Основные типы и виды многоголосия. Грузинское полифоническое пение

В 1976 году американское космическое агентство NASA отправило в космос космический зонд «Во́яджер».
На «Во́яджере»была помещена золотая пластинка с лучшими образцами музыкальной культуры планеты Земля.
Золота́я пласти́нка «Во́яджера» представляла собой медный информационный диск с записью звуковых и видеосигналов, упакованный в алюминиевый футляр.
На этом диске вместе с другими композициями была и грузинская песня "Чакруло".

Вот и эта запись-

Та же самая песня в исполнении ансамбля "Рустави"

История грузинского богослужебного пения

О Грузинской музыкальной культуре известно очень немногое, и только благодаря немногочисленным учёным выявляются новые подробности развития грузинского певческого искусства. У всех, кто открывает для себя грузинскую полифонию, она вызывает восхищение, её считают одной из красивейших в истории. Многие эксперты сходятся во мнении, что Грузия была одним из центров полифонической музыки.

Процесс становления единой Грузии путём объединения родственных племён датируется VII-VIIIвв. Эти племена населяли Грузию с незапамятных времён, и по летописным свидетельствам пришли сюда после потопа. Предметы и драгоценности, найденные при раскопках, свидетельствуют о высоком культурном уровне этих племён.

Природа грузин отражается в их полифонии, и ключ к пониманию грузинской культуры лежит в их музыке. То, что эта полифония сохранилась до наших дней - прямое следствие грузинского консерватизма и верности своим корням. Чем грузинское песнопение древнее, тем оно, как правило, проще; а чем сложнее - тем позднее. Исторически сложилось, что Грузия сталкивалась с разными внешними врагами, которые грозили ей полным уничтожением, среди захватчиков были Иран, Турция и арабы, - однако с Божией помощью эта маленькая нация дожила до наших дней и сохранила свою веру и культуру. Грузия приняла христианство в 336 году, и осталась ему верна до сих пор.

Грузинская музыка - это своего рода музыкальный феномен, она отличается от любой другой полифонии своим качеством и сущностью. Грузины сравнивают её со Святой Троицей, как с духовным основанием: три голоса являются основными и независимыми, у них нет главного голоса, как в европейской музыке cantus firmus. Единство Святой Троицы воплощается в одновременном произнесении слов, чего также не наблюдается в западноевропейском полифоническом искусстве.

Грузинское пение основывается на древнегреческой ладовой системе, но его мелодика является оригинальной. Таким образом, грузинская полифония строго модальная (т.е. безладовая в современном понимании); в ней нет свойственных европейцам понятий мажора-минора; отсутствует темперированность музыкального строя. С веками грузинское пение не претерпело существенных изменений - всё это было возможно благодаря консерватизму грузин и их приверженности традициям.

Грузинская гамма базируется на трёх тетрахордах: ре - ми - фа - соль; соль - ля - си-бемоль - до; до - ре - ми-бемоль - фа. Все вариации грузинской музыки получены из этих ладов, и такое же звучание можно наблюдать в пении у современных грузин в деревнях и сёлах.

Фольклорные песни являются неотделимой частью сокровищницы грузинской культуры, народные песни, как и церковная музыка, передавались от поколения к поколению непосредственно через живую певческую традицию. Пением в Грузии занимаются преимущественно мужчины: типичная грузинская песня - трёхголосная мужская "а капелла". Полифоническое пение занимает важное место в социальной жизни Грузии, как на праздниках, так и в трудах. Существуют два типа песен: восточногрузинские и западногрузинские. Песни Восточной Грузии часто имеют два солирующих верхних голоса, и нижние голоса с гибкими протяжными тонами. Песни же Западной Грузии характеризуются отчётливым многоголосием, которое часто имеет комплексную мелодическую структуру, не опирающуюся на гармонический консонанс.

Своим развитием грузинская полифония обязана, прежде всего, монастырям. Можно перечислить некоторые из них - это Кхандзта, Шатбэрди, Гэлати, Икалто, Мартвили, Шэмокмэди, Анчисхати. По мнению академика Ивана Джавахишвили, уже в IX веке в Грузии существовала теория церковного пения, которая называлась "наука вокального обучения".
Гелати


Развитие гимнографии - переводы греческих гимнов и создание собственных гимнов с грузинскими текстами, а также создание оригинальных мелодий происходило не только в Грузии, но и за её пределами - в Сирии и Палестине с VI-VIIвв. и в Византии с Xв. Известны сохранившиеся до наших дней сборники греческих и грузинских гимнов, записанных т.н. "номосами" грузинским монахом Х века Михаилом Модрекили. Система записи не похожа на греческую и латинскую, т.е. является, скорее всего, оригинальной. В ней певческие знаки пишутся над и под текстом. В сборниках церковных распевов X и XI веков упоминаются такие авторы, как Иоанн Минчхи, Иоанн Мтбевари, Евтим и Георгий Мтацминдели, Ефрем Мцире и другие, которые не только переводили с греческого языка тексты песнопений, но часто сами сочиняли новые творения. Позднее грузинские школы пения переместились в приходские церкви.

Грузинскую полифонию можно в полной мере считать древнейшей в мире, к примеру, старейшие из известных ныне афонских гимнов относятся к XVII-XVIII векам. В плане древности грузинское многоголосие сопоставимо только с григорианским хоралом. Что же касается возможной связи грузинского многоголосия с многоголосием раннеевропейским, то этот вопрос является предметом обсуждения учёных, и ответов на него пока не найдено. Если на ранних стадиях развития между этими полифониями можно наблюдать определённое внешнее сходство, то в дальнейшем они скорее противоречат друг другу. В грузинской полифонии нет имитаций и канонов, столь свойственных европейской полифонической музыке.

В XIX веке было активно насаждаемо русское пение, и грузинское пение в храмах прекратило свое бытование; службы совершались на русском языке. Однако, нашлись люди, которые занимались спасением грузинской певческой культуры. К 1870 году, когда живых носителей грузинской полифонической традиции почти не осталось, были приглашены музыканты, которые записали в нотолинейной системе около 10000 гимнов. До этого времени пятилинейная нотная система в Грузии была не известна. Эта работа продолжалась более 30 лет, и сейчас всё это богатство сохранено в грузинских библиотеках.

В наше время, плодом кропотливой работы, найдены ошибки и скорректированы не вполне верные записи грузинской полифонии, сделанные в XIX веке. В них не всегда точно отражены ладовые особенности музыки, они во многом приведены к более европейскому звучанию. Характерной особенностью правильной записи грузинского пения является отсутствие одного знака при ключе у нижнего голоса.

Сегодня грузинские православные семинарии и академии, среди которых есть несколько певческих ансамблей, продолжают традицию грузинских церковных песнопений и доносят до нас красоту и гармонию грузинской полифонии. Их усилиями грузинское пение восстанавливается и распространяется по всей Грузии и за её пределами.

Григорий Жежель
Прослушайте в исполнении вокального ансамбля "МЕЛОСЪ" на славянском языке
Трисвятое - грузинское, ред. М. Котогарова

В основе которого положено многоголосное хоровое исполнение композиции. Партесное пение берет свое название от слова «голоса», поскольку оно разделяется на голоса или партию. Количество голосов может быть от 3 до 12, а может достигать и 48. В партесном пении различают исполнение композиций с постоянным и переменным многоголосием. Постоянное многоголосие обычно представляет 4-х голосные обработки мелодий знаменного и других распевов. Переменное многоголосие предполагает чередование звучания полного хорового состава и отдельных групп голосов.

Родина партесного пения – Юго-Западная Русь. В борьбе с унией и католичеством православные христиане Юго-Западной Руси стремились разработать тип пения, отличный от католического органного звучания («органного гудения»).

Инициаторами разработки такого пения стали православные братства. Открывая школы при монастырях, они вводили изучение партесного пения в храмах, в храмовых хорах. Покидая Юго-Западную Русь, православные христиане несли партесное пение в Московское государство, где господствовало одноголосное хоровое знаменное пение. Таким образом, партесное пение, пришло на смену знаменному пению. В употребление партесное пение введено в 1668 году с согласия восточных патриархов.

Из книги «Храм, обряды, богослужения:
До начала XVII века церковный хор на Руси, какие бы голоса в нем ни участвовали, строился в одноголосье и неизменно вел и оканчивал свои песнопения в унисон, или октавами, или с добавкой еле слышной квинты к основному финальному тону. Ритм церковных песнопений был несимметричен и всецело подчинялся ритмике распеваемого текста.

Начало XVII века на Руси стало рубежом в истории развития церковного пения – эпохи гармонического, или партесного пения. Его родина Юго-Западная Русь, которая в борьбе с унией и католичеством противопоставила католическому «органному гудению» свои православные «многоголосные составления мусикийские» как одно из средств удержания православных от совращения в латинство. Инициаторами и организаторами их были юго-западные братства, открывавшие школы при православных монастырях с обязательным обучением церковному пению и заводившие хоры при церквях.

Репертуар этих хоров состоял из местных, киевских одноголосных напевов, подвергавшихся специальной хоровой обработке по западноевропейской гармонической системе. Несмотря на успех новой церковной полифонии, уния теснила православных, и многие южнорусские певцы, «не хотя своея христианския веры порушити», покидали родину и переселялись в Московское государство, принося туда с собой совершенно своеобразное, никогда не слышанное на Руси хоровое партесное пение.

Москва к началу XVII века имела свои демественные партитуры строчного безлинейного пения на два, три и четыре голоса. И хотя маловероятно, чтобы строчное пение было известно за пределами Москвы, оно стало подготовительной ступенью в освоении южнорусского партесного пения и своей естествогласностью выгодно подчеркивало и оттеняло совершенство партесной формы.

В православной массе, свыкшейся с многовековой культурой строгого церковного унисона, многоголосное пение насаждалось и прививалось не без борьбы. Со стороны православных по отношению к нововведению на первый план выдвигался вероисповедный критерий: православно или неправославно новое пение? Одного факта, что пение это шло на Русь не с традиционного Востока, а с латинского Запада, было достаточно, чтобы считать его еретическим.

Первая пора увлечения Православными новым певческим искусством выразилась сначала в том, что, еще не умея объединить в одну форму свое и чужое, они целиком принимали в свою собственность польские католические «канты» и «псальмы» почти без изменения их напева и текста, а иногда, придавая католическому тексту только более православный вид, переносили их на церковный клирос. Но вскоре стали появляться и самостоятельные опыты в смысле приспособления к новому стилю своих произведений. Наиболее удобным материалом для них были мелодии тех кратких и позднейших напевов, которые особенно отступали от знаменных, то есть «произвольные» напевы.

И хотя многоголосное церковное пение никогда не воспрещалось в Православной Церкви и на Руси, оно было введено в богослужебное употребление с согласия восточных патриархов (1668), но не имело высокой музыкальной ценности и представляло собой всего отпрыск и сколок итальянского католического хорового стиля.

Со второй половины XVIII века польское влияние на наше церковное пение уступило свое место итальянскому влиянию. В 1735 году по приглашению русского двора в Петербург прибыл с большой оперной труппой итальянский композитор Франческо Арайя (1709-ок. 1770), который в продолжение 25 лет руководил Придворной капеллой. После него в должности придворных капельмейстеров служили Галуппи (1706-1785), Сарти (1729-1802) и другие итальянские маэстро. Все они благодаря своим блестящим дарованиям, учености и прочному придворному положению пользовались авторитетом корифеев музыкально-певческого искусства в России. Занимаясь преимущественно оперной музыкой, они в то же время писали и духовную. И так как самобытный дух и характер исконно православного распевного фольклора им был далек и чужд, то их творчество в области церковного пения заключалось лишь в составлении музыки на слова священных песнопений, и почти единственной формой для произведений такого характера были концерты. Так было положено начало новому, слащавому, сентиментально-игривому, оперно-концертному итальянскому стилю в православном церковном пении, который не изжит у нас и до сего дня.

Однако итальянцы воспитали музыкально и много серьезных последователей, в полной мере раскрывших свои таланты в церковном композиторстве. У Сарти учились А. Л. Ведель (1767-1806), С. А. Дегтярев (1766-1813) С. И. Давыдов (1777-1825), И. Турчанинов (1779-1856); Д. С. Бортнянский (1751-1825) был учеником Б. Галуппи (1706-1785); у Цоппи, бывшего придворным композитором в 1756 году, и Мартин-и-Солер (1754-1806) учился М. С. Березовский (1745-1777). Эти талантливые воспитанники итальянцев в свою очередь вырастили плеяду второстепенных церковных композиторов, которые, следуя по стопам учителей, сочиняли многочисленную церковную музыку концертного типа в вычурной театральной манере, не имевшую ничего общего с церковным осмогласием и древними распевами. Впрочем, нельзя не отметить, что итальянская музыка имела и свое благотворное влияние на общее дело нашего церковного пения. Оно выразилось и в развитии музыкально-творческих сил русских талантов, и главным образом в пробуждении ясного сознания, что свободные духовные сочинения, не имеющие непосредственной связи с древними православными распевами, не есть образцы православного церковного пения и никогда таковыми быть не могут.

Понимание этого впервые практически было проявлено Бортнянским и Турчаниновым. Дав полную свободу развернуться своим дарованиям и на поприще сочинительства произведений в итальянском стиле и духе, они сумели приложить их и к делу гармонизации древних церковных распевов, – делу совершенно новому, если не считать не имевших почти никакого значения и не оставивших следов попыток, проявленных в этом направлении отчасти в «строчном» пении и частично в гармонизации киевских напевов в духе польской «мусикии». Вполне естественно, что гармонизация древних распевных песнопений как у Бортнянского, так и у Турчанинова носит западный характер. Они не учитывали, что наши древние песнопения не имеют симметричного ритма, а поэтому не могут вместиться в европейскую симметричную ритмику.

Обходя эту существенно важную особенность, они искусственно подгоняли к ней древние песнопения, а в результате изменялась и сама мелодия распева, что особенно относится к Бортнянскому, и поэтому его переложения рассматриваются лишь как свободные сочинения в духе того или другого древнего напева, а не как гармонизация в строгом смысле. Турчанинов по дарованию и композиторской технике ниже Бортнянского, однако его гармонизации, несмотря на западный характер, значительно ближе к древним напевам и более удерживают их дух и стиль.

По примеру Бортнянского и Турчанинова большой вклад в дело гармонизации древних распевов внес А. Ф. Львов (1798-1870), но его направление резко отличалось от стиля гармонизации Бортнянского и Турчанинова. Будучи воспитан в культуре немецкой классической музыки, он приложил к нашим древним распевам немецкую гармоническую оправу со всеми ее характерными особенностями (хроматизмы, диссонансы, модуляции и пр.). Находясь на должности директора Придворной певческой капеллы (1837-1861), Львов при сотрудничестве композиторов Г. И. Ломакина (1812-1885) и Л. М. Воротникова (1804-1876) гармонизовал в немецком духе и издал «Полный круг простого нотного пения (Обиход) на 4 голоса». Гармонизация и издание Обихода были большим событием, ибо до этого весь цикл осмогласных песнопений исполнялся церковными хорами без нот и изучался по слуху. Нотное издание Обихода быстро распространилось по храмам России как «образцовое придворное пение». Преемник Львова по должности, директор капеллы – Н. И. Бахметев (1861-1883) переиздал Обиход и еще резче подчеркнул все музыкальные особенности немецкого стиля своего предшественника, доведя их до крайности.

Гармонизация Львовым древних церковных распевов и его приемы гармонизации вызвали ожесточенную борьбу со стороны многих композиторов и практиков церковного пения, которая получила широкую огласку в посвященной музыке литературе того периода. Однако решительный удар львовской гармонизации, а вместе с ней и всему существовавшему методу применения европейской гармонии к нашим древним церковным распевам был нанесен М. И. Глинкой (1804-1857) и князем В. Ф. Одоевским (1804-1869). Путем глубокого изучения древних церковных распевов они пришли к убеждению, что гармонизация наших древних распевов, а также оригинальные сочинения, предназначающиеся для церкви, должны основываться не на общеевропейских мажорной и минорной гаммах, а на древних церковных ладах; и что по свойству древних церковных мелодий в них нет места для диссонансов, нет и ни чисто мажорного, ни чисто минорного сочетания звуков; и что всякий диссонанс и хроматизм в нашем церковном пении недопустим, так как искажает особенность и самобытность древних распевов. На заре XX века появляется целая плеяда музыкально одаренных и высокообразованных людей – продолжателей дела, начатого Глинкой. Они с энтузиазмом взялись за изучение и широкое использование мелодий церковных распевов не только в качестве образцов для гармонизаций, но и в качестве высшего критерия стиля, – критерия, определяющего и мелодический материал, и формы его многоголосного исполнения. К ним относятся Н. М. Потулов (1810-1873), М. А. Балакирев (1836-1910), Е. С. Азеев (р. 1851), Д. В. Аллеманов (р. 1867) и В.М. Металлов (1862-1926). Однако самое авторитетное слово в деле гармонизации и художественной обработки наших древних церковных распевов принадлежит А. Д. Кастальскому (1856-1926).

Этим, в сущности, и исчерпываются основные вопросы исторического развития русского православного церковного пения. Многое в этом процессе представляется еще неясным или затемненным, так как, к сожалению, о церковном пении у нас не существует еще должного фундаментального исследования ни в историческом, ни в музыкальном отношении. Труды известных «археологов» нашего церковного пения Одоевского, Потулова, В. М. Ундольского (1815-1864), Д. В. Разумовского (1818-1889) и Металлова являются лишь отрывочными, эпизодическими исследованиями, научными набросками и собраниями не совсем обобщенного материала, требующими самого серьезного изучения и систематизации.

Православное богослужение по своей идее является соборным молитвенным деланием, где все «едино есмы» (), где все должны едиными усты и едином сердцем славити и воспевати Господа. Древнехристианская всегда строго соблюдала эту идейную сущность богослужения, и весь литургический материал, предназначавшийся как для песнословия, так и для славословия, исполнялся тогда исключительно или преимущественно соборно, посредством пения и «говорения» ().

Ранняя христианская богослужебная практика клиросно-хорового пения не знала. Общим пением и «говорением» в храме могли руководить особо посвящавшиеся для этой цели так называемые канонические певцы, о которых упоминается в Апостольских правилах (прав. 26) – сборнике кратких указаний, вытекающих из апостольского предания, по времени же оформления относящихся ко II-III вв.; указание на существование письменного текста Апостольских правил впервые было сделано в Послании египетских епископов в IV веке. На протяжении многих веков роль этих певцов как руководителей, по-видимому, никогда не выступала за пределы их непосредственных обязанностей. Однако вопреки их строго установленным обязанностям как руководителей их роль и полномочия с IV-V веков начинают постепенно расширяться за счет ограничения участия верующих в богослужениях. Причина этого кроется, по-видимому, в литургическом переломе, который вызван был в ту эпоху острой догматической борьбой, повлекшей за собой интенсивное развитие монашества, богослужебных чинов, уставов и песнотворчества с усложнением его догматического содержания, что, в свою очередь, не могло не усложнить и музыкальной стороны песнотворчества. Так или иначе, но действия певцов со времени указанной эпохи начинают все более и более распространяться в сторону самостоятельного исполнения и в первую очередь той изменяемой уставной части богослужения, которая была технически неудобна или музыкально трудна для общего исполнения.

Историческое нарастание монопольной роли певцов в богослужениях и соответственное ему ограничение общего пения почти невозможно проследить из-за отсутствия данных, тем не менее этот процесс имеет некоторые следы в богослужебных чинопоследованиях.
Любовь русского народа к пению вообще, являющаяся его характерной природной чертой, не могла не привлекать верующих к участию в церковном пении.

Скудость источников лишает нас возможности иметь полное представление о степени и объеме участия верующих в богослужебном пении на Руси до XVI века, но дает основания полагать с некоторой уверенностью, что круг их участия в церковном пении был достаточно обширен и что исторический процесс его сужения находился в непосредственной зависимости от развития монастырей и степени их влияния на богослужебный уклад приходских храмов. Подражая всецело монастырям, приходские храмы ограничивали практику общего пения, отдавая предпочтение молчаливой молитве и выслушиванию песнопений.

Примечательно, что еще до XVI века на Руси ектенийные возглашения, Символ веры, «Отче наш» и, вероятно, некоторые другие молитвословия исполнялись за богослужениями соборно, по способу «глаголания» («оказывания», «говорения»), как еще и теперь кое-где у нас произносится молитва пред причащением ( . История Русской Церкви. Т. 2. М., 1917, с. 439-441) . С XVI столетия молитвословное общее «глаголание» в русской церковной практике исчезает.

С XVII столетия на Руси началась эпоха увлечения «партесным» церковным пением. И всего через несколько десятилетий с начала увлечения «партесы» проникли за ограды и стены наших монастырей – оплота исконных православных традиций и благочестия. Верующие русские люди, веками воспитывавшиеся на близких их сердцу церковно-музыкальных традициях распевных мелодий, с появлением чуждого им партесного пения лишились даже такого простейшего способа активного участия в богослужениях, как «подпевание» или «подтягивание» за клиросом, и постепенно свыклись с вынужденной ролью молчаливого слушателя богослужений. Этим была практически похоронена живая идея песнословной соборности, и клиросный хор приобрел у нас значение своеобразного выразителя молитвенного настроения верующих, безмолвно молящихся в храме.

Отдавая должное общему церковному пению, нельзя умалять важности и значения клиросно-хорового пения. При существующем в нашей Церкви богатейшем наследии песнопений и сложной системе богослужебного Устава практика общего церковного пения не может осуществляться в своем полном объеме, что само собой определяет все значение и необходимость клиросного пения. Клиросно-хоровое и общее пение в богослужениях не могут и не должны исключать друг друга, но призваны восполнять друг друга и взаимодействовать, что обычно всегда и бывает при разумном распределении соответствующих песнопений между ними. При таком осмысленном взаимодействии клироса и верующих открывается широкая перспектива в деле воскрешения почти забытого у нас древнехристианского «антифонного» способа пения, отличающегося особым богатством и разнообразием музыкально-исполнительских форм. Способ антифонного, или строфического, взаимного пения изобилует богатством музыкально-технических вариантов, например, когда песнопения от начала до конца могут исполняться верующими, разделенными на два лика, или песнопение произносится нараспев одним певцом, а верующие припевают определенный стих, припев, доксологию, или верующие могут исполнять песнопение попеременно с ликом, разделяться на мужские и женские голоса и т.д.

В нашей литературе, посвященной церковной музыке, не раз приводились всевозможные доводы за и против в деле оценки древнего и современного церковного пения, и их можно продолжать без конца, но настоящая справедливая оценка может быть дана лишь при разрешении самого кардинального вопроса в этой области, – вопроса о сущности православного церковного пения.

В Русской Православной Церкви Священноначалие церковное во все времена придавало существенное значение строго церковному характеру богослужебного пения как служащего выражению истин веры. В наших духовных школах церковное пение является в настоящее время одним из важных предметов преподавания. Учащиеся духовных школ изучают историю и практику церковного осмогласия, знакомятся с отечественными образцами гласовых распевов, древними и позднейшими, с их гармонизацией церковными композиторами. В духовных школах имеется также регентский класс, знакомящий учащихся с управлением церковным хором. Свои знания учащиеся применяют на практике, во время пения за богослужениями в храмах своих духовных школ. Употребляемые в православном богослужении мелодии церковного пения, церковные напевы, прежде всего, соответствуют тексту и внутреннем, духовному содержанию самих, церковных песнопений. В Православной Церкви существуют восемь основных церковных мелодий, называемых .