Сын или бог я твой бродский. Нашла очень красивое стихотворение о глазах

После текста оригинала на итальянском языке читайте о моих поисках достойных переводов:

Cesare Pavese (Чезаре Павезе)

Verrа la morte e avrа i tuoi occhi

Verrа la morte e avrа i tuoi occhi-
questa morte che ci accompagna
dal mattino alla sera, insonne,
sorda, come un vecchio rimorso
o un vizio assurdo. I tuoi occhi
saranno una vana parola
un grido taciuto, un silenzio.
Cosм li vedi ogni mattina
quando su te sola ti pieghi
nello specchio. O cara speranza,
quel giorno sapremo anche noi
che sei la vita e sei il nulla.

Per tutti la morte ha uno sguardo.
Verrа la morte e avrа i tuoi occhi.
Sarа come smettere un vizio,
come vedere nello specchio
riemergere un viso morto,
come ascoltare un labbro chiuso.
Scenderemo nel gorgo muti.

А теперь найденный мной первый перевод, написанный белым стихом. Автор перевода — Михаил Сухотин.

Придет смерть, и у нее будут твои глаза.
Эта смерть, что нас сопровождает
неусыпно с утра до ночи, глухая,
как стыд или скверная привычка,
как абсурд. Глаза твои будут –
немой крик, несказанное слово,
тишина.
Так ты видишь их каждое утро,
наклоняясь над своим отраженьем
в зеркале. О, дорогая надежда,
в этот день узнаем и мы:
ты – ничего, и ты – жизнь.

На каждого смерть по-своему смотрит.
Придет смерть, и у нее будут твои глаза.
Это будет как порвать с привычкой,
как увидеть в зеркале все то же,
но только мертвое лицо,
как услышать сомкнувшиеся губы.
Мы сойдем в водоворот немыми.

Заговорила об этом с известным блоггером Ольгой Канунниковой, и она специально для моего написала стихотворный перевод. Вот он:

У смерти приходящей глаза будут твои.
Сопровождать меня с утра до ночи неустанно,
Стыдясь как-будто за привычки скверные свои
За тот абсурд, за крик немой…
Как будто говорят, но все так несказанно.

И утро каждое, на отражение в зеркале смотря,
И тлея в предвкушении надежду хрупкую,
Глядим и думаем: «Мы живы! Опасения наши зря!»
Иль вижу смерти тень я жуткую…

И каждого из нас ждет смерть своя.
Мы смотрим на нее, но что же с нами?
И в зеркале мы видим только тень
И слышим мы сомкнувшиеся зубы,
И покидая нашей жизни день
В водоворот летим мы быстро, стиснув зубы.

Пока Ольга писала перевод, я нашла в сети перевод Маргариты Алигер, публикую и его тоже:

* * *

Нагрянет смерть с твоими глазами,
смерть, что плетется за нами следом
с утра до вечера, глаз не смыкая,
глухая, как совести давний укор,
как дурная привычка. С твоими глазами.
Твои глаза – как напрасное слово,
как возглас без звука, безмолвие.
Такими ты видишь их каждое утро,
над одиноким своим отраженьем
склоняясь. О дорогая надежда,
в тот день наконец-то узнаем и мы:
ты – жизнь и ты – пустота.
На каждого смерть по-другому посмотрит.
Моя – на меня – твоими глазами,
и что-то случится, как будто расстался
с дурною привычкой, как будто увидел,
как в зеркале мертвое всплыло лицо,
как будто услышал я сжатые плотно уста.
Безмолвие. Мы погружаемся немо в пучину.

Ну и под конец, стихотворение Иосифа Бродского. Это не перевод, просто цитата Чезаре Павезе использована как эпиграф:

Иосиф Бродский. Натюрморт

Verra la morte e avra i tuoi occhi.
C. Pavese

«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч.Павезе

Вещи и люди нас
Окружают, и те,
И эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
Неизвестно кому.

Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне, а если вник
в них — и внутри нутра.

Преподнося сюрприз
суммой своих углов,
вещь выпадает из
миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не
движется. Это — бред.
Вещь есть пространство, вне
Коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,
Распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Такая мать!»

Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
Освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен.Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
Словно рыба в сети.

Вещь, коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

В последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь — визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет — у нее
Будут твои глаза.»

Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
Не поняв, не решив:
Ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?-

Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы,жено, нет.
Сын или Бог — я твой.

Надеюсь, вам понравилась подборка? Может, вам известны тоже какие-то варианты?

Related posts:

Цветаева М. ГЛАЗА

А. Ахматова. Это рысьи глаза твои, Азия....

Фролов. Жизнь женщины в ее глазах.

Натюрморт

Verra la morte e avra i tuoi occhi.
C. Pavese

«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч. Павезе

Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.

Это январь. Зима
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.

Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.

О чем? О днях. о ночах.
Или же - ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о

Людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.

Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.

Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра.

Внутри у предметов - пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.

Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.

Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.

В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль

Не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.

Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,

Поднося, хоть дышу,
эеркало мне ко рту,-
как я переношу
небытие на свету.

Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.

Преподнося сюрприз
суммой своих углов
вещь выпадает из
миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не
движется. Это - бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Ебёна мать!»

Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.

Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».

Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

«Натюрморт» Иосиф Бродский

Verra la morte e avra i tuoi occhi.
C. Pavese

«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч. Павезе

Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.

Это январь. Зима
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.

Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.

О чем? О днях. о ночах.
Или же — ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о

людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.

Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.

Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них — и внутри нутра.

Внутри у предметов — пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.

Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.

Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.

В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль

не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль — это плоть
времени; плоть и кровь.

Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,

поднося, хоть дышу,
эеркало мне ко рту,-
как я переношу
небытие на свету.

Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.

Преподнося сюрприз
суммой своих углов
вещь выпадает из
миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не
движется. Это — бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Ебёна мать!»

Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.

Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».

Мать говорит Христу:
— Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:
— Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

Анализ стихотворения Бродского «Натюрморт»

Стихотворение «Натюрморт» было написано Иосифом Александровичем Бродским в 1971 году. Оно полностью соответствует своему названию, поскольку сюжет вращается вокруг одной темы – мёртвой природы (дословный перевод французского выражения «nature morte»). Постепенно читатель обнаруживает, что под этим определением поэт понимает не только окружающий мир, заснувший по зиме, но и самого себя.

Произведение состоит из 10 частей, в каждой из которых по три четверостишия. Стиль повествования типичный для Бродского: поэт разрывает фразы, помещая часть на одну строку, а продолжение – на другую. Размер трудно определяется, ритм создаётся с помощью сложноорганизованных пауз.

Первая часть стихотворения представляет собой экспозицию. Мы видим поэта сидящим в каком-то парке, вглядывающимся в спины безликим людям. Автор говорит, что смотрит вслед семье, но от этих слов не веет теплом. Вообще всё стихотворение пронизано тоской и леденящим холодом. Немудрено, ведь
Это январь. Зима
Согласно календарю.

Строки стихотворения короткие и резкие, под стать порывам январского ветра. Поэт использует множество мрачных эпитетов, передающих его настроение: «бесплодный труд», «холодная кровь», «венозная синева», «корявые вензеля» корней.

Неприютен мир, который рисует поэт. В нём живут скучные серые люди. Поэт рисует их портреты такими же неприятными красками:
Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

Отторжение усилено с помощью анафоры. В противовес этому досадному явлению автор много внимания уделяет вещам. Он открыто заявляет, что вещи куда привлекательнее людей. Иосиф Александрович использует нетривиальные сравнения: старый буфет и собор Нотр-Дам де Пари. Самого себя и неживой предмет. Родство человеческого существа и вещи поэт показывает на примере собственного тела. Как предмет, оно холодно и неподвижно:
Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лёд.

Вещь не стоит. И не
движется. Это — бред.

Представляется, такое отношение к себе как к вещи помогает автору перенести мысль о бренности бытия. В девятой части Иосиф Александрович рисует картину встречи со смертью, опровергает её стереотипный облик старухи с косой. Вместе с тем он отвергает саму идею смерти, потому что, по его представлению, когда она придёт, то найдёт уже пустое холодное тело. То есть, жизнь ничем не отличается от небытия.

Возможно, поэтому в десятой части появляется неожиданный библейский сюжет. Здесь поэт приводит диалог между Девой Марией и Христом. Божья матерь выпытывает у Иисуса, бог он или сын, жив он или мёртв. На что тот отвечает, что это не имеет значения. Главное слово – «твой», то есть, важно, что он родное дитя Марии, что они рядом друг с другом.

Думается, что здесь кроется глубокое переживание Иосифа Александровича, которого отвергла его родина. Находясь в эмиграции, поэт страдал оттого, что не мог повидать отца и мать, не мог прикоснуться к родной земле. Таким образом, хладнокровное рассуждение о превосходстве постоянства вещей над переменчивостью человеческой натуры можно трактовать как завуалированный крик боли и тоски по семье и дому.

Нашла очень красивое стихотворение о глазах. Красивое, начиная с самого названия: «Придет смерть и у нее будут твои глаза».

После текста оригинала на итальянском языке читайте о моих поисках достойных переводов:
Cesare Pavese (Чезаре Павезе)
Verrа la morte e avrа i tuoi occhi

Verrа la morte e avrа i tuoi occhi-
questa morte che ci accompagna
dal mattino alla sera, insonne,
sorda, come un vecchio rimorso
o un vizio assurdo. I tuoi occhi
saranno una vana parola
un grido taciuto, un silenzio.
Cosм li vedi ogni mattina
quando su te sola ti pieghi
nello specchio. O cara speranza,
quel giorno sapremo anche noi
che sei la vita e sei il nulla.

Per tutti la morte ha uno sguardo.
Verrа la morte e avrа i tuoi occhi.
Sarа come smettere un vizio,
come vedere nello specchio
riemergere un viso morto,
come ascoltare un labbro chiuso.
Scenderemo nel gorgo muti.

А теперь найденный мной первый перевод, написанный белым стихом. Автор перевода — Михаил Сухотин.


Эта смерть, что нас сопровождает
неусыпно с утра до ночи, глухая,
как стыд или скверная привычка,
как абсурд. Глаза твои будут -
немой крик, несказанное слово,
тишина.
Так ты видишь их каждое утро,
наклоняясь над своим отраженьем
в зеркале. О, дорогая надежда,
в этот день узнаем и мы:
ты - ничего, и ты - жизнь.

На каждого смерть по-своему смотрит.
Придет смерть, и у нее будут твои глаза.
Это будет как порвать с привычкой,
как увидеть в зеркале все то же,
но только мертвое лицо,
как услышать сомкнувшиеся губы.
Мы сойдем в водоворот немыми.

Заговорила об этом с известным блоггером Ольгой Канунниковой, и она специально для моего блога о Глазах написала стихотворный перевод. Вот он:

У смерти приходящей глаза будут твои.
Сопровождать меня с утра до ночи неустанно,
Стыдясь как-будто за привычки скверные свои
За тот абсурд, за крик немой…
Как будто говорят, но все так несказанно.

И утро каждое, на отражение в зеркале смотря,
И тлея в предвкушении надежду хрупкую,
Глядим и думаем: «Мы живы! Опасения наши зря!»
Иль вижу смерти тень я жуткую…

И каждого из нас ждет смерть своя.
Мы смотрим на нее, но что же с нами?
И в зеркале мы видим только тень
И слышим мы сомкнувшиеся зубы,
И покидая нашей жизни день
В водоворот летим мы быстро, стиснув зубы.

Пока Ольга писала перевод, я нашла в сети перевод Маргариты Алигер, публикую и его тоже:

Нагрянет смерть с твоими глазами,
смерть, что плетется за нами следом
с утра до вечера, глаз не смыкая,
глухая, как совести давний укор,
как дурная привычка. С твоими глазами.
Твои глаза - как напрасное слово,
как возглас без звука, безмолвие.
Такими ты видишь их каждое утро,
над одиноким своим отраженьем
склоняясь. О дорогая надежда,
в тот день наконец-то узнаем и мы:
ты - жизнь и ты - пустота.
На каждого смерть по-другому посмотрит.
Моя - на меня - твоими глазами,
и что-то случится, как будто расстался
с дурною привычкой, как будто увидел,
как в зеркале мертвое всплыло лицо,
как будто услышал я сжатые плотно уста.
Безмолвие. Мы погружаемся немо в пучину.

Ну и под конец, стихотворение Иосифа Бродского. Это не перевод, просто цитата Чезаре Павезе использована как эпиграф:
Иосиф Бродский. Натюрморт

Verra la morte e avra i tuoi occhi.
C. Pavese

«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч.Павезе

Вещи и люди нас
Окружают, и те,
И эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
Неизвестно кому.

Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне, а если вник
в них — и внутри нутра.

Преподнося сюрприз
суммой своих углов,
вещь выпадает из
миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не
движется. Это — бред.
Вещь есть пространство, вне
Коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,
Распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Такая мать!»

Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
Освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен.Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
Словно рыба в сети.

Вещь, коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

В последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь — визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет — у нее
Будут твои глаза.»

Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
Не поняв, не решив:
Ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?-

Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы,жено, нет.
Сын или Бог — я твой.

Надеюсь, вам понравилась подборка? Может, вам известны тоже какие-то варианты?

Натюрморт

I


Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.


Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.

II


Пора. Я готов начать.
Не важно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.


О чем? О днях, о ночах.
Или же - ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о

III


Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.


Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не -
покидаемый вид.


Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.


Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра.


Внутри у предметов - пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.


Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.


Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.


В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль


не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.


Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,


поднося, хоть дышу,
зеркало мне ко рту, -
как я переношу
небытие на свету.


Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.


Преподнося сюрприз
суммой своих углов,
вещь выпадает из
миропорядка слов.


Вещь не стоит. И не
движется. Это - бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.


Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Ебена мать!»


Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.


Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.


Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.


Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.


Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

X


Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?


Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть мертв или жив?


Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

1971


Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью
не приносили утешенья мне.


Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки


и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва


умышленного. Ибо в темноте -
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.


В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных, - тогда я
не дернусь к выключателю и прочь


руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.

11 февраля 1971