Предисловие

История культуры Древнего Рима поистине неисчерпаема. Каждое поколение открывает для себя в деятельности потомков Ромула нечто созвучное именно своей эпохе. Вот почему каждая большая эпоха знает свое Возрождение, то есть время, когда античный опыт становится один из важнейших эстетических и социальных критериев. Так было во времена «Остготского Возрождения». Так было и через несколько веков в эпоху Карла Великого, культура которой названа учеными «Каролингским Возрождением». Античные образы стали прекрасным оформлением побед русского оружия в эпоху Петра Первого. В любой школе изучается ныне эпоха Ренессанса (Возрождения) XIV-XVI вв. в Европе. Античность — органическая часть духовного мира любого маломальски грамотного человека.

Актуальность темы в широком смысле заключается в остроте наркотической ситуации в России в настоящие дни. Генезис наркотических проблем Древнего Рима может отражать общие закономерности распространения и включения в модели образа жизни потребления психоактивных веществ.

Актуальность темы в узком смысле обусловлена деятельностью идеологов питейного капитала. Сторонники форсированного наращивания алкоголепотребления крайне тенденциозно интерпретируют потребление психоактивных веществ в классической античности и, в частности, в Риме изучаемого периода. Усердно пропагандируется точка зрения об извечности алкоголепотребления. Показательна передовая статья первого номера журнала (“Журнала культуры пития”!) “Будем”: “... на протяжении тысяч лет история человечества и культура вина идут, что называется, рука об руку”.

Творческой интеллигенции приписывается однозначная апология винопотребления: «Все писатели и историки как древнего, так и новейшего времени с восторгом относились к открытию разработки вина, которое весьма удачно названо одним из древних поэтов наградой, данной человеческому роду за претерпенные им бедствия во время потопа».

Другим базисным подходом к искажению истории античной цивилизации является увязка потребления психоактивных веществ с интенсивной духовной деятельностью. Характерен фрагмент статьи, обошедшей центральные и региональные издания: “Многие из даровитых и гениальных людей злоупотребляли спиртным. Ибсен, перепив, начинал комкать и рвать все, что попадалось под руку, часто уничтожая только что написанное. Цезаря солдаты часто приносили домой на своих плечах. Сократ, Сенека, Алкивиад, Катон, Махмуд II умерли от пьянства”. Хрестоматийный пример модернизации истории! Подавляющее большинство из отмеченных гениев жило в античную эпоху. Классическая древность искажена публицистом на сто процентов.

С вином увязывается и одно из самых возвышенных человеческих чувств: «В латинском языке два слова неотделимы друг от друга: «amare» и «potare» — любить и пить. Они действительно составляли два важнейших элемента в жизни римлянина последних десятилетий Республики и в эпоху империи».

Результаты такой фальсификации истории кратко и точно резюмировал современный отечественный ученый: «Римляне вошли в историю как люди с коротко стриженными волосами и куцыми мозгами; народ селян, если не сказать — деревенщина; нация солдат — если не добавить — пьяниц».

Данным фальсификациям одной из наиболее блестящих страниц мировой истории в современной науке не дано должного отпора. А для формирования гражданской позиции курсантов высших военных учебных заведений необходимо знакомство будущих офицеров с патриотической этикой потомков Ромула.

Научная новизна данного пособия заключается в следующем. Любое обобщающее описание истории Древнего Рима в той или иной мере касается роли в римской культуре психоактивных веществ. Однако в настоящее время нет ни одного специального исследования ни в отечественной, ни в зарубежной науке, систематически излагающего отношение римских философов к проблемам винопотребления.

При подготовке данного пособия автором использованы сочинения отечественных исследователей: В.Ф.Асмуса, О.В.Батлука, И.А.Василенко, Т.Гончаровой, В.М.Зубеца, Г.С.Кнаббе, П.Л.Краснова, А.Ф.Лосева, А.Маковельского, Л.Н.Модзалевского, И.М.Нахова, И.Д.Рожанского, Э.Х.Салахова, Н.Н.Трухиной, С.Л.Утченко, Е.В.Федоровой, А.Н.Чанышева, А.А.Чекалиной и др. А также зарубежных ученых: П.Барта, Г.Бенна, И.Бергмана, К.В.Вебера, П.Вернера, Виндельбанда, П.Грималя, Дж.Зонина, А.Кравчука, Г.Прейзера, Б.Рассела, Э.Ренана, В.Рихтера, В.Террингтона и др.

Основные положения работы были обсуждены на заседаниях кафедры Ги-СЭД КФЧТИ и кружка «Античный понедельник» Казанского государственного университета. В течение ряда лет материалы пособия использовались в процессе преподавания курсов «Культурология», «Философия» и «История», а также в просветительской деятельности Казанского отделения Международной независимой ассоциации трезвости (МНАТ). Отдельные фрагменты работы были опубликованы в информационном бюллетене МНАТ «Феникс».

Введение

История римской философии начиналась не с нуля. Предшественниками римских мыслителей были философы эпохи эллинизма. В культуре эллинизма психоактивные вещества играли значительную роль, поэтому многие философы обращались к проблемам винопития. История не сохранила многие специальные сочинения о винопитии. В Лету канула книга Аристотеля об опьянении, Антисфен написал книгу «Об употреблении вина» , сохранившуюся, к сожалению, только в отрывках. Но и то, что донесла до нас история, позволяет ощутить остроту полемики вокруг психоактивных веществ.

В оппозиции к психоактивным веществам стояли киники. Судя по всему, наиболее последовательную позицию из них занимал Кратет Фиванский (конец IV в. до н.э.). Согласно Диогену Лаэртскому и Афинею, он пил только воду (Диоген Лаэртский. VI, 5. 90. Athen., X, 422C).

Кратет писал:

«Остров есть Пера среди виноцветного моря порока.

Дивен и тучен сей остров. Владений окрест не имеет.

Дурень набитый и трутень, как и развратник негодный,

Жадный до толстого зада, в пределы его не допущен…».

Пера — нищенская котомка киника — это альтернатива морю порока. Показателен парафраз гомеровской фразы. У автора «Одиссеи» виноцветное море омывало прекрасный остров Крит, у Кратета — порок имеет цвет вина.

Видимо, Кратет — одна из первых фигур в истории, кто приступает к демонтажу проалкогольного культурного поля. Во времена Кратета была известна анонимная эпитафия, приписываемая Сарданапалу:

«То, что я выпил, что съел и чем удовольствовал похоть, -

Только лишь это при мне, а прочее все миновало».

(Антология. VII, 325).

Кратет противопоставил «Сарданапалу» контрэпитафию:

«Все, что я знал, и все, что я думал, и все, что мне музы

Наговорили, — при мне; остальное развеялось дымом».

(Антология. VII, 326).

Свои позиции Кратет отстаивал весьма радикально. Слова его совпадали с делами. Он говорил: «…распутство и пьянство приводят лишь к безумию» (Диоген Лаэртский. VI, 5. 89). А когда «Деметрий Фалерский послал ему хлеба и вина — он стал попрекать его и воскликнул: «Ах, если бы источники текли и хлебом!» — ибо, конечно, пил он только воду» (Диоген Лаэртский. VI, 5. 90).

Группы интеллектуалов не только формулировали антинаркотические идеи, но и представляли собой своеобразные микроячейки (островки — если взять на вооружение изящную формулировку Кратета) альтернативного образа жизни.

Телет писал о Метрокле: «…раньше он был вынужден носить обувь, да к тому же не на гвоздях, изящную одежду, содержать целую свиту слуг, большой дом для дружеских пирушек, покупать белый хлеб, изысканную пищу, тонкие вина, соответствующие угощения и тому подобные предметы роскоши. В его прежнем окружении только такой образ жизни считался достойным свободного человека. Когда же он перешел к Кратету, ничего такого не требовалось. …

…как велика и удивительна сила котомки, бобов, овощей, воды! Благодаря им люди могут ни о чем не заботиться и жить свободными от заискиваний и лести».

Аналогичную альтернативу предоставляла грекам эпохи эллинизма община эпикурейцев.

Средневековая цензура основательно поработала, уничтожив основные сочинения Эпикура (342/341 — 271/270гг. до н.э.), но то, что нам известно, позволяет отнести его к личностям, употребляющим алкоголь чисто ритуально.

Сегодня человек, ведущий образ жизни Эпикура, на бытовом уровне однозначно считался бы трезвенником. Об отношении Эпикура и его окружения к вину достоверно известно два факта. Первый: ”кружки некрепкого вина было им вполне довольно, обычно же они пили воду... Он и сам пишет в письмах, что ему достаточно воды и простого хлеба; «пришли мне горшочек сыра, — пишет он, — чтобы можно было пороскошествовать, когда захочется».

Вот каков был человек, учивший, что «предельная цель есть наслаждение!” (Диоген Лаэртский. X, 11).

Итак, эпикурейцы употребляли, как правило, безалкогольные напитки, иногда могли выпить кружку напитка, крепость которого сопоставима с современным пивом или квасом. Второй факт вообще говорит об очень низкой толерантности (то есть переносимости) организма Эпикура к вину. Напиток, соответствующий нашему современному сухому вину, послужил Эпикуру средством ухода из жизни: ”Смерть его случилась от камня в почках...он лег в медную ванну с горячей водой, попросил неразбавленного вина, выпил, пожелал друзьям не забывать его учений и так скончался”. (Диоген Лаэртский. X, 15-16).

Впрочем, даже и без изучения жизни философа очевидно, что эпикурейство не имеет ничего общего с попойками. Об этом писал и сам Эпикур: ”...когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо понимают наше учение, — нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждение мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение (выделено мною — В.Л.), исследующее причины всякого нашего предпочтения и избегания и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе” (Диоген Лаэртский. X, 132).

Наслаждение, считал Эпикур, может быть достигнуто при минимуме материальных затрат: «Самая простая снедь доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если только не страдать от того, чего нет; даже хлеб и вода доставляют величайшее из наслаждений, если дать их тому, кто голоден. Поэтому привычка к простым и недорогим кушаньям и здоровье нам укрепляет, и к насущным жизненным заботам нас ободряет…» (Диоген Лаэртский. X, 130-131).

Но, конечно, общины философов влияли на повседневное поведение очень ограниченного круга людей. Это фактически признавал Антисфен (ок. 444-366гг. до н.э.), утверждая: «Лучше сражаться среди немногих хороших людей против множества дурных, чем среди множества дурных против немногих хороших» (Диоген Лаэртский. VI,1, 12). Кроме того, даже не все философы придерживались позиций Эпикура и Кратета Фиванского. Например, далека от них была древняя Стоя с её асоциальной негражданственной непатриотической моралью. Диоген Лаэртский сообщает о философе Тимоне (320-230гг. до н.э.): «Был он любитель выпить» (Диоген Лаэртский. IX, 12, 110). Данный факт символичен. По убеждениям Тимон был скептиком. А «...конечной целью скептики считают воздержание от суждений, за которым, как тень, следует бестревожность…» (Диоген Лаэртский. IX, 11, 107). Отказ от позиции по отношению к психоактивным веществам, отсутствие четкой позиции по отношению к алкоголю косвенно способствовало расширению роли вина в жизни общества. Зачинатель средней Академии Аркесилай (315-240гг. до н.э.) скончался «...оттого, что выпил слишком много неразбавленного вина и повредился в рассудке» (Диоген Лаэртский. IV, 6. 44). Лакид, зачинатель новой Академии и преемник Аркесилая, унаследовал от последнего не только философские идеи, но и образ жизни. Согласно Диогену Лаэртскому, его «...смерть была от удара после чрезмерной выпивки» (Диоген Лаэртский. IV, 8, 61).

Когда поюношески максималистский Рим всерьез встретился с великой эллинской культурой, уже четыре поколения греков прошли школу интеграции в восточные алкогольные обычаи, начало которой положил Александр Македонский своей политикой смешения нравов. Образ жизни подавляющего большинства населения эллинистических государств включал в себя регулярное употребление психоактивных веществ, а поведение философов было некой диковинкой.

И как символично, что в 42 году до н.э., всего за несколько лет до поглощения последнего эллинистического государства Римом, на надгробии египтянки Та-Имхотеп, жены верховного жреца Пшерени-Птаха, появилась надпись. Из загробного мира верная жена благословляла супруга на продолжение раскованного хмельного поведения: «О мой брат, о мой муж и друг, жрец бога Птаха! Пей, ешь, упивайся вином, наслаждайся любовью! Проводи свои дни в веселье! Днем и ночью следуй зову своего сердца. Не допускай, чтоб забота овладела тобой».

Предыстория римской философии

В Риме ранней республики «Рабам, женщинам и свободнорожденным юношам до 30летнего возраста запрещалось пить вино; нарушение же этого со стороны женского пола наказывалось наравне с тяжелейшими проступками. Отец никогда не обедал без сына вне дома, чтобы оба во взаимном присутствии не могли позволить себе никаких излишеств».

Об отношении к вину первых римских философов, а также проживавших в Риме философов иноземных можно судить только на основании косвенных данных. Например, были символичны поминки Сципиона Младшего. Правда, Н.Н.Трухина оценивает их с современной точки зрения: «Поминки Публия прошли неудачно: устройством трапезы занимался второй племянник покойного — Кв. Элий Туберон, педантичный стоиксухарь. Будучи поклонником древней простоты, Элий поставил деревянные скамьи, покрытые козлиными шкурами, и выставил на столах глиняную посуду. Народ оскорбился такой неуместной воздержанностью и на ближайших выборах лишил чересчур усердного философа претуры». Однако «неудачливый» Элий и другие деятели последних веков республики сумели удержать традиционный римский порядок под натиском греческих нравов в области винопития.

Даже известная поговорка «In vino veritas» — греческая (ее автор Зенобий), а не древнеримская, как это принято ныне считать многими. В римской «транскрипции» она появляется только в средние века. В Риме существовал пересказ Плиния «Общепринято вину приписывать правдивость». Кстати, сам Плиний Старший (23/24 — 79гг.) воспроизводит эту поговорку — volgoque veritas iam attributa unio est (Plin, XIV, 28, 22) — в контексте издержек алкоголепотребления. Другой вариант перевода средневековой латинской поговорки: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» более адекватно воспроизводил бы мысль Плиния. Иначе говоря, вино отрицает такую важную характеристику культуры, как само-ограничение.

Впрочем, греческие соседи римлян транслировали на потомков Ромула нравы, несколько отличные от обычаев метрополии. Один из героев Цицерона утверждает: «Некогда Италия была набита пифагорейцами, во власти которых находилась так называемая Великая Греция; поэтому некоторые даже утверждают, что пифагорейцем был и наш царь Нума Помпилий, который жил на много лет раньше самого Пифагора…» (Цицерон. Об ораторе. Книга вторая. 154 (37). Герой Цицерона, конечно, впадает в пропагандистский азарт, утверждая, что пифагорейцы находились у власти, но само это преувеличение не случайно. Оно могло объясняться попыткой осмыслить причины скромных масштабов винопития в раннем Риме. Влияние Пифагора давало такой ключ.

Образ Пифагора (ок. 540 — 500гг. до н.э.), отраженный мыслителями Греции и Рима, носил черты яркой антиалкогольной направленности. По одним сведениям, собранным Диогеном Лаэртским, «...пьянство именует он доподлинно пагубой и всякое излишество осуждает» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 9). А «...сам же он, как повествуют некоторые, довольствовался только медом или сотами или хлебом, вина в дневное время не касался» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 19). Согласно другим сведениям, Пифагор стоял на более радикальных — на трезвеннических позициях. Как пишет о нем Диоген Лаэртский: «...запрещая животную пищу, он приучал и приноравливал людей к простой жизни, чтобы они пользовались тем, что нетрудно добыть, ели невареную снедь и пили простую воду, так как только в этом — здоровье тела и ясность ума» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 13).

Пифагор, согласно Ямвлиху, сделал следующее: «…виды пищи, которые враждебны непорочному состоянию и замутняют как другие представления душевной чистоты, так и те, которые имеют место в представлениях, возникающих во время снов, он отвергал тоже.

Эти предписания относительно пищи он установил для всех, отдельным же наиболее преуспевшим в созерцании и потому достигшим высших ступеней знания философам он запретил раз и навсегда ненужные им и неправедные виды пищи, предписав им никогда не есть мяса одушевленных существ, совсем не пить вина…» (Ямвлих. Жизнь Пифагора. XXIV. 107).

На закате Римской империи именно образ трезвенника Пифагора станет моральной опорой тех деятелей, которые будут противостоять разложению римской государственности.

Римские философы I века до н.э.

Собственно писанная история римской философии начинается в I веке до н.э. Выдающийся оратор и государственный деятель Марк Туллий Цицерон (106-43гг. до н.э.) “...был одним из главных, если не самым главным, участником процесса зарождения римской философии». Как и при жизни Цицерона, споры о значении его трудов не утихают и по сей день.

Трудно подобрать однозначное определение взглядам Цицерона. Один из исследователей считает: идеи стоика Панэция влияли и после его смерти на римское общество, «…Цицерон во многих своих сочинениях, особенно в трактате «Об обязанностях», теснейшим образом примыкал к его взглядам».

Влиянию на Цицерона эпикурейцев вообще даются взаимоисключающие характеристики. В советское время Цицерона, сторонника сенатской аристократии, недолюбливали. Такой деятель не мог хорошо относиться к прогрессивному философскому учению: «Сквозь характерную для Цицерона общую эклектическую тенденцию явно пробивается отрицательное отношение к эпикурейскому материализму».

Но существует и другое мнение об отношении Цицерона к материалистическим тенденциям: он с терпимостью относился к эпикурейцам, сам все больше склонялся к стоицизму, или по крайней мере, к тем элементам учениям Платона, которые вошли в труды Зенона, Хрисиппа и других стоиков. «Что бы не говорили современные критики, мысль Цицерона не развивается в категориях отдельных философских школ и направлений».

Некоторые зарубежные исследователи вообще отрицают оригинальность Цицерона как мыслителя: «Цицерон был типичным представителем эклектизма в Риме… О Цицероне можно говорить, скорее, как о культурном явлении, чем как о научном…Он, как и многие представители римской философии, не был особенно богат оригинальными идеями». Однако как бы ни спорили исследователи о его наследии, один факт остается бесспорным: Цицерон — первый римский философ, творчество которого мы можем изучать предметно. В распоряжении современного исследователя есть многочисленные тексты Цицерона, следовательно, сегодня летопись римской философской мысли в её отношении к психоактивным веществам может быть начата только с Цицерона.

Потребление вина представляется Цицерону нормальным явлением: «…у хорошего и рачительного хозяина всегда полны винный погреб, кладовая для масла, как и кладовая для припасов, а в усадьбе полный достаток…» (Цицерон. О старости. XVI, 56).

Вино он осмысливает как нормальный земной предмет, вне сверх естественных качеств. О выражениях в переносном смысле Цицерон пишет так: «Этот прием украшения речи очень важен, и к нему приходится часто прибегать. Его мы находим…, … когда мы называем хлеб «Церерой», вино — «Вакхом» (Цицерон. Об ораторе.III. 167(42)).

Именно римский тип винопотребления представляется Цицерону оптимальным: беседа «наиболее сладостна на пирах, как их — мудрее, чем греки называют наши; те говорят о симпосиях и синдейпнах, то есть о совместных попойках и совместных обедах; а мы — о совместном времяпрепровождении, так как тогда более всего проводят время вместе (Cic. Ep. DCCCXX. 3).

Резко критикует он тех политиков и администраторов, кто отличался неумеренным употреблением вина. Например, «… верхом издевательства над Верресом является параграф 28-й … речи, где Цицерон изображает пирушку Верреса в виде битвы, откуда одних выносят «замертво», а другие остаются лежать «на поле сражения»».

Например, самый последний бой Цицерона за республику — его кампания против нового диктатора Марка Антония — включал в себя использование антиалкогольных аргументов. Рассмотрим вторую филиппику против Марка Антония, датированную 28 ноября 44г. до н.э.: «На свадьбе у Гиппия ты, обладающий такой широкой глоткой, таким крепким сложением, таким мощным телом, достойным гладиатора, влил в себя столько вина, что тебе на другой день пришлось извергнуть его на глазах у римского народа. Как противно не только видеть это, но и об этом слышать! Если бы это случилось с тобой во время пира, — ведь огромный размер твоих кубков нам хорошо известен — кто не признал бы это срамом? Но нет, в собрании римского народа, исполняя свои должностные обязанности, начальник конницы, для которого даже рыгнуть было бы позором, извергая куски пищи, распространявшие запах вина, замарал переднюю часть своей тоги и весь трибунал!» (Цицерон. Вторая филиппика против Марка Антония. XXV, 63).

В Риме, увидевшем все ужасы гражданской войны, обвинение в пьянстве было оружием! Поразительно! В борьбе с тем же Марком Антонием оно использовалось Цицероном не раз:

«А сколько дней подряд ты предавался в этой усадьбе позорнейшим вакханалиям! Начиная с третьего часа пили, играли, извергали из себя... О чем ранее в усадьбе этой говорили, что обдумывали, что записывали! Законы римского народа, летописи старины, все положения философии и науки. Но когда постояльцем в нем был ты (ибо хозяином ты не был), все оглашалось криками пьяных, полы были залиты вином, стены забрызганы...» (Цицерон. Вторая филиппика против Марка Антония. XL. 104. XLI. 105).

Расход денег на вино — это расточительность, щедрость проявляется в другом: «…есть два рода людей, склонных раздавать: одни — расточительные, другие — щедрые. Расточительные — это те, кто проматывает свое состояние на пирушки, на раздачу мяса, на бои гладиаторов, на игры и на травлю диких зверей — на все то, память о чем они оставят недолгую или вообще не оставят никакой; щедрые, напротив, — это те, кто на свои средства выкупает пленных у морских разбойников, берет на себя долги друзей, помогает им при выдачи дочерей замуж и поддерживает друзей при приобретении ими имущества или при приумножении его» (Цицерон. Об обязанностях. II. XVI, 55).

«Все те, которые стараются приобрести уважение людей, устраивая для них угощения и пирушки и тратя деньги, открыто дают понять, что лишены истинного блеска, придаваемого доблестью и достоинством» (Cic. De re pub. IV.VII. 7).

Винопотребление Цицерон считал уделом только мужчин: «Не должна женщина, которой муж отказал право пользования своим имуществом, оставив ей наполненные вином и маслом хранилища, думать, что все это ей принадлежит, — ведь отказано ей право употребления, а не злоупотребления» (Цицерон. Топика. III. 17).

Во времена Цицерона наличие многих женщин, не употребляющих вино, считалось само собой разумеющимся. Для одного из его героев данный факт является убедительным аргументом в споре: «Столь большую силу имеет воспитание скромности: все женщины обходятся без вина» (Cicero. De re publica. IV, VI, 6). Тут ярко проявился педагогический оптимизм Цицерона.

По поводу возникшей еще в Древнем Египте проблемы соотношения истины и опьянения Цицерон имел однозначное мнение: опьянение и истина несовместимы.

Люди в горячке или пьяные: «много они видят ложного» (Cic. De div. II. LIX.121).

Кроме того, «...даже из видений безумцев или пьяных можно путем толкования извлечь много такого, что будет выглядеть как относящееся к будущему. Если человек целый день бросает копье, он когданибудь да попадет» (Cic. De div. II. LVIII.120).

Практически одновременно с Цицероном творил наиболее видный представитель римского материализма Тит Лукреций Кар (96-55гг. до н.э.). Его поэма «О природе вещей» превратилась «в своеобразную поэтическую энциклопедию атомистического материализма». Он также объяснял особенности вина на рациональной основе.

Если кто «Вакхово предпочитает

Имя напрасно к вину применять, вместо нужного слова,

То уж уступим ему».

Лукреций — единственный из крупных римских философов, кто интересовался физическими свойствами вина. Формой первоэлементов вина он объяснял вкусовые ощущения при винопитии.

Винная гуща состоит из тех элементов,

«что ни гладкими не назовешь их,

Но не скажешь про них, что они закорючены остро:

В них выдаются скорей лишь углы небольшие наружу,

Так что скорей щекотать они чувства способны, чем ранить».

(De rerum natura. II.426-429).

Эти элементы крупнее, чем те тела, из которых состоит свет.

(De rerum natura. II.389-390).

Вино обладает большей текучестью, чем масло:

«И хоть мгновенно вино, когда цедишь его, протекает,

Но потихоньку идет и сочится ленивое масло».

(De rerum natura. II.391-392)

Возникновение или исчезновение запаха не ведет к уменьшению объема вина:

“Коль букет пропадет у Вакховой влаги, иль если

Вдруг улетучится весь аромат благовонного масла…

Нам не заметить на глаз уменьшение этих предметов».

(De rerum natura. III.221-222, 224).

Мгновенное испарение вина возможно только под воздействием такой экстремальной ситуации, как удар молнии.

Молнии, тончайший огонь из огней,

«Делают так, что вино, — хотя бы кувшин и не треснул, —

Всё испаряется вдруг, потому что, конечно, легко им

Стенки сосуда везде и расширить и редкими сделать,

Их раскаляя огнем, который, внутрь проникая,

Первоначала вина разлагает и живо разносит.

Этого солнечный жар и ввек не способен, как видно,

Сделать, как бы он ни был сверкающим пламенем мощен».

(De rerum natura. VI.231-237).

Личное потребление вина самим Лукрецием никак не проговаривается. Акценты, расставленные в поэме, позволяют предположить отношение близкое к тому, что известно про его кумира Эпикура. Лукреций — человек, стоящий вне алкогольной культуры. Вино и его эффекты он описывает эмоционально нейтрально или увязывает такие описания с негативными эмоциями.

«Жалкий, страдаешь, бедняк, опьяненный заботами вечно

И в помраченьи ума волнуешься ты понапрасну».

(De rerum natura. III.1051-1052).

«Виноградарь, смотря на тщедушные, чахлые лозы,

Век, злополучный клянет, и на время он сетует горько».

(De rerum natura. II.1168-1169).

«Туша грудастая им — «Церера, кормящая Вакха».

(De rerum natura. IV.1168).

Восприятие времени Лукрецием с винопитием не связано. О циклическом восприятии времени мы можем судить по умолчанию, что резко отличает его, например, от Овидия. Линейный счет времени Лукрецием однозначно построен вне алкогольных эмоций. Винопитие — явление не вечное, цветущая юность мира винопития не знала, как не знают его и некоторые современные Лукрецию народы.

«...утоленье жажды родилось раньше, чем кубки».

(De rerum natura. IV.850).

Лукреций уверен в существовании доалкогольного периода в истории человечества. Он писал, что во время цветущей юности Мира

«…к утолению жажды источники звали и реки».

«…говорят, обработке полей научила Церера

Смертных, а сок из гроздей виноградных выдавливать — Либер.

Хоть и без этих даров продолжалось бы жизни теченье,

Как и доныне живут, по слухам, иные народы».

Вино, считает Лукреций, не способно решить глубинные психологические проблемы.

Нет счастья у тех, кто проводит жизнь в роскоши:

«Треплется платье у них голубое, подобное волнам,

И постоянно оно пропитано потом Венеры.

Все состоянье отцов, нажитое честно, на ленты

Или на митры идет и заморские ценные ткани.

Пышно убранство пиров с роскошными яствами, игры

Вечно у них и вино, благовонья, венки и гирлянды.

Тщетно! Из самых глубин наслаждений исходит при этом

Горькое чтото, что их среди самых цветов донимает».

(De rerum natura. IV.1128-1135).

В его поэме «О природе вещей» совершена гениальная догадка о природе опьянения:

«Стало быть, надо признать, что и дух разлагается также,

Если глубоко в него проникает зараза недуга.

Ибо и боль, и недуг — одинаково зодчие смерти,

Как убедиться могли на погибели многих мы раньше.

И, наконец, почему, когда внутрь человека проникнет

Едкая крепость вина и огонь разольется по жилам,

Все тяжелеет у нас, заплетаются ноги, коснеет

Тело, шатаясь, язык цепенеет, и ум затуманен,

Мутны глаза, поднимается крик, икота и ссоры,

Да и дальнейшее все, что при этом бывает обычно?

Не потому ль это так получается все постоянно,

Что даже в теле душа возмущается крепостью винной?

То же, что может прийти в возмущенье и быть пораженным,

Явно, конечно, должно, при внедрении несколько большей

Силы, погибнуть, вконец, продолжения жизни лишившись».

Версия Лукреция может быть отрезюмирована следующим образом: выпить спиртного — это немного умереть. В смутной форме античный мыслитель предвосхитил данные современной науки. Изучение физиологии опьянения с помощью длиннофокусных микроскопов показало, что алкогольные напитки вызывают смерть части клеток головного мозга.

Очень современны представления Лукреция о родстве опьянения и отравления:

«… как вспять повернет источник болезни и в недра

Едкая влага назад, отравившая тело, вернется,

Как в опьяненьи, больной поднимается, малопомалу

В чувство приходит опять и душа его вновь оживает.

Если и душу и дух потрясают такие болезни…».

(De rerum natura. III.502-506).

Заключительное обращение Лукреция к проблеме вина звучит как предостережение. Оно сформулировано в контексте описания многочисленных опасностей для организма человека:

«Вредного много и в уши идет, проникает и в ноздри

Много такого, что нам и опасно и грубо на ощупь;

Многого наше должно избегать осязанье, и зренье

Остерегаться подчас, да и вкусу противного много.

Надо заметить затем, что много вещей человеку

Может и вред приносить, и быть нестерпимо и мерзко».

(De rerum natura. VI.778-782).

«Если же тело у нас дрожит в лихорадочном жаре,

Может нам запах вина оказаться ударом смертельным».

(De rerum natura. VI.804-805).

В этом заключительном пассаже Лукреция, посвященном винопитию, можно увидеть размышления о смерти Эпикура. Промышленное производство алкоголесодержащих изделий в индустриальную эпоху подтвердило догадку Лукреция о вреде вдыхания паров спирта. Так в официальном советском ГОСТе на спирт этиловый пункт 4.4 гласил «Пробоотборщик должен становиться боком к ветру в целях предотвращения вдыхания паров спирта».

Поэма «О природе вещей», видимо, существенно увеличила популярность эпикурейства в Риме. Сам Лукреций, творивший во второй четверти I века до н.э., с грустью писал:

«…учение наше

Непосвященным всегда представляется слишком суровым

И ненавистно оно толпе».

(De rerum natura. I.945).

Однако, изучая деятельность его современника, историки приходят к другому выводу: «...популярность и довольно широкое распространение некоторых положений эпикуреизма в среде римского городского плебса…, вероятно, укрепляли негативное отношение Цицерона к этому учению».

Через полтора века после смерти Лукреция Тацит с большим неудовольствием фиксировал наличие в Риме целого разряда людей, которые предпочитают читать «не Вергилия, а Лукреция» (Тацит. Диалог об ораторах. 23). Наверное, один из секретов привлекательности заключался в том, что «…эпикурейское изображение мудреца нарисовано более светлыми красками, приветливее и радостнее, чем стоическое».

Луцилий, которого обессмертил его корреспондент I века нашей эры, был близок к эпикурейским взглядам. «Сенека должен был примкнуть к Эпикуру, так как он хотел завоевать друга для своей философии». Диоген Лаэртский даже утверждал, что ученики Эпикура составляли крепкую школу, в то время как другие философские школы угасали, но это является преувеличением влияния эпикурейства.

Осознание взаимосвязи употребления вина и смерти вышло за пределы узкого круга интеллектуальной элиты (потенциальных читателей Лукреция), оно нашло свое отражение и в бытовой, повседневной культуре. Именно в этом смысле и должна быть истолкована мозаика из Помпей, изображающая смерть с кувшинами вина в руках. Данная иллюстрация опубликована, например, в книге Вебера. Правда, автор книги дал иллюстрации своеобразную интерпретацию: её надоде понимать в духе поговорки “Carpe diem” (т.е. понашему, — вроде “лови момент”, наслаждайся вином). Но истолкование К.В.Вебера является натяжкой в духе современных алкогольных обычаев. Можно согласиться с А.Ф.Лосевым: эпикуреизму «никогда не везло в смысле его адекватного понимания».

Причины глубины проникновения Лукреция в суть проблемы винопития.

1. Острота полемики вокруг проблем винопития в его эпоху.

2. Наследие эпикурейской философии, позволявшей посмотреть на проблему глазами человека, находящегося вне алкогольной культуры своей эпохи, а сам предмет — вино — рассмотреть с материалистических позиций.

3. Личностные особенности самого философа.

А.Н.Чанышев в новейшем исследовании по истории античной философии утверждал: «Иероним пустил о Лукреции сплетню… Иероним … утверждает, что Лукреций сошел с ума от любовного зелья. В самом деле, в Риме тогда были распространены любовные приворотные средства, которые были опасными ядами, способные если не убить человека, то повредить его рассудок…Но как тогда «сумасшедший» мог написать «несколько книг»?».

Г.С.Кнаббе считает, что сведения Иеронима восходят к сочинению Светония «О достославных мужах», что значительно повышает их надежность. Бертран Рассел также склоняется к мысли о периодическом умопомешательстве Лукреция.

Первоисточником по проблеме является следующий фрагмент из сочинения Иеронима: В 94 году до н.э. «Родился поэт Тит Лукреций. Впоследствии от приворотного зелья он впал в безумие (amatorio poculo in furorem versus) и, хотя составил в перерывах между приступами сумасшествия (per intervalla insaniae) некоторые книги, которые впоследствии привел в порядок (emendavit) Цицерон, убил себя собственной рукой в возрасте сорока четырех лет».

Вполне вероятно, что собственный негативный опыт приобщения к одному из психоактивных веществ обострил внимание исследователя к другим психоактивным веществам.

«Должен ведь чтото придать, или поновому части расставить,

Или от целого взять хотя бы ничтожную долю

Всякий, кто вздумал бы дух изменять и к тому приступил бы,

Или еще чтонибудь переделывать стал бы стремиться.

Но не потерпит ничто, одаренное жизнью бессмертной,

Ни прибавленья частей, ни смещения их, ни утечки.

Ведь, коль из граней своих чтонибудь, изменяясь выходит,

Это тем самым есть смерть для того, чем оно было раньше».

(De rerum natura. III.514-520).

Лукреций осмысливает винопотребление как проблему отдельной человеческой личности. Им не рассматриваются социальные аспекты винопотребления. Этим римский эпикуреец отличается от многих своих современников. Плинию Старшему, жившему в I веке нашей эры, было известно уже 195 сортов вина. В книге своей «Естественной истории» он описывает различные сорта винограда и вдруг словно сбивается на крик: «Как глупо так много денег и труда тратить на изготовление и потребление этого напитка, который похищает у людей их способность соображать и толкает их на глупость и преступления».

Римские философы эпохи принципата о психоактивных веществах

Политический режим, установившийся при императоре Августе, обычно называют принципатом. В первые его десятилетия признанной интеллектуальной инициативой обладали стоики. Первым из римских стоиков, чьи труды дошли до нас в значительном числе, стал Сенека (4г. до н.э. — 65г. н.э.).

Винопотребление было органичной частью его образа жизни. Философ с сочувствием цитирует слова Аттала: «Воспоминание об умерших друзьях приятно нам также, как терпкость в некоторых плодах, как очень старое вино, которое тем и вкусно, что горчит» (Seneca. Ep. LXIII, 5.)

Луцилию, когда того мучили частые насморки, Сенека пишет: врач назначит тебе «...срок, когда надо прибегнуть к вину для укрепления сил, когда отказаться от него, чтобы от раздражения не обострился кашель» (Seneca. Ep. LXXVIII, 5.).

Мыслитель даже предвидел упреки в свой адрес: «Ктонибудь из любителей облаять философию может задать мне обычный у них вопрос: «Отчего же ты сам на словах храбрее, чем в жизни?.. Почему твои обеды готовятся не по рецептам твоей философии?.. И почему здесь пьют вино, которое старше тебя по возрасту?» (Сенека. О блаженной жизни. XVII. 1-2).

Сенеке так же не повезло в глазах современного общественного мнения, как эпикурейцам. Готфрид Бен пишет о больших проблемах у Сенеки, связанных с его алкоголепотреблением. В современной отечественной публицистике можно даже найти утверждения, что он умер от пьянства. И для первого, и для второго утверждения оснований нет.

В отличие от Эпикура, Сенеку материальный носитель опьянения почти не интересует. Там же, где такой интерес однажды проявился, описание физических процессов не имело ничего общего с реальностью: «...когда молния расколет винную бочку, вино стоит, не разливаясь, впрочем, однако, не долее трех дней» (Сенека. О природе. II. XXXI. 1). Утверждение о замораживании вина не было единичной оговоркой философа: «Удивительно, что замороженное молнией вино, когда вернется в первоначальное состояние, убивает, будучи выпито, либо сводит с ума. Я размышлял, отчего бы это могло случиться, и вот что пришло мне в голову. У молнии есть смертоносная сила; похоже, что какойто дух (spiritus) её остается в жидкости, которую молния уплотнила и заморозила: ведь жидкость не оказалась бы связана, если бы ей не было придано нечто вяжущее» (Сенека. О природе. II. LIII. 1).

Изредка Сенека указывает на негативное влияние пьянства на организм человека: «От пиров портится желудок, от попоек цепенеют и дрожат жилы» (Seneca. Ep. XXIV, 16). Именно желудок, считает Сенека, страдает очень сильно: «Пока здоровый желудок получает здоровую пищу и наполняется ею не перегружаясь, ему достаточно естественных освежителей… когда непрекращающееся опьянение заполнило внутренности и, превращаясь в желчь, жжет грудь, тогда приходится искать чтонибудь такое, что прекратило бы этот пожар, который от воды только сильнее вспыхивает» (Сенека. О природе. IV. XIII. 5). Здесь рассуждения Сенеки приближаются к современным представлениям: именно слизистая оболочка желудка обжигается в результате регулярного раздражения алкогольными изделиями.

Сходные идеи Сенека высказывает и в другом сочинении: «…многие вещи, которые все хвалят и к которым стремятся, приносят вред тем, кто ими наслаждается, вроде обжорства, пьянства и прочих им подобных и губительных удовольствий» (Сенека. О провидении. 3).

Основное его внимание привлекают поведенческие аспекты проблемы: «Пьянство разжигает и обнажает всякий порок, уничтожая стыд, не допускающий нас до дурных дел» (Seneca. Ep.LXXXIII, 19).

Хрестоматийной стала следующая формула Сенеки: «…опьяненье — не что иное, как добровольное безумье. Продли это состояние на несколько дней, — кто усомнится, что человек сошел с ума? Но и так безумье не меньше, а только короче» (Seneca. Ep.LXXXIII, 18-19).

Вино развязывает агрессивность, считал Сенека: «С пристрастием к вину неразлучна свирепость, потому что хмель вредит здравому уму и ожесточает его. Как от долгой болезни люди становятся плаксивыми, раздражительными, так что малейшая обида приводит их в бешенство, так от непрестанного пьянства становится свирепой душа. Когда она часто не в себе, то пороки, укрепленные привычным безумием, возникнув во хмелю, и без него не теряют силы» (Seneca. Ep.LXXXIII, 26).

«Нам говорят: «гнев полезен, ибо делает людей воинственнее». В таком случае полезно и опьянение, ибо делает людей задиристыми и дерзкими; нетрезвый человек скорее хватается за меч. Скажи уж тогда, что и умопомешательство необходимо для придания сил… Но гнев, опьянение, страх и прочие столь же отвратительные и столь же мимолетные раздражения не способствуют укреплению добродетели, ибо она не нуждается в пороках…» (Сенека. О гневе. I. 13).

Сенека осуждал индивидуальное опьянение, но еще более страстно выступал он против опьянения коллективного: «Вспомни, к каким бедствиям приводило общее опьянение! Оно предавало врагу самые храбрые и воинственные племена, оно открывало крепости, многие годы обороняемые в упорных боях, оно подчиняло чужому произволу самых непреклонных и сбрасывавших любое иго, оно усмиряло непобежденных в битве» (Seneca. Ep.LXXXIII, 22).

Пример недопустимости пьянства для политика Сенека находил в недавнем прошлом: «Что погубило Марка Антония, человека великого и с благородными задатками, что привело его к чужеземным нравам и неримским порокам, как не пьянство и не страсть к Клеопатре, не уступавшая страсти к вину? Оно и сделало его врагом государства, и притом слабейшим, чем его враги, оно и усугубило его жестокость, когда к нему за обедом приносили головы первых в Риме мужей, когда он среди изобилия яств, среди царской роскоши пытался узнавать лица и руки убитых по спискам, когда, напившись вином, он жаждал крови. Мерзко было то, что он пьянел, когда творил все это, но еще мерзостнее то, что он творил все это пьяным» (Sen., Ep.LXXXIII, 25).

Видимо Сенека действительно был склонен рисовать чернобелыми красками. Однако как показывает новейшая диссертация С.Н.Ахиева, алкогольная карта активно использовалась в борьбе Октавиана и Антония.

Сенеку тревожило, что время стало все более восприниматься его современниками в проалкогольном духе: «…прав был тот, кто сказал, что раньше декабрь длился месяц, а теперь — весь год» (Sen. Ep. 18.1).

Он пытался пристыдить тех, кто ведет себя вопреки естественному течению времени: «…стыдно тому, кто лежит в полусне, когда солнце высоко, чье бодрствование начинается в полдень, — да и это для многих все равно что встать до рассвета. Есть и такие, что превращают ночь в день и поднимают отяжелевшие от вчерашнего хмеля веки не раньше, чем приблизится тьма» (Sen. Ep. 122.1-2).

Осуждал он «...тех, у кого нет времени ни на что, кроме вина и сладострастия; ибо нет занятий более постыдных» (Сенека. О скоротечности жизни. VII.1).

Однако жизнь давала ему примеры и достойного отношения ко времени: «Работа зовет лучших. Сенат часто заседает целый день напролет, а в это время люди, не стоящие ни гроша, отдыхают за городом на лужайке, или сидят гденибудь в кабачке, или развлекаются в веселой компании» (Сенека. О провидении. 5).

Как Цицерон и Плиний Старший, Сенека также не одобряет расточительность, сопровождающую винопитие: «...нам уже мало старых выдержанных вин, которые можно разливать по кувшинам и сортировать по вкусу и возрасту, и мы изобретаем новые удовольствия, стремимся набить кладовые снегом…» (Сенека. О природе. IV. XIII. 3).

Тем достойнее человек, находящий в себе мужество противостоять неблагоприятным обстоятельствам: «Больше стойкости в том, чтобы оставаться трезвым, когда весь народ перепился до рвоты…» (Seneca. Ep. XVIII, 4.).

Сенека не идеализирует будущее Рима: «Будет время, когда войдет в честь пьянство и будет считаться достоинством пить вино в самом большом количестве» (Сенека. О благодеяниях. I.10). Можно согласиться с мнением О.В.Батлука: отличие Сенеки от Цицерона — это отличие «педагогического оптимизма» от «педагогического максимализма».

«Как философ, Сенека принадлежит к стоической школе, но мягкость его собственного характера и долгое изучение эпикурейцев смягчили крайности этой школы. И трудно сказать, что больше пленяет в философии Сенеки: возвышенность и даже некоторая суровость его идеалов или гуманность и теплота при разборе человеческих чувств».

Сенека основательно изучал эпикурейскую философию: из первых 29 писем к Луциллию 22 Сенека завершает эпикуровской сентенцией, одно — идеей эпикуровской школы.

Сенека близок к мысли Лукреция о неспособности вина решить глубинные психологические проблемы: «Пусть одурманивается неразбавленным вином, … его ждет на пуховике такая же бессонница, как иного — на кресте» (Сенека. О провидении. 3).

Эпикуреец в сочинении Сенеки критикует сластолюбцев, распутничающих под личиной философии: «...не Эпикур побуждает их предаваться излишествам роскоши: преданные лишь собственным порокам, они спешат прикрыть их плащом философии и со всех сторон сбегаются туда, где слышат похвалу наслаждению. Они не в состоянии оценить, насколько трезво и сухо то, что зовет наслаждением Эпикур» (Сенека. О блаженной жизни. XIII. 2).

И сам Сенека порой критикует рост алкоголепотребления с гедонистических позиций: «…радость — цель для всех, но где отыскать великую и непреходящую радость, люди не знают. Один ищет её в пирушках и роскоши, другой в честолюбии … Всех их разочаровывают обманчивые и недолгие услады, вроде опьянения, когда за веселое безумие на час платят долгим похмельем…» (Seneca. Ep. LIX, 15).

«Радоваться может только мужественный, только справедливый, только умеренный. — «Что же, — спросишь ты, — разве глупые и злые не радуются?» — Не больше, чем львы, дорвавшись до добычи. Когда они изнурят себя вином и блудом, когда ночь промчится в попойке, когда от насильственных наслаждений, которые не способно вместить хилое тело, пойдут нарывы, тогда несчастные воскликнут словами Вергилия:

Как последнюю ночь провели мы в радостях мнимых,

Знаешь ты сам» (Seneca. Ep. LIX, 17).

Но в сочинениях Сенеки наблюдается уже и размежевание с эпикуровскими идеями. Например, наслаждение понимается в контексте услад винопития: «Добродетель есть нечто высокое, величественное и царственное; непобедимое, неутомимое; наслаждение же — нечто низменное, рабское, слабое и скоропреходящее, чей дом в притоне разврата и любимое место в кабаке. Добродетель ты встретишь в храме, на форуме, в курии, на защите городских укреплений… Наслаждение чаще всего шатается гденибудь возле бань и парилен, … насквозь пропитанное неразбавленным вином…» (Сенека. О блаженной жизни. VII. 3).

В своей критике издержек алкоголепотребления Сенека делает шаг от гедонизма эпикурейцев к аскетизму: «Пусть не так уж вкусны вода и мучная похлебка и ломоть ячменного хлеба, — но великое наслаждение в том, что ты способен даже ими наслаждаться и ограничить себя пищей, которая не отнимает враждебности фортуны» (Seneca. Ep. XVIII, 10).

Многие современные исследователи высоко ценят философа: «В свое время Сенека считался выдающимся ученым и пользовался как ведущий философ повсеместным уважением». О вкладе Сенеки в философию имеются и другие мнения. Так известнейший немецкий историк Теодор Моммзен называл Сенеку «так называемым философом», но при этом добавлял «Сенека не был сильным характером, но никогда Рим не управлялся лучше, чем при нем».

Последующие представители стоической философии обращаются к вопросам винопотребления значительно реже.

Эпиктет (ок. 50 — ок. 130гг.) писал, что для достижения победы на Олимпийских играх следует «не пить вина когда попало». (Epictet, III, 15, 3).

Он также ставит вопрос о личной ответственности за свой выбор по поводу алкогольных изделий:«На этот вопрос прежде всего должен ты обращать внимание, а именно: никогда не общаться с кемнибудь из прежних близких или друзей так, чтобы опускаться до его уровня; иначе ты утратишь себя. … Ты не можешь, если не пьешь с теми, с кем пил, казаться им таким же приятным. Так выбирай, хочешь ли ты быть пьяницей и приятным для них, или трезвым — и неприятным» (Epictet, IV, 2, 1, 7).

Нотки капитуляции перед ростом винопотребления звучат в следующем утверждении Эпиктета: «Когда ктонибудь только одну воду пьёт или занимается чемто, что вырабатывается упражнением, то он по всякому поводу говорит это всем: «Я только одну воду пью». Да разве ты ради этого только одну воду пьешь, разве ради того, чтобы только одну воду пить? Человек, если для тебя целесообразно пить — пей, а если нет — ты смешно поступаешь. А если это приносит тебе пользу, и ты пьешь, — молчи об этом перед теми, кому не по душе такие люди» (Epictet, III, 14, 4-6). Очевидно, что Эпиктет в жизни не раз сталкивался с людьми, принципиально не употребляющими вина, но со своей моралью терпения (если не сказать моралью раба) не признает их право на отстаивание собственной модели образа жизни.

Алкогольная проблема остается за скобками интересов последнего крупного представителя стоической философии. В то же время Марк Аврелий (121-180гг.) вплотную подошел к мысли о целесообразности рассмотрения алкогольных изделий самих по себе как таковых без сложившихся вокруг них культурных напластований, что представляло собой еще один шаг по сравнению с формулировками Цицерона и Лукреция: «Относительно мясных блюд и вообще подобных кушаний можно приучить себя к такому взгляду: это вот труп рыбы, это — труп птицы или поросенка. Равным образом, фалернское вино — выжатый сок винограда…» (Marci Aurel. Ad se ipsum. VI. 13).

Данный фрагмент А.К.Гаврилов переводит еще более резко: «Фалернское, опять же, виноградная жижа». Других примеров обращения Марка Аврелия к алкогольным проблемам нам найти не удалось. Возможно, тут сказывается и характер основного источника, по которому мы судим о философских взглядах римского императора: в «Размышлениях» ни в коей мере не содержится систематическое изложение его философии.

В прошлом веке казанский исследователь писал: «Вообще у стоиков было спорным вопросом, можно ли мудрецу пить вино». На настоящий момент автор не обнаружил у стоиков мысли, что мудрецу нельзя пить вина. Осуждается пьянство, но не винопотребление как таковое. Видимо, стоики, принимая мир таковым, какой он есть, принимали и царящие в нем алкогольные обычаи. Сенека еще отражал споры по поводу винопития, циркулировавшие в обществе. Ко времени Марка Аврелия разные модели образа жизни перестали быть общественной проблемой. Пьянство ему виделось практической проблемой (соправителя, сына), но не проблемой общественной. Согласно Пьеру Грималю, Марк Аврелий испытал некоторое влияние представлений Эпикура о морали и физике. Но на отношении императора к винопитию влияние Эпикура, видимо, не сказалось.

Образ жизни самого Марка Аврелия был очень достойным, однако в противоборстве растущему пьянству он не проявлял и малой толики энергии, отличавшей Цицерона или Сенеку. Соправитель Марка Аврелия Луций Вер «либо пировал, либо готовился к пирам» (Scriptores historiae augustae, V, VIII, 9). «Предаваясь пьянству на всех виллах, Вер захворал и слег в Канузии» (Scriptores historiae augustae, V, VI, 7). Устроил он пир стоимостью в шесть миллионов сестерциев. «Когда Марк услыхал об этом пире, он, говорят, испустил стон и пожалел о судьбе государства» (Scriptores historiae augustae, V, V, 6). Марк отправил его на парфянскую войну, чтоб отучить от такого образа жизни, но безуспешно (Scriptores historiae augustae, V, V, 8).

Можно считать счастьем Марка Аврелия, что он не увидел царствование своего сына императора Коммода. Сведения различных историков о нем поразительно единодушны: «Выражение его лица было бессмысленное, какое обычно бывает у пьяниц…» (Scriptores historiae augustae, VII, XVII, 3). «Пьянствуя до рассвета и расточая средства Римской империи, он по вечерам таскался из кабаков в лупанары» (Scriptores historiae augustae, VII, III, 7). Он отличался такими пьяными бесчинствами (Геродиан, I, 14,8), что когда его отравили и затем додушили, ослабевшего от яда и опьянения (Геродиан, I, 17,8-9,11), то при выносе его трупа, завернутого в дешевое покрывало, пьяная стража не заметила (Геродиан, II, 1,2).

Таким стал сын коронованного философа! Наверное можно сделать вывод, что с Марком Аврелием была исчерпана позитивная роль стоицизма в противостоянии растущей алкоголизации.

Другим известным философским течением эпохи принципата был кинизм: «Во II в. н.э. фигура киника стала обычной принадлежностью всякого сборища, причем настоящего подвижника было трудно отличить от шарлатана». Наверное, своих поклонников киники находили больше в маргинальных слоях.

Александр Македонский в речах Диона Хризостома (ок. 40 — 120гг.) восклицает: «Чему же может научиться царь, читая поэмы Гомера? Гомер полезен тем, что описывает героическое и царственное» (De reg. or. II, 44-45). Он учит благородного человека никогда не забывать дела славы, «...пьет ли он или поет, но он постоянно должен быть занят чемто великим и вызывающим восхищение…» (De reg. or. II, 31).

Отличие Диогена от многих людей Дион Хризостом видел в следующем: «Поскольку они когда угодно могут пользоваться тенью и пить вдосталь вина, то, лишенные солнца, проводят так все время и никогда не дожидаются, пока появится естественная жажда. Подобно женщинам, большую часть времени они проводят дома, сидят без дела, не зная, что такое физический труд, с одурманенной от пьянства головой…

Что касается Диогена, то он только тогда принимался за трапезу, когда его посещало чувство голода и жажды, считая, что именно это и есть самая лучшая и острая приправа к еде. Поэтому для него ячменная лепешка казалась вкуснее любого самого изысканного блюда, а проточную воду он пил с большим удовольствием, чем остальные фасосское вино. Диоген смеялся над теми, кто, испытывая жажду, проходил мимо источников и рыскал повсюду в поисках места, где можно было бы купить вино с Хиоса или Лесбоса. «Эти людишки глупее скота, — замечал он. — Любое животное, когда ему захочется пить, не пройдет мимо родника или ручья с чистой водой, а когда испытывает голод, не откажется от нежных побегов или травы, способных его насытить» (Дион Хризостом. VI. 11, 12-13).

Согласно Диону Хризостому, Диоген о персидском царе писал: «Он не получает удовольствия от еды, хотя ему подают изысканнейшие блюда, и даже драгоценное вино не в состоянии заглушить в нем тревогу. Нет дня, который бы он прожил беззаботно и не претерпевал бы величайшего страха. Когда он трезв, то мечтает напиться допьяна, чтобы забыться от всех треволнений, но, напившись, считает себя конченым человеком, ибо становится беззащитным» (Дион Хризостом. VI. 36-37).

Традиционна для эпохи мысль об ограниченности психотерапевтических свойств вина: «Осужденные на смерть преступники знают, когда им предстоит умереть, а тираны даже того не ведают… Когда приходит время для развлечений, даже в минуты акта любви, в миг наивысшего напряжения страстей, они не забывают о смерти, опасаясь быть убитыми своими возлюбленными. С этим же чувством они пьют с ними вино и ложатся в постель» (Дион Хризостом. VI. 43-45).

К концу жизни Дион был обласкан властями: «Император Траян привез его в Рим на золотой колеснице, которая служит царям при триумфальных шествиях по окончании войн. Часто, обращаясь к Диону, он признавался: «О том, что ты говоришь, не мне судить, но я люблю тебя как самого себя»» (Флавий Филострат. Жизнеописания софистов. I, 7).

«По своему поведению и нравственным симпатиям Дион ближе к кинизму, в политике — стоикам», — считает отечественный ученый. Компромиссная позиция выразилась и в его отношении к алкогольным изделиям. Восхваляя антиалкогольные устремления Диогена, о себе Дион Хризостом пишет: «Разве можно мне стать еще более нагим, чем теперь, или еще более лишенным дома? Все мне пойдет на пользу — и яблоки, и просо, и ячмень, и вино, и кизиловые ягоды» (Дион Хризостом. VI. 62).

Он также выступал за повышение общественного престижа профессий, связанных с производством алкоголя: «...не следует обращать внимания на возражения тех людей, которые нередко с презрением отзываются о некоторых профессиях, не имеющих в себе ничего недостойного, причем порицают не только того, кто сам занят таким трудом, но ставят ему в вину и занятие его родителей; например, если его мать была наемной служанкой, или сборщицей винограда… Всего этого не надо стыдиться и спокойно делать свое дело» (Дион Хризостом. VII.114).

Более последовательную киническую позицию занимал, как нам кажется, Максим Тирский. Он увязал винопотребление с проблемой свободы. Он сравнивает два образа жизни: «...этот, будто бы столь великолепный и разнообразный, я сравню с жестокой тюрьмой, в мрачной глубине которой томятся несчастные люди; ноги их закованы в крепкое железо, вокруг шеи у них тяжелая цепь, а на обеих руках висят ужасные оковы…Но со временем и от ежедневной привычки они даже там находят себе радости: иногда напиваются допьяна в своей тюрьме, орут песни, набивают желудок… я сравню другой образ жизни с человеком здоровым, живущим светло и чисто: его ноги и руки не связаны, он свободно поворачивает шею, поднимает взоры к солнцу, видит звезды, различает день и ночь…его я сравню с человеком, который обходится без наслаждений, а вместе с тем и без оков, кто не пьянствует, не предается любовным страстям, не набивает свой желудок» (Максим Тирский. Предпочитать ли кинический образ жизни? 4).

Видение Максима Тирского очень современно — алкогольные изделия, действительно, вызывают зависимость, ограничивают свободу человеческой личности.

Плутарх (46 — после 119гг.) представлял собой «...переходное звено от раннего стоического платонизма к неоплатонизму».

«…Плутарх как философ оказал влияние на все последующие века и тысячелетия, иногда затмевая собой самого Платона». Он считал себя верным учеником и продолжателем Платона. Он, в частности, сохранил нам историю, как Платон отвлекал человека от пышных обедов музической простотой своих бесед: «Почувствовав утром, как выгодно отличается вчерашнее угощение от обеденных излишеств, Тимофей сказал, что обед у Платона и на следующий день доставляет удовольствие. Конечно, много значит для человеческого благополучия тело, не обремененное похмельем и безупречно готовое ко всяческой работе. Но не менее важно и другое, чем располагают участники Платоновой трапезы: возможность вернуться к рассмотрению того, о чем шла за вином беседа (Застольные беседы. VI. 686. В-С). «Платоником пифагорейского толка» считает Плутарха В.Ф.Асмус. Возможно, что пифагорейство и отразилось в какихто аспектах мировоззрения всемирно-известного автора параллельных жизнеописаний, однако в отношении Плутарха к психоактивным веществам влияние трезвеннических взглядов Пифагора не прослеживается. Плутарх — предвестник принципиально новой эпохи. Он подробно обсуждает вопрос об особенностях опьянения женщин (Застольные беседы. III. 650. А-С). Еще полвека назад первое Сенека считал безумием, а второе Цицерон полтора века назад считал невозможным! А сами «Застольные беседы» были посвящены Квинту Сосию Сенекиону, консулу 99, 102, 107, личному другу императора Траяна, который был неравнодушен к вину.

Плутарх выступает для нас в первую очередь как летописец алкогольных нравов античности. Без его жизнеописаний представить историю винопития Рима невозможно. Благодаря Плутарху мы знаем, что представляло собой типичное алкогольное изделие его эпохи: «...разбавленное вино мы называем вином, хотя вода в нем составляет большую часть» (Плутарх. Наставление супругам. 20). Чтоб вода составляла в напитке большую часть, нужно разведение вина в пропорции как минимум 1:2. То есть, вино, разведение которого особо не обговорено, имело крепость около четырех градусов или немного меньше.

Наиболее важное для данной темы сочинение Плутарха «Застольные беседы» открывается вопросом: уместно ли за вином вести философские речи? Подвел итог беседы один из героев следующим образом: «Распевать так называемые сколии вокруг винной чаши, возложив на себя венки, которые знаменуют освобождающую силу бога, это может быть, и не самое яркое проявление дружественных взаимоотношений пирующих, но не чуждо ни Музам, ни Дионису; а вот вдаваться в запутанные словопрения — и некрасиво, и не подобает симпосию» (Застольные беседы. I. 615. B-C). Сам же Плутарх за философские беседы: «…собравшись вместе, напиваться и насыщаться в молчании уподобляло бы людей животным, да и это не возможно. А оставить на симпосии речи, не допуская речей упорядоченных и поучительных, это еще нелепее… Философы, осуждая опьянение, называют его пьянственным суесловием; а суесловие означает не что иное, как пустую болтовню. Но пустая болтовня, превысив известную меру, переходит в наглость, безобразнейшее и отвратительнейшее завершение пьянственного излишества» (Застольные беседы. VIII. 716. D-F).

Много интересных наблюдений над природой опьянения сделал Плутарх в «Застольных беседах», например, о сходстве состояния опьянения со старческими явлениями «...старческой природе самой по себе присущи явные признаки опьянения: дрожание членов, косноязычие, забывчивость, рассеянность: все это свойственно старикам и в здоровом состоянии и проявляется при малейшем случайном поводе, так что опьянение не вызывает у старика какихлибо новых для него явлений, а лишь усиливает уже имеющиеся; а подтверждается это тем, что нет ничего более похожего на старика, чем пьяный человек» (Застольные беседы. III. 650. D-F).

В то же время, считает он, положительный эмоциональный настрой возможен и без употребления алкогольных изделий: «...влюбленность подобна опьянению: она разгорячает, веселит и радует, а это сообщает людям склонность к пению и стихосложению» (Застольные беседы. I. 622. D-E).

Само же вино негативно влияет на отношения между полами: «...у пьющих много вина притупляется половая способность, и они не производят здорового потомства, ибо их семя переохлаждено и бездеятельно, и общение с женщинами остается у них бесплодным» (Плутарх. Застольные беседы. III. 652. D).

Плутарх выступал оппонентом линии Цицерона-Плиния в вопросе соотношения истины и опьянения: «…вино показывает каждого таким, каков он есть, и никому не позволяет оставаться спокойно за прикрытием притворства и лживости, воздвигнутым в защиту от воспитывающего закона» (Застольные беседы. III. 645. B).

Плутарху были уже известны психоактивные вещества нового типа, не только вино: “Источаемый маком запах таков, что бывали случаи, когда собиравшие без необходимой предосторожности сок этого растения лишались сознания» (Застольные беседы. III. 647.F. 648.A).

Плутарх одним из первых осознал взаимосвязь между винопотреблением и явлениями культурной жизни. В период классической Греции издержки винопития воспринимались деятелями искусства в первую очередь в комическом русле. Эллинистическая комедия работала совсем с другим типом эмоций. У Аристофана была ирония над алкоголепотреблением, теперь ирония стала работать во имя алкоголепотребления. Эту мысль очень четко сформулировал герой Плутарха Диогениан: «Из двух разновидностей комедии древняя вследствие её неоднородности не подходит для симпосия: свойственное ей в так называемых парабасах страстное свободоречие слишком стремительно и напряженно, а в своих насмешках и шутовстве она сверх меры откровенна и наполнена непристойными речениями и грубыми наименованиями. Да и еще: подобно тому как на царских трапезах каждому из обедающих придан особый виночерпий, так для восприятия древней комедии каждому участнику понадобится грамматик, который будет объяснять ему…, кого высмеивает комедия, так что либо наш симпосий превратится в грамматическую школу, либо насмешки останутся непонятными.

Но кто мог бы чтонибудь возразить против новой комедии? Она так хорошо сочетается с симпосием, что скорее можно провести его без вина, чем без Менандра. В ней простая и изящная речь так приноровлена к действию, что не может ни наскучить трезвым, ни затруднить выпивших. Полезные и выразительные сентенции, естественно вытекающие из действия, смягчают, при содействии вина, словно железо огнем, самые жесткие характеры и склоняют их к уступчивости; а сочетание серьезности с веселой игрой как будто для того и создано, чтобы доставить и пользу и удовольствие людям выпившим и благодушно расположенным. Сами любовные сюжеты комедий Менандра подходят для людей, которые, проведя вечер за вином, отправляются после этого к своим женам… за вином, как мне представляется, изящество и стройность комедии, содействуя хорошему настроению, воспитывает и нравы в сторону благородства и гуманности» (Застольные беседы. VII, VIII, 3).

Аналогичное наблюдение сделал скептик Секст-Эмпирик (конец II века н.э.) по поводу поэзии: «беснующиеся от любви и пьяницы разжигаются при чтении поэтических произведений Алкея и Анакреонта» (Секст Эмпирик. Против разных наук. I. Против грамматиков. 298).

Рассмотрение философии данного периода можно было бы завершить последней четвертью II века н.э. Как писал Э. Ренан, «...смерть Марка Аврелия может … считаться предельною гранью античной цивилизации». Однако на рубеже II-III веков н.э. появляются два произведения, оставившие значительный след в истории алкогольной проблемы.

Большое сочинение Афинея (ок. 200г.) «Пир мудрецов» представляет собой типичную для своей эпохи компиляцию из трудов многих предшественников. Данное произведение в настоящее время является одним из важнейших источников по истории винопития. Позиция самого Афинея — констатация восторжествовавших эллинистических нравов, причем констатация одобрительная.

Следующее произведение — «Жизнь Аполлония Тианского» — носило более оригинальный характер. Оно было создано по заказу императрицы Юлии Домны. Его автором был Флавий Филострат (160/170гг. — 244/249гг.). Отделить взгляды на винопитие самого Аполлония, жившего якобы в I веке н.э., от интерпретации Филострата, сотворившего жизнеописание в начале III века, не представляется возможным. Мы исходим из того, что перед нами резюме пифагорейской философии заключительных десятилетий эпохи принципата.

Аполлоний провозглашал: «Поистине, великое мое научение было от Пифагора. …узрел я несказанную красоту мудрости, обаявшей некогда и самого Пифагора — наука сия не стояла в толпе, но держалась в стороне, молчала и, наконец, поняв, что все остальные мне не годятся, а с нею я не знаком, молвила так: «Нет во мне, отрок, пригожести, но изобильна я тяготами: ежели согласится кто с моим уставом, то придется ему отвергать всякую пищу, ради коей убита живая тварь, и о вине придется позабыть, дабы не замутить премудрого кубка, воздвигнутого в трезвых душах…»» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. VI.11).

Отказывался Аполлоний даже от вина, которое пьёт вавилонский царь (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. I.21).

Аполлоний выступал против вина как такового. Он не пил не только виноградного, но и пальмового вина: «…не только виноград пьянит людей, о Дамид, но точно так же хмелеют они и от пальмовой браги, — право же, нам уже не раз случалось видеть индусов, одурманенных этим напитком: одни плясали до упаду, а другие чтото напевали, клюя носом, совсем как наши пьяницы, в неурочный час бредущие с ночной попойки» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. II.7).

Впрочем, пьянство Аполлоний считал не самым большим грехом: «…ежели мудрец предается праздности или гневу, или любострастию, или пьянству, или иному случайному порыву, то он еще достоин сочувствия, но ежели он старается ради денег, то не только сочувствия не достоин, а заслуживает ненависти, будучи вместителем всех пороков, ибо не был бы он рабом денег, когда бы еще прежде не сделался рабом желудка и тряпья, и вина, и девок» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. I.34).

Веспасиану приписывается борьба с пьянством как побудительная причина борьбы за власть. Согласно Филострату, основоположник новой династии заявлял: «Я отважился искать власти: вопервых, потому что я хочу достоинствами своими послужить людям, а вовторых, потому что будущий мой соперник — пьяница. Право же, Вителлий для мытья тратит благовоний больше, чем я воды, так что, пожалуй, ежели проткнуть его мечом, духов потечет больше, чем крови, да к тому же от непрестанного пьянства он совершенно одурел» (Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. V, 29). Об этом говорит и другой герой Филострата, Евфрат: «Что до меня, то я стою за низложение Вителлия, ибо известен он мерзостью порядочной и бесстыдным пьянством» (Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. V, 33). Наверное, работала обратная логика — в борьбе за власть выгодно использовать пьянство политического противника.

Пифагорейцы, как и эпикурейцы, воплощали собой гедонистическую линию в антиалкогольной традиции: «…мы избранники нимф и вакханты трезвости» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. II.37).

Подробно расписано Аполлонием преимущество рекреации человека в трезвом виде: «Трезвенники вроде меня наблюдают сущее таким, каково оно есть, не расписывая и не воображая того, чего не существует; никогда не проявят они безрассудства или скудоумия, не станут дурачиться или попусту веселиться, но всегда они в здравом уме и исполнены рассудительности, будь то в сумерки или в рыночные часы, и не клюют они носом, даже когда бодрствуют в трудах до глубокой ночи. Сон не погоняет их, словно хозяин, гнущий под ярмо шеи тех, кто поработился вину, но пребывают они вольными и с поднятой головой, а ложась почивать, приемлют сон незамутненною душой, не лепеча глупостей о своем благоденствии и никого не виня в своих неудачах, ибо и к тому, и к другому трезвая и неподвластная страстям душа одинаково готова — потомуто, беспечальная, почиет она сладким и спокойным сном» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. II.36).

Достаточно активную позицию занимал Аполлоний по отношению к пьянству. Понимая негативное влияние пьянства на боеспособность государства, он пытался донести эту мысль до афинских граждан: «…Аполлоний корил афинян за Дионисии, которые совершаются у них в месяце Анфестерии. …воспротивился он подобному бесчинству, воскликнув: «Не переплясывайте славу Саламинских бойцов и множества доблестных мужей, ныне усопших! Была бы ваша пляска лаконской, я мог бы сказать: «Молодцы! Удаль свою вы упражняете для войны, а потому и я попляшу с вами!» Однако, видя такую едва не бабью разнеженность, что сказать мне о былых победах?… В былые времена мужи, сойдясь в Агравлийском святилище, клялись с оружием в руках пасть за отечество, а ныне, похоже, клянутся ради отчества буйствовать, вцепившись в тирс!» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. IV.21).

Нежить, видом женщина, использует сочетание вина и секса, Аполлоний борется с ней.

Высмеивал он «...молодого толстяка, который хвастался, что ест больше всех и вина пьёт больше всех» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. V.23).

Аполлоний якобы посетил обитель нагих эфиопов на берегу Нила. Феспесион — главный среди нагих — призывал: «Взгляни на Аполлона Дельфийского, ради прорицалища своего завладевшего серединой Эллады: там, как тебе, пожалуй, и самому известно, паломник задает короткий вопрос, и Аполлон безо всяких чудодействий отвечает, что знает. Уж емуто легче легкого сотрясти весь Парнас, заставить Кастальский ключ источать вино, запрудить воды Кефиса — а он являет одну лишь истину, ничем из перечисленного её не приукрасив!» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. VI.10).

В то же время трезвость он воспринимал как чисто личный идеал: «Все сказанное, Дамид, я говорю в свою защиту, ибо не намерен отвращать от питья ни тебя, ни наших спутников…»(Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. II.7).

В числе 80 мудрецов выпил здравицу Танталову (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. III.32).

Если уникальность его трезвости не была формой самоутверждения, то, значит, Филострат отразил эпоху, когда трезвенников стало еще меньше, чем в эпоху Эпиктета: император Домициан издал закон «...против насаждения новых виноградников, а имеющиеся виноградники велел вырубать. Явившись к ионянам, Аполлоний сказал: «Все эти запреты не для меня, ибо мне — наверное, единственному из людей! — вино … безо всякой надобности. А вот придурку нашему и невдомек, что у людейто мужество он бережет, но землю холостит!» После этих слов ионяне отважились отрядить к императору посольство в защиту виноградников, дабы отменил он закон, повелевающий земле пребывать в бесплодии и запустении» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. VI.42).

Сочинение Флавия Филострата пользовалось огромной популярностью, что объяснялось в значительной мере поддержкой императора и его супруги: «Юлия Домна с помощью искусного ритора достигла своей цели: Аполлоний Тианский стяжал почет, которым не пользовался ни при жизни, ни в век Антонинов, его кумиры стояли рядом с кумирами Орфея и Асклепия в домашнем святилище императора Александра Севера, его советам внимал во сне император Аврелиан».

Биография Аполлония не могла не оказать влияния на модель образа жизни его почитателей. А содержание её было следующим: «Биография не только показывала нам, как сознательно сам Аполлоний избегал даже капли вина, но сообщает также его основания для такого поведения. Они ни в коей мере не были мистическими, но настолько представляются сознательными, что их вполне мог бы излагать сегодня профессор физиологии».

Авторитет образа трезвенника Аполлония, конечно, укреплял антиалкогольные идеи. Однако это было только побочным следствием, а не последовательной политикой императорской четы. Как свидетельствуют древние историки: «Имеется письмо Севера, в котором он пишет Рагонию Цельзу, управлявшему Галлиями: «Достойно сожаления, что мы не можем подражать в военной дисциплине тому, кого мы победили на войне: твои воины бродяжничают, трибуны среди дня моются, вместо столовых у них трактиры, вместо спален — блудилища; пляшут, пьют, поют, мерой для пиров они называют пить без меры. Могло ли это быть, если бы в нас билась хоть одна жилка дисциплины наших предков? Итак, исправь прежде трибунов, а потом уже и воинов. Пока он будет тебя бояться, ты будешь держать его в руках. Но узнай, хотя бы на примере Нигра, что воин не может чувствовать страх, если военные трибуны и начальники сами не будут неподкупными»(Scriptores historiae augustae, XI, III, 9-12). Однако «...Септимий Север в тронном зале сидел между статуями Геракла и Диониса».

Между Марком Аврелием и Коммодом не наблюдалось преемственности в личных пристрастиях, «...Септимий Север оказался перед той же проблемой со своим наследником». Прежний союз центральной власти и философии был расторгнут. Сын Септимия Севера Каракалла «...был первым римским императором, на которого легла печать явной варваризации».

Историческое место римской философии в сохранении римских нравов в области винопития

Философы Рима были более скептичны по отношению к винопитию, чем поэты, писатели, драматурги своей эпохи (при всей условности для древнего мира разделения на представителей рационального и эмоционального осмысления действительности). Например, Сенека не воспользовался в своей драматургии наличным запасом образов трезвенников, чтобы противопоставить их авторитет росту алкогольных проблем. Его трагедии «Эдип» и «Финикянки» дают образ Эдипа, отличный от того, который создал Софокл. У афинского драматурга фиванский царь — трезвенник по самосознанию и по поведению. В трагедии «Эдип» «хвала Вакху» занимает почти десятую часть текста (точнее: 104 строки из 1062, всего 9,8%).

Отрицательно рассматривали рост алкоголепотребления в Риме представители разных традиций: материалистической и идеалистической, гедонистической и аскетической. В отличие от эллинистической эпохи критика роста алкоголепотребления в Риме не была уделом только маргинальных или политически абсентитских философов.

Многие из рассматриваемых нами мыслителей были либо очень близки к носителям верховной власти (Сенека, Дион Хризостом, Флавий Филострат), либо сами обладали значительной властью (Цицерон, Плутарх, Марк Аврелий). Особенно сильно было влияние на власть стоической философии: «Марк Аврелий не был единственным коронованным властителем, который занимался этой философией. Почти каждый из его предшественников интересовался ею». А при самом Марке Аврелии «...осуществилась мечта Сенеки, и философы стали властью в государстве, известным конституционным учреждением, тайным советом, имевшим огромное влияние на ход общественных дел». Наверное, влиянию философов мы отчасти обязаны тому, что отношение центральной власти Рима к вину было значительно более сдержанным, чем отношение властителей эллинистической эпохи.

В целом, однако, философам не удалось удержать скромные нравы раннего Рима под натиском эллинистических норм и ценностей.

1. Представители рационального познания оказывают меньшее влияние на нравы, чем писатели, поэты, художники.

2. Слабость научной мысли Древнего Рима. Проблема винопития изучалась на уровне сбора фактов и их классификации, наблюдения, умозаключения. Не обнаружено изучение проблемы с экспериментальной точки зрения даже в той форме, как это зафиксировал Ветхий Завет. Проблемам винопития в Риме не были посвящены специальные философские трактаты, в отличие от Греции.

3. Не было преемственности в развитии антиалкогольных идей.

В последующие века интенсивность обращения философии к проблемам винопотребления спадает. Конфликт староримского и эллинистического типа винопотребления оказывается исчерпанным. Если принять эволюционную схему ценностных изменений, предложенную В.М.Зубецом, то она в нашем контексте будет выглядеть так.

Начало изменений — с начала II века до н.э. до эпохи Цицерона и Лукреция.

Отбор («фильтрация») изменений — от Цицерона до смерти Августа.

Прорастание изменений — от смерти Августа до начала III века нашей эры.

Узаконивание изменений — с кризиса III века нашей эры.

В третьем веке новый тип винопотребления уже узаконен. Он не вызывает сомнения ни у властителей дум, ни у политической элиты.

Тертуллиан (160 — после 220г.), неистовый в борьбе за чистоту христианской веры, добродушно подтрунивает над тем, что возмущало Цицерона и Сенеку: «Я прощу порочность Скавра, игру в кости Курия, пьянство Антония. Однако помни, что они в числе многих других были одеты в тогу» (De pallio. V.7).

Создатель нового варианта римской государственности Диоклетиан (245-316гг.) и его соправитель Галерий в начале IV века выбирали себе преемников:

Г.:«…Тех же нужно провозгласить цезарями, кто были бы в моей власти, чтоб боялись, чтоб ничего не делали, если мной не велено!»

Д.: «Кого же назначим?»

Г.: «Севера».

Д.: «Этого что ли плясуна, кутилу и пьяницу, которому ночь за день, а день за ночь?»

Г.: «Он достоин, ибо надлежащим образом управлял солдатами…».

Д.: «Допустим…» (De mortibus persecutorum. XVIII. 11-13). И, действительно, несмотря на колебания, Север был назначен Цезарем. Исследователь Франк Кобб советует не доверять сведениям Лактанция, если они могут стать основой «для клеветнической кампании против гонителей христиан». В то же время Е.В.Федорова приводит данную цитату из Лактанция (в еще более пространном варианте) без критики. История предшественников Диоклетиана свидетельствует, что такой диалог, по крайней мере, был возможен. За период кризиса III века к власти в Риме многократно приходили лица с ярко выраженными алкогольными проблемами. Следовательно, идеи философов о необходимости сдержанного отношения к вину потеряли в III веке влияние на политическую элиту.

Следующие века означали дальнейшее наступление алкогольных обычаев. Императором Константином Великим в IV веке была создана новая столица на Востоке и новый сенат. Даже знать Восточной римской империи, откровенно враждебно отнесясь к созданию нового сената в Константинополе, фиксировала, пусть и гипертрофированно, своеобразие ценностей новой политической элиты: «Основатель города наполнил его пьяной, изменчивой толпой, слишком тупой, чтобы правильно произносить его (императора) имя».

Вместо заключения

К сожалению, распад античности и связанное с этим общее понижение интеллектуального уровня жителей Римской империи способствовали эрозии завоеваний антиалкогольной мысли данной эпохи. С печальной поэтичностью описала разрыв культурной традиции отечественная исследовательница античной философии: «…после того как равнодушной рукою времени был навеки опущен занавес над тем, что представляло собой одно из блистательнейших действ в истории человечества, после этого и самого Эпикура, и его человеколюбивую мудрость надолго накрыли плотные тучи невежества, презрения, глубочайшего, воинствующего непонимания».

Почти на два тысячелетия антиалкогольные идеи древности оказались забытыми. Один из самых блестящих пропагандистов эпикурейской философии французский просветитель XVIII века Ламетри писал: «Надо ли удивляться, что философы, стремясь к сохранению душевного здоровья, всегда принимали во внимание телесное здоровье, что Пифагор так старательно предписывал диету, а Платон запрещал употребление вина?!».

5. Геродиан. История императорской власти после Марка. М.: РОССПЭН, 1996. 270с.

6. Гете И.В. Из моей жизни. Поэзия и правда. Собрание сочинений в десяти томах. Т.3. М.: Художественная литература, 1976. С.5-660.

7. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Перевод М.Л.Гаспарова. М.: Мысль, 1979. 620с.

8. Лукреций. О природе вещей. М.: Художественная литература, 1984. 383с.

9. Марк Аврелий. Наедине с собой. В кн.: Сенека. Марк Аврелий. Наедине с собой. Симферополь: Реноме, 1998. С.253-380.

10. Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве. М.: Ладомир, 1994. 941с.

11. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М.: Наука, 1994.

12. Плутарх. Застольные беседы. Перевод Я.М.Боровского. В кн.: Застольные беседы. Л.: Наука, 1990. С.5-179.

13. Поэзия и проза Древнего Востока. М.: Художественная литература, 1973. 735с.

14. Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. М.: Мысль, 1976.

15. Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Трагедии. Перевод С.Ошерова. М.: Художественная литература, 1986. 543с.

16. Сенека. Трагедии. Перевод С.Ошерова. М.: Наука, 1983. 432с.

17. Сенека. Философские трактаты. Перевод Т.Ю.Бородай. СПб: «Алетейя», 2001. 397с.

18. Софокл. Трагедии. Перевод С.В.Шервинского. М.: Художественная литература, 1988. 495с.

19. Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. М.: Наука, 1985. 328с.

20. Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М.: Наука, 1974. 247с.

21. Цицерон. Речи. Ч. I-II. М.: Наука, 1993.

22. Цицерон. Философские трактаты. М.: Наука, 1985. 382с.

23. Эпиграммы греческой Антологии. Переводы под ред. М.Л.Гаспарова и Ю.Шульца. М.: ТЕРРА, 1999. 728с.

24. Эпиктет. Беседы. В кн.: Благоразумие мудрости. Симферополь: Реноме, 1998. С.91-364.

25. Ямвлих. Жизнь Пифагора. Перевод В.Б.Черниговского. М.: Алетейя, Новый Акрополь, 1998. 248с.

26. Athenee de Naucratus. Les Deipnosophistes. Livres I et II. Paris: Societe d’education. Les belles lettres. 1956. 206p.

27. Lucii Caecilii liber ad Donatum confessorem. De mortibus persecutorum. Лактанций. О смертях преследователей. СПб.: Алетейя, 1998. С.51-106.

28. Lucretius. De rerum natura. Stuttgart: Philipp Reclam jun, 1996.

29. Marcus Aurelius Antoninus. The communings with himsel. Cambridge (Mas-sachusetts). London: Harvard university press, 1979. 416p.

30. P.Ovidius Naso. Ex iterata R. Merkelii recoquitione. Lipsiae. 1891-1911. Vol. I-III.

31. Philostratus F. The life of Apollonius of Tyana. I-II. Cambridge (Massachu-setts). London: Harvard university press, 1969.

32. Pline l’ancien. Histoire naturelle. Livre XIV. Texte йtabli, traduit et commentй par J.Andrй. Paris: Les belles letres, 1958.

33. Seneca. Ad Lucilium epistulae morales. I — III. Seneca. Collected works in ten volumes. IV-VI Cambridge (Massachusetts). London: Harvard university press, 1970-1979.

34. Tertullianus. De pallio. В кн.: Тертуллиан. О плаще. СПб: Алетейя, 2000. С. 30-62.

Литература

1. Античная культура. Литература, театр, искусство, философия, наука: словарьсправочник. М.: Высшая школа, 1995. 383с.

2. Асмус В.Ф. Античная философия. М.: Высшая школа, 1976. 543с.

3. Ахиев С.Н. Политическая пропаганда времени второй гражданской войны в Риме (49-30гг. до н.э.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Саратов: Издво Саратовского гос. университета, 2001. 292с.

4. Бабичев Н.Т., Боровский Я.М. Словарь латинских крылатых слов. М.: Русский язык, 1982. 959с.

5. Бадак А.Н., Войнич И.Е., Волчек Н.М. История Древнего мира. Древний Рим. Минск: Харвест, 1998. 864с.

6. Батлук О.В. Философия образования Сенеки: кризис цицероновского идеала // Вопросы философии. 2001. № 1. С.143-160.

7. Василенко И.А. Диалог цивилизаций: социокультурные проблемы политического партнерства. М.: Эдиториал УРСС, 1999. 269с.

8. Виндельбанд. История древней философии. СПб.: Типография И.И.Скороходова. 1893. 380с.

9. Гляйхен-Русвурм А. Все добрые духи // В кн.: История вина в цивилизации и литературе. М.: Беловодье, 1999. С.14-329.

10. Гончарова Т. Эпикур. М.: Молодая гвардия, 1988. 304с.

11. Грималь П. Цицерон. М.: Молодая гвардия, 1991. 544с.

12. Зубец В.М. Два типа ценностных изменений //Философские науки. 2000. № 4. С.69-74.

13. Кнабе Г.С. Историческое пространство и историческое время в культуре Древнего Рима. В кн.: Культура Древнего Рима. Т. 2. М.: Наука, 1985. С.108-166.

15. Кравчук А. Закат Птолемеев. М.: Наука, 1973. 216с.

16. Краснов П. Л.Анней Сенека. Его жизнь и философская деятельность. СПб: Типография Ю.Н.Эрлих, 1895. 77с.

17. Крист К. История времен римских императоров от Августа до Константина. Т. 1 — 2. Ростов на Дону: Феникс, 1997.

18. Ламетри Ж.О. Система Эпикура. В кн. Сочинения. М.: Мысль, 1983. С.356-382.

19. Ламетри Ж.О. Человекмашина. В кн. Сочинения. М.: Мысль, 1983. С.169-226.

20. Лосев А.Ф. Диоген Лаэрций — историк античной философии. — М., 1981.

21. Лосев А.Ф. История античной философии в конспективном изложении. М.: Мысль, 1989. 204с.

22. Маковельский А. Мораль Эпиктета. Казань, 1912.

23. Маяк И.Л. Женщина в раннем Риме (V — IV вв. до н.э.) // Женщина в античном мире. М.: Наука, 1995. С.75-103.

24. Модзалевский Л.Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен. Часть первая. СПб.: Алетейя, 2000. С.429.

25. Нахов И.М. Философия киников. М.: Наука, 1982. 223с.

26. Рассел Б. История западной философии. Ростов/Дон: Феникс, 1998. 992с.

27. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней.I. Античность. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1994. 336с.

28. Ренан Э. Марк Аврелий и конец античного мира. М.: «ТЕРРА» — «TERRA», 1991. 349с.

29. Рожанский И.Д. История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи. — М.: Наука, 1988. 488с.

30. Салахов Э.Х. Характер и судьба человека в философии Плутарха//Вопросы философии. 2000. № 2. С.101-114.

31. Словарь античности. М.: Прогресс, 1993. 704с.

32. Спирт этиловый. Правила приемки и методы испытаний. ГОСТ 5964-82. М.: Государственный комитет по стандартам, 1984. 26с.

33. Террингтон В. Описание вин всех стран. История винопития. Бахус. СПб.: Фирма «Браск», 1994. С.255-368.

34. Трухина Н.Н. Политика и политики «золотого века» Римской республики (II в. до н.э.). М.: Издво МГУ, 1986.

35. Утченко С.Л. Цицерон и его время. М.: Мысль, 1972. 390с.

36. Федорова Е.В. Императорский Рим в лицах. Ростовна-Дону, Смоленск: 1998. 349с.

37. Чанышев А.Н. Философия Древнего мира. М.: Высшая школа, 1999. 703с.

38. Чекалина А.А. Сенаторская знать ранней Византии (спецкурс). — М.: ИВИ РАН, 2000.

39. Шалимов О.А. Образ идеального правителя в Древнем Риме в середине Iго — начале IIго века н.э. — М.: ИВИ РАН, 2000. 185с.

40. Штаерман Е.М. Кризис античной культуры. М.: Наука, 1975. 183с.

41. Barth P. Die Stoa. Stuttgart: Fr.Promans Verlag, 1903. 191S.

42. Benn G. Das Genieprobleme. Berlin: Fischer-Verlag, 1931.

43. Bergman J. Geschichte der Nьchternheitsbestrebungen. Ein Ьberblick ьber die alkoholgegnerischen Bestrebungen aller Kulturlдnder seit den дltersten Tagen bis auf die Gegenwart. Bd. 1. Hamburg: Neuland-Verlag, 1923.

44. Birley A. The african emperor Septimus Severus. London: B.T.Batsford LTD, 1988. 291S.

45. Birley A. Marcus Aurelius. A biography. London: B.T.Batsford LTD, 1987. — 320S.

46. Christ K. Von Caesar zu Konstantin. Beitrдge zur Rцmischen Geschichte und ihrer Rezeption. Mьnchen: Beck, 1996. 349S.

47. Grimal P. Marc Aurиle. Paris: Fayard, 1991. 449p.

48. Kolb F. Diokletian und die Erste Tetrarchie. Improvisation oder Experiment in der Organisation monarchischer Herrschaft? Berlin, New York: Walter de Gruyter, 1987. 205S.

Плутарх также пишет: «Почему женщины, здороваясь с родственниками, целуют их? Может быть, как полагают большинство писателей, потому, что женщинам запрещено пить вино, и обычай поцелуя был установлен, чтобы они не могли скрыть нарушения запрета и родственники разоблачили бы их при встрече?» (Плутарх. Римские вопросы. 265 В).

О допуске представительниц прекрасного пола к вину Плиний высказался с афористической четкостью: «В Риме женщинам не было разрешено его пить» (Non licebat id feminis Romae bibere) (Plin, XIV, 14, 13).

Батлук О.В. Философия образования Сенеки: кризис цицероновского идеала // ВФ. 2001. № 1. С.146.

Общественной мыслью Древнего Египта был задан один из ключевых вопросов о модели одурманенного поведения как такового:

«Не желает ли Истина В сердце своем опьянения?» (Поэзия и проза Древнего Востока. М.: Художественная литература, 1973. С.97). Тогда безызвестный египтянин установил развилку спора, одна тропа которой привела к известной средневековой фразе «In vino veritas», а другая тропа развилки — к чеканной гетевской формулировке: «Вино — злейший тиран; в нем слились воедино лжец, лицемер и насильник». Гете И.В. Из моей жизни. Поэзия и правда. Собрание сочинений в десяти томах. М.: Художественная литература, 1976. Т. 3. С.608).

Ренан Э. Марк Аврелий и конец античного мира. М.: «ТЕРРА» — «TERRA», 1991. С.5.

Один из последних великих римских историков Аммиан Марцеллин писал о галлах: «Они большие любители вина и умеют готовить различные похожие на вино напитки. Некоторые из них, принадлежащие низшим слоям населения так одурманивают себя постоянным опьянением, которое Катон определил в известном изречении как вид добровольного помешательства, что начинают метаться в разные стороны; таким образом, находит себе подтверждение замечание Цицерона в его речи за Фонтейя: «Придется галлам пить вино, примешивая больше воды, что они считают ядом» . Даже Аммиан Марцеллин, отличающийся точностью, как и все военные, сохранив в памяти мысль Сенеки об опьянении, приписал её другому человеку.

Зубец В.М. Два типа ценностных изменений // ФН. 2000. № 4. С.70.

Kolb F. Diokletian und die Erste Tetrarchie. Improvisation oder Experiment in der Organisation monarchischer Herrschaft? Berlin, New York: Walter de Gruyter, 1987. S.138.

Федорова Е.В. Императорский Рим в лицах. Ростов-на-Дону, Смоленск, 1998. С.234.

Цит. по: Чекалина А.А. Сенаторская знать ранней Византии (спецкурс). — М., ИВИ РАН, 2000. С.10.

Гончарова Т. Эпикур. М.: Молодая гвардия, 1988. С.300.

Ламетри Ж.О. Человекмашина. В кн. Сочинения. М.: Мысль, 1983. С.214.

Ламетри Ж.О. Система Эпикура. В кн. Сочинения. М.: Мысль, 1983. С.380.

С начала III столетия до н. э. в регионе Средиземного моря существенно усиливается влияние Рима, который из городской республики становится сильной державой. Во II в. до н. э. он владеет уже большой частью древнего мира. Под его экономическое и политическое влияние попадают и города континентальной Греции. Тем самым в Рим начинается проникновение греческой культуры, составной частью которой была философия. Римская культура и образование развивались в совершенно других условиях, чем те, которые были несколько столетий до этого в Греции. Римские походы, устремленные во все стороны известного тогда мира (с одной стороны, в области зрелых цивилизаций древнего мира, а с другой - на территорию "варварских" племен), образуют широкие рамки для формирования римского мышления. Успешно развивались естественные и технические науки, небывалого размаха достигают политические и юридические.

Для римской культуры характерно стремление обогатиться лучшим из того, с чем сталкивается Рим, стремящийся к мировому господству. Логичным поэтому является то, что и римская философия формируется под решающим влиянием греческого, в частности эллинистического, философского мышление Определенным импульсом для расширения греческой философии в Риме было посещение его афинскими послами, среди которых были наиболее выдающиеся представители существовавших в то время греческие философских школ (середина II в. до н. э.).

Приблизительно с этого времени в Риме развиваются три философских направления, которые сформировались уже в эллинистической Греции,- стоицизм, эпикуреизм и скептицизм.

Стоицизм. Наибольшее распространение как в республиканском, так и позже в императорском Риме получил стоицизм. Иногда его считают единственным философским направлением, которое в римский период приобрело новое звучание. Его начала можно увидеть уже во влиянии Диогена из Селевкии и Антипатра из Тарса (которые прибыли в Рим с упомянутым афинским посольством). Заметную роль в развитии стоицизма в Риме сыграли также представители средней стои - Панэтий из Родоса и Посидоний,которые сравнительно продолжительный период работали в Риме. Их заслуга состоит в том, что они способствовали широкому распространению стоицизма в средних и высших классах римского общества. Среди учеников Панэтия были такие выдающиеся личности Древнего Рима, как Сципион Младший и Цицерон.

Панэтий в основных положениях своего учения в значительной мере придерживался старого стоицизма. Так, у него встречается понятие логоса, аналогичное понятию, например, у Хрисиппа, который придерживался сходных онтологических воззрений. В области этики он несколько приблизил к практической жизни идеал стоического мудреца.

На дальнейшее развитие римского стоицизма большое влияние оказал Посидоний. В области онтологии он развивает основную философскую проблематику учения Аристотеля, а также вопросы, граничащие с естественнонаучной проблематикой и космологией. Исходные философские и этические воззрения греческого стоицизма он соединяет с элементами учений Платона, а в некоторых случаях и с пифагорейским мистицизмом. (В этом проявляется определенный

эклектицизм, который был типичен для римской философии того периода.)

Наиболее видным представителем римского стоицизма (новой стои) были Сенека, Эпиктет и Марк Аврелий.

Сенека (ок. 4 г. до н. э.-65 г. н. э.) происходил из сословия "всадников" \ Сословие "всадников" было вторым привилегированным сословием после сословия сенаторов. \, получил всестороннее естественнонаучное, юридическое и философское образование, сравнительно длительный период успешно занимался адвокатской практикой. Позже становится воспитателем будущего императора Нерона, после восшествия которого на трон он получает наивысшее общественное положение и почести. Во второй год власти Нерона он посвящает ему трактат "О милосердии", в котором призывает Нерона как правителя сохранять умеренность и придерживаться республиканского духа.

По мере роста престижа и богатства Сенека входит в конфликт со своим окружением. После пожара в 64 г. н. э. ненависть к Сенеке в Риме растет. Он покидает город и живет в своем близлежащем имении. Обвиненный в подготовке заговора, он был вынужден покончить самоубийством.

Наследие Сенеки весьма обширно. К его наиболее выдающимся работам относятся "Письма Луцилию", "Рассуждение о провидении", "О стойкости философа", "О гневе", "О счастливой жизни", "О свободном времени", "О добродетели" и т. д. За исключением "Вопросов природы" ("Quastiones naturales"), все его работы посвящены этическим проблемам. Если старая стоя полагала физику душой, то философия новой стои считает ее полностью подчиненной областью.

В воззрениях на природу (так же как и в остальных частях своего творчества) Сенека, однако, в принципе придерживается учения старой стой. Это проявляется, например, в материалистически ориентированном дуализме материи и формы. Разум считается активным принципом, который сообщает материи форму. При этом однозначно признается первичность материи. Душу (пневму) он также понимает в духе старого стоицизма, как весьма тонкую материю, смесь элементов огня и воздуха.

В гносеологии Сенека, как и другие представители стоицизма, является сторонником античного сенсуализма. Он подчеркивает, что разум имеет свое начало в чувствах. При решении вопроса об активности души он, однако, принимает некоторые элементы платоновской философии, что проявляется прежде всего в признании бессмертия души и характеристике телесности как "оков" души.

Сенека исходит из того, что все в мире и во вселена ной подчинено власти строгой необходимости. Это вытекает из его понятия бога как имманентной, правящей силы, властвующей над разумом (логосом). Сенека характеризует ее как "высшее благо и наивысшую мудрость", которая реализуется в гармонии мира и его целесообразном устройстве.

В отличие от старой стой Сенека (так же как и весь римский стоицизм) почти не занимается логической проблематикой. Центром и средоточием его системы является этика. Как основной выделяется принцип согласия с природой (жить счастливо - значит жить в соответствии с природой) и принцип подчиненности человека судьбе. Вопросу, как прожить жизнь, посвящены его трактаты "О краткости жизни" и "О счастливой жизни". В них проецируются как личный опыт Сенеки, так и общественные отношение тогдашнего Рима. Утрата гражданских свобод и упадок республиканских добродетелей в эпоху императорской власти приводят его к значительным сомнениям относительно будущего. "На три периода делится жизнь: прошлое, настоящее и будущее. Из них тот в котором живем, краток; тот, в котором будем жить сомнителен, и лишь тот, который мы прожили, определенный. Только он устойчив, на него не влияет судьба, но и возвратить его также не может никто". Сенека отвергает стремление к накоплению имущества, к светским почестям и должностям: "Чем выше кто взошел, тем ближе он к падению. Очень бедна и весьма кратка жизнь того человека, который с великими усилиями приобретает то, что еще с большими усилиями должен он удерживать". Однако он использовал свое общественное положение и стал одним из наиболее богатых и влиятельных людей Рима. Когда его враги указывали на факт, что его собственная жизнь весьма резко отличается от идеалов, которые он провозглашает, он ответил им в трактате "О счастливой жизни": "...все философы говорят не о том, как живут сами, но о том, как должно жить. Говорю о добродетели, но не о себе и воюю против грехов, а это значит и против своих собственных: когда их одолею, буду жить как надо".

Смысл жизни Сенека видит в достижении абсолютного душевного спокойствия. Одной из основных предпосылок этого является преодоление страха перед смертью. Этой проблематике он отводит весьма много места в своих трудах. В этике он продолжает линию старой стои, подчеркивая понятие человека как индивида, стремящегося к совершенствованию в добродетелях.

Жизнь, в которой человек все или подавляющую часть своих усилий посвящает собственному совершенствованию, жизнь, в которой он избегает участия в общественных делах и политической деятельности, является, согласно Сенеке, наиболее достойной. "Лучше искать укрытия в тихой пристани, чем быть добровольно бросаемым туда-сюда всю жизнь. Подумай, скольким ударам волн ты уже подвергался, сколько бурь пронеслось в твоей частной жизни, сколько их ты бессознательно вызвал на себя в публичной жизни! Не имею в виду, чтобы ты топил свои дни во сне и в наслаждениях. Это я не называю полноценной жизнью. Стремись найти задачи более важные, чем те, которыми ты до сих пор занимался, и верь, что важнее знать счет собственной жизни, чем общего блага, о котором ты пекся до сих пор! Если будешь так жить, ждет тебя общение с мудрыми мужами, прекрасное искусство, любовь и свершение блага;

осознание того, как хорошо жить и однажды хорошо умереть". Его этические воззрения пропитаны индивидуализмом, который является реакцией на бурную политическую жизнь в Риме.

Другой видный представитель римского стоицизма - Эпиктет (50-138) - первоначально был рабом. После того как его отпустили на свободу, полностью посвятил себя философии. В его воззрениях много от старой стой, которая повлияла на него, и от творчества Сенеки. Сам он не оставил никаких работ. Его мысли зафиксировал его ученик Арриан из Никомедии в трактатах "Рассуждения Эпиктета" и "Руководство Эпиктета". Эпиктет отстаивал точку зрения, согласно которой философия, собственно, является не только познанием, но и применением в практической жизни. Он не был оригинальным мыслителем, его заслуга главным образом состоит в популяризации стоической философии.

В своих онтологических представлениях и во взглядах в области теории познания он исходил из греческого стоицизма Исключительное влияние на него имели труды Хрисиппа. Ядром философии Эпиктета, является этика, основанная на стоическом понимании добродетели и жизни в согласии с общим характером мира.

Исследование природы (физика) важно и полезно не потому, что на его основе можно изменить природу (окружающий мир), но потому, чтобы в соответствии с природой человек мог упорядочить свою жизнь Человек не должен желать того, чего он не может осилить: "Если хочешь, чтобы твои дети, твоя жена и твои друзья жили постоянно, то ты или сумасшедший, или хочешь, чтобы вещи, которые не находятся в твоей власти, были бы в твоей власти и чтобы то, что является чужим, было твоими". А так как изменить объективный мир, общество не в силах человека, не следует и стремиться к этому.

Эпиктет критикует и осуждает тогдашний общественный порядок. Он делает упор на мысли о равенстве людей, осуждает рабовладение. Этим его воззрения отличаются от стоического учения. Центральный мотив его философии - смирение с данной реальностью - ведет, однако, к пассивности. "Не желай, чтобы все происходило, как ты хочешь, но желай, чтобы все происходило как происходит, и будет тебе хорошо в жизни".

Действительной сущностью человека Эпиктет считает разум. Благодаря ему человек участвует в общем порядке мира. Поэтому следует печься не о благосостоянии, удобствах и вообще о телесных удовольствиях, но только о своей душе.

Подобно тому как разум властвует над человеком,. так и в мире властвует мировой разум - логос (бог). Он источник и определяющий фактор развития мира. Вещам же, как управляемым богом, следует ему подчиняться. Свободу и независимость, которым он придавал большое значение. Эпиктет ограничивает лишь духовной свободой, свободой смирения с действительностью.

Этика Эпиктета в сущности является рационалистической. И хоть она выразительно отмечена субъективизмом, все же защищает (в отличие от формирующихся в то время иррационалистических течений) силу человеческого разума.

В сущности вся философия Эпиктета является выражением пассивного протеста низших общественных классов против существующих общественных порядков. Этот протест, однако, не находит реального выхода. Поэтому он выливается в призыв смириться с существующим положением дел.

К римским стоикам относится и император Марк Аврелий Антонин (121-180), во время правления которого кризисные явления становятся еще более интенсивными. Высшие общественные классы отказываются что-либо изменить, чтобы сохранить существующий общественный строй. В стоической этике они видят определенное средство морального возрождения общества. Император в размышлениях "К самому себе" провозглашает, что "единственное, что находится во власти человека,- это его мысли". "Загляни в свое нутро! Там, внутри, источник добра, который способен бить не иссякая, если до него постоянно докапываться". Мир он понимает как вечно текущий и изменчивый. Основной целью человеческих стремлений должно быть достижение добродетели, т е. подчинение "разумным законам природы в согласии с человеческим естеством". Марк Аврелий рекомендует: "Спокойную мысль при всем, что приходит извне, и справедливость при всем, что реализуется по твоему собственному усмотрению, то есть твое желание и действие, пусть заключаются в действиях общеполезных, ибо это суть в согласии с твоим естеством".

Марк Аврелий - последний представитель античного стоицизма, и по сути на этом стоицизм заканчивается В его творчестве проявляются определенные следы мистицизма, который тесно связан с упадком римского общества Стоическое учение, в частности подчеркивание необходимости "подчинить себя" (мировому разуму - логосу - богу), во многом повлияло на формирование раннего христианства.

Эпикуреизм Единственной материалистической (для своего времени отчетливо материалистической) философией в античном Риме был эпикуреизм, который значительно распространился в последние годы Римской республики и в начале императорского правления. Наиболее выдающимся его представителем был Тит Лукреций Кар (ок. 95-55 до н.э.), написавший философскую поэму "О природе", которая является также и ценным художественным произведением тогдашней литературы.

Лукреций полностью отождествляет свои взгляды с учением Демокрита и Эпикура; последнего он считал наилучшим греческим философом. В своем произведении он мастерски объясняет, доказывает и пропагандирует воззрения ранних представителей атомистического учения, последовательно защищает основные принципы атомизма как от более ранних, так и от современных ему противников, давая одновременно наиболее цельную и логически упорядоченную интерпретацию атомистической философии. При этом он во многих случаях разрабатывает и углубляет мысли Демокрита и Эпикура. Единственным сущим Лукреций считает атомы, и пустоту.

Материя, прежде всего, это первичные тела вещей,

во-вторых, все, что есть совокупность названных элементов.

Ни одна сила, однако, атомы уничтожить не может,

они всегда побеждают своей непроницаемостью.

Первое же глубоко различно, двойной характер

имеют те две вещи, как это сказано выше,

материя и пространство, в нем же все происходит;

необходимы сами они по себе и чисты.

Куда простирается пустота, так называемое пространство,

там нет материи; а там, где простерлась материя,

нет пустоты и пространства никоим образом.

Первые тела суть полны без пустоты.

Во-вторых, в возникших вещах пустота существует,

возле нее же цельная материя.

В такой форме Лукреций излагает учение Демокрита и Эпикура об атомах и пустоте, подчеркивая в то же время несотворимость материи как таковой.

Если же первые тела, сплошные

и без полостей, как уже я об этом говорил,

они несомненно вечны.

С неуничтожимостью и несотворимостью материи, т. е. с ее бесконечностью во времени, связана и бесконечность материи в пространстве.

Сама вселенная себя не может ограничить;

правда - закон природы; он желает, чтобы границы материи

образовала пустота, а материя - границы пустоты,

заслугой этого чередования есть без конца вселенная.

Атомам, согласно Лукрецию, присуще движение. В решении вопроса движения он стоит на принципах Эпикура. Он пытается определенным образом обосновать отклонения от прямолинейного движения атомов.

Ты должен бы знать о движении вот что:

если атомы падают в пространстве вертикально благодаря

собственному своему весу, здесь на неопределенном месте

и неопределенным образом отклоняются они от пути -

лишь настолько, чтобы направление было немного иным.

Если бы этого отклонения не было, все бы падало в

глубины пустоты, вниз, как дождевые капли,

не могли бы сталкиваться и соединяться элементы,

и никогда бы природа ничего не создала.

Из этого вытекает, что Эпикурово паренклитическое движение для Лукреция является источником возникновения частиц. Вместе с величиной и формой атомов оно выступает причиной пестроты и разнообразия вещей в мире.

Душу он считает материальной, особым соединением воздуха и тепла. Она протекает через все тело и образована тончайшими и наименьшими атомами.

Из какой материи дух и из чего он состоит,

это тебе перечислят вскоре мои слова.

Прежде всего говорю, что дух чрезвычайно тонок;

тела, что его образуют, чрезвычайно малы.

Это помогает уяснить и сам поймешь, что:

ничто не свершается в мире так быстро,

как то, что себе представляет и образует сама мысль.

Из этого видно, что дух имеет наибольшую скорость,

чем все то, что доступно глазу;

но что также подвижно, состоит он, верно, из тел

совершенно круглых и наимельчайших.

Подобным образом он отстаивает атомистические воззрения и в области теории познания, которые он еще и разработал во многих направлениях.

В понимании Лукрецием атомистической теории уже можно встретить наметки эволюционизма. Он придерживался взгляда, что все органическое возникло из неорганического и что сложные органические виды развились из простейших.

Лукреций пытается объяснить естественным образом и возникновение общества. Он говорит, что первоначально люди жили в "полудиком состоянии", не зная огня и жилища. Только развитие материальной культуры ведет к тому, что человеческое стадо постепенно превращается в общество. Естественно, он не мог прийти к материалистическому пониманию причин возникновения и развития человеческого общества. Его стремление к "естественному" объяснению было ограничено как социальными, так и гносеологическими" параметрами. Однако, несмотря на это, его взгляды на общество были, в частности, по сравнению с тогдашним идеалистическим подходом значительным прогрессом. Так же как и Эпикур, он полагал, что общество, общественная организация (право, законы) возникают как продукт взаимного соглашения людей (теория договора):

Соседи тогда начали соединяться в дружбе,

Уже не желая чинить бесправие и враждовать,

а детей же и женский пол взяли под охрану,

показывая жестами и неловкими звуками,

что к слабым все должны иметь сочувствие.

Хотя согласие не могло повсеместно признаваться,

лучшая и большая часть договор свято выполняла.

Материализм Лукреция имеет и свои атеистические последствия. Лукреций не только исключает богов из мира, в котором все имеет естественные причины, но и выступает против всякой веры в богов. Он критикует представление о жизни после смерти и все другие религиозные мифы. Показывает, что вера в богов возникает вполне естественным способом, как продукт страха и незнания естественных причин. В частности, он указывает на гносеологические истоки возникновения религиозных представлений (раскрытие социальных корней религии было, естественно, в его время невозможно).

В области этики Лукреций последовательно отстаивает эпикурейские принципы спокойной и счастливой жизни. Средством достижения счастья является познание. Чтобы человек жил счастливо, он должен освободиться от страха, в частности от страха перед богами. Эти воззрения он защищал как от стоической и скептической критики, так и от их вульгаризации в понимании некоторых сторонников эпикуреизма из высших кругов общества.

Воздействию и распространению последовательно материалистической и логически цельной философской системы Лукреция, несомненно, способствовала и художественная форма изложения. Поэма "О природе" принадлежит не только к вершинам римского философского мышления, но и к высокохудожественным произведениям своего периода.

Эпикурейство в римском обществе удерживалось сравнительно долго. Еще в эпоху Аврелиана эпикурейская школа находилась в числе наиболее влиятельных философских направлений. Однако, когда в 313 г. н. э. христианство становится официальной государственной религией, начинается упорная и безжалостная борьба против эпикуреизма, и в частности против идей Лукреция Кара, что в конце концов вело к постепенному упадку этой философии.

Римский эпикуреизм, в частности творчество Лукреция Кара, знаменовал собой вершину материалистических тенденций в римской философии. Он стал посредующим звеном между материализмом древнегреческих стоиков и материалистическими течениями философии Нового времени.

Скептицизм. Еще одним значительным философским направлением античного Рима был скептицизм. Его главный представитель Энесидем из Кносса (ок. I в. до н. э.) в своих взглядах близок к философии Пиррона. О влиянии, которое имел греческий скептицизм на формирование мыслей Энесидема, свидетельствует то, что свое главное произведение он посвятил интерпретации учения Пиррона ("Восемь книг Пирроновых рассуждений").

Энесидем видел в скептицизме путь к преодолению догматизма всех существующих философских направлений. Большое внимание он уделял анализу противоречий в учениях других философов. Выводом из его скептических воззрений является то, что о реальности невозможно делать никаких суждений, основанных на непосредственных ощущениях. Для обоснования этого вывода ему служат формулировки так называемых тропов, о которых уже говорилось.

Следующие пять тропов, которые прибавил продолжатель Энесидема Агриппа, еще более усиливали сомнения в правильности представлений других философских направлений.

Наиболее выдающимся представителем так называемого младшего скептицизма был Секст Эмпирик. Его учение также исходит из греческого скептицизма. Об этом свидетельствует и название одного из его трудов - "Основы пирронизма". В других работах - "Против догматиков", "Против математиков" - он излагает методологию скептического сомнения, основанную на критической оценке основных понятий тогдашнего знания. Критическая оценка направлена не только против философских понятии, но и против понятий математики, риторики, астрономии, грамматики и т. д. Его скептического подхода не миновал и вопрос о существовании богов, что привело его к атеизму.

В своих произведениях он стремится доказать, что скептицизм является оригинальной философией, которая не допускает смешения с другими философскими направлениями. Секст Эмпирик показывает, что скептицизм отличается от всех других философских течений, каждое из которых признает одни сущности и исключает другие, тем, что одновременно подвергает сомнению и допускает все сущности.

Римский скептицизм был специфическим выражением прогрессирующего кризиса римского общества. Поиски и исследования противоречий между утверждениями предшествующих философских систем ведут скептиков к широкому изучению истории философии. И хотя именно в этом направлении скептицизм создает много денного, в целом- он уже является философией, утратившей ту духовную силу, которая вознесла античное мышление на его вершины. В сущности скептицизм содержит больше прямого отказа, чем методологической критики.

Эклектицизм. Значительно большее распространение и значение, чем в эллинистической Греции, получает в Риме эклектицизм. К его сторонникам относится ряд видных личностей римской политической и культурной жизни как в последние годы Римской республики, так и D первый период империи. Наиболее известным среди них был выдающийся политик и оратор Марк Тулий Цицерон (106-45 до и. э.), создатель латинской философской терминологии.

Представители римского эклектицизма владели колоссальным количеством знаний. В ряде случаев они были подлинными энциклопедистами своей эпохи. Соединение ими различных философских школ не было случайным и безосновательным, определенный концептуальный подход укреплялся именно глубоким знанием отдельных воззрений. Постепенное сближение теории с областью этики выражало общую ситуацию в философии.

Эклектицизм, развивающийся на основе академической философии, достигает границ энциклопедизма, охватывающего познание как природы, так и общества. Цицерон принадлежал, пожалуй, к наиболее значительному направлению римского эклектицизма, который развивался на основе стоической философии.

"Стоический" эклектицизм в изложении Цицерона сосредоточивает внимание на общественной проблематике, и в частности на этике. Его мотивом было соединение тех частей различных философских систем, которые приносят полезные знания.

В социальных взглядах Цицерона отражается его положение как представителя верхних слоев римского общества периода республики. Наилучшее общественное устройство он видит в комбинации трех основных государственных форм: монархии, аристократии и демократии. Целью государства он считает обеспечение гражданам безопасности и свободного использования имущества. Его теоретические воззрения в значительной степени находились под влиянием его реальной политической деятельности.

В этике он во многом перенимает воззрения стоиков, значительное внимание уделяет излагаемой стоиками проблематике добродетели. Человека он считает разумным существом, которое имеет в себе нечто божественное. Добродетелью называет преодоление всех жизненных невзгод силой воли. Философия в этом деле оказывает человеку неоценимые услуги. Каждое из философских направлений приходит к достижению добродетели каким-либо своим путем. Поэтому Цицерон рекомендует "соединить" все, что является вкладом отдельных философских школ, все их достижения в одно целое. Этим, собственно, он защищает свой эклектицизм.

Неоплатонизм. Прогрессирующий кризис римского общества в последние годы республики и в первые годы империи закономерно отражается и в философии. Недоверие к рациональному освоение мира, в большей или меньшей степени проявляющееся в различных философских направлениях, вместе с усиливающимся влиянием христианства все больше и больше укрепляло множащиеся признаки мистицизма. Иррациональные направления этой эпохи по-разному пытались приспособиться к изменяющейся роли философии. Неопифагорейская философия, типичным представителем которой был Аполлоний из Тканы, пыталась укрепиться при помощи возврата к мистике чисел, граничащей с шарлатанством; философия Филона Александрийского (30-е гг. до н. э.- 50 г. н. э.) стремилась соединить греческую философию с иудейской религией. В обеих концепциях мистицизм проявляется в концентрированной форме.

Более интересным был неоплатонизм, который развивается в III-V столетиях н. э; в последние столетие существования Римской империи. Он является последним цельным философским направлением, возникшим в период античности. Неоплатонизм формируется в той же самой социальной обстановке, что и христианство. Подобно остальным иррационалистическим философским направлениям поздней античности, неоплатонизм определенной мере проявление отказа от рационализма предшествующего философского мышления. Oн является специфической рефлексией социальной безысходности и прогрессирующего разложения социальных отношений, на которых основывалась Римскакая империя. Его основателем был Аммоний Саккас (175-242), а наиболее видным представителем Плотин (205-270) \ Аммоний Саккас не разрешал своим ученикам издавать в письменном виде его взгляды. Поэтому и Плотин, как его ученик, начинает писать только в позднейшие годы. Его труды в большинстве были изданы после его смерти одним из его учеников - Порфием. \.

Плотин считал, что основой всего существующего является сверхчувственный, сверхъестественный, надразумный божественный принцип. От него зависят все формы бытия. Этот принцип Плотин объявляет абсолютным бытием и говорит о нем, что он непознаваем. "Это бытие есть и остается богом, не существует вне его, а есть именно сама его тождественность". Это единственно истинное бытие постижимо лишь путем проникновения в самый центр чистого созерцания к чистого мышления, что становится возможным лишь при "отторжении" мысли-экстаза (extasis). Все остальное, что существует в мире, производно от этого единственно истинного бытия. Природа, по Плотину, сотворена так, что через материю (тьму) проникает божественный принцип (свет). Плотин создает даже определенную градацию существовании от внешнего (настоящего, истинного) к самым низшим, подчиненным (неподлинным). На вершинах этой градаций стоит божественный принцип, далее - божественная душа, а ниже всего - природа.

Несколько упрощая, можно сказать, что божественный принцип Плотина является абсолютизацией и некоторой деформацией мира идей Платона. Много внимания Плотин посвящает душе. Она является для него определенным переходом от божественного к материальному. Душа - это нечто чуждое материальному, телесному и внешнее по отношению к ним. Такое понимание души отличает воззрения Плотина от воззрений не только эпикурейцев, но и греческих и римских стоиков. Согласно представлениям Плотина, душа не связана с телом органически. Она является частью общей души. Телесное - это привязь души, достойное лишь преодоления. "Плотин как бы отодвигает в сторону телесное, чувственное и не интересуется объяснением его существования, а хочет лишь очищать от него, дабы всеобщая душа и наша душа не терпели ущерба". Акцент на "духовном" (благе) ведет его к полному подавлению всего телесного и материального (зла). Это выливается в проповедь аскетизма. Когда Плотин говорит о материальном и чувственном мире, он характеризует его как неподлинное бытие, как не-сущее, "имеющее в себе некий образ сущего". По своему характеру неподлинное сущее не имеет формы, свойств и каких бы то ни было признаков. Этим решением основной философской проблематики у Плотина знаменуется и его этика. Принцип добра соединен с единственным подлинно сущим - с божественным разумом, или душой. Напротив, противоположность добра - зло связывается и отождествляется с неподлинным бытием, т. е. с чувственным миром. С этих позиций Плотин приступает и к проблематике теории познания. Для него единственным подлинным познанием является познание подлинного бытия, т. е. божественного принципа. Последний, понятно, не может быть постигнут чувственным познанием, не познаваем он также и рациональным путем. Единственным способом приближения к божественному принципу Плотин считает (как уже говорилось) экстаз, который достигается лишь духовным усилием - душевным сосредоточением и подавлением всего телесного.

Философия Плотина специфически выражает безысходность и неразрешимость противоречий, которые становятся всеохватывающими. Это самый выразительный предвестник конца античной культуры.

Непосредственным учеником Плотина и продолжателем его учения стал Порфирий (ок. 232-304). Он проявлял большое внимание к изучению произведений Плотина, издавал и комментировал их, составил биографию Плотина. Занимался Порфирий и изучением проблем логики, о чем свидетельствует его "Введение к категориям Аристотеля", которое положило начало спору о реальном существовании общего.

Мистическое учение Плотина продолжают две другие неоплатонические школы. Одна из них - сирийская школа, основателем и виднейшим представителем" которой был Ямвлих (конец III - начало IV в. н. э.). По сохранившейся части его большого творческого наследия можно судить, что кроме традиционного круга проблем неоплатонической философии его занимали и другие проблемы, такие, как математика, астрономия, теория музыки и т. д.

В философии он развивает мысли Плотина, касающиеся божественного принципа, разума и души. Среди этих плотиновских сущностей он различает и другие, переходные.

Заслуживает внимания и его попытка в духе философии Плотина обосновать античный политеизм. Одновременно с божественным принципом как единственным подлинно сущим он признает и ряд других божеств (12 небесных богов, число которых он затем увеличивает до 36 и далее до 360; потом идут 72 земных бога и 42 бога природы). Это по сути мистико-спекулятивная попытка сохранить античный образ мира перед лицом грядущего христианства.

Другую школу неоплатонизма - афинскую - представляет Прокл (412-485). Его творчество в определенном смысле является завершением и систематизацией неоплатонической философии. Он полностью принимает философию Плотина, но помимо этого издает и интерпретирует диалоги Платона, в комментариях к которым высказывает оригинальные наблюдения и выводы.

Следует отметить, что Прокл дает наиболее четкое объяснение и изложение принципа диалектической триады, в которой он различает три основных момента развития:

2. Выделение уже сотворенного из творящего.

3. Возврат сотворенного к творящему.

Понятийная диалектика античного неоплатонизма знаменуется мистикой, достигающей вершины в этой концепции.

Обе неоплатонические школы углубляют и систематически разрабатывают основные идеи мистицизма Плотина. Эта философия своим иррационализмом, отвращением ко всему телесному, упором на аскетизм и учением об экстазе оказала значительное влияние не только на раннюю христианскую философию, но и на средневековое теологическое мышление.

Мы проследили возникновение и развитие античной философии. В ней впервые выкристаллизовались практически все главные философские проблемы, сформированы и основные представления о предмете философии и, хотя и не явно, поставлена проблема, которую Ф. Энгельс сформулировал как основной вопрос философии. В античных философских системах уже выражены философский материализм и идеализм, которые во многом повлияли на последующие философские концепции. В. И. Ленин заявил, что история философии всегда была ареной борьбы двух основных направлений - материализма и идеализма. Непосредственность и в определенном смысле прямолинейность философского, мышления древних греков и римлян дают возможность осознать и легче понять сущность важнейших проблем, которые сопровождают развитие философии от ее зарождения до нынешних дней. В философском мышлении античности в гораздо более ясной форме, чем это происходит позже, проецируются мировоззренческие столкновения и борьба.

Античная философия в Римской империи приобретает свое значение чуть позже, начиная примерно с 1-го века до нашей эры. Так, во 2-ом веке до н. э. стоицизм приходит в Рим, и становиться одним из популярных философских учений. А представитель эпикуреизма – Филодем, живший в первом веке до н. э., перенес учение Эпикура в Рим, где оно также быстро распространилось. Видными представителями этих направлений в Риме были Тит Лукреций Кар, Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий и др. Тит Лукреций Кар (99-55 гг. до н. э.) в своей знаменитой философской поэме «О природе вещей» дает яркое изложение концепции Левкиппа – Демокрита – Эпикура. Выступает против Бога, отстаивает эпикурейский принцип спокойной и счастливой жизни. Для этого нужно освободиться от страха, в частности от страха от Бога. Счастья можно добиться только через познание. После провозглашения христианства официальной религией Римской империи (313 г. н. э.), началась жестокая борьба с эпикуреизмом. СенекаЛуций Анней (2-65 гг. н. э.) был представителем римского стоицизма , воспитатель императора Нерона, по приговору которого покончил жизнь самоубийством. Его труды «Нравственные письма к Луцилию» и др. дошли до нас в подлинниках. Учитывая конфликтность того периода, его учение было противоречивым. Сохраняя пантеизм греческих стоиков (мир рассматривался как единое материальное и разумное целое), Сенека разрабатывает морально-этические проблемы, при правильном следовании которым достигается спокойствие и невозмутимость духа (Атараксия). Эту индивидуалистскую этику он пытается связать с задачами общества и государства . Его этика оказала большое влияние на выработку христианской идеологии. Энгельс называл Сенеку дядей христианства . Марк Аврелий Антонин (121-180 гг. н. э.) – философ-стоик , римский император (161-180). Свои философские воззрения изложил в виде афоризмов в единственном произведений «К самому себе». Назревавший кризис Римской империи обусловил специфику его философии. У него стоицизм окончательно теряет свои материалистические черты и принимает религиозно-мистический характер. Бог – первооснова всего сущего, мировой разум – в котором растворяется всякое индивидуальное сознание после смерти тела. Его этике свойственен фатализм , проповедь смирения и аскетизма . Он призывает к нравственному усовершенствованию и очищению через самоуглубление и познание фатальной необходимости , правящей миром. Его философия оказало большое влияние на христианство , хотя он сам жестоко преследовал их.

Эллино-римская философия второго этапа продолжила свое развитие в школах Родоса, Александрии, Рима, а затем Антиохи и Византии. При этом учения неоплатонизма и неопифагорейзма все больше тяготеют к религии и мистике, что вызывалась растущими противоречиями и трудностями жизни народов Римской империи. Так в неоплатонизме идеалистическая теория Платона приняла форму учения о мистической эманации (излучении, истечении) материального мира из духовного начала. Материя лишь низшее звено в иерархии вселенной, превращенный отблеск эманации «мировой души», над которой возвышается «дух», а еще выше – «первосущность», или «единое». Высшая ступень философии достигается не посредством опыта и разума, а путем мистического экстаза. Идеализм выродился в теософию (богопознание). Неоплатонизм первоначально возник в Александрии (Аммоний Саккас). Плотин основал его в Риме. В Сирии существоала школа Ямвлиха (умер около 330 г.), в учении которого сильны были элементы пифагореизма. Последняя школа была организована Проклом в Афинах и просуществовала до 529 года. И хотя эллино-римская философия первоначально была враждебна хриситанству и содержала многочисленные элементы восточной магии и мифологии, и способствовала росту религиозных учений, культов, мистерий, в целом, все же оказала огромное влияние на развитие христианства. Особенно те элементы греческого, а затем и эллино-римского мировоззрения, которые обособляли сверхчувственное и чувственное, божественное совершенство и земное ничтожество, создали почву для становления и развития христианской религиозной философии.

Таким образом, космологический объективизм античной философии, особенно ее принципы философского понимания человека развили идею внутренней и органической связанности человека и мира, понимания отдельного человеческого индивидиума как единого телесно-духовного существа, как человека разумного, способного создавать культуру и право, произведения искусства, жить в полисе, и умеющего быть добродетельным. Эти концептуальные принципы относятся к великим достижениям человеческой мысли и сохраняют свое значение и для нашего времени. Но эти достижения оказались недоступными для средневековой философии и только в новое время были возрождены к жизни и получили свое дальнейшее развитие. Христианская церковь использовала для обоснования своего мировоззрения главным образом объективно-идеалистические стороны античной философии. Это послужило одной из причин того, что преобладание объективно-значимого в человеческой жизни, подчиненная роль человека в различных системах отношений была воспринята в последующие десять столетий как основной и определяющий принцип античной философии.

Человек античности Рим

Группа ОПИ - 13

Студент Кожевников А.О.

Преподаватель Руколеева Р.Т.

Екатеринбург

Введение. 3

Философия древнего Рима. 4

Стоицизм. 4

Скептицизм. 8

Идеал римского гражданина. 9

Заключение. 12

Для заметок. 13

Список литературы.. 14

Введение

Древний Рим – эти слова ассоциируются с военной и экономической мощью, строгими законами, искусством политиков, шедеврами литературы и монументальным строительством.

Римляне оставили после себя много книг, рассказывающих об их империи и жизни граждан. Древнеримские авторы показывали мир таким, каким они видели его, привнося в свою работу личные ощущения и идеи.

Римская культура и образование развивались в совершенно других условиях, чем те, которые были несколько столетий до этого в Греции. Римские походы, устремленные во все стороны известного тогда мира (с одной стороны, в области зрелых цивилизаций, а с другой – на территорию ”варварских” племен) образуют широкие рамки для формирования римского мышления.

Успешно развивались естественные, технические, медицинские, политические и юридические науки, ставшие основой современного мира.

История Рима по-прежнему интересна и важна еще и потому, что на ее уроках могут учиться современные лидеры и философы. Из истории Рима мы узнаем о многих личностных качествах людей, достойных подражанию, а также примеры поступков и отношений, которых люди пожелали бы избежать.

Философия древнего Рима

С начала III столетия до н.э. в регионе Средиземного моря существенно усиливается влияние Рима, который из городской республики становится сильной державой. Во II веке до н.э. он владеет уже большей частью древнего мира.В 146 г. до н.э. под влияние Рима попадают города континентальной Греции. Тем самым в Рим начинается проникновение греческой культуры, составной частью которой была философия. Поэтому римская философия формируется под влиянием греческого, в частности эллинистического, философского мышления трех школ – стоицизм, эпикуреизм и скептицизм.

Стоицизм

Во времена Римской империи учение стоиков превратилось в своего рода религию для народа, причем всей империи. Иногда его считают единственным философским направлением, которое в римский период приобрело новое звучание.

Его начала можно увидеть уже во влиянии Деогена и Антипатра, которые прибыли в Рим с афинским посольством. Знаменитую роль в развитии стоицизма в Риме сыграли Панэпий и Посидоний, которые сравнительно продолжительный период работали в Риме. Их заслуга состоит в том, что они способствовали широкому распространению стоицизма в средних и высших классах римского общества. Наиболее видным представлением римского стоицизма были Сенека, Эпиктет и Марк Аврелий.

Сенека происходит из сословия «всадников», получил естественнонаучное, юридическое и философское образование, сравнительно длительный период занимался адвокатской практикой. Позже становится воспитателем будущего императора Нерона. Эпиктет первоначально был рабом. После того как его отпустили на свободу, полностью посвятил себя философии. Марк Аврелий – римский император из династии Антонинов – последний представитель античного стоицизма.

В конце IV веке до н.э. в Греции формируется стоицизм, который становится одним из самых распространенных философских течений. Его основателем был Зенон. В Афинах он познакомился с послесократовской философией и в 300 году до н.э. основывает собственную школу.

Зенон первым провозгласил о трактате "О человеческой природе", что основная цель – "жить согласно с природой, и это то же самое, что жить согласно с добродетелью". Этим самым он дал стоической философии основную ориентацию. От Зенона также исходит усилие соединить три части философии (логику, физику и этику) в одну цельную систему. Известно их сравнение философии с фруктовым садом: логика соответствует ограде, которая его защищает, физика является растущим деревом, а этика – плодами.

Стоики характеризовали философию как "упражнение в мудрости". Орудием философии, ее основной частью они считали логику. Она учит обращаться с понятиями, образовывать суждения и умозаключения. Без нее нельзя понять ни физику, ни этику.

Основой познания, согласно их взглядам, выступает чувственное восприятие, которое вызывается конкретными, единичными вещами. Общее существует лишь посредством единичного.

Центром и носителем познания, согласно стоической философии, является душа. Она понимается как нечто телесное, материальное. Иногда ее обозначают как пневма (соединение воздуха и огня). Ее центральную часть, в которой локализируется способность к мышлению, стоики называют разумом. Разум связывает человека со всем миром. Индивидуальный разум является частью мирового разума.

Стоики признают два основных принципа: материальный принцип (материал), который считается основной, и духовный принцип – логос (бог), который проникает через всю материю и образует конкретные единичные вещи. Подобно тому как разум властвует над человеком, так и в мире мировой разум – логос (бог). Он источник и определяющий фактор развития мира. Вещам же, как управляемым богом, следует ему подчиняться. Вещи и события повторяются после каждого периодического воспламенения и очищения космоса.

Стоическая философия выдвигает на вершину человеческих усилий добродетель. Добродетель, по их представлению, – единственное благо. В понимании стоиков, "добродетель может быть простой завершенностью чего бы то ни стало, умственным или физическим". Добродетель означает жить в согласии с разумом.

Стоики признают четыре основные добродетели: разумность, умеренность справедливость и доблесть. К четырем основным добродетелям прибавляются четыре противоположности: разумности – неразумность, умеренности – распущенность, справедливости – несправедливость, и доблести – малодушие. Между добром и злом, между добродетелью и грехом четкое различие.

Все остальное стоики относят к категории безразличных вещей. На вещи человек не может повлиять, однако он может над ними "возвыситься". В этой позиции проявляется момент "смирения с судьбой". Человек должен подчиняться космическому порядку, он не должен желать того, что не находится в его власти.

«Если хочешь, чтобы твои дети, твоя жена и твои друзья жили постоянно, то ты или сумасшедший, или хочешь, чтобы вещи, которые не находятся в твоей власти, были в твоей власти и чтобы то, что является чужим было твое. Не желай, чтобы все происходило, как ты хочешь, но желай, чтобы все происходило как происходит, и будет тебе все хорошо в жизни»

Идеалом стоических устремлений выступает покой или, по крайней мере, безучастное терпение. Смысл жизни в достижении абсолютного душевного спокойствия. Жизнь, в которой человек все или подавляющую часть своих усилий посвящает собственному совершенствованию, жизнь, в которой он избегает участия в общественных делах и политической деятельности, является наиболее достойной.

«Об одном лишь хочу предупредить тебя: не поступай подобно тем, кто желает не усовершенствоваться, а только быть на виду, и не делай так, чтобы в одежде твоей или образе жизни что-нибудь бросалось в глаза. Избегай появляться неприбранным, с нестриженой головой и небритой бородой, выставлять на показ ненависть к серебру, стелить постель на голой земле – словом, всего, что делается ради извращенного удовлетворения собственного тщеславия. Ведь само имя философии вызывает достаточно ненависти, даже если жить наперекор людским обычаям. Пусть изнутри мы будем иными во всем – снаружи мы не должны отличаться от людей.»

Именно стоическая философия наиболее адекватно отражает "свое время". Это философия "сознательного отказа", сознательного смирения с судьбой. Она отводит внимание от внешнего мира, от общества к внутреннему миру человека. Лишь внутри себя человек может найти главную и единственную опору.

«Загляни в свое нутро! Там, внутри, источник добра, который способен бить не иссякая, если до него постоянно докапываться»

Марк Аврелий

Скептицизм

В конце IV века до н.э. в греческой философии формируется еще одно, менее распространенное по сравнению с предшествующими философское направление – стоицизм. Его основателем был Пиррон.

В эллинистическую эпоху складываются его принципы, ибо скептицизм определялся не методическими установками в невозможности дальнейшего познания, а отказом от возможности дойти до истины. Скептицизм отрицал истинность любого познания. И этот отказ становится основой учения.

Достижение счастья, по Пиррону, означает достижение атараксии (невозмутимость, хладнокровие, спокойствие). Подобное положение вещей является результатам ответа на три вопроса. Первый: «Из чего состоят вещи?» На него невозможно ответить потому, что ни одна вещь не суть «это больше, чем другое». Второй: «Как мы должны относиться к этим вещам?» На основе предыдущего ответа единственным достойным отношением к вещам считалось «воздержание от каких-либо суждений». Третий: «Какую пользу мы получим из такого отношения к вещам?» Если мы воздержимся от всяких суждений о вещах, то мы достигнем устойчивого и невозмутимого покоя. Именно в этом скептики видят высшую ступень возможного блаженства.

Главным представителем скептицизма в Риме был Секст Эмпирик. Он излагает методологию скептического сомнения, основанную на критической оценке основных понятий тогдашнего знания. Критическая оценка направлена не только против философских понятий, но и против понятий математики, риторики, астрономии, грамматики и многих других наук. Его скептического подхода не миновал и вопрос о существовании богов, что привело его к атеизму. В сущности, скептицизм содержит больше прямого отказа, чем методологической критики.

Римский скептицизм был специфическим выражением прогрессирующего римского общества. Поиски и исследования противоречий между утверждениями предшествующих философских систем ведут скептиков к широкому изучению истории философии. И хотя именно в этом направлении скептицизм создает много ценного, в целом он уже является философией, утратившей ту духовную силу, которая вознесла античное мышление на его вершины.

РИМСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

РИМСКАЯ ФИЛОСО́ФИЯ

антич. периода эллинизма (3–2 вв. до н.э. – 5–6 вв.). Можно говорить о выделении из этой эллинистич. философии собственно римской, связанной с теми философами, к-рые имели специальное к самому Риму.

Западная Рим. развивалась на почве крупного рабовладения и землевладения, завоевания обширных территорий, приведшего к подчинению мн. национальностей, что вызвало создания огромного чиновничьего аппарата и разработки изощренных политич. методов управления. Для осуществления этих политич. задач необходима была тонко развитая , синтез небывалого универсализма и небывалого субъективизма. Для римлян было характерно соединение максимального практицизма и теоретич. устремлений, что вылилось в создание большого количества исследований в разных областях науки. Р. ф. отразила это соединение практицизма и логич. изощренности, универсализма и прихотливого субъективизма.

Осн. периоды Р. ф. выделяются соответственно этапам развития Рима. Пока римское рабовладение и землевладение росло чисто количественно, рим. филос. стремилось выйти за узкие горизонты классич. полиса и связанной с ним полурелигиозной, полусветской мифологии, стремилось отойти от старых религиозно-мифологических форм . Но когда римская рабовладельческая империя стала мировой, она потребовала религиозно-мифологического освящения. Отсюда возникает и соответствующая периодизация Р. ф.

Первый период (3–1 вв. до н. э.) можно назвать п р о с в е т и т е л ь с к и м или периодом секуляризации, т.е. освобождения науч. мысли от подчинения религии и мифологии. Возраставший требовал для себя прав и хотел всячески охранить себя от тех обществ.-политич. катастроф, к-рыми сопровождался рост как Рим. республики, так и Рим. империи. Уже среди первых представителей рим. лит-ры был, напр., писатель Квинт Энний, к-рый составил не дошедшее до нас соч. под именем "Эвгемер", сохранившиеся фрагменты к-рого свидетельствуют о большой популярности в Риме греч. просветителя Эвгемера. В этот период на рим. почве развился , ставший вскоре почти офиц. доктриной рим. государства, со своими требованиями освободить личность от всякой зависимости, со своим материализмом, провиденциализмом и фатализмом – кружок Сципиона Младшего (2-я половина 2 в. до н.э.), к к-рому принадлежали сатирик Гай Луцилий, Цицерон. Учителем этих сципионовских стоиков был крупнейший греч. стоик Панеций. Панеций и его многочисленные ученики [кроме упомянутых – Квинт Туберон, Муций Сцевола, Рутилий Руф, Элий Стилон (учитель Варрона)] приблизили стоицизм к жизненным потребностям растущей Римской республики и вместо морали полной апатии прежних стоиков признавали живые в человеке. Эпикуреизм был представлен, кроме Сирона и Филодема, Лукрецием. В его философии Р. ф. охватывала весь во всей его универсальности и глубоко понимала тончайшие субъекта на путях его полного освобождения от здешнего и загробного миров. Наконец, третья школа раннего эллинизма, нашедшая для себя в Средней Академии, равно как и Новой Академии, также имел в Риме таких приверженцев, как Варрон, представители школы Секстиев. Варрон оказал в дальнейшем плодотворное влияние на архитектора Витрувия, писателя и ученого Плиния Старшего. Многие шли от эпикурейства к стоицизму, как, например, поэты Вергилий и Гораций.

Второй период (1 в. до н.э. – 2 в.). В связи с концом республики в Риме и зарождением империи Р. ф. уже не могла оставаться только на просветительских позициях. Это был период начальной с а к р а л и з а ц и и, т.е. обратного секуляризации процесса подчинения науч. мысли религии и мифологии.

Образование огромной мировой рабовладельческой державы способствовало установлению абсолютистского управления, организации огромных людских масс и прежде всего неимоверно разросшегося рабского населения. В условиях античного мира такой абсолютизм получал религиозное освящение и оформление. Установился императора, и вся философия с тех пор чем дальше, тем больше приобретала не только цезареанский, но и теологич. . Уже Вергилий, в молодости эпикуреец, в дальнейшем, переходя к воспеванию Рим. империи, определенно стал на этот путь социально-политич. сакрализации, этим же кончил и Овидий, вначале , высланный из Рима. В 1 в. до н.э. выступил известный представитель греч. Средней Стой – Посидоний, к-рый реформировал стоицизм в религ.-мифологич., платонич. направлении, в результате чего и появилось течение стоич. платонизма, или Средняя Стоя, в ее более позднем виде получившая в Риме огромное распространение. Пифагорейски-платонич. можно предполагать еще у таких рим. стоиков 1 в. до н.э., как Секстий, Сотион, Нигидий Фигул. Крупнейшими представителями Р. ф. в этом отношении явились Сенека, Эпиктет и Аврелий. Учителем Сенеки был Аттал, а учителем Эпиктета – Музоний Руф. Сакрализация была здесь не настолько сильна, чтобы заглушить др. филос. течения. Еще оставалась живой такая несакрализованная философия, как киническая, к к-рой в 1 в. н.э. нужно отнести Деметрия, Эномая, Демонакса, Перегрина, Феагена, Диона Хрисостома. Стоицизм этого времени легко объединялся и с науч.-астрономич. исследованиями – Манилий, Германик, и с аллегорич. мифологич. толкованиями – Корнут, и с поэтич. творчеством – ученики Корнута Персий и Лукан, с историографией – Тацит, и доходил до проповеди честной простоты нравов, как, напр., у Колумеллы. Чисто практич. направление стоицизма этого времени представляли Катон Утический, Пет Тразея и Гельвидий Приск. Можно отметить также и влияние позднего скептицизма (Энесидем , Секст Эмпирик и его ученик италиец Сатурнин), позднего эпикуреизма (Диоген из Эноанды), а также и перипатетической школы.

Третий период (2–3 вв.) – период развитой сакрализации ф и л о с о ф и и. Орудием ее оставался . Однако теперь платонизм начал решит. борьбу со стоицизмом, с к-рым он еще недавно объединялся. Чтобы изгнать стоич. элементы из платонизма, рим. философы этого времени использовали Аристотеля (заменяя его концепциями древних стоиков), а также , вместе с к-рым вводились в философию не только мистич. числовые операции, но также интенсивная религ. . Это вело к эклектизму, но с сильно выраженной сакрализованной тенденцией, к-рая подготавливала следующего периода Р. ф. Теперь учились уже не у стоиков, но у пифагорействующих платоников типа Плутарха. Учениками Плутарха были Гай (к-рого не нужно принимать за знаменитого юриста Гая) и Фаворин, учениками же Гая были Альбин (к-рого слушал рим. врач и логик Гален) и Апулей из Мадавры. Апулей разрабатывал сакрализацию этого периода не только философскими, но и художеств. методами. К школе Гая принадлежал также анонимный комментатор "Теэтета" Платона. К платоникам относятся Кальвисий Тавр (учитель Авла Геллия, а также его ученик и друг Ирод Аттик и их современник Нигрин). К этому кругу принадлежали также Никострат, Аттик и его ученик Гарпократион, известный критик христианства Цельс, Север – комментатор "Тимея" Платона и грамматик Цензорин. Неопифагорейцами были Модерат, Секст ("Флорилегий"), Секунд (личный знакомый имп. Адриана). Из христ. литературы к этому периоду относятся соч. Мануция Феликса, Тертуллиана, Цецилия, Киприана, Новациана, Коммодиана. Нек-рые гностики (см. Гностицизм), напр. Валентин, тоже были связаны с Римом.

Четвертый период Р. ф. (3–4 вв.) представляет собой кульминацию сакрализованной ф и л о с о ф и и – неоплатонизма. В неоплатонизме на абсолютной идеалистич. основе восторжествовал синтез универсализма и субъективизма. Основатель неоплатонизма Плотин со своими учениками Амелием и Порфирием жил и работал именно в Риме, так что эта начальная неоплатонизма так и носит рим. неоплатонизма. Последующие антич. школы неоплатонизма развивались уже в Малой Азии, Афинах и Александрии. Но печать рим. универсализма лежит и на них. Традиции рим. неоплатонизма продолжили христ. Августин и рим. имп. Юлиан, отступник от христианства. В 4 в. Арнобий и Лактанций доводят сакрализацию философии до полной отмены самой философии, о чем особенно откровенно заявлял Лактанций.

Пятый период Р. ф. (4–5 вв., хотя нек-рые деятели, относимые к этому периоду, жили и в 6 в.) характеризуется некоторым ослаблением неоплатонич. сакрализации философии, что характерно также для афинского и александрийского неоплатонизма. Эти философы больше переводили греков на лат. яз., больше комментировали Платона и Аристотеля и больше занимались собиранием историко-филос. и историко-религ. материалов, чем выработкой собств. концепции. К ним относятся неоплатоники лат. Запада: Корнелий Лабеон, Халкидий, Марий Викторин , Веттий, Агорий Претекстат, Макробий , Фавоний, Эвлогий, из христ. мыслителей, богословов и поэтов – Пруденций, Павлин, Фирмик Матерн, Иероним Стридонский, Амвросий Медиоланский.

Шестой период (5–6 вв.) представляет собой уже переход к ср. векам. К этому периоду относятся неоплатоники Боэций и Марциан Капелла. Сакрализованная Р. ф. оказалась настолько сильной, что она пережила даже и падение Рим. империи, и падение всего греко-рим. язычества. Она легла в основу теократич. идеологии ср. веков, в тех или др. формах не раз выступала и в время. В эпоху Возрождения и в последующие века рим. неоплатонизм в борьбе со ср.-век. монотеизмом принял просветительские формы. Рим. мыслители Лукреций, Цицерон, Сенека, Марк Аврелий, Апулей становились властителями дум не меньше, а иной раз даже и больше, чем Платон и Аристотель.

Лит.: Маркс К., Тетради по истории эпикурейской, стоической и скептической философии, в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Из ранних произведений, М., 1956; История философии, т. 1, [М.], 1940, разд. 4; История философии, т. 1, М., 1957, гл. 2, разд. 5; Древнерим. мыслители. Свидетельства, тексты, фрагменты, сост. А. А. Аветисьян, [К.], 1958; Harder R., Die Einbürgerung der Philosophie in Rom, в кн.: Die Antike, Bd 5, В.–Lpz., 1929; Kaerst J., Scipio Ämilianus, die Stoa und der Prinzipat, "Neue Jahrbücher für Wissenschaft und Jugend bildung", 1929, Jg. 5, H. 6, S. 653–75; Heinemann I., Die griechische Weltanschauungslehre bei Juden und Römern, В., 1932; Seel О., Römische Denker und römischer Staat, Lpz., 1937; Heuer K. H., Comitas, facilitas, liberalitas. Studien zur gesellschaftlichen Kultur der ciceronischen Zeit, Lengerich, 1941; Bracher K. D., Verfall und Fortschritt im Denken der frühen römischen Kaiserzeit. Studien zur Zeitgefühl und Geschichtsbewußtsein des Jahrhunderts nach Augustus, Tübingen, 1949; Clarke M. L., The roman mind; studies in the history of thought from Cicero to Marcus Aurelius, Camb., 1956; , La science hellénistique et romaine, в кн.: La science antique et médiévale, P., 1957, S. 301–413; Gigon O., Die Erneuerung der Philosophie in der Zeit Ciceros, в кн.: Entretiens sur l"antiquité classique, t. 3, Gen., 1955, S. 23–61; Heinze R., Vom Geist des Römertums, 3 Aufl., Darmstadt, 1960; Кrо11 W., Die Kultur der ciceronischen Zeit, Bd 1–2, Lpz., 1963.

А. Лосев. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. - М.: Советская энциклопедия . Под редакцией Ф. В. Константинова . 1960-1970 .

Смотреть что такое "РИМСКАЯ ФИЛОСОФИЯ" в других словарях:

- (от греч. phileo люблю, sophia мудрость, philosophia любовь к мудрости) особая форма общественного сознания и познания мира, вырабатывающая систему знаний о фундаментальных принципах и основах человеческого бытия, о наиболее общих сущностных… … Философская энциклопедия

Раздел философии, дающий филос. интерпретацию исторического процесса. Элементы филос. осмысления истории содержались еще в антич. филос. и историографических работах. В Средние века филос. исследование истории не отделялось сколько нибудь ясно от … Философская энциклопедия

Филос. исследование принципов и общих закономерностей культуры. Может существовать как специальная теория или как аспект более широкой концепции. От Ф.к. следует отличать культурологию как специальную гуманитарную науку, не требующую… … Философская энциклопедия

ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ, философское исследование принципов и общих закономерностей культуры (см. КУЛЬТУРА). От философии культуры следует отличать культурологию (см. КУЛЬТУРОЛОГИЯ) как специальную гуманитарную науку. Предыстория философии культуры… … Энциклопедический словарь

I. Эпоха республики 1. Древнейший период. 2. Литература III II вв. до н. э. 3. Литература периода гражданских войн. II. Эпоха перехода к империи («век Августа»). III. Эпоха империи. Библиография. I. ЭПОХА РЕСПУБЛИКИ. 1. ДРЕВНЕЙШИЙ ПЕРИОД.… … Литературная энциклопедия