Витгенштейн полагал, что его идеи покончат со всей существовавшей до него философией

Как Витгенштейну удалось прожить 62 года и ни разу не покончить с собой - загадка. Мало того, что сам философ годами не выходил из тяжелой депрессии (да к тому же, по мнению отдельных исследователей, страдал вялотекущей шизофренией), так еще и окружающие люди, словно нарочно, подавали ему дурные примеры. Родственники, друзья и просто знакомые Витгенштейна с пугающей легкостью расставались с жизнью.

В 1902-м наложил на себя руки Ганс, старший брат будущего философа, уехавший из родной Австрии на Кубу. Год спустя тринадцатилетнему Людвигу пришлось надеть траур по своему второму брату - Рудольфу, повесившемуся в Берлине. К счастью, у Людвига оставались еще два брата - Пауль и Курт. Казалось, что уж они-то не совершат подобной глупости. Однако в 1918 году офицер австро-венгерской армии Курт, попав вместе со своим взводом в окружение, не нашел из него иного выхода, кроме как пустить себе пулю в висок.

Окончив школу, Людвиг собрался было продолжить обучение у австрийского физика Больцмана, но тот тоже свел счеты с жизнью. Скорбный список можно было бы растянуть еще на пару страниц, добавив к самоубийцам и тех знакомых и друзей философа, которые чуть ли не каждый год умирали от тяжелых болезней и несчастных случаев.

В общем, поводов для неважного настроения у Витгенштейна было предостаточно. Но свое собственное стремление к самоуничтожению Людвиг инстинктивно подавлял кардинальными переменами образа жизни и экстравагантным поведением.

Детство, отрочество, юность

Людвиг Йозеф Иоганн родился 26 апреля 1889 года в семье одного из самых богатых людей Австро-Венгрии - сталелитейного магната Карла Витгенштейна. Три дочери, четыре сына и одна жена Витгенштейна-старшего жили в роскоши и благополучии. Впоследствии Людвиг даже утверждал, что в их особняке было девять роялей. Впрочем, биографы отказываются этому верить. Хотя доподлинно известно, что к Витгенштейнам регулярно захаживали композиторы Густав Малер и Иоганнес Брамс, а братья Ганс и Пауль были талантливыми пианистами, остается неясным, кто играл на оставшихся пяти инструментах. (К слову, после того как Пауль потерял на войне правую руку, Морис Равель специально для него сочинил знаменитый сейчас Концерт для фортепиано с оркестром ре минор для левой руки.) Сам же Людвиг в детстве отлично играл на кларнете.

Пауль Витгенштейн остался концертирующим музыкантом даже после того, как ему оторвало руку на войне.

По словам Витгенштейна, задумываться над философскими вопросами он стал уже в восемь лет: «Вижу себя стоящим у двери и размышляющим, зачем люди говорят правду, когда врать гораздо выгоднее».

Получив изрядное начальное домашнее образование, Людвиг отправился за средним. Примечательно, что одним из его одноклассников по Линцевской школе оказался Адольф Гитлер* (тогда еще известный под фамилией Шикльгрубер), который после захвата Австрии в 1938 году вынудит Витгенштейна принять английское гражданство.

* Примечание Phacochoerus"a Фунтика:
« Справедливости ради надо добавить, что единственным подтверждением этому служит найденная в 1998 году расплывчатая черно-белая фотография класса Витгенштейна, на которой при желании за юного Гитлера можно принять практически всех одноклассников Витгенштейна »

В 1908-м, после двух лет обучения на инженера-механика в Берлине, Людвиг поступил в Манчестерскую высшую техническую школу, где занимался разработкой математической модели пропеллера и выяснял особенности движения воздушных змеев в верхних слоях атмосферы. Затем у Витгенштейна появилось новое увлечение - математическая логика, и в 1911 году он уехал в Кембридж, где преподавал Бертран Рассел, автор многочисленных трудов по этому предмету.

Восходящая звезда европейской философии

Один из первых диалогов Витгенштейна и Рассела выглядел примерно так: «Скажите, профессор, я круглый идиот?» - «Не знаю. А почему вы спрашиваете?» - «Если я круглый идиот, я стану воздухоплавателем. Если нет - философом».

Своего нового студента лорд Рассел, судя по письмам, поначалу находил «чрезвычайно утомительным», «ужасным спорщиком» и «сущим наказанием». «Я попросил его принять допущение, что в этой комнате нет носорога, - писал возмущенный Рассел. - Но он не принял!» Но уже спустя каких-то полгода знаменитый логик заявил сестре Витгенштейна: «Мы ожидаем, что следующий значительный шаг в философии будет сделан вашим братом».

Настоящий фурор произвел первый же доклад 23-летнего Людвига, который назывался просто - «Что такое философия?». Чтобы раскрыть тему, Витгенштейну потребовалось четыре минуты.

Бертран Рассел первым признал в юном Витгенштейне гения.

Людвиг пробыл в Кембридже только до августа 1913 года. Да и то в последние полгода он чувствовал себя не лучшим образом - хандрил и все время говорил о своей скорой смерти (сроки печальной даты колебались от двух месяцев до четырех лет).

В конце концов, решив сменить обстановку, Витгенштейн со своим другом Дэвидом Пинсентом отправился путешествовать в Норвегию и неожиданно остался там надолго. Пинсент вернулся назад один. В Кембридже с облегчением решили, что Витгенштейн наконец-то окончательно сошел с ума. Но сам Людвиг был чрезвычайно доволен собой. Он считал время, проведенное на севере, самым продуктивным в своей жизни. Именно в Норвегии начинающий философ приступил к работе над своим знаменитым « Логико-философским трактатом » (единственная философская книга Витгенштейна, которая была издана при его жизни). При этом он, невзирая на расстояние, умудрился поссориться с Бертраном Расселом, которому не понравился менторский тон писем юного гения.

Родственники, друзья и просто знакомые с пугающей легкостью кончали жизнь самоубийством

Единственное, чего не хватало в Норвегии, - это приличных спарринг-партнеров. Витгенштейн считал, что философ, который не вступает в дискуссии, подобен боксеру, который не выходит на ринг. Людвиг писал Эдварду Муру, преподавателю Кембриджа, основателю аналитической философии: ты, мол, единственный на всем белом свете, кто способен понять меня, срочно приезжай. Тащиться на север Муру не хотелось, но Людвиг был весьма настойчив.

На самом деле он желал не только общения. Витгенштейн придумал передать с Муром диссертацию и получить степень бакалавра. Более того, когда Эдвард приехал в Норвегию, выяснилось, что ему придется выполнять еще и обязанности секретаря: работу под названием «Логика» он писал под диктовку Витгенштейна.

Но в Тринити-колледже отказались зачесть «Логику» как диссертацию: не было предисловия, обзора и списка использованной литературы. Узнав об этом, Витгенштейн написал Муру яростное письмо: «Если я не могу рассчитывать, чтобы для меня сделали исключение даже в таких идиотских деталях, то я вообще могу отправляться прямо к дьяволу; если же я вправе рассчитывать на это, а вы этого не сделали, то - ради Бога - можете сами отправляться к нему».

Миллионер

В 1913 году умер отец Людвига, оставив сыну в наследство огромное состояние. Витгенштейн не долго думал, куда деть отвлекавшие от размышлений о бренности существования деньги: он решил помочь бедствовавшим братьям по разуму - художникам, литераторам и философам. Двадцать тысяч крон от Витгенштейна получил Райнер Мария Рильке. Еще 80 тысяч были распределены среди других деятелей искусства. От остальных денег Витгенштейн отказался в пользу родственников.

Солдат

Началась Первая мировая война, и Витгенштейн решил отправиться на фронт. Не только из патриотических соображений. Он считал, что погибнуть на фронте гораздо почетнее, чем просто застрелиться на диване в гостиной или выпить яду в столовой. А если не убьют, то, как записал он в дневнике перед одним из боев, у него хотя бы будет «шанс стать приличным человеком».

Поначалу, правда, его по причине слабого здоровья не хотели брать на передовую. «Если это произойдет, я убью себя», - пригрозил Витгенштейн, постоянно искавший удобного случая свести счеты с опостылевшей жизнью. Так Людвиг попал на русский фронт и даже принял участие в Брусиловском прорыве. Естественно, на прорываемой стороне. В дневнике Витгенштейна можно найти запись, что в процессе прорывания он «потерял нить математических рассуждений».

Пасть смертью храбрых у Витгенштейна не получилось. Более того, он получил медаль за доблесть, а чуть позже был произведен в лейтенанты. Параллельно пришлось заканчивать работу над «Логико-философским трактатом».

Отправляясь добровольцем на фронт, Людвиг мечтал о скорой смерти.

В конце концов, в октябре 1918 года Витгенштейн попал в плен к итальянцам. Друзья Витгенштейна пытались освободить его досрочно, но Людвиг был против. Он не видел разницы между обычной жизнью и пленом и потому провел там на общих основаниях почти год.

Вернувшись домой, Витгенштейн узнал грустную новость: его кембриджский друг Дэвид Пинсент, воевавший за англичан, погиб в воздушном бою.

Учитель

В 1921 году, на 32-м году все еще продолжавшейся жизни, Людвиг выпустил в свет свой «Логико-философский трактат», вступление к которому пытался написать Рассел, но Витгенштейн нашел текст англичанина поверхностным и сочинил предисловие самостоятельно. Оно заканчивалось следующим пассажем: «Истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной». Следовательно, возвращаться к философской деятельности не имело смысла. И Витгенштейн совершил очередной финт - реализовал мечту каждого интеллигента: ушел в народ и стал учителем начальных классов. Причем не в какой-нибудь Вене, а в богом забытой альпийской деревушке Траттенбах.

Еще во время войны Витгенштейн прочитал толстовское переложение Евангелий, популярное в те годы в Европе, и впал в крайнюю степень толстовства. Людвиг, наверное, мечтал на фоне пасторальных пейзажей учить детей разумному, доброму, вечному, а по вечерам сидеть на завалинке, пить парное молоко и беседовать с мудрыми стариками. В действительности все вышло куда более прозаично. Свежий воздух не пошел на пользу его сплину. Спустя год Витгенштейн писал друзьям о том, что крестьяне пошлы, коллеги по школе подлы, да и вообще все люди ничтожны.

1925 год. Витгенштейн (крайний справа взрослый) и ученики Оттертальской начальной школы.

Жил Людвиг чрезвычайно скромно, питался так плохо, что даже самые бедные крестьяне приходили в ужас. Кроме того, Витгенштейна невзлюбили родители учеников: они полагали, что новый преподаватель внушает им отвращение к земледелию и соблазняет детей рассказами о городе.

Не помогло даже совершенное Витгенштейном «чудо». На местной фабрике сломалась паровая машина, и приглашенные инженеры не сумели ее починить. Людвиг, фактически проходя мимо, попросил позволения взглянуть на механизм, побродил возле машины и, позвав четверых рабочих, приказал им ритмично постукивать по агрегату. Машина заработала, а Витгенштейн, насвистывая Малера, пошел своей дорогой.

Получив огромное наследство, Людвиг избавился от него в считанные месяцы

Говорят, что учитель из Витгенштейна вышел отменный. Он возил детей на экскурсии в Вену, где рассказывал им об архитектуре и устройстве различных машин. Дети Людвига обожали. Даже несмотря на то, что Витгенштейн вполне в духе того времени применял телесные наказания.

За пять лет философ поучительствовал в трех деревушках. Работа в последней из них, в Оттертале, завершилась скандалом. В апреле 1926-го на него подали в суд: мол, преподаватель Витгенштейн так избивает учеников, что они падают в обморок, истекая кровью. Был и судебный процесс, и обследование на предмет психической вменяемости. Витгенштейна оправдали, но возвращаться в школу у него не было никакого желания.

Садовник и архитектор

Дом, над дизайном которого трудился Людвиг, до сих пор показывают туристам.

Еще учительствуя, Витгенштейн говорил о том, что хочет найти работу дворника или извозчика. В 1926 году у него появилась новая идея - стать монахом, но настоятель монастыря, куда Витгенштейн обратился, отговорил его. Пришлось три месяца довольствоваться местом садовника в венском монастыре, пока его сестра Гретль не сообщила, что собирается строить дом. Людвиг вызвался поучаствовать.

Мыслитель взял на себя самое главное - детали. Дверные ручки, двери, оконные рамы и прочее. Работа над домом продолжалась до 1928 года. Сестра осталась довольна.

Цитата не воробей

Заучи эти шесть знаменитых высказываний Витгенштейна и примени их, когда в следующий раз будешь знакомиться с девушкой на дискотеке.

Все, что может быть сказано, должно быть сказано ясно. Если бы я думал о Боге как о другом существе, подобном мне самому, вне меня, только бесконечно более могущественном, тогда бы я своей непосредственной задачей считал вызвать его на поединок. О чем нельзя говорить, о том нужно молчать. Я единственный профессор философии, который не читал Аристотеля. Граница моего языка - это граница моего мира. Люди, которые то и дело спрашивают «почему?», похожи на туристов, стоящих перед зданием и читающих в своем путеводителе об истории его создания. Это мешает им видеть само здание.

Жених

Маргарита Респингер была родом из Швеции и познакомилась с Витгенштейном в Вене, пока он лежал на квартире у сестры, залечивая ногу, поврежденную на строительстве дома. Маргарита происходила из богатой приличной семьи и, естественно, вовсе не интересовалась философией, что Людвигу, безусловно, нравилось.

Их роман длился пять лет. Каждый раз, когда Людвиг приезжал в Вену, Маргарита мужественно выносила совместные походы в кино, причем только на американские фильмы (европейские Людвиг считал слишком заумными), ужины в сомнительных кафе (бутерброды и стакан молока), а также крайне небрежную (в рабоче-крестьянском стиле) манеру одеваться.

Родители обвинили Витгенштейна в том, что он до крови избивает своих учеников

Не выдержала Маргарита совместной поездки в 1931-м - куда бы ты думал? - конечно, в Норвегию. Витгенштейн рапланировал все просто великолепно. Для того чтобы подготовиться к будущей совместной жизни, влюбленные должны были провести несколько месяцев отдельно (в разных домах, стоявших в десяти метрах друг от друга), размышляя о предстоящем серьезном шаге. Свою часть программы Витгенштейн выполнял отменно - размышлял изо всех сил. А Маргариты хватило всего на две недели. Да и то вместо того, чтобы читать подсунутую ей Людвигом Библию, невеста порхала по окрестностям, кокетничала с крестьянами, купалась и учила норвежский язык. А потом просто взяла и уехала в Рим. Дура!

Великий

Френк Рамсей, научный руководитель Витгенштейна

Пока Витгенштейн занимался черт знает чем, его «Трактат» будоражил мыслящие умы всего мира. В 20-е годы в австрийской столице был образован Венский логический кружок, и сочинение Витгенштейна для входивших в него математиков, физиков и философов стало священной книгой. Председатель Мориц Шлик изо всех сил пытался наладить контакт с Витгенштейном, чтобы пригласить гуру на заседания избранных членов кружка. Тот согласился лишь при условии, что никаких вопросов о философии ему задавать не будут, а тему для беседы он выберет сам. В результате Людвиг с удовольствием валял перед своими преданными поклонниками дурака: читал, например, стихи Рабиндраната Тагора.

Витгенштейн всегда был не слишком высокого мнения об умственных способностях окружающих и не верил в то, что кто-то способен воспринять его философию. Но в процессе общения с фанатами он вновь ощутил интерес к философии. Людвиг вернулся в Кембридж. Правда, мыслитель по-прежнему не имел ученой степени и поначалу числился в университете кем-то вроде аспиранта. Его научным руководителем стал Фрэнк Рамсей - он был на семнадцать лет моложе 40-летнего Витгенштейна.

Став преподавателем философии в Кембридже, Людвиг советовал студентам не заниматься этим предметом.

Чтобы получить степень доктора философии, Людвигу нужно было написать диссертацию и сдать экзамен. Экзаменаторами были Мур и Рассел. В результате защита превратилась в милую беседу старых друзей. В завершение Витгенштейн утешительно заявил профессорам: «Да не волнуйтесь, вы все равно никогда не поймете, что я имею в виду».

Готовясь к преподавательской деятельности - уже не в сельской школе, а в лучшем университете Европы, - Витгенштейн перенес очередной удар судьбы: накануне первой лекции от вирусного гепатита скончался его бывший научный руководитель Рамсей.

Витгенштейн и его кембриджский коллега Френсис Скиннер. 1933 год.

О том, как признанный философ читал лекции, слагались легенды. Бывало, он растягивался на полу и задумчиво разглядывал потолок, размышляя вслух над интересовавшей его проблемой. Зайдя в тупик, Витгенштейн громко называл себя дураком. Он едва ли не запрещал своим студентам профессионально заниматься философией. «Идите на завод! - говорил учитель. - Больше пользы будет». «Лучше читать детективные романы, чем философский журнал Mind», - добавлял он.

Некоторые студенты даже последовали его совету. Один из самых преданных учеников Витгенштейна, Морис Друри, бросил философский факультет и сначала помогал бездомным, а впоследствии прославился как врач-психиатр. Другой студент, Фрэнсис Скиннер, изучавший математику, к ужасу своих родителей и вовсе стал механиком.

Коммунист

В 1934 году Людвигу пришла очередная гениальная идея. Он решил уехать в Советский Союз на ПМЖ. Сын сталелитейного магната (такое часто случается) с одобрением относился к коммунистическому режиму, положительно отзывался о Ленине («Он, по крайней мере, пытался что-то сделать… Очень выразительное лицо, что-то монгольское в чертах. Неудивительно, что, несмотря на материализм, русские решили сохранить тело Ленина в вечности») и считал, что мавзолей - великолепный архитектурный проект. Что касается другого проекта, собора Василия Блаженного, то Витгенштейна восхищала история его создания. Согласно легенде, Иван Грозный приказал ослепить зодчих, чтобы они не смогли построить ничего более прекрасного. «Надеюсь, это правда», - говорил Людвиг, приводя в ужас собеседников.

Витгенштейн считал мавзолей Ленина прекрасным архитектурным проектом

Философ быстро выучил русский язык, «самый прекрасный язык, который можно воспринимать на слух». Без труда прошел собеседование в посольстве. Но и в СССР дела у Витгенштейна пошли не так, как он планировал.

Людвиг мечтал отправиться в экспедицию на Север, чтобы изучать жизнь диких народов, или стать, например, сталеваром. Но ему предложили кафедру в Казанском университете или для начала преподавать в МГУ философию (а там, глядишь, и научный коммунизм). Но еще сильнее оскорбился Витгенштейн, когда Софья Яновская, профессор математической логики, посоветовала ему побольше читать Гегеля.

Посетив за три недели Москву, Ленинград и Казань, Людвиг ни с чем вернулся в Кембридж.

Санитар

Когда началась Вторая мировая, Витгенштейн уже не мог отправиться на фронт: возраст не позволял. Тогда он устроился работать санитаром в лондонский госпиталь. Рассказывают, что и там он проявил себя настоящим философом: раздавая лекарства раненым, советовал ни в коем случае не пить эту гадость.

Когда в 1945-м наши войска подошли к Берлину, Людвиг искренне жалел Гитлера. «Только представьте, в какой ужасной ситуации находится сейчас такой человек, как Гитлер!» - говорил Людвиг.

И снова философ

Могила Витгенштейна на кембриджском кладбище.

После войны Витгенштейн продолжал страдать от депрессии, попутно работая над своим вторым главным сочинением - «Философскими исследованиями». Этот труд философ завершить так и не успел. В 1951 году он скончался от рака простаты.

«Передай им, что у меня была прекрасная жизнь», - сказал он перед смертью супруге своего лечащего врача миссис Бивен. Миссис Бивен передала.

Философский камень в твой огород

Все, что нужно знать о воззрениях Витгенштейна для поддержания непринужденной беседы в кругу интеллектуалов.

Традиционная философия занимается вопросами бытия («Что было вначале: курица или археоптерикс?)», этики («Тварь я дрожащая или это все остальные такие дураки?»), метафизики («Бывают ли привидения на самом деле?») и прочих подобных вещей.

Аналитическая философия , одним из столпов которой стал Витгенштейн, считает, что все эти проблемы надуманы и возникли лишь в результате несовершенства языка, затемняющего и путающего мысль. Витгенштейна интересовало, как функционирует язык и как используются различные слова. (Почему, к примеру, мы называем зеленое - «зеленым»?)

Каждое предложение языка, по Витгенштейну, соответствует совершенно определенной картине, то есть отображает какой-либо факт («Маша ела кашу»). Но вот в чем именно состоит соответствие между предложением и фактом - не может быть выражено словами, хоть ты тресни.

«Логико-философский трактат» - труд, принесший Витгенштейну всеобщее признание, - невелик, в нем каких-то 80 страниц. В отличие от подавляющего большинства философских трудов, «Трактат» написан нормальным человеческим языком. Витгенштейн вообще считал, что любая терминология - полная ерунда. Даже очень сложные проблемы - метания человеческой души, восприятие универсума - можно обсуждать, используя самые что ни на есть обыденные слова, такие как «утюг» или «зафигачить». А если нельзя, то и говорить об этом не стоит.

Для большего удобства книга к тому же еще и разбита на пункты , как статья в глянцевом журнале или инструкция по пользованию этим миром:

1. Мир - это все, чему случается быть.
1.1. Мир есть совокупность фактов, а не вещей.
1.11. Мир определен фактами и тем, что это все факты.

Фото: Corbis / RPG; Hulton Getty / Fotobank.com; Getty / Fotobank.com; Gettyimages.

Людвиг Витгенштейн

Витгенштейн (Wittgenstein) Людвиг (1889-1951) - австро-английский философ, Проф. философии в Кембриджском ун-те в 1939-1947. Философские взгляды В. сформировались как под воздействием определенных явлений в австр. культуре нач.20 в., так и в результате творческого освоения новых достижений в сфере логико-математического знания. В молодости В. был близок деятелям венского литературно-критического авангарда, находившегося под влиянием эстетической программы издателя жур. "Факел" К. Крауса. В центре внимания здесь была проблема разграничения ценностного и фактического в искусстве. Др. важным стимулом для В. послужили концепции Г. Фреге и Б. Рассела, под руководством которых он некоторое время работал. У первого В. воспринял и творчески переработал понятия пропозициональной функции (что позволило отказаться от устаревшего способа анализа предложений в субъектно-предикатной форме) и истинностного значения, семантическое различение смысла и значения языковых выражений. У второго - метод логического анализа языка, направленный на выявление "атомарных предложений", которым в реальности соответствуют "атомарные факты", а также отдельные элементы логицистской программы обоснования математики.

Первоначальная позиция В. сформулирована в его "Дневниках 1914-1916 годов" (Notebooks 1914-1916. Oxford, 2 ed., 1979). В них В. выражает уверенность в безграничных возможностях новой логики, в особенности логического синтаксиса. Философия, по его мнению, должна описывать практику использования логических знаков. Мировоззренческие фрагменты "Дневников" противоречиво сочетают пессимистические (в духе А. Шопенгауэра) и оптимистические мотивы в вопросе о смысле жизни. Данный текст, а также некоторые др. подготовительные материалы послужили основой для главной работы его "раннего" периода - "Логико-философского трактата" (Tractatus Logicophilosophicus). Трактат был написан в 1918, опубликован в 1921 в Германии.

В 1922 вышел его англ. пер. с предисловием Рассела, принесший В. широкую известность среди англоязычных философов. Предисловие Рассела, в котором разбирались в основном логические идеи, вызвало несогласие В., считавшего самым важным ее философско-мировоззренческое содержание. В 1920-1930-е гг. логические позитивисты Венского кружка истолковывали отдельные положения трактата как предвосхищение своей антиметафизической программы и доктрины верификационизма. Книга написана в виде афоризмов, обозначенных цифрами, указывающими на степень важности того или иного афоризма. Логическая символика, применяемая в трактате, несмотря на очевидное влияние логико-математических работ Фреге и Рассела, во многом оригинальна, Цель книги в определенном плане перекликается с целями кантовских критицизма и трансцендентализма, ориентированных на установление пределов познавательных способностей. В. ставит вопросы об условиях возможности содержательного языка, стремится установить пределы мышления, обладающего объективным смыслом и несводимого к к. - л. психологическим особенностям. При этом мышление отождествляется с языком, а философия принимает форму аналитической "критики языка".

Язык в ранней концепции В. выполняет функцию обозначения "фактов", основу для чего создает его внутренняя логическая структура. В этом смысле границы языка совпадают с границами "мира". Все, что оказывается за пределами "мира фактов", называется в книге "мистическим" и невыразимым. Попытки сформулировать метафизические, а также религиозные, этические и эстетические предложения неизбежно порождают бессмыслицу. Дело в том, что лишь предложения естествознания, согласно В., сами будучи фактами, способны быть "образами" фактов, имея с ними общую "логическую форму". Последняя может быть "показана" с помощью совершенной логической символики. Невыразимость в языке "логической формы" и отсутствие смысла у логических предложений (которые суть тавтологии или выводимы из тавтологий) объясняются тем, что наличие такой формы и есть главное условие осмысленности. Невыразимы в языке и все этические, эстетические и религиозные предложения, как и предложения "метафизики", включая и метафизические взгляды самого В. - все они признаются бессмысленными. Крайний панлогизм приводит В. к мировоззренческой позиции, созвучной философии жизни.

Факты в "Трактате" ограничены "мистическим", т.е. тем, что невыразимо и представляет собой интуитивное созерцание "мира" в целом. Научными, рациональными средствами в эту сверхъестественную сферу не пробиться. Отрицание реальности к. - л. каузальных связей между фактами порождает у В. пассивное отношение к миру, в котором, как он считал, ничего нельзя изменить. В отличие от конкретной науки философия, согласно В., не есть теория, стремящаяся к истине - она является аналитической деятельностью по прояснению логической структуры языка, устранению неясностей в обозначении, порождающих бессмысленные предложения. Такая позиция отчасти предвосхитила "антиметафизическую" программу Венского кружка. В "Трактате" устанавливается полное соответствие между онтологическими и семантическими понятиями: "объекты" реальности обозначаются "именами", сочетания "объектов" (факты) - сочетаниями "имен", т.е. предложениями, обладающими смыслом. Элементарные предложения, как и элементарные факты, абсолютно независимы по отношению друг к другу. Все сложные предложения трактуются как функции истинности элементарных предложений. Подобная концепция вела к аналитическому взгляду на язык и обозначаемую им реальность.

Отказ в кон. 1920-х гг. от принципа независимости элементарных предложений явился одним из первых признаков трансформации всего учения В. Видение мира как организованного целого, подход к миру с "т. зр. вечности" должны, согласно В., привести к правильной этико-мировоззренческой позиции. Данная доктрина до сих пор оказывает влияние на ряд этико-религиозных учений на Западе. В рус. пер. трактат опубликован дважды: Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958; Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч.1. В кон. 1920-х гг.В. осуществил пересмотр своей ранней позиции, отказался от выявления априорной структуры языка. В связи с этим им подчеркивалось многообразие способов употребления слов и выражений естественного языка. Значение, согласно В., не есть объект, обозначаемый словом; оно также не может быть ментальным "образом" в нашем сознании. Только использование слов в определенном контексте (см.: Языковые игры) и в соответствии с принятыми в "лингвистическом сообществе" правилами придает им значение. Проблему значения В. тесно связывал с проблемой обучения языку; при этом он критиковал теорию остенсивных (указательных) определений, подчеркивая их ограниченную применимость.

В своем главном произведении позднего периода его творчества "Философские исследования" (Philosophische Untersuchungen) В. развивает этот круг идей. Работа над данным текстом (как и над материалами о философии математики) велась с сер. 1930-х гг. вплоть до смерти философа в 1951. Книга была опубликована в 1953 одновременно с ее англ. пер. Авторское предисловие, в котором говорится о необходимости издания этой книги вместе с ранним "Логико-философским трактатом" для того, чтобы по контрасту более ярко предстали особенности нового подхода, было написано в 1945.В. отказался в этой работе от "пророческого" стиля "Трактата". Текст разделен на две неравные части, из которых первая имеет более завершенный и готовый к публикации характер, чем вторая.

• 1) § 1-133 - концепция языка и значения
• 2) § 134-427 - анализ эпистемологических (предложение, знание, понимание) и психологических (ощущение, боль, переживание, мышление, воображение, сознание и др.) понятий
• 3) § 428-693 - анализ интенциональных аспектов этих понятий.

Текст "Исследований" начинается с критики "традиционного" понимания значения как некоторого объекта, соответствующего тому или иному слову (имени, знаку). Одновременно опровергается связанная с этой концепцией остенсивная теория обучения языку.

Взамен предлагается концепция "значения как употребления", для обоснования которой используется понятие языковых игр. Любое слово имеет значение лишь в контексте употребляемого предложения.В. стремится переориентировать мышление философов с поиска общего и существенного на поиск и описание всевозможных различий. В этом смысле сам текст этого произведения есть своеобразная "тренировка" такой способности различения, осуществляемая на большом количестве примеров. При этом особое внимание придается правильной постановке вопросов. Продолжая номиналистическую традицию, отвергает наличие реальной общности языковых феноменов. Признается лишь специфическая взаимосвязь, называемая "семейным сходством". "Кристальная чистота" своей ранней логико-философской концепции признается поздним В. особенностью лишь одной из частных "языковых игр". В то же время сохраняется оценка филос. исследования как аналитической процедуры, которая, однако, уже ориентирована на естественный язык, а не на "совершенный" язык формальной логики.

Философия, по замыслу автора, должна возвращать словам их привычное употребление, вызывая у нас "наглядные представления" такого употребления и способность "видеть аспекты".В. надеялся, что если подобное исследование сделает языковые связи открытыми (при этом скрытая бессмыслица станет явной), то уже нечего будет объяснять, а все филос. проблемы (трактуемые как "заболевания") исчезнут сами собой. В "Исследованиях" В. развивает также критику "ментализма", в особенности настойчиво выступает против трактовки понимания как духовного процесса. По его мнению, понимание, как и любая др. форма лингвистической или нелингвистической активности человека, правилосообразно. Но люди обычно не рефлектируют по поводу "правил", а действуют инстинктивно, "слепо".

В. отмечает, что язык как средство коммуникации не может даже в "мысленном эксперименте" быть представлен как сугубо индивидуальный, приватный язык. Появление "Философских исследований" оказалось событием, на много лет вперед определившим характер и тенденции развития зап. философии, различных направлений аналитической философии прежде всего, Одной из причин отмеченного изменения позиции В. в кон. 1920-х гг. послужило его знакомство с математическим интуиционизмом. В своих "Заметках по основаниям математики" (Remarks on the Foundations of Mathematics. Oxford, 1969) он разрабатывает своеобразный кодекс "лингвистического поведения" математиков. В основе несогласия с формалистскими и логицистскими путями обоснования математического знания лежало его убеждение в ошибочности использованных при этом "традиционных" концепций значения математических выражений. В философии математики В. развиваются некоторые идеи в духе математического конструктивизма. Он выступает против неограниченного применения закона исключенного третьего, терпимо относится к противоречиям в математических системах, В самом позднем тексте В., впоследствии озаглавленном "О достоверности" (On Gertainty. Oxford, 1969), рассматриваются эпистемологические вопросы и проблема скептицизма. Согласно В., сами понятия "сомнение" и "достоверность" возникают лишь в определенных системах человеческой деятельности. Сомнение всегда с необходимостью предполагает нечто достоверное, а именно определенные парадигматические предложения, не нуждающиеся в обосновании, Именно такие предложения, по его мнению, формируют наше представление о реальности, В философии В. были поставлены и разработаны вопросы, во многом определившие характер всей новейшей англо-американской аналитической философии.

людвиг витгенштейн язык философский

Существуют также попытки сближения витгенштейнианства с феноменологией и герменевтикой, с различными видами религиозной философии. В последние годы на Западе опубликованы многие тексты В. из его обширного рукописного наследия.

Австрийско-британский философ, профессор Кембриджского университета (1939-1947), скиталец и подвижник. Основоположник двух этапов становления аналитической философии в 20 в. - логического (совместно с Расселом) и лингвистического. Автор термина "картина мира". Поклонник учения позднего Л.Н. Толстого. (Шесть лет В. проучительствовал в провинциальных населенных пунктах Нижней Австрии, опубликовал учебник по немецкому языку для народных школ - вторую после "Трактата" и последнюю, опубликованную при жизни В., его книгу.) В 1935 В. посетил Ссср - в процессе поездки отказался от своего намерения принять участие в какой-либо языковедческой экспедиции Института народов Севера. Ему также предлагалось возглавить кафедру философии Казанского университета. Во время Второй мировой войны В., в частности, исполнял обязанности санитара в военном госпитале. Интенсивно занимался экспериментальными исследованиями в областях новейших технологий - работал с реактивными двигателями, ряд достижений В. был запатентован. Автор ряда широко известных философских произведений, из которых наибольшее влияние на формирование современного ландшафта философской мысли оказали такие книги, как "Логико-философский трактат" (1921), "Философские исследования" (1953 опубликована посмертно), "Заметки по основаниям математики" (1953), "О достоверности" (1969) и др.

Формирование личности В. проходило в тот период (конец 19 - начало 20 в.), когда венская культура достигла значительных высот в области музыки, литературы, психологии. Знакомство с творчеством Брамса, Казельса, с публицистикой основателя авангардного журнала "Факел" К. Крауса, несомненно, оказало влияние на становление богатой творческой индивидуальности В. Философия также рано вошла в круг его интересов. В юности В. читал работы Лихтенберга и Кьеркегора, Спинозы и Августина. Одной из первых философских книг В. была книга Шопенгауэра "Мир как воля и представление". Большое влияние на В. оказало знакомство с идеями Фреге, у которого он некоторое время учился, и Рассела, с которым он долгое время поддерживал дружеские отношения.

Парадигмальными основаниями философского творчества В. явились принципы, вполне созвучные фундаментальным принципам миропонимания 20 ст.:

• а) противопоставление В. этического и логического (того, что "может быть лишь показано", и того, "о чем можно говорить" - ср. "принцип дополнительности" Бора)
• б) отказ В. от сомнения в тех областях, где "нельзя спрашивать" - ср. "принцип неполноты" Геделя
• в) идея В., что "вопросы, которые мы ставим, и наши сомнения основываются на том, что определенные предложения освобождены от сомнения, что они, словно петли, на которых вращаются эти вопросы и сомнения. Если я хочу, чтобы дверь поворачивалась, петли должны быть неподвижны" - ср. "принцип неопределенности" Гейзенберга.

В творчестве В. выделяют два периода. Первый из них связан с написанием (во время нахождения в плену)"Логико-философского трактата", первое издание которого было осуществлено в Германии (1921), а второе в Англии (1922). Основной замысел книги В. видел не в построении развитой теории предложения как образа мира, а в создании особой этической позиции, целью которой является демонстрация того тезиса, что решение научных проблем мало что дает для решения экзистенциальных проблем человека. Тот, по В., кто осознал это, должен преодолеть язык "Трактата", подняться с его помощью еще выше. (В 1929 В. говорил: "Я вполне могу себе представить, что подразумевает Хайдеггер под бытием и ужасом. Инстинкт влечет человека за границу языка. Подумаем, например, об удивлении перед тем, что что-то существует. Оно невыразимо в форме вопроса и на него нельзя дать никакого ответа. Все, что мы можем сказать, априори может быть только бессмыслицей. И тем не менее мы постоянно стремимся за границу языка. Это стремление видел и Киркегор и обозначил как стремление к парадоксам. Стремление за границу языка есть этика. Я считаю очень важным, чтобы всей этой болтовне об этике - познание ли она, ценность ли она, можно ли определить благо - был положен конец. В этике постоянно пытаются высказать что-то такое, что сущности вещей не соответствует и никогда не будет соответствовать. Априори признается: какое бы определение блага мы не дали, всегда будет иметь место неправильное понимание, ибо то, что действительно имеют в виду, выразить нельзя. Но само стремление за границу языка указывает на нечто. Это сознавал уже св. Августин, когда говорил: "И ты, скотина, не хочешь говорить бессмыслицу? Говори одну бессмыслицу, это не страшно".)

Что касается логической стороны, то в основе данного произведения лежало стремление В. дать точное и однозначное описание реальности в определенным образом построенном языке, а также при помощи правил логики установить в языке границу выражения мыслей и, тем самым, границу мира. (Вся философия, по убеждению В., должна быть критикой языка.) Несмотря на то, что в "Логико-философском трактате" В. говорит о том, что "Я" есть мой мир и границы моего языка определяют границы моего мира, его позицию нельзя назвать позицией солипсизма, потому что В. не отрицал как возможности познания мира, что зафиксировано в его теории отображения, так и существования других Я, о чем свидетельствуют последние этические афоризмы "Трактата". (По мысли В., "языковость нашего опыта мира предшествует всему, что познается и высказывается как сущее. Поэтому глубинная связь языка и мира не означает, что мир становится предметом языка. Скорее то, что является предметом познания и высказывания, всегда уже охвачено мировым горизонтом языка".

Иными словами, по В., невозможно отыскать такую позицию вне языкового опыта мира, которая позволила бы сделать последний предметом внешнего рассмотрения.) На логическую составляющую "Трактата" большое влияние оказала логика Фреге, из которой В. позаимствовал такие понятия, как "смысл", "пропозициональная функция", "истинное значение", а также некоторые из идей Рассела: идея создания идеального логического языка; идея о том, что логика составляет сущность философии; гипотеза бессмысленности предложений традиционной метафизики.

По мысли В., класс естественнонаучных предложений - это "совокупность всех истинных предложений", а поскольку "философия не является одной из естественных наук", она не в состоянии генерировать подобные предложения. (Требование Спинозы, что высказывания философа должны быть "без гнева и пристрастия", В. дополнил - см. т. наз. Большой машинописный текст - "правилом правомерности":". наша задача состоит в том, чтобы говорить правомерные вещи. вскрывать и устранять неправомерности философии, но не создавать на их месте новые партии - и системы верований".) Тем не менее, в соответствующей традиции неоднократно отмечалось, что и витгенштейновские "положения вещей", реально не существующие в мире, и его "элементарные пропозиции", реально отсутствующие в речи, являли собой скорее образно-мифологические фикции, нежели теоретические конструкты. (Именно терминологическая организация "Трактата", являвшего собой скорее "развернутый мифопоэтический дискурс", нежели жесткую работу по философии логики, обусловила то, что специализированная математическая логика 20 в. по большей части проигнорировала нюансированные размышления В., пойдя по пути Фреге - Рассела.)

На неомифологические мотивы творчества В. не могли не оказать влияния постулаты квантовой механики с ее неделимыми и невидимыми элементарными частицами - ср. у Я.Э. Голосовкера: "Новая наука о микрообъекте создает новую мифологию науки - мир интеллектуализированных объектов". Тем не менее, весьма значимым для истории философии можно считать критику В. классической картины мира как метафизики бытия, рассчитываемого и управляемого. Идея реальности "законов природы", индоктринированная Просвещением в умы людей, была не более чем контрмифологией, устраняющей мифологию первобытного типа. Подобная демистификация мира заместила мифологию первобытного предрассудка - мифологией разума.В. писал:". в основе всего современного мировоззрения лежит иллюзия, что так называемые законы природы объясняют природные явления.

Таким образом, люди останавливаются перед естественными законами как перед чем-то неприкосновенным, как древние останавливались перед Богом и судьбой". После опубликования "Логико-философского трактата" В. на целых восемь лет покидает философское сообщество. Одной из причин этого ухода послужило написанное Расселом предисловие к "Трактату", в котором он остановился исключительно на логических достижениях книги, а ее этическую сторону оставил без должного внимания, что дало повод В. для резкой критики Рассела. С началом 1930-х связано начало второго этапа философской эволюции В., который характеризуется переходом от языка логического атомизма (объект, имя, факт) к новой "языковой игре", целью которой является устранение ловушек естественного языка путем терапии языковых заблуждений, перевод непонятных предложений в более совершенные, ясные и отчетливые. По словам В., "весь туман философии конденсируется в каплю грамматики". В первоначальном виде концепция В. была представлена в двух курсах лекций, которые он прочитал в 1933-1935. Позднее, при опубликовании, они получили название "Голубой и коричневой книги". Свой наиболее законченный вид программа В. принимает в "Философских исследованиях", основной работе позднего периода. В этом произведении главными выступают понятия "языковые игры" и "семейное подобие". Языковая игра - это определенная модель коммуникации или конституция текста, в которой слова употребляются в строго определенном смысле, что позволяет строить непротиворечивый контекст.

Языковая игра дает возможность произвольно, но строго описать факт, явление, построить модель поведения человека или группы, задать самим построением текста способ его прочтения. При этом на первый план выступает то, что можно было бы назвать "анатомией чтения" - ситуация, когда одна возможная языковая игра прочитывается принципиально различными стратегиями. Интересно отметить, что в такой ситуации происходит превращение и изменение языковой игры из того, что уже создано и написано как текст, в то, что создается различными стратегиями чтения.

Большое значение для В. имел вопрос о том, как возможна коммуникация различных языковых игр. Этот вопрос решался В. при помощи введения в свою систему концепта "семейное подобие".В. утверждает и доказывает с помощью идеи "семейного подобия", что в основе коммуникации лежит не некая сущность языка или мира, а реальное многообразие способов их описания. Идея "семейного сходства" используется В. для прояснения пути образования абстракций. В "Философских исследованиях" В. показывает, что тому, что в языке обозначается с помощью определенного слова или понятия, в реальности соответствует огромное множество сходных, но не тождественных между собой явлений, процессов, включающих в себя многочисленные случаи взаимопереходов. Такое понимание происхождения абстракций говорит о том, что метод "семейного сходства" является сугубо номиналистической идеей и служит для развенчания представлений о том, что в основе какого-либо понятия (например, "сознание") лежит конкретная сущность. Кроме указанных выше, особое внимание В. привлекали проблемы природы сознания, механизмов его функционирования и их выражения в языке, проблема индивидуального языка и его понимания, вопросы достоверности, веры, истины, преодоления скептицизма и мн. др.В. пытался элиминировать из европейского философского мировоззрения картезианские оппозиции (объективного и субъективного, внутреннего как мира сознания и внешнего как мира физических вещей и явлений). По мысли В., подлинность "значения" слов, традиционно трактуемого как субъективные образы-переживания сознания индивида, можно установить исключительно в границах коммуникационного функционирования языкового сообщества, где нет и не может быть ничего сугубо внутреннего. (Даже переживание боли, всегда осуществляемое посредством определенных языковых игр и инструментария коммуникации, по мнению В., выступает способом его осмысления и - тем самым - конституирования.)

Несмотря на то, что в творчестве В. выделяют два периода, его взгляды представляют органичное целое по ряду ключевых вопросов - что такое философия, наука и человек. (Универсальной предпосылкой всего его творчества выступила максима: "Мы говорим и мы действуем".) В. отверг мировоззрение, согласно которому человек понимался обладателем сугубо собственного сознания, "противоположенного" внешнему миру, существом, "выключенным" из этого мира, "внешним" по отношению к нему, а также (благодаря науке) способным активно манипулировать окружающими вещами. (В контексте переосмысления проблемы "философия как зеркало природы" Рорти отстаивает идею, что лишь В. и Хайдеггер являют собой ведущих представителей философии 20 в.) Пожалуй, совмещение оригинального понимания В. сути самой философии и детальных реконструкций собственно философских "техник" (характеристики формулируемых вопросов, типы аргументации и т.п.) - придали идейному наследию мыслителя особое своеобразие. В. пришел к выводам, что наука - это лишь одна из языковых игр, неукоснительное исполнение правил которой отнюдь не предзадано. Конституирование экспериментальной науки о человеке по шаблонам естественных наук, по В., неосуществимо.

По его мнению, необходимо замещение традиционной психологии -

• а) комплексным пониманием межличностной практики, фундируемой "жизненными формами", как коммуникации по известным правилам
• б) концепцией "языковых игр", точно так же необосновываемых, как и сами "жизненные формы"
• в) конвенциональным молчаливым согласием участников коммуникации относительно указанных правил на основе доверия к сложившейся соответствующей традиции.

И, как следствие, только посредством философского анализа процессов речевой коммуникации в разнообразных речевых играх достижимо осмысление того, что именуется психической жизнью человека. Проблема жизни вообще не может быть разрешена, по мнению В., посредством правил, предписаний и каких бы то ни было максим, ее решение - в осуществлении ее самое. По мысли В., "решение встающей перед тобой жизненной проблемы - в образе жизни, приводящем к тому, что проблематичное исчезает. Проблематичность жизни означает, что твоя жизнь не соответствует форме жизни. В таком случае ты должен изменить свою жизнь и приспособить ее к этой форме, тем самым исчезнет и проблематичное".

Согласно взглядам В. как раннего, так и позднего периодов, философия - не учение или теория, не совокупность высказываний (ибо они бессмысленны), а деятельность, деяние, целью которой является прояснение языка, а следовательно, и мира, т.е. показ себя самое в действии. Философия, согласно В., "призвана определить границы мыслимого и тем самым немыслимого. Немыслимое она должна ограничить изнутри через мыслимое". Результатом этой деятельности должно явиться более четкое и ясное понимание предложений языка и его структуры. По мысли В., "правильный метод философии, собственно, состоял бы в следующем: ничего не говорить, кроме того, что может быть сказано, т.е. кроме высказываний науки, - следовательно, чего-то такого, что не имеет ничего общего с философией, - а всякий раз, когда кто-то захотел бы высказать нечто метафизическое, показывать ему, что он не наделил значением определенные знаки своих предложений". Если на первом этапе целью интеллектуальных усилий В. выступал сконструированный по логическим законам язык, то на втором - естественный язык человеческого общения. По мысли В., структура языка суть структура мира. Смыслом творчества В. явилось желание гармонизировать реальность и логику при помощи достижения полной прозрачности и однозначной ясности языка. Мир, по В., - совокупность вещей и явлений, которую невозможно да и нельзя точно описать. Позитивизм В. тесно сопрягался с его мистицизмом; будучи своеобычным аскетом, стремившимся этикой трансформировать мир, размышляя преимущественно афоризмами, репликами и парадоксами, В. был убежден в том, что "о чем нельзя сказать, о том нужно молчать" (такова последняя фраза его "Трактата")

Список литературы

• 1. Лекция об этике. Заметки о "Золотой ветви" Дж. Фрэзера // Историко-философский ежегодник. М., 1989
• 2. Философские работы. М., 1994. Ч.1, 2 (кн.1)
• 3. Werkausgabe in 8 Bde. Frankfurt am Main, 1984, Козлова М.С. Концепция философии в трудах позднего Витгенштейна // Природа философского знания. М., 1974
• 4. Грязнов А.Ф. Эволюция философских взглядов Л. Витгенштейна. М., 1984
• 5. Он же. Язык и деятельность: критический анализ витгенштейнианства. М., 1991
• 6. Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. М., 1993
• 7. Сокулер З.А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX в. Долгопрудный, 1994, А.Ф. Грязнов
• 8. Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ariom.ru/

Крупнейший философ нашего времени Людвиг Витгенштейн парадоксален и харизматичен. Удивительно, но этот человек, напряженно переживавший собственную отрешенность от современников, всегда считавший, что его идеи неправильно поняты и извращены, во многом способствовал формированию принципов современного мышления. Философия до него строила теории мироздания с древности. Витгенштейн же был одним из тех мыслителей, под влиянием которых эта наука стала по преимуществу философией языка: она исследует, что и как мы можем сказать о мире. В глазах большинства людей философия выглядит самым отвлеченным делом, которое только можно придумать. В действительности работа с основами нашего мышления всегда имеет огромные последствия, она предопределяет судьбу культуры. Витгенштейн походил на философов Древней Греции тем, что осмеливался жить как философ. В наше время человек, для которого философия - не профессия, не развлечение ума, не средство для чего бы то ни было, а естественная форма жизни, поражает воображение.

Шезлонг в атмосфере Кембриджа

Оксфордский профессор Джон Мэббот, никогда до того не видевший Людвига Витгенштейна, столкнулся с ним в холле одной философской конференции. Витгенштейн выглядел по своему обыкновению. Положенных профессору философии шляпы и галстука он в жизни не носил. Решив, что незнакомец в шортах и с рюкзаком ошибся дверью, Мэббот заметил:

Боюсь, здесь собираются философы.

Я боюсь того же самого, - ответил Витгенштейн. Мысль о философии как профессии была Витгенштейну отвратительна. По его словам, лучше читать детективы, нежели кембриджский философский журнал «Mind». Сам он, разумеется, так и поступал. Однажды друг Витгенштейна Морис О"Кон Друри рассказал ему о своем приятеле, который отказался защищать диссертацию, поскольку понял, что не сделает в философии ничего оригинального. Витгенштейн объявил, что за это приятелю Друри и следовало присудить степень доктора философии. В другой раз Людвиг написал так: «Начало подлинной оригинальности в том и состоит, чтобы не желать быть тем, чем вы не являетесь». Его приводил в несказанный восторг библейский стих: «Какая польза человеку, если он завоюет весь мир и при этом потеряет свою душу?»

Своим ученикам он советовал найти себе лучшее применение. Чем плохо выучиться какому-нибудь дельному ремеслу? На тот счет, что кто-то из них способен воспринять его философию, Витгенштейн не строил иллюзий: «Мои размышления напоминают плакат над кассами английского вокзала «А вам действительно необходимо ехать?» (Дело было сразу после Второй мировой войны.) Как будто, прочитав его, кто-то скажет самому себе: «Если хорошенько подумать, то нет»». Тихий английский юноша, математик Фрэнсис Скиннер, подружившись с Витгенштейном, к несказанному ужасу родителей, стал слесарем. Тот же Друри, бросив философию и Кембридж, отправился помогать безработным Ньюкасла. Молодые люди невольно копировали интонации и жесты Витгенштейна. Когда в старости Витгенштейн посетил в Америке лекцию своего бывшего ученика Нормана Малкольма, студентам он показался «вылитым Малкольмом».

Атмосферу Кембриджа Людвиг находил удушающей. По его утверждению, лично его спасало то, что он умеет «вырабатывать собственный кислород». Имя Витгенштейна было окружено множеством смелых предположений. Про него рассказывали, что наиболее существенным предметом домашней обстановки ему служит шезлонг. Что он читает свои лекционные курсы, растянувшись на полу и задумчиво разглядывая потолок. Оставить «бессмысленную работу преподавателя» («это как смерть заживо!» - писал он в сердцах, возможно, сгущая краски) Витгенштейну долгое время препятствовала тривиальная нужда зарабатывать на жизнь. Когда наконец философ подал в отставку и перебрался в Ирландию, в Кембридже говорили, будто он уехал пасти овец в Турцию.

Университетские лекции Витгенштейна, совершавшиеся у него на квартире, отличались своеобразием, хотя, надо сознаться, - не до такой степени. Во-первых, знаменитых шезлонгов было два. Они поочередно и служили лектору вместо кафедры. По полу профессор не катался. Помимо того, имелись ломберный столик, заменявший Витгенштейну письменный, стул, несгораемый сейф для рукописей и большая печь, которая на время лекций играла роль эпитета для туго соображающих слушателей («С тем же успехом я мог бы распинаться перед этой печью!»). В углу были свалены кипы детективных журналов. В соседней комнате, служившей профессору спальней, стояла раскладушка. Студентам полагалось являться со своими стульями либо устраиваться на полу.

То, что у Витгенштейна называлось словом «лекция», не проистекало ни из каких учебных планов. Она состояла в том, что Витгенштейн принимался философствовать прилюдно и вслух, разбирая ту проблему, которая в данный момент владела его умом. Он просто пускал посторонних в свой бешено работающий мозг. «Это было одним из проявлений его абсолютной, беспредельной честности», - вспоминает Малкольм. Разумеется, в такой «лекции» не оказывалось ни грамма отстраненного профессорского артистизма, бывшего, в глазах Витгенштейна, всего лишь морочившим студентов кривлянием. По свидетельству очевидцев, ход его рассуждения время от времени прерывался сообщениями «Я дурак» и выражениями сомнения в том, что на этот раз он сумеет продолжить.

На деле занятия никогда не заканчивались раньше вечера, оставляя Витгенштейна в полном изнеможении. Едва его слушатели со своими грохочущими стульями направлялись к двери, он умоляюще обращался к кому-нибудь из них: «Пойдем в кино?» По пути в кинотеатр он обыкновенно покупал булочку с изюмом или пирог с мясом, чтобы съесть во время сеанса. Подобно детективам, кинематограф был для него насильственным способом выключить измученный мозг. Потому его предпочтения распространялись на непритязательное американское кино. В английских фильмах он находил тяжесть вымученного интеллектуализма, возможно, по причине предубеждения против английской культуры вообще. Живя в Англии, Витгенштейн не был англофилом.

Сын миллионера

Витгенштейн избегал быть в центре внимания и уклонялся от любых контактов, которые считал для себя нежелательными. Больше всего на свете он ненавидел тех, кто интересовался его частной жизнью. Когда издатель однажды попросил его дать о себе биографические сведения, Людвиг был взбешен: «Пишите, что вам угодно, только я не могу понять, зачем рецензенту нужно знать мой возраст. Возможно, он верит в астрологию, тогда я могу сообщить дату и час своего рождения, чтобы он смог составить мой гороскоп».

Людвиг Витгенштейн родился 26 апреля 1889 года в Вене и умер 29 апреля 1951 года от рака простаты в Кембридже. После его кончины многие уважаемые издания, в частности лондонская The Times, сообщали, что Витгенштейн происходил из известного княжеского рода. (Мы по справедливости вспомним хотя бы графа Петра Христиановича Витгенштейна, чей корпус в войну 1812 года прикрывал от Наполеона Санкт-Петербург.) Путаницы добавили некоторые из самих «аристократических» Витгенштейнов, которые соглашались подтвердить их родство. История семьи Витгенштейна темна и запутанна и, скорее всего, потому, что в ноябре 1938 года эсэсовцы сожгли синагогу в Корбахе, где погиб ее архив.

Отец Людвига Карл Витгенштейн был крупнейшим промышленником, королем сталелитейной индустрии Дунайской монархии. Про него говорили: «австро-венгерский Крупп». К этому факту своей биографии Витгенштейн примерялся так: «Мой отец был бизнесменом. И я тоже бизнесмен. Я хочу, чтобы моя философия походила на бизнес. Чтобы она что-то улаживала, приводила в порядок».

Кончина отца в 1913 году сделала его одним из богатейших людей Европы. Накануне мировой войны крупные денежные переводы от неизвестного им лица получили выдающиеся австрийские поэты Георг Тракль и Райнер Мария Рильке , впоследствии художник Оскар Кокошка , венский архитектор Адольф Лоос. Людвиг объяснил свой жест семейной традицией. И это были не пустые слова. Не кто иной, как Карл Витгенштейн, финансировал строительство прославленного венского выставочного зала Сецессион. Легенда о девяти концертных роялях, стоявших по комнатам дворца Витгенштейнов, дает понятие о преимущественном направлении художественных интересов семьи. Главным увлечением всех была музыка. Домой к Витгенштейнам по-дружески захаживал Брамс.

Из четырех братьев Людвига трое покончили с собой. Четвертому брату, Паулю, все прочили будущее великого пианиста. Он начал с успехом концертировать еще до Первой мировой войны. На фронте виртуозу оторвало правую руку. Артистическую карьеру, прервать которую Пауль не захотел, ему пришлось продолжать, играя одной рукой. Специально для него фортепьянную музыку для левой руки писали Рихард Штраус и Морис Равель . Знаменитый ре-минорный концерт Равеля, к слову сказать, и был написан для левой руки Пауля Витгенштейна. С ним хотел сотрудничать Прокофьев, но Пауль объявил, что не понимает в его музыке ни единой ноты, и просил композитора музыку для него не писать. Людвигу вся эта затея была порядком не по душе. Он убеждал своего несчастного брата, что публика ходит на его концерты с целью поглазеть на однорукого пианиста. Впрочем, музыкальные интерпретации Пауля ему никогда не нравились. С явным удовольствием Людвиг Витгенштейн вспоминал такой случай. Однажды в юности он занимался у себя в комнате, когда к нему ворвался Пауль с криком: «Я не могу играть, когда ты дома. Я ощущаю твой скептицизм, проникающий даже сквозь стены».

Людвига отличало какое-то необыкновенное переживание музыки. Подлинная история из его кембриджских времен в изложении Малкольма гласит: «У одного студента, который жил во дворике Уэвелла этажом или двумя ниже Витгенштейна, было пианино, на котором этот студент часто играл. Звуки доходили до комнат Витгенштейна и приводили его буквально в состояние бешенства, особенно когда музыка была ему знакома. Он не мог думать, когда слышал пианино. Витгенштейн решил эту проблему характерным для него способом. Он приобрел большой подержанный вентилятор, который издавал при работе ровный гул, громкость которого была достаточна, чтобы заглушить пианино. Я приходил к нему несколько раз на философские беседы, когда работал вентилятор, но этот рев никак не давал мне сосредоточиться, в то время как Витгенштейна он нимало не беспокоил». Он отлично играл на кларнете, одно время даже подумывал сделаться дирижером симфонического оркестра, в мастерской венского скульптора Дробиля вылепил бюст своей подруги, красавицы-шведки; построил роскошный особняк для другой красавицы - своей сестры Гретль, дружившей с Фрейдом, после чего с большим удовольствием так и подписывался: «архитектор Витгенштейн». Наконец, нобелевскую премию по литературе он не получил, скорее, по недосмотру Нобелевского комитета. Автора «Логико-философского трактата» давно числят среди признанных классиков немецкой литературы. Напомним себе, что за философские труды нобелевскими лауреатами в области литературы становились Анри Бергсон в 1927 году и Бертран Рассел в 1950-м.

При всех своих художественных наклонностях Витгенштейн не видел в себе настоящего художественного дарования. «В моих художнических акциях нет ничего, кроме хороших манер, - писал он. - Мой дом для Гретль - плод бесспорного музыкального слуха, хороших манер, выражение большого понимания (некоей культуры и т. д.). Но в нем нет первобытной жизни, дикой жизни, стремящейся вырваться наружу». Тогда как, по его здравому размышлению, во всяком стоящем искусстве должен жить дикий зверь.

Дилемма с пропеллером

Преддверием своего пути в философию Витгенштейн считал один случай из детства. Восьми- или девятилетним мальчиком он стоял на пороге дома и мучительно размышлял: «Зачем люди говорят правду, когда врать гораздо выгоднее?»

Правду сказать, юный Людвиг не имел наклонности ни к чему, кроме техники. В шесть лет он сконструировал швейную машинку. Страсть к всевозможным механизмам, техническим приспособлениям и ремеслам осталась в нем на всю жизнь. «В Тринити-колледж Витгенштейн как-то брал меня с собой, чтобы взглянуть на один хорошо работающий туалет и изучить его конструкцию», - вспоминает Норман Малкольм. «Даже в последние годы своей жизни, - пишет финский логик Георг фон Вригт, - он мог провести целый день среди своих любимых паровых машин в музее Южного Кенсингтона». Ученые дамы были предметом его особенного безразличия. «Но он был очарован, увидев миссис Летти Рэмси за каким-то сложным шитьем, захотел понаблюдать за ней и узнать, как это делается», - вспоминает одна из знакомых Людвига.

Философия стала для Витгенштейна последствием чересчур пристального внимания к техническим вопросам. По окончании школы в 1906 году он собирался учиться у знаменитого физика Людвига Больцмана. Но учеба не состоялась: Больцман покончил с собой. И Витгенштейн всерьез увлекся воздухоплаванием. Учась на инженера в Манчестере, он сосредоточился на расчете пропеллера. Это оказалось сложной задачей, заставившей его заинтересоваться логическими основаниями математики. Так в 1911 году Витгенштейн попадает в Кембридж к Бертрану Расселу. Со слов последнего, по прошествии месяца их разговоры стали касаться другого вопроса:

Скажите, пожалуйста, круглый ли я идиот или нет?

Друг мой, я не знаю. А почему вы спрашиваете?

Потому что, если я круглый идиот, я стану воздухоплавателем. А если нет - философом.

Сомнения обоих собеседников в совершенной гениальности Витгенштейна отпали к следующему лету. «Снежная лавина его интеллекта заставляет меня казаться себе маленьким снежком, - записывает Рассел. - Он говорит, что каждое утро начинает работу с надеждой и оканчивает ее каждый вечер в полном отчаянии». Рассел волнуется, как бы Витгенштейн не покончил с собой. Но Людвига терзает мысль о смерти совсем поиному. Его мучит нестерпимый страх, что внезапная смерть помешает ему закончить что-нибудь великое. Первый ученый доклад Витгенштейна в Клубе моральных наук в Кембридже раскрывал тему «Что такое философия?» и отличался царственной краткостью. Он продолжался четыре минуты.

Грянувшая в 1914 году мировая война изменила жизнь друзей. За несвоевременный пацифизм Бертран Рассел сел в тюрьму. Витгенштейн, подданный австро-венгерской монархии, освобожденный от военной службы по состоянию здоровья, пошел на фронт добровольцем. Там же в Галиции он приобрел «Краткое изложение Евангелия» графа Льва Толстого. Этическое учение позднего Толстого, развивавшее идеи противодействия злу как заблуждению, непротивления ему насилием и бескорыстного служения людям, произвело на Витгенштейна огромное впечатление. Много лет спустя он говорил о Толстом: «Вот настоящий человек. У него есть право писать». Выдающийся немецкий логик Фреге писал Витгенштейну на фронт беспокойные письма, волнуясь о том, хватает ли у него времени для занятий логикой. В начале лета 1916 года Витгенштейн, по всей видимости, угодил в самое пекло Брусиловского прорыва русских, стоившего Австро-Венгрии полтора миллиона ее солдат. Об этом можно догадываться по перерыву в его дневниковых записях. Они начинаются вновь с жалобы на то, что он потерял нить своего математического рассуждения.

Философ закончил войну на горе Монтекассино в окрестностях Неаполя. Досуг итальянского плена позволил ему дописать книгу, названную им «Логико-философский трактат». По старой дружбе Рассел попытался было написать предисловие. Такая рекомендация из уст маститого философа открывала дорогу сочинению никому не известного автора. Витгенштейн объявил предисловие Рассела поверхностным и неверным, искажающим его мысль, и отказался публиковать свою книгу с таким предисловием. «Горд, как Люцифер», - бурчал Рассел. Собственное предисловие Витгенштейна оканчивалось словами: «Истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной». Все основные философские вопросы были по возможности решены. Так что заниматься философией гений больше не намеревался.

Бармалей

Из истории философии известно, что Фалесу, Гераклиту и Демокриту деньги помешали философствовать. Но в этом предположении нам остается довериться Диогену Лаэртскому, писавшему складные биографии величайших философов древности много веков спустя.

После войны Витгенштейн перевел все свои капиталы на имена родственников. По его расчетам, родственники были достаточно богаты, чтобы его миллионы не смогли развратить их еще больше. Впоследствии он отказывался принимать от них даже рождественские подарки, поскольку сам на подарки им не зарабатывал. Он служил гостиничным портье, садовником, подумывал, не уйти ли ему в монастырь. Кончилось тем, что Людвиг окончил полугодичные курсы учителей начальных классов и решил посвятить себя воспитанию подрастающего поколения в австрийской глубинке. Первое предложенное ему место учитель Витгенштейн отверг, поскольку на центральной площади небольшой железнодорожной станции он нашел фонтан и ухоженные дорожки, расходившиеся с его понятиями о подлинном деревенском быте.

Две деревни в Австрийских Альпах, где Витгенштейн учительствовал с 1921 по 1926 год, оказались действительно мрачным захолустьем и явили ему такие человеческие типы, что вскоре посеяли чувство некоторого разочарования. В деревне Витгенштейн встретил те же «пошлость и низость», что и в Кембридже, и людей еще «никчемнее и безответственнее, чем где бы то ни было». В юные годы сын миллионера поражал своих друзей тем, что останавливался не в самых роскошных гостиницах. Теперь скромностью своего быта Витгенштейн приводил в замешательство бедных австрийских крестьян. О том, что он ест, лучшие ученики, допущенные к нему на обед, рассказывали родителям леденящие истории. Дети ходили за ним хвостом. Родители ненавидели, рассуждая посвоему: учитель хочет отвадить их от крестьянского труда и переманить в город. Учительская карьера Людвига Витгенштейна окончилась скандальным судебным процессом по обвинению в истязании маленьких детей.

Опубликованная им несколькими годами раньше книга по философии «Логико-философский трактат» стала к тому времени библией венских позитивистов. Их поклонение автор принимал сдержанно. Глава «Венского кружка», профессор Венского университета Морис Шлик, по возможности тщательно согласовывал с Витгенштейном как список допущенных к философской беседе избранных лиц, так и круг вопросов, которые можно было задавать в таких чрезвычайных обстоятельствах. Впрочем, вместо того чтобы отвечать на вопросы, Витгенштейн предпочитал развлекать себя тем, что читал собравшимся стихи Рабиндраната Тагора.

Совсем по-иному относились к нему в Англии. Кампания по заманиванию Витгенштейна в Кембридж велась уже много лет кряду. Он не поехал бы туда в 1929 году, если бы не знал, что ему надо написать новую книгу и вновь объяснить всю философию. Этой книгой станут «Философские исследования». На вокзале в Кембридже его встречал знаменитый экономист Кейнс. «Бог приехал», - сообщал Кейнс жене.

Примерно к этому времени относится начало самого серьезного любовного романа в жизни Витгенштейна. Она была красавицей и шведской аристократкой. Ее звали Маргарита, и философией она интересовалась меньше всего. Он был едва ли не вдвое ее старше. Витгенштейн поставил Маргарите условие не пытаться проникнуть в его внутренний мир, что она с легкостью выполняла. Знакомых и родственников их отношения повергали в недоумение. Считая жизнь страданием, Витгенштейн не собирался иметь детей, но жениться подумывал. Летом 1931 года он пригласил Маргариту в норвежские фьорды, где они должны были проводить время по отдельности в размышлениях над серьезностью предстоящего им шага. Через две недели такой жизни Маргарита уехала к подруге в Рим.

Как излечиться от философии

«Люди, которые то и дело спрашивают «почему?», похожи на туристов, стоящих перед зданием и читающих в своем путеводителе об истории его создания. Это мешает им видеть само здание». По Витгенштейну, от философии надо лечиться, как от болезни ума: «Философские проблемы должны совершенно исчезнуть. Подлинное открытие заключается в том, что, когда захочешь, обретаешь способность перестать философствовать».

Со времен Платона европейская философия постигала истины мира, становясь его обобщением. К примеру, в платоновском диалоге «Гиппий Больший» его герой Сократ, разыгрывая простака, выспрашивает у ученого софиста Гиппия о том, что есть прекрасное, и получает в ответ: прекрасный горшок, прекрасная девушка, прекрасный конь. По мнению Сократа, эти ответы - образчик умственной беспомощности, неумения увидеть общее - «идею» прекрасного, от которой зависит существование всех прекрасных вещей в сиюминутной земной частности. Открытие подобных принципиальных «идей» мироздания якобы и есть подлинная философская мудрость и призвание философии. Все несложно: мудрость в том, чтобы уяснять себе принципы.

Ироничный Сократ поднимает на смех самоуверенного Гиппия. Если бы у Витгенштейна была возможность поучаствовать в их философском споре, он бы посмеялся над Сократом: «Если я говорю, что у «А» прекрасные глаза, то меня могут спросить: что же ты в них находишь прекрасного? А я, например, отвечу: миндалевидную форму, длинные ресницы, нежные веки. Но что общего у этих глаз с готическим собором, который тоже мне кажется прекрасным? Разве я бы сказал, что они - глаза и собор - производят на меня одинаковое впечатление?» Мы употребляем одни и те же слова по разным поводам и под влиянием разных чувств. Одно слово годится на разные случаи жизни. Воображение философов пририсовывает контуры великих философских вопросов к тому, что на поверку оказывается разными случаями употребления слов. Пряча от нас несходства жизненных ситуаций, слова «отправляют нас в погоню за химерами».

Из чего получается язык? Открыв наугад любой словарь, мы найдем в нем «слова» и «значения». «Вот слово, а вот его значение. Деньги и корова, которую можно на них купить», - язвил по этому поводу Витгенштейн. В действительности в таком отрешенном виде языка вообще не существует. Он есть в общении людей. Без контекста и цели слов никто не говорит. Речь всегда предстает как практика общения в конкретной жизненной ситуации. По отношению к этой речевой и жизненной практике «значение» выступает не тем, что дано заранее, а тем, что получается в итоге. По чеканной формуле Витгенштейна, «значение слова есть его употребление». Ка, к слово употребляют, то, оно и значит. Слова обладают устойчивыми значениями постольку, поскольку бывают использованы в повторяющихся речевых ситуациях. Витгенштейн называет их «языковыми играми». Все это звучит, скорее, немного непривычно, чем сложно для понимания. В конце концов, мы сами, изучая иностранный язык, приобщаемся к его «языковым играм» и знаем, что «учить слова» мало.

Философу не пристало воображать себя коровой, дающей молоко. Подлинная философия должна стать деятельностью по прояснению языка. «Я пытаюсь показать, как в действительности мы пользуемся словами, - резюмирует Витгенштейн смысл собственной философии. - То или иное выражение следует иногда извлекать из языка и, очистив, его можно снова вводить в обращение». Такая философия разрушительна. Но от нее «разрушаются лишь воздушные замки и расчищается почва языка, на которой они стоят».

За рабство и войну

Всякое умствование, не укорененное в настоящей жизненной потребности, было ему глубоко антипатично: «Наших детей учат в школе, что вода состоит из газов водорода и кислорода, а сахар - из углерода, водорода и кислорода. Кто этого не понимает, тот глуп. Самые важные вопросы замалчиваются».

Философия Витгенштейна с виду замыкается в круге отвлеченных логических и лингвистических вопросов. Но это только первая, «написанная половина» его философии, как выражался автор еще «Логико-философского трактата». В знаменитом письме к Людвигу фон Фикеру он в свое время давал такие пояснения: «Моя работа состоит из двух частей. Первая часть представлена здесь. А вторая - все то, чего я не написал. Самое важное - именно эта вторая часть. Моя книга как бы ограничивает сферу этического изнутри». Такие специальные вопросы существовали для Витгенштейна как путь уяснения предела того, что человеку вообще доступно подумать и сказать. Его окончательное суждение звучит как приговор. Наши слова - всего лишь «бренные сосуды», не способные удержать настоящие темы, которые должны волновать человека. Наш язык не подходит для того, чтобы говорить об этике: «Этика не поддается высказыванию». Все слова о добре и зле останутся ложью. «Побег сквозь стены нашей темницы (от беспомощности собственного языка) совершенно, абсолютно безнадежен». Побег исключен.

Худшее, что в таком безнадежном положении можно придумать, - это продолжать говорить о добром и нравственном как ни в чем не бывало. Еще точнее: «Людей нельзя вести к добру. Их можно вести только куда-то. Добро лежит вне пространства фактов». Когда в 1920-е годы Бертран Рассел собирался примкнуть к «Международной организации за мир и свободу», Витгенштейн не скрывал своей досады и возмущения. Разобиженный Рассел на это ему заметил, что он сам, пожалуй, примкнул бы к «Международной организации за войну и рабство». Витгенштейн с этим предположением немедленно согласился. Он делился своей идеей издавать книги Рассела в двух цветах. Его сочинения по математической логике пусть будут красные, и все студенты-философы должны их читать. Книги Рассела по этике и политике надо издавать синими, и пусть никому не разрешается их читать ни под каким видом.

Жене кембриджского профессора Мура, Дороти, беседы Витгенштейна с ее серьезно больным мужем представлялись чересчур бурными. Витгенштейн был взбешен. По его понятиям, если философ умрет во время философского диспута, то для него это будет подобающая смерть. Весной 1945 года, когда русские самоходки прямой наводкой били по Рейхстагу и англичане плакали от радости, Витгенштейн адресовался к ним с вопросом: «Представьте, в каком ужасном положении должен находиться сейчас такой человек, как Гитлер». Что касается Советского Союза, то туда Витгенштейн вообще чуть было не переехал. Его учительница русского языка с изумлением рассказывала, что видела у Витгенштейна том Достоевского, в котором были проставлены все ударения. Витгенштейну предлагали на выбор кафедру в Казани или должность преподавателя Московского университета.

Насчет сталинского режима без смущения и оговорок Витгенштейн высказывался в том смысле, что «тирания его не возмущает». Его отзыв о Ленине звучит почти благосклонно: ленинские сочинения по философии, конечно, полный вздор, «но он, по крайней мере, хотел что-то сделать». Щусевский Мавзолей на Красной площади Витгенштейну понравился. «Ты знаешь, я не слишком хорошего мнения о современной архитектуре, - говорил Витгенштейн Друри. - Но эта могила в Кремле довольно хорошо построена». По поводу собора Василия Блаженного («одного из прекраснейших сооружений, которые он когда-либо видел») Витгенштейн с увлечением пересказывал легенду о том, как царь велел ослепить строителей храма, дабы те не смогли второй раз построить что-нибудь подобное. Витгенштейн прибавлял, что не знает, правдив ли этот рассказ, «но надеется, что да». «Я был потрясен, - вспоминает Друри, - что Витгенштейн надеялся, что эта ужасная история была правдой».

«Произносящих речи против изобретения атомной бомбы» он ругал «отбросами интеллигенции». Эта мысль будет нам понятнее, если мы вспомним того же Бертрана Рассела. В 1955 году Рассел вместе с Эйнштейном и Жолио-Кюри стал инициатором создания Пагуошского движения ученых за мир и разоружение. Но в 1946 году во имя мира во всем мире Бертран Рассел страстно убеждал английское правительство нанести превентивный ядерный удар по Советскому Союзу.

Чувство юмора Витгенштейн считал для философа обязательным. Он умел шутить и дурачиться. «Однажды, когда мы гуляли с ним поздно вечером, - вспоминает Малкольм, - он, показывая на созвездие Кассиопеи, заметил, что оно имеет форму буквы W, под которой разумеется его фамилия. Я же сказал, что, по моему мнению, это перевернутая буква M, что означает «Малкольм». С самой серьезной миной он убеждал меня в том, что я ошибаюсь. Но такие моменты были сравнительно редки. Чаще всего он бывал мрачен. По своей натуре Витгенштейн являлся глубоким пессимистом в отношении перспектив как своих собственных, так и всего человечества в целом». «Я без симпатии взираю на поток европейской цивилизации, не понимая ее цели, если таковая имеется», - писал он. Как-то раз, гуляя по Кембриджу, Витгенштейн увидел в витрине магазина портреты трех великих людей XIX столетия, а именно Бетховена, Шуберта и Шопена, а потом три портрета своих великих современников - Рассела, Фрейда и Эйнштейна. В лицах трех последних он отметил следы явного вырождения.

ВИТГЕНШТЕЙН (Wittgenstein) Людвиг (26.4.1889, Вена - 29.4.1951, Кембридж), австрийский философ. Родился в семье крупного промышленника и известного мецената. Учился в Высшей технической школе в Берлине (1906-08), с 1908 года изучал инженерное дело в Манчестере. В 1911-1913 годах по рекомендации Г. Фреге слушал в Кембридже лекции Б. Рассела, с ним, а также с Дж. Э. Муром и Дж. М. Кейнсом его связывали дружеские отношения и интеллектуальное общение. С началом 1-й мировой войны вступил добровольцем в австрийскую армию, получил награды за храбрость; в 1918-19 годах в итальянском плену. Отказавшись от наследства в пользу семьи и деятелей австрийской культуры, в 1920-26 годах работал сельским учителем в Нижней Австрии. В 1926-28 годах в Вене, общался с М. Шликом и другими участниками Венского кружка. С 1929 года в Кембридже, преподавал в Тринити-колледже (с 1930, профессор в 1939-47). Во время 2-й мировой войны работал санитаром в госпиталях Лондона и Ньюкасла.

В «Дневниках 1914-1916 годов» («Notebooks 1914-1916», русский перевод 1998) Витгенштейн выражает уверенность в безграничных возможностях новой логики, в особенности логического синтаксиса. Мировоззренческие фрагменты «Дневников» противоречиво сочетают пессимистические (в духе А. Шопенгауэра) и оптимистические мотивы в вопросе о смысле жизни. Главная работа его «раннего» периода - «Логико-философский трактат» («Tractatus logico-philosophicus», закончен незадолго до плена в 1918 году, опубликован в 1921 году в Германии; русский перевод 1958; вышедший в 1922 году английский перевод трактата с предисловием Б. Рассела принёс Витгенштейну широкую известность среди англоязычных философов) сыграл громадную роль в становлении аналитической философии. В 1920-30-е годы представители Венского кружка истолковывали отдельные положения трактата как предвосхищение своей антиметафизической программы и доктрины верификационизма. Текст книги написан в виде афоризмов. Трактат, ориентированный на установление пределов познавательных способностей, во многом перекликается с установками кантовского критицизма и трансцендентализма. Витгенштейн ставит вопросы об условиях возможности содержательности языка, стремится установить пределы мышления, обладающего объективным смыслом и несводимого к каким-либо психологическим особенностям. При этом мышление отождествляется с языком, а философия принимает форму аналитической «критики языка». Язык в ранней концепции Витгенштейна выполняет функцию описания «фактов». В трактате устанавливается полное соответствие между онтологическими и семантичными понятиями: «объекты» реальности обозначаются «именами», сочетания «объектов» (факты) - сочетаниями «имён», то есть предложениями, обладающими смыслом. Элементарные предложения, как и элементарные факты, независимы по отношению друг к другу. Сложные предложения трактуются как функции истинности элементарных предложений. Предложения, являющиеся описаниями фактов, Витгенштейн относит к сфере естествознания; только их он считает осмысленными. В отличие от конкретных наук философия не стремится к истине, она является деятельностью по прояснению логической структуры языка и отдельных высказываний, устранению неясностей, порождающих бессмысленные предложения. Поскольку логика является условием того, что предложение может описывать факт, то сама логическая форма в языке невыразима. Границы языка совпадают с границами «мира». Всё, что оказывается за пределами «мира фактов», называется в книге «мистическим» и невыразимым, то есть все этические, эстетические, религиозные предложения лишены смысла, в том числе и предложения трактата: понявший его основную идею должен, в конце концов, отбросить их как лестницу, ставшую ненужной после подъёма. Мировоззренческая позиция Витгенштейна оказывается, таким образом, созвучной философии жизни, то, что невыразимо, представляет собой интуитивное созерцание «мира» в целом.

В конце 1920-х годов Витгенштейн пересмотрел свою раннюю позицию и отказался от допущения априорной структуры языка, подчёркивая многообразие способов употребления слов и выражений естественного языка. Работа над главным произведением «позднего» периода «Философские исследования» («Philosophische Untersuchungen», опубликован в 1953 одновременно с её английским переводом), как и над материалами по философии математики, велась Витгенштейном с середины 1930-х годов до конца жизни. Витгенштейн отказался здесь от «пророческого» стиля «Трактата». В структуре 1-й части этой работы выделяются 3 основные группы фрагментов: концепция языка и значения; анализ эпистемологических (предложение, знание, понимание) и психологических (ощущение, боль, переживание, мышление, воображение, сознание и др.) понятий; анализ интенциональных аспектов этих понятий. «Исследования» начинаются с критики традиционного понимания значения как некоторого объекта, соответствующего слову (имени, знаку): только использование слов в определённом контексте («языковой игре») и в соответствии с принятыми в «лингвистическом сообществе» правилами придаёт им значение. Витгенштейн отмечает, что язык как средство коммуникации даже в «мысленном эксперименте» не может быть представлен как сугубо индивидуальный, приватный язык. Продолжая номиналистическую традицию, Витгенштейн отвергает наличие реальной общности языковых феноменов, признаётся лишь специфическая взаимосвязь, называемая «семейным сходством». «Кристальная чистота» ранней логико-философской концепции Витгенштейна теперь признаётся особенностью лишь одной из «языковых игр». Сохраняется оценка философского исследования как аналитической процедуры, которая, однако, ориентирована уже на естественный язык, а не на «совершенный» язык формальной логики. Философия, по замыслу Витгенштейна, должна возвращать словам их привычное употребление. Витгенштейн надеялся, что если подобное исследование сделает языковые связи открытыми (при этом скрытая бессмыслица станет явной), то философские проблемы (трактуемые как «заболевания») исчезнут сами собой. В «Исследованиях» Витгенштейн развивает также критику «ментализма» в трактовке понимания: как и любая другая форма лингвистической или нелингвистической активности человека, понимание осуществляется сообразно определённым правилам, однако люди обычно не рефлексируют по поводу правил, а действуют инстинктивно, «слепо».

В самом позднем тексте Витгенштейна, впоследствии озаглавленном «О достоверности» («On certainty», опубликован в 1969), рассматриваются эпистемологические вопросы и проблема скептицизма: сомнение, по Витгенштейну, всегда с необходимостью предполагает нечто достоверное, определённые парадигматические предложения, не нуждающиеся в обосновании и формирующие наше представление о «реальности».

Проблемы, поставленные Витгенштейном, во многом определили характер всей новейшей англо-американской аналитической философии. Существуют также попытки сближения его идей с феноменологией и герменевтикой, с различными типами религиозной философии.

Соч.: Werkausgabe. Fr./М., 1984. Bd 1-8; Лекции об этике. Заметки о «Золотой ветви» Дж. Фрезера // Историко-философский ежегодник. М., 1989; Философские работы. М., 1994. Ч. 1-2.

Лит.: Anscombe G.Е. М. An introduction to Wittgenstein’s tractatus. L., 1959; Wright С. Wittgenstein on the foundations of mathematics. L., 1980; Kripke S. Wittgenstein on rules and private language. Oxf., 1982; Baker G. Р., Hacker Р. М. S. Wittgenstein: rules, grammar and necessity. Oxf., 1985; Грязнов А. Ф. Эволюция философских взглядов Л. Витгенштейна. М., 1985; он же. Язык и деятельность: Критический анализ витгенштейнианства. М., 1991; McGuinness В. Wittgenstein: а life. L., 1988-1989. Vol. 1-2; Л. Витгенштейн: человек и мыслитель. М.; СПб., 1993; Malcolm N. L. Wittgenstein: а religious point of view? L., 1993; Сокулер 3. А. Л. Витгенштейн и его место в философии XX в. Долгопрудный, 1994; Философские идеи Л. Витгенштейна. М., 1996; Эдмондс Д., Айдиноу Дж. Кочерга Витгенштейна: История десятиминутного спора между великими философами. М., 2004; Бибихин В. В. Витгенштейн: смена аспекта. М., 2005.