В 1993 году, когда Патриарх Алексий II благословил местное почитание епископа Василия Кинешемского (Преображенского) , Кинешма обрела своего небесного защитника.

Василий Кинешемский - рождение и детство

Вениамин Преображенский, будущий епископ , родился в январе 1876 года в семье настоятеля кинешемской Вознесенской церкви священника Сергия Преображенского и получил в крещении имя Вениамин. Вознесенский приход был по-настоящему родным для Преображенских — и отец, и дед матери будущего архиерея, Павлы Капитоновны, служили в этом храме.

Поначалу в жизни Вениамина всё складывалось более чем обычно: Кинешемское духовное училище, Костромская духовная семинария, Киевская духовная академия — вот первые образовательные вехи в его судьбе. Однако далее начались «уклонения» — по окончании академии Вениамин Сергеевич был определен преподавателем в Воронежскую семинарию, где, кажется, почувствовал в себе педагогическое призвание.

Хорошо зная европейские языки, в 1910 году уехал в Лондон для ознакомления с современными педагогическими системами. В Англии будущий епископ Кинешемский провел два года, увлекшись идеями скаутизма. По возвращении он три года преподавал в Миргородской семинарии, а в 1914 году, еще раз побывав в Лондоне, перебрался в Москву — преподавателем Петровской гимназии. Тогда же он окончил педагогический институт и активно занялся формированием скаутских организаций. Дальнейшее как будто уже было предопределено.

Василий Кинешемский - начало исповеднического пути

В 1917 году Вениамин Преображенский резко изменил свою жизнь — тут начало его исповеднического пути.

Житие святителя Василия Преображенского предлагает такую версию случившегося с ним. В том самом 17-м году, когда рухнула Российская империя, он, приехав в Кинешму, с некоторыми знакомцами решил покататься на лодке по Волге. На середине реки лодка перевернулась, и ждала Вениамина Сергеевича неминуемая смерть, но он взмолился, прося Господа сохранить его живым и дав обет посвятить себя в таком случае служению Церкви. Тут же утопающему подвернулась толстая доска, спасшая его. Сюжет — почти канонический, вполне в духе житийной литературы.

Но существует и иная версия. Протоиерей Сергий Щукин (1891—1977), знавший Василия Кинешемского в те времена, вспоминал, что тот, став свидетелем трагических событий, развернувшихся в Москве в октябре 1917 года (штурм Кремля, гибель юных юнкеров), заговорил о том, что всеобщее озверение стало следствием отпадения большой массы народа (и интеллигенции в том числе) от Церкви и в конечном счете от Бога. Как страшный грех он воспринял и собственный отказ от священничества, к которому был предназначен фактом своего рождения и полученным духовным образованием. Принеся покаяние, Вениамин Сергеевич тогда же отправился Кинешму и поступил псаломщиком в родную ему Вознесенскую церковь.

Василий Кинешемский - епископ

В 1920 году Преображенского рукоположили в священники, чуть позже он принял монашеский постриг с именем Василий, а в сентябре 1921 года был возведен в сан епископа Кинешемского. Как видим, свое архиерейское служение владыка начал в самый разгар атаки богоборцев на Церковь. Этой атаке епископ Василий как мог мужественно противостоял, главной своей задачей видя христианское просвещение народа, пребывавшего, несмотря на все официальное христианство, во мраке невежества, — в своей епархии он принялся за организацию кружков по изучению Священного Писания. Жизнь при этом вел совершенно аскетическую — поселился на окраине Кинешмы в баньке у вдовы-солдатки, спал на голом полу, собственности никакой не имел.

В 1922 году, когда власти массово передавали храмы обновленцам, епископ Василий повелел сохранившим верность канонической Церкви священникам, лишенным храмов, служить на площадях. На богослужения, совершаемые кинешемским архиереем в и Вознесенском храме, собиралось множество людей. Одна из его прихожанок вспоминала:

«Ах, как он говорил! И просто, и умно, и вдохновенно, и красиво! Он приводил примеры не только из жития святых, а из нашей литературы, и из своих заграничных поездок. Он призывал к вере в Бога, к покаянию, совершению добрых дел — всему, что положено у христиан. Слушать его ходили и неграмотные старухи, и образованные люди».

Гонения епископа Василия Кинешемского

Богоборческие власти такое, конечно, долго терпеть не могли. В мае 1923 года епископа Василия арестовали и, по рассмотрении его «дела», сослали на два года на Вычегду, в Зырянский край. С этих пор и до самой кончины жизнь святителя превратилась в чреду арестов, тюремных заключений и вынужденных по большей части перемещений по всей стране. Вот география этих «путешествий»: Галичский уезд Костромской губернии. Сэров, Дивеево, Нижний Новгород, Вязники, Кострома, Ярославль, Иваново, Уральская область, Орел, Рыбинск, Углич...

Кинешму епископ Василий не забывал и периодически возвращался в нее — в последний раз свободным человеком он жил в городе в 1928 году. Тут у него было много почитателей. Сохранились воспоминания духовной дочери святителя Е. А Фирсовой о своей последней беседе с архипастырем, состоявшейся в Кинешме. На вопрос: «Как нам жить дальше, как спасаться?» — владыка тогда ответил:

«Служить ближним с любовью в Боге... При служении ближнему не должно быть симпатий. Делайте любое дело добросовестно. Молитесь. Найдите себе духовника. Хотя бы один раз в году исповедуйтесь и причащайтесь Святых Таин. Каждый из нас обязан работать там, где он поставлен Богом. Лучше служить ближнему в детских яслях, больницах...»

Свой проповеднический опыт епископ Василий обобщил в фундаментальном труде « », написанном в 1926—1927 годах. Книга эта нисколько не устарела и сегодня вполне способна «перевернуть» читающего ее человека.

Смерть Василия Кинешемского

В последний раз святителя арестовали в 1943 году. Документы свидетельствуют, что конфискованного имущества у него тогда обнаружилось: «ветхий подрясник, икона, деревянный крестик, детская игрушка, кожаный ремень, расческа» . Больше ничего!

Следствие велось жестко, престарелому архиерею, страдавшему сердечной болезнью, сутками не давали спать и вынудили его признаться в «антисоветской деятельности». Приговор — пять лет ссылки в Красноярский край. Около года он провел в селе Бирюлиссы в двухстах километрах от Красноярска, где 13 августа 1945 года тихо отошел к Господу.

Сейчас мощи святителя Василия Кинешемского находятся в и почитаются главными святынями храма, также Василий Кинешемский почитается как небесный заступник города.

Епископ Кинешемский Василий (в миру Вениамин Сергеевич Преображенский) родился в 1876 году в городе Кинешме Костромской губернии [*2] в семье священника Сергия и жены его Павлы и своим христианским воспитанием целиком был обязан родителям. Очищение ума и сердца таинствами и молитвой — в этом был смысл и цель земной жизни супругов. И потому родители старались оградить детей от влияния мира, зная, как трудно вырвать из сердца тернии грехов и страстей, если те уже проросли.

Все устроение жизни, окружавшей мальчика с детства, было подобно монашескому. Ни новостей, ни сплетен, ни праздных разговоров не проникало за высокую изгородь их дома, покидать который детям воспрещалось. И было для ребенка отрадой посещение их дома нищей братией и странниками. В самый день его крещения, когда Вениамина принесли из храма домой, к ним пришла странница-старушка, которая, глянув на мальчика, сказала: «Это будет великий человек». Были и иные предзнаменования его незаурядного будущего.

После окончания гимназии Вениамин поступил в Киевскую Духовную академию, которую окончил в 1901 году со степенью кандидата богословия, и был определен преподавателем в Воронежскую Духовную семинарию. От юности интересуясь христианским подвигом, он пишет диссертацию под названием «О скитском патерике», за которую ему была присуждена степень магистра богословия. В Воронеже Вениамин пробыл до 1910 года.

Зная в совершенстве как древние, так и новые европейские языки, Вениамин для более углубленного изучения европейской культуры уехал в Англию и 1910—1911 годы прожил в Лондоне. После возвращения в Россию он поступил преподавателем иностранных языков и всеобщей истории в Миргородскую мужскую гимназию. В 1914 году Вениамин переехал в Москву и устроился преподавателем латинского языка в Петровской гимназии. Преподавание настолько его увлекло, что он окончил педагогический институт, приготовившись окончательно к профессии педагога. Но Господь распорядился иначе.

Однажды, приехав в гости к родителям в Кинешму, Вениамин уговорился с друзьями покататься на лодке по Волге. Уже далеко от берега лодка внезапно перевернулась. Вениамин взмолился, прося Господа сохранить ему жизнь, обещая посвятить себя служению Православной Церкви. В этот момент он увидел толстую длинную доску и, ухватившись за нее, выплыл.

Священник Сергий Преображенский с сыном Вениамином

Вскоре после этого случая Вениамин переехал на родину в Кинешму и в октябре 1917 года поступил псаломщиком в Вознесенскую церковь, где служил его престарелый отец. Памятуя данный Богу обет, он стал проповедовать в храмах Кинешмы и ее окрестностей. Сознавая, что без точного и глубокого понимания Священного Писания невежественный человек легко может стать добычей обманщиков и лжеучителей, Вениамин приступил к созданию православных кружков, где изучению Священного Писания придавалось большое значение.

В 1918 году он стал ездить по приходам епархии. Однажды после службы в селе Захарьевском Вениамин обратился с разъясняющим Священное Писание словом к прихожанам, а потом зашел в дом Анны Васильевны Частухиной в соседней деревне Балахонка. Пообедали, попили чаю, поговорили. И хотя не был Вениамин Сергеевич еще священником, беседа с ним произвела на Анну и всех присутствовавших такое впечатление, что они решили по его совету организовать в своей деревне церковный кружок. У Анны в доме стала собираться молодежь, пели молитвы, читали Евангелие. Народ сердцем почувствовал, что Вениамин предложил им самое нужное, без чего невозможно жить. В кружке читались жития святых, пелись уставные церковные песнопения и любимые народом духовные стихи. Вениамин знал: кто любит духовное, кто уже ощутил радость и мир, идущие от Господа, тот никогда не отдаст эту радость за греховные утешения преходящего мира. И потому в каждом человеке он прежде всего старался пробудить интерес и жажду к духовному.

В начале 1918 года власти запретили преподавание Закона Божия в школах, так свет Христова учения насильственно отнимался от детских сердец. Вениамин стал собирать детей в Вознесенском храме.

16 июля 1920 года Вениамин был рукоположен в сан священника в городе Костроме митрополитом Серафимом (Мещеряковым). Вскоре после этого скончался его отец, протоиерей Сергий, и о. Вениамин принял постриг с именем Василий — в память Василия Великого; 19 сентября 1921 года он был хиротонисан во епископа Кинешемского, викария Костромской епархии. В хиротонии участвовали: митрополит Серафим (Мещеряков), митрополит Иерофей (Померанцев) и архиепископ Севастиан (Вести).

Рукоположенный во епископа, он усилил подвижнические труды. Отказавшись от какой бы то ни было собственности, он поселился на окраине города в маленькой баньке, стоявшей на огороде у вдовы-солдатки Анны Александровны Родиной. Никакого имущества или обстановки у святителя не было, спал он на голом полу, положив под голову полено. Подвиг свой он от посторонних скрывал, принимая приходящих в канцелярии, устроенной в доме рядом с Вознесенской церковью. Далеко находилась банька от храма. Каждое утро, еще до рассвета, владыка шел пешком через весь город в храм и возвращался домой поздно ночью. Не один раз грабители останавливали его на улице, и он с кротостью и любовью отдавал им все, что имел; вскоре они стали его узнавать и не тревожили.

Помимо ежедневных церковных служб, во время которых он обязательно проповедовал, святитель исповедовал, обходил дома всех нуждающихся в его помощи со словом утешения, посещал монастыри и основанные им кружки, разбросанные по епархии.

В дни больших праздников святитель служил в соборе, а каждый четверг — всенощные в Вознесенской церкви. Народ любил эти всенощные, посвященные воспоминаниям страстей Господних, и собирался на них во множестве. Особенно много было рабочих, некоторые из них жили в окрестностях города, они отстаивали долгую службу и только поздно ночью добирались домой, а утром снова шли на работу, но так велика была благодать церковной молитвы, что люди не чувствовали усталости.

Епископ Кинешемский Василий. 1921 год

Святитель сам читал акафист страстям Господним, и в храме стояла такая тишина, точно в нем не было ни одного человека, и в самом дальнем конце его слышно было каждое слово.

Проповеди епископа Василия привлекали в храм все больше людей. Некоторые совершенно меняли образ жизни; иные, следуя примеру святителя, раздавали имущество нищим, посвящая жизнь служению Господу и ближним. Свет веры достигал и неверующих. Как бы ни относился иной человек к христианской вере и к Православной Церкви, почти всякий чувствовал, что слово, произнесенное епископом, отвечает внутренним запросам души, возвращает ей жизнь, а жизни — озаряющий смысл.

Не могла и предположить Екатерина Александровна Книшек, что придет время, когда она обратится к Богу и будет жить сугубо церковной жизнью, имея к тридцати шести годам стойкие навыки жизни нецерковной. Родилась она в Санкт-Петербурге, дед был выходцем из Чехии, но уже отец ощущал себя коренным петербуржцем. Более всего почитая образование, родители отдали Екатерину учиться на Высшие женские курсы, которые она с успехом окончила по историко-филологическому факультету. В 1920 году она с матерью уехала из разоренного революцией Петрограда в Кинешму. В храм Екатерина не ходила, и все церковное было ей непонятно и чуждо. Но вскоре она услышала, что в городе служит необыкновенный епископ, который говорит необычные проповеди. Человек любознательный, Екатерина пошла в храм. Проповедь, которую она услышала, была действительно необыкновенной и показывала в проповеднике человека талантливого и широко образованного. Екатерина пришла еще раз и еще, а затем стала ходить в, храм постоянно. Ей открылась всечеловеческая глубина Православия. Екатерина и сама удивлялась — как быстро она становится церковным человеком, изменяется внутренне. Вскоре она познакомилась с епископом лично. Увидев в Екатерине человека с выдающимися способностями, он предложил ей стать председателем церковного совета Вознесенской общины. С этого времени она стала его ближайшей помощницей.

Епископ Василий на пороге баньки. 1922 год

В Вознесенском храме прихожане, староста и священник были единомысленны с владыкой. В те годы там служили священник Николай Панов [*3] , диакон Иоанн Груздев и псаломщик Василий Поспелов. Старостой храма был Григорий Федорович Иванов, а во время его долгой болезни — монахиня Агния (в миру Анастасия Захаровна Орлова), бывшая казначеей Успенского монастыря в Кинешме до его закрытия. В храме было ежедневное богослужение и две литургии, владыка всегда служил позднюю без священника и диакона.

За короткий срок владыка организовал кружки в Кинешемском, Юрьевецком, Вичугском, Семеновском, а потом и в Вязниковском районах. Только тех кружков, которые он посещал лично, было более десяти; другие организовывались по его благословению.

Миссионерская деятельность епископа вызывала у властей большое беспокойство. Но повода для ареста святителя не находилось. И тогда власти стали посылать в храм людей, поручая им во время проповеди епископа задавать искусительные вопросы, чтобы привести его в замешательство. Владыка провидел, что такие люди есть в храме, и заранее давал ответы на многие их вопросы. Обличаемые совестью, понимая всю невыгодность своего положения, они покидали храм, ничего не спросив.

Епископ Василий. В кабинете при Вознесенской церкви

Как истинный пастырь, святитель оберегал свою паству от всякого рода зла и заблуждений. Если узнавал, что кто-то из его духовных детей мыслит неправо, то спешил этого человека посетить.

Неподалеку от города Вичуги жила в те годы старица Марфа Лаврентьевна Смирнова. Она была строгой подвижницей. С детства ведя богоугодную жизнь, она последние двадцать два года тяжело болела, но непрестанно благодарила Господа, и Он дал ей дар рассуждения, которым пользовались многие.

Узнав, что старица принимает у себя людей, находящихся в духовном заблуждении, владыка отправился в Вичугу, по пути посещая духовных детей.

Лишь к вечеру он добрался до кельи старицы. Она была полна народа, и святитель попросил всех выйти, чтобы остаться наедине с Марфой Лаврентьевной и ее келейницей.

— Я хочу испытать тебя, — сказал он, — в прелести ты или нет. Мне стало известно, что тебя посещают одни люди из Иванова, которые тебя по всему городу прославляют, как святую, а меж тем они неправославные. Если ты будешь продолжать общение с ними, то я тебя из своего кружка исключу.

Без колебаний согласилась старица прекратить общение с еретиками.

У одной духовной дочери святителя — Евдокии — в полночь сама собой перед образом стала зажигаться лампада. Видно, это Господь призывает меня вставать на молитву, — подумала она, впрочем, и сомневаясь — принять ли это явление за благодатное или за лестчее. А лестчий дух она сердцем уже ощутила — вот, мол, ты какая молитвенница, тебе и лампаду Сам Господь зажигает.

На следующую ночь Евдокия пригласила свою знакомую Екатерину Дмитриевну. Но и в ее присутствии лампада зажглась. Тогда она пригласила переночевать у себя третью свидетельницу. И в ее присутствии произошло то же самое. В полночь лампада сама собою зажглась. Это окончательно убедило Евдокию принять явление за благодатное.

Выслушав ее, святитель строго сказал:

— Нет, это явление не благодатное, а от врага, а за то, что ты приняла его за благодатное, я налагаю на тебя епитимью — год не приступай к причащению святых Тайн. А лампада больше зажигаться не будет.

Действительно, с этого дня лампада не зажигалась.

Летом 1922 года возникло еретическое церковное течение — обновленчество. Повсюду в стране обновленцы захватывали храмы, изгоняли православных священников и архиереев, которых советские власти предавали на заключение и смерть. В тех приходах, где храм был захвачен обновленцами, святитель благословил священников не покидать своей паствы, а литургию совершать на площадях сел. Пример такого служения он подавал сам, и на эти службы сходились сотни и тысячи людей.

С величайшим благоговением святитель Василий служил литургию, часто во время совершения проскомидии сослужащие видели, что по его щекам обильно текли слезы. Одному из близких людей он рассказывал, что во время литургии Преждеосвященных Даров, когда хор поет «Ныне Силы Небесные с нами...», он воочию видел предстоящие престолу Небесные Силы в образе белых голубей.

Вскоре после хиротонии владыка Василий познакомился со своим будущим келейником Александром Павловичем Чумаковым, разделившим с ним трудности изгнания и тюремного заключения. Позже, в ссылке, митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) о нем говорил: «Много я видел келейников, но такого, как Александр Павлович, не видел. Повезло владыке Василию».

Александр Павлович Чумаков родился в 1891 году в деревне Анаполь Палкинского уезда Костромской губернии в крестьянской семье. Родители имели надел земли и хозяйство, но земля была скудная, и отец подрабатывал малярными работами. Образование Александр получил в сельской школе села Воскресения-Пеньки. Мария Андреевна, мать Александра Павловича, была женщиной глубоко религиозной и старалась с детства привить детям любовь к Богу и Церкви. Когда Александру исполнилось двадцать два года, она настояла, чтобы он пошел к старцам в Оптину пустынь и взял у них благословение на последующую жизнь. Он шел в Оптину мимо знакомых деревень, девушки высыпали на дорогу, чтобы посмеяться над ним, — посмотрите-ка на монаха. Александра смущали насмешки: слыша их, он ниже наклонял голову, щеки покрывались румянцем; не будь материнского благословения, которого он нарушить не смел, непременно вернулся бы.

Но когда Александр пришел в Оптину, побывал на службе, услышал оптинское пение, тягостное настроение прошло. Он сердцем почувствовал, что нашел свое подлинное отечество. Александр остался в Оптиной и прожил здесь послушником около года. Прожил бы дольше, но началась Первая мировая война, и он был призван в армию. Воевать пришлось недолго: вскоре он попал в плен, бежал, был пойман, жестоко избит, заключен в тюрьму, но снова бежал, снова был пойман, избит и заключен в тюрьму.

В плену во время подневольной работы его увидела богатая немка и, воспылав к нему страстью, предложила жениться на ней. Александр отказался, она попыталась его уговорить, но уговоры не подействовали, тогда она стала принуждать к сожительству силой и угрозами. Но и здесь устоял мужественный воин Христов. Однако, видя, что его жизни угрожает опасность, он бежал, и на этот раз ему удалось достигнуть родины. Война к тому времени перешла в гражданские смуты, и Александр Павлович получил благословение в Оптиной поступить псаломщиком в храм села Польки.

В 1922 году на архиерейской службе в Решемском монастыре, куда Александр Павлович приехал посмотреть на необыкновенного архиерея, он шел рядом с епископом Василием, пел вместе с ним и понравился ему.

— Александр Павлович, — сказал владыка, — приходите ко мне служить псаломщиком в храм Вознесения.

— Хорошо, владыко святый, но только я прежде схожу к старцу Анатолию Оптинскому и возьму у него благословение.

— У старца Анатолия я и сам бывал, — ответил святитель, — но он уже умер.

— Благословите, владыко, быть у вас псаломщиком, — ответил Александр Павлович, поклонившись святителю.

В 1922 году в Нижнем Поволжье разразился голод, от которого ежедневно умирали тысячи людей. Власти распорядились подбирать оставшихся без родителей детей и отправляли их по разным городам в детдома. Незадолго перед наступлением Пасхи привезли таких детей в Кинешму. Узнав об этом, святитель после богослужения обратился к народу с проповедью, призывая помочь голодающим:

— Вскоре наступят праздничные дни пасхального торжества. Когда вы придете от праздничной службы и сядете за стол, то вспомните тогда о голодающих детях...

Многие после этой проповеди взяли детей в свои семьи. Сам епископ в доме своей прихожанки Валентины Арсеньевны Альтовской устроил приют, в котором нашли себе кров восемь девочек-сирот. Не желая обременять пожилую хозяйку, епископ нанял женщину-прислугу, чтобы та присматривала за детьми.

Утонченный аскет и подвижник, святитель был любвеобильно прост в общении. Когда владыка ездил по епархии и навещал кружки, слух о его приезде распространялся быстро, люди торопились увидеться с ним, и обстановка здесь была самая простая. Пришедшие располагались, где кто мог. Владыка часто устраивался на полу и пел духовные песни, играя на цитре. И столько было простоты и любви в его проповедях, евангельских беседах и пении, что и сам он, казалось, был как цевница духовная в руках Божиих. Никому из присутствовавших не хотелось, чтобы беседы эти кончались. Для многих встреча с владыкой стала путеводной звездой на всю последующую жизнь.

Вскоре Господь стал открывать окружающим, что не только в проповеди даровалОн Своему рабу благодать, но и молитву егоОн слышит и исполняет.

Одна девушка попала в затруднительные обстоятельства и, будучи наущаема дьяволом, приходила в состояние все большего уныния; дело дошло до того, что она решила покончить с собой. Добрые люди привели ее к святителю, которому она обо всем рассказала. Молча выслушал он ее исповедь, а на прощание благословил и поцеловал в голову. В тот же миг прошла тягость в душе и исчезли мучительные мысли, занимавшие ее столько времени.

Как-то пришли к епископу супруги, стали жаловаться, что у них нет детей, и просили его помолиться. Он помолился. У них вскоре родилась дочь.

Одна женщина тяжело заболела дизентерией. Болезнь стремительно развивалась, и положение ее сделалось наконец угрожающим. Осознав, что умирает, она позвала святителя, чтобы он напутствовал ее. Владыка Василий пришел в дом к больной. Четверо малолетних детей окружали мать. Глубокое сострадание и жалость охватили сердце святителя, и он стал горячо молиться Богу о даровании женщине жизни. Помолившись, он поисповедовал ее и причастил. С того часа она стала поправляться, выздоровела совершенно и умерла уже в глубокой старости.

Иногда за безнадежно больных родителей приходили просить дети. Однажды в келью святителя постучала девочка. Он открыл дверь и узнал ее, она приходила к нему в храм обучаться Закону Божию. Всю дорогу девочка горько плакала, а когда увидела его — свою последнюю надежду, — то расплакалась еще больше: дома умирал ее горячо любимый отец. Святитель тут же собрался и пошел к умирающему, которого застал в состоянии агонии. Епископ стал молиться. Затем напутствовал умирающего святыми Тайнами и, предоставив остальное воле Божией, ушел. В болезни наступил перелом, и больной быстро стал поправляться и вскоре выздоровел.

В селе Велизанец у церковного старосты Василия Панфилова, духовного сына святителя, вся семья заболела тифом. Болезнь затянулась, то наступало улучшение, то становилось хуже, но выздоровление не приходило. Сообщили о том святителю, который был в тот момент в Вичуге.

На дворе стояло осеннее ненастье, шел дождь, и уже надвинулась ночь, когда святитель вышел из города. Далек и тяжел был пеший путь под дождем в темноте, по грязной дороге. Лишь глубокой ночью епископ достиг дома старосты. Взрослых исповедовал, все причастились, и владыка отправился дальше. После его ухода в течение нескольких дней семья выздоровела.

Святитель имел дар прозорливости.

Как-то просили его рукоположить одного человека в сан священника.

— Подождем, — ответил владыка.

Человек этот оказался болен и впоследствии сошел с ума. В другой раз пришла к владыке женщина — просить благословения на отъезд.

— Нет, — сказал святитель, — тебе нужно сейчас пособороваться и причаститься.

Во время соборования у нее стал отниматься язык, и вскоре она умерла.

Одна женщина просила владыку благословить ее вкушать пищу в Великий пост раз в день.

— Нет, этого я тебе не благословляю, ешь два раза в день, а то тебя не хватит до Пасхи.

Случилось так, что при наступлении дней Великого поста у нее заболели обе снохи, и ей пришлось ухаживать не только за больными, но и за их детьми, и за скотиной. Теперь ей едва хватало сил, чтобы управляться с хозяйством.

Меньше двух лет прослужил святитель на кафедре, и 10 мая 1923 года был арестован и сослан в Зырянский край в поселок Усть-Кулом на два года. Сюда же были сосланы митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), епископ Новоторжский Феофил (Богоявленский), епископ Петергофский Николай (Ярушевич), священник из Великого Устюга Михаил Шилов и из Петрограда священник Петр Иваницкий. Проездом в Усть-Куломе был епископ Ковровский Афанасий (Сахаров). Митрополит Кирилл подарил епископу Василию свое архиерейское облачение, которое тот, почитая великого святителя, бережно хранил, а перед смертью благословил разрезать на части и раздать своим духовным детям как святыню.

Ссыльные архиереи и священники совершали службы в небольшой таежной избушке. После литургии чередной архиерей произносил проповедь. По общему мнению, только митрополиту Кириллу уступал епископ Василий в благодатной силе и глубине слова.

Вскоре сюда приехал келейник владыки Василия, Александр Павлович, добровольно разделив с ним тяготы ссылки.

Знакомство и близкое жительство в ссылке с митрополитом Кириллом оставило в душе епископа неизгладимое впечатление. Узнав митрополита, невозможно было сомневаться в его праведности. Глядя на него, служа с ним, живя рядом, он не сомневался — это истинный учитель и хранитель веры православной, столп современной Церкви, и потому так значительны были его суждения о вере и современном положении Церкви. За митрополитом был авторитет православного богослова, подтвержденный благочестием личной жизни.

В мае 1925 года ссылка закончилась, и владыка Василий возвратился в Кинешму. О своем возвращении он известил духовных детей, и они стали, собираясь небольшими группами, приходить к нему в Вознесенскую церковь; здесь после вечерней службы он исповедовал. Долго, до поздней ночи длилась исповедь, много накопилось неразрешенных вопросов. Святитель не торопил исповедников, давая место действию Бога и Его благодати.

Ни в отношении службы, ни проповеди — ни в чем святитель не изменил своих правил, и Церковь в Кинешме стала быстро расти.

На Рождество 1926 года власти, обеспокоенные ростом и укреплением Церкви, потребовали, чтобы епископ покинул город. Александр Павлович Предложил уехать на его родину в деревню Анаполь, чтобы там переждать тяжелое время. Владыка согласился.

За две недели Александр Павлович поставил небольшой дом. В доме был установлен престол и совершались ежедневные уставные богослужения. Служил владыка с Александром Павловичем вдвоем, никто из посторонних на их службах не присутствовал, так как рядом был православный храм, где служил близкий святителю священник, у которого Александр Павлович был когда-то псаломщиком.

Так почти в полном уединении епископ прожил около полугода, а затем поехал в Саров — помолиться у мощей преподобного Серафима; был в Дивееве, оттуда поехал в Нижний Новгород, где вместе с заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским) и епископом Александром (Щукиным) участвовал в хиротонии иеромонаха Николая (Голубева) во епископа Ветлужского. Митрополит Сергий сообщил владыке Василию о переводе епископа Вязниковского Корнилия (Соболева) на Екатеринбургскую кафедру и что вязниковцы просят его к себе. Впрочем, добавил он, вы будете считаться Кинешемским, Вязниковская кафедра будет для вас временной.

«Я принял это назначение, — писал епископ Василий митрополиту Кириллу, — по долгу послушания, хотя, конечно, этот перевод был встречен в Кинешме с великою скорбью. Кинешемцы и теперь все еще хлопочут о моем возвращении, но пока без заметного успеха. Лично я не ропщу, хотя и грущу по родине. По-видимому, это перемещение было необходимо по условиям моей внутренней духовной жизни, а внешние причины, пожалуй, и несущественно важны. Господь лучше нас знает, что делает, и я могу только преклониться перед премудростью и заботливой благостью Промысла, управляющего миром не по человеческим соображениям. Помолитесь, дорогой Владыко, чтобы Господь помог мне относиться к новому делу с прежним чувством интереса и участия. Чувствую себя здесь пока спокойно; духовных детей пока не завожу, так как не уверен в долговременности своего пребывания здесь. Административных хлопот также очень мало, так как в викариатстве всего около 70 приходов (в Кинешемском было 160). Остается много времени свободного для молитвы и для личных занятий, чему я очень рад.

Александр Павлович живет со мною в одной комнате. Кланяется, благодарит за привет и просит благословения и молитв.

Да сохранит Вас Господь, дорогой Владыко! От всей души обнимаю и желаю бодрости и здоровья. Не нуждаетесь ли в чем?

Напишите. Простите, благословите, помолитесь.

Искренно любящий епископ Василий».

В Вязниках епископ продолжил дело, начатое еще в Анаполе. Давно ему хотелось беседы, которые он вел в храме и в кружках, собрать в одну книгу. Рукопись книги он передал доверенным людям в Кинешме, и они переписали ее от руки.

В начале 1927 года епископ Афанасий (Сахаров) послал к владыке в Вязники своего келейника иеромонаха Дамаскина (Жабинского) с запиской — не примет ли владыка Василий во временное управление Владимирскую епархию ввиду того, что он, епископ Афанасий, арестован и не может продолжать служение.

Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) был арестован, и в управление Православной Церковью вступил архиепископ Серафим (Самойлович). Епископ Василий обратился к нему за разрешением этого вопроса, но владыка Серафим во Владимир послал епископа Дамиана (Воскресенского), а владыку назначил на Ивановскую кафедру. Но назначением воспользоваться не пришлось. К этому времени проповеди святителя, его духовная стойкость стали привлекать в храм множество народа, и власти выслали владыку в Кинешму. Здесь он прослужил несколько месяцев, когда власти потребовали, чтобы он уехал.

В июне 1927 года владыка Василий приехал в Кострому, где прожил около года. Главной заботой были духовные дети, о каждом он хотел знать все и не упускал случая наставить и духовно поддержать каждого из них. Переписка с ними занимала много времени, и ее нельзя было доверить почте. Епископ отдавал письма своему иподиакону Василию Смирнову, тот отвозил их Екатерине Книшек, и она уже разносила их по адресатам, в свою очередь собирая письма к владыке.

В 1928 году епископ поехал в Ярославль переговорить с митрополитом Агафангелом по вопросам церковной жизни. Он встретился с ним в храме, куда тот приехал помолиться. Митрополит предложил епископу Василию остаться в Ярославле викарным архиереем. Владыка отказался.

В августе этого года епископ вернулся в Кинешму и через месяц был арестован. Вместе с ним были арестованы священник Вознесенской церкви Николай Панов и председатель церковного совета Екатерина Книшек. Арестованных отправили в Ивановскую тюрьму. Каждую неделю ездил Александр Павлович в Иванове с передачей для узников. В предъявленном обвинении арестованные виновными себя не признали. Следователь спрашивал епископа о его отношении к декларации митрополита Сергия. Епископ отвечал:

— В своей ориентации я целиком разделял и разделяю принцип лояльности к советской власти, составляющий сущность содержания декларации митрополита Сергия, и такие ответы давал своей Вознесенской общине, декларация общиной была подписана.

Около полугода епископ Василий, священник Николай Панов и Екатерина Книшек пробыли в Ивановской тюрьме и были приговорены к трем годам ссылки.

Святитель поселился в маленькой таежной деревушке Малоречка в двадцати пяти километрах от районного города Таборово Екатеринбургской области. Александр Павлович и здесь разделил с ним трудности ссылки. Вдвоем они поставили в домике престол, епископ освятил его и ежедневно совершал богослужение.

Молитва, тяжелая работа в лесу — жизнь была подобна скитской с самым суровым уставом. Александр Павлович подрабатывал тем, что ловил рыбу и делал деревянные корытца. Разговаривали они друг с другом мало и редко. Иногда наступал час отдыха, и они уходили в лес. Плещутся в темноте воды речки. Горит костер, освещая сосредоточенное лицо владыки, душа его погружена в молитву. Плотно окружает их лесной мрак, хочется Александру Павловичу поговорить, но, глянув на владыку, не решается его потревожить.

— Разрешите остаться, — попросил он.

— Я должен подумать, — сказал святитель и вышел на улицу к ожидавшему его келейнику.

— Ну, что, Александр Павлович, куда поедем?

— Я вам не указчик, владыко святый, вы сами выбирайте. Святитель задумался. Куда же, куда ехать? Какое место выбрать себе местом изгнания? Разоренный Саров... Дивеево... Оптина пустынь. Об Оптиной, о своем пребывании в ней Александр Павлович часто рассказывал святителю, и тот любил слушать об этой любимой русским народом обители. Любил слушать о послушаниях, на которых приходилось трудиться Александру Павловичу.

— А что, пекарь Фотий, которому ты помогал в Оптиной, откуда был родом?

— Из Орла.

— Ну вот и хорошо, поедем на родину Фотия.

В Орел епископ приехал в сентябре 1932 года. Сразу же к нему приехала из Кинешмы монахиня Виталия [*4] , привезла множество писем. На некоторые он писал ответы сам, на иные давал ответы устно, чтобы уже сами записали и передали. Недолго пробыла мать Виталия у епископа. Пока он писал письма, она отдохнула, и он велел ей не задерживаясь ехать обратно.

До декабря епископ жил один, потому что Александр Павлович задержался на Урале, ожидая, когда установится зимний путь, чтобы вывезти из таежной глуши вещи.

В селе Наволоки, где у епископа был кружок, храм захватили обновленцы, и православные — прежде всего духовные дети епископа — стали ходить в храм села Семигорье, где служил священник Павел Никанорович Березин. Он не был лично знаком с епископом Василием, но заочно был его большим почитателем и всегда поминал его за богослужением, даже тогда, когда после ареста святителя была упразднена Кинешемская кафедра. Следователям на допросах он говорил: «Я считаю епископа Василия столпом Русской Православной Церкви и праведником». Отец Павел был хорошим проповедником, и храм его во время богослужений всегда был полон. Осведомители подробно донесли властям о церковной жизни в Семигорье. В декабре 1932 года ГПУ арестовало о. Павла и диакона Василия Магера, многих стали вызывать на допросы.

В марте 1933 года епископ получил известие, что в Кинешме допрашивают его духовных детей, некоторых уже арестовали, следователи спрашивают о владыке. 31 марта владыка Василий и Александр Павлович были вызваны в Орловское ГПУ, арестованы и отправлены этапом в Кинешемскую тюрьму.

Следователи ГПУ допрашивали всех, кто хоть сколько-нибудь знал епископа. Достойны уважения ответы некоторых. Мария Марова столкнулась с безбожной властью в первый раз в 1921 году, когда ей было шестнадцать лет. Она работала машинисткой в уездном исполкоме, отказалась работать в церковные праздники. Ее арестовали, судили, но суд тогда оправдал ее. Арестованная в другой раз в 1933 году, на вопросы следователя она отвечала:

— С епископом Василием впервые познакомилась в 1920 году, пела у него в хоре и состояла у него в религиозном кружке. Об остальных последователях епископа Василия давать объяснения отказываюсь. И вообще отказываюсь подписывать на допросе что бы то ни было и не желаю объяснять почему.

У Александра Павловича спрашивали об отношениях его с владыкой. Он отвечал:

— В 1922 году я поступил на службу к епископу Василию Кинешемскому, при котором и до настоящего времени нахожусь как келейник, оказываю ему во всем всяческую помощь.

Следователь интересовался подробностями, особенно относительно других людей. Александр Павлович попробовал отвечать, но вскоре убедился, что следователя никоим образом удовлетворить невозможно, чем больше ему говоришь, тем больше он спрашивает и все о пустом, во вред людям, и наотрез отказался отвечать:

— Отказываюсь давать показания по существу дела, по своим религиозным христианским убеждениям не хочу никого выдавать, а поэтому от всяких ответов по существу дела отказываюсь.

Спрашивали епископа Василия, правда ли, что он считает советскую власть недолговечной.

Владыка отвечал:

— Советская власть, по моему убеждению, — это временная власть и поэтому в идею, проводимую советской властью и партией коммунистов о построении социализма-коммунизма, я не верю... этого не будет. Коммунизм может быть осуществлен лишь частично. Полное осуществление невозможно в силу внутренних противоречий...

Интересовались отношением епископа к советским учреждениям.

Владыка отвечал:

— Колхозы, профсоюзы и прочее я рассматриваю только как формы организации труда, с религиозной точки зрения вполне допустимые, по крайней мере, в настоящей обстановке. Та борьба с религией, которая существует в этих организациях, попущена волей Божией для испытания нравственно-религиозной жизни народа. В этот период испытания народа, несомненно, произойдет раскол в народе на верующих и неверующих. Причем верующие могут оказаться в меньшинстве. Но несмотря на это, Церковь победит, и врата ада не одолеют ее.

Следователь поинтересовался, когда это будет. Епископ отвечал:

— Победа Церкви Христовой последует лишь после заключительного периода мировой истории.

Владыку обвинили в том, что он «являясь противником советской власти, ориентируясь на реставрацию государственной власти, в 1918 году создал сеть контрреволюционных кружков — филиал ИПЦ (Истинная Православная Церковь. — И. Д.), ставивший своей задачей через (религиозное антисоветское воспитание религиозных масс свержение существующего строя... организовал и воспитывал кадры тайного моления монашества... Добился в ряде сельсоветов Кинешемского района упадка роста коллективизации, массовых волнений и ухода старых работниц с производства».

В июле 1933 года епископ Василий был приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Вместе с ним приговорили одиннадцать человек, в частности, священника Павла Березина, Александра Чумакова и монахиню Виталию — к пяти годам, Марию Андреевну Дмитрову и ее сестру Елизавету — к трем годам лагерей [*5] .

Заключение владыка отбывал неподалеку от Рыбинска на строительстве канала. Александр Павлович был отправлен в лагерь под Мурманском.

Верующие посещали владыку, привозили продукты, деньги. В 1935 году к нему на свидание приехал иеромонах Дамаскин, келейник епископа Афанасия. Разговор происходил в присутствии конвоира, и многого сказать было нельзя. Отец Дамаскин сообщил, что арестовали владыку Афанасия, и он сам, опасаясь ареста, переехал из Владимира в Рыбинск.

Александр Павлович освободился из лагеря на год раньше; весной 1937 года он приехал в Рыбинскую колонию навестить святителя и попросить благословения на поездку к митрополиту Кириллу (Смирнову) в Среднюю Азию, где тот находился в ссылке. Это был исключительный случай, когда можно было через доверенного человека о многом спросить митрополита, тем более, что упорно ходили слухи, что Патриарший Местоблюститель митрополит Крутицкий Петр (Полянский) скончался. Но свидание с Александром Павловичем было неожиданным и кратким, и владыка ничего не успел написать и только на словах просил передать митрополиту поклон.

Епископ Василий. Ивановская тюрьма. 1933 год

В январе 1938 года епископа освободили из Рыбинского лагеря. Он поселился в Рыбинске, у хозяйки, которая предоставила ему отдельную комнату. В лагере владыка познакомился со священником села Архангельского Угличского района о. Сергием Ярославским, который после освобождения стал служить в Угличе, и владыка часто посещал его. В один из своих приездов в Углич епископ познакомился с регентом храма села Котово Ираидой Осиповной Тиховой, и она пригласила его жить к себе в Котово. В прошлом учительница, она была близка к архиепископу Угличскому Серафиму (Самойловичу) и в свое время окончила организованные им богословские курсы

Александр Павлович нашел митрополита Кирилла в селе Ям-Курган Чимкентской области и пробыл у него несколько дней. Митрополит интересовался всем, и Александр Павлович много рассказывал ему о владыке Василии. От митрополита Александр Павлович поехал в Ташкент и устроился работать на завод.

Переехав в село Котово, владыка договорился с местным священником Константином Соколовым в будние дни служить вместе всенощную и литургию в присутствии только самых близких людей; позже на огороде хозяйки дома, в баньке, устроили небольшой храм.

Ираида Осиповна познакомила владыку с девушками — певчими, они стали навещать его, и так в селе образовался кружок, но просуществовал он недолго. Пребывание епископа в селе было скоро замечено местным НКГБ и началась слежка. Тем временем религиозный отдел НКГБ без всякой связи с епископом Василием начал по России разработку дела под условным названием «Проповедники». Арестовывали всех, не имевших регистрацию епископов и священников, а заодно и тех, кто их знал.

5 ноября 1943 года Ярославским НКГБ были арестованы епископ Василий, иеромонах Дамаскин и Ираида Тихова. Обвинили их в том, что «они являются сторонниками истинно православной церкви, ведут активную антисоветскую деятельность, организовали подпольную домашнюю церковь».

7 ноября епископ был заключен в Ярославскую внутреннюю тюрьму. Конфискованного имущества у владыки оказалось немного: один ветхий подрясник, деревянный крестик, иконка, детская игрушка, кожаный ремень и расческа. При приеме в тюрьму врач поставил диагноз — миокардит и рекомендовал легкую работу. Владыке было шестьдесят восемь лет.

Допросы начались на следующий же день. И в тот же день ночью. И на следующий день. И на следующий день. И снова ночью. Следователей было двое, и они менялись. Иногда их сменял третий следователь. Епископа допрашивали, не давая ему спать по многу суток.

В январе 1944 года из И КГБ СССР телеграфировали в Ярославль, чтобы епископа Василия переслали этапом в Москву во внутреннюю тюрьму.

Измученный двухмесячным пребыванием в Ярославской тюрьме и допросами, едва живым был доставлен святитель в Москву. При приеме во внутреннюю тюрьму НКГБ 26 января врач поставил диагноз: миокардит, артериосклероз, истощение и выписал направление в больницу.

Епископа Василия включили в одно «дело» с епископом Афанасием (Сахаровым), которого также доставили в Москву. Формальным основанием послужило то, что келейник епископа Афанасия иеромонах Дамаскин (Жабинский) несколько раз навещал епископа Василия. И следователь упрямо теперь добивался подтверждения домыслам о близком знакомстве епископов.

Владыка Василий ответил:

— Я видел епископа Афанасия всего один раз, в ссылке, у митрополита Кирилла. И с тех пор я его не видел. Следователь:

— Вы лично переписывались с Афанасием?

— Нет.

— Почему?

— Потому что Афанасий является для меня случайным знакомым. Следователь:

— Выше вы показывали, что Афанасий Сахаров возлагал на вас руководство Владимирской епархией, писал вам письмо, слал приветы через своего келейника Жабинского, а сейчас заявляете, что для вас он случайный знакомый. Как видите, ваше заявление противоречит фактам.

— Я и Афанасий Сахаров являемся почитателями митрополита Кирилла. В этом общее между мною и Афанасием Сахаровым.

Общим этапом он был отправлен в тюрьму города Красноярска, где ему объявили, что до места ссылки в село Бирилюссы он должен следовать сам. Кроме подрясника, иконки, креста у владыки не было ничего; он нашел крохотный клочок бумаги и написал заявление в Красноярский НКГБ, чтобы из денег, отобранных при аресте, ему выдали хотя бы сто рублей на первоначальное обзаведение.

Глухое сибирское село, заброшенное среди речек и бескрайних лесов. Нравы молодежи развращены безбожием и ужесточены войной. От происходящей кругом жестокости даже малые дети дичали. Долго епископ не мог найти себе квартиру и наконец поселился в доме вдовы, имевшей трех малолетних детей. Когда владыка молился, они скатывали из конского навоза шарики и бросали ими в святителя со словами: «На, дедушка, покушай».

Вскоре Господь даровал ему некоторое облегчение, верующие женщины нашли ему другую квартиру. Хозяйка была одинока, и у нее в это время жила ссыльная монахиня.

Подвижнические труды, годы заключения и ссылок подорвали здоровье святителя, он начал сильно болеть, в Бирилюссах с ним случился частичный паралич, теперь ему стало трудно ходить и требовался уход.

Поздравляя с Пасхой Христовой в 1945 году, он писал своей духовной дочери:

«Дорогое мое дитя. Еще раз поздравляю тебя с праздником. Воистину Христос Воскресе! Пасху встретил очень хорошо. Господь благословил всеми благами, все твои желания исполнились. Слава Создателю за Его милости и щедроты.

Дитя мое! Не расстраивайся очень, все в воле Божией, я уже достиг предела человеческой жизни, семидесяти лет, и в дальнейшем жизнь представляет мало интереса.

Несомненно одно, что пять лет в бирилюсских условиях мне не выдержать. Смерть не страшна. Хотелось бы умереть в кругу детей и родных и со всеми поговорить и благословить. По крайней мере, иметь возле себя близкого человека, которому можно было бы доверить свое завещание и похоронные распоряжения.

Увы! Ни одной души нет. Тягостно это полное одиночество. Лечусь, принимаю йод, но самое главное драгоценное лекарство получил в Великий Четверг. Благодарю Творца за все радости и утешения. Душит кашель, трудно дышать, больше лежу. Но и слишком много лежать не годится. Как бы то ни было, полная неподвижность облегчает дыхание, можно вздохнуть полной грудью.

Прощай, дитя мое! Устаю писать, не унывай. Будь здорова. Доверься вполне воле Божией; склони голову и скажи: да будет воля Твоя. Помолись. В детскую молитву я верю, она мне часто помогала. В молитве найдешь утешение. Желаю здоровья, долгой счастливой жизни.

Весной 1945 года владыка отправил письмо Александру Павловичу, приглашая его приехать. В ответ Александр Павлович писал, что выедет, когда закончится сенокос. Разве я до этого времени доживу, подумал владыка, получив письмо. И в свою очередь отписал, что здоровье его становится все хуже и он не надеется дожить до осени.

13 августа 1945 года епископ почувствовал приближение смерти и позвал жившую у хозяйки монахиню. Он попросил ее прочесть канон на исход души. Монахиня начала неспешное чтение, владыка молился. Когда она прочла последнюю молитву, святитель сам твердым голосом произнес: «Аминь» — и тихо почил.

Приведем несколько писем, написанных епископом Василием в ссылках.

Лиде Грибуниной [*7]

Дорогое дитя мое!

Думаю, что трудно тебе теперь живется.Все это налетело так неожиданно, сразу и многих застало неподготовленными. Наверное, много хлопот, забот и работ. Вытерпишь ли?

Припоминаю, впрочем, как часто ты говорила, что надо доказывать свою преданность Богу не словами, а на деле. Вот теперь время испытания, когда можешь доказать прочность своих убеждений и чувств на деле. Один момент ты пропустила и, по-видимому, потом об этом сожалела. Теперь Господь дает второе испытание, от которого уклониться ты уже не можешь. Несомненно, будет много тяжелого и трудного, будут огорчения и неприятности всякого рода. Но, слава Богу, год уже прошел. Целая треть! Бог даст, и остальное время пройдет так же, как истекший год. Надеюсь, что терпения у тебя хватит. О материальной поддержке не беспокойся.

Берегись соблазнов. Остерегайся нечистых мыслей и мечтаний. Внимательно прочитай 1 Кор. 7, 8—9 [*8] и держись этого правила. Это очень важно. Мне уже не раз говорили об этом, и мой взгляд ты знаешь.

Да сохранит и да благословит тебя Господь!

Лиде Грибуниной

Дорогое дитя мое!

Поздравляю с наступающим праздником Рождества"Христова и Новым годом. Сердечно желаю мира душевного и спокойствия совести, желаю, чтобы не было разлада в мыслях и сердце и чтобы вся воля и вся жизнь направлялись к одной цели — к Богу, в единственном стремлении угождать Ему.

Мало я знаю о твоей жизни. Ты ничего не пишешь. Берегись, дитя мое, чтобы житейские заботы не заглушили в твоем сердце доброго семени и чтобы оно не осталось без плода. Успешно ли идет борьба с искушениями? И не можешь ли хотя немного порадовать меня своими победами в этой борьбе? Как идет твое рукоделье? Есть ли заказы и работа? И правда ли бывает нужда и нехватка во многом? Что выслать? Думаю, что сейчас наступают самые трудные годы для всех — и для верующих, и для неверующих, но когда под гнетом нужды и страданий люди вспоминают Бога и родится покаяние, тогда будет лучше и легче. Дай Бог, чтобы скорее это наступило. Теперь надо собрать все свои духовные силы, всю веру и упование на Бога, все терпение и стойкость — иначе, лишившись якоря и компаса, легко погибнуть в начинающейся буре. Неизбежны испытания, и, может быть, тяжелые. Искренне желаю сил и терпения преодолеть их и чтобы дом твой не оказался построенным на песке.

Сердечный привет и благословение маме, Шуре и Зине.

Да сохранит и да благословит тебя Господь! В молитвах тебя не забываю. Не забудь и ты меня.

Искренно преданный епископ Василий

Лиде Грибуниной

Часто думаю о вас с Ниной [*9] , детки мои милые: как-то Господь помогает вам, и не ослабеет ли воля в вашей геройской борьбе с миром. Думаю, что враг не дремлет и со всех сторон слышатся только насмешки, лицемерные сожаления, недовольствующие возгласы и очень мало сочувствия и ободрения. И каким странным кажется мне все это: ведь вот все эти люди прожили плохую, неудачную жизнь, эту жизнь постоянно ругают, на нее постоянно жалуются и стонут, ею вечно недовольны и в то же время туда же тянут других. Даже личный опыт не может убедить, что в этой жизни нет счастия. Да и всех этих людей, которые возражают, спорят и смеются, следует спросить: а вы счастливы? И довольны своей жизнью? А если нет, то зачем же мешаете другим пытаться устроить свою жизнь иначе? Что это: зависть? Зависть, к тому же очень плохого сорта: «нам было плохо, пусть и тебе будет не лучше...»

Ах, да кого из окружающей среды можно указать и сказать при этом: вот счастливая жизнь! Решительно никого! Все жалуются, стонут... Мужественные молчат, но таят в сердце тоску неудовлетворенности, от чего она еще тяжелее...

Конечно, надо чтить отца и мать, но ведь чтить — это вовсе не значит исполнять все их неразумные желания и капризы, а значит заботиться О их действительной пользе, прежде всего о духовной. Вот почему некоторые святые, например, преподобный Феодосии, Пимен, и др., уходили в иночество против воли родителей, если обстановка домашней жизни около неверующих или маловерующих родителей мешала их духовному преуспеянию, вполне понимая, что в стенах обители они принесут тем же родителям больше действительной пользы своей молитвенной поддержкой. Достаточно просмотреть Мф. 10, 35—38 [*10] , чтобы понять, что обеты служения Богу могут даваться без согласия родителей; мама напрасно обижается, что ты не посоветовалась с нею. В конце концов ей самой же недостает молитвы. Кто за нее молится? Кто приносит себя за нее в жертву Богу? Ведь монашеская жизнь — не баловство и не забава, а принесение себя в жертву ради собственного спасения и спасения других. Это — подвиг любви и самоотречения...

Какое совпадение! Сию минуту получил письмо от Валерии Николаевны [*11] , где она пишет:

«Отец Иероним [*12] благословил передать Татьяне Алексеевне [*13] :

«По благословению преподобного Серафима Саровские старцы благословляют ее отпустить дочь, не задерживать, ибо в противном случае ответственность падает на одну ее» [*14] .

А отец Исаакий велел передать матушке игуменье: «Лидия приедет...»

Да благословит и да сохранит тебя Господь, дорогое дитя мое. Да поможет и да устроит тебя Царица Небесная под сенью Своего омофора молитвами преподобного Серафима. За тебя всегда молюсь перед престолом Божиим. Пиши. На днях поедет из Кинешмы ко мне Вася Смирнов (иподиакон). Письма можно отправить с ним.

Р. S. Маме передай привет и благословение

Лиде Грибуниной

Дорогое дитя мое!

Мне очень понравились и порадовали твои последние письма. Они стали как-то серьезнее по тону и глубже по содержанию. Кроме того, в них и откровенности больше. Сердечно желаю, чтобы ты так и жила в этом направлении. Когда видишь всю картину внутренней жизни, легче замечаются недочеты и лучше можно посоветовать. Конечно, испытаний надо ожидать много, самых тонких, неожиданных, которые еще опаснее внешнего гнета жизни. Самые опасные искушения это те, которые зовутся искушениями с правой стороны, т. е. которые кроются под маской благовидных побуждений.

Буду рад, если чаще будешь бывать у В. Н. [*15] Поддержка и советы тебе нужны. Искренне желаю терпения и мужества в предстоящих испытаниях. Да сохранит и да благословит тебя Господь!

Искренно любящий епископ Василий

К духовным детям

Благодать Вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. Дорогие, любимые, бесценные дети мои!

Благодарю Бога моего при всяком воспоминании о вас, всегда во всякой молитве моей за всех вас принося с радостью молитву мою, будучи уверен в том, что начавший в вас доброе дело будет совершать его даже до дня Иисуса Христа, как и должно мне помышлять о всех вас, потому что я имею вас в сердце в узах моих, при защищении и утверждении благовествования, вас всех, как соучастников моих в благодати. Бог — свидетель, что я люблю всех вас любовью Иисуса Христа; и молюсь о том, чтобы любовь ваша еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве, чтобы, познавая лучшее, вы были чисты и непреткновенны в день Христов, исполнены плодов праведности Иисусом Христом, в славу и похвалу Божию (Фил. 1, 3—4, 6—11). Видятся тяжелые дни, сгущаются тучи... Предстоят испытания, когда каждому придется проявить твердость упования своего, силу любви к Богу и прочность веры своей в Господа нашего Иисуса Христа. Клевета, ложь, упреки, порицания, скука, уныние, соблазны мира — все встретит вас. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое, а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир (Ин. 15, 19). О, если б каждый из нас мог устоять в эти дни испытания и суда! Какая великая радость будет для меня знать, что эти испытания служат для укрепления и очищения, а не для падения и отступничества. Для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине (3 Ин. 4). Прошу и всею силою любви моей, умоляю вас. Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом, или посланием нашим (2 Фее. 2, 15). То дополните мою радость: имейте одни мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны; ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя (Фил. 2, 2—3).

Снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу:

как Христос простил вас, так и вы (Кол. 3, 13).

Итак подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное. А блуд и всякая нечистота и любостяжание не должны даже именоваться у вас, как прилично святым (Еф. 5, 1—3).

Только живите достойно благовествования Христова, чтобы мне, приду ли я и увижу вас, или не приду, слышать о вас, что вы стоите в одном духе, подвизаясь единодушно за веру евангельскую, и не страшитесь ни в чем противников; это для них есть предзнаменование погибели, а для вас — спасения. И cue от Бога (Фил. 1, 27-28). Берегитесь особенно лжепастырей и лжеучителей, которые являются к вам в овечьих шкурах, а внутри суть волки хищные. Потому что все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу (Фил. 2, 21).

Остерегайтесь их, они много зла могут принести вам, ибо даже таинствами в Церкви они пользуются нередко для своих злых целей. Молитвы усердной, смиренной, покаянной не забывайте, ибо Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? (Лк. 18, 7).

Но таинствами покаяния и причащения придется пользоваться, может быть, не более одного раза в год. Для сего ищите пастырей истинно православных, где бы ни находились, даже в других епархиях, и будет для вас такое причащение желанным и радостным праздником в течение года. В случаях исключительных — приближения смерти — можно обращаться к другим. Берегитесь дать место в душе злому чувству. Но вам слушающим говорю: любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас. Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого (Лк. 6, 27—28, 22—23).

Как бы ни тяжелы казались нам наши обиды, помните, что все они посылаются волею Отца нашего небесного для нашей пользы и духовного воспитания.

Итак, никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром пред всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. Не воздавайте злом за зло, или ругательством за ругательство; напротив, благословляйте, зная, что вы к тому призваны, чтобы наследовать благословение (Рим. 12, 17—19; 1 Петр. 3, 9). Не унывайте. Господь никогда не пошлет искушений паче меры, но сотворит со искушением и избыток, во еже возмощи нам понести. После ночи всегда бывает утро, после бури — тишина, после зимы — лето, после горя — радость. Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет. Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир (Ин. 16, 20—21). Чем глубже скорбь, тем ярче радость, чем зло сильнее, тем почетнее борьба с ним и тем блестяще венец. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе. Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа. Верен Призывающий вас, Который и сотворит cue. Братия! Молитесь о нас. Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами. Аминь (1 Фее. 5, 17-18, 23-25, 28).

Да благословит вас Господь и да сохранит от всякого зла под покровом благодати Своея. Исполните радость мою, ибо в узах и страдании великое утешение и укрепление для меня знать, что я не вотще трудился.

Накрепко глубоко любящий вас во Христе, молящийся за вас непрестанно епископ Василий. ЦОА КГБ СССР. «Дело по обвинению Преображенского B.C.». Арх. № Р- 35561. Т. 2, л. 10, 12, 14-18, 29, 32-34, 44-46, 48-52, 72.

«Личное дело № 4963 заключенного Преображенского Вениамина Сергеевича». Арх. № СО-28724.

[*2] Ныне Ивановская область.

[*3] Священник Николай Иванович Панов родился в 1884 году в селе Хемилово Шишкинской волости Костромской губернии. Служил в Вознесенском храме в Кинешме. В июле 1928 года его вызвали в ГПУ и предложили стать осведомителем, но он категорически от предложения отказался, сказав, что стать им — это предать веру православную, ради которой он готов пойти на любые мучения. 12 октября 1928 года он был арестован. На допросах держался мужественно и, отвергая возводимые на него обвинения, написал в протоколе:

"Виновным себя ни в чем не признаю и ни в какие организации противосоветского характера не входил". Он был приговорен к трем годам ссылки в Сибирь. В 1932 году о. Николай вернулся в Кинешму, работал уличным сторожем и совершал требы по домам. В 1933 году был снова арестован и приговорен к пяти годам лагерей. Находился в Рыбинской колонии. Скончался в заключении от непосильной работы и голода в 1937 году.

[*4] Монахиня Виталия (в миру Фекла Ивановна Кузнецова) — монахиня Успенского монастыря в Кинешме. Арестованная по «делу» епископа Василия, она в первые дни заключения от растерянности и не зная истинной механики следствия, давала обширные показания, поясняя следователям, что, действительно, является «последовательницей епископа Василия», что после его ареста участники кружков продолжают собираться то у одних, то у других. «С епископом Василием мы держали и держим связь, он руководит нами и знает, как живет наша община». Впрочем, в том, что они собирались вместе молиться и, бывало, обсуждали события церковной жизни, мать Виталия не находила ничего преступного или антигосударственного. После месяца заключения в тюрьме она поняла истинные цели следствия. И на следующем допросе сказала:

— У епископа Василия Преображенского в городе Орле была, возила ему письма и деньги. От него так же отвозила письма для кружковцев. Больше он от меня ничего не требовал. От дальнейших показаний отказываюсь.

— Почему? — спросил следователь.

— Мое дело; и отказываюсь от каких-либо объяснений.

Следствие обвинило монахиню в том, что она, «являясь активной последовательницей епископа Преображенского, воспитывала в антисоветском духе членов кружков; являясь нелегальной связью между кружками и ссылкой, собирала средства в помощь ссылке».

[*5] Мария Андреевна Дмитрова родилась в 1899 году в деревне Ильино Костромской губернии. В юности ослепла. На допросах держалась подчеркнуто твердо. «Я в настоящий момент не имею никакой связи с епископом Василием... — показывала она. — Суворова Федора Павловича с хутора Макарьиха я знаю хорошо. Как с ним и через кого познакомилась, совсем не скажу... Молений в доме у Суворова совсем никаких не делали. Не молились даже в одиночку... Разговоров... кроме как о жизни друг друга, никаких не было, про веру и про религию... ничего не говорили» и т. п. Подписывать протокол допроса она отказалась. Следствие обвинило ее в том, что она, «являясь заместителем епископа Преображенского по руководству контрреволюционным филиалом, в своих руках сосредоточила всю антисоветскую деятельность кружков; сосредоточила в своей квартире всю нелегальную переписку и денежную помощь ссылке; информировала Преображенского о религиозно-политическом настроении населения; руководила всей нелегальной связью между кружками через вызов руководителей кружков, являясь идейным руководителем кружковщины».

Ее сестра, Елизавета, обвинялась в том, что, «являясь сестрой Дмитревой М. А., была у нее исполнительницей всех ее контрреволюционных действий в связи с ее физическими недостатками — слепота, обвиняется в том же, что и Дмитрова Мария Андреевна».

Мария Андреевна пережила всех своих мучителей и умерла в конце восьмидесятых годов в городе Кинешме.

[*6] Иван Васильевич Полянский родился в 1878 году в городе Калуге. С 1919 по 1921 год был красным партизаном, а затем красноармейцем. В 1921 году стал работать в Уфимской Губчека начальником отделения, а затем начальником секретариата оперчасти. Здесь он познакомился с Тучковым, который пригласил его в 1926 году работать в Москву. Полянский, как и Тучков, специализировался на уничтожении церковнослужителей. Он вел вместе с Тучковым «дело» митрополита Петра, арестованного на Тобольском севере, порекомендовав «дать ему (митрополиту Петру. — И. Д.) лет пять тюрьмы». Полянский вел дела священнослужителей в сороковых годах. Работая в ОГПУ в Москве, Полянский в 1927 году был награжден пистолетом «Браунинг». С 1935 года по июль 1942 года он работал в УНКВД по Ленинградской области — начальником отделения, заместителем начальника отдела и, наконец, начальником отдела. В 1937 году был награжден ценным подарком. С 1942 по 1944 год был начальником транспортного отдела НКВД-НКГБ Октябрьской железной дороги в Москве. Был награжден орденом Красного Знамени. В 1944 году стал начальником отдела 2-го управления НКГБ. В 1945 году награжден орденом Ленина. В 1947 году уволен из МГБ по состоянию здоровья. Умер в 1956 году в Москве.

[*7] Лидия Грибунина познакомилась с владыкой в 1921 году, когда ей было шестнадцать лет. В церковь она тогда не ходила совсем, но ее младшая сестра бывала в храме часто и дома пересказывала проповеди епископа Василия. Однажды Лидия решила все же пойти послушать владыку и с этого времени стала посещать храм, познакомилась с епископом и вошла в один из его кружков.

Священномученик Василий Архиепископ Кинешемский

Владыка Кинешемский Василий (в миру Вениамин Сергеевич Преображенский) родился в 1876 в городе Кинешме Костромской губернии (ныне Ивановская область) - древнем и живописном приволжском городке, в семье священника о.Сергия и жены его Павлы. Будучи сами благочестивыми людьми, его родители и сына своего воспитывали таким же. Рос мальчик не склонным к обычным ребячьим забавам и озорству. Ни новостей, ни сплетен, ни праздных разговоров не проникало за высокую изгородь их дома, покидать который детям воспрещалось. И было для ребёнка отрадой посещение их дома нищей братией и странниками. В самый день его крещения, когда Вениамина принесли из храма домой, к ним пришла странница-старушка, которая, заглянув в колыбель, сказала: «Это будет великий человек!» Были и иные предзнаменования его незаурядного будущего.

Родители, любившие своё чадо до самозабвения, не захотели отпускать сына в семинарию, как это было принято в семьях священников. Поэтому юный Вениамин учился в местной гимназии. После окончания гимназии он поступил в Киевскую Духовную академию, которую окончил в 1901 со степенью кандидата богословия, и был определён преподавателем в Воронежскую Духовную семинарию, одну из старейших и уважаемых в России. От юности интересуясь христианским подвигом, он пишет диссертацию под названием «О скитском патерике», за которую ему была присуждена степень магистра богословия. В Воронеже Вениамин пробыл до 1910.

Ещё в годы обучения в гимназии и позже - в Киевской академии - Вениамин в совершенстве овладел многими, как древними, так и новыми европейскими языками. Для более глубокого их изучения он был откомандирован священноначалием за рубеж, в Англию, и 1910-1911 прожил в Лондоне. После возвращения в Россию он поступил преподавателем иностранных языков и всеобщей истории в Миргородскую мужскую гимназию. В 1914 Вениамин переехал в Москву и устроился преподавателем латинского языка в Петровской гимназии. Преподавание настолько его увлекло, что он окончил педагогический институт, намереваясь стать педагогом. Но жизнь его сложилась не так как он предполагал вначале.
Однажды, приехав в гости к родителям в Кинешму, Вениамин договорился с друзьями покататься на лодке по Волге. Уже далеко от берега лодка внезапно перевернулась. Вениамин призвал Господа на помощь, обещая посвятить себя служению Церкви. В этот момент он увидел толстую длинную доску. Ухватившись за неё, он спасся таким образом от смерти.

Вскоре после этого случая Вениамин переехал на родину в Кинешму и в октябре 1917 поступил псаломщиком в Вознесенскую церковь, рядом с которой прошло его детство и где продолжал служить его престарелый отец. Но он не ограничился обычными обязанностями низшего церковного служителя. Получив благословение священноначалия, он стал проповедовать в храме, завоевав признательность и уважение прихожан. «Не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Мф. 5:14) - вскоре его стали приглашать также и в другие храмы Кинешмы и её окрестностей.

Сознавая, что без точного и глубокого понимания Священного Писания невежественный человек легко может стать добычей обманщиков и лжеучителей, Вениамин приступил к созданию православных кружков, где изучению Священного Писания придавалось большое значение.

В 1918 он стал ездить по приходам епархии. Однажды после службы в селе Захарьевском Вениамин обратился с разъясняющим Священное Писание словом к прихожанам, а потом зашёл в дом Анны Васильевны Частухиной в соседней деревне Балахонка. Пообедали, попили чаю, поговорили. И хотя не был Вениамин Сергеевич ещё священником, беседа с ним произвела на Анну и всех присутствовавших такое впечатление, что они решили по его совету организовать в своей деревне церковный кружок. У Анны в доме стала собираться молодежь, пели молитвы, читали Евангелие. Народ сердцем почувствовал, что Вениамин предложил им самое нужное, без чего невозможно жить. В кружке читались жития святых, пелись уставные церковные песнопения и любимые народом духовные стихи. Вениамин знал, кто любит духовное, кто уже ощутил радость и мир, идущие от Господа, тот никогда не отдаст эту радость за греховные утешения преходящего мира. И потому в каждом человеке он прежде всего старался пробудить интерес и жажду к духовному.

В начале 1918 власти запретили преподавание Закона Божия в школах. Так свет Христова учения насильственно отнимался от детских сердец. Вениамин стал собирать детей в Вознесенском храме.

16 июля 1920 Вениамин был рукоположен в сан священника в городе Костроме. Вскоре после этого скончался его отец, протоиерей Сергий, и о.Вениамин принял постриг с именем Василий - в память Василия Великого. 19 сентября 1921 он был рукоположен во епископа Кинешемского викария Костромской епархии.
Став епископом, он усилил подвижнические труды. Отказавшись от какой бы то ни было собственности, он поселился на окраине города в маленькой баньке, стоявшей на огороде у вдовы-солдатки Анны Александровны Родиной. Никакого имущества или обстановки у святителя не было, спал он на голом полу, положив под голову полено. Подвиг свой он от посторонних скрывал, принимая приходящих в канцелярии устроенной в доме рядом с Вознесенской церковью. Далеко находилась банька от храма. Каждое утро, ещё до рассвета, Владыка шёл пешком через весь город в храм и возвращался домой поздно ночью. Не один раз грабители останавливали его на улице, и он с кротостью и любовью отдавал им всё, что имел. А вскоре они стали его узнавать и не тревожили.

Помимо ежедневных церковных служб, во время которых он обязательно проповедовал, святитель исповедовал, обходил дома всех нуждающихся в его помощи со словом утешения, посещал монастыри и основанные им кружки, разбросанные по епархии.

Святитель Василий (Вениамин Сергеевич Преображенский) родился в 1876 году в г. Кинешме Костромской губернии в семье священника.

Зная в совершенстве как древние, так и новые европейские языки, Вениамин для более углубленного изучения европейской культуры уехал в Англию и 1910–1911 годы прожил в Лондоне. После возвращения в Россию он поступил преподавателем иностранных языков и всеобщей истории в Миргородскую мужскую гимназию. В 1914 году Вениамин переехал в Москву и устроился преподавателем латинского языка в Петровской гимназии. Преподавание настолько его увлекло, что он окончил педагогический институт, приготовившись окончательно к профессии педагога. Но Господь распорядился иначе.

Однажды, приехав в гости к родителям в Кинешму, Вениамин уговорился с друзьями покататься на лодке по Волге. Уже далеко от берега лодка внезапно перевернулась. Вениамин взмолился, прося Господа сохранить ему жизнь, обещая посвятить себя служению Православной Церкви. В этот момент он увидел толстую длинную доску и, ухватившись за нее, выплыл.

В 1920 году, в возрасте 45 лет, Вениамин был рукоположен в священника, а через год принял монашеский постриг с именем Василий и был поставлен во епископа Кинешемского.

Многие еще при жизни святителя Василия знали его как истинного подвижника, угодника Божия. Жизнь он вел простую и скромную, к богослужению относился с величайшим благоговением. Проповеди святителя собирали множество людей. Основной своей архипастырской задачей он ставил православное просвещение.

Когда разразился в Нижнем Поволжье голод и оттуда стали вывозить детей-сирот в детские дома, он в проповедях призывал прихожан взять этих детей к себе, и сам, подавая пример, снял дом, в котором поселил пять девочек и приставил к ним воспитательницу – благочестивую христианку. По его молитвам совершались чудеса исцелений как от душевных, так и от телесных недугов.

В 1923 году святитель Василий был арестован и сослан в Зырянский край, где пробыл до 1925 года. По возвращении владыки из ссылки церковь в Кинешме начала быстро расти и укрепляться. Гражданские власти, обеспокоенные, потребовали, чтобы епископ покинул город.

После двух лет скитаний, в 1928 году, он был вновь арестован, полгода провел в тюрьме и был приговорен к трем годам ссылки. Вернувшись из ссылки, владыка два года провел в Орле, откуда власти выслали его в Кинешму. Сразу же по приезде он и его келейник, верно сопутствующий ему во всех этих переносимых от безбожных властей гонениях, были заключены в тюрьму. Хотели приговорить их к смерти, но не нашли за что. На пять лет их заключили в лагеря: святителя Василия в лагерь, находящийся неподалеку от Рыбинска, его келейника – под Мурманск.

По окончании срока лишь два года пробыл уже стареющий епископ на свободе. Снова арест: сначала Ярославская тюрьма, затем Бутырская в Москве. После 8 месяцев заключения – 5 лет ссылки в Красноярский край, в село Бирилюссы.

При жизни он завещал, чтобы его останки были перенесены на родину, но в те годы это было невозможно. Однако 5(18) октября 1985 года святые мощи его были найдены и перевезены в Москву. В августе 2000 года свт. Василий был причислен к лику святых Русской Православной Церкви. «Беседы на Евангелие от Марка» святителя Василия, впервые изданные в наше время, вошли в золотой фонд русской христианской литературы.

Глава 1

Глава 1, ст. 1-13

Евангелие – слово греческое. В переводе на русский язык означает «благая весть».

Благая весть! Как это оценить?

Где-нибудь далеко-далеко в холодной, негостеприимной чужбине, быть может в суровом вражеском плену, томится дорогой вам человек. Вы ничего о нем не знаете. Пропал – как в воду канул. Где он? Что с ним? Жив ли? Здоров? Быть может, обнищал, нуждается во всем… А кругом холодные, равнодушные чужие люди… Ничего не известно. Томится сердце, тоскует. Хоть бы одно слово: жив или нет? Никто не знает, никто не скажет. Ах, какая тоска! Господи, пошли весточку!

И вот в один прекрасный день стучатся в двери. Кто там? Почтальон принес письмо! От кого? Боже правый… Неужели? Да, да… На обороте письма знакомый милый почерк: неправильные крупные буквы, его почерк. Весточка от него. Что он пишет? Вы торопливо разрываете конверт и читаете с замиранием сердца. Слава Богу! Все хорошо: он жив, здоров, всем обеспечен, собирается приехать на родину… Сердце наполняется благодарной радостью.

Господи! Как Ты милостив! Ты не забыл, Ты не оставил, Ты не отверг убогой молитвы! Как благодарить Тебя, Создатель?

Таково впечатление от благой вести. Но в личной жизни это выглядит сравнительно слабо.

Почему же Евангелие называется Евангелием? Почему оно является благою вестью?

Это весточка из потустороннего мира на грешную землю. Весть от Бога страдающему, томящемуся во грехе человеку; весть о возможности возрождения к новой, чистой жизни; весть о светлом счастье и радости будущего; весть о том, что все уже для этого сделано, что Господь отдал за нас Своего Сына. Человек так долго, так страстно, так тоскливо ждал этой вести.

Послушайте, я расскажу вам немного о том, как жили люди до прихода Спасителя, как они томились и напряженно ждали весточки, которая указала бы им новый, светлый путь и выход из грязного болота порока и страсти, в котором они барахтались, и вы поймете, почему с такой восторженной радостью они встретили эту весть, почему назвали ее благой и почему для человека не было и не могло быть другой, более радостной, более благой вести, чем Евангелие.

Весь мир перед тем временем, когда должен был прийти Спаситель, стонал в железных тисках Римского государства. Все земли, расположенные вокруг Средиземного моря и составлявшие тогдашний европейский цивилизованный мир, были завоеваны римскими легионами. (Говорить о жизни человечества того времени это значит говорить почти об одном Риме.) Это был расцвет римского могущества, эпоха Августа. Рим рос и богател. Все страны слали свои дары сюда или в качестве дани, или как товары торговли. Несметные сокровища собирались здесь. Недаром Август любил говорить, что он превратил Рим из каменного в мраморный. Неимоверно богатели высшие классы – патриции и всадники. Правда, народ от этого не выигрывал и под золотой мишурой внешней пышности империи таилось много горя, нищеты и страданий. Но, как ни странно, и высшие богатые классы не чувствовали себя счастливыми. Богатство не спасало их от уныния, хандры и порой от тоски отчаяния. Наоборот, этому содействовало, рождая пресыщенность жизнью. Посмотрим, как жили тогдашние богачи.

Роскошная беломраморная вилла… Изящные портики, между стройными колоннами расположены статуи императоров и богов из белоснежного каррарского мрамора резца лучших мастеров. Роскошные мозаичные полы, по которым из дорогих цветных камней выложены затейливые рисунки. Почти посредине большой центральной комнаты, служащей для приемов (так называемый атриум), – квадратный бассейн, наполненный кристальной водой, где плещутся золотые рыбки. Его назначение – распространять приятную прохладу, когда воздух раскален зноем южного дня. На стенах – позолота, фресковая живопись, причудливо переплетающиеся орнаменты густых тонов. В семейных комнатах – ценная мебель, позолоченная бронза, на всем убранстве лежит печать богатства и изящного вкуса. В надворных постройках – масса обученных рабов, всегда готовых к услугам хозяина. Так и чувствуется по всему, что нега, лень и наслаждение свили здесь себе прочное гнездо.

Амфитрион (хозяин дома), римский всадник с жирным двойным подбородком, с орлиным носом, гладко бритый, готовится к вечернему пиру. В этом доме пиры почти ежедневно. Громадное состояние, нажитое на откупах, позволяет тратить на это колоссальные суммы. Он занят сейчас в своей домашней библиотеке: надо выбрать поэму для развлечения гостей. Медленно и лениво своими пухлыми руками, украшенными тяжелыми золотыми перстнями с самоцветными камнями, перебирает он футляры, где хранятся драгоценные свитки фиолетового и пурпурного пергамента, на котором золотыми литерами переписаны последние новинки римской поэзии. Его губы брезгливо сжаты: все это ему не нравится. Все так плоско, неинтересно, так приелось!

В соседней большой комнате суетится и бегает целая толпа рабов разных оттенков кожи: белые голубоглазые свевы, желтые смуглые фригийцы и персы, черные арапы и негры. Приготовляют столы и ложа для гостей. Их будет немного, только избранные друзья, человек тридцать. Но тем более надо все приготовить для них и угостить как можно лучше…

Пир в разгаре. За длинными столами на ложах, покрытых виссонными тканями и дамасскими коврами, возлежат гости в легких туниках, с розовыми и померанцевыми венками на головах. Столы уставлены яствами и фиалами с драгоценным вином. Прошла уже тридцать пятая перемена блюд. Только что убрали жирную тушу жареного кабана, и маленькие невольники, прелестные мальчики с завитыми кудряшками, в прозрачных розовых и голубых туниках, разносят расписные кувшины с розовой водой для омовения рук гостей. Смешанный говор стоит в зале. Гости уже достаточно подвыпили: глаза блестят, лица раскраснелись, а рослые арапы еще вносят громадные амфоры дорогих фригийских и фалернских вин, предлагая желающим наполнить опустошенные кубки.

Несмотря на знойный вечер, в комнате прохладно: по углам бьют фонтанчики и журчат ручейки душистой воды, наполняя воздух благоуханием. Откуда-то сверху, как крупные хлопья снега, медленно падают лепестки роз и жасминов, покрывая все в комнате ароматным ковром. Откуда-то издали доносятся тихие звуки грустной музыки: стонет свирель, журчащими каденциями рассыпается арфа и томно воркует лютня.

А гостям подают тридцать шестую перемену: жареные соловьиные язычки с пряным восточным соусом – блюдо, стоившее невероятных денег.

Это был какой-то культ чрева и обжорства. Ели с внимательной торжественностью, по всем правилам гастрономии, точно совершая священный обряд; ели медленно, бесконечно долго, чтобы продлить наслаждение насыщения. А когда желудок был полон и не вмещал больше ничего, принимали рвотное, чтобы освободить его и начать снова.

В пиршественной зале появляется домашний поэт амфитриона, один из бесконечной толпы его прихлебателей. Под звуки лютни он декламирует стихи собственного сочинения. Его сменяют мимы и танцовщики. Начинается дикая, сладострастная вакхическая пляска.

Но хозяин по-прежнему невесел. На его лице скука, пресыщение. Все надоело! Хоть бы что новое изобрели! А то каждый раз одно и то же!

За новые развлечения, за изобретение удовольствий платили большие деньги. Но трудно было изобрести что-нибудь новое, достаточно сильное, чтобы возбудить притуплённые нервы. Неизбежная скука надвигалась, как болотный туман, полный удушливых миазмов. Пресыщенная жизнь переставала быть жизнью.

Один из первых богачей того времени, сам император Тиверий, представляет едва ли не самый печальный образец этой пресыщенной скуки. Он – на острове Капри в чудной мраморной вилле; кругом плещутся лазурные волны Неаполитанского залива; дивная, яркая южная природа улыбается ему и говорит о счастье и радости жизни, а он пишет сенату: «Я умираю каждый день… и зачем живу – не знаю».

Так жила римская знать, праздная, пресыщенная, потерявшая вкус к жизни, неудовлетворенная ни своим богатством, ни своим могуществом.

Народ, или, вернее, городской класс, та толпа, которая наполняла улицы Рима, вряд ли чувствовала себя вполне счастливой. Правда, и здесь жизнь с внешней стороны могла казаться иногда праздником. Те золотые потоки богатства и роскоши, которые стекались в Рим со всех стран, хотя и в небольшой степени, но достигали и римской черни. От императора и сановных патрициев в дни торжественных событий и фамильных праздников перепадали иногда значительные подачки. Нередко практиковалась даровая раздача хлеба. Римские граждане, кроме того, могли торговать своими голосами при выборах в сенат или на муниципальные должности.

Для толпы устраивались в цирках и театрах даровые великолепные зрелища. Все это создавало условия легкой, праздной жизни и привлекало из провинции массы праздношатающегося люда. Мало-помалу в Риме и других больших городах скопились громадные толпы людей праздных, неспокойных, ленивых, привыкших жить за государственный счет, единственным желанием и постоянным воплем которых было: «Хлеба и зрелищ!»

Но, выплачивая этой толпе подачки из своих колоссальных богатств, император и римская знать относились к ней с нескрываемым презрением и варварской жестокостью. Случалось иногда в цирках, где преобладали кровавые зрелища гладиаторских боев и травли людей дикими зверями, все жертвы, предназначенные для зверей, были растерзаны, а жажда крови и в зверях, и в зрителях еще не была насыщена. Тогда император приказывал выбросить на арену к зверям несколько десятков бесплатных зрителей из простонародья, заполнявших амфитеатр. И это приказание исполнялось при громком хохоте и рукоплесканиях знати.

Однажды накануне конских скачек, в которых должен был принять участие великолепный породистый жеребец одного знатного сенатора, громадная толпа любопытных зевак окружила стойло знаменитого скакуна, чтобы полюбоваться на него. Чтобы разогнать любопытную толпу, нарушавшую покой благородного животного, сенатор приказал своим рабам высыпать на зевак несколько больших корзин, полных ядовитых змей.

Эти маленькие иллюстрации показывают, насколько необеспеченна и непривлекательна была жизнь граждан этого класса, несмотря на внешний покров кажущейся легкости и беззаботности.

Если по общественной лестнице мы спустимся еще ниже, в класс рабов, то здесь мы найдем только непрерывные страдания и беспросветное горе. Раб не считался даже человеком. Это был просто инструмент, вещь, хозяйственная принадлежность. Убить, изувечить раба хозяин мог вполне: за это он ни перед кем не отвечал, как не отвечал за сломанную лопату или за разбитый горшок.

Жизнь рабов была ужасна. Если бы мы могли прогуляться вечером по улицам Рима того времени, то, наверное, услыхали бы тяжелые стоны, плач и глухие удары, несущиеся из подвалов богатых домов, где содержались рабы, – там происходила обычная вечерняя экзекуция рабов за дневные провинности. За малейшую оплошность их наказывали жестоко: били бичами или цепями до потери сознания. Зажимали шею в расщепленное полено и в таком положении оставляли на целые дни. Ноги забивали в колодки. Однажды во время приема императора Августа в доме известного богача того времени, Мецената, раб разбил нечаянно дорогую вазу. Меценат приказал бросить его живым в бассейн на съедение рыбам-муренам. На ночь рабов связывали попарно и сажали на цепь, наглухо приклепанную к кольцу, ввинченному в стену. А днем их ожидала бесконечная, одуряющая, изнурительная работа под бичом надсмотрщика, почти без отдыха. Если доведенные до отчаяния рабы поднимали бунт против своего господина, их распинали на крестах – казнь, считавшаяся самой позорной и мучительной. Когда раб становился стар или выбивался из сил и не мог более работать, его увозили на маленький необитаемый островок среди Тибра, где и бросали, как падаль, на произвол судьбы.

Таким образом, во всех классах римского общества жизнь была тяжелая, безрадостная, гнетущая: пресыщенность жизнью, скука, разочарование в высшей знати, бесправие, угнетение, страдания в низших слоях. Искать радости, успокоения, утешения было негде. Языческая религия не давала человеку никакого облегчения. В ней не было той благодатной таинственной силы, которая одна только может успокоить, ободрить и укрепить страждущее сердце и томящийся дух. Кроме того, римская религия времен пришествия Христа Спасителя очень многое заимствовала из восточных культов, полных сладострастия и распутства. В безумных, беспутных оргиях Востока можно было найти опьянение, временное забытье, но после этого скорбь становилась еще острее, отчаяние еще глубже.

Языческая философия также не могла удовлетворить человека, так как она учила только о земном счастье и не освобождала мятущийся дух от оков мира и материи. Два направления господствовали в тогдашней философии: эпикурейство и стоицизм. Эпикурейцы говорили: наука быть счастливым состоит в том, чтобы создавать для себя приятные ощущения; всякое излишество влечет за собою болезненные ощущения, поэтому нужно быть умеренным во всем, даже в наслаждениях, но эта умеренность, равно как и сама добродетель, не составляет цели для человека, а служит лишь наилучшим средством к наслаждению. Стоики брали лучшие стороны в человеке. Ты свободен, говорили они, значит, ты единственный господин себе. Воля твоя должна вполне принадлежать тебе; счастье заключается в господстве над самим собою. Скорби, гонения и смерть для тебя не существуют: ты всецело принадлежишь себе и никто не отнимет тебя у тебя самого, а это все, что нужно мудрецу.

Чего не доставало философии это божественного элемента. Тот бог, которого они называли природою, не имеет никаких преимуществ перед богами, провозглашенными языческою религиею и мифологическими сказаниями. Бог философов не живой, личный Бог, а судьба, неумолимая и слепая, под ударами которой человек впадает в отчаяние и погибает.

Кроме того, философия была совершенно недоступна народному пониманию и составляла удел лишь небольшого числа избранных мудрецов. Поэтому искать в ней утешения масса не могла.

Можно было бы ожидать, что указания нового пути и средства возрождения жизни найдутся в иудейском народе – единственном народе, сохранившем истинную религию и возвышенные понятия о Боге и жизни. Но иудейство само переживало тяжелый кризис. Вряд ли когда в истории еврейского народа встречаются более темные страницы религиозного и нравственного упадка, чем в период, предшествовавший явлению Христа Спасителя. Когда читаешь пророческие книги и суровые речи пророков, обличавших еврейскую жизнь, рисуется тяжелая, мрачная картина.

Вот ряд выдержек из книг пророка Исаии, изображающих безотрадное нравственно-религиозное состояние израильского народа того времени, его неблагодарность и измену Богу, его неверие, его разврат, его жестокость и вопиющую несправедливость.

Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего; а Израиль не знает [Меня], народ Мой не разумеет. Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святаго Израилева, – повернулись назад (1, 2–4). Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь – убийцы. …Князья твои – законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки и гоняются за мздою; не защищают сироты, и дело вдовы не доходит до них (1, 21, 23).

И в народе один будет угнетаем другим, и каждый – ближним своим… Язык их и дела их – против Господа, оскорбительны для очей славы Его… Народ Мой! вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили (3, 5, 8, 12).

Огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их (6, 10).

…О юношах его не порадуется Господь, и сирот его и вдов его не помилует: ибо все они – лицемеры и злодеи, и уста всех говорят нечестиво (9, 17). …Священник и пророк спотыкаются от крепких напитков; побеждены вином, обезумели от сикеры, в видении ошибаются, в суждении спотыкаются. Ибо все столы наполнены отвратительною блевотиною, нет чистого места (28, 7, 8).

…Это народ мятежный, дети лживые, дети, которые не хотят слушать закона Господня (30, 9). Беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим, и грехи ваши отвращают лице Его от вас, чтобы не слышать. Ибо руки ваши осквернены кровью и персты ваши – беззаконием; уста ваши говорят ложь, язык ваш произносит неправду. Никто не возвышает голоса за правду, и никто не вступается за истину; надеются на пустое и говорят ложь, зачинают зло и рождают злодейство… Дела их – дела неправедные, и насилие в руках их. Ноги их бегут ко злу, и они спешат на пролитие невинной крови; мысли их – мысли нечестивые; опустошение и гибель на стезях их. Пути мира они не знают, и нет суда на стезях их; пути их искривлены, и никто, идущий по ним, не знает мира. Потому-то и далек от нас суд, и правосудие не достигает до нас; ждем света, вот тьма, – озарения, и ходим во мраке… Ибо преступления наши многочисленны пред Тобою, и грехи наши свидетельствуют против нас; ибо преступления наши с нами, и беззакония наши мы знаем. Мы изменили и солгали пред Господом, и отступили от Бога нашего; говорили клевету и измену, зачинали и рождали из сердца лживые слова. …И честность не может войти. И не стало истины, и удаляющийся от зла подвергается оскорблению (59, 2–4, 6–9, 12–15).

Таким образом, и здесь, среди избранного народа Божия, та же картина нравственного мрака и разложения.

Зло сгущалось повсюду. В этой атмосфере бесправия и насилия, обмана и лицемерия, неверия и суеверия, разврата и погони за наслаждениями становилось трудно дышать. Мир, порабощенный римской политикой, униженный и доведенный до отчаяния ложными религиями, тщетно вопрошающий философию о тайне жизни и добродетели, этот мир стоял на краю могилы.

Святитель Василий (Вениамин Сергеевич Преображенский) родился в г. Кинешме Костромской губернии в семье священника. Зная в совершенстве как древние, так и новые европейские языки, Вениамин для более углубленного изучения европейской культуры уехал в Англию и 1910–1911 годы прожил в Лондоне. После возвращения в Россию он поступил преподавателем иностранных языков и всеобщей истории в Миргородскую мужскую гимназию. В 1914 году Вениамин переехал в Москву и устроился преподавателем латинского языка в Петровской гимназии. Преподавание настолько его увлекло, что он окончил педагогический институт, приготовившись окончательно к профессии педагога. Но Господь распорядился иначе.Однажды, приехав в гости к родителям в Кинешму, Вениамин уговорился с друзьями покататься на лодке по Волге. Уже далеко от берега лодка внезапно перевернулась. Вениамин взмолился, прося Господа сохранить ему жизнь, обещая посвятить себя служению Православной Церкви. В этот момент он увидел толстую длинную доску и, ухватившись за нее, выплыл.В 1920 году, в возрасте 45 лет, Вениамин был рукоположен в священника, а через год принял монашеский постриг с именем Василий и был поставлен во епископа Кинешемского.Многие еще при жизни святителя Василия знали его как истинного подвижника, угодника Божия. он вел простую и скромную, к богослужению относился с величайшим благоговением. Проповеди святителя собирали множество людей. Основной своей архипастырской задачей он ставил православное просвещение.Когда разразился в Нижнем Поволжье голод, и оттуда стали вывозить детей-сирот в детские дома, он в проповедях призывал прихожан взять этих детей к себе, и сам, подавая пример, снял дом, в котором поселил пять девочек и приставил к ним воспитательницу – благочестивую христианку. По его молитвам совершались чудеса исцелений как от душевных, так и от телесных недугов.В 1923 году святитель Василий был арестован и сослан в Зырянский край, где пробыл до 1925 года. По возвращении владыки из ссылки в Кинешме начала быстро расти и укрепляться. Гражданские власти, обеспокоенные, потребовали, чтобы епископ покинул город.После двух лет скитаний, в 1928 году, он был вновь арестован, полгода провёл в тюрьме и был приговорён к трем годам ссылки. Вернувшись из ссылки, владыка два года провёл в Орле откуда власти выслали его в Кинешму. Сразу же по приезде он и его келейник, верно сопутствующий ему во всех этих переносимых от безбожных властей гонениях, были заключены в тюрьму. Хотели приговорить их к смерти, но не нашли за что. На пять лет их заключили в лагеря: святителя Василия в лагерь, находящийся неподалёку от Рыбинска, его келейника – под Мурманск.По окончании срока лишь два года пробыл уже стареющий епископ на свободе. Снова арест сначала Ярославская тюрьма, затем Бутырская в Москве. После 8 месяцев заключения – 5 лет ссылки в Красноярский край, в село Бирилюссы.31 июля 1945 года святитель скончался. При жизни он завещал, чтобы его останки были перенесены на родину, но в те годы это было невозможно. Однако 5(18) октября 1985 года святые мощи его были найдены и перевезены в Москву. В августе 2000 года свт. Василий был причислен к лику святых Русской Православной Церкви. «Беседы на Евангелие от Марка» свт. Василия, впервые изданные в наше время, вошли в золотой фонд русской христианской литературы.