Омар Хайям, краткая биография которого представлена в этой статье, родился в Нишапуре 18 мая 1048 года. Нишапур находится на востоке Ирана, в культурной провинции Хорасан. Этот город был местом, куда на ярмарку съезжались многие люди из различных районов Ирана и даже из соседних стран. Кроме того, Нишапур считается одним из главных культурных центров того времени в Иране. В городе с 11 века действовали медресе - школы высшего и среднего типа. В одной из них учился и Омар Хайям.

Биография на русском языке предполагает перевод имен собственных. Однако иногда читателям требуется и английский вариант, например, когда нужно найти материалы на английском. Как же перевести: "Омар Хайям: биография"? "Omar Khayyam: biography" - правильный вариант.

Детство и юность Хайяма

К сожалению, сведений о них недостаточно, как и сведений о жизни многих известных людей древних времен. Биография Омара Хайяма в детские и юношеские годы отмечена тем, что он жил в Нишапуре. Не сохранилось сведений о его семье. Прозвище Хайям, как известно, означает "палаточный мастер", "палаточник". Это позволяет исследователям сделать предположение о том, что отец его являлся представителем ремесленных кругов. Семья, во всяком случае, располагала средствами, достаточными для того, чтобы предоставить своему сыну приличное образование.

Обучением отмечена дальнейшая его биография. Омар Хайям сначала постигал науки в Нишапурском медресе, который в то время был известен как аристократическое учебное заведение, которое готовило для государственной службы крупных чиновников. После этого Омар продолжил образование в Самарканде и Балхе.

Знания, полученные Хайямом

Он владел множеством естественных и точных наук: геометрией, математикой, астрономией, физикой. Также Омар специально изучал историю, корановедение, теософию, философию и комплекс филологических дисциплин, который входил в понятие образованности в то время. Он знал арабскую литературу, владел в совершенстве арабским языком, а также знал основы стихосложения. Омар был искусен во врачевании и астрологии, а также изучал теорию музыки.

Хайям великолепно знал наизусть Коран, мог истолковать любой аят. Поэтому даже самые видные теологи Востока обращались к Омару за консультациями. Идеи его, однако, не вписывались в ислам в ортодоксальном его понимании.

Первые открытия в области математики

Первыми открытиями в области математики отмечена дальнейшая его биография. Омар Хайям сделал эту науку основным направлением своих занятий. В возрасте 25 лет он совершает первые открытия в математике. В 60-е годы 11 века он издает труд по этой науке, который приносит ему славу выдающегося ученого. Меценатствующие правители начинают оказывать ему покровительство.

Жизнь при дворе Хакана Шамс ал-Мулка

Правители 11 века соревновались друг с другом в блеске свиты. Они переманивали образованных царедворцев. Самые влиятельные просто требовали ко двору прославившихся поэтов и ученых. Не обошла эта участь и Омара. Службой при дворе была отмечена и его биография.

Омар Хайям сначала вел свою научную деятельность при дворе принца Хакана Шамс ал-Мулка, в Бухоре. Согласно свидетельствам летописцев 11 века, бухарский правитель окружил почетом Омара и даже сажал его на трон рядом с собой.

Приглашение в Исфахан

К этому времени выросла и утвердилась империя Великих сельджуков. Тугулбек, сельджукский правитель, в 1055 году завоевал Багдад. Он объявил себя владыкой новой империи, султаном. Халиф утратил власть, и это ознаменовало собой эпоху культурного расцвета, названную восточным Возрождением.

Эти события отразились и на судьбе Омара Хайяма. Новым периодом продолжается его биография. Омар Хайям в 1074 году был приглашен к царскому двору на службу в город Исфахан. В это время правил султан Малик-шах. Этот год ознаменовался началом 20-летнего периода его плодотворной научной деятельности, по достигнутым результатам оказавшейся блестящей. В это время город Исфахан являлся столицей сельджукской державы, которая простиралась от Средиземного моря до границ Китая.

Жизнь при дворе Малик-шаха

Омар стал почетным приближенным великого султана. По легенде, Низам ал-Мулк даже предложил ему управлять Нишапуром и прилегающей областью. Омар сказал, что не умеет запрещать и приказывать, что необходимо для управления людьми. Тогда султан назначил ему жалование в 10 тыс. в год (огромная сумма) для того, чтобы Хайям смог беспрепятственно заниматься наукой.

Управление обсерваторией

Хайяма пригласили управлять дворцовой обсерваторией. Султан собрал лучших астрономов у себя при дворе и выделил большие суммы для приобретения дорогостоящего оборудования. Перед Омаром была поставлена задача создать новый календарь. В 11 веке в Средней Азии и Иране одновременно существовало 2 системы: солнечный и лунный календари. Обе они были несовершенны. К марту 1079 года задача была решена. Предложенный Хайямом календарь был на 7 секунд точнее действующего сегодня григорианского (разработанного в 16 веке)!

Омар Хайям вел в обсерватории астрономические наблюдения. В его эпоху астрономия была тесно связана с астрологией, которая в Средние века являлась наукой практической необходимости. И Омар входил в свиту Малик-шаха в качестве его советника и астролога. Слава его как прорицателя была весьма велика.

Новые достижения в математике

При дворе в Исфахане Омар Хайям занимался также математикой. В 1077 году он создал геометрический труд, посвященный истолкованию трудных положений Евклида. Впервые он дал исчерпывающую классификацию главных видов уравнений - кубических, квадратных, линейных (всего 25 видов), а также создал теорию решения уравнений кубических. Именно он впервые поставил вопрос о связи науки геометрии с алгеброй.

Долгое время книги Хайяма были неизвестными европейским ученым, которые создавали неевклидовую геометрию и новую высшую алгебру. И им пришлось заново пройти нелегкий и долгий путь, который за 5-6 столетий до них уже был проложен Хайямом.

Занятия философией

Хайям занимался также проблемами философии, изучая научное наследие Авиценны. Он перевел на фарси с арабского языка некоторые его сочинения, проявив новаторство, так как в это время роль языка науки играл арабский язык.

Первый философский трактат его был создан в 1080 году ("Трактат о бытии и долженствовании"). Хайям заявил, что он является последователем Авиценны, а также высказал суждения об исламе с позиций восточного аристотелианства. Омар, признавая существование бога в качестве первопричины сущего, утверждал, что конкретный порядок вещей определяется законами природы, это вовсе не результат божественной мудрости. Эти взгляды сильно расходились с мусульманской догматикой. В трактате они были изложены конспективно и сдержанно, эзоповым языком иносказаний и недомолвок. Гораздо более смело, порой вызывающе дерзко, антиисламские настроения выражал в поэзии Омар Хайям.

Биография: стихи Хайяма

Стихи он писал только рубаи, т.е. четверостишия, в которых рифмовались 1-я, 2-я, 4-я или все четыре строфы. Он создавал их в течение всей жизни. Хайям не писал никогда хвалебных од правителям. Рубаи серьезной формой поэзии не являлись, и как поэт Омар Хайям не признавался современниками. Да и сам он не придавал своим стихам большого значения. Они возникали, скорее всего, экспромтом, мимоходом.

Пошатнувшееся положение Омара при дворе

В конце 1092 года оборвался 20-летний спокойный период его жизни при дворе Малик-шаха. В это время султан скончался при невыясненных обстоятельствах. А Низам ал-Мулк был убит за месяц до этого. Смерть двух покровителей Хайяма источники средневековья приписывают исмаилитам, представителям религиозно-политического движения, направленного против тюркской знати. После смерти Малик-шаха они терроризировали исфаханскую знать. Расправы и доносы были рождены страхом перед наводнившими город тайными убийствами. Началась борьба за власть, стала разваливаться великая империя.

Пошатнулось и положение Омара при дворе вдовы Малик-шаха Туркан-хатун. Женщина не доверяла приближенным Низам ал-Мулка. Омар Хайям еще некоторое время работал в обсерватории, но не получал уже ни прежнего содержания, ни поддержки. В это же время он выполнял обязанности врача и астролога при Туркан-хатун.

Как оборвалась придворная карьера Хайяма

Рассказ о том, как потерпела крушение его придворная карьера, стал сегодня хрестоматийным. Его относят к 1097 году. Санджар, младший сын Малик-шаха, однажды заболел ветряной оспой, и Хайям, лечивший его, по неосторожности высказал сомнение в том, что 11-летний мальчик поправится. Сказанные визиру слова были подслушаны слугой и переданы больному наследнику. Ставший в дальнейшем султаном, правившим с 1118 по 1157 год сельджукским государством, Санджар на всю свою жизнь затаил неприязнь к Хайяму.

После смерти Малик-шаха Исфахан потерял положение главного научного центра и царской резиденции. Пришла в запустение и, в конце концов, была закрыта обсерватория, а столицу перенесли в г. Мерв (Хоросан). Омар покинул двор навсегда, возвратился в Нишапур.

Жизнь в Нишапуре

Здесь он прожил до самой своей смерти, лишь иногда покидая город для посещения Балха или Бухоры. Кроме того, он совершил длительное паломничество к мусульманским святыням в Мекку. Хайям преподавал в Нишапурском медресе. У него был небольшой круг учеников. Иногда он принимал ученых, искавших с ним встречи, принимал участие в научных диспутах.

Последний период его жизни был чрезвычайно труден, связан с лишениями, а также с тоской, которая была порождена духовным одиночеством. В нишапурские годы к славе Омара как астронома и математика прибавилась слава вероотступника и вольнодумца. Злобу ревнителей ислама вызывали его философские взгляды.

Научно-философское наследие Хайяма

Биография Омара Хайяма (краткая) не позволяет подробно говорить о его трудах. Отметим лишь, что невелико его научно-философское наследие. В отличие от Авиценны, своего предшественника, Хайям не создал целостной философской системы. Его трактаты касаются лишь отдельных вопросов философии, хотя и важнейших. Некоторые из них написаны в ответ на просьбу светских или духовных лиц. До наших дней сохранилось лишь 5 философских сочинений Омара. Все они лаконичны, кратки, порой занимают лишь несколько страниц.

Паломничество в Мекку и жизнь в деревне

Через некоторое время столкновения с духовенством стали настолько опасны, что Хайям был вынужден совершить трудное и долгое паломничество в Мекку (в уже немолодые годы). В эту эпоху путешествие к святым местам длилось порой годами. Омар поселился на какое-то время в Багдаде. Преподаванием в Низамийе была отмечена его биография.

Омар Хайям, о жизни которого известно, к сожалению, не так много, вернувшись домой, начал жить в деревне под Нишапуром в уединенном доме. По свидетельствам средневековых биографов, он женат не был и детей у него не было. Он жил замкнуто, в постоянной опасности из-за подозрений и преследований.

Как провел последние часы жизни Омар Хайям

Биография краткая на русском языке этого ученого, философа и поэта была написана множеством авторов. Все источники сходятся в том, что год его смерти точно неизвестен. Самой вероятной датой ее считается 1123 год. Из источника 12 века до нас дошел рассказ о том, как Хайям провел последние часы жизни. Эту историю слышал от его родственника Абу-л-Хасан Бейхаки. В этот день Омар внимательно изучал "Книгу исцеления", написанную Авиценной. Добравшись до раздела "Единое и множественное", Хайям вложил между листами зубочистку и попросил позвать нужных людей для того, чтобы сделать завещание. Омар не ел и не пил весь этот день. Окончив последнюю молитву, вечером он поклонился до земли. Затем Хайям сказал, обратившись к богу, что познал его по мере возможности, и что знание его - это путь к нему. И умер. На фото ниже - его могила в Нишапуре.

Из каких еще источников можно узнать о жизни такого человека, как Омар Хайям? Биография БСЭ (Большой советской энциклопедии) вам подойдет, если достаточно лишь основных сведений о нем. Вы можете также обратиться к изданиям книг Хайяма, в предисловии к которым часто даются описания его жизни. Мы представили лишь основные сведения о таком человеке, как Омар Хайям. Биография, национальность его, истории из его жизни, стихи и трактаты - все это и по сей день интересует множество людей. Это говорит о большом значении наследия, которое он оставил, о большой роли в истории личности Омара Хайяма.

Кто такой Омар Хайям знают многие, ведь творчество этого выдающегося таджикского и персидского поэта, философа-суфия, математика, астронома и астролога изучают даже в школе.

Где родился Омар Хайям?

Омар Хайям Гиясаддин Обу-ль-Фахт ибн Ибрахим появился на свет 18 мая 1048 года в городе Нишапура (северо-восточная часть Ирана) в семье палаточника.

Он был весьма одаренным ребенком и в возрасте 8 лет активно изучал математику, философию, астрономию, знал на память Коран. В 12 лет Омар поступает в медресе на обучение: курсы врачебного дела и мусульманского права закончены на отлично. Но с медициной Омар Хайям связывать свою жизнь не стал, его больше интересовала математика. Поэт вновь поступает в медресе и его возводят в чин наставника.

Он стал крупнейшим ученым своей эпохи и долго на одном месте не засиживался. Прожив в Самарканде 4 года, Омар Хайям переезжает в Бухару и работает в книгохранилище.

В 1074 году сельджукский султан Мелик-шах I приглаил его в Исфахан на должность духовного наставника. Также он руководил крупной обсерваторией при дворе, превратившись в астронома. Омар Хайям возглавлял группу ученых, которая занималась созданием нового календаря. Его официально приняли в 1079 году и назвали «Джалали». Он был более точным, чем григорианский и юлианский календари.

В 1092 году султан скончался, и в жизни Омара начались перемены: поэта обвинили в вольнодумстве и он вынужден был уехать из Исфахана.

Творчество Омара Хайяма

Настоящую мировую славу ему принесла поэзия. Он создавал четверостишия – рубаи. Они являются призывом к свободе личности, познанию земного счастья. Рубаи характеризуются гибкостью ритма, пафосом вольнодумства, глубиной философской мысли, четкостью, емкостью стиля, лаконичностью и образностью. Ему приписывают создание 66 четверостиший.

Кроме стихов, Омар Хайям писал математические трактаты. Самыми известными являются «О доказательстве задач алгебры и алмукабалы», «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида».

Практически всех интересует вопрос, были ли дети у Омара Хайяма? Достоверно известно, что к него не было семьи и детей. Он всю жизнь посвятил литературной и научной деятельности.

Омар Хайям(1048-1123)
Полное имя Омара Хайяма - Гияс ад-Дин Абу-л-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Слово "Хайям" буквально означает "палаточный мастер", от слова "хайма" - палатка, от этого же слова происходит старорусское "хамовник", т.е. текстильщик. Ибн Ибрахим - значит сын Ибрахима. Таким образом, отца Хайяма звали Ибрахим и происходил он из рода ремесленников. Можно предположить, что этот человек имел достаточные средства и не жалел их, чтобы дать сыну образование, соответствующее его блестящим способностям.

О молодых годах Хайяма почти нет сведений. Ал-Байхаки писал, что Хайям "был из Нишапура, и по рождению, и по предкам. На это же указывает добавление Нишапури (по-персидски) или ан-Найсабури (по-арабски) к его имени. В одних источниках указывается, что молодой Хайям учился также в Нишапуре, в других говорится, что в ранней молодости он жил в Балхе. В качестве учителя упоминается имя некоего "главы ученых и исследователей по имени Насир ал-милла ва-д-Дин шейх Мухаммед-и Мансур", о котором нет никаких сведений. Так или иначе, все источники согласны, что в семнадцать лет он достиг глубоких знаний во всех областях философии, и указывают на его замечательные природные способности и память.

В то время Нишапур, расположенный на востоке Ирана, в древней культурной провинции Хорасан, был крупным городом XI века с населением в несколько сот тысяч человек. Обнесенный высокой стеной с башнями, он состоял не менее чем из пятидесяти больших улиц и занимал территорию примерно в сорок квадратных километров. Лежащий на оживленных караванных путях, Нишапур был ярмарочным городом для многих провинций Ирана и Средней Азии и для близлежащих стран. Нишапур - один из главных культурных центров Ирана - был знаменит своими библиотеками, с XI века в городе действовали школы среднего и высшего типа - медресе.

Чтобы примирить различные источники, можно предположить (и вероятность этого действительно велика), что Хайям начал свое образование именно в Нишапурском медресе, имевшем в то время славу аристократического учебного заведения, готовящего крупных чиновников для государственной службы, а затем продолжил его в Балхе и Самарканде.

К окончанию учения относится, вероятно, первый опыт самостоятельной научной работы Хайяма, посвященной извлечению корня любой целой положительной степени n из целого положительного числа N. Первый трактат Хайяма до нас не дошел, однако имеются ссылки на его название - "Проблемы арифметики". Указывается, что в этом трактате Хайям, на базе более ранних работ индийских математиков, по сути дела, предложил метод решения уравнений х^n = a (n - целое число), аналогичный методу Руффини-Горнера. Кроме того, в трактате, по всей видимости, содержалось правило разложения натуральной степени двучлена (a+b)^n, то есть известная формула бинома Ньютона для натуральных показателей. Разумеется, пока рукопись "Проблем арифметики" не найдена, о ее содержании можно только догадываться, опираясь, прежде всего, на труды учеников и последователей Хайяма. Многие вышеизложенные выводы сделаны исследователями на основании трактата Насир ад-Дина ат-Туси "Сборник по арифметике с помощью доски и пыли", в котором автор излагает ряд новых результатов, не претендуя, в то же время, на их открытие.

По каким-то причинам, возможно, связанным с политическими событиями - первыми годами правления сельджукских султанов, Хайяму пришлось покинуть Хорасан. Дальнейшие сведения о Хайяме исходят из управляемого Караханидами Мавераннахра, столицей которого был сначала Самарканд, а затем - Бухара.

Первым дошедшим до нас сочинением Хайяма является небольшой алгебраический трактат, рукопись которого хранится в библиотеке Тегеранского университета. Рукопись не имеет заглавия, однако указан автор. Не вполне ясно, где и когда был написан этот труд. Он, по сути дела, предваряет более полный "правильный" трактат по алгебре - следующую по времени работу Хайяма.

Следует отметить, что во времена Хайяма ученый, не будучи человеком состоятельным, мог регулярно заниматься наукой только при дворе того или иного правителя, занимая одну из четырех должностей: секретаря (дабира), поэта, астролога или врача. Судьба ученого, в этом случае, в значительной степени зависела от милости или немилости правителя, его нрава и капризов, от придворных интриг и дворцовых переворотов. В связи с этим, судьба Хайяма во многом определяется чередой сменяющих друг друга покровителей, от которых ученый, несомненно, зависел, которых упоминал и благодарил их в своих трудах. Низами Арузи Самарканди в "Собрании редкостей" пишет: "Дабир, поэт, астролог и врач, - суть ближние люди царя, и обойтись без них ему невозможно. На дабире - крепость правления, на поэте - вечная слава, на астрологе - благое устроение дел, на враче - здоровье телесное. И это - четыре тяжких дела и благородных науки из ветвей науки философии: дабирство и поэзия - из ветвей логики, астрология - ветвь математики и медицина - ветвь естествознания".

Вместе с тем, было принято считать, что именно ученые-царедворцы во многом обеспечивают правителю прочность власти и ее великолепие. Правители XI века соперничали между собой в блеске своей свиты, переманивали друг у друга образованных царедворцев, а самые могущественные просто требовали передать их двору прославившихся ученых и поэтов.

По-видимому, первым из известных покровителей Хайяма был главный судья города Самарканда Абу Тахир Абд ар-Рахман ибн Алак. Во введении к своему алгебраическому трактату Хайям рассказывает о своих бедствиях "Я был лишен возможности систематически заниматься этим делом и даже не мог сосредоточиться на размышлении о нем из-за мешавших мне превратностей судьбы. Мы были свидетелями гибели ученых, от которых осталась малочисленная, но многострадальная кучка людей. Суровости судьбы в эти времена препятствуют им всецело отдаться совершенствованию и углублению своей науки. Большая часть из тех, кто в настоящее время имеет вид ученых, одевают истину ложью, не выходя в науке за пределы подделки и притворяясь знающими. Тот запас знаний, которым они обладают, они используют лишь для низменных плотских целей. И если они встречают человека, отличающегося тем, что он ищет истину и любит правду, старается отвергнуть ложь и лицемерие и отказаться от хвастовства и обмана, они делают его предметом своего презрения и насмешек", а далее пишет, что получил возможность написать эту книгу только благодаря покровительству "славного и несравненного господина, судьи судей имама господина Абу Тахира. Его присутствие расширило мою грудь, его общество возвысило мою славу, мое дело выросло от его света и моя спина укрепилась от его щедрот и благодеяний. Благодаря моему приближению к его высокой резиденции я почувствовал себя обязанным восполнить то, что я потерял из-за превратностей судьбы, и кратко изложить то, что я изучил до мозга костей из философских вопросов. И я начал с перечисления этих видов алгебраических предложений, так как математические науки более всего заслуживают предпочтения".

Судя по этому введению, основная часть алгебраического трактата "О доказательствах задач алгебры и амукабалы" была написана в Самарканде около 1069 года.

После Абу Тахира Хайям пользовался покровительством бухарского хакана Шамс ал-Мулука. В источниках указывается, что правитель крайне возвеличивал его и сажал имама Омара с собой на свой трон. Весьма вероятно, что ко двору Шамс ал-Мулука Хайям был представлен Абу Тахиром. Отметим, что племянница Шамс ал-Мулука Туркан-хатун, имя которой нам еще встретится ниже, была выдана замуж за Мулик-шаха. О пребывании Хайяма в Бухаре рассказывает Табризи: "Я слышал еще, что когда ученый соблаговолил прибыть в Бухару, через несколько дней после прибытия он посетил могилу весьма ученого автора "Собрания правильного", да освятит Аллах его душу.

В 1074г., вскоре после того, как после длительного противостояния сельджукам Шамс ал-Мулук признал себя вассалом султана Малик-шаха, Хайям был приглашен в столицу огромного Сельджукского государства Исфахан ко двору Малик-шаха для руководства реформой иранского солнечного календаря. Приглашение было, по-видимому, сделано сельджукским визирем Низам ал- Мулком. Тем самым другом юности Хайяма, если все-таки верить легенде, вопреки упоминавшемуся выше расхождению в возрасте Хайяма и знаменитого визиря. 1074 год стал знаменательной датой в жизни Омара Хайяма: ею начался двадцатилетний период его особенно плодотворной научной деятельности, блестящей по достигнутым результатам.

Город Исфахан был в то время столицей мощной централизованной сельджукидской державы, простиравшейся от Средиземного моря на западе до границ Китая на востоке, от Главного Кавказского хребта на севере до Персидского залива на юге. Зубчатая городская стена Исфахана с двенадцатью широкими железными воротами, красивые высокие здания, величественная пятничная мечеть на центральной площади, целые кварталы оживленных базаров, множество караван-сараев со складами товаров и гостиницами для приезжих, журчащие водотоки с прекрасной водой, ощущение простора и изобилия - все это вызывало восхищение путешественников.

В эпоху султана Малик-шаха Исфахан, расположенный в долине в окружении горных цепей, с протекавшей через город полноводной рекой Заендеруд, еще расширился, украсился нарядными архитектурными сооружениями. Великолепные сады, разбитые в Исфахане в эти годы, поэты не раз воспевали в стихах. Малик-шах придал своему двору небывалое еще для иранских династий великолепие. Средневековые авторы красочно описывают роскошь дворцового убранства, пышные пиршества и городские празднества, царские забавы и охоты. При дворе Малик-шаха был огромный штат придворных: кравчих, оруженосцев, хранителей одежд, привратников, стражей и большая группа поэтов-панегиристов во главе с одним из самых крупных одописцев XI века - Муиззи (1049 - ум. между 1123 и 1127).

По мнению большинства историков, созидательная государственная деятельность и широкие просветительские преобразования, которыми отмечены эти десятилетия - период наивысшего подъема сельджукидского государства, были обязаны не столько султану Малик-шаху сколько его визиру (по-нашему - премьер министру) Низам ал-Мулку (1018--1092) - выдающемуся политическому деятелю XI века. Низам ал-Мулк, покровительствовавший развитию науки, открыл в Исфахане, так же как и в других крупнейших городах - Багдаде, Басре, Нишапуре, Балхе, Мерве, Герате, - учебно-научные академии; по имени визира они повсеместно назывались Низамийе. Для исфаханской академии Низам ал-Мулк возвел величественное здание возле самой пятничной мечети и пригласил в Исфахан для преподавания в ней известных ученых из других городов. Исфахан, славящийся ценнейшими собраниями рукописных книг, обладающий прочными культурными традициями (достаточно упомянуть, что значительную часть своей жизни провел в Исфахане Абу Али ибн Сина (980-1037), гениальный Авиценна, читавший лекции в одном из исфаханских медресе), становится при Низам ал-Мулке активно действовавшим научным центром, с влиятельной группой ученых.

Итак, Омар Хайям был приглашен султаном Малик-шахом - по настоянию Низам ал-Мулка - для строительства и управления дворцовой обсерваторией. Собрав у себя при дворе "лучших астрономов века", как об этом говорят источники, и, выделив крупные денежные средства для приобретения самого совершенного оборудования, султан поставил перед Омаром Хайямом задачу - разработать новый календарь.

Историк Ибн ал-Асир пишет: "В этом году Низам ал-Мулк и султан Малик-шах собрали самых лучших астрономов... Для султана Малик-шаха была построена обсерватория, в ее создании участвовали лучшие астрономы Омар ибн Ибрахим ал-Хайями, Абу-л-Музаффар ал-Исфазари, Маймун ибн Наджиб ал-Васити и другие. На создание обсерватории пошло очень много средств".

В течение пяти лет Омар Хайям, вместе с группой астрономов, вел научные наблюдения в обсерватории, и ими был разработан новый календарь, отличавшийся высокой степенью точности. Этот календарь, получивший название по имени заказавшего его султана "Маликшахово летосчисление", имел в своей основе тридцатитрехлетний период, включавший восемь високосных годов; високосные годы следовали семь раз через четыре года и один раз через пять лет. Проведенный расчет позволил временную разницу предлагаемого года, по сравнению с годом тропическим, исчисляющимся в 365,2422 дня, свести к девятнадцати секундам. Следовательно, календарь, предложенный Омаром Хайямом, был на семь секунд точнее ныне действующего григорианского календаря (разработанного в XVI веке), где годовая ошибка составляет двадцать шесть секунд. Хайямовская календарная реформа с тридцатитрехлетним периодом оценивается современными учеными как замечательное открытие.

По не вполне понятным причинам разработанный календарь так и не был внедрен. Сам Хайям пишет, что "время не дало возможности султану закончить это дело, и високос остался незаконченным". Смысл этого высказывания не ясен, поскольку имеются указания на то, что новый календарь был почти готов уже к марту 1079 года, а султан продолжал править до 1092 г. Перенося современный опыт на то давнее время, можно предположить, что ученые осознанно не спешили с выработкой окончательной системы следования високосных лет, добиваясь продолжения финансирования проекта, а, между тем, продолжали проводить астрономические наблюдения и занимались другими интересующими их научными исследованиями. В конце концов, взаимоотношения власти и науки были и будут похожи во все эпохи.

Омар Хайям входил в ближайшую свиту Малик-шаха, то есть в число его надимов - советчиков, наперсников и компаньонов, и, разумеется, практиковал при царствующей особе как астролог. Слава Омара Хайяма как астролога-прорицателя, наделенного особым даром ясновидения, была очень велика. Еще до появления его в Исфахане при дворе Малик-шаха знали об Омаре Хайяме как о высшем авторитете среди астрологов.

В 1077 г. Хайям заканчивает свой замечательный математический труд "Комментарии к трудностям во введениях книги Евклида". В 1080 г. Хайям пишет философский "Трактат о бытии и долженствовании", а вскоре другое философское сочинение - "Ответ на три вопроса". Четверостишия гедонического характера также были созданы Омаром Хайямом, по предположению его биографов, в Исфахане, в пору расцвета его научного творчества и жизненного благополучия.

Двадцатилетний, относительно спокойный, период жизни Омара Хайяма при дворе Малик-шаха оборвался в конце 1092 года, когда, при невыясненных обстоятельствах, скончался султан Малик-шах; за месяц до этого был убит Низам ал-Мулк. Смерть этих двух покровителей Омара Хайяма средневековые источники приписывали исмаилитам.

Исфахан - наряду с Реем - был в это время одним из главных центров исмаилизма - религиозного антифеодального течения в мусульманских странах. В конце XI века исмаилиты развернули активную террористическую деятельность против господствовавшей тюркской феодальной знати. Хасан ас-Саббах (1054-1124) - вождь и идеолог исмаилитского движения в Иране, с юных лет был тесно связан с Исфаханом. Согласно уже упоминавшейся неправдоподобной легенде, именно Саббах и был третьим из молодых людей, поклявшихся в юности на крови в вечной дружбе и взаимопомощи (первые два - Хайям и Низам ал-Мулк).

Источники засвидетельствовали посещение Исфахана Хасан ас-Саббахом в мае 1081 года. Таинственны и страшны рассказы о жизни Исфахана в это время, когда развернули свою деятельность исмаилиты (в Европе их называли ассасинами), с их тактикой мистификаций, переодевания и перевоплощений, заманивания жертв, тайных убийств и хитроумных ловушек. Так, Низам ал-Мулк, как повествуют источники, был зарезан исмаилитом, проникшим к нему под личиной дервиша - странствующего мусульманского монаха, а Малик-шах тайно отравлен. В начале девяностых годов исмаилиты подожгли исфаханскую пятничную мечеть, пожар уничтожил хранящуюся при мечети библиотеку. После смерти Малик-шаха исмаилиты терроризировали исфаханскую знать. Страх перед тайными убийцами, наводнившими город, порождал подозрения, доносы и расправы.

Вдова Малик-шаха Туркан-хатун, опираясь на тюркскую гвардию ("гулямов"), добилась провозглашения султаном младшего сына Махмуда, которому было всего 5 лет, и стала фактической правительницей государства. Положение Омара Хайяма при дворе пошатнулось. Туркан- хатун, не жаловавшая Низам ал-Мулка, не испытывала доверия и к близким к нему людям. Омар Хайям продолжал еще некоторое время работать в обсерватории, однако уже не получал ни поддержки, ни прежнего содержания. Одновременно он исполнял при Туркан-хатун обязанности астролога и врача.

Хрестоматийным стал рассказ об эпизоде, связанном с полным крушением придворной карьеры Омара Хайяма, - некоторые биографы относят его к 1097 году. Вот как описывает этот эпизод Ал-Байхаки: "Однажды имам Омар пришел к великому султану Санджару, когда тот был мальчиком и болел оспой, и вышел от него. Визир Муджир ад-Даула спросил у него: "Как ты нашел его и чем ты его лечил?" Он ответил "Мальчик внушает страх". Это понял слуга-эфиоп и доложил султану. Когда султан выздоровел, по этой причине он затаил злобу на имама Омара и не любил его". Этот эпизод, по-видимому, относится к первым годам царствования старшего сына Малик-шаха Баркьярука, вскоре после того, как умер от оспы младший - Махмуд (примерно в это время болел оспой и сам Баркьярук, но выздоровел). Как видно, Санджар заподозрил Хайяма в недобросовестном лечении или в "дурном глазе". Возможно, что это было связано с тем, что Хайям участвовал и в лечении Махмуда и Баркьярука. Так или иначе, но Санджар, ставший впоследствии султаном, правившим сельджукидским государством с 1118 по 1157 год, на всю жизнь затаил неприязнь к Омару Хайяму.

Исфахан после смерти Малик-шаха вскоре потерял свое положение царской резиденции и главного научного центра, столица вновь была перенесена в Хорасан, в город Мерв. Хайям предпринимает попытку заинтересовать новых правителей в субсидировании обсерватории - пишет книгу с явным "популистским" характером "Науруз-наме" об истории праздновании Науруза, солнечного календаря и различных календарных реформ. Книга полна различных неправдоподобных анекдотов, ненаучных примет, нравоучений, легенд и вымыслов. Непосредственная цель этой книги видна в главе "Об обычаях царей Ирана", где, в качестве хорошего обычая, особенно подчеркивается покровительство ученым. Увы, книга не помогла - Исфаханская обсерватория пришла в запустение и была закрыта.

О позднем периоде жизни Омара Хайяма известно также мало, как и о его юности. Источники указывают, что некоторое время Омар Хайям пребывает в Мерве.

Приведем один эпизод, изложенный Низами Арузи, относящийся к этому периоду жизни Хайяма и показывающий, что Хайям мог делать метеорологические прогнозы. "Зимою 1114 года в городе Мерве, - рассказывает Низами Арузи в главе "О науке, о звездах и о познаниях астролога в этой науке", - султан послал человека к великому ходже Садр ад-дин Мухаммаду ибн Музаффару - да помилует его Аллах! - с поручением: "Скажи ходже имаму Омару, пусть он определит благоприятный момент для выезда на охоту, так, чтобы в эти несколько дней не было ни дождя, ни снега. А ходжа имам Омар общался с ходжой и бывал в его доме. Ходжа послал человека, позвал его и рассказал ему о происшедшем. Омар удалился, два дня потратил на это дело и определил благоприятный момент. Сам отправился к султану и в соответствии с этим определением усадил султана на коня. И когда султан сел на коня и проехал расстояние в один петушиный крик, набежала туча, и налетел ветер, и поднялся снежный вихрь. Все засмеялись, и султан хотел уже повернуть. Ходжа имам Омар сказал: "Пусть султан успокоит сердце: туча сейчас разойдется и в эти пять дней не будет никакой влаги". Султан поехал дальше, и туча рассеялась, и в эти пять дней не было никакой влаги, и никто не видел ни облачка".

К славе Хайяма как выдающегося математика и астронома прибавилась в эти годы крамольная слава вольнодумца и вероотступника. Философские взгляды Хайяма вызывали злобное раздражение ревнителей ислама, его отношения с высшим духовенством резко ухудшились.

Они приняли столь опасный для Омара Хайяма характер, что он вынужден был, в уже немолодые годы, совершить долгий и трудный путь паломничества в Мекку. Ал-Кифти в "Истории мудрецов" сообщает: "Когда же его современники очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал, он убоялся за свою кровь и схватил легонько поводья своего языка и пера и совершил хадж по причине боязни, не по причине богобоязни, и обнаружил тайны из тайн нечистых. Когда он прибыл в Багдад, поспешили к нему его единомышленники по части древней науки, но он преградил перед ними дверь преграждением раскаявшегося, а не товарища по пиршеству. И вернулся он из хаджа своего в свой город, посещая утром и вечером место поклонения и скрывая тайны свои, которые неизбежно откроются. Не было ему равного в астрономии и философии, в этих областях его приводили в пословицу; о если бы дарована была ему способность избегать неповиновения богу!".

По словам ал-Байхаки, в конце жизни Хайям "имел скверный характер", "был скуп в сочинении книг и преподавании". Историк Шахразури сообщает, что ученик Хайяма Абу-л-Хатим Музаффар ал-Исфазари (по-видимому, сын одного из ученых, работавших вместе с Хайямом) "к ученикам и слушателям был приветлив и ласков в противоположность Хайяму".

В какой-то момент Хайям возвращается в Нишапур, где он прожил до последних дней жизни, лишь по временам покидая его для посещения Бухары или Балха. Ему к тому времени было, по-видимому, более 70 лет. Возможно, Хайям вел преподавание в Нишапурском медресе, имел небольшой круг близких учеников, изредка принимал искавших встречи с ним ученых и философов, участвовал в научных диспутах. В "Доме радости" Табризи сообщается, что у Хайяма "никогда не было склонности к семейной жизни и он не оставил потомства. Все, что осталось от него, - это четверостишия и хорошо известные сочинения по философии на арабском и персидском языках".

Долгое время самой вероятной датой смерти Омара Хайяма считался 1123 год. Имеется несколько дошедших до нас источников, частично противоречащих друг другу. Д Низами Самарканди рассказывает о посещении им могилы Хайяма через четыре года после смерти, из чего следует, что ученый умер в 1131-32г. С другой стороны в рукописи писателя Яр-Ахмеда Табризи "Дом радости" есть два указания на возможную дату смерти. "Продолжительность его жизни "ab" солнечных года. "ab" - две цифры, написанные неразборчиво, но первая из них выглядит как 7 или 8, а вторая как 2 или 3. Вторая фраза, по-видимому, относящаяся к Хайяму: он умер в "четверг 12 мухаррама 555 года в деревушке одной из волостей округа Фирузгонд близ Астрабада". Этот ребус еще более осложняется вероятными ошибками в приведенных источниках. Возможны два решения, в зависимости от использования астрономических таблиц. Если принять первый вариант - 23 марта 1122 г., то приходится допустить наличие ошибок в первых двух источниках. Другой вариант 4 декабря 1131 г. - не противоречит ни одному из документов, и именно его, по-видимому, следует считать наиболее вероятной датой кончины. Могила Хайяма находится в Нишапуре около мечети памяти имама Махрука. На этой могиле в 1934г. на средства, собранные почитателями творчества Хайяма в разных странах, был воздвигнут обелиск. Надпись на обелиске гласит:
СМЕРТЬ МУДРЕЦА 516 г. ХИДЖРЫ
ПО ЛУННОМУ КАЛЕНДАРЮ.

У могилы Хайяма присядь и свою цель потребуй,
Одно мгновенье досуга от горя мира потребуй.
Если ты хочешь знать дату построения обелиска,
Тайны души и веры у могилы Хайяма потребуй.

Авторы надписи считали, что Хайям умер в 516 г. (1122-1123г.). Вполне возможно, что историки будущего еще поломают голову над датой возведения обелиска, на которую, в соответствии с восточной традицией, указывает последняя строка четверостишия. Разгадка такова: если заменить каждую букву строки ее числовым значением в арабской буквенной нумерации и сложить эти числа, в сумме получится 1313г., что соответствует 1934 г. по нашему календарю.

Стихи о любви и стихи про любовь.

Рубаи о любви
Лучше пить и веселых красавиц ласкать,
Чем в постах и молитвах спасенья искать.
Если место в аду для влюбленных и пьяниц,
То кого же прикажете в рай допускать?

Когда фиалки льют благоуханье
И веет ветра вешнего дыханье,
Мудрец - кто пьет с возлюбленной вино,
Разбив о камень чашу покаянья.

Метнул рассвет на кровли сноп огня
И кинул в кубок шар владыки дня.
Пригубь вино! Звучит в лучах рассвета
Призыв любви, вселенную пьяня.

Увы, не много дней нам здесь побыть дано,
Прожить их без любви и без вина - грешно.
Не стоит размышлять, мир этот - стар иль молод:
Коль суждено уйти - не все ли нам равно?

Среди гурий прекрасных я пьян и влюблен
И вину отдаю благодарный поклон.
От оков бытия я сегодня свободен
И блажен, словно в высший чертог приглашен.

Дай кувшин вина и чашу, о, любимая моя,
Сядем на лугу с тобою и на берегу ручья!
Небо множество красавиц, от начала бытия,
Превратило, друг мой, в чаши и в кувшины - знаю я.

Любовь - роковая беда, но беда - по воле аллаха.
Что ж вы порицаете то, что всегда - по воле аллаха.
Возникла и зла и добра череда - по воле аллаха.
За что же нам громы и пламя Суда - по воле аллаха?

С той, чей стан - кипарис, а уста - словно лал,
В сад любви удались и наполни бокал,
Пока рок неминуемый, волк ненасытный,
Эту плоть, как рубашку, с тебя не сорвал!

О горе, горе сердцу, где жгучей страсти нет.
Где нет любви мучений, где грез о счастье нет.
День без любви - потерян: тусклее и серей,
Чем этот день бесплодный, и дней ненастья нет.

Любя тебя, сношу я все упреки
И вечной верности не зря даю зароки.
Коль вечно буду жить, готов до дня Суда
Покорно выносить гнет тяжкий и жестокий.

Скорей приди, исполненная чар,
Развей печаль, вдохни сердечный жар!
Налей кувшин вина, пока в кувшины
Наш прах еще не превратил гончар.

Ты, кого я избрал, всех милей для меня.
Сердце пылкого жар, свет очей для меня.
В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже?
Ты и жизни дороже моей для меня.

Упреков не боюсь, не опустел карман,
Но все же прочь вино и в сторону стакан.
Я пил всегда вино - искал услады сердцу,
Зачем мне пить теперь, когда тобою пьян!

Лишь твоему лицу печальное сердце радо.
Кроме лица твоего - мне ничего не надо.
Образ свой вижу в тебе я, глядя в твои глаза,
Вижу в самом себе тебя я, моя отрада.

Страстью раненный, слезы без устали лью,
Исцелить мое бедное сердце молю,
Ибо вместо напитка любовного небо
Кровью сердца наполнило чашу мою.

Утром роза раскрыла под ветром бутон,
И запел соловей, в ее прелесть влюблен.
Сядь в тени. Этим розам цвести еще долго,
Когда будет наш горестный прах погребен.

Поутру просыпается роза моя,
На ветру распускается роза моя.
О, жестокое небо! Едва распустилась -
Как уже осыпается роза моя.

Страсть к неверной сразила меня как чума.
Не по мне моя милая сходит с ума!
Кто же нас, мое сердце, от страсти излечит,
Если лекарша наша страдает сама.

Раскаянья обеты забыли мы теперь
И наглухо закрыли для доброй славы дверь.
Мы вне себя; за это ты нас не осуждай:
Вином любви мы пьяны, не лоз вином, поверь!

***
Омар Хайям Рубаи о любви
Рай здесь нашел, за чашею вина, я
Средь роз, близ милой от любви сгорая.
Что слушать толки нам про ад и рай!
Кто видел ад? Вернулся кто из рая?

Этой чаше рассудок хвалу воздает,
С ней влюбленный целуется ночь напролет.
А безумный гончар столь изящную чашу
Создает и об землю без жалости бьет!

Хайям! О чем горюешь? Весел будь!
С подругой ты пируешь - весел будь!
Всех ждет небытие. Ты мог исчезнуть,
Еще ты существуешь - весел будь!

Не горюй, что забудется имя твое.
Пусть тебя утешает хмельное питье.
До того, как суставы твои распадутся -
Утешайся с любимой, лаская ее.

Хочешь тронуть розу - рук иссечь не бойся,
Хочешь пить - с похмелья хворым слечь не бойся.
А любви прекрасной, трепетной и страстной
Хочешь - понапрасну сердце сжечь не бойся!

Ты в игре королева. Я и сам уж не рад.
Конь мой сделался пешкой, но не взять ход назад...
Черной жмусь я ладьею к твоей белой ладье,
Два лица теперь рядом... А в итоге что? Мат!

Родник живительный сокрыт в бутоне губ твоих,
Чужая чаша пусть вовек не тронет губ твоих...
Кувшин, что след от них хранит, я осушу до дна.
Вино все может заменить... Все, кроме губ твоих!

Дай коснуться, любимая, прядей густых,
Эта явь мне милей сновидений любых...
Твои кудри сравню только с сердцем влюбленным,
Так нежны и так трепетны локоны их!

Целовать твою ножку, о веселья царица,
Много слаще, чем губы полусонной девицы!
День-деньской я капризам всем твоим потакаю,
Чтобы звездной ночью мне с любимой слиться.

Цвет рубину уста подарили твои,
Ты ушла - я в печали, и сердце в крови.
Кто в ковчеге укрылся как Ной от потопа,
Он один не утонет в пучине любви.

Чье сердце не горит любовью страстной к милой, -
Без утешения влачит свой век унылый.
Дни, проведенные без радостей любви,
Считаю тяготой ненужной и постылой.

Из края в край мы держим к смерти путь;
Из края смерти нам не повернуть.
Смотри же, в здешнем караван-сарае
Своей любви случайно не забудь!

Кто розу нежную любви привил
К порезам сердца, - не напрасно жил!
И тот, кто сердцем чутко слушал бога,
И тот, кто хмель земной услады пил!

Развеселись!... В плен не поймать ручья?
Зато ласкает беглая струя!
Нет в женщинах и в жизни постоянства?
Зато бывает очередь твоя!

О, если б, захватив с собой стихов диван
Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман,
Мне провести с тобой денек среди развалин, -
Мне позавидовать бы мог любой султан.

Не дрогнут ветки... ночь... я одинок...
Во тьме роняет роза лепесток.
Так - ты ушла! И горьких опьянений
Летучий бред развеян и далек.

***
Омар Хайям Рубаи о любви
Наш мир - аллея молодая роз,
Хор соловьев, прозрачный рой стрекоз.
А осенью? Безмолвие и звезды,
И мрак твоих распущенных волос...

Кто урод, кто красавец - не ведает страсть,
В ад согласен безумец влюбленный попасть.
Безразлично влюбленным, во что одеваться,
Что на землю стелить, что под голову класть.

Мы похожи на циркуль, вдвоем, на траве:
Головы у единого тулова две,
Полный круг совершаем, на стержне вращаясь,
Чтобы снова совпасть голова к голове.

Шейх блудницу стыдил: "Ты, беспутница, пьешь,
Всем желающим тело свое продаешь!"
"Я, - сказала блудница, - и вправду такая,
Тот ли ты, за кого мне себя выдаешь?"

Небо - пояс загубленной жизни моей,
Слезы павших - соленые волны морей.
Рай - блаженный покой после страстных усилий,
Адский пламень - лишь отблеск угасших страстей.

Словно солнце, горит, не сгорая, любовь,
Словно птица небесного рая - любовь.
Но еще не любовь - соловьиные стоны,
Не стонать, от любви умирая, - любовь!

Сбрось обузу корысти, тщеславия гнет,
Злом опутанный, вырвись их этих тенет.
Пей вино и расчесывай локоны милой:
День пройдет незаметно - и жизнь промелькнет.

Мой совет: будь хмельным и влюбленным всегда,
Быть сановным и важным - не стоит труда.
Не нужны всемогущему Господу Богу
Ни усы твои, друг, ни моя борода!

Из сиреневой тучи на зелень равнин
Целый день осыпается белый жасмин.
Наливаю подобную лилии чашу
Чистым розовым пламенем - лучшим из вин.

В жизни сей опьянение лучше всего,
Нежной гурии пение лучше всего,
Вольной мысли кипение лучше всего,
Всех запретов забвение лучше всего.

Дай вина! Здесь не место пустым словесам.
Поцелуи любимой - мой хлеб и бальзам.
Губы пылкой возлюбленной - винного цвета,
Буйство страсти подобно ее волосам.

День завтрашний - увы! - сокрыт от наших глаз!
Спеши использовать летящий в бездну час.
Пей, луноликая! Как часто будет месяц
Всходить на небеса, уже не видя нас.

Изначальней всего остального - любовь,
В песне юности первое слово - любовь.
О, несведущий в мире любви горемыка,
Знай, что всей нашей жизни основа - любовь!

От зенита Сатурна до чрева Земли
Тайны мира свое толкованье нашли.
Я распутал все петли вблизи и вдали,
Кроме самой простой - кроме светлой петли.

Те, кому была жизнь полной мерой дана,
Одурманены хмелем любви и вина.
Уронив недопитую чашу восторга,
Спят вповалку в объятиях вечного сна.

Если в лучах ты надежды - сердце ищи себе, сердце,
Если ты в обществе друга - сердцем гляди в его сердце.
Храм и бесчисленность храмов меньше, чем малое сердце,
Брось же свою ты Каабу, сердцем ищи себе сердце.

Кудри милой от мускуса ночи темней,
А рубин ее губ всех дороже камней...
Я однажды сравнил ее стан с кипарисом,
Возгордился теперь кипарис до корней!

О, не растите дерево печали...
Ищите мудрость в собственном начале.
Ласкайте милых и вино любите!
Ведь не навек нас с жизнью обвенчали.

Пей вино, ибо радость телесная - в нем.
Слушай чанг, ибо сладость небесная - в нем.
Променяй свою вечную скорбь на веселье,
Ибо цель, никому не известная, - в нем.

Сад цветущий, подруга и чаша с вином -
Вот мой рай. Не хочу очутиться в ином.
Да никто и не видел небесного рая!
Так что будем пока утешаться в земном.

Я к неверной хотел бы душой охладеть,
Новой страсти позволить собой овладеть.
Я хотел бы, но слезы глаза застилают,
Слезы мне не дают на другую глядеть.

Горе сердцу, которое льда холодней,
Не пылает любовью, не знает о ней.
А для сердца влюбленного день, проведенный
Без возлюбленной, - самый пропащий из дней!

Волшебства о любви болтовня лишена,
Как остывшие угли огня лишена.
А любовь настоящая жарко пылает,
Сна и отдыха, ночи и дня лишена.

Не моли о любви, безнадежно любя,
Не броди под окном у неверной, скорбя.
Словно нищие дервиши, будь независим -
Может статься, тогда и полюбят тебя.

Куда уйти от пламенных страстей,
Что причиняют боль душе твоей?
Когда б узнал, что этих мук источник
У той в руках, что всех тебе милей...

Сокровенною тайной с тобой поделюсь,
В двух словах изолью свою нежность и грусть.
Я во прахе с любовью к тебе растворяюсь,
Из земли я с любовью к тебе поднимусь.

Не по бедности я позабыл про вино,
Не из страха совсем опустился на дно.
Пил вино я, чтоб сердце весельем наполнить,
А теперь мое сердце тобою полно.

Говорят: "Будут гурии, мед и вино -
Все услады в раю нам вкусить суждено".
Потому я повсюду с любимой и с чашей, -
Ведь в итоге к тому же придем все равно.

Я над книгою жизни упрямо гадал,
Вдруг с сердечною болью мудрец мне сказал:
"Нет прекрасней блаженства - забыться в объятьях
Луноликой красы, чьи уста, словно лал".

За любовь к тебе пусть все осудят вокруг,
Мне с невеждами спорить, поверь, недосуг.
Лишь мужей исцеляет любовный напиток,
А ханжам он приносит жестокий недуг.

"Надо жить, - нам внушают, - в постах и в труде!"
"Как живете вы - так и воскреснете-де!"
Я с подругой и чашей вина неразлучен,
Чтобы так и проснуться на страшном суде.

Для тех, кто умирает, Багдад и Балх - одно;
Горька, сладка ли чаша - мы в ней увидим дно.
Ущербный месяц гаснет - вернется молодым,
А нам уж не вернуться.... Молчи и пей вино.

Жертвуй ради любимой всего ты себя,
Жертвуй тем, что дороже всего для тебя.
Не хитри никогда, одаряя любовью,
Жертвуй жизнью, будь мужествен, сердце губя!

Роза молвила: "Ох, мой сегодняшний вид
О безумстве, по сути, моем говорит.
Почему выхожу я в крови из бутона?
Путь к свободе сквозь тернии часто лежит!"

Страсть к тебе порвала одеяние роз,
В аромате твоем есть дыхание роз.
Ты нежна, блестки пота на шелковой коже,
Как роса в чудный миг раскрывания роз!

Ты одна в моем сердце лишь радость несла,
Горем сердце мое твоя смерть обожгла.
Лишь с тобой мог терпеть я все горести мира,
Без тебя - что мне мир и мирские дела?

Путь любви ты избрал - надо твердо идти,
Блеском глаз затопить все на этом пути.
А достигнув терпением цели высокой,
Так вздохнуть, чтобы вздохом миры потрясти!

Не убудет луна твоя в месячный срок,
Украшая, был щедр к тебе скаредный рок.
Жизнь и мир этот, право, покинуть не трудно,
Но как трудно покинуть всегда твой порог!

Вы в дороге любви не гоните коня -
Вы падете без сил к окончанию дня.
Не кляните того, кто измучен любовью,-
Вы не в силах постичь жар чужого огня.

В сад я в горести вышел и утру не рад,
Розе пел соловей на таинственный лад:
"Покажись из бутона, возрадуйся утру,
Сколько чудных цветов подарил этот сад!"

Плачут очи мои из-за цепи разлук,
Плачет сердце мое от сомнений и мук.
Плачу жалобно я и пишу эти строки,
Плачет даже калам, выпадая из рук...

Приходи, ведь душевный покой - это ты!
Ты пришла! И не кто-то другой - это ты!
И не ради души - ради нашего Бога
Дай увериться, тронуть рукой - это ты!

Я любимую радостно вновь обниму
И из памяти зло моих дней изыму.
Хотя пьяный словам мудрецов не внимает,
Но уж эти слова я, конечно, пойму!

Ветром в кудри ее залететь нелегко,
И страданий в любви не иметь нелегко.
Говорят, что глазам ее лик недоступен -
Оком пьяным, конечно, глядеть нелегко!

Каждый миг, о кумир, ты жеманной не будь,
В себялюбии столь постоянной не будь.
Шагом ровным иди и не хмурь больше брови,
Для влюбленных врагом непрестанно не будь!

Осветил мою душу подруги приход,
Улыбнулось мне счастье меж многих невзгод.
Пусть померкнет луна. И с угасшей свечою
Ночь с тобой для меня - словно солнца восход.

От огня твоей страсти лишь дым исходил,
Сердцу мало надежд он с собой приносил.
Повстречаться с тобой я прилежно старался,
Но раз не было счастья - бесплоден мой пыл!

***
Омар Хайям Рубаи о любви
Не сраженных тобой наповал в мире нет,
Кто бы разум притом не терял, в мире нет.
И, хоть ты ни к кому не питаешь пристрастья,
Кто любви бы твоей не желал, в мире нет.
Перевод: Н.Тенигиной

Говорит мне душа - влюблена в его лик,
Звук речей его в самое сердце проник.
Перлы тайн наполняют мне душу и сердце,
Но сказать не могу - пригвожден мой язык!

Думал я, что верны обещанья твои,
Постоянства полны обещанья твои.
Нет, не знал я, что, как и столпы мирозданья -
Свет очей! - непрочны обещанья твои!

Просило сердце: "Поучи хоть раз!"
Я начал с азбуки: "Запомни - "Аз".
И слышу: "Хватит! Все в начальном слоге,
А дальше - беглый, вечный пересказ".

Страсть не может с глубокой любовью дружить,
Если сможет, то вместе недолго им быть.
Вздумай курица с соколом рядом подняться,
Даже выше забора - увы - ей не взмыть.

Коль с любовью дано сердцу вдруг совладать,
То коня-то мечты нет труда оседлать.
Если сердца не будет - любовь бесприютна,
Нет любви - так зачем же и сердцу стучать?

Если любишь, то стойко разлуку терпи,
В ожиданьи лекарства страдай и не спи!
Пусть сжимается сердце, как роза в бутоне,
Жертвуй жизнью. И кровью тропу окропи!

У монахов - экстаз, в медресе все шумят,
Для любви же не нужен духовный обряд.
Будь он муфтий хоть сам и знаток шариата,
Где любовь суд вершит - все наречья молчат!

Надо выпить вина! Человечность нужна,
Сострадания боль жечь как пламя должна!
Надо Книгу Любви изучать непрестанно,
Чтоб учила быть пылью пред другом она!

Встань от сна! Ночь для таинств любви создана,
Для метаний у дома любимой дана!
Где есть двери - они запираются на ночь,
Только дверь у влюбленных - открыта она!

Когда к жизни Любовь меня в мир призвала,
Мне уроки любви она сразу дала,
Ключ волшебный сковала из сердца частичек
И к сокровищам духа меня привела.

У тюльпана ты цвет свой пурпурный взяла,
Тебе лилия юности суть отдала.
Была роза, она на тебя походила -
Передав тебе жизнь, она робко ушла.

Нет голов, где не зрела бы тайна своя,
Сердце чувством живет, ничего не тая.
По дороге своей идет каждое племя...
Но любовь - ураган на путях бытия!

Что от страсти к тебе я, страдая, вкусил?
Днем и ночью я боль и несчастье сносил,
Мое сердце в крови, и душа исстрадалась,
И глаза мои влажны, а сам я - без сил.

Златом можно красавиц любых покорить,
Чтоб плоды этих встреч и сорвать, и вкусить.
А нарцисс-венценосец уж голову поднял, -
Погляди! Златом можно от сна пробудить!

Кто рожден в красоте счастья лик созерцать,
Тому мир будет множеством граней мерцать -
Украшает шитьем для красавицы платье
И умеет изнанку душой понимать!

Зелень, розы, вино мне судьбою даны,
Нет, однако, тебя в этом блеске весны!
Без тебя мне ни в чем не найти утешенья,
Там, где ты, - мне другие дары не нужны!

Ты, чей облик свежее пшеничных полей,
Ты михраба из райского храма милей!
Тебя мать при рожденье омыла амброю,
Подмешав в аромат капли крови моей!

С влажной розы ты, сбросив стыдливый покров,
Принесла мне сумятицу в виде даров.
С волосок твоя талия! Лик покажи мне!
Я расплавлен как воск и к страданьям готов!

Ты как будто сначала дружила со мной,
Но потом враждовать вдруг решила со мной,
Не отчаялся я, что судьба отвернулась:
Вдруг, по-прежнему станешь ты милой со мной?

Ты - рудник, коль на поиск рубина идешь,
Ты - любим, коль надеждой свиданья живешь.
Вникни в суть этих слов - и нехитрых, и мудрых:
Все, что ищешь, в себе непременно найдешь!

Мы в наперсниках были у чаши вина -
И в свиданиях тайна была нам нужна -
Как боялись в поступках себя опозорить!
Опозорены ныне - молва не страшна!

Лик твой - день, с ним и локоны в дружбе всегда,
Роза - ты, а в шипах - разлученья беда.
Твои кудри - кольчуга, глаза - словно копья,
В гневе ты - как огонь, а в любви - как вода!

О, кумир! Дружбу ты почему прервала?
Где же верность твоя в это время была?
Я хотел за шальвары твои ухватиться -
Ты рубашку терпенья мою порвала!

Свет очей, вдохновение наших сердец!
Наш удел - лишь мучение наших сердец!
От разлуки душа вдруг к губам подступила,
Встреча лишь - исцеление наших сердец!

Пусть весь мир перед шахом покорный лежит,
Ад - плохим, рай же праведным принадлежит.
Четки - ангелам, свежесть заоблачным кущам,
Нам - любимых и души их дать надлежит.

Две Каабы для веры нам создал Творец -
Бытия и сердец, это - веры венец.
Поклоняйся Каабе сердец, пока можешь,
Выше тысяч Кааб - и одно из сердец!

Нет надежд у меня на свиданье с тобой,
Нет терпенья на миг - что поделать с собой!
В сердце мужества нет, чтоб поведать о горе…
Что за дивная страсть вручена мне судьбой!

Мир любви обрести без терзаний нельзя,
Путь любви отвести по желанью нельзя.
И пока от страданья не станешь согбенным,
Суть его донести до сознанья - нельзя!

Мест, где в чащах пурпурного нету вина,
Где красавицы нет, что нежна и стройна, -
Избегай, даже если там райские кущи, -
Вот совет. И в словах этих мудрость одна.

Дуновения вешней поры хороши,
Музыкальных созвучий хоры хороши,
Пенье птиц и ручей у горы хороши…
Но лишь с милой все эти дары хороши!

В этом мире любовь - украшенье людей,
Быть лишенным любви - это быть без друзей.
Тот, чье сердце к напитку любви не прильнуло,
Тот осел, хоть не носит ослиных ушей!

Лучше локон любимой, лаская, схватить,
Лучше с нею вино искрометное пить,
До того, как судьба тебя схватит за пояс -
Лучше эту судьбу самому ухватить!

Нам с гуриями рай сулят на свете том.
И чаши полные, пурпуровым вином.
Красавиц и вина бежать на свете этом
Разумно ль, если к ним мы все равно придем?

Красой затмила ты Китая дочерей,
Жасмина нежного твое лицо нежней,
Вчера взглянула ты на шаха Вавилона
И все взяла: ферзя, ладьи, коней.

Как полон я любви, как чуден милой лик,
Как много я б сказал и как мой нем язык!
Не странно ль, Господи? От жажды изнываю,
А тут же предо мной течет живой родник.

Сядь, отрок! Не дразни меня красой своей!
Мне пожирать тебя огнем своих очей
Ты запрещаешь... Ах, я словно тот, кто слышит:
"Ты кубок опрокинь, но капли не пролей!"

Суровый рамазан велел с вином проститься.
Где дни веселые? О них нам только снится.
Увы, невыпитый стоит в подвале жбан,
И не одна нетронутой ушла блудница.

Кумир мой, вылепил тебя таким гончар,
Что пред тобой луна стыдится своих чар.
Другие к празднику себя пусть украшают,
Ты - праздник украшать собой имеешь дар.

Доколе будешь нас корить, ханжа ты скверный,
За то, что к кабаку горим любовью верной?
Нас радует вино и милая, а ты
Опутан четками и ложью лицемерной.

Когда под утренней росой дрожит тюльпан,
И низко, до земли, фиалка клонит стан,
Любуюсь розой я: как тихо подбирает
Бутон свою полу, дремотой сладкой пьян!

Кто чар ее не избежал, отныне знает счастье,
Кто пылью лег у милых ног, душой впивает счастье.
Измучит, станет обижать, но ты не будь в обиде:
Все, что подобная луне нам посылает, - счастье!

Люблю вино, ловлю веселья миг.
Ни верующий я, ни еретик.
"Невеста - жизнь, какой угодно выкуп?"
- "Из сердца бьющий радости родник".

Саки*! Пусть любви удостоен я пери прелестной,
Пусть винную горечь заменят мне влагой небесной.
Пусть будет чангисткой Зухра, собеседник - Иса.
Коль сердце не радостно, то пировать неуместно.

*Саки - название ираноязычных кочевых племён 1-го тыс. до н. э.

На розах блистанье росы новогодней прекрасно,
Любимая - лучшее творенье Господне - прекрасна.
Жалеть ли минувшее, бранить ли его мудрецу?
Забудем вчерашнее! Ведь наше сегодня - прекрасно.

Омар Хайям (1048-1131) является выдающимся математиком и астрономом. Именно он разработал методы решений квадратных и кубических уравнений, дал определение алгебре как науке, рассмотрел вопросы, касающиеся иррациональных чисел. В астрономии он разработал солнечный календарь. Тот был точнее юлианского календаря и лёг в основу иранского календаря, который по сей день используется в Иране и Афганистане.

Этот удивительный человек почитается на Востоке как мудрец. Родился он в семье торговца в городе Нишапуре (670 км к востоку от Тегерана). В 16 лет потерял родителей. Они умерли от эпидемии. Юноша получил квалификацию врача и уехал в Самарканд. В те времена это был один из крупнейших научных центров мира. По прошествию нескольких лет молодой Омар переехал в Бухару. В этом городе он прожил 10 лет и написал много серьёзных работ по математике.

Затем для Хайяма наступил очень плодотворный 18-летний период. Он был приглашён в город Исфахан (340 км к югу от Тегерана). В то время это была столица могущественного сельджукского султаната. Во главе державы стоял Мелик-шах. Его главный визирь Низам аль-Мульк лично порекомендовал владыке взять в своё окружение молодого и умного мужчину, и очень скоро Омар стал духовным наставником грозного султана и возглавил дворцовую обсерваторию.

Именно на эти годы пришлись основные работы по астрономии и математике. Но, как следует из жизненной практики, счастье и благополучие редко длятся долго. В 1092 года Мелик-шах умер. За месяц до этого был убит исмаилитами Низам аль-Мульк. Уже немолодой учёный остался без покровителей.

Султаном был провозглашён сын почившего повелителя Махмуд. Но мальчику было всего 5 лет, поэтому всю власть сосредоточила в своих руках его мать Туркан-хатун. Для неё астрономия и математика были пустым звуком. Омара Хайяма понизили до должности лечащего врача, а за работу в обсерватории стали платить ничтожное жалование.

В 1097 году служба учёного при дворе закончилась. Столица была перенесена в город Мерв, и обсерватория в Хорасане потеряла своё главенствующее значение. Вскоре она была закрыта, и учёный оказался не у дел. В преддверии старости его выгнали на улицу, не дав никакого пенсионного содержания.

О дальнейшем периоде жизни выдающегося мудреца Востока известно очень мало. Есть информация, что Омар стал вольнодумцем. Служители ислама даже приравняли его к вероотступникам. Чтобы хоть как-то оправдаться в их глазах, пожилой учёный совершил паломничество в Мекку.

Последние годы жизни почтенный старец прожил в Нишапуре. Лишь изредка он посещал Балху и Бухару. Жил на те деньги, которые зарабатывал преподавательской деятельностью в медресе. Он регулярно встречался с различными философами и учёными. Те сами искали встречи, чтобы вступить с ним в научные диспуты. У старца было несколько учеников. Что же касается семейной жизни, то Омар Хайям ни разу не женился и не имел детей. Всю свою жизнь этот удивительный человек посвятил науке.

Умер великий учёный 4 декабря 1131 года. Прожил он долгую и интересную жизнь, но быстро был забыт потомками. Вспомнили о нём лишь в XIX веке, благодаря английскому поэту Эдварду Фицджеральду (1801-1883). Тот стал переводить четверостишия, так называемые рубаи, знаменитого учёного.

Помимо математики и астрономии тот увлекался лирической поэзией. Одной из её форм и являются рубаи - четверостишия. Они широко распространены на Востоке.

В них было столько мудрости и юмора, что они мгновенно стали пользоваться огромной популярностью. В 1934 году поклонники творчества выдающегося учёного и поэта воздвигли ему обелиск. Поставили его в Нишапуре возле мечети памяти почтенного имама Махрука. Ниже приведены наиболее известные и интересные четверостишия. Перевод с персидского сделан русским поэтом и переводчиком Германом Борисовичем Плисецким.

Памятник Омару Хайяму

Стихи Омара Хайяма

Много лет размышлял я над жизнью земной,
Непонятного нет для меня под луной,
Мне известно, что мне ничего не известно, -
Вот последний секрет из постигнутых мной.

Я - школяр в этом лучшем из лучших миров,
Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!
До седин я у жизни хожу в подмастерьях,
Всё ещё не зачислен в разряд мастеров…

Тот усердствует слишком, кричит: «Это - я!»
В кошельке золотишко бренчит: «Это - я!»
Но едва лишь успеет наладить делишки -
Смерть в окно к хвастунишке стучит: «Это - я!»

В колыбели - младенец, покойник - в гробу:
Вот и всё, что известно про нашу судьбу.
Выпей чашу до дна - и не спрашивай много:
Господин не откроет секрета рабу.

Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Вень минуте текущей - будь счастлив теперь!

Знай, рождённый в рубашке любимец судьбы:
Твой шатёр подпирают гнилые столбы.
Если плотью душа, как палаткой, укрыта -
Берегись, ибо колья палатки слабы!

Те, что веруют слепо, - пути не найдут.
Тех, кто мыслит, - сомнения вечно гнетут.
Опасаюсь, что голос раздастся однажды:
«О невежды! Дорога не там и не тут!»

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глотать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Недостойно - стремиться к тарелке любой,
Словно жадная муха, рискуя собой.
Лучше пусть у Хайяма ни крошки не будет,
Чем подлец его будет кормить на убой!

Если труженик в поте лица своего
Добывающий хлеб, не стяжал ничего -
Почему он ничтожеству кланяться должен
Или даже тому, кто не хуже его?

Не одерживал смертный над небом побед.
Всех подряд пожирает земля-людоед.
Ты пока ещё цел? И бахвалишься этим?
Погоди: попадёшь муравьям на обед!

Всё, что видим мы, - видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей - не видна.

Даже самые светлые в мире умы
Не смогли разогнать окружающей тьмы.
Рассказали нам несколько сказочек на ночь -
И отправились, мудрые, спать, как и мы.

Тот, кто следует разуму, - доит быка,
Мудрость нынче убыточна наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока.

Если низменной похоти станешь рабом -
Будешь в старости пуст, как покинутый дом.
Оглянись на себя и подумай о том,
Кто ты есть, где ты есть и - куда же потом?

В этой тленной Вселенной в положенный срок
Превращаются в прах человек и цветок.
Кабы прах испарялся у нас из-под ног -
С неба лился б на землю кровавый поток!

Жизнь – пустыня, по ней мы бредём нагишом.
Смертный, полный гордыни, ты просто смешон!
Ты для каждого шага находишь причину -
Между тем он давно в небесах предрешён.

Так как собственной смерти отсрочить нельзя,
Так как свыше указана смертным стезя,
Так как вечные вещи не слепишь из воска -
То и плакать об этом не стоит, друзья!

Бренность мира узрев, горевать погоди!
Верь: недаром колотится сердце в груди.
Не горюй о минувшем: что было - то сплыло.
Не горюй о грядущем: туман впереди…

Нищим дервишем ставши - достигнешь высот.
Сердце в кровь изодравши - достигнешь высот.
Прочь, пустые мечты о великих свершеньях!
Лишь с собой совладавши - достигнешь высот.

Если гурия страстно целует в уста,
Если твой собеседник мудрее Христа,
Если краше небесной Зухры музыкантша -
Всё не в радость, коль совесть твоя не чиста!

Мы уйдём без следа - ни имён, ни примет.
Этот мир простоит ещё тысячи лет.
Нас и раньше тут не было - после не будет.
Ни ущерба, ни пользы от этого нет.

Если мельницу, баню, роскошный дворец
Получает в подарок дурак и подлец,
А достойный идёт в кабалу из-за хлеба -
Мне плевать на твою справедливость, Творец!

Неужели таков наш ничтожный удел:
Быть рабами своих вожделеющих тел?
Ведь ещё ни один из живущих на свете
Вожделений своих утолить не сумел!

Мы попали в сей мир, как в силок - воробей.
Мы полны беспокойства, надежд и скорбей.
В эту круглую клетку, где нету дверей,
Мы попали с тобой не по воле своей.

Если все государства, вблизи и вдали,
Покорённые, будут валяться в пыли,
Ты не станешь, великий владыка, бессмертным.
Твой удел невелик: три аршина земли.

Шейх блудницу стыдил: «Ты, беспутная, пьёшь,
Всем желающим тело своё продаёшь!»
«Я, - сказала блудница, - и вправду такая.
Тот ли ты, за кого мне себя выдаёшь?»

Я в мечеть не за праведным словом пришёл,
Не стремясь приобщиться к основам, пришёл.
В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,
Он истёрся до дыр - я за новым пришёл!

Ты не верь измышленьям непьющих тихонь,
Будто пьяниц в аду ожидает огонь.
Если место в аду для влюблённых и пьяных -
Рай окажется завтра пустым, как ладонь!

В этом мире на каждом шагу - западня.
Я по собственной воле не прожил и дня.
Без меня в небесах принимают решенья,
А потом бунтарём называют меня!

Благородство и подлость, отвага и страх -
Всё с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже -
Мы такие, какими нас создал Аллах!

Мир чреват одновременно благом и злом:
Всё, что строит, - немедля пускает на слом.
Будь бесстрашен, живи настоящей минутой,
Не пекись о грядущем, не плачь о былом.

Чем за общее счастье без толку страдать -
Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.
Лучше друга к себе привязать добротою,
Чем от пут человечество освобождать.

Пей с достойным, который тебя не глупей,
Или пей с луноликой любимой своей.
Никому не рассказывай, сколько ты выпил.
Пей с умом. Пей с разбором. Умеренно пей.

«Ад и рай - в небесах», - утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай - это две половинки души.

В этом мире не вырастет правды побег.
Справедливость не правила миром вовек.
Не считай, что изменишь течение жизни.
За подрубленный сук не держись, человек.

В этом мире враждебным не будь дураком:
Полагаться не вздумай на тех, кто кругом,
Трезвым оком взгляни на ближайшего друга -
Друг, возможно, окажется злейшим врагом.

Не завидуй тому, кто силён и богат.
За рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткую, равною вздоху,
Обращайся как с данной тебе напрокат.

Тот, кто с юности верует в собственный ум,
Стал, в погоне за истиной, сух и угрюм.
Притязающий с детства на знание жизни,
Виноградом не став, превратился в изюм.

Ты при всех на меня накликаешь позор:
Я безбожник, я пьяница, чуть ли не вор!
Я готов согласиться с твоими словами.
Но достоин ли ты выносить приговор?

Для достойного - нету достойных наград,
Я живот положить за достойного рад.
Хочешь знать, существуют ли адские муки?
Жить среди недостойных - вот истинный ад!

Я спросил у мудрейшего: «Что ты извлёк
Из своих манускриптов?» Мудрейший изрёк:
«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудрости книжной далёк!»

Ты, Всевышний, по-моему, жаден и стар.
Ты наносишь рабу за ударом удар.
Рай - награда безгрешным за их послушанье.
Дал бы что-нибудь мне не в награду, а в дар!

Миром правит насилие, злоба и месть.
Что ещё на земле достоверного есть?
Где счастливые люди в озлобленном мире?
Если есть - их по пальцам легко перечесть.

Опасайся плениться красавицей друг!
Красота и любовь - два источника мук,
Ибо это прекрасное царство невечно:
Поражает сердца - и уходит из рук.

О мудрец! Если Бог тебе дал напрокат
Музыкантшу, вино, ручеёк и закат -
Не выращивай в сердце безумных желаний.
Если всё это есть - ты безмерно богат!

Мы с тобою - добыча, а мир - западня.
Вечный Ловчий нас травит, к могиле гоня.
Сам во всём виноват, что случается в мире,
А в грехах обвиняет тебя и меня.

О мудрец! Если тот или этот дурак
Называет рассветом полуночный мрак,
Притворись дураком и не спорь с дураками,
Каждый, кто не дурак, - вольнодумец и враг!

Считай, что ты изменишь ход планет.
Считай, что этот свет - не этот свет.
Надейся, что желанного достигнешь.
Считай, что так. А нет - считай, что нет.

Антирелигиозные и антиклерикальные мотивы в творчестве поэта-ученого

“Мне раскаянья бог никогда не дарует,

Ну а если дарует – зачем оно мне?”

“Считают, будто я неверный – верно…”

Омар Хайям, “Рубаи”, 11-12 вв.

Омар Хайям (Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим; прозвище “Хайям ” – от перс. палаточник, родился в семье ремесленника Ибрахима, изготовителя палаток; 18 мая 1048 г.,Хорасан, Нишапур – 4 декабря 1131г.,Хорасан,Нишапур 1 ;) - выдающийся персидский ученый (математик, астроном, философ) 2 и поэт , непревзойденный мастер рубаи (робаи, рубайят - четверостишия ) . На склоне лет, будучи уже седобородым 70-летним стариком (“И я, седобородый, в силок любви попал…”, ”Старость - дерево, корень которого сгнил. Возраст алые щеки мои посинил...”,”В чаше жизни моей семь десятков исполнилось весен…” ), но еще не утратившим свой глубочайший философский разум, он писал:

Мы уйдем без следа – ни имен, ни примет. (пер. Г. Плисецкого) 3

Этот мир простоит еще тысячи лет.

Нас и раньше тут не было – после не будет.

Ни ущерба, ни пользы от этого нет .

Но, вот, прошло уже почти 900 лет, как он покинул этот бренный мир, превратившись, по его же собственным словам, в глину, из которой гончар может вылепить любую посуду (“Наша плоть в бесконечных своих превращеньях То в кувшин превращается, то в пиалу”,“Так лей вино в бокал, покуда сам не стал ты, Посудой глиняной в гончарной мастерской” ), а здравомыслящие люди в разных странах, причем независимо от своей национальной принадлежности, его помнят, ценят и читают, получая от его бессмертных четверостиший громадный духовный заряд для размышлений уже о своей собственной быстропроходящей жизни.

Его считают “своим” поэтом не только персоговорящие этносы – иранцы , или персы , и таджики (Хайям писал свои научные трактаты на арабском языке, а стихи, предназначенные для души, на родном фарси – новоперсидском языке , сложившемся в 9 в. на основе арабского алфавита и отличавшемся как от древнеперсидского языка 6-4 вв. до н.э., использовавшего слоговую клинопись, заимствованную из соседнего государства Урарту, так и от среднеперсидского языка , или пехлеви , 3 в. до н.э.-7 в. н.э., созданного на базе арамейского письма), но и многие другие народы мира, включая русских (переводы рубаи Хайяма, начиная с конца 19 века, выполнили более полусотни видных русских поэтов и переводчиков ) 3 . Почему так случилось? По-видимому, этот восточный мыслитель и поэт сумел в своих лаконичных, но предельно емких, простых и безыскусных по форме, но весьма проницательных по содержанию философских стихах, затронуть душу человека и его тайные, глубинные, искренние мысли о вечном и преходящем : о жизни и бытии, о предназначении человека и краткости его пути, о разуме и вере, о достоинстве и несправедливости, о счастье и невзгодах, о наслаждении и страданиях, о любви и ненависти .

Хайям учил ценить каждый миг земной жизни (“жизнь – ни мало ни много – мгновенье одно! ”, “Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью, Как меж пальцев песок, незаметно прошла! ”), не веря в существование загробного мира и понимая, что жизнь начинается и завершается именно здесь, на Земле:

За мгновеньем мгновенье – и жизнь промелькнет. (пер. В.Державина) 3

Пусть весельем мгновение это блеснет!

Берегись, ибо жизнь – это сущность творенья.

Как ее проведешь, так она и пройдет .

***

Вот день исчез, как ветра легкий стон, (пер. О.Румера) 3

Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.

Но я, покуда жив, тревожиться не стану

О дне, что отошел, и дне, что не рожден.

***

Разум к счастью стремится, все время твердит: (пер. Г. Плисецкого)

“Дорожи каждым мигом, пока не убит!

Ибо ты – не трава и когда тебя скосят –

То земля тебя заново не возродит”

***

Двери в этой обители: выход и вход, (пер. Г. Плисецкого)

Что нас ждет, кроме гибели, страха, невзгод?

Счастье? Счастлив живущий хотя бы мгновенье.

Кто совсем не родился – счастливее тот.

***

Бросать не стоит в будущее взгляд, (пер. Дм. Седых) 3

Мгновенью счастья будь сегодня рад.

Ведь завтра, друг, и мы сочтемся смертью

С ушедшими семь тысяч лет назад .

Поэт постоянно, как истинный философ, меряет жизнь ее противоположностью - смертью. Для него смерть представляется трагическим и бессмысленным событием, но, в то же время, естественным процессом преобразования ранее живой мыслящей плоти в земной прах (“И сходим в прах, развеяв жизнь как дым”,“Спеши, покамест, плоть не стала прахом, Как прах твой плотью раньше был сто раз” ), в почву, в глину, из которых позже возрождается новая жизнь и воссоздаются новые вещи:

Когда тело мое на кладбище снесут- (пер. Г.Плисецкого)

Ваши слезы и речи меня не спасут.

Подождите, пока я не сделаюсь глиной,

А потом из меня изготовьте сосуд.

***

Я вчера наблюдал, как вращается круг, (пер. Г.Плисецкого)

Как спокойно, не помня чинов и заслуг,

Лепит чашу гончар из голов и из рук,

Из великих царей и последних пьянчуг.

***

Веселись! Невеселые сходят с ума (пер. Г.Плисецкого)

Светит вечными звездами вечная тьма.

Как привыкнуть к тому, что из мыслящей плоти

Кирпичи изготовят и сложат дома?

***

К черту пост и молитву, мечеть и муллу! (пер. Г.Плисецкого)

Воздадим полной чашей аллаху хвалу!

Наша плоть в бесконечных своих превращеньях

То в кувшин превращается, то в пиалу.

Хайям убежден, что на земле до него и до каждого из нас свою жизнь уже прожили мириады людей. Они никуда не ушли, не воспарили в небеса, не исчезли в раю или аду, но остались, правда, в совершенно ином, разрушенном и истлевшем виде, здесь же, на земле. Своим прахом они так плотно покрыли землю, что каждый шаг живущих непременно касается кого-то из живших прежде. Поэт подчеркивает, что из тех, кто, образно говоря, ушел в мир иной, никто и никогда назад уже не вернулся, оставив тем самым вопрос о существовании потустороннего мира полностью на совести и фантазии своих потомков (“Слов о рае и аде не слушай, мудрец! Кто в аду побывал? Кто вернулся из рая ?”):

Как много было зорь и сумерек до нас! (пер. О. Румера)

Недаром небесам кружиться дан приказ.

Будь осторожнее, ступню на землю ставя!

Повсюду чей- нибудь прекрасный тлеет глаз.

***

Мы бродили всю жизнь по горам и долам, (пер. Г. Плисецкого)

Путь домой находили с грехом пополам!

Но никто из ушедших отсюда навек

Не вернулся обратно, не встретился нам.

***

Жизнь уходит из рук, надвигается мгла, (пер. Г. Плисецкого)

Смерть терзает сердца и кромсает тела,

Возвратившихся нет из загробного мира,

У кого бы мне справиться: как там дела?

***

Часть людей обольщается жизнью земной, (пер. Г. Плисецкого)

Часть – в мечтах обращается к жизни иной.

Смерть – стена. И при жизни никто не узнает

Высшей истины, скрытой за этой стеной.

***

Не правда ль, странно?- сколько до сих пор (пер. И. Тхоржевского) 3

Ушло людей в неведомый простор

И ни один оттуда не вернулся:

Все б рассказал – и кончен был бы спор.

О неизбежности конца жизни каждого человека, независимо от его прижизненных заслуг, званий и общественного положения, Хайям делает собственные выводы:

Хоть сотню проживи, хоть десять сотен лет, (пер. О. Румера)

Придется все-таки покинуть этот свет.

Будь падишахом ты иль нищим на базаре –

Цена тебе одна: для смерти санов нет.

***

Египет, Рим, Китай держи ты под пятой, (пер. О. Румера)

Владыкой мира будь - удел конечный твой

Ничем от моего не будет отличаться:

Три локтя савана и пядь земли сырой.

И все же, поэт еще надеется востребовать ответ за смерть человека от создателя мира, уличая того в ответственности за эту трагедию, определяемую философом как убийство:

Когда вселенную настигнет день конечный, (пер. О. Румера)

И рухнут небеса, и Путь померкнет Млечный, -

Я, за полу схватив создателя, спрошу:

“За что же ты меня убил, владыка вечный?”

Кого из ранее живших и ныне живущих людей не охватывали, хотя бы раз в жизни, мысли о нерасторжимом союзе жизни и смерти, о смысле собственного существования (философов эти мысли не оставляют всю их жизнь – именно поэтому они, наверное, и философы): “Зачем я здесь? ”, “Ради чего появился на свет? ”, “Почему я должен умереть?”,“Почему я не могу жить вечно, оставаясь всегда молодым, здоровым и счастливым?”,“Как обрести счастье?”. Эти бесконечные зачем, почему, как …Религия всегда услужливо подсовывала и предлагает до сих пор на все эти вопросы готовый, не требующий размышлений, ответ: “Потому, что ты грешен. Потому, что ты не бессмертный Бог, а лишь его божья смертная тварь. Твоя вечная и счастливая жизнь ждет тебя только в потустороннем, загробном царстве, и то лишь при условии, что ты будешь во время земной жизни глубоко верить в Бога, слушаться его жрецов, исполнять все их религиозные предписания и обряды. А иначе тебе прямая дорога в ад, где твою бессмертную душу ждут вечные и страшные муки ”.

Но поэт-мудрец не может довольствоваться столь примитивными объяснениями, рассчитанными на простаков, и продолжает сам размышлять над вечными вопросами, старясь отыскать в них свое собственное, личное, человеческое решение. Своим печальным размышлениям о мимолетности жизни и неминуемости смерти, своим многолетним попыткам понять, зачем же нам дана жизнь, поэт подводит итог (“Взглядом разума я озарил весь мой жизненный путь, И теперь мне известно, что мне - ничего не известно ”), созвучный парадоксальной, многим непонятной, но для философов обнадеживающей (самоотчет человека о собственном незнании есть первый и главный шаг на пути обретения нового знания! ) мысли Сократа: “Я знаю, что ничего не знаю ”:

Нам жизнь навязана; ее водоворот (пер. О. Румера)

Ошеломляет нас, но миг один – и вот

Уже пора уйти, не зная цели жизни.

Приход бессмысленный, бессмысленный уход!

***

Приход наш и уход загадочны,- их цели (пер. О. Румера)

Все мудрецы земли осмыслить не сумели.

Где круга этого начала, где конец?

Откуда мы пришли, куда уйдем отселе ?

***

Не знаю тайны я вращенья небосвода, (пер. В. Державина)

Лишь за невзгодою меня гнетет невзгода.

Смотрю на жизнь свою и вижу: жизнь – прошла.

***

Круг небес ослепляет нас блеском своим. (пер. Г. Плисецкого)

Ни конца, ни начала его мы не зрим.

Этот круг недоступен для логики нашей,

Меркой разума нашего не измерим.

***

Дураки мудрецом почитают меня, (пер. Г. Плисецкого)

Видит бог, я не тот, кем считают меня.

О себе и о мире я знаю не больше

Тех глупцов, что усердно читают меня.

***

Меня философом враги мои зовут, (пер.О. Румера)

Однако, - видит бог, - ошибочен их суд.

Ничтожней много я: ведь мне ничто не ясно,

Не ясно даже то, зачем и кто я тут.

Пронзительные, стремящиеся к постижению истины, мысли Хайяма о жизни связаны с его пониманием того, насколько несправедлив и жесток реальный мир, в котором ему приходится жить (спустя столетия этот мир, как мы понимаем сегодня, не стал лучше, но лишь углубил свои роковые противоречия, что подтверждают две мировые войны двадцатого века, унесшие жизни более 100 млн. людей, а также войны и бесконечные теракты начала третьего тысячелетия, в которых гибнут ни в чем неповинные люди – дети, женщины, старики и мужчины в расцвете сил). Об этом поэт-философ с горечью писал:

Миром правят насилие, злоба и месть. (пер. Г.Плисецкого)

Что еще на земле достоверного есть?

Где счастливые люди в озлобленном мире?

Если есть – их по пальцам легко перечесть.

***

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей (пер. Г.Плисецкого)

Уши, мудрый, заткни, рот надежно зашей,

Веки плотно зажмурь – хоть немного подумай

О сохранности глаз, языка и ушей!

Омар Хайям родился в семье мусульманина (ислам в Иран и в его родной край Хорасан пришел в середине 7 в. вместе с арабскими завоевателями) и сам был мусульманином. Хорошим или плохим – это отдельный вопрос (о себе и о своих застольных друзьях он говорил: “ Как лишь терпит нас мраморный свод бирюзовый – Не кафиров совсем, не совсем мусульман ”). Следует только понять, что в те времена не быть верующим, не быть адептом той или иной религии (ислама, христианства, иудаизма, зороастризма и т.п.), признать себя безбожником – было бы равносильно самоубийству (и сегодня, в двадцать первом веке, во многих мусульманских странах за открытое безбожие наказывают смертной казнью или, в лучшем случае, тюрьмой).

Но почему-то не любят Омара Хайяма именно верующие, правоверные. Мусульмане считают его кафиром, безбожником, смутьяном, разрушителем религиозной веры, сеющим сомнения и еретические мысли в души истинных приверженцев аллаха. И это при том, что среди его рубаи есть и такие (я бы назвал их АнтиХайямом , и полагаю, что они могут быть более поздней подделкой под стиль Хайяма с целью приписать ему несуществующее раскаяние перед богом и исламом ) 4 :

Я раскаянья полон на старости лет.(пер. Г.Плисецкого)

Нет прощения мне, оправдания нет.

Я, безумец, не слушался божьих велений –

Делал все, чтобы только нарушить запрет!

***

Знаю, сущность твоя недоступна уму, (пер. Н. Стрижкова) 3

Мои бунт иль покорность тебе ни к чему,

Я, погрязший в грехах, жив одною надеждой:

Милосердный, простишь ты рабу своему.

***

Разум мой не силен и не слишком глубок,(пер. Г.Плисецкого)

Чтобы замыслов божьих распутать клубок.

Я молюсь и аллаха понять не пытаюсь –

Сущность бога способен постичь только бог.

Последняя строчка, ой как, напоминает общий лейтмотив жрецов всех религий, утверждающих, что простому смертному недоступно понимание бога, и о нем может судить только ученый богослов (этим утверждением пытаются богословские знания о религиозных домыслах - по существу, “знания ни о чем” - возвести в ранг научных знаний о реальном мире, требующих для своего освоения специальной подготовки и образования, но на деле апологеты религии, отказывая людям в познании собственной же выдумки - бога , добровольно признают себя и своих сторонников ослами!).

Вопреки приведенному выше человеческому самоуничижению, Хайям тут же пытается дерзко укорить создателя за его античеловеческие деяния (кто из правоверных может себе такое позволить? ведь у каждого из них есть только одна заученная песня: “Аллах акбар! ”):

У мертвых и живых один владыка – ты. (пер. О. Румера)

Кто небо завертел над нами дико? – Ты.

Я тварь греховная, а ты создатель мира,

Из нас виновен кто? – Сам рассуди-ка ты!

А далее в поэтическом творчестве Хайяма, в его отношении к религии, вере и мусульманскому духовенству становятся преобладающими совсем уж непотребные для мусульманина мотивы – мятежные, обличительные, саркастические, издевательские, насмешливые . В них полностью проявляется свободолюбивый дух Хайама-ученого, стремящийся к естественнонаучному, приземленному, материалистическому (насколько это возможно в мусульманском окружении) объяснению мира и человека:

Пока медресе и мечети во прах не падут, (пер. В.Державина)

Дела мудрецов-каландаров на лад не пойдут. 5

Покамест неверием вера, а верой неверье не станут, -

Поверь мне, - средь божьих рабов мусульман не найдут.

***

В мечетях, в храмах, в капищах богов (пер. В.Державина)

Боятся ада, ищут райских снов.

Но тот, кто сведущ в таинствах творенья,

Не сеял в сердце этих сорняков.

***

Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе. 5 (пер. О. Румера)

И рабства черная печать равно лежит

На четках и кресте, на церкви и михрабе. 5

***

О жестокое небо, безжалостный бог! (пер. Г. Плисецкого)

Ты еще никогда никому не помог.

Если видишь, что сердце обуглено горем, -

Ты немедля еще добавляешь ожог.

***

Защитник подлых – подлый небосвод (пер. В.Державина)

Давно стезей неправедной идет.

Кто благороден – подл пред ним сегодня,

Кто подл - сегодня благороден тот.

***

О небо, к подлецам щедра твоя рука: (пер. О. Румера)

Им – бани, мельницы и воды арыка,

А кто душою чист, тому лишь корка хлеба

Такое небо – тьфу!- не стоит и плевка.

***

Если б мне всемогущество было дано – (пер. Г.Плисецкого)

Я бы небо такое низвергнул давно

И воздвиг бы другое, разумное небо,

Чтобы только достойных любило оно!

О мусульманском духовенстве, кичащемся своим богословским знанием (знанием мертвых богословских догм и установлений, измышленных творцами Корана, сунн, преданий и шариата ), духовным званием и властью над душами и жизнью правоверных, Хайям вообще отзывается презрительно, сравнивая их с дураками и ослами (за что же этой братии любить Хайама? ):

Один Телец висит высоко в небесах, (пер. О. Румера)

Другой своим хребтом поддерживает прах.

А меж обоими тельцами, - поглядите, -

Какое множество ослов пасет аллах!”

***

Будешь в обществе гордых ученых ослов, (пер. Н.Стрижкова)

Постарайся ослом притвориться без слов.

Ибо каждого, кто не осел, эти дурни

Обвиняют немедля в подрыве основ.

***

Я презираю лживых, лицемерных (пер. В. Державина)

Молитвенников сих, ослов примерных.

Они же, под завесой благочестья,

Торгуют верой хуже всех неверных.

***

Я знаю этот вид напыщенных ослов: (пер. О. Румера)

Пусты, как барабан, а сколько громких слов!

Они – рабы имен. Составь себе лишь имя,

И ползать пред тобой любой из них готов.

***

Скоро праздник великий, аллаху хвала! (пер. Г. Плисецкого)

Скоро все это стадо пропьется дотла:

Воздержанья узду и намордник намаза

Светлый праздник господень снимает с осла.

***

Ты, муфтий, нас беспутнее подчас, 5 (пер. Ц.Бану) 3

Мы во хмелю тебя трезвей в сто раз.

Пьешь кровь людскую, кровь лозы мы тянем, -

По чести: кровожадней кто из нас?

В своих сравнениях земной и иллюзорной, потусторонней, загробной жизни Хайям всегда отдавал предпочтение первой, как бы она ни была тяжела и безрадостна (“Под этим небом жизнь – терзаний череда, А сжалится ль оно над нами? Никогда !”): “Ведь в царстве бытия нет блага выше жизни, - Как проведешь ее, так и пройдет она ”. Тем более, что от печали для находчивых людей всегда под рукой были запрещенные исламом, но проверенные временем средства – вино (“Вино издревле – веры враг ”, “Вино – враг веры правой? Так пей же кровь лозы, Ведь кровь врагов лукавых нам пить велит ислам ”, “Могу ль я сделаться приверженцем ислама, Когда им высшее из благ запрещено? ”), музыка , пенье и любовь красавиц (“Я в вино золотое, и в струны, и в песни влюблен”, “Я красоты приемлю самовластье”, “Мудрец – кто пьет с возлюбленной вино”,”Уж лучше пить вино и пери обнимать, Чем лицемерные поклоны отбивать” ). Философ прекрасно понимал, что другой жизни у человека нет и быть не может, как бы об этом не твердили все религии мира, а потому надо стремиться жить на земле полноценной жизнью, не лишая себя удовольствий и наслаждений:

Слышал я, что в раю, мол, сады и луга, (пер. Г. Плисецкого)

Реки меда, кисельные, мол, берега.

Дай мне чашу вина! Не люблю обещаний.

Мне наличность презренная дорога.

***

Лучше пить и веселых красавиц ласкать, (пер. Г. Плисецкого)

Чем в постах и молитвах спасенье искать.

Если место в аду для влюбленных и пьяниц,

То кого же прикажете в рай допускать ?

***

Держит чашу рука, а другая - Коран: (пер. Н.Стрижкова)

То молюсь до упаду, то до смерти пьян.

Как лишь терпит нас мраморный свод бирюзовый –

Не кафиров совсем, не совсем мусульман.

***

Чтоб счастья испытать, вина себе налей, (пер. О.Румера)

День нынешний презри, о прошлых не жалей,

И цепи разума хотя б на миг единый,

Тюремщик временный, сними с души своей.

Несмотря на все сложности, естественные и искусственные ограничения и запреты, наложенные на человека окружающим миром и обществом, ученые и философы всегда стремились к познанию реального мира и человека в нем, исповедуя призыв древних греческих мыслителей “Познай себя! ”. Вот и Омар Хайям, вопреки всем своим сомнениям и нерешенным вопросам, сделал для себя ряд важных практических выводов, которые не утратили своей актуальности и сегодня, спустя почти 900 лет после его ухода:

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало, (пер. О. Румера)

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

***

Лучше впасть в нищету, голодать или красть, (пер. Г. Плисецкого)

Чем в число блюдолизов презренных попасть.

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями

За столом у мерзавцев, имеющих власть.

***

Закрой Коран. Свободно оглянись. (пер. И. Тхоржевского)

И думай сам. Добром – всегда делись.

Зла – никогда не помни. А чтоб сердцем

Возвыситься – к упавшему нагнись!

***

Чем за общее счастье без толку страдать – (пер. Г. Плисецкого)

Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.

Лучше друга к себе привязать добротою,

Чем от пут человечество освобождать.

***

Коль можешь, не тужи о времени бегущем, (пер. В. Державина)

Не отягчай души ни прошлым, ни грядущим.

Сокровища свои потрать, пока ты жив,

Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.

***

Таков мой Омар Хайям. А ваш?

Литература

1 . Britannica . Настольная энциклопедия в 2-х томах. - М.: АСТ-Астрель, 2006.

2. Большой Российский энциклопедический словарь.- М.: Бол. Рос. энциклопедия, 2003.

3. Биографический словарь деятелей естествознания и техники/ тт.1,2. – М.: Бол. Сов. энциклопедия, 1958.

4. Математический энциклопедический словарь. - М.: Сов. энциклопедия, 1988.

5. Литературный энциклопедический словарь. - М.: Сов. энциклопедия, 1987.

6. Малая Советская энциклопедия/ 3-е изд., т.1-10. - М.: Бол. Сов. энциклопедия, 1958-1960.

7. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона/ тт.1-86. – СПб, 1890-1904.

8. Всемирная история в десяти томах/ т.3. - М.: Госполитиздат, 1956-1965.

9. Султанов Ш.З., Султанов К.З. Омар Хайям. – www . erlib . com .

10. Омар Хайям/Википедия - www.ru.wikipedia.org

1 1 . Омар Хайям. Рубайят. – М.: Эксмо, 2007.

1 2 . Лирика. Из персидско-таджикской поэзии. - М.: Худ. литература, 1987.

13. Звезды поэзии/ Пер. с фарси. – Душанбе, 1988.

Примечания и комментарии

1 Хорасан и Нишапур. Хорасан (с перс. “Хора-сан” – “Страна Солнца”, название известно со времен Сасанидов) – историческая нагорная область на северо-востоке современного Ирана (до 1935 г. – Персия ; самоназвание персов – ирани ), граничащая на севере с Туркменией (вблизи Ашхабада), а на востоке с Афганистаном (вблизи Герата). В 3-18 вв. границы Большого Хорасана на севере достигали Хорезма (области южного Приаралья с городами Ургенч и Хива в нижнем течении Амударьи) и Мавераннахра (с араб. “то, что за рекой”; области в междуречье с городами Бухара и Самарканд в среднем течении рек Амударья и Сырдарья ), а на востоке – Балха (области на северо-западе Афганистана в верхнем течении Амударьи, центре караванной торговли с Индией) .

Предки иранцев еще в 3 тыс. до н.э. входили в единую группу скотоводческих протоиндоиранских племен , обитавших на территории Юго-Восточной Европы. На рубеже 12-11 вв. до н.э. ираноязычные племена вторглись со стороны восточных Причерноморских степей через Кавказ в Западный Иран, а позже, обойдя с севера Каспийское море, через юго-западные Приаральские степи - в Восточный Иран. Уже в 9-8 вв. до н.э. иранцы распространились по всей территории Иранского нагорья (под именем мидян и персов , говоривших на родственных иранских диалектах, они упоминаются с 9 в. до н.э. в ассирийских надписях, описывающих походы ассирийцев на территорию Мидии с целью захвата добычи). На захваченных территориях, потеснив и ассимилировав аборигенные племена, пришельцы сумели создать на протяжении 12 веков (с 6 в. до н.э. по 7 в. н.э.) три крупнейшие иранские империи, господствовавшие на большей части Ближнего и Среднего Востока:

1) Персидскую державу Ахеменидов (558-330 до н.э.; важнейшие цари: Кир II Великий - внук последнего мидийского царя Астиага и третий царь из персидского рода Ахеменидов, Дарий I , Ксеркс I , Артаксеркс III ), завоеванную через 228 лет (в 336-330 до н.э. ) при последнем ахеменидском царе Дарии III Александром Македонским (356-323 до н.э. );

2) 475-летнее Парфянское царство (250 до н.э.-224 н.э. ), созданное парфянской династией Аршакидов в борьбе с Селевкидами - наследниками империи Александра в Малой Азии,;

3) Иранскую державу Сасанидов (224-651н.э.; названа в честь Сасана – предка Ардашира I , основателя династии, выходца из Парса на юго-западе Ирана; важнейшие цари – сын Ардашира Шапур I , Шапур II , Кавад I , Хосров I Ануширван, Хосров II Парвиз ), завоевавшую Парфянское и другие соседние царства на Иранском нагорье.

Эта третья и последняя до арабских завоеваний коренная персидская империя просуществовала 428 лет. Она противостояла в 4-7 вв. на своем западе Византии (Восточной Римской империи), но, будучи завоевана к 651 г. арабами, вошла в состав Арабского халифата. С 704 г. арабским наместником Хорасана был назначен Кутейба ибн Муслим , который организовал в 709-715 гг. завоевание ряда территорий Средней Азии, включая Мавераннахр и Хорезм . Как писал среднеазиатский ученый-энциклопедист аль -Бируни (973-1050) в своих “Хрониках минувших поколений” , жестокие репрессии исламский завоеватель обрушил в первую очередь на ученых Хорезма: “и всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех ученых, что были среди них, так что покрылось всё это мраком и нет истинных знаний о том, что было известно из их истории во время пришествия к ним ислама ”.

В 10 в. начался, вызванный внутренними междоусобицами и внешними угрозами, распад Арабского халифата, существовавшего к тому времени в виде халифата Аббасидов (750-1258; династия происходила от Аббаса – дяди пророка Мухаммеда ), или Багдадского халифата (при Аббасидах столица государства была перенесена из Дамаска в Багдад ), на отдельные эмираты и феодальные государства. Фактический конец правлению Аббасидов положила династия Буидов (Бувейхидов, 935-1055; династия ираноязычных военачальников, выходцев из Гиляна –юго-западной области Прикаспия; поддерживала персидские традиции и культуру ), завоевавшая в 935 г. Западный Иран, а через 10 лет захватившая и Багдад. На 120 лет (до завоевания государства Буидов в 1055 г. тюрками-сельджуками) Буиды установили свое правление в Западном Иране и в Ираке. Багдадский халиф был поставлен под опеку буидских эмиров, лишен светской власти, но ему была оставлена почетная духовная власть главы мусульман-суннитов (сами буиды покровительствовали шиитам).

В 9-10 вв. на восточных просторах Багдадского халифата сформировалась персидская династия Саманидов (875-999 гг.; основатель - крупный феодал из Балха Саман-худат , принявший ислам; его потомки служили багдадскому халифу в Мавераннахре и Хорасане, став, соответственно в 875 и 900 гг., наместниками этих провинций, причем вскоре им удалось добиться полной независимости от Багдада; в середине 10 в. восстание в Хорасане освободило эту область от власти Бухары, а в 999 г. династия прекратила свое существование под ударами с северо-востока тюрков-караханидов ), которая создала свое саманидское государство со столицей первоначально в Самарканде, а позже в Бухаре. В ее правление было исламизировано местное население Мавераннахра и Ферганы, началось возрождение науки и культуры на базе использования арабского и новоперсидского языков. Именно при Саманидах персидский поэт Фирдуоси (940-1030 гг. ) приступил к своей работе по созданию знаменитого ирано-таджикского эпоса “Шахнаме ” (“Книга Царей ” - 55 тыс. бейтов- двустиший; первая редакция - 994 г ., вторая - 1010 г. уже при Газневидах ).

В 10-11 вв. на юго-востоке Багдадского халифата сформировалась тюркоязычная среднеазиатская династия Газневидов (977-1186; основана в 962 г. военачальником Себук-Тегином из Газни – городе на юго-западе Афганистана, центре караванного торгового пути из Индии, ставшим столицей империи Газневидов ), просуществовавшей более 200 лет. Султан Махмуд Газневи (969-1030, правил с 998 г.), сын Тегина, расширил империю до максимальных пределов. Он захватил в 999 г., после распада саманидского государства, Хорасан (но уже его наследник утратил эти земли через 10 лет своего правления, в 1040 г., после поражения от сельджуков), в 1017 г. - Хорезм, в 1025 г. - Мавераннахр, а также Афганистан и Северную Индию. Его завоевательные походы в Индию, а их было 17, проходили под лозунгом “священной войны” мусульман и борьбы“с идолопоклонством индусов ”, причем, только из одного похода Махмуд привез 57 тыс. рабов, 350 слонов и 20 млн. дирхемов (арабских серебряных монет, весом каждая в 3,9 г) .

В начале 11 в. на северных границах империи Газневидов, совпадавших с северной границей Хорасана, появились из степей и пустыней западного и восточного Приаралья кочевые племена тюрков-сельджуков (тюрки-сельджуки принадлежали к племенам огузов – далеким предкам современных туркменов, турок и азербайджанцев – представителям юго-западной группы тюркских языков ; древнейшие огузы известны с 6-8 вв., времени образования Тюркского каганата - империи от Монголии до Черного моря; Сельджук был основателем в конце 10 в. феодальной династии из племени огузов ). Газневиды (сын Махмуда султан Масуд ), владевшие на тот период Хорасанам, разрешили в 1035 г. племенам тюрков-сельджуков проживать на северных землях Хорасана с целью защиты государства от нападений других кочевых племен. Но вскоре гости вошли в силу, их отряды под руководством Тогрул-бек а и Чагры-бека в 1040 г. нанесли поражение газневидам, захватили Хорасан и двинулись в Западный Иран (утратив Хорасан, газневиды потеряли в 1043 г. и Хорезм, но все же сохранили до конца 12 века власть в Афганистане и Северной Индии).

За 15 лет сельджуки завоевали весь Западный Иран, а в 1055 г. Тогрул-бек вступил в Багдад и принял от халифа Каима титул султана (этот момент стал концом государства Буидов). Его преемники Али-Арслан (султан в 1063-1072 гг. ) и Мелик-шах (1055-1092, султан с 1072 г.; покровительствовал наукам и искусствам, провел реформу календаря; в годы его правления государство Сельджуков достигло наибольшего могущества; большое влияние на султана оказывал его везир Низам аль-Мульк , 1018-1092, везир с 1063 г., основатель ряда высших мусульманских школ – медресе, убит исмаилитом ) подчинили себе почти всю Малую Азию (в 1971 г. сельджуки одержали победу над Византией, и именно с этого периода Анатолию стали заселять тюркоязычные народы , образовавшие впоследствии основное население Османской империи и современной Турции) , в 1088 г. страны Закавказья (Армению, Грузию, Азербайджан ), в 1084 г. Сирию , а в 1089 г. Мавераннахр (караханиды, завладевшие Мавераннахром после разгрома саманидов, стали вассалами сельджуков ). После смерти Мелик-шаха в 1092 г. в государстве сельджуков началась длительная феодальная смута. При последнем сельджукском султане Санджаре (правил в 1118-1157 гг. ) произошел распад государства на отдельные султанаты (к 1200 г. сельджуки сохранили власть лишь в султанате Рум на западе Анатолии, который был завоеван к 1230 г. бывшими вассалами сельджуков хорезмшахами ). Мавераннахр вышел из-под власти сельджуков в 1141 г., а в 1153 г. в результате восстания тюрок-огузов из Балха был опустошен Хорасан (в Нишапуре было сожжено 8 ценных публичных библиотек).

Нишапур – один из главных городов Хорасана (бывшая столица сасанидских правителей 5 в.) и средневекового Ирана (наряду с Ширазом на юго-западе Ирана, Исфаханом в центре и Реем на севере), имевший население свыше 200 тыс. человек. Основан в середине 3 в. Шапуром I . В городе были ремесленные цеха и корпорации купцов, но управлялся он чиновничьей и духовной знатью. К середине 7 в., во время арабского завоевания, город пришел в упадок, но в 9-10 вв. пережил новый период расцвета. В 11 в. стал резиденцией сельджукского султана Тогрук-бека, а в 12 в. вновь вступил в полосу упадка. Близ города находится могила Омара Хайяма.

Из приведенных исторических фактов видно, что если первая половина жизни Хайяма (с 1048 г. до 1092 г., когда умер покровитель Хайяма Мелик-шах, а самому ученому стукнуло 44 года) сложилась в период укрепления могущества сельджуков и относительно спокойного существования Хорасана как их резиденции, то вторая половина жизни ученого (с 1092 г. по 1131 г.) пришлась на период раздоров и распада нового государства. Об этом времени своей жизни поэт писал: “Я небосводом брошен на чужбину; Что дал сперва, он отнял половину. И я из края в край на склоне лет Влачу, как цепи, горькую судьбину ”.

2 Биография Хайяма: математик, астроном, философ .

Омар Хайям родился и умер на своей родине, в Хорасане, в родном городе Нишапуре, который находился на важном перепутье дорог из Малой Азии и Ирана в Среднюю Азию, Афганистан и Северную Индию, а потому подвергался на протяжении столетий постоянным нашествиям чужеземных племен. Незадолго до рождения Омара власть в его стране в очередной раз переменилась - на смену афганским Газневидам (а до них были арабы и среднеазиатские Саманиды) пришли огузские племена тюрков-сельджуков, которые сильно разорили страну (историки, например, отмечали, что Шираз на юге Ирана был полностью разграблен и разрушен до такой степени, что оставался в развалинах до конца 12 века). В этом отношению Хорасану и Нишапуру еще повезло, поскольку сельджуки сделали их своей резиденцией.

Сведения о жизни Хайяма очень отрывочны и иногда окрашены сомнительными домыслами и легендами. Известно, что детство свое он провел не в Нишапуре, а за 750 км восточнее его, в Балхе (возможно, у родственников, и в более спокойном для учебы месте, чем Нишапур той поры). В 18 лет, т.е. в 1066 г., он потерял отца, вынужден был прервать учебу в медресе и стал самостоятельно зарабатывать на жизнь преподаванием, используя полученные в медресе богословские знания и плоды собственного неустанного самообразования. В области философии его духовным учителем стал среднеазиатский философ (приверженец Аристотеля), ученый, врач, поэт и музыкант Ибн-Сина (Авиценна, 980-1037 ), автор знаменитого пятитомного труда по медицине “Канон врачебной науки ” (даже незадолго до своей смерти Хайям, в который уже раз, внимательно перечитывал его философскую энциклопедию “Книга исцеления ”). В 1069 г. он оправился в Мавераннахр, в Бухару, столицу султаната караханидов (позже, с 1089 г., султанат стал вассалом сельджукского государства), по приглашению правителя Бухары Шамс-аль-Мулька , прослышавшего о способностях и разносторонних талантах молодого ученого-богослова. Через несколько лет Хайям получил доступ ко двору самого сельджукского султана Мелик –шаха. В период 1076-1092 гг. в распоряжение ученого была предоставлена обсерватория в Исфахане. Возможно, именно тогда у него родилось это четверостишие:” Как жутко звездной ночью! Сам не свой, Дрожишь, затерян в бездне мировой, А звезды в буйном головокруженье Несутся мимо, в вечность, по кривой… ”. Свои астрономические наблюдения Хайям использовал в процессе реформы старого персидского календаря и разработки нового календаря, очень точного даже по современным меркам. После смерти Мелик-шаха и его везиря Низам-аль-Мулька, которые постоянно помогали ученому, он лишился поддержки двора. Началась неустроенная полоса его жизни. Уже будучи в возрасте за 50 лет и пытаясь отвести от себя обвинения в безбожии, связанные с его философскими взглядами и критикой ряда мусульманских доктрин, он был вынужден совершить хадж в Мекку, откуда вернулся в 1103 г. Последние годы жизни Хайяма совпали с временем междоусобиц в государстве сельджуков, когда правителям стало уже не до ученых и до их науки.

Математические сочинения Хайяма дошли до наших дней и характеризуют мыслителя как выдающегося математика своего времени . В математическом труде “О доказательствах задач алгебры ” он дал изложение в общем виде оригинальных решений уравнений до 3-й степени включительно с использованием геометрического метода, основанного на нахождении пересечений двух конических сечений. Другой дошедший до нас трактат в 3 книгах называется “