Это - сборник тезисов из замечательного произведения "Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого ", написанного великим человеком. Каждая из фраз несет в себе глубокий смысл и повод для сомнений. Та трагедия борьбы, что заставляет одних опустить руки и сдаться, а других словно птицей поднимает к новым вершинам мироздания, наполняет каждую строчку этого произведения...

Конечно, тезисы - ничто, по сравнению с целой книгой, но в них главное, что хотел донести Фридрих Ницше до всего человечества. Они глубоко врезаются в память и вносят смуту в сложившееся мировоззрение.

***

Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет всегда еще больше, чем обещает

И тотчас уснул он, усталый телом, но с непреклонной душою.

Я стремлюсь к своей цели, я иду своей дорогой; через медлительных и нерадивых перепрыгну я. Пусть будет моя поступь их гибелью!

Актом страдающего и измученного Бога показался тогда мне мир. Сном показался тогда мне мир и поэтическим творением Бога: разноцветным дымом пред очами божественного недовольника. Добро и зло, и радость и страдание, и я и ты - все показалось мне разноцветным дымом пред очами Творца. Отвратить взор свой от себя захотел Творец - и тогда создал он мир. Опьяняющей радостью служит для страдающего - отвратить взор от страдания своего и забыться. Опьяняющей радостью и самозабвением казался мне некогда мир. Этот мир, вечно несовершенный, отражение вечного противоречия и несовершенный образ - опьяняющая радость для его несовершенного Творца, - таким казался мне некогда мир

Кого окружает пламя ревности, тот обращает наконец, подобно скорпиону, отравленное жало на самого себя.

Оттого должен ты любить свои добродетели - ибо от них ты погибнешь

Ваше убийство, судьи, должно быть жалостью, а не мщением

Но одно - мысль, другое - дело, третье - образ дела.Между ними не вращается колесо причинности.

Я - перила моста на стремительном потоке: держись за меня, кто может за меня держаться. Но вашим костылем не служу я

Кто поднимается на высочайшие горы, тот смеется над всякой трагедией сцены и жизни. Беззаботными, насмешливыми, сильными - такими хочет нас мудрость: она - женщина и любит всегда только воина.

Жизнь тяжело нести; но не притворяйтесь же такими нежными!

Чего же ты пугаешься? С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, в мрак и глубину, - ко злу

Когда я наверху, я нахожу себя всегда одиноким. Никто не говорит со мною, холод одиночества заставляет меня дрожать.

Но моей любовью и надеждой заклинаю я тебя: не бросай своей любви и надежды!

С тех пор как существуют люди, человек слишком мало радовался; лишь это, братья мои, наш первородный грех! И когда мы научимся лучше радоваться, тогда мы тем лучше разучимся причинять другим горе и выдумывать его.

И не к тому, кто противен нам, бываем мы больше всего несправедливы, а к тому, до кого нам нет никакого дела. Но если есть у тебя страдающий друг, то будь для страдания его местом отдохновения, но также и жестким ложем, походной кроватью: так будешь ты ему наиболее полезен. И если друг делает тебе что-нибудь дурное, говори ему: "Я прощаю тебе, что ты мне сделал; но если бы ты сделал это себе, - как мог бы я это простить!" Так говорит всякая великая любовь: она преодолевает даже прощение и жалость.

Надо сдерживать свое сердце; стоит только распустить его, и как быстро каждый теряет голову!? Горе всем любящим, у которых нет более высокой вершины, чем сострадание их! Так говорил однажды мне дьявол: "Даже у Бога есть свой ад - это любовь его к людям"

Я призываю вас не к миру, а к победе.

Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему. Не ваша жалость, а ваша храбрость спасала доселе несчастных.

Вас называют бессердечными - но ваше сердце неподдельно

Ваша любовь к жизни да будет любовью к вашей высшей надежде - а этой высшей надеждой пусть будет высшая мысль о жизни! Но ваша высшая мысль должна быть вам приказана мною - и она гласит: человек есть нечто, что должно превзойти. Итак, живите своей жизнью повиновения и войны! Что пользы в долгой жизни! Какой воин хочет, чтобы щадили его! Я не щажу вас, я люблю вас всем сердцем, братья по войне!

Да, мой друг, укором совести являешься ты для своих ближних: ибо они недостойны тебя. И они ненавидят тебя и охотно сосали бы твою кровь. Твои ближние будут всегда ядовитыми мухами; то, что есть в тебе великого, - должно делать их еще более ядовитыми и еще более похожими на мух. Беги, мой друг, в свое уединение, туда, где веет суровый, свежий воздух!

И часто с помощью любви хотят лишь перескочить через зависть. Часто нападают и создают себе врагов, чтобы скрыть, что и на тебя могут напасть

Поэтому женщина не способна еще к дружбе: она знает только любовь. В любви женщины есть несправедливость и слепота ко всему, чего она не любит

Еще не способна женщина к дружбе: женщины все еще кошки и птицы.

Тяга к стаду старше происхождением, чем тяга к Я и покуда чистая совесть именуется стадом, лишь нечистая совесть говорит: Я. Поистине, лукавое Я, лишенное любви, ищущее своей пользы в пользе многих, - это не начало стада, а гибель его

Ты стал выше их; но чем выше ты подымаешься, тем меньшим кажешься ты в глазах зависти.Несправедливость и грязь бросают они вослед одинокому; но, брат мой, если хочешь ты быть звездою, ты должен светить им, несмотря ни на что!

Если есть враг у вас, не платите ему за зло добром: ибо это пристыдило бы его. Напротив, докажите ему, что он сделал для вас нечто доброе. И лучше сердитесь, но не стыдите!

Начните же учиться любить! И оттого вы должны были испить горькую чашу вашей любви. Горечь содержится в чаше даже лучшей любви: так возбуждает она тоску по сверхчеловеку, так возбуждает она жажду в тебе, созидающем!

Надо перестать позволять себя есть, когда находят тебя особенно вкусным, - это знают те, кто хотят, чтобы их долго любили.

Когда ваше сердце бьется широко и полно, как бурный поток, который есть благо и опасность для живущих на берегу, - тогда зарождается ваша добродетель. Когда вы возвысились над похвалою и порицанием и ваша воля, как воля любящего, хочет приказывать всем вещам, - тогда зарождается ваша добродетель

Поэтому вы должны быть борющимися! Поэтому вы должны быть созидающими! Познавая, очищается тело; делая попытку к познанию, оно возвышается; для познающего священны все побуждения; душа того, кто возвысился, становится радостной.

Человек познания должен не только любить своих врагов, но уметь ненавидеть даже своих друзей.

Великий полдень - когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду: ибо это есть путь к новому утру

Живые памятники должен ты строить своей победе и своему освобождению. Дальше себя должен ты строить.

Над вами, вы, добродетельные, смеялась сегодня моя красота. И до меня доносился ее голос: "Они хотят еще - чтобы им заплатили!" Вы еще хотите, чтобы вам заплатили, вы, добродетельные! Хотите получить плату за добродетель, небо за землю, вечность за ваше сегодня? И теперь негодуете вы на меня, ибо учу я, что нет воздаятеля?

добродетель сама себе награда

Но не для того пришел Заратустра, чтобы сказать всем этим лжецам и глупцам: "Что знаете вы о добродетели! Что могли бы вы знать о ней!" - Но чтобы устали вы, друзья мои, от старых слов, которым научились вы от глупцов и лжецов; Чтобы устали от слов "награда", "возмездие", "наказание", "месть в справедливости"; Чтобы устали говорить: "Такой-то поступок хорош, ибо он бескорыстен". Ах, друзья мои! Пусть ваше Само отразится в поступке, как мать отражается в ребенке, - таково должно быть ваше слово о добродетели!

"Остерегайтесь харкать против ветра!" Так говорил Заратустра

Но я советую вам, друзья мои: не доверяйте никому, в ком сильно стремление наказывать! Это - народ плохого сорта и происхождения; на их лицах виден палач и ищейка. Не доверяйте всем тем, кто много говорят о своей справедливости!

Ибо так говорит ко мне справедливость: "люди не равны". И они не должны быть равны! Чем была бы моя любовь к сверхчеловеку, если бы я говорил иначе? Пусть по тысяче мостов и тропинок стремятся они к будущему и пусть между ними будет все больше войны и неравенства: так заставляет меня говорить моя великая любовь!

Поистине, тот, кто некогда здесь, в камне, воздвигал свои мысли вверх, знал о тайне всякой жизни наравне с мудрейшим из людей! Что даже в красоте есть борьба, и неравенство, и война, и власть, и чрезмерная власть, - этому учит он нас здесь с помощью самого ясного символа.

Быть голодным, сильным, одиноким и безбожным - так хочет воля льва. Быть свободным от счастья рабов, избавленных от богов и поклонения им, бесстрашным и наводящим страх, великим и одиноким, - такова воля правдивого. В пустыне жили исконно правдивые, свободные умы, как господа пустыни; но в городах живут хорошо откормленные, прославленные мудрецы - вьючные животные. Ибо всегда тянут они, как ослы, - телегу народа! За это не сержусь я на них; но слугами остаются они для меня и людьми запряженными, даже если сбруя их сверкает золотом

И только там, где есть могилы, есть и воскресение

Все живое есть нечто повинующееся. И вот второе: тому повелевают, кто не может повиноваться самому себе. Таково свойство всего живого. Но вот третье, что я слышал: повелевать труднее, чем повиноваться. И не потому только, что повелевающий несет бремя всех повинующихся и что легко может это бремя раздавить его: Попыткой и дерзновением казалось мне всякое повелевание, и, повелевая, живущий всегда рискует самим собою. И даже когда он повелевает самому себе - он должен еще искупить свое повеление. Своего собственного закона должен он стать судьей, и мстителем, и жертвой.

И вот какую тайну поведала мне сама жизнь. "Смотри, - говорила она, - я всегда должна преодолевать самое себя. Конечно, вы называете это волей к творению или стремлением к цели, к высшему, дальнему, более сложному - но все это образует единую тайну: Лучше погибну я, чем отрекусь от этого; и поистине, где есть закат и опадение листьев, там жизнь жертвует собою - из-за власти! Мне надо быть борьбою, и становлением, и целью, и противоречием целей; ах, кто угадывает мою волю, угадывает также, какими кривыми путями она должна идти!

И ни от кого не требую я так красоты, как от тебя, могущественный; твоя доброта да будет твоим последним самопреодолением. На всякое зло считаю я тебя способным; поэтому я и требую от тебя добра. Поистине, я смеялся часто над слабыми, которые мнят себя добрыми, потому что у них расслабленные лапы. К столпу добродетели должен ты стремиться: чем выше он подымается, тем становится он красивее и нежнее, а внутри тверже и выносливее.

***

to be continued...

Похожие посты: В «Так говорил Заратустра» (1883-1884) Ницше представляет свою философию в художественной форме. Если исключить стихотворения, которые в русских переводах выглядят невыразительно, то можно сказать, что больше он не предпринимал такой попытки, ни по форме, ни по содержанию. Это касается и ведущих тем - о сверхчеловеке, воле к власти и вечном возвращении. Обращение к поэтической форме обусловлено не только философскими потребностями. Ницше хотел изложить свое учение, но одновременно не хотел, чтобы оно осталось только учением. Моделью служил, конечно, Платон, нашедший в фигуре Сократа художника-мыслителя, который создавал истинную теорию в диалоге со слушателями. Зная о том, что он знает не больше других, мудрый философ всегда готов к тому, чтобы изменить свои взгляды.

Как у Платона говорит Сократ, так у Ницше говорит За- ратустра. Он не учит учению, а показывает, как нечто непонятное может стать понятым. На этом сходство кончается. Умение ставить и обсуждать вопросы Сократ, как ремесленник, выносил на рынок, чтобы обучить афинских граждан своему искусству. Заратустра же - пророк, точнее маска, под которой пророчествовал Ницше. Как могло случиться, что Заратустра оказался сплавом Сократа и Хри- ста - двух ненавидимых Ницше персонажей? С одной стороны, как Сократ, он перевел мораль на уровень метафизики. С другой стороны, как Христос, он рассказывает предание, обнаруживающее границы метафизики. Миф в философию привлекал и Платон. Рассказ в форме мифа - это евангелие, сообщающее о судьбе учителя и тем самым о судьбе учения.

«Так говорил Заратустра» состоит из четырех частей. В первой части Заратустра предлагает учение о сверхчеловеке, но, не будучи услышанным, покидает город. Во второй части речь идет о тайне жизни самого учителя, судьбой которого является самопреодоление, т. е. воля к власти. В третьей части говорят животные Заратустры. Орел - символ стойкости, змея - символ мудрости. Они представляют самое сложное - идею вечного возвращения. Четвертая часть, изданная (1885) для самых близких друзей, исполнена горестным чувством отсутствия публики и вообще ставит под вопрос учение как таковое.

Три учения трех частей «Заратустры» раскрывают три перспективы морали. Учение о сверхчеловеке ставит под вопрос различие добра и зла; учение о воле к власти является самопреодолением перспективизма; вместо различия добра и зла вводится различие слабого и сильного с точки зрения жизни; учение о вечном возвращении равного устанавливает перспективизм справедливости в Ницшевом смысле. Понятие сверхчеловека означает, что человек находится в состоянии самопреодоления. Речь о смерти старых богов порождает требование создать нового бога. Во второй части это требование отвергается, ибо бог - это отрицание творчества человека. Творчество Ницше связывает с жизнью. Именно она, а не вечность, становится масштабом оценки творчества. Вместо создания сверхчеловека Ницше говорит о самопреодолении, которое поясняется через волю к власти.

Мысли, образы и переживания, зафиксированные в этой самой дорогой для Ницше книге, формировались во время непростых отношений с Лу Саломе - весьма «продвинутой» дамой, соединявшей в себе каприз и ум. Некоторые исследователи предполагают, что именно Лу Саломе была прообразом Заратустры. Как бы то ни было, после разрыва с нею, на вершине отчаяния, всего за 10 дней Ницше создает первую часть «Так говорил Заратустра». Возможно, если бы Лу Саломе не вынуждена была из-за той жалкой роли, которая в то время доставалась женщине, испытывающей интерес к мужчине, выдавать себя за ученицу философа, а могла оставаться просто глупой и капризной девицей на выданье, то книга Ницше получилась бы еще интереснее. За масками он сумел углядеть природу женщины как выражение стихийных сил бытия111. «Так говорил Заратустра» - это не книга пророчеств и прозрений одинокого мистика, прячущегося в горах от людской тупости, а «роман бытия», книга о жизни. В «Предисловии» Ницше писал: «Я заклинаю вас, мои братья, оставайтесь верными земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах!»112 Это странное обращение. Оно заставляет внимательнее вдуматься в замысел книги и преодолеть традиционное мнение о Заратустре-мизантропе, одиноком волке, обитателе гор, сверхчеловеке.

Встретившись с отшельником, который любил Бога, а не людей. Заратустра сказал: «Я люблю людей» - и подумал: «Святой еще не знает, что Бог умер». Вместе с тем он говорил: «Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти»113. Это странные проповеди. Тот, кто вынужден проповедовать, встает на рынке признания в особую позицию, которая глубоко чужда Ницше. Он не пытается очаровывать людей, он хочет развеять дурман. Его Заратустра говорит, обращаясь к народу: «Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека»114. Критико-идео- логическая позиция левых гегельянцев не кажется философу эффективной. Он не просвещает, а эпатирует людей. Заратустра говорит: «Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором»115. Даже самый совершенный человек - это переходная форма между растением и призраком. Людская противоположность распределяется между идеалистами-призраками и существами, ведущими растительную жизнь. Ницше учит о сверхчеловеке, который является «смыслом земли», а не собеседником Бога. Именно на земле он должен найти того, кто ближе ему, чем он сам. Возможно, это нечто похожее на Пятницу Робинзона или вообще нечто не из породы людей. Тоска по другу, единомышленнику превратила все творчество Ницше в постоянный поиск сильных и близких взаимосвязей между людьми.

Ницше говорит о телесном разуме и тем самым отвергает мнение о том, что местом возвышенного является голова. Не разум, а любовь преодолевает отчуждение тела: «мы любим жизнь не потому, что находимся в жизни, а потому, что мы жительствуем в любви». Не жизнь оправдывает любовь, а, наоборот, творческая любовь продлевает и сохраняет жизнь. Тот, кто выбирает любовь, отдает остаток жизни. Только воля к любви открывает значимость жизни, и только она, преодолевая ее темные стороны, способна снова и снова околдовывать мир.

Заратустра проповедовал другим, но больше всего пытался убедить себя. Учитель усваивает собственное учение в процессе его создания. Например, разговоры с карликом обнаруживают абстрактность учения о вечном возвращении. Ницше искал аутентичный язык для его изложения и с этим связана попытка создания четвертой книги, хотя по окончании третьей книги ему казалось, что больше сказать нечего. Но и после четвертой книги у Ницше не было уверенности, что его труд окончен. Правда, речь шла лишь о фигурах, но не о самой сути учения, которое он вложил в уста Заратустры. Три составные части учения - вечное возвращение, сверхчеловек и воля к власти - казались ему недостаточно оформленными и сформулированными. В 1881 г. Ницше был уверен, что учение о вечном возвращении того же самого является ярчайшим выражением творческой силы жизни. Он планировал книгу о Заратустре как введение в искусство существования, для которого главными являются ценности жизни и любви. Заратустра должен был, как солнце, нести людям свет и дружбу. Он хотел вручить людям свой дар.

Ницше находит для своего учения весьма пластичное выражение в виде притчи о трех превращениях. Верблюд говорит: «Ты должен» - и превращается в льва, который борется с миром должного во имя «я хочу». Однако его борьба есть не что иное, как возвращение «ты должен». Соединить долг и волю удается лишь ребенку, который обладает способностью забывать и начинать новую игру. Зара- тустру интересует не столько предметный мир, сколько ин- тенциональный акт. Не познаваемый предмет, а воля к знанию - вот что дает наслаждение знанием. Знание в «Утренней заре» характеризуется как прекрасная и ужасная действительность116. Оно само прекрасно. Радость познания преумножает красоту мира. Но нельзя забывать и о том, что она приходит от наслаждения знанием, а не от качества познаваемого. Таким образом, и здесь познание соединяется с любовью. Где же она сама находит пищу? Только в себе, а не в мире. Воля к любви есть не что иное, как форма воли к власти. Высочайшая власть состоит в способности придать миру очарование, сделать его предметом любви. Воля к власти - третий главный тезис Заратустры. Впервые он формулируется в призыве к самопреодолению, который подготавливается в трех песнях: «Ночной песне», «Танцевальной песне», «Надгробной песне». В первой воспевается жизнь и любовь: я живу собственным светом, который вливаю в себя и который меня сжигает117. Во второй прославляется танец, которому сопротивляется дух тяжести. Преодолевая его, Заратустра, вместо того чтобы танцевать, говорит о танцующей жизни118. Жизнь воспринимается как проекция тайны из глубины бытия. Глубину открывает тот, кто сам не вовлечен в жизнь и танец, ибо процесс не оставляет времени на осмысление. Жизнь хочет жить, а не думать. Так Заратустра остается вне круга танцующих наедине со своей мудростью. Танцующие зовут к жизни, напоминают о ней, но они - это не сама жизнь. Вместе с тем слияние мудрости и жизни требует встречи с девушкой, которая хочет танцевать, а не заниматься обоснованием. Заратустра остается со своей мудростью в безосновном и потому спрашивает: «Ты все еще жив, Заратустра?» Мудрость, обосновывающая жизнь, требует дистан- ции от нее. Остается ли еще мудрость Заратустры дионисийской? Во всяком случае, во встрече с танцующей девушкой Заратустра не Дионис, ибо попал в ее сети. За танцевальной песней следует похоронная. Заратустра приходит к могиле, где покоятся его собственные неосуществленные мечты.

Сюжет вдохновенного труда Ницше напоминает что-то неуловимо знакомое: отчасти историю Христа, описанную в «Новом Завете», отчасти нисхождение в ад Данте, может быть, немного «Фауста» Гете. Несомненно, эта книга относится к разряду «богодухновенных», ниспосланных свыше. Она направлена против христианства, но сохраняет евангелическую риторику, использованную для славословия новой расы людей, идущей от сверхчеловека. Конец книги печален: «высшие люди» - последние гости Заратустры - оказались не на высоте. Они поклоняются идолам и разделяют все «добродетели», которые прежде старательно разоблачались.

Хотя книга о Заратустре «инспирирована» свыше, она по-человечески экзистенциальна и подкупает своей искренностью. По своей чистой наивности и правдивости она сильно напоминает «Новый Завет»; и поэтому можно понять тех, кто трактует Ницше как проповедника новой религии взамен изолганного христианства. «Так говорил Заратустра» - необычная по своей стилистике книга.

Ее магические чары исходят не только от образов, но и от созвучий. Она воздействует на читателя не только идеями, но и внутренней магией звучания. Говор Заратустры, если читать по-немецки, напоминает песню. Русский перевод лишен значительной части смысла, передаваемого тональностью слов. Недаром Ницше говорил, что предтечей Зарату- стры является «дифирамбический художник». Стало быть, сила книги не в логике и доказательности, а в самом слове, которое воздействует на читателя без ссылки на «последние истины». То, на что указывает Ницше,- грядущий сверхчеловек - это не факт, а миф. Им Ницше хотел околдовать людей и заронить мечту о преодолении и преображении живущих на земле бедолаг в сильных и свободных личностей.

Откуда Заратустра набрался «горьких истин», если он жил в уединении? Началом книги могла бы быть глава о «Простодушном» - некая повесть о «добром дикаре», выросшем на лоне природы, среди честных людей и сильных животных. Повесть о том, как он попал в «цивилизованный» мир, основанный на взаимном обмане. Это была бы исповедь самого Ницше, нечто вроде того, что он набросал потом в «Ессе Номо». Но в этом случае Заратустра не воспринимался бы как рупор высших сил бытия, и книга о нем не читалась бы как пророческая. Поэтому Ницше написал не пасторальную историю в духе Руссо, а новое евангелие.

Раздел «О друге» показывает, что Ницше не заблуждался по поводу дружбы. Было бы глупо допускать, что на этой зараженной болезнями земле может сохраниться нечто столь чистое, как дружба. Мечта о ней, мечта о друге или подруге - великая иллюзия. «Наша вера в других выдает, где мы охотно хотели бы верить в самих себя. Наша тоска по другу является нашим предателем»119. Как и в случае других добродетелей, Ницше пытается исправить ставшее слишком слащавым романтическое представление о друге. Для наших предков друг - это тот, кто всегда прикроет тебя со спины во время опасности, мы же готовы к тому, что он станет предателем. Наша духовная дружба не предполагает привычки к телу другого. Выросшие в изолированных помещениях мы стыдимся наготы и общаемся с другом чуть ли не в перчатках. Люди не могут избавиться от лживых одежд и опутывающих, как цепи раба, дурных привычек. В этом должен помогать друг. Так он становится врагом твоих дурных пристрастий. Ты должен уважать в своем друге еще и врага. Раб и тиран не могут быть друзьями. Женщина, в которой слишком долго жили оба, тоже не может быть другом. Но и мужчины не способны к этому, ибо им мешает скупость души.

«Не о ближнем учу я вас, но о друге». Что значат эти слова Заратустры в контексте предшествующего разоблачения мифа о дружбе? Любовь к ближнему - это дурная любовь к самому себе. Заратустра говорит: «Я хотел бы, чтобы все ближние и соседи их стали для вас невыносимы; тогда вы должны были бы из самих себя создать своего друга с переполненным сердцем его»120. Любовь к ближнему - это худший миф, это способ потери себя. Но если фантом друга как ближнего разоблачен, то открывается роль друга как дальнего, т. е. дистанцированного, созидающего другого, способного дарить. Человек сам должен стать своим другом. Для этого он должен быть созидателем. Что значит свобода? Свобода для чего? Заратустра спрашивает: «Можешь ли ты дать себе свое добро и свое зло и навесить на себя свою волю как закон? Можешь ли ты быть сам своим судьею и мстителем своего закона?»121 Это звучит как кан- товское самоограничение автономного Я. Вопреки распространенному мнению о том, что Ницше негативно оценивал учение Канта, можно заметить, что им восприняты и разработаны многие моменты кантовского учения. Особенно это относится к учению об автономии как самоограничению воли. В главе «О пути созидающего» Ницше описывает тяжесть пути к себе. Что значит идти к себе? Ведь дорога всегда впереди путника, и она проложена не им. Возвращение к себе, по сути, предполагает отказ от всего, что так дорого, что считается своим. Любовь к себе может быть после презрения к себе.

Во второй части описывается переход от одиночества и тоски по другу к наставничеству. Заратустра одинок, но не стал еще мизантропом. Он находит учеников и разоблачает перед ними священников, моралистов, ученых, мудрецов. Таким образом, аудитория и предмет критики меняются. Речи Заратустры обращены к избранным ученикам и направлены против фальшивых кумиров. Однако и эта попытка не удается. Ученик - это не друг, который знает тебя лучше, чем ты сам. Лучший ученик - это не тот, кто носит портфель профессора, а тот, кто идет своими путями. Учитель всегда одинок. На земле еще нет сверхчеловека, друга, достойного Заратустры. Книга завершается тремя песнями и гимном о жизни как воле к власти.

Рассказ о трех превращениях: дух становится верблюдом, верблюд - львом и, наконец, лев становится ребенком - это история становления человека, новая историческая антропология. Выносливый дух героя приучен таскать на своих плечах тяжелый метафизический груз. Вспомним лица атлантов. Очевидно, что искажающая их мука не физическая, а духовная. Какой же страшный груз несет наша душа - унижение, искушение, голод, болезнь, одиночество, презрение, отчаяние? Когда тяжесть становится невыносимой, дух-верблюд сбрасывает ее и становится свободным духом-львом. Вместо «ты должен» он говорит «я хочу». Так он обретает право для новых ценностей. Но почему он должен стать ребенком? Дитя «есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения»122. Ницше гениально угадал исток человеческого в детстве. Незавершенность, недоношенность младенца делают его пластичным. Долгий период взросления дает также возможность его культурного моделирования. По идее, формирование сверхчеловека следует начинать с младенческого возраста. Но Ницше, хоть и был критиком Просвещения, остался в плену многих его посылок. Он понимал, что начинать работать с детьми необходимо как можно раньше, но не осознавал, что тем самым дети лишаются детства. Конечно, его школа - это не «работный дом», но и не материнский инкубатор. Мы и до сих пор не понимаем, что до того как нагружать детей знаниями, необходимо сформировать их тело и душу. Данное антропологическое открытие привело Заратустру к поискам юных учеников, души которых, как он думал, окажутся более восприимчивыми к его словам. Успех наставника зависит не от пояснения значения слов, его речи напоминают песни-речитативы. Они полезны, если выполняют иммунную функцию и зовут к подвигу, заставляя людей стать выше и лучше, чем они есть.

Заратустра принял решение обратить на путь сверхчеловека не народ, а учеников. Он повторяет старую традицию, которой следовал и Христос, также передававший Послание через учеников. Взрослые обладают слишком сильной иммунной защитой против всего нового, угрожающего найденной идентичности. Но и дети, подверженные влияниям, более восприимчивые к тому, что говорят старшие, переживая «детские болезни», причиной которых являются чужие влияния, тоже постепенно вырабатывают проти- воядие, у них формируется защитная скорлупа собственного мнения. Поэтому в конце первой части Заратустра прощается со своими учениками. Он говорит им: теперь вы должны искать свой путь и обрести себя. Сделана только половина дела - теперь ученики должны обрести самостоятельность. Ученичество - это болезненная прививка нового. Когда оно окажется усвоенным, ученики становятся друзьями, соратниками учителя. Это Ницше называет «великим полднем». «Великий полдень - когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду: ибо это есть путь к новому утру.. „Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек" - такова должна быть в великий полдень наша последняя воля»123.

Рассмотрим заповеди, которые дает Заратустра - этот новый посланник, проповедующий идею сверхчеловека. Прежде всего, перечисляются грехи «последних людей». Они презирают жизнь, они отравили самих себя. Раньше они хулили Бога, а теперь умирают сами. Они воспитаны христианством, и отрицание Бога не изменило их сущности. По привычке они с презрением смотрят на землю, превозносят душу над телом. Их тела стали тощими и бессильными, а души алчными и ненасытными. Лучший час для них - это презрение к самим себе. Заратустра говорит: ваши грехи банальны и вам не хватает безумия. Он раскрывает людям свои симпатии: я люблю тех, кто живет, зная, что погибает, тех, кто умеет ненавидеть; я не люблю тех, кто жертвует земной жизнью ради небесной, а люблю тех, кто познает, трудится, изобретает; люблю не тех, кто бережет и экономит, а тех, кто не рассчитывает на благодарности и ответные подарки.

Очень кратко Рассказывая людям притчи и истории морально-философского содержания, бродячий философ проповедует учение о Сверхчеловеке, но мир равнодушен к речам мудреца.

Роман состоит из четырёх частей, каждая из которых содержит притчи на различные морально-нравственные и философские темы. По стилю поэтически-ритмизи­рованную прозу сочинения относят к жанру «философской поэмы».

Часть первая

Заратустра возвращается к людям после десяти лет одиночества в горах, чтобы донести весть о Сверхчеловеке.

Спустившись с гор, он встречает отшельника, говорящего о любви к Богу. Продолжая путь, Заратустра недоумевает: «Возможно ли это?! Этот святой старец в своём лесу ещё не слыхал о том, что Бог умер!»

В городе мудрец видит толпу, которая собравшуюся поглазеть на канатного Плясуна. Заратустра говорит людям о Сверхчеловеке: он призывает людей быть «верными земле» и не верить «неземным надеждам», потому что «Бог умер». Толпа смеётся над Заратустрой и смотрит выступление канатного Плясуна. В результате козней Паяца канатоходец падает и погибает. Подобрав труп погибшего, мудрец покидает город. Его сопровождают Орёл и Змея.

В своих «Речах», состоящих из двадцати двух притч, Заратустра смеётся над фальшивой моралью и устоями человечества.

Мудрец начинает с рассказа о «трёх превращениях духа»: сначала дух есть Верблюд, который превращается во Льва, а Лев становится Ребёнком. Дух навьючивают, но он хочет обрести свободу и, подобно льву, стать господином. Но Лев не может стать Духом-Созидателем без Ребёнка - «священного утверждения» духа.

Многие парадок­сальные жизненные устремления и разные типы людей обсуждает Заратустра:

Он осуждает богоподобных - они желают, чтобы «сомнение было грехом». Они презирают «здоровое тело - сильное и совершенное». Философ проклинает священников - этих проповедников смерти, которые должны исчезнуть «с лица земли».

Заратустра учит уважать воинов - они «преодолевают человека в себе», не желая долгой жизни.

Он говорит «о тысяче и одной цели», когда доброе одного народа у другого народа считается злым, потому что «у человечества нет ещё цели».

Мудрец вещает о «новом кумире», которому поклоняются люди - о государстве. Гибель этого мифа означает начало нового человека.

Он советует избегать славы, паяцев и актёров, так как вдали от этого «жили всегда изобретатели новых ценностей».

Заратустра называет глупостью, когда отвечают добром на Зло - это унижение для врага, а «маленькая месть человечнее отсутствия мести».

Браком называет он «волю двоих создать единое, большее тех, кто создал его», а истинно целомуд­ренными называет снисходи­тельных и весёлых.

Говорит мудрец и о любви к «созидающим в уединении» - они способны «творить сверх себя».

Юноше Заратустра повествует о злой природе человека, который подобен дереву и «чем настойчивее стремится он вверх, к свету, тем с большей силой устремляются корни его вглубь земли, вниз, во мрак - во зло».

О природе женщины упоминает мудрец - разгадкой её является беременность, а правило обращения с ней одно: «Идёшь к женщинам? Не забудь плётку!»

Заратустра осуждает людей, которые «пребывая в жалком самодовольстве», погрязли в этих «добродетелях». Человек на пути к Сверхчеловеку должен хранить «героя в душе своей», быть верным земле, найти себя и «желать одной волей», отрицая всякую другую веру.

Заканчиваются «Речи» пророчеством о наступлении «Великого Полдня», когда на пути от животного к Сверхчеловеку человек «празднует начало заката своего».

«Умерли все боги: ныне хотим мы, чтобы жил Сверхчеловек» - так, по мнению Заратустры, должен звучать девиз человечества.

Часть вторая

Заратустра удаляется в свою пещеру. Спустя годы, мудрец снова решает идти к людям с новыми притчами.

Он снова говорит об отрицании религии, потому что «это мысль, которая всё прямое делает кривым». Существование богов убивает любое творение и созидание. Прочь от богов и от священников, которые гибнут в огне за ложные идеи.

Истинная добродетель для человека - это Самость, которая «проявляется во всяком поступке». Нужно возлюбить созидание больше сострадания, так как сострадание ничего не способно создать.

Заратустра раскрывает ложь понятия «равенство» - этот миф используется для мщения и наказания сильных, несмотря на то, что люди не равны и «они не должны быть равны!»

Все «прославленные мудрецы», подобно ослам, служили «народу и народному суеверию, а не истине». Но настоящие мудрецы живут в пустыне, а не в городах. Поэтому настоящий мудрец избегает толпы и не пьёт из её «отравленных родников».

Заратустра учит о «воле к власти», которую он видел «всюду, где было живое» и которая побуждает слабого подчиниться сильному: «Только там, где есть жизнь, есть и воля: но не воля к жизни - воля к власти! Так учу я тебя». Именно «воля к власти» делает человека сильным и возвышенным, подобно колонне - «чем выше она, тем нежнее и прекраснее, тогда как внутри - твёрже и выносливее».

Он говорит о «культуре», которая мертва и исходит из иллюзорной действи­тельности. Учёные этой мёртвой реальности выдают себя за мудрецов, но их истины ничтожны. Заратустра призывает к «незапят­нанному» и чистому познанию, «чтобы всё глубокое поднялось на высоту мою!»

Над поэтами он смеётся за их «вечную женственность» - они слишком «поверхностны и недостаточно чистоплотны: они мутят воду, чтобы казалась она глубже».

Все великие события, уверяет Заратустра, должны вращаться «не вокруг тех, кто измышляет новый шум, а вокруг изобретателей новых ценностей». Лишь «воля к власти» может уничтожить сострадание и вызвать к жизни Великое.

Заратустра учит своих слушателей трём человеческим мудростям: давать себя обманывать, «чтобы не остерегаться обманщиков», больше остальных щадить тщеславных и не допускать, «чтобы из-за вашей трусости мне стал противен вид злых».

В глубокой печали он покидает своих непонимающих слушателей.

Часть третья

Заратустра снова в пути. Он повествует попутчикам о своей встрече с Духом Тяжести - «на мне сидел он, полукрот, полукарлик; хромой, он и меня пытался сделать хромым». Этот Карлик оседлал мудреца, пытаясь увлечь его в бездну сомнений. Только мужество спасает философа.

Заратустра предостерегает, что Дух Тяжести даётся нам с рождения в виде слов «добро» и «зло». Этого врага, говорящего «добро для всех, зло для всех» побеждает лишь тот, «кто говорит: вот моё добро и моё зло». Нет ни хорошего, ни плохого - есть «мой вкус, которого мне не надо ни стыдиться, ни скрывать».

Нет и универсального пути, который можно указать каждому - есть лишь индивидуальный выбор каждого в вопросах морали.

«Не должно ли быть так: всё, что может произойти, уже проходило некогда этим путём? Не должно ли быть так: всё, что может случиться, уже случилось некогда, свершилось и миновало?» - задаётся вопросом Заратустра, утверждая идею о Вечном Возвращении. Он уверен: «всё, что может произойти и на этом долгом пути вперёд - должно произойти ещё раз!»

Мудрец говорит о том, что всю жизнь определяет «самая древняя аристократия мира» - Случайность. А ищущий счастья никогда не находит его, потому что «счастье - женщина».

Возвращаясь в свою пещеру через города, Заратустра опять говорит об умеренной добродетели, которая совмещается с комфортом. Люди измельчали и почитают «то, что делает скромным и ручным: так превратили они волка в собаку, а людей - в лучшее домашнее животное человека».

Мудрец опечален глухотой людей к истине и говорит, что «там, где нельзя больше любить, там нужно пройти мимо!»

Он продолжает издеваться над «старыми, ревнивыми, злобными» пророками, говорящими о единобожии: «Не в том ли и божественность, что существуют боги, но нет никакого Бога?»

Заратустра восхваляет сладострастие, властолюбие и себялюбие. Это здоровые страсти, бьющие «ключом из сильной души, соединённой с возвышенным телом» и они будут свойственны «новой аристократии». Эти новые люди разрушат «старые скрижали» морали, заменив их новыми. «Неустрашимая отвага, долгое недоверие, жестокое отрицание, пресыщение, надрезывание жизни» - вот что, по словам Заратустры, характеризует новую элиту и рождает истину.

Для того чтобы быть сильным, надо иметь «широкую душу», которая свободна от внешних обстоятельств и «бросается во все Случайное». Эта душа обладать жаждой воли, мудростью и любовью, «в которой все вещи обретают стремление и противо­борство».

Только тот, кто хочет преодолеть себя, обладает «волей к власти» и широкой душой будет спасён. Слабых и Падающих нужно толкнуть и учить «быстрее падать!» - призывает Заратустра.

Лучшие должны стремиться к господству во всех сферах жизни. Мужчина должен быть «способным к войне», а женщина - к деторождению. «Вы заключаете брак: смотрите же, чтобы не стал он для вас заключением!» - предостерегает философ.

Заратустра отрицает «общественный договор», ведь общество «это попытка, это долгое искание того, кто повелевает».

Он воспевает «всё злое в человеке», потому что «всё дурное и злое есть наилучшая сила и твёрдый камень в руке высочайшего из созидающих».

После этих проповедей звери называют Заратустру «учителем Вечного Возвращения».

Часть четвёртая и последняя

Заратустра состарился и «волосы его поседели».

Он продолжает верить в «тысячелетнее царство Заратустры» и придерживается главного лозунга Сверхчеловека - «Будь тем, кто ты есть!»

Однажды он слышит крик о помощи и идёт искать попавшего в беду «высшего человека». Ему навстречу попадаются различные персонажи - мрачный Прорицатель, два Короля с ослом, Совестливый духом, старый Чародей, последний Папа, Самый безобразный человек, Добровольный нищий и Тень. Все они рассказывают Заратустре свои истории и хотят найти «высшего человека». Мудрец отправляет их к своей пещере и продолжает свой путь.

Утомившись, Заратустра возвращается в пещеру и видит там всех путников, встреченных за день. Среди них Орёл и Змея. Мудрец произносит проповедь о признаках «высшего человека», резюмируя все идеи, сказанные в ранних проповедях.

После этого он устраивает «вечерю», где все пьют вино, едят барашков и восхваляют мудрость Заратустры. Все гости, включая осла, молятся.

Мудрец называет своих гостей «выздорав­ли­вающими» и воспевает наступление «Великого Полдня».

Утром Заратустра покидает свою пещеру.

С этой книгой я познакомился впервые в 21 год. Не знаю почему, но она оказалась в моем личном списке литературы, с которой НЕОБХОДИМО познакомиться. Снежный ком слухов и споров по поводу Заратустры глубоко закрался в мое сознание, и мне было необходимо составить личное мнение по поводу этого произведения.

Само произведение состоит из четырех частей, в которых автор описывает мысли, диалоги и монологи некоего вымышленного героя – Заратустры. Заратустра выступает в романе неким бродячим философом, который, как он считает, несет в себе знание о новом звене в эволюционной цепи человека. И это новое звено — сверхчеловек — должно стать логической «заменой» нынешнего homo sapiens. Это то, о чем говорит и думает Заратустра. Будучи первоклассным филологом и философом одновременно, Ницше написал не только интересную работу в области философии, но и очень интересный роман с точки зрения литературы. Весь процесс чтения меня не покидала мысль, что я читаю поэму или одно большое стихотворение, причем написанное очень образно и несколько даже лирично. Сюжет состоит из буквальных учений Заратустры и из многих символических сцен и образов, которые он наблюдает или в которых участвует. Текст насыщен поэтическими образами, часто очень красивыми и оригинальными.

«Я, странник и скиталец по горам, говорил он в своем сердце, – я не люблю долин, и, кажется, я не могу долго сидеть спокойно».

Книгу можно прочесть, как интересную работу в философии, можно порезать на сотни и тысячи цитат, чтобы попытаться понять их или хотя бы объяснить. В любом случаем, чтение «Заратустры» — это не бесполезное времяпровождение и оно способствует мыслительному процессу, и в этом нет ничего предосудительного. Главное, наверное, не пытаться «затиснуть» ее в рамки какой бы то ни было догмы или системы. Роман, скорее всего, глобальнее и шире любого поверхностного впечатления.

Название книги как нельзя лучше характеризует само произведение. И я согласен с тем, что эта книга для всех и ни для кого. Больше другого в этой книге я увидел образ самого автора. Создается впечатление, что Ницше создал площадку, с которой он мог бы выговориться полностью, не перебиваемый критиками и догматиками тогдашней религии и науки. При чтении книги лично я остро сопереживал не главному ее герою, а именно автору произведения. Чувствуются одиночество философа и тяга к знанию ученого. В итоге получается, что книга очень полезна, как любая достойная работа по философии — и в то же время она больше похожа на лекарство для одного только Ницше, лекарство от личных фобий и комплексов, которых хватает у любого человека.

Я почувствовал некое облегчение после прочтения книги: многие вымыслы, которые оплетали ее, оказались действительно вымыслами. Если до начала новейшего времени истории «Так говорил Заратустра» была одной из ключевых книг (опять же, и в философии, и в литературе), то сейчас она больше похожа на некий миф или легенду. Немного в памяти человечества книг, так беспощадно «исковерканных» многочисленными схоластами. И можно встретить много людей, которые имеют «четкое» представление о книге основанное, только на слухах и слухах об этих слухах, без малейшего знакомства с самим текстом. Не стоит ожидать от произведения ответов на все вопросы, как, впрочем, и в любой другой книге. Но если вам интересна философия во всех своих гранях, или вы хотите узнать лучше эпоху, то книга, бесспорно, достойна внимания.

В завершение я хотел процитировать самого Заратустру:

«Все еще не исчерпаны и не открыты человек и земля человека».

Пускай меня за это все преподы по философии сочтут маргиналом, но читать скучно. Если у Вас нет острой необходимости в чтении или одержимости философией и Вы хотите почитать что-нибудь умное, почитайте что-нибудь другое, от этого вы врядли получите удовольствие)))

И все же: Кто ничего не говорит – редко ошибается. Лично для меня в "Заратустре" главным стало вот что: всякая чужая душа – потусторонний мир. Говорят, что всё превосходство Заратустры – лишь превосходство над ничтожеством, зато в христианстве человек унижен в роли царя природы. Строго говоря это не совсем так:Плутовство философии разделяет здесь Заратустру (тучу и предтечу сверхчеловека)Сверхчеловека ("молнию" т.е разумного и бессовестного суперзверя из бездны) и т.н. высших людей (знать, элиту). Девиз этой книги мог бы звучать очень красиво – "так философствуют молнией".Не надо только забывать, что назначение этой молнии – уничтожить человека."Слепыми хотел бы я сделать людей". "Моя мудрость, выжги им глаза" волит автор грядущего "Антихриста", сиречь ангела зла и суперзверя.И злая мудрость человеческая скоро-таки "выжгла глаза" ипритом. Одному маленькому немецкому фельдфебелю и очередному кандидату в антихристы. Только не надо мне говорить, мол Ницше бы ужаснулся, а Гитлер все равно так ничего и не понял. Не будем оскорблять величие провозвестника и зачинателя переоценки всех ценностей.

А в Заратустру не надо верить. Не надо дословно и скурпулезно цитировать. Каждую фразу разбирать по буквам. Нацисты уже разобрали, уберменши доморощенные... И в Ницше не надо верить. Ради бога, обзовите Ницше психопатом, дураком, графоманом! Только не надо притворяться сильно грамотным и лезть со своей кухонной критикой, прочитав первую главу. Знал бы Ницше, как он угадал последнего человека. Мы сегодня не умеем ничего делать сами. У руля стоят не самые сильные, а самые наглые. Мы вымираем, как мамонты. Мы боимся сказать новое слово, мы боимся быть лучше других, боимся любить, боимся верить, жить боимся. Это то, что нам дала цивилизация.Чем професиональнее мнение о Заратустре, тем оно неправильнее. Мы привыкли навешивать на всё ярлыки и судить о вещах "как положено". А ведь мы, оказывается, болваны. Забудьте все, чему вас учили! Отмените эти навязанные кем-то истины! Только то ценно, что достигнуто СВОЕЙ волей, СВОЕЙ силой, СВОИМ умом. Это – то, чему Ницше научил лично меня.

Эта книга действительно очень глубока и, действительно, чтобы ее понять "надо иметь длинные ноги". Ни грамма пафоса я в ней не увидела. Афористический стиль изложения заставляет задумываться почти над каждым предложением. У прочитавшего эту книгу на самом деле может поменяться мироощущение, Ницше обнажает людские пороки и дает возможность смотреть в глубь. Но, если его понять слишком буквально, то можно "сойти с ума", как Arthur1984, то бишь оказаться рабом своей гордыни. Читать надо вдумчиво, непредвзято и, как пишет сам Ницше в этом произведении, "не позволяйте навязывать себе ложных ценностей!"