ученый, правовед (факих), суфий и философ, еще при жизни завоевавший высшую ученую степень своего времени «Худжжат аль-ислам» (Довод ислама), - был одним из самых выдающихся мыслителей «золотой» эпохи ислама. Он оказал значительное влияние на формирование облика исламской культуры. Его также называли «Мухий ад-дин» (Оживителем веры) и «Муджаддид» (Обновителем ислама).

Причиной этому послужила его масштабная деятельность по защите ислама в наиболее критический для последнего период, когда здание мусульманской веры расшатывали различные противоборствующие религиозно-идейные направления и множество расплодившихся сект. Без идейного наследия аль-Газали невозможно представить исламскую культуру. Все, что было им накоплено за годы учебы, преподавания и полемики с идейными оппонентами, вылилось в книги, трактаты, число которых доходит до 999. Но в историю он вошел в первую очередь как автор энциклопедического сочинения «Возрождение религиозных наук» (Ихйа’ ‘улум ад-дин). «В созданном аль-Газали учении отразились не только культурные достижения арабо-мусульманского общества (Халифата), но и судьбы античной философской традиции, итоги ее осмысления за те пять веков, которые предшествовали его появлению». Аль-Газали систематизировал все достижения великой мусульманской цивилизации за пять веков. Тематика сочинений аль-Газали чрезвычайно разнообразна: в его трудах нашли свое воплощение достижения основных интеллектуальных дисциплин мусульманского общества того времени - правоведения (фикх), богословия (калам), философии и суфизма. В историю ислама он вошел как защитник исламской религии и как ее обновитель. Согласно хадису (высказыванию Пророка Мухаммада мир ему и благословение), приводимого, в частности, Ибн ‘Асакиром, в котором говорится о приходе обновителя (муджаддиде) ислама в каждое столетие, мусульмане воспринимали аль-Газали как обновителя V столетия ислама. «Абу Мухаммад аль-Казаруни сказал: “Если все науки исчезнут, то их можно будет воссоздать из сочинения “Возрождение религиозных наук” (Ихйа’улум ад-дин)”. А шейх Абу аль-Хасан аш-Шазили, эпоним суфийского братства Шазилийа, сказал, что Пророк Мухаммад (мир ему и благословение) будет гордиться имамом аль-Газали перед пророками Мусой (Моисеем) и ‘Исой (Иисусом Христом) и что «он спросит их, есть ли в их общинах (иудейской и христианской) такой ученый муж, и они ответят, что нет». Крупнейший исламовед И. Гольдциер (1850 -1921) пишет, что уже следующее за аль-Газали поколение мусульман признало его «Оживителем веры» (Мухий ад-дин) и «Обновителем [религии]» (Муджаддид). В своей книге И. Гольдциер также приводит слова исламского ученого-законоведа ан-Навави (631/1233 - 676/1277): «Книга “Ихйа’ ‘улум ад-дин” чуть не стала вровень с Кораном». Громадное воздействие идейного наследия аль-Газали на различные направления научной, философской и религиозной мысли исламского мира обязано тому, что аль-Газали оставил после себя большое количество сочинений с оригинальными решениями проблем богословия, философии и этики. Многогранное творчество аль-Газали в наибольшей мере нашло свое отражение в его энциклопедическом сочинении «Возрождение религиозных наук» (Ихйа’ ‘улум ад-дин) (далее в тексте будет приводиться его сокращенное название - Ихйа’), которое оказало и продолжает оказывать глубочайшее воздействие непосредственно на исламскую культуру и косвенном образом на мировую культуру в целом. Аль-Газали олицетворяет целую эпоху мусульманской культуры со всеми ее философскими, теологическими и религиозно-политическими направлениями и течениями. В мире ислама результаты исследования многогранного творчества и неординарной жизни аль-Газали были закреплены в многочисленных сочинениях, где собраны биографические и библиографические данные об аль-Газали, обобщены его высказывания и сведения о нем. Таковы сочинения вышеупомянутого Ибн ‘Асакира (ум. в 571 или 581/1175 или 1185), Ибн аль-Джаузи (ум. в 597/1200) и аз-Захаби (ум. в 751/1327). Некоторые мусульманские авторы, ведя заочную полемику с аль-Газали по философским проблемам или отстаивая правоту своих школ богословия (калама) и правоведения (фикха), дали возможность глубже выявить алгоритмы, истоки и движущие мотивы творчества аль-Газали и понять направления развития его взглядов. Это выдающий мусульманский философ Ибн Рушд (ум. в 595/198), «Великий шейх суфизма» Ибн ‘Араби (ум. в 638/1240), Ибн Саб‘ин (ум. 669/1270), Ибн Таймийа (ум. в 728/1327) и другие. Неоценимую помощь современным исследователям творчества аль-Газали оказывают сочинения средневековых мусульманских авторов, написанные в защиту аль-Газали, где содержатся чрезвычайно ценные сведения о нем, глубокий анализ его идей и подробные комментарии. Это, в первую очередь, многотомный труд аз-Зубайди по прозвищу «аль-Муртада» (ум. в 1206/1795), сочинения аль-Бармуни (ум. в 894/1488) и Ба‘лави (ум. в 1038/1628) . Бесспорно, что аль-Газали внес ощутимый вклад в мировую теологическую и философскую мысль. Его идеи оказали воздействие на духовную атмосферу христианской Европы. Исследователи отмечают, что аль-Газали повлиял на средневековую христианскую теологию Фомы Аквинского и на его схоластическую систему. Великий немецкий философ Гегель был знаком с творчеством аль-Газали. Европейскими востоковедами, начиная с XIX века, была проделана большая работа по изучению биографии аль-Газали на основе научных принципов и заложена добротная основа для исследования его идей. Фигуру аль-Газали не обошли своим вниманием известные русские востоковеды А. Э. Шмидт и А. Е. Крымской. В отечественной научной литературе советского периода интерес к творчеству аль-Газали не угасал. Идеи аль-Газали привлекали интерес Е. Э. Бертельса, В. В. Бартольда и В. К. Чалояна. Также следует указать на работу Г. М. Керимова «Газали и суфизм» (Керимов Г. М. Газали и суфизм. Баку, 1969). В книге С. Н. Григоряна «Средневековая философия народов Ближнего и Среднего Востока» (Москва, 1966) есть глава, посвященная идеям и взглядам аль-Газали. В целом творчество аль-Газали получило освещение в трудах таких отечественных исследователей как Б. Э. Выховский, В. А. Гордлевский, М. М. аль-Джанаби, В. А. Жуковский, Т. Ибрагим, А. А. Игнатенко, Н. С. Кирабаев, А. Д. Кныш, З. Кули-заде, И. П. Петрушевский, М. Б. Пиотровский, С. М. Прозоров, А. А. Хисматулин, А. К. Аликберов, А. В. Сагадеев, А. В. Смирнов, М. Т. Степанянц и других. Особо следует отметить перевод некоторых глав «Ихйа’», выполненный видным отечественным арабистом В. В. Наумкиным. Его перевод снабжен большой вводной статьей и комментариями, сохраняющими принципиальное значение до сегодняшнего дня. Проделанные В. В. Наумкиным фундаментальное исследование и анализ этого сочинения аль-Газали и сейчас остаются образцом научного исследования для тех ученых, которые обращаются к изучению творчества аль-Газали. Благодаря усилиям А. В. Сагадеева русскоязычному читателю стало доступно автобиографическое сочинение аль-Газали «Мункиз мин ад-далал» (Избавляющий от заблуждения. Анализу влияния идей аль-Газали на культуру и реформаторство в мусульманском мире уделил внимание И. П. Петрушевский в книге «Ислам в Иране в VII-XV вв.» (Петрушевский И. П. Ислам в Иране в VII-XV вв. Ленинград, 1966). Последнее крупное исследование творчества аль-Газали проведено российским философом М. М. аль-Джанаби и изложено в его четырехтомном труде, каждый из которых посвящен, соответственно, философии, богословию, суфизму и этике. В нашей стране на сегодня наметилась тенденция возрастания интереса к творчеству аль-Газали. Это проявляется главным образом в появлении переводов его сочинений: Ал-Газали. Кимийа-йи са‘адат. - Абу Хамид Мухаммад ал-Газали ат-Туси. Кимийа-йи са‘адат. Ч. 1: ‘Унваны 1-4. Рукн 1. Пер. с перс., введ., коммент. и указ. А. А. Хисматулина. СПб., 2002. (Перевод А. Хисматулина снабжен научным предисловием и комментариями). Ал-Газали. ‘Илм-ладуни. Пер. с перс. А. А. Хисматулина / В книге: А. А. Хисматулин. Суфизм. СПб, 2003. Ал-Газали, имам Абу Хамид Мухаммад ибн Мухаммад. Бидая- ятуль Гьидаят (Начало наставления на истинный путь) /Пер. с араб. Шамиля ибн Омара. Махачкала, 2000. Западноевропейские и американские востоковеды внесли существенный вклад в изучение наследия аль-Газали. Среди них следует выделить таких известных корифеев ориенталистики как Д. Б. Макдональд, Карра де Во, М. Асин Паласиос, Л. Массиньон, В. М. Ватт (Уотт) и Дж. Хаурани. Нужно упомянуть и арабских ученых - Ф. Жабре и ‘Абд ар-Рахмана Бадави. Творчество аль-Газали нашло свое полное выражение в его четырехтомном сочинении «Возрождение религиозных наук» (Ихйа’ ‘улум ад-дин), первый том которого находится в ваших руках. Эта книга является плодом систематизации аль-Газали новых идей, с которыми он выступил против засилья косной догматической мысли в области религиозных наук. Эта книга демонстрирует его энциклопедическую эрудицию, является предметным свидетельством его способности выйти за рамки слепой веры и бороться с догматическим авторитаризмом ради «оживления» суннитского ислама. Свою задачу он видел в обобщении всех идейных направлений Халифата. В результате его трактат «Ихйа’» стал универсальной альтернативой всему омертвелому. «Он создает систему, в которой суфизм рассматривается как духовно-практический костяк абсолютной этики, а калам (богословие) низводится до уровня политизированной теологии для толпы». Системное изложение аль-Газали своих взглядов на проблемы веры, основы вероучения, соотношения свободы мысли и авторитета демонстрирует его принципиальное неприятие догматизма и слепой веры и решимость защищать устои ислама, который оказался под угрозой со стороны «дурных ученых» - погрязших в мелочных изысканиях правоведов (факихов) и упражняющихся в бесплодных спорах богословов (мутакаллимов). Сочинение «Ихйа’» является не просто изложением умозрительного исследования аль-Газали вопросов веры и морали. Напротив, в этом сочинении он в наиболее систематизированной форме излагает свою нравственную максиму - единство знания и действия. Ведь наиболее существенным элементом человеческой активности аль-Газали считает моральную устремленность, а традиционная идея обновления исламской религии в каждое столетие приобрело у него вид интеллектуально-морального обновления, единства борьбы с догматизмом и «очищения сердца». Для уяснения существа сочинения «Ихйа’» следует совершить краткий обзор социально-экономической, политической и религиозно-культурной обстановки, которая сложилась в V в. хиджры (XІ в. по хр. л.) в Халифате. Аль-Газали жил в эпоху развитого феодального общества на Ближнем и Среднем Востоке, когда там сложилась военно-ленная система (икта‘). Она начала складываться еще при Омейядах и получила дальнейшее развитие при ‘Аббасидах. В ІІІ в. хиджры (VІІ в. по хр. л.) были заложены предпосылки для развития экономической жизни Халифата, которое продолжалось быстрыми темпами и в ІV в. хиджры (ІX в. по хр. л.). Интенсивно развивались города и городская жизнь. Улучшалось благоустройство городов, увеличивалось городское население. Быстро увеличивалось количество ремесел и число людей, занятых в них. Удобное расположение Ирака на пересечении сухопутных и морских путей сообщения благоприятствовало развитию торговли, что, в свою очередь, способствовало дальнейшему развитию товарно-денежных отношений и банковского дела. Торговцы широко использовали денежные чеки, имевшие надежное обеспечение. «В первые века аббасидского периода одновременно развивались лишенный собственности рабочий класс и состоятельная бюргерская прослойка. Начался процесс индустриализации, совершенствовались орудия ремесла, особенно в производстве тканей и оружия, создавались новые отрасли, такие, как изготовление бумаги». Но экономическое развитие Халифата, достигнувшее своего пика в ІV в. (X в. по хр. л.), вызвало социальное расслоение общества, привело к обогащению торгового и ремесленного прослоек и обнищанию малоимущих слоев. В среде деклассированных элементов, люмпенов и безработных людей, возникают общества ‘аййарун и шуттар, первоначально членов шаек разбойников. Их отряды в дальнейшем трансформировались в полузакрытые полувоенные общества со сложной иерархией. Халифат сотрясали массовые выступления представителей обедневших слоев населения, в авангарде которых были ‘аййарун и шуттар. Смуту усиливала борьба между предводителями наемных отрядов из числа тюрков и дейлемитов. Ситуация усугубилась после возникновения религиозных движений карматов и исмаилитов, которые выступали под лозунгами социальной справедливости и непризнания власти ‘Аббасидов. Если карматы перешли к прямым военным действиям путем совершения набегов, то исмаилиты прибегали к тактике индивидуального террора, к убийствам неугодных им правительственных чиновников и духовных лиц. Религиозная жизнь приобрела еще более сложный и противоречивый характер. Объективной причиной этого стало включение в состав Халифата территорий, на которых проживали народы, находившиеся на более высоком культурном уровне и исповедовавших другие религии. Уже в эпоху Омейядов появилось движение зандака. Представители движения (зандака) являлись последователями немонотеистических религий - манихейцев, маздакидов, хуррамитов, лишь внешне соблюдавших предписания ислама, но продолжавших исповедовать неисламские взгляды. В IV в. хиджры (X в. по хр. л.) центральная власть Халифата ослабевает. Усиливаются центробежные силы, правители отдельных провинций превращаются почти в независимых царьков, а власть халифов становится призрачной и формальной. Смуты и войны нарушали экономические устои Халифата, отрицательно сказывались на товарно-денежном обращении. В казне не хватало денег. Центральная власть ослабевала, в обществе нарастала стагнация во всех сферах жизни. Утрата людьми веры в способность правящей элиты установить более-менее «божеский» порядок в обществе вызвала «внутреннюю эмиграцию», уход людей во внутреннюю жизнь, желание найти опору в «сердце». В этот критический момент для мусульманской общины делается попытка «оживления» или «возрождения» ислама, предпринятая аль-Газали, ради которого и была им составлено сочинение «Возрождение религиозных наук» (Ихйа’ ‘улум ад-дин). Абу Хамид Мухаммад ибн Мухаммад ибн Мухаммад ибн Ахмад аль-Газали родился в 450/1058 г. в г. Тус (иранская провинция Хорасан), где получил начальное образование. Его отец был неграмотным ремесленником, занимавшимся прядением и продажей шерсти. Он был набожным мусульманином, часто посещал собрания ученых правоведов (факихов) и суфийских шейхов. Незадолго до своей смерти он завещал своему соседу, суфию, взять на воспитание его сыновей - Абу Хамида и Ахмада, младшего брата Абу Хамида. После того, как деньги, выделенные на воспитание сирот, закончились, сосед отдал братьев аль-Газали учиться в медресе (мусульманское учебное заведение), где их бесплатно кормили. Абу Хамид аль-Газали изучал правоведение (фикх) в течение 465/1073 г. под руководством суфия Ахмада ибн Мухаммада ар-Радакани. Затем аль-Газали отправился в г. Джурджани, где он стал обучаться под руководством Абу аль-Касима Исма‘ила ибн Мас‘ада аль-Джурджани (ум. в 477/1083), известного хадисоведа-шафиита. В 473/1079 г. аль-Газали отправился в Нишапур и изучал под руководством аль-Джувайни, Абу аль-Ма‘али ‘Абд аль-Малика ибн ‘Абдаллаха по прозвищу Имам аль-Харамайн (ум. в 478/1085), правоведение (фикх), логику (мантик) и основы религии (усул ад-дин). От аль-Джувайни аль-Газали перенял идеи ашаритского учения. Суфийское учение аль-Газали воспринял от Абу ‘Али аль-Фадла ибн Мухаммада аль-Фармади ат-Туси (ум. в 477/1084). После смерти своего учителя, вышеупомянутого аль-Джувайни, аль-Газали отправился в военный лагерь Малик-шаха Сельджуки под Нишапуром, где встретился с могущественным визирем Низамом аль-Мулком, который покровительствовал наукам, приближал к себе ученых и литераторов. Низам аль-Мулк преследовал амбициозную цель реформации суннизма и защиты его от исмаилитов. Он был покорен умом и энциклопедическими знаниями молодого аль-Газали. В 483/1091 г. Низам аль-Мулк назначил аль-Газали на профессорскую должность в медресе «Низамийа» в Багдаде. Вскоре он приобрел необычайную популярность в Багдаде, увеличилось число его сторонников, как, впрочем, и идейных оппонентов. Через четыре года преподавательской работы аль-Газали оставил преподавание и уехал из Багдада. Причинами, которые побудили его к этому поступку, являются следующие обстоятельства. Всю свою сознательную жизнь аль-Газали искал, по его собственному признанию, «знание об истинах вещей» (хака’ик ал-’умур), и что к этому поиску он был предрасположен божественным замыслом от рождения. Ради этого он ознакомился с особенностями различных (исламских и неисламских) религиозных и идейных направлений и сект, в совершенстве овладел тонкостями исламской теологии (калам), мусульманского права (фикх) и различных течений философии. В своих поисках «достоверного знания» (якин) он первоначально полагался на традиционные знания и считал, что в методологическом плане следует полагаться на опытное знание, подкрепленное рациональным методом. Постепенно растущий скепсис в отношении чувственного и рассудочного познания побудил его обратиться к занятию теологической наукой (каламом) и составлению сочинений по теологическим и богословским вопросам. Но даже после овладения в совершенстве этой наукой он понимал, что искомой цели все еще не достиг. В его душе шла борьба между стремлением, с одной стороны, оставить мирские дела, полностью посвятить себя подготовке к будущей жизни на том свете (ахира) и обрести знания, которые могут помочь в этом деле, и, с другой стороны, желанием вести привычный образ жизни. В итоге, по его собственному признанию, он прибег к помощи Всевышнего Бога и бесповоротно оставил свою должность, отказался от карьеры главы исламских ученых и покинул, как он сам тогда предполагал навсегда, Багдад, чтобы полностью посвятить себя изучению суфийских наук. Так начался 11-летний период его странствий. В 488/1095 г. он уехал в Дамаск. Затем в течение двух лет он попеременно жил в Дамаске, Иерусалиме, Хевроне (Палестина), посетил Мекку и Медину. Он вернулся в Багдад из Иерусалима буквально незадолго до захвата «Священного города» крестоносцами в 491/1099 г. В итоге аль-Газали осознал, что та или иная исламская дисциплина, взятая сама по себе отдельно, не может обеспечить обретение полноты истины, и что для этого требуется объединение исламских дисциплин в рамках чего-то единого. Этим, по его убеждению, является суфизм (тасаввуф), поскольку он (суфизм) является не просто суммой книжного знания, но интегральным учением, единством теории и практики, знания и действия, веры и нравственного самосовершенствования на пути самопознания и обретения искренности в поклонении Богу. На своем личном опыте за годы странствий он тверд-до убедился, что именно суфии - те люди, которые находятся на Пути Богопознания и что их жизненный путь и является самым лучшим путем, что их нравы являются самыми чистосердечными и достохвальными. По его убеждению, даже если самые лучшие умы из знатоков религиозных наук и самые сведущие мудрецы пожелают что-то изменить к лучшему из способов Богопознания, все равно они не смогут предложить альтернативы суфийскому способу Богопознания и образу жизни суфиев. Аль-Газали был убежден в том, что суфии обретают все свои действия, как в движении, так и в покое, в явном и скрытом, от одного источника - из ниши пророческого знания. После возвращения из странствий аль-Газали не приступил к преподаванию, а продолжал пребывать в созерцательном уединении от мира и занимался составлением сочинений. Он жил попеременно в Тусе, Хамадане и Нишапуре. В 499/1106 г. Фахр аль-Малик, сын Низама аль-Мулка, сумел вернуть аль-Газали к преподавательской деятельности в медресе «Низамийа» в Нишапуре. Но всего через несколько месяцев Фахр аль-Мулк, как и его отец, был убит исма‘илитом. Ал-Газали, тяжело переживавший утрату своего покровителя, покинул Нишапур, и, вернувшись в Тус, уединился от мира. Рядом с его домом было построено медресе, где он занимался обучению студентов обычным религиозным знаниям. Также там было построено странноприимное заведение (ханака) для суфиев. Он тщательно распределял свое время для обучения студентов таким дисциплинам, как знание Корана, шариатским дисциплинам, и обучения суфиев, стремясь добиться того, чтобы обучающиеся получали максимальную пользу. По утверждению шазилийского шейха Абу ‘Аббаса аль-Мурси, аль-Газали достиг сиддикийа - степени Богопознания, самой близкой к степени пророчества. Умер аль-Газали в 505/1111 г. в Тусе. Аль-Газали - автор более 1000 сочинений, как было сказано выше. В них он предстает перед читателем как богослов и философ, суфий и правовед (факих). Его сочинение «Возрождение религиозных наук» (Ихйа’ ‘улумад-дин) является наиболее полным изложением его интегрального учения, которое соединяет положения ислама с суфийскими ценностями. Именно в этом 4-томном сочинении ему удалось системно изложить свои взгляды под лозунгом «возрождения» мусульманского вероучения, осуществить то, что будет названо суфийским теолого-философским синтезом (М. аль-Джанаби). В ходе выполнения своей задачи аль-Газали предстает перед читателем как суннитский теолог-ашарит, суфий, философ и шафиитский правовед (факих). Как правовед-шафиит (факих) он отстаивает законность как необходимую основу государственного единства и разрабатывает практические аспекты соединения права и морали. В области вероучения и познания он демонстрирует недюжинное знание философии и теологии (калама), предлагая оригинальные подходы и решения проблем метафизики, теории познания и этики и критикуя косность и догматизм в мышлении. Он подвергает тотальной переоценке правоведение (фикх) в стремлении подкрепить строгость его установлений духом суфийской этики (адаба). Аль-Газали не считает проблемы, которыми занимаются «ученые мужи» религии, надуманными и не имеющими отношения к действительности. Он призывает перевести рассмотрение этих проблем в практическую плоскость, применительно к ндивидуальному бытию каждого верующего. Религиозное знание будет полным, как он считает, если оно будет включать в себя особый метод познания, позволяющий постичь тайный, сокровенный смысл божественных слов, изложенных в Коране. И этот метод Богопознания не является спекулятивным (умозрительным) способом познания, а является единством познания и нравственного действия, это есть «действенное знание пути к потустороннему миру». «Целью жизни человека объявляется “спасение”, а смысл его существования заключается, по утверждению Газали, в постижении “Истины”, то есть, в мистическом (интуитивном. - И. Н.) приближении к Богу, познании божественной сущности, приобретении достоверного знания”. Для достижения этой высшей цели человек должен пройти трудный путь самосовершенствования и накопления положительных качеств. На этом пути Газали отмечает в порядке нарастания совершенства “стоянки”, или стадии, - макамат. Трактат Газали содержит основные идеи суфийской системы: идею мистической (интуитивной - И. Н.) близости к Богу, идею тарика - пути к этой близости, на котором отмечены “стоянки”, символизирующие определенные качества; идею суфийских идеалов терпения любви и т. п. Газали доказывает, что этот путь, суфийская теория и практика, как он их излагает, не противоречит ортодоксальному суннизму, а, наоборот, полностью соответствует духу и основам мусульманской религии. В суфийском обновлении суннизма заключается одна из главных целей учения Газали, которую отмечают многие исследователи его творчества». Суфизм - «целостная система религиозно-философских концепций и особых форм религиозной практики, приспособленных, с одной стороны, к духовным потребностям конкретного человека, стремящегося к непосредственному общению с Богом, а с другой - к общепринятым нормам исламской этики и морали». В лице Абу Хамида аль-Газали мы имеем дело с суфием-энциклопедистом, жившим в начале той эпохи, V-VI вв. по хиджре (XI-XII вв. по хр. л.), которую исследователи называют эпохой трансформации мусульманского мира в целом, эпохи, породившей многие характерные признаки того, что стали называть мусульманской цивилизацией (см.: В. В. Наумкин, М. Б. Пиотровский). Суфии выдвинули идеи и концепции о пути к Богу и способах интуитивного анализа личного общения с Всевышним. Книга «Ихйа’» стоит в ряду классических суфийских трудов, таких, как «Китаб аль-лума‘» Абу Насра ас-Сарраджа ат-Туси (ум. в 378/988 г.), «Китаб ат-та‘а-арруф» Абу Бакра аль-Калабади (ум. в 385/995 г.), «Кут аль-кулуб» Абу Талиба аль-Макки (ум. в 378/996 г.), «Табакат ас-суфийа» Абу ‘Абд ар-Рахмана ас-Сулами (ум. В 412/1038 г.), «Ар-Рисала фи ‘илм ат-тасаввуф» Абу аль-Касима аль-Кушайри (ум. в 463/1071 г.) и некоторых других. Появление этих сочинений в этот период не было случайностью, в них нашло свое отражение объективный процесс развития мусульманской религиозно-философской мысли, начиная с XI в., в сторону суфизма, который утвердился практически во всем духовном пространстве исламского мира, абсорбируя и видоизменяя другие направления мусульманской религии. Соответственно, суфизм стал доминантой религиозной жизни многих представителей всех социальных слоев мусульманского общества. Он начинает отвечать одновременно духовным запросам простых верующих и исканиям интеллектуальной элиты, разочаровавшейся в логических построениях и рационализме. Начался процесс «интериоризации» суфийских ценностей, превращения идей и концепций суфийских классиков во внутренние ценности и нравственные убеждения подавляющего большинства верующих с определенной долей упрощения этих идей, неизбежного в ходе доведения этих идей до сознания малообразованных верующих. В пропаганде суфийских идей особая роль принадлежит аль-Газали, ибо он занимался не только теоретической работой по толкованию и раскрытию практических аспектов положений, лежащих в основе суфийской концепции пути к Богу (тарик), но и с подробностью разработал условия применения их на практике. Трактат «Ихйа’» стал логическим завершением оформления суфизма в особое духовно-практическое учение, в рамках которого осуществлялась интерпретация для широких масс верующих общих исламских ценностей в понятных для них образах и представлениях. Трудно согласиться с утверждением, что целью создания трактата «Ихйа’» было стремление приспособить суфизм к тому, что не вполне корректно называют «ортодоксальным» или «официальным» исламом, как полагают многие исследователи. Например, Г. Э. фон Грюнебаум утверждает: «И тот же Газали, не убоявшись нападок фанатиков, возвел поныне существующее здание веры, где равно находят приют теологический рационализм религиозных истин и благочестие, в котором нуждается простой народ. Духовное единство в мусульманской общине могло быть достигнуто лишь путем узаконения народных культовых форм, в первую очередь культа Пророка и святых, и отказа от мирских стремлений». В. В. Наумкин пишет, что «его (аль-Газали - И. Н.) главный труд - Ихйа’ - соединяет ценности ортодоксального суннизма с суфийскими идеалами». Такое мнение зиждется на молчаливом допущении мысли о том, что суфизм есть явление, чуждое природе и мироощущению ислама. «Это представление сложилось у исламоведов в результате знакомства с трудами видных ханбалитов Ибн аль-Джаузи (ум. в 597/1200 г.) и Ибн Таймийи (ум. в 728/1328 г.), сурово критиковавших суфийские “новшества” (бид‘а) в практическом и теоретическом плане, а также с негативной оценкой суфизма Ибн Халдуном (ум. в 809/1406 г.). Следовательно, противопоставление суфизма исламу нельзя считать изобретением западных ученых: оно восходит к средневековой мусульманской богословской полемике вокруг концепции “правоверия”. Заблуждение ориенталистов заключалось в том, что они приняли мнение ряда богословов за “ортодоксальную” точку зрения, а позиции их оппонентов, отстаивавших “правоверие” суфизма, - за “еретическую”, или “гетеродоксальную” Что касается вопроса о взаимоотношениях суфизма и “правоверия” вообще, то, на наш взгляд, нельзя принимать полемические выступления отдельных богословов за мнение всей мусульманской общины». Поэтому вряд ли правомерно говорить о «примирении” суфизма с суннитским традиционализмом, ведь в развитии и пропаганде его идей участвовали суфии различных богословско-правовых школ (мазхабов) - ханбалитского, шафи‘итского, маликитского и ханафитского. Суфизм - явление многоликое. Но при всем многообразии суфизма как в теоретическом, так и в практическом плане, в нем есть несколько неизменных теоретических установок. «Мы считаем важнейшей из них концепцию “пути” (ат-тарик), ведущего человека через морально этическое очищение, самоконтроль и самосовершенствование к постижению высших истин…С ней тесно связано понятие святости (вилайа) (подробнее см.: Ходкевич), которая обретается суфием по достижению конечной цели мистического (интуитивного - И. Н.) пути и в силу ряда обстоятельств становится значительно социальной (а порой и политической) силой (см., например, Геертц)». Все содержание книги «Ихйа’» пронизано идеей о сокровенном присутствии (худур) при Боге, идеей пути (тарик) к состоянию этой близости через прохождение «стоянок» (стадий в Богопознании, каждое из которых служит обозначением определенного нравственного качества) и идеей терпения, «отрешения от мирского», любви и т. д. Аль-Газали и многие интеллектуалы его эпохи, принадлежавшие к различным идейным течениям, настаивали на правомерности дополнения обычного религиозного знания интуитивным знанием и демонстрировали, что это нисколько не мешает соблюдать религиозные предписания в полном соответствии с нормами и установлениями своих религиозно-правовых школ, и что суфизм полностью соответствует духу и основам мусульманской религии. Аль-Газали доказывал необходимость придания этического характера положениям Закона (шариата). По его мнению, критерием любого действия верующего и суждения о нем является нравственное состояние души. Бесспорное преимущество суфизма аль-Газали видел в соединении религиозного знания (‘илм), нравственного состояния (хал) души и действия (‘амаль) в соответствии с этим знанием. Следовательно, стремление аль-Газали придать осмысленность ндивидуальному бытию каждого человека служит его главной задаче придания «живительного» импульса исламу в свете новых требований времени. Многие исследователи сочинения «Ихйа’» отмечают, что он, представитель шафиитского богословско-правового толка (мазхаб), прилагал усилия для примирения противоборствующих богословско-правовых школ суннитского ислама. Его попытка такого примирения являлась стремлением удовлетворить потребность верующих, представителей различных мазхабов, уставших от бесплодных споров богословов, найти общий язык между собой. Не зря аль-Газали цитирует коранический аят: «Сегодня Я завершил для вас вашу религию, и закончил для вас Мою милость, и удовлетворился для вас исламом как религией» (Коран, 5:5). Аль-Газали полагает, что ислам и есть истинный и единственный мазхаб на практике и в теории. Поэтому он своей первой задачей считает защиту ислама от учений, подрывающих его устои, и обережение простых верующих (‘амма) от философии и спекулятивного богословия (калама), которые пагубно воздействуют на их неподготовленные умы и вводят их в соблазны. Аль-Газали в «Ихйа’» представил позитивную альтернативу «дурным ученым», изложил свое учение в виде целостной религиозно-правовой концепции и особых форм религиозной практики, приспособленных к общепринятым потребностям каждого верующего, стремящегося к непосредственному общению с Богом, а с другой - к общепринятым нормам исламской этики и морали. В качестве самой необходимой ценности для человека выделяются состояние непосредственного присутствия (худур) при Боге, созерцания (мушахада) Его и «предстания» (фана’). Аль-Газали считает, что поклонение человека Богу вне связи с эмоционально-индивидуальным опытом есть вид проявления лицемерия. Для аль-Газали человек есть «срединное» место между Богом и сотворенным Им миром, место проявления смысла бытия - как божественного, так и профанного (тварного) бытия. Аль-Газали не раз цитирует хадис «Кто познал себя, тот уже познал своего Господа». Бог выбрал человека из числа остальных созданий, чтобы разъяснить ему смысл бытия, который он, человек, должен постичь из собственного жизненного опыта и сверять им свое поведение. Аль-Газали не противопоставляет опыт конкретного человека Закону (шариату), доведенного Пророком людям от Бога. Но опосредствованный путь передачи знания о божественных установлениях должен быть дополнен непосредственным знанием человека о Боге, которое может быть дано только в индивидуальном опыте переживания «высшего состояния» присутствия при Боге. Благодаря состоянию присутствия (худур) при Боге придается осмысленность индивидуальному, конечному бытию верующего, что должно было, по мнению аль-Газали, помочь организовать поведение людей в соответствии с требованием Закона не просто за счет использования внешних санкций, но и внутренних мотивов каждого члена мусульманской общины. В центре внимания аль-Газали, в первую очередь, находится индивидуальный человек. «Осознание человеком своей задачи в жизни, познание им себя было одним из суфийских идеалов. Представляется, что роль Газали - «воскресителя» суннитской веры - состоит не столько в соединении суфизма с суннитской ортодоксией, сколько в попытке интериоризации догм ислама с помощью новой структуры, нового подхода к религии через призму человеческого существования, связанного с ценностями суфизма и соответствующими настроениями в мусульманском обществе. Для арабской культуры IV-V вв. (X-XI вв.) были характерны поиски нравственных идеалов, интерес к человеку, путям его совершенства, возникновение новых воззрений на человека и природу». Всеохватная система, изложенная в «Ихйа’», в которой находится место и науке поведения (взаимоотношения человека с Богом и с людьми) и науке о сокровенном [познании Бога], свидетельствует о том, что действительной задачей аль-Газали было создание идеологической системы социального регулирования посредством «оживления» ислама. «Ихйа’» - это попытка кодифицировать сдвиги, произошедшие в социально-экономическом укладе жизни Халифата и общественном сознании. Стремление аль-Газали примирить противоположные идейные тенденции в обществе, где доминировала религия, объясняется его желанием снять остроту социальных и идейных противоречий, разрушительным образом действующих на основы Халифата. Теолог аль-Газали, назначенный в свое время на руководящую должность в медресе «Низамийа» в Багдаде, не мог не понимать, что его усилия, как на поприще преподавания, так и на поприще составления сочинений, должны быть направлены на защиту централизованного государства, одного из видов воплощения на земле божественной воли. Но уважение к законности должно быть уравновешено уважением к внутреннему миру человека, работой по «очищению» сердца и ради достижения состояния присутствия при Боге, искренности в намерениях, чистосердечия в делах. Идея «высшего состояния» (хал), которое реализуется через безусловное исполнение действия, диктуемого знанием, полученным от Бога (опосредствованным или непосредственным путем), служит эталоном в системе поведенческих предписаний аль-Газали. «Главная роль высших, санкционированных Богом эталонов поведения заключается в их целеполагающей роли в этической системе философа. Так, смысл проповеди полного квиетического отречения от мира состоит не столько в стремлении добиться этого качества от каждого члена мусульманского общества, сколько в том, что с помощью включения этого, видимо, достаточно популярного качества в шкалу высших ценностей новой системы осуществляется воздействие на социальное поведение людей, которым предписаны определенные нормы действия. К этому сводится в конечном счете социальная роль системы «Ихйа’». Суфийский теолого-философский синтез, предпринятый аль-Газали ради создания религиозно-этической системы в сочинении «Ихйа’», - служит задаче снятия отчуждения, возникшего между массами верующих и духовных лиц, и, в конечном счете, задаче расширения социальной базы ислама. Аль-Газали отказывает суфизму в элитарности, разъясняя, что путь к Богу открыт для каждого, и что успех на нем зависит от двух условий: личных усилий и милости свыше. Суфизм аль-Газали - умеренный, онотеистический. По мнению аль-Газали, суфизм немыслим без приверженности нормам Закона (шариата). Но он исходил из необходимости придания этического характера положениям шариата, то есть, он стоял на позиции за трехступенчатый путь к Богу: шари‘а (установления Закона, шариата) - тарика (путь к Богу) - хакика (сокровенная Истина). Аль-Газали осознавал невозможность подъема в мир морального абсолюта без опоры и вне рамок конкретной регуляции поведения верующего Законом (шариатом). В этом он видел секрет возможности «оживления» ислама. Идеи аль-Газали оказали на исламский мир колоссальное воздействие. Это было вызвано, в первую очередь, тем, что с V в. (XI в. по хр. л.) суфизм стал быстро заполнять духовное пространство мусульманского мира, поглощая другие направления в исламе. Это произошло потому, что теоретические положения суфизма отвечали духовным запросам мусульман и насущным требованиям времени. Предшественники аль-Газали, выдающиеся суфии-энциклопедисты, приложили немало усилий в деле доказательства «правоверия» суфизма. Аль-Газали поступил более радикально и сделал прорыв вперед, создав совершенно новый синтез исламского «правоверия» и суфизма (суфийский теолого-философский синтез по определению М. аль-Джанаби), в котором доля исламского «правоверия» была существенно увеличена. Всеобъемлющая система аль-Газали все больше стала восприниматься как наиболее систематизированное учение «правоверного» ислама. «Завершение доктринального оформления суфизма исследователи (см.: Уотт, 1963; Лауст, 1970) обычно связывают с именем Абу Хамида аль-Газали, точнее, с его Ихйа’ ‘улум ад-дин». Суфийские ценности, в кодификации которых аль-Газали сыграл решающую роль, легли в основу организационных структур суфийских братств -тарикатов, которые, в свою очередь, сыграли огромную роль в распространении ислама в ранее неисламизированных или слабо исламизированныхстранах. На периферии мусульманского мира, где ислам только начинал распространяться, и где отсутствовали, кроме суфизма, другие идейные течения, ислам отождествлялся с суфизмом. Это в полной мере относится к той части территорий бывшей Российской империи - Средней Азии, Поволжью, Среднему и Южному Уралу, Западной Сибири, Северному Кавказу и Азербайджану - где коренным населением являются мусульманские народы. В Средней Азии и в Волго-Уральском регионе, в Западной Сибири и на Северном Кавказе именно суфии, первые исламские проповедники, часто брали на себя миссию идеологов многовекового процесса исламизации местного населения, затем становясь основными носителями и толкователями мусульманских законов и обрядов для населения этих регионов. Исламизация Северного Кавказа, Поволжья и Урала продолжалась несколько веков, и этот процесс протекал неравномерно. Например, процесс исламизации Дагестана начался еще в период арабских походов в I в. (VII в. по хр. л.). Распространение ислама сопровождалось созданием системы мусульманского образования: медресе и школ обучения при мечетях. В медресе изучали арабский язык, грамматику, мусульманское право (фикх) и этику, основы богословия и суфизма. Известный мусульманский ученый и суфийский шейх Дагестана Абд аль-Хамид-Афанди говорил, что человек, который не изучил сочинение «Ихйа’», каким бы ни был он большим ученым, как будто еще не родился на свет. «Изучение фондов рукописей, частных библиотек, а также полевые археографические разыскания не оставляют сомнений в широкой популярности суфийской литературы на Северном Кавказе…О широком распространении в Дагестане трудов аль-Газали, и прежде всего его Ихйа’ ‘улум ад-дин, свидетельствуют материалы, собранные А. Р. Шихсаидовым и А. Б. Халидовым. Ихйа’ встречается повсюду в многочисленных списках XI - XIX вв., многие из которых переписаны местными варраками и катибами». В Рукописном фонде Института истории, языка и литературы Дагестанского научного центра РАН хранится древнейший экземпляр сочинения «Ихйа’ ‘улум ад-дин» Абу Хамида аль-Газали, переписанный в Багдаде в 589/1191 г. Выдающийся дагестанский суфийский шейх и религиозный ученый Хасан Хильми ибн Мухаммад ад-Дагестани ан-Накшбанди аш-Шазили аль-Кадири пишет: «О мой сын! Я велел тебе читать книгу [аль-Газали] «Ихья ’улюм ад-дин» (Возрождение религиозных наук) и запретил читать другие книги, где по большей части рассматриваются вопросы, связанные с земным миром и людьми мирского, по вышеупомянутой причине. Тебе надлежит усердно читать книгу аль-Газали и согласно ей следовать в поступках. Эта очень ценная книга, удостоившаяся всяческих похвал великих суфийских шейхов. То, что ты найдешь в ней, будет достаточным для тебя, да поможет тебе Всевышний Аллах в усвоении знаний и совершении благих поступков!» Труды аль-Газали также были популярны в Волго Уральском регионе и в других местах компактного проживания мусульманского населения дореволюционной России. Образованные мусульмане хорошо знали такие сочинения аль-Газали, как Ихйа’, Мункиз мин ад-далал и другие, использовали их в ходе обучения учеников в многочисленных медресе. В дооктябрьской России мусульманские священнослужители (имамы) использовали идейное наследие аль-Газали в своих пятничных проповедях, буквально воспроизводя места из Ихйа’. Известный тюрколог Заки Валиди Тоган в своих мемуарах пишет, что его отец, простой башкирский мулла, занимался сочинением небольших трактатов на религиозные темы и ссылался в них на труды аль-Газали. Также он в своих пятничных проповедях в сельской мечети цитировал аль-Газали из Ихйа’ для подкрепления своих слов. «Отец же смотрел на эту проблему глазами исламского мыслителя 12 в. аль-Газали, которого считал единственным муршидом…В своих произведениях отец с воодушевлением использовал цитаты из труда аль-Газали “Возрождение религиозных наук”… В десять лет я знал дату смерти аль-Газали - 505 год хиджры или 1111 год по христианскому летоисчислению». А вот что пишет Заки Валиди Тоган о видном религиозном деятеле и выдающемся ученом дореволюционной России, шейхе Зайналлахе аш-Шарифи (Зейнулле Расулеве) (1835 - 1917): «Он (Зейнулла-ишан) при всех протянул мне золотую десятирублевую монету: “Купи себе что-нибудь”. Я пошел в татарскую книжную лавку и купил один из трудов аль-Газали по критике теологии, книги об исламском обществе и философии, “Крейсерову сонату” Толстого и другие русские романы в переводе на арабский язык; для изучения французского языка купил турецко-французский разговорник, а в русской книжной лавке приобрел произведения Толстого о большом голоде в наших краях в 1891 г., году моего рождения... Во время следующих встреч про книгу аль-Газали “Аль-мункиз мин ад-далал” (Избавляющий от заблуждения) он (Зейнулла аш-Шарифи) сказал, что мне ее еще не понять, но я ответил, что прочту потом, когда продвину свой арабский язык; он погладил меня по спине и дал еще денег. Потом на собраниях шейх говорил, что, несмотря на свои 15 лет, я верно выбираю книги. Когда я слышал это, меня, конечно, распирало от гордости. Положительные отзывы обо мне человека, столь уважаемого в нашей среде, очень вдохновили меня на занятия наукой» (там же, стр. 34). Еще в одном месте своей книги Заки Валиди Тоган упоминает имя аль-Газали: «На перевале через горы нас застиг неистовый ветер, о котором мы знали из истории этих мест. Пришлось сойти с лошадей и укрыться за камнями. 11марта, в воскресенье, мы добрались до развалин знаменитого города Тус, посетили могилы имама аль-Газали и Фирдоуси. Невозможно было назвать мавзолеем развалившиеся сооружения над их могилами. Достаточно было взглянуть на скромные надгробия, чтобы понять, как мало ценит родина этих двух великих людей, произведения которых я читал и о которых столько слышал» (там же, стр. 371). Можно сказать, что общеисламские ценности доходили до сознания простых верующих в газалиевской интерпретации, ибо великий теолог сумел найти более доступные для широких масс верующих образы и формы интерпретации положений исламской религии. Большую роль в популяризации идей аль-Газали играли религиозные авторитеты российских мусульман. На последней странице одного экземпляра сборника статей вышеупомянутого башкирского шейха, выдающегося мусульманского ученого Зайналлаха (Зайнуллы) аш-Шарифи Расулева (1835 - 1917) сохранилась короткая авторская надпись, содержащая совет читателю читать сочинения аль-Газали, в частности, «Аль-Мункиз мин ад-далал». Автор выражает твердую убежденность, что суфизм (тасаввуф) не противоречит Исламу. Как сообщает видный дагестанский ученый и шейх Сайфулла-Кади (ум. 1919 г.), шейх Зайнулла аш-Шарифи обладал чрезвычайно высокой степенью знания религиозных и умозрительных наук - в хадисоведении (знанием наиблизкого извода (иснад) хадисов к Пророку Мухаммаду (мир ему и благословение) и в остальных науках. Об этом Сайфулла-Кади пишет в своей книге «Мактубат». Идейное наследие аль-Газали и в современном мире не теряет своей актуальности. Мир ислама раздирается религиозно-политическими и социальными противоречиями. Это касается и исламской «составляющей» российского общества. В Российской Федерации, особенно в тех национальных республиках, где коренное население состоит из этнических мусульман, процесс реисламизации протекает в сложных, а порой и в трагических формах. Причинами противоречий между сторонниками различных идейных исламских течений на территории РФ служат не только амбиции лидеров этих течений. «Другая особенность “российского” ислама, способствовавшая, кстати, сложению представления о “фанатизме” мусульман, - низкий уровень религиозных знаний среди самих мусульман, слабое развитие исламских институтов, утрата исламской правовой культуры…Одна из причин такого положения - изоляция “российских” мусульман от исламского мира в целом». Следует надеяться, что идейное наследие аль-Газали, один раз послужившее мусульманской общине в деле разрешения конфликтов между разными религиозными течениями на основе общеисламских ценностей и идеи равноценности и равноправия всех богословско-правовых школ в исламе, будет востребовано российскими мусульманами. «Проблема правоверия в принципе неразрешима в рамках ислама, который не знает единой церковной канонизации текстов, идей, учений или “святых”» . А раз нет единой для всех мусульман «идеальной» модели ислама, если нет «правильного» и «неправильного» ислама, значит каждый человек, принявший ислам, имеет право называться мусульманином, и нет оснований делить мусульман на «правильных» и «плохих», «истинных» и «неистинных». Опыт снятия Абу Хамидом аль-Газали противоречий между различными идейными направлениями ислама на основе универсальных исламских принципов может оказаться полезным в деле разрешения внутриисламских разногласий и противоречий в современной России, подогреваемых амбициями лиц, претендующих на роль выразителей интересов российских мусульман и готовых ради достижения узкокорыстных целей идти на обострение разногласий между верующими. Как похожи эти «лидеры российского ислама» на «дурных ученых», погрязших в мелочных спорах ради достижения дешевой славы и мирских благ и которых аль-Газали подвергает убийственной критике в «Ихйа’»! Состав новоявленных «лидеров» российских мусульман довольно пестрый - это бывшие артисты и отставные рок-музыканты, выпускники техникумов и культпросветучилищ, не имеющих к исламским учебным заведениям никакого отношения. Действительно, после начала преобразований в нашей стране в начале 90-ых гг. XX в. на поверхность общественной жизни всплыло много пены. Но по мере роста сознания людей пена эта обязательно схлынет. И в том, что сочинение аль-Газали «Возрождение религиозных наук» (Ихйа’ ‘улум ад-дин) обязательно сыграет очищающую роль в этом, нет никакого сомнения. Издание «Ихйа’» на русском языке является не только возвращением творческого наследия аль-Газали мусульманам, для которых он в первую очередь составлял свои сочинения и трактаты. Духовное наследие аль-Газали, будучи одним из ярких проявлений самосознания человечества, обязательно будет по достоинству оценено российскими читателями, которые так высоко ценят духовность творческих личностей, независимо от их конфессиональной принадлежности.

Абу Хами́д Муха́ммад ибн Муха́ммад аль-Газали́ ат-Туси́ (араб. ابو حامد محمد بن محمد الغزالى‎, Абу Ха́мид Муха́ммад ибн Муха́ммад аль-Газа́ли ; 1058, Тус - 19 декабря 1111, Тус) - исламский богослов, правовед, философ и мистик, родом из области Хорасан в Персии (современный Иран). Один из наиболее авторитетных учителей, входящих в число основателей суфизма. Деятельность аль-Газали была направлена на формирование всестороннего и систематического учения суфизма, а также на формулирование теоретических основ суфизма.

Абу Хамид аль-Газали родился в 1058 году. Его семья жила в Тусе и имела персидское происхождение. Отец Абу Хамида был прядильщиком шерсти. Он рано ушёл из жизни и воспитанием Абу Хамида и его брата Абуль-Футуха Ахмада занялся один из друзей отца. Вскоре наследство, оставленное отцом, иссякло, и, поскольку друг отца сам был очень беден, он предложил братьям поступить в медресе в качестве учащихся, чтобы прокормить себя.

В 1070 году аль-Газали вместе с братом переехали в Джурджан (Горган) для продолжения обучения у имама Ахмада ар-Разикани и Абуль-Касима Джурджиани. В 1080 году аль-Газали поехал в Нишапур для того, чтобы стать студентом известного мусульманского ученого Абуль-Маали аль-Джувайни (ум. 1085), известного как Имам аль-Харамайн. У имама аль-Джувайни Абу Хамид изучал фикх, усуль аль-фикх, ашаритский калам и другие дисциплины. Среди учителей аль-Газали обучивших его тонкостям суфизма были Фазл ибн Мухаммад аль-Фарамизи (ученик Абуль-Касима аль-Кушайри) и Юсуф ан-Насадж.

Вскоре молодого и талантливого богослова замечает сельджукский визирь Низам аль-Мульк. Он пригласил аль-Газали в Багдад и поручает ему возглавить медресе Низамия. С 1091 по 1095 он преподаёт исламское право в созданном им ученом заведении. В медресе училось около 300 учеников, среди которых были: Абу Бакр ибн аль-Араби, Абу Джильд ибн ар-Разар, Абу Гайс аль-Джайли, аль-Барбабази, Абуль-Байих аль-Бакраджи, Абуль-Аббас аль-Аклиши, Абдул-Кадир аль-Джилани, Мухаммад ибн Яхья аш-Шафии и другие известные исламские богословы.

В 1092 году Низам аль-Мульк погибает от рук исмаилитов и в 1095 году аль-Газали под предлогом совершения хаджа вместе с семьёй покидает Багдад. Сам аль-Газали объясняет свой поступок следующим образом:

«Затем, понаблюдав за собой со стороны, я нашел своё положение опасным для меня, и что я очень привязался ко всему тому, что приобрел из благ земной жизни, и всему тому, что окружало меня. Затем я, проследив за своими делами, заметил, что лучшее, чем я могу быть занят, - это преподавание и обучение. Но это были науки, не приносящие пользы на том свете и не столь важные для земной тленной жизни. Я вспомнил о своем намерении обучать, и оказалось, что делаю это не чисто ради Аллаха, а ради славы и почета. Тогда я убедился, что нахожусь на краю пропасти и в итоге могу попасть в Ад, если не возьмусь за исправление своего положения. И поэтому я решил выехать из Багдада, поскольку мысли о моем положении не давали мне покоя, но моей душе (нафсу) это отнюдь не понравилось, и она стала мне противиться. И, таким образом, я стал колебаться между своей необузданной страстью и эгоизмом и призывами того света до тех пор, пока дело не перешло от выбора к необходимости…»

Биография имама Аль-Газали ат-Туси

В течение 11 лет до 1106 года аль-Газали провёл жизнь отшельника. Сначала он прибыл в Шам. В Дамаске он приобщился к суфийской практике уединяясь (халват), совершая внутренние упражнения (риязат) и духовные старания (муджахадат). Некоторое время он пребывал в служении (итикаф) в мечети Омейядов. Затем он отправился в Иерусалим (Байт уль-Мукаддас). Там он большую часть времени проводил в мечети Купол Скалы, расположенной рядом с мечетью аль-Акса. В Иерусалиме была начата самая знаменитая книга имама аль-Газали «Воскрешение наук о Вере», которую он закончил в Дамаске. После возвращения а Дамаск аль-Газали совершил паломничество в Мекку и посетил могилу пророка Мухаммеда в Медине. В эти годы он написал наиболее значительные свои сочинения.

В 1106 году сын Низам аль-Мулька, Фахр аль-Мульк пригласил аль-Газали вернуться к преподаванию, аль-Газали начинает снова читать лекции в медресе Низамия в Нишапуре. В Нишапуре аль-Газали познакомился с шейхом Абу Али аль-Фармади, являющимся седьмым в цепочке (сильсиля) шейхов накшбандийского тариката. Под руководством и наставлением аль-Фармади он прошел все ступени (макам) суфизма.

Незадолго до смерти аль-Газали снова бросает преподавание и возвращается в Тус. Живёт в келье и учит молодых последователей суфийскому образу жизни. Аль-Газали умер в декабре 1111 года в возрасте 53 лет. По словам Абдул-Гафура Фариси у аль-Газали было несколько дочерей и ни одного сына.

Богословская деятельность

Абу Хамид аль-Газали был последователем шафиитской правовой школы (мазхаб) и ашаритской акиды. Его труды способствовали развитию систематического представления суфизма и его интеграции в ортодоксальный суннитский ислам. Аль-Газали подвергал критическому рассмотрению положения всех основных направлений исламской мысли от исламской теологии, суфизма, исмаилизма до философии.

Калам

Мысли аль-Газали оказали важное влияние не только на мусульманских, но и на христианских средневековых философов. Аль-Газали считают и виднейшим представителем ашаритского калама (фактически последним великим философом калама, завершившим создание ашаритской метафизики) и основополагающим теологом суфизма. Его личность самоуглубленного мыслителя и мистика, не отказывающегося от передачи своих знаний другим, но избегающего мирских почестей и власти, очень популярен как пример «настоящего» мусульманина - мумина.

Аль-Газали ввёл новую интерпретацию понятия джихад в Коране. По мнению аль-Газали в 95 аяте суры Ан-Ниса («Женщины») речь не идёт о борьбе на поле боя, а о преодолении своего низшего «я» (нафс). Тему джихада затронул в книге «Аль-Васит филь-мазхаб» (том 6).

По уровню познавательных способностей людей аль-Газали делил их на две категории: «широкую публику», «массу» (аль-амма, аль-’авамм), и «избранных» (аль-хасса). К первой категории он относил рядовых верующих, которые слепо следуют религиозной традиции. Перед такими людьми нельзя давать символико-аллегорическое толкование священным текстам. К первой категории он также относил и мутакаллимов, функция которых должна ограничиваться защитой догм ислама от нововведений (бида). Ко второй категории он причислял, прежде всего философов (фаласифа) и суфиев, которые приходят к монистическому взгляду на бытие с помощью интуиции (ильхам).

Из философов основными субъектами его критики стали Аристотель , аль-Фараби и Ибн Сина . Доказывая несостоятельность философского пути познания, аль-Газали постоянно использовал философские методы опровержения, широко прибегая к приемам аристотелевской логики. Движущими силами его поиска истины были сомнение, скепсис.

Суфизм

Аль-Газали сыграл очень важную роль в объединении понятий суфизма и законов шариата. Он был тем, кто в своих работах дал формальное описание суфизма. Когда (особенно в годы уединения) он стал тщательно изучать науки (калам, философию, исмаилизм, суннитскую догматику), он пришёл к выводу, что рационально сконструированная вера не жизненна, и всерьёз обратился к суфизму. Он понял, что нравственные устои должны основываться на непосредственном общении с Аллахом, а также на личном опыте переживаний. При этом важно обретение просветления или божественной благодати, для которой надо освободиться от всего искусственного.

Аль-Газали выделял три уровня бытия.

  • Высший уровень занимал Аллах, который самодостаточен
  • Низший уровень составляет материальный мир, определённый Аллахом
  • Между ними находится мир людей, души которых обладают свободой воли. От Аллаха им даются идеи и наклонности, однако дела определяются только волей людей.

Практическую пользу суфизма аль-Газали видел в направленности его учения к нравственному совершенствованию человека. Он отвергал притязания суфиев на онтологическое единение с Богом и признавал «единение» лишь как символ постижения божества высшей познавательной силой.

Титулы

Труды аль-Газали высоко оценены в исламском мире. Он получил много титулов, среди них Шарафуль-А’имма (араб. شرف الائمة‎), Зайнуд-дин (араб. زین الدین‎ - красота религии ), Худжатуль-Ислам (араб. حجة الاسلام‎ - довод ислама ) и другие. Такие исламские богословы как аз-Захаби, ас-Суюти, ан-Навави, Ибн Асакир считали его «обновителем» 5 века хиджры. Многоликость учения аль-Газали стала причиной того, что мусульманские догматики одновременно подвергали его критике и превозносили в качестве «довода ислама». В современном мире аль-Газали считается одним из авторитетнейших исламских теологов. Шейх Хамза Юсуф пишет о нём как о человеке, который «буквально спас ислам».

После того, как аль-Газали будучи ещё молодым человеком написал книгу «аль-Манхуль фи усуль аль-фикх» (Основы исламского права, 1109 г.), его учитель Абдул-Малик аль-Джувейни сказал: «Ты похоронил меня, в то время когда я ещё жив, неужели ты не мог потерпеть пока я умру. Твоя книга покрывает мою книгу».

Хафиз аз-Захаби (ум. в 1348 г.) в биографии аль-Газали писал: «Аль-Газали, шейх, имам, океан знаний, довод Ислама, феномен своего времени, красота религии, Абу Хамид Мухаммад ибн Мухаммад ибн Мухаммад ибн Мухаммад ибн Ахмад ат-Туси аш-Шафии аль-Газали. Обладатель многих сочинений, очень остроумный. Обучался в начале исламскому праву в своем городе, далее переселился в Найсабур и находился в кружке студентов, учился у имама аль-Харамайн, и вобрал в себя исламское право за короткое время, и стал красноречивым и искусным в дискуссии и был основным из дискутирующих».

Влияние Аль-Газали на мировую философию и мировоззрение

Аль-Газали сразу же стал переводиться на многие языки, получил известность в христианской Европе и в еврейских общинах.

Влияние на христианство

С его сочинениями был знаком Фома Аквинский, который его высоко ценил.

В конце XII века сочинение «Намерения философов» было переведено на латинский язык и широко распространилось. «Logica et philosophia Algazelis» перевёл Доминик Гундиссалин совместно с еврейским учёным Авендаутом. Этот перевод стал основным источником в Европе по изучению арабской философии. При этом он ошибочно считался последователем Авиценны.

Влияние на еврейскую мысль

В XII - XIII веках еврейское население арабской Испании активно владело арабским языком, и еврейские мыслители могли непосредственно воспринимать арабскую литературу. Иехуда Галеви в своих полемических работах против Аристотеля следовал позиции аль-Газали («Самоопровержение философов»), противопоставляя нечёткость философии математике и логике. Абрахам ибн Дауд (Abraham ibn Daud) в сочинении «Эмуна Рама» (ивр. ‏אמונה רמה‏‎ - «Возвышенная вера») наоборот следовал Авиценне и аль-Газали в концепции воли, намерения и экстаза (по работе аль-Газали «Намерения философов»).

В дальнейшем сочинения аль-Газали многократно переводились на еврейский язык, одним из первых переводчиков был Исаак Альбалаг (en:Isaac Albalag). Его работы имели большой резонанс, после него появилось ещё два перевода.

Еврейские переводы «Намерений философов» Аль-Газали под названием «De’ôt ha-Fîlôsôfîm» или «Kavvanôt ha-Fîlôsôfîm» стали чуть ли не самыми распространёнными философскими текстами среди европейских евреев.

Выдержки из аль-Газали включали в свои сочинения о еврейском законе и образе жизни такие мыслители, как Маймонид, Авраам Хасид, Обадия Маймонид, Авраам ибн Хасдай (Abraham ben Samuel ibn Chasdai) и каббалист Авраам Гависон из Тлемсена.

Скептицизм

Рационализм Газали, попытки подвергнуть сомнению причинность и разорвать связи между причинами и следствиями, которые могут оказаться не чем иным, как простой последовательностью событий, - комментируется многими авторами как преддверие современного скептицизма.

Труды

Воскрешение религиозных наук

Основным сочинением аль-Газали является трактат «Воскрешение религиозных наук» (араб. إحياء علوم الدين‎), в котором раскрываются вопросы культовой практики (ибадат), социально значимых обычаев (адат), «пагубных» черт характера (мухликат) и черт, ведущих к спасению (мунджийат). В этом трактате аль-Газали определяет основные суфийские ценности и идеалы - терпение, любовь, бедность, аскетизм. «Воскрешение» означает стремление оживить закосневшую суннитскую систему взглядов, определяя способы познания истины, сочетающие разум, искренность и любовь, честность и стремление к Аллаху. С одной стороны он ценит разум как необходимый для познания, которое включает в себя логику, практику, сомнения и объективность. С другой стороны он определяет уровни проблесков интуиции и экстаза по мере приближения к Аллаху и говорит о коллективных суфийских ритуалах.

Суфизм

  • Кимийя-йе са’дат (араб. كمياء السعادة ‎ - Эликсир счастья ) - книга о суфизме, написанная на фарси. В этой книге аль-Газали критикует современных ему улемов, превративших религиозное знание в средство достижения мирских целей
  • Мишкат аль-анвар («Ниша Света») - объяснение хадиса о семидесяти тысячах завесах

Философия

  • Макасид аль-фаласифа (1094) (араб. مقاصد الفلاسفة‎ - намерения философов ) - книга, в которой дано объективное и систематизированное изложение основных положений логики, физики и метафизики восточных перипатетиков.
  • Тахафут аль-фаласифа (араб. تهافت الفلاسفة‎ - самоопровержение философов ) - сочинение, ставшее знаменитым на западе и считающееся опровержением философской школы, известной в арабской среде под названием «фалясифа» (главным образом, последователи аль-Кинди). Понимание названия этой книги как атаки на философию вообще представляет собой типичный образец ложных друзей переводчика. Хорошо известна полемическая книга Ибн Рушда c опровержением аль-Газали «Тахафут аль-тахафут» (Самоопровержение самоопровержения), известная также и в еврейской традиции.

Теология

  • Аль-иктисад фи ль-итикад (1095) (араб. الاقتصاد في الاعتقاد‎ - срединный путь теологии )
  • Ар-рисаля аль-Кудсийя (1097) («Письмо из Иерусалима»)
  • Китаб аль-арбаин фи усуль аль-дин («Сорок глав о принципах Веры»)
  • Мизан аль-хамаль (1095) (араб. ميزان العمل‎)
  • Файсаль ат-тафрик байна аль-ислам ва аз-зандака (араб. فيصل التفرقة بين الإسلام والزندقة‎ - Критерии различения ислама от еретических учений ) - полемический труд против исмаилитов (батинитов)

Логика

В своих работах по логике аль-Газали популяризировал логику восточных перипатетиков. Делал он это изменяя её терминологию и представляя правила логики так, как будто они выводятся им из Корана и сунны.

  • Мияр аль-ильм (1095)
  • Аль-Кустас аль-Мустаким (1096) (араб. القسطاس المستقيم‎ - Правильные весы )
  • Михакк ан-назар (1095) (араб. (محك النظر (منطق‎)

Публикации

  • Абу Хамид ал-Газали. Воскрешение наук о вере («Ихйа улум ад-Дин»). Избранные главы / Перевод В. В. Наумкина. - М.: Наука, 1980.
  • Аль-Газали Абу Хамид. Исследование сокровенных тайн сердца. - Ансар, 2006.
  • Аль-Газали Абу Хамид. «Наставление правителям» и другие сочинения. - Ансар, 2005.
  • Аль-Газали Абу Хамид. «Весы деяний» и другие сочинения. - Ансар, 2004.

Al-Ghazzдli) Абу Хамид Мухаммед ибн Мухаммед (род. 1059, Туе, провинция Хорасан, Иран - ум. 1111 г там же) - иран. теолог и философ ислама. Сначала был мистиком в духе суфизма, оспаривал общезначимость закона причинности, затем стал ярым противником философии ("Разрушение философии") и новооснователем ортодоксальной теологии ("Воскресение теологии").

Отличное определение

Неполное определение ↓

Абу Хамид аль-Газали

1059–1111) Иранский теолог и философ ислама. Сначала был мистиком в духе суфизма, оспаривал общезначимость закона причинности, затем стал ярым противником философии («Опровержение философов») и вооснователем ортодоксальной теологии («Воскрешение наук о вере»). Оказал влияние на средневековую философию, в том числе и в Европе. Газали - теолог, законовед, суфий, философ - был одним из самых известных мыслителей мусульманского средневековья. Им написано большое количество трудов (по разным оценкам, не менее сотни) по биобиблиографии, законоведению, философии и логике, догматической теологии, полемике, практике суфизма, теории суфизма. Суфизм (мистическое течение в исламе) возник в VIII–IX веках. Для суфизма характерно сочетание метафизики и аскетичной практики, учение о постепенном приближении через мистическую любовь к познанию Бога и слиянию с ним. Газали оказал большое влияние на развитие арабо-мусульманской культуры. Согласно хадисам, предсказывающим приход обновителя ислама раз в каждое столетие, арабы воспринимали Газали как обновителя пятого века ислама. Крупнейший биограф Суюти сказал: «Если бы после Мухаммада мог быть пророк, то это был бы, конечно, Газали». Взгляды Газали были известны средневековой Европе. Исследователи утверждают, что Газали повлиял на Фому Аквинского и на всю схоластику. С именем Газали в средневековой Европе связан один парадокс. Газали, ведя полемику с философами, прежде всего мусульманскими - аль-Фараби и Ибн Синой, написал две книги «Стремления философов» и «Опровержение философов». В первой книге Газали только излагал взгляды философов, написав во введении, что собирается опровергнуть их концепции во втором труде под названием «Опровержение философов». Книга «Стремления философов» Газали была переведена в Толедо в 1145 году на латынь монахом Домиником Гундисальво, но без введения и заключения, в результате чего Газали долго почитался европейскими схоластами за философа, взгляды которого аналогичны взглядам Фараби и Ибн Сины. Однако позднее благодаря новым переводам в Европе стал известен и настоящий Газали. С трудами Газали был знаком Гегель, отмечавший, что философ был остроумным скептиком, обладал великим восточным умом. Абу Хамид Мухаммад Ибн Мухаммед Ибн Ахмад аль Газали родился в 1058 (1059) году в городе Тусе в Хорасане. Он рано осиротел, оставшись с братом Ахмадом. Начав обучение в Тусе у имама Ахмада ар-Разикани, Газали едет затем в Джурджан и Нишапур, где посещает уроки знаменитого ашарита аль-Джувайни, по прозвищу Имам аль-Харамайн. Уже тогда он выделяется среди учеников последнего своими знаниями и способностями. Абу Хамид учится у Имам аль-Харамайна вплоть до смерти учителя. Затем Газали замечает правитель Низам аль-Мулк и принимает его в свое окружение, где молодого ученого встречают с почетом и уважением. Газали быстро завоевывает популярность. Тогда про него было сказано: За ним пойдет и тот, кто не любит спешить, И кто петь не умеет, его воспоет. Через некоторое время Газали совершает шаг, вызвавший недоумение его современников и позднее исследователей его творчества. В 1095 году, через несколько месяцев после того, как нервная болезнь прервала его лекторскую деятельность, Газали покидает Багдад под предлогом хаджа и бросает карьеру законоведа и богослова, в которой он так преуспел. Газали ведет жизнь аскета и отшельника в течение одиннадцати лет, вплоть до 1106 года. Сам он писал позднее, что основной причиной его отъезда было якобы желание порвать с профессией законоведа. Поскольку мусульманские законоведы и богословы были поражены, по его словам, «разложением», Газали, принадлежавшего к их числу, «охватила боязнь ада». Исследователи творчества Газали высказывают различные предположения по поводу причин, побудивших к одиннадцатилетней изоляции. Ф. Жабрэ предположил, что одним из мотивов бегства Газали была его боязнь террористического акта со стороны исмаилитского ордена ассасинов, которые убили Низам аль-Мулка в 1092 году. И это предположение не лишено оснований Газали критикует исмаилитскую теорию батинийа. Он опровергает претензии фатимидского халифа на багдадский престол и доказывает законность прав аббасидского халифа аль-Мустазхира. Д.Б. Макдональд указал на то, что Газали могла угрожать опасность со стороны сельджукского султана Баркйарука. Незадолго до отъезда Газали султан казнил своего дядю Тутуша, сирийского наместника Тутуша же поддерживали халиф и Газали. На возможность страха Газали перед местью Баркйарука указывает и тот факт, что Газали вернулся в Багдад вскоре после смерти султана в 1105 году. Против возможности мести со стороны Баркйарука говорит тот факт, что покровитель Газали Низам аль-Мулк в свое время поддерживал молодого Баркйарука и даже поссорился из-за этого с Мелик шахом, предполагавшим передать престол другому сыну - Махмуду. С.Н. Григорян выдвигает следующее предположение по поводу мотивов бегства Газали. «Страх стать жертвой мусульманского мракобесия заставил его отказаться от своих антиисламских взглядов» «Я убедился - 1156 пишет Газали в своем автобиографическом трактате, - что стою на краю пропасти и что, если не займусь исправлением своего положения, наверняка попаду в ад». Это предположение основано на следующих фактах. В Багдаде Газали написал книгу «Ответы на вопросы», в которой проповедует взгляды философов-аристотеликов, «утверждает вечность движения сфер». Однако до нас дошел лишь древнееврейский перевод этого произведения. О наличии древнееврейского текста этого произведения писал историк XIII века Моисей Нарбонский. Трудно предположить, чтобы Газали «был отстранен от преподавательской деятельности» (об отстранении не говорит ни один арабский историк XII–XIII веков) и «был вынужден покинуть Багдад», так как в большинстве своих произведений Газали выступал как последовательный защитник ортодоксального ислама. В «Спасители от заблуждения» Газали писал: «Жажда постижения истинной природы вещей была моим свойством и повседневным желанием начиная с первых моих самостоятельных шагов, с первых дней моей юности. Мне показалось, что достоверное знание - это такое знание, когда познаваемая вещь обнаруживает себя так, что не остается места для сомнения, а само оно не сопряжено с возможностью ошибки и иллюзий». Из этой же работы мы узнаем, что причиной того, что Газали изменил свою жизнь, оставил пост в Низамие и занялся «поисками истины», было сомнение. Газали усомнился в правильности воззрений всех основных групп ислама того времени: мутакаллимов, философов, исмаилитов (батинитов) и суфиев. Скептическое отношение к известным ему взглядам заставляет его глубоко изучать философию, логику, суфизм, исмаилитское учение и догматическое богословие с целью найти истину - истинное знание о мире и решить, с кем же быть мусульманину. В 1106 году сын Низам аль-Мулка Фахр аль-Мулк потребовал от Газали, чтобы он продолжил преподавание, и Газали возвращается к чтению лекций в медресе Низамийа. В это время он пишет «Спаситель от заблуждения», в котором описывает важнейшие события своей жизни, эволюцию своих взглядов. Это произведение - не автобиография. Газали показывает эволюцию мировоззрения человека через ошибки и заблуждения, увлечения и разочарования к идеалу, каким он себе его представляет. Газали как-то раз посетил Омара Хайяма, вероятно, в обсерватории, с целью получить разъяснение от сведущего в астрономии мудреца насчет одного из положений небесного свода. Хайям начал объяснять имаму движение светил, но тот, видно, не все уразумел. В это время до их слуха донесся призыв муэдзинана на полуденную молитву. Газали, услышав священный призыв к молению, сказал: «Пришла истина - и разлетелась пустая ложь». И ушел. «Воскрешение наук о вере», видимо, было завершено до возвращения Газали в Багдад. Увлечение суфизмом продолжало играть важную роль в жизни Газали, хотя он по-прежнему служил профессором фикха. Незадолго до своей смерти. Газали вновь оставляет преподавательскую деятельность и возвращается в Туе. Там в своей келье он учит молодых последователей суфийскому образу жизни. Умер Газали на пятьдесят пятом году жизни в 1111 году. Подобно тому как Газали сочетал в себе ортодокса-правоведа и суфия, его главный труд «Воскрешение наук о вере» - соединяет ценности ортодоксального суннизма с суфийскими идеалами. Суфийские идеалы занимают в «Воскрешении наук о вере» ведущее место, поэтому многие исследователи причисляют трактат к произведениям суфийской литературы. Самое крупное произведение Газали состоит из четырех рубов («четвертей»), а каждый руб включает 10 книг. Рубы называются «Обряды», «Обычаи», «Погубители», «Спасители». Каждая книга делится на рукны, состоящие из шатров, которые, в свою очередь, состоят из байанов. Целью жизни человека объявляется «спасение», а смысл его существования заключается, по утверждению Газали, в постижении «Истины», то есть в мистическом приближении к Богу, познании божественной сущности, приобретении «достоверного знания». Для достижения этой высшей цели человек должен пройти длительный путь самосовершенствования и накопления положительных качеств. На этом пути Газали отмечает в порядке нарастания совершенства «стоянки», или стадии, - макамат. Трактат Газали содержит основные идеи суфийской системы: идею мистической близости к Богу; идею тарика - пути к этой близости, на котором отмечены «стоянки», символизирующие определенные качества; идею суфийских идеалов терпения, бедности, аскетизма, любви и т. п. Сделав религию объектом чувств и эмоций, Газали пытается «оживить» суннитский традиционализм, отставший от требований новой жизни, поэтому он и назвал свой труд «Воскрешение наук о вере». Газали доказывает «праведность» суфизма с помощью толкования стихов Корана и хадисов - суннитских преданий о пророке. Скептицизм Газали довольно оригинален для средневековой мусульманской мысли. Газали был первым крупным мыслителем ислама, у которого сомнение в самой возможности знать истину о мире получило законченное философское выражение в его системе взглядов. Предшественниками Газали в скепсисе можно считать суфиев, отрицающих познавательные возможности человеческого разума. Скепсис не всегда приводил мусульманских мыслителей к религиозно-мистическому решению. Сам Газали считает сомнение путем к постижению истины. Некоторые исследователи Газали придавали исключительное значение этой стороне взглядов мыслителя, считая его предшественником Юма и всего философского скептицизма в целом. В частности, Макдональд считал, что Газали «доходит до высшей степени интеллектуального скептицизма и за семь веков до Юма он «разрывает путы причинности» лезвием своей диалектики и провозглашает, что мы не знаем ни причины, ни следствия, а лишь то, что одно следует за другим». Ренан утверждал, что после Газали «Юму больше нечего сказать». Причинную связь явлений Газали отрицает и в «Воскрешении наук о вере». Газали называет невеждой того, кто считает, что, поскольку разум стоит первым в цепи явлений, он и является причиной волеизъявления и, следовательно, действия. По утверждению Газали, творец и причина каждого из названных явлений - Аллах. Он создал такой порядок, при котором одно явление может происходить только при наличии другого. Последовательность связанных Аллахом явлений представляет собой как бы цепь условий. Таким образом, построение Газали сводится к двум идеям. Во-первых, существует определенная последовательность явлений, например семя - жизнь - разум - воля - сила - действие. Ни одно из этих звеньев не может наступить ранее Единого Истинного, которое «иногда бывает длительным, иногда происходит как мгновенный разряд молнии». Главное - стремиться к познанию Бога, неважно, достигнет ли этого человек. «Не достичь познаваемого - значит познать», - говорит Газали. Познать Аллаха - значит не обязательно увидеть его, но понять его непознаваемость. Главное в процессе познания человека для Газали - видеть за акцидентным - субстанциальное, видеть за обычными действиями и явлениями их божественный прообраз. Относительно путей познания Газали разрабатывает концепцию различных способностей человека, среди которых на основании изучения всего текста «Воскрешение наук о вере» можно выделить две главные - разум и высшую сверхчувственную способность. В Книге о любви из четвертого руба Газали сравнивает ее со способностью слуха, зрения, обоняния и т. п. «В сердце также существует способность, называемая «божественным светом». Она может быть названа «разумом», «внутренним зрением», «светом веры» или «достоверным знанием». Все виды любви могут достичь высшей степени совершенства и могут быть собраны все вместе лишь в любви к Всевышнему. Только Аллах достоин истинной любви. Газали считал, что знания должны быть прилагаемы к делу. Личная наука без применения - это есть оружие, спрятанное в ножнах и не извлекаемое как раз тогда, когда подступает грозный, лютый лев. В «Воскрешении наук о вере» соединились три главных направления мусульманской мысли традиционализма, рационализма и мистицизма. Все это объясняет то многообразие выводов, которые могли быть сделаны из системы мыслителя. Иначе говоря, система Газали ввиду своей разнородности и сочетания противоречивых тенденций, что характерно вообще для крупных религиозных систем мира, могла быть использована в интересах различных социальных классов и групп. В историю развития мусульманского вероучения имам Газали вошел с титулом «Худжжат аль Ислам» - «Доказательство ислама». Мусульмане доныне говорят, что если бы Коран и все писания исчезли, но осталось бы его «Воскрешение наук о вере», то из него одного ислам все равно мог бы быть прекрасно восстановлен. Многое прочитал Газали, многое слышал, многое знал, но восторгался лишь одним - строчкой арабского поэта Лабида. «Разве не все, кроме Аллаха, ложно?».