Сочинение на тему: чему учит сказка е. шварца «два клена

Тренинги

Два молодых клена стоят рядышком на лесной поляне. Тихий ясный день. Но вот проносится ветерок, и правый клен вздрагивает, словно проснувшись. Макушка его клонится к левому деревцу. Раздается шорох, шепот, и клен говорит по-человечески.

Первый клён. Братец, братец Федя! Ветерок подул. Проснись!

Второй клён. Тише, тише, Егорушка, я маму во сне вижу.

Егорушка. Спроси, ищет нас мама?

Федор. Говорит, ищет.

Егорушка. Спроси, простила нас мама за то, что мы из дому убежали?

Федор. Говорит, простила.

Егорушка. Спроси, знает ли она, что Баба-яга превратила нас в клены?

Федор. Говорит: ну что ж, мало ли что в дороге случается.

Егорушка. Спроси, долго ли нам тут еще томиться?

Федор. Мама, мама! Долго нам тут ещё томиться? Мама! Пропала! Я проснулся. Здравствуй, братец.

Егорушка. Здравствуй. Не плачь, ты не маленький.

Федор. Я не плачу. Это роса.

Егорушка. В такой ясный день разве можно плакать? Каждая травка радуется, каждая ветка, и ты радуйся.

Федор. Я радуюсь. Я верю: вот-вот придет наша мама, и мы услышим ее зов: Фед-о-о-ор! Его-о-о-рушка!

Егорушка. Эхо?

Федор. Что ты, что ты! Забыл, как хитра Баба-яга. Никто нас с тобой не слышит – ни люди, ни птицы, ни звери, ни вода, ни ветер, ни трава, ни деревья, ни само эхо.

Федор. Молчи, не отвечай, это Баба-яга нас дразнит, хочет до слез довести. Она под любой голос подделывается.

Федор. Она! Баба-яга как ни ловка, а не может звать нас так ласково. Мама, мама! Вот мы тут стоим, ветками машем!

Егорушка. Листьями шелестим.

Федор. Мама! Мама!

Егорушка. Уходит!

Федор. Нет, стоит, оглядывается. Не может она уйти.

Егорушка. Повернула! К нам, к нам спешит!

На поляну выходит высокая крепкая женщина лет сорока, за плечами мешок, на поясе – меч. Это Василиса-работница.

Федор. Мама, мама! Да какая же ты печальная!

Егорушка. А волосы-то серебряные.

Федор. А глаза-то добрые.

Егорушка. А у пояса отцовский меч.

Василиса. Дети мои, дети, бедные мои мальчики. Два года я шла без отдыха, а сейчас так и тянет отдохнуть, будто я вас уже и нашла.

Федор. Мы тут, мама!

Егорушка. Мама, не уходи.

Василиса. Клены шумят так ласково, так утешительно. что я и в самом деле отдохну.

Снимает мешок, садится на камень.

Кто это там по лесу бродит среди лета в шубе? Эй, живая душа, отзовись!

Федор. Мама, не надо!

Егорушка. Это Бабы-яги цепной медведь.

Василиса. Ау, живая душа! Поди-ка сюда.

Медведь с ревом выбегает на поляну.

Медведь. Кто меня, зверя лютого, зовет? Ох, натворю сейчас бед, небу жарко станет.

Видит Василису, останавливается как вкопанный.

Ох, беда какая! Зачем ты, сирота, пришла? Я только тем и утешаюсь, что никто сюда не забредает, никого грызть, кусать не приходится. Мне это не по душе, я, сирота, добрый.

Василиса. Ну, а добрый, так и не трогай меня.

Медведь. Никак нельзя. Я с тем к Бабе-яге нанялся.

Василиса. Как же тебя, беднягу, угораздило?

Медведь. По простоте. Собака и кот жили-жили у хозяина, да и состарились. Дело житейское, со всяким может случиться. А хозяин их возьми да и рассчитай. Гляжу – бродят, есть просят. Что тут делать? Кормил, кормил, да разве на троих напасешься? Взял у Бабы-яги пуд пшена в долг. А она меня за это в кабалу на год. В цепные медведи.

Василиса. А где же цепь-то?

Медведь. Срываюсь все. Уж больно я силен.

Василиса. И долго тебе ещё служить?

Медведь. Третий год на исходе, а она все не отпускает. Как придет время расчет брать, она меня запугает, со счету собьет – и служи опять! Прямо беда!

Василиса. Бедный Михайло Потапыч!

Медведь. Не жалей ты меня, а жалей себя, сироту.

Ревет.

Пропадешь ни за грош! Я-то не трону, Баба-яга погубит.

Василиса. Не плачь, Мишенька. Я тебя медом угощу.

Медведь. Не надо. Разве меня утешишь, когда я так загоревал. А какой мед у тебя?

Василиса (достает из мешка горшок) . Гляди!

Медведь. Липовый. Ну давай, может, мне и в самом деле полегчает. Да ты его весь давай, все равно тебе, сироте, пропадать.

Василиса. Нельзя, Мишенька. Сыновьям несу гостинец.

Медведь. А где ж они у тебя?

Василиса. Пропали, Михайло Потапыч.

Медведь. Ох, горе какое! Да как же это? Да почему же это? Да когда же это?

Василиса. Ты кушай да слушай, а я расскажу тебе все по порядку. Муж мой был воин, Данила-богатырь. Ты о Змее Горыныче слыхал?

Медведь. Как не слыхать! Он деда моего, мимолетом, для смеха, взял да и опалил огнем.

Василиса. А мой Данила-богатырь Змея Горыныча убил, да и сам в том бою голову сложил. Стали мы жить вчетвером: я да три сына – Федор, Егорушка, Иванушка. Исполнилось Федору тринадцать лет, и пошел он стадо встречать. А козел у нас был строгий, что твой дикий. Встал он на дыбки – и на Федю. А Федя его за рога, да и оземь. Возвращается сын домой: так и так, мама, я богатырь. Я ему: опомнись, мальчик! Какой же ты богатырь – ни силы, ни умения, ни грамотности. Злодей твои годы считать не станет, а только порадуется твоей слабости. Коня без моей помощи ты подковать не сумеешь. Выедешь на распутье, а там камень, а на камне надпись, что ждет путника на тех путях. Богатырь должен на всем скаку, не слезая с коня, прочесть надпись и выбрать правильный путь. И здесь ты, сынок, ошибешься. Погоди! Придет твое время – сама тебя отпущу. Молчит. И ночью сбежал.

Медведь. Ох! Куда?

Василиса. Со злодеями сражаться, за обиженных заступаться.

Медведь. Это славно.

Василиса. Чего уж лучше. Да только наутро принесли прохожие его меч. Перевязь перетерлась, а богатырь и не заметил. А через три дня и конь богатырский прискакал. Обидел его хозяин. Не чистил, не купал, овса не засыпал.

Федор. Я, мама, только об одном думал: как бы с кем подраться.

Василиса. А сын так и не вернулся домой.

Медведь. Ох!

Василиса. Прошло три года – исполнилось Егорушке тринадцать лет. И напал на него бык. А Егорушка его за нос, да и на цепь. Приходит ко мне: так и так, мама, я – богатырь. А ночью сбежал. А через сорок дней прибежал домой его конь. Стремена звенят, а в седле никого. Глянул на меня конь, заплакал и грянулся на землю. И дух из него вон.

«Два клена»

Первой пьесой, осуществленной в этот жизненный период Шварца, стали «Два клена».

Но вначале был «Иван - Честной работник», которого Шварц, как мы помним, более десяти лет назад писал для художественной самодеятельности. Первое его действие происходило в лесу, куда герой забредал в поисках интересной работы. Там уже была баба Яга, «курьи ноги» её избы и Медведь, который был на службе у неё, но помог Ивану одолеть его хозяйку. Второе действие происходило в царстве Несмеяны. Конечно же, Иван её рассмешил, женился на царевне и стал жить-поживать, да добра наживать.

Пьеса - не лучшее произведение Шварца, но вполне законченное. Еще в семидесятые годы я пытался пристроить его на ленинградское телевидение. Не удалось. Дал текст своему сокурснику, ставшему главным режиссером Донецкого театра кукол. Он пьесу поставил и писал, что спектакль имел успех.

Напечатать «Ивана», как «литературный факт» в жизни Шварца удалось только в 1996 году в «Новом журнале» (Л, № 3).

Позже Шварц отбросил второе действие. Главной героиней сделал Василису Работницу, чьи сыновья Федор и Егорушка ушли из дома на поиски доли и счастья и которых баба Яга превратила в «каменных братьев». В более позднем варианте, хранящемся в ленинградской Театральной библиотеке, Яга превращает их уже в молодые клены. Им на выручку шла мать и младший её сын Иванушка. Она тоже вступала в войну с Ягой. Теперь хвалебную песенку курьим ножкам её избы вместо Ивана исполняла Василиса. На её сторону вставали Медведь, Мальчик-с-пальчик (это уже во втором и третьем действии), его друзья - кошка Мурка, пес Барбос, Скворец, и прочие хорошие, добрые герои сказок. А на сторону бабы Яги вставали царь Золотого царства и Змиулан Змиевич Осьмиглавый, сын Змея Горыныча. Такое нагромождение сказочных персонажей возникло, вероятно, потому, что Евгений Львович со времен «Тени» и «Снежной королевы» соскучился по ним, да и не был уверен, что в его жизни возникнет возможность сочинить ещё одну сказку с ними.

Через какое-то время он вернулся к «Василисе Работнице». «Написав «Василису Работницу», пьесу громоздкую и нескладную, я через год, перечитав её, понял, как нужно её строить, - записал Евгений Львович 8 октября 54 года, - и выбросив два акта из трех, написал более простую и построенную пьесу «Два клена»». Теперь всё действие происходило в лесу бабы Яги, которая глумилась над Василисой, а та, исполняя её капризы, при помощи ягиных слуг и должников - Медведя, Кота, Шарика и младшего сына Иванушки заставляла её расколдовать сыновей, запирала её в собственной избе, и куриные ножки уносили бабу Ягу в «царство» Василисы на «перевоспитание».

«Каменных братьев» - «Василису Работницу» Шварц писал для Московского ТЮЗа. И там пьеса была принята, но как-то долго к её постановке не приступали, будто чувствовали, что автор ещё приложит к пьесе свое перо. А может быть, не могли решить, как воплотить на сцене громадного Змея Горыныча. Ведь это не фильм, где можно показать все, что угодно, и не кукольный театр.

А вот, получив «Два клена», МТЮЗ сразу приступил к их постановке. Однако, 6 декабря Шварц записал: «С пьесой «Два клена» - смутное движение. Из Москвы письмо о том, что пьесу ещё не рассмотрели, а здесь, в Ленинграде, ТЮЗ ею заинтересовался. И я оживился. Я успел разглядеть, что пьесы мои так медленно рассматриваются не по враждебному или подозрительному ко мне отношению, а главным образом по безразличию. А в общем, конечно, я не хотел думать в это время, что никому не нужен, но иногда это лезло в голову. И эта червеобразная мысль внушала брезгливость и отвращение…».

Но были обеспокоены задержкой разрешения пьесы и в театре. Представительница его - Е. Л. Якушкина, выступая 17 декабря на «Совещании ТЮЗов», пыталась ускорить прохождение пьесы через цензурные препоны. «Сейчас ответственность за репертуар больше возлагается на театр, чем на Комитет, - говорила она. - И все же Комитет продолжает задерживать пьесы. Вот сказка Шварца «Два клена». Она подписана одним редактором, но дальше попала к следующему, который заявил, что у него много пьес, и сказка Шварца будет прочитана через месяц. Комитет часто дает разрешение на выпуск пьесы за неделю до выпуска спектакля».

Все в конце концов обошлось, и в марте пятьдесят четвертого года Шварц поехал в Москву.

Генеральная репетиция 18 марта вызвала тот самый нездоровый, сонный отзыв всего моего существа, который я терпеть не могу. Я дважды на самом деле засыпал, да и только. Было человек полтораста зрителей-детей. Все девочки, ученицы третьего класса. «Реакции», как говорили на заседании художественного совета, были правильные, но то, что происходило на сцене, ни на что не было похоже… Я вместо того, чтобы придти в ярость, впал в безразличное состояние. Засыпал не только на репетиции, но и на художественном совете… А премьера состоялась только 9 апреля. Успех был, но не тот, который я люблю. Мне все время стыдно то за один, то за другой кусок спектакля. Возможно, что не я в этом виноват, но самому себе это не докажешь. Видимо, с ТЮЗом московским, несмотря на дружеские излияния с обеих сторон, мне больше не работать. Тем не менее, и успех, и атмосфера успеха имелись налицо, и даже в ресторан ВТО пошли мы небольшой компанией с Чуковскими и Рыссами, и Тусей, и Даней. И режиссером, и Якушкиной. И на следующий день я проснулся без горестных ощущений. Потому что, уезжая, ждал хорошего…

Не «показался» спектакль и Леноре Шпет. «Боязнь утерять «сказочность» и «снизить образ», - замечала она причины тому, - толкает актеров на отказ от поисков характерности, а режиссер начинает избегать бытовых красок, житейского правдоподобия. А между тем народный герой сказки, вырванный из своей бытовой оболочки, становится абстракцией. Именно этот недостаток сказался, мне кажется, в сценическом решении пьесы Е. Шварца в Московском тюзе». (Театр. 1956. № 4). Несколько иного мнения придерживалась И. Тарасова, особо выделяя исполнение «шварцевской» артистки Ю. Юльской. «Без спору, лучшая актерская работа спектакля - выступление Ю. Юльской в роли Бабы-Яги, - писала она. - Тут такая точность «попадания» в самое зерно образа, что любой детали веришь безусловно, ничто не кажется нажимом, утрировкой. Эти влюблено сюсюкающие интонации, когда Баба-Яга говорит о себе, кокетливо глядясь в зеркальце! Эта нежная заботливость, восхищенное внимание, обращенное лишь на свою собственную плюгавую персону! Это хвастливое желание продемонстрировать перед всеми свое могущество, когда Баба-Яга проделывает перед нами всякие чудеса без видимой надобности…» (Советская культура. 1954. 29 июля).

Поставил спектакль П. В. Цетнерович, художник Г. Федоров, композитор К. Корчмарев. В спектакле были заняты артисты: М. Зорина - Василиса, В. Горелов - Иванушка, Ю. Юльская - баба Яга, Б. Мишин - Медведь, Е. Васильев - Шарик, С. Гребенников - Котофей.

А в Ленинграде тоже приступили к репетициям «Двух кленов». Режиссировал спектакль Павел Карлович Вейсбрем, «учитель» Шварца по ростовской Театральной Мастерской. Б. В. Зон обиделся на Шварца: «Он считает, что я недостаточно хлопотал, чтобы он ставил «Два клена». Мне это непривычно. А впрочем, ладно…».

16 октября Евгений Львович смотрел «последний комнатный прогон перед переходом на сцену», после чего «Художественно-педагогический совет ТЮЗа» обсудил этот прогон:

«Г. Каганов (режиссер): Мне спектакль понравился, в нем есть сказачность, поэзия, единый творческий язык. Недостатками являются: 1) часто пропадает текст за характерностью, например, у Карамышева, Гаврилова, Шампала, Жуковой, 2) в 3-м акте не нужен второй романс бабы Яги, это лишнее, 3) надо серьезно перемонтировать роль матери. Актриса безусловно очень способная, но она молода, она немного пыжится, иногда играет чувства…

B. Костенецкий (артист): Правильно сделал театр, взяв эту пьесу - она поэтична и очень хорошо ставил вопрос любви к родителям. Хорошо, что этот спектакль ставит Вейсбрем, у него много выдумки, хорошей фантазии, но романс с гитарой не нужен, это лишнее, инородное. Спектакль обещает быть хорошим…

C. Димант: Спектакль этот уже обещал быть интересным в экспликации режиссера. И сейчас это точно осуществляется на сцене… Ткань пьесы в спектакле не огрублена, фантазия у режиссера неистощимая, но её многовато… Кудрявцеву, по-моему, не надо и гримировать, её возраст - это хорошая условность, она неопытная, но трепетная актриса. Может, она где-нибудь не дотянет, но зато будет чиста и трепетна. Считаю, что романс с гитарой - занятен и хорошо исполняется актером, но это другой строй, он раскрывает секрет автора и оголяет обаяние пьесы - повторяет юмор, который уже в пьесе заложен. Предлагаю убрать оба романса…

М. Шифман (артист): В просмотре покоряет предельная четкость и ясность у режиссера, чего он хочет, и выполнение актерами этих задач. Кое-что ещё не дотянуто, на сцене многое будет звучать по другому… За Кудрявцеву я не боюсь, хочется сделать образ ещё сильнее, но она волнуется, играет в первый раз перед нами, но она приятна… Спектакль оставляет очень хорошее впечатление…

Л. Макарьев: Шварц своим ярким и острым словом несет своеобразие человеческих характеров. Надо добиться более четкого несения словесного действия. Слова пропадают у Охитиной, Гаврилова, Шампала и других. Охитиной можно найти более точный социальный характер кота со своеобразной этикой - это подскажет и несколько другое поведение. У медведя должно бы быть свое мировозрение, от этого расцветет и его внутренний характер. Баба-Яга не должна быть только смешной фигурой, характер её создан автором закономерно, и нельзя его разбивать романсом. У Кудрявцевой хорошая школа, прекрасные данные, мать может быть молода, но надо найти в образе ступени развития образа, она иногда чрезмерно патетична, иногда не хватает острых оценок, обдумывания своих поступков… Спектакль обещает быть хорошим…

П. Вейсбрем: Много правильного прозвучало, это будет учтено нами: 1) ритм, 2) дикция, 3) падение интереса в 3-ем акте. Бабой Ягой мы хотели показать крах индивидуализма. В 3-ем акте она деградирует, растеряна. Мы показываем в ней пороки, которые бытуют у детей, жаль выбрасывать романс с гитарой. В первых двух актах ей весело, и она поет поэтому, а в 3-ем акте от растерянности она поет этот романс. Кудрявцева ещё играть не умеет, но она способная, хорошо обученная актриса, будем заниматься и добьемся успеха».

Все прошло в той драгоценной и редкой обстановке доверия, которая и помогает актерам творить чудеса. А мне начинает в эти редкие часы казаться, что мы не напрасно живем возле этой громоздкой, неоправданно самодовольной махины. Возле театра…

Премьеру театр сыграл 5 ноября. Художником спектакля стала Н. Иванова, композитором - Н. Матвеев, балетмейстером - В. Сонина; клены изготовил С. Рубанович. В ролях были заняты: Василиса - Н. Кудрявцева, баба Яга - Н. Карамышев, Федя - Н. Солянинова, Иванушка - Л. Жукова, Егорушка - А. Тимофеева, Шарик - Л. Шампал, Котофей - А. Охитина, Медведь - А. Гаврилов.

«Тема произведения, - замечала Наталия Сац, - всепобеждающая сила материнской любви - нужнейшая, особенно в детском театре. Роль матери правдиво играет Н. Кудрявцева. Веришь её материнской нежности, веришь её мужественности и находчивости в борьбе за своих детей. Тонко, с полной самоотдачей воплощает образ Котофея Ивановича А. Охитина… Очень интересен в роли Бабы-Яги артист Н. Карамышев. С заразительным юмором рисует он образ жеманной и жестокой Яги-себялюбицы. Радует интересной выдумкой режиссер П. Вейсбрем» (Советское искусство. 1957. 21 февр.)

Краткий пересказ сказки два клена

Ответы:

Злодейка Баба-яга никого не любит, со всеми ссорится, превращает людей и животных, заставляет всех работать на себя. Она заколдовывает сыновей Василисы-работницы - Егора и Фёдора. Чтобы спасти сыновей, Василиса должна работать на Бабу-ягу, пока та её не похвалит. Медведь советует Василисе: «Не нанимайся! От неё доброго слова не дождёшься. Она только себя и хвалит». Но ради сыновей Василиса готова служить Бабе-яге. Она понимает, что Бабу-ягу надо перехитрить. В этом ей помогают кот, медведь и пёс, с которыми она всегда ласкова. Баба-яга задала Василисе непосильную работу, но она справилась с помощью своих верных помощников. Даже с курьими ножками избушки Василиса ласкова, и они ей тоже помогают. Добрую и трудолюбивую Василису любят мыши, деревья, цветы, и всегда готовы ей помочь. Между всем добрыми персонажами возникает дружба, которая помогает победить зло. У Бабы-яги друзей нет. Она рассорилась с Людоедом, который мог бы её выручить. Даже свою родственницу, ведьму, Баба-яга прогнала, а потом горевала, что ннкто не хочет ей помогать. Василиса-работница догадывается, что её сыновья превратились в клёны. Она не показывает этого Бабе-яге, чтобы она не сделала какую-нибудь пакость. Баба-яга до конца остаётся вредной: «Неужели мне, жабе зелёненькой, придётся собственную свою служанку хвалить? Да ни за что! Мне, гадючке, это вредно». Ей, в самом дел, любое хорошее слово поперек горла становится. Она даже собирается срубить Егорушку и Федорушку, но младший сын Василисы, Иванушка, и Котофей Иванович мешают ей. Сказка заканчивается победой Василисы-работницы и её друзей. Её сыновья снова становятся мальчиками. Кот и пёс идут к ним жить, а Бабу-ягу будут судить.

Евгений Львович Шварц

Два клена

Действующие лица

Василиса-работница

Федор , Егорушка , Иванушка –

Баба-яга

Медведь

Котофей Иванович

Шарик

Мыши

Действие первое

Первый клён. Братец, братец Федя! Ветерок подул. Проснись!

Второй клён. Тише, тише, Егорушка, я маму во сне вижу.

Егорушка. Спроси, ищет нас мама?

Федор. Говорит, ищет.

Егорушка. Спроси, простила нас мама за то, что мы из дому убежали?

Федор. Говорит, простила.

Егорушка. Спроси, знает ли она, что Баба-яга превратила нас в клены?

Федор. Говорит: ну что ж, мало ли что в дороге случается.

Егорушка. Спроси, долго ли нам тут еще томиться?

Федор. Мама, мама! Долго нам тут ещё томиться? Мама! Пропала! Я проснулся. Здравствуй, братец.

Егорушка. Здравствуй. Не плачь, ты не маленький.

Федор. Я не плачу. Это роса.

Егорушка. В такой ясный день разве можно плакать? Каждая травка радуется, каждая ветка, и ты радуйся.

Федор. Я радуюсь. Я верю: вот-вот придет наша мама, и мы услышим ее зов: Фед-о-о-ор! Его-о-о-рушка!

Егорушка. Эхо?

Федор. Молчи, не отвечай, это Баба-яга нас дразнит, хочет до слез довести. Она под любой голос подделывается.

Егорушка. Листьями шелестим.

Федор. Мама! Мама!

Егорушка. Уходит!

Федор. Нет, стоит, оглядывается. Не может она уйти.

Егорушка. Повернула! К нам, к нам спешит!

Федор. Мама, мама! Да какая же ты печальная!

Егорушка. А волосы-то серебряные.

Федор. А глаза-то добрые.

Егорушка. А у пояса отцовский меч.

Федор. Мы тут, мама!

Егорушка. Мама, не уходи.

Василиса. Клены шумят так ласково, так утешительно. что я и в самом деле отдохну.

Снимает мешок, садится на камень.

Кто это там по лесу бродит среди лета в шубе? Эй, живая душа, отзовись!

Федор. Мама, не надо!

Егорушка. Это Бабы-яги цепной медведь.

Василиса. Ау, живая душа! Поди-ка сюда.

Медведь с ревом выбегает на поляну.

Медведь. Кто меня, зверя лютого, зовет? Ох, натворю сейчас бед, небу жарко станет.

Видит Василису, останавливается как вкопанный.

Василиса. Ну, а добрый, так и не трогай меня.

Медведь. Никак нельзя. Я с тем к Бабе-яге нанялся.

Василиса. Как же тебя, беднягу, угораздило?

Василиса. А где же цепь-то?

Медведь. Срываюсь все. Уж больно я силен.

Василиса. И долго тебе ещё служить?

Василиса. Бедный Михайло Потапыч!

Медведь. Не жалей ты меня, а жалей себя, сироту.

Ревет.

Пропадешь ни за грош! Я-то не трону, Баба-яга погубит.

Василиса. Не плачь, Мишенька. Я тебя медом угощу.

Медведь. Не надо. Разве меня утешишь, когда я так загоревал. А какой мед у тебя?

Василиса (достает из мешка горшок) . Гляди!

Василиса. Нельзя, Мишенька. Сыновьям несу гостинец.

Медведь. А где ж они у тебя?

Василиса. Пропали, Михайло Потапыч.

Медведь. Ох, горе какое! Да как же это? Да почему же это? Да когда же это?

Медведь. Как не слыхать! Он деда моего, мимолетом, для смеха, взял да и опалил огнем.

Медведь. Ох! Куда?

Василиса. Со злодеями сражаться, за обиженных заступаться.

Медведь. Это славно.

Федор. Я, мама, только об одном думал: как бы с кем подраться.

Василиса. А сын так и не вернулся домой.

Медведь. Ох!

Два клена

В двух словах: О том, как Баба-Яга превратила детей Василисы-работницы в два клена и о материнской любви, победившей злые силы.

Злодейка Баба-яга никого не любит, со всеми ссорится, превращает людей и животных, заставляет всех работать на себя. Она заколдовывает сыновей Василисы-работницы - Егора и Фёдора. Оба сбежали из дома, чтобы стать богатырями, а мать оставила хозяйство на младшего сына, Иванушку, и пошла их искать. Останавливается она передохнуть под двумя клёнами и рассказывает о своём горе цепному медведю Бабы-яги. Вскоре сама злодейка приезжает в избушке на курьих ножках и говорит, что спрятала мальчиков так, что их не найти. Чтобы спасти сыновей, Василиса должна работать на Бабу-ягу, пока та её не похвалит.

Медведь советует Василисе: «Не нанимайся! От неё доброго слова не дождёшься. Она только себя и хвалит». Но ради сыновей Василиса готова служить Бабе-яге. Она понимает, что Бабу-ягу надо перехитрить. В этом ей помогают кот Котофей Иванович, медведь и пёс Шарик, с которыми она всегда ласкова. Баба-яга задала Василисе непосильную работу: избушку прибрать, зерно разделить и перемолоть, триста кладов забытых выкопать. Василиса поёт добрую песенку курьим ножкам, и они ей тоже помогают: везут её с Медведем рубить лес, чтобы построить мельницу. А Котофей собирает со всего леса мышей, чтобы они отделили рожь от пшеницы. Со всеми заданиями друзья быстро управились.

Тем временем Иванушка разыскивает мать и готовит для неё обед - тайно, чтобы она не огорчилась, что он тоже из дома ушёл. После обеда Василиса уходит мыть избушку, а Иванушка борется с Бабой-ягой, которая решила: "Украду у самой себя мешок золота, да и взыщу с неё потом!" Чародейка позволяет мальчику одержать верх, но потом возвращается и хватает его. Василиса спасает сына. Баба-яга отказывается хвалить её, "служанку, которая на хозяйку руку подняла". Даёт Василисе другое задание: найти сыновей, пока солнце не скроется.

Василиса-работница догадывается, что её сыновья превратились в клёны. Баба-яга до конца остаётся вредной: «Неужели мне, жабе зелёненькой, придётся собственную свою служанку хвалить? Да ни за что! Мне, гадючке, это вредно». И исчезает на всю ночь. Друзья сторожат братьев-клёнов, и не напрасно: Баба-яга собирается срубить Егорушку и Федора, но Иванушка и Котофей Иванович успевают помешать ей.

Яга требует изготовить ей замок на дверь избушки - и оказывается надёжно запертой. Всё же она не хочет хвалить Василису, но вызволить её некому: с Людоедом она из-за двух копеек поссорилась, ведьму, свою родственницу, из леса прогнала. Приходится Бабе рассказать, как добраться до источника живой воды, но только до него ходу - не менее году. "Год туда, год обратно, может, всё по-моему обернётся!"

Медведь открывает, что в избушке, в сундучке, спрятан кувшин с живой водой. Пока Шарик отвлекает Бабу-ягу, называя её ангелом и другими "обидными" прозвищами, Котофей по трубе пробирается в избушку и похищает кувшин. Василиса опрыскивает клёны, и они снова становятся мальчиками.

Мать и сыновья возвращаются домой. Кот и пёс идут к ним жить, а Бабу-ягу будут судить.