Апельсиновые святые: лекарство от грусти. Апельсиновые святые

Есть на свете человек, который знает быстрый и действенный способ развеять хандру и прогнать уныние. Это - архимандрит Савва Мажуко, монах Свято-Никольского монастыря в белорусском городе ГОмель, преподаватель филологического факультета Гомельского Государственного университета, писатель и публицист. Свой секрет, которым он, впрочем, со всеми готов щедро делиться, отец Савва открывает в сборнике статей и эссе с необычным, интригующим заголовком - «Апельсиновые святые».

Уже от самого названия книги веет теплом. Да и яркая, солнечная обложка поднимает настроение и словно обещает что-то радостное и необыкновенное. И не обманывает: размышления отца Саввы о вере, Боге, человеке и его предназначении сразу же захватывают и оригинальностью мысли, и современностью её изложения, и широтой культурного горизонта.

Так, например, в одноимённом с названием книги эссе «Апельсиновые святые» архимандрит Савва Мажуко предлагает развеять неожиданно напавшую грусть-тоску неожиданным способом: купить и положить где-нибудь на видном месте… апельсин! О том, что маленькое фруктовое солнышко способно мгновенно поднять настроение, отец Савва знает по собственному опыту, который с юмором описывает. И утверждает, приводя железный аргумент в виде известного памятника средневековой живописи - миниатюры братьев ЛИмбургов «Собор всех святых», - что к апельсиновой радости отсылают нас… даже святые! Шуточная на первый взгляд зарисовка копает весьма глубоко - автор демонстрирует не только любопытный взгляд на произведение искусства, но и говорит нам об особом отношении святых к людям.

А как красиво, лирично и вдохновенно повествует отец Савва в рассказе «Пастырь детей и деревьев» о цветах и деревьях, о гармонии природы, о неслучайном единении поры её пробуждения - весны - и праздника Пасхи, Светлого Христова Воскресения! И хотя автор скромно замечает, что он, конечно, не столь искусный певец лесов и полей, как, например, Астафьев, всё же описание того, как однажды ранним Пасхальным утром, выйдя на монастырский двор, он почувствовал , как раскрываются на деревьях почки, без преувеличения достойно читательского восхищения.

Восхищает и внушает уважение к автору и то, что он, без сомнения, большой интеллектуал, не только оперирующий Библейскими текстами, но и вообще сведущий в мировой литературе. Однако отсылки к Вергилию и Данте, Вересаеву и Гаршину, Байрону и Рильке совсем не выглядят высоколобым умствованием, а просто и органично вписываются в контекст авторских размышлений. И обнаруживаешь, что и великие личности во все времена задавались теми же сами вопросами, что и мы сегодня: зачем человек живёт, почему он умирает и в чём смысл жизни и смерти?..

Архимандрит Савва (Мажуко)

Апельсиновые святые

Записки православного оптимиста

© Мажуко Д. И., текст, 2016

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2016

От издательства

Архимандрит Саввы (Мажуко), насельник Свято-Никольского монастыря в городе Гомеле, – замечательный белорусский писатель. Он одинаково свободно говорит о религии, политике и культуре, о нашей жизни, не навязывая, но аргументируя свое мнение. Он не дает готовых ответов, но приглашает к размышлению, напоминает читателю о главном: Спаситель любит нас, любит всех людей и лично – тебя! Творчество отца Саввы ведет читателя к осознанию важнейшего в миропонимании: Бог – есть жизнь, жизнь – величайший дар Бога нам, жизнь – всегда прекрасна.

Глубокая, ясная, очень оптимистичная и сердечная проза архимандрита Саввы – редкость для современной православной литературы. «Будучи опытным оратором, он знает, когда рассказать житейскую историю, а когда – процитировать Священное Писание и сказать важные слова. У начитанного и мудрого (с чувством юмора и меры) отца Саввы хочется учиться правильно относиться к жизни» («Литературная Россия»).

Непридуманные рассказы

«Книгу читай поутру с четверть часа до работы, а потом целый день думай, что читал».

Плач по умершему

Старые люди не боялись боли. Они ее не искали, но уж если надо было что-то испытать, вынести, пережить, шли спокойно, с достоинством. Не прятались. И перед смертью не робели. Говорили о ней без страха.

– Вы меня глубоко не закапывайте. Как Господь позовет, чтоб я с могилы встала, отряхнулась и на Суд пошла.

Так одна старушка говорила. Из глухой белорусской деревни. А моя бабушка повторяла гомельское присловье:

– Помирать – день терять.

А чего смерти бояться? Все умрем. Столько хороших людей уже умерло, что и нам не грех в могилу лечь.

Комфорт и безопасность изменили нас. Порог боли и чувствительности современного человека сильно отличает нас от наших даже ближайших предков, и в этом нет ничего плохого, я и сам каждое утро восхищаюсь чудом горячей воды и благодарю Бога за свет и тепло. Но мы другие. Защитив себя и обезопасив жизни свои, кое в чем мы сделались более уязвимыми, а порой и беззащитными. Факт смертности – нашей и наших близких – мы теперь переносим куда тяжелее и болезненней, нежели наши прадеды.

В старину человека с детства приучали к мысли, что ему придется похоронить родителей. И молодые люди знали, что доведется не просто переживать утрату родителей, но именно – похоронить и сделать это красиво и правильно. А еще было чудесное слово «досмотреть», и достоинство детей оценивалось по тому, как они утешают своих умирающих близких, как успокаивают их угасающую старость. Подумайте: с детства к этому готовили. Не боялись детей испугать или шокировать. Как готовили? Говорили о смерти спокойно, как о чем-то естественном, не смягчая ее трагичности, не врали себе и детям, не прятались от нее. Старики собирали себе на смерть, готовили рубахи и платки – в чем в гроб положат, не боялись часто причащаться, не пугались писать завещаний и – плакали, конечно же, плакали – как же без этого? Кому же охота помирать? Столько дел! Столько работы! Но плач этот был правильным , он разрешался в особый ритуал, обряд – горе избывалось, обряжаясь в погребальные обычаи и традиции.

Приготовление Иисуса к погребению. 1894. Худ. Николай Кошелев

И не только к смерти родителей готовили от юности. Муж и жена – скорее всего кто-то пойдет к Богу раньше, и уже во время венчания люди учились разлуке. Не ведая того, наши предки приучали своих детей к одному из самых изящных духовных упражнений. Покойный Сенека, наставник умирания, советовал своим ученикам: «Нам надо постоянно думать о том, что смертны и мы и любимые нами» (Письма, 63,15). Думать – постоянно. Пребывать в памяти смертной. Не давать суете и малодушию спрятать от нас трагичности мира. Но Сенека говорит не просто о памяти смертной вообще, об отстраненном созерцании космического закона. Это созерцание конкретно. Философ призывал к перемене самого фокуса «смертельного созерцания». Верующих часто, иногда – справедливо, укоряют в эгоизме. В созерцании своей финальности действительно есть нечто эгоцентричное. Но в том, что умру я – нет еще большой трагедии. Порой смерти ждешь, как избавления, отрады. Но – умрут любимые мною люди. Вот это по-настоящему ужасно. Мир полон боли, несчастий, болезней, но быть живым – это так хорошо. Когда Софокл устами одного из своих персонажей говорит «высший дар – нерожденным быть» (Эдип в Колоне, 1225), слушателя и читателя пронизывает космический холод, мурашки бегут по коже, одолевает и парализует благородная метафизическая тоска – до чего эпично, глубоко, красиво! И лишь истрезвившись от этой античной стужи, начинаешь понимать ложь этих слов. Да, ко мне, непомерно эстетствующему эгоисту, эта фраза подойдет, но разве я бы хотел, чтобы никогда на свет не появился мой ясноглазый племянник или веселые братики, моя мама, мои добрые и терпеливые друзья, разве было бы хорошо, если бы они никогда не родились? Да, мир полон боли, горя, потерь, но эти люди – украшение человечества, вместе с ними даже в этот больной мир вошли и смысл и радость, и сквозь горе мы все же радуемся, что кто-то славный побыл на этом свете пусть даже совсем чуть-чуть. Но как же больно от мысли, что однажды им всем придется умереть.

Архимандрит Саввы (Мажуко), насельник Свято-Никольского монастыря в городе Гомеле, – замечательный белорусский писатель. Он одинаково свободно говорит о религии, политике и культуре, о нашей жизни, не навязывая, но аргументируя свое мнение. Он не дает готовых ответов, но приглашает к размышлению, напоминает читателю о главном: Спаситель любит нас, любит всех людей и лично – тебя! Творчество отца Саввы ведет читателя к осознанию важнейшего в миропонимании: Бог – есть жизнь, жизнь – величайший дар Бога нам, жизнь – всегда прекрасна.

Глубокая, ясная, очень оптимистичная и сердечная проза архимандрита Саввы – редкость для современной православной литературы. «Будучи опытным оратором, он знает, когда рассказать житейскую историю, а когда – процитировать Священное Писание и сказать важные слова. У начитанного и мудрого (с чувством юмора и меры) отца Саввы хочется учиться правильно относиться к жизни» («Литературная Россия»).

«Книгу читай поутру с четверть часа до работы, а потом целый день думай, что читал».

Преподобный Амвросий Оптинский

Старые люди не боялись боли. Они ее не искали, но уж если надо было что-то испытать, вынести, пережить, шли спокойно, с достоинством. Не прятались. И перед смертью не робели. Говорили о ней без страха.

– Вы меня глубоко не закапывайте. Как Господь позовет, чтоб я с могилы встала, отряхнулась и на Суд пошла.

Так одна старушка говорила. Из глухой белорусской деревни. А моя бабушка повторяла гомельское присловье:

– Помирать – день терять.

А чего смерти бояться? Все умрем. Столько хороших людей уже умерло, что и нам не грех в могилу лечь.

Комфорт и безопасность изменили нас. Порог боли и чувствительности современного человека сильно отличает нас от наших даже ближайших предков, и в этом нет ничего плохого, я и сам каждое утро восхищаюсь чудом горячей воды и благодарю Бога за свет и тепло. Но мы другие. Защитив себя и обезопасив жизни свои, кое в чем мы сделались более уязвимыми, а порой и беззащитными. Факт смертности – нашей и наших близких – мы теперь переносим куда тяжелее и болезненней, нежели наши прадеды.

В старину человека с детства приучали к мысли, что ему придется похоронить родителей. И молодые люди знали, что доведется не просто переживать утрату родителей, но именно – похоронить и сделать это красиво и правильно. А еще было чудесное слово «досмотреть», и достоинство детей оценивалось по тому, как они утешают своих умирающих близких, как успокаивают их угасающую старость. Подумайте: с детства к этому готовили. Не боялись детей испугать или шокировать. Как готовили? Говорили о смерти спокойно, как о чем-то естественном, не смягчая ее трагичности, не врали себе и детям, не прятались от нее. Старики собирали себе на смерть, готовили рубахи и платки – в чем в гроб положат, не боялись часто причащаться, не пугались писать завещаний и – плакали, конечно же, плакали – как же без этого? Кому же охота помирать? Столько дел! Столько работы! Но плач этот был правильным , он разрешался в особый ритуал, обряд – горе избывалось, обряжаясь в погребальные обычаи и традиции.

Приготовление Иисуса к погребению. 1894. Худ. Николай Кошелев

И не только к смерти родителей готовили от юности. Муж и жена – скорее всего кто-то пойдет к Богу раньше, и уже во время венчания люди учились разлуке. Не ведая того, наши предки приучали своих детей к одному из самых изящных духовных упражнений. Покойный Сенека, наставник умирания, советовал своим ученикам: «Нам надо постоянно думать о том, что смертны и мы и любимые нами» (Письма, 63,15). Думать – постоянно. Пребывать в памяти смертной. Не давать суете и малодушию спрятать от нас трагичности мира. Но Сенека говорит не просто о памяти смертной вообще, об отстраненном созерцании космического закона. Это созерцание конкретно. Философ призывал к перемене самого фокуса «смертельного созерцания». Верующих часто, иногда – справедливо, укоряют в эгоизме. В созерцании своей финальности действительно есть нечто эгоцентричное. Но в том, что умру я – нет еще большой трагедии. Порой смерти ждешь, как избавления, отрады. Но – умрут любимые мною люди. Вот это по-настоящему ужасно. Мир полон боли, несчастий, болезней, но быть живым – это так хорошо. Когда Софокл устами одного из своих персонажей говорит «высший дар – нерожденным быть» (Эдип в Колоне, 1225), слушателя и читателя пронизывает космический холод, мурашки бегут по коже, одолевает и парализует благородная метафизическая тоска – до чего эпично, глубоко, красиво! И лишь истрезвившись от этой античной стужи, начинаешь понимать ложь этих слов. Да, ко мне, непомерно эстетствующему эгоисту, эта фраза подойдет, но разве я бы хотел, чтобы никогда на свет не появился мой ясноглазый племянник или веселые братики, моя мама, мои добрые и терпеливые друзья, разве было бы хорошо, если бы они никогда не родились? Да, мир полон боли, горя, потерь, но эти люди – украшение человечества, вместе с ними даже в этот больной мир вошли и смысл и радость, и сквозь горе мы все же радуемся, что кто-то славный побыл на этом свете пусть даже совсем чуть-чуть. Но как же больно от мысли, что однажды им всем придется умереть.

«Человек начинается с плача по умершему». Так говорил покойный Мераб Мамардашвили. Не с плача по себе умершему или умирающему начинается человек, а с принятия и избытия смерти своих любимых. Этому плачу в хороших семьях приобщали с детства – чтобы человек в ребенке проснулся как можно раньше, чтобы через мужественное принятие смертности своей и своих любимых с первых дней своей жизни научиться принимать, благословлять этот мир и – сопротивляться ему. Все наши близкие и друзья, любимые и хорошие – это люди, которых мы однажды потеряем. А еще – это люди, которые потеряют нас.

Печальная дама в сиреневом выплыла из ноябрьского тумана:

Батюшка, скажите что-нибудь хорошее. Такая тоска…

А-пель-син.

Издеваетесь? Да?

Отчего же? Когда мне грустно, знаете, что я делаю? Просто кладу на стол апельсин - у каждого должно быть под рукой маленькое солнце. Где-то хожу и что-то делаю - и бывает, что нет ни сил, ни радости, ни жизни - вязкий бесцветный сон, - а дома на столе лежит круглая улыбка из летнего золота - разве это не утешительное слово - а-пель-син, - разве вы можете удержать радость, глядя на этот бескорыстный вызов тоске, на это торжество жизни?

…И все слоны, киты и жирафы, и отважные тигрята согласно и одобрительно закивали:

Ну конечно - апельсин! Разве может быть иначе!

Я бы их ел и ел, - мечтательно протянул маленький совёныш, дожевывая шоколадку.

Скажите, пожалуйста! Как тут оказались совята, откуда взялись слоны с флегматичными жирафами? Совершенно неуместные реплики и неавторитетные персонажи! А кто авторитет? Святые люди, конечно. Старцы. Постники. Собор угодников Божиих. Уж никак не совята. Да и мало ли что придет сове на ум, мало ли что угнездится в ее глазастой голове. Что есть сова в своей последней сути? Пернатый вариант кошки. Стог перьев с вечно удивленными глазами. Озадаченный стог. Мы, христиане, привыкли «жительствовать по совету», а не по совятам, и совет этот просить у святых и старцев, а не у стога с душой кота. Совят - убрать! Вычеркнуть! Обезвредить! - Но, друзья мои, даже отсылают нас к апельсинам. Указуют на них с определенностью, не терпящей возражений. Не верите. Не доверяете. Посмотрим? Именно - посмотрим.

Вот передо мной прекрасное издание «Роскошного часослова герцога Беррийского». Дивное творение живописцев XV века братьев Лимбургов. Какое чувство цвета, какие славные и наивные сюжеты, мирные пейзажи с золотыми драконами, герцог в меховой шапке, крестьяне у очага. Пятисотлетний леопард лижет лапу с сосредоточенным наслажденьем. Дамы в высоких уборах, «в шумных платьях муаровых». Псовая охота. Веселые крокодилы кусают устало страдающих грешников.

А вот и собор всех святых - моя любимая картина! Братья-изографы, видно, долго ломали голову над композицией. Ведь как же - Христос и Богородица должны быть в центре, не так ли? - Правильно. Они глядят на нас, окруженные сонмом святых, преподобных и мучеников? - Безусловно. В таком случае святые, а их много, не могут стоять спиной к Господу? - Логично. Значит, они будут изображены спиной к зрителю? - Несомненно. А вы видали когда-нибудь святого со спины? Заходили к нему сзади, шли в обход, заглядывали с боку? Святые всегда к нам лицом и - нимб над головой - круглый и сияющий. И вовсе не трудно их изобразить лицом не к нам, но что делать с нимбами? Это священное сияние целиком должно скрыть голову.

И что же сделали братья Лимбурги? О, эти гениальные художники знали свое дело. Получилась картина, которую я называю «Апельсиновые святые». Круглые золотые нимбы полностью скрывают головы святых, предстоящих Господу, и Христос с Пречистой Девой кротко восседают на престоле, окруженном настоящими золотыми апельсинами. Каждый святой - как маленькое золотое солнышко, священный и утешительный апельсин в разрезе. Конечно, в этом есть свое юродство, но еще в моей «недалекой» монашеской юности мне врезались в память и сердце слова одного многострадального старца: «Будь ближнему солнышком».

В этом простом наставлении - человека с большим сердцем и печальными глазами. Это не от прихотливой романтики, не от книжных добродетелей, от великой любви к людям, снисходительности и сострадания родились эти слова. Такое мог сказать только человек, научившийся воистину соболезновать людям, через себя и свое живое и участливое сердце пропускать чужую боль - нет, не бывает для подлинных учеников Христа чужой боли и чужой радости! «Утешайте, утешайте народ мой»! Это пророк Исаия так учил. А если я принадлежу народу, то сам себя я должен уметь утешить. Поэтому - купите апельсин!

Так бывает: ты прочитала десять книг на тему «какой должна быть православная женщина», двадцать статей на тему «воспитание детей в христианской семье» и еще тридцать о том, какой должна быть «верующая жена» (та, которой и неверующий муж спасется). Прочитала и не можешь поверить, что христианство - о радости! Признаваться в этом, конечно, стыдно. Кажется, что все вокруг поняли, приняли и достигли… И только ты живешь в состоянии как перед исповедью. Все грехи уже вспомнил, но еще не рассказал, не снял камень с души.

Книга архимандрита Саввы (Мажуко), насельника Свято-Никольского монастыря в городе Гомеле, нужна именно в такой момент. Удивительно, она почти вся от начала до конца - о смерти. Странно, но когда борешься со страхом смерти, его сложнее всего заглушать без радости жизни. Если между «прогуляться за новым платьем» и «полежать на диване без дела лицом вниз» выбираешь второе, потому что на первое нет сил. Пытаешься заговорить с кем-то про то, что мы все умрем. Вокруг пугаются: «что ты такое говоришь?», «давай сменим тему!». А тут и ребенок подходит с вопросом: «Мама, ты никогда не умрешь?». И ты торжественно врешь, что никогда, пока ты, малыш, не разрешишь. Но это будет очень-очень нескоро.

Ты задаешь тот же вопрос автору книги, которую передали со словами «вот, почитай, сразу перестанешь грустить», и автор говорит: конечно, умрешь! Мы все умрем, но наша смертность - это часть жизни. Это естественно и понятно, как вечером - ложиться спать, а по утрам - просыпаться. И мы, христиане, знаем, что с этим делать, как с этим жить, просто забыли.

Так что же делать? Считается, что ответ на этот вопрос сложный, почти как великая теорема Ферма. Ничего подобного! Нет ничего проще, понятнее и лучше, чем любовь, радость жизни. Кажется, что архимандрит Савва дает странный совет - купить апельсин, восхититься его совершенством и красотой. Золотой круг, напоминающий нимб. Разве это не волшебство - обрадоваться тому, что апельсин, такой прекрасный, лежит у тебя на столе? Или вот еще странный совет: обнять дерево. «Ну, это просто смешно», - думаешь ты, а потом тайком подходишь к пальме в коридоре. Гладишь листочек, поддаешься порыву обхватить шершавый ствол… Кто-то испуганно проходит по коридору: «Все в порядке?». - «Да, просто захотелось обнять дерево». Родственники смотрят тревожно. Ведь ты - не ребенок!

«Апельсиновые святые» - это рассказ о том, как сохранить святость и чистоту детей. Ты начинаешь присматриваться к своему трехлетнему малышу. Он уже задает вопросы про смерть и, увы, сталкивался с ней. Она не пугает, скорее, непонятна.

Папа на небе?

Да, на небе.

Там? - крошечный пальчик указывает на облако.

Примерно, просто его не видно. Но он за тобой может наблюдать оттуда.

Малыша пока удовлетворяет этот ответ. Смерть есть, но никуда не делись его радость жизни, чистота, непосредственность.

«Из-за яблони мне навстречу выбежал пятилетний Алеша, сын нашего водителя, добрый и нежный мальчик. Он увидел меня и побежал, крича во все горло: «Отец!». Дети не стесняются восклицать и восхищаться. У них еще слишком много сил жить и нерастраченная способность удивляться, особенно если они живут в любви и безопасности. Конечно же, я - отец. Меня так все зовут - «отец Савва». Но когда я услышал это имя от малыша, бросившегося обниматься, у меня оборвалось сердце», - пишет архимандрит Савва.

И ты вспоминаешь что-то забытое из радости детства. Ребенок не занят ежечасно вопросами «я - плохой ребенок?», «что, если я не справлюсь с ролью ребенка?», «как быть, если я не успею стать хорошим ребенком и умру?». Он увлечен более важными делами - зарывается носом в морду большой мохнатой собаки (пока ты кричишь «перестань, она антисанитарная!»), захлебывается от счастья, когда кошка забирается на колени, самозабвенно ест цветок (наверное, не может удержаться, ведь он такой прекрасный).

«С детства мне нравилось обнимать деревья. Не знаю почему, но когда я вижу дерево, мне хочется прижаться к нему щекой, обнять его, погладить. Никогда не любил рвать цветы, и хотя я до сих пор не знаю, как же с ними быть, мне ближе всего и понятнее то легкое прикосновение к цветку или травинке, которое так изящно у кошек - пройти мимо цветка, слегка прикоснувшись мордочкой. Деревья и цветы - прекрасные и мудрые создания, лишенные зрения и слуха. Их глаза и уши - у нас, пастырей деревьев, пастухов цветов и растений. Мы - их дриады и наяды, это наше древнее и благородное служение, которое дает о себе знать, неожиданно просыпаясь в детях и просто хороших людях, искренне и бескорыстно восхищающихся чудом живого, многообразием и многоликостью этого прекрасного мира, сочиненного как раз нам под руку, впору нашим рукам и лицам.

Иногда мне кажется, что кошка сотворена такой «удобной» именно для человеческой руки, но и рука наша предназначена для ласки и заботы не только о людях, но и о кошках, о деревьях, о нашем славном мире, самом чудесном из сотворенных миров. Человеческие руки сделаны под деревья и кошек, деревья и кошки приходятся впору нашим рукам. И знаете что? Они ждут нашего прикосновения, нашего восхищенного взгляда, восторга и восклицания. Как дети, танцуя на утреннике, читая стихи, выступая на концерте, ждут ободряющего родительского взгляда, деревья, цветы и звери ожидают благоговейного и благословляющего касания взглядом и рукой», - пишет автор.

Читаешь и думаешь: а я-то как давно восхищалась на кухне - «яблочко!»? Ребенок прыгает вокруг пакета, который ты принесла из магазина: «Мама, апельсин, бананчик! Как вкусно», - но ты привык, что вкусно, а привыкать нельзя.

«Апельсиновые святые» напоминают, что нельзя. Удивительно, книга о смерти, а ты закрыл ее и вдруг захотел жить. Ну, хорошо, пускай не «ликовать, жить и любить», а, по крайней мере, - съесть апельсин. Вышел на улицу, улыбнулся продавцу в отделе «фрукты». Пришел домой, почистил его, в комнате запахло летом…

Батюшка, скажите что-нибудь хорошее. Такая тоска…

А-пель-син.

Издеваетесь? Да?

Отчего же? Когда мне грустно, знаете, что я делаю? Просто кладу на стол апельсин - у каждого должно быть под рукой маленькое солнце. Где-то хожу и что-то делаю - и бывает, что нет ни сил, ни радости, ни жизни - вязкий бесцветный сон, - а дома на столе лежит круглая улыбка из летнего золота - разве это не утешительное слово - а-пель-син, - разве вы можете удержать радость, глядя на этот бескорыстный вызов тоске, на это торжество жизни?».

Так бывает: ты не можешь ничего сложного. Ни на один «совет психолога от депрессии» вроде «самореализоваться», «заняться фитнесом и лепкой из глины», «разобраться в отношениях с отцом» - нет сил. Все, что ты можешь - это пойти и купить апельсин. Положить его на стол, понюхать, прижаться щекой и улыбнуться - он прекрасен! Я его съем, и его не будет, но пока он здесь, можно восхищаться, можно радоваться ему! И земная жизнь прекрасна, пусть и не бесконечна. Но мы-то знаем, что после, нам тоже будет, к кому броситься с радостным криком: «Отец!».

При републикации материалов сайта «Матроны.ру» прямая активная ссылка на исходный текст материала обязательна.