Кельтское прошлое Бретани

Интервью с православным бретонским священником Максимом Ле Дирезоном

Русские паломники, следуя маршрутом «Тро Брейз» (Круг Бретани), встретились с отцом Максимом Ле Дирезоном, бретонским историком и настоятелем храма святой Анны в Ланньоне (Бретань), беседу с которым мы предлагаем вашему вниманию.

– Отец Максим, вы не могли бы рассказать, откуда пошло название Бретани?

– Сейчас в ходу термин «Великая Британия», но немногие знают, что напротив, через канал, расположена Малая Британия, или Бретань, культурные связи которой гораздо теснее с Корнуоллом в Уэльсе и Ирландией, чем с Галлией (Францией). Христианство пришло сюда очень рано. В Малой Британии, называвшейся также Арморика, первыми проповедниками были нантские мученики III века Донатий и Рогатий.

– Христианство во Франции укоренилось раньше?

– Да, это так. Та Франция, в которой была основана первая церковная община, не имела ничего общего с Францией современной; она называлась Галлией. Британия, откуда я родом и которая сейчас является частью северной Франции, была регионом с кельтской культурой. В романской, латинской Галлии жили великие святые первых веков - не апостолы, но определенно ученики апостолов, второе и третье поколение. Священномученик Ириней Лионский был учеником святого Поликарпа Смирнского, который в свою очередь учился у апостола Иоанна Богослова.

Позже здесь были великие святые Мартин Турский, Иларий Пиктавийский и Герман Оксеррский, первые епископы Западной Европы. Великобритания была обращена в христианство миссионерами, обучавшимися в Галлии в период с III по V век. Им приходилось бороться против распространившейся в Великобритании пелагианской ереси. Святой Патрик, вероятно, обучался в Леринском монастыре. Многие из наших ранних святых широко известны, тысячи других почитались местно в течение веков.

Французская традиция даже сообщает, что святая Мария Магдалина пришла в Галлию и жила на юге Франции, около Марселя.

– Да, древняя гробница святого Максимина находится около Марселя и надпись на гробнице гласит, что он был учеником Марии Магдалины. И хотя ее греческое житие не упоминает об этом, вы верите в то, что она приезжала на юг Франции?

– Предания о ней содержат разную информацию, но я полагаю, - это вполне возможно, потому что в южной Галлии, близ Средиземного моря, сохранялось очень сильное греческое влияние и велась активная речная торговля между Марселем и Лионом.

– В какие века традиции кельтской Церкви были наиболее сильны?

– С VI по IX век. VIII век был расцветом кельтской христианской культуры.

– А бретонские святые?

– Говоря о бретонских святых, мы подразумеваем в основном район Корнуолла, Бретани и Уэльса. Все наши бретонские святые, особенно святые основатели, память которых вы собираетесь почтить в своем паломничестве - святой Самсон (565), Патерн (475), Корантин (530), Павел (572), Тюгдуаль (553), Бриег (502) и Мало (VI-VII) - почитались в Уэльсе до тех пор, пока он не стал протестантским. Даже сейчас множество местностей, источников и культовых сооружений носят имена святых Тюгдуаля, Корантина или Геноле (532). По разные стороны канала сохраняются общие топонимы, например Трегье.

Церковь в Бретани имела монастырскую структуру, и многие бретонские христиане были монахами. Христианская традиция первых пяти веков была тесно связана с традициями Восточных Церквей, близость к которым сохранялась до XII века. Кельтское монашество имеет много общего с монашеством Сирии, Египта, Фиваиды, а откуда взялась эта общность, современные историки не указывают.

На протяжении первого тысячелетия бретонцы набирались знаний на Востоке - в Иерусалиме, в Сирии, в монастыре Симеона Столпника, в монашеских центрах Византии. Разделение Римской империи в конце V века и нашествие англосаксов, ютов и особенно викингов изолировали кельтских христиан и практически полностью разрушили общественные и церковные устои как здесь, в Бретани, так и в Великобритании.

К кельтской культурной традиции, помимо бретонцев, принадлежали галльские и британские кельты. Районы их проживания объединяли тесные культурные и торговые связи. Многие бретонские монахи отправлялись в Ирландию учиться. Монастыри напоминали египетские, где каждый монах вел достаточно независимый образ жизни, имел собственную келью, и в совокупности образовывали целые монашеские города численностью до трех тысяч монахов в одном монастыре. Для монахов была характерна необычайная аскетичность, и пока устав святого Венедикта не стал общепринятым, многие из них руководствовались уставом святого Колумбана.

Кельты имели собственную традицию пострига, церковного календаря и монашеской жизни. Кельтские монастыри были культурными и художественными центрами, изолированными от мира, они не располагались в больших городах, как часто случалось у римлян. Многие монахи жили на островах. Иногда монашеский постриг принимали короли и королевы. Три короля Бретани стали монахами. Люди говорят, что в нынешнее время только на Тибете можно найти монашеское сообщество, подобное тому, которое существовало у кельтов. Конечно же, монахами становились не все, но общество было пропитано монашеством.

Поселения, возникавшие вокруг монастырей, постепенно вырастали в города, как здесь, в Доле . Во времена вторжений города у монастырей служили пристанищем для множества беженцев. Епископ был также и главой монастыря, экономическая жизнь города была тесно связана с монастырем. Все значительные города Бретани, такие как Доль-де-Бретань, Сен-Брие, Трегье, Сен-Поль, Сен-Мало, образовались вокруг монастырей.

Монахи были великими аскетами, одним из их подвигов был добровольный уход в изгнание, когда они покидали свой монастырь, свою страну и пешком, а иногда на малой лодке без весел, путешествовали, ведомые Господом. Вдали от родины они нередко основывали монастыри. Многие люди, жившие поблизости от тех мест, где они поселялись, проникнутые их подвигами, обращались в христианство. Аскетизм не был их самоцелью, но являлся свидетельством их желания быть ближе к Богу. Тех монахов отличало необычайное милосердие. Историки, определяя их место в общественной иерархии, сравнивают их с языческими жрецами. Они были близки к королям и становились их советниками и поверенными, они имели власть даже над животными, и с легкостью обращали людей в свою веру. По некоторым предположениям, кельтские монахи достигли Америки раньше викингов, - по крайней мере, так говорится в житии святого Брендана.

Сила их была велика. Они были благородными воителями, и слова из Священного Писания «Царство Божие силою берется» стали для них девизом. Они боролись с язычеством, с властителями-безбожниками и всегда выходили победителями.

Кельтские христиане возобновили контакт с Римом, и с целью унификации жизни в согласии с другими частями западного христианства некоторые монашеские традиции были отменены. А позже Рим изменил богословие, а затем и благочестие под эгидой учеников блаженного Августина Иппонийского, на основании его учения о благодати и свободе. Кельтские христиане не принимали взглядов Августина. Они полагали очевидным содействие (синергию) благодати и свободной воли при обращении и обновлении. Рим обвинял греков, равно как и кельтов, в пелагианстве. По той же причине недовольство Рима вызывали преподобный Иоанн Кассиан и леринские монахи. Святой Иоанн Кассиан Римлянин не канонизирован Католической Церковью - он придавал слишком большое значение свободе человеческой воли.

В этот период Рим отдалялся от Восточных Церквей и налаживал тесные связи с германскими саксами и франками. Кельтские Церкви были окончательно объединены под властью Рима.

Последним оплотом кельтской традиции в Бретани был монастырь Ландевеннек, куда вы направляетесь. В Х веке под давлением французских королей Ландевеннек подчинился Риму. Кельтские монастыри в Бретани прекратили свое существование. Живая кельтская традиция была прервана, но некоторые ее черты мы можем обнаружить в духовности Британии и Ирландии.

– Что это за черты?

– Страны кельтской Церкви сейчас очень дехристианизированы, но еще во времена моей бабки люди глубоко чувствовали природу, ощущали неразрывную божественную связь с каждым камнем, деревом, былинкой. Об этом свидетельствуют поэзия и песни XIX, и даже начала XX века. Сильны были традиции строгой аскезы, например, паломничество «Тро Брейз» (Круг Бретани). Опыт духовного общения, подобный опыту Мотовилова и преподобного Серафима, который до сих пор практикуется в восточных христианских странах и который не встречается в западном мире, присутствовал в духовной жизни Бретани в XVIII и XIX веках. Люди здесь были невероятно набожны.

Бретань стойко сопротивлялась французской революции в XVIII веке, следствием чему явилась кровавая и беспощадная гражданская война, и новым порядкам, насаждаемым во всей остальной Франции. Множество мощей и церковных святынь были уничтожены французами, но многое все же удалось спрятать. Революционный пожар утих, церкви были восстановлены и уцелевшие святыни были возвращены на свои места. Многое было утрачено, но многое и сохранилось.

– В моем городе, Ростове-на-Дону, празднуют городской фестиваль святого Патрика, ирландского православного святого, в его день памяти. Но почему? Ни один русский святой не удостоился таких чествований, оплачиваемых, к тому же, из городского бюджета.

– Да, это интересно. Епископ Иосиф, возглавляющий Митрополию Западной и Центральной Европы Румынской Православной Церкви, говорит, что Русская, Румынская и другие Восточные Церкви многое привнесли в западное Православие, но западные православные тоже много могут дать Востоку. Дух всегда обновляет, и Слово, хотя и остается Словом, ново каждый день. Сохраняя традиционность православного христианства, мы должны говорить по-новому.

Вы, русские, приехавшие сюда, чувствуете это, потому что ваши сердца и умы открыты. В вашей стране живы духовные традиции, и вы можете разглядеть их и там, где от них почти ничего не осталось.

Приведу забавный случай, произошедший со мной в Париже. Вы знаете, многие наши прихожане - потомки русских белых эмигрантов, которые иногда более русские, чем сами русские. Порой им не хватает внутренней свободы, в отличие от современных русских, которых я встретил однажды, - они очень интересовались христианством на Западе. И вот, когда один из белых русских говорил о Православии как о прерогативе исключительно Восточной Церкви, они ответили: «Когда ваши предки поклонялись голове ворона на вершинах Эльбских гор, святая Женевьева избавляла Париж от Атиллы и гуннов». Все современные русские, которых я встретил, были открыты к восприятию нашего исторического опыта.

– Какова история паломничества «Тро Брейз»? Оно началось сразу же после смерти семи святых Бретани или много позже?

– Никто не знает, когда возникла такая традиция. Но когда в IX веке Бретань стала независимым государством, правители поощряли паломничество к мощам семи святых, стоявших у истоков зарождения государственности Бретани, и это объединяло страну. Бретонские правители пытались возродить бретонскую Церковь и с этой целью стимулировали прославление местных святых.

Нашествие норманнов в XI столетии стало фатальным для кельтского общества Бретани. Бретонские монахи и аристократия ушли во Францию, туда же были перевезены мощи. Кельтский язык и обычаи стали постепенно забываться. После нашествия викингов кельтское христианство так и не восстановилось. Бретань утратила независимость, за контроль над ее территорией боролись англичане и французы. Паломничество, тем не менее, возродилось. Мы знаем, что в Средние века (в XII и XIII веках) в нем принимали участие сотни тысяч паломников, собственно говоря, о нем забыли только в последние несколько десятилетий.

– Вы принимали участие в паломничестве?

– Да, в 1989 году.

– Какова протяженность паломничества?

– Тысяча двести километров.

– И вы прошли весь путь пешком?

– Да, я прошел весь путь - за семь недель. Традиция была утрачена, люди почти не сохранили память о паломничестве, но после меня, я слышал, кто-то проходил по тому же пути. Бретань была разбужена, наступил судьбоносный момент. Сегодня «Тро Брейз» уже у многих на слуху, паломничество возродилось среди местных католиков .

– Отец Максим, вы ведь урожденный бретонец, как вы стали православным?

– Да, я бретонец. Моя семья не была христианской, но я принял Православие в 1986 году, прожив десять месяцев в русском Горненском монастыре в Иерусалиме. Я не был крещен в младенчестве, потому что мои родители были коммунистами. Я искал Бога, и у меня было много друзей-католиков, но моя душа желала чего-то большего, и для начала я отправился в Иерусалим. На Рождество я пошел на всенощную у гроба Господня, и вдруг почувствовал: вот то, что я ищу. Вернувшись в Бретань, я, естественно, заинтересовался православными корнями моего народа. Это не был сугубо интеллектуальный поиск, а моя душа требовала отыскать, вернуть святых. Я чувствовал, что эта земля глубоко православна и был очень одинок - из православных я встретил только иммигрантов, которым было все равно, они были слишком заняты, чтобы возрождать традиции. Принятие мной Православия коренные бретонцы посчитали шагом неадекватным, так как, по их понятиям, Православие присуще исключительно восточным европейцам.

Я молился, старался постичь всю глубину Православия и неожиданно, в том году, когда я готовился к рукоположению, среди своей почты я нашел письмо от вас, в котором вы сообщили, что хотите посетить мою страну и поклониться моим святым - святым Бретани.

Два с половиной года я был диаконом, теперь я священник. Нас, православных бретонцев, немного, и мы все-таки одиноки, и поэтому, когда вы написали мне из России, как будто потерянная половинка откликнулась. Это был дар, которого я не ожидал.

– Сколько еще православных священников есть в Бретани?

– Сейчас нас всего четверо. Вы встретите отца Филиппа Кале, который также коренной бретонец и служит в храме Животворящего Креста в Бресте. Другие служат в Ванне и Нанте .

– Когда мы ехали в Доль сегодня, мне подумалось: на земле, которая прежде была православной, сохраняется память о Православии. Здесь чувствуются христианские корни.

– Да, ведь у нас было так много святых, большинство из них жили ранее XI века. Бретань была просвещена светом Христовым, она и национальную идентичность обрела через святых. Они создали не только Церковь, но и саму нацию. Ничто не исчезает бесследно, и когда вы молитесь святым и обращаете к ним свои сердца, они даруют вам Божие благословение и вы чувствуете их присутствие, они доказывают его знамениями. И сам факт того, что вы приехали сюда из Москвы, для меня является знамением от Господа и его святых.

– Множество образованных, верующих русских людей интересуются западными и, в частности, кельтскими святыми, и я думаю, что это паломничество - только начало.

– Я не удивлен. Люди здесь многое утратили, как и в России. Как многие русские, мое поколение ищет свои духовные корни и, я думаю, следующее поколение тоже будет пребывать в поиске. У вас был коммунизм, у нас - различные экзотические иностранные культы, и сейчас все мы пытаемся отыскать свои корни.

– Вы думаете, что бретонцы найдут их в Православии?

– Здесь, в Бретани, как и повсюду в Европе, люди, потерявшие свою веру, возвращаются к христианству. Наверное, каждый месяц кто-то в Бретани принимает Православие. Стать православным легко в начале, но сделаться истинным православным - займет всю жизнь. Католическая Церковь настолько многообразна, что в рамках ее доктрины можно найти богословское воззрение на любой вкус, и люди попросту не знают, во что верить. Мы не собираемся отнимать верующих у Католической Церкви, но если люди приходят к нам - мы не отвергаем их. Мы словно идем по лезвию бритвы. Мы должны быть просты, как голуби и осторожны и мудры, как змеи.

Мы верим, что Иисус Христос - Спаситель, и только Его Церковь может спасти мир. Сейчас не только западный мир, но и вся цивилизация пребывает в кризисе, охвачена тьмой. Мы православные не только для самих себя. Мы православные для всех людей и мы не можем держать дорогое нашему сердцу предание сокрытым. Светильник нельзя прятать.

– Как вы общаетесь с людьми, вовлеченными в движение «Нью Эйдж», с теми, кто пытается создать свое собственное кельтское христианство?

– Я знаю много таких людей. Очень трудно говорить с ними, потому что великая проблема многих западных людей - это гордыня. Они делают, что хотят, и думают, как хотят. Трудно говорить с тем, кто думает, что он познал истину, хотя на деле это не так. Ему кажется, что он богат, но в действительности он беден. Мы все нищие по сравнению с истинными богачами, но когда ты веришь, что богат, тебе ничего больше не нужно. Это часто честные люди, но у них нет духовной основы, духовного образования. Если бы они могли познакомиться с настоящим Православием, они бы изменились, но у нас нет монастырей, нет опытных духовных отцов. И мне тоже очень сильно этого не хватает.

Православие необходимо, чтобы спасти Запад, и не только Запад - весь мир. Но в странах, где Православие - основная религия, многие этого еще не осознали. Задача очень непроста и они не готовы с ней справиться, но я верю, что Господь этого желает. Как вы думаете?

– Я согласен. Даже в Китае и в Африке люди тянутся к христианству.

– Да. Пока мы православные в России или в Греции - у нас нет выбора. Если мы христиане - мы христиане не только для себя. Конечно, мы нуждаемся в спасении, но лучший способ спастись - начать работать.

– Что вы думаете о так называемой «Католической Православной Церкви Франции» , находящейся на периферии границ Церкви, но в основании которой активно участвовал святитель Иоанн (Максимович), когда он жил здесь?

– Я думаю, что первоначальный импульс, посыл был пророческим, но не ко времени, а первоначальное верное правильное направление было искривлено. Эти люди наладили связи с РПЦЗ и Румынской Церковью, но затем они стали искать кого-то в православном мире, кто присвоил бы им легитимность, в то же время позволяя сохранять автономность. Я думаю, они поддались ошибочным убеждениям и пожелали управлять сами собой по своим желаниям, что и привело их к краху. Тем не менее, многие их первичные начинания были пророческими и сейчас они реализуются в каноническом Православии. Они многое открыли нам из православной истории Запада.

Но Церковь это не дом, который можно построить. Она подобна дереву, новые ветви которого вырастают от ствола. Гений или пророк могут вещать впустую, если они не чувствуют под собой основы, если нет связи со стволом. Как я сказал, те люди слишком поспешили, но Богу ведомы их намерения, и время Церкви - не человеческое время. Я не склонен порицать это движение - оно принесло некоторую пользу, ведь через него многие западные люди, с помощью разума или другим путем, пришли к Православию, несмотря на то, что те, кто начинали, закончили не самым лучшим образом.

– Что вы думаете о восстановлении Галльской Литургии, использовавшейся в древней Франции?

– Галльская Литургия была возобновлена, но к ее возрождению необходимо относиться с осторожностью, так как ее возрождение связано более с археологией, чем с традицией. Традиция должна быть живой, она должна продолжаться. Конечно, в раннехристианскую эпоху существовало много видов литургий: Мозаровская Литургия в Испании, Кельтская Литургия, Амвросианская, Римская и несколько сирийских литургий, но они более не служатся нигде, кроме нескольких уединенных мест, таких как церковь святого Амвросия в Милане, где продолжается служение Амвросианской Литургии. Традиции их служения умерли. Мы живем в то время, когда сильно умственное желание восстановить то, что было прежде, но к церковным традициям это неприменимо. Живет то, что живо.

Я не очень поддерживаю подобные действия. Ничего не скажу плохого о Галльской Литургии, но не все гладко в других частях богослужения - утрени, вечерни. Литургии Иоанна Златоуста и Василия Великого вдохновлены Духом Святым, и Святой Дух соделал их универсальными литургиями для всей Вселенской Церкви. И, на мой взгляд, есть нечто суетное в попытках вводить местные способы богослужения. По крайней мере, это не мой путь. Я не стремлюсь восстанавливать псевдо-бретонское христианство. Надо быть осторожным. Это очень западная идея .

В западном мире многие люди искренни в своих желаниях практиковать то, что они считают ранним христианством, но здесь таится опасность смешивать психическое (душевное) и духовное, и многие из нас путают искренность с истиной - ведь мы можем быть искренни и в иллюзии. В западном мире мы в равной степени склонны и к душевности, и к сентиментальности.

Множество людей в Европе называют себя православными, но не являются таковыми. Они могут быть искренними, но не знают, что такое Православие, потому что у них нет корней. Они не «пришли и увидели», они не пили из источника живой воды. Особенно это относится ко многим западным псевдо-кельтским православным группам. Их духовные лидеры, может быть, не плохи, но они горды. У них есть интуиция, пророческий взгляд, но святой Иоанн Златоуст сказал: «Если ты видишь свет - это ничего не значит, гораздо важнее, если у тебя есть смирение и ты раскаиваешься в совершенных грехах». Вот это - традиция.

– А что скажете о Литургии «западного обряда», которая служится в США? Ее приверженцы утверждают, что их путь ведет к Православию.

– Я слышал об этом, и это весьма интересно, но я могу опираться только на свой опыт. Все встреченные мною европейцы, ведущие истинно духовную жизнь, такие как отец Софроний (Сахаров) в Эссексе, недавно почивший, отец Филипп Кале (тоже из Бретани) и многие молодые монахи моего возраста, - все они почитали западные христианские каноны, но при этом сохраняли приверженность историческим Восточным Церквям. И все это потому, что западная церковная традиция была прервана, а восточная жива, она продолжается. Вы можете интересоваться традициями прошлого, можете изучать их, но чтобы жить действительно православной жизнью, нужно находится в потоке Святого Духа. Это очевидно. В Западных Церквях многие люди - настоящие христиане и исполнены любви к Богу, но им не хватает связи с прошлым.

– А в бретонском языке что-нибудь сохранилось от древнего кельтского христианства?

– Традиции вымирают, но многие бретонцы надеются на их возрождение. Всего лишь полмиллиона людей говорят сейчас на бретонском языке как на родном. Моя жена и я говорим на нем дома, с детьми.

– А на каком языке вы служите?

– Обычно на французском, иногда - на бретонском. Я люблю бретонский язык. Моя семья и я сам молимся на бретонском, но служить я предпочитаю на французском - происходящее должно быть доступно как можно большему числу людей, и не так уж важно, на каком языке ведется служба. Не стоит переоценивать значение языка, даже если речь идет о священном языке. Все языки, на которых молились и проповедовали святые, - в некотором роде священны. Бретонский - это язык святого Тюгдуаля и святого Самсона и это священный для меня язык. Но для меня важнее, чтобы Евангелие было понятно. И я придерживаюсь такого же мнения относительно кельтской культуры. Я чту мою национальную культурную традицию, но я не собираюсь делать из нее фетиш. Моя задача не в этом. Моя задача - помочь людям моей страны найти свой путь к истине.

– Как часто вы служите?

– Я служу в разных храмах и часовнях Бретани, а в моем собственном приходе, церкви святой Анны в Ланньоне , - раз в две недели и по праздникам вечерню, утреню и Литургию. Совсем не так, как служат в России.

– Да, но вы были рукоположены недавно. Посмотрим, что будет лет через десять, когда Православие наберет силу.

– Мы будем молиться об этом. Я был бы рад быть постоянно занятым пастырской работой.

С о. Максимом Ле Дирезоном беседовали м. Нектария (Мак-Лиз) и паломники из России
Журнал «Road to Emmaus» , №15 (2003 г.)

Беседа с о. Максимом состоялась 13 августа 2002 года в г. Доль-де-Бретань, одном из самых древних бретонских центров монашества, связанном с памятью его основателя святителя Самсона (565). Монастырь, основанный св. Самсоном в 555 г., был преобразован в епархиальный центр, который на протяжении многих веков занимал в Бретонской Церкви негласный статус «первенства чести».

29 / 12 / 2006

Кельтская церковь

Кельтская церковь . Кельты представляют ту ветвь индоевропейской расы на нашем континенте, которой не удалось развить своей собственной цивилизации. Повсюду они смешались, вполне или в весьма значительной степени, с другими более сильными народностями. Минуя подробности из более ранней борьбы, нам приходится заняться теми двумя подразделениями кельтов, которые удержали свой язык и национальные характеристические особенности до введения христианства и которые в значительной степени сохранили свой язык и до сих пор, хотя особенные черты их христианства совершенно изгладились.

Первое из них – гаелическое или гойделическое племя, на языке которого говорят до сих пор на западе Ирландии и на возвышенностях (Highlands) Шотландии , – было первою волной кельтского переселения, дошедшего до Британских берегов. Кельты завоевали все британские острова, но (хотя и ввели здесь свои законы, язык и характеристические особенности) не уничтожили первобытного племени. Не подлежит сомнению, что в чисто кельтских округах даже и в наши дни весьма значительная часть населения, до страстности сочувственно относящаяся к кельтам и гордящаяся своим родством с ними, на самом деле произошла от более древнего рода; впрочем, при определении сего последнего, этнологи затрудняются с решительности утверждать, были ли это испанские баски, или же североафриканские берберы. Некоторые грамматические особенности валлийского (уэльского) языка, которые представляют уклонение от естественного построения индоевропейской речи и походят на берберский состав, приводят к мысли, что на валлийском языке ныне говорят потомки завоеванного племени берберского происхождения, для которого завоевавшее меньшинство сделало обязательным свой язык, но не достигло того, чтобы этот язык был вполне усвоен завоеванным большинством.

Такое заключение, вероятно, однако, составляет лишь догадку; все-таки можно предполагать, что то первобытное племя, которым гаельцы овладели, было именно тем самым, которое существует в Валлисе и ныне, хотя и под гаельским видом. Это завоевание более древнего рода кельтскою аристократией представляет наилучшее объяснение загадочной проблемы о пиктах, к которым нам придется вернуться. Эти пикты, столицею главного царства которых был г. Инвернес, несомненно суть предки гаелических нынешних горных обитателей Шотландии; а между тем в прежние времена на них всегда смотрели, как на особое племя, и некоторые из их учреждений, как, напр., ведение родословной со стороны матери, совершенно чужды индоевропейским обычаям.

Таким образом, все британские острова, в период близко предшествовавший римскому завоеванию, были заняты или гаельцами, или же народностями, которые подпадали гаелическому влиянию. Затем последовало второе кельтическое нашествие, а именно, британское, или же (по английской терминологии) валлийское. Эти завоеватели не добрались до Ирландии, но завладели собственно теперешнею Англией и частью настоящего Валлиса, хотя наибольшая часть последнего оставалась, до конца римской оккупации, под владычеством гаелических племен. В теперешней же Шотландии британцы захватили богатейшую часть страны целиком, оставив пиктам две отдельно помещавшиеся части. Наименьшая из них состояла из юго-западного угла страны, впоследствии названного Галловэй; а большую образовала масса возвышенностей с более плодородными восточными землями, простиравшимися на юг до реки Тэй. Эта часть страны постепенно консолидировалась в одно царство пиктов, со столицею в г. Инвернесе.

В страну, так раздробленную, вторглись и римляне. Здесь не место рассказывать, как совершилось завоевание, которое, с военной точки зрения, было полным до северной линии между Карляйлем и Ньюкастлем, но до некоторой степени недействительным между означенною на севере чертою и еще более северною линиею от устья реки Кляид до залива Форт. Далее на север римляне и не пытались простирать своп завоевания, только по временам делая нападения с целью наказания провинившихся набегами независимых туземцев. Следует помнить, что римляне не делали также попыток колонизировать Великобританию земледельческим населением. Сила их состояла из армии в 3 легиона, т. е. по крайней мере в 18.000 человек, со множеством чиновников. Они основывали города, устрояли дороги; наблюдали за порядком и установили налоги и таким образом приучали туземцев к занятиям и внушили мысль о стоимости денег. Туземцы стали искать удобств цивилизации, а их правители – ее роскоши; это повело к наплыву торговцев и промышленников, которые жили в городах и удовлетворяли нуждам кельтов. Эти переселенцы из низшего класса во множестве случаев оказывались из среды густонаселенной на востоке и притом такой, в которой весьма сильно укрепилось. Значительное число греческих надписей, открытых в основанных римлянами городах, даже в самых отдаленных частях Великобритании, служат доказательством такого нашествия с востока; известно также, что значительная часть римских солдат набиралась также на востоке. Таким-то путем христианство проникло на этот остров. Нет основания предполагать каких-либо нарочитых миссионерских усилий: христиане скромного происхождения появились и распространили здесь свою веру. Такого рода безмолвный рост христианства не был отмечен историею; но из того, что нам известно о распространены Евангелия между галлами, можно с основательностью заключать, что оно достигло до городов Британии в конце ІІ-го века. По всей вероятности, на этой первой ступени христианство оставалось религиею римских городов: нет основания предполагать, что оно затронуло туземных кельтов. Первый известный нам факт – мученическая кончина св. Албана, в римском городе Веруламиуме, ныне известном под именем этого мученика. Самая смерть произошла в 286 году или несколькими годами позднее, и факт мученической кончины твердо засвидетельствован, хотя сопровождавшие ее обстоятельства легендарны. На соборе Арльском в 314 году, всего лишь два года после издания эдикта Константина о веротерпимости, уже присутствовали три епископа: Лондонский, Иоркский и Линкольнский (иначе: Caerleon upon risk). Они, несомненно, были римскими иерархами; но когда императоры сделались христианами, то и сама провинция последовала их примеру, – и таким образом появилась Кельтская церковь, ибо романизировались только главы туземных родов. Они усвоили цивилизацию своих победителей; виллы с мозаическим полом, так часто откапываемые в Англии, были жилищами кельтских дворян; но лица низших сословий все еще продолжали держаться своего языка и обычаев. Тогдашнее положение дел было очень похожим на то, что мы видим теперь в Индии, где обангличанившиеся Раджи окружены чисто индусским населением, – тем более, что тогда ни цвет кожи, ни религия не отличали римлянина от кельта.

В этом фазисе британская церковь должна была быть точною копией церкви галльской, так как самая Британия была лишь почти придатком к галльской провинции и не могла иметь каких-либо своих особенностей. Низшие классы в Галлии были обращены в св. Мартином Турским с такою же быстротой и поверхностностью, как позднее азиаты – св. Франциском Ксавье (Ксаверием): в Братании дело обращения совершилось с равною поспешностью. Весьма редкое посвящение одной церкви в Кентербюри св. Мартину – вовсе не случайное явление; замечательно также, что и первым миссионером для тех, которые все еще оставались в язычестве, был ни кто иной, как ученик св. Мартина. Это был Ниниан, апостол южных пиктов, которых церковь Candida Casa или Витерн (белый дом), у северного берега Солвэй, была посвящена, как говорят, в. 397 году св. Мартину. Если крестьяне были обращены в христианство наподобие галлов, то и духовенство их было также галльского типа. Оно присутствовало на соборах, принимало постановления преемственно следовавших соборов и праздновало пасху по римскому исчислению, приноровляя время, в последний раз, согласно расчету Льва В. в 455 г.

До сих пор не было ничего, что бы отличало британскую церковь от остального западного христианства. Но римское правительство, ослабленное набегами варваров, было вынуждено удалить свои войска в 410 году, и епископы провинций, – как римские, так и британские, – должны были поддерживать сами себя. Скоро после этого начались нашествия на остров, первое из них английское, по преданию, относится к 4г. Это первое нашествие со стороны независимых отрядов искателей приключений по всему восточному и южному берегам от Нортумберланда до Гампшира скоро лишило епископов провинций возможности каких-либо сношений с континентом. Римское исчисление для празднования пасхи было усвоено в последний раз в 455 году; но далее нет никаких следов непосредственных сношений с Римом. В своем изолированном положении, наименьшая – римская – часть населения постепенно утратила свое значение. Более цивилизованная раса, не подкрепленная иммиграциею, смешалась с туземною, менее цивилизованною, и романизированные главы колен снова усвоили кельтский язык и обычаи. Сначала, как есть основание предполагать, сделана была попытка поддерживать римские приемы управления, но, под усиленным давлением английских переселенцев, британцы снова впали в свое первоначальное дробление на колена, и латинский язык, за исключением религиозных потребностей, постепенно вышел из употребления.

Здесь необходимо обратить внимание на выдающуюся слабость кельтской расы, в ее целом, для политических целей. Как греки своею неспособностью к более широкому объединению, чем один город, так и кельты своею привязанностью к колену, а не к нации, лишили себя возможности создать твердую национальную организацию. Эта «коленная» система была аристократическою. Даже в такой поздний период времени, как 1745 г., верность главе колена, как хорошо известно, была самым сильным мотивом в среде шотландских нагорников; точно так же дело обстояло в V столетии у британцев и галлов. Правители церкви состояли в родстве с правителями колен; в среде тех, которые уже были обращены в , исчез порядок церковного управления, преобладавши во времена зависимости от римлян; его сменила неправильная администрация аббатов благородного происхождения. В Ирландии, как увидим ниже, обращение колен в христианство следовало непосредственно за обращением глав и беспорядок в управлении проявлялся и длился еще более. Ближайшею причиной такой беспорядочности между кельтами было исчезновение древних епархий и заведенной в них организации общественной жизни. Кельты постепенно отступали перед напором со стороны англов и саксов, так как и самое завоевание шло едва заметным шагом, причем было совершенно достаточно времени для бегства, – и избиения, имевшие место в некоторых пунктах, представляются вполне исключительными эпизодами. В последнее время было демонстрировано, что в Спльчестере, наилучшим образом сохранившемся римском городе, строения не были ни сожжены, ни разорены, но просто заброшены британцами и допущены до распадения и развалин новыми их обладателями. Вследствие бедствий и битв, без сомнения, было весьма значительное уменьшение населения, но раса все-таки пережила и развила, при новых обстоятельствах, новую форму церковного управления. Таким образом сила несчастных обстоятельств, в связи с особенностями национального характера, произвела эту странную кельтскую организацию. Если бы не было английского вторжения, то британская церковь походила бы на галльскую или какую угодно другую латинскую.

Перейдем теперь к разбору ее устройства, всегда памятуя, что существенные особенности сохранились. Степени священства оставались по-прежнему, но положение епископа сделалось совершенно новым. Прежние кафедры, помещавшиеся в римских городах, исчезли, так что епископы посвящались без определения какой-либо для них епархии или юрисдикции, и – притом – в неопределенном количестве. По-видимому, побежденная раса не считала себя обеспеченною и в тех частях, которые оставались за нею, или – скорее – с исчезновением римского владычества утратилась самая идея порядка и дисциплины. Во всяком случае, прошло почти 150 лет, прежде чем появились снова епископы с определенными кафедрами. Годы кончины основателей 4-х валлийских епископских кафедр (Сэнт-Дэвидс, Сэнт-Асаф, Хландаф и Пангор) преданием относятся ко временам с 584 года по 612ый год. О величайшем из них, св. Давиде, утверждают, что он почил в 601 году. Нет основания сомневаться в верности этих дат, равно как. и в том, что в промежуток времени между английским нашествием и учреждением поименованных кафедр возникло среди кельтов характерное коленное монашество, к которому мы и должны теперь обратиться.

Нет надобности упоминать, что монашество скоро проникло из Египта к галлам, а от последних до британцев оставался всего один шаг. По своей цели и многим подробностям жизни, британская система была тожественною с египетскою. Описание, напр., устройства в Пангоре , даваемое Бедою (Церк. Ист. II, 2), хотя оно и относится к более позднему времени, представляет все черты Пахомиевского монастыря в Египте. В 616 (или 613) году организация была разделена на семь отделов, каждый со своею главой и не менее чем 300-ми монахов. К сожалению, в Валлисе, – не так, как в Ирландии, – исчезли все следы древних церковных зданий и до нас дошло лишь очень немногое из подлинной истории, касающейся этого первого, чисто кельтского, периода. Но ясно, что в Валлисе, как и в Ирландии, монастыри были делом колен, причем часть земли, принадлежавшей какому-либо колену, уделялась главою его богоугодному учреждению, над которым председательствовал член семьи этой главы, равно как и над ветвями оного, или подведомыми ему монастырями, рассеянными по всей территории, подчинявшейся управлению сей главы. Сам аббат пользовался авторитетом светского главы, а равно и церковного начальника над монахами, будь то епископы или лица низших степеней, ибо, хотя епископство и было по необходимости удержано в видах посвящения других, мысль о епископе, как правителе, исчезла с исчезновением древних кафедр. Правителями были аристократические коленные аббаты. Но в Валлисе этому уклонению от общепринятой системы не удалось так же долго продержаться, как в Ирландии. Ныне существующие в Валлисе епископские кафедры были все основаны до конца VI столетия, так как назначаемые преданием (- и, без сомнения, довольно верно -) годы кончины основателей кафедр следующие: св. Давида 601-й, св. Асафа (кафедра основана собственно св. Кентигерном, с которым мы еще встретимся в Глазгове, но ныне известна под именем второго епископа) – 612-й; Дейпиоля – основателя Пангора – 584-й, и Дифрига (или Дубриция) – основателя Хландафа – 612-й. Пятая кафедра, основанная Падорном (Патерном), уже столетием позже слилась с кафедрою св. Давида. Эти ранние кафедры представляли каждая целую территорию, подвластную, в более или менее полной форме, одному великому главе; а потому только тогда, когда вся Англия сделалась христианскою страной и получила организацию церковной провинции, появилась мысль, что и Валлис также должен сделаться провинциею со своим собственным митрополитом во главе. Но никакой серьезной попытки возвести кафедру св. Давида на эту степень не было сделано до самого почти завоевания Англиею, когда уже было поздно осуществить эту мысль. На самом деле, все валлийские кафедры были совершенно независимы одна от другой, как и сами князья, во главе территорий которых кафедры стояли. Только по временам и – притом – далеко не вполне какому-нибудь из князей удавалось распространить свою власть на всю страну; эта-то местная независимость наблюдалась и в церкви. Среди немногих известных фактов касательно епископов бросается в глаза обычай посвящения одним лишь епископом, а не тремя, как это делалось на Западе. Не видно, чтобы за распределением епархий следовало и устройство епархиальной организации. Сами епископы также принадлежали к аристократии, были родственниками князей, но таковыми же были и аббаты, и последние пользовались таким значением и влиянием в церкви и домах молитвы, что епископская администрация оказывалась неуместною. Авторитет епископа, как епископа, на деле проявлялся скорее, как юрисдикция аббата, чем как авторитет собственно епископа. Церкви и духовенство его епархии подчинялись ему в такой же степени, как и подведомые аббату церкви и духовенство подчинялись своему главе. К устройству полного и систематического управления не было сделано никакой попытки. Эта сделка с неправильностью и неспособностью к административному порядку была всегда характеристическою чертой независимых кельтских церквей и содействовала их падению. Но описание этих особенностей лучше отложить до отдела об ирландской церкви, наиболее важной между кельтскими церквами и наиболее известной. На нее, как увидим, всего более влияло валлийское , и она нам достаточно известна; между тем церковь в Валлисе, не настолько известная, должна была иметь с нею самое близкое сходство.

Нам следует теперь перейти к обстоятельствам, при которых совершилось поглощение валлийской церкви кентербюрийскою провинцией. Припомним, что валлийские кафедры, как и валлийские княжества, взаимно и ревниво оберегали свою независимость одна от другой, что они, так же как и нация их, не обладали свойством сближения. Таким образом, если бы кто-нибудь стал искать епископского посвящения вне пределов провинции, то не возбудил бы против себя никакого преследования; он мог бы даже думать, что таким актом обеспечит свою независимость, поскольку не связал бы себя никаким обязательством по отношению к соседу из своего же племени. Но одно серьезное обстоятельство мешало на первых порах таковому обращению к английским прелатам. Последние отказывались признавать их иначе, как схизматиков, до тех пор, пока вопрос о пасхе и другие разности оставались неулаженными. После неудавшейся конференции 602 или 603 года у «Августиновского Дуба» между Августином и валлийскими епископами (Беда, Церк. Ист. II, 2) не было почти никаких сношений у английской и валлийских церквей, а если и были таковые, то они были или враждебного характера, или же признавались незаконными. Поэтому посвящение Св. Чада (воспитанника Ирландской Миссии) Винием, епископом вессекским, вместе с двумя другими непоименованными британскими епископами, признавалось архиепископом Феодором кентербюрийским за неправильное и было повторено им самим. Не следует, однако, забывать, что Виния обвиняли в приобретении епископства симониею и что его сотоварищи по посвящению не были, вероятно, епархиальными архиереями, на которых потому и смотрели с подозрением вне кельтских провинций. Но это затруднение было устранено, когда время празднования пасхи было постепенно усвоено валлийскими епархиями между 755 и 809 годами, каковые были самыми последними, согласившимися на эту перемену. Скоро после 809 года, король Эгберт, впервые овладевший всею Англией, распространил свою власть и на валлийские княжества, хотя они и не вошли в состав его непосредственных владений; а с 870 года и далее мы встречаем многочисленные случаи посвящения епископов для Южного Валлиса (св. Давида и Хландафа) архиепископом кентербюрийским, с 854 есть даже прямые указания на непосредственную связь Валлиса с самим Римом в виде случайных путешествий в этот город со стороны валлийских князей.

До сих пор существовала не более как только личная связь между валлийскими епископами и их поставителем в Кентербюри. Но, вместе с тем как Англия более тесно объединялась и ее давление на небольшие и часто враждебные между собою валлийские княжества становилось более чувствительным, церковная связь с кентербюрийскою провинцией делалась более тесною. Однако систематическое воздействие последовало только после норманнского нашествия на самую Англию в 1066 году. Низменные и плодородные провинции у Бристольского канала скоро были заняты норманнскими рыцарями; в 1115 году в Валлисе устроился первый иностранный епископ из норманнов, Бернард. Более ранняя попытка, 1092 года, поместить норманна Хьюли в Бангоре, на гористом и непокоренном севере, не удалась: епископ этот был скоро изгнан оттуда, вознагражден английскою епархией и на его место уже не пожелали насильно навязать какого-либо нетуземного епископа. Начиная приблизительно с 1100 года южно-валлийские епископы были на соборах кентербюрийской провинции, а с другой стороны архиепископ успешно вмешивался в дела бангорской кафедры в 1140 году и посвятил епископа для остальной кафедры св. Асафа в 1143 году.

Можно было бы подумать, что победа была одержана и что валлийская церковь была окончательно присоединена к английской; но две причины мешали этому. Норманнские дворяне Валлиса, как и их калабрийские и сицилийские сородичи, стремились образовать независимые владения для себя самих и скоро начали родниться посредством браков с туземными князьями Южного Валлиса. В то же самое время опасность присоединения заставила этих князей подумать об объединении, которое, хотя и было весьма неполным и не редко разрывалось, пробудило, однако же, мысль о национальности. Таким образом, как у них, так и у норманнских переселенцев оказалась общая цель – отражение английского вмешательства; а особенно важным для вмешательства поводом мог быть церковный авторитет архиепископа кентербюрийского. И вот для отражения таковой претензии выдвинут был взгляд, что валлийская церковь составляет независимую провинцию, а кафедра св. Давида – митрополичья. Исторического в этом не было абсолютно ничего, но в те времена выдумки не только бесцеремонно предлагались, но и принимались на веру с такою же легкостью. Так, напр., никто не сомневался в верности таких басен, как троянское нашествие британцев, равно как никто не относился критически к еще большим преувеличениям таких басен, какие распространялись баснописцами вроде Джоффрея Монмоутского. Легенда группируется около св. Сампсона из Доле в Бретани, который известен только по имени, как один из выходцев из Бретани во время английского нашествия, давших этой французской провинции кельтский характер, который она и до сих пор удерживает. Что св. Сампсон существовал и был епископом в V или VI столетии, – нет основания в этом сомневаться; но разгоревшаяся в XII столетии как в Валлисе, так и в Бретани борьба по поводу старания кельтов учредить у себя церкви, независимые в их организации от прилежащих провинций, придала этому святому небывалую до тех пор славу. Бретань всегда составляла часть турской церковной провинции, хотя зависимость ее была чисто номинальною, а Валлис стал к этому времени под зависимость кентербюрийского архиепископа. И в том и в другом случае ссылались на св. Сампсона, как на доказательство древней независимости. Бретанская легенда делала из него архиепископа иоркского, а валлийская утверждала, что он был архиепископом св. Давида. По первой он бежал от английского набега: а по второй – он, со множеством своего народа, вынужден был к побегу моровою язвой. И та и другая утверждали, что он перенес с собою в Долу паллиум, – знак своего архиепископского достоинства; но ни одна не сообразила того абсурда, с которым приписывала древнему кельтскому епископу сей, исключительно римский, знак достоинства. Бретань утверждала, что преемники св. Сампсона в Доле унаследовали его митрополичий титул и что древние привилегии Иорка перешли с того времени на дольскую кафедру. Валлийцы же доказывали, что он не должен был уносить паллиума и что кафедра св. Давида удержала за собою права, знак которых удален был оттуда св. Сампсоном. Несмотря на всю неправдоподобность этой версии из национальной истории, южноваллийцы тщательно ухватились за нее. Соседство с Англиею научило их думать, что церковь не может быть национальною без организованной иерархии, с архиепископом во главе, и что Рим был источником, из которого нужно было заимствовать такую иерархию, – и они решили устроить свою национальную церковь или, по крайней мере, прервать сношения с английским королем и архиепископом. Как долго существовал такой план, – мы не знаем; но в 1135 г. епископ Бернард, хотя норманнского происхождения и посвящен архиепископом кентербюрийским, обратился к папе с просьбою о паллиуме. Эта претензия поддерживалась и по временам казалась близкою к осуществлению до 1204г., когда Иннокентий III окончательно решил, что Джиральд камбренский, знаменитый писатель и избранник капитула, не будет не только архиепископом, но даже и просто епископом, – не утвердив избрания в угоду королю Джону или Иоанну (Безземельному). В самом деле, удовлетворить подобную претензию было невозможно без уничтожения связи с Англиею, между тем как последняя оказывалась главною поддержкой средневекового папства, притом же Джиральду никоим образом не было безопасно предоставить независимое положение. По отцу он был благородного норманнского происхождения, а по матери состоял в родстве с валлийскими князьями. Сам он, притом, был настолько же честолюбив, как и способен, а между тем его собственные сородичи в это время были вожаками вторжения в Ирланию, где старались приобрести для себя владения, свободные от английского вмешательства.

Так неудачно закончилась последняя попытка отстоять церковную независимость для Валлиса, – тем более что эта попытка не была усердно поддержана другими епархиями (Хландаф, находящийся на границе Англии, был всецело под английским влиянием). Северный Валлис – самая гористая часть -, который долее всех сохранил свою свободу, не жаловал норманнских искателей приключений юга, и его князьям скоро пришлось вступить в более серьезную борьбу за независимость, равно как и за господство над всем Валлисом, чем на какую были способны южные князья, а потому и усилия кафедры св. Давида не были ими, как следует. поддержаны. Кроме того, так как бангорская и с.-асафская епархии были у берега и потому открыты английскому давлению, то они находились под английским контролем, который пользовался ими для распространения английского влияния на непобежденные еще внутренние части. Отсюда происходила анормальность церковного положения северных князей: вместе со своим патриотическим духовенством, они находились в постоянном разладе с епископами и нередко в состоянии отлучения. Это представляло их слабую сторону, особенно ввиду того, что папы постоянно поддерживали Англию, в лице архиепископа Кентербюрийского. В 1140 году последний принудил Бангор принять своего избранника – и с этого времени епископы бангорские и с.асафские, – были ли они валлийцы или англичане, – служили всегда орудием объединения с Англией, которое и на самом деле было неизбежно, хотя Хлюэлин великий (1194–1240 гг.) объединил Валлис и довел связь его с Англиею до простых феодальных отношений, причем не допускал никакого вмешательства во внутренние дела страны, – однако поддерживать долее такую обособленность не было возможности, и в 1282 г. внук и соименник Хлюэлина был поражен и убит Эдуардом I, который даровал и ныне еще существующей титул «Принца Валлийского» своему старшему сыну. Отныне Валлис стал управляться прямо из Англии, хотя окончательное присоединение к последней состоялось лишь в 1535 году, когда он впервые получил право принимать участие чрез своих представителей в английском парламенте. На несколько лет (1400–1415 гг.) княжество валлийское было воскрешено, когда Оэн Глондоуэр отстаивал свою независимость от слабого Генриха IV, но с падением английских мятежников, союзником которых он был, правлению его быстро положен был конец. Это было во время великой схизмы, когда, в виде выражения своей вражды к Англии, Валлис, подобно Франции и Шотландии, признавал пап авиньонских, между тем как Англия оставалась верною папам римским.

За исключением, однако, этого краткого эпизода, валлийская церковь шла рука об руку с английскою и не имеет особой истории. Ни в какой другой части острова не было такого большого числа монастырей обычного западного типа. Хотя ни один из них не отличался ни особенным богатством или значением, – они имели серьезное влияние на религиозное состояние страны, которое не изгладилось и поныне. Для существования своего они пользовались почти исключительно десятинами, которых было лишено приходское духовенство, отличавшееся прежде и остающееся доселе наибеднейшим классом этого рода по всему королевству. Вместе с тем как стал распространяться этот новый род монашества, древнее кельтское монашество исчезло до того, что сохранились лишь очень незначительные его особенности; самая замечательная из последних (ныне исчезнувшая) состояла в том, что приход принадлежал совместно нескольким священнослужителям, которые исполняли различные обязанности. Хотя это впоследствии делалось белым духовенством, оно тем не менее составляло пережиток первоначальной монашеской системы, которая была предшественницею приходской. Говоря, однако, вообще, ныне не остается в церковной организации страны ничего более древнего, чем английское завоевание. Местные названия, конечно, неизгладимы и будут продолжать говорить об основателях различных церквей. Более 40 церквей названы по имени св. Давида и все они находятся на территории, принадлежавшей семейству этого святого, а большая часть – в теперешней епархии св. Давида. Оказывается так обр., что наименования валлийских и других кельтских церквей обозначают основателя, а не патрона церкви, как это обычно в других странах, хотя естественно и – без сомнения – справедливо основатель этот был почтен причислением к лику святых. Нужно помнить, что таковыми основателями были всегда монахи, а также, во всех случаях, когда их история нам известна, членами княжеской фамилии; но из большей части основателей нам известны одни лишь их имена. Единственным древним посвящением церкви в Валлисе не основателю было имя св. Михаила, весьма распространенное, как и в других кельтских странах. Имя св. Марии не встречается ранее 1150 года, и появилось оно в Валлисе, благодаря английскому влиянию, равно как и немногие другие посвящения западного типа. Касательно жизни в валлийской церкви, в средневековый период, нам мало известно; что же дошло до нас, – не представляет значительной разницы от английских обычаев, за исключением лишь того, что женатое духовенство было всеобщим в Валлисе, несмотря на запрещение со стороны канонических правил, исполнения коих епископы или не могли, или не желали добиваться. Суеверия и невежества было очень много, и они принимали иногда весьма странные формы. Было также много жестокости, и вообще цивилизация находилась на низкой ступени, что подавало англичанам повод смотреть на валлийцев, как на более низкую расу, хотя недостатки в весьма значительной степени зависели от разрушительных завоевательных войн.

Перед реформациею начала управлять Англиею Тюдорская династия валлийского происхождения в мужском колене, и валлийцы были самыми преданными верноподданными этих монархов: восстание против Рима ни в какой другой части Британия не было настолько единодушным. При Елисавете Библия была переведена на валлийский язык, и под управлением валлийских епископов, говоривших на этом языке и живших жизнью своего народа, единодушие это продолжалось и далее. Пуританство не могло найти себе последователей в Валлисе. Во время великой междоусобной войны валлийцы твердо стояли за короля и доставили Карлу I значительное число войска для усиления его армии, а валлийские крепости были единственными, которые устояли против нападений Кромвеля. Эта преданность династии Стюартов и церкви продолжалась до времени Ганноверских королей, министрам которых она показалась опасною. В качестве противовеса они ввели в Валлис английских епископов, обязанностью которых было ввести в употребление английский язык и уничтожить национальность народа. В этом успеха было мало, но самая мера весьма успешно удалила народ от церкви. Сначала наступил период религиозной индифферентности, сопровождавшийся упадком нравственности. Затем появилось методистское пробуждение XVIII века, принявшее в Валлисе строго национальную форму; оно сопровождалось усиленным развитием национальной литературы и национального чувства, и древняя церковь, с чужеземцами во главе, оказалась в стране совершенно чуждою. Землевладельцы оставались ей верными, но так как они перестали пользоваться туземным языком, то и их влияние в значительной степени утратилось. Совершенно новое направление получила в Валлисе и политика: на оппозицию церкви и землевладельцам, – представителям консервативного влияния, – стали смотреть, как на дело патриотическое. Когда уже было слишком поздно удержать для церкви массу населения, тогда только положен был конец дурному обычаю назначения в Валлис английских епископов. В течение последних 60 лет епископами были валлийцы, и уже в 1836 году было узаконено, чтобы на приходы с валлийским населением назначались знающие этот язык священнослужители. Но только1/5 (а по некоторым всего 1/8) часть населения Валлиса принадлежит церкви, хотя эта часть пользуется гораздо большим влиянием, чем какое принадлежит ей по численности. Валлийскою церковью ныне управляют очень деятельно и благочестно, и она несомненно увеличивается в количестве, особенно в больших городах. Но все же она остается церковью меньшинства, и ее древние подвиги совершенно затмил, в глазах масс, ее упадок в ХVII столетии. Более новые исповедания, самым значительным из которых является кальвинистский методизм, пользуются там необыкновенным влиянием. Нигде религия не переплетается так тесно с общественною и интеллектуальною жизнью нации, как в Валлисе, и нигде не было столь поразительного пробуждения некогда умиравшего языка, – пробуждения, вызванного непосредственно религиозным движением.

Перейдем теперь на юго-западный полуостров Англии. Остальная часть страны была завоевана англичанами, пока они еще оставались язычниками; в эту же – юго-западную – часть они проникли уже тогда, когда сами сделались христианами. Знаменитый Гластонберийский монастырь, в графстве сомерсетском, представлял наиболее восточный пункт, где охристианившиеся англичане продолжали без всякого вмешательства исповедовать веру христианских кельтов . Графство Сомерсетское было завоевано между 652 и 682 годами и быстро обангликанилось, хотя большая часть населения была кельтского происхождения. Экзетер, столица девонширская, попала в английские руки в 700 г. Вследствие компромисса, – который доказывает большую гуманность между воюющими сторонами, по принятии ими христианства, – англичане и валлийцы проживали там друг подле друга в различных половинах города. До последнего времени церкви в северной части города посвящены валлийским святым, как Патрик и Давид, а в южной – английским. Но графство Дэвон, хотя и с большею медленностью, чем сомерсетское, было также обангликанено. Завоеватели эти составили класс новых землевладельцев, хотя масса подчиненных им крестьян была кельтская, и с незапамятных времен Девоншир, подобно Сомерсеттиру, оказывался вполне английским, несмотря на то, что там можно наблюдать следы местных особенностей, объяснимых лишь кельтским происхождением.

Совершенно иначе было дело в наиболее западной части, в Корнваллисе, все население которой – аристократия и крестьяне – оставалось всецело кельтским. Старинная теория об остатке финикийских купцов, прибывших за корнваллийскою жестью, ныне совершенно отвергнута, как не имеющая исторических оснований. Корнваллийцы сумели на долгое время сохранить свою гражданскую и церковную независимость. Между тем как девонширцы и сомерсетцы, по завоевании их англичанами, не удержали более своей кельтской пасхи к 705 году, св. Альдгельм безуспешно адресовал в 731 году королю корнваллийскому Герэнту (Геронтию) длинное послание по сему вопросу, полное доказательств и вразумления. Только в 813 г. Эгберт, первый король всей Англии, сделал набег на Корнваллис, но с тех пор графство всегда находилось уже в большей или меньшей зависимости от Англии, хотя все еще имело своих князей. Во время, в точности неизвестное, но, вероятно, немного ранее 870 года, корнваллийский епископ Кенстби, место кафедры которого также неизвестно, заявил о своей зависимости от архиепископа кентербюрийского, но о настойчивом удержании кельтами своих «заблуждений» (errors) упоминается даже в такую позднюю пору, как 909-й год. С этого времени местная церковь становится в полную зависимость от английской, а через два поколения сошли со сцены также и местные князья. В 950 году в Корнваллисе был английский епископ; но кафедра эта присоединена была к девонширской в царствование Эдуарда-Исповедника. Так дело оставалось до наших дней. Между тем народ продолжал говорить на своем наречии, каковое не вымерло окончательно до ХVIII-го столетия; даже в нашу пору, говорят, употребляется около 400 слов, а числительные до десяти всем понятны. Существует и религиозная литература, особенно в форме чудесных драм, – на языке британском (в противоположность гаэлическому), который ближе к бретанскому наречию, чем к валлийскому.

Религиозная история страны очень похожа на валлийскую, хотя небольшие размеры местности и большая степень английского давления содействовали более полному согласованию с английскими приемами. Религия ее, в средневековой период, была чисто английскою и западноевропейскою. Корнваллис был одною из тех частей острова, где обнаружилась попытка против нововведений реформации. В 1537 г. и еще в более сильное восстание 1549 г. Корнваллис соединился с Девонширом. Эти восстания были, однако, подавлены, и ныне Корнваллис не фигурирует более в числе таких местностей, в коих оказывается значительное число римско-католиков по древнему происхождению; он примкнул к англиканству и, подобно Валлису, не был затронут пуританизмом. В великой междоусобице он единодушно поддерживал Карла I и очень долго защищался против Кромвеля. В ХVIII-м столетии, однако же, произошло и здесь, как в Валлисе, громадное отпадение от церкви. Хотя здесь и не было тех особенных поводов к недовольству, какие существовали в Валлисе, тем не менее Экзетер, где была резиденция епископская, находился далеко от Корнваллиса. Остававшееся без надзора духовенство относилось к своим обязанностям небрежно, и религия пришла в большой упадок. Весслеянское движение было приветствовано с необычайным энтузиазмом, и до сих пор большая часть населения принадлежит к методистскому общению. В богослужении, сильно действующем на чувство, и в гимнах, по-видимому, оказывается нечто соответствующее темпераменту кельтских рас. Но, с другой стороны, было также сильное движение и в национальной церкви. Епископская кафедра для Корнваллиса была учреждена и обеспечена в 1876 году; ее впервые занимал Эдуард Уайт Вэнсон, бывший потом (1883–1896 г.) архиепископом кентербюрийским. Под его мудрым управлением, полным энтузиазма, сделан был замечательный прогресс, что доказывает сооружение собора в Труфо, на который израсходовано было, по крайней мере, 200.000 ф. ст. (около 2 милл. руб.).

Нам следует далее вести речь об Ирландии, где кельтскому христианству суждено было более всего развиться. Хотя и есть данные для заключения о более раннем населении, но со своей точки зрения мы можем считать ирландцев или скоттов (как их тогда называли), беспримесною кельтскою расой, более древней, гаэльской ветви. Политическое состояние их в то время, когда проникло к ним , было, можно сказать, совершенно таким же, как у галлов во времена Юлия Цезаря. Был, впрочем, сделан один шаг вперед: различные племена, хотя они были независимы и находились в постоянных враждебных отношениях одно к другому, все-таки признавали до некоторой степени авторитет «Высокого короля», хотя последний редко был в состоянии дать почувствовать свою власть. В зависимости от него состояли князья провинций, а под их ведением было множество племенных князей, постоянно воевавших как между собою, так и с князьями высшими. Единственно действенною связью была племенная: своему племенному главе ирландцы оставались верными до смерти. Трудно сказать, развились ли бы когда-нибудь эти мелкие княжества до одного национального царства: – преемственные вторжения норманнов и англичан уничтожили всякую возможность дальнейшего внутренняя развития. Но если принять во внимание неисправимую наклонность кельтов к разделению, то можно по справедливости усомниться, чтобы им когда-либо удалось в Ирландии, как и в других местах, основать прочное государство. «Великий Король» имел свою резиденцию в Тара (графство Мит), которая была также центром и национально-религиозным, подобно тому как Шартр был таковым для галлов времен Цезаря. Эта религия, по-видимому, имела тавматургический характер, ибо рассказы об обращении в христианство обыкновенно содержат повествования о спорах между друидами и проповедниками о том, кто совершит наибольшие чудеса. Самое же обращение сопровождалось значительною долей цивилизации и законодательною. системой, но, за исключением суеверий, мало действовало на народ, хотя последний и сознавал обеспеченность прогресса для вступающих на более широкую арену римского мира: никогда не быв завоевана империей, Ирландия тем не менее находилась под ее влиянием. Берега острова видны с разных пунктов Шотландии и Англии, и сношения не могли не быть частыми, что доказывается нередкими нахождениями римских монет. Кроме того, римляне держали свой флот в ирландском море и должны были часто высаживаться в местных гаванях. Таким образом христианство, при посредстве христианских торговцев, не могло не найти себе места и в Ирландии. Нам ничего, однако же, неизвестно ни об его организации, ни о размерах, хотя христианство и не могло далеко проникнуть на восточном берегу, сверх берега южного. Монашество пропекло в Ирландию, вероятно, довольно рано; ввиду же того, что Делестий, спутник британца Пелагия, был скоттом, необходимо предполагать, что уже в 400 году на острове процветало христианское учение. Пелагий, или Пелагис, как его называли ирландцы, долго пользовался у них глубоким уважением, не за еретическое, конечно, его учение, а за истолкование Писания, и его комментарии на послания Павловы обязаны своим сохранением ирландским переписчикам.

Впрочем, первое отчетливое упоминание об ирландской церкви встречается в 431 году, когда у аквитанского летописца Проспера встречаются следующие слова: «Ad Scotos in Christum credentes ordinatus a Papa Coelestino Palladius primus episcopus mittitur». Тут есть прямое указание на существование ирландской церкви, равно как и на, что (по крайней мере, по римскому взгляду) ей нужен был епископ. С этого времени она признается членом западной группы церквей. Деятельность Палладия, однако, скоро прекратилась, да, вероятно, и не была миссионерскою по своему характеру. Сам он состоял в тесной связи с Германом авкзерреким, противником Пелагия, и, очень возможно, был избран на кафедру для подавления этой ереси между ирландскими христианами. Самая деятельность ограничивалась лишь юго-восточным побережьем, и еще до конца года Палладий скончался в Британии, в которую он прибил для посещения друзей. Услышав о его кончине, св. Герман посвятил в преемники ему св. Патрика, апостола Ирландии.

По происхождению своему, Патрик был римским британцем и родился в Поннавента, – городе, состоявшем в теперешнем графстве Гламорган. Латинский язык был для него природным, и дошедшие до нас сочинения его были написаны на простонародном наречии, на котором говорили в его время. Родился он, вероятно, в 389 году и был сыном декурия, гласного города, который был в то же время диаконом, между тем как дед его был священником. Все они носили латинские имена. Патрик не получил хорошего образования: все, что он изучал и знал, – это была Библия, которою испещрены его сочинения. 16-летнпм юношей он был взят в плен, в один из ирландских набегов, и продан в рабство в Коннауте или в Антриме, о чем и доселе идут оживленные споры. Исполняя обязанности пастуха между язычниками он ощутил в себе глубокую перемену. Выражения, которые он употребляет в отношении к своей прежней греховной жизни, хотя и весьма сильны, недостаточно определенны, чтобы их можно было принять за изложение фактов, а не за впечатление ощущений. Около 411 года Патрик бежал из плена во Францию, где провел два или три года между леринскими монахами и, после посещения своей родины в Британии, оставался с 415 по 432 год в Авкзерре, исполняя обязанности диакона. Он давно мечтал возвратиться в Ирландию миссионером и готовился присоединиться к Палладию, когда весть о кончине последнего дошла до Авкзерре. Герман тотчас же посвятил его преемником почившему епископу. По какому праву Герман действовал в данном случае, – неизвестно; но необходимо предположить, что Рим предоставил самой ирландской миссии заботиться о своих нуждах. Подобно сему св. Григорий Великий , положив начало английской миссии в лице св. Августина, уполномочил ее самую заботиться о преемстве без систематических сношений с Римом, и сам Августин был посвящен во епископа в Арле. Когда Патрик вступал на ирландскую почву, он должен был придти к какому-нибудь соглашению с «Высоким Королем» – Лойгэром. Подобно многим другим варварским монархам, последний состоял в связи с христианством посредством брачных уз. Сам он и его сын были женаты на британках и, – значит, – христианках, а – подобно другим монархам – он прекрасно понимал все выгоды христианских связей. Оставаясь приверженцем своей прежней религии, он не пошел далее отношений терпимости к новой вере. Он позволил Патрику распространять христианство, а своим подданным принимать его; по-видимому, он воспользовался также помощью Патрика при начертании письменного первого кодекса ирландских законов. В последних заметно распространение римских политических идей, как и у визиготов и франков, у которых тоже явились письменные законы, вследствие сношений с Римом и особенно по принятии римской (христианской) религии. Ирландский кодекс предназначался для всей Ирландии, а потому был изготовлен «Великим Королем» с согласия других князей. Благодаря влиянию первого, Патрику удалось придти к соглашению и с последними. Большая часть из них приняла христианство, от которого сам Лойгэр уклонялся. Насколько обращению их содействовало богатство, которым Патрик располагал, может быть, вследствие полученных им при отправлении из Галлии запасов, – нам неизвестно. Во всяком случае мы часто встречаемся со сведениями о получавшихся от него подарках, и он, по-видимому, был всегда в состоянии занимать выдающееся положение.

Приобретение расположения князей означало между кельтами расположение всего народа, так как племена действовали сообща; зато быстрое обращение в некоторых отношениях было далеко несовершенным. В силу ли намеренного компромисса со стороны Патрика или в качестве пережитков от язычества, которых он не мог уничтожить, – мы встречаемся со многими старыми взглядами и практикой, которыми отличалось в Ирландии. Так, напр., сожигание костров – обычай древнего весеннего праздника – оставался частью празднования пасхи, и древний знак рабства – бритье передней части головы от уха до уха – сделалось отличительным признаком ирландского духовного лица. Этим знаком показывалось, что он сделался рабом или слугою Христа , и он же служил показателем серьезной разницы между римским и ирландским христианством. Древнее богословие (если возможно такое название) кельтского язычества выродилось в демонологию. Боги все еще считались существующими, но уже как враги, которым можно было противодействовать верою, – и воинственный, нередко мстительный, дух прежнего времени оставался, как увидим, таким же и в новых условиях.

Св. Патрик, несомненно, намеревался организовать свою церковь по обычной модели с определенными диоцезами. Он назначал епископов во многие незначительные места на севере и северо-западе, на которые простиралось его личное влияние. Целью его, по-видимому, было дать епископа каждому племени, как бы мало оно ни было, так как между племенами не было почти никакого единства и епископский надзор иначе был бы невозможен. Соседнее племя было почти всегда враждебно и его епископа не допустило бы в свои пределы соперничествующее племя. Кельты никогда не обнаружили способности к сильной организации, так что «монастицизм», заведенный Патриком или – скорее – развитый им, оказался фатальным для диоцезальной системы. Как сказано выше, Патрик прожевал некоторое время в Леринском монастыре, который заимствовал свою систему в Египте. Оказывается, что во многих мелочах существовало близкое и любопытное сходство в устройстве монашеской жизни между Египтом и Ирландией. Ирландский монастырь был, однако, по необходимости племенным: частной собственности не было; вся земля принадлежала главе и племени, а потому, когда Патрику или какому-либо другому основателю уделялась какая-либо земля, племя удерживало за собою верховенство как над землею, так и над основанным на ней учреждением. Нередко, как потом было в Иона, преемство по аббатству оставалось в семействе главы. Во всяком случае сам аббат становился своего рода главою, с гораздо большим авторитетом, чем каким мог обладать какой-либо отдельный епископ. Сам же великий основатель, св. Патрик, стоял во главе управления всеми основанными им монастырями и оставил будущее главенство над всем своим преемниками Так, аббат Арма (Armagh) – главного монастыря, основанного св. Патриком – был главою весьма большой группы аббатств; а впоследствии аббат Иона, председательствовавший над последним и величайшим учреждением св. Колумбы, был главою всех прежних его учреждений в Ирландии, равно как и позднейших аббатств, возникших в Шотландии и северной Англии. Таковой аббат был несравненно выше епископа; и для того, чтобы избежать унижения обращаться к услугам епископа, он держал в своем аббатстве по одному или даже по несколько епископов и приказывал последним совершать посвящения . Так обр. число епископов увеличилось без меры, и епископы диоцезов утратили свое значение. Скоро они совершенно исчезли, а монастырские епископы, из коих лишь немногие были аббатами и пользовались этими преимуществами, заняли их место, хотя и весьма неправильным путем. Ирландские епископы приобрели весьма плохую репутацию: беспокойные странники, – они, подобно всем ирландским монахам, вторгались в Англию и на континент Европы; так что нередко издавались каноны, запрещавшие им отправлять свои епископские обязанности и не признававшие действительности совершаемых ими действий. Племенной характер монастырской жизни имел еще и другое последствие. Монахи принимали участие в спорах своих племен, прибегая не только к духовному оружию анафематствования против монахов другого племени, но действуя и прямо с оружием в руках. Настоящее участие монахов в войнах прекратилось лишь после собора 804 г., который освободил их от отправления воинской повинности . Эта враждебность ко всему, что было вне племени, вела к разрушению святых мест врага. Ирландские монастыри всего чаще были разрушаемы во время племенной борьбы. Племенные связи в конце концов довели до того, что многие монастыри перешли совершенно в светские руки. Семейство основателя не только поставляло преемственных начальников, но самые монастыри стали, наконец, считаться собственностью семьи, так что аббат мог жениться и передать монастырь в качестве собственности своему потомству. Даже в Арма это проделывалось в течение нескольких поколений до ХІІ-го столетия.

Такова была система (или – вернее – недостаток ее), введенная св. Патриком, хотя дело и объясняется скорее неуспехом его одержать верх над аномалиями кельтского характера, чем намеренным с его стороны уклонением от обычаев западного христианства. Некоторая разница в практике занесена была из Британии еще до появления его в Ирландии и пережила его, несмотря на его усилия об устранении. Такова была ирландская пасха, высчитывавшаяся по циклу, покинутому Римом еще в 343 году. Сам Патрик, без сомнения, не держался этого; тем не менее, вопреки его примеру, практика удержалась до VIII столетия. Что касается его собственной жизни, то можно прибавить лишь немногое. Все, что нам известно, – это подробности, имеющие лишь местный интерес и разукрашенные чудесами, над изобретением коих так восторженно потрудилось кельтское воображение. Можно упомянуть, что годом основания Арма был 444 и что св. Патрик, вместе с двумя своими сомиссионерами из Галлии, Авкзилием и Изернином, издал небольшое количество канонов, в точном согласии с обычным законодательством церкви. Это послужило началом для дальнейшей деятельности ирландских христиан, которые на долгое время потом оставались главными собирателями канонов. До нас дошли некоторые сочинения св. Патрика. Его весьма интересное «Исповедание» (Confession) написано было под конец его жизни. Оно представляет искреннее изложение Божия о нем попечения во всей его жизни, с указанием его успехов, равно как и неуспехов и недостатков. Оно, без сомнения, вполне откровенно и искренне, так как отзывается и на то презрение, с коим образованные британские и галльские епископы относились к «деревенщине» и невежеству Патрика. Стиль сочинения на самом деле обнаруживает в нем необразованного человека, который по временам так плохо и запутанно выражается, что невозможно добраться до смысла. Другое, сохранившееся до нас сочинение его, – послание к Коротику (Coroticus), британскому Страткляйдскому Королю , провинившемуся общераспространенным тогда грехом набега на ирландское побережье, причем он убил или взял в плен значительное количество только что крещенных неофитов, которые все еще оставались в своих белых крещальных одеждах. Патрик пишет в стиле ветхозаветных пророков, обличая «тирана» и повелевая его подданным отказаться от повиновения ему. Результат послания неизвестен. Возможно, что прекрасный ирландский гимн, известный под именем «Lorica» или же нагрудник (breastplate) св. Патрика, – также его произведение. Опочил он в 461 г. (или, может быть, в 459 г.); традиционный день преставления 17-е марта.

Дело его продолжаемо было не только основанными им аббатствами, но также и новыми, независимыми от него группами учреждений, привнесших еще более замешательства. Различные ордена (если только их можно называть этим именем) не группировались в одном каком-либо соседстве, но разбросаны были по всей стране, где только влиятельному монаху удавалось добиться клочка земли. Так, напр., главными учреждениями св. Колумбы, прежде чем он основался в Иона, были: Дерри (ныне Лондондерри) на крайнем севере, и Дерро, в графстве Квинс, в центральной Ирландии. Эти и другие многочисленные учреждения его подчинялись Иона и были совершенно независимы от Арма, постоянно соперничая с аббатствами, основанными св. Патриком. Если принять во внимание, что, кроме этих двух великих групп учреждений, каждое со своими собственными аббатами, монахами дома и рассеянными за границею в качестве пастырей или же странствующих проповедников, и епископами, не имевшими каких-либо определенных занятий, – было несколько других почти одинаковой важности, то легко понять, до какой степени деятельность их перекрещивалась, путалась и взаимно мешала.

Что до Колумбы, то он родился в 520 или 521 году в графстве Дангол (Donegal) и происходил из княжеского рода, доныне существующего и известного под именем О’Доннелль. С детства он был предан в монашеской ее форме и со временем сделался священником, но никогда не был епископом. Он обучался у наилучших наставников в нескольких монастырях, и основал свой собственный в Дерри, когда ему было всего 25 лет, а потом и несколько других, которые все оставались под его контролем. В 561 году, однако, совершился переворот в его жизни. Около Сляйго произошло большое междуплеменное сражение, в котором Колумба сопровождал свое племя. Он молился за успех последнего, между тем как почти столько же знаменитый св. Финниан, бывший учитель Колумбы, молился об его поражении. Племя Колумбы одержало верх и, согласно сказанию, задушевный друг его, или исповедник, повелел ему покинуть Ирландию, в качестве наказания за участие в сражении и за тем, чтобы он мог привести ко Христу столько же душ, сколько было убито в сражении. Во всяком случае Колумба покинул Ирландию и поселился в Иона среди своих соплеменников-скоттов и сделался евангелистом пиктов. Последняя часть, однако, принадлежит следующему предмету нашего исследования. Колумба не прерывал своих связей ни с ирландскими монастырями, ни вообще с церковной и политической жизнью своего отечества. Говорят, что в 575 г. он появился на национальном собрании с 40 священниками, 20 епископами, 30 диаконами и 50 сыновьями, т. е. молодыми монахами. Все они были членами его ордена, собранными из различных монастырей, а число епископов (из коих ни у одного не было епархии, но все они приняли обет повиновения Колумбе) очень характерно в отношении к хаотическому состоянию ирландского христианства [о Колумбе см. ниже особую статью.]

Колумбу и его монахов можно считать вполне типичными, без какого-либо дальнейшая описания усвоенной ими системы, и не вдаваясь в дальнейшую их историю, в которой развитие было невозможно. Даже формальное объединение с Римом относительно дня празднования пасхи, которое состоялось на юге Ирландии в 636 году, а в Арма, на севере, в 697, не внесло в эту историю практической разницы. Рим отстоял далеко и не претендовал на право вмешательства, будучи лишь готовым высказать авторитетное мнение в невероятном случае обращения за таковым. С другой стороны поражение ирландской партии в Англии, в 664 году, оказало более действительное влияние на привлечете страны к европейской цивилизации. Кое-что все-таки следует сказать о монашеской жизни. Обыкновенный монастырь был окружен крепкою стеной из земли, или камня, внутри которой расположены были небольшие ульеподобные кельи, каждая для одного монаха, и различное число небольших прямоугольных церквей . Не было ни одной большой церкви, которая могла бы вместить всех для общественной молитвы. Часто бывали устрояемы цилиндрически башни, узкие и высокие (до 150 футов), – которые составляют характеристическую особенность этой архитектуры. Но помимо таких больших монастырей, или городов (civitates), как их называли (у ирландцев племенных, с их деревянными жилищами, не было ничего соответствовавшего городам цивилизованного мира), – было огромное множество меньших, иногда помещавшихся на уединенных островках или же почти на непреступных скалах, равно как значительное число разбросанных келий, к обитателям коих народ прибегал за духовною помощью. Большая часть таковых, равно как и все маленькие монастыри состояли в зависимости от больших монастырей. Что касается до жизни монахов, когда они находились у себя дома, то можно лишь сказать, что определенного какого-нибудь правила у них не было, подобно Бенедиктинскому. Они вели самую простую жизнь, часто суровую и с сильною наклонностью к крайностям самоотречения, преобладавшего на Востоке. Повиновение аббату было безусловно необходимо и строго соблюдаемо; но он непрерывно давал разрешение на отлучки для занятия науками, для распространения Евангелия или же для отыскания уединения и перемены. Желание перемены, дух беспокойства, – по нашему мнению, – составляли самую характеристическую черту ирландских монахов; многие, по-видимому, блуждали без всякой цели; другие, с более определенным намерением, проникали все дальше и дальше в пустыню, или же навстречу опасности, подобно св. Колумбану, который поселился сначала в вогезсских горах Лоррэня, затем в швейцарских лесах у Сэн-Галля и, наконец, между арианами Ломбардии, в Боббио на Аппенинах. Но стремление к уединенно с Богом увлекало монахов и еще далее. Когда норманны открыли Исландию, то оказалось, что ирландские монахи и там предупредили их. Для таких путешествий необходимо было запасаться провизией; но упование на Промысл было так живо, что они пускались по морю на ладье без весла или паруса; если таким образом они теряли свою жизнь, то доказывали, по крайней мере, свою преданность Богу. Даже в столь позднее сравнительно время, как 891 год, мы читаем в англосаксонской хронике, что три монаха добрались до Англии после семидневного путешествия. «Им хотелось, – говорили они, – побывать за границею из любви к Богу, а где? – для них все равно». Едва ли можно решиться на догадку, – сколько таких отважных смельчаков погибло.

В области мысли обнаруживалась такая же смелость духа. Средневековые легенды в большей своей части, суть произведения ирландского воображения. Значительная часть их замечательно увлекательна по своей красоте, зато другая выдается своею вычурностью. Они занимаются очень много видениями будущей жизни и более наказаниями, чем наградами. Ферзей (Furseus) – ирландец, поселившийся на небольшом клочке твердой земли в английских болотах для отшельнической жизни, составил ряд видений, завершившийся сочинением Данте. Их живости, без сомнения, много содействовала острая лихорадка, от которой Ферзей страдал в этом чумном воздухе. Видения Dongal’a носили тот же характер, только составлены были более тщательно. И это лишь образчики из весьма обширной литературы. Но самый высший полет ирландской фантазии обнаружился в путешествии св. Брендана. Среди апокалипсических чудесных рассказов об его путешествии по неизвестному западному морю, самым пресловутым оказывается повествование о его встрече с Иудою Предателем, которого он застал плывущим на льдине. Только однажды в год, – в тот день, когда он бросил свою одежду умиравшему от голода нищему, освобождался он от мук для прохлаждения. – Ирландская гимнология, хотя ее нередко портит искусственный стиль, также весьма часто прекрасна. Народный гений проявился также и в художестве. Самая высшая ступень, которой достигли каллиграфия и украшение манускриптов, оказалась доступною для ирландцев-списчиков. В лучших образцах их произведений, как, напр., Book of Kelts хранящейся в Дублине, красота и искусство кажутся решительно превосходящими силы человеческих рук. Были, сверх того, и серьезные успехи в литературе. Ирландцы не только сохранили, в своих копиях, множество древних текстов, со включением весьма чистого типа латинской Библии , но передали потомству также знание не одного греческого языка, но и еврейского, хотя последнего и не в таких широких размерах. Иоанн Скот или Эригена был единственным самостоятельным философом в эти темные времена. Дикиль (Dicuil), со своими точными сведениями о мире от Исландии до Пирамид, был наилучшим географом. Биографу св. Колумбы, Адамнану, мы обязаны значительною частью своих сведений об Иерусалиме в VII веке. Седулий представляет самый интересный литературный тип своего времени, ввиду его громадной начитанности и живости его мысли. Некоторые характеристические черты Ирландской церкви могут быть отнесены также и к более слабой церкви Британской. Ея легенды похожи на ирландские; и в более ранние дни ирландского христианства британские наставники, вроде свв. Давида и Гильдаса (около 550 г.), переправлялись через канал для обучения молодой церкви; скоро, однако же, долг перешел на другую сторону: – ирландские наставники стали появляться для обучения британцев.

Не излишне упомянуть еще о монастырской жизни женщин. Она началась, как и следовало ожидать, в самый ранний период христианства в Ирландии; но первою великою покровительницею такой жизни была св. Бриджид или Бриджет, скончавшаяся около 523 года. Она, конечно, происходила из княжеского рода и основала великое аббатство в Кильдэре, – предположительно, – для мужчин и женщин и была главою этого учреждения. Она устроила также большое количество и других отдельных обителей для мужчин и женщин, оставив за собой и своими преемниками в Кильдэре власть над всеми ими. «Домашний епископ» аббессы, хотя и был подчинен ей, пользовался в Ирландии особенно почетным положением. Святая Бриджет, остающаяся доныне в числе самых популярных ирландских святых, была, впрочем, лишь одною из многих подобных ей. Монастыри, основанные ею, разделяли обычную участь ирландских монастырей. У всех их были свои ссоры и раздоры, но в отношении чистоты жизни не было скандалов ни между монахами, ни монашенками. Высокая репутация, отличающая Ирландию в этом отношении и в наши дни, приобретена была ею с самого начала.

Перейдем теперь к упадку этого анархического, хотя и солидного, типа христианства. К постоянной внутренней междоусобице присоединились вторжения норманнов, начиная с 795 г. Подобно грекам с их поселениями на всем побережья от Испании до Черного моря, – норманны укреплялись в гаванях, не проникая внутрь страны, и потому в конце концов не удерживались в своих укреплениях. Но весь восточный и южный берег Ирландии, от Вельфаста до Лимерика, был в их руках. Сначала они были язычниками, прославившимися своими разрушениями, но начальники, осевшие в Ирландии, состояли в непрерывной связи с темп, которые грабили Англию, и, подобно им, вошли в соприкосновение с христианством. Многие из обращений имели чисто политический характер, и долгое время в среде их оставалась могущественная языческая партия; тем не менее неуклонно распространялось. В 943 г. король дублинский Олаф был крещен в Англии; с этого времени, между норманнами в Ирландии преобладало не ирландское, а английское влияние; к кельтам они не только относились враждебно, но смотрели на них, как на низшую расу. В течение целого столетия ими не было принято мер к организации их церкви; только около 1040 г. король Ситрин, совершивши паломничество в Рим, пожелал, чтобы его дублинская церковь была организована и состояла в общении, на равных правах, с западноевропейскою, и добился посвящения для Дублина епископа, которого епархия совпадала бы с размерами всего королевства. Где посвящение состоялось, – неизвестно; но не подлежит сомнению, что оно было совершено не в Ирландии и не ирландскими епископами. Преемник его был посвящен в Лондоне, в 1074 г., Ланфранком, – первым норманнским архиепископом в Кентербюри, – которому и обещал иерархическую зависимость. Скоро норманны Ватерфорда и Лимерика также пожелали иметь епископов и получили их таким же образом и на таких же условиях. Епископами обыкновенно были англо-норманны, проникнутые сознанием необходимости единения и дисциплины. Наконец, один из них, Гильберт лимерикский, бывший, ученик св. Анзельма Кентербюрийского, принял меры дли организации ирландской церкви. Он получил звание папского легата для Ирландии и около 1120 г. собрал ирландских епископов на собор, на котором было постановлено, что страна должна находиться в подчинении архиепископу Арма, так что норманнские епархии поступились своею независимостью, за исключением Дублина, который должен был составлять часть провинции кентербюрийской. Достигнутое на соборе соглашение Гильберту не удалось, однако же, провести в жизнь. Великие монастыри отнюдь не желали пожертвовать тем авторитетом своим, которым они располагали по всей стране. Только св. Малахп успел ввести, епархиальную систему. Это был ирландский монах и вместе аббат, научившийся от Гильберта преклоняться пред симметричностью римской системы и бывший интимным другом великого Бернарда клервосского, биографию которого он написал. Его избрали архиепископом Арма в 1134 г., и он уничтожил независимое положение тамошнего монастыря, сделав себя, как епископа, верховным правителем. В 1137 г. он отказался от архиепископской кафедры и перешел на место суффрагана в г. Доун (около Белфаста). Затем он совершил паломничество в Рим, посетив на пути Клерво, и, возвратившись в качестве папского легата, посвятил и это звание и свое личное влияние на проведение новой системы. До самой своей кончины в 1148 г. он оставался самым могущественным из всех духовных лиц в Ирландии. Пользуясь своими связями с св. Бернардом, он отправлял молодых монахов для тренировки в Клерво, а Бернард, со своей стороны, присылал монахов из Клерво для учреждения аббатств в Ирландии. Цистерийский (Бенедиктинский) порядок, заведенный в виде оппозиции кельтскому монастицизму, содействовал самым сильным образом вводимой перемене. В 1152 г. отправлен был в Ирландию папский первый легат, который и дал этой церкви существующее в ней доныне устройство, с 4-мя архиепископиями Арма (первенствующий), Дублин, Катель и Тюам. Таким образом церковное подразделение вполне соответствовало гражданскому делению на провинции, и кентербюрийский архиепископ окончательно отказался от своих претензий на Ирландию. Но, хотя в общих чертах дело и было закончено, потребовалось еще много времени, прежде чем стало возможно настаивать на дисциплине. Сама страна была еще так сильно раздираема внутреннею борьбою и влияние племенных монастырей было так велико, что никакая центральная власть не была в состоянии действовать успешно.

Наступила, наконец, пора и для Ирландии воспользоваться своим независимым положением. Мы видели, как норманнские рыцари, в своем рвении сформировать! для себя княжества в Валлисе, принимали участие во всех племенных раздорах и вступали в родственные связи с валлийскими князьями. Дело доходило до того, что английские короли принуждены были чувствовать опасность для своего собственного авторитета и контролировать действия выходцев. Эти же рыцари взялись за подобный деяния и в Ирландии. Изгнанный из Лэнстера король Дермот поселился в Бристоле и отсюда делал всякие предложения земель, вместе с рукою своей дочери, тому, кто возвратит ему его королевство. Сын графа Пемброка, Ричард, прозванный «сильным луком» (Strongbow) принял предложение, собрал войско из норманно-валлийских искателей приключений и, отправившись с ним в 1169 г., имел полный успех. Сопровождавшие его удальцы вызвали, однако, дальнейшую борьбу в своих собственных интересах и, – при их искусстве в сооружении укреплений, чего ирландцы сами вовсе не знали, – скоро завладели значительною частью страны. Находясь в постоянных сношениях с английскими дворянами, которых король Генрих II всегда опасался, они сделались опасными для самого короля, и последний вынужден был пойти навстречу этой опасности. Правда Генрих II сам раньше подумывал о присоединении Ирландии и в 1155 г. добился от папы Адриана IV (единственного папы из англичан) буллы, дарившей ему Ирландию, подобно тому как позднее Александр VI подарил Америку Испании и Португалии. Папы в то время были заняты ожесточенною борьбой с Фридрихом I германским, и так как Англия составляла их главный финансовый ресурс, то, конечно, им невозможно было отказывать в просьбах своих клиентов. Подыскали и благовидный предлог, который вопреки Синоду, собиравшемуся в 1152 году, гласил, что «Генрих II мог бы потрудиться для расширения пределов церкви, научая истинам христианства грубый и невежественный народ и содействуя этим истреблению плевел зла на ниве Божией». На самом деле папа или вовсе не заботился или слишком мало думал об отдаленном острове. Но и Генрих II был слишком занять своими континентальными войнами, чтобы воспользоваться этим даром, прежде чем сильная рука не вынудила его к тому. Серьезного сопротивления он не встретил, был признан за владыку всеми ирландскими вождями и на соборе в Кателе было, между прочим, решено употреблять в Ирландии литургию английской церкви. Это было в 1172 г. Но ни Генрих II сам, ни его преемники даже не пытались превратить номинальную свою власть в действительную. Они держали в своих руках Дублин, с частью восточного побережья, и несколько главных городов в других местах, так что норманнские искатели приключений, которые скоро освоились со страною, могли делать, что хотели. В случае восстания старались лишь поссорить одного предводителя с другим, и английское правительство считало свое дело сделанным, когда Ирландия была парализована и не в силах совершить нападения на Англию. Анархия таким образом процветала и распространялась и на церковь. Не было возможности настоять на пользовании новым тройством церковного управления и богослужения. В таком положении дело оставалось до XVI столетия. Зато Тюдоры, первые из английских монархов, которые были в силах завладеть Ирландиею, ввели в нее не только порядок, но и реформацию. С этого времени ирландцы впервые ощутили в себе преданность Риму. Отчасти она объясняется нерасположением ко всему английскому, отчасти же испанскими интригами, так как Испания всегда пользовалась Ирландиею, как орудием против Англии. Церкви и предоставленные на их содержание имущества принадлежали незначительному меньшинству, которое удержало в своих руках назначение на епископские кафедры. Большинство начало назначать своих епископов, и с того времени до настоящих дней в Ирландии всегда были соперничествовавшие иерархии. Одним из средств, к которому прибегло английское правительство для удержания страны за собою было конфискование земель, принадлежавших вожакам, и пожалование оных дворянам английского происхождения, у которых кельты занимали положение крестьян. Чрез это во всей Ирландии, за исключением северо-восточной части, аристократия с ее ближайшими служилыми людьми принадлежала одной церкви, а народная масса другой. Но в 1608 г. король , вследствие великого восстания в Эльстере (Ulster), сослал в ссылку все население северо-восточной части и заменил его английскими и шотландскими переселенцами. Таким образом в этой части, столицею коей состоит Белфаст, только ничтожное меньшинство составляют римские католики. Это самая богатая и самая цивилизованная часть Ирландии. В настоящее время насчитывается около 3.000.000 римских католиков и свыше 1.000.000 принадлежащих другим исповеданиям. Почти 600.000 человек принадлежат ирландской церкви, которая находится в общении с англиканскою церковью, и 400.000 пресвотериан – потомков шотландских переселенцев. Ирландская церковь обратила две архиепископская кафедры в епископии и объединила мелкие епархии. Ныне в ней два архиепископа (Арма и Дублин) с 11 суффраганскими кафедрами. У римских католиков 4 архиепископа с 23 суффраганами. В 1871 г. состоялось прекращение господствующего и государственного положения ирландской церкви; но хотя число священников сократилось, вследствие закрытия многих приходов, где вовсе почти не оказывалось последователей этой церкви, последняя, однако, не пострадала от этой меры. Она чувствует свою мощь и широко поддерживается как собранными капиталами, так и ежегодными приношениями. Естественно, что находясь в среде большинства политически и религиозно враждебного, она склоняется своими симпатиями к той секции англиканской церкви, которая наиболее противодействует Риму.

Перейдем теперь к последнему предмету нашего обзора – кельтской церкви в Шотландии. Следует припомнить, что это не была еще объединенная страна. На крайнем северо-западе проживали южные пикты, которых вело свое начало от св. Ниниана, как уже было сказано. Восточное побережье от Форта на юг, включая и Эдинбург, составляло часть английского Нортумбрианского королевства и имело быть обращено в христианство, как мы сейчас увидим, кельтскими миссионерами. Между этими двумя государствами находилось британское Стратклайдское королевство, большую часть которого составляла долина реки Кляйд. Столица помещалась на крепкой скале в Думбартоне, самой северной части королевства, церковным же центром был Глазго. Не мешает сказать несколько слов касательно истории этого королевства. До сражения при Честере в 613 г. христианским британцам принадлежала вся земля от самого Валлиса на север вплоть до Стратклайда. Победа, одержанная нортумбрианскми англичанами, разорвала эту связь и сопровождалась завоеванием северо-западной части Англии. Таким образом Страткляйд оказался совершенно изолированным, но удержал свое британское христианство, а на несколько поколений и свой британский (или валлийский) язык. Насколько близка была связь с Валлисом, – доказывается деятельностью в обоих государствах св. Кентигсона, основателя валлийской кафедры в Сент-Асафе, равно как и в Глазго . Это британское королевство, равно как и страна южных пиктов около Витерна, были христианскими; англичане же на южном побережье были язычниками, так же как и подданные великого королевства северных пиктов, столицею которого был Инвернес и которому до некоторой степени подчинялись и все остальные жители страны.

Но ни одно из них не содействовало объединению. Последнее должно было прийти из Ирландии. Еще до 500 г. началась иммиграция с севера в территорию пиктов. Христианские скотты последовательными партиями заняли страну, известную ныне под именем Аргайл (Argyll), вопреки противодействию пиктов. Сначала они состояли в тесной связи со своими соплеменниками в Ирландии, иногда подчиняясь им, а иногда ведя борьбу против них; с пиктами же они, конечно, находились всегда во враждебных отношениях. После нескольких неудач, им удалось укрепить свое положение, главным образом благодаря посредничеству св. Колумбы. Мы уже упоминали о его деятельности в Ирландии; упомянули также об его поселении в Иона (Ну). Родственная связи его с князьями эмигрировавших скоттов – ветвью его собственного племени, равно как и его влияние на пиктского короля Бруда, об обращении коего в мы сейчас не будем говорить, – дали Колумбе возможность добиться со стороны Ирландии признания независимости нового королевства, а от Бруда – уступки захваченной ими территории. Таким образом царство скоттов прочно утвердилось, а Колумба, со своей стороны, содействовал дальнейшему его продолжению коронованием Айдана, как короля, в 574 г. Это было первою религиозною церемониею такого рода во всей истории британских островов. Долгим процессом наследования посредством браков и завоеваний небольшое королевство это поглотало пиктские и британские территории северной Британии и даже часть Нортумбрии, образовав чрез это Шотландию (как она стала называться с тех пор) в одно целое, которое усвоило себе в качестве национального названия имя ирландских эмигрантов V-ro века.

Но возвратимся к св. Колумбе, который поселился в Иона в 563 году и получил в законное владение эти острова в 565 г. после обращения пиктского короля Бруда (Brudeus) в Инвернесе. Это обращение было самым важным событием в жизни св. Колумбы и, несмотря на чудесный элемент в рассказе об этом, факты события ясны. Сначала было обычное в те времена опасение со стороны короля, что его обворожат, а когда опасение прошло, то последовало также обычное по тем временам обращение всего народа, во исполнение повеления государя. Об учении Колумбы нам мало известно; мы знаем только, что ему нужен был переводчик для беседы с пиктами. На обращение всего более повлияли его суровая жизнь и слава о сотворенных им чудесах. У него несомненно была кельтская сила предвидения (second sight), чем бы ни объяснялось это явление . До нас сохранилась пространная биография Колумбы, написанная Адамнаном, преемником его по аббатству в Иона. Она разделена на три книги, в коих перечисляются его пророчества, чудеса и видения, но среди всех поразительных рассказов можно легко заметить черты благочестия, составлявшие основу его характера. Патетическое и несомненно верное описание его кончины напоминает не менее знаменитую кончину Беды Достопочтенного . Но больная часть повествования – обычная народная поэзия (folklore), морские чудовища и корабли, плавающие против ветра, камни, сделавшиеся целительными после того, как Колумба благословил их, и под. Некоторые же эпизоды прямо скопированы со Свящ. Писания, как, напр., укрощение бури, удар в скалу и источение воды из нее, проклятие грешника, который немедленно вслед за тем пал мертвым. Значительная часть также доказывает лишь проницательность или силу его характера, которые представлялись его простым последователям в качестве сверхъестественной силы. Колумба скончался в 597 г. – том самом, когда в Англии высадился св. Августин, миссиею которого было закончить христианизацию Британии.

Деятельность его не была лишь одним личным делом. Большая часть его забот состояла в распространении монашества ирландского типа по землям пиктов и скоттов. Основанные им монастыри, как и ирландские, были под контролем его и его преемников, аббатов Иона, который он избрал центром своей «familia». Где бы монахи ни находились, – в монастырях ли, или занимались проповедью в других местах, и в каком бы чине ни состояли – епископы или послушники, – они подчинялись аббату Иона. Власть последнего не определялась какими-нибудь писанными правилами, а зависела скорее от личности аббата. «Правила» Колумбы не более как ряд положений, которые он олицетворял в строжайшем приложении к своей собственной суровой жизни. Для него самого, как и для всех истинных монахов его времени, жизнь должна была быть намеренно окружена трудностями и походить на жизнь походного солдата. Не проходило и часу без молитвы, чтения, письма или какого-либо иного занятия. Даже для ирландских монахов, привыкших к трем постам, – по 40 дней каждый, – непрестанные упражнения Колумбы в постах и бдениях казались превосходящими человеческие силы. Тем не менее, при всем отсутствии у него мирского духа, он был полон национального аристократическая чувства и до такой степени внедрил его в свое общество, что из 8 преемников его только один не принадлежал к его княжескому роду. Определенной какой-нибудь организации для распространения и управления церковью не было: все зависело от преданности делу и способностей предприимчивых монахов, из коих каждый сооружал для себя келлию и обучал своих соседей, продолжая состоять в зависимости от Иона и от времени до времени посещая этот центр, из которого по временам посылались епископы или другие монахи для обозрения. Но во всем этом не было и попытки ввести какую-нибудь систему, и историю церкви можно проследить лишь в основании других аббатств – дочерей Иона и в именах (редко можно найти что-нибудь, кроме имени) основателей различных церквей. Последние отличаются приставкою Kil (cella) перед именем основателей, напр., Kilmarnock. В более позднее время, точно так же, как и в Ирландии, стали смотреть на эти названия, как на имена святых, которым церкви были посвящаемы, согласно всеобщему обычаю. Таким образом, в Шотландии, подобно тому, как и в других кельтских странах, появилось множество «святых», о жизни которых в средние века составлялись целые легенды. Эта церковь удержала свои кельтические особенности до 710 г., когда пиктский король Нектан последовал примеру Северной Англии, которая уже в 664 г., на соборе в Витби, порвала всякие связи с обычаями Иона. Нектан настоял на введении римской системы, которая в 714 г. была усвоена в самом Иона и по всему небольшому королевству скоттов.

Нельзя, однако же, думать, чтобы это присоединение повело к более тесной связи с западным христианством или к усовершенствованно в организации. В те смутные времена, когда между отдельными королевствами шли постоянные войны и особенно в VIII столетии, когда норманны производили свои нередкие нападения и несколько раз сожигали Иона, прогресс был невозможен. Точно также и предположенное разделение Братании на две церковные провинции, причем северная – иоркская – должна была состоять из 12 епархий, не осуществлено было на практике. Даже по установлении их положения, архиепископы иоркские не имели почти никакой силы до времен св. Маргариты. Прогресс проявлялся лишь в основании монастырей по типу Иона пли кулдеев (см. о них ниже). Почти до 900 г. аббат Иона продолжал быть главою Кельтской Шотландии. Лотиан (на юго-востоке) оставался еще, как известно, английским. После этого времени приматство присвоено было епископу Сэнт-Андрюсскому, хотя все еще пока не было определенных епархий, и Иона, пострадавший так много от норманнских набегов и потерявший свою власть над колумбанскими монастырями в Ирландии, утратил и свое значение. Но теперь дошла очередь для самой Шотландии принять свою окончательную форму. Малькольм II (1005–1034 г.) увеличил ее до постоянных размеров, и так как отвоеванный им у Англии земли были самые богатые и наиболее цивилизованные, то их влияние распространилось и на кельтские его владения. Эдинбург сделался столицею, а северно-английский диалект стал национальным языком. Решительные меры относительно церкви были приняты Малькольмом III (1057–1093 г.), супругом св. Маргариты. Эта королева, двоюродного внука Эдуарда-Исповедника – последнего из мужской линии древней английской династии, вышла замуж за Малькольма около 1067 г., будучи вынуждена бежать из Англии после норманнского завоевания, и умерла в 1093 г. . Она обладала замечательною силой характера и употребила все усилия на то, чтобы обангличанить и цивилизовать подданных ее мужа. Считая своим долгом привести шотландскую церковь в полное соответствие с западным христианством, она заменила кулдеев и других кельтских монахов бенедиктинцами или же монахами, следовавшими Августиновским правилам. Собрано было несколько синодов, на которых кельтические обычаи были воспрещены. Древний евхаристический обряд, который ее жизнеописатель называет «варварским», был отменен и с таким успехом, что и никаких следов его не остается. Отменен был также и странный шотландский, обычай – воздерживаться от причащения в день св. пасхи, во внимание к особенной святости этого праздника, особенно ввиду увещания . Происхождение этого обычая совершенно неизвестно. В то же самое время было постановлено начинать великий пост, как это было повсюду на Западе с VII столетия, со среды первой недели (Ash Wednesday), между тем как шотландцы начинали его с понедельника 2-й. Другие перемены не обозначены; но целью королевы и ее советников было уничтожить самую память об обычаях, которые они ненавидели, и цель была вполне достигнута. В 1093 г. не только умерла королева, но скончался также и последний кельтский епископ Сэнт-Андрюсский. Кафедра оставалась незанятою до 1109 г., когда она предоставлена была духовнику покойной королевы, англичанину Тюрготу. Сделано было затем правильное распределение границ епархий, и страна постепенно была ассимилирована обычному типу. До 1188 г. церковь шотландская состояла в зависимости (хотя и протестовала против этого и часто вовсе не подчинялась распоряжениям своего митрополита) – от Иорка. Но в означенном году папа Климент III провозгласил ее национальною церковью; впрочем он не назначил для нее примата и собрание соборов ограничил лишь редкими случаями посещения страны папскими легатами. Это ограничение было устранено в 1225 г., когда епископам дано было разрешение выбирать из своей среды одного для председательствования на их собраниях с титулом «консерватора». Только в 1472 г. Шотландия сделалась церковною провинцией, причем в Сэнт-Андрюсе была учреждена архиепископия. К этому времени шотландская церковь потерпела полное извращение: нигде не было таких злоупотреблений, как там, зато и возмущение против них нигде не отличалось таким насилием. Кальвинистскую реформацию в Шотландии можно почти назвать новым обращением страны в . Трудно сказать, насколько упадок средневековой церкви в Шотландии зависел от несочувствия к ней со стороны народа, который не мог не видеть, что английские и норманнские пришельцы приглашались туда для уничтожения древних обычаев страны. Что народ чуждался церкви, – не подлежит ни малейшему сомнению; но кровопролития и измены, которыми так особенно изобильно переполнена шотландская история, зависели не столько от извращенного христианства, сколько от игнорирования последнего. Реформация в Шотландии, во всяком случае, не пощадила, как в Англии, ни единого остатка от прежней системы и не умерялась ни уважением, ни сожалением к той церкви, которая уничтожалась ею.

На острове Ман на этом языке более не говорят, но он доселе употребляется там на письме. Все законодательные акты на этом острове обнародываются на Маннском языке (а это – диалект гаелический) и на английском, хотя очень немногие в состоянии понимать древний язык.

Генрих 1, младший сын Вильгельма-завоевателя, женился на Матильде, дочери Малькольма и Маргариты. Таким образом, теперешняя королевская династия в Англии стоит в связи с династиею, царствовавшею до завоевания.

Кельты сегодня в моде: кельтская музыка, танцы, стилизованные изображения. Но что мы знаем о кельтских святых? А ведь существует особое понятие — “кельтская святость”. В чем же она проявляется?

Прежде всего, следует сказать, что кельты — это древние обитатели Галлии (всевозможные галльские племена), Британии (бритты и пикты) и Ирландии (скотты, впоследствии частично переселившиеся в современную Шотландию). Кельты жили большими родами — кланами. Они почитали стихийные силы природы, Солнце, священные камни, леса, деревья, источники и вообще воды, связывая их с теми или иными богами и героями (всего в кельтском пантеоне насчитывают 374 различных божеств).

Кельты твердо верили в бессмертие души и считали “срединой долгой жизни”, существующей на далеких блаженных землях. Хранителями религиозных верований кельтов были их жрецы — друиды, жившие в трудно доступных лесных и горных местах и игравшие также роль судей и воспитателей аристократической молодежи. Начиная с I в. до Р. Х. кельтские земли стали завоевываться римлянами. Никогда не покоренными оставались Ирландия и Северная Британия, отделенная валом, который воздвиг в начале II в. римский император Адриан. С римским владычеством во II-III вв. у кельтов стало связываться постепенное распространение христианства.

В начале II века римский император Адриан построил вал, отделивший от завоеванной римлянами территории Северную Британию. Постепенное распространение христианства началось здесь на рубеже II-III веков

Истоков кельтской святости стоял первый кельтский мученик — Албаний из Веруламия близ Лондона (+305; память 22 июня/5 июля). Простой крестьянин, во время гонения в начале IV в., он приютил у себя христианского священника, которому и оказался обязан своим обращением ко Христу. Когда за священником пришла стража, Албаний вместо него вышел к гонителям, мужественно исповедовал Христа и принял мученическую кончину. В IX в. город Веруламий был переименован в честь него в Сент-Олбенс. Мощи святого до сих пор покоятся в аббатстве, построенном на месте его страдания.

Дин из наиболее почитаемых самими кельтами святых чтится и Русской Православной Церковью — это святитель Мартин Турский (+397; память 12/25 октября). Сыгравший большую роль в формировании типа кельтской святости, этот святой не был кельтом по происхождению. Святитель Мартин родился в начале IV в. в Паннонии, Римской провинции, располагавшейся между современными Венгрией, Югославией и Австрией. С ранней юности, почти с детства он мечтал о монашестве, имея перед собой героический пример для подражания в лице преподобного Антония Великого. Однако Мартин рос в нехристианской семье, и отец настоял на его военной карьере. Именно тогда святой и попал в Галлию, где нес свою службу в качестве офицера.

Когда представилась возможность оставить армию, Мартин удалился в пустыню вблизи Пуатье, где вскоре вокруг него возник небольшой монастырь, ставший, по слову автора жития, рассадником монашеского делания в Галлии. Важно отметить, что Мартин распространял на Западе традиции восточного, египетского монашества, во всем следуя преподобному Антонию. Вскоре обманом (для того чтобы помолиться об одной больной) святой был вызван в город Тур и провозглашен епископом. Сам он до этого избегал рукоположения даже в диаконы, предпочтя более скромную должность заклинателя — чтеца особых молитв над бесноватыми. Мартину были присущи редкостная доброта и заботливость. В сочетании с мужественным и величавым обликом бывшего военного это особенно располагало к нему людей. Мартин постоянно заботился о больных, нищих, голодных, получив за это прозвание Милостивого.

Еще будучи военачальником, однажды зимой он разорвал свой плащ и отдал его половину совершенно раздетому человеку. Теплый офицерский плащ спас несчастного от гибели.
Вместе с тем святой не оставил мечты о монашестве. Заняв святительскую кафедру в Туре, Мартин почти одновременно основал обитель в Мармутье, где были установлены обычные для восточного монашества правила: общность имущества, безусловное послушание, стремление к безмолвию, единократное вкушение пищи в течение дня, грубая и простая одежда. Особое внимание в своем монастыре, где он сам часто уединялся для молитвы, святитель Мартин уделял молитвенному подвигу и изучению Священного Писания. Из Мармутье вышло немало епископов, потрудившихся в деле распространения христианского просвещения среди кельтов-язычников. О размахе деятельности св. Мартина говорит то, что на его похороны в 397 году собралось около 2 тысяч монахов (в то время как в самом Мармутье число братии не превышало 80 человек).

Восточные традиции были органичны для тогдашней Галлии: ведь христианское просвещение она приняла от Иринея Лионского, бывшего учеником Поликарпа Смирнского, который, в свою очередь, был непосредственно связан с апостолом Иоанном Богословом, главой Малоазийской церкви.
В житии святителя Мартина мы находим сплав, ставший характерным для кельтской святости: глубокое монашеское делание в сочетании с активным миссионерством и милосердием. Все последующие кельтские святые — это как бы преподобные-миссионеры.

Амый известный кельтский святой — просветитель Ирландии Патрик (+461; память 17/30 марта). Святой Патрик родился в 389 году на северо-западе Британии в семье, исповедовавшей христианство. Патрик — более позднее имя, полученное в плену. Родители назвали мальчика Сукката, в крещении — Магон. Несмотря на то, что его отец был диакон, дед — священник, а по матери Патрик был родственником самого Мартина Турского, юноша относился к вопросам веры без всякого интереса. Обратиться к Богу Патрика заставило его похищение пиратами в возрасте 16 лет. Только став рабом одного из ирландских вождей, которому его продали пираты, Патрик стал по-настоящему молиться и почувствовал близость любящего и сострадающего Христа.

После 6 лет рабства, на протяжении которых пленник с утра до ночи пас скот своего господина, Патрик услышал во сне повеление Божье покинуть Ирландию и идти домой. Прячась от хозяина, он прошел 200 миль до побережья, где смог сесть на корабль, взявший его с собой в Галлию.

Несколько месяцев ему пришлось провести на континенте в путешествии по Галлии, вместе с матросами корабля и их таинственным коммерческим грузом (некоторые полагают, что это были ирландские волкодавы, которых надлежало доставить в Италию). Как и все, Патрик испытал много лишений, голод, подвергся нападению разбойников и научил своих спутников молиться Богу.
Расставшись со своими вынужденными товарищами, Патрик смог ближе ознакомиться с жизнью галльских христиан и наследием своего родственника – свт. Мартина Турского.

Уже в Британии Патрик почувствовал призвание свыше вернуться в страну, где он недавно был рабом, в качестве миссионера. Наверное, внутренне согласиться с этим было для Патрика не очень просто, но он все-таки решил отправиться в путь. Перед началом своей миссии Патрик вновь посетил Галлию, где принял епископство от святителя Германа Оксеррского (+448; память 31 июля/13 августа). Приняв епископство, он отправился в Ирландию. Начать проповедь Евангелия удалось только после целого ряда неудач (когда, например, во время высадки на берег он вместе со спутниками был забросан камнями). Большую помощь оказывало Патрику знание языка и обычаев страны (хотя некоторые вожди именно из-за этого не доверяли ему, считая, что он вернулся к ним для мщения). В короткое время Патрик смог обратить ко Христу огромное множество людей.

Он собирал народ повсюду, где это было удобно: в селениях, в лесах, в открытом поле, и вдохновенно повествовал о Христе, Его жизни и чудесах, о необходимости крещения и новой жизни. Люди крестились тысячами. Повсюду стали строиться церкви (первая в амбаре, который передал под храм один из обратившихся вождей; ирландское слова “церковь” — Saul происходит от sabhal — “амбар”). Как епископ, Патрик посвящал для них священников. Апостол Ирландии основал на острове несколько монастырей, в т. ч. Армаг, где была установлена епископская кафедра. На основе латиницы Патрик составил ирландскую азбуку, положив тем самым начало ирландской литературе. От него берет начало и кельтский крест, имеющий за собой изображение солнца. Однажды своей молитвой Патрик изгнал с острова змей, которых до сих пор в Ирландии нет.

В первый год пребывания Патрика и его миссии в Ирландии, празднование Пасхи пришлось на белтейн — языческий праздник возвращения весны. Ночью на возвышенном месте в священной столице Ирландии — Таре верховный король Лоэгайре должен был зажечь необходимый для праздника священный огонь. Но незадолго до этого столп огня неожиданно взмыл в небо над одним из близлежащих холмов. Это зажег огонь в честь Воскресения Христова святой Патрик. Пришедший в ярость Лоэгайре созвал друидов, которые, однако, сказали ему, что бороться с человеком, осмелившимся бросить вызов традиции, бесполезно, и огонь, зажженный им, будет гореть вечно.
Взбешенный король собрал войско и отправился собственноручно убить Патрика. После длительных поисков Лоэгайре застал святого молящимся с воздетыми руками в ночи, вместе с учениками. При приближении короля Патрик, однако, исчез. Лоэгайре увидел в лесной чаще лишь убегающих оленей.

Проведя свою жизнь в трудах по устроению Ирландской церкви, Патрик умер около 460 года. Деятельность его была так плодотворна, что в течение многих веков после него Ирландия по праву считалась одним из главных очагов христианского просвещения Европы — “островом святых”.
Патрик основал на острове традиционную церковную структуру с епископами во главе. Однако со временем авторитет в Ирландской церкви перешел к настоятелям монастырей — аббатам; на смену епархиям фактически пришли монастырские округа. Епископское преемство не прерывалось, но епископы сохранили за собой лишь сакраментальные функции, живя при монастырях или даже как отшельники в лесу. Центральной фигурой в Ирландской церкви стал аббат.

У святого Патрика оказалось много последователей среди жителей Ирландии, с воодушевлением воспринявших монашеский идеал, явленный им. Ведь именно просветитель Ирландии, кроме всего прочего, принес с собой на остров понятия пустыни, отшельничества, смирения плоти, борьбы со страстями — всего того, что он сам почерпнул из наследия свт. Мартина Турского.

Первые монахи селились в пустынях — отдаленных местах, где они могли уединиться для безмолвия, молитвы и иных аскетических подвигов. Для смирения плоти практиковались многочасовые воздевания рук, тысячи поклонов, стояния в холодной воде. Со временем вокруг такого подвижника собирались ученики и постепенно возникал монастырь. Неотъемлемой чертой кельтского монашества стали гостеприимство, милосердие и стремление к образованию.

При монастырях обязательно устраивались гостиница, больница и школа, в которой учили арифметике, латыни и греческому языку — ведь ирландское христианство было генетически связано с Малоазийской церковью. Некоторые монастыри насчитывали не более десяти человек, другие — сотни и даже тысячи насельников.

Епископы были вынуждены селиться при монастырях, потому что Ирландия практически не знала городов. Однако сельские жители, в том числе и руководители кланов, почитали больше не их, а своих местных подвижников, духовную власть которых они и предпочли епископской. Каждый клан стремился иметь на своей земле монастырь во главе с прославленным преподобническими подвигами аббатом.

Тдельного внимания заслуживает кельтское женское монашество. Некоторые исследователи считают, что распространение женских монастырей было связано с особой ролью женщины в друидической религии. Однако пример достаточно хорошо исследованного галльского друидизма говорит о самой приниженной роли женщины в этой религии и галльском обществе вообще. Представляется более основательным вывод о возрастании роли женщины в кельтском обществе в связи с распространением христианства. Именно христианство позволило женщине обрести свое призвание в делах милосердия и молитвы.

Наиболее почитаемая кельтская святая — Бригитта (+525; память 1/14 февраля) — была крещена самим Патриком и вопреки воле своих родителей. Она основала монастырь в Кильдаре, со временем ставший крупнейшим поселением в Ирландии и известный также как “город бедных” благодаря высочайшему развитию в нем служения милосердия.

иссионерство было очень важно для кельтских святых. В 563 году знаменитый Колумба (+597; день памяти 9/22 июня) в сопровождении 12 спутников покинул ирландские берега, чтобы высадиться в Шотландии. Миссионерская деятельность Колумбы происходила среди северных пиктов — южные к тому времени были уже обращены. Своей проповедью и личным примером он обратил ко Христу их короля Бриди и основал в Шотландии множество церквей и монастырей, в т. ч. на острове Иона, полученном в дар от короля и ставшим рассадником христианства в Северной Британии. Колумба смог преодолеть сопротивление друидов и завоевать высокий авторитет среди всех пиктов. Именно он в 574 г. избрал короля для южных пиктов и короновал его на Ионе. Церковь, основанная Колумбой, была такой же монашеской, как и в Ирландии. Во главе ее находился аббат Ионы, по сану пресвитер, которому подчинялись все пресвитеры и епископы края.

Монашеская жизнь Ионы отличалась особой строгостью. Колумба составил устав, который требовал полного отречения своей воли и строгого послушания. Иноки проводили время в постоянном физическом труде, который сочетался с непрестанной молитвой, чтением и изучением Писания и святых отцов, упражнениями в богословии, а также писанием и украшением книг, обучением детей и молодых иноков, оказанием гостеприимства по отношению к странникам. Особым отличием монашеского братства Ионы и всех связанных с ней монастырей была полукруглая тонзура на всей передней части головы. Иона хранила восточные церковные традиции: например, исчисления Пасхи по дню 14 ниссана — (так называемая Пасха Крестная, то есть празднование дня Крестной смерти Спасителя: обычай, идущий от Иоанна Богослова, но в V в. уже отмененный на Востоке) и ряд других. Из-за этого обитель постоянно вступала в противоречия с Римской церковью, которая первоначально вообще считала кельтскую Церковь разновидностью друидизма.

Колумба положил начало “странствию ради Христа” — оставлению дома и всего необходимого, чтобы следовать Христу, который на земле не имел “где приклонить главу” (Мф. 8, 20). Многие кельтские монахи оставляли обжитые места и путешествовали по кельтским королевствам и северным островам, устремлялись в Европу, всюду миссионерствуя и упражняясь в аскетизме. Символом Колумбы как странника стал дикий гусь, который был для кельтов, кроме того, образом Святого Духа. Колумбу называют также “голубь Церкви” (Колум Килле). Он управлял Ионой 32 года и умер в алтаре своего храма в возрасте 77 лет в 597 году.

Смерть Колумбы не прекратила миссионерской традиции острова Ионы: после кончины святого братство активно принялось за обращение Нортумбрии (королевство в ранней Англии, в период своего расцвета занимала территорию от Ирландского до Северного морей. Современный Нортумберленд), захваченной германцами-англами. Но первая группа миссионеров не смогла найти общий язык с англами. Глава миссии епископ Корман пришел к заключению, что среди такого упорного и варварского народа, как англы Нортумбрии, успех невозможен. Услышав об этом, один из монахов Ионы, Айдан высказал мнение о том, что Корман был с ними чрезмерно суров и не показал пример Христовой любви. Тогда совет монастыря посвятил Айдана в епископы и отправил продолжить миссию Кормана в Нортумбрии.

Оплотом своей проповеди Айдан сделал монастырь на острове Линдисфарн напротив резиденции нортумбрийского короля Освальда, который, будучи еще ребенком, нашел убежище на Ионе, где был крещен и наставлен в христианской вере. Острову Линдисфарн, где гармонично соединились природа, труд и молитва, суждено было стать цитаделью христианства и на всем северо-востоке Англии. Во всех путешествиях Айдана сопровождал король Освальд, участвовавший в деле распространения веры как переводчик. Кротость Айдана и смирение Освальда победили суровые сердца германцев и прочно утвердили веру в Нортумбрии. Примером своей подвижнической жизни Айдан привлек к аскетизму и исполнению заповедей целый народ. Благодаря ему среди англов утвердилась традиция не вкушать в постные дни пищи до 9-го часа (трех часов дня). Айдан провел в Нортумбрии 16 лет. Когда он умер в 651 году (память 31 августа/13 сентября), пламя христианства ярко горело на этой земле, освещая и окрестные земли.

Среди последователей Айдана были и женщины Нортумбрии. Первой из них, принявшей монашеский обет от святого, стала внучатая племянница нортумбрийского короля Эдвина Хильда (+680; 17/30 ноября). В 657 году она основала смешанный монастырь в Стренескальске (позднее название — Уитби), ставший впоследствии духовным и интеллектуальным центром, известным во всей Британии. Здесь развивались литература и искусство. Хильда была покровительницей поэта-самоучки Кэдмона, чьи песни и рассказы помогали неграмотным христианам понимать и усваивать Писание. Впоследствии Кэдмон принял монашество и почитался после своей кончины как преподобный (+680; память 11/24 февраля). Изучение Писания Хильда считала наиважнейшей обязанностью инока в той же степени, что и творение добрых дел. Рассудительность и мудрость этой святой были так велики, что ее совета часто спрашивали короли.

В VII веке власть над кельтской церковью оказалась в руках Рима. В 664 году в Стренескальске состоялся собор, на котором представители Кельтской (Старобританской) церкви встретились с римским духовенством, требовавшим от кельтов подчинения Риму и перемены восточных обычаев. Епископ Линдисфарна Колман (+676; 18 февраля/2 марта) и Хильда не смогли воспрепятствовать епископу Йорка Вилфриду и перешедшему на его сторону брату Освальда королю Освиу установить главенство римской традиции.

ельтская церковь в Нортумбрии постепенно вытеснялась структурами Римской церкви и ее обрядностью. Однако окончательным потрясением, разорившим кельтскую Церковь на Британских островах, стало нашествие викингов. Захватчики были привлечены богатствами беззащитных в военном плане монастырей. После первой атаки на Нортумбрию в 793 последовали набеги на Иону и Ирландию. Оставшиеся в живых монахи уводились в плен. Многие оставляли свои обители, забирая книги, мощи и святыни. Спустя 30 лет викинги вернулись окончательно, рассчитывая установить постоянное господство. Многие увидели тогда в викингах наказание Божие за оскудение веры и подвижничества.

К XIII веку Рим подчинил себе и последние очаги кельтской духовности. Некоторые монастыри продолжали действовать. Иона стала бенедиктинским аббатством, а Святой остров — приоратом бенедиктинского ордена в Дареме.

Но даже в XIV столетии общины кельтских монахов еще существовали в шотландских горных районах и на островах. Путешествуя по Шотландии в XIX столетии, шотландский клирик Александр Кармайкл обнаружил традицию молитвы, передаваемой из уст в уста и имеющей удивительное сходство с тем древним образом молитвы, который оставили кельтские святые.

Наше время торжества материализма и бездуховности пример кельтских святых необычайно вдохновляет к подвижничеству, к отказу от духовного оцепенения, к исканию Христа. Кельтские святые заставляют нас вспомнить о подлинных целях христианской жизни, о необходимости милосердия, миссионерства и личного подвижничества. Это хорошо понимал святитель Иоанн (Максимович), духовное настроение которого, как нам кажется, наилучшим образом соответствовало кельтской святости.

Несмотря на то что католиков отделяет от кельтской святости много больше, чем нас, нельзя не согласиться с католическим автором Э. Дунканом, которому принадлежат следующие слова: “Кельтская духовность учит нас лучшему пониманию нашей христианской веры, она стоит значительно ближе к истоку. Все, что нам следует делать, — позволить, чтобы она нас учила”.
Еще лучше сказал об этом пророк Иеремия:

“Так говорит Господь: остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему, и найдете покой душам вашим” (Иер. 6, 16).

Сейчас, наверное, мало кто об этом знает, а ведь в древности на Британских островах существовала православная Церковь, и некоторые ее осколки уцелели и до наших дней. Однако, по порядку…

Согласно легенде, христианство в Британию, островную и материковую, принес Иосиф Аримафейский. Именно он собрал в Чашу Тайной Вечери вытекшие из прободенного ребра спасителя кровь и воду и после вознесения Учителя направился на самый север Римской империи нести христианство варварам. Там он построил первую в мире церковь во имя Пресвятой Богородицы и посадил в Гластонберри веточку терновника из венца Спасителя. И вот уже почти две тысячи лет в том краю 7 января расцветает терновник Иосифа. Чаша, с которой святой Иосиф не расставался никогда, получила название святого Грааля. Она исчезла при загадочных обстоятельствах в лесу Броселианда на территории современной Бретани, когда погиб сам святой Иосиф. Тело его так и не нашли, а поисками Чаши много лет занимались доблестные рыцари под предводительством славного короля Артура.

Основанная же святым Иосифом церковь постепенно росла, не соприкасаясь с римской церковью, и обретая свои характерные черты. Естественно, традиционные кельтские верования тоже не могли не отразиться, мистическим образом преобразившись, в церковном учении. Для кельтской церкви было характерно отношение к природе как к священному Божьему творению, глубокий мистицизм и уважение к женщине. Одним из наиболее почитаемых святых кельтской церкви был Иоанн Богослов, а его учение о слушании жизни Бога в каждом человеке и в каждом творении получило широкое распространение. Еще одной из характерных черт кельтской церкви стала дословная повседневная жизнь по Евангелию. Отсюда и выросли многочисленные миссионерские походы пятого-шестого веков, желание идти и научить все народы. Что характерно, кельтское миссионерство было мирным и бескровным, многочисленные обращения неверных чаще случались без кровопролитий, и ранняя кельтская церковь почти не имела мучеников, погибших за веру. Тем не менее, понятие мученичества в ранней кельтской церкви существовало. Более того, кельты признавали три типа мученичества: красное, белое и зеленое. Красное мученичество означало умереть за христианскую веру. Белое означало оставить дом и страну и странствовать во имя Христа. Зеленое означало оставаться дома и жить обычной жизнью в полном подчинении Христу. Таким образом, по логике кельтской церкви любой человек, живущий полноценной христианской жизнью, фактически становился мучеником, а наиболее ценимыми качествами, помимо набожности, считались самообладание и честность.

Казалось бы, Средние века навсегда положили конец кельтской церкви... Однако на самом деле все сложилось совсем иначе, и в 1866 году Кельтская Православная церковь возродилась стараниями монсиньора Жюля Ферретте, француза, родившегося в протестантской семье, перешедшего в католицизм, принявшего священный сан, и впоследствии еще раз сменившего конфессию. Отец Жюль был хиротонисан во епископа Ионы будущим сирийским патриархом Игнатием Бутросом IV, как раз и давшим новому ставленнику задачу нести на Запад свет Восточного христианства. Таким образом возникла церковь, получившая вскоре название Британской Православной Церкви (БПЦ). Дальнейшая судьба ее была сложной и неспокойной. Она то разрывала общение с коптами и антиохийцами, то восстанавливала его, при этом от самой Британской церкви откалывались фракции, некоторым из которых удалось получить автокефалию, как это в итоге и вышло с Кельтской Православной церковью (КПЦ).

Собственно, официально последний раскол БПЦ оформился не так давно, в 1994 году. Часть епископата предпочла присоединиться в Коптской церкви, а оставшиеся избрали митрополитом вл.Маэля, настоятеля монастыря Святого Присутствия в Бретани и приняли название Кельтская Православная Церковь, чтобы подчеркнуть тем самым, что канонической территорией церкви будет считаться вся область былой кельтской миссии. На сегодняшний день церковь включает в себя французскую, швейцарскую, английскую, шотландскую, австралийскую, германскую и американскую епархии. Титул предстоятеля звучит как «митрополит Дола и епископ Ионы», и принадлежит по-прежнему монсиньору Маэлю. Штаб-квартира церкви располагается в Бретани, в местечке Сен-Долэ, куда год назад нас достаточно неожиданно занесла судьба. Как оказалось, у тамошнего монастыря Святого Присутствия, ставшего сердцем Кельтской Церкви, история очень необычная, в особенности для секулярного Запада.

Началось все в 1955 году, когда достаточно молодой священник, отец Даниэль, выстроил себе в болотистой бретонской глухомани лесную хижину и ушел в затвор. Жил он исключительно подаянием и продуктами, которыми его время от времени снабжали окрестные крестьяне, и своими руками строил небольшую деревянную часовню во имя Святого Присутствия. Но, как это обычно и бывает, долго просидеть ему в затворе не дали, постепенно вокруг харизматичного монаха стала собираться небольшая община из французов, принимавших православие. Закончилось дело тем, что паства проголосовала за избрание своего лидера во епископы, тот волей-неволей повиновался, приняв имя Тугдуала, одного из древних кельтских святых. В народе епископа-отшельника весьма уважали за глубокую веру, недюжинное знание Писания, за многочисленные исцеления, совершавшиеся по его молитвам, за то утешение и поддержку, которые он нес своим словом. Паломничали к нему богомольцы иной раз весьма издалека. Прожил епископ Тугдуал совсем недолго, скончавшись от болезни в августе

1968 года. После его смерти на несколько лет церковная жизнь в Сен-Долэ замерла... но не надолго.

В 1973 году в местечке Монпелье на юге Франции возникла небольшая православная монашеская община, возглавляемая священником-"кельтом" Полем де Брешиа. Четыре года спустя трое монахов из этой общины пришли искать уединения в бретонских лесах, в былом скиту владыки Тугдуала. Жили они, руководствуясь принципами св.Франциска Ассизского (его православные кельты вообще очень уважают и считают полностью своим по духу), ходили босиком, питались подаянием, посещали и утешали окрестных стариков и больных. И еще собственными руками восстанавливали порядком пришедший в упадок тугдуалов скит. Год спустя на месте бывшей отшельнической кельи возник небольшой братский корпус, а еще чуть погодя вокруг нового монастыря начали строиться миряне, создавая общину по раннехристианскому образцу. В 1980 году отец Поль был хиротонисан во епископа с именем Маэль, четыре года спустя в монастыре взамен прежней часовни, уже не смещавшей богомольцев, отстроили большую деревянную Богородичную церковь, еще через десять лет Кельтская церковь получила автокефалию, а в 1996 году был канонизирован епископ Тугдуал. За эти годы кельтские общины возникли не только в сопредельных европейских странах, но и за океаном, рядом с мужским монастырем возникли женская община св.Клотильды и т.н «Оазис св.Иосифа» (дом призрения для пожилых монахов и гостиница для паломников, направляющихся в Saint-Jacques-de-Compostelle

Одним из наиболее любопытных священников КПЦ, на мой взгляд, является отец Игнатий Рабинович. Наш с вами бывший соотечественник, специалист по античным языкам, знаток Талмуда, полиглот, живущий в Берлине. Одно время он был послушником во францисканском монастыре, но в итоге принял православие, стал священником, после чего решил присоединиться к КПЦ и принять монашеский постриг. Сейчас отец Рабинович возглавляет германскую епархию КПЦ, а ниже можно посмотреть фотографии с его пострига.

Как видите, влияние Востока все равно внешне заметно, и в храме можно в любое время года находиться только босиком.

Вместе с Французской и Галльской православными церквями Кельтская церковь образует т.н. сообщество православных церквей Западной Европы.

Что интересно, в Кельтской Церкви хранят многие древние обычаи, например, крещение новых членов совершается по возможности в Пасхальную ночь. При этом это крещение не формальное, человек действительно становится членом общины и ведет активную христианскую жизнь. Я сейчас подсчитала по фотоотчетам этого года, получается, что на Пасху там приняло крещение не меньше десяти человек. По западным меркам не так уж мало, на самом деле.

И в то же самое время есть у них обычаи, которые нам кажутся странными и непривычными. Например, благословение Иоанновского огня в ночь перед Рождеством Иоанна Крестителя.

Вот так выглядит монастырская церковь в самом начале Всенощного бдения. Сестры все стоят слева, братия справа, миряне и вовсе подальше ко входу, обувь оставлена в притворе. Сидеть во время службы полагается на крошечных скамеечках, настолько низких, что поза получается фактически коленопреклоненная. А акустика в храме потрясающая, читали пели всего три сестры, а впечатление было такое, словно поет большой слаженный хор.

Влияние кельтской цивилизации на развитие славянских племен в период латена можно при­знать бесспорным. Что же происходило с эти­ми двумя близкими по духу народами после при­нятия христианства и образования новых кельт­ских и славянских государств? Ведь оба этих про­цесса развивались по-разному и в разные времен­ные отрезки у кельтов и у славян. Одно можно сказать точно: образование государственности у славян не обошлось без сильного кельтского влияния, и как одни, так и другие племена даже с принятием христианства не утратили своих культурных и духовных связей и традиций. Осо­бенно это касается Северной Руси. Более того, проникновение и становление христианства в кельтском мире могло вызвать миграцию части кельтского населения, приверженного старым языческим традициям. И здесь традиционным местом этой миграции мог быть духовно близ­кий кельтскому славянский языческий мир, сложившийся, как уже говорилось, во многом под воздействием кельтов.

В науке нет точных сведений о дате обраще­ния Британии или о достоверном знании, отку­да христианство пришло на остров; но очевид­но, оно уже было достаточно распространено в ранний период римского владычества, а судя по присутствию трех британских епископов на Арльском соборе в 314 г. и на соборе в Римини в 359 г., можно сделать вывод, что Британия уже имела церковную организацию. Очевидно, в IV в. она находилась в мире и согласии с галль­ской церковью, так как св. Афанасий говорит, что британская церковь приняла определения, утвержденные Никейским собором в 325 г., а Иларий Пуатьесский, как и Афанасий, упоми­нает британских епископов, как и епископов Галлии, в числе своих последователей. В цирку­ляре Константина, обращенном ко всем провин­циям империи и имевшем своей целью введе­ние единого образца празднования Пасхи, в пе­речень стран, к которым было отослано это письмо, включена Британия .

Кельтское христианство было необыкновен­но странным с точки зрения современного като­лицизма, да и не только современного, несмот­ря на то, а может быть, благодаря тому, что ир­ландцы были одни из первых в Европе, кто вос­принял христианство (пятый век все-таки!). Вме­сте с тем официальный Рим очень косо смотрел на ирландских святых, первый из которых, свя­той Патрик, был крестителем Ирландии. Напри­мер:

«св. Иероним называет ирландцев расколь­никами, папы часто буллами увещевали англий­ских королей истребить “этих нечестивых”, и епископы их не получали из Рима инвеституры до времен вторжения англичан» .

«У нас нет никаких аутентичных сведений о непосредственных преемниках Патрика, а круп­ные епархии, которые, согласно традиции, воз­никли по всей Ирландии в этот период, никогда не считались установленными ни им, ни Пал­ладием, ни кем-либо из его учеников. Эта ир­ландская церковь в VI в. предстает перед нами организованной и управляемой по монашеско­му образцу. Как бы то ни было, не существовало центральной организации, располагавшей влас­тью над всеми монастырями. Каждый большой монастырь был независим и управлялся аббатом, обладающим полными правами и обязанностя­ми по отношению к его землям и финансам, хотя часто и находившимся в более или менее тесном родстве с крупными светскими владельцами, от покровительства которых, по-видимому, в оп­ределенной степени зависело само возникнове­ние и благосостояние монастырей» .

Точно не установлено, как или когда в Ир­ландии появилась монастырская система. Она сопоставима в чем-то с системой, введенной св. Мартином в Галлии, и она стремительно рас­пространилась по всему острову, а с ней пришли новый дух мистицизма, новый и более строгий образ жизни, большая религиозная ревность и аскетическая дисциплина. Предполагается, что это движение происходит от аскетов восточных пустынь, Египта, Сирии и Месопотамии. В сво­ем бегстве от суетного мира эти отшельники до­ходили до крайнего аскетизма, отвергали мир­скую жизнь и отказывались от родственников и даже собственных имен. Евгиппий в своем «Жи­тии св. Северина», апостола дунайских племен в Норике (современная Австрия), сообщает, что «до конца своих дней святой ни разу не раскрыл своего имени» . Это последнее обстоятельство имеет совершенно языческие корни — ведь зна­ние имени человека давало над ним определен­ную власть.

Однако именно кельтским святым (как ког­да-то друидам, распространившим кельтскую культуру на огромной территории) Западная Европа обязана своим крещением и становле­нием монастырской жизни .

«Многое, что бы­ло в ходу у старинных друидов, осталось и у этих проповедников. Они гадали по звездам, черти­ли таинственные рисунки, искали ответы в игре чисел. Чудный вид имели они: с длинными раз­вевающимися волосами, опираясь на длинные посохи, с кожаным мешком и мехом для вина на спине, по двое или в священном числе две­надцати они проходили страну; они были тату­ированы, как волшебники, веки были окраше­ны красной краской, на лице нарисованы были затейливые фигуры; они носили с собой воско­вые дощечки и показывали на них в виде тайны искусство письма. Но у этих странных пропо­ведников было много мужества, самоотвержения и горячей веры. Их обычаи и приемы помогали сблизиться с окружавшими их полудикими людь­ми и проникнуть к сердцам их» .

Кельтская жреческая каста, как уже говори­лось выше, делилась на друидов, филидов и бар­дов. Друиды стояли на вершине жреческой иерархической лестницы и, видимо, обладали знаниями, не выходящими из их круга. Филиды, которые были хранителями знания (как из­вестно, каждый филид должен был знать на­изусть 360 историй или саг), зачастую не пони­мали смысла того, что они учили наизусть, поскольку информация передавалась им в зашиф­рованном виде. Поэтому очень трудно бывает понять многие ирландские саги, поскольку с гибелью друидов ключ был утрачен. При такой системе филиды были естественными соперни­ками друидов, как, видимо, и в римские време­на, и благодатной почвой для восприятия хрис­тианства. Однако внешняя атрибутика друидиз­ма сохранялась теми филидами, которые при­няли христианство.

«Среди кельтских святых были поразитель­ные аскеты, доходившие в борьбе с плотью до изуверства, как св. Моласса: приходившей к нему монахине он втыкал в ладонь иголку, что­бы проверить, идет ли у нее после поста кровь. Но и в аскетизме кельтские святые были экс­центричны, чему есть объяснение как в свой­ствах Кельтской Души, так и в “друидическом наследии” кельтской церкви (это было главное обвинение в ее адрес)» .

Очень интересный текст содержится в «Ан­налах Клонмакнойса», который очень точно характеризует первых священников (даже свя­тых!) Ирландии, действия которых мало отли­чаются от действий друидов:

«Когда настало утро, король, знать и князья церкви поднялись, и, после того как священники прочитали свои молитвы, они снова попросили короля осво­бодить им Хуга Гуайре, в чем он решительно отказал, как и прежде. Тогда Руадан и епископ, бывший с ним, взяли свои колокольчики, имевшиеся при них, сурово позвенели ими, и прокляли короля и место, и помолились Богу, чтобы ни король, ни королева никогда после не смогли жить в Таре, чтобы она запустела навсегда, без двора или замка, что, согласно это­му, и произошло. Ни сам король Диармайд, ни его наследники, короли Ирландии, никогда не могли жить в Таре со времени этого проклятия. Каждый из них выбирал себе такое место, ка­кое на его усмотрение было самым подходящим и удобным для проживания. Руадан же, получив отказ, предложил выкуп в тридцать лошадей, который король с удоволь­ствием принял, и тогда пожаловал ему Хуга Гу­айре» .

Не правда ли, поведение известного ирландского святого шестого века очень смахи­вает на действия языческого жреца? Вместе с тем в поэме «О святых Ирландии», созданной епископом седьмого века Куймином, сказано:

«Руадан, король Лотры, возлюбил проклятие, которое положило конец посещению (Тары). Дело, которое он возлюбил, не подверглось уп­реку ангелов» .

Надо сказать, что правление этого короля Диармайда (годы правления с 545 по 565 год) связано со многими переломными моментами в жизни Ирландии. С его правлением связано окончательное признание верховенства Тары и разграничение пяти ирландских королевств, проведение последнего Праздника Тары, состо­явшегося в этом священном для язычников ме­сте незадолго до гибели короля, оставление Тары ирландскими королями и ее запустение вследствие описанного выше проклятия. Необходимо отметить, что именно в Тару, при коро­ле Диармайде, был приглашен легендарный Финтан, помнивший все, что было в Ирландии со времен Потопа. Он поведал королю и всем собравшимся, чем славно каждое из пяти коро­левств страны, а также установил в Уснехе, не­далеко от Тары, Камень, у которого «сошлись острия» этих королевств.

Несмотря на то, что король Диармайд фор­мально был христианином, он держал при себе друида по имени Фраехан, и друидизм в стране продолжал существовать, хотя прошло более ста лет со времени появления святого Патри­ка, крестившего Ирландию. Видимо, поэтому главный святой Ирландии того времени Колумкилле поддержал восставших против Диармай­да его противников. Не помогли тогда королю чары его друида — святой оказался сильнее, и король был разбит в битве при Куйл-Дремле. Впрочем, независимо от его языческих при­страстий, когда этот король погиб, его голову похоронили в одном из крупнейших монасты­рей Ирландии — Клонмакнойсе, откуда и про­исходит цитируемая выше рукопись, а тело в том месте, где он был убит . При всем при этом сохранилось

«изображение на одном из резных каменных крестов Клонмакнойса, где клирик в длинном одеянии и вооруженный мечом король соединяют руки в символиче­ском акте основания обители» .

Ох уж это двоеверие, при котором так по-язычески выбирается тот представитель куль­та, который на данный момент сильнее, да и ведут себя христианские святые практически так же, как и их противники друиды. Столь любимые во времена язычества проклятия и хулы (кельты очень верили в силу слова, осо­бенно когда слова произносили посвященные) вовсю применялись и при христианстве, при­чем очень часто — самими клириками.

Давайте попробуем разобраться в происхож­дении такого странного кельтского христиан­ства, которое, по мнению многих исследова­телей, имеет восточные корни. Говорится даже и о сильнейшем влиянии коптской церкви, особенно на кельтское, столь же аскетичное монашество. Святой Патрик, будущий крести­тель Ирландии, по одной из версий, окончил монастырскую школу в Галлии, основанную коптскими монахами. Мне кажется, что на са­мом деле корни кельтского христианства не просто восточные, а галатские, и вот почему. Галатия, как отдельная провинция византий­ской Малой Азии, заселенная кельтами с III в. до н. э. (рис. 1), как известно, просуществова­ла до V в., причем ближайшим ее соседом с во­стока всегда была Армения.

Рис 1. Экспансия кельтов в Малую Азию

и образование Галатии (по John Haywood)

Христианство в Галатии было насаждено в середине I века после Рождества Христова не­посредственно святым апостолом Павлом, быв­шим здесь первый раз с Силою и Тимофеем (Деян. XVI. 6) в 53 году и в другой раз спустя 4-5 лет. Мы сейчас не будем вдаваться в религиоз­ные споры, которые вел апостол Павел с галатской церковью, здесь важно подчеркнуть дру­гое — именно кельтское население Малой Азии приняло христианство первым в этом регионе Римской империи, впоследствии ставшем Ви­зантией, за триста лет до принятия христиан­ства в Византийской империи. И среди других посланий апостола Павла только в «Послании к галатам» он обращается к церквам Галатии во множественном числе. Значит, там уже в I в. н. э. этих церквей было несколько. То есть только в Галатии в самом начале распространения хри­стианства мы впервые сталкиваемся с достаточ­но развитой церковной организацией. А что зна­чит быть первым?

В первую очередь это не могло не повлиять на становление новых христианских традиций, в том числе и культурных. Выше уже говори­лось, что галаты в Малой Азии бережно сохра­няли древние языческие традиции и вряд ли теряли связи с остальным кельтским миром. Естественно, что после принятия христиан­ства, особенно в период двоеверия, многие культурные традиции перешли на почву хрис­тианства, традиции которого только начали создаваться в Малой Азии именно галатами.

Мне всегда казалось странным, что антич­ная культура, имеющая столь сильное влияние именно в Малой Азии, не так сильно повлияла на традиции христианской Византии. Это ка­сается и декоративно-прикладного искусства, и храмового строительства, где особенно вид­ны различия. Казалось бы естественным, что языческие храмы могли быть приспособлены под христианские, однако мы видим совер­шенно другие архитектурные решения, более того — основанные на совершенно других эс­тетических принципах. Так, в частности, в первых христианских храмах преобладает квадратная планировка, так же как в кельтских языческих храмах, и они так же окружаются ко­лоннадой. Крест, как основной символ хрис­тианства, становится крестом в круге — древ­нейшим еще языческим символом кельтской и славянской традиций. В архитектурном деко­ре и изобразительно-прикладном искусстве по­вляется знаменитая кельтская плетенка. То есть можно сделать такой вывод: ранние христианские традиции создавались на кельтской основе!

Конечно, этот предмет требует дальнейшей детальной проработки и не входит в задачи данного исследования. Однако даже на основе изложенных выше замечаний можно сделать вывод о тенденции сохранения кельтских тра­диций в новом, особенно православном хрис­тианском искусстве.

Видимо, не зря и в армянском христианском искусстве появляются те же элементы — Арме­ния не просто соседствовала с Галатией, а ее часть, как уже говорилась выше, какое-то время входила в состав Галатии. Во времена Средневековья, наоборот, районы древней Галатии ото­шли в состав Армении. Необходимо отметить, что сама Армения приняла христианство в ка­честве государственной религии на 50 лет рань­ше Византии, в самом начале IV в. Возможно, благодаря соседству и культурному влиянию Галатии.

Вполне естественно, что, приняв христиан­ство, галаты не только стремились распрост­ранить его по всей Малой Азии — они не могли не передать новую религию и своим сороди­чам. Может, в этом и заключается секрет столь странного для Рима кельтского христианства? Может быть, именно отсюда появился и сам святой Патрик, тем более что его имя, возмож­но, происходит от византийского имени Патрикий, хотя окончание «рик», что в переводе с кельтского означает «король», свидетельству­ет о кельтской модификации. Кстати сказать, это имя и сейчас очень популярно в современ­ной Армении.

Славяне, унаследовав кельтскую друидиче­скую традицию, христианство приняли гораз­до позже и, как это будет видно из дальней­шего, не без кельтского влияния. Поэтому сла­вянское язычество продолжало развиваться своим путем почти пять столетий. Что касает­ся Древней Руси, то там апогей язычества, вы­разившийся в религиозной реформе князя Вла­димира, создавшего официальный языческий пантеон, очень быстро был сбит принятием че­рез восемь лет, в 988 г., христианства. И естест­венно, что это противостояние двух религий по­родило довольно длительный период двоеверия и привнесло в русское православие немало язы­ческих традиций и праздников, особенно сохра­нившихся в крестьянской среде вплоть до конца XIX — начала XX века.

Кстати, если вспоминать о русском языче­ском пантеоне, то в нем находят и западносла­вянское, и даже иранское влияние, но никак не скандинавское. И клялись в договорах с Ви­зантией русские послы Перуном и Велесом, но никак не Тором или Одином.

Да и с самим принятием христианства на Руси и в других славянских странах не так все просто. Ведь известно, что в Киеве существо­вал ирландский монастырь, который был уничтожен лишь в конце XIII века, после взя­тия этого города татаро-монголами . Вместе с тем мы знаем о крещении княгини Ольги в Византии самим императором. Однако ее сар­кофаг сделан в лучших традициях кельтского искусства. Не менее любопытно, что в Киево-Печерской лавре хранятся в виде мощей голо­вы ряда святых, а ведь культ головы — это один из самых известных культов кельтов, описан­ный еще античными авторами. А. А. Селин лю­безно указал мне на то, что одной из первых святынь, попавших на Русь в первые годы по­сле крещения, была голова св. Климента, папы римского, мощи которого были в конце IX в. обретены св. Кириллом (братом Мефодия) в Таврии (Крыму), куда св. Климент был сослан во II в. Голова св. Климента, хранившая­ся в Десятинной церкви Киева, была особо по­читаема. Когда в середине XII в. некому было посвятить в митрополиты Клима Смолятича — епископа смоленского, так как патриар­ший стол в Константинополе был вакантным, то собор русских архиереев использовал мощи св. Климента (собственно голову) для «легити­мизации» избрания Клима на митрополичий престол. Единственный несогласный с этим — новгородский епископ Нифонт, вскоре после того уехавший на Север, в свою епархию. Имен­но с этим периодом жизни Нифонта связыва­ется распространение культа св. Климента Римского в Северной Руси — появление камен­ной церкви Климента папы римского в Ладо­ге, в частности .

Что касается западных славян, особенно про­живавших на территориях, традиционно связан­ных с давним кельтским влиянием, то, по вер­сии А. Г. Кузьмина, ирландский монах Вергилий (ум. 784 году) в течение нескольких десятиле­тий просвещал славян, распространял среди них христианство. Причем происходило это в Мо­равии и Паннонии, т. е. на территории, где тре­мя веками раньше расцветала пшеворская славяно-кельтская культура. А. Г. Кузьмин считает вполне вероятным, что именно этот ирландский миссионер является первым создателем хрис­тианской азбуки — глаголицы, на столетие раньше создания кириллицы святыми Кирил­лом и Мефодием .

Говоря об особенностях раннего русского христианства, тот же автор отмечает:

«При со­существовании существенно различающихся христианских общин заметно преобладание кирилло-мефодиевской традиции с ирландской и арианской окраской. Достаточно сказать, что в “Повести временных лет” сохранился арианский символ веры, а церковь в первые полвека была организована на манер арианской (выбор­ные общинами епископы) и ирландской (аббат монастыря при соборе выше епископа)» .

Что касается западных славян, то крещение их происходило как раз из тех европейских цен­тров, которые были основаны и где продолжа­ли свою широкомасштабную деятельность именно ирландские монахи, в частности из Зальцбургского архиепископства, которое на протяжении столетий возглавляли ирландские монахи, крестившие западных и частично юж­ных славян.

Значит, древнейшие связи славян и кельтов сохранились и в христианские времена, и энер­гичные ирландские монахи несли новую рели­гию в славянские земли. И это не простая слу­чайность — ведь первым хотелось передать спасительное христианство своим братьям — славянам.

Не менее загадочна традиция изготовления каменных крестов в круге, характерная для Ир­ландии и в не меньшей мере традиционная в Новгородской и Псковской земле, где они слу­жили в основном в качестве могильных крес­тов. Значит, славяне продолжали сохранять связи с кельтским миром уже после принятия христианства, и более того, само принятие но­вой религии могло произойти под кельтским влиянием, тем более что кельты имели непо­средственное отношение к становлению ее тра­диций.

Именно на Британских островах под воз­действием христианства кельтский гений на­шел свое наиболее полное выражение и достиг наивысших успехов, и

«к VI веку ирландское христианство превзошло христианство любой другой страны Западной Европы не только по силе и святости, но и по ревностной предан­ности учению и миссионерскому энтузиазму... Страстный энтузиазм, с которым ирландцы предавались изучению сакральной учености и гуманитарных наук начиная с VII в., не имеет параллелей в остальной Европе... До VIII в. су­ществовало по меньшей мере 50 важных цент­ров, где доминирующим было ирландское вли­яние, располагавшихся на территории от Бре­тани на северо-западе до Вюрцбурга и Зальц­бурга на востоке и от Ла-Манша... до Боббио» (рис. 2).

К этому можно добавить — до Киева и, возможно, Новгорода.

«В VI в. св. Колумба обратил шотландских пиктов, а Колумбан положил начало традиции странников... От основания Клонмакнойса в 548 г. до основания ирландского монастыря в Ратисбоне в 1090 г. ирландцы оказывали мощ­ное влияние на западную церковь. Тойнби ут­верждает, что на протяжении всего этого дол­гого времени они занимали высшую ступень культурного развития в Западной Европе, и хотя это утверждение может показаться слиш­ком смелым, известные факты свидетельству­ют об очень высоком уровне благочестия и уче­ности ирландцев как в самой Ирландии, так и за ее пределами. Вергилий Зальцбургский (ум. 784 г.), прозванный Геометром, был абба­том Санкт-Петера и управлял Зальцбургской епархией более 30 лет. Он был знатоком кос­мографии, а св. Бонифаций обвинял его в том, что он учил о существовании антиподов. Кле­менс Скотт был главой Придворной школы при Людовике Благочестивом. Его современник Дикуйл написал “Книгу об измерениях земли”, которая считается лучшей книгой по географии в раннем Средневековье. Дунгал из Сен-Дени написал трактат о солнечном затмении. Донат, епископ Фьезоле с 826 по 877 г., был превос­ходным поэтом» .

Необходимо заметить, что кельтов и в языческие времена больше всего интересовала космография, а поэзия просто была профессиональным занятием жрецов.

Этот краткий экскурс в историю кельтско­го христианства на самом деле крайне важен для данного исследования, поскольку миссио­нерская деятельность ирландских монахов на континенте очень тесно связана с историей раз­вития торговли и морских коммуникаций на се­верных побережьях Европы, с развитием, в том числе и торговых городов. Зачастую паломники следовали вместе с торговцами, карта ирландских монастырей средневековой Европы просто ложит­ся на карту торговых путей.

На основе вышесказанного мы можем сде­лать следующие выводы:

1. Мы еще раз можем констатировать: кельтско-славянский симбиоз, произошедший в Повисленье, привел к образованию славянской народности на этой территории. Многие куль­турные достижения славян — результат этого симбиоза, позволяющий считать славян наро­дом, входившим в ареал полиэтничной кельт­ской цивилизации.

2. С завоеванием римлянами, в дальнейшем франками, Галлии кельтский мир был оттеснен на его периферию — на побережья Северного и Балтийского морей, в Британию и Ирландию, благодаря чему кельтская цивилизация из ранее преимущественно континентальной преврати­лось в морскую. Это важнейшее событие миро­вой истории определило во многом весь дальней­ший путь развития Европы и оказало огромное влияние на великую славянскую миграцию и ста­новление североевропейских торговых путей. Медынцева А. А. Подписные шедевры древнерус­ского ремесла. Очерки эпиграфики. XI - XIII вв. М., 1991; Селин А. А О посвящении сельских хра­мов в Новгородской земле XVI в: св. Климент (папа римский) //Теорет. конф. «Философия ре­лигии и религиозная философия: Россия. Запад. Восток.»: СПб., 1995. С. 80 - 82; Сарабъянов В. Д. Культ св. Климента, папы римского и его отобра­жение в новгородском искусстве XII в. // Ладога и религиозное сознание. Третьи чтения памяти Анны Мачинской. Старая Ладога, 20 - 22 де­кабря 1997 г. Материалы к чтениям. СПб., 1997. С. 34 - 38; Милютенко Н. И . Культ св. Климента на Руси и в Ладоге XII в. // Там же. С. 38 - 41.