Портал Проект

После войны скрылся от суда в Южной Америке. Здесь агенты израильской разведки «Моссад » выследили его, похитили и вывезли в Израиль, где он был казнён.

Биография

Семья, родственники

Отец - Адольф Карл Эйхман (ум. в феврале 1960 года) был бухгалтером в «Электрической трамвайной компании» (Золинген), в 1913 году его перевели в «Электрическую трамвайную компанию» в город Линц на Дунае (Австрия), где он работал до коммерческим директором. Семья проживала в многоквартирном доме в центре города на Бишофштрассе, 3. Отец Эйхмана несколько десятков лет являлся общественным пресвитером евангелической церковной общины в Линце. Был дважды женат (второй раз в 1916 году).

Мать - Мария Эйхман, урождённая Шефферлинг (ум. в 1916 году).

Братья - Эмиль (род. 1908); Хельмут (род. 1909, погиб в Сталинграде); сестра - Ирмгард, (род. или ), младший брат - Отто.

В 1935 году Адольф Эйхман женился на Веронике Либль, девушке из старой крестьянской семьи убеждённых католиков , в браке с которой стал отцом четырёх сыновей:

• Клаус (Николас) Эйхман (род. 1936, Берлин)
• Хорст Адольф «Адольфо» Эйхман (род. 1940, Вена)
• Дитер Хельмут Эйхман (род. 1942, Прага)
• Рикардо Франсиско Либль (позднее Эйхман) (род. 1955, Буэнос-Айрес), ныне известный археолог в Германии.

Ранние годы

С детства Адольф состоял в Обществе христианской молодёжи, затем из-за недовольства его руководством перешёл в группу «Гриф» общества «Юные туристы», которое входило в Молодёжный союз. В этой группе Адольф состоял и когда ему уже исполнилось 18 лет. За маленький рост, тёмные волосы и «характерный» нос друзья называли его «маленький еврей» . До 4-го класса он посещал начальную школу в Линце ( -). В эту же школу раньше ходил Адольф Гитлер . Затем Эйхман поступил в реальное училище (Государственное реальное училище имени кайзера Франца-Иосифа, после революции - Федеральное реальное училище), где учился тоже до 4-го класса ( -). В 15 лет после окончания училища поступил в государственное Высшее федеральное училище электротехники, машиностроения и строительства (Линц), проучился в нём четыре семестра.

К этому времени отец Адольфа досрочно вышел на пенсию, потому что открыл собственное дело. Сначала он основал в Зальцбурге горнопромышленную компанию, в которой у него был 51 процент акций (шахта была между Зальцбургом и границей, производство заглохло в самом начале). Также в Зальцбурге он стал совладельцем машиностроительной компании, которая делала локомобили. Ещё он вошёл в долю предприятия по строительству мельниц на реке Инн, в Верхней Австрии. Из-за экономического кризиса в Австрии он потерял вложенные деньги, закрыл горнопромышленную компанию, но ещё много лет платил в казну горную ренту.

Адольф был не самым прилежным учеником, отец забрал его из училища и отправил работать на собственную шахту, где собирались добывать смолу из горючих сланцев, сланцевое масло для медицинских целей. В производстве было занято около десяти человек. На шахте он проработал около трёх месяцев.

Затем его определили учеником в «Верхнеавстрийскую электрическую компанию», где он два с половиной года изучал электротехнику.

30 января 1938 года Эйхману было присвоено звание унтерштурмфюрера СС (лейтенанта).

В апреле 1939 года после создания протектората Богемия и Моравия Эйхмана перевели в Прагу , где он продолжил заниматься организацией депортации евреев.

В начале октября 1939 года Эйхман был включен в состав созданного 27 сентября 1939 года Главного управления имперской безопасности (РСХА). В декабре того же года Эйхман был назначен руководителем сектора IV B 4.

Деятельность во время Второй мировой войны

После войны

В 1945 году после поражения Германии Эйхман сумел скрыться от разыскивавших его спецслужб союзников . Он был арестован американцами и не смог скрыть принадлежности к СС, однако представился военнослужащим 22-й добровольческой кавалерийской дивизии СС . Понимая, что может быть раскрыт, бежал из заключения.

Затем, воспользовавшись так называемой «крысиной тропой », с помощью монахов-францисканцев сумел оформить себе аргентинский паспорт на имя Рикардо Клемента и в 1950 году переехал в Аргентину . Там он поступил на работу в качестве конторского служащего местного отделения Mercedes-Benz .

Похищение Эйхмана

Впоследствии сын Эйхмана Николас рассказал в интервью журналу Quick : «…12 мая появился Дитер, мой брат, и сообщил: „Старик исчез!“ Первая мысль: „Израильтяне!“ Мы с Дитером помчались через Буэнос-Айрес в Сан-Фернандо , по дороге подняли по тревоге одного бывшего офицера СС, лучшего друга отца. Два дня мы напрасно искали его в полиции, в больницах и моргах. Тогда стало ясно, что его похитили. Группа патриотической немецкой молодёжи вызвалась помогать нам. Бывали дни, когда до трехсот человек на велосипедах прочесывали город. Другой приятель отца, тоже бывший эсэсовец, организовал слежку в портах и аэропорту. Не было ни одного причала, перекрестка на магистралях, железнодорожной станции, где бы ни дежурил кто-то из наших. Вожак молодёжной группы предложил: „Давайте похитим посла Израиля и будем мучить его до тех пор, пока ваш отец не вернется домой“. Кто-то предложил взорвать израильское посольство. Но эти планы мы отвергли…»

Операцию по поимке Эйхмана возглавил лично директор «Моссад» Иссер Харель . Руководителем оперативной группы был назначен Рафи Эйтан . Все участники операции были добровольцами. Большинство из них либо сами пострадали от нацистов во время войны, либо имели погибших родственников. Все они были строжайшим образом предупреждены, что Эйхмана нужно доставить в Израиль живым и невредимым . Полный список участников поимки Эйхмана был засекречен в Израиле до января 2007 года .

Судебный процесс

В Иерусалиме Эйхман был передан полиции. На заседании Кнессета 22 мая премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион объявил, что «Адольф Эйхман находится в Израиле и в скором времени будет отдан под суд ». Расследованием деятельности Эйхмана занимался специально созданный отдел полиции - "Учреждение 006" в составе 8 офицеров, отлично владеющих немецким языком . Был начат судебный процесс, в ходе которого выступило множество свидетелей, переживших Холокост .

В течение процесса правительство канцлера ФРГ Конрада Аденауэра планировало подкуп израильского судьи, пытаясь не допустить обнародования имён некоторых высокопоставленных чинов его администрации, сотрудничавших с нацистами .

После окончания следствия юридический советник правительства Гидеон Хаузнер подписал обвинительное заключение, состоявшее из 15 пунктов . Эйхман обвинялся в преступлениях против еврейского народа, преступлениях против человечества, принадлежности к преступным организациям (СС и СД, гестапо). Преступления против еврейского народа включали в себя все виды преследований, в том числе арест миллионов евреев, концентрация их в определенных местах, отправка в лагеря смерти, убийства и конфискация собственности. В обвинительном заключении речь шла не только о преступлении против еврейского народа, но и о преступлениях против представителей других народов: высылка миллионов поляков , арест и отправка в лагеря смерти десятков тысяч цыган , отправка 100 детей из чешской деревни Лидице в гетто Лодзи и уничтожение их в отместку за убийство чешскими подпольщиками Рейнхарда Гейдриха .

Приговор привёл в исполнение старший надзиратель тюрьмы Шалом Нагар . После повешения тело Эйхмана было сожжено, а пепел развеян над Средиземным морем за пределами территориальных вод Израиля.

«Банальность зла» Ханны Арендт

В качестве корреспондента журнала The New Yorker на суде в Иерусалиме присутствовала Ханна Арендт . В написанной ею по итогам процесса книге «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме » , разбирается личность подсудимого и обстоятельства совершённых им преступлений. Арендт приходит к выводу, что Эйхман не был основным идеологом Холокоста, но был недалёким, исполнительным и зацикленным на своей карьере винтиком тоталитарной машины. В книге на примере Эйхмана доказывается, что в условиях «морального коллапса целой нации» виновниками и участниками массовых убийств оказываются не только «сверхзлодеи», но и самые обыкновенные, заурядные люди.

«По оценке Арендт, Эйхман вовсе не был чудовищем или какой-то психопатологической личностью. Он был ужасно, невероятно нормальным человеком, а его действия, обернувшиеся гибелью миллионов людей, стали, по словам Арендт, следствием желания хорошо сделать свою работу. В данном случае тот факт, что эта работа заключалась в организации массовых убийств, имел второстепенное значение» .

«Человек в стеклянной будке»

История похищения и судебного процесса над Эйхманом стала настолько популярна во всём мире, что тут же привлекла внимание драматургов, писателей и журналистов со всего мира. Однако визуализация этой истории удалась лишь в 1968 году, когда актёр и сценарист Роберт Шоу выпустил роман и поставил по нему на Бродвее пьесу «Человек в стеклянной будке». В 1975 году на основе данного романа и пьесы режиссёр Артур Хиллер снял художественный фильм «Человек в стеклянной будке », главную роль в котором исполнил Максимилиан Шелл , несколько месяцев знакомившийся с материалами дела Эйхмана и статьями Ханны Арендт.

Среди сложных и спорных проблем коллективной и индивидуальной ответственности за нацистские преступления, фильм ставит вопрос о косвенной вине самих жертв Холокоста за произошедшее и их пассивности, а также поднимает морально-этические проблемы возможности «приватизации Холокоста» государством Израиль и реализации политики «Око за око».

Дневники Эйхмана

В тюрьме Эйхман вёл дневники, которые по решению правительства Израиля были закрыты для ознакомления и использования. В 1999 году сын Эйхмана подал прошение в Верховный суд Израиля о разрешении публикации дневников. 29 февраля 2000 года по распоряжению правительства Израиля дневники Эйхмана были опубликованы.

Информация из них впервые была публично оглашена в марте 2000 года на судебном процессе Дэвида Ирвинга против Деборы Липштадт в британском суде в качестве подтверждения фактов истории Холокоста .

Книги

• , М., Текст , 2007. ISBN 5-7516-0325-7 .
• Харэль И. . - К. : СП Компас, УКК Данном, 1992. - 221 с. - ISBN 5-712-80004-7 , ISBN 978-5-7128-0004-9 .
• Арендт Х. Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме = Eichmann in Jerusalem: A Report on the Banality of Evil / Пер. с англ. С. Е. Кастальский , Н. Н. Рудницкая . - М .: Европа, 2008. - 444 с. - (Холокост). - ISBN 5-973-90162-9 ,ISBN 978-5-9739-0162-2 .

На английском языке

• Арендт, Ханна , (1963) ISBN 0-14-018765-0
• David Cesarani , Eichmann: His Life and Crimes (2004) ISBN 0-434-01056-1
• Harry Mulisch , Case 40/61; report on the Eichmann trial (1963) ISBN 0-8122-3861-3
• Jochen von Lang , Eichmann Interrogated (1982) ISBN 0-88619-017-7
• Moshe Pearlman , The Capture of Adolf Eichmann , 1961. (cited in Hannah Arendt: Eichmann in Jerusalem , Penguin, 1994, p. 235) LCC
• Pierre de Villemarest , Untouchable - Who protected Bormann & Gestapo Müller after 1945…, Aquilion, 2005, ISBN 1-904997-02-3 (Gestapo Müller was one of the chiefs of Adolf Eichmann)
• Hannah Yablonka (Ora Cummings trans.) (2004). The State of Israel vs. Adolf Eichmann (New York: Schocken Books) ISBN 0-8052-4187-6
• Zvi Aharoni , Wilhelm Dietl: Der Jäger - Operation Eichmann , DVA GmbH, 1996, ISBN 3-421-05031-7
• Tuviah Friedman Институт документации, Израиль (англ.) .

См. также

Напишите отзыв о статье "Эйхман, Адольф"

Примечания

1. / The Nizkor Project
2. из книги Quentin Reynolds «The Minister of Death» (1960), об этом писали в германских газетах, вышедших в апреле 1961 года, например
3. ©1978, The Beate Klarsfeld Foundation
4. ©1978, The Beate Klarsfeld Foundation
5. ©1978, The Beate /Klarsfeld Foundation
7. Гинодман В. (html). gzt.ru (05.05.2005 в 07:25, обновлено 26.09.2009 в 14:11). Проверено 21 февраля 2010. .
8. . NEWSru.com . Проверено 31 декабря 2008. .
9. Джулиан Боргер. (англ.) . Гардиан (8 июня 2006). Проверено 31 декабря 2008. .
11. Олег Сулькин. . Итоги № 11(457) (14 марта 2005). Проверено 31 декабря 2008. .
12. Олег Сулькин. . MIGNews (5 марта 2005). Проверено 31 декабря 2008. .
13. Юрий Певзнер, Юрий Чернер. . - М .: Терра, 2001. - 427 с. - (Секретные миссии). - ISBN 5-275-00303-X .
14. . Русская служба Би-би-си (5 марта 2005). Проверено 31 декабря 2008. .
18. - статья из
20. Первым случаем был расстрел по ошибке капитана Меира Тувианского 30 июня 1948 года
21. Eichmann in Jerusalem: A Report on the Banality of Evil (1963). (Rev. ed. New York: Viking, 1968).

Ссылки

• - статья из Электронной еврейской энциклопедии
• Харэль Исер , СП Компас, УКК Данном, 1992

Геноциды Типы Методы Отрицание геноцида Проблемы Известные фигуры

Отрывок, характеризующий Эйхман, Адольф

– Parole d"honneur, sans parler de ce que je vous dois, j"ai de l"amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C"est a la vie et a la mort. C"est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m"aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l"appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l"un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n"est que la mise en scene de la vie, le fond c"est l"amour? L"amour! N"est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l"amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l"amour des charretiers, другая l"amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l"amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d"Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L"amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.

Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.

Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.

Имя Адольфа Карла Эйхмана известно во всём мире как имя одного из высокопоставленных эсэсовских офицеров, непосредственно ответственного за уничтожение миллионов евреев в период Второй мировой войны.

Родился Эйхман в 1906 году в известном своими стальными изделиями и, в частности, великолепными клинками, старинном немецком городе Золингене. Однако вскоре его семья, не отличавшаяся особенно большим достатком, в поисках лучшей доли отправилась из Германии в Австрию, и свои молодые годы, по странному стечению обстоятельств, Адольф Эйхман провёл там же, где в юности жил его будущий кумир и вождь национал-социалистического движения Адольф Гитлер. Речь идёт об австрийском городе Линце.

Там Эйхман учился в народной школе, где от сверстников, за тёмный цвет волос и глаз получил прозвище «маленький еврей». Это очень бесило Адольфа и он часто в запальчивости кричал:

Я не еврей! Я немец! Я ненавижу всех евреев!

Антисемитизм был тогда достаточно широко распространён как в Германии, так и в Австрии, поэтому эти его заявления никого особенно не удивляли, а прозвище «маленький еврей» действительно казалось очень обидным. Говорят, якобы, что в ранней юности Эйхман однажды поклялся делом доказать свою ненависть к еврейской нации и обещал:

Придёт время и все увидят, что я способен это сделать.

Вполне понятно, что тогда никто не обратил особого внимания на подобные заявления юнца, но когда прошло достаточно времени и Эйхман стал носить фуражку с высокой тульёй, на околыше которой зловеще поблёскивал череп со скрещёнными костями, некоторые вспомнили его давние угрозы. Наиболее благоразумные поспешили убраться подальше, а те, кто не догадался это вовремя сделать, потом пожалели.

Закончив в Тюрингии народную школу, Эйхман начал учиться электротехнике, однако занятия продолжались недолго: семье нечем стало платить за его обучение. Инфляция галопировала, деньги обесценивались быстрее, чем их удавалось заработать. Адольф бросил учёбу в университете и стал настойчиво искать работу. Вскоре ему удалось устроиться коммивояжёром в одну из фирм в Вене, занимавшуюся продажей нефтепродуктов.

Некоторые западные исследователи утверждают, что как раз в это время Эйхман впервые услышал пророчество о своей судьбе. В Вене всегда хватало всяких прорицателей, астрологов, гадалок и прочих лиц подобной ориентации, специализировавшихся на предсказаниях. Как известно, в молодые годы их активно посещал мистически настроенный Адольф Гитлер. При всём своём практицизме, Эйхман тоже, как многие истинные немцы, не был чужд мистицизму и однажды обратился за предсказанием к одной из старых гадалок. Якобы впоследствии он сам иногда рассказывал об этом.

У тебя тёмная судьба, - раскинув карты, прошепелявила старуха, - очень многих людей ты отправишь в адский огонь, но потом и сам не сумеешь его избежать.

Что ты бормочешь? Какой адский огонь?

О, у тебя впереди блестящая карьера, - немедленно сменила тон гадалка. - Но она тоже среди черепов и костей. Зато власть, которую ты так любишь!

Ты выжила из ума, - Эйхман бросил ей монету и ушёл, но слова старой гадалки долго потом не давали ему покоя.

В Вене в середине 20-х годов XX века действовало достаточно сильное национал-социалистическое движение, привнесённое из Германии, и Эйхман нашёл в национал-социалистах «родственные души». Ему полностью импонировала их политическая программа и особенно её разделы, связанные с решением «еврейского вопроса».

От участия в собраниях, митингах и шествиях национал-социалистов «сочувствующий» Эйхман быстро перешёл к более активным действиям: в 1927 году он вступил в молодёжную секцию организации австро-германских ветеранов, а в 1932 году в национал-социалистическую партию. Его активность и крайне реакционные взгляды не понравились властям Австрии, не жаловавшим нацистов, и Эйхманом серьёзно заинтересовалась полиция.

Мне придётся уехать, - сказал Адольф родным, - в Вене я свободно могу угодить за решётку.

Куда же ты поедешь?

В Германию, - твёрдо ответил Эйхман.

Вскоре он уже очутился в Берлине, решив, что в провинции ему явно делать нечего и сразу нужно отправляться в столицу. Меньше чем через год Адольф Гитлер победил на выборах и Национал-социалистическая рабочая партия Германии фактически захватила власть в стране. Для Эйхмана это стало просто большим праздником. Уже в 1934 году он приложил все усилия, чтобы вступить в СД.

Надеждам Адольфа сразу попасть на оперативную работу сбыться было не суждено: его направили в картотеку. Но и там он сумел проявить себя, показав, какой он трудолюбивый специалист и прирождённый организатор. Эйхман привёл всю картотеку в идеальный порядок и наладил её работу, как у безупречного механизма. Это оценило высокое руководство, и Адольф получил перевод в IV управление, в гестапо, которым уже руководил Генрих Мюллер.

Сам скрупулёзный канцелярист, Мюллер сумел по достоинству оценить старания Адольфа Эйхмана и лестно отозвался о нём перед рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. При этом было отмечено наличие буквально звериной ненависти Эйхмана к евреям. Подобное качество понравилось рейхсфюреру и он поинтересовался у Мюллера:

Эйхман знает иврит?

Думаю, да, - ответил шеф гестапо.

Тогда мы его назначим в управление по еврейским делам, - заключил Гиммлер.

Так Эйхман стал непосредственно заниматься «еврейским вопросом», причём не только в Германии. Он смотрел на распространение сионистских организаций и попытки евреев захватить определённые направления в культурной и социально-экономической сфере, чтобы полностью поставить их под свой контроль, куда шире, чем только с позиций немецкого национал-социализма. В 1937 году Эйхман специально отправился с секретной миссией в Палестину. Его основной целью являлось налаживание контактов с лидерами арабского палестинского движения, противостоящего евреям.

Видимо, как полагают западные исследователи, Эйхман намеревался договориться с арабами о расширении и активизации диверсионной и террористической деятельности. Он обещал им серьёзную финансовую помощь и поставки необходимого оружия из Германии и Италии. Однако тайный эмиссар РСХА попал в поле зрения агентуры британской «Сикрет Интеллидженс Сервис» - Палестина тогда являлась подмандатной территорией Великобритании. Естественно, англичанам не понравился такой гость, и эмиссару из Берлина пришлось прервать контакты с палестинскими лидерами - англичане выслали Эйхмана. Они не желали осложнений.

Адольф почёл за благо убраться поскорее, чтобы не связываться с английскими секретными службами, но в Фатерланде его усердие уже отметили, и Эйхман начал быстро продвигаться по служебной лестнице, получив звание оберштурмбаннфюрера СС. В эти годы он служил в Центральном имперском управлении по вопросам еврейской эмиграции, а затем получил назначение начальником подотдела Б-4 отдела IV Главного управления имперской безопасности. В то время он уже считался одним из основных и признанных специалистов по «еврейскому вопросу» и участвовал во многих секретных совещаниях имперского уровня, где рассматривались направления дальнейшей политики Третьего рейха в отношении «неполноценных рас».

В период Второй мировой войны Эйхман очень активно занимался «окончательным решением еврейского вопроса», как это было запланировано на Ванзейском совещании. Евреев депортировали в лагеря смерти из всех стран, которые оккупировал вермахт, и даже из стран-сателлитов Германии.

В начале осени 1944 года Адольф Эйхман представил рейхсфюреру СС Гиммлеру подробный доклад о положении дел с «еврейским вопросом», в котором жаловался на отсутствие точной статистики, из-за чего невозможно более полно оценить масштабы проделанной работы. Но, тем не менее, по оценкам Эйхмана, к моменту подготовки доклада уже было уничтожено порядка четырёх миллионов евреев и ещё около двух миллионов уничтожили другие немецкие службы. Рейхсфюрер выразил своё полное удовлетворение.

Предсказания гадалки из Вены сбывали: Эйхман делал головокружительную карьеру среди человеческих черепов и костей, разжигая адское пламя печей и крематориев.

Не принимавший участия в боевых действиях, - хотя многие эсэсовцы побывали на фронтах и даже получали ранения, - в конце войны Эйхман сумел улизнуть ближе к западу, и там был арестован американской контрразведкой. Судя по всему, они не знали, или просто не поняли, какого полёта птица попала им в руки. Поэтому Эйхмана направили в лагерь для интернированных лиц.

Остаётся загадкой, почему так долго американцы не могли установить истинное лицо Эйхмана и навести о нём все необходимые справки - Адольф находился в лагере для перемещённых лиц до 1946 года, а затем совершил из него побег при невыясненных и загадочных обстоятельствах. Скорее всего, ему оказала помощь уже начавшая активно действовать организация «ОДЕССА», основы которой заложили Вальтер Шелленберг и Генрих Мюллер. Не исключено, что они сами воспользовались созданными ими же каналами, и не оставили в беде Эйхмана.

До 1952 года Эйхман с помощью тайных нацистских организаций, располагавших большими средствами, где-то скрывался, а затем перебрался в Южную Америку: там он постоянно переезжал из страны в страну, старательно запутывая следы. Наконец, в 1955 году он обосновался в Аргентине, в Буэнос-Айресе под именем Клементо Рикардо. Эйхман осмелел, выписал к себе из Европы жену и двоих детей и даже официально устроился на работу в филиал фирмы «Мерседес-Бенц».

Рассказывают, что во время очередной поездки по Южной Америке Эйхман случайно встретился с колдуном одного из индейских племён и, видимо, вспомнив, как он в молодости гадал в Вене, обратился к индейскому волхву за предсказаниями.

Ты плохой человек, - едва взглянув на него, сердито буркнул колдун. - На твоей совести очень много жизней и море крови.

Откуда ты это можешь знать? - усмехнулся умевший владеть собой, но несколько обескураженный Эйхман.

Тебе предсказали адское пламя? - в упор поглядел на него колдун. - Он уже ждёт! Времени осталось немного!

После этого он повернулся и ушёл, а эсэсовец постарался забыть о мрачном предсказании, как старался забыть о пророчествах гадалки из Вены.

Но всё сбылось. В середине мая 1960 года его выследили и схватили тайные агенты израильской разведки, разыскивавшие Эйхмана по всему свету. Эсэсовца вывезли в Израиль, где в Иерусалиме он предстал перед судом.

В декабре 1961 года Эйхману зачитали смертный приговор. 1 июня 1962 года его повесили в тюрьме города Рамла, тело сожгли, а прах развеяли над морем вдали от берега. Адский огонь всё-таки дождался Адольфа…

27 января 2016 года в Израиле были представлены материалы процесса над бывшим начальником отдела гестапо IV-B-4, «архитектором Холокоста» Адольфом Эйхманом - вторым и последним человеком в истории Израиля, казненным по приговору суда. Во время суда Эйхман просил о помиловании. Это прошение сегодня может прочесть каждый. Как Эйхман, признанный виновным в уничтожении миллионов человек, оправдывал свои преступления? Утверждал, что был лишь инструментом в руках нацистских лидеров.

Во время Второй мировой войны Эйхман возглавлял отделение гестапо, которому было поручено «окончательное решение еврейского вопроса». После войны ему удалось по поддельным документам выехать в Аргентину, а затем перевезти в Буэнос-Айрес всю семью. Дальше - нелепость: его сын, сохранивший фамилию Эйхман, стал ухаживать за девочкой в школе. Еврейкой из той же Европы. Дома она назвала родителям фамилию ухажера, а те - связались с Симоном Визенталем. Как Моссад похитил Эйхмана - снято режиссером Маргаретте фон Тротта в картине «Ханна Арендт» (2012). В результате - в 1960 году спецслужбы Израиля сумели тайно доставить его в Иерусалим, где спустя два года нациста повесили. Перед казнью он повторил, что просто выполнял приказ - подчинялся правилам войны и служил своему знамени.

О том, что Эйхман просил у президента Израиля Ицхака Бена-Цви помилования, было известно, но текст прошения никто никогда не видел и не публиковал. В обращении к лидеру Израиля Эйхман настаивает, что не был ответственным руководителем и не считает себя виновным в организации уничтожения евреев и других граждан.

«Нужно провести линию между теми, кто принимал решения, и такими, как я - инструментами в руках лидеров», - писал Эйхман. Защита Эйхмана строилась адвокатами на утверждении, что нацист был лишь функционером невысокого уровня и не может нести ответственность за преступления своих начальников.

Эйхман писал Бену-Цви, что судьи подошли к делу формально, не проявили сочувствия и напрасно сочли, что он не испытывал никаких эмоций из-за массовых казней евреев. Напротив, утверждал Эйхман, лично увидев жуткие проявления жестокости в концлагерях, он попросил перевода на другую должность. По словам Эйхмана, он лично не занимал настолько высокую должность, чтобы нести ответственность за Холокост. Он также заявил, что осуждает «ужасы, которые сотворили с евреями», и назвал Холокост «величайшим из преступлений». Письма с просьбой отменить казнь писала президенту Израиля жена Эйхмана Вера. Она просила пощадить его «как жена и мать четырех детей». Бен-Цви, помещая документы в архив после рассмотрения, сопроводил письмо Веры Эйхман цитатой из Торы: «Однако Самуил сказал: „Как твой меч лишал женщин их детей, так твоя мать станет самой бездетной среди женщин“», - отмечает The New York Times. «После рассмотрения прошения о помиловании Адольфа Эйхмана и всех представленных мне материалов я пришел к выводу, что нет никаких оснований даровать Адольфу Эйхману помилование или облегчить приговор», - написал министру юстиции Израиля президент Бен-Цви 31-го мая 1962 года.

Я слышала все эти доводы от самого Эйхмана. Израильский режиссер Эйял Сиван в конце минувшего века привез в Нью-Йорк фильм с безликим названием «Специалист» . Премьера прошла тихо. Специалисты смотрели «Специалиста». В производстве фильма участвовали Франция, Германия, Бельгия, Австралия и Израиль, хотя что они там делали - ума не приложу. Ибо в фильме нет ничего от кино вообще. И не может быть. Есть смонтированная хроника судебного процесса, где подсудимому задают вопросы, а он на них отвечает. Событийность ленты только в том, что имя подсудимого - Адольф Эйхман. И два часа суда выбраны из 350 (!!!) часов отснятого материала.

В фильме нет ни завязки, ни развязки, и новым поколениям, мало информированным о том, что произошло в Европе с 1933 по 1945 вообще мало что будет понятно. Нет ни одной справочной строки - ни о том, кто такой Гитлер, ни кто такие евреи. Нет и финала, из которого юные пионеры и школьники могли бы узнать, что этого интеллигентного человека с чистыми чертами лица, старательно пытающегося пояснить собравшимся, что такое генеалогия и анатомия власти, приговорили к смертной казни, труп сожгли, а пепел развеяли с борта самолета. Чтоб немецкая его родня, если пожелает возложить цветы на его могилу, вынуждена была усыпать цветами небольшую территорию Израиля - и только. Удивительно бесцеремонная и безответственная, на мой взгляд, апелляция к общественному надисторическому сознанию. Так, словно есть некие гаранты того, что народ - усвоил. Словно не было хохота не-белых школьников на просмотре «Списка Шиндлера». Я человек сомневающийся, особенно в памяти народной, а потому - позволю себе небольшую справку в надежде, что случится читатель, который посмотрит этот фильм. Адольф Эйхман - немец, нацист, соратник Гитлера, один из ведущих участников грандиозной операции по очищению земного шара от евреев, цыган и прочей нечисти. После разгрома гитлеровского фашизма весной 1945-го исчез. «Охотник за нацистами» Симон Визенталь потратил долгие годы на то, чтоб выйти на его след. 11-го мая 1960 года в далекой солнечной Аргентине секретными агентами Израиля был задержан скромный мирный служащий по имени Рикардо Клемент. Похищен и вывезен на самолете в Израиль, где был опознан. Ровно через год он предста л в Израиле перед судом, на котором народу было не меньше, чем на Нюрнбергском процессе. В пуленепробиваемой прозрачной коробке он провел долгие дни и часы, отвечая на вопросы обвинителя и судьи. Съемку суда вел американский документалист Лео Гурвиц, из кадров которого Э. Сиван с Р. Брауманом годы спустя сложили свою ленту. По ходу фильма зритель может узнать, какой нелегкой была работа офицера СС Эйхмана - специалиста по организации транспортных средств для перевозки огромного количества евреев из немалого количества разных стран в одну. Какого напряжения стоило ему составлять четкие графики движения поездов, обеспечивать нормальное обслуживание внутри транспортов.

Узнает например, что, оказывается, только жесткие условия лимитированного времени не позволяли оставлять сиденья в вагонах и держать путешественникам багаж при себе. Просто без сидений и багажа можно было уместить в вагонах больше пассажиров - вот и все мотивы. А то, что пассажиры оставались без еды, воды, воздуха и погибали в пути - не есть вина Эйхмана: партия возложила на него транспортировку. И только! А он выполнял приказ. Как можно лучше.

Когда узнал, в каких тяжелых условиях перемещались по графику эти... даже не знаю, как сказать... этот «груз», наверное, - он сделал кому-то замечание. Кому – не помнит. Да и что можно помнить в 1960-м о своих замечаниях в 1943-м? Вы сами-то помните, что вы кому сказали 20 лет назад?

Уничтожение миллионов европейских евреев оказывается тяжелейшей работой и хочется проникнуться состраданием к Эйхману, но не получается. Получается нечто другое. Гораздо более страшное, чем даже то, что было на самом деле... И если расставить события в хронологической последовательности и ЗАСТАВИТЬ себя забыть, что твоя семья полегла на той войне, то последовательность такова... Хочется даже убрать маркировку «Германия» и «еврей». Абстрагироваться до чистоты лабораторного эксперимента. И тогда...

В некотором царстве-некотором государстве сбылась мечта бедного народа о свободе волеизъявления и демократии. Народ получил нового молодого лидера. Честно и без подтасовок. Славного парня, с понятными лозунгами, со светлым будущим, обещанным каждому, с хорошо знакомым врагом и простым путем его устранения. А дальше - окрепшая партия и гордость нации - Армия - взялись за осуществление начертанного плана. И каждый, как мог, трудился на своем месте. Был верным и преданным делу колесиком и винтиком прекрасно задуманной цельной машины - государственного аппарата. Трудился в поте лица своего во славу партии и народа. И если это была транспортировка груза - в частном случае евреев, - то делал свое дело наилучшим образом на этом поприще. А дальше что-то сломалось в расчетах. Доблестная армия была разгромлена, лидеры партии осуждены, казнены, а сама славная идеология - признана антигуманной и преступной по отношению к человечеству в целом!

Это, конечно, был перегиб, так как Гитлер никогда не замахивался на человека, на белого арийца с голубыми глазами и черепом правильных размеров. На евреев, цыган, гомосексуалистов и коммунистов - да. А вот о «человеке» речь никогда не шла. Тараканов морили. Прибирали в доме. Чтоб чисто было. А нечисть всякую «мочили», как крыс в сортире например... А потом - достойного транспортного служащего вытащили на суд в государстве, которого и в помине не было в 1933 году! И стали вопросы задавать... Эти самые... недобитые и недомоченные - крысы, тараканы, евреи. И Эйхман отвечает ИМ.

Отвечает настолько прекрасно, что зависть берет меня, мечтавшую и не теряющую надежды на трибунал по преступлениям коммунизма: где мы возьмем такого достойного ответчика?! Эйхман и на скамье подсудимых верен делу своей партии, своего народа и государства. Он не отпирается, не предает однопартийцев, не пытается переложить на чужие плечи свою часть дела. Он корректен и щепетилен в деталях. Он пытается пояснить собравшимся, что такое «честь мундира», «долг офицера». Пытается пробить стену непонимания и тенденциозности судей и обвинителей. Увы! Презумпция виновности мешает, и Эйхмана никто не слышит. Кроме режиссера Э. Сивана. На исходе страшного века Э. Сиван извлекает из сотни часов пленки секунды с главными - для меня! - словами о том, что следует позаботиться о грядущих поколениях и... Эйхману не дают развить свою мысль. Его обрывают. С ним говорят по-хамски. Жаль. С точки зрения вечности - жаль. Ему было что сказать. Он пытается пояснить, что законы, по которым он жил в те годы, были не те, по которым его судят сегодня. А когда аппелируют к человеческому в нем, он так же внятно излагает, что покуда он был специалистом по организации транспортных средств для перемещения условного груза из точки А в точку Б - все было нормальной рутиной. Когда стало ясно, что депортация не станет эмиграцией, а евреи подлежат уничтожению, - честно просил перевести его на другую работу. Получил отказ и нарекание в виде напоминания о том, что партия и правительство знают лучше, на каком участке работы нужен солдат сегодня. Эйхман подчинился.

Он повествует, как по долгу службы довелось ему побывать на местах, куда прибывали его поезда. Это были не всегда хорошо оборудованные лагеря с газовыми камерами и крематориями. Иногда «транспорт» приходилось останавливать в чистом поле и наспех ликвидировать «груз», как придется.

Да, стреляли небрежно, свидетельствует Эйхман.

Да, он лично видел, как земля «дышала», вздымаясь над телами недобитых евреев.

Да, видел фонтаны крови, вырывающиеся из-под земли, когда приходилось ступать по этой земле, насыпанной поверх тел.

Но я был там против моего желания, - поясняет не-рядовой Эйхман. - Я не писал приказ об уничтожении евреев, я его только подписывал, - уточняет он полутона. - И не уклонялся от своих обязанностей. А то, что вы сегодня называете «преступлением», было узаконено моим правительством. Фюрер отдал приказ.

А если бы вам лично было приказано заняться ликвидацией с оружием в руках? - задает некорректный вопрос судья.

Я бы покончил с собой, - спокойно говорит Эйхман.

В зале звучат выкрики, случаются истерики. Людей выводят.

Мясник! - истерически кричит какой-то мужчина и - покидает зал под белы руки охраны...

Свидетельствую: Эйхман - не мясник. Он - тоньше.

А в человеке кричит просто его боль, застит ему глаза и требует ВРАГА, которому можно крикнуть в лицо все, что накипело. Выплеснуть боль и месть.

Увы – Эйхман плохо пригоден для этого...

С Эдельштейном Эйхман обсуждал организацию «юденрата» - местного совета управляющих, который создавался внутри лагерей и гетто из состава самих евреев. С этой - «местной» - властью немцы и вели переговоры.

В зале раздаются крики евреев-свидетелей с проклятьями в адрес евреев из юденрата:

Они отдавали на смерть нас, чтоб уберечь себя!

Трудно спорить. Наверняка так оно и было.

Так же поступил бы сам кричавший, если бы он оказался во главе юденрата. Всякому своя родня ближе к телу.

Но зрелище страшное: когда евреи бросаются на евреев, забыв о нацисте...

Выступают дети из детских транспортов Франции.

Которые немцев и не видели: их сопровождали свои – французы, представители из Виши. Рассказывают об автобусах.

Эйхман кивает: да, детей транспортировали автобусами, а не поездами...

Выступают исполнители из Голландии - называют цифры: сколько следовало евреев выслать из страны, следуя указаниям сверху.

Деталь потрясает: если Германия требовала 1000 - Голландия давала 1020: зная, что за время пути непременно умрут. На «усушку-утруску» груза набавляли сами - по собственной инициативе!

И так - два часа подряд. Посмотрите. Это очень страшно.
И самое страшное, что отметила еще философ Ханна Арендт, автор одной из первых книг о процессе Эйхмана, - что этот щуплый небольшого роста мужчина в изящных очках являет собой неожиданную «банальность дьявольщины» : «его нормальность более ужасна, чем все преступления вместе взятые».

Сегодня имя Эйхмана снова на слуху. Правительство Израиля решило предать огласке 1100 страниц его мемуаров, записок и диаграмм, написанных в процесе судебного разбирательства. Время пришло, так как подросли и окрепли силы, свидетельствующие о том, что никакого Холокоста не было вовсе. Эйхман снова выступает свидетелем... И 40 лет спустя после суда говорит: БЫЛО. Его голос неофашисты должны услышать: он у них в чести.

А я с болью сожаления думаю о том, что его призыв подумать о будущем не услышан до сих пор. Ибо нет ни одной страны, закон которой позволяет солдату обсуждать приказ, оценивать его как античеловеческий и антигуманный.

Нет в стране, победившей фашизм, добровольной воинской повинности. Нет права у солдата отказаться от выполнения задания и просить перевести его на другой участок... Ибо по-прежнему партия и правительство знают лучше, где место солдата в строю и на карте. По-прежнему нужны не умные, а верные. И тезис о том, что «Лучше быть повешенным за преданность, чем за предательство», очаровывает массы.

Я бы хотела показать избирателям России эту ленту.

Чтоб не говорили потом, что не знали.

И, конечно, жаль, что не сложилось посадить на одну скамью подсудимых рядом с Эйхманом тех, кто препятствовал созданию государства Израиль...

Где вы, «союзники» в антигитлеровской коалиции?!

Шли бы согласно расписания хорошо оборудованные поезда доктора Эйхмана в Палестину. Плыли бы корабли. Было бы чисто в Европе, как хотел Гитлер, и тесно, суетно и сытно в Израиле. Идея сионистов обслужила бы не уничтожение европейского еврейства, а создание огромной страны...

Бог кино подарил Лео Гурвицу несколько совершенно уникальных кадров.

Первый: каждый выступающий против Эйхмана - отражается в стекле пуленепробиваемой коробки, в которой заточен герой. Лик каждого еврея лежит на щеке нациста, как след поцелуя.

Второй: кадры уничтожения евреев, снятые нацистскими хроникерами, также даны отраженно - на лице нациста.

Третий: работник суда, перематывающий пленку на магнитофоне, выпрастывает руку из рукава настолько, что обнажается его лагерный номер...

Последнее: Эйхман не выдерживает, давая пояснения по перемещению транспортов, и просит позволить ему покинуть кабинку и пройти к карте. Ему позволяют. Эйхман берет длинную указку и подробно показывает маршруты. Его обвинитель стоит рядом - плечом к плечу. Оба они - спиной к камере. Кадр похож на известное полотно Михаила Божия «Ленин у карты ГОЭЛРО». И когда камера отъезжает - обнаруживается, что оба - одного роста, с такой одинаковой формой головы и лысины, что, думаю, мать и того и другого сходу не смогла бы сказать, кто из них ее сын.

Близнецы и братья - два исполнителя! - они вмерзают в лед истории вместе и так остаются в назидание потомкам. Великий кадр.

Нацистский новобранец

Когда экономическая депрессия в Европе да и во всем мире усилилась, Эйхман совсем бросил работу и отправился в учебный лагерь СС под Дахау, в двадцати милях от Мюнхена, рядом с тогда еще малоизвестным концлагерем.

Здесь Эйхман прошел усиленный курс подготовки, после которого у него на всю жизнь остались шрамы на локтях и коленях - результат преодоления препятствий с колючей проволокой и битым стеклом. "За этот год я избавился от какого-либо чувства боли", - хвастался он позже. Пройдя курс обучения, Эйхман добровольно поступил в СД - службу безопасности СС. В 1935 году по распоряжению шефа СД Генриха Гиммлера он создал так называемый "еврейский музей" - отдел, единственной задачей которого был сбор сведений о еврейском бизнесе и недвижимости в Германии и Австрии.

Эйхман оказался на удивление способным учеником, когда дело коснулось "смертельных врагов рейха". Он тщательно изучал еврейские традиции, религию, образ жизни и вскоре стал непревзойденным знатоком в этой области.

Вкус власти

В 1938 году, когда Германия без единого выстрела присоединила к себе Австрию, Адольф Эйхман впервые почувствовал вкус неограниченной власти над людьми. Он возглавил Управление еврейской эмиграции в Вене.

Умело сочетая коварство и жесткость, Эйхман сеял ужас среди еврейской части населения древней столицы империи. Раввинов вытаскивали из домов на улицы и брили им головы; синагоги сносили с лица земли; магазины и квартиры, принадлежавшие евреям, грабили подчистую. У жертв отбирали все нажитое, совали им в руки паспорт с отметкой "Ю" ("юде" - еврей) и приказывали в течение двух недель самим найти страну, согласную их принять. В случае неудачи перед ними лежал лишь один путь - в концентрационный лагерь.

В Вене сын скромного бухгалтера сполна познал, что такое роскошная жизнь. Расположился он в прекрасном особняке, принадлежавшем до этого одному из членов банкирской династии Ротшильдов, питался в лучших ресторанах, пил уникальные вина из старинных подвалов и даже завел себе красавицу любовницу - просто так, для престижа, хотя уже три года был женат.

К 1939 году Эйхман оказался в числе немногих приближенных Рейнхарда Гейдриха, человека с железным сердцем, и получил звание капитана. Гейдрих был одним из избранных высших чинов СС, на которых Гитлер возложил задачу будущей "чистки Европы" от евреев и прочих нежелательных элементов. Гейдрих обладал незаурядным умом и дьявольской проницательностью. Он заметил блестящие успехи Эйхмана в деле превращения Вены из города, "свободного для евреев", в город, "свободный от евреев", и понял, что из того получится отличный подмастерье. В рекомендации на имя Гиммлера Гейдрих писал, что Эйхман способен "возглавить все еврейское направление". А у Эйхмана к тому времени уже сложилась своя концепция практического решения еврейского вопроса. Он назвал ее "Окончательное решение". О лучшем работнике Гиммлер мог только мечтать.

Фабрика смерти

Когда грянула война, одной из первых оказалась растоптанной Польша. И появилось много работы у Эйхмана. Значительную часть польского населения составляли евреи, и первые центры уничтожения их появились именно здесь. Эти центры изначально не были концентрационными лагерями. Они создавались как предприятия для уничтожения людей сотнями тысяч.

Одержимый

В 1942 году на вилле в уютном берлинском пригороде Ваннзее, принадлежавшей ранее богатой еврейской семье, высокопоставленные чины Рейха заключили окончательный и бесповоротный союз со своей совестью. В повестке дня стоял единственный пункт: "Окончательное решение еврейского вопроса в Европе". Эйхман тоже присутствовал на этом совещании.

Третий рейх осуществил самое масштабное, самое массовое убийство людей за всю историю человечества. Уничтожение евреев по всей Европе, их истребление в лагерях смерти, да так, что поначалу это не вызывало подозрений ни у самих жертв, ни в нейтральных странах, было организовано мастерски. Эйхман метался по Европе, реквизируя эшелоны, необходимые для военных нужд, чтобы отправлять все новых и новых "врагов рейха" в газовые камеры и печи.

Со времен средневековых полководцев, огнем и мечом уничтожавших европейские народы, не сосредоточивалась в руках одного человека такая дьявольская власть. Более прагматичные офицеры СС считали, что уничтожение евреев - дело второстепенное, а главная задача - победить в войне. Но только не Эйхман. Он постоянно и упорно требовал новые транспортные средства для своих жертв, новые контингенты охранников для концлагерей, новые цистерны смертоносного газа для камер.

Возмездие

В 1957 году слепой еврей, живший в пригороде Буэнос-Айреса, очень заинтересовался человеком по имени Рикардо Клемент.

Дело в том, что дочь этого старика встречалась с молодым человеком, который называл себя Николасом Эйхманом. В разговоре с ней он рассказывал, что отца его зовут вовсе не Рикардо Клемент, а Адольф Эйхман. Девушке это имя, конечно, ничего не говорило. Но для ее слепого отца оно прозвучало как гром среди ясного дня.

Вскоре эта информация легла на стол Несера Харела - основателя израильской секретной службы "Моссад". Харел смог добиться разрешения Давида Бен-Гуриона, лидера молодого еврейского государства, лично возглавить операцию по захвату Эйхмана и преданию его суду.

В 1958 году группа израильских агентов тайно прибыла в Буэнос-Айрес, но семейство Клемент покинуло его двумя месяцами ранее.

Лишь в декабре 1959 года одному из агентов "Моссада" удалось узнать, что Николас Эйхман работает здесь же, в городе, в мастерской по ремонту мотоциклов. Агент разыскал его и проследил путь к дому в унылом пригороде Сан-Фернандо.

Израильская группа наружного наблюдения немедленно взяла "под колпак" дом Клемента. В течение нескольких месяцев сыщики наблюдали за лысеющим человеком в очках, мелким служащим местного филиала "Мерседес-Бенц". Но полной уверенности, что это именно Эйхман, у них не было.

И вот 24 марта 1960 года человек этот явился домой с огромным букетом цветов. Израильские агенты были на седьмом небе от радости: проверка показала, что эта дата - день рождения жены Эйхмана. Как и всякий примерный муж, он решил преподнести ей по этому поводу цветы.

В восемь часов вечера II мая 1960 года Адольф Эйхман попал в руки агентов "Моссада". Его связали, уложили на заднее сиденье машины и отвезли в заранее приготовленное место.

Первым делом израильтяне проверили подмышки захваченного в поисках вытатуированного номера, который присваивался любому члену высшего эшелона СС. Татуировки не было, однако на ее месте оказался багровый шрам.

Рикардо Клемент не возмущался и не протестовал. Он спокойно посмотрел на своих похитителей и на чистом немецком языке заявил: "Я Адольф Эйхман. А Вы израильтяне?".

Десятью днями позже он уже был на борту самолета авиакомпании "Эл-Ал", направлявшегося в Израиль. Его вывезли из Аргентины, накачав наркотиками и выдав за умирающего еврея, желающего умереть на родине - сходство с евреем в последний раз сыграло с ним злую шутку. Самолет еще "не коснулся посадочной полосы в Тель-Авиве, а Бен-Гурион уже объявил в кнессете, что Эйхман арестован и будет в Израиле предан суду за военные преступления.

Если хоть кто-то ожидал увидеть на скамье подсудимых кровожадного монстра с ужасающими клыками, то он был бесконечно разочарован. Перед судом предстал обычный лысеющий человек, лишь глаза его все так же фанатично горели огнем. Эйхман был помещен в камеру с пуленепробиваемыми стеклами - израильтяне боялись, что его убьют слишком рано.

На судебном процессе, который длился с 11 апреля по 14 августа 1961 года, со стороны Эйхмана не было ни раскаяния, ни вражды, ни скорби. Эйхман утверждал, что он не понимает, почему еврейский народ ненавидит его: ведь он просто выполнял приказы. Ответственность за истребление евреев, по его убеждению, должен нести кто-то другой.

1 декабря 1961 года Эйхман был приговорен к смертной казни. 31 мая 1962 года он отверг обращенный к нему призыв протестантского священника покаяться, и его отвели в камеру смертников. Поднявшись на эшафот, он сказал: "Да здравствует Германия! Да здравствует Аргентина! Да здравствует Австрия! С этими тремя странами связана вся моя жизнь, и я никогда не забуду их. Я приветствую свою жену, семью и друзей. Я был обязан выполнять правила войны и служил своему знамени. Я готов". Прах Эйхмана был сожжен и развеян над морем.

Адольф Эйхман не обладал мистическим обаянием Гитлера, блестящим умом Гейдриха, ораторским искусством Геббельса, он был вполне заурядным человеком, поставившим во главе всего служение своей стране и, как следствие, беспрекословное выполнение приказов. Уже смотря в лицо смерти и оглядываясь назад, он жалел лишь об одном - что не выполнил свое дело до конца.

Высказывания Эйхмана:

"Я работаю не из-за денег, а по идеологическим соображениям. У меня нет никаких честолюбивых помыслов, я только хочу выполнять свою работу и помочь создать то, что Вы хотите: безопасное будущее рейха и, как следствие этого, будущее наших детей."

"Хотя на моих руках нет крови, я буду, конечно, признан виновным в пособничестве убийствам. Но как бы там ни было, я внутренне свободен. Я знаю, что мне предстоит быть осужденным на смерть. Я и не прошу пощады, мне это не подобает. Я верно служил своей стране, мне нечего стыдиться."

Об Эйхмане:

"Он омочил свою душу кровью."
Неизвестный историк

"Из этого человека сделали монстра, на самом деле, он не более чем обычный министерский столоначальник."
Вольфганг Бенц, берлинский историк

И комментарий:
Настоящий Белый Дьявол!

Источник: "Белая книга антисионистского комитета советской общественности", автор цитаты доктор исторических наук, профессор Г. Л. Бондаревский:

В годы Второй мировой войны на территории Палестины действовало несколько сионистских военных и военно-террористических организаций. Представители главной из них – "Хаганы" – установили контакт с Эйхманом и другими членами СС еще в 1937 г. (организация "Хагана" впоследствии стала основой израильськой армии и Моссада и во время войны з арабами 1947-48 гг. активно поддерживалась как Советским союзом, который предоставлял ей оружие при посредничестве Чехословакии, так и британским военным контингентом в Палестине - прим.)

Другая организация – "Иргун цваи леуми" ("Национальная военная организация"), руководителями которой в годы Второй мировой войны были Абрам Штерн, Менахем Бегин и Ицхак Изертинский (известный сегодня как Ицхак Шамир), стала проявлять интерес к военным связям с нацистами в середине 1940 г. Сторонники ориентации на "фашистскую ось" во главе со Штерном – в дальнейшем главой пресловутой отколовшейся от "Иргуна" "банды Штерна" – направили осенью 1940 г. предложение итальянским фашистам о сотрудничестве, рекомендуя скорейшее вступление фашистской армии в Палестину.

Недовольный медлительностью итальянцев, Штерн сделал попытку заключить далеко идущее военно-политическое соглашение с нацистами, которые поздней осенью 1940 г. создали по линии абвера крупный военно-политический центр "Военная организация Ближний Восток" со штаб-квартирой в Анкаре и ответвлениями в Бейруте и Дамаске. В январе 1941 г. в Бейрут с целью вербовки агентуры для этой организации прибыли из Берлина офицер абвера Р. Розен и руководитель ближневосточного отдела нацистского МИД Отто фон Гентиг. Это тот самый Гентиг, который еще в годы Первой мировой войны вместе с Нидермайером возглавлял крупную военно-шпионскую миссию в Кабуле, он был хорошо известен своими связями с сионистами. Как отмечает в своих "Военных мемуарах" генерал де Голль, появление Розена и особенно Гентига в Бейруте привлекло внимание союзников.

Вот поразительный документ, озаглавленный "Предложение "Иргун цваи леуми" относительно разрешения еврейского вопроса в Европе и ее участия в войне на стороне Германии". Копия этого документа была обнаружена после войны в архивах германского посольства в Анкаре – в фондах военно-морского атташе, возглавлявшего созданную адмиралом Канарисом "Военную организацию Ближний Восток".

Поскольку сионистская пропаганда делала попытку поставить под сомнение его подлинность, хотел бы подчеркнуть, что о нем упоминает в своих мемуарах "Моя жизнь – служебная командировка" гитлеровский дипломат Отто фон Гентиг.

Обратимся непосредственно к документу:

"Национальная военная организация" (НВО) (т.е. "Иргун"), которой хорошо известна добрая воля правительства германского рейха и его властей по отношению к сионистской деятельности внутри Германии и сионистским планам эмиграции, полагает, что:

1. Установление нового порядка в Европе, в соответствии с его германской концепцией, и осуществление подлинных национальных чаяний еврейского народа в том виде, в котором их воплощает собой НВО, могут соответствовать общим интересам обеих сторон.

2. Создание еврейского государства на национальной и тоталитарной основе, связанного с германским рейхом соответствующим договором, отвечало бы интересам сохранения и укрепления будущей германской позиции силы на Ближнем Востоке. Исходя из этих соображений... НВО в Палестине выражает готовность принять активное участие в войне на стороне Германии".

…Бегин, возглавивший в 1943 г. "Иргун", и Шамир, ставший во главе ЛЕХИ, продолжали осуществлять свою военно-террористическую политику в Палестине, невзирая на то, что это объективно ослабляло союзников по антигитлеровской коалиции и, следовательно, было на руку нацистам. В августе 1944 г. по приказу Бегина был взорван в Иерусалиме отель "Царь Давид". В результате 91 человек был убит, 45 ранены, в том числе женщины и дети. В ноябре 1944 г. по приказу Шамира был убит в Каире лорд Мойн – британский министр-резидент на Ближнем Востоке. Этот террористический акт вызвал восторг в стане нацистов, о чем красноречиво свидетельствует обнаруженный в архиве гестапо секретный документ, копию которого я держу в руках. Это информационный циркуляр шефа полиции и СД за номером УП В-2-No.29/43g-No.32".

Источник:

"Белая книга антисионистского комитета советской общественности." М; Юридическая литература, 1985. стр. 125. Выступление профессора Г. Л. Бондаревского на пресс-конференции Антисионистского комитета советской общественности 12 октября 1984 года.

Примечание: 7 августа 2003 года автор этой книги доктор исторических наук, профессор Григорий Львович Бондаревский был убит. МВД сообщило:

"Профессор Бондаревский был обнаружен накануне в 19.15 мск в своей квартире в доме на улице Цурюпы с черепно-мозговой травмой в состоянии комы. Ученый был доставлен в одну из городских больниц, где он скончался в 23.00 мск, не приходя в сознание".

Из его дома ничего не было похищено. Убийцы не найдены.

"Белая книга антисионистского комитета советской общественности":

Г.Л. БОНДАРЕВСКИЙ:

Первая цель - это установление контроля над евреями страны, численность которых достигала 500 тыс. Дело в том, что до прихода Гитлера к власти сионистов поддерживали не более 3% евреев. В результате сговора сионистов и нацистов к середине 30-х годов все несионистские еврейские организации Германии были разгромлены. Оставался лишь "Сионистский союз Германии", который был реорганизован в "Имперский союз евреев Германии".

Запретили все еврейские газеты и журналы, за исключением сионисткой "Юдише рундшау", той самой газеты, которая назвала день 1 апреля 1933 г., когда кровавые погромы прокатились по всей стране, "днем еврейского пробуждения и еврейского ренессанса".

Стоит напомнить и о таком факте: прогрессивные еврейские организации США решили провести 27 марта 1933 г. большую антифашистскую демонстрацию в Нью-Йорке. Однако лидеры германских сионистов после секретной встречи с Герингом и по его поручению сделали все всевозможное, чтобы, используя каналы Всемирной сионистской организации, сорвать и демонстрацию, и бойкот.

Вторая цель - это вывоз капиталов крупной еврейской буржуазии Германии и их инвестирование в сионистские предприятия Палестины. В июне 1933 г. между англо-палестинским банком, фактически принадлежащим Еврейскому агентству, и нацистским министерством экономики было заключено секретное соглашение, зашифрованное сионистами древнееврейским словом "хаавара" (сделка).

В нашем распоряжении имеется его полный текст. Выезжающие в Палестину лица вносили деньги на специальный счет в двух германских банках. На эти суммы в Палестину, а затем и в другие страны Ближнего и Среднего Востока экспортировались немецкие товары. Часть вырученных денег вручалась прибывшим в Палестину иммигрантам из Германии, а около 50% присваивали нацисты. За 5 лет (1933-1938 гг.) сионистам удалось перекачать в Палестину свыше 40 млн. долл. (огромная сумма по тем временам), что составляло тогда около 60% всех инвестиций в Палестину. Так при содействии нацистской Германии (заработавшей на этой операции около 50 млн. долл.) закладывался экономической фундамент будущего Израиля.

Третья цель, которую преследовали сионисты, идя на сговор с нацистской Германией, заключалась в том, чтобы максимально использовать расистскую политику нацистов для организации широкомасштабной эмиграции в Палестину. Для этого было заключено несколько специальных секретных соглашений с ведомством Гиммлера. На их основе осуществлялся отбор эмигрантов, проводилась систематическая идеологическая обработка молодежи и также при содействии и гестапо осуществлялась и военно-спортивная подготовка в специальных лагерях.

Правители фашистской Германии всемерно поощряли колонизационные планы сионистов. В 1934 г. руководитель еврейского отдела службы безопасности СС барон фон Мильденштайн был гостем сионистских организаций Палестины. В сентябре-октябре 1934 г. ведущий орган нацистской пропаганды "Дер Ангрифф", которым руководил лично Геббельс, опубликовал серию из 12 статей Мильденштайна, всемерно восхвалявшую колонизационное предприятие сионистов. В память о пребывании руководителя еврейского отдела СС в Палестине Геббельс велел отчеканить медаль, на одной стороне которой было изображение свастики, на другой - шестиконечной звезды.

Позорным символом "хаавары" и сионистко-нацистского сотрудничества вообще стал приобретенный сионистской Палестинской пароходной компанией у фашистской Германии пассажирский лайнер "Гогенштайн". В 1935 г. этот корабль отбыл из Бремергафена в Хайфу с еврейскими колонистами на борту, специально отобранными представителями "Палестинского офиса". На корме корабля красовалось его новое имя "Тель-Авив", написанное древнееврейскими буквами, а на мачте развевался флаг со свастикой. Капитаном корабля был старый член нацистской партии Лейдиг.

Воротилы международного и германского сионизма своей сделкой с Гитлером в 30-е годы нанесли значительный ущерб единству антифашистских сил в Германии и Западной Европе, что в свою очередь облегчило развязывание фашистами Второй мировой войны и реализацию кровавых ужасов геноцида.

С.Л. ЗИВС*:

Вот документы, подтверждающие прямое сотрудничество сионистских организаций с гестапо. Хочу обратить внимание прежде всего на два из них. Первый представляет собой отчет о контактах чинов гестапо с командированным в Берлин из Палестины уполномоченным диверсионно-разведывательской организации сионистов "Хагана" Ф. Полкесом.

Кстати говоря, в руководстве этой организации в то время находился Леви Эшкол (Школьник-Эшкол), который до того в течение трех лет работал в "Палестинском офисе" в Берлине, а впоследствии стал премьер-министром Израиля и в этом качестве пребывал во время израильской агрессии 1967 г.

По оценке гестапо, реальность сотрудничества с сионистами обеспечивалась идеологической платформой последних.

В гестаповском отчете особо выделяются два момента, идейно роднящие сионистов с нацистами: во-первых, - крайний национал-шовинизм, во-вторых, - откровенный антикоммунизм. Этих двух моментов было достаточно для заключения грязной и циничной сделки о сотрудничестве.

Второй документ - подробный машинописный текст отчета о поездке А. Эйхмана и Г. Хагена в Палестину для углубления связей с представителем "Хаганы" Полкесом.

Оба документа имеются в распоряжении Антисионистского комитета.

Отчет о поездке Эйхмана и Хагена содержит многие подробности, связанные с углублением "рабочих контактов" с сионистами во время приезда А. Эйхмана и его коллеги Г. Хагена в октября 1937 г. под видом журналистов в Палестину. 2 октября Эйхман и Хаген прибыли на борту теплохода "Романия" в Хайфу. 10 и 11 октября Эйхман провел переговоры с Ф. Полкесом в Каире, место встречи - кафе "Гроппи".

В гестаповском отчете воспроизведены, в частности, заявления Полкеса: "Еврейские националистические круги крайне довольны радикальной политикой Германии".

Следует обратить внимание на одну характерную деталь в гестаповском отчете. Дело в том, что Эйхман и Хаген в нем зафиксировали, что в соответствии с договоренностью Полкес передал им обещанную ранее разведывательную информацию.

Представитель сионисткой организации, добиваясь поддержки нацистами планов создания сионистского государства, среди прочего обязывался также поставлять им любую информацию о действиях еврейских организаций в различных странах, направленных против нацистов. Здесь проявился еще один аспект перманентного предательства сионистами интересов еврейских масс.

Я коснусь еще одного вопроса - отношения руководителей международных сионистских организаций к гитлеровским преступлениям - к массовым казням, истреблению мирных жителей.

Лидеры сионистских организация в США, равно как и официальное руководство международных сионистских центров, повинны в длительном упорном и умышленном замалчивании убийства миллионов евреев. Речь идет о крупномасштабной дезинформации мирового общественного мнения и о непринятии возможных мер для спасения хотя бы какой-то части жертв.

Развязанная гитлеровской Германией Вторая мировая война сопровождалась системой тягчайших преступлений против человечества, осуществленных нацистами. В этой системе преступлений одно из первых мест занимает геноцид - массовое истребление беззащитных людей, отнесенных нацистскими расистами к народам и этническим группам, которые объявлялись "низшими" по отношению к "арийским сверхчеловекам". К их числу относились прежде всего славяне и евреи.

Огромными были потери от террора нацистов на временно оккупированной территории СССР. Жертвами немецко-фашистских карателей стали граждане многих национальностей Советского Союза - русские, украинцы, белорусы, литовцы, латыши, эстонцы, евреи и другие.

Советское правительство в начале 1942 г. довело до сведения мировой общественности факты о зверствах, и, в частности, о масштабах и характере геноцида в отношении еврейского населения.

Впервые в официальном правительственном документе-ноте НКИД СССР "О повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях" от 6 января 1942 г. сообщалось о случаях "зверского насилия и массовых убийств". Мир узнал о "страшной резне и погромах, учиненных в Киеве немецкими захватчиками". Наряду с деталями о трагедии, имевшей место в Киеве, в ноте говорится и о других кошмарных по изуверству массовых убийствах безоружных и беззащитных евреев.

Всемирная сионистская организация немедленно отреагировала на этот документ, объявив его... "большевистской пропагандой"!

27 апреля 1942 г. НКИД СССР вновь обнародовал ноту, в которой приводились многочисленные факты зверств. Фактический материал позволил нашему правительству прийти к выводу, что "расправы гитлеровцев над мирным советским населением затмили самые кровавые страницы истории человечества".

А сионистские лидеры от имени своих организаций продолжали делать заявления, фактически отрицающие достоверность информации о гитлеровском геноциде. Сокрытие правды объективно было на руку гитлеровцам.

В заявлениях так называемого "Еврейского агентства" от 7 июля и 28 сентября 1942 г. сведения, разоблачающие кровавые злодеяния, по-прежнему назывались "неправдоподобными вымыслами".

19 декабря 1942 г. советское правительство опубликовало официальный документ "Осуществление гитлеровскими властями плана истребления еврейского населения Европы", основанный на анализе огромного фактического материала.

Международные сионистские организации, руководствуясь своей узко ограниченной позицией, всячески противодействовали распространению истины о гитлеровских преступлениях и об их истинных масштабах.

Д. Жосеф, исполнявший в 1942 г. обязанности директора политического отдела "Еврейского агентства", мотивировал позицию руководящих деятелей международных сионистских организаций следующим образом: "если мы сообщим, что миллионы евреев были уничтожены нацистами, нас справедливо спросят: где же те миллионы евреев, для которых мы требуем создать после войны национальный очаг на земле Израилевой?".

В чем проявлялся в данном случае предательский характер позиции сионистской верхушки? Речь, понятно, не шла о том, можно ли было путем публичных выступлений и протестов непосредственно повлиять на судьбу людей, обреченных нацистами на уничтожение. Но, безусловно, информация о зверствах нацистов должна была служить дополнительно мобилизации духовных и материальных ресурсов в странах антигитлеровской коалиции, поэтому сокрытие правды объективно было на руку гитлеровцам.

Однако это мало волновало сионистских боссов. С фантастической по цинизму откровенностью выступил один из руководителей Всемирной сионисткой организации (ВСО) на заседании ее исполкома 18 февраля 1943 г.:

"сионизм превыше всего - и это необходимо провозглашать каждый раз, когда массовое уничтожение евреев может отвлечь наше внимание от сионистской борьбы".

______________________
*Зивс Самуил Лазаревич - советский юрист, доктор юридических наук, вице-президент института советско-американских отношений.

* * *

ЭЙХМАН В ИЕРУСАЛИМЕ

Eichmann listens to testimony given at his trial

Книга Ханны Аренд «Банальность зла», вышедшая в русском переводе, производит странное впечатление. Восемь пишем, два в уме. Причем эти два гораздо более интересны и значимы, чем все восемь. Автор сказал «А», но Б, В, Г, Д застряли у него в голове.

Второе название книги госпожи Аренд «Эйхман в Иерусалиме». По существу книга посвящена одному из фигурантов Холокоста, Адольфу Эйхману, которого израильские спецслужбы выкрали из Аргентины, судили в Израиле и повесили по приговору суда. Казалось бы, справедливость восторжествовала и один из военных преступников, на совести которого лежат миллионы замученных в концлагерях евреев, получил заслуженное возмездие, но книга Ханны Аренд совсем неоднозначна, ибо поднимает множество вопросов, которые и поныне остаются без определенного ответа.

Удивительно то, что госпожа Аренд никогда не обращала внимания на амбивалентность антисемитизма, хотя эта проблема лежит на поверхности и неоднократно декларировалась видными деятелями сионизма. Антисемитизм - диалектическое явление; это один из способов существования еврейской нации. Об этом писал один из лидеров сионизма Зеев (Владимир) Жаботинский:

«После потери естественного изолирующего средства - национальной территории - еврейство заставило искусственно оградить себя от слияния с другими народами стеной религиозных догматов; теперь, когда новые социально-экономические условия разрушили гетто и ворвавшаяся в него культура бесповоротно осудила догмат на гибель, так что искусственная стена, ограждающая еврейство от растворения в чужой среде, пала - импульс национального самосохранения побуждает еврейство стремиться к восстановлению естественного изолирующего средства, т.е. автономной рациональной территории, чтобы обеспечить навсегда еврейской национальной индивидуальности полную всестороннюю свободу. Роль антисемитизма - это роль блохи, от укуса которой спящий может проснуться. Но если он, проснувшись, принимается за творческое дело, то не ради нечистого насекомого, а ради того инстинкта жизни и работы, который в нем отроду заложен».

Т.е. антисемитизм напоминает еврею о его происхождении, призывает его к работе по восстановлению собственного государства, самобытной культуры. Макс Нордау, известный сионист и общественный деятель, находил антисемитизм, «возведенный в принцип», весьма удобным и полезным явлением, который встал естественной стеной на пути ассимиляции. И это подтверждает вся история диаспоры.

Так, в Италии нет антисемитизма, но еврейская община этой страны стремительно уменьшается, синагоги пустуют. В 1982 году евреев в Италии было около 32 тысяч (данные из Еврейской энциклопедии).

Евреи диаспоры всегда были зажаты между молотом антисемитизма и наковальней ассимиляции. Надо сказать, что теоретики сионизма нового времени обобщили весьма древнюю практику. Амбивалентность антисемитизма имеет глубокие исторические корни. Настоящее имя испанского ученого и врача XII века Петра Альфонси, издавшего при короле Альфонсе Кастильском вполне антисемитский трактат, Моше га-Сфаради. В XIII веке его превзошел в неистовой ненависти к Израилю еврей Николай Донин из Ла-Рошели. Он вступил в орден францисканцев и поднял крестоносцев на кровавую резню в Бретани, Пуату и Анжу, в которой погибли 3 тысячи евреев и 5 тыс. были вынуждены креститься. Широко известно имя епископа Бургоса по имени Пабло де Санта Мария. Он беспощадно преследовал евреев в конце XIV века. До принятия христианства его имя было Шломо га-Леви. Печально известный инквизитор Томазо де Торквемада имел еврейские корни. Благодаря его стараниям было казнено 30 тысяч евреев, а сотни тысяч были подвергнуты различным наказаниям. Надо ли говорить, что выдающийся антисемит Отто Вейнингер был евреем, как и основатель черносотенного «Союза русского народа», известный мракобес и провокатор Владимир Грингмут.

Многие высшие чины Третьего рейха были евреями; среди них генерал-губернатор Польши Ганс Франк, генерал-фельдмаршал Эрхарт Мильх, начальник Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих, причем последний был непосредственным руководителем Эйхмана.

Книга Ханны Аренд посвящена сотрудничеству нацистов и сионистов ради создания Израиля, хотя она с порога отметает идею Хусейна Зульфикара Забри, который на заседании Египетской национальной ассамблеи заявил, что Гитлер стал жертвой сионистского заговора, «подтолкнувшего его к совершению преступлений, которые помогли евреям достичь своей цели - создания государства Израиль». Как бы там ни было, но слово было произнесено; нам остается исследовать его соответствие сущности вещей.

Постепенное давление на еврейскую диаспору в Германии началось в тридцатых годах. Евреев начали изгонять с государственной службы, им запретили сдавать государственные вступительные экзамены в университеты; изданные в 35-м году Нюрнбергские законы лишали евреев всех политических прав, смешанные браки оказались под запретом и так далее. Однако большинство евреев пребывало в счастливом неведении и не помышляло об эмиграции в Палестину, которая в то время была выжженной пустыней.

В 1934 году Эйхман вступил в СД, одно из подразделений СС, под начало Рейнхарда Гейдриха. Ему «поручили заниматься евреями» и наладить контакты с еврейскими функционерами с последующей целью - способствовать эмиграции евреев в Палестину. Диаспора была расколота на ассимилянтов, которые не помышляли об эмиграции, и сионистов, которые бредили возвращением на свою историческую Родину.

Надо сказать, что Эйхман был человек не далекого ума, не имел никакого систематического образования, его сознание представляло собой tabula rasa, на которой вполне уместилась сионистская пропаганда. Он был весьма скромен в своих амбициях и всю жизнь мечтал получить звание штандартенфюрера, то есть полковника. Непосредственный руководитель Эйхмана некий Мильденштейн, первым делом потребовал, чтобы он прочел книгу классика сионизма Теодора Герцля «Еврейское государство».

«Этот труд, - пишет Ханна Аренд, - превратил Эйхмана в убежденного сиониста». Все его мысли были сосредоточены на том, как бы сделать так, «чтобы у евреев появилась твердая почва под ногами» . Эйхман рьяно взялся за свою сионистскую деятельность. Он начал читать сионистскую литературу, в частности «Историю сионизма» Адольфа Беме, изучил иврит и идиш, выступал с лекциями о сионизме перед коллегами из СС. Он очень четко разделял евреев на ассимилянтов-ортодоксов, которых презирал, и идеалистов-сионистов, которых поддерживал. Вся его деятельность была направлена на то, чтобы способствовать эмиграции евреев в Палестину, и в этом ему всячески помогали еврейские сионисты-функционеры, или он всеми силами помогал им.

Но Эйхман был только пешкой, только исполнителем плана, задуманного вовсе не им. Надо отчетливо понимать, что Эйхман и ему подобные были только верхушкой айсберга, корни которого уходили совсем в иные миры. Несколько позже, находясь в Венгрии, Эйхман вел переговоры с неким евреем-идеалистом, то есть сионистом, Рудольфом Кастнером. Множество евреев уже находилось в лагерях смерти, но Эйхман достиг соглашения с Кастнером, благодаря которому «лучший биологический материал», то есть видные евреи и члены молодежных сионистских организаций, был под охраной немецкой полиции депортирован в Палестину, а остальных, «презренных ассимилянтов», ждали печи крематория.

Судья Беджамин Халеви, который во время оно судил в Израиле и Кастнера, заявил, что последний продал душу дьяволу, то есть Эйхману, но Эйхман никак не тянул на дьявола, а только на мелкого чиновника Третьего рейха. Дьявол скрывался гораздо глубже.

После включения Австрии в состав рейха в марте 38 года Эйхмана послали в Вену разрабатывать план принудительной эмиграции. Если ранее евреев принуждали к свободному выбору - хочешь не уезжай, но будь гражданином второго сорта; хочешь -уезжай и осваивай палестинскую пустыню, (таким образом происходила селекция, отбирался «лучший биологический материал» для нового государства), то теперь задачей Эйхмана было заставить евреев эмигрировать всеми доступными способами. План этот принадлежал Гейдриху, начальнику Эйхмана, ему же принадлежала идея создания системы гетто, в том числе и привилегированных гетто, которая была внедрена на всех оккупированных территориях. Но на суде израильские власти настаивали «на полной и включающей в себя всё ответственности Эйхмана, мол, за всем этим стоял только один его ум». Все всё понимали, и даже судьи пытались замести следы.

Несмотря на отсутствие образования, Эйхман имел два достоинства: он умел организовывать и вести переговоры. По его распоряжению видные еврейские функционеры были освобождены из концлагерей и с их помощью был налажен эмиграционный конвейер. Сионисты и просто здравомыслящие евреи понимали, куда движется колесо истории, и потому «жаждали» эмиграции, а нацисты желали видеть Германию чистой от евреев. Эйхман мог удовлетворить обе стороны. На суде он заявил, что помогал еврейским функционерам, то есть сионистам, спасти евреев и наладить процесс эмиграции в Палестину.

Если бы дело шло о тотальном уничтожении евреев, то африканский корпус Роммеля мог бы быстро решить эту задачу, но на Израиль не упала ни одна немецкая бомба. «Нет никаких сомнений, - пишет Ганс Ламм, - что на первых этапах своей еврейской политики национал-социалисты считали уместным принять просионистский подход».

Надо заметить, что в тридцатые годы сионистская пропаганда в Германии резко усилила свою активность. Сионистские фонды получили в три раза больше средств, а тираж сионистского еженедельника Die Judische Rundschau вырос с пяти тысяч до сорока. Еврейская диаспора была расколота, причем ассимилянты, которых представляла «Центральная ассоциация немецких граждан исповедующих иудаизм», были в подавляющем большинстве, а сионисты, которые сотрудничали с нацистами, в меньшинстве.

Характерно, но именно доктрина сионизма о возвращении евреев в Палестину входила в противоречие с ортодоксальным иудаизмом. Мессия, Машиах должен был придти и вернуть евреям их историческую родину, но сионисты решили не дожидаться прихода мессии. Гестапо и СС оказывали всяческую поддержку эмиссарам из Палестины, они устраивали тренировочные лагеря для будущих эмигрантов. Так, Эйхман эвакуировал монахинь из одного монастыря, чтобы передать его в ведение молодым евреям, которые должны были обучаться в нем навыкам сельского хозяйства. Нацисты сопровождали составы с эмигрантами в Палестину, дабы они могли спокойно пересечь границу.

Исследователи Холокоста Джон и Девид Кимчи писали о том, что «основные действующие лица этой истории пришли к полному взаимопониманию» ; сионисты говорили на эйхмановском языке. Как пишет госпожа Аренд, «в Европу их послали поселенцы, и в операциях по спасению евреев они не были заинтересованы: «Это была не их работа». Их работой было отобрать «подходящий материал», а главным врагом правда, это было еще до программы уничтожения...»

Именно эмиссары из Израиля были первыми евреями, которые получили право «отбирать молодых еврейских пионеров» среди заключенных концлагерей. Думаю, что они понимали всю чудовищность этой селекции и отчетливо представляли, что ждет оставшихся. Те же братья Кимчи пишут об Эйхмане:

«Это был один из самых парадоксальных эпизодов начального периода нацистского правления: человек, который вошел в историю как один из главных убийц немецкого народа, попал в список самых активных деятелей спасения евреев из Европы».

Характерно, что Эйхман не только получил приглашение от палестинских функционеров посетить Израиль, но и нацисты выдали ему разрешение навестить эту «далекую страну». (Следует заметить, что защитник Эйхмана доктор Сервациус сделал все, чтобы Эйхман закончил свою жизнь в петле.) Надо думать, что когда Гитлер принял решение об «окончательном решении» еврейского вопроса, в Западной Европе не осталось евреев-сионистов, только одни ассимилянты, с которыми можно было не церемониться. Однако сотрудничество нацистов, утверждает Хана Аренд, с еврейскими советами продолжилось.

«На еврейских функционеров можно было положиться во всем - в составлении списков людей и их собственности, в собирании депортированных средств, призванных возместить расходы на депортацию и их уничтожение, в составлении перечня опустевших квартир, в предоставлении полиции сил для отлова евреев и последующей посадки их в поезда и - в качестве заключительного акта - передача всех средств собственности само й общинной администрации для окончательной конфискации».

«Для евреев роль еврейских лидеров в уничтожении собственного народа, несомненно, стала самой мрачной страницей в этой и без того мрачной истории.... Хорошо известный факт, что реальная рабочая сила по уничтожению велась руками еврейских отрядов, был четко и в деталях подтвержден свидетелями обвинения - рассказами о том, как трудились члены этих отрядов в газовых камерах и крематориях, как вырывали у трупов золотые зубы и отрезали волосы, как копали могилы, а затем снова раскапывали их, чтобы уничтожить следы массовых убийств, как еврейские техники строили в Терезине газовые камеры - там, в Терезине, еврейская «автономия» была настолько полной, что вешатели тоже были евреями».

Сразу возникают вопросы, зачем нужны были все эти немыслимые убийства, которые обходились рейху в немалые деньги, и каких еврейских лидеров, которые принимали участие в уничтожении своего народа, имела в виду Ханна Аренд?

В 1977-м году в Нью-Йорке вышла книга американского раввина М. Шонфельда «Жертвы Холокоста обвиняют. Документы и свидетельства о еврейских военных преступниках», в которой Хаим Вейцман, в 1920-1946 гг. почти бессменно возглавлявший Всемирную сионистскую организацию и Еврейское агентство Палестины, аттестуется как главный из этих самых военных преступников. По словам Голды Меир «для евреев всего мира Вейцман был «царь иудейский»... он был живым воплощением сионизма... и влияние его было огромно». (Меир Голда. «Моя жизнь», Иерусалим, 1989. Кн. 1, С. 220, 221).

Особо Шонфельд обращает внимание на заявление Вейцмана, сделанное им еще в 1937 году:

«Я задаю вопрос: «Способны ли вы переселить шесть миллионов евреев в Палестину?» Я отвечаю: «Нет». Из трагической пропасти я хочу спасти два миллиона молодых... А старые должны исчезнуть... Они - пыль, экономическая и духовная пыль в жестоком мире... Лишь молодая ветвь будет жить ». (Shonfeld М . The Holocaust Victims Accuse. Documents and Testimony on Jewish War Criminals. N.-Y., 1977. P. 25).

«Пророчество» Вейцмана сделано почти за два года до «Хрустальной ночи». Мысли сего уважаемого в Израиле селекциониста нашли живой отклик в сердцах других сионистов. Венгерский раввин В. Шейц, развивая мысль Вейцмана, в 1939 году писал:

«Расистские законы, которые ныне применяются против евреев, могут оказаться и мучительными, и гибельными для тысяч и тысяч евреев, но все еврейство в целом они очистят, разбудят и омолодят».

Итак, вожди сионизма и нацизма были сотрудниками в трудном деле переселения европейских евреев в Палестину. Взаимодействие сионизма и нацизма - очевидная реальность, которую невозможно опровергнуть. Один из историков сионизма Лионель Дадиани писал в своей книге «Критика идеологии и политики социал-сионизма», изданной в 1986 году, что вскоре после прихода Гитлера к власти сионизм «заключил с гитлеровцами соглашение... о переводе из Германии в Палестину в товарной форме состояния выехавших туда немецких евреев. Это соглашение сорвало экономический бойкот нацистской Германии и обеспечило ее весьма крупной суммой в конвертируемой валюте». Об этом упоминает и Ханна Аренд.

24 апреля 1966 года в израильской газете «Маарив» были опубликованы слова одного из бывших командиров Хаганы депутата кнессета Хаима Ландау: «Это факт, что в 1942 году Еврейское агентство знало об уничтожении... Правда заключается в том, что они не только молчали об этом, но и заставляли молчать тех, кто знал об этом тоже».

Он вспоминал, как один из руководящих сионистских деятелей, Ицхак Гринбаум, признался ему:

«Когда меня спросили, дашь ли ты деньги на спасение евреев в странах изгнания, я сказал «нет!»... Я считаю, что нужно противостоять этой волне, она может захлестнуть нас и отодвинуть нашу сионистскую деятельность на второй план».

Когда Вейцману предложили выкупить евреев, находящихся в немецких концлагерях, он цинично ответил: «Все эти евреи не стоят одной палестинской коровы».

«Один из руководителей Хаганы Ф. Полкес, - сообщает тот же Дадиани, - в феврале-марте 1937 г. вступил в контакт с офицерами гестапо и нацистской разведки, находясь по их приглашению в Берлине... Полкес, передав нацистским эмиссарам ряд интересовавших их важных сведений... сделал несколько важных заявлений. «Национальные еврейские круги, - подчеркнул он, - выразили большую радость по поводу радикальной политики в отношении евреев, так как в результате ее еврейское население Палестины настолько возросло, что в обозримом будущем можно будет рассчитывать на то, что евреи, а не арабы станут большинством в Палестине».

И действительно: в 1933-1937 гг. еврейское население Палестины увеличилось более чем в два раза, достигнув почти 400 тысяч человек. Впрочем, то, о чем пишет Ханна Аренд, - секрет Полишинеля. Голоса многих честных евреев звучат весьма нелицеприятно на фоне общей картины Холокоста, сформулированной лидерами сионизма. Некий Давид Сойфер сообщает, что в 1930-х годах «сионистские организации передали Гитлеру 126 миллионов долларов», то есть, согласно нынешней покупательной способности доллара, намного более миллиарда, чтобы осуществить уникальную историческую возможность реализации сионистских планов».

Именно жертвы Холокоста подтолкнули большинство членов ООН проголосовать за образование нового еврейского государства. Руководители Израиля успешно сформировали беспримерное чувство «вины» (именно так определяют это сионисты) целого мира (кроме России, разумеется, которая спасла мир от коричневой чумы) и потребовали немалые репарации, которые Германия выплачивает до сих пор. Что сказать, евреям жить в этой мрачной истории своей несчастной Родины. Для нас, гоев, вывод может быть только один: каждый еврейский погром - победа тех темных сил, которые своими корнями уходят в глубины сатанинские.

Венцеслав КРЫЖ, ФОРУМ мск

* * *

За пятьдесят прошедших лет в Израиле было более чем достаточно публикаций по процессу Эйхмана. Недавно переиздана книга государственного обвинителя Хаузнера. Изданы стенографические записи речей обвинителя и защитника (Сервациуса), показания свидетелей и апелляция после приговора. Нет только одного и главного — материалов допросов обвиняемого. Есть правда, некие извлечения, опубликованные на русскоязычном сайте Яд ва Шем. Но там нет ничего, относящегося к деятельности Эйхмана до 1939 года. Нет ничего, относящегося к его взаимоотношениям с руководством еврейских общин и гетто в оккупированных странах.

Адольф Эйхман, 1961 год