Античные источники. Лукиан

[греч. Λουκιανός] († 7.01. 312, Никомидия), сщмч. (пам. 15 окт.; пам. зап. 7 янв.), пресв. Антиохийский.

Сведения о жизни

Род. в Антиохии (согласно Синаксарю К-польской ц. и Василия II Минологию) в христ. семье; некоторые источники указывают на Самосату как на место рождения Л. (напр., лексикон «Суда»), однако антиохийское происхождение более вероятно (возможно, «Суда» смешивает Л. с известным греч. писателем II в. Лукианом Самосатским, см.: Bardi. 1936. P. 34). В юности он изучал Свящ. Писание под рук. некоего Макария в Эдессе (Suda. L 685). Проводил строгую одинокую подвижническую жизнь. Ок. 270 г. был рукоположен во пресвитера Антиохийской Церкви. Основал в Антиохии большое огласительное уч-ще (διδασκαλεῖον μέγα - Ibidem), где занимался гл. обр. толкованием Свящ. Писания. Как повествует К-польский Синаксарь, Л. был «всецело поглощен чтением божественных речений и размышлением над Писаниями (τῇ μελέτῃ τῶν γραφῶν)», благодаря чему «заставлял замолчать многих иудеев и эллинов и для многих стал учителем веры во Христа» (SynCP. Col. 138).

Л. считается основателем Антиохийской богословской школы (см. ст. Богословские школы древней Церкви). Арианский историк Филосторгий рассказывает о множестве учеников Л., среди к-рых перечисляет епископов Евсевия Никомидийского , Мария Халкидонского, Феогния Никейского, Леонтия Антиохийского , Антония, еп. Тарса Киликийского, Минофанта Эфесского, Неоминия, Евдоксия Германикийского (впосл. епископ К-польский), а также сообщает о некоем Александре и Астерии Каппадокийском (см. Астерий Софист), учениках Л., к-рые, «подчинившись воле тиранов, впали в эллинство, но после осознали свое падение и увещаниями учителя были приведены к покаянию» (Philost. Hist. eccl. II 14). Большинство из перечисленных учеников Л. придерживались арианства . При этом, согласно Филосторгию, из числа упомянутых только епископы Антоний и Леонтий «сохранили чистоту и строгость в вере», т. е. остались верны арианству. Епископы Евсевий, Феогний и Марий, отступив от арианства под влиянием Вселенского I Собора , впосл. возвратились к прежним взглядам. Впрочем, замечает Филосторгий, Марий и Феогний полагали, что Бог и до рождения Сына был Отцом, ибо имел силу породить Его. Астерий же «извратил учение Лукиана, утверждая устно и письменно, что Сын являет Собой ничем не отличимый образ сущности Отца» (Ibid. II 15). Кроме того, Филосторгий сообщает, что ученики Л. не разделяли мнение Ария о том, что Сын Божий не имеет познания Бога Отца (Ibid. II 3). Сохранилось также письмо Ария Евсевию Никомидийскому, в к-ром он называет Евсевия «истинным солукианистом» (ap. Theodoret. Hist. eccl. I 5. 4). На основании этих свидетельств нередко делается утверждение, что именно в школе Л. следует видеть зарождение тех богословских идей, к-рые впосл. будет проповедовать Арий (А. фон Гарнак прямо называл Л. «Арием до Ария» - Harnack A. Lehrbuch der Dogmengeschichte. Darmstadt, 1964. Bd. 2. S. 187). Однако сведений об учении самого Л. слишком мало, чтобы делать однозначный вывод о его влиянии на возникновение арианства (как, впрочем, и вопрос о происхождении арианства из Антиохийской школы в наст. время не является однозначно решенным).

О работе Л. над текстом НЗ имеются нек-рые сведения у блж. Иеронима в его предисловии к лат. переводу Евангелий (написанном в виде послания папе Дамасу - Hieron. Praef. in quat. Evang. // PL. 29. Col. 527). В соответствии с гипотезой о 3 редакциях греч. ветхозаветного текста, распространенной и на НЗ, новозаветная редакция Л. считается чаще всего используемой (с последующими изменениями) в Византийской Церкви, т. е. лежащей в основе т. н. визант. типа текста НЗ (сир. тип по классификации Б. Ф. Уэсткотта и Ф. Дж. Хорта) и последующего textus receptus («общепринятого текста», см. в ст. Текстология библейская).

Лит.: Лебедев Д. А., свящ. Евсевий Никомидийский и Лукиан: (К вопр. о происхождении арианства) // БВ. 1912. № 4. С. 722-737; № 5. С. 180-189 (отд. отт.: Серг. П., 1912); Loofs F. Das Bekenntnis Lucians, des Märtyrers // SPAW. 1915. Bd. 38. S. 576-603; Bardy G. St. Lucien d"Antioche et son école: Les collucianistes // RSR. 1932. T. 22. P. 437-462; idem. Recherches sur st. Lucien d"Antioche et son école. P., 1936; D"Al é s A. Autour de Lucien d"Antioche // MFO. 1937. Vol. 21. P. 185-202; Plantin H. M. Les Passions de st. Lucien et leurs dérivés céphalophoriques. Namur, 1953; Brennecke H. Ch. Lukian von Antiochien in der Geschichte des Arianischen Streites // Logos: FS f. L. Abramowski. B.; N.Y., 1993. S. 170-192. (BZNW; 67); Zuntz G., Aland B., Wachtel K., Hengel M. Lukian von Antiochien und der Text der Evangelien. Hdlb., 1995; Сагарда А И., Сидоров А. И. Антиохийская богословская школа и ее представители // УЗ РПУ. 1998. Вып. 3. С. 139-192 [о Л.: С. 151-157]; Fern á ndez Marcos N. The Septuagint in Context: Introd. to the Greek Version of the Bible. Leiden etc., 2000. P. 223-236; Slusser M. The Martyrdom of Lucian of Antioch // ZAChr. 2003. Bd. 7. N 2. S. 329-337; Barnes T. D. The Date of the Martyrdom of Lucian of Antioch // Ibid. 2004. Bd. 8. N 2. S. 350-353; Сидоров А. И. Св. Лукиан Антиохийский и его ученики // АиО. 2007. № 1(48). С. 36-50; № 2(49). С. 38-57 (переизд. в кн.: Он же. Святоотеческое наследие и церк. древности. М., 2013. Т. 3. С. 465-514); Orabona L. Il sacerdote martire Luciano di Antiochia patrono di Lusciano. R., 2013; Orabona L., Tanzarella S. Luciano di Antiochia tra storia e agiografia nel XVII cent. del martirio: Atti del primo Conv. nazionale di studio (Lusciano, 13-15 sett. 2012). R., 2013.

М. В. Никифоров

Гимнография

Память Л. отмечается в Типиконе Великой ц. IX-XI вв. 15 окт. без богослужебного последования (Mateos. Typicon. T. 1. P. 68).

В Студийско-Алексиевском Типиконе 1034 г., содержащем древнейшую сохранившуюся редакцию студийского Синаксаря, Л. не упоминается, но в рукописных слав. Минеях студийской традиции служба Л. помещена под 15 окт. (см.: ГИМ. Син. № 160, XII в.- см.: Горский, Невоструев. Описание. Т. 3. Ч. 2. С. 19; также см.: Ягич. Служебные минеи. С. 111-116); богослужебное последование включает: канон 4-го гласа (без указания авторства), цикл стихир-подобнов, 2 седальна.

В Евергетидском Типиконе 2-й пол. XI в., отражающем малоазийскую редакцию Студийского устава, 15 окт. совершается служба Л. с пением на утрене - напр., Sinait. gr. 1094, XII-XIII вв.- память Л. отмечается 15 окт., назначается служба с пением на утрене «Аллилуия» (напр., см.: Lossky. Typicon. P. 177; также см. Типикон серб. архиеп. Никодима 1319 г.- Миркович. Типикон. Л. 52а).

Согласно первопечатному греч. Типикону 1545 г., в день памяти Л. 15 окт. соединяются служба Октоиха и Л.; детали не указаны.

В первопечатном московском Типиконе 1610 г. 15 окт. отмечается память Л. и прп. Евфимия Нового Фессалоникийского ; богослужение совершается по типу «служба 2-м святым без знака»; Л. назначается отпустительный тропарь 4-го гласа кондак 4-го гласа канон 4-го гласа, цикл стихир-подобнов, седален. Такие же набор песнопений и устав службы 15 окт. содержатся в московском Типиконе 1633 г.

В пореформенном издании Типикона 1682 г., лежащем в основе совр. рус. Типикона, указаны иной отпустительный тропарь Л. 4-го гласа иной кондак 2-го гласа в остальном набор песнопений Л. остался тот же, что и в предшествующих изданиях.

Последование Л., содержащееся в совр. русских и греч. богослужебных книгах, включает: отпустительный тропарь 4-го гласа иной отпустительный тропарь 4-го гласа (Минея (МП). Окт. С. 401), кондак 2-го гласа Τὸν ἐν ἀσκήσει τὸ πρότερον λαμπρυνθέντα̇ (), иной кондак 4-го гласа (Там же. С. 403); канон авторства гимнографа Феофана (в рус. Минее автором указан Иосиф) с акростихом Σοῦ, Λουκιανὲ παμμάκαρ, μέλπω κλέος () 4-го гласа, ирмос: Αἴσομαί σοι, Κύριε̇ (), начало: Σοφίᾳ κα χάριτι κα δυνάμει πνευματιικῇ (); цикл стихир-подобнов; седален; светилен (только в греч. тексте).

По рукописям известны песнопения Л., не вошедшие в совр. богослужебные книги: кондак 2-го гласа (возможно, составленный Романом Сладкопевцем) Θαυμάτων πολλῶν δεξάμενος ἐνέργειαν̇ («Чудес многих получивший силу...») с икосом, иной кондак 4-го гласа Τῶν μαρτύρων ἔλαμψε̇ («Мучеников воссиял...») с икосом; 2 самогласные стихиры, 2 цикла стихир-подобнов; 2 седальна, светилен (см.: Σωφρόνιος (Εὐστρατιάδης), μητρ. Ταμεῖον ᾿Εκκλησιαστικῆς ποιήσεως // ᾿Εκκλησιαστικὸς Θάρος. 1938. Τ. 37. Σ. 258-259).

Е. Е. Макаров

Знаменитый софист и сатирик, Лукиан происходил из города Самосаты, расположенного на Евфрате в Коммагене. Время его жизни определяется приблизительно как 120 - после 180 г. н.э. Получив хорошее образование в Афинах, Лукиан много путешествовал по миру (Греция, Италия, Галлия). Одно время Лукиан служил секретарем в канцелярии римского наместника в Египте. Под именем Лукиана до нас дошло ок. 70 произведений, среди которых есть и подложные. В своих произведениях, написанных в рамках идеологии и выразительных средств второй софистики, Лукиан обсуждает - часто в сатирическом духе - многие мифологические, исторические, политические, философские и моральные вопросы, актуальные для его времени. Многие сочинения написаны в форме сократического диалога, в котором перемешаны комедийные и морализаторские мотивы.
Для истории Северного Причерноморья особый интерес представляет его диалог "Токсарис, или дружба", в котором вымышленные персонажи - грек и скиф - рассуждают о понятии дружбы в представлении греков и скифов. Примеры верной дружбы, приводимые скифом, расцвечены скифско-боспорскими "реалиями", многие из которых, несомненно, вьщуманы автором и сближают его повествование с греческим романом. Тем не менее историки видят во многих именах и подробностях скифского быта детали, которые были почерпнуты Лукианом из неизвестных нам литературных источников, в частности, из так называемого "романа о Каллигоне" первых веков н.э., дошедшего в папирусных фрагментах.
Издания: Luciani Samosatensis opera / Ex rec. С. Jacobitz. Bd. 1-3. Lipsiae, 1867-1872 (репринт: Hildesheim 1966); Luciani Opera / Ed. N. №1ёп. 1-2. Lipsiae, 1906-1923; Lucian / Ed. by A.M. Harmon, K. Kilburn and M.D. MacLeod. Vol. I-VIII. Harvard, 1913-1967; Lucian / Ed. by M.D. MacLeod. 4 vols. Oxford, 1972-1987.
Переводы: Лукиан. Собрание сочинений в двух томах / Под ред. Б.Л. Богаевского. Т. 1-2. М.; Д., 1935; Лукиан из Самосаты. Избранное. М., 1962; Лукиан. Избранное. Перевод с греческого. Проза и поэзия. М., 1996.
Литература: Богаевский 1915. С. VIII-XLIV; Лосев 1979. С. 191-280; Нахов 1991. С. 5-22; Ростовцев 1925. С. 106-107; Allington 1927; Bompaire 1958; Householder 1941; Jones 1986; Schmeja 1972; Schwartz 1965.

СКИФ, ИЛИ ГОСТЬ

1. Мнесипп. Что говоришь ты, Токсарис? Вы, скифы, приносите жертвы Оресту и Пиладу и считаете их богами?
Токсарис. Приносим, Мнесипп, приносим, но вовсе не считаем их богами, а [просто] хорошими людьми.
Мн. [Значит], у вас есть обычай и хорошим людям после их смерти приносить жертвы, как богам?
Токе. Не только [это], но мы даже чтим их праздниками и торжественными собраниями.
Мн. Чего же вы ищете от них? Ведь, конечно, вы приносите им жертвы не ради [снискания] их благосклонности, раз они мертвы?
Токе. Быть может, не худо [было бы], если бы и покойники были к нам благосклонны. Но мы полагаем, что и для живых полезнее будет, если мы будем помнить о лучших людях, и [потому] чтим умерших: мы думаем, что в таком случае многие захотят у нас сравняться с ними.
2. Мн. Этот взгляд совершенно правилен. Но за что же именно вы приравняли к богам Ореста и Пилада, тем более, что для вас они пришельцы и, что всего важнее, [даже] враги? Ведь когда тогдашние скифы после крушения корабля схватили их и отвели для принесения в жертву Артемиде, они, напав на тюремщиков и одолев стражу, убили царя, захватили жрицу и, похитив даже самую статую Артемиды, отплыли назад, насмеявшись над скифской общиной; если вы за это почитаете их, то, пожалуй, многих заставите подражать им. Обратитесь теперь сами к древнему времени и рассудите, хорошо ли будет для вас, если в Скифию придет много Орестов и Пиладов. Мне кажется, что таким образом вы сами очень скоро можете сделаться нечестивцами и безбожниками, если и остальные боги таким же способом удалятся из вашей страны. Затем, вероятно, вместо всех богов вы обоготворите людей, являющихся с тем, чтобы их вывезти, и святотатцев будете чтить жертвами, как богов.
3. Если же вы не за это чтите Ореста и Пилада, то скажи же, Токсарис, какое другое добро сделали они вам, за которое вы, прежде не считавшие их богами, теперь, напротив, принесением жертв признали богами и приводите жертвенных животных к тем, которые тогда сами чуть не были принесены в жертву? Ведь это может показаться смешным и противным древним обычаям.
Токе. Даже и те [деяния] этих мужей, которые ты привел, Мнесипп, заслуживают похвалы. В самом деле, они вдвоем решились на такое смелое предприятие и, удалившись на такое расстояние от своей [страны], приплыли в Понт, который тогда был еще не известен эллинам, кроме тех, которые на [корабле] Арго совершили поход в Колхиду ; они не были поражены страшными рассказами о нем, не испугались его прозвания - он назывался "негостеприимным" , вероятно, потому, что кругом жили дикие племена - и, будучи захвачены, оказались столь мужественными и не удовольствовались своим спасением, но сначала отомстили царю за оскорбление и захватили Артемиду, а затем уже поплыли назад. Разве все это не заслуживает удивления и божеских почестей у всех, кто только прославляет доблесть? Однако мы не эти подвиги Ореста и Пилада имеем в виду, почитая их как героев.
4. Мн. Так скажи же, пожалуйста, какой другой славный и божественный подвиг совершили они? Что касается плавания и путешествия, то я мог бы указать тебе многих торговых людей, имеющих больше права на божеские почести, чем они, и, главным образом, финикиян, которые ездят не только в Понт или до Меотиды и Боспора , но плавают по всем местам эллинского и варварского моря. Ведь они ежегодно поздней осенью возвращаются домой, обрыскав, так сказать, все берега и все побережья. Считай же их богами на том же основании, несмотря на то, что большая часть их - торгаши и, при случае, продавцы соленой рыбы .
Токе. Выслушай же, чудак, и посмотри, насколько мы, варвары, умнее судим о хороших людях: [у вас] в Аргосе и Микенах нельзя увидеть даже славной гробницы Ореста и Пилада, а у нас построен даже храм им обоим вместе, как это и следовало, потому что они были товарищи; [у нас] приносятся им жертвы и воздаются все прочие почести. [А то обстоятельство], что они были чужеземцы, а не скифы, нисколько не мешает им считаться славными; ведь мы не исследуем, откуда происходят доблестные люди, и не завидуем, если они сделали добро, не будучи [нашими] друзьями; воздавая хвалу их деяниям, мы считаем их своими по делам. А всего более поразило нас и считается достохвальным в этих мужах именно то, что, по нашему мнению, они были самыми лучшими в мире друзьями и как бы установили прочим [людям] законы о том, как следует делить с друзьями всякую судьбу и пользоваться почетом со стороны лучших из скифов.
6. Наши предки записали на медной доске все, что они совершили вместе или один ради другого, поставили ее в храме Ореста и установили закон, чтобы эта доска была первым предметом изучения для их детей и чтобы они выучивали на память написанное на ней . Таким образом, каждый из них скорее мог бы забыть имя своего отца, чем не знать деяний Ореста и Пилада. Кроме того, в ограде храма можно видеть нарисованные древними картины, изображающие то же самое, что написано на доске: как Орест плывет со своим другом; как затем, когда его корабль разбился о скалы, он схвачен и приготовлен к жертвоприношению, и как Ифигения приступает уже к священнодействию; напротив, на другой стене, нарисовано, как [Орест], освободившись уже от оков, убивает Тоанта и многих других скифов и, наконец, как они отплывают с Ифигенией и богиней; скифы тщетно хватаются за находящийся уже в движении корабль, цепляются за руль и пытаются взобраться [на палубу]; но после напрасных усилий одни из них израненные, другие из боязни ран вплавь направляются к земле. Здесь-то именно лучше всего можно видеть, какую великую любовь обнаружили они друг к другу при столкновении со скифами: живописец изобразил, что ни тот, ни другой не обращает внимание на врагов, нападающих на него самого, а отражает устремляющегося на друга, старается подставить себя под стрелы впереди его и пренебрегает опасностью умереть, лишь бы спасти друга и собственным телом принять предназначаемые другу удары.

Легендарный скифский мудрец Анахарсис, приехавший во времена Солона в Грецию и прославившийся там своей мудростью, описан уже у Геродота (IV, 76-77).

Это имя использовано Лукианом для обозначения скифа также в публикуемом ниже диалоге "Токсарис, или дружба". Ни один античный автор не упоминает его, кроме Лукиана. Само имя связано с греческими обозначениями лука () и лучника (), что выдает вымышленный характер "скифского" имени (лук со стрелами были известны как атрибут скифского вооружения).

Жизнь и творчество

Творчество Лукиана, не дошедшее до нас в подлинниках, обширно и включает философские диалоги, сатиры, биографии и романы приключений и путешествий (часто откровенно пародийные), имеющие отношение к предыстории научной фантастики . В первых своих сочинениях Лукиан отдает дань риторике («Тираноубийца», «Похвала мухе», «Сон» и другие). Но скоро он разочаровывается в риторике и грамматике и заостряет против них свою сатиру («Лексифан», «Лжец», «Учитель риторики» и другие). Впоследствии он обращается к изучению философии, но сначала не становится сторонником какой-либо философской школы и одинаково высмеивает в своих произведениях философов различных направлений. Одно время он увлекался кинической философией, позднее отдает предпочтение философии Эпикура . Лукиан осмеивает в своей острой сатире как отживающее язычество, так и устанавливающееся христианство. Наиболее яркими произведениями Лукиана, в которых он смеется над богами Олимпа , являются его «Разговоры богов», «Морские разговоры» и «Разговоры в царстве мертвых». Везде Лукиан смеется над мифологическими образами.

Лукиана часто называют «первым писателем-фантастом» в истории, имея в виду его «фантастические» романы - «Икароменипп» (лат. Icaromenippus ) (ок. 161; рус. 1935 - «Икароменипп, или Заоблачный полет»), давший название литературоведческому термину «мениппеи», и «Правдивая история» (лат. Vera Historia ) (ок. 170; рус. 1935). В первой книге герой совершает космический полет на Луну с помощью крыльев (и с единственной целью - взглянуть на земные дела «с высоты»), после чего посещает Олимп; во второй, претендующей на титул «первого научно-фантастического романа в истории», - путешественники-мореплаватели также унесены на Луну (штормовым вихрем), встречают там множество экзотических форм внеземной жизни, активно вторгаются в местную «политику» и даже участвуют в «звездных войнах» за планету Венера .

Сатирические произведения Лукиана с их резкими нападками на религиозную ортодоксию и власть оказали большое влияние на поздних авторов, среди которых выделяются Ульрих фон Гуттен , Томас Мор (переводчик многих сочинений Лукиана на английский язык), Эразм Роттердамский , Франсуа Рабле , Джонатан Свифт . В сатирических диалогах Ульриха фон Гуттена, особенно в диалоге «Вадиск, или Римская троица», несомненно чувствуется отзвук сатирических диалогов Лукиана, также и в сатире Эразма Роттердамского «Похвала глупости ». В фантастике романов Рабле можно даже найти прямые параллели к «Правдивым историям» Лукиана. «Правдивые истории» Лукиана стали прообразом «Путешествия Гулливера» Свифта.

Литература

Тексты и переводы

Изд. Sommerbrodt, Berlin (Wiedmann). Полный перев. на франц. яз.: Eugène Talbot, I-II, P.-Hachette, 1882.

В «Loeb Classical Library » сочинения изданы в 8 томах (№ 14, 54, 130, 162, 302, 430, 431, 432).
В «Collection Budé» начато издание (опубликовано 4 тома, сочинения № 1-29)

Русские переводы:

Разговоры Лукиана Самосатского . / Пер. И. Сидоровского и М. Пахомова. СПб., 1775-1784. Ч. 1. 1775. 282 стр. Ч. 2. 1776. 309 стр. Ч. 3. 1784. С. 395-645.
Икароменипп или Заоблачный. / Пер. М. Лисицына. Воронеж, 1874. 23 стр.
Собор богов. Продажа жизней с аукциона. Рыбак, или Воскресшие. / Пер. М. Лисицына. Воронеж, 1876. 30 стр.
Сочинения Лукиана Самосатского . Разговоры богов и разговоры мертвых. / Пер. Е. Шниткинда. Киев, 1886. 143 стр.
Лукиан . Сочинения. Вып. 1-3. / Пер. В. Алексеева. СПб., 1889-1891.
Истинное происшествие. / Пер. Э. Фехнер. Ревель, 1896. 54 стр.
Человеконенавистник. / Пер. П. Руцкого. Рига, 1901. 33 стр.
Избранные сочинения. / Пер. и примеч. А. И. Манна. СПб., 1906. 134 стр.
Как надо писать историю? / Пер. А. Мартова. Нежин, 1907. 25 стр.
Избранные сочинения. / Пер. Н. Д. Чечулина. СПб., 1909. 166 стр.
О смерти Перегрина. / Пер. под ред. А. П. Касторского. Казань, 1916. 22 стр.
Диалоги гетер. / Пер. А. Шика. М., 1918. 72 стр.
Лукиан . Сочинения. / Пер. чл. Студенч. об-ва классич. филологии. Под ред. Ф. Зелинского и Б. Богаевского. Т. 1-2. М.: Сабашниковы. 1915-1920.
- Т. 1. Биография. Религия. 1915. LXIV, 320 стр.
- Т. 2. Философия. 1920. 313 стр.
Лукиан . Собрание сочинений. В 2 т. / Под ред. Б. Л. Богаевского. (Серия «Античная литература»). М.-Л.: Academia. 1935. 5300 экз. Т. 1. XXXVII, 738 стр. Т. 2. 789 стр.
Избранные атеистические произведения. / Ред. и ст. А. П. Каждана. (Серия «Научно-атеистическая библиотека»). М.: Изд-во АН. 1955. 337 стр. 10000 экз.
Избранное. / Пер. И. Нахова, Ю. Шульца. М.: ГИХЛ. 1962. 515 стр. 30000 экз. (впервые включает перевод эпиграмм Лукиана)
Лукиан . Избранное. / Сост. и пред. И. Нахова, комм. И. Нахова и Ю. Шульца. (Серия «Библиотека античной литературы. Греция»). М.: Худож. лит. 1987. 624 стр. 100000 экз.
Лукиан - Избранная проза: Пер. с древнегреч. / Сост., вступ. ст., коммент. И. Нахова. - Москва: «Правда», 1991. - 720 с. - 20 000 экз. - ISBN 5-253-00167-0
Лукиан Сочинения. В двух томах / под общ. ред. А. И. Зайцева . - [На основе издания 1935 года]. - СПб: Алетейя, 2001. - («Античная библиотека». Раздел «Античная литература»). - 2000 экз. - ISBN 5-89329-315-0 Т. 1. VIII+472 стр. Т. 2. 544 стр. (полное собрание сочинений )

Исследования

Спасский, Эллинизм и христианство, Сергиев Посад, 1914;
Богаевский Б., Лукиан, его жизнь и произведения, при т. I «Сочин.» Лукиана, М., 1915;
Прозоров П., Систематический указатель книг и статей по греческой филологии, СПБ, 1898
История греческой литературы, под редакцией С. И. Соболевского [и др.], т. 3, М., 1960, с. 219-24;
Тахо-Годи А. А. Некоторые вопросы эстетики Лукиана. // Из истории эстетической мысли древности и средневековья. М., 1961. С. 183-213.
Попова Т. В. Литературная критика в сочинениях Лукиана. // Древнегреческая литературная критика. М.: Наука. 1975. С. 382-414.
Лосев А. Ф. Эллинистически-римская эстетика I-II вв. н. э. М.: Издательство МГУ. 1979. С. 191-224, 273-280.
Чиколини Л. С. Диалоги Лукиана и «Утопия» Мора в издании Джунти (1519) // Средние века. М., 1987. Вып.50. С. 237-252.

Марта́ Констан, Философы и поэты-моралисты во времена Римской империи, перев. М. Корсак, Москва, 1880;
Круазе А. и М., История греческой литературы, перев. под ред. С. А. Жебелева, изд. В. С. Елисеевой, П., 1916;
Croiset, Essai sur la vie et les œuvres de Lucien, P., 1882.
Caster М., Lucien et la pensée religieuse de son temps, P., 1937;
Avenarius G., Lukians Schrift zur Geschichtsschreibung, Meisenheim am Glan, 1956 (библ. с. 179-83).

Ссылки

Лукиан в Ещё одной OCR-библиотеке
Лукиан Киник . Цифровая библиотека по философии

Категории:

Персоналии по алфавиту
Родившиеся в 120 году
Умершие в 180-е годы
Писатели на древнегреческом языке
Писатели Древнего Рима
Родившиеся в Сирии

Wikimedia Foundation . 2010 .

Синонимы :

Смотреть что такое "Лукиан" в других словарях:

А, муж. Стар. форма имени (см. Лукьян).Отч.: Лукианович, Лукиановна. Словарь личных имён. Лукиан Лукиев (сын, потомок) (лат.). 18 (5) января – святитель Лукиан, епископ. 16 (3) июня – священномученик Лукиан, епископ Бельгийский. 19 (6) июля и 20… … Словарь личных имен

- (Luckian) (род. ок. 125, Самосата, Сирия; поэтому его называют также Лукиан Самосатский – ум. ок. 180, Афины) – греч. сатирик. Был близок к кинической школе, высмеивал слабости людей, особенно их суеверия. С философской или философско… … Философская энциклопедия

ЛУКИАН Cловарь-справочник по Древней Греции и Риму, по мифологии

ЛУКИАН - (ок. 120 – ок. 190) Греческий писатель. Родился в городе Самосате, расположенном на берегу Евфрата, изучал философию в Афинах и затем много путешествовал и выступал публично. Лукиан был метким сатириком и в своих произведениях высмеивал глупости… … Список древнегреческих имен

- (около 125 около 192) выдающийся греческий писатель сатирик. Вышел из среды мелких ремесленников города Самосаты в Сирии, обучался риторике и др. наукам; был скитающимся софистам; с 165 Л. поселяется в Афинах. От Л. до нас дошли 82 произведения… … Литературная энциклопедия

ЛУКИАН - ЛУКИАН (Λουκιανός) из Самосаты в Сирии (ок. 120 180 н. э.), античный ритор, писатель, сатирик. Подражая литературному творчеству киников и старых комедиографов (напр., Аристофана), Л. сделал философов и их рассуждения главным предметом своих… … Античная философия

Идеологическое со стояние верхушки античного общества накануне его катастрофы получило многостороннее отражение в творчестве плодовитого сатирика Лукиана. Измельчание философской мысли и рост суеверия, претензии софистики и вульгарно-философская оппозиция против нее, педантический архаизм и бессодержательность литературы, - все эти симптомы идеологического распада нашли в лице Лукиана острого и язвительного критика, обратившего формально-стилистическое искусство софистики против нее самой.

Став уже известным писателем, он вспоминает в автобиографическом «Сновидении» о трудностях своего пути к образованию. Родители хотели обучить его какому-нибудь ремеслу, но его влекла слава софиста.

В «Сновидении» изображается, как, после неудачной попытки обучения у дяди-ваятеля, мальчику являются во сне Скульптура и Образованность (т. е. софистика), и каждая старается привлечь его к себе. Лукиан в полной мере разделяет рабовладельческое презрение к ремесленнику, «живущему трудом своих рук», а Образованность сулит славу, почести и богатство.

Темы этого рода были не новы, но Лукиан, как типичный софист, не раз подчеркивает, что стилистическая отделка и остроумие изложения для него дороже, чем новизна мыслей. Он блещет мастерством живого, легкого повествования, рельефными деталями, образным стилем; особенно удаются ему описания памятников изобразительного искусства. Уже в этих ранних произведениях порою чувствуется будущий сатирик.

реторический парадокс «Похвала мухе» имеет почти пародийный характер.

С годами Лукиан стал ощущать себя все более в оппозиции к господствующему направлению в софистике. Торжественная, панегирическая установка на искусственные «высокие» чувства всегда была ему чужда, а к усиливавшимся религиозным тенденциям он относился резко отрицательно. Сатирическая струя в его творчестве стала расширяться. Первым этапом на этом пути был переход к периферийным малым формам софистической прозы. Лукиан выбрал здесь жанр комического диалога, мимической сценки,

В «Разговорах гетер» воспроизводятся ситуации типа средней и новой комедии с их постоянными мотивами сводничества, обучения молодых гетер, их взаимного соперничества, любви и ревности к «юношам». Такую же разработку получают мифологические темы в «Разговорах богов» и в «Морских разговорах».

Лукиан делает мифологический сюжет предметом бытовой интимной беседы богов. достигает карикатурного эффекта самым фактом перенесения мифологического сюжета в бытовую сферу. Миф оказывается нелепым и противоречивым, боги - мелочными, ничтожными, безнравственными. Многочисленные любовные оказания превращаются в «скандальную хронику» Олимпа; существование олимпийцев заполнено любовными шашнями, сплетнями, взаимными попреками, боги жалуются на надменность Зевса и на то, что им приходится выполнять для него всевозможные холопские обязанности.

Образ Прометея не раз привлекал Лукиана. В диалоге «Прометей, или Кавказ» воспроизведена ситуация «Прикованного Прометея» Эсхила, и софистически построенная защитительная речь Прометея превращается в обвинительный акт против Зевса во имя разума и морали. для Лукиана это служило лишь прелюдией к более серьезной и более острой критике религии и поддерживавшей религию вульгарной философии.

К 60-м гг. II в. наметился отход Лукиана от софистики. Его начинает привлекать философия. Теории философов интересовали, однако, сатирика Лукиана не положительными учениями, к которым он относился с ироническим сомнением, а своей критической стороной, как орудие просветительской борьбы против религиозных и моральных предрассудков.

Сатира Лукиана принимает резко выраженный философский уклон. Основные объекты ее - религиозное суеверие, стоическое богословие с его учением о божественном провидении и оракулах (стр. 194, 237), пустота и ничтожество человеческих стремлений к богатству и власти, причуды богачей, догматизм вульгарных философов, их недостойный образ жизни, их тщеславие и завистливость, распри и раболепие.

Перед лицом смерти все оказывается ничтожным, красота и богатство, слава и власть, - один лишь киник прибывает в преисподнюю с улыбкой, сохраняя свою «свободу духа и свободу речи, беззаботность, благородство и смех». Против учений о божественном промысле, предвидении и воздаянии направлен «Зевс уличаемый».

Одна из наиболее красочных антирелигиозных сатир Лукиана- «Зевс трагический». Наряду с антирелигиозной сатирой, у Лукиана нередко встречается сатира, направленная против философов.

Лицемерие философов, их грубость, жадность и чревоугодие обрисованы в диалоге «Пир», а памфлет «О состоявших на жалованье» дает яркую картину унижений, которым подвергались «домашние философы», находившиеся на службе у знати.

Острота социальной сатиры представляет собой, однако, сравнительно редкое явление у Лукиана. Его сатира отличается изяществом и остроумием, но не глубиной захвата!. Ясный, просто развертывающийся сатирический сюжет, четкость литературного замысла, разнообразие и легкость изложения, остроумная, ироническая аргументация, живое, занимательное повествование, неистощимое обилие выразительных средств, красок, образов, сравнений, все это - бесспорные достоинства произведений Лукиана, но ему недостает глубины идейного содержания. Важнейший недостаток сатиры Лукиана - отсутствие положительной программы.

Его сатира скользит по поверхности социальной жизни, избегая «опасных» тем; Неизбежная историческая ограниченность сатиры Лукиана и отсутствие у него положительной программы не должны все же заслонять того обстоятельства, что Лукиан принадлежал к числу наиболее свободомыслящих умов своего времени. Несмотря на свое софистическое воспитание, он не поддался распространенным в софистике реакционным настроениям. Лукиан не был оригинальным мыслителем;. идеологическое оружие, которым он пользовался, создано было другими и задолго до него, но свой недюжинный литературный талант он отдал непрестанной борьбе с суевериями, шарлатанством и позерством, воскрешая лучшие традиции эллинской культуры.

В последний период литературной деятельности Лукиана борьба эта приняла еще более обостренные формы. Тематика становится все более современной. Сатирик отходит от диалогической формы, которая вынуждала его выступать в маске одного из собеседников, и обращается к памфлету-письму, высказываясь непосредственно от своего лица.

Лукиан неоднократно выступал с памфлетами и по чисто литературным вопросам. В «Учителе красноречия» он рассчитался с софистикой, нарисовав карикатурный образ модного оратора, наглого и невежественного шарлатана;

Под именем Лукиана сохранилось 80 произведений; некоторые из них ошибочно приписаны Лукиану, а в иных случаях вопрос о подлинности является спорным. К этой последней категории спорных произведений принадлежит, между прочим, «Лукий, или Осел», сокращенное изложение романа о человеке, превращенном в осла. Роман известен нам и в более полной латинской редакции: это - знаменитые «Метаморфозы» Апулея, и в разделе, посвященном этому писателю, мы еще вернемся к произведению, дошедшему под именем Лукиана.

Лукиан был слишком боевой фигурой, чтобы не вызвать к себе ненависть как софистов, так и религиозных деятелей. блестящие сатиры Лукиана оказывали воздействие на литературу средневековой Византии. С XV в. он стал у гуманистов одним из любимых авторов. Лукианом вдохновлялась и гуманистическая сатира [Эразм, Гуттен, во Франции Деперье («Кимвал мира»)] и сатира века Просвещения, а «Правдивая история» служила прообразом для Рабле и Свифта.

48. НРАВСТВЕННО-ФИЛОСОФСКОЕ ЗВУЧАНИЕ И ПОЭТИКА РОМАНА АПУЛЕЯ «МЕТАМАРФОЗЫ»,ИЛИ «ЗОЛОТОЙ ОСЁЛ»

Философ Апулей увлечен мистическими культами и посвящается в различные «таинства». Но он прежде всего «софист»,

Философ, софист и маг, Апулей - характерное явление своего времени. Творчество его чрезвычайно многообразно. Он пишет по-латыни и по-гречески, составляет речи, философские и естественнонаучные сочинения, поэтические произведения в различных жанрах.

Сказание о человеке, превращенном в животное чарами колдуньи и вновь обретшем человеческий облик, встречается в многочисленных вариантах у различных народов.

У Апулея сюжет расширен многочисленными эпизодами, в которых герой принимает личное участие, и рядом вставных новелл, непосредственно с сюжетом не связанных и введенных как рассказы о виденном и слышанном до превращения и после него.

«Внимай, читатель: позабавишься», - такими словами кончается вступительная глава «Метаморфоз». Автор обещает развлечь читателя, но преследует и нравоучительную цель. Идейная концепция романа раскрывается только в последней книге, когда начинают стираться грани между героем и автором. Сюжет получает аллегорическое истолкование, в котором нравственная сторона осложняется учениями религии таинств. Пребывание разумного Лукия в шкуре становится аллегорией чувственной жизни.

К чувственности присоединяется, таким образом, второй порок, пагубность которого может быть иллюстрирована романом, - «любопытство», желание самовольно проникнуть в скрытые тайны сверхъестественного. Но еще более важна для Апулея другая сторона вопроса. Чувственный человек - раб «слепой судьбы»; тот, кто преодолел чувственность в религии посвящения, «справляет победу над судьбой». Луций до посвящения не перестает быть игрушкой коварной судьбы; жизнь Лукия после посвящения движется планомерно, по предписанию божества, от низшей ступени к высшей.

однако ему не чужды и сатирические цели. Ослиная маска героя открывали широкие возможности сатирического изображения нравов: «люди, не считаясь с моим присутствием, свободно говорили и действовали, как хотели».

По роману рассыпано огромное количество мелких штрихов, изображающих различные слои провинциального общества в различной обстановке, причем Апулей не ограничивается комически-бытовой стороной; он не скрывает тяжелой эксплуатации рабов, трудного положения мелких земельных собственников, произвола администрации. Большую культурно-историческую ценность имеют описания, связанные с религией и театром.

Богатый фольклорно-новеллистический материал мы находим в эпизодах и вставных частях.

В этой пестрой и красочной картине особо выделяется большой вставной рассказ об Амуре и Психее.

Удивительная красота младшей из трех дочерей, назначенный ей брак со страшным чудовищем, волшебный дворец мужа с невидимыми прислужницами, таинственный муж, который посещает жену ночью и запрещает глядеть на себя при свете, нарушение запрета по наущению коварных сестер, поиски исчезнувшего мужа, оказавшегося очаровательным мальчиком, месть сестрам, скитания и рабская служба героини, выполняющей трудные задачи при содействии чудесных помощников, ее смерть и воскресение, - вся эта сказочная вязь налицо у Апулея.

Падение Психеи-результат злосчастного «любопытства», делает ее жертвой злых сил, обрекает на страдания и скитания, пока не наступает конечное избавление по милости верховного божества, - в этом отношении Психея сходна с главным героем Лукием.

оппозиция против нее, педантический архаизм и бессодержательность литературы, - все эти симптомы идеологического распада нашли в лице Лукиана острого и язвительного критика, обратившего формально-стилистическое искусство софистики против нее самой.

Лукиан (родился около 120 г. н. э., умер после 180 г.) был сирийцем, уроженцем Самосаты, небольшого городка на Евфрате, и происходил из семьи бедного ремесленника. Став уже известным писателем и выступая перед жителями родного города, он вспоминает в автобиографическом «Сновидении» о трудностях своего пути к образованию. Родители хотели обучить его какому-нибудь ремеслу, но его влекла слава софиста.

Лукиан покинул родину и отправился в ионийские города Малой Азии обучаться реторике; он был тогда сирийским мальчиком, плохо знавшим по-гречески. В упорной работе над классиками аттической прозы он достиг того, что полностью овладел литературным греческим языком и получил необходимую подготовку для софистической деятельности. Реторика, признает он впоследствии, «воспитала меня, путешествовала вместе со мной и записала в число эллинов». В качестве странствующего софиста он посетил Италию, был в Риме и некоторое время занимал хорошо оплачиваемую кафедру реторики в одной из общин Галлии; достигнув некоторой известности и благосостояния, он вернулся на восток и выступал с публичными чтениями в греческих и малоазийских городах. От софистического периода деятельности Лукиана сохранился ряд произведений, относящихся, к различным жанрам эпидиктического красноречия. Таковы многочисленные «вступительные речи» (к их числу принадлежит и вышеупомянутое «Сновидение»), декламации на фиктивно-исторические и фиктивно-юридические темы. Образцом фиктивно-исторической декламации может служить «Фаларид»: тиран сицилийского города Акраганта Фаларид (VI в. до н. э.), известный своей жестокостью, посылает будто бы в дар Аполлону Дельфийскому полого медного быка, который, согласно легенде, служил орудием утонченных пыток и казней; произносятся две речи, одна - послов Фаларида, другая - дельфийского гражданина, в пользу принятия этого «благочестивого» дара. «Лишенный наследства» - фиктивная речь по фантастическому судебному делу. Сын, лишенный наследства, излечил отца от тяжелой душевной болезни-и был обратно принят в род; затем помешалась мачеха, и, когда сын заявил, что он не может ее излечить, отец вторично лишил его наследства, - по этому вопросу сын и произносит речь перед судом. Темы этого рода были не новы, но Лукиан, как типичный софист, не раз подчеркивает, что стилистическая отделка и остроумие изложения для него дороже, чем новизна мыслей. Он блещет мастерством живого, легкого повествования, рельефными деталями, образным стилем; особенно удаются ему описания памятников изобразительного искусства. Уже в этих ранних произведениях порою чувствуется будущий сатирик. В «Фалариде» иронически изображается корыстолюбие дельфийского жречества, а