Христианское отношение к телу и полу. Традиционная семья и ее кризис. Грешен ли секс с точки зрения Православия? – это и многое другое в откровенном диалоге Владимира Легойды и протоиерея Павла Великанова в программе киностудии «Богослов» – «Разговор на ты».

Расшифровка беседы.

В.Л.: Отец Павел, вот среди, скажем так, идолов современности, секс, пожалуй, занимает такое первое место с большим отрывом. Я думаю, это даже, наверное, не нужно как-то особо обосновывать и доказывать. Но давайте поговорим о том, а каково в христианстве отношение к этой теме. Потому что существует стандартный стереотип: христианство говорит, что секс - это плохо. Как в Советском Союзе - в христианстве, как в Советском Союзе, секса нет.

прот. П.В.: При этом большинство христианских семей многодетные.

В.Л.: Да, да. И каким образом это получается - видимо, не совсем понятно тем, кто эти стереотипы разделяет. Но если серьезно?

прот. П.В.: А если серьезно, все не так просто. Потому что мы с вами попробуем найти слово «секс» в лексике человеке XVII–XVII века и ранее, и мы его не встретим. Не просто потому, что это некая табуированная тема, а просто потому, что то, что сегодня называется сексом - это очень узкий сегмент из человеческих отношений. И Церковь, с одной стороны, выступает за то, что союз мужчины с женщиной в семье, в результате которого рождаются, дети - это союз благословенный, и мы в Новом Завете имеем яркое подтверждение этому, когда Спаситель приходит в Кану Галилейскую на брак и совершает первое чудо.

В.Л.: Да, первое чудо - чудо на свадьбе.

прот. П.В.: Тут уже более сильного подтверждения едва ли можно найти. Но кроме того, в Церкви, начиная с апостола Павла, есть четкая убежденность в том, что отношения между мужчиной и женщиной - это далеко не только душевные и телесные отношения. Это отношения, прежде всего, имеющие выход в вечность. В ту самую вечность, где по Воскресении не будет необходимости вступать в плотские отношения для продолжения рода, и при этом (что самое удивительное) - мужчина остается мужчиной, женщина остается женщиной. Возникает такой парадокс: ну простите, а зачем тогда мужчине быть мужчиной, и женщине женщиной, если, так скажем, части тела не будут использоваться?

В.Л.: А давайте мы тогда все-таки начнем буквально от Адама, чтобы потом к этому подойти, поскольку мы с Вами не раз уже говорили о том, что в христианстве очень многое связано с темой создания человека, грехопадения и т.д. Вот Бог творит человека…

прот. П.В.: Полноценного человека.

В.Л.: Полноценного человека, «мужчину и женщину сотворил их». И вот в саду на Востоке, в Эдеме, в раю, они пребывают. Понятно, что мы можем только догадываться о том, какова была жизнь человека до того, как свершилась вот эта страшная катастрофа вселенского масштаба, которая выразилась в отпадении человека от Бога, но все-таки: что Церковь говорит о том, какие это были отношения? Потому что опять же, стандартный, более сложный стереотип таких полуобразованных людей - что там таких отношений не было, и плотские отношения - это один из результатов грехопадения. Хотя в качестве контраргумента выдвигается фраза о том, что вот…

прот. П.В.: Даже заповедь, еще до грехопадения: «плодитесь и размножайтесь». Вопрос: а как они должны были плодиться – почкованием, что ли, или каким образом? Притом все, что необходимо для естественного продолжения рода, у них было. Вы знаете, у Отцов нет здесь единого согласия, нет такой однозначной позиции, по которой можно было бы сказать, что вступали ли они в отношения, или не вступали. Тут есть некий простор для богословской мысли. Но очевидно одно. Что качество этих отношений, если оно и было в раю, оно существенным образом отличается от того, что произошло после грехопадения. Что происходит сразу после грехопадения? Они видят…

В.Л.: Да, что они нагие, и они начинают стыдиться друг друга.

прот. П.В.: То есть между ними возникают уже отчужденные отношения, которые требуют, как это ни парадоксально, то, что мы сегодня назовем сексом. И получается, что вступая в телесные отношения, будучи внутренне отчужденным, человек не обретает вот этой самой полноты, которую он обретает в любви. Он наоборот, обособляется.

В.Л.: Не совсем понятно. То есть плотские отношения, телесная близость - как продолжение отчужденности?

прот. П.В.: Да, как завершение отчужденности.

В.Л.: Вообще или вне семьи? Я не совсем понял.

прот. П.В.: Смотрите: если люди не любят друг друга, если между ними нет глубинного союза, то когда человек вступает в отношения телесные, тем самым пользует другого человека, опять-таки ради себя самого.

В.Л.: Он вступает в отношения, которые раньше назывались замечательным словом «близость», а на самом деле близости не происходит, продолжается отчуждение.

прот. П.В.: У Розанова есть потрясающая мысль. Он пишет, что тело клубится вокруг пола. То есть не пол является частью тела, а наоборот – вот эта наша телесная особенность, в том числе гормональная, и т.д. - она клубится вокруг пола. И тут, когда ты смотришь на монашествующих, то есть людей, которые сознательно отсекают в себе саму возможность половой жизни, и с любыми ее проявлениями тем или иным образом решительным образом борятся. Нельзя сказать, что мужчины в монастыре превращаются в недомужчин, а женщины в монастыре становятся недоженщинами. Ощущение прямо противоположное. Может быть, у меня такое, конечно, Вы поправите. Но когда приезжаешь в мужской монастырь, ты понимаешь, что здесь настоящие мужчины. В женский монастырь приезжаешь - и ты понимаешь, что погружаешься в атмосферу настоящей глубокой материнской любви. Почему это происходит? А это и происходит, потому что – простите, секса там нет, что они не растрачивают тот потенциал - половой потенциал, потенциал, который нельзя противопоставлять как какую-то неполноценность. Почему, когда мы начали с Вами говорить, мы подчеркнули, что Бог творит Адама как полноценного человека. Притом что у него нет второй половины еще, он не вступает в половые отношения, и так далее. Но это не андрогин, это полноценный человек.

В.Л.: Понятно. Но Вы знаете, отче, я хотел бы здесь уточнить вот что - потому что когда Вы говорили о монашестве, может быть, у меня невольно сложилось такое впечатление, что все-таки есть некое противопоставление. То есть Вы, скажем так, защищая монашество, может быть, невольно противопоставили это семье, а мне кажется, что здесь ведь о чем важно вспомнить. О том, что вот скажем, во многих сектах эпохи поздней античности - да и во многих религиозных течениях того времени, было распространено вполне себе в духе античной религиозной философии такое отрицательное отношение к браку и интимным отношениям. И именно христианство утверждает, что это не так. И святитель Иоанн Златоуст в книге «О девстве» пишет, что если человек не вступает в брак не ради Христа, а из презрения к браку, то это хуже, если бы он блудил.

прот. П.В.: Да, абсолютно верно.

В.Л.: То есть это вполне определенное отношение.

прот. П.В.: Почему – потому что тем самым возводит хулу на творение Божие, и на заповедь Божию.

В.Л.: То есть, он выступает против того что Бог заповедовал человеку.

прот. П.В.: Никаких здесь нет абсолютно возражений, кроме одного. Апостол Павел, и вообще христианская аскетическая традиция - она не говорит, что брак это плохо, она говорит о том, что брак - это прекрасно. Но это не предел. Есть «хорошо» и «лучше». Хорошо человеку вступать в брак - правильно он делает, если вступает в брак, даже потеряв вторую половину, потому что лучше жениться, нежели чем разжигаться. Но лучше быть, как я. И когда он дает заповедь о вступлении в брак, дальше добавляет: «но таковые будут иметь скорби по плоти, а мне вас жаль».

В.Л.: Ну там много оговорок - о том, что «насчет этого не имею повеления от Господа», - говорит апостол Павел.

прот. П.В.: «Но говорю, как думаю быть ему верно…»

В.Л.: Смотрите, вот следующая тема. Вот мы с Вами установили еще раз, что Церковь ни в коем случае не считает сами по себе отношения телесные отношениями греховными. Но, тем не менее, Церковь говорит о том, что эти отношения возможны и правильны только в семье.

прот. П.В.: Да, в законном браке.

В.Л.: То, что сегодня в нашей с вами жизни подвергается, как принято сейчас говорить, серьезным вызовам.

прот. П.В.: Деструкции.

В.Л.: Представление о традиционной семье все сильнее уходит в прошлое, появляются другие семьи, появляется вообще не пойми что. Вот почему здесь такая позиция? Если эти отношения благословлены, ну вот – времена меняются, мы меняемся вместе с ними, вчера так, сегодня так, вообще: а почему, собственно, невозможны отношения свободные, с разными людьми и так далее и тому подобное, если ничего плохого в этом – даже допустим, если там будут дети всегда рождаться - такое тоже ведь возможно?

прот. П.В.: Ну, чтобы ответить на этот вопрос, надо опять-таки понять, какое место занимают плотские отношения, телесная близость в супружестве. Они являются вершиной огромного айсберга. Но причем вершиной такой - самой вкусной, самой эмоционально заряженной и трудно управляемой. И если для человека именно это становится некой сердцевиной его отношения к другому человеку, то мы неизбежно скатываемся в область потребительства. Вот то, что сегодня называется «сексуальное партнерство».

Брак - это не сексуальное партнерство. Брак - это искусство взять на себя другого, переступить через все эти проблемы, недостатки, которые существуют, в том числе, возможно даже и в сфере половых отношений, и вместе двигаться к намеченной цели. С точки зрения христианской, эта цель одна – спасение. И вот смотрите: когда в браке супруги начинают работать друг на друга в плане спасения, то, как правило, ни тому, ни другому всегда сладко, комфортно не будет. У нас есть чему притираться, у нас есть чему изменяться, и при этом это не какие-то внешние стороны - это глубинные, наши родные, сущностные какие-то даже особенности. И вот в этой ситуации, когда вам становится некомфортно от того, что вас жена начинает пилить по какой-то причине, что где-то вы чувствуете - сами не дорабатываете где-то, вы не понимаете, почему вы должны с ней смиряться – конечно, велик соблазн просто поменять, простите, полового партнера – на того, который не будет вас пилить, вам не будет делать никаких замечаний, вам будет с ним комфортно, легко, вдохновенно, счастливо, а потом все равно пойдет то же самое. Почему часто приходится сталкиваться с тем, что человек, как бы пренебрегший вот этими глубинными отношениями в законном браке, он потом пускается во все тяжкие, у него уже нет каких-то внутренних ступоров, нет внутренних границ.

Смотрите: брак священен потому, что священно тело человека. И неспроста появилась поговорка «браки совершаются на небесах» - это некий Промысл Божий. На брак нельзя смотреть как на только исключительно способ удовлетворения похоти. Брак – это, прежде всего, Богом учрежденный институт изменения человека, в том числе и через рождение детей.

В.Л.: И через отношения, как вот мы с вами, вспоминая Адама и Еву, говорили о том, что здесь, может быть действительно, все равно есть некая тайна преодоления отчужденности, в том числе. И когда ты эти отношения ставишь на поток, когда у тебя количество партнеров является уже частью твоего личного спорта, то здесь не происходит того, что должно происходить. Происходит безусловная профанация. Но, тем не менее, «подлец человек», как говорил Федор Михайлович Достоевский - он же везде лазейку находит. Вот посмотрите, что сегодня часто является таким оправданием, что ли, для многих людей, которые живут. У них есть семья, которой они дорожат, у них есть дети, которых они любят, и при этом – чаще муж, хотя, на самом деле может быть и жена - они где-то друг другу изменяют на стороне, но не собираясь при этом разрушать эту семью. Более того, сейчас ведь доходит до того, что иногда это вообще по обоюдному согласию происходит: ну ты же понимаешь, что я тебя люблю, и мне больше никто и не нужен в плане того, чтобы быть семьей. Ну, вот, а есть еще какие-то такие - как там Маяковский писал «любовей и много маленьких любвят» (или «любят», сейчас не помню). И понимаете, это настолько другое сознание, это настолько другая система координат, что они внешнюю нашу аргументацию с вами, скорее всего, не признают, а что более того - мы в принципе уже это обговорили. Это в книжках пишут, в фильмах показывают - что им на это сказать можно?

прот. П.В.: Я бы сказал так, что у человека есть некий источник энергии. В том числе это область и сексуальной энергии. Если мы думаем, что сексуальная энергия исключительно предназначена для того, чтобы вступать в близость, мы глубоко заблуждаемся. Это такой некий глубинный первоисточник сил, который заменить ничем нельзя. Тот же Розанов говорил, что связь пола с Богом ближе теснее и глубже, нежели даже связь совести с Богом. Вы уж простите, Розанов в этом был экспертом, вы сами помните. И такими фразами он бросаться не мог. Получается, что Церковь не просто так, из-за какого-то условного человеконенавистничества, такое огромное значение уделяет именно половой сфере. Потому что это то, на что можно опереться, либо то, в чем можно провалиться и потонуть. Так вот для того чтобы опереться, оно должно быть – ну, простите - структурировано. Оно должно быть подчинено каким-то законам. Оно должно быть правильным. Вот правильные благословенные отношения…

В.Л.: Должна быть какая- то гармония.

прот. П.В.: Да, они создают основание, на котором можно выстроить вот эту домашнюю малую Церковь. Если это основание по определению превращается в песок - а оно превращается в песок именно, как вы говорите, когда большая любовь превращается в множество маленьких «любят», «любвят», то вы строите дом на песке. Он все равно стоять уже не будет. Поэтому, мне кажется, если ты любишь какого-то человека, и он для тебя на самом деле дорог, то вступление в отношение в половую близость с другим человеком - это просто деструкция тебя самого, потому что ты теряешь уважение к себе, как к человеку честному.

В.Л.: Даже если тебе кажется, что наоборот.

прот. П.В.: Сам факт. Это же предательство. То есть сам факт этого предательства действует деструктивно на тебя самого. В тех семьях, где супруги (или супруг) изменяет, при этом скрывает свою измену, другая половина все равно ощущает, понимает, что что-то происходит не так. Начинаются подозрения, как бы замечательно это бы ни скрывалось. Почему? Потому что происходит развал того благословленного Богом единства, и развал не на поверхности, а в какой-то глубине, которая, может быть, даже не совсем рационально может быть осмыслена.

В.Л.: Церковь называет причины, которые могут стать началом разрушения брака и фиксируется, что семьи больше нет. И конечно главная причина, которая уже и в Евангелии упоминается - это как раз-таки неверность. Но при этом, ведь если происходит прощение - что в такой ситуации, простите, правильнее делать супругу - той стороне, которая оказалась обманутой? Все-таки это все? Произошла измена - все, Священное Писание говорит: есть причина для развода. Или простить? И может быть здесь универсальный какой-то совет?

прот. П.В.: Универсального не может быть, потому что это, прежде всего, выбор самого человека, и его готовность прощая, вывести отношения с предавшим его супругом или супругой на совершенно новый уровень. Вот мы все время крутимся вокруг темы половых отношений. Но простите, я вспоминаю Льюиса - в одной из работ он говорит, что есть определенная категория женщин, которые (к мужчинам также относится) «жутко хотят поскорее войти в самый дурацкий возраст и как можно дольше в нем оставаться». Но этот дурацкий возраст - он небольшой. Если мы посмотрим на ребенка - дети еще до пубертата являют собой пример такой вот целомудренной целостности человека. В котором, очевидно, есть половые различия во всем - и в характере, и в эмоциональном, психологическом, в поведенческом и так далее - во всех планах. Но при этом в них нет диктата похоти. Вот в чем проблема человека после грехопадения: то, что должно было быть управляемым, становится диктатором.

Вы знаете, у меня есть история одной из моих родственниц. Когда в 2000-ных годах в общеобразовательных школах стали преподаваться основы «сексуальной культуры», что ли – какой-то такой предмет, она училась в пятом или в шестом классе. И вот приходит некий молодой человек, и начинает им достаточно жестко рассказывать, для чего папе нужна мама.

В.Л.: Во вполне определенных выражениях и смыслах.

прот. П.В.: Да, вполне – и с конкретными картинками и с иллюстрациями такими словесными. Ребенок приходит домой весь в слезах. И вы понимаете – для нее это было такое предательство ее детского представления об отношениях родителей. Из-под ее ног выбили почву. Проходит 3, 4, 5 лет – ребенок полностью деградирует. Она пускается во все тяжкие, она становится алкоголичкой. И вы знаете: я вот могу связать, что то, что ребенок тщательно охранял внутри себя – это святость отношений межличностных, это то, что папа не просто пользуется мамой для удовлетворения своей похоти, а то, что они на самом деле любят друг друга, с легкой руки выбито из под ног и уничтожено. Кто за это ответит?

В.Л.: Почему семья – малая Церковь?

прот. П.В.: Потому что в ней возможна любовь.

В.Л.: Да, но что это дает в понятных современному человеку категориях? Дело в том, что семья - малая Церковь потому, что отношения мужчины и женщины связаны, есть отношения семьи и каждого члена семьи с Богом. И Бог есть то, что эти отношения, этот источник любви, который эти отношения держит. Я вообще глубоко убежден - это мое субъективное - больше чем ощущение - это такое понимание жизни – что если в отношениях мужчины и женщины нет Бога, то в них все равно появится кто-то третий. Понимаете? Это может быть по-разному. Это может быть ребенок - когда знаете, говорят: «мы живем ради детей», а давно пора развестись. Почему – что Бога нет? Вот этого источника любви нет, и ищут – вот дети. Это может быть любовник. То есть кто-то третий обязательно появится. И вот эта необходимость Бога в семье - это как раз-таки есть такая гарантия, защита от другого третьего, понимаете?

прот. П.В.: Очень точно.

В.Л.: И еще отец Павел, об одной теме не могу Вас не спросить. Очень часто, уже в такой собственно православной среде, существует такой стереотип, и может быть, у нас уже тоже это сегодня прозвучало – что семья создается для рождения детей. И что цель брака и единственное оправдание отношений интимных - это необходимость продолжения рода. Ведь это тоже не вполне корректно. Все-таки цель брака - это любовь, и дети - это плод любви…

прот. П.В.: Вы знаете, я бы даже по-другому сказал. Цель брака - это спасение обоих супругов в той любви, в которой они проверяются, в их способности любить друг друга. А вот дети являются естественным продуктом, результатом любви - которая, в том числе, имеет и вполне плотское измерение. Или: если я люблю другого, я его хочу. Я хочу быть с ним единым, я хочу вместе быть неразделимым союзом во всех отношениях. То есть он уже не чужой, это часть меня. И об этом апостол Павел очень хорошо говорит, что «жена не обладает своим телом, но муж, и наоборот». Поэтому очевидно, что здесь уже отношения собственничества, какого-то пользования одного человека другим, исключаются по определению. Это единый организм. И все, что его разрушает, все, что его развращает, то есть разлагает изнутри, оно должно исчезать.

В.Л.: Я просто почему о теме детей, и хотел бы еще к ней вернуться, почему я об этом заговорил. Потому что ведь существуют еще и бездетные семьи. И поэтому, когда мы говорим, что семья создается только для рождения детей, и любовь нужна только для рождения детей, мы отказываем этим семьям…

прот. П.В.: В самой возможности счастья.

В.Л.: С этим, конечно, никак невозможно согласиться. У меня просто есть совершенно очевидный пример нашей семьи, где мои родители жили без детей шестнадцать лет. И все врачи им сказали, что у вас детей не будет никогда. И естественно, были разные мысли, приходившие в голову, что вот надо каждому из них попытаться создать другую семью, и т.д. и т.д. И тем не менее, любовь все это превозмогла, и через шестнадцать лет родились двое детей.

прот. П.В.: Более того: мы знаем историю с родителями Пророка и Предтечи Иоанна, с родителями Божией Матери, которые тоже были бездетны. И в итоге, как результат вот этой верности, неотступности в любви друг к другу, появились те, кого Церковь прославляет уже два тысячелетия.

19 февраля в Санкт-Петербургской духовной академии прошла презентация цикла передач «Разговор на ты».

Священники, семинаристы, курсанты, посетители богословских курсов, журналисты, другие приглашенные заполнили актовый зал духовной академии "под завязку" задолго до начала встречи. Разовор на ты начал о. Павел - настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде, председатель Научно-методического совета МДА, а также - главный редактор и идейный вдохновитель портала Bogoslov.ru. "Расшевелив" аудиторию, он передал слово профессору кафедры мировой литературы и культуры МГИМО Владимиру Легойде, хорошо известному, как главный редактор журнала «Фома», а в последнее время все больше и как председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата. После вступительной части были показаны фрагменты передач из цикла "Разговор на ты". Затем начались вопросы из зала, касавшиеся огромного количества тем, волнующих верующих людей. Усталые, но двольные, гости разошлись, превысив временной регламент не меньше, чем на час.

Константин Дудник

Передачи цикла «Разговор на ты» построены в виде диалога между священником Русской Православной Церкви и мирянином, в котором затрагиваются актуальные вопросы нашего времени и высказываются интересные житейские, а порой и глубокие ответы на поставленные вопросы. В диалоге участвуют протоиерей Павел Великанов и мирянин Владимир Легойда.

В этих передачах озвучиваются такие проблемы, как проявление эгоизма, зависимость людей от различной техники и все более нарастающий культ потребления. С этими проблемами большинство людей сталкиваются в повседневной жизни, но зачастую не имеют четкой собственной позиции по отношению к ним.

Поэтому для большинства как людей светских, так и xристиан, будет полезен доступный и понятный взгляд Церкви на эти и другие вопросы нашего общества на сегодняшний день.

Тем, кого заинтересовал данный цикл передач, предлагаю его к просмотру.

Эгоизм: http://www.bogoslov.ru/text/4795105.html
Вера в прогресс: http://www.bogoslov.ru/text/4862811.html
Техномания: http://www.bogoslov.ru/text/4796192.html
Культ потребления: http://www.bogoslov.ru/text/4804470.html
Пожиратели времени: http://www.bogoslov.ru/text/4818899.html
Отношения полов: http://www.bogoslov.ru/text/4843320.html
Ритуал в современном мире: http://www.bogoslov.ru/text/4855925.html

Таисия Фирсова

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Журналист Ольга Андреева. Протоиерей Павел Великанов
Открытый разговор журналиста и священника

Предисловие

Предложение от издательства «Никея» взяться за книгу бесед с отцом Павлом Великановым настигло меня, как звук пожарной сирены – неожиданно и настойчиво напоминая: у тебя тоже есть дом и он тоже может сгореть. Конечно, я согласилась. Я всегда принадлежала к числу того аморфного в религиозном отношении большинства, которое, не сомневаясь в Божественном бытии, сомневается в необходимости воцерковления. Вопросы веры всегда оставались для меня смутно и не до конца оформленными. Есть некая высшая форма добра и справделивости, есть христианская культура, есть красота, чей смысл проникнут Божественным присутствием, но все это всегда было личным, интимным, теплым, сопротивляющимся любому обобществлению. На другом полюсе этого личного тепла стояла Церковь – институт внутри социума, странный, противоречивый, наполненный людьми, чьи глаза горят тусклым огнем фанатизма. Разговор с человеком, всецело принадлежащим как раз второй части религиозной загадки, был вызовом. Как журналист-репортажник я много ездила по стране. Я видела народ, находящийся в двусмысленном положении голодного, который не верит, что вот эти яблоки в церковном саду можно есть. Я видела вдохновленную православием интеллигенцию, живущую в непрерывном подвиге духа. Видела батюшек, которые все ответы знали заранее и предпочитали отвечать еще до того, как задан вопрос. И я не могу сказать, что весь этот опыт приводил меня именно в Церковь. К Богу – да. Но не в Церковь. Потому что единственное, что я, как человек светский, сочла бы убедительным для себя, – это вера как форма жизни, простая и естественная, как дыхание. Я капризничала и топала ножкой: хочу такую Церковь, которая будет нам всем по размеру, по климату, по душе. Теплая, пушистая, ласковая. Но такой церкви не было. А Бог, требующий постоянного усилия, неотвратимо превращал любую попытку диалога в скорбное молчание.

В результате духовный опыт светского человека превращался в одинокий и отчаянный подвиг разведчика на территории, где под любым кустом могла быть спрятана мина, а любой друг мог оказаться предателем. Спросить было не у кого. Возможно, я плохо пыталась, но Церковь всегда производила на меня впечатление организации, которая мало общалась с людьми по ту сторону храмовых стен. Человеческих разговоров, имеющих в виду не просвещение темных, не спор и не взаимную конкуренцию интеллектов, а простой обмен вопросами и ответами, вокруг как-то не происходило. Не было такой традиции и не было таких намерений, причем с обеих сторон. Светские вопросы оставались без ответа, а проповедь обращалась к своим, тем, кто уже внутри храма. Тем, кто снаружи, оставалось, как мне, читать Библию и книги по философии и селф-психологии.

В свою первую поездку в Сергиев Посад я отправилась с внутренним трепетом и всеми возможными подозрениями. Я боялась увидеть заранее отформатированное сознание, которое знает ответы на все вопросы. Я боялась деклараций и той монополии на истину, которая так от истины отвращает. Человек, которого я увидела, не страдал ни тем, ни другим. Он был живой. То есть не знал ответов на вопросы, а сам честно искал их. Наш диалог строился и развивался не всегда предсказуемо. Я обнаруживала странное несовпадение интересов. То, что казалось непомерно важным мне, человеку из мира, казалось простым и давно решенным отцу Павлу, человеку из Церкви. То, что казалось мне простым и очевидным, казалось загадочным отцу Павлу. Немного приглядевшись и прислушавшись, я поняла одну важную вещь. Мы оба располагали совершенно разными технологиями извлечения смысла из феноменов реальности. Мы вообще по-разному видели эту реальность. Для меня эта реальность была реальностью – окончательной и бесповоротной, больной, а потому нуждающейся в сильнодействующих лекарствах, сострадании и обезболивании. Для отца Павла реальность была не объективна и не конечна. Она находилась в пути, в бесконечном движении в сторону изменения собственных базовых онтологических оснований. Церковь в этом движении играла роль не врача, а штурмана, главного держателя курса, хранителя карт, астролябий и компасов.

Мы не спорили с отцом Павлом. Мы просто говорили о своем опыте и сообщали друг другу выводы из наблюдений. Я смею надеяться, что обе стороны были предельно искренни в своих вопросах и ответах. Более того, я смею надеяться, что мы не сказали ничего такого, что могло бы претендовать на истину в конечной инстанции. Мы никого не научили жить и никому не выдали карту личного жизненного маршрута. Я очень надеюсь, что этого не произошло. Мы сделали другое. Наш разговор демонстрирует опыт размышления об истине, ее поиска и возможности личных открытий на этом пути. Мне кажется, мы наглядно доказали, что разговор мира и Церкви возможен и необходим. Что если оба участника этого разговора готовы услышать друг друга, результат будет достигнут, даже если он окажется совсем не таким, каким вы его планировали. Потому что, как известно, правда – это всего лишь то, что ты в нее вкладываешь. Не более, но и не менее того.

Ольга Андреева,

журнал «Русский репортер»

Начало. Две старушки

Ольга Андреева. Люди приходят к вере такими разными путями, что иногда кажется – никаких рецептов нет. Любая дорога ведет в Рим или наоборот – ни одна дорога туда не ведет. Можно ли начать с вашего личного опыта поиска веры? Откуда и как появилась ваша вера?

Протоиерей Павел Великанов. Это долгий рассказ.

Ольга Андреева. Отлично! Мне кажется, у меня есть шанс услышать интересную историю. У вас умные глаза, люди с такими глазами часто уходят в буддизм или индуизм, например. А вас почему-то туда не занесло…

Протоиерей Павел Великанов. Носило.

Ольга Андреева. Расскажите!

Протоиерей Павел Великанов. Наверно, надо начать с родителей. Любой человек всегда является заложником той среды, в которой он родился, в которой он воспитывался. Он является заложником и тех ценностей, которые ему прививались с детства. Речь идет прежде всего о тех ценностях, которые прививались даже не словами, а образом жизни и делами.

История моей семьи во многом типична для русских людей двадцатого века. Семья формировалась на границах глубинных социальных и мировоззренческих разломов, как и многие семьи наших соотечественников. Например, родители моей мамы. С одной стороны – красногвардейцы-большевики, с другой стороны – офицеры царской армии. Мои предки по линии отца были зажиточными крестьянами, которых раскулачили и отправили в ссылку, в Казахстан. Мой дед по линии отца оказался в Карлаге1
Карлаг (Карагандинский исправительно-трудовой лагерь) – один из крупнейших лагерей в 1930–1959 годах в системе ГУЛАГа НКВД СССР.

И соответственно жизнь его сына, то есть моего отца, была связана с проблемой физического выживания в этих нечеловеческих условиях.

Ольга Андреева. Ваш отец родился в Карлаге?

Протоиерей Павел Великанов. Нет, он родился на хуторе Шакино, в Кумылженском районе, на Дону. Он из рода донских казаков. Но еще во младенчестве он был лишен абсолютно всего. Но не будем эту тему развивать, потому что это нас уведет в сторону.

Я хочу сказать о другом. О Боге, о религии я в своей семье никогда не слышал ни слова. Но почему я не слышал ни слова? Все это тоже было очень непросто. Мать об этом ничего не говорила, потому что выросла в советской среде, была воспитана в культурной интеллигентной семье, где говорить о Божественном было не принято, получила высшее образование. Ее мама, то есть моя бабушка, была врачом; дедушка был военным инженером. И все то, что было связано с религией, с церковностью и вообще с темой Бога, – все это не предполагалось в лексиконе обычного номенклатурного советского работника.

При этом никто из моих родственников никогда не состоял в коммунистической партии. Это тоже особенность семьи. Они принципиально не состояли в партии, но и тему Бога не затрагивали. Наша семья жила совершенно нормальной, обычной советской жизнью, из которой по определению должно было быть изъято все, что связано с идеологически несоветскими вопросами. Прежде всего – все связанное с религиозностью. Отец никогда не говорил о религии. Даже если спонтанно в обычном разговоре возникали какие-то вопросы, он либо отмалчивался, либо говорил: «Когда вырастешь, сам все поймешь». И на этом ставилась большая жирная точка, разговор дальше никогда не заходил.

Впрочем, сказать, что о Церкви вообще не было никакого представления, тоже нельзя. В моем детстве было два примера религиозности – две пожилые женщины… Они были носителями той самой церковности, религиозности, к которой в нашей семье относились, скажем так, несколько покровительственно-свысока. Одна из них была моя тетка, старшая сестра моего отца, а вторая – соседка по лестничной площадке, совершенно неграмотная бабулька. Именно в отношении нее, этой неграмотной бабульки, наверное, можно сказать, что это был мой первый опыт прикосновения к религиозности. Неосознанный, но глубинный опыт. Вообще у меня такое ощущение, знаете, совершенно иррациональное, что в конечном счете я оказался в лоне Православной Церкви, стал священником именно благодаря вот этой бабушке, которую все звали Андреевна. По документам – Клавдия Андреевна, но окружающие даже по имени-то ее не называли, понимаете?! И вот мне кажется, что она меня просто вымолила.

Мы довольно много с ней общались, я ей читал какие-то книжки. Она ведь даже не умела читать, была безграмотной, но при этом церковной. Дома у нее были иконы, она знала какие-то молитвы и всегда молилась, постилась, иногда ходила в храм, была глубоко воцерковленной женщиной. Я помню, что у нее был сын, может, еще были дети. И все они, конечно, были простыми советскими людьми и абсолютно нецерковными. Но, вспоминая о ней как о человеке, с которым я проводил дни своего детства, я могу сказать, что в этой женщине была внутренняя установка, выводящая за пределы этой жизни. Ее основные ценности находились за пределами этого временного бытия. Это ощущалось не на уровне слов, да она ничего такого и не говорила. Просто по ней было видно, что она живет предвкушением другой жизни… И поэтому ей, в общем-то, не важно, как здесь жить: в комфорте, не в комфорте, что есть, что пить, во что одеться. То есть тема «качества жизни», о которой мы столь много заботимся сегодня, для нее просто не существовала. Более того, мне кажется, что ей было бы даже лучше, спокойнее существовать в каком-то дискомфорте, в условиях нехватки чего-то жизненно важного. Ее комната была очень аскетична, не было никакого «хламовника», который характерен для многих пожилых, живших в бедности и поэтому бережно относившихся к любой, даже ненужной, вещи. Для нее аскетизм был неким путем, неким способом реализации заповеди Божией и условием ее спасения.

Вот у Виктора Франкла 2
Виктор Эмиль Франкл (нем. Viktor Emil Frankl; 1905–1997) – австрийский психиатр, психолог и невролог, создатель логотерапии – метода экзистенциального психоанализа; бывший узник нацистского концентрационного лагеря.

Есть такие замечательные слова: «Если человек знает, зачем жить, он может вынести почти любое как». Эта мысль очень хорошо отражает то, что осознанно или неосознанно присутствовало в моей Андреевне. Она как раз и была именно таким человеком, который знал, зачем жить. И это при том, что она находилась в советской, крайне агрессивной, совершенно антирелигиозной среде! Она была маргиналом, изгоем, она была никем – просто жалкой старухой Андреевной. Которая просто живет рядом, у которой даже имени нет, и никому не интересно – что она, где она, как там она. Но при этом она в конце концов оказалась сильнее… Как бы это сказать? Да, она оказалась сильнее – вот эта самая безликая Андреевна! Ведь я даже ее лица не помню. Не помню ее лица! Просто совершенно не помню. Ну, что-то смутное вспоминается – сухонькая бабулька. Она даже приготовить что-нибудь вкусненькое, что дети обычно любят, не умела. Она просто приходила, сидела со мной, особо и не разговаривала, потом слушала, что я ей читал. Я даже не помню, о чем мы могли разговаривать. Все это было давно, еще до школы. Но что-то от нее исходило такое, чего не было больше ни в ком. При всей внешней никчемности в ней не чувствовалось внутреннего дискомфорта, надрыва, несчастья. Она просто жила той жизнью, которая ей была дана!

А другая женщина, тетка моя, тетя Нюра, была совершенно иной. У тети было полное имя, четко обозначенное место в жизни. Она была простой русской женщиной, у которой не было детей, хотя она когда-то была замужем, но замуж она вышла уже в пожилом возрасте, я так понимаю, поэтому и детей у нее не было. Мы видели, что она была самым близким и дорогим человеком для моего отца, и это при том, что у нее был крайне сложный характер донской казачки. Она была очень сильной. Такая, знаете, сильная русская баба, которая может и треснуть, когда надо, и пойти наперекор всему. И жить десятилетиями в полном одиночестве, содержать хозяйство, возделывать огород, ремонтировать дом. И в то же самое время она явно была очень религиозным человеком.

Ее религиозность была иной, совсем не такой, как у Андреевны. Она очень редко ходила в храм – ну, может, на Пасху, на Рождество, на Крещение. И, видимо, ее такой ритм вполне устраивал, иного было не нужно, и никакого греха тут она не видела. Я бы сказал, что это была такая природная религиозность, окрашенная в церковные тона, но как бы недовоцерковленная. Это были какие-то остатки того религиозного уклада жизни, который некогда обязательно присутствовал у большинства жителей России, но внутри он уже был сильно разрушен и изъеден содержательно. То есть это то самое состояние, о котором однажды очень хорошо сказал святитель Игнатий Брянчанинов. Он сказал, что наше монашество подобно огромному многовековому дубу, который производит впечатление мощи, устойчивости и незыблемости, но изнутри насквозь прогнил, и достаточно несильного урагана для того, чтобы все это огромное дерево упало и развалилось на куски. Это было сказано еще в середине девятнадцатого века, когда, казалось бы, еще ничто не предвещало разгула атеизма!

Вот мне кажется, что религиозность тети Нюры как раз и была одним из кусков этого развалившегося дерева, который, тем не менее, все еще сохранял некую идентичность. По нему еще можно представить, к какому виду дерева относился этот кусок коры или ствола, но, конечно, он был не более чем куском.

Потом, когда я уже стал более или менее воцерковленным человеком, для тети Нюры было огромным счастьем, что я решил пойти по такому пути. Хотя она и в храм-то ходила крайне редко! Я не помню, чтобы она читала Евангелие, хотя Евангелие у нее было. Я не помню, чтобы она регулярно молилась, хотя иконы у нее везде висели. У нее был крестик, все внешние атрибуты веры, но она не особо часто использовала их. Вера была внутренняя, вера в ее понимании существовала как старый уклад, как общее положение вещей, форма жизни. И странным образом это принималось и уважалось даже в нашей советской семье.

Кстати, хочу сказать, что никто из нас – а нас у мамы было двое, – никто из нас не был крещен. Меня крестили только в семнадцать лет.

Ольга Андреева. Ни Андреевна, ни тетя Нюра не привели вас непосредственно в храм?

Протоиерей Павел Великанов. Нет-нет! Обе эти женщины существовали сами по себе, безо всякой прямой связи с храмом, Церковью как таковой. Я не могу сказать, что мы относились к ним как к необразованным глупым бесполезным старухам. Совсем нет. Мы были готовы не то что простить их поведение, не вписанное в официальную культуру, но как бы признать за привычками этих женщин право на существование. Ну, мало ли всяких людей в мире, вот есть и такие в том числе. Но когда на Пасху мы приезжали в гости к тетке и она давала нам освященного кулича, видно было, что к нему относились с каким-то особым благоговением. Его вкушали в первую очередь, а потом уже ели все остальное. То есть обе эти женщины давали возможность пережить прикосновение к чему-то священному…

Ольга Андреева. Скорее к традиции, укладу, нежели к религии как таковой?

Протоиерей Павел Великанов. Да, да! Это действительно был традиционный уклад, в котором чувствовалось присутствие тысячелетнего опыта, но с каким-то новым измерением все-таки. Других касаний священного, религиозного у меня просто не было. Не было ни в литературе, ни в искусстве. Ничего такого не было. Материальная плоскость, и только.

Немножко вечности

Ольга Андреева. Вы говорили в начале нашей беседы, что любой человек является заложником той среды, в которой он воспитывался. Если вокруг ничего не менялось, то как вам открылось новое измерение жизни?

Протоиерей Павел Великанов. Я сейчас говорю с вами и пытаюсь анализировать, откуда все пошло.

Мой отец окончил фельдшерскую школу в 1942 году и поступил в медицинский институт в Алма-Ате. В январе 1943 года был призван в ряды Красной армии и направлен на Дальний Восток, участвовал в боях. Вернулся из армии только в 1946 году. Защитил диссертацию. Его сестра, та самая баба Нюра, жила в Пятигорске, и он решил перебраться поближе к ней, чтобы уже окончательно обосноваться и жить.

Я родился в Алма-Ате, но всю жизнь, до поступления в семинарию, прожил в Кисловодске. Северный Кавказ – это, конечно, место уникальное, там сосредоточены совершенно разные и культурные, и религиозные, и национальные традиции. Достаточно устойчивая художественно-музыкально-поэтически-литературная богема выступала культурным буфером между местным населением и огромным потоком туристов. В Кисловодске, например, всегда был свой хороший симфонический оркестр. Каждую субботу мама водила меня на концерт; я сейчас вожу своих детей на службу, а меня водили на концерты. Мне это нравилось, хотя я не скажу, что в то время был большим поклонником симфонической музыки; но, с другой стороны, а чего не пойти? Мама водила и на театральные представления, балеты, оперы, оперетты – в общем, все по полной программе. Из-за достаточно высокого положения моего отца в городе она была вхожа в круг этой местной творческой интеллигенции, и где-то там рядышком я, естественно, тоже притирался.

Еще один важный момент – я учился в самой лучшей, образцово-показательной школе Кисловодска, с углубленным изучением английского языка, в которой преподавала моя мама. Она закончила химический факультет Казахского университета в Алма-Ате. Как и отец, защитила кандидатскую диссертацию. Но поскольку в Кисловодске работы по ее профилю не было, она пошла работать в школу учителем. Преподавала химию. Это тоже накладывало определенный отпечаток на мою жизнь. Непросто ребенку учиться в школе, когда его мама там учитель. Вот…

Ольга Андреева. А вы были отличником? Лучшим учеником?

Протоиерей Павел Великанов. Я был не то чтобы лучший среди лучших в школе; я был среди лучших учеников в своем классе. И закончил школу с медалью. С серебряной, правда. Получил четверки по русскому и по литературе. И вот однажды мы отправились в поездку в другую образцово-показательную школу, в Ульяновске, – в то время еще практиковались такие турне с несколькими лучшими учениками. Эта школа имени Ленина была какая-то просто супершкола, с бассейном, зимним садом, компьютерным классом и так далее, что в советское время, вы понимаете, было просто фантастикой. Такая «школа мечты» была. Нас поселили в какой-то вполне приличной гостинице. И вот как-то вечером мы с одноклассниками собрались в чьем-то номере, сидели, разговаривали, и в разговоре вдруг возникла тема вечности и бесконечности.

Ольга Андреева. Это какой класс был?

Протоиерей Павел Великанов. Наверное, восьмой или девятый. Не могу вспомнить, почему вдруг возникла эта тема. Я думаю, что это был такой первый контакт с вечностью, которая входит в твою жизнь и вдруг заставляет задумываться над теми вопросами, над которыми ты никогда не задумывался. В чем заключалась проблема? В том, что, оказывается, есть такие понятия, которые приводят к внутреннему диссонансу, понятия, которые ты не можешь вместить. И это рождало очень странное ощущение. То есть мы знаем, что есть вечность, есть бесконечность, но вместить их в свое сознание никто из нас не может. Мы понимаем, что это есть, но оно не вмещается. При том что все остальное я могу понять более или менее, а вот это не могу – ну никак.

Мы были детьми, воспитанными в рамках жесткого, даже навязчивого диалектического материализма. У нас на каждом уроке физики, химии, вообще на всех предметах – это было особенностью нашей школы – все явления трактовались с позиций диалектического материализма. Везде были стенды с соответствующей наглядной агитацией. То есть у нас была очень сильно идеологически заряженная школа. И вдруг ты понимаешь, что эта, казалось бы, стройная картина мира дает не то чтобы трещину в фундаменте… Ты понимаешь, что есть какая-то глубинная трещина, которая просто сверху прикрыта, но ты пальцем ткнул, а там вообще ничего нет.

Уже вернувшись из этой поездки, я задал вопрос преподавателю философского кружка: что такое бесконечность? И меня тогда очень удивил ответ. Преподаватель сказал примерно так: «Да, есть вопросы, на которые ответа нет. Зачем вообще над ними задумываться?» И вот это у меня отложилось, застряло в сознании. Я тогда четко понял, что да, действительно есть некое измерение жизни, которое не укладывается в стройную схему советского диалектического материализма.

Было и второе недоумение у меня, связанное с вопросом, который кто-то задал нашей преподавательнице по истории: «А есть ли у нас в городе церковь?» Она тогда ответила: «Да, есть, можете туда сходить в любой день. Только на Пасху не ходите туда. Не надо на Пасху ходить». И мы так удивились! Подождите! Стоп! Если Бога нет, если все это пустое, предрассудки, переживания необразованных глупых бабушек, почему в Пасху-то нельзя приходить? Какая разница? Тут она засмущалась каким-то совершенно непонятным для нас образом: «Ну, я вас прошу, не надо на Пасху туда ходить». А для молодого человека все подобные запреты лишь еще больше будоражили интерес и вызывали новые вопросы.

Ольга Андреева. Это какие были годы?

Протоиерей Павел Великанов. Это школа, все еще школа… Я закончил ее в восемьдесят восьмом году. Ну вот, считайте, что это восемьдесят пятый, может, восемьдесят шестой.

19 февраля 2016 года протоиерей Павел Великанов, Владимир Романович Легойда и диакон Анатолий Колот представили Северной столице проект «РАЗГОВОР НА ТЫ» и пообщались с аудиторией на различные темы: от вопросов духовно-нравственной проблематики до международных и церковно-политических отношений.

Мероприятие прошло по благословению ректора Санкт-Петербургской Духовной Академии архиепископа Амвросия. Встреча вызвала у целевой аудитории неподдельный интерес: Актовый зал Академии не смог вместить всех желающих, а само мероприятие продлилось на час больше запланированного времени.

Участие в разговоре приняли студенты вузов Санкт-Петербурга, курсанты Военно-медицинской Академии им. Кирова, учащиеся всех отделений Санкт-Петербургской Духовной Академии, духовенство из клириков и гостей Санкт-Петербургской епархии, жители Санкт-Петербурга, представители СМИ. Почетным гостем встречи стал журналист и автор программы «Нужное подчеркнуть» телеканала Санкт-Петербург Валерий Татаров.

Встречу открыл ректор Духовной Академии архиепископ Амвросий, представив гостей Северной столицы – создателей и участников популярного социально-просветительского проекта «Разговор на ты»: протоиерея Павла Великанова, доцента Московской духовной академии, Главного редактора портала Богослов.RU, председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата, главного редактора журнала «Фома» Владимира Романовича Легойду и руководителя проекта диакона Анатолия Колота.

Протоиерей Павел и Владимир Легойда рассказали о проекте, после чего аудитории был представлен один из короткометражных фильмов, посвященный проблеме эгоизма и раскрывающий подлинный смысл евангельских слов «Возлюби ближнего своего как самого себя» (Мф. 22: 39).

«Разговор на ты» – это создание и широкое благотворительное распространение профессионального видео-контента современного формата, представляющего цикл короткометражных передач, в которых происходит живой, неформальный разговор светского человека со священнослужителем – «разговор на ты», затрагивающий наиболее острые социальные вопросы, интересующие широкие слои общества.

В контексте рассмотрения этих вопросов выбранный формат позволяет ненавязчивое продвижение традиционных духовных ценностей при отсутствии морализаторства или менторского тона. Вторая часть проекта предполагает проведение лекционной работы в городах Федерального значения России – продолжение «разговора на ты» с героем передачи, только в живом формате.

После презентации фильма протоиерей Павел и Владимир Легойда отвечали на вопросы участников встречи. Были затронуты самые широкие темы: от вопросов духовно-нравственных ценностей, семьи и брака, духовной жизни до проблем, связанных с информационной перенасыщенностью жизни современного человека.

Не обошлось без обсуждения встречи Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с Папой Римским Франциском. Владимир Романович, комментируя это историческое событие, особо подчеркнул, что на встрече не затрагивались никакие вопросы, связанные с вероучением. Главная цель – привлечь внимание широкой общественности и политических лидеров к проблеме гонений на христиан по всему миру, а также подчеркнуть сотрудничество в деле сохранения и распространения традиционных ценностей.

Много внимания участники встречи уделили вопросам личной религиозности человека, в частности его отношениям с Богом. Протоиерей Павел подчеркнул, что эти отношения начинаются с момента встречи с Богом, как с Личностью, и строятся на вере, которая не должна основываться лишь на эмоциях и переживаниях, но должна осознаваться как риск в выборе пути, которому человек намеревается следовать до самого конца во что бы то ни стало.

В вопросах семьи и брака протоиерей Павел обратил внимание слушателей на то что они должны основываться на решительном отказе обеих сторон от собственного эгоизма. Семейная жизнь – очень нелегкое дело, требующее самоотдачи и жертвенности. В этом случае заранее обречены на неудачу те, кто стремятся получить от брака только удовлетворение своего желания личного счастья.

На встрече были обсуждены и многие другие вопросы. Восторженные аплодисменты аудитории вызвал вопрос, заданный маленьким гостем встречи по актуальной для детства проблеме: о чем взрослые могут говорить детям, а о чем нет.

В заключение мероприятия всем участникам встречи были подарены диски с записями программ «РАЗГОВОР НА ТЫ».

Участники «РАЗГОВОРа» поделились впечатлениями с пресс-службой Духовной Академии и высказали свои пожелания:

Тамара Авдеева, студентка Санкт-Петербургского техникума библиотечных и информационных технологий:

«Я узнала о мероприятии из СМИ. Мне очень понравилась формулировка темы «Разговор на «Ты». Это прямое обращение к человеку, которое располагает к себе. И в целом, мне было очень интересно просто прийти сюда. Впечатления самые доброжелательные. Хочется, чтобы таких встреч было как можно больше в Духовной Академии, побольше гостей и интерактива. В наше время очень актуально говорить с молодежью о Православии».

Евдокия Гомзяк, студентка 5 курса Медицинского Университета им. академика Павлова:

«Приглашение на встречу увидела на сайте Академии. Я не была знакома с медийным творчеством Владимира Легойды, но сама постановка темы – «Разговор на ты», снимает некоторые рамки. Когда идешь на встречу в таком формате, то с большой вероятностью надеешься ответить на интересующие тебя вопросы и по итогам вечера я поняла, что пришла сюда не зря, и время прошло не впустую. Понравилось то, что Владимир Легойда отвечал на все, в том числе и неудобные вопросы, также было очень интересно услышать ответы на вопросы, которые задавали ребята. К сожалению, свой вопрос задать не успела. Надеюсь, что таких встреч в Духовной Академии будет проходить больше».

Владислав Капитонов, студент 2 курса Санкт-Петербургской Духовной Академии:

«Буду откровенен, встреча оставила смешанные впечатления. Манера ответов Владимира Романовича, весьма дипломатичных, но не достаточно прямых, контрастировала с тем, как отвечал на вопросы протоиерей Павел Великанов. В остальном встреча оставила хорошие впечатления. Особенно запомнились размышления об эгоизме и любви из показанного на презентации одного из выпусков проекта. На мой взгляд, высказанные там мысли заслуживают того, чтобы их обдумать и посмотреть, насколько твоя собственная жизнь соответствует озвученным ориентирам».

Пресс-служба СПбДА

Опубликовано 20.02.2016 |

Что сегодня считают любовью? В лучшем случае глубокое чувство, которое охватывает человека, своего рода эмоциональный подъем, или всплеск. Но чувства - ах, как же они обманчивы и непостоянны!

Представляешь, вчера вечером - звонок в дверь. Смотрю - какой-то молодой человек. На бандита не похож. Открываю. Он улыбается во весь рот, и говорит: «А вы знаете, что вас любит Бог?!» Оказалось, из какой-то американской секты, литературу разносит, зазывает на собрания. Всё очень мило, с улыбкой, с упреждением, ласково так, обходительно, в галстучке такой. Только на что он рассчитывал? что я в истерике упаду на пол, начну биться и кричать: «О, мой Бог, Ты меня любишь! О! Я изнемогаю! О! Я не знал об этом! Спасибо!!!» Чудаки, ей-Богу! Их бы к нашей бабе Дусе, которая в храме убирается, она их пластмассовую улыбочку вмиг бы стерла. Эта бабка-то церемониться не любит, и тряпкой огреть может... Никогда не забуду, как я с ней познакомился. Тогда мне еще всё равно было - что Христос, что Будда, что Магомет, всё одно: религиозных философов начитался, и смотрел свысока на попов и верующих старух. Как сейчас помню: иду после Университета, сессию только что сдал, душа поёт, дай, думаю, в храм зайду. Служба давно кончилась, веревка висит: «Храм закрыт на уборку». Смотрю - бабка старая, такая классическая, морщинистая, вся скукоженная, пол моет. И в храме никого больше нет. А ну-ка, бабуся, сейчас с тобой филолог побеседует на предмет твоей веры!

Бабушка, а можно вас?
- Что, не видишь, храм закрыт! Пол пятого приходи, откроют!
- Да я, собственно, только спросить хотел...
- Вот тогда и спросишь.
- А вот если вам сейчас за Христа смерть пришлось принять, а?

И тут вдруг эта старая карга резко выпрямляется, швыряет тряпку на пол - и буквально выкрикивает:
- Да с радостью!..

Когда она поняла, что я над ней просто прикалываюсь, она заплакала. Стыдно мне стало, впервые стало так стыдно, казалось, будто со всех сторон меня обступили осуждающие лики святых: храм стал таким огромным, и я просто не знал, куда деться. Словно родной матери в лицо плюнул. Тогда-то я и понял, что любовь разная бывает. И в этой, вроде бы совершенно никчемной старухе, в сердце была такая готовность куда угодно идти за Христом, что ничего не было жалко - даже самой жизни. Ей уже всё равно, что о ней думают - что она резкая, даже грубая, неразговорчивая, - ей лишь бы чистую совесть перед Богом иметь.

Конечно, сейчас о такой любви даже и речи не идет. Помнится, Саша Черный издевался:

Любовь должна быть счастливой -
Это право любви.
Любовь должна быть красивой -
Это мудрость любви.
Где ты видел такую любовь?
У господ писарей генерального штаба?
На эстраде, где бритый тенор,
Прижимая к манишке перчатку,
Взбивает сладкие сливки
Из любви, соловья и луны?

Что сегодня считают любовью? В лучшем случае глубокое чувство, которое охватывает человека, своего рода эмоциональный подъем, или всплеск. Но чувства - ах, как же они обманчивы и непостоянны! И если великое, грандиозное здание любви строить только на чувствах - то же, что строить на песке. Ведь всё равно придет непогода, да и чувства меняются, их невозможно законсервировать - и смотришь с болью, как то здесь, то там дают крен, ломаются судьбы и рушится любовь, казавшаяся крепкой, как камень. Ведь даже ученики Христа, искренне Ему преданные, не выдержали, когда увидели Его умирающим на Кресте! Человеческое, всё это слишком человеческое непостоянство. Мало кто задумывается над тем, как возделывается почва для любви. Думают, что она должна с неба свалиться, просто так, приветом от деда Мороза, без всякого труда сделать счастливым. Словно наркотик - укололся - и счастлив. Правда, ненадолго. И цена расплаты несоизмеримо высока: за краткие минуты кайфа жизнью платить придется. Так и получается сплошь и рядом - поигрались любовью, потешились, разбежались. Только душа вся в ожогах да шрамах от этих игр - с огнем ведь играют...

Раньше-то это знали, и неспроста считалась телесная и душевная чистота главным залогом счастья. Ведь землю души надо с младенчества возделывать, выпалывать сорняки страстей, убирать камни грехов, удобрять делами, чтобы было, куда проростать семенам любви. Ведь любовь - не чувство, а само состояние души: в ком живет любовь, тот всё по любви делать будет, и своим, и чужим. А то завалят душу всяким хламом забот и претензий друг ко другу, и удивляются: куда это любовь ушла? Приветливость стала лицемерием, ум превратился в лукавство, справедливость стала жестокостью, а власть оказалась насилием. Да была ли она вообще, эта загадочная и неуловимая любовь?

Да, непопулярны сегодня слова Христовы: «Я завещаю вам любить друг друга, как Я вас возлюбил: через Крест, через смерть, через схождение в самый ад человеческого греха - не останавливаясь ни перед чем, не смущаясь никакой человеческой грязью, подлостью и обманом - не ища ничего своего, никакой выгоды или корысти, отдавая всё, что у тебя есть, даже саму жизнь - лишь бы найти того, кто ждет Меня, ждет Моей руки помощи среди безумия зла и торжества греха». Разве стали мы счастливее, презрев любовь Христову и мучительно тужась родить своё, земное, безбожное счастье?

И вдоволь будет странствий и скитаний
Страна Любви - великая страна
И с рыцарей своих для испытаний
Все строже станет спрашивать она.

__________________________________________
В.Высоцкий