Повстанческое движение (сепаратистов) в ссср. Сепаратизм в ссср: кто хотел отделиться от больше всего

Образование

Советский принцип «каждая нация имеет право на самоопределение» предполагал создание унитарного полиэтнического государства. Однако некоторые нации желали самоопределяться по-своему, в том числе выйдя из состава СССР.

Резать по живому

Деление государства по национальному принципу было новым в мировой истории. На практике, по словам британского историка Эрика Хобсбаума, «коммунистический режим принялся сознательно и целенаправленно создавать этнолингвистические территориальные «национально-административные единицы» там, где прежде они не существовали или где о них никто всерьез не помышлял, например, у мусульман Средней Азии или белорусов».

Один из лидеров революционного движения на Кавказе Степан Шаумян предупреждал Ленина: «Нации настолько смешались друг с другом, что уже нет национальных территорий, в пределах которых можно было бы с легкостью учредить национальные федеративные или автономные области». Однако вождь пролетариата не внял предупреждению и стал по живому нарезать границы даже там, где провести их было невозможно.

Получив определенную свободу главы национально-территориальных образований стали задумываться о большей автономии вплоть до обретения государственного суверенитета. В некоторых регионах страны это вылилось в обострение внутриполитических и межнациональных отношений.

С особенной силой сепаратистские настроения разгорелись во время Великой Отечественной войны, прежде всего это коснулось таких полиэтнических регионов как Кавказ, Прибалтика и Западная Украина. Отголоски сепаратизма также прокатились по Якутской АССР и Ямало-Ненецкому автономному округу. Существуют сведения о восстаниях якутов и ненцев, которые подавлялись, в том числе и с помощью авиации.

После окончания войны вплоть до перестройки «независимцы» себя практически никак не проявляли и только с наступлением гласности, когда центральные власти позволили регионам определенные свободы, сепаратизм пошел в наступление.

Сибирь

История сибирского сепаратизма берет начало в 1860-е годы, когда жаждущие независимости сибиряки опубликовали прокламацию, в которой заявили, что «Особая территория требует самостоятельности Сибири, и она должна отделиться от России».

В декабре 1917 года, не желая укрепления позиции большевиков, сторонники сибирской автономии – областники – проводят чрезвычайный съезд в Томске, на котором принимают решение о создании самостоятельного органа власти – Временного сибирского правительства (ВСП). А в 1918 году получивший широкие полномочия ВСП издает «Декларацию о государственной самостоятельности Сибири».

Впрочем, уже к середине 1918 года областники теряют свои позиции и сходят с политической арены, несмотря на отчаянные призывы радикалов поднять против большевиков оружие. Новосибирский историк М. В. Шиловский замечет, что к этому все и шло. С его слов, областничеству не удалось создать эффективную программу действий, не предложили они никаких конкретных путей выхода региона из сложившегося политического и социального кризиса.

Кавказ

С установлением Советской власти на Кавказе в горных районах Чечни, Дагестана и Карачаево-Черкесии начинается активное вооруженное сопротивление, одним из организаторов которого был внук имама Шамиля – Саид-бей. По мнению историков, этот мятеж во многом реанимировал цели и задачи Кавказской войны XIX века.

Помимо собственно кавказской составляющей освободительная борьба способствовала вызреванию идеологии пантюркизма, обосновывающей единство всех тюркских народов и необходимость их сплочения в так называемом государстве «Великий Туран», простирающемся от Балкан до Сибири.

Впрочем, наполеоновские планы быстро сузились до идеи отделения от Советской России исключительно Кавказа. Однако эта борьба имела далеко идущие последствия: продолжаясь вплоть до начала войны, она трансформировалась в деятельность профашистских бандформирований.

Согласно данным ОГПУ, с 1920 по 1941 год только на территории Чечено-Ингушетии произошло 12 вооруженных восстаний, в которых участвовало от 500 до 5000 боевиков. Еще 3 крупных антисоветских выступления удалось предотвратить благодаря оперативной работе органов ЧК.

Как правило, бандами руководили бывшие партработники из местных органов власти. К примеру, в начале 1942 года в Шатое и Итум-Кале мятеж поднял бывший прокурор Чечено-Ингушетии Майрбек Шерипов. Вместе с отрядами коллаборациониста Хасана Исраилова он организовал объединенный штаб и повстанческое правительство. В своем воззвании к народам Кавказа сепаратисты призывали встречать германские войска как гостей, взамен рассчитывая получить от оккупантов признание независимости Кавказа.

К концу 1944 года силами НКВД было разгромлено почти 200 банд, существовавших на территориях Чечено-Ингушетии. Отдельные боестолкновения продолжались вплоть до 1957 года, когда депортированные чеченцы и ингуши вернулись домой.

Туркестан

В начале 1920-х идеология пантюркизма охватила и Советский Туркестан, стимулировав такое антисоветское движение как басмачество. Лидер турецкой националистической организации «Тешкиляти Махсуса» Энвер-паша, возглавлявший басмачество, всерьез рассчитывал реализовать «стратегию Турана» под началом Стамбула. Однако его мечтам объединить в одно государство Турцию, Кавказ, Иран, Туркестан, Поволжье и Крым не суждено было сбыться. Не удалось воплотить в жизнь и идею свободного Туркестана. Практически все очаги басмачества были ликвидированы к 1932 году.

Прибалтика

Сепаратистские силы проснулись в Прибалтике в ходе ее освобождения от гитлеровских войск. Летом 1944 года вслед за войсками 3-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов на территорию Литвы вступили соединения НКВД. Их задачей была очистка прифронтовой полосы от оставшихся там солдат вермахта, пособников нацистов, дезертиров, мародеров и антисоветских элементов.

Наиболее серьезное сопротивление советским пограничникам оказала Литовская освободительная армия, которой руководил Верховный комитет освобождения Литвы. Эта организация существовала в подполье с момента вхождения Литвы с состав СССР, а теперь, воспользовавшись благоприятным моментом, натравливала литовцев на промосковских активистов и представителей советской власти.

Борьба против сепаратистов продолжалась вплоть до 1956 года. Интересно, что помимо ведения боевых действий Берия предлагал выселять семьи главарей антисоветского подполья в лесозаготовительные районы Пермской и Свердловской областей. Однако эта мера не понадобилась.

Украина

Украинский сепаратизм активизировался буквально сразу после вхождения в состав УССР Галиции, Буковины и Закарпатья. На борьбе с Советами специализировалась «Организация украинских националистов» (ОУН), декларировавшая свою главную цель как «национальное освобождение украинского народа и создание независимого украинского государства».

В своих геополитических аппетитах ОУНовцы не уступали сторонникам «Великого Турана». Их мечта – «суверенная соборная украинская держава», которая должна была простираться от Карпатских гор до Волги и от предгорий Кавказа до верховий Днепра.

Что не удалось с литовцами, то проделали с украинскими националистами. С 1947 года началось активное выселение руководителей повстанческих отрядов, а также членов их семей в отдаленные районы страны. За два года было перемещено более 100 тысяч человек.

Парад суверенитетов

В конце перестройки именно места сепаратистских разломов – Прибалтика и Кавказ – начали трещать в первую очередь. Горбачев слишком затянул с решением национального вопроса. Пленум состоялся в сентябре 1989 года, но республиканские элиты уже взяли старт. Любопытно, что первой о своей самостоятельности заявила Нахичеванская АССР – так она отреагировала на силовое подавление политической оппозиции в Баку.

До августовского путча на путь независимости встали Прибалтийские республики, Молдавия, Грузия и Армения. Последней от СССР 15 декабря 1990 года откололась Киргизия. Отголоски парада суверенитетов отозвались и в Поволжье. Однако деятельность националистической партии «Иттифак», агитировавшей за независимость Татарстана, была вовремя пресечена.

По этой же теме:

Сепаратизм в Советском Союзе: кто больше всего хотел отделиться

Разные по темпераментам Кавказ и Прибалтика стали в 1989-1990 годы

первыми полюсами национальной напряженности на необъятном политическом

пространстве перестройки. Как это свойственно любым империям (идеологическая

империя, в которую из колониальной Российской превратился Советский Союз, в

этом смысле не стала исключением), окраины "пробудились" раньше, чем Центр.

Пока Горбачев был занят тем, что тормошил своими призывами перестроиться

российскую провинцию и аппаратную глубинку, республиканские элиты взяли

резвый старт.

Народные фронты, возникшие в Прибалтике, как "великий почин" начали

распространяться по всей территории СССР, захватывая вслед за Кавказом

Молдавию, Среднюю Азию, и добрались до Украины, где в декабре 1989-го прошел

съезд Руха. Поскольку изначально их лидеры заявляли о себе как об убежденных

сторонниках и "законных сыновьях" перестройки, Горбачев в немалой степени

под влиянием А.Яковлева, вернувшегося из своей прибалтийской поездки с

успокоительным диагнозом - "идут активные перестроечные процессы", -

относился к ним благодушно и даже поощрительно. "Народные фронты - это не

оппозиция КПСС, - говорил он на Политбюро. - Надо просто идти в них

работать, чтобы не отбросить во враждебный КПСС лагерь. Действовать надо

уверенно, отсекать экстремистов, но не отождествлять с ними большинство,

которое составляет 90 процентов. Куда они денутся? Перебесятся! За нами -

Однако по мере того как "фронтовики" входили во вкус уже не одной

только политической борьбы, но и отвоевывали позиции у государственной

власти, а значит, у Москвы, тональность его высказываний стала меняться.

Особенно после того, как, завоевывая на новых "горбачевских" выборах ведущие

позиции в республиканских парламентах, представители "фронтов" начали

направлении продвигались все те же прибалты. Вскоре со своим решением о

праве вето на союзные законы к ним присоединилась Грузия.

К 1989 году национальный вопрос перебрался в категорию основных

политических приоритетов. Горбачев же, полностью поглощенный бурями,

разыгрывавшимися в новорожденном союзном парламенте и политическим ледоходом

в Восточной Европе, реагировал на потрескивание внешней оболочки Союза с

явным отставанием. Поначалу он решил отделаться переносом на более ранний

срок Пленума ЦК по национальному вопросу, до которого все не доходили руки.

Его провели в сентябре 1989 года, но принятые им решения уже мало кого

интересовали и, главное, почти ни на что не могли повлиять. И хотя формально

вопрос о новом союзном договоре на Пленуме был поставлен, только следующей

весной Горбачев заговорил о необходимости ускорить его разработку, чтобы

"нейтрализовать желание республик уходить из СССР". Будущий Союз виделся ему

разнообразным, позволяющим "держать одних за ошейник, других на коротком,

третьих на длинном поводке". Сам же он активно подключился к этому процессу

только весной 1991 года, когда жить Союзу оставалось всего несколько

И все-таки главное, что просмотрел он в этот период, были не входившие

во вкус республиканские сепаратисты, а пробуждавшаяся и, конечно же,

поощряемая его политическими соперниками с разных флангов идея российского

суверенитета. В принципе Советский Союз смог бы пережить подъем

национального и регионального сепаратизма и даже "отпадение" отдельных плохо

прижившихся "кусков", но только не измену союзной идее со стороны России.

Между тем именно эта, казалось бы, немыслимая перспектива обретала

реальные очертания, став сначала психологическим и только потом уже

политическим отражением обиды миллионов русских за то, что их записали в

"оккупанты" в стране, которую они считали от века своим Отечеством, и в

"колонизаторы" внутри империи, где они ни в чем не чувствовали себя

привилегированной нацией. Да и высказал первым это чувство обиды на

несправедливое отношение к русским не политик, а писатель Валентин Распутин.

Выступая на I Съезде народных депутатов в июне 1989 года, он неожиданно

бросил в лицо представителям республик: "А может, России выйти из состава

Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и

неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления?"* Тогда эти слова

многие, включая Горбачева, восприняли как простительное проявление эмоций

творческого человека, далекого от политики. Разделить традиционную вековую

Россию и Советский Союз, ставший после 17-го года ее законным наследником и,

по существу, просто новой реинкарнацией, казалось попросту невозможным.

Но не прошло и года, как выяснилось, что в ситуации начавшегося распада

прежнего многонационального государства его "титульная нация" - русские,

ощутив и внутри страны, и на мировой арене угрозу своему наследному

великодержавному статусу, начинают превращаться из "имперской нации" в

этническую, "национальную". Привыкнув к положению неоспоримого "старшего

брата", по отношению к которому "младшие братья" в советской семье ведут

себя почтительно и боязливо, русские не могли не реагировать болезненно на

"издержки" подлинного равноправия и тем более на обидные и незаслуженные, по

мнению многих, попытки сведения исторических счетов с Россией со стороны

националов. Этот накапливавшийся в российской народной среде агрессивный

потенциал уязвленного национального самолюбия был достаточно быстро

востребован политиками самой разной ориентации, и прежде всего горбачевскими

конкурентами.

С русской, точнее говоря, российской карты против него практически

одновременно, хотя и с разных сторон, зашли сразу два основных оппонента -

Е.Лигачев и Б.Ельцин. При этом один обвинял в том, что он, попустительствуя

националистам, разваливает Союз и тем самым разрушает историческое наследие

русского народа, пуская на ветер завоевания нескольких поколений советских

людей, обеспеченные их самоотверженным трудом и оплаченные лишениями и

жертвами. Другой, напротив, в том, что генсек-президент недостаточно

решительно рвет с прошлым и цепляется за архаичные структуры

централизованного союзного государства с единственной целью - упрочить свою

личную власть.

"Армию" Лигачева составила партийная номенклатура, убедившаяся в том,

что дальнейшее продвижение по пути горбачевской политреформы, лишив ее

власти и прикрытия государственного силового щита, оставит один на один с

населением, которым она привыкла командовать, но с которым разучилась

разговаривать. Его мстительного гнева она имела все основания бояться.

В "ополчение" Ельцина вошли разбуженные трубами перестройки, но не

привлеченные Горбачевым к процессу перераспределения власти в стране

советские "разночинцы" - журналисты, сотрудники научных институтов,

прославившиеся впоследствии на министерских постах младшие научные

сотрудники, преподаватели политэкономии, истмата и прочие обществоведы, а

также просто активные и инициативные представители творческой интеллигенции

и полулегального бизнеса, которым по разным причинам оказался заказан путь в

номенклатуру. Главными преимуществами этой "легкой конницы" демократов перед

закованными в аппаратные латы партийными "ратниками" были профессиональное

образование, способность к выживанию в любой среде, воспитанная непростой

советской реальностью, и, не в последнюю очередь, возраст. Кроме того, в

отличие от партийных функционеров, терять им было практически нечего,

приобрести же они могли, еще, может быть, того не зная, все.

Помимо синдрома национальной обиды и униженности в собственном доме,

собирала людей вокруг Ельцина, поднявшего флаг защитника российских

интересов, обывательская вера в то, что, избавившись от "нахлебников" в лице

союзных республик, которых не только защищает, но и "кормит и поит" Россия,

она сама сможет за 3-4 года войти в число наиболее развитых, процветающих

наций мира. Эти раздававшиеся им направо и налево обещания в сочетании с

умело эксплуатируемым имиджем чуть ли не репрессированного партийного

"диссидента" и борца с аппаратными привилегиями позволили ему к весне 1990

года стать самой популярной политической фигурой в стране.

Горбачев наконец-то обнаружил зарождавшийся у него в тылу политический

потенциал "русского вопроса". Верный своей методе скольжения вперед на "двух

лыжах", он приурочил к проведению Пленума ЦК по национальной политике

решение о создании Российского бюро в ЦК, которое сам же и возглавил,

надеясь, что в очередной раз, раздвоившись, как Янус, сможет собственноручно

нейтрализовать новые угрозы. Вслед за Ельциным и Лигачевым и он по-своему

использовал "русскую карту": ввел в состав Президентского совета того самого

В.Распутина, который пригрозил выходом России из Советского Союза. Однако,

оставаясь Президентом союзного государства, видевшим свою главную миссию в

его сохранении, он не мог так же успешно, как и в сфере политической

реформы, одновременно исполнять роль Папы и Лютера: с одной стороны,

охранять и оберегать целостность страны, а с другой - провоцировать русский

национализм (даже в таком номенклатурном виде) в популистских, то есть

разрушительных для Союза целях, как это делали его оппоненты.

Острая борьба за то, кому, в конце концов, удастся завладеть

"российским плацдармом" - главной стратегической позицией, с которой

открывались отличные возможности для обстрела союзного центра и "виды на

Кремль", - развернулась на I Съезде народных депутатов РСФСР вокруг

кандидатуры Председателя Верховного Совета. Из двух фаворитов - Ивана

Полозкова и Бориса Ельцина - Горбачев сделал открытую ставку на первого не

потому, что тот был действительно его креатурой: он справедливо видел в этом

ортодоксальном партаппаратчике меньшую потенциальную угрозу для себя, чем в

быстро набиравшем популярность "новообращенном россиянине" Ельцине.

Но эту битву за более устраивавший его вариант Горбачев проиграл (так,

кстати, не раз бывало, когда, поддавшись естественному искушению, он выбирал

обманчиво "легкий" путь, как, например, позднее при собственном избрании

большинством). Не помог и необычный, не предусмотренный протоколом его

приезд на заседание съезда российских депутатов, чтобы вдохновить

сторонников партийной кандидатуры. Последовавшее за этим избрание Б.Ельцина

принесло последнему двойную победу, ибо произошло вопреки открытому нажиму

Президента СССР.

Вместе с Горбачевым выборы своего ставленника на пост российского

спикера проиграл и Е.Лигачев. Видимо, поэтому в преддверии XXVIII съезда

КПСС негласно возглавляемая им и уже фактически автономная часть партии, не

захватив парламентского плацдарма, решила отбросить условности в отношениях

с собственным генсеком. Так, на крестьянском съезде "куратор" сельского

хозяйства Лигачев в открытую назвал президента предателем, развалившим

страну и социалистическое содружество, и пообещал бороться до конца. А в

июне 1990 года состоялся съезд антигорбачевской по духу и идейной платформе

Российской компартии, на котором ее первым секретарем был избран И.Полозков.

Участвовавший в его работе Михаил Сергеевич выслушивал грубости, "сносил не

только грубости, а махровую дикость... отвечал на вопросы - провокационные,

глупые, ехидные... - путанно, многословно, сумбурно, иногда не умея выразить

того, что хотел, или, как всегда, боясь определенности, сознательно плутал,

чтобы не было ясно", - вспоминает А.Черняев. Набравшему избыточное

количество должностей Горбачеву не жаль было расстаться с чисто

символическим и мало кому известным постом председателя Российского бюро ЦК

КПСС. Но лиха беда - начало: с остальными ему предстояло расстаться в

течение последующих полутора лет...

Несмотря на то что в их отношениях всегда "искрило", летом 1990 года

Горбачев и Ельцин, переступив через инцидент с Полозковым, доказали, что они

истинные политики, то есть люди, для которых личные симпатии и антипатии

отступают перед государственными интересами. Именно тогда между ними

завязался непродолжительный "летний роман", поводом для которого стала

программа "500 дней". То, что и Ельцин, и Горбачев, который фактически как

не могло радовать ту часть их окружения, которая тянула каждого из вожаков в

свою сторону. Инициативу похорон программы взяло на себя правительство

Н.Рыжкова - премьер и его зам Л.Абалкин пригрозили в случае ее принятия

собирались существенно урезать, и возглавляемый теперь А.Лукьяновым союзный

парламент.

По мнению народного депутата СССР академика Ю.Рыжова, "на Горбачева в

этот момент, очевидно, очень сильно надавили, а может быть, даже и поставили

ультиматум". Он - один из пяти сопредседателей межрегиональной депутатской

группы, (МДГ) - рассказывал, что ему позвонил человек "из органов", знавший

его еще по Московскому авиационному институту, и предложил встретиться

конфиденциально у метро "Сокол". Во время пятиминутной встречи тот, не входя

в подробности, "настоятельно посоветовал" в сентябре уехать из Москвы и

вообще на время "пропасть из поля зрения". Тогда, говорит академик, я не

придал значения этому "товарищескому совету" и вспомнил о нем лишь в одно

сентябрьское утро, когда позвонил приятель и сказал, что к центру Москвы

движутся бронетранспортеры. Позднее последовало разъяснение, что происходила

запланированная дислокация войск, подтянутых к столице для "уборки

картофеля". Значит ли это, что августовский путч мог оказаться сентябрьским?

Так или иначе, столкнувшись с резкой оппозицией программе "500 дней" и

своему тактическому "обручению" с российским лидером, он отступил, поручив

академику А.Аганбегяну отразить в "президентской программе" основные

элементы документа Шаталина - Явлинского и соображения Рыжкова - Абалкина.

Как бывало и в прошлом, компромисс, вместо того чтобы удовлетворить всех, не

устроил никого, а главное, подарил повод Ельцину уже в октябре заявить, что

Горбачев "изменил прежней договоренности", что "его поведение рассматривает,

как предательство", и отныне Россия свободна от обязательств и будет

разрабатывать свои варианты экономической реформы. В своей речи в Верховном

Совете РСФСР Б.Ельцин объявил, что республике предстоит выбирать из трех

вариантов: отделяться от Союза, требовать от Центра создания коалиционного

правительства или введения карточной системы, поскольку программа,

представленная Горбачевым в союзный парламент, невыполнима. Это было

официальным объявлением войны. Гипотетический марьяж расстроился, так и не

дойдя до брачной церемонии, а с ним исчезли и шансы (если они вообще были)

на "мягкую" реформу Союза при соучастии или как минимум без активного

противодействия российского руководства.

На экстренном заседании Президентского совета Горбачев дал волю

эмоциям, решив немедленно выступить по телевидению: "Этого спускать нельзя.

Этот параноик рвется в президенты, а окружение науськивает его. Если смолчу,

что народ скажет?" Его собственное окружение, в свою очередь, разделилось на

два лагеря. А.Лукьянов, В.Крючков и Н.Рыжков "науськивали" своего президента

не давать спуску Ельцину. Э.Шеварднадзе, В.Медведев, В.Осипьян, к которым

потом присоединились помощники, уговаривали не поддаваться эмоциям и не

терять самообладания. В конце концов остыв, он пришел к выводу, что "надо

подняться над этой провокацией". Телевизионный "отлуп" было поручено сделать

А.Лукьянову.

Убедившись несколько дней спустя, что российский лидер блефовал и его

едва замаскированная угроза "поднять народ" на забастовки и демонстрации

против союзного центра не реализовалась, Горбачев решил в очередной раз

предложить ему мировую, поручив Болдину организовать их неофициальную

встречу. По оценке самого Горбачева, хотя она и была "непростой", все-таки

позволила ослабить напряженность. В.Болдин же, присутствовавший на встрече

двух лидеров, считает, что она состоялась слишком поздно и уже ничего не

могла поправить в их отношениях: "Ельцин не был способен перешагнуть через

накопившиеся обиды и уязвленное самолюбие".

Подняв знамя антисоюзного восстания, Россия возглавила "парад

суверенитетов", увлекая своим примером не только другие союзные республики,

но и некоторые собственные автономии. Расчет был очевиден: "разберемся с

союзной властью, а там будет видно". Подспудно же в головах членов

ельцинского окружения, заглядывавшихся на Кремль, звучала фраза, неосторожно

брошенная Михаилом Сергеевичем: "Куда они денутся?!"

Пока не дошло до полного разрыва с российским руководством, Горбачев

мог относительно спокойно, если не насмешливо, реагировать на эпидемию

деклараций о суверенитете, с которыми вслед за Россией после июня 1990 года

выступили Украина, Белоруссия, Северная Осетия, Армения, Туркмения,

Таджикистан, Коми, Карелия, Гагаузская республика, Удмуртия, Якутия,

Приднестровье, Южная Осетия и Иркутская область. Однако уже к октябрю

вошедшие во вкус "суверены" начали помимо чисто декларативных политических

заявлений принимать решения, которые не могли оставить безразличным союзный

погибших при защите Казани от войск Ивана Грозного можно было снисходительно

проигнорировать, то заявление Народного фронта Молдавии о необходимости

присоединения республики к Румынии или введенный Верховным Советом

Казахстана запрет на проведение испытательных ядерных взрывов на полигоне в

Семипалатинске, представляли собой прямой вызов авторитету и полномочиям

главы государства.

Собственно говоря, поступая таким образом, новая власть в республиках

лишь имитировала российскую, которая своими решениями, похоже, пыталась

методом произвольного захвата "прирезать" себе дополнительную политическую

территорию, отбирая ее у Центра. Возникало впечатление, что в ельцинском

штабе был объявлен конкурс на такие популистские шаги, которые бы создавали

политические проблемы Горбачеву и позволяли обойти его с "демократического"

фланга. Так родились импровизации на тему фермерства в русской деревне,

объявление о возобновлении празднования Рождества и обещание найти выход в

затянувшемся споре с Японией о Курильских островах.

Совет СССР принял закон, подтверждающий приоритет союзных законов над

республиканскими и местными. И в этот же день, то ли дразня, то ли

провоцируя Центр, российский парламент проголосовал за закон,

устанавливающий на территории РСФСР приоритет республиканского

законодательства перед союзным.

Возникла патовая ситуация, в которой Горбачеву оставалось либо

смириться с дерзостью отпущенных им на волю республик и капитулировать, либо

стукнуть по столу кулаком и напомнить своим подданным, что "он еще царь".

Сделать это можно было, либо попытавшись вернуться в недавнее еще

генсековское прошлое, к чему подталкивали некоторые партийные консерваторы

из его окружения, либо мощным прорывом вперед вернуть себе политическую

инициативу. Из двух взаимоисключающих вариантов Горбачев выбрал... оба. Но

поскольку совместить их было затруднительно, начал действовать, как водитель

забуксовавшей в грязи машины: подал назад, чтобы потом с разгона преодолеть

препятствие.

Взятый в кольцо очагов республиканской смуты, зажатый в тиски между

правительством и Верховным Советом, разъяренными его заигрыванием с

Ельциным, с одной стороны, и начавшими его открытую травлю за "консерватизм"

радикал-демократами, с другой, осажденный обостряющимися экономическими

проблемами и преследуемый призраком приближающейся холодной и, вероятно,

голодной зимы, Горбачев решил "перезимовать" в "блиндаже сильного

государства".

Последним толчком, подвигшим его на такое решение, стала ноябрьская

демонстративная обструкция со стороны депутатов Верховного Совета. Дискуссия

"пошла вразнос". В критике "слабовластия" президента и требованиях его

отставки начали сближаться антиподы - ортодоксы и радикалы. И вновь, как уже

отмечалось, это чувство опасности мобилизовало и тонизировало Горбачева.

Откликаясь то ли на паническую реакцию членов Политбюро, утверждавших, что

ему предъявили ультиматум, то ли на "дружеский нажим" руководителей ряда

союзных республик, а скорее всего, реагируя на близкую к открытому бунту

атмосферу в зале заседаний Верховного Совета, он предстал наутро перед

парламентариями в боевой раскраске "сильного лидера".

В непривычно короткой для него двадцатиминутной речи он в нескольких

пунктах изложил программу предстоящей "военной кампании" под общим девизом

укрепления исполнительной вертикали. Правительство преображалось в

работающий под непосредственным руководством Президента СССР Кабинет

министров, Совет Федерации, объединяющий республиканских секретарей, повышал

свой статус, а Президентский совет, раздражавший парламентское большинство

количеством пригретых в нем "либералов" во главе с А.Яковлевым, распускался

и уступал место "грозному" Совету безопасности. Именно этому "знаковому"

шагу, символизировавшему готовность Горбачева порвать со своими

духовниками-демократами и перейти под крыло охранников-государственников, с

энтузиазмом аплодировала депутатская группа "Союз", еще накануне требовавшая

его отставки.

"Нам придется поправеть", - сказал в своем окружении Михаил Сергеевич,

выходя с заседания. Этот крен в сторону консерваторов он объяснял прежде

всего самому себе тем, что страна оказалась не готова выдержать взятый темп

преобразований, демократы проявили себя "безответственными критиканами",

из-за чего центр настроений и ожиданий общества начал смещаться вправо.

Соответственно за ним следовало передвинуться и тому, кто отвечал за

сохранение общественного равновесия, - центристу Горбачеву. Тем не менее,

несмотря на все его старания (как и его политического советника

Г.Шахназарова) облечь новый курс в термины новой философии центризма,

примиряющие на словах реформы и стабильность, "политический класс" слушал

его вполуха. Номенклатуру, как всегда, интересовали не слова, а кадровые

решения: кто уйдет и кого назначат.

Первой кадровой жертвой "нового курса" стал министр внутренних дел

В.Бакатин, которого консервативная оппозиция уже давно обвиняла в

мягкотелости и попустительстве "националистам". Во время "очень душевного

разговора" Горбачев объяснил ему, что пришел час уходить. Вторым, эффектно

хлопнув дверью, заявив на Съезде народных депутатов под улюлюканье

полковников из группы "Союз" о "надвигающейся диктатуре", ушел

Э.Шеварднадзе. Наконец, после того как под Новый год из Конституции убрали

упоминание о Президентском совете, без официальной должности и работы

остались А.Яковлев, Е.Примаков, С.Шаталин, В.Медведев. Н.Петраков, чья

должность помощника по экономическим вопросам в Конституции не упоминалась,

решил не ждать "черной метки" и сам подал заявление об отставке. На очереди

были новые назначения и новые имена, которые станут печально знаменитыми в

августе 1991 года. Надвигался и сам 91-й год, последний на историческом веку

Советского Союза и в политической биографии его первого Президента.

Резать по живому

Деление государства по национальному принципу было новым в мировой истории. На практике, по словам британского историка Эрика Хобсбаума, «коммунистический режим принялся сознательно и целенаправленно создавать этнолингвистические территориальные „национально-административные единицы“ там, где прежде они не существовали или где о них никто всерьез не помышлял, например, у мусульман Средней Азии или белорусов».

В декабре 1917 года, не желая укрепления позиции большевиков, сторонники сибирской автономии - областники - проводят чрезвычайный съезд в Томске, на котором принимают решение о создании самостоятельного органа власти - Временного сибирского правительства (ВСП). А в 1918 году получивший широкие полномочия ВСП издает «Декларацию о государственной самостоятельности Сибири».

С установлением Советской власти на Кавказе в горных районах Чечни, Дагестана и Карачаево-Черкесии начинается активное вооруженное сопротивление, одним из организаторов которого был внук имама Шамиля - Саид-бей. По мнению историков, этот мятеж во многом реанимировал цели и задачи Кавказской войны XIX века.

Туркестан

Прибалтика

В своих геополитических аппетитах ОУНовцы не уступали сторонникам «Великого Турана». Их мечта - «суверенная соборная украинская держава», которая должна была простираться от Карпатских гор до Волги и от предгорий Кавказа до верховий Днепра.

Парад суверенитетов

В конце перестройки именно места сепаратистских разломов - Прибалтика и Кавказ - начали трещать в первую очередь. Горбачев слишком затянул с решением национального вопроса. Пленум состоялся в сентябре 1989 года, но республиканские элиты уже взяли старт. Любопытно, что первой о своей самостоятельности заявила Нахичеванская АССР - так она отреагировала на силовое подавление политической оппозиции в Баку.

Очень часто слышишь от грузинских и молавских политиков обвинения в сепартизме властей Республик Абхазии, Южной Осетии и Приднестровской Молдавской Республики с последующими их осуждениями. Есть ли что тут осуждать?

В Толковым словаре С.И Ожегова и Н.Ю. Шведовой: "Сепаратизм- это стремление к обособлению, отделению" Вроде бы нехорошее понятие. Но что происходит в случае с вышеназванными республиками. Обратимся к недавней нашей истории.

В 1989-1991 г.г. многие республики заговорили о своём государственным суверенитете. Начали это прибалты, затем Грузия, а потом пошли и другие республики. Способствовал это и тогдашний президент СССР Горбачёв, чтобы ослабить власти РСФСР он протащил через парламент СССР закон от 26 апреля 1990 года,который поднимал статус автономий до статуса союзных республик (это касалось РСФСР, ГССР, Армянской, Таджикской и Узбекской ССР, имеющие автономные образования) Руководству РСФСР делает демарш, принимает 12 июня 1990 года Декларацию о государственном суверенитете РСФСР. И пошёл "парад суверенитетов". Провозглашён государственный суверенитет Узбекской ССР, ССР Молдова, Украинской ССР. Северо-Осетинской АССР. На юге Молдавии создана Республика Гагаузия. И так далее. О своей независимости от СССР ещё до 1990 года говорили прибалтийские власти и грузинские власти. Так что мы имели место с сепаратизмом всех союзных и автономных республик. Но они это не осуждали и себя в этом не упрекали.

В некоторых республиках, в частности, Прибалтике, Грузии, Молдавии возник не спаратизм, а то, что будем именовать национал-сепаратизмом, при котором говорилось не только об отделении, но и о приоритете титульной национальности над другими. Лозунги "Грузия-для грузин!", "Всех негрузин из Грузии-грузинской медлой", "Абхазы-это макаки!", "Чемодан-вокзал-Россия!" и так далее. Центр вполне спокойно наблюдал за этим. Совершив акции 9 апреля 1989 года в Тбилиси, 13 января 1991 года в Вильнюсе союзные власти тут же отстранялись от этого и обвиняли во всём армию и КГБ СССР. А национал-сепаратисты выше поднимали голосу, чувствуя при этом поддержку властей РСФСР, "За нашу и Вашу свободу!" С такими ведь лозунгами проходили митинги в Москве в 1990-1991 г.г., поддерживающие независимость данных республик. В конце концов данные силы(Ландсбергис, Горубновс, Снегур, Гамсахурдия) пришли к власти в союзных республиках и стали фактически фашисткими. За примером далеко ходить не надо-Латвия, Литва и Эстония, где проходят ежегодные марши ветеранов СС и есть понятие "неграждан". А ведь к этому руку приложили и власти России и некоторые её граждане, поддерживая национал-сепаратизм в борьбе против Центра в 1989-1991 г.г.

Всё это ударило бумерангом по Грузинской ССР и Молдавской ССР, но совсем с другим уклоном. Власти Грузинской ССР, отменив все законы советских времён, совершенно забыли о своих автономиях. так Абхазская АССР в 20-е годы была не автономной, а союзной республикой и входила в состав ЗСФСР, т.е. частью Грузии не являлась. В 1990 году, видя нарастающий национал-сепаратизм в республиках, власти Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья объявили о своём государственном суверенитете., а затем приняли участие в всесоюзном референдуме 17 марта 1991 года, в котором Грузия и Молдавия участия не принимала. Имеем ли мы дело с сепаратизмом? Да. Но в отличии от властей ГССР и ССРМ он имеет отличается следующим: он не провозглашает приоритет одной коренной наций над другой и не призывает собирать чемоданы. В ПМР живут, в основном, русские, молдаване и украинцы; в Абхазии-русские, армяне, грузин там немного, но они есть. В Южной Осетии были грузины, но после войны 08.08.2008 года их не осталось. так что фашизмом и идеей национального превосходства здесь не пахнет.

Таким образом, многие упрёки властей Грузии и Молдавии к своим бывшим республикам являются прямым следствием их дальновидной и мудрой политики национал-сепаратизма при развале СССР. Они хотели быть независимыми и суверенными, они это получили. А почему другие не имеют на это права? Или я не прав?

«Посевная» сепаратизма в России May 17th, 2016

Есть ли сепаратизм в России, возможен ли он и где? Сегодня пока гулял по родному микрорайону, решил провести опрос на данную тему среди своих соседей, знакомых, сослуживцев. Может быть, на взгляд рядового читателя их ответы не покажутся необычными, а, на мой взгляд, пусть и обычные ответы простых людей выглядят тревожными. Но начнём с того, что всё-таки отвечали люди….

В основном, это были либо отрицательные ответы «сепаратизма быть не может», либо, люди допускали возможность существования национального сепаратизма, но только на Кавказе. Один ответ был про сепаратизм в Татарии и Башкирии.

Действительно, после триумфального воссоединения Крыма с Россией, когда торжество от ощущения центростремительных процессов охватило народные массы, такие ответы кажутся вполне нормальными. И я не скажу, что события двухлетней давности как-то усыпили бдительность людей, насколько я помню, тема сепаратизма и ранее не являлась в России актуальной для широких народных масс. А напрасно.

Вообще идея опроса возникла у меня после прочтения аналитической статьи Эдуарда Крюкова в газете «Суть времени» №177 под названием «Паноптикум регионалистов и сепаратистов — 3. О сторонниках Майдана на Северо-Западе России» . И дело даже не в том, что очередная статья вскрывает проблемы регионального сепаратизма на новгородской земле, а в том, как именно продвигаются идеи сепаратизма.

Я ещё раз напомню, во время мини-опроса про угрозу регионального сепаратизма, то есть не национального, а «русского сепаратизма» не сказал никто. И это в регионе, где в 1991 году реально создавали «Уральскую республику» и даже успели напечатать валюту - уральский франк! И можно сказать, что это дела минувших дней, что всё это в прошлом и «теперича не так как давеча».

А так ли это?

Эдуард Крюков в своей статье рассказывает о том, как учёные создают концептуальные труды обосновывающие претензии на независимость региона от Москвы, но не только. Эти же люди и их сподвижники занимаются преподавательской деятельностью в вузах. То есть непосредственно готовят будущую интеллигенцию России. Тех, кто будет осуществлять управление предприятиям, обучать наших детей или вовсе попадёт во властные структуры.

Приведу один отрывок из публикации: «Респектабельные учёные занимаются неким интеллектуальным посевом. О том, что именно взрастает в политическом смысле, говорит деятельность российского интернета. С февраля 2005 года у новгородских сепаратистов существует в ЖЖ такой ресурс, как «Республика Северная Русь». Вот цитата из Манифеста данного интернет-сообщества: «Мы, граждане вольной Новгородской республики, незаконно аннексированной московскими царями в 1471-1479 годах, заявляем, что не признаем оккупационный московский режим — каким бы он ни был — царским, советским, «демократическим» или президентским. Мы считаем территорию Новгородской республики в настоящее время оккупированной и считаем незаконными проведение на ее территории любых выборов, рекрутских наборов и налоговых сборов…».

Не слабый «посев»! По мне так он вообще попадает под действие российского уголовного законодательства. Но этим пусть занимаются компетентные органы, те, кому положено по долгу службы. И работа такая ведётся, а знаменитый карельский регионалист В.Штепа, попав в поле зрения правоохранительных органов, сбежал в Эстонию попросив «политического» убежища.

Он сбежал, но многие остались, в том числе и на Урале. Те люди, которые участвовали в создании «уральской республики» и написании её конституции в 90-х не только живут и здравствуют, но и преподавали в вузах Екатеринбурга. Более им удалось воспитать целую плеяду молодых доцентов, которые уже сегодня продолжают начатый развал государства в 1991 году. Может не так явно как ЖЖ сообщество «Республики Северная Русь», но продолжают. Для них Россия не Родина, а… и я даже не знаю, как сказать. Вот что пишет доцент УрФУ Юрий Окуловский об Олимпиаде в Сочи:

Завтра начнётся Олимпиада и пользуясь случаем хочется пожелать:
1.Спортсменам - провала во всех дисциплинах. Не жалко. Они сейчас в роли клоунов у п…сов.
2.Крыше стадиона Фишт - обвалиться на зрителей. Не жалко. Ни россиянских болельщиков ни иностранных - нефиг повторять тридцать шестой год.
3.Путину - отбросить коньки от огорчения. Не жалко. Нефиг повторять тридцать шестой год.
4.Центральным телеканалам - показать Майдан в Москве, вместо церемонии закрытия.

Вот такая «любовь» к родине, у человека, который занимается образованием молодёжи. Поддержит ли человек с таким мышлением создание региональной республики? Да на раз-два. Тот, кто ненавидит Россию легко «возлюбит» конструкт в виде региональной республики.

Вот что сообщил оппозиционный депутат городской думы Екатеринбурга Константин Киселёв завсегдатай кафе для тех, кто ненавидит Россию:

«Наибольшей популярностью пользуется коктейль, который называется «Наш флаг» или уральская республика. Он составлен из напитков разного цвета, которые дублируют соответственно цвета уральской республики: чёрный, зелёный и белый. И для меня с одной стороны интересно с другой стороны не удивительно, что люди помнят вот эту свою историю, ощущают свою причастность возможно и это выражается в том, что этот коктейль сегодня самый популярный».

Прошло 25 лет, а дело сепаратизма живёт. Автор «уральской конституции» Анатолий Гайда (в 1993—1995, 1998—2001 годах был директором Института философии и права УрО РАН и председателем диссертационного совета по защите докторских диссертаций) не ищет политического убежища в зарубежных странах, а является советником губернатора Свердловской области.

А теперь подрастает третье поколение. Среди них такой студент как