В ноябре 1982 года умер Леонид Ильич Брежнев, находившийся на посту генерального секретаря ЦК КПСС с 1964 года. Председателем похоронной комиссии был назначен Ю.В. Андропов. Через несколько дней он занял место генсека. Хотел ли Брежнев видеть именно его своим преемником? Или у престарелого вождя были на этот счёт другие планы?

Заговор Андропова против команды Брежнева: Был ли он на самом деле?

Преемники

С 1977 года здоровье Брежнева стало стремительно ухудшаться. Он перенёс несколько инсультов, страдал атеросклерозом сосудов головного мозга.
Разумеется, Брежнев понимал, что он не вечен и необходимо подобрать себе достойного преемника. Ещё в 1976 году он стал присматриваться к главе ленинградской парторганизации
Григорию Романову. Говорил, что Романов - самый способный работник во всём ЦК и после некоторой подготовки вполне мог бы занять кресло генсека.
Вскоре после этого был пущен слух о том, что якобы Романов взял «напрокат» на свадьбу своей дочери в 1974 году сервизы царской семьи из запасников Эрмитажа и гости побили часть посуды. Естественно, он угодил в опалу, и на этом его карьера была завершена.
В мае 1980 года Леонид Ильич начал благоволить к другому партаппаратчику - секретарю ЦК Константину Черненко. Но в октябре 1982 года в беседе с заведующим партийными кадрами Иваном Капитоновым назвал новую фамилию - Щербицкий. Владимир Щербицкий возглавлял ЦК компартии Украины и был проверенным брежневским соратником, имел огромный опыт политической и хозяйственной деятельности. К тому же ему исполнилось всего 64 года - вполне подходящий возраст для высшего руководителя. «Видишь это кресло? - по словам Капитонова, спросил генсек. - Через месяц в нём будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учётом этого».
Но в ночь с 9 на 10 ноября Брежнев умер. 15 ноября предстоял пленум ЦК, на котором должны были решаться организационные вопросы. Как предполагается, именно на этом заседании генсек собирался представить членам политбюро своего «кандидата» Щербицкого. Однако не успел…

Андропов против всех

Имя Юрия Владимировича Андропова в разговорах о возможном преемнике никогда не всплывало. Хотя он был одним из тех, кто способствовал укреплению брежневской власти в 1960-х. Тогда Андропов занимал должность заведующего международным отделом ЦК. Брежнев отблагодарил его за лояльность, назначив в 1967 году председателем КГБ СССР.
О захвате власти в государстве Юрий Владимирович, как выяснилось, мечтал задолго до кончины Брежнева. Ещё в начале 70-х он устроил против генсека настоящий военный заговор, сплотив вокруг себя видных генералов и маршалов из Министерства обороны. По плану Андропова, те должны были явиться к Леониду Ильичу и предложить ему добровольно уйти в отставку, при этом сохранив пост члена ЦК. Однако для отставки требовалась убедительная «официальная» причина, а заговорщики так и не смогли внятно её сформулировать.

Череда смертей

Андропов, очевидно, втайне занимался подготовкой почвы для своего «воцарения». Произошло несколько странных смертей людей, в той или иной степени мешавших этому плану. В апреле 1976 года скоропостижно скончался 72-летний министр обороны СССР маршал Андрей Гречко, у которого были напряжённые отношения с Андроповым. В 1978 году то же самое приключилось с секретарём ЦК КПСС по сельхозвопросам . Оба находились у себя на даче, просто уснули - и не проснулись? Оба отличались отменным здоровьем… В октябре 1980 года погиб в автокатастрофе первый секретарь ЦК КПСС Белоруссии , которого через две недели должны были назначить председателем Совмина СССР вместо опального Алексея Косыгина. В январе 1982 года погиб заместитель председателя КГБ генерал Семён Цвигун, которого Брежнев просил присматривать за Андроповым. По официальной версии, застрелился во дворе служебной дачи из пистолета собственного охранника.
В том же январе верный брежневский соратник, секретарь ЦК Михаил Суслов находился на плановой диспансеризации в кремлёвской больнице. Вечером ему дали какие-то таблетки, а ночью приключился инсульт… 24 мая 1982 года Андропов занял кабинет Суслова. Днём 9 ноября он встретился с Брежневым. А наутро 10 ноября генсека нашли мёртвым. Случайность?
68-летнему Юрию Владимировичу в итоге удалось добиться своего и занять вожделенный пост. Однако к тому времени его здоровье было подорвано настолько, что он смог продержаться в кресле генсека лишь чуть больше года, став, по мнению некоторых историков и политологов, предтечей перестройки.

Председатель КГБ Советского Союза , был избран генеральным секретарем ЦК КПСС 12 ноября 1982 года, через день после смерти Леонида Ильича Брежнева от сердечного приступа.

Юрий Владимирович, как типичный «кагэбэшник», сразу начало свою деятельность на посту генсека с наведения порядка. Преследование диссидентов и разного рода «сектантов» усилилось. Большинство расслабившихся и разжиревших чиновников (особенно представителей «днепропетровской мафии», то есть «друзей» Брежнева и Хрущева из центральной и восточной Украины) было смещено со своих должностей, а некоторые - отправлены за решетку.

Юрий Андропов вполне мог стать тем человеком, кто смог бы вывести Союз из «застоя» Брежнева , а также предотвратить кризис, который произошел через семь лет. Но 9 февраля 1984 года генеральный секретарь умер, согласно официальному заявлению, от отказа почек, вызванного давней почечной недостаточностью. Однако, согласно интервью последнего председателя КГБ Владимира Крючкова «Комсомольской правде», в 2007, Юрий Владимирович более 10 лет боролся с тяжелым заболеванием - раком головного мозга, и в последние дни руководства болезнь прогрессировала. В результате генсек ЦК КПСС застрелился.

Черненко.

13 февраля 1984 года Центральный Комитет КПСС избрал генеральным секретарем Константина Устиновича Черненко , мягкого, слабого и очень больного человека. На момент избрания новоиспеченный генсек страдал от тяжелой сердечной, легочной и почечной недостаточности. Однако бюрократам из Политбюро такой кандидат был выгоден. В кратчайшие сроки были возвращены все чиновники, смещенные Андроповым, в том числе представители «днепропетровского клана».

Черненко задумал несколько серьезных реформ в сфере труда и образования, но реализовать их не успел.

Расследование

Продолжим наш рассказ о Горбачёве. Весь его жизненный путь — это вереница невероятного везения, интриг и лжи. Создается впечатление, что кто-то там «наверху» своевременно убирал все препятствия с пути Михаила Сергеевича, пока «шапка Мономаха», обойдя все положенные головы, не опустилась на его пятнистое темя.

В предыдущей статье говорилось о том, что в июле 1978 года крайне своевременно умер секретарь ЦК КПСС Фёдор Кулаков, освободив место Горбачёву. А осенью 1980 года в странной автомобильной аварии погиб Машеров, появление которого в Кремле положило бы конец любым притязаниям Горбачёва на пост генсека.

Смерти эти были не первыми и не последними в веренице кончин членов советского партийного ареопага. Они как бы соревновались за то, чтобы Михаил Сергеевич мог оказаться поближе к партийному трону.

АНДРОПОВ И БРЕЖНЕВ

К 1976 году двенадцать лет безмятежного стабильного брежневского правления породили у советской партийной верхушки чувство самоуспокоения. Тем более, реальные достижения СССР были действительно впечатляющими, как в экономике, так и на международной арене. Советский Союз по праву считался второй сверхдержавой мира. И лишь Ю. Андропов был единственным членом Политбюро ЦК, кто реально оценивал и прогнозировал ситуацию, назревающую в советском обществе.

Наиболее полно суть Ю. Андропова, как политика, раскрыл бывший замзав Отдела пропаганды ЦК КПСС Владимир Николаевич Севрук. В начале 1980-х годов его трижды приглашал на доверительную беседу Юрий Владимирович. Впечатления от первых двух встреч Севрук изложил в статьях под названием «Три встречи с Андроповым». Они были опубликованы в 2004-2005 годах в белорусском еженедельнике «7 дней». Однако о третьей встрече Владимир Николаевич не успел рассказать по причине безвременной смерти.

Первую беседу, состоявшуюся летом 1982 года, Ю. Андропов начал с вопроса: «Слушай, за что нас (членов Политбюро — В. Ш.) народ не любит?» В этом вопросе был весь Юрий Владимирович. Он не боялся ломать устоявшиеся стереотипы и догмы, и предпочитал знать и говорить правду, даже если она была неприятная.

Уже одно то, что Ю. Андропов в беседе с Севруком именовал некоторых представителей советско-партийной элиты «вождюками», говорит о многом. Нельзя также не процитировать высказывание Юрия Владимировича о том, что «крупная промышленность, оборонка, природные ресурсы должны быть только общенародным достоянием. Государство — эффективным управляющим экономикой».

Такой же подход, как в беседах с Севруком, Ю. Андропов продемонстрировал публично, став генсеком. На июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС прозвучала его поистине революционная фраза о том, что «мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся». Она является ключом к пониманию того, что мог бы сделать Юрий Владимирович, если бы судьба отмерила бы ему больший срок жизни. Но…

Известно, что Ю. Андропов вплоть до смерти Леонида Ильича Брежнева не рассматривался как претендент на высший партийный пост. Став в 1967 году из секретаря ЦК КПСС Председателем КГБ, он понимал, что абсолютное большинство членов ПБ не поддержит его претензий на пост генсека.

Некоторые исследователи андроповского периода предлагают следующую версию событий, развернувшихся в 1976-1982 годах на Старой площади. План Андропова состоял в следующем. С одной стороны обеспечить нахождение Л. Брежнева на посту Генерального секретаря до того времени, пока у него (Андропова) не появятся реальные шансы самому стать генсеком. С другой — обеспечить дискредитацию или нейтрализацию претендентов на пост генсека.

Мощным союзником Ю. Андропова в реализации этого плана стал секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам и кандидат в члены ПБ Дмитрий Фёдорович Устинов. Он являлся сторонником оставления Брежнева на посту генсека, так как имел неограниченное влияние на Леонида Ильича. Благодаря этому сам Д. Устинов и вопросы повышения обороноспособности страны были в ПБ на первом плане.

Полное взаимопонимание Ю. Андропова и Д. Устинова по данному вопросу установилось в период подготовки к XXV съезду КПСС (24 февраля — 5 марта 1976 г.). Брежнев, в связи с ухудшением здоровья, хотел на этом съезде передать бразды правления Григорию Васильевичу Романову, первому секретарю Ленинградской партийной организации. Тот в это период имел репутацию умного технократа, склонного к социальным новациям и экспериментам.

Помимо этого 53-летний Григорий Романов был всегда подтянут, одет в строгие костюмы и белоснежные сорочки. Он был весьма импозантен с сединой на висках. Его острый ум отмечали многие зарубежные руководители, встречавшиеся с ним. Однако большинство в Политбюро ЦК опасалось ленинградца, так как он отличался жесткостью и бескомпромиссностью в отношениях с людьми.

СВАДЬБА В ТАВРИЧЕСКОМ ДВОРЦЕ

Д. Устинову и Ю. Андропову был крайне нежелателен приход ленинградского руководителя в качестве генсека. Он был младше Л. Брежнева на 17 лет, Д. Устинова — на 15 лет и Ю. Андропова — на девять лет.

Генсек Романов для Ю. Андропова означал крах всех его планов, а для Д. Устинова — потерю привилегированного положения в Политбюро ЦК. Дмитрий Фёдорович негласно возглавлял так называемый «узкий круг» ПБ, предварительно решавший все вносимые на ПБ важнейшие вопросы.

Ю. Андропов и Д. Устинов также понимали, что после прихода к власти Ленинградец немедленно отправит их на пенсию. В этой связи они при поддержке «старой гвардии» — М. Суслова, А. Громыко и К. Черненко — сумели в ходе XXV съезда КПСС убедить Л. Брежнева в необходимости остаться на посту Генерального секретаря.

Григорий Романов был нейтрализован самым банальным образом. В 1976 году западные средства информации опубликовали информацию о том, что свадьба младшей дочери первого секретаря Ленинградского обкома КПСС проходила с «императорской» роскошью в Таврическом дворце. Особо подчеркивалось, что для свадьбы была взята посуда Екатерины II из запасников Эрмитажа, часть которой на свадьбе пьяные гости якобы разбили. Кто был инициатором этих публикаций, осталось невыясненным.

И хотя свадьба состоялась в 1974 году, вспомнили о ней почему-то в 1976-м, когда стал решаться вопрос о выдвижении Г. Романова. В итоге карьера Ленинградца была застопорена. В Союзе распространителями лживой информации о свадьбе дочери Романова сделали не только обывателей, но и первых секретарей горкомов и райкомов КПСС северо-запада СССР. Они проходили переподготовку на курсах Ленинградской Высшей партийной школы, которая в то время располагалась в Таврическом дворце.

Я, будучи в 1981 году на курсах в этой школе, слышал эту дезинформацию от старшего преподавателя ЛВПШ Дьяченко. Она, проводя для нас экскурсию по Таврическому дворцу, доверительно сообщила, что якобы сама присутствовала на этой свадьбе!

Между тем, доподлинно известно, что Г. Романов никаких излишеств себе и семье не позволял. Он всю жизнь прожил в двухкомнатной квартире. Свадьба его младшей дочери прошла не в Таврическом дворце, а на госдаче. Присутствовало на ней всего десять гостей. Сам Григорий Васильевич серьезно опоздал на свадебный ужин в силу служебной занятости.

После того как клевета о свадьбе дочери обрела союзный масштаб, Г. Романов обратился в ЦК КПСС с просьбой дать публичное опровержение. Но в ответ лишь услышал «не обращайте внимание на мелочи». Знали бы тогда цековские «умники», а среди них был и Константин Устинович Черненко, что, возможно, этим ответом они приблизили крах КПСС и СССР.

СМЕРТЬ МАРШАЛА

Вернемся к событию, которое можно считать началом «пятилетки пышных похорон». 26 апреля 1976 года внезапно скончался Министр обороны СССР Андрей Антонович Гречко. Это была фигура первой величины в ПБ. В силу того, что Брежнев во время войны служил под его началом, маршал позволял себе перечить генсеку.

Статный красавец, почти двухметрового роста, Маршал Гречко по призванию был командиром и соответствующим образом вел себя на заседаниях ПБ. Не мудрено, что дело доходило до его прямых выпадов в адрес Л. Брежнева. Генсек их терпеливо сносил. Но было ли бесконечным его терпение?

К Ю. Андропову у Маршала Гречко претензий не было. Однако маршал не скрывал своего негативного отношения к разрастанию бюрократических структур Комитета и усилению его влияния. Это не способствовало взаимопониманию в отношениях Ю. Андропова и А. Гречко.

Сложные отношения у министра обороны были и с секретарем ЦК КПСС Дмитрием Устиновым, курировавшим военно-промышленные вопросы. Тот еще в июне 1941 года был назначен Сталиным наркомом вооружений РККА. В силу этого Д. Устинов считал себя человеком, сделавшим больше чем кто-либо для укрепления обороноспособности страны. Поэтому он не считал нужным выслушивать чьи-либо советы, в том числе и Маршала Гречко.

И вот 26 апреля 1976 года А. Гречко вечером приехал после работы на дачу, лег спать и утром не проснулся. В правительственном некрологе причиной смерти был назван инфаркт. Его современники отмечали, что он, несмотря на свои 72 года, во многих вопросах он мог дать фору молодым… Место министра обороны СССР занял Д. Устинов, оставив за собой партийное право курировать военно-промышленный комплекс.

Смерть Маршала Гречко не вызвала бы вопросов, если бы впоследствии подобным образом не умерло бы еще несколько членов Политбюро. То, что эти «могикане» могли и должны были рано или поздно умереть, — факт. Странным являлось то, что все они умирали как-то очень во время и во сне. На это указывают как зарубежные, так и многие российские исследователи.

ВНОВЬ НА СТАРУЮ ПЛОЩАДЬ

Но вернемся к Л. Брежневу. К осени 1981 года его здоровье ухудшилось. Чазов об этом проинформировал Ю. Андропова. Тот понял, что главный претендент на пост генсека должен быть в ЦК на Старой площади. Однако вновь возникла традиционная проблема вакансии. И тут как-то очень своевременно умирает второй человек в партии — Михаил Андреевич Суслов.

Валерий Легостаев, бывший помощник секретаря ЦК КПСС Егора Кузьмича Лигачёва, так рассказывает об этом: «Суслов и на восьмом десятке жаловался по медицинской части разве что на боли в суставах руки. Умер он в январе 1982-го оригинально. В том смысле оригинально, что перед смертью успешно прошел в ведомстве Чазова плановую диспансеризацию: кровь из вены, кровь из пальца, ЭКГ, велосипед…

И все это, заметьте, на лучшем в СССР оборудовании, под наблюдением лучших кремлёвских врачей. Итог обычный: проблем особых нет, можно на работу. Он позвонил домой дочери, предложил вместе отужинать в больнице, чтобы с утра сразу ехать на службу. За ужином медсестра принесла какие-то таблетки. Выпил. Ночью инсульт».

Примечательно, что Е. Чазов почти за месяц сообщил генсеку о близкой смерти Суслова, который, как говорилось, на здоровье не жаловался. Об этом поведал в своих мемуарах помощник Брежнева Александров-Агентов. Он пишет: «В начале 1982 года Леонид Ильич отвел меня в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал: «Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова. Ведь, правда же, Юрка сильнее Черненко — эрудированный, творчески мыслящий человек».

Смерть М. Суслова сопровождали необъяснимые странности. О них пишет зять Михаила Андреевича член-корреспондент РАН и журналист Леонид Николаевич Сумароков. «Приняв «внештатную» таблетку, подсунутую доктором — сотрудником главного кремлёвского врача Чазова… Суслов через час после этого теряет сознание, и вскоре умирает.

…В день смерти М. А. вся охрана (трое сотрудников КГБ) была неожиданно сменена… Опытного врача-реаниматора, всегда сопровождавшего М. А. в командировках, которого поначалу вызвали, и он попытался срочно приехать в Кунцевскую больницу на специальной машине с сигналами, вдруг почему-то на территорию не допустили. Замена приехала лишь через час…»

Суслов к этому времени был мертв.

Кстати, врач Лев Кумачёв, довольно молодой человек, давший Суслову роковую таблетку, буквально через несколько недель был найден у себя на даче мертвым. Обстоятельства его странной смерти так и не были выяснены.

В итоге Ю. Андропов в мае 1982 года стал не просто секретарем ЦК КПСС, но занял кабинет Суслова, приняв тем самым на себя обязанности «второго» человека в партии.

ЩЕРБИЦКИЙ

Некоторые исследователи полагают, что возвращение Ю. Андропова в ЦК КПСС было осуществлено по инициативе Л. Брежнева, которого стала пугать бесконтрольность и всевластие шефа секретной службы. Эту версию в какой-то степени подтверждает тот факт, что Леонид Ильич отказался назначить Председателем КГБ СССР кандидатуру, предложенную Ю. Андроповым.

Председателем стал Виталий Васильевич Федорчук, глава КГБ Украины. Заметим, что он был близким другом первого секретаря ЦК Компартии Украины Владимира Васильевича Щербицкого. Тот крайне неприязненно относился к Андропову.

В этой связи разговоры о том, что Л. Брежнев видел в Ю. Андропове своего преемника, следует воспринимать как домыслы. Леонид Ильич не рассматривал Юрия Владимировича в качестве своего преемника уже в силу того, что ему были известны проблемы Андропова со здоровьем. Своим преемником в это время Брежнев считал В. Щербицкого. Несколько слов об этом политике.

В 1982 году Владимиру Васильевичу исполнилось 64 года. Нормальный возраст для высшего государственного деятеля. К этому времени у В. Щербицкого за плечами был огромный опыт политической и хозяйственной работы. Вот на него и решил сделать ставку генсек. Ну, а для спокойствия и лучшего контроля генсек решил перевести Ю. Андропова поближе к себе в ЦК. И уж так получилось, что планы Л. Брежнева и Ю. Андропова здесь полностью совпали.

Бывший первый секретарь Московского горкома партии Виктор Васильевич Гришин в воспоминаниях «От Хрущёва до Горбачёва» писал: «В. Федорчук был переведен с должности председателя КГБ Украинской ССР. Наверняка по рекомендации В. В. Щербицкого, наиболее, пожалуй, близкого человека к Л. И. Брежневу, который, по слухам, хотел на ближайшем Пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого Генеральным секретарем ЦК КПСС, а самому перейти на должность Председателя ЦК партии».

Более определенно об этом рассказывал Иван Васильевич Капитонов. В брежневские времена он был секретарем ЦК КПСС по кадрам. Он вспоминал: «В середине октября 1982 года Брежнев позвал меня к себе.

— Видишь это кресло? — спросил он, указывая на свое рабочее место. — Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого».

После этого разговора на заседании ПБ было принято решение о созыве очередного Пленума ЦК КПСС. Первым должен был обсуждаться вопрос об ускорении научно-технического прогресса. Вторым, закрытым, планировалось рассмотреть организационный вопрос. Однако за несколько дней до пленума Леонид Ильич внезапно тихо скончался во сне.

БРОНИРОВАННЫЙ ПОРТФЕЛЬ БРЕЖНЕВА

Генеральный секретарь Л. И. Брежнев в конце 1970-х годов не отличался крепким здоровьем. Как уже говорилось, ощущение дряхлости создавали трудности его речи и склеротическая забывчивость (что стало темой многих анекдотов). Тем не менее, пожилые мужчины (даже без кремлёвского ухода) в состоянии глубокого склероза нередко живут очень долго. А генсек даже в конце жизни поражал охрану своими долгими заплывами.

После травмы (перелом правой ключицы), полученной Л. Брежневым в марте 1982 года во время посещения Ташкентского авиастроительного завода, в целом он держался достаточно бодро. Это Леонид Ильич подтвердил своим присутствием на трибуне Мавзолея 7 ноября 1982 года. Возникает вопрос, можно ли считать естественной смерть Брежнева, последовавшей в ночь с 9 на 10 ноября того же года?

Накануне Пленума Л. Брежнев решил заручиться поддержкой Ю. Андропова в отношении рекомендации кандидатуры В. Щербицкого на пост генсека. По этому поводу он пригласил Юрия Владимировича к себе.

В. Легостаев так описал день встречи генсека и Юрия Владимировича: «В тот день дежурным секретарем в приемной генсека работал Олег Захаров, с которым у меня были давние дружеские отношения… Утром 9 ноября из Завидова ему позвонил Медведев, который сообщил, что генсек приедет в Кремль в районе 12 часов и просит пригласить к этому времени Ю. Андропова. Что и было сделано.

Брежнев прибыл в Кремль примерно в 12 часов дня в хорошем настроении, отдохнувшим от праздничной суеты. Как всегда, приветливо поздоровался, пошутил и тут же пригласил Андропова в кабинет».

Однако после этого разговора Брежнев ночью, во сне, также как А. Гречко и Ф. Кулаков, тихо умер. И вновь эту смерть сопровождало ряд странностей. Так, Е. Чазов в книге «Здоровье и власть» заявляет, что сообщение о смерти генсека он получил по телефону в 8 часов утра 10 ноября.

Между тем начальник личной охраны Брежнева Владимир Тимофеевич Медведев в своей книге «Человек за спиной» сообщает, что в спальню генсека он и дежурный Собаченков вошли около девяти часов. И только тогда выяснилось, что Леонид Ильич умер.

Далее Е. Чазов утверждает, что после него на дачу Брежнева приехал Ю. Андропов. Однако жена Брежнева Виктория Петровна сообщила, что Юрий Владимирович появился еще до приезда Е. Чазова, сразу же после того, как стало ясно, что Брежнев мертв. Никому ни слова не говоря, он прошел в спальню, взял там небольшой черный чемодан и уехал. Затем официально явился во второй раз, сделав вид, что как будто здесь и не был.

На вопрос о том, что было в чемодане, Виктория Петровна ответить не могла. Леонид Ильич ей говорил, что в нем «компромат на всех членов Политбюро». Но говорил, как бы шутя.

Зять Л. Брежнева Юрий Чурбанов подтвердил, что: «Виктория Петровна сказала, что уже приезжал Андропов и взял портфель, который Леонид Ильич держал в своей спальне. Это был особо охраняемый «бронированный» портфель со сложными шифрами. Что там было, я не знаю. Он доверялся только одному из телохранителей, начальнику смены, который везде его возил за Леонидом Ильичом. Забрал и уехал».

Уже после главы КГБ прибыл Евгений Чазов и зафиксировал смерть генсека.

АНДРОПОВ — ЧАЗОВ

Считать, что вся эта вереница смертей была «осуществлена» (если имело место «осуществление») в целях выдвижения Горбачёва, несерьезно. Основные дивиденды от этого получил Ю. Андропов, который приобрел реальный шанс стать генсеком. Однако утверждать, что КГБ был причастен к этим смертям — проблематично! Известно, что нередко случайности по воле Свыше выстраиваются в удивительно последовательный ряд.

Кстати, многие исследователи недоумевают, как Ю. Андропову, которого большинство членов Политбюро недолюбливало, удалось добиться, чтобы 12 ноября 1982 года «старцы» единодушно рекомендовали его Пленуму ЦК КПСС на пост Генерального секретаря. Видимо, «единодушие» Ю. Андропову обеспечил компромат из «бронированного портфеля» Леонида Ильича, который он сумел весьма своевременно обрести.

При анализе загадочных и странных смертей в высшем эшелоне власти СССР нельзя сбрасывать со счетов и западные спецслужбы, которые пытались в силу возможностей устранять или нейтрализовать тех апологетов социалистического строя, которые могли придать ему новое ускорение.

Не вызывает сомнений, что статьи западной прессы, восхвалявшие Г. Романова, Ф. Кулакова и П. Машерова, как претендентов на пост Генерального секретаря ЦК КПСС, послужили импульсом для их устранения. Одних — политически, других — физически.

Многочисленные исследователи постоянно ставят один и тот же вопрос: мог ли КГБ быть причастен к этим странным смертям? Не вызывает сомнения, что за многолетнюю работу в КГБ Юрий Владимирович стал не только оперировать понятиями спецслужб, но и действовать с их позиций.

Для спецслужб любой страны человеческая жизнь сама по себе не является особой ценностью. Важность человека, попавшего в поле их зрения, определяется лишь тем, способствует ли он достижению поставленной цели или мешает. Отсюда следует прагматический подход: все, что мешает достижению поставленной цели, должно быть устранено. Никаких эмоций, ничего личного, только холодный расчет. В противном случае спецслужбы никогда не решали бы поставленных перед ними задач. Так было везде и всегда.

Возможно возражение. В отношении партийных работников высокого ранга, особенно кандидатов и членов Политбюро ЦК КПСС, возможности КГБ при Л. Брежневе были весьма ограниченными. Правда, после привлечения Андроповым на свою сторону начальника 4-го Главного управления Минздрава СССР Евгения Ивановича Чазова, его возможности в плане контроля за состоянием здоровья высшей партийной элитой существенно возросли.

Ю. Андропов и Е. Чазов были назначены на свои должности почти одновременно в 1967 году. Между ними сложились очень близкие, если можно так выразиться, отношения. Это Евгений Иванович неоднократно подчеркивал в своих воспоминаниях. Глава КГБ и главный медик регулярно контактировали. По утверждению В. Легостаева, их тайные встречи происходили либо по субботам в рабочем кабинете председателя КГБ на пл. Дзержинского, либо на его конспиративной квартире на Садовом кольце, недалеко от Театра сатиры.

Темой разговоров Ю. Андропова и Е. Чазова являлось состояние здоровья высших партийных и государственных деятелей СССР, расстановка сил в ПБ и, соответственно, возможные кадровые перестановки. Эти встречи с точки зрения специфики деятельности секретных служб, являлись нормальной практикой, позволяющей главе КГБ не только держать руку на пульсе государственной безопасности, но и влиять на ее состояние.

Если бы подобным образом вел себя Председатель КГБ Владимир Крючков в отношении Горбачёва и его окружения, то, возможно, судьба СССР была бы иной. И он же в ночь с 18-го на 19-е августа 1991 года не отдал сотрудникам Группы «А», окружившим дачу в подмосковном Архангельском, приказ арестовать Бориса Ельцина и лиц из его ближайшего окружения.

МИКСТУРА ДЛЯ КРЕМЛЁВСКИХ ПАЦИЕНТОВ

Исследуемая тема требует изложения одной занимательной истории, которую описал в книге «Временщики. Судьба национальной России. Ее друзья и враги» известный советский штангист, олимпийский чемпион, а впоследствии талантливый писатель Юрий Петрович Власов. Он привел уникальное свидетельство провизора кремлевской аптеки, составлявшего лекарства для кремлёвских пациентов.

По словам провизора, временами в аптеку приезжал скромный, незаметный человек. Он был из КГБ. Просмотрев рецепты, человек протягивал провизору упаковочку и говорил: «Вот этому больному добавьте в порошок (таблетку, микстуру и т. д.)». Там все уже было дозировано. Это не были ядовитые препараты. Добавки просто усугубляли болезнь пациента и через какое-то время он умирал естественной смертью. Запускалась так называемая «программируемая смерть». (Ю. Власов. «Временщики…» М., 2005. С. 87).

Вероятнее всего, человек, приходивший к провизору, действительно был из КГБ. Однако, кто давал ему задания, трудно сказать. Возможно, что кто-то «наверху», борясь за власть, расчищал себе путь. Но установить, работал ли хозяин «человека из КГБ» на себя или на кого-то другого, невозможно.

Тайная смертельная борьба в высших эшелонах за власть была в СССР весьма удобным прикрытием для вмешательства иностранных спецслужб. В этой связи напомню факт использования обычным аферистом «вывески НКВД» в сталинский период. К примеру, некий военный строитель Николай Павленко, дезертировав из армии, сумел создать военную строительную часть, которая в течение нескольких лет была его «частной фирмой»!

Прикрытием для Павленко являлось сверхсекретность деятельности его стройчасти, которая якобы выполняла задания НКВД по строительству спецобъектов. В итоге Павленко был вхож в высокие кабинеты того времени, пока криминальные похождения его подчиненных не привлекли внимание того же НКВД. В наши дни на эту тему создан кинофильм «Чёрные волки». Подчеркнем, что эта афера происходила в сталинский период, когда под подозрением и контролем были все.

Естественно, в брежневский период агенты западных спецслужб могли с не меньшим успехом прикрываться КГБ. Одним словом, приписывать странные смерти, последовавшие в период Брежнева, КГБ безосновательно. Тем более, что странная безвременная смерть в те годы в большинстве случаев поражала наиболее стойких приверженцев социалистического пути развития.

Напомню, что 20 декабря 1984 года внезапная смерть настигла министра обороны Дмитрия Устинова. Е. Чазов в книге «Здоровье и власть» пишет, что «сама смерть Устинова была в определенной степени нелепой и оставила много вопросов в отношении причин и характера заболевания».

Заболел Дмитрий Фёдорович после проведения совместных учений советских и чехословацких войск на территории Чехословакии. Чазов отмечает «удивительное совпадение — приблизительно в то же время, с такой же клинической картиной заболевает и генерал Дзур», тогдашний министр обороны Чехословакии, проводивший учения вместе с Д. Устиновым.

Между тем официальная причина смерти Дмитрия Устинова и Мартина Дзура одна и та же — «острая сердечная недостаточность». По этой же причине в течение 1985 года умерли еще два министра обороны: Гейнц Гофман, министр национальной обороны ГДР, и Иштван Олах, министр обороны Венгерской Народной Республики. Эти смерти фактически продолжили череду странных смертей ранее упомянутых членов ПБ. Так что аналогия налицо.

Ряд исследователей считает, что странные смерти вышеперечисленных министров обороны стран Варшавского договора сорвали планируемый ввод в 1984 году советских, чехословацких, гедеэровских и венгерских войск в Польшу. Устранение министров стран соцлагеря было выгодно только НАТО.

В этой связи свидетельство старого провизора предстает в несколько ином свете. Нельзя исключать, что «человек из КГБ», приходивший в аптеку с «микстурами», мог получать указания от начальника типа Калугина и Гордиевского, являвшихся агентами ЦРУ и действовавших в центральном аппарате КГБ. Ссылаясь на сверхсекретность указаний, якобы полученных с самого «верха», агент мог давать своему человеку любые поручения, не опасаться раскрытия.

Эту версию подтверждает свидетельство Ю. Власова. Тот пишет, что «он своими ушами слышал от человека из самого близкого окружения Андропова о горьких признаниях «шефа» в том, что КГБ основательно засорен американской агентурой» (Ю. Власов. «Временщики…» С. 86). Это вызывало серьезную озабоченность Юрия Владимировича.

В этой связи необходимо процитировать реплику Ю. Андропова, тогда уже генсека, прозвучавшую на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС. Ее приводит Вадим Печенев, политический советник трех генеральных секретарей ЦК КПСС. Генсек, внезапно прервал выступавшего К. Черненко и заявил: «Мне известно, что в этом зале находятся люди, которые позволяют в беседах с иностранцами распространять ненужную и вредную для нас информацию. Я не буду сейчас называть фамилии, товарищи сами знают, кого я имею в виду. И пусть они запомнят, что это — последнее предупреждение» (В. Печенев. «Взлет и падение Горбачёва: Глазами очевидца». М., 1996 год).

Вполне возможно, что эта реплика ускорила смерть Юрия Владимировича.

ПАЦИЕНТ БЫЛ ЖИВОЙ

Некоторые исследователи утверждают, что Горбачёв изначально активно участвовал в борьбе за власть. На самом деле он долгое время был в ней лишь статистом, выполнявшим указания Ю. Андропова. Можно предполагать, что только накануне смерти Юрия Владимировича, последовавшей в феврале 1984 года, Горбачёв самостоятельно включился в эту борьбу. Но возможности у него тогда были ограниченные.

Поэтому весьма сложно объяснить те странности, которые сопровождали кончину Ю. Андропова. Согласно официальной версии, причиной его смерти стал отказ почек вследствие многолетней подагры. Вроде бы все обоснованно… Но Юрий Владимирович в феврале мог бы и не умереть.

Александр Васильевич Коржаков, работавший одно время в охране Андропова, в интервью Дмитрию Гордону (27 ноября 2007 года) сообщил, что накануне смерти патрона в больницу явились заведующий Общим отделом ЦК КПСС Константин Черненко и начальник 9-го управления КГБ генерал Юрий Плеханов. Они изъяли все, что изымается только после смерти пациента: ключи от сейфа, документы… Андропов в этот момент был еще жив.

Кто дал команду на эту акцию, можно только гадать. Ясно одно, это был не Горбачёв. Черненко недолюбливал Михаила Сергеевича и предпочитал не иметь с ним никаких дел. В тот период для Константина Устиновича весомым было мнение только одного человека — Дмитрия Тимофеевича Устинова…

По словам Коржакова ситуация со смертью Андропова также была несколько странной. «У Юрия Владимировича, когда он лежал в ЦКБ, постоянно дежурили три реаниматора, но если два из них настоящие профессионалы… то третий был терапевт (может быть, и хороший), который всего лишь соответствующие курсы закончил. Именно в его дежурство Андропов скончался, причем сменщики в один голос твердили, что, если бы там находились, не дали бы ему умереть…»

Однако, что ни говори, Андропов изначально был обречен. Судьбой ему было отмерено всего полтора года власти. Смерть Юрия Владимировича в феврале 1984 года приостановила реализацию программы намеченных им преобразований советского общества. В большой политике, как в высоких горах, падение одного камня может вызвать всеобщий обвал. Трудно избавиться от мысли, что проживи Андропов еще хотя бы год, судьба Советского Союза могла бы быть совсем иной.

В этой связи следует согласиться с мнением бывшего помощника секретаря ЦК КПСС Лигачёва Валерия Легостаева о том, что смерть Юрия Владимировича, в конечном счете, была «…одной из главных, если не главной причиной постигшей Россию… геополитической катастрофы». (В. Легостаев. «Гебист магнетический. Заметки о Ю. В. Андропове»).

АНДРОПОВ И ГОРБАЧЁВ

Известно, что накануне смерти Андропов существенно изменил отношение к Горбачёву. Валерий Болдин, «правая рука Михаила Сергеевича, так рассказывал об этом периоде редактору газеты «Досье гласности» Юрию Изюмову (бывшему помощнику первого секретаря Московского горкома КПСС В. Гришина): «В последние месяцы жизни Андропов приглашал к себе в больницу других членов Политбюро, но только не Горбачёва, и только накануне ухода от нас он встретился с Горбачёвым и Лигачёвым» («Досье гласности». №11, 2001 год).

Горбачёв в своих мемуарах упоминает несколько своих встреч с Андроповым в больнице. Это не противоречит логике событий, т. к. известно, что именно Горбачёв в период болезни Ю. Андропова проводил заседания Секретариата ЦК КПСС.

Бывший помощник Андропова Аркадий Иванович Вольский в 1990 году утверждал, что в тексте записки Ю. Андропова, которую он передал для оглашения на Пленуме ЦК КПСС, якобы присутствовало предложение о поручении ведения Горбачёву заседаний Политбюро. Однако эта приписка странным образом исчезла из текста записки, предложенной участникам пленума.

Об этом же факте глава РСПП А. Вольский сообщил главному редактору газеты «Спецназ России» П. Евдокимову во время их продолжительной беседы под диктофон, состоявшейся на Старой площади.

Однако эту версию оспаривает Анатолий Иванович Лукьянов, работавший при Ю. Андропове первым замзавом Общим отделом ЦК КПСС. Он утверждает, что в его присутствии Юрий Владимирович называл в качестве своего возможного преемника не Горбачёва, а Романова.

Тем не менее, уже в тот период Горбачёв надеялся, что после смерти Ю. Андропова он станет Генеральным секретарем. Такую информацию его сторонники постоянно вбрасывали в разговорах с сотрудниками аппарата ЦК КПСС. Но престарелые члены ПБ предпочли сделать ставку на предсказуемого и удобного Константина Черненко.

Избрание главой великой державы смертельно больного и немощного старика было свидетельством того, что система высшей политической власти СССР была серьезно, а точнее, смертельно больна.

Для Горбачёва избрание К. Черненко означало начало последнего решающего этапа борьбы за власть. Как показали последующие события, Михаил Сергеевич сумел виртуозно претворить в жизнь свои планы по обретению поста генсека.

Продолжение в следующем номере.

ШВЕД Владислав Николаевич, родился в Москве.

Конечно, мы рисковали, конечно, нам повезло. Динамическое нарушение мозгового кровообращения протекает иногда стерто и не всегда диагностируется. Правда, к везению надо прибавить и знания. Но что если бы на нашем месте были «перестраховщики», они бы увезли Брежнева в больницу, дня два обследовали, да еще, ничего не найдя, придумали бы диагноз либо нейродистонического криза, либо динамического нарушения мозгового кровообращения. А главное, без необходимости создали бы напряженную обстановку в партии, ЦК, Политбюро.

Это был для нас первый сигнал слабости нервной системы Брежнева и извращенной в связи с этим реакции на снотворное.

* * *

Шли годы. Возникали то одни, то другие проблемы. И я уже стал забывать о событии августовского воскресенья 1968 года.

Но вернемся в 1971 год – год XXIV съезда партии. Это был последний съезд, который Л. И. Брежнев проводил в нормальном состоянии. Он еще был полон сил, энергии, политических амбиций. Положение его как лидера партии и страны было достаточно прочным. Кроме того, чтобы обезопасить себя от возможных неожиданностей, он избрал верный путь. Во-первых, привлек в свое окружение людей, с которыми когда-то работал и которые, как он правильно рассчитывал, будут ему благодарны и преданы за их выдвижение. Во-вторых, на всех уровнях, определяющих жизнь страны, он стремился поставить людей по принципу «разделяй и властвуй».

Нет, не был в те годы Л. И. Брежнев недалеким человеком, чуть ли не дурачком, как это пытаются представить некоторые средства массовой информации. Он был расчетливым, тонким политиком. Среди его советников были самые видные специалисты в своих областях – академики М. В. Келдыш, Г. А. Арбатов, Н. Н. Иноземцев и многие другие, которые участвовали в разработке предлагаемых им программ.

Принцип «разделяй и властвуй» проявлялся и в Политбюро, где напротив друг друга сидели два человека, полные противоположности и, мягко говоря, не любившие друг друга, Н. В. Подгорный и А. Н. Косыгин. В свою очередь, в Совете Министров СССР А. Н. Косыгина окружали близкие Брежневу люди – старый друг Д. С. Полянский и знакомый еще по работе в Днепропетровске Н. А. Тихонов. Удивительными в связи с этим принципом казались мне его отношения с Ю. В. Андроповым.

Андропов был одним из самых преданных Брежневу членов Политбюро. Могу сказать твердо, что и Брежнев не просто хорошо относился к Андропову, но по-своему любил своего Юру, как он обычно его называл. И все-таки, считая его честным и преданным ему человеком, он окружил его и связал «по рукам» заместителями председателя КГБ – С. К. Цвигуном, которого хорошо знал по Молдавии, и Г. К. Циневым, который в 1941 году был секретарем горкома партии Днепропетровска, где Брежнев в то время был секретарем обкома. Был создан еще один противовес, хотя и очень слабый и ненадежный, в лице министра внутренних дел СССР Н. А. Щелокова. Здесь речь шла больше не о противостоянии Ю. В. Андропова и Н. А. Щелокова, которого Ю. В. Андропов иначе как «жуликом» и «проходимцем» мне и не рекомендовал, а скорее в противостоянии двух организаций, обладающих возможностями контроля за гражданами и ситуацией в стране. И надо сказать, что единственным, кого боялся и ненавидел Н. А. Щелоков, да и его первый зам, зять Брежнева – Ю. М. Чурбанов, был Ю. В. Андропов. Таков был авторитет и сила КГБ в то время.

Первое, что сделал Ю. В. Андропов, когда обсуждал будущую работу и взаимодействие с молодым, далеким от политических интриг, не разбиравшимся в ситуации руководителем 4-го управления, к тому же профессором, обеспечивающим постоянное наблюдение за состоянием здоровья руководителей партии и государства, это предупредил о сложной иерархии контроля за всем, что происходит вокруг Брежнева.

Жизнь непроста, многое определяет судьба и случай. Случилось так, что и С. К. Цвигун, и Г. К. Цинев сохранили жизнь только благодаря искусству и знаниям наших врачей. С. К. Цвигун был удачно оперирован по поводу рака легких нашим блестящим хирургом М. И. Перельманом, а Г. К. Цинева мы вместе с моим другом, профессором В. Г. Поповым, несколько раз выводили из тяжелейшего состояния после перенесенных инфарктов миокарда. И с тем и с другим у меня сложились хорошие отношения. Но и здесь я чувствовал внутренний антагонизм двух заместителей председателя КГБ, которые ревностно следили друг за другом. Но оба, хотя и независимо друг от друга, контролировали деятельность КГБ и информировали обо всем, что происходит, Брежнева. Умный Георгий Карпович Цинев и не скрывал, как я понял из рассказов Андропова, ни своей близости к Брежневу, ни своих встреч с ним.

Болезни Цвигуна и Цинева доставили нам немало переживаний. И не только в связи со сложностью возникших медицинских проблем, учитывая, что в первом случае приходилось решать вопрос об операбельности или неоперабельности рака легких, а во втором – нам с трудом удалось вывести пациента из тяжелейшего состояния, граничащего с клинической смертью. Была еще одна сторона проблемы. Брежнев особенно тяжело переживал болезнь Цинева, который был его старым другом. Когда я выражал опасения о возможном исходе, он не раздражался, как это делали в трудные минуты многие другие руководители, а по-доброму просил сделать все возможное для спасения Георгия Карповича. Удивительны были звонки Андропова, который, прекрасно зная, кого представляет Цинев в КГБ, искренне, с присущей ему вежливостью просил меня помочь, использовать все достижения медицины, обеспечить все необходимое для лечения и т. п. Мне всегда казалось, что Андропов, понимая всю ситуацию, уважал и ценил Цинева, будучи в то же время весьма равнодушным и снисходительным к Цвигуну.

Для меня они оба были пациентами, для спасения которых было отдано немало не только знаний, но и души, потому что для врача нет генерала или солдата, партийного или беспартийного, работника КГБ или рабочего с автомобильного завода. Есть сложный больной, которого ты выходил и которому ты сохранил жизнь. И это самое важное и дорогое. Конечно, существует и определенная ответственность при лечении государственных деятелей, но искренне добрые чувства рождаются именно с преодолением трудностей, с чувством честно выполненного долга, когда ты видишь результаты своего труда.

… Мне пришла на память история, которая, я уверен, не имела места в кабинете председателя КГБ ни до, ни после этого дня. Однажды я оказался у Андропова в кабинете. В это время у нас начали появляться проблемы с состоянием здоровья Брежнева, и мы встретились с Андроповым, чтобы обсудить ситуацию. Когда, закончив обсуждение, я поздравил Андропова с днем рождения, раздался звонок его самого близкого друга Д. Ф. Устинова. В тот период возникающие с Брежневым проблемы Андропов скрывал от всех, даже от самых близких друзей. На вопрос: «Что делает „новорожденный“ в данный момент?» – Андропов, понимая, что Устинов может каким-то образом узнать о моем длительном визите, ответил: «Меня поздравляет Евгений Иванович». Заводной, с широкой русской натурой Дмитрий Федорович тут же сказал: «Я этого не потерплю и еду к вам. Только скажи, чтобы открыли ворота, чтобы я въехал во двор, а то пойдут разговоры, что я к тебе езжу по вечерам». Короче говоря, через 30 минут в кабинете был Дмитрий Федорович, поздравлял, громко смеялся и требовал положенных в таких случаях 100 граммов. Андропов ответил, что не держит в кабинете спиртного. Настойчивый Дмитрий Федорович предложил вызвать помощника Андропова, который должен был находиться в приемной, и попросить чего-нибудь достать. К моему удивлению, вместо помощника зашел Цвигун, а затем, буквально вслед за ним, извиняясь, появился Цинев. Конечно, нашлись 100 граммов за здоровье именинника, было шумно, весело, но меня не покидало ощущение, что нас не хотели оставлять втроем – о чем могли говорить председатель КГБ и приехавший внезапно и тайно министр обороны с профессором, осуществляющим лечение Брежнева, у которого появились проблемы со здоровьем?

Может быть, я был излишне мнителен, но интуиция меня никогда не подводила.

* * *

В первые годы моей работы в Управлении общительный, жизнерадостный, активный Леонид Ильич любил собирать у себя в доме компании друзей и близких ему лиц. Помню свое удивление, когда через год моей работы на посту начальника 4-го управления, в один из декабрьских вечеров, раздался звонок правительственной связи. Говорил Брежнев: «Ты что завтра вечером делаешь? Я хотел бы тебя пригласить на дачу. Соберутся друзья, отметим мое рождение». В первый момент я даже растерялся. Генеральный секретарь ЦК КПСС и вот так, запросто, приглашает к себе домой, да еще на семейный праздник, малоизвестного молодого профессора. Невдомек мне было тогда, что приглашал Брежнев не неизвестного профессора, а начальника 4-го управления.

В назначенное время я был на скромной старой деревянной даче Генерального секретаря в Заречье, на окраине Москвы, где в небольшой гостиной и столовой было шумно и весело. Не могу вспомнить всех, кого тогда встретил в этом доме. Отчетливо помню Андропова, Устинова, Цинева, помощника Брежнева – Г. Э. Цуканова, начальника 9-го управления КГБ С. Н. Антонова, министра гражданской авиации Б. П. Бугаева. Царила непринужденная обстановка. Брежнев любил юмор, да и сам мог быть интересным рассказчиком.

Довольно скоро, не знаю в связи с чем, для меня, да и для многих из тех, кто бывал со мной, они прекратились. Круг тех, кто посещал Брежнева, ограничился несколькими близкими ему членами Политбюро. Среди них не было ни Подгорного, ни Косыгина, ни Суслова. Да и позднее, когда Брежнев, все чаще и чаще находясь в больнице, собирал там своих самых близких друзей, я не встречал среди них ни Подгорного, ни Косыгина, ни Суслова. За столом обычно бывали Андропов, Устинов, Кулаков, Черненко. Даже Н. А. Тихонова не бывало на этих «больничных своеобразных чаепитиях», на которых обсуждались не только проблемы здоровья Генерального секретаря.

Вспоминая эти встречи, да и стиль жизни и поведения Брежнева на протяжении последних 15 лет его жизни, я убеждался, как сильны человеческие слабости и как они начинают проявляться, когда нет сдерживающих начал, когда появляется власть и возможности безраздельно ею пользоваться. Испытание «властью», к сожалению, выдерживают немногие. По крайней мере, в нашей стране. Если бы в конце 60-х годов мне сказали, что Брежнев будет упиваться славой и вешать на грудь одну за другой медали «Героя» и другие знаки отличия, что у него появится дух стяжательства, слабость к подаркам и особенно к красивым ювелирным изделиям, я бы ни за что не поверил. В то время это был скромный, общительный, простой в жизни и обращении человек, прекрасный собеседник, лишенный комплекса «величия власти».

Ситуация изменилась, когда 25 января 1982 года умер Михаил Андреевич Суслов, который был секретарем ЦК тридцать пять лет. Пока Суслов сидел на Старой площади, Андропову не было хода на­верх. Суслов не любил Андропова. Впрочем, не любили главного чеки­ста и другие члены политбюро, кроме, пожалуй, министра обороны Дмитрия Федоровича Устинова. Дело даже не в личности Юрия Влади­мировича. Такая должность. За что любить председателя комитета? Сломать чью-то карьеру председатель КГБ мог запросто. Помочь - нет.

А теперь освободился кабинет номер два на пятом этаже в первом подъезде основного здания ЦК КПСС. Все ждали, кто его займет. Брежнев неожиданно для многих выбрал Андропова. Помощник генерального секретаря Александров-Агентов вспоминал, как через день-два после внезапного заболевания Суслова Леонид Ильич отвел его в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал:

Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его ме­сто перевести в ЦК Андропова. Ведь правда же, Юрка сильнее Чернен­ко - эрудированный, творчески мыслящий человек?

Интересно, почему Брежнев отвел своего помощника в угол? Не хотел, чтобы разговор слышали чужие люди? Предполагал, что и его прослушивают? Кто бы это мог быть? Генерал-полковник Дмитрий Вол­когонов, который после 1991 года был допущен к самым секретным ма­териалам политбюро, уверял, что это делал Черненко, что «в его ка­бинете находилась аппаратура, с помощью которой можно было прослу­шивать разговоры самых высоких чиновников на Старой площади, в том числе и располагавшихся на пятом этаже основного здания ЦК...».

Когда академик Чазов сообщил Брежневу о смерти Михаила Ан­дреевича, генеральный секретарь спокойно сказал:

Замена ему есть. Лучше Юрия нет никого.

Но Брежнев почему-то медлил с окончательным решением. Ан­дропов переживал, думая, что это интриги Черненко. Академик Чазов даже поинтересовался у Андропова, отчего задержка с переходом на Старую площадь?

А вы что думаете, меня с радостью ждут в ЦК? - огорченно ответил Андропов. - Кириленко мне однажды сказал - если ты придешь в ЦК, то ты, глядишь, всех нас разгонишь.

Андрей Павлович оказался прав: Андропов, став генеральным секретарем, помня о старых обидах, первым отправил на пенсию Кири­ленко, к тому времени тяжелобольного человека. Впрочем, Андропов был немногим здоровее...

Бывший начальник московского управления КГБ генерал Виктор Алидин вспоминал, что они с Андроповым иногда говорили о плохом здоровье Брежнева.

Леонид Ильич не может работать в полную силу, он уже ста­вил вопрос об освобождении его от руководящих обязанностей, а за­менить его некем, - заметил однажды Андропов.

А почему бы вам, Юрий Владимирович, не взять на себя эту роль, у вас большой опыт партийной и государственной работы, - смело сказал своему начальнику Алидин.

Да, но я слабо знаю работу промышленности, - ответил Юрий Владимирович.

Думаю, что те, кто сейчас занимается промышленностью в ЦК, навряд ли знают ее больше вас, - возразил Алидин.

Тогда Андропов пересказал генералу разговор Брежнева с бол­гарским лидером Тодором Живковым. Тот приезжал в Москву совето­ваться.

Я думаю заменить двух членов политбюро болгарской компар­тии в связи с преклонным возрастом и слабой работоспособностью. Как вы на это смотрите, Леонид Ильич? - спросил Живков.

Я бы этого не делал, - откровенно ответил Брежнев. - Чем они вам мешают? Новые молодые члены политбюро будут создавать бес­покойную обстановку. Зачем вам это?..

Председатель КГБ извлек урок из этого диалога.

Как видите, нет желания менять обстановку и в нашем по­литбюро, - закончил разговор Андропов.

В начале 1982 года генерал Алидин узнал, что Андропов болен и лежит в Центральной клинической больнице. Хотел навестить его, но охранники сказали, что председатель КГБ плохо себя чувствует. Через некоторое время Андропов вышел на работу, пригласил Виктора Алидина.

Генерал вспоминал: «Мы встретились, обнялись и расцелова­лись. Он рассказал мне, что был в Афганистане, где встречался с местными руководителями. Там тоже принято целоваться при встрече, и он чем-то заразился. В тяжелом состоянии его доставили в Москву. Несколько дней он находился без сознания... Вид Андропова не вну­шал оптимизма. Он выглядел как-то понуро, лицо осело, былой энер­гии как нс бывало».

Предложение перейти на Старую площадь вызвало у Юрия Влади­мировича смешанную реакцию. Он привык к КГБ, боялся лишиться ре­альной власти, потому что официальной должности второго секретаря ЦК в партии не было. А Брежнев не уточнил, каким будет объем его полномочий, действительно ли он хочет, чтобы Андропов заменил Су­слова, или же ему нужен просто еще один секретарь ЦК.

Андропов доверительно сказал Алидину:

Виктор Иванович, вот мне предлагают идти работать секре­тарем ЦК. Что толку, что я там буду бумаги носить по коридорам? Здесь же я больше пользы принесу.

«Для меня этот разговор был неожиданным, - вспоминал Али­дин. - Я не представлял себе, что у нас когда-нибудь будет другой руководитель. Посочувствовав Юрию Владимировичу, я сказал, что, по-моему, ему не следовало бы принимать такое предложение. Тревога охватила меня. Стало ясно, что между Брежневым и Андроповым залег­ла тень недоверия. По-видимому, генсек не считал его своим будущим преемником. В ЦК была вакантная должность второго секретаря, но Андропову предложили всего лишь секретаря...»

Андропов не мог понять, действительно ли Брежнев нашел в его лице замену Суслову, или же это просто предлог, чтобы убрать его из КГБ? Вдруг Леонид Ильич к нему переменился?

А тут еще проявил неожиданную активность министр иностран­ных дел Андрей Андреевич Громыко. Поздпе-брежневские времена убе­дили Громыко в том, что он не хуже других может руководить стра­ной, а одной внешней политики для него маловато. Он носил не сни­мая почетный значок «50 лет в КПСС», показывая свой солидный пар­тийный стаж.

После смерти Суслова он вознамерился занять его место. Но совершил большой промах. Позвонил Андропову и стал советоваться, не следует ли ему, Громыко, занять эту должность?

Андрей, это дело генерального секретаря, - осторожно от­ветил Юрий Владимирович.

Разговор получился для Андропова неприятным, потому что это кресло он уже считал своим, о чем Громыко вскоре узнал. Юрий Вла­димирович однажды на политбюро серьезно возразил Громыко, пишет Фалин. Министр иностранных дел довольно невежливо высказался на­счет того, что каждому следует заниматься своим делом. Андропов недовольно буркнул:

Во внешней политике у нас разбирается лишь один товарищ Громыко.

Отношения их лишились прежней приязни. Тем более что если Брежнев на встречах с иностранцами мог только прочитать подготов­ленный ему текст и постоянно поворачивался к Громыко, ища у него одобрения, то Андропов не нуждался в помощи министра при общении с иностранными гостями.

Андропов сказал Горбачеву, что Леонид Ильич вел с ним раз­говор о переходе в ЦК. секретарем, ведущим секретариаты и курирую­щим международный отдел. Андропов неуверенно заметил:

Я, однако, не знаю, каким будет окончательное мнение.

Примерно в это время между Брежневым и первым секретарем ЦК компартии Украины Владимиром Васильевичем Щербнцким состоялся се­кретный разговор. Причем Брежнев не пригласил Владимира Васильеви­ча в Москву, а сам неожиданно отправился в Киев.

Генерал Алидин: «В начале мая 1982 года Леонид Ильич в большой тайне вылетел на несколько часов в Киев. Это мне стало из­вестно от начальника подразделения управления, оперативно обслужи­вающего Внуковский аэропорт. Я, естественно, доложил об этом Ан­дропову».

Юрий Владимирович был очень встревожен, понимая, что может стоять за такой поездкой. Владимир Васильевич Щербицкий принадле­жал к числу любимцев Брежнева. Щербицкий родился в Днепропетровске и многие годы гам работал, поднимаясь по партийной лестнице.

Владимир Васильевич стал в 1957 году секретарем ЦК компар­тии Украины, а в 1961-м председателем Совета министров республики. Но его съел первый секретарь ЦК Украины Петр Ефимович Шелест, ко­торый был в чести у Хрущева. Щербицкого с большим понижением вер­нули в родной Днепропетровск. Все изменилось после избрания Бреж­нева первым секретарем. Он извлек Щербицкого из ссылки, и через год, осенью 1965 года, Щербицкий вновь возглавил правительство Украины. Брежнев сразу сделал его кандидатом в члены президиума, а в 1971 году - членом политбюро, хотя по должности председателю республиканского Совета министров такой высокий партийный чин не полагался.

Весной 1972 года Брежнев ловко убрал Петра Шелеста с поста первого секретаря. Андропов тоже принял участие в этой операции. За год до этого Андропов, который почти никогда не покидал Москвы - он был типичным кабинетным работником, приехал на Украину. Фор­мально - для участия в республиканском совещании, проводимом КГБ. На самом деле хотел прощупать Шелеста. Они встретились за городом и долго беседовали в неформальной обстановке.

«Андропов приехал явно с заданием выяснить мои мысли и по­зиции перед съездом партии, - записал в дневник Шелест. - Я откро­венно высказал свои соображения, в том числе недостатки в стиле руководства центра. О Брежневе сказал, что его всячески надо под­держивать, но нельзя же на политбюро устраивать беспредметную го­ворильню, «базар» - надо начатые дела доводить до конца.

Может быть, я говорил резко, но зато правду. Чувствую, что беседа с Андроповым для меня даром не пройдет».

Шелест не ошибся. Андропов нащупал уязвимое место Шелеста. Петр Ефимович, пожалуй, больше других киевских политиков любил Украину, украинский язык. Летом 1965 года всем высшим учебным за­ведениям было дано указание в трехмесячный срок перевести обучение на украинский. В Москве такие жесты воспринимали настороженно, ви­дели за этим проявление национализма и сепаратизма. А Щербицкий, как он сам говорил, стоял на «позициях Богдана Хмельницкого», то есть полностью ориентировался на Москву.

Анатолий Черняев вспоминает, как на политбюро обсуждали за­писку Андропова, который докладывал о документе «украинских нацио­налистов», возражавших против русификации и требовавших самостоя­тельности.

Брежнев недовольно говорил:

Я общаюсь по телефону почти каждый день с Петром Ефимо­вичем, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации... А документ, ко­торый сейчас перед нами, ему и ЦК компартии Украины известен уже шесть лет. И ни разу никто из Киева со мной речь об этом не завел, ни слова не сказал. Не было для Петра Ефимовича тут проблемы...

Шелеста перевели в Москву заместителем председателя Совета министров. Во главе Украины Леонид Ильич поставил своего друга Щербицкого. Владимир Васильевич очистил республиканский аппарат от людей Шелеста. Тогдашний председатель Киевского горисполкома Вла­димир Алексеевич Гусев вспоминал, как Щербицкий позвонил ему сразу после избрания первым секретарем.

Мне докладывали, как вы хотели угодить Шелесту, даже но­вый дом ему хотели построить. Угодничали, выслуживались...

Владимир Васильевич, я никогда не угодничал и не в мел ужи вал ся. Если бы я пошел по этому пути, то работал бы уже в Москве, а не в Киеве. Дом по улице Осиевской, Где жили обычно пер­вые секретари ЦК компартии Украины, в том числе и Хрущев, - доре­волюционной постройки, с деревянными перекрытиями, пораженными древесным грибком. Полы прогнулись, и дом необходимо капитально ремонтировать.

Вы так угодничали перед Шелестом, - продолжал Щербицкий, - что даже прирезали дополнительно территорию за счет города на этой усадьбе.

Это не так, Владимир Васильевич... Когда строительное управление ЦК меняло дряхлый забор на новый, то оно и согласовыва­ло с главным архитектором Киева новые границы этого забора. Мне по этому поводу даже никто не звонил.

Мне докладывают, что вы лично носили ордера на квартиры для окружения Шелеста, самому Шелесту, в зубах, так сказать...

Да, был случай, когда Петр Ефимович позвонил и попросил выписать ордер на однокомнатную квартиру из специального резерва на определенную фамилию и, чтобы человек не светился в горисполко­ме, попросил меня лично передать ему ордер. Что я и сделал доволь­но оперативно. Причем ордер я передал из рук в руки, а не из зубов в зубы...

А вы хоть поинтересовались, кому предназначался этот ор­дер на квартиру?

Да, Петр Ефимович сам сказал, что это стюардесса прави­тельственного Ту-134.

Это была его любовница.

Владимир Васильевич, я не стоял со свечой в руках, а слу­хам я не верю.

Это не слухи, а факт, - твердо сказал Щербицкий. Предсе­дателя горисполкома Владимира Гусева перевели на другую работу с большим понижением.

По словам бывшего члена политбюро Вадима Медведева, у Щер­бицкого с генеральным секретарем были «самые тесные, доверительные отношения, при его поддержке Брежнев решал самые щекотливые вопро­сы*. Щербицкий получил две «Звезды» Героя Социалистического Труда и значок лауреата Ленинской премии по закрытому списку, введенному для тех, кто работал на военно-промышленный комплекс. Тут инициа­тиву проявил министр обороны Устинов. У него тоже были дружеские отношения со Щербицким.

Разговоры о преемнике Брежнева шли давно. И он сам делал намеки, а то и выражался еще более откровенно. Говорили, что одна­жды Леонид Ильич прочувствованно сказал Щербицкому.

После меня ты, Володя, станешь генеральным. Высокий, статный Щербицкий производил приятное впечатление. Репутация у него в стране была приличная. Когда председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин тя­жело заболел, Брежнев предложил Щербицкому возглавить правитель­ство.

Брежнев и Щербицкий вместе ездили в Кишинев, Леонид Ильич был в угнетенном состоянии, думал о том, кто станет председателем Совета министров. Поздно вечером уже в пижаме он зашел к Щербицко­му:

Володя, ты должен заменить Косыгина, больше некому.

Щербицкий отказался. Во всяком случае, так он потом расска­зывал своим помощникам. Почему он не захотел возглавить союзное правительство? Вероятно, считал кресло Предсовмина опасным, со всех сторон открытым для критики: вину за бедственное состояние экономики партийный аппарат ловко переваливал на правительство.

Так что же обсуждали Брежнев и Щербицкий во время тайной встречи в Киеве в мае 1982 года? Может быть, Леонид Ильич расска­зал о намерении сделать Андропова секретарем ЦК, но успокоил своего киевского друга: преемником Андропов не станет?..

Для Щербицкого это был приятный, но опасный разговор. Если бы он проявил излишнюю заинтересованность в обсуждении вопроса о том, кто станет преемником генерального секретаря, то мог не­медленно разонравиться Леониду Ильичу.

Словом, Брежнев долго колебался.

Возможно, была и другая причина. Кого посадить в кресло председателя КГБ? В личной преданности Андропова Леонид Ильич не сомневался. А как поведет себя новый человек? Цвигун уже ушел из жизни, Цинев был серьезно болен.

На переход Андропова в ЦК и поиски нового хозяина Лубянки ушло несколько месяцев. Суслов умер в январе 1982 года, Андропова избрали секретарем ЦК 24 мая. Новым председателем КГБ утвердили Федорчука. «Эта фамилия, - записал в дневнике Виталий Воротников - тогда посол на Кубе, - была неизвестна многим членам ЦК, поэтому в кулуарах оживленно уточняли - кто он, откуда?»

Сам Федорчук рассказал в газетном интервью, как все это произошло. Ему позвонил Щербицкий и произнес одну фразу:

Не отходи от телефона.

Вскоре раздался еще один звонок по ВЧ - соединили с Брежне­вым. Он предложил стать председателем КГБ вместо уходящего в ЦК Андропова.

Справлюсь ли? - невольно вырвалось у Федорчука.

Справишься, - произнес Брежнев сердито. - Завтра пришлю самолет.

Через день Федорчук уже сел в кресло Андропова.

Андропов, уходя с Лубянки, предпочел бы оставить в своем кабинете Виктора Михайловича Чебрикова. Но Андропов был бесконечно осторожен, не хотел, чтобы генеральный решил, будто он проталкива­ет верного человека, и не назвал свою кандидатуру в разговоре с Брежневым.

Более того, Брежнев прямо спросил, кого он предлагает. Андро­пов от ответа ушел:

Это вопрос генерального секретаря.

Брежнев предложил Федорчука. Андропову было совершенно оче­видно, что предложение исходило от Цинева. Председатель украинско­го КГБ не входил в число любимцев Андропова, но Юрий Владимирович не посмел не только возразить, но и даже выразить сомнение.

В КГБ собрали членов коллегии - попрощаться. Виталий Васи­льевич Федорчук уже был назначен, но отсутствовал. Старшим на це­ремонии прощания был первый заместитель председателя Георгий Кар­пович Цинев, Он благодарил Андропова за совместную работу, он вру­чил подписанный членами коллегии адрес. Ему и отвечал Юрий Влади­мирович:

Дорогой Георгий Карпович, дорогие товарищи члены колле­гии и все собравшиеся здесь! Мы проработали вместе пятнадцать лет, и Виталий Васильевич успел побывать здесь, поработать, поехать на Украину и там поработать. Пятнадцать лет - ведь это срок немалый. Мы с кем-то подсчитывали - это почти треть активной трудовой жизни мы с вами были вместе...

Андропов несколько слов сказал о чекистской работе:

Мы боремся, мы же сами говорим, что мы - на передовой линии борьбы. А всякая борьба, тем более передняя линия борьбы, связана с тем, что приходится и наступать, и отступать, и отхо­дить, и всякие обходные маневры делать, и при всем этом соблюдая вид такой, что мы ничего не делаем. Мы же в глазах других не выпя­чиваем свою деятельность. Я думаю, что если и дальше держать курс, чтобы нам не шибко хвалиться тем, что мы делаем, без нужды (когда надо, ну тогда надо), - это было бы правильно...

Уже бывший председатель КГБ ни слова, не сказал ни о борьбе со шпионажем, ни о каком-то ином направлении деятельности комите­та. Только о диссидентах. Суда по его словам, это был главный и единственный враг государства:

Я вам прямо скажу, что у меня такое впечатление, что был такой момент в нашей деятельности, в начале шестьдесят седьмого года, когда обстановка складывалась таким образом: все эти длинно­волосые, всякие поэты-диссиденты и так далее под влиянием всяких нелепых мыслей Хрущева активизировались, вышли на площади, а у нас в арсена­ле, понимаете, одна мера - арест. И больше ничего нет. А теперь вы знаете, говорят, что КГБ все-таки диссидентов и врагов напрочь разгромил, Я думаю, что переоценивать себя тоже не надо, работа еще осталась и по линии диссидентов, и по линии любых врагов. Как бы они там ни назывались, они врагами остаются. Андропов не мог не сказать о Брежневе:

Сегодня Виталий Васильевич меня спрашивал - как часто, говорит, ты бываешь? Я сказал, ну сейчас пореже бываю, а ведь в начале деятельности, бывало, не было недели, когда бы либо я не просился, либо Леонид Ильич меня не звал и не разбирался в наших делах. Поэтому, конечно, огромное ему спасибо...

И последнее слово - о сменщике, о Федорчуке:

Я рад, что выбор пал на него. Это со всех сторон хорошо. Он поработал в военной контрразведке, поработал здесь в централь­ном аппарате, по-моему, двенадцать лет поработал на Украине. Так что знает другую работу. Это - основание к тому, чтобы ему здесь продуктивно еще поработать... Поэтому расстаемся мы так: с одной стороны, грустно, с другой стороны, нужно. Но все-таки для комму­нистов всегда на первом месте было «нужно». Так и будем поступать.

Все зааплодировали.

На пятом этаже главного здания ЦК находились всего три ра­бочих кабинета. Один занимал Брежнев, второй Суслов, третий Кири­ленко. Это символизировало их место в руководстве партии. Юрий Владимирович занял сусловский кабинет, что подчеркивало его поло­жение второго человека в партии. Но курировал он - в отличие от Михаила Андреевича - только международный отдел и чувствовал себя на новом месте неуверенно, потому что плохо знал партийный аппа­рат.

«Такое впечатление, что Ю.В. растерян, - писал хороню знав­ший его Александр Бовин. - С одной стороны, он вроде бы кронпринц. Но с другой, не все это понимают и не всех это радует. Там он опи­рался на могучую машину, которая слушалась его беспрекословно. Здесь же он только один из многих узлов в сложной сети взаимоотно­шений. И ветры здесь дуют не всегда попутные».

Перейдя в ЦК, Юрий Владимирович, как ни странно, лишился постоянного контакта с Брежневым. И не знал, что делает новый председатель КГБ Виталий Васильевич Федорчук.

Федорчук в 1936 году поступил в Киевское военное училище связи и с тех пор не снимал погоны. После училища его взяли в во­енную контрразведку. Военная контрразведка была недреманным оком госбезопасности в войсках. Агенты иностранных разведок военным контрразведчикам попадались редко и обычно в Москве, где у агента есть возможность вступить в контакт со своими нанимателями. В ар­мейских частях, раскиданных по всей стране, расквартированных в медвежьих углах, шпионы не попадались. Поэтому контрразведчики следили за порядком, за поведением офицеров на службе и дома - благо жилой городок рядом с частью.

Так что служба в военной контрразведке накладывала на офи­церов определенный отпечаток: они привыкли, что товарищи по службе считают их церберами и не любят. Кроме того, суровый армейский быт и простота гарнизонных нравов лишали особистов того лоска, который присутствовал у чекистов в других оперативных управлениях, где учили умению найти подход к человеку, расположить его к себе, улы­баться и рассказывать анекдоты.

Виталий Васильевич успешно продвигался по служебной лестни­це, но карьерный взлет начался, когда он подружился с другим про­фессиональным контрразведчиком Георгием Карповичем Циневым. Уйдя на повышение, Цинев посадил на свое место в военной контрразведке Федорчука. Он проработал в третьем главном управлении до 1970 года, когда его назначили председателем КГБ Украины. Считается, что его отправили в Киев, чтобы он выжил Шелеста и освободил место для Щербицкого.

«Принял Федорчука, - записал тогда в дневник Шелест. - Он начал заниматься несвойственными делами: превышением власти, контрольными функциями за советским и партийным аппаратом. Звонит утром на работу министрам и проверяет, находятся ли они на работе. Проверяет, как поставлена учеба министров и какая тематика заня­тий.

Брежнев делает ставку на КГБ как «орудие» всесторонней ин­формации и укрепления своего личного «авторитета» и партии... За всем следят, все доносят, даже ты сам не знаешь, кто это может сделать. Установлена сплошная прослушка и слежка. Как это все от­вратительно!»

Федорчук был крайне недоволен работой своего предшественни­ка: «Почему не было настоящей борьбы против националистов?» По его мнению, сделал вывод Шелест, борьба - это когда просто без разбора сажают в тюрьму. Федорчук заявил: «Мы работаем на Союз, мы интер­националисты, и никакой Украины в нашей работе нет*.

Шелест записывал: «Федорчук очень интересуется, чем занима­ется ЦК и Совет министров. Научный отдел в КГБ упраздняется. Фе­дорчук недопустимо груб с аппаратом комитета, высокомерен с това­рищами по работе».

Федорчук требовал то одного исключить из Союза писателей, потому что он придерживается антисоветских взглядов, то другого не выбирать в члены-корреспонденты Академии наук, потому что он сын жандарма, требовал арестов.

Новый хозяин Украины Владимир Васильевич Щербицкий по идее должен был испытывать симпатию к Федорчуку. В реальности он чув­ствовал, что и сам в определенной мере находится «под колпаком» КГБ: ни один шаг Щербицкого не оставался без внимания Федорчука и Цинева. Так что Щербицкий к Федорчуку относился с настороженно­стью, понимая его крепкие связи в Москве. А Цинев, в свою очередь, обо всем происходящем на Украине напрямую сообщал Брежневу.

Виталий Врублевский, бывший помощник Щербицкого в книге «Владимир Щербицкий: правда и вымысел» пишет:

«Федорчук внимательно присматривался к окружению Киапимира Васильевича и его помощникам... Несколько paз он приглашал меня вместе с женой на обед. Федорчук оказался интересным собеседником. Однако во время встречи я ни на минуту не забывал, что передо мной матерый контрразведчик. И хотя понимал: война - дело суровое, но все равно точила мысль, что на совести собеседника десятки, если не сотни расстрелянных людей. И вряд ли все они были шпионами и диверсантами.

Мысль эта не оставляла меня и тогда, когда Виталий Василье­вич показывал тщательно подобранную коллекцию магнитофонных кассет (в основном классической музыки), и когда приглашал выпить. А вид­но было, что выпить этот физически крепкий, точно налитой силой мужик мог и умел. В беседе похвастался, что как-то, играя в би­льярд, перепил самого Якубовского, командующего Киевским военным округом.

О Якубовском, двухметровом гиганте, ходили легенды. Вполне серьезно рассказывали, что, когда Якубовскому докладывали о случа­ях попадания в вытрезвитель офицеров, он искренне возмущался и ни­как не мог понять:

Ну, выпил свои восемьсот грамм. Чего шуметь? Иди себе ти­хонько домой...»

Через два года после переезда Федорчука в Киев по всей Украине прошла волна арестов диссидентов. Многие из них после перестройки стали видными деятелями культуры, депутатами укра­инского парламента.

Поводом стало задержание туриста из Бельгии, которого на­звали эмиссаром ОУН - Организации украинских националистов. Он пы­тался ввезти в страну издания на украинском языке, судя по всему совершенно безобидные.

«Федорчук начал планомерную работу по искоренению «инако­мыслия» и всякой «идеологической ереси», - вспоминает Врублевский. - К этому он был хорошо подготовлен, и его тяжелую руку вскоре по­чувствовали многие... Снова стали печь «дела». Серьезный удар был нанесен по хельсинкскому движению, инакомыслию, национально созна­тельной оппозиции. Федорчук на этом «заработал» орден Ленина. Вме­сте с идеологическим, моральным террором, вводимым секретарем ЦК КПУ по идеологии Маланчуком, репрессивные методы КГБ создавали тя­желую атмосферу...»

Виталий Федорчук проработал на Украине почти двенадцать лет и пользовался полным благорасположением Брежнева. Андропов не спе­шил представлять Федорчука к званию генерал-полковника. Брежнев напомнил Юрию Владимировичу, что пора это сделать. И все благодаря Циневу, который к тому времени стал первым заместителем председа­теля комитета.

«Под руководством Федорчука очередная попытка национального возрождения была ликвидирована, - пишет Врублевский. - Задача, по­ставленная Москвой перед Виталием Васильевичем, была выполнена. Убежден, что перевод Федорчука в Москву с облегчением восприняли на Украине не только творческая интеллигенция, но и лично Щербиц­кий. Думаю, что он не мог забыть то, что к снятию его предшествен­ника с должности Федорчук тоже приложил руку».

Михаил Сергеевич Горбачев вспоминает:

«Когда я спрашивал Юрия Владимировича, как работает его преемник, он нехотя отвечал:

Знаешь, я разговариваю с ним только тогда, когда он мне звонит. Но это бывает крайне редко. Говорят, поставил под сомнение кое-какие реорганизации, которые я провел в комитете. В общем, де­монстрирует самостоятельность, хотя, как мне передают, очень сори­ентирован на руководство Украины. Но я не влезаю.

И это понятно, потому что председатель КГБ выходил прямо на генсека, да и выбор Федорчука был сделан самим Брежневым».

Может быть, Андропов был слишком мнителен, но у пего, види­мо, были основания остерегаться своего преемника.

«Переселившись в бывший кабинет Суслова, - пишет Валентин Фалин, - Андропов некоторое время остерегался вести в нем, особен­но вблизи телефонных аппаратов, разговоры, задевавшие персоналии. Он даже объяснял в доверительной беседе почему: со сменой предсе­дателя КГБ новые люди пришли также и в правительственную связь. Похоже, Андропов обладал кое-какими познаниями насчет возможно­стей, которыми располагала эта служба для негласного снятия инфор­мации».

Страна и мир гадали, что принесет с собой новый секретарь ЦК КПСС, какие идеи выдвинет. И мало кто понимал, что второй по значимости кабинет на Старой площади занял тяжелобольной человек, чье время на самом деле уже истекало. Генерал Вадим Кирпиченко вспоминал, что Андропов угасал на глазах. Гулять он не любил, превратился в кабинетного человека. В последнее время, еще в КГБ, Андропов рассматривал дела без прежней живости. Ему трудно было читать. Он просил помощников читать ему вслух.

Крючков и его заместитель генерал Виктор Федорович Грушко приехали к Андропову на доклад. Юрий Владимирович встретил их со стаканом воды в руке, он явно запивал очередное лекарство.

Как у вас дела в лесу? - с нескрываемой тоской в голосе спросил он. - Как бы я хотел посидеть у пруда, среди зелени и цве­тов.

Годы работы в КГВ не пошли ему на пользу. Валентин Фалин пишет, что, «вращаясь в замкнутом, отрицательно заряженном про­странстве, Андронов сильно менялся сам». В нем усилились недовер­чивость, подозрительность, мнительность и мстительность.

Брежневу намекнули, что Андропов слишком болен и не в со­стоянии руководить страной. Леонид Ильич позвонил академику Чазо­ву, отвечавшему за медицинское обслуживание партийно-государствен­ной верхушки:

Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Ан­дропова? Мне сказали, что он тяжело болен и его дни сочтены. Я ви­дел, как он у меня в гостях не пьет, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли.

Андропову, как человеку страдавшему тяжелым поражением по­чек, действительно еду готовили без соли. Пил он только чай или минеральную воду. Вместо более полновесной пищи ему несколько раз в день приносили протертое яблоко.

Чазов удивился звонку Леонида Ильича. Во-первых, он не раз рассказывал о болезни Андропова, но Брежнев всякий раз отмахивал­ся: «Юрий работает больше, чем все здоровые члены политбюро». Во-вторых, Брежнев давно утратил интерес ко всему, что не касалось его лично.

Чазов дипломатично ответил, что Андропов действительно тя­жело болен, но лечение позволяет стабилизировать его состояние и Юрий Владимирович вполне работоспособен.

Работает он много, - согласился Брежнев, - но вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать. Идут разговоры о том, что Андропов обречен. А мы на него рассчитываем. Ты должен четко доложить о его возможностях и его будущем.

Слова Брежнева были плохим сигналом. Здоровых людей среди членов политбюро было немного, но состояние их здоровья оставалось для всех секретом. Если же о ком-то стали говорить как о больном человеке, то ему следовало думать о переходе на покой.

Вскоре Чазову позвонил и сам Андропов. Он был очень встре­вожен и просил академика о помощи:

Я встречался с Брежневым, и он меня долго расспрашивал о самочувствии, о моей болезни, о том, чем он мог бы мне помочь. Ви­димо, кто-то играет на моей болезни и под видом заботы хочет пред­ставить меня тяжелобольным, инвалидом. Я прошу вас успокоить Бреж­нева и развеять его сомнения и настороженность в отношении моего будущего.

Но возможно, генеральный секретарь уже сделал для себя ка­кие-то выводы.

Бывший секретарь ЦК по кадрам Иван Васильевич Капитонов рассказывает, что в середине октября 1982 года его вызвал Леонид Ильич.

Видишь это кресло? - спросил Брежнев, указывая на свое кресло. - Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого.

Перед смертью Брежнева в Москве отметили возросшую актив­ность украинского секретаря Щербицкого. Он часто звонил и встре­чался с председателем КГБ СССР Федорчуком. Андропову об этом сооб­щали. В аппарате знали, что Брежнев ценил и поднимал Щербицкого, говорил, что Владимир Васильевич станет следующим генеральным се­кретарем. Щербицкий мог всерьез отнестись к словам генерального секретаря. А Юрий Владимирович Андропов знал, как много в таких кадровых делах зависит от КГБ.

Разговоры о Щербицком вызвали настороженность в политбюро: выходцев с Украины московские аппаратчики опасались. Помнили, как хамовато вел себя Алексей Илларионович Кириченко, которого Хрущев взял из Киева на роль второго секретаря ЦК КПСС, но, увидев, что тот не тянет, быстро с ним расстался. Безмерно амбициозный и фан­тастически бесцеремонный Николай Викторович Подгорный, еще один бывший первый секретарь ЦК компартии Украины, тоже оставил по себе плохую память, потому что позволял себе в унизительной форме раз­говаривать даже с членами политбюро.

Щербицкий был человеком более деликатным, знал эти настрое­ния и старался их учитывать, постоянно спрашивал своих помощников:

Ну а что по этому поводу думают «московские бояре»? Быв­ший член политбюро Гришин тоже считал, что

Щербицкий был самым близким человеком к «Брежневу, который, по слухам, хотел на ближайшем пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого ге­неральным секретарем ЦК КПСС, а самому перейти на должность пред­седателя ЦК партии. Осуществить это Л.И. Брежнев не успел. Недели за две до намечавшегося пленума ЦК он скоропостижно скончался...».

Возможно, это всего лишь версия.

В первый раз Брежнев заговорил о своем уходе на покой зна­чительно раньше. В апреле 1979 года Брежнев вдруг сказал начальни­ку своей охраны Александру Рябенко:

Хочу на отдых.

Рябенко думал, что генеральный секретарь собрался в отпуск. А выяснилось, что Брежнев завел речь об отставке. Черненко собрал политбюро. Брежнев сказал, что ему пора на пенсию. Все выступили против, единодушно твердя, что надо генеральному секретарю создать комфортные условия для работы, проследить, чтобы он больше отды­хал. Брежнев согласился остаться на своем посту. Но настроения у Леонида Ильича, видимо, менялись.

Валентин Фалин пишет, что в одном из разговоров с Черненко Брежнев сказал ему:

Костя, готовься принимать от меня дела.

«Не исключаю, - добавляет Фалин, - что те же слова в это же самое время слышал от него и кто-то другой. При всех дворах прак­тикуются подобные игры. Но Черненко выделялся особой преданностью Брежневу, не давал ни малейшего повода заподозрить себя в желании подпиливать ножки трона, на котором восседал немощный генеральный, и это могло перевесить».

Когда Брежнев забрал Андропова из ЦК и сделал вторым секре­тарем, стало ясно, что больше всего шансов стать преемником у Юрия Владимировича. Но он знал, какие авансы делались и Черненко, и Щербицкому, и это заставляло его дополнительно нервничать.

В реальности Леонид Ильич уходить не собирался. И о скорой смерти, как и любой нормальный человек, он не думал, поэтому его разговоры относительно преемника никто не воспринимал всерьез. Да и в его окружении всем было выгодно, чтобы он оставался на своем посту как можно дольше, хотя те, кто имел возможность видеть его вблизи, понимали, как он плох.

«Я помню последнюю встречу в 1982 году, - рассказывал то­гдашний первый секретарь Пермского обкома Борис Коноплев. - Я за­шел к нему в кабинет. Брежнев сидел за столом. Ранее не было слу­чая, чтобы он не поднялся, не встретил. Я еще не успел поздоро­ваться, а Леонид Ильич спрашивает:

Ну, что пришел?

Рассказать о делах в области.

Да я знаю, не надо.

Я попрощался и вышел».

В середине марта Брежнев поручил Андропову произнести доклад по случаю очередной ленинской годовщины. Это был признак доверия. Доклад получился необычным по стилю, и хлопали Андропову больше, чем было принято.

В докладе Андропова было меньше пустых фраз, чем у других, несколько неожиданных слов, например: «Мы не знаем как следует об­щества, в котором живем». Анатолий Черняев записал в дневнике: «Говорил банальности - но с размахом. В фойе, во время перерыва, слышались разговорчики: «Почему бы и не очередной генсек?» Андро­пову аплодировали больше, чем обычно, Юрия Владимировича JTO испу­гало. Он боялся ревности коллег.

На заседаниях политбюро Черненко сидел рядом с Брежневым, а Андропов - через одного, то есть рядом с председателем Совета ми­нистров Тихоновым, Андропов вроде бы даже пожаловался Брежневу, что Черненко его затирает, ведет заседания секретариата и политбю­ро. Тут была особая хитрость.

Брежнев всегда боялся усиления второго секретаря, поскольку человек, ведущий секретариаты и располагающий сиреневой печатью ЦК КПСС номер два, становился важнейшей фигурой для работников цен­трального аппарата и местных партийных секретарей: он их назначал и снимал, отправлял в заграничные командировки и на учебу, то есть он сажал «уездных князей» на «кормление». Завися от благорасполо­жения второго человека, партсекретари старались демонстрировать ему лояльность.

Брежнев, отвергнув поползновения Николая Подгорного стать вторым секретарем, поручал вести секретариаты двоим - Суслову и Кириленко, Суслову и Черненко. Но Андропова Леонид Ильич не боялся и решил поддержать.

В июле 1982 года, когда члены политбюро сидели в так назы­ваемой ореховой комнате, где члены высшего руководства собирались перед заседанием, Андропов внезапно поднялся и сказал:

Пора начинать.

Он первым вошел в зал заседаний и сел в председательское кресло. Вечером ему позвонил Горбачев:

Поздравляю, кажется, произошло важное событие. То-то, я гляжу, вы перед секретариатом были напряжены.

Андропов решился на это не по собственной инициативе. Ока­зывается, ему позвонил Брежнев:

Для чего я тебя брал из КГБ и переводил в аппарат ЦК? Я тебя брал для того, чтобы ты руководил секретариатом и курировал кадры. Почему ты этого не делаешь?

«Перед Андроповым, - писал опытный Чазов, - стояла задача завоевать твердые позиции в партийной среде, привлечь на свою сто­рону руководителей среднего ранга, создать определенное обществен­ное мнение в отношении его возможностей. В завоевании симпатий и поддержки партийного аппарата и, что не менее важно, секретарей крайкомов и обкомов, во многом определявших не только жизнь в стране, но и общественное мнение, незаменимым был Горбачев».

Был ли Горбачев близок к Андропову? Безусловно.

19 июля 1982 года Андропов пригласил к себе Виталия Ворот­никова, вернувшегося с Кубы, и предложил должность первого секре­таря Краснодарского крайкома.

Медунова мы отзываем в Москву, - объяснил ему Андропов. - В крае сложилась пренеприятная ситуация. Медунов наконец понял, что дальше там оставаться ему нельзя. Взяточничество, коррупция среди ряда работников различных сфер, в том числе среди партийного актива. Арестованы и находятся под следствием более двухсот чело­век.

Обычно такие разговоры ведутся один на один. Новый руково­дитель области или края должен был понять, из чьих рук он получает власть. При разговоре с Воротниковым в кабинете Андропова находил­ся Горбачев. Не только потому, что Горбачев рекомендовал Воротни­кова. Важнейшие вопросы Андропов решал с помощью Михаила Сергееви­ча.

Само по себе смещение Медунова, любимца Брежнева, показало аппаратную силу Андропова. Но его влияния было недостаточно для того, чтобы добиться действительно важных перемен.

Известный дипломат Юлий Александрович Квицинский, назначен­ный руководителем советской делегации на женевских переговорах об ограничении ядерных вооружений в Европе, был встревожен нежеланием Москвы искать решения. Ему казалось, что есть возможность для ком­промисса и договоренности. Но в Министерстве иностранных дел он не находил понимания.

Руководитель отдела внешнеполитической информации Леонид Замятин посоветовал ему сходить к Андропову.

«Раньше мне никогда не доводилось видеть его вблизи, - пи­сал Юлий Александрович. - Он производил впечатление тяжелобольного человека. Бледный, тонкая шея в слишком широком воротничке рубаш­ки, глаза, устремленные как бы внутрь себя».

Юлий Квицинский доложил о ходе переговоров и объяснил, что держаться прежних позиций бессмысленно - время работает против нас, рассказал, какую возможность компромисса он видит. Андропов проявил интерес к его предложениям. Квицинский достаточно откро­венно дал понять, что в Министерстве иностранных дел не хотят от­ходить от первоначальной позиции.

Сходите к военным, - предложил Андропов.

Министр обороны Устинов в отпуске, а начальник Генштаба Огарков уже назвал мою телеграмму с предложениями «провокацией».

Андропов рассмеялся. Он позвонил заместителю председателя Совета министров по военной технике Леониду Васильевичу Смирнову, попросил его принять Квицинского и подумать, как действовать.

Квицинский из здания ЦК со Старой площади пешком пошел в Кремль, где располагались руководители правительства.

Смирнов сначала заинтересовался новыми идеями, потом, види­мо, понял, что дело это долгое, и переправил Квицинского к первому заместителю начальника Генштаба генералу армии Сергею Федоровичу Ахромееву. Когда Квицинский пришел в Генштаб, Смирнов позвонил Ахромееву. Мембраны правительственных телефонов очень чувствитель­ные, и Юлий Александрович невольно слышал весь разговор.

Смирнов, не зная, что Квицинский уже пришел, по-дружески посоветовал Ахромееву вести себя осторожно, потому что дипломат уже побывал у Андропова, но предложения его не подходят. Опытный Смирнов с себя лишнюю обузу снял - он уже позвонил Андропову и объяснил, что Квицинский не прав, поскольку нам придется сокращать реальные ракеты, а американцы будут оперировать тем, чего еще нет.

Слушай, - заметил Ахромеев, - ты неправильно Андропова сориентировал. Это против Брежнева. Он в своей речи сказал, что мы готовы пойти на существенное сокращение своих средств средней дальности, если Соединенные Штаты откажутся от планов развертыва­ния своих ракет.

Вот тебе и на, - сказал Смирнов. - Но Андропов со мной согласился, так что перезванивать ему не буду. А я с завтрашнего дня в отпуске.

На этом все кончилось. Андропова фактически обманули, о чем он и не подозревал.

В октябре 1982 года Валентин Фалин побывал в кабинете Ан­дропова, которого не видел несколько месяцев. Юрий Владимирович сильно изменился: «Лицо бело, спорит в цвете с седыми волосами. Непривычно тонкая шея, окаймленная ставшим вдруг необъятным ворот­ничком сорочки. Голова кажется еще более крупной. Глаза тоже дру­гие. Они не улыбаются, если даже Андропов шутит. Мысль из них не ушла, но добавилось озабоченности и печали».

Андропов прочитал по глазам невысказанный вопрос и ответил:

3 ноября у Андропова побывали Арбатов и Бовин. Им Юрий Вла­димирович рассказал, как ему звонил Брежнев и велел, во-первых, заниматься кадрами и, во-вторых, в отсутствие Леонида Ильича вести политбюро.

Власть переменилась! - довольно произнес Андропов, подняв указательный палец.

Через неделю власть в стране действительно перешла к самому Андропову.