Судья Кызылского горсуда Тувы Сайлана Сарыглар признала гражданскую активистку Оюму Донгак виновной в пропаганде и публичной демонстрации нацистской символики. В 2014 году Донгак перепостила на своей странице «ВКонтакте» интервью о становлении гитлеровского режима из New Times, иллюстрированного известнейшим историческим фото восторженных девушек с нацистскими флажками. Донгак присудили одну тысячу рублей штрафа.

Оюмаа Донгак. Фото: Facebook

Фабулу административного дела Донгак (а днем ранее ее задержала за тот пост четырехлетней давности полиция) мы видели уже не раз и не два, но эта история уж очень наглядно вскрывает механизмы новых репрессий. Последнее слово просится в кавычки, поскольку ассоциации однозначны, а никаких сравнений с событиями 80-летней давности быть не может — сейчас не расстреливают. Однако впечатляет живучесть технологий карательных органов.

Судите сами.

«Руководителю Управления ФСБ РФ по Республике Тыва, прокурору республики, министру внутренних дел от Тамоева Романа Телмановича. Заявление. Меня беспокоит сегодняшняя ситуация в обществе, а именно поведение гражданки Донгак Оюмы Седип-ооловны. <…> Я гражданин РФ, житель Республики Тыва, обеспокоен будущим Родной республики. По моему мнению, агрессивное поведение Донгак Оюмы Седип-ооловны ведет некоторых немыслящих людей к ухудшению уровня жизни Республики Тыва. Постоянные посты «ВКонтакте» о плохой жизни в Республике Тыва, распространение информации о коррумпированности власти в РФ и прекрасной жизни в Европе и иных зарубежных странах — все это меня возмущает» (орфография автора).

Ябеда — первый секретарь Тувинского республиканского отделения КПРФ. Я бы сказал о родимых пятнах, о генетике, о стукачестве в крови ленинцев-сталинцев, но не буду — это иная психоконструкция: молодой человек, 35 лет, продвинутый, учился в МГУ, выпускник по специальности «журналистика» Сибирского федуниверситета (Красноярск), помощник депутата Госдумы и т.д.

Позже Тамоев прокомментирует эту бумагу так: «Мы делали запрос на наличие у нее (Донгак. — А.Т. ) диплома о высшем образовании. <…> В своем заявлении я не просил «закатывать» под статью, а просил разобраться и провести проверку по вышеобозначенному вопросу, не более. Когда тебя на протяжении долгого времени «утюжат» по беспределу, иногда необходима реакция».

Что значит «тебя утюжат»? Тамоева возмущает критика («клевета и ложь в мой адрес в том числе») в предвыборное время («крайние обострения были и в президентскую кампанию, и сейчас — выборы в Хурал»).

Так что насчет диплома? Тамоев говорит: «Ответ получен — [диплом] подлинный».

Роман Тамоев. Facebook.com

Тем не менее Донгак пригласили в полицию, чтобы «разобраться с информацией о поддельном дипломе» (чего тут разбираться, непонятно — запрос в вуз, и все прояснится, ответ уже есть). В самом отделении речь о дипломе даже не заводилась, сразу возник вот этот пост четырехлетней давности.

Как понимаете, и диплом, и тот пост не важны. Имеют значение два обстоятельства: Донгак выводит проблемы Тувы в публичное пространство, и тем неудобна, и второе — за последнее время создана обширная законодательная база, позволяющая любого притянуть. Просто так ли, для галочки ли, а уж если этот человек чем-то неугоден властям…

Донгак причастна к бунту сирот Тувы в начале этого года. То противостояние властям надолго стало главным политическим событием в республике. Полиция тогда задержала не только бездомных, требовавших причитавшееся им по закону жилье и пришедших ночевать с матрасами и одеялами в агентство по делам семьи и детей, но и Донгак, возглавлявшую в то время в Туве предвыборный штаб Ксении Собчак и громко выступившую на стороне обездоленных. И вот «Новая» в связи с этим пишет о специфике Тувы и этого конфликта: «Сироты с чиновниками скоро найдут общий язык, а Собчак и ее представителей выставят крайними в проблемах кызыльских сирот, вот посмотрите».

Так, собственно, и вышло. На Собчак и Донгак вылили не один ушат помоев, а потом явился Роман Тамоев, ленинец. И Центр «Э», набиравший в течение полугода материал (нам, скорей всего, показали его частично), дал ему ход. Слаженная ли это работа, или просто так удачно совпало — а какая разница?

Еще раз: невозможно, нельзя сравнивать сталинские репрессии и нынешние неприятности, это просто подлость по отношению к жертвам внутреннего террора, но говорить о сегодняшней машинерии, не упоминая оригинал, невозможно тоже. Байку Довлатова про четыре миллиона доносов в сталинском СССР, это уравнивание палачей с жертвами, власти с народом, никогда и ни при каких дополнительных доводах невозможно было принимать всерьез, поскольку это означало бы одно: свидетельство о смерти нации выписано, территорию хорошо бы сровнять и обильно засыпать солью.

Роман Тамоев. Facebook.com

И вот — куча дел, подобных делу Донгак, только за последние недели, это уже массовое явление. Причем Донгак повезло, что дело ее не уголовное, как на Алтае (где тоже за публикации в соцсетях дела возбуждены против Марии Мотузной, Даниила Маркина, Андрея Шашерина, Антона Ангела) или в Красноярске (где активистка запрещенного движения «Артподготовка» Оксана Походун получила два года и три месяца условно за публикацию «экстремистских» фотографий в закрытом альбоме в «ВКонтакте»).

А в пропаганде нацистской символики до Донгак обвиняли депутата красноярского горсовета Владимира Владимирова. Тот выложил на своей странице в соцсетях кадр из «17 мгновений», где Штирлиц примеривается разбить бутылку о голову Холтоффа, только вместо последнего — со свастикой на рукаве Николай Десятниченко, новоуренгойский молодой человек, возмутивший патриотическую общественность. Суд прекратил дело по формальным основаниям.

И почти все эти и подобные дела появились благодаря сигналам доброжелателей. Не день сурка — десятилетия, века.

Все серьезные историки говорят сегодня, что роль доносов в сталинском внутреннем терроре невероятно гиперболизирована в массовом сознании. И всеобщего доносительства не было, и НКВД в нем вовсе не нуждалось. Но в этом мифе была заинтересована сталинская пропаганда, спускавшая на страну ощущение круговой поруки. Стукачество нынешнее — мы это видим — культивируется режимом, у всех этих людей прекрасное будущее, кто-то, как студентки алтайского филиала РАНХиГС Анастасия Битнер и Дарья Исаенко, станут, вероятно, помощницами депутатов, а перспективного Тамоева мы наверняка скоро увидим уже депутатом Госдумы.

Не сравнивая времена, невольно сравниваешь людей. Они, получается, одни и те же, мы не меняемся. Однажды кто-то пишет донос, а за другим приходят. И так не только в России, где-то стукачество вовсе возведено по разряду гражданских доблестей, но там есть механизмы, способные не дать государству скатиться в окончательное помешательство. А в России с 1937-го такие механизмы появились? Что сделал народ, чтобы террор против него не повторился? Да просто — какие есть преграды вот этому прущему уже из всех щелей абсурду, всему этому бреду с космическим, могильным холодом? Есть чем заткнуть? Если сегодня Донгак «пропагандирует нацизм», почему завтра ее не назвать «германо-японской шпионкой»? Что помешает?

Историки до сих пор окончательно не знают, что же все-таки запустило конвейер Большого террора. Наверное, то был комплекс причин. Но вот почти все те факторы, что тогда имели значение, что сделали то сумасшествие возможным, налицо и сейчас. У нас, как и тогда, государство лезет с запретами в человеческую жизнь, и не нарушать эти запреты почти нереально. У нас экономика такова, что каждый причастный к ней — на крючке. Синдром осажденной крепости. Пятая колонна. Профессиональные обиженные и потерпевшие.

И добровольные помощники полиции — раньше с зеленкой, нашатырем, мочой, говном, теперь просто и совершенно открыто с холодным оружием.

Всякие нодовцы, «сербы», казаки, православные активисты, какие-то офицеры бывшие…

Политическая целесообразность вместо права, игнорирование мирового сообщества, отсутствие разделения властей (судья в Кызыле не погнала вон полицию с ее бредовыми претензиями к Донгак) да и прочих сдерживающих факторов… Ощущение, как и во второй половине 30-х, приближения большой войны, инициативные региональные лидеры… Условия похожи, но внутреннего террора нет. ГУЛАГ не нужен, поскольку сейчас неэффективен. А расстреливать… Так вот же, что нами сделано за минувший 81 год, — вспомнил: при Ельцине Россия приняла новую Конституцию и ввела мораторий на смертную казнь. Но что еще?

Вот и я не знаю. А сталинские институции, машинерия, которую можно использовать так, а можно эдак — тут. С людей-то какой спрос? Они всегда одни и те же.

Да, а что же с сиротами, надеявшимися на исполнение закона, решений суда и получение ими жилья? Сироты всё там же — в очереди.

"Кто же тогда написал 4 (вар.: 5, 7, 10) миллиона доносов?.. " - вопрос, впервые заданный по преданию Довлатовым, принято считать риторическим и повторять с глубокомысленным выражением "ну мы же с вами понимаем" или отправлять плевком во всякого, посмевшего что-то сказать доброе про Русский народ.

Но меня конкретно интересует - кто? И сколько на самом деле? Точно ли семь? А может быть пять? А может быть семнадцать? Сколько на самом деле было написано доносов и кто их писал? Ну, правда же, почему это до сих пор такая тайна, что мы должны гадать, а нам же в лицо бросают эти "семь миллионов", причём делают это потомки тех, кто эти доносы скорее рассматривал и по ним приводил в исполнение. Но этим бьют по щекам именно нас, как будто это мы их писали лично.

Мне рассказывала женщина, которая душу положила на поиск сведений о новомучениках, пострадавших за Христа... Как-то ей в сверхсекретном архиве случайно - или "случайно" - вынесли несколько папок, из прочтения которых ей стало понятно, что по каждому человеку, по каждой личности могло быть _несколько_ личных дел. Одно было обычное, назовём его так, потому что неизвестно, как оно называлось на энкавэдэшном жаргоне, а наверняка какое-то словечко было. Обычное дело: такой-то, проживал там-то, говорил то-то и то-то по показаниям такого-то и такой-то - вот и донос прилагается, справки, протокол допроса и т.п., действительно обычная канцелярская макулатура, если бы не кровь, которая сочится из каждой буковки, как из ранки.

Вот подпись до допроса, вот - после, её не всегда и разобрать, как будто писал человек, положив бумагу на работающий компрессор. Ужас, но всё-таки ожидаемый, мы же взрослые люди.
А другое дело... Назовём его "тайным". Оно объясняло многое из того, на что ни за что не обратил внимание читающий "обычное". Например, что донос написан не тем, чья подпись под доносом, а специальным человеком.

Потом ей, этой женщине, объяснили сведущие люди, как всё было. Не всё, конечно, но кое-что, в частности это.

Находили людей, которые умели хорошо подделывать почерк. Брали их на чём-то неположенном или так приглашали поговорить и объясняли, чтО нужно делать. Они и делали. В любое время их могли вызвать, они приезжали, знакомились с образцами почерков и тщательно писали заготовленные тексты. Получали свои 30 гривенников или без того, шли домой жить дальше.

А свежепойманному и уже чуть-чуть опрессованному будущему врагу народа и бурундийскому шпиону показывали донос, написанный в точности рукой его соседа или коллеги по работе. Мол, смотри, что на тебя пишет... да хотя бы жена твоя или брат. Не может быть? Смотри внимательно, узнаёшь? Твой единственный шанс - во всём откровенно признаться и разоружиться перед партией!
Если сломается человек, пойдёт "признаваться", то выдавят из него показания на всю контрреволюционную банду польских диверсантов-вредителей и появится _подлинный_ донос. Хотя, зачем? Нет абсолютной необходимости.

А что ещё делать, если у тебя РАЗНОРЯДКА на посадки? Если у тебя социалистическое соревнование, кто больше поймает польских шпионов?

И вся эта кухня социалистической законности - во второй папочке, в тайном деле. А может и не вся. Может было ещё и третья или четвёртая - кто это знает? Кто это узнает наверняка?
Можно отмахнуться, сказать, что снова клевещут проклятые солженицыны. Ваше право.

Вспоминаю одну мысль, которую высказал покойный Владимир Леониович Махнач на тему, почему коммунистический режим был всё-таки хуже нацистского. Лучше Махнача не скажешь, цитата:

"Я не буду сравнивать коммунистический режим с царским в России или с капиталистическим в США, я возьму по максимуму: я буду сравнивать с гитлеровской Германией. В Германии был скверный режим, очень жестокий, ошибочный. Так вот, смотрите. У них был тоталитарный режим, и у нас. У них было гестапо (тайная полиция), и у нас был НКВД. В гестапо пытали, и в НКВД пытали. Но вот тут сходство заканчивается. Дальше начинаются различия. Если вам не повезло, и вы попали в гестапо, то из вас выбивали явки, связников, коды, пароли, то есть, из вас выпытывали ПРАВДУ. А если вы попадали в НКВД, то из вас выбивали признание в том, что вы румынский или японский шпион. То есть, из вас выбивали ЛОЖЬ: «Подпиши то, что я тебе приказываю!» Так какой режим страшнее? "

Конечно, и в НКВД часто интересовались правдой. Ведь были и настоящие разведчики и диверсанты, а во время войны разные "языки", перебежчики - не вопрос.

Но три вещи делают совецкий режим вполне уникальным в мировой истории и не только ХХ века:

Во-первых , признание обвиняемого объявлялось "царицей доказательств".

Во-вторых , количество самооговоров вполне невооружённым глазом устанавливается при поверхностном знакомстве с доступными архивными материалами и статистикой. В частности, польских шпионов перед войной было совершенно фантастическая цифра.

Наконец , уже упоминавшиеся "квоты" и "соцсоревнования" по поимке врагов народа и агентов врага.

Даже если бы ни одного факта было бы неизвестно, само по себе существование таких законодательных норм и принципов ведения следствия однозначно выводили бы советский строй за пределы цивилизации, ставили бы его в моральном плане ниже всякого готтентотского сообщества.

Я все думаю о нашем разговоре. Может быть, дело в том, что зло произвольно. Что его определяют - место и время. А если говорить шире - общие тенденции исторического момента.

Зло определяется конъюнктурой, спросом, функцией его носителя. Кроме того, фактором случайности. Неудачным стечением обстоятельств. И даже - плохим эстетическим вкусом.

Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить - кто написал четыре миллиона доносов? {Эта цифра фигурировала в закрытых партийных документах.) Дзержинский? Ежов? Абакумов с Ягодой?

Ничего подобного. Их написали простые советские люди. Означает ли это, что русские - нация доносчиков и стукачей? На в коем случае. Просто сказались тенденции исторического момента.

Разумеется, существует врожденное предрасположение к добру и злу. Более того, есть на свете ангелы и монстры. Святые и злодеи. Но это - редкость. Шекспировский Яго, как воплощение зла, и Мышкин, олицетворяющий добро, - уникальны. Иначе Шекспир не создал бы "Отелло".

В нормальных же случаях, как я убедился, добро и зло - произвольны.

Так что, упаси нас Бог от пространственно-временной ситуации, располагающей ко злу...

Одни и те же люди выказывают равную способность к злодеянию и добродетели. Какого-нибудь рецидивиста я легко мог представить себе героем войны, диссидентом, защитником угнетенных. И наоборот, герои войны с удивительной легкостью растворялись в лагерной массе.

Разумеется, зло не может осуществляться в качестве идейного принципа. Природа добра более тяготеет к широковещательной огласке. Тем не менее в обоих случаях действуют произвольные факторы.

Поэтому меня смешит любая категорическая нравственная установка. Человек добр!.. Человек подл!.. Человек человеку - друг, товарищ и брат... Человек человеку - волк... И так далее.

Человек человеку... как бы это получше выразиться - табула раса. Иначе говоря - все, что угодно. В зависимости от стечения обстоятельств.

Человек способен на все - дурное и хорошее. Мне грустно, что это так.

Поэтому дай нам Бог стойкости и мужества. А еще лучше - обстоятельств времени и места, располагающих к добру...

За двенадцать лет службы у Егорова накопилось шесть пар именных часов "Ракета". Они лежали в банке из-под чая. А в ящике стола у него хранилась кипа похвальных грамот.

Незаметно прошел еще один год.

Этот год был темным от растаявшего снега. Шумным от лая караульных псов. Горьким от кофе и старых пластинок.

Егоров собирался в отпуск. Укладывая вещи, капитан говорил своему другу оперу Борташевичу.

Приеду в Сочи. Куплю рубаху с попугаями. Найду курортницу без предрассудков...

Презервативы купи, - деловито советовал опер.

Ты не романтик, Женя, - отвечал Егоров, доставая из ящика несколько маленьких пакетов, - с шестидесятого года валяются...

И что - ни разу?! - выкрикивал Борташевич.

По-человечески - ни разу. А то, что было, можно не считать...

Понадобятся деньги - телеграфируй.

Деньги - не проблема, - отвечал капитан...

Он прилетел в Адлер. Купил в аэропорту малиновые шорты. И поехал автобусом в Сочи.

Там он познакомился с аспиранткой Катюшей Лугиной. Она коротко стриглась, читала прозу Цветаевой и недолюбливала грузин.

Вечером капитан и девушка сидели на остывающем песке. Море пахло рыбой и водопроводом. Из-за кустов с танцплощадки доносились прерывистые вопли репродуктора.

Егоров огляделся и притянул девушку к себе. Та вырвалась, оскорбленно чувствуя, какими жесткими могут быть его руки.

Бросьте, - сказал Егоров, - все равно этим кончится. Незачем разыгрывать мадам Баттерфляй...

Катя, не замахиваясь, ударила его по лицу.

Стоп! - выговорил капитан. - Удар нанесен открытой перчаткой. Судья на ринге делает вам замечание - Катя не улыбнулась:

Потрудитесь сдерживать ваши животные инстинкты!

Не обещаю, - сказал капитан.

Девушка взглянула на Егорова миролюбиво.

Давайте поговорим, - сказала она.

Например, о чем? - вяло спросил капитан.

Вы любите Гейне?

Более или менее.

А Шиллера?

Еще бы...

Днем они катались на лодке. Девушка сидела на корме. Егоров широко греб, ловко орудуя веслами.

Поймите же, - говорила Катя, - цинизм Есенина - это только маска. Бравада... свойственна тем, кто легко раним...

Прошлым летом за мной ухаживал Штоколов.

Как-то Борис запел в гостях, и два фужера лопнули от резонанса.

Мне тоже случалось бить посуду в гостях, - реагировал капитан, - это нормально. Для этого вовсе не обязательно иметь сильный голос...

Мне кажется, разум есть осмысленная форма проявления чувств. Вы не согласны?

Согласен, - говорил капитан, - просто я отвык...

Как-то раз им повстречалась в море лодка. Под рулем было выведено ее название - "Эсмеральда".

Эй, на полубаке! - закричал Егоров, всем опытом и кожей чувствуя беду. Ощутив неприятный сквознячок в желудке.

Правил "Эсмеральдой" мужчина в зеленой бобочке. На корме лежал аккуратно свернутый голубой пиджак.

Капитан сразу же узнал этого человека. Фу, как неудобно, подумал он. Чертовски неудобно перед барышней. Получается какой-то фрайерский детектив. Егоров развернулся и, не оглядываясь, поплыл к берегу...

Они сидели в чебуречной на горе. Блестели лица, мигали светильники, жирный туман наполнял помещение.

Егоров снисходительно пил рислинг, а Катя говорила:

Нужно вырваться из этого ада... Из этой проклятой тайги... Вы энергичны, честолюбивы... Вы могли бы добиться успеха...

У каждого свое дело, - терпеливо объяснял Егоров, - свое занятие... И некоторым достается работа вроде моей. Кто-то должен выполнять эти обязанности?

Но почему именно вы?

У меня есть к этому способности. Нервы в порядке, мало родственников.

Но у вас же диплом юриста?

В какой-то мере сие облегчает работу.

Если бы вы знали, Павел Романович, - сказала Катя, - если бы вы только знали... Ах, насколько вы лучше моих одесских приятелей! Всех этих Мариков, Шуриков, Толиков... Разных там Стасов в оранжевых носках...

У меня тоже есть оранжевые носки, - воскликнул капитан, - подумаешь... Я их у спекулянта приобрел...

К столику приблизился красноносый дядька.

Я угадал рецепт вашего нового коктейля, - сказал Егоров, - забористая штука! Рислинг пополам с водой!..

Они пошли к выходу. У окна сидел мужчина в зеленой бобочке и чистил апельсин. Егоров хотел пройти мимо, но тот заговорил:

Узнаете, гражданин начальник?

Боевик, подумал Егоров, ковбойский фильм...

Нет, - сказал он.

А штрафной изолятор вы помните?

Нет, я же сказал.

А пересылку на Витью?

Никаких пересылок. Я в отпуске...

Может, лесоповал под Синдором? - не унимался бывший зек.

Там было слишком много комаров, - припомнил Егоров.

Мужчина встал. Из кулака его выскользнуло узкое белое лезвие. Тотчас же капитан почувствовал себя большим и мягким. Пропали разом запахи и краски. Погасли все огни. Ощущения жизни, смерти, конца, распада сузились до предела. Они разместились на груди под тонкой сорочкой. Слились в ослепительно белую полоску ножа.

Мужчина уселся, продолжая чистить апельсин.

Что ему нужно, - спросила девушка, - кто это?

Пережиток капитализма, - ответил Егоров, - но вообще-то изрядная сволочь. Простите меня...

Говоря это, капитан подумал о многом. Ему хотелось выхватить из кармана ПМ. Затем - вскинуть руку. Затем опустить ее до этих ненавидящих глаз... Затем грубо выругаться и нажать спусковой крючок...

Всего этого не случилось. Мужчина сидел неподвижно. Это была неподвижность противотанковой мины.

Молись, чтоб я тебя не встретил, - произнес Егоров, - а то застрелю, как собаку...

Капитан и девушка гуляли по аллее. Ее пересекали тени кипарисов.

Чудесный вечер, - осторожно сказала Катя.

Восемнадцать градусов, - уточнил капитан.

Низко пролетел самолет. Иллюминаторы его были освещены.

Катя сказала:

Через минуту он скроется из виду. А что мы знаем о людях, которые там? Исчезнет самолет. Унесет невидимые крошечные миры. И станет грустно, не знаю почему...

Екатерина Сергеевна, - торжественно произнес капитан и остановился, - выслушайте меня... Я одинокий человек... Я люблю вас... Это глупо... У меня нет времени, отпуск заканчивается... Я постараюсь... Освежу в памяти классиков... Ну и так далее... Я прошу вас...

Катя засмеялась.

Всех благ, - произнес капитан, - не сердитесь. Прощайте...

Вас интересует, что я думаю? Хотите меня выслушать?

Интересует, - сказал капитан, - хочу.

Я вам очень благодарна, Павел Романович. Я посоветуюсь... и уеду с вами...

Он шагнул к ней. Губы у девушки были теплые и шершавые, как листок, нагретый солнцем.

Неужели я вам понравился? - спросил Егоров.

Я впервые почувствовала себя маленькой и беспомощной. А значит, вы сильный.

Тренируемся понемногу, - сказал капитан.

До чего же вы простой и славный!

У меня есть более ценное достоинство, - объявил капитан, - я неплохо зарабатываю. Всякие там надбавки и прочее. Зря вы смеетесь. При социализме это важно. А коммунизм все еще проблематичен... Короче, вам, если что, солидная пенсия будет.

Как это - если что?

Ну, там, пришьют меня зеки. Или вохра пьяная что-нибудь замочит... Мало ли... Офицеров все ненавидят, и солдаты, и зеки...

Работа такая. Случается и поприжать человека...

А этот? В зеленой кофте? Который вам ножик показал?

Не помню... Вроде бы я его приморил на лесоповале...

Они стояли в зеленой тьме под ветками. Катя сказала, глядя на яркие окна пансионата:

Мне пора. Тетка, если все узнает, лопнет от злости.

Я думаю, - сказал капитан, - что это будет зрелище не из приятных...

Через несколько минут он шел по той же аллее - один. Он шел мимо неясно белеющих стен. Мимо дрожащих огней. Под шорохом темных веток.

Который час? - спросил у него запоздалый прохожий.

Довольно поздно, - ответил капитан. Он зашагал дальше, фальшиво насвистывая старый мотив, румбу или что-то в этом плане...

Я очень не люблю вставляемую к месту и не к месту фразу Сергея Довлатова: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить - кто написал четыре миллиона доносов?»

Фраза, гнилая во всех отношениях.
Потому, что говорит о том, что народ – с гнильцой.
Потому, что перекладывает вину с организаторов террора на жертвы террора.
Потому, что это можно сказать о практически любом народе: как могли немцы – великая нация ученых и философов, поверить фюреру? Как могли японцы с их чувством прекрасного дойти до Нанкинской резни и Отряда 731? Как могли китайцы, с их великой тысячелетней культурой дойти до ужасов Культурной революции? Как могли мирные камбоджийцы войти на поводу у жесточайших красных кхмеров? И далее по всем остановкам – корейцы, итальянцы, японцы, американцы, турки, англичане, испанцы, бельгийцы, португальцы, арабы... У всех руки по локоть в крови. Все – с гнильцой.

Да и с доносами тоже вовсе не все так очевидно. Не было эпидемии стукачества в Советском Союзе. 4 миллиона доносов в атмосфере тотального страха в 160-миллионной стране – это очень мало. Особенно учитывая, что стукачи писали множество доносов. Нередкими были сообщения в советских газетах, что, например, один человек донес на 69 человек, а другой - на 100. На XVIII съезде партии огласили рассказ одного доносчика о том, как ему удалось добиться снятия пятнадцати секретарей местных партийных организаций. Другой доносчик из Минска «обратился с такой просьбой: «Я выбился из сил в борьбе с врагами, а поэтому прошу путевку на курорт». (Громкий смех)». via

Это власть всячески раскручивала стукачество, но получалось у нее посредственно. «Плохо сигнализируете, - говорил Сталин, - А без ваших сигналов ни военком, ни ЦК ничего не могут знать... Каждый член партии, честный беспартийный, гражданин СССР не только имеет право, но обязан о недостатках, которые он замечает, сообщать. Если будет правда хотя бы на 5%, то и это хлеб».

Вот что писал журнал «Советская юстиция» за 1925-й год: «Развивайте способность доноса и не пугайтесь за ложное донесение». «Пионерская правда» из номера в номер начала публиковать доносы детей на взрослых – родителей и учителей. Она восторженно рассказывала и о последователях доблестного юного осведомителя. По доносу одного из них арестованы были двое взрослых. Жену приговорили к десяти годам лагерей, а мужа к расстрелу.

«За этот сигнал Митя получил именные часы, пионерский костюм и годовую подписку на местную газету "Ленинские внучата"» via

Но вопреки распространенному мнению доносы играли незначительную роль в раскручивании маховика репрессий. Например, по архиву бывшего управления ФСБ по Томской области такие доносы были обнаружены в менее чем 0,5 % изученных дел. В конце 1937 года Ежов разослал в УНКВД краев и областей указание с требованием сообщить о заговорах, которые были вскрыты с помощью рабочих и колхозников. Результаты были обескураживающими. Типичная шифровка пришла 12 декабря 1937 года от начальника Омского УНКВД: «Случаев разоблачения по инициативе колхозников шпионско-диверсионных троцкистско-бухаринских и иных организаций не было». via

Это сталинская идея – народ во всем виноват. Точнее, эту концепцию сформулировали его соратники на XVIII съезде партии в начале 1939 года. В терроре были обвинены так называемые клеветники, то есть доносчики, которые писали доносы на честных советских граждан и таким образом способствовали распространению террора.

Историки же на основании большого количества документов показали, что, конечно, доносы в этот период существовали, это были массовые доносы, однако они не сыграли той значительной роли, которую им сейчас приписывают. Массовые операции, которые проводил НКВД, имели собственную логику развития, проводились по своим механизмам и не нуждались в подпитке в виде массовых доносов. Доносы существовали, но чекисты, как правило, их игнорировали. via

Спрашивать надо не с тех, кто ломался, а с тех – кто ломал. С организаторов.
Так что не надо прикрываться рассказами о 86% народной поддержки.
Люди, как правило, очень слабы. Любые люди в любой стране.

В Кто написал четыре миллиона доносов?

Напишу-ка пост про ебанутых маразматиков. Довлатов в свое время очень точно сказал: "Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить - кто написал четыре миллиона доносов?". В нашей стране уже нет Сталина, но есть замечательная государственная машина, попав в жернова которой выбраться очень сложно. Будучи однажды запущенной чьим либо доносом или заявлением, она уже не воспринимает ни логику, ни здравый смысл.

Доносили всегда по разным причинам. Кто-то из личной мести, или хотел устранить соперника, нагадить соседу. Но всегда и везде больше всего доносов писали люди, не имевшие никакого отношения к своим жертвам. Они следили за ними со стороны и мелко гадили при случае, сочиняя очередную кляузу. Для многих это становилось делом всей жизни, ведь они всерьез думали, что занимаются наведением порядка и помогают стране.

Оказывается, в современной России этот тип уебков бдительных граждан никуда не делся и цветет пышным цветом. К услугам шизофреников теперь есть всевозможные интернет-порталы для обращений граждан в органы власти. Теперь не надо под покровом ночи при свете свечи писать неровным почерком очередной донос - один клик и государственная машина запускает свой механизм, начиная ломать судьбу очередного человека.

Вот типичный пример - совершенно ебанутый и надуманный донос на хорошего фотографа и журналиста Сергея Лойко.

Просто охуительно, правда? Какие-то заказчики, "толкает пьяных юнцов на омоновцев", "пишет не то, что ответил, а искаженную информацию". Что?! "В фотошопе увеличивает кисть руки и монтирует что-то вроде кастета". Охуеть вообще. И вот уже очередной опер вынужден читать вот такую писанину от очередной бдительной мрази, проводить проверку и давать делу ход. 37 год? В головах этот 37 год, вот они все доносчики рядом. И ведь все эти ебанутые маразматики всерьез верят в ту шизофрению, которую пишут. Ну и самый ахуй, конечно, в том, что в перерывах между написанием доносов некоторые из этих людей вполне открыто ругают власть и вообще оппозиционеры. Днем с огнем, вечером разогнем, как говориться, да.

P.S. Кстати, на меня тоже написали не менее ебанутую кляузу, причем сразу в ФСБ и Генеральную Прокуратуру, за один из постов в этом жж. Если меня зафрендит хотя бы человек 50, опубликую эту охуительную историю.