В мае 1990 года у одной из дач в местечке Пренден, что к северу от Берлина появились два стильно одетых джентльмена. Они расточали комплименты хозяйке дачи, которой вручили букет цветов и коробку конфет. Целью визита господ, не скрывавших своей принадлежности к ЦРУ, была беседа с хозяином.

«Сибирь неплоха»

Старший, назвавшийся личным представителем директора ЦРУ Гарднером Хэтэуэем , рассказал, что владелец дачи в Прендене рассматривается в Лэнгли как профессионал высочайшего класса. ЦРУ готово не только взять его на хорошо оплачиваемую должность консультанта, но и предоставить убежище, которое в ближайшее время понадобится.

«Калифорния — чудное место», — сказал визитер.

«Да и Сибирь неплоха», — парировал хозяин, за все время разговора так и не расставшийся с сигаретой.

Впрочем, дачник из Прендена в тот момент понимал, что альтернативой Калифорнии, скорее всего, станут не просторы Сибири, а тесная камера берлинской тюрьмы.

Его много лет называли «Человеком без лица» — всей мощи западных спецслужб не хватало, чтобы достать изображения одного из своих главных противников, главы внешней разведки ГДР Маркуса Вольфа .

«Миша» и «Коля»

Он родился 19 января 1923 года в Хехингене, в семье врача и писателя Фридриха Вольфа .

Отец Маркуса был убежденным коммунистом и евреем по национальности — такое сочетание никогда не обещало легкой жизни в Германии, а после прихода к власти нацистов в 1933 году стало смертельно опасным.

Вольфам повезло — транзитом через Швейцарию и Францию они выехали в СССР. Они поселились в Москве, в одном из арбатских переулков. Местные мальчишки поначалу дразнили Маркуса и его младшего брата Конрада , но вскоре признали «своими», окрестив их по-русски Мишей и Колей.

Коля-Конрад отправится на войну, будет служить переводчиком в политотделе 47-й армии, получит орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги», а в 1945 году, 19 лет от роду, лейтенант Красной Армии Конрад Вольф станет военным комендантом города Бернау.

После войны Конрад Вольф окончит ВГИК и станет известным кинорежиссером.

Донатас Банионис, исполняющий роль Гойи, и режиссер кинофильма «Гойя» Конрад Вольф обсуждают рабочий момент съемок. Фото: РИА Новости / Галина Кмит

Миша-Маркус на фронт не попал. Его направили в школу Коминтерна, где молодых немецких парней готовили к заброске в глубокий тыл. Скорее всего, эта миссия стала бы последней для Вольфа. Гитлеровская контрразведка успешно громила разведсети, составленные из куда более матерых профессионалов, нежели желторотые юнцы из семей немецких коммунистов.

Но из Москвы пришел приказ: поберечь кадры. В разгар войны в Кремле уже готовились к борьбе за послевоенную Германию, где очень пригодятся молодые и перспективные ребята, верные идеалам коммунизма.

Корреспондент, дипломат, разведчик

Миша Вольф поступил в МАИ, и обзавелся подругой жизни — его женой стала Эмми Штенцер , дочь немецкого коммуниста, убитого нацистами в Дахау.

Учебу в МАИ пришлось прервать в 1945 году — в составе так называемой «группы Ульбрихта», куда входили немецкие коммунисты, скрывавшиеся от нацистов в СССР, Вольф был отправлен в Германию для формирования новых органов самоуправления в Берлине.

Маркуса отправили работать на Берлинское радио, где писал внешнеполитические комментарии под псевдонимом Михаэль Шторм . Вольф также был специальным корреспондентом Берлинского радио на Нюрнбергском процессе.

До 1949 года Миша Вольф был гражданином СССР. От советского паспорта пришлось отказаться после образования ГДР — теперь Вольфу предстояло стать первым советником посольства новой страны в Москве.

Однако знания и навыки, полученные в разведшколе Коминтерна, определили новый поворот в карьере Вольфа. Антон Аккерман статс-секретарь министерства иностранных дел ГДР, предложил Маркусу Вольфу перейти на работу в Институт научных исследований.

Под этой вывеской начинала свою деятельность структура, впоследствии известная как Главное управление внешней разведки Министерства Госбезопасности ГДР.

«Маэстро Ромео и Джульетт»

Вольф начинал работать в разведке ГДР тогда, когда страну еще не признали многие державы, и работать под «крышей» посольств было невозможно. К концу 1953 года весь штат нелегалов насчитывал всего 12 человек — как с такими силами можно вступать в противоборство с мощным и искушенным противником?

Как — на этот вопрос пришлось отвечать самому Маркусу Вольфу, который вскоре был назначен заместителем главы «Штази» и шефом внешней разведки ГДР.

Вольф справился блестяще — за три десятка лет под его руководством восточногерманская разведка встала по своему уровню в один ряд с КГБ, ЦРУ и «Моссадом».

Маркуса Вольфа называли «маэстро Ромео и Джульетт». Молодые и красивые агенты и агентессы из ГДР умело будили любовные чувства у обделенных личным счастьем жителей Западной Германии, имеющих доступ к государственным секретам. Впрочем, сам Вольф уверял, что никаких спецшкол «шпионов-любовников» в ГДР не было, да и ни в одной разведке мира подобного не существует.

Но факт остается фактом — разведчики ГДР мастерски играли на человеческих слабостях, получая доступ к самым сокровенным секретам.

Маркус Вольф. 1989 г. Фото: Commons.wikimedia.org / Bundesarchiv

Лучшие кадры генерала Вольфа

Офицер «Штази» Гюнтер Гийом , действовавший в ФРГ почти 20 лет, сумел стать личным референтом федерального канцлера Вилли Брандта . Все, что звучало на приватных беседах и совещаниях высшего руководства ФРГ, практически сразу становилось известно Маркусу Вольфу. Разоблачение Гийома обернулось правительственным кризисом в Западной Германии.

Габриэла Гаст , гражданка ФРГ, была завербована восточногерманскими разведчиками в 1968 году. Вслед за этим она получила должность в западногерманской разведке БНД и дошла по служебной лестнице до поста главного аналитика по Советскому Союзу и Восточной Европе. Все доклады БНД, связанные с СССР и странами советского блока, поступали к Вольфу, а через него — в Москву. Габриэла так и не провалилась — ее разоблачили только после падения ГДР, когда материалы «Штази» оказались в руках контрразведки ФРГ.

Альфред Шпулер , сотрудник БНД, сам предложил свои услуги разведке ГДР. Сын простого рабочего, он был обижен на Западную Германию. Он отлично учился в школе, но бедность отца лишила его шансов на высшее образование. Шпулер поступил в бундесвер, хорошо зарекомендовал себя в спецназе, но на учения остался без глаза. После перевода в БНД карьера снова застопорилась — из-за отсутствия высшего образования.

Вольф, изучив досье нового агента, понял, что в этом случае деньги — не главное. И вскоре Шпулер с изумлением узнал, что ему присвоено звание офицера армии ГДР. Затем за свою работу на разведку Восточной Германии он был награжден орденом. Выходило, что Альфред — не подлый наемник, а немецкий офицер, служащий своему народу. Ведь народ, что в ФРГ, что в ГДР один — немецкий. Шпулер после этого не только стабильно поставлял в Берлин западногерманские секреты, но и привлек к этой деятельности своего брата.

Надежды жили недолго

В 1983 году генерал-полковник Маркус Вольф подал в отставку в связи с достижением 60-летнего возраста. Его ходатайство удовлетворили, но передача дел растянулась на три года, и в действительности он отошел от дел в 1986 году, когда уже набирала обороты горбачевская перестройка. Как вспоминал сам Вольф, его надежды на Горбачева «жили недолго».

Чем дальше, тем очевиднее для опытного разведчика становилось, к чему идет дело. На излете 1980-х Вольф писал Горбачеву, говоря о том, что какие бы политические изменения не происходили, нельзя бросать людей, которые десятилетиями были надежными союзниками Советского Союза. Письма Маркуса Вольфа остались без ответа...

Тот визит представителей ЦРУ в мае 1990 года закончился ничем. Маркус Вольф не предал ни своих убеждений, ни своих людей. Понимая, что после объединения Германии бывшие оппоненты не дадут ему покоя, он пытался добиться политического убежища в Австрии. Не получив его, он уехал в СССР, однако страна, приютившая Вольфов в 1930-х, сама была в стадии распада.

Борис Ельцин и его окружение готовы были продать Западу кого и что угодно — государственные секреты, честь, совесть, достоинство и даже родную маму. О каком убежище для бывшего главы разведки ГДР здесь можно говорить?

«Передайте Вольфу, мы ни о чем не жалеем»

Осенью 1991 года Маркус Вольф вернулся в Германию, где был арестован, но затем освобожден под залог.

В 1993 году его осудили на шесть лет лишения свободы. Но два года спустя Федеральный конституционный суд Германии постановил — офицеры разведки ГДР не подлежат преследованию за измену родине и шпионаж. Приговор в отношении Маркуса Вольфа был отменен.

Говорят, что агентам разведки ГДР, которые в целом ряде страна Запада в 1990-х продолжали отбывать длительные сроки за свою деятельность, предлагали свободу в обмен на показания против Маркуса Вольфа. Ни один из разведчиков не согласился. Как шеф разведки ГДР не выдал никого из своих подчиненных, так и люди Маркуса Вольфа не захотели покупать себе свободу подобной ценой. Отбывающий наказание в американской тюрьме разведчик сказал в интервью журналистам: «Передайте Вольфу, мы ни о чем не жалеем».

Последние годы своей жизни Маркус Вольф, освобожденный от судебных преследований, посвятил литературному труду. Одна из его книг, в которой он вспоминал своих коллег и соратников, получила название «Друзья не умирают».

«Власть денег прибегает к насилию не меньше, чем власть государства»

Говоря о современности, Вольф писал: «Власть денег прибегает к насилию не меньше, чем власть государства. Она действует не так явно, но не менее жестоко. Если злоупотребление властью при „реальном социализме“ начинается с манипуляции идеалом, то капитализм злоупотребляет идеалом индивидуальной свободы в интересах власти денег и в ущерб большинству общества. Неясный страх перед будущим чувствуется повсюду и происходит оттого, что наша современная общественная система не только не в состоянии решить большие проблемы, перед которыми стоит человечество, но порождает новые и еще большие проблемы».

Шеф разведки ГДР Маркус Вольф умер во сне 9 ноября 2006 года, в очередную годовщину падения Берлинской стены. А слова, сказанные им о капитализме, злободневны по сей день.

Март 2015

Профессионалам его представлять не надо, остальная же часть населения, то есть мы с вами, его имя упоминает значительно реже, чем имена Маты Хари, адмирала Канариса или Абеля.
Это, в общем-то, не удивительно. Ведь даже его фотография появилась на Западе только через 27 лет после того, как он возглавил политическую разведку ГДР. Заслуги Вольфа на этой ниве даже сегодня не поддаются строгой оценке. Хотя общепризнано, что урон, который он нанес потенциальному противнику, был колоссальным.
Тысячи его агентов буквально опутали всю политическую жизнь ФРГ и Европы. Они проникли в самые закрытые структуры. Человек Вольфа, например, был секретарем федерального канцлера Брандта. Многие люди занимали ответственные посты в Минобороны, МИДе, НАТО, Общем рынке, в крупных концернах. Информаторами были ведущие политики, бизнесмены и деятели культуры. Его люди прослушивали частные разговоры Гельмута Коля и других известных руководителей страны. Эффективность работы службы вызывала восхищение даже в Москве, тем более что там охотно пользовались плодами этих успехов. Многие до сих пор считают его лучшим разведчиком столетия.
После объединения Германии его пытались посадить в тюрьму. Это была месть со стороны тех, кто не мог противостоять ему на полях битв «холодной войны». Конституционный суд ФРГ признал деятельность Вольфа неподсудной. И сохранил верность своим идеалам. А это уже немало в наше время, когда идеалы рушатся. Он умер в 83 года. Уснул – и не проснулся.

Наша беседа состоялась задолго до того, как в России прошла премьера фильма о Вольфе на Первом канале, говорили в его любимом кафе напротив берлинской Красной ратуши. Там во времена ГДР будто бы каждый столик был оборудован прослушивающим устройством. В этом же квартале, квартале Святого Николая, он и жил. Текст этого разговора довольно долго ждал своего часа.
ОСОБЫЙ РАЙОН МОСКВЫ
– Для многих в мире вы – личность почти легендарная. Как рождалась легенда? Как вы стали тем, кем стали? Что двигало вами при принятии главных жизненных решений?
– Я родился в том самом году, когда в Германии были обесценены все деньги. Немного символично. Родился в семье военного врача, который после войны стал сначала убежденным пацифистом, а потом социалистом. Он был известным писателем и драматургом, и о нем, Фридрихе Вольфе, можно прочесть во многих энциклопедиях, в том числе и в Советской или Литературной. А пьеса «Профессор Мамлок», написанная в 1934 году и уже на следующий год переведенная на русский язык, стала всемирно известной. Можно прочесть и о моем младшем брате Конраде, кинорежиссере и организаторе киноиндустрии ГДР. Обо мне там прочесть пока нельзя…
После прихода нацистов к власти оставаться в Германии нам было смертельно опасно: отец был евреем и членом КПГ.
Мы почти сразу были лишены немецкого гражданства, бежали сначала в Австрию и Швейцарию, а потом, после безуспешных попыток получить право на жительство во Франции, с помощью друзей получили уже в 1934 году убежище в Москве. Всеволод Вишневский тогда помог нам получить двухкомнатную квартиру в писательской надстройке в доме в Нижнем Кисловском переулке на Арбате. Там я научился русскому языку, хотя и делал поначалу в диктантах по тридцать ошибок.
В известном смысле я – из детей Арбата. Мы прожили в Москве до конца войны. Я учился сначала в немецкой школе им. Карла Либкнехта на Кропоткинской, а с 1937 года, с восьмого класса – в знаменитой 110-й школе в Мерзляковском переулке, где преподаватели были еще из гимназии. В общем, я обитал в особом районе Москвы. И это, конечно, сказалось на всей моей жизни. Многие мои соученики были детьми известных писателей, актеров, музыкантов, крупных военных, партийных деятелей. У нас создалась удивительная интеллектуальная атмосфера. Родители многих моих товарищей были репрессированы. Кстати, у нас в школе не было изоляции детей арестованных. Это заслуга директора Ивана Кузьмича Новикова. На пару классов младше, например, училась дочь Бухарина.
Нашу семью репрессии не затронули. Как некоторых других политэмигрантов, нас не выдали гестапо. Здесь вообще преобладают случайности. Мы не понимали причин той волны безумия. И хотя имя отца было известно за границей, если бы кому-то очень надо было, его известность и преданность идее, конечно, никого бы не остановили. Отец, тем не менее, выезжал за рубеж на различные конференции, участвовал в гражданской войне в Испании в качестве врача.
Я же хотел строить самолеты, окончил два курса МАИ, но потом, как тогда говорили, «по воле партии» попал в школу Коминтерна. Я этого очень ждал, поскольку все мои однокурсники были уже призваны в армию, и я – единственный парень – оставался с девушками в Алма-Ате, куда эвакуировали после начала войны институт. В школе Коминтерна готовили подпольщиков. Хотя, конечно, во время войны различие между подпольщиком и разведчиком весьма условно. В школе были молодые коммунисты из 12 стран, в основном оккупированных. Когда стало ясно, что почти все связные, сброшенные с парашютами, погибли, и контакта с Сопротивлением практически нет, акцент в нашей подготовке делался уже на работу после войны. В основном – на политическую работу.
После роспуска Коминтерна я попал в качестве диктора в бывший коминтерновский радиоцентр в Ростокино, около Сельхозвыставки, ставший «Голосом национального сопротивления». Там я получил свои первые журналистские навыки. Поэтому была какая-то логика (хотя эта логика мне и не нравилась) в том, что меня уже в мае 45-го направили редактором и комментатором на Берлинское радио. Я не очень держался за эту работу, хотя быстро стал одним из руководителей радио. Участвовал в освещении Нюрнбергского процесса.
Когда в 1949 году возникла ГДР, мне предложили поехать в Москву создавать дипломатическую миссию. Нам выделили особняк Морозова в Леонтьевском переулке, и я на первых порах был одновременно и дипломатом, и завхозом, и секретаршей, и шофером, ведал протоколом, развозил почту.
Однако случилось так, что госсекретарь МИДа Антон Аккерман (он был кандидатом в члены Политбюро, отвечал за работу на радио и хорошо меня знал) оказался первым начальником внешней разведки. Мы тогда не знали о существовании советского Комитета информации, но наша служба, видимо, была создана по образу и подобию Москвы, когда политическая разведка подчинялась МИДу, а главой Комитета информации был Молотов. Вскоре Аккермана отозвали, и он предложил меня на этот пост. Мне тогда было 29 лет, и я был убежденным коммунистом. Никакой специальной подготовки не получал. Мы, собственно, учились ходить, когда надо было уже бегать. Советские советники нам, конечно, досконально разъясняли, как надо писать планы, как готовиться к явкам и т.д. Однако, в отличие от других соцстран, мы в Москву «на школу» своих руководителей не посылали.
Была ли у меня склонность к этой работе? Видимо, да. Но, скорее, это воспитание. Я умел перебарывать себя и полностью отдавался делу, которое мне поручали. Редакционная работа мне, например, поначалу была противна. Но потом мой бывший шеф на радио назвал меня самым талантливым комментатором. Когда я возглавил спецслужбу, то не знал, что эта работа продлится 34 года. Таким образом, я, можно сказать, стал дуайеном всех начальников разведки.

ДУАЙЕН НАЧАЛЬНИКОВ РАЗВЕДКИ
– Как случилось, что восточногерманская разведка стала одной из самых эффективных разведок в мире? В чем ее сила? Какими методами вы пользовались для достижения своих целей? И какую роль вы лично играли при разработке операций? В чем вы видели слабость ваших противников? Удовлетворены ли вы тем, что сделали?
– Здесь есть целый комплекс причин. С самого начала моя стратегия состояла в том, чтобы сконцентрировать все наши усилия на Западной Германии и Западном Берлине как форпосте противостояния Запад–Восток. Условия для работы, в общем-то, были очень благоприятные: единый язык, единые традиции, единый менталитет, многочисленные родственные связи. Нашим молодым разведчикам, которых мы направляли на Запад с новыми документами, было не так трудно, как, скажем, русским, найти с потенциальным агентом общий язык. Но, как ни странно, все же главным в нашей работе были политические убеждения, политическая позиция.
На Западе существуют стереотипы, что мы для того, чтобы заставлять агентов работать, широко пользовались подкупом, шантажом, принуждением. Это не так. Нам, конечно, были не чужды все методы разведок с библейских времен, но главным все же было идейное убеждение. Время тогда было такое. Не коммунистическое, не марксистское, а, если хотите, общечеловеческое. Еще одним важным моментом было то, что мы сразу же концентрировались на узловых направлениях. Нас интересовали главным образом системы вооружений, а в политическом плане – НАТО и все структуры, с нею связанные. Мы начали работать в этих направлениях, когда, собственно, и НАТО до конца не сформировалась.
А что касается методики, то здесь одним из отличающих нас качеств было терпение. Мы задолго начинали работать с перспективными молодыми людьми, будучи уверены, что те рано или поздно, может быть, через годы, станут политической элитой, попадут в нужные нам структуры или приобретут нужные нам связи. И этот метод, если судить по результатам, дал наибольшую отдачу. Мы работали не только с левыми, но и с консервативными кругами, апеллируя в той или иной степени к их национальным чувствам. Немецкие консерваторы, например, были недовольны слишком проамериканской политикой своего правительства, да и вообще политикой США в Европе, особенно по отношению к Германии. Левая молодежь активно осуждала войну во Вьетнаме, а после 1968 года антиамериканские настроения среди молодых европейцев вообще стали доминирующими. И нам, немцам, было проще работать с такой молодежью, чем, скажем, русским или полякам.

Очень продуктивной была идея «компенсации за то зло, которое немцы причинили Советскому Союзу». Слабость Западной Германии была в том, что она слишком тесно была привязана к американской политике. Это помогало нам приобретать союзников внутри страны.
Многие связывают работу в разведке с чувством власти, которое она якобы дает. Это сторона для меня никогда не была главной. Меня интересовали люди. И я, видимо, старался больше, чем многие мои коллеги-начальники, встречаться с ними. Я часто выезжал за границу, в том числе и в капстраны. И один раз все-таки сгорел, когда меня сфотографировали в Швеции.
Фотография потом была опубликована в «Шпигеле» в 1979 году. Это было, конечно, мое большое поражение. До этого никто на Западе не знал, как выглядит руководитель разведки ГДР. Работа за письменным столом с осознанием своей власти меня никогда не привлекала, а привлекали люди, которые были готовы, по совершенно разным мотивам, идти на большой риск. С каждым, конечно, я встретиться не мог – на нас работало слишком много людей! (Теперь известно – их было более 4000 только постоянных агентов. – А.С.). Были, конечно, отдельные агенты, с которыми я контактировал лично, однако очень часто в присутствии какого-нибудь сотрудника или даже нескольких сотрудников. Большинство моих подчиненных были моими единомышленниками, я отбирал их сам.
Когда после объединения Германии против меня завели уголовное дело, я понимал, что надолго могу сесть в тюрьму. Впрочем, я тогда находился в Москве и вполне мог там остаться. Однако я считал, что должен разделить судьбу своих бывших подчиненных. И первый мой процесс кончился, как известно, приговором на шесть лет. Конституционный суд соотношением голосов 5:4 отменил приговор. А если бы было наоборот? Я бы сидел. На мне до сих пор лежит большой моральный груз, так как продолжается преследование наших бывших разведчиков, агентов, шпионов – как хотите называйте. Американцы, в руки которых в 1990 году попала картотека нашей разведки, периодически вбрасывают новую информацию. (Сейчас фотокопии этих документов переданы немецкой стороне. – А.С.) Были аресты, хотя безопасность объединенной Германии никак не страдает от того, что и как происходило во времена противостояния.
И наконец, то, что касается расходов на нашу службу. Многие считают, что при весьма бедственном положении в экономике ГДР наша служба требовала слишком много средств. Тем более что разница в уровне жизни постоянно увеличивалась в пользу ФРГ. Могу возразить: только результаты научно-технической разведки во много раз окупали расходы на содержание нашей конторы. Беда, однако, была в том, что экономическая система не давала возможности использовать наши данные эффективно. Но это уже другая тема.

ШПИОН, КОТОРЫЙ ПРИШЕЛ С ХОЛОДА
– Вы за несколько лет до объединения Германии добровольно покинули свой пост. Что это было? Предвидение? Какие должны быть отношения между разведкой и большой политикой? Во что вы сегодня верите и не верите? Как относитесь к новым реалиям в мире и России? Ваше отношение к бывшему коллеге Путину?
– Первый раз я попросился на пенсию еще в 1983 году. Процесс затянулся до 1986 года. Причин было несколько, но главной я бы назвал «потерю надежды». Надежды на то, что своим трудом во главе разведки я мог бы принципиально изменить нашу жизнь к лучшему. К тому же я считал, что нам как воздух нужны демократизация, терпимость в отношении иных идей, своего рода идеологическое равновесие. И что наши «агитация и пропаганда» (а я все же считал себя еще и журналистом) все только портят.
Мое желание уйти было во всех отношениях ненормальным. И было так и воспринято. Хотя формально я уходил на пенсию. Но все понимали, что это не так. Почти год руководство воздерживалось от опубликования этой информации. Потом было много комментариев на Востоке и Западе. После ухода я прекрасно понимал, что моя квартира будет прослушиваться, корреспонденция просматриваться, и на Запад уже не выпустят, хотя и было много приглашений. Мне мой министр Эрих Мильке об этом в открытую говорил. Но я испытал облегчение, поскольку мог заняться творчеством и мог сказать – хотя бы для себя – то, что я хочу. Кстати, не думал, что мою книгу «Тройка» быстро опубликуют.
А «сопутствующие трудности» по опыту считал неизбежными, и это мне как профессионалу не мешало.
Вообще я считаю, что разведка должна быть обособлена от политической власти, а сами разведчики не должны занимать публичных должностей. За исключением, может быть, руководителя. Вот Примакова я вполне представлял на посту премьера. Впрочем, в разных странах – по-разному. В ГДР пост начальника разведки не был постом политическим. К моему счастью, я никогда не был членом ЦК. Что же касается России, то я даже не знал, что столько бывших сотрудников разведки пришли во власть. Но это, наверное, естественно для вашей страны.
Что касается мировоззрения, вы удивитесь, но я до сих пор считаю себя коммунистом. В том смысле, в каком были мои родители. Для меня это идея веры. Веры в свободу, равенство, братство. Идеалы эти не были реализованы ни в Советском Союзе, ни в тех странах, которые несправедливо называли себя социалистическими.
Меня всегда смущало противоречие между благородной идеей и ее реализацией. Но оставалась надежда, что все еще может измениться, что могут быть настоящие большие реформы. Одна надежда появилась после ХХ съезда. Потом были Венгрия, Чехословакия… Но шла «холодная война», и невозможно было сидеть между окопами.
После того как я прочел доклад Хрущева на ХХ съезде, я снял со стены фотографию Сталина, где он был такой добрый и приятный, раскуривал трубку… Для меня со Сталиным было покончено. Я бы не сказал, что он был для меня идолом. Идол – это противоречит моему семейному воспитанию. Но авторитетом он для меня был бесконечным.
Однако даже тогда я не считал, что коммунизм может быть реализован во всем мире. Тем более – насильно. Настоящего коммуниста, на мой взгляд, как раз отличает ненасилие. У нас же, наоборот, всегда существовал культ силы, точнее власти. Удержания власти. Ведь ее утрата порой была равносильна утрате жизни или, во всяком случае, свободы.
Я же всегда считал, что сохранение власти любой ценой не может и не должно быть самоцелью. Меня за это тот же Мильке обзывал безнадежным интеллигентом, а к ним он относился с презрением. Коммунистические идеалы могут пробить дорогу только через убеждение и убеждения. История, правда, в этом смысле не слишком обнадеживает. Но во мне, видно, еще живет исторический оптимизм. Может быть, хотя бы мой отрицательный опыт как-то окажется полезным.
То, что происходило в последние годы в России, очень печально, и мне просто жаль многих моих друзей. Хотя о сути реформ судить не берусь: я их не понимаю. Кстати, именно беспомощные преобразования и прогнившая система привели, на мой взгляд, к развалу СССР. Но вряд ли нужно здесь строить аналогии. А вообще развал Союза – огромный ущерб и для России, и почти для всех остальных республик.
О Путине меня часто спрашивают. Когда Путин стал главным кандидатом в президенты, зазвонили телефоны. Но ничего нового про него сказать не могу. Мы были, как вы понимаете, абсолютно на разных уровнях. Один раз, правда, позвонил один из моих хороших знакомых из крупного немецкого журнала и сказал, что у него есть данные о том, что Путин в Дрездене работал со столькими-то агентами – гражданами ГДР. Я ответил, что это была его работа, и он должен был продвигаться по службе. Знакомый отвечает: у нас вот есть приказ о награждении Путина бронзовой медалью Народной армии ГДР «За заслуги». Господи, говорю, у нас эту медаль получали очень многие! Существовал, как вы знаете, соответствующий лимит. В Карлсхорсте (базе КГБ) составляли списки – Путин попал. Ничего особенного. Нормально.
Я еще сказал тогда: надеюсь, его взгляды на национальное достоинство России не всегда будут совмещаться с банными посиделками. Просил: без публикации. Опубликовали, со ссылкой. Жаль.

…И ОБРЕЛ ТЕПЛО
– Как вы относитесь к своей славе и оцениваете свои поступки? – Меня иногда сравнивают с Карлом из книги Джона Ле Карре «Шпион, который пришел с холода». Хотя шпионские темы я предпочитаю у Грэма Грина. Хотя бы потому, что он литературно лучше. Кстати, роман Ле Карре я долго не читал и не знал, о чем идет речь. А потому никогда не утверждал, что я – прообраз одного из главных героев. Но думаю, что в отличие от других авторов Ле Карре все же – знаток нашей профессии. И как у писателя у него богатая фантазия. Например, в романе «Русский дом». Кстати, могу сказать: если бы мы вместе писали, оно, наверное, лучше бы получилось, потому что менталитет английских разведчиков Ле Карре знает хорошо, а вот русских чекистов, по-моему, я лучше знаю. Было бы более правдиво и красочно.
Многие из моих друзей сейчас задают себе вопрос: а не прожили ли мы жизнь напрасно? Для меня это тоже важно. Я часто выступаю с лекциями за границей. И тот интерес, который ко мне проявляют во многих странах – можете назвать это славой, – подсказывает мне, что многое в моей жизни и впрямь было не напрасно.
Одно из моих нынешних преимуществ в том, что я могу много ездить (меня только в США не пускают). Я уже написал шесть книг. Последняя – книга воспоминаний «Друзья не умирают» (она переведена на русский язык. – А.С.). Там один из героев – мой школьный друг, которого я не видел 55 лет. Вот теперь встретишь.
И семья у меня теперь большая. Одиннадцать внуков, пять детей, правнуки, третья жена. Кстати, в руководстве ГДР развод считался серьезнейшим проступком…

Из нашего досье:
Маркус Вольф родился 19 января 1923 года в немецком городе Хехингене в семье еврейского врача, писателя и коммуниста Фридриха Вольфа. Младший брат Маркуса - кинорежиссер Конрад Вольф. После прихода к власти НСДАП семья Вольфов эмигрировала в Швейцарию, затем во Францию и в 1934 году - в СССР.
В Москве Маркус учился сначала в немецкой школе имени К. Либкнехта, потом в русской школе имени Ф.Нансена. С началом Великой Отечественной войны семью Вольфов эвакуировали в Казахстан, откуда Маркус Вольф был направлен в школу Коминтерна в Кушнаренкове под Уфой, где велась подготовка агентуры для заброски в тыл противника. Из-за ряда провалов агентов было решено основные кадры из числа молодых немецких эмигрантов сохранить для работы в послевоенной Германии.
В 1944 году Маркус женился на Эмми Штенцер, дочери немецкого коммуниста Франца Штенцера, погибшего в концентрационном лагере Дахау в 1933 году. Вольф поступил учиться в Московский авиационный институт. Окончить институт Маркусу не удалось: в конце мая 1945 года он был направлен на работу в Германию вместе с группой Ульбрихта, которая должна была готовить приход к власти коммунистов.
По прибытии в Берлин Ульбрихт направил Вольфа на Берлинское радио, которое находилось в Шарлоттенбурге, в британском секторе Берлина и было своего рода форпостом начинавшейся холодной войны. На антифашистском радио, создававшемся на месте имперского радио времен Геббельса, энергичный Маркус писал внешнеполитические комментарии под псевдонимом Михаэль Шторм, работал репортером и руководил различными политическими редакциями. С сентября 1945 года Вольф был командирован корреспондентом Берлинского радио в Нюрнберг для освещения хода Нюрнбергского процесса.
После образования ГДР в октябре 1949 года и ее признания Советским Союзом Маркусу Вольфу была предложена должность первого советника посольства в дипломатической миссии ГДР в Москве. И в ноябре он вылетел в Москву вместе с Рудольфом Аппельтом и Йозефом Шюцем. Дипломатическая карьера Вольфа продлилась всего полтора года, и в августе 1951 года он был вызван в Берлин Антоном Аккерманом, который по поручению партийного руководства создавал политическую разведслужбу. Маркус Вольф перешел на работу во внешнеполитическую разведку, которая в целях маскировки размещалась под крышей Института экономических исследований, созданного 16 августа 1951 года.
В декабре 1952 года Маркус Вольф был назначен руководителем внешней разведки. Вначале численность сотрудников и агентов разведки была невелика. По словам самого Вольфа, в конце 1953 года за рубежом работало 12 внедренных агентов и еще 30-40 человек готовилось к внедрению. Особую сложность в работе разведки представляло то, что многие зарубежные страны отказывались признавать ГДР и приходилось использовать только нелегальные методы разведки (не было посольств, в которых могли работать легальные агенты).
Долгое время Маркуса Вольфа называли на Западе «Человеком без лица», поскольку с 1950-х годов разведывательным службам Запада никак не удавалось добыть фотографию главы контрразведки ГДР. Вольф мог относительно свободно перемещаться по Европе. В 1979 году сотрудник Маркуса Вольфа, старший лейтенант госбезопасности и агент Федеральной разведывательной службы Вернер Штиллер бежал в ФРГ и опознал своего начальника на одной из фотографий, сделанных во время пребывания того в Стокгольме. Фотография Маркуса Вольфа вскоре появилась на обложке сенсационного выпуска журнала Der Spiegel.
В 1960-е годы именно внешняя разведка ГДР в тесном сотрудничестве с КГБ осуществляла «экспорт» революционного движения в страны Азии и Африки. К 1986 году на внешнюю разведку ГДР работало около 1500 внедренных агентов, не считая легальную агентуру при посольствах и вспомогательных агентов. Многие агенты занимали достаточно высокое положение, в частности, агент Гюнтер Гийом работал помощником канцлера ФРГ Вилли Брандта, и его разоблачение вызвало громкий политический скандал.
В 1986 году Маркус Вольф вышел в отставку. С падением Берлинской стены эмигрировал в СССР, после августовского путча запрашивал политическое убежище в Австрии, но в конце концов в сентябре 1991 года принял решение вернуться в Германию, где был арестован и 11 дней провел в одиночной камере, после чего был освобожден под залог. В 1993 году был приговорен к 6 годам лишения свободы. В 1995 году приговор был отменен Федеральным конституционным судом Германии, но в 1997 году суд Дюссельдорфа приговорил его еще на три года условно. В 1995 году Федеральный конституционный суд Германии вынес решение, которым освободил офицеров разведки ГДР от преследований по обвинениям в государственной измене и шпионаже. По словам самого Маркуса Вольфа, на допросах он не выдал ни одного из известных ему агентов внешней разведки ГДР.
До самой смерти Вольф занимался литературной деятельностью: писал мемуары и прозу. Ряд книг был издан на других языках народов мира, в том числе и в России.
Маркус Вольф скончался 9 ноября 2006 года в Берлине.

) - начальник Главного управления разведки Министерства государственной безопасности ГДР в 1958-1986 годах, генерал-полковник государственной безопасности.

Биография

Маркус Вольф родился в семье еврейского врача , писателя и коммуниста Фридриха Вольфа . Младший брат Маркуса - кинорежиссёр Конрад Вольф . После прихода к власти НСДАП семья Вольфов эмигрировала в Швейцарию, затем во Францию и в 1934 году - в СССР .

В Москве Маркус учился сначала в немецкой школе имени К. Либкнехта , потом в русской школе имени Фритьофа Нансена . С началом Великой Отечественной войны семью Вольфов эвакуировали в Казахстан , откуда Маркус Вольф был направлен в школу Коминтерна в Кушнаренкове под Уфой , где велась подготовка агентуры для заброски в тыл противника. Из-за ряда провалов агентов было решено основные кадры из числа молодых немецких эмигрантов сохранить для работы в послевоенной Германии . В 1943 году Маркус Вольф поступил учиться в . В 1944 году Маркус Вольф женился на Эмми Штенцер, дочери немецкого коммуниста Франца Штенцера , погибшего в концентрационном лагере Дахау в 1933 году. Окончить МАИ Маркусу не удалось: в конце мая 1945 года он был направлен на работу в Германию вместе с группой Ульбрихта , которая должна была готовить приход к власти коммунистов. По прибытии в Берлин Ульбрихт направил Вольфа на Берлинское радио, которое находилось в Шарлоттенбурге, в британском секторе Берлина и было своего рода форпостом начинавшейся холодной войны. На антифашистском радио, создававшемся на месте имперского радио времён Геббельса, Маркус Вольф писал внешнеполитические комментарии под псевдонимом Михаэль Шторм, работал репортёром и руководил различными политическими редакциями. С сентября 1945 года Вольф был командирован корреспондентом Берлинского радио в Нюрнберг для освещения хода Нюрнбергского процесса .

Маркус Вольф скончался 9 ноября 2006 года в Берлине . Похоронен на Центральном кладбище Фридрихсфельде рядом с братом .

Напишите отзыв о статье "Вольф, Маркус"

Примечания

Библиография

• Маркус Вольф. По собственному заданию. - Международные отношения , 1992. - 286 с. - 30 000 экз. - ISBN 5-7133-0527-9 .
• Маркус Вольф. «Исповедь разведчика»
• Маркус Вольф. Игра на чужом поле. Тридцать лет во главе разведки = Spionagechef im Geheimen Krieg. - М .: Международные отношения, 1998. - 392 с. - (Секретные миссии). - ISBN 5-7133-0958-4 .
• Маркус Вольф. = Freunde sterben nicht. - М .: Международные отношения, 2004. - 336 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-7133-1345-6 .
• Маркус Вольф. «Трое из 30-х»
• Маркус Вольф Секреты русской кухни. Geheimnisse Der Russischen Kuche. М.: Вымпел, 1997. Перевод Голякова .

Ссылки

Отрывок, характеризующий Вольф, Маркус

– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.

Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.

По ту сторону волков

Когда в 2004 году Маркуса Вольфа, бесспорно, лучшего руководителя разведки всех времен и народов, спросили, какими самыми яркими событиями, по его мнению, будет вспоминаться будущими поколениями ХХ век, он ответил: «Можно назвать два момента. Первый - это, конечно, фашизм, Вторая мировая война, свержение фашизма. Второй, на мой взгляд, это проигранный шанс - Октябрьская революция. Многие видели в ней шанс для человечества, мои родители в том числе. А этот шанс мы проиграли… Победило мещанское царство, накрытое теплым одеялом неопозитивизма: истинно, хорошо, нравственно то, что полезно. Вот и поймешь тут ницшеанскую тоску по великому, яркому, героическому. Гибель богов в отдельно взятой душе». Лучше, пожалуй, и не скажешь.
Находясь более 30 лет во главе разведки ГДР, то есть на переднем крае борьбы с капитализмом, он лучше других понимал сущность пресловутого западного общества потребления, его сильные и слабые стороны. «Власть денег прибегает к насилию не меньше, чем власть государства, - писал он. - Она действует не так явно, но не менее жестоко. Если злоупотребление властью при «реальном социализме» начинается с манипуляции идеалом, то капитализм злоупотребляет идеалом индивидуальной свободы в интересах власти денег и в ущерб большинству общества. Неясный страх перед будущим чувствуется повсюду и происходит оттого, что наша современная общественная система не только не в состоянии решить большие проблемы, перед которыми стоит человечество, но порождает новые и еще большие проблемы».
«Человек без лица», «Волк в тени» - так звучно величали западные конкуренты шефа восточногерманской разведки, начальника Главного управления разведки (Управления «А») Министерства государственной безопасности ГДР в 1958 - 1986 годах, генерал-полковника государственной безопасности Маркуса Вольфа. На протяжении двадцати шести лет западные спецслужбы не могли ни сфотографировать, ни достать фотографию руководителя внешней разведки «Штази» и не знали, как выглядит их главный противник. Все это время генерал продолжал лично участвовать в операциях на вражеской территории и встречаться с агентами, считая это необходимым для хорошего руководителя. Реальным прототипам киношного Джеймса Бонда талант Маркуса Вольфа стоил немало нервных клеток и седых волос. Он умер в ночь на 9 ноября 2006 года в своей берлинской квартире, в очередную годовщину падения берлинской стены. Маркус Вольф считается легендой ХХ века, потому что в годы его руководства внешней разведкой ГДР были достигнуты выдающиеся результаты в приобретении ценных источников в ряде стран НАТО, прежде всего в ФРГ. Даже после аннксии ГДР Маркус Вольф отказался от предложений ЦРУ сдать агентурную сеть «Штази» в обмен на баснословный гонорар, предоставление политического убежища и комфортную жизнь в США, заплатив за свою принципиальность свободой.
Маркус Вольф родился 19 января 1923 года в Германии. В 30-е годы семья Вольфов (он был сыном коммунистов) была вынуждена эмигрировать в СССР. В Москве Маркус и его младший брат Конрад (их все звали Миша и Коля) получили советское гражданство и учились сначала в немецкой школе имени Карла Либкнехта, а затем - в русской имени Фритьофа Нансена на Арбате. Летом 1942 года в период драматических событий на советско-германском фронте Маркус был направлен в секретную спецшколу Коминтерна для подготовки к заброске в Германию. Слушателей школы, находившейся в Уфе, обучали обращению с огнестрельным и холодным оружием, подрывному делу, технике конспирации и ряду других разведывательных дисциплин. Будущие подпольщики с нетерпением ожидали возможности начать борьбу с гитлеровцами. Однако в мае 1943 года в связи с роспуском Коминтерна школа была закрыта. В конце мая 1945 года Маркус Вольф вернулся в Германию и начал работать на Берлинском радио, в том числе в качестве спецкора на Нюрнбергском процессе над нацистскими преступниками.
Весной 1949 года три западные оккупационные зоны были объединены в Федеративную Республику Германии, а четвертая (советская) в октябре того же года провозгласила себя Германской Демократической Республикой. К этому времени в Западной Германии уже несколько лет существовала западная разведка - «Организация Гелена», преобразованная 1 апреля 1956 года в БНД (Bundesnachrichtendienst) как составная часть ведомства федерального канцлера со штаб-квартирой в Пуллахе, что под Мюнхеном. В ответ на это в августе 1951 года политбюро ЦК СЕПГ принимает решение о создании политической разведслужбы ГДР под кодовым названием Институт экономических исследований (создан 1 сентября 1951 года). Его задачи были сформулированы предельно четко: ведение политической, экономической и научно-технической разведки в ФРГ, Западном Берлине и странах НАТО, а также проникновение в западные спецслужбы. Последняя задача была поручена отделу, которым вскоре стал руководить Маркус Вольф. Представитель КГБ СССР при МГБ ГДР легендарный советский разведчик генерал-майор Александр Михайлович Коротков, который хорошо знал Маркуса Вольфа по работе, подчеркивал: «У него было поразительное умение располагать к себе людей. Причем это был не просто профессионализм. Ему люди были по-настоящему интересны. Уже будучи в высоких чинах, Вольф продолжал заниматься оперативной работой, встречался, как это называется на нашем языке, с “источниками”. У него была внутренняя потребность общаться с людьми. Он постоянно искал новые формы работы, непрерывно изучал деятельность других спецслужб, исследовал их слабые и сильные места, стремился накладывать их положительный и отрицательный опыт на немецкую специфику. Это была творческая личность».
В декабре 1952 года Маркуса Вольфа неожиданно вызвал глава СЕПГ и фактический руководитель государства Вальтер Ульбрихт. Он объявил Маркусу Вольфу, которому не исполнилось и 30 лет, о его назначении руководителем всей внешней разведки ГДР, которая отныне была включена в систему МГБ («Штази»). Новое назначение Маркус Вольф получил незадолго до смерти Сталина, событий 17 июня 1953 года в Берлине и ареста Лаврентия Павловича Берии в Москве. Кроме того, сложность создания новой разведки заключалась в том, что ГДР не была признана большинством капиталистических государств и не имела в них посольств, под прикрытием которых традиционно работают «рыцари плаща и кинжала».
Первоначально внешняя разведка «Штази» насчитывала всего несколько человек. К моменту отставки Маркуса Вольфа в 1986 году Главное управление «А» располагало разветвленной агентурной сетью по всему миру, включающей несколько тысяч агентов. Основной целью разведки ГДР была Западная Германия. «Штази» работала также в странах Ближнего Востока, Африки, Латинской Америки – везде, где сталкивались интересы двух социальных систем, и участвовала в разрешении крупных политических кризисов в Чехословакии 1968 года и других странах Восточной Европы. Среди информаторов Маркуса Вольфа были сотрудники западногерманского правительства в Бонне и центрального аппарата НАТО в Брюсселе, видные депутаты Бундестага и высокопоставленные члены масонских лож. Вездесущность восточногерманской агентурной сети была кошмаром западных контрразведок. До сих пор германские буржуазные политики обвиняют друг друга в работе на «Штази».
Но вернёмся в 1953 год. После событий 17 июня начался массовый отток населения из ГДР. До 1957 года её покинуло почти полмиллиона человек. В это число удалось «запустить» специально отобранных мужчин и женщин, агентов разведки, прошедших несложный курс обучения. Некоторым из них пришлось начинать жизнь на Западе с нуля, заниматься физическим трудом и собственными усилиями делать карьеру. Для студентов и научных работников окольными путями подыскивали места в важных научных центрах. Кое-кто оказался на должностях, связанных с обеспечением секретности, некоторые достигли крупных постов в экономической иерархии.
Первым агентом, добившимся успеха, стал «Феликс». По легенде представитель фирмы по поставке оборудования для парикмахерских, он часто бывал в Бонне, где находилось ведомство федерального канцлера. Разведчики и не мечтали проникнуть туда. «Феликс» решился. В толпе на автобусной остановке он познакомился с женщиной, ставшей затем первым источником в ведомстве. Со временем они стали любовниками, и «Норма» (такое кодовое имя было ей присвоено) родила от него сына. Она не была агентом, но то, что она рассказывала, позволяло разведке действовать более активно и целенаправленно.
Позднее «Феликсом» заинтересовалась контрразведка ФРГ (нем. Bundesamt für Verfassungsschutz – основной орган политического сыска Германии, преемник гестапо). «Феликса» пришлось отозвать, а «Норма» осталась на Западе, так как, по словам «Феликса», не могла представить себе жизнь в ГДР. Так завершилось первое «дело Ромео». Потом было много подобных дел. Всю эту эпопею стали называть «шпионаж по любви».
Однако Маркус Вольф в своих мемуарах «Игра на чужом поле» отмечает, что любовь, личная привязанность к сотруднику разведки являлась лишь одной из мотиваций для тех, кто действовал в пользу его службы. Немалую роль при этом играли также политические убеждениями, идеализм, финансовые причины и неудовлетворённое честолюбие. Он пишет: «Распространённое в средствах массовой информации утверждение, что моё Главное управление разведки выпустило на невинных гражданок Западной Германии настоящих „шпионов-Ромео“, быстро зажило собственной жизнью. С этим ничего нельзя было поделать, и с тех пор к моей службе прицепились сомнительные слова „взломщиков сердец“, которые таким способом выведывают тайны боннского правительства…» Писали, что существует специальное отделение по подготовке «Ромео». «…Такое отделение, - говорит далее Вольф, - относится к той же категории фантастики, как и мнимое подразделение в британской МИ-5, где изобретаются и испытываются новейшие вспомогательные средства для агента 007». Генерал Вольф далее отмечает, что возникновение «стереотипа Ромео» стало возможно потому, что большинство направляемых на Запад разведчиков были мужчины-холостяки - для них было легче создать легенды и условия для адаптации. Приведем несколько примеров «шпионажа по любви».
Упомянутый выше «Феликс», вернувшись в ГДР, сообщил о некой Гудрун, одинокой секретарше в аппарате статс-секретаря Глобке, на которую мог бы повлиять правильно подобранный мужчина. Для этой цели был выбран Герберт С. (оперативный псевдоним «Астор»), спортсмен-лётчик, бывший нацист, член НСДАП. Последнее обстоятельство явилось хорошим поводом для его «бегства» из ГДР. Он отправился в Бонн, где завёл хорошие знакомства, в том числе и с Гудрун. Она, даже не будучи завербованной, стала давать информацию о людях и событиях в ближайшем окружении канцлера Аденауэра, контактах шефа разведки Гелена с канцлером и с Глобке. «Астор» завербовал Гудрун, выдав себя за… офицера советской разведки. Ей импонировало внимание к её особе представителя великой державы, и она стала еще более усердно шпионить. К сожалению, болезнь «Астора» заставила отозвать его, и связь прекратилась.
Директор известного театра из Саксонии Роланд Г. уехал в Бонн, чтобы познакомиться с женщиной по имени Маргарита, ревностной благовоспитанной католичкой, работавшей переводчицей в штаб-квартире НАТО. Он изображал из себя датского журналиста Кая Петерсена, говорил с лёгким датским акцентом. Сблизившись с Маргаритой, «признался», что является офицером датской военной разведки. «Дания маленькая страна, и её в НАТО обижают, не делясь с ней информацией. Ты должна помочь нам». Она согласилась, но призналась, что мучают угрызения совести, усугубляемые греховностью их связи. Чтобы успокоить её, провели целую комбинацию. Один из сотрудников разведки быстро выучил датский язык (в необходимом объёме) и отправился в Данию. Нашёл подходящую церковь, узнал режим её работы. Туда же приехали Роланд Г. с Маргаритой. В один прекрасный день, когда церковь была пуста, «священник» принял у Маргариты исповедь, успокоил её душу и благословил на дальнейшую помощь её другу и «нашей маленькой стране». В дальнейшем, когда Роланда Г. из опасения провала пришлось отозвать, Маргарита согласилась снабжать информацией другого «датчанина», но вскоре её интерес пропал: она работала только ради одного мужчины.
В начале 1960-х годов офицер разведки Герберт З., работавший под псевдонимом «Кранц», познакомился в Париже с девятнадцатилетней Гердой О. Она служила в отделе МИДа «Телько», где расшифровывались и передавались дальше телеграммы всех западногерманских посольств. «Кранц» открылся Герде, они вступили в брак, и она под псевдонимом «Рита» стала работать на супруга. Будучи смелой и рисковой, она спокойно набивала свою огромную сумку многометровыми телеграфными лентами и приносила их «Кранцу». Три месяца она работала шифровальщицей в Вашингтоне, и благодаря ей разведка ГДР была в курсе американо-германских отношений.
В начале 1970-х годов «Риту» перевели на работу в посольство в Варшаве. «Кранц» по своей легенде должен был остаться в ФРГ. «Рита» влюбилась в западногерманского журналиста, агента БНД, и во всём призналась ему, но у неё хватило порядочности предупредить по телефону «Кранца». Тот успел бежать в ГДР. По просьбе Маркуса Вольфа офицеры польской разведки в аэропорту перед отправкой «Риты» в Бонн предложили ей предоставить политическое убежище в Польше. Она какое-то мгновение колебалась, но вошла в самолёт. В Бонне охотно дала информацию о своей работе на разведку ГДР и о «Кранце». Но разведчик оказался «непотопляемым». Он нашёл другую женщину, получившую псевдоним «Инга». Она всё знала о нём, тем более что в иллюстрированном журнале натолкнулась на статью о процессе против «Риты» и фотографию «Кранца». Несмотря на это, она стала активно работать, довольно быстро нашла место в Бонне в ведомстве федерального канцлера, и на протяжении ряда лет снабжала разведку ГДР первоклассной информацией. «Инга» мечтала официально выйти замуж за «Кранца», но в ФРГ это было невозможно. Решили сделать это в ГДР. «Инге» выдали документы на её девичью фамилию и в одном из загсов оформили отношения супругов. Правда, страница с записью о регистрации их брака была изъята и уничтожена, о чём супруги в то время так и не узнали.
В 1979 году западногерманская контрразведка нанесла тяжёлые удары по разведке ГДР. Было арестовано шестнадцать агентов. Многим, в том числе «супружеским парам», пришлось бежать в ГДР. Некоторые из них сохранили свои брачные союзы и зажили нормальной семейной жизнью. Однако работа разведки успешно продолжалась как с использованием классических методов (обычная мужская агентура), так и «шпионажа по любви».
Одним из удачливых разведчиков оказался Адольф Кантер (псевдоним «Фихтель»). Он был внедрён в окружение молодого политика, будущего канцлера ФРГ Гельмута Коля. Правда, его восхождению в рядах сторонников Коля был положен конец из-за нелепого обвинения в нецелевом использовании пожертвований, по которому он был оправдан. Однако с окружением Коля он сохранил добрые отношения. В 1974 году стал заместителем руководителя боннского бюро концерна Флика и не только передавал сведения о связи крупного бизнеса с политикой, но и сам влиял на распределение довольно крупных «пожертвований». Когда в 1981 году в Бонне возник крупный скандал по поводу этих «пожертвований», разведка ГДР, укрывая своего источника, преодолела искушение передать материалы западногерманским средствам массовой информации, хотя знала очень много. После скандала боннское бюро было ликвидировано, но Кантер сохранил все свои связи в партийно-правительственном аппарате и продолжал информировать разведку. Он был арестован только в 1994 году и приговорён к двум годам тюрьмы условно. Видимо, сработало то, что в ходе процесса он умолчал о многом из того, что знал о жизни боннского политического сообщества.
Одним из важнейших источников информации разведки ГДР стал Гюнтер Гийом, имя которого вошло в историю и требует отдельного рассказа. Офицеру разведки ГДР Гюнтеру Гийому удалось внедриться в администрацию канцлера ФРГ. Вскоре он стал личным референтом Вилли Брандта. С этого времени все документы, ложившиеся на стол главы западногерманского правительства, регулярно попадали в руки Маркуса Вольфа. После разоблачения Гюнтера Гийома канцлеру ФРГ Вилли Брандту пришлось уйти в отставку.
Еще одной выдающейся разведчицей была Габриела Гаст - единственная женщина в западногерманской разведке, достигшая руководящего поста в качестве главного аналитика по Советскому Союзу и Восточной Европе. Именно она составляла для канцлера сводные доклады на основе всей полученной информации. Вторые экземпляры этих докладов оказывались на столе у Маркуса Вольфа. В 1987 году она была назначена заместителем руководителя отдела восточного блока в западногерманской разведке. В 1990 году её арестовали, в 1994 году выпустили на свободу.
Зачастую миссия Маркуса Вольфа была шире, чем простое ведение разведки. Он участвовал в тайных переговорах с некоторыми официальными и высокопоставленными деятелями ФРГ. Например, с министром юстиции Фрицем Шеффером, излагавшим свои идеи воссоединения двух Германий. Или (через посредников) с министром по общегерманским вопросам в кабинете Аденауэра Эрнстом Леммером. Доверительные политические контакты поддерживались с премьер-министром земли Северный Рейн - Вестфалия Хайнцем Кюном и с председателем фракции СДПГ в боннском парламенте Фрицем Эрлером. Его анализ процессов, происходивших внутри НАТО, а также сообщения о планах вашингтонских «ястребов» были неоценимы.
Для приобретения друзей в высших сферах Бонна Маркус Вольф использовал самые разные способы. Например, для установления контакта с видным деятелем бундестага, который затем проходил под псевдонимом «Юлиус», Маркус Вольф организовал его поездку по Волге, а затем посещение рыбацкого домика под Волгоградом, где в самой непринуждённой обстановке, под русский баян, пельмени, водку, икру и рассказы рыбака, потерявшего на фронте двух сыновей, нашёл с ним общий язык.
Многие годы продолжалось единоборство Маркуса Вольфа с руководителем БНД «серым генералом» Рейнхардом Геленом. Борьба шла с переменным успехом. Гелен засылал, точнее, вербовал свою агентуру внутри многих жизненно важных объектов ГДР, включая партийно-правительственные учреждения. Агентура Маркуса Вольфа проникала в святая святых БНД и НАТО. Оба страдали от перебежчиков и изменников. Оба считали, что служат интересам германского народа. Рейнхард Гелен был уволен со своего поста в 1968 году и ушёл из жизни в 1979. Маркус Вольф же добровольно подал в отставку в 1983 году в возрасте шестидесяти лет. Однако передача дел новому начальнику разведки Вернеру Гроссману продлилась еще около трёх лет. Последним рабочим днём Маркуса Вольфа стало 30 мая 1986 года. Трудно не заметить, что отставка «Волка» совпала с началом горбачевской перестройки в СССР. Маркус Вольф, имевший еще со времен школы Коминтерна прямую связь с Москвой, считался одним из наиболее информированных людей в ГДР. Не исключено, что он одним из первых угадал предательство в Кремле, и, будучи не в силах что-либо изменить, не захотел более защищать проданную руководством идею.
После падения Берлинской стены Маркус Вольф вместе с женой выехал в Австрию. Оттуда 22 октября 1990 года он написал письмо Горбачёву. В нём, в частности, говорилось:
«Дорогой Михаил Сергеевич…
…Разведчики ГДР много сделали для безопасности СССР и его разведки, и агентура, которая сейчас подвергается преследованию и публичной травле, обеспечила постоянный поток надёжной и ценной информации. Меня называют „символом“ или „синонимом“ успешной разведывательной работы. Видимо, за успехи наши бывшие противники и хотят меня наказать, распять на кресте, как уже писали…»
Далее в своём письме Вольф просил Горбачёва во время его предстоящего визита в Германию поставить вопрос о судьбе друзей-разведчиков, их помощников, с которыми обращаются хуже, чем с военнопленными. Письмо заканчивалось словами: «Вы, Михаил Сергеевич, поймете, что я ратую не только за себя, но за многих, за которых болит сердце, за которых я и поныне чувствую ответственность…»
Но «дорогой Михаил Сергеевич» не только не принял никаких мер, но и не ответил на письмо…
Из Австрии Маркус Вольф и его жена переехали в Москву. Но там он почувствовал, что в Кремле существуют различные мнения относительно его пребывания в СССР. С одной стороны, его прошлое обязывало предоставить убежище, с другой - там не хотели портить отношений с новой могущественной Германией. Поэтому после провала «опереточного» августовского путча 1991 года Вольф решил вернуться в Германию и разделить груз ответственности, возложенный на его преемника и товарищей по службе.
24 сентября 1991 года он пересёк австро-германскую границу, где его уже ожидал генеральный прокурор. В тот же день он оказался в одиночной камере с двойной решёткой в тюрьме города Карлсруэ. Через одиннадцать дней его отпустили под огромный залог, собранный его друзьями.
Началась длинная и изнурительная процедура следствия. Даже бывшие противники Вольфа выражали недоумение. Бывший руководитель БНД Х. Хелленбройт заявил: «Процесс против Вольфа я считаю противоречащим конституции. Вольф занимался разведкой по поручению тогдашнего государства…» Министр юстиции Кинкель: «В немецком воссоединении нет ни победителей, ни побеждённых». Берлинская судебная палата убедительно обосновала свои сомнения в соответствии международному праву обвинений против сотрудников разведки. И тем ни менее суд состоялся. В ходе судебного разбирательства Маркус Вольф выразил возмущение самим фактом предания суду людей, действовавших в интересах своего, законно существовавшего, государства, члена ООН. Маркуса Вольфа обвинили в вербовке агентов при помощи шантажа, подкупа и других нечистоплотных методов. Но на судебном процессе эти обвинения доказать не удалось. Сам Маркус Вольф утверждал, что граждане западных государств шли на сотрудничество по идейным соображениям – по его словам, не все они были коммунистами, но все понимали несправедливость царящего в капиталистических странах порядка. На содержание большой сети платных агентов у маленькой ГДР просто не было денег. Агентов берегли, и в случае угрозы разоблачения их немедленно отзывали. Предельно осторожный Маркус Вольф предпочитал отказаться от получения важных сведений, нежели подвергать риску информатора. Возможно, именно поэтому случаи провала разведчиков «Волка» за всю историю «Штази» были единичными. Как и другие спецслужбы стран Варшавского договора, и, прежде всего, СССР, «Штази» активно использовала «идеологический ресурс». В беседе с корреспондентами уже после крушения социалистического блока Маркус Вольф вспоминал, что на восточногерманскую разведку работало множество состоятельных граждан ФРГ и других стран Запада, сотрудничавших с коммунистами исключительно на добровольной основе. Многие из них не отказались от своих убеждений и после исчезновения ГДР. Среди известных сейчас добровольных сотрудников «Штази» были видные политические деятели ФРГ Адольф Кантор и Вильгельм Борм, миллионер Хайнц Порст и другие. Следует особо подчеркнуть, что в ходе следствия и суда Маркус Вольф не признал себя виновным. Он не сдал ни одного из известных ему агентов, не раскрыл ни одной из тех секретных операций, которые проводила его служба. Следует отметить, что и целому ряду агентов «Штази», содержащимся в «демократических» тюрьмах, была обещана амнистия в случае показаний против бывшего шефа. Ни один из них не согласился.
Из протокола процесса (в суд была доставлена женщина из заключения):
Прокурор: — Вы встречались с обвиняемым в 197.. году?
Свидетельница: — Да.
Прокурор: — О чем вы с ним говорили?
Свидетельница: — Много о чем. О музыке. О кулинарии. Всего уже не помню…
Другой разведчик, содержащийся с несколькими соратниками в заключении в США, в интервью сказал: «Передайте Вольфу, чтобы за нас не волновался. Мы ни о чем не жалеем».
Сегодня несколько десятков восточногерманских разведчиков остаются в заключении «демократических» режимов. Сколько законспирированных агентов осталось в западных странах, не знает никто.
Вольфу предлагали убежище и гражданство в Израиле, дом в Калифорнии и миллион долларов США в обмен на одно – заговорить (процесс своего обхаживания американцами он подробно описывает в своих мемуарах). Он отказался.
6 декабря 1993 года Маркус Вольф был приговорён к шести годам лишения свободы, но отпущен под залог. Летом 1995 года Федеральный конституционный суд вынес решение по делу преемника Маркуса Вольфа генерала Вернера Гроссмана, согласно которому устанавливалось, что офицеры разведки ГДР не подлежат в ФРГ преследованию за измену родине и шпионаж. На этом основании Федеральная судебная палата отменила приговор Дюссельдорфского суда, вынесенный Маркусу Вольфу.
Остаток своей жизни Маркус Вольф провел в своей квартире в центре Берлина, занимаясь литературной деятельностью. Книги генерала, одно имя которого вызывало ужас «добропорядочных» бюргеров, оказались неожиданно сентиментальными и человечными. Так, сборник «Друзья не умирают» он посвятил рассказам о немецких, советских и американских товарищах, с которыми его сводила жизнь. Эта книга, как и ряд других, переведена на русский язык. Легко заметить, что разведчик охотно пишет только о тех коллегах, которых уже нет в живых – но даже в этом случае для внимательного читателя очевиден ряд деликатно-профессиональных умолчаний.
Маркус Вольф умер тихо, во сне в своей квартире в центре Берлина 9 ноября 2006 года, когда наступала очередная годовщина падения Берлинской стены. В последний путь его провожали бывшие руководители ГДР и лидеры левых партий Германии, что вызвало волчий вой в буржуазной прессе, обвинившей политиков в «чествовании сталиниста». Тем ни менее, похороны человека, старавшегося всю жизнь держаться в тени, собрали несколько тысяч человек.

Маркус Вольф родился 19 января 1923 года в Хехингене (Германия) в семье врача и драматурга Фридриха Вольфа. После прихода к власти Гитлера известному своими антифашистскими выступлениями Фридриху Вольфу оставаться в Германии было небезопасно. Прожив некоторое время в Швейцарии и Франции, Вольфы переехали в Москву, где им предоставили советское гражданство. После начала Великой Отечественной войны Вольфы были эвакуированы в Алма-Ату, а затем в Башкирию, где Маркус поступил в спецшколу, где готовили специалистов по разведывательно-диверсионной работе в тылу врага. После окончания войны Маркус Вольф был отправлен в Берлин. Летом 1945 года Вольф работал уже на берлинском радио и в газете «Берлинер Цайтунг» комментатором по внешнеполитическим вопросам. Год спустя он вместе с другими журналистами передавал новости с Нюрнбергского процесса. К 27 годам Маркус имел опыт дипломатической и журналистской работы, профессиональные навыки нелегала, бывал в европейских странах. 8 февраля 1950 года, через полгода после создания ГДР, было образовано Министерство государственной безопасности («Штази»), куда вошла служба разведки, маскировавшаяся на первых порах под вывеской Института экономических исследований. С самого начала существования этого института в состав его руководства входил Маркус Вольф. С 1958 по 1987 он возглавлял главное разведывательное управление и был заместителем министра государственной безопасности ГДР. В годы его руководства разведка ГДР считалась самой эффективной разведывательной службой в странах Варшавского блока. К числу ее наиболее значительных достижений относят внедрение в аппарат НАТО экономиста Райнера Рупа, привлечение к сотрудничеству советника Вилли Брандта Гюнтера Гийома, помощника Гельмута Коля Адольфа Кантера и, наконец, главного аналитика западногерманской разведки по СССР и странам Варшавского договора Габриелы Гаст.

В 1983 году Маркус Вольф подал в отставку, но его прошение удовлетворили только через три года. После объединения Германии Вольф просил политического убежища у Москвы и Вены, однако в этом ему было отказано. Вольфу пришлось пережить открытие архивов разведслужбы, преследования его коллег и, наконец, три процесса над ним самим по обвинению в государственной измене. В 1993 году Вольф был приговорен верховным земельным судом Дюссельдорфа к шести годам лишения свободы. Приговор впоследствии был отменен судом высшей инстанции, но в 1997 году Вольфа все же приговорили к двум годам условно за незаконные задержания людей. Маркус Вольф написал несколько книг. Среди них - «Тройка» о жизни эмигрантов в Москве. Свою последнюю книгу «Друзья не умирают» он представлял в России. Скончался один из самых знаменитых разведчиков времен «холодной войны» в ночь на 9 ноября 2006 года в Берлине.