Многие пишут в личку, последнее письмо получил по поводу сегодняшней статьи «Загадка проекта «Антон Головатый». Как часто бывает в письмах, с ссылкой на Википедию, конкретно - на статью об атамане Петре Калнышевском.

Помещенная в сей свободной энциклопедии крохотная статья «Калнышевский, Петр Иванович» гласит: «(1691, с. Пустовойтовка, ныне Роменского района Сумской области— 31 октября 1803) — кошевой атаман Запорожской Сечи, происходил из шляхты Лубенского полка.В начале июня 1775 года русское войско под командованием П.Текели пятью колоннами с разных сторон скрытно приблизилось к Сечи. 85-летний Калнышевский был арестован и сначала содержался в Москве, в конторе Военной коллегии, а потом был отправлен в Соловецкий монастырь, где провел около 28 лет в холодной камере размером 1 на 3 м. Калнишевского выпускали из камеры на свежий воздух 2 раза в год: в дни праздников Рождества, Пасхи и Преображения. После помилования императором Александром, Петр Калнишевский в возрасте 110 лет, будучи практически слепым, не захотел возвращаться на родину и остался в монастыре, где скончался через 3 года в 1804 году».

Итак, Текели скрытно приближается к Сечи, после чего Калнышевский, он же Калнишевский, был арестован. Раз скрытно, так, наверное, кошевого атамана, вместе с остальными казаками, спящими захватили, разбудили и арестовали?

Кошевой атаман Калнышевский сдал карателям Сечь без единого выстрела. Разрушив таким образом миф об отважных казаках, которые умело бьются за свою Русскую землю до последней капли крови, и «как умеют умирать в ней за святую веру», а уж сложить им головы за мать-Сечь - так вообще нет выше счастья. Тем более, что тезка Калнышевского Текели привел на опору православной веры всяких-разных басурман, венгров, влахов, молдаван…

Далее - еще интереснее, наверное, Калнышевский мог бы попасть в книгу рекордов Гиннеса не только потому, что в возрасте 85 лет командовал Сечью, но и по части невиданного в подлунном мире здоровья: кто еще способен прожить с 85 до 113 лет в неотапливаемой камере размером 1 на 3м? Жаль только, что сенсация не состоится, ведь стараниями князя Потемкина заключенного Калнышевского освободили от той крохотногабаритной камеры не через 28 лет, и даже не через 18…

Выпускали Калнышевского на свежий воздух, как повествует Википедия, 2 раза в год на ТРИ (!!!) праздника. Скончался Калнышевский, согласно дальнейшим энциклопедическим данным Википедии, в возрасте 113 лет, в 1804 году. А согласно началу этой же статьи, с указанием дат рождения и смерти - в 112 лет. И не в 1804, а в 1803 году.

Вот вам и "энциклопедия" Википедия, на которую все любят так ссылаться. Задумываться о чем- либо уже не требуется, Википедия дает ответы на все вопросы, в том числе с уже известной вам цифирью.

Но я задумался вот о чем: известно, что Калнышевский подарил Соловецкому монастырю ценное Евангелие, оклад которого содержал более 34 фунтов серебра, а также - жертвовал деньги на церковь. Возник вопрос: допустим, именно такие Евангелия дарили заключенным перед тем, как окунать их в камеры 1на 3м, но деньги у зэков откуда брались? И вот тут-то выяснилось, что на содержание Калнышевского в том монастыре выделялся рубль золотом в день. По тем временам это была гигантская сумма, содержание монаха в том же монастыре обходилось, максимум, 3 копейки в день, да не золотом, и келья была совсем не ледяной. Причем, это была громадная сумма не только для монастыря: Калнышевский, мотая срок, получал в пять с гаком раз больше жалования кошевого атамана Запорожской Сечи...

Высказываю свое субъективное мнение: Калнышевский - один из мифов, которые штампуются пачками с незапамятных времен. Это в кино «Тарас Бульба» наглядно демонстрируются высокие казацкие отношения, а в реальной жизни, по сегодняшней терминологии, олигарх Калнышевский именовал своих братьев-казаков исключительно «голытьбой», и мнение Екатерины Второй значило для него много больше свободно выражаемых воплей толпы братчиков, собравшихся на площади, и наивно полагающих, что от их криков зависит решение кошевого атамана, который иногда давил понты для приезжих по части принимаемых решений. Спроецируйте все это на сегодняшний день, когда сидящие в парламенте-правительстве, находящиеся и при власти, и в оппозиции миллионеры-миллиардеры ежедневно, с утра пораньше кладут свои головы на плахи исключительно ради блага простого народа.

Если вы захотите расширить статью об атамане Калнышевском в Википедии, кто ж вам не позволит этого сделать? Есть многократно напечатанная легенда, как восьмилетний мальчик Петрик Калнышевский был за селом, когда мимо проезжали казаки. Восьмилетний мальчик попросил у них покурить трубку. Один из казаков, видя что он уже умеет курить, позвал мальчика на Сечь. Петрик уехал вместе с ними. Кто вам мешает дописать, что курящий восьмилетний Петрик на самом деле был замаскированным под мальчика агентом внеземных цивилизаций, получившим задание проникнуть на Сечь? И понравилось ему на Сечи до такой степени, что он, наплевав большой слюной на родную планету, навсегда остался на Земле. Вот почему он, помещенный в каменный мешок в возрасте 85 лет, просидел там еще 28 лет. Какой землянин на такое и сегодня способен? Тем более у нас, двести лет спустя, при донельзя развитой медицине, когда до 85 лет доживают считанные единицы даже некурящих мужиков, а за еще 28 лет не в каменном мешке, а в комфортабельном КПЗ - за гранью ненаучной фантастики. Чтобы облегчить вам задачу, я к этой статье даже сделаю соответствующий заголовок, чтобы в крайнем случае было на что сослаться. Полагаете, 97 процентов пользователей будут проверять эту ссылку?

Чтобы уравновесить высказанное мнение по поводу мифологии, приведу миф из истории Одессы, который нашел широкое отражение и в прессе, и в учебниках, и литературе, и даже дважды был экранизирован под одним и тем же названием - «Жажда». Все было, и героическая оборона Одессы, и нехватка воды, не было самой малости - того самого героического десанта на водокачку в Беляевке, где моряки ценой своих жизней на пару часов пустили воду в осажденный Город.

Предшественник: Иван Малашкевич Преемник: Должность упразднена Вероисповедание: Православный Рождение: (1690 )
село Пустовойтовка
(ныне Роменский район ,
Сумская область Украины) Смерть: 31 октября (1803-10-31 )
соловецкий монастырь Награды:

Пётр Иванович Калнышевский ( (1691 ) , село Пустовойтовка ныне Роменского района Сумской области - 31 октября , Соловецкий монастырь) - кошевой атаман Запорожской Сечи , происходил из шляхты Лубенского полка .

Биография

В 1756 году принял участие в депутации от запорожцев к российской императрице Елизавете Петровне ; вместе с ним были отправлены в столицу Российской империи город Санкт-Петербург . Делегация эта, во главе которой стоял Данила Стефанов Гладкий , была уполномочена ходатайствовать об удовлетворении целого ряда нужд Запорожского войска .

В январе 1767 года полковой старшина Войска Запорожского низового Павел Савицкий донёс в столицу о делах кошевого атамана Петра Калнышевского , что тот, приехав из Петербурга на Сечь, имел разговор с войсковым писарем Павлом Головатым, в ходе которого было решено, что если в ближайшее время приграничные споры между Запорожьем и Новороссийской губернией правительство не разрешит в пользу Сечи, то они выберут в Войске двадцать «добрых молодцев» и пошлют их к турецкому султану с прошением, чтобы он принял Войско Запорожское низовое под свою протекцию, а казачье сообщество оповестят, чтобы все были готовы к походу, не впускали в свои границы российские регулярные команды, а с турками и татарами жили «смирно и дружно.» Далее Павел Савицкий писал, что войсковой есаул после этого разговора отсутствовал в Сечи более двух недель (вероятно, объезжая Запорожье для обсуждения ситуации с паланковой старшиной).

В начале июня 1775 года российское войско под командованием Петра Текели пятью колоннами с разных сторон скрытно приблизилось к Сечи. 85-летний Калнышевский был арестован и сначала содержался в Москве , в конторе Военной коллегии, а потом был отправлен в Соловецкий монастырь , где провёл около 28 лет в холодной камере размером 1 на 3 м. Калнышевского выпускали из камеры на свежий воздух три раза в год: в дни праздников Рождества, Пасхи и Преображения.

После помилования императором Александром , Пётр Калнышевский в возрасте 110 лет, будучи практически слепым, не захотел возвращаться на родину и остался в монастыре, где скончался через 3 года в 1803 году .

Канонизация

Впервые был канонизирован в 2008 году поместным собором Украинской православной церкви Киевского патриархата в связи с 1020-летием Крещения Руси: собор постановил отмечать память праведного Петра Многострадального - 1 (14) октября , в день Покрова Пресвятой Богородицы, покровительницы казачества

Позже был канонизирован Украинской православной церковью Московского патриархата . Священный Синод УПЦ МП 23 декабря 2014 года рассмотрел рапорт председателя Синодальной комиссии по канонизации святых архиепископа Херсонского и Таврического Иоанна (Сиопко) , на основе чего благословил местное прославление и почитание в пределах Запорожской епархии последнего кошевого атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского . День памяти установлен 31 октября (13 ноября) в день его преставления.

См. также

Напишите отзыв о статье "Калнышевский, Пётр Иванович"

Литература

• Гончарук Т.Г. Кошовий отаман Петро Калнишевський та Хаджибей (Одеса). - Одеса: Фенікс, 2011
• Ефименко П. С. , Калнишевскій, послѣдній кошевой Запорожской Сѣчі. 1691 – 1803 // Русская старина. – 1875. – Т. XIV.
• Эварницкій Д. И. , Послѣдній кошевой атаманъ Петръ Ивановичъ Калнишевскій. – Новочеркасскъ, 1887.
• Анатолий Диланян. Последний из кошевых. К 200-летию со дня смерти Петра Калнышевского. // «Зеркало недели» № 43, 08 ноября 2003 г.

Ссылки

Примечания

Отрывок, характеризующий Калнышевский, Пётр Иванович

«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его, дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.

– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!

У развилки трёх дорог
Стал, запнувшись, Калныш Пётр:
Прямо ехать - нести крест,
Влево - страшный будет грех,
Вправо двинуть - не судьба:
Даль, разлука и сума,
Повернуть нельзя назад,
Змий зелёный будет рад,
Вверх подняться - крыльев нет, -
Слаб с рожденья человек.
Спрятать голову в песок, -
Не к лицу, какой тут прок.
В общем, всюду «туши свет»...
Всё ж находит он ответ…

(Из сборника Аркадия Польшакова «Гражданская лирика»)

Пётр Иванович Калнышевский (1690-1803) – последний кошевой атаман Запорожской Сечи, военный и политический деятель, дипломат, организатор освоения земель Нижнего Приднепровья, кавалер Золотой медали на Андреевской ленте Российской империи.

Имя Петра Калнышевского долгое время было тайной.
В советские времена в учебниках по истории Украинской ССР даже имени его не встречалось.
Ну а в независимой Украине многие школьники, конечно же, слышали о последнем кошевом атамане. И в основном, как о некоем мученике за идею. Национальную, конечно же. Слышали как о невинном мученике за вольности Запорожского казачества и даже, в перспективе, за волю Украины от рук российского царизма.
Экс-президент Украины Виктор Ющенко даже числил его среди своих славных предков...

Кто же он на самом деле - борец или жертва?
Царский чиновник, впавший в немилость?
Или он пошёл на муки потому, что желал лучшей судьбы для Украины?

Пётр Иванович Калнышевский был родом из села Пустовойтовки на Слобожанщине (теперь Роменский район Сумской области).
И происходил, скорее всего, из сотенной старшины.

Сын казацкой вдовы попал на Запорожскую Сечь в возрасте 8-ми лет.

О том, как это было, рассказывает легенда:

Восьмилетний Петрик, сын казацкой вдовы Агафии, пас скотину за селом. И увидел небольшой конный отряд запорожцев. Кое-кто из них смалил (курил) люльку (казачью трубку).
К одному из них мальчик обратился с просьбой дать и ему попробовать казацкой люльки. Это развеселило запорожцев. Они остановились и угостили пастушка «носогрейкою».
- А куда ж вы идете? – спросил Петрик.
- На Сечь, хлопче!
- Так возьмите и меня с собой!
- Ну, если ты уже люльку казацкую смалишь, то садись сзади, - разрешил сотник. - По всему видно, ты хлопец бедовый.
Петрика дважды просить не пришлось – он сразу вскочил на коня.
- А отец что скажет? – спросил сотник.
- А нет у меня отца, - запечалился Петрусь. – Погиб.
- Ну, тогда будешь мне за сына.
И подались они туда, где «Луг - батько, а Сичь – мати». И побрело стадо в село само, уже без пастуха…

На Сечи Петрик учился в школе при сечевой церкви.
И за долгие годы бурной и опасной казачьей жизни он прошёл все ступени службы – от казачьего джуры до кошевого атамана, «отца казаков», приобрёл огромный государственный и военный опыт.

Надо сказать, что в Запорожье обосновались выходцы из Лубенского полка Давид и Андрей Калныши, родственники будущего кошевого. А также многочисленные его земляки. Они входили в состав Кущивского куреня.
Пользуясь поддержкой разросшегося клана, Пётр быстро сделал карьеру.

В 1750-1752 годах Пётр Калнышевский в должности войскового есаула руководил подавлением выступлений гайдамаков на Буге.
В документах того времени его чаще называли Калнышем.

Его обязанностью, как войскового есаула, было поддержание общественного порядка.
Он резво разъезжал по запорожским степям, то занимаясь расследованиями злоупотреблений атамана местечка Новый Кодак, то собирая налоги с жителей Старой Самары.

Но главным его занятием было преследование гайдамаков.
Часто ими становились запорожцы, по старинке промышлявшие «здобычництвом», которое во времена Новой Сечи уже считалось преступлением.
Администрация Сечи (Кош) начала борьбу с этим явлением, мешающим развитию торговли и мирным занятиям. Борьба с гайдамаками все больше ужесточалась.
Отряд Калнышевского без устали преследовал и ловил гайдамаков.
Кош наделил войскового есаула чрезвычайными полномочиями, предоставив ему право применять оружие при любом сопротивлении и арестовывать всех подозрительных лиц.

Истреблением гайдамацких отрядов занят был Калнышевский и в 1754 году.

В 1754–1755 годах есаулу Калнышу пришлось заниматься созданием комиссии по урегулированию запорожско-татарских пограничных отношений в местечке Никитино (ныне город Никополь).

В 1755 и 1757 годах он вошёл в состав депутации запорожцев к российской императрице Елизавете Петровне в столицу Российской империи город Санкт-Петербург.
Это дало ему прекрасную возможность ознакомиться с нравом российской бюрократии, завязать полезные знакомства.

Постепенно в руках Калнышевского сосредоточилась значительная власть.

В 1758-м году он стал войсковым судьёй Запорожской Сечи. По объёму власти и авторитету это была вторая должность после кошевого атамана.

К началу 1760-х на Сечи уже никто не мог тягаться со старшиной Петром Калнышем.
Престарелый кошевой атаман Григорий Фёдоров-Лантух превратился в его марионетку.
Калнышевский был внимателен к старческим капризам кошевого. Он даже заказал карету, чтоб тому удобно было передвигаться по степным дорогам.
Но в вопросах власти он был непреклонен.
Дело дошло до того, что он стал вместо кошевого атамана подписывать документы.
А русская пограничная администрация не знала, к кому обращаться в официальных случаях: к Фёдорову или Калнышевскому…

В 1762 году Калнышевский решился подвинуть Лантуха и взял булаву в свои руки.
Так он стал кошевым атаманом – кормчим всего войска, которого выбирали из наиболее опытных, храбрых и изобретательных старшин.
Было ему тогда 72 года.
Правда, находился он на этом посту менее года.

В качестве кошевого Калнышевский присутствовал на коронации императрицы Екатерины II в Москве.
Но почему-то страшно ей не понравился - она сняла его с должности.
Тогда это уже можно было сделать – кошевого выбирали не всем кошем, а узкой группкой старшины.
По другой версии Калнышевский был скинут с атаманства в 1763 году запорожской «голотой».
Калнышу пришлось оставаться «серым кардиналом» на протяжении ещё трёх лет.

Наконец, 1 января 1765 года на казацкой раде ему торжественно вручили булаву.
Во 2-й раз Калнышевский избран был кошевым.
В преддверии большой войны с Турцией и Крымским ханством Екатерина согласилась с тем, что Калнышевского, вопреки царской немилости, опять избрали кошевым. Царица сменила гнев на милость и признала Петра Ивановича на этой должности. Не помогли даже доносы на Калнышевского.

Все последующие выборы, по запорожскому обычаю происходящие ежегодно, были не более чем разыгранный спектакль.
Пётр Иванович неизменно оставался кошевым до 1775 года…
Он занимал эту высокую должность 10 лет подряд, чего ранее в коше «испокон веков не бывало».

Многочисленные земляки и родственники, входившие в Кущивский курень, стали главной опорой власти Калнышевского.
На важнейший пост полковника Кодацкой паланки был назначен его племянник Иосиф Калнышевский.

Атаман Калныш был человек коренастый, плотный, невысокого роста, очень сильный.
Пётр Иванович был личностью, безусловно, неординарной.
Отличался отвагой, стойкостью, непокорностью, прямотой, требовательностью.
Пробившийся из низов, он долгое время держал атаманскую булаву на Сечи, пресекая интриги и бунты, заигрывая и предавая, лавируя, проявляя жестокость, вероломство, щедрость и великодушие.
Пётр Калнышевский в бытность кошевым атаманом проявил себя как очень религиозный человек.
Всегда имел при себе греческих и южнорусских монахов, прислушивался к наставлениям духовных отцов с Афона и Иерусалима.

Кошевой Пётр Калнышевский стал одним из самых зажиточных людей на Украине.
Он был владельцем многочисленных хуторов, пахотных полей и пастбищ, 16-ти тысяч голов скота.
Говоря сегодняшним языком, был самым настоящим олигархом.
Он завёл у себя модные покои, убранные дорогими коврами и шпалерами.
Выписывал из Петербурга газеты с описанием потешных чудачеств.
Его закрома ломились от изобилия яств и деликатесов.

Мыслимо ли такое было во времена простого и сурового быта легендарного «Урус-шайтана» - Ивана Сирко?!

«Олигарх» Калнышевский именовал своих братьев-казаков исключительно «голытьбой».
И мнение Екатерины Второй значило для него много больше свободно выражаемых воплей толпы сечевиков. Сечевиков, собравшихся на площади, и наивно полагающих, что от их криков зависит решение кошевого атамана.
Тот иногда давил «понты» для приезжих по части принимаемых решений.
Как всё это до боли напоминает сегодняшний день, когда сидящие в парламенте-правительстве, находящиеся и при власти, и в оппозиции миллионеры-миллиардеры ежедневно, с утра пораньше «кладут свои головы на плахи исключительно ради блага простого народа»…

Не надо забывать того, что кошевой Калнышевский был именно дворянином, богатейшим человеком тогдашней Украины.
А также был соратником императрицы Екатерины II и её вернейшего Светлейшего князя Таврического – Григория Потёмкина.
Вместе они воевали с турками и крымскими татарами.
Вместе осваивали Дикое Поле, превращая его в будущую житницу империи.
К сожалению, она – эта «житница» - сегодня практически загублена такими, с позволения сказать, «строителями» независимой Украины, как кравчуки, кучмы, ющенки, януковичи, порошенки...

В должности кошевого атамана Калнышевский проявил себя как выдающийся государственный, политический, дипломатический и военный деятель.

Велика его роль в создании экономической базы казачьей республики.

Калнышевский содействовал развитию на Запорожье земледелия и скотоводства.
Благодаря именно его руководству и ведению хозяйства Юг современной Украины превратился в автономный политический и экономический организм.

Надо сказать, что в те годы на степное пограничье хлынул поток крестьянской колонизации.
И запорожцы изначально враждебно относились к земледельческим поселянам.
Сечевики пренебрежительно называли их «гречкосеями».
И полагали, что «крестьянский плуг притянет за собою и пана».
Ну а приход помещика на Запорожье угрожал самим основам существования Сечи, всегда бывшей очагом борьбы против помещичьей кабалы.
Вот почему самовольно поселившихся крестьян казаки поначалу хлестали батогами и сгоняли с запорожских угодий, опустошали их поля и жгли хаты.
Но, несмотря ни на что, поток переселенцев не убывал.
Это было настоящее нашествие «гречкосеев», угрожавшее до основания изменить уклад жизни Запорожья.

Кошевой атаман Петр Иванович Калнышевский был первым, кто изменил отношение к этому явлению.
Он решил, что с колонизацией не стоит бороться. И даже, наоборот, её нужно организовать.

И, вместо противодействия, стал активно создавать на Запорожье новую социальную группу – посполитых. То есть людей гражданских, занимающихся ремеслом, земледелием и торговлей.
Сразу же после получения булавы, кошевой атаман отменил все ограничения, препятствовавшие крестьянской колонизации и развитию торговли.
Для увеличения численности населения Запорожья Пётр Иванович содействовал крестьянам, бегущим от панской неволи, в колонизации свободных земель. Он неоднократно освобождал земляков из татарского плена и предоставлял им земельные наделы.

Благодаря его заботам и стараниям в дикой степи - на некогда пустынных запорожских угодьях - как грибы после дождя вырастали всё новые и новые хутора, зимовники, сёла.
И разрастались прежние поселения, такие как Романково, Тритузное, Лоцманская Каменка, Половица, Таромское, Перещепино, Диевка, а также Новый Кодак, Старая Самарь (на территории Днепропетровска), Никитино.

На пограничье Запорожья с Гетманщиной и Слобожанщиной началась открытая борьба за поселенцев.
Конечно же, было за что воевать.
Ведь поселенцы – это налоги, доход в казну.
Русские помещики, отхватывавшие себе участок за участком на Украине, начали наступление на запорожские земли. Они переманивали крестьян льготами, селили их на пустующем месте и со временем облагали повинностями и налогами.
И получалось так, что земля эта уже не принадлежала Войску Запорожскому.
Крестьянский плуг действительно «тянул за собою пана»...

Калнышевский решил стремительно заселить приграничные земли, и, тем самым, закрепить их в юрисдикции Сечи.
Возглавив Новую Сечь, Калнышевский, чуть ли не силой, заставил рыцарей-запорожцев осваивать Дикое Поле.
Дал денег, коней, скот, привёз красивых невест.
Завёз рожь, чтобы на месте, которое он указал, через пару лет были построены хутора, выращивался хлеб, разводились пчёлы.
В общем, приучал воинов к самостоятельному ведению хозяйства, к «гречкосейству».
Запорожцы поначалу сопротивлялись. Говорили, что они не «гречкосеи», а рыцари.
Но выхода у них не было…

Борьба же за землю всё более обострялась.
Запорожцы сжигали поместья, «прихваченные» русскими офицерами, насильно перегоняли поселян в другие места и основывали слободы.
Одному из офицеров пришлось наблюдать, как ватага из 12 запорожцев перевозила целые хаты из разгромленных помещичьих сёл.
Подобным образом, примерно в 1772 году, возникла Петриковка.
Сотник Полтавского полка Семёнов на запорожском порубежье основал село Куриловку.
Но запорожцы насильно увели её жителей и заселили ими слободу Петровскую (Петриковка), видимо, названную в честь кошевого атамана.
У Калнышевского здесь был зимовник с конным заводом.
Кстати, там – в Петриковке - впоследствии получил развитие художественный промысел – знаменитая на весь мир «Петрикивская роспись».

Впрочем, и русские офицеры не оставались в накладе.
Особенно отличился ротмистр Пугачевский, грабивший и избивавший запорожских поселян, оскорбляя дикими выходками казацкую старшину.

Калнышевский был осторожен с русским правительством и отрицал свою причастность к подобным происшествиям.
Хотя фигурировавшие в них запорожские полковники Гараджа, Роменский, Кулик и другие действовали, безусловно, по его указке.
Правительство тщетно требовало от Калнышевского ареста этих лиц.
Поразительно, что его гибкость и изворотливость не давали конфликтам выходить за допустимые рамки.
Кошевой атаман знал одну пикантную особенность российской бюрократии: на нее волшебным образом действовали взятки и оказание личных услуг. И умело этим пользовался.
В Петербург из Сечи отправлялось огромное количество подношений: рыба ценных пород, икра, закупавшиеся в Крыму вина и экзотические товары.
Петербургские вельможи старались ладить с кошевым атаманом, отменным знатоком крымской торговли и выгодным посредником в коммерческих предприятиях.
Никто ведь лучше него не знал, как выкупить из татарского плена невольника, найти нужный товар по сходной цене или потребовать старый долг с заграничного купца.

Полтора десятка лет, втайне от всех, втайне от царицы, а порой и от своих собратьев, создавал Пётр Калнышевский «хуторскую» экономику на своей «новой земле».
И сотворил за 15 лет область, практически независимую от Российской империи.
Ибо уже в 1775 году вывозил из Хаджибея (Одесса) хлеб в Европу…

Сечь времён Калнышевского преобразилась и стала напоминать настоящий город.
Чего только не было на сечевом базаре!
Одних цитрусовых, испорченных и выброшенных в гавань, было столько, что характерный запах распространялся на всю округу.
Запорожцы стали людьми зажиточными.

Гордые этим, они говорили:

«Как был атаман Лантух, то нечего было положить и в лантух (мешок), а как стал атаман Калныш, появилась паляница, хлеб и кныш».

Большое внимание кошевой атаман уделял развитию просвещения.
Заботился, чтобы те демократические и гуманные принципы, которые сложились в системе образования на Запорожье, не нарушились.
Он оберегал национальный характер школы, дух глубокой любви к родному народу, его культуре, вере, обычаям.

Пётр Калнышевский прослыл и как меценат-благодетель.
Он строил множество православных храмов в пределах Вольностей Войска Запорожского.
Собственными средствами он построил церкви в Лохвице, Ромнах, Петриковке, казацком Межгорском монастыре под Киевом.
Делал монастырям богатые дары.
Храму своего родного села атаман подарил ценное «Евангелие» стоимостью 600 рублей золотом.
Посылал щедрые подарки церкви Гроба Господня в Иерусалиме (потиры, дискосы, лжицы, звездицы - все из серебра с позолотою).

Разумеется, Пётр Иванович, будучи представителем зажиточной казачьей верхушки, принимал активное участие в борьбе против движения повстанцев.
В частности – знаменитого восстания гайдамаков - «Колиивщины» (1768 год).
Это движение было жестоко подавлено совместными усилиями польской шляхты, российских войск и отрядов крымского хана.
Но что ведь интересно. Помогая, с одной стороны, царским войскам в подавлении восстания, с другой стороны, Калнышевский тайно послал гайдамакам на помощь конный отряд Семёна Гаркуши.
Логика действий кошевого в принципе понятна: чем больше занята Россия своими проблемами, тем вольготнее жилось Сечи…

Следует отметить, что богатство Калнышевского раздражало простых сечевиков.
Ещё большее недовольство вызывало:
- преследование им гайдамаков,
- имитация выборов старшины и
- обустройство земледельческих поселений с, практически, «панскими» порядками.
Кроме того, старшина обнаглела в край: воровство казённых денег высылаемых на содержание войска становилось систематическим.
Всё это, естественно, приводило к восстаниям сечевой бедноты.

С 1766 года запорожское общество переживало социальный кризис. Нарастала борьба «голоты» против «дуки» (богатеев).
Дело дошло до того, что кошевой атаман Сечи Пётр Калнышевский дважды спасался бегством из Сечи от восставшей запорожской бедноты.
В декабре 1768 года на Сечи вспыхнуло мощное восстание.
Казаки-сирома ночью окружили дом кошевого, намереваясь его убить.
Калнышевский бежал через чердак своего дома, переодевшись в монашескую рясу. Он пробрался тёмными закоулками предместья в днепровские плавни и спрятался там до рассвета.
А на следующий день кошевой со своими сторонниками из зажиточных казаков, при содействии российских солдат из Новосеченского ретраншемента, жестоко подавил восстание, расстреляв толпу картечью из армейских пушек.
Оба раза (и в 1766-м, и в 1768-м) восстания сечевиков, по просьбе Петра Ивановича, подавляли регулярные русские войска под командованием П. Румянцева и П. Панина.
Многих запорожских бунтовщиков тогда запроторили в Сибирь и подвергли пыткам.
В отместку кошевой атаман в 1766 году лично запорол насмерть одного из зачинщиков восстания.
А в 1770 году выслал руководителей бунта на каторгу в Сибирь.

Вражда между противоборствующими группировками – зажиточным казачеством, поддерживавшим реформы Калнышевского, и сиромой, которая стремилась сохранить «здобычницкий» уклад жизни, не утихала.
То в одном, то в другом месте вспыхивали восстания.
Плелись заговоры против Калнышевского.
И писались на него доносы.
Чтобы скомпрометировать кошевого атамана, слагались песни о том, будто он уже принял мусульманство и «побусурманился».

А тем временем старшина жирела, боеспособность казаков падала.
А тут ещё кошевой атаман вступил в тайные переговоры с турецким султаном.
Об этом не замедлил сообщить в Петербург полковой старшина Войска Запорожского низового Павел Савицкий.
В январе 1767 года он писал в Петербург, что кошевой атаман вместе с войсковым писарем Павлом Головатым и военным есаулом готовятся в ближайшие месяцы предать Россию и принять турецкое предложение.

Павло Савицкий доносил на кошевого, будто он говорил своему писарю:

«Вижу, нечего надеяться на русских, а нужно написать турецкому императору и, отобрав в Войске 20 добрых казаков, отправить с прошением принять Войско Запорожское в турецкую протекцию, а в Войско напишем, чтобы все готовились к походу; напишем, что когда российская регулярная армия или гусарская какая-нибудь команда до запорожских владений войдёт, то чтоб ни одного человека не впустили в границы, а если бы стали силою входить, то поступали с ними как неприятелями».

И с турками, и с татарами чтоб жили «смирно и дружно».
Далее Павел Савицкий писал, что войсковой есаул после этого разговора отсутствовал в Сечи более двух недель (вероятно, объезжая Запорожье для обсуждения ситуации с паланковой старшиной)…
Но царское правительство сочло это письмо клеветой, не сомневаясь в преданности кошевого атамана.

Екатерина II писала Калнышевскому, что:

«У нас никогда не было ни малейшего сомнения в вашей со всем войском к нам верности».

Со временем выяснится, что подозрения о дипломатических связях Запорожской Сечи с Крымом (вассалом Турции) были обоснованными.
Получается, что Калнышевский тайно, за спиной императрицы, вёл переговоры с татарами и турками.
А это значит, что не был он таким уж белым и пушистым.
И совсем не без вины его позже сослали в Соловки...

Кошевой атаман вошёл в историю и как выдающийся военный деятель.
В 78-летнем возрасте возглавил он Запорожское войско в русско-турецкой войне (1768 – 1774 годов).
Пётр Иванович непосредственно руководил многотысячным соединением конницы - воевал с крымскими татарами и турками.

Сначала Калнышевский с запорожцами действовал в армии графа Румянцева.
И отражал турецкие набеги на запорожские земли по реке Бугу.
Зимой 1769 года мощные набеги крымских татар и ногайцев опустошили западные и северо-восточные пределы Запорожья. Особенно пострадали тогда густонаселённые Самарская и Орельская паланки. Ущерб был нанесён огромный.
К весне Пётр Иванович смог контролировать ситуацию и произвести ответный удар опустошением ногайских аулов на реке Молочной и возле Перекопа.

В следующем году – в 1770-м - запорожцы под командой Калнышевского состояли в армии князя Прозоровского.
Они:
- Сокрушали коммуникации противника.
- Опустошали его тылы от Аккермена и Хаджибея (нынешние Белгород-Днестровский и Одесса) до Таганрога.
- Содействовали разгрому турок русскими войсками при Ларге и Кагуле.
- Важным вкладом запорожцев в победу над Турцией было отторжение из-под власти Крымского ханства ногайских орд, составлявших главную массу лёгкой кавалерии противника.

Летом 1770 года Калнышевский возглавлял пятитысячный отряд запорожцев в составе авангарда русских войск под командованием генерала Прозоровского.
К слову, в рядах авангарда кроме запорожских действовали и донские казаки, традиционно превосходившие своих сечевых коллег в организованности, дисциплине и боевой выучке.
Пока авангард Прозоровского перемещался в соответствии с планами командования, запорожцы в свойственной им манере проводили так называемые поиски.
В ходе их решалась главная для казаков задача - получение добычи.
Ведь нравы в ХVIII веке были далеко не ванильные. И грань между завоеванием военных трофеев и мародёрством выглядела зыбкой. Особо запорожцев винить не за что. Ведь они как привыкли, так и действовали. Да и Сечь, как мы знаем, исконно жила не за счёт разведения цветов и вышивания крестиком…

Из исторической справки, представленной в суд Черноморским гайдамацким объединением, и, по мнению самих гайдамаков, призванной доказать величие полководческих заслуг Калнышевского:

«Запорожцi спустошили низку сiл, а також спалили мiстечко Аджидер (сучасне м. Овiдiополь), де взяли чималу здобич, хоч там ворогiв нiкого не застали...»

Мне думается, что представлять разбой, грабёж и конокрадство в виде великих подвигов и выдающихся побед, очевидно, не стоит...
Итак, противника не обнаружили, сопротивления никто не оказывал, но сёла разграбили и городок сожгли.
После этого двинул Пётр Иванович своих чудо-головорезов к Хаджибею.
2 июля 1770 года запорожцы ворвались в турецкую слободу, расположенную возле крепости Хаджибей.
Она и представляла собой жилые дома, ремесленные мастерские, конюшни и торговые лавки.
Саму крепость при этом штурмовать никто не собирался. Потому как дело это было хлопотное, опасное. И, главное, с точки зрения добычи малоперспективное.
Другое дело - слобода…
Небольшой турецкий отряд из состава гарнизона крепости сделал вылазку и пошёл на выручку своим семьям.
Однако доблестные запорожцы «увiйовши у тi будинки приступом, усiх туркiв порубали, а форштадт спалили».
Крепость Хаджибей, в отличие от слободы, осталась нетронутой...

Пётр Иванович же вместе с Прозоровским удовлетворились перечислением в победных реляциях данных об освобождении из турецкого плена жителей Валахии (нынешней Молдовы), евреев и цыган. А также количества захваченных единиц крупного рогатого скота, лошадей и овец.
Ну, кому война, а кому мать родная…
Подобные вылазки казаков, по правде говоря, поощрялись командованием русской армии. Поощрялись как действия, наносящие урон тыловой базе противника и одновременно обеспечивающие провиант своим частям.

В 1771-1772 годах военная деятельность Калнышевского ограничилась охранением реки Буга.

За боевую доблесть и личную храбрость Екатерина II наградила кошевого атамана 5 января 1771 года большой именной Золотой медалью с личным портретом, вправленным в бриллиант, на Андреевской ленте и надписью:
«Войска Запорожского кошевому Калнышевскому за отменную храбрость против врага, поступки и особенное к службе старание».
Кроме того, через 2 года (в 1773 году) Петру Ивановичу было присвоено воинское звание русской армии - генерал-лейтенант.

Надо сказать, что во время войны с Турцией запорожское казачество, в значительной степени благодаря личности П. Калнышевского, стало «модным явлением» в придворных кругах Петербурга.
Многие российские вельможи и офицеры считали за честь записаться в один из 38 казацких куреней. И стремились записаться в реестр войска Запорожского, прославленного победами в сражениях.
Первым записались граф Панин и князь Прозоровский.
Впоследствии - астроном Эйлер.
В 1772 году уже сам фаворит императрицы генерал-поручик Потёмкин попросил П. Калнышевского записать его в казаки.
Что и было сделано.

Называя кошевого атамана «неразлучным другом», Г. Потёмкин писал:

«...Уверяю вас чистосердечно, что ни одного случая не пропущу, где усмотрю принести любую желаниям вашу выгоду, на справедливости и крепости основанную».

Согласно древнему казацкому обычаю его назвали новым прозвищем - Грицько Нечёса (за большой лохматый белый парик).

Новороссийский генерал-губернатор Г. Потёмкин выражал своё уважение и любовь войску Запорожскому, подчёркивал свою тогдашнюю готовность услужить «милостивому своему отцу», как он называл Калнышевского.

Ну а потом была ликвидация Новой Сечи...
Случилось это в 1775 году.
(Подробнее об этом написано в моей статье «Ликвидация казацкой республики – Запорожской Сечи»).

Как известно, после разрушения российским войсками Запорожской Сечи 85-летний кошевой атаман Петр Калнышевский, войсковой писарь Иван Глоба и военный судья Павло Головатый были арестованы.
Их судьба находилась в руках Екатерины II.

В августе 1775 года царица издала указ, в котором говорилось, что:

«Сечь Запорожская окончательно уже разрушена, с уничтожением на грядущие времена и самого названия запорожских казаков, не менее чем за оскорбление нашего Императорского Величества за поступки и дерзости, которые совершаемы были от этих казаков непокорностью нашим высочайшим Повелениям».

В манифесте Екатерины II о ликвидации Запорожской Сечи ничего не было сказано о вине Калнышевского.
В последующих документах значилась формулировка «за вероломное буйство и разграбление подданных».
В чём заключалось это «буйство», оставим на совести её автора - Г. А. Потёмкина.
Что же касается «разграбления подданных», то здесь ясно просматривается контекст борьбы запорожцев с русскими помещиками за землю. А также то, что царское правительство считало главной виной последнего запорожского кошевого колонизацию Юга Украины.

После ареста Пётр Калнышевский, вдруг, куда-то исчез.
И никто (даже ближайшие родственники) не знал, где же он находится.
Даже через много лет после смерти Калнышевского никто на Украине не знал и не ведал, где он провёл остаток своих дней, и где находится его могила.

Казачьи песни намекали, что кошевой перебрался на Дон.
В одной из них говорилось, что Калнышевский якобы бежал в Турцию и там женился.

Лишь значительно позже, уже почти через век, исследователи установили, что:
- кошевого П. Калнышевского сослали в Соловецкий монастырь,
- военного писаря Глобу - в Туруханский монастырь, а
- военного судью Головатого - в Тобольский монастырь.

Заслуживает внимания версия Д. Кулиняка о том, что Екатерина II ревниво поддерживала свою репутацию «гуманистки и благодетельницы» и поэтому вряд ли стала бы преследовать 85-летнего Калнышевского.
Тем паче тот уже не представлял для неё реальной угрозы.
Не следует также забывать, что Пётр Иванович был уравнён в правах с российским дворянством.
Поэтому Д. Кулиняк считает, что П. Калнышевскому позволили вернуться на свой хутор на родной Роменщине, чтобы тихо доживать век.

Но почему же тогда почти через год после разрушения Сечи его арестовали?

По мнению Кулиняка, Калнышевский тайно налаживал контакты с той частью казачества, которая пыталась учредить новую Сечь за пределами Российской империи (на территории Османской империи).
За что и поплатился…
Именно эти планы кошевого атамана и стали причиной гнева Екатерины II.

По версии Г. Фруменкова, П. Калнышевский вместе с военным писарем и судьей был выслан в Москву в распоряжение военной коллегии.
Военная коллегия признала его виновным в неповиновении правительству.

Правительство решило без огласки расправиться с ним.
Г. Потёмкин, в прошлом большой «поклонник» П. Калнышевского, с присущей ему изысканностью сформулировал обвинительное заключение против бывшего кошевого атамана.
Он просил не применять к нему и его соратникам смертную казнь, а отправить их на пожизненное содержание в монастыри:
- кошевого - в Соловецкий,
- а двух других - в Сибирь.
Они не имели права покидать территорию монастырей. Им запрещалась переписка и вообще какое-либо общение с посторонними людьми.
По приговору Военной коллегии Петр Калнышевский было осуждён на пожизненное заключение в Соловецком монастыре. Там ещё с XVI века существовала тюрьма для особенно опасных преступников.
На этом документе имеется собственноручная подпись царицы:
«Быть по сему».

В нём было отмечено, что:

«Заводя собственное хлебопашество, расторгал он тем самое основание зависимости от престола нашего и помышлял среди отечества Российского область сотворить совершено независимую под собственным своим неистовым управлением».

Согласно указу последний кошевой Пётр Калнышевский должен был отправиться на вечную ссылку в Соловецкий монастырь «за вероломное буйство и разорение российских подданных».

Предание же гласит, что:

«Клята баба Катерина II предложила кошевому атаману:
«Получай волю и имение. Только отрекись от казацтва».
На что Калнышевский гордо ответил:
«Нет! Или воля казацкая, или тюрьма!» и не изменил присяге, данной сечевому товариществу, которое выбирало его «казацким батьком».

И «по высочайшему повелению» императрицы Екатерины II последнего кошевого атамана Запорожской Сечи заковали в кандалы и сослали на Соловки...

В контексте исследования судьбы Петра Ивановича следует подчеркнуть особую роль П. Ефименко, известного российского историка.
Он разыскал в Архангельске дело о высылке в Соловецкий монастырь кошевого П. Калнышевского.
В ноябре 1875 года журнал «Русская старина» опубликовал его статью «Калнышевский, последний кошевой Запорожской Сечи».
Благодаря этому мы знаем подробности «путешествия» последнего кошевого атамана на Соловки…

Вот как было дело.
25 июня 1776 года секунд-майор 1-го Московского пехотного полка Александр Пузыревский выехал во главе конвоя, сопровождавшего Калнышевского из Москвы в Архангельск.
Конвоирование осуществлялось в режиме секретности.
В данной Пузыревскому подорожной Калнышевский упоминался как «некоторый арестант».
Для поездки использовалось 9 подвод, которые должны были сменяться на почтовых станциях «без всякаго задержания».
Пузыревский имел указание «чтоб он содержал… [арестанта] в крепком присмотре и во время пути от всякаго с посторонними людми сообщения удалял».

Тысячекилометровое расстояние от Москвы до Архангельска было преодолено (если учесть состояние коммуникаций) в очень спешном порядке – всего за 16 дней.
2 июля миновали Вологду.
7 июля – Важеск.
11 июля Пузыревский вместе с подконвойным прибыл в Архангельск.

Архангельский губернатор Егор Головцын должен был проявить недюжинную энергию для того, чтобы обеспечить наискорейшую отправку «некоторого арестанта».
Для отправки заключённого на Соловецкие острова по распоряжению губернатора было нанято судно архангелогородского купца Воронихина. И тому на следующий день было выдано «дватцать рублей из неположенных в стат доходов».

Днём раньше из архангелогородской губернской роты в распоряжение Пузыревского были командированы сержант Иван Шапошников и трое рядовых: Лукьян Зуев, Антон Луковицын и Матвей Субакин.
Они должны были охранять последнего кошевого (судя по выданным им деньгам на провиант и медикаменты) в течение года.
Судно купца Воронихина, согласно предписанию губернатора, на всём пути следования до Соловков должно было обеспечиваться местными крестьянами «потребным… числом хороших проводников без малейшаго задержания под опасением строгого за остановку взыскания».

Опасное путешествие затянулось до 29 июля.
На выходе из устья реки Двины судно попало в шторм.
Затем дважды садилось на мель, отчего было сильно повреждено.
И 18 июля остановилось на урочище Кумбыш.
После произведённого в скорости ремонта и замены заболевшего кормщика,
корабль, наконец, вышел в Белое море.
Дальнейшее его плаванье было каботажным. То есть, осуществлялось вдоль берега.
На ночлег останавливались в находящихся на побережье монастырях и деревнях. Последняя остановка была сделана в деревне Дураковой.
Дальнейший путь пролегал по прямой линии на Соловки, минуя остров Сокжинский, окружённый каменными островками – Бакланами, к югу от которого находится Онежская губа.
Дальше следовал Анзерский остров, входящий в состав Соловецкого архипелага. Там сделали остановку на ночлег в Анзерском скиту.
И отправились через остров Муксалма к Большому Соловецкому острову, обогнув его с южной стороны.
Корабль, вёзший Калнышевского, достиг Соловков к 29 июля.
Именно этим днем датируется передача А. Пузыревским в монастырскую казну денег, предназначенных для содержания Калнышевского и первая исповедь кошевого атамана в стенах этого монастыря.
30 июля архимандрит Соловецкого монастыря Досифей отрапортовал архангельскому губернатору о принятии «государевого преступника».

Вот с этого дня - 30 июля 1776 года – и начинается Соловецкий период в жизни Петра Калнышевского.

Последний кошевой атаман запорожцев 25 лет провёл в заключении, лишённый права переписки и общения.

Образ национального героя-мученика, невинно страдающего от своеволия царских властей в застенках Соловецкого монастыря, породил ряд животрепещущих картин о тяготах заключения Калнышевского.
Его будто бы разместили в одном из самых мрачных казематов крепостной тюрьмы.
Режим якобы отличался исключительной суровостью.
Мол, фактически старец был заживо замурован…

Д. И. Яворницкий, посетивший в мае 1887 года Соловецкий монастырь с целью сбора материала о нахождении Петра Калнышевского в заключении, записал ряд местных рассказов о том, что последний кошевой будто бы содержался в земляной яме.

Эти рассказы пространно изложил Иван Шаповал в своей книге «В поисках сокровищ» («В пошуках скарбiв»). Она неоднократно издавалась в 1960–1980-е годы.

Вот как Иван Шаповал описывал пребывания на Соловках казацкого атамана:

«Когда кошевого перевели из Прядильной камеры в иное помещение, то от него осталось в камере более как на два аршина нечистот; что, просидевши в тюрьме столь долгое время, он одичал, стал хмурым и потерял зрение; что у него выросла длинная борода и вся одежда на нём распалась на лохмотья и спадала с плеч»…

«Когда Александр I посетил Соловки и увидел яму, в которой сидел кошевой Петр Калнышевский, он «пришёл в ужас».
Чтобы хоть чем-то задобрить невинного мученика, император спросил Кальнышевского, какое бы он хотел вознаграждение за перенесённые муки и страдания?
Калнышевский пренебрежительно смерил взглядом царя: «Ничего мне, государь, не надо, кроме одного: повелите возвести острог для таких же мучеников, как и я, чтобы они не страдали в земляных ямах».
Царь приказал ямы ликвидировать…»

Если верить Шаповалу, в Соловецком монастыре (что находился на острове в Белом море) Калнышевского содержали в каменном мешке под башней.
Это был один из самых страшных казематов.
В исторических документах сохранилась опись этой темницы.
Она имела форму лежачего урезанного конуса из кирпича.
Длина – 2,8 метра, ширина – 2,1 метра, высота при входе - 2,1 метра, а в узком конце - 1 метр.
При входе справа – ложе для заключённого.
Стены серые, с плесенью.
Воздух затхлый, спёртый.
В узком конце находится маленькое окошко (24 сантиметра). Лучи света через три рамы и двое решёток сумрачно освещают этот страшный каземат.

Содержали Калнышевского в этой темнице как зверя какого-то.
Его приковали железом за обе ноги и левую руку. Свободной оставили только правую руку.
В этой страшной темнице заключённый деревенел от холода, не знал ни света, ни тепла.
Тело его, особенно закованные ноги, покрывались язвами и болячками. Ноги и руки сводило от страшного ревматизма.
Одежда превращалась в лохмотья.
Из еды подавали только хлеб и воду.
Собственные испражнения отравляли вонью всю яму.
И, вдобавок ко всему этому, на несчастного заключённого нападали голодные крысы.

И вот в таких страшных условиях Калнышевский провел целых 25 лет(!).
Только подумать: 25 лет старец выдерживал немыслимые испытания ради идеи!
Да его можно сравнить едва ли не с Прометеем!

Вот так преподносят некоторые украинские исследователи историю пребывания Калнышевского в Соловецком монастыре…

На самом же деле, подобного рода рассказы совершенно не соответствуют действительности.
По исследованиям ряда историков предстаёт совершенно иная картина пребывания Петра Кальнышевского на Соловках, нежели это изображает отечественная историография…

Ещё известный украинский историк-исследователь Дмитрий Яворницкий, нашедший в монастырском архиве документы о кошевом атамане, утверждал:

«Калнышевский сидел не в Остроге и не в яме башни Корожней, где содержались самые тяжкие преступники, а в монастырской келье, того самого дома, где жила и вся братия Монастырская, начиная с архимандрита и кончая простыми трудниками».

Яворницкий отдельно отмечал, что последнего кошевого не могли держать в земляных ямах, хотя бы потому, что они – эти ямы - были замурованы ещё в 1742 году.

Собственно, это подтверждается и данными позднего исследователя Г. Г. Фруменкова.
А также материалами последних исследований проведённых в 2002 году современным историком В. В. Грибовским в архивах Москвы, Архангельска и Соловецкого монастыря.

Да. Земляные ямы, действительно, были на Соловках одним из способов наказания преступников, которые совершили тяжёлые преступления против религии и морали. По сути это была своего рода епитимья, к которой прибегали и сами пустынники по собственной воле.

Ужасные рассказы об этих ямах зафиксировал посетивший Соловки в 1872 году В. Немирович-Данченко. Хотя монахи его и уверяли, что «подземные тюрьмы» на Соловках являются пустыми выдумками газетчиков.

Известно, что ещё в 1742 году царское правительство приказал Соловецкому настоятелю засыпать все ямы для колодников. А их самих перевести в наземные помещения.
Настоятель в отчете правительству отрицал наличия колодницких ям.
А специальная правительственная инспекция монастыря не выявило случаев содержания заключённых, не предусмотренных инструкциями.
Тем не менее, это не прекратило существование слухов о таких ямах.

По Г. Фруменкову:

«Земляная тюрьма представляла собой вырытую в земле яму, глубиною два метра, обложенную по краям кирпичом и покрытую сверху досчатым настилом, на который насыпалась земля. В крыше прорубывалось отверствие, закрываемое дверью, запиравшейся на замок после того, как туда опускался узник или пища ему. Для спанья пол устилался соломой. Для естественной нужды раз в сутки опускались через потолочное окошко и поднимались для очищения специальные суда».

Но Калнышевский не мог находиться в колодницкой яме по причине того, что:
- Во-первых.
Подобное место заключения использовалось преимущественно для содержания лиц, обвинённых в тяжких преступлениях против церкви (как вид епитимьи).
А кошевой атаман относился к «государственным преступникам», а не к тем, кто совершил преступление против религии и морали.
Более того, кошевого удерживали там как знатного узника.
А это предполагало особые привилегии…

Яворницкому удалось выяснить, что, находясь в заключении, Пётр Иванович имел вполне приличное содержание:

«Я увидел, что Калнышевский содержался много иначе, чем другие арестанты и колодники, сидевшие в Соловецком заключении, получая по 1 рублю в день или 365 -366 рублей в год».

Следует отметить, что на содержание П. Калнышевского была выделена крупная для того времени сумма: 1 рубль золотом в сутки. По тем временам это была гигантская сумма.
Для сравнения - на монахов монастыря расходовались 2,5-3 копейки в сутки.
Годовое же содержание монаха в том же монастыре обходилось в 9 рублей, простого заключённого от 10 до 30 рублей.

Причем, это была громадная сумма не только для монастыря: Калнышевский, мотая срок, получал в 5 с гаком раз больше жалования кошевого атамана Запорожской Сечи...

Во вторых.
Ещё 20 января 1742 года указ императрицы Елизаветы Петровны обязал Соловецкого настоятеля засыпать все ямы для колодников, а их перевести в наземные помещения.

Впоследствии слухи о существовании таких ям снова дошли до Петербурга.
Из-за этого в 1758 году на Соловки выехал даже специальный инспектор.
Он, впрочем, ничего подобного не обнаружил.
И дело о существовании колодницких ям было окончательно закрыто.

Авторитетный исследователь соловецкой истории Г. Г. Фруменков резонно полагал, что колодницкие ямы были засыпаны накануне приезда инспекции в 1758 году.
Хотя, впрочем, он, не приводя должных аргументов, предположил, что сразу после отъезда проверяющих «монахи опять распечатали их и стали помещать туда «упорствующих в своей ереси» раскольников, а позднее и революционеров». То есть использовались «до самого конца XVIII века… и в первой половине ХIХ века».

Скорее всего, ямы были, действительно, засыпаны к 1758 году.
Поскольку вряд ли, имея строгое правительственное запрещение, Соловецкие монахи имели столь нужную необходимость втайне использовать их.
Ведь тогда они рисковали быть в этом уличёнными:
- как офицерами и солдатами Соловецкого гарнизона, часто сменяемыми,
- так и кем-то из паломников или работников, в огромном количестве ежегодно приезжающих на Соловки…

В любом случае, Пётр Калнышевский находился в наземном помещении.

Это видно из письма наместника монастыря Симона от 12 октября 1779 года, адресованного архимандриту, в котором сообщалось:

«По многократной меня прозбе Петра Ивановича Колнышевского, для надобности ему к поправлению и перекрытия кельи, в которой он живёт, что от дождя великая теча происходит, отчего и платье у него гниёт, и просит ваше высокопреподобие приказать особливо, сверх монастырских нанятых в плотничную работу работных на ево сщёт нанять четырёх человек и весной с протчими монастырскими работниками прислать».

Конечно, «гниющее платье» – свидетельство крайне трудных условий заточения.
Но при этом, как видно из документа, Калнышевский мог на собственные средства нанимать плотников для починки крыши...

Документы Соловецкого архива, сохранившиеся к моменту приезда Д. Яворницкого, указывали, что Калнышевский сначала находился в одной из келий (каземата) Головленковской тюрьмы.
Расположена она была возле Архангельской башни Соловецкого кремля.
По состоянию на 13 ноября 1788 года Калнышевский находился в келье № 15.
Д. Яворницкий сделал убедительный вывод о 12-летнем пребывании кошевого атамана в Головленковской тюрьме.

Мнение по этому поводу Г. Фруменкова сформулировано без ссылки на конкретные документы.

Он полагал, что:

«В каменном мешке Головленковской тюрьмы… Калнышевский провёл 16 лет, после чего ему отвели более «комфортабельную» одиночную камеру рядом с поварней, где он просидел ещё 9 лет».

Затем (ноябрь 1789 года) запорожский узник был переведён от Архангельской к Прядиленной башне Соловецкого кремля в келью № 14.

М. Колчин, опираясь на монастырскую устную традицию, полагал, что Калнышевский находился в здании под названием Сушило, расположенном возле монастырской мельницы при Белой башне:

«При самом входе под башню находится жилище мельников, от дверей которого идёт узкий темный проход сажени две длины; чтобы не заплутаться и не запнуться за что-то, необходимо идти с огнём. Спускаемся ступени на три ниже уровня земли, идем по узкому тёмному проходу, сворачиваем немного вправо и входим низкою дверью в большую, квадратную, сажени в три, комнату. В ней темно, так как нет ни одного окна, а взамен этого на каждой стене находились двери с махонькими вырезками среди них. Комната целиком состоит из кирпича: пол, потолок, стены, лавки, полки, – словом, всё кирпичное. Сыро, стены мокрые, заплесневелые; воздух спёртый, удушливый, такой, какой бывает в сырых погребах. Испугавшиеся света крысы, водящиеся здесь во множестве, с ужасом бросаются вам под ноги. В этой комнате в прежнее время помещалась стража, караулившая узников, заключённых в казематы, расположенные по всем сторонам этой комнаты. Прямо перед нами маленькая, аршина в два вышины, дверь с крошечным окошечком в средине её; дверь эта ведёт в жилище узника… Оно имеет форму лежачего усеченного конуса из кирпича, в длину аршина 4, шириною сажень, высота при входе три аршина, в узком конце полтора. При входе направо мы видим скамью, служившую ложем для узника, над нею почернелая до неузнаваемости икона, а за нею сохранилась пасхальная верба. На другой стороне остатки разломанной печи… В узком конце комнаты находится маленькое окошечко вершков шесть в квадрате; луч света, точно украдкой, через три рамы и две решётки тускло освещает этот страшный каземат. При таком свете читать можно было в самые светлые дни и то с великим напряжением зрения. Если заключённый пытался через это окно посмотреть на свет Божий, то его взорам представлялось одно кладбище, находящееся прямо перед окном… Рассказывают, что в рассматриваемом нами каземате последний кошевой бывшей Сечи Запорожской, Калнышевский просидел 16 лет».

Конечно, М. Колчин описал состояние этого помещения в начале ХХ века, когда монастырь уже не использовался как место заключения, а многие из его прежних служебных и хозяйственных помещений утратили былое значение.
Во времена же Калнышевского в Сушило было тепло и сухо.

В целом же, как отмечают современные исследователи, условия нахождения в Соловецкой тюрьме были терпимые.
Как и монашествующая братия, заключённые находились в приспособленных кельях, в которых существовала отопительная система, идущая от хлебопекарных и других печей.

Питание Соловецких заключённых разнилось.
Существовала и разница в перечне блюд, подаваемых в верхней, нижней и «рабочей» трапезе монастыря.
Традиционные Соловецкие блюда состояли из холодной или варенной трески с квасом, хреном, луком и перцем, щи с капустой, палтусом, овсяной и ячменной крупой и подболткой.
Были также и суп из сухой трески с картофелем, подболткой и молотыми костями палтуса «для вкуса», и каша. По воскресным и праздничным дням пшённая. Гречневая – по понедельникам, средам и пятницам. В другие дни – ячменная. В скоромные дни – со сливочным, в постные – с постным маслом.
В воскресенье употреблялась водка.
Все дни в году разделялись по характеру принятия пищи:
- в скоромные дни употреблялись молокопродукты, скоромная рыба;
- постные дни делились на постные рыбные и постные безрыбные.
Эта пища была вполне здоровой. Среди Соловецких обитателей не было заболеваний цингою…

Учитывая военные заслуги Петра Калнышевского, на содержание и питание почётного пленника правительство ежегодно выделяло достаточно большие средства.
Императрица надеялась, что последний атаман Войска Запорожского покается.
Надеялся на это и всесильный Григорий Потёмкин.
Он не забывал своего «друга» и периодически запрашивал Синод:
Жив ли ещё атаман?

Но Пётр Калнышевский пережил и «светлого князя», и «императрицу Всея Руси».
За 25 лет пребывания на Соловках он ни разу не обратился с просьбой ни к Екатерине, ни к её наследникам…

Охраняли П. Калнышевского («великого грешника») в течение многих лет, как правило, одни и те же часовые во главе с начальником соловецкого отряда. Его охраняли 4 солдата с офицером, хотя у других политзаключённых было по 2 конвоира.

Находясь в православном монастыре, Петр Калнышевский, регулярно исповедовался и причащался.
Вёл он себя смиренно и набожно, чем снискал уважение у монашества.
И до конца жизни сохранил ясный ум и память.

Лишь трижды в год - на Пасху, Рождество и Преображения - его выводили из кельи.
Вероятно для участия в православных праздниках и торжественном обеде в одной из палат Успенского трапезного собора.

Во время одного такого случая местные поморские рыбаки видели этого «казацкого атамана» на входе в Трапезную палату и оставили такие наблюдения:

«Росту среднего, старый видом, седастые волосы и волос обсекся; видно, что много сидел. Борода не долгая, белая… Говорил он не так чисто, как по-русски».

Был одет в китайчатый синий сюртук с оловянными пуговицами в два ряда и красный кармазин.

Поморы также были свидетелями того, как на этом ветхом старике остановил свой взгляд архимандрит, молвив:

«Древний ты, землею пахнешь».

В течении 25-летнего пребывания на Соловках кошевой не менее 3-х раз менял свое место нахождения.
И во всех случаях его кельи отличались хорошими условиями для жизни.
Последним местом обитания Калнышевского была Келарская палата Соловецкого Спасо-Преображенского собора.

Об уважении Калнышевского к Соловецкой святой обители свидетельствуют его богатые подарки монастырю:

В 1794 году он пожертвовал Спасо-Преображенскому собору Соловецкого монастыря серебряный запрестольный крест весом более 30-ти фунтов (13,6 килограмма).

В 1798 году на средства Калнышевского была изготовлена сребропозлащённая риза с венцами, весом 24 фунта 84 золотника

А в конце жизни, в 1801 году, в честь своего освобождения, поднёс в дар Соловецкому монастырю ценное Евангелие, оправленное в серебро с позолотой.
Одна оправа его весила больше двух пудов (32 килограмма).
А стоимость иконы - 2435 рублей.

Это были очень богатые подношения.
К тому же данные страждущим узником...

Богомольный узник дождался своего освобождения весною 1801 года.

По манифесту внука Екатерины - «самого либерального» императора Александра I (от 12 апреля) Петру Ивановичу было «даровано прощение» и право по собственному желанию выбрать место проживания.
Бывший кошевой, который за 25 лет пребывания в одиночестве ослеп, обрёл, наконец-то, свободу, получил «волю».
А было ему тогда 110 лет (и из них последние – четверть столетия – он пребывал в одиночной камере монастырских застенков!).
Это был настоящая богатырская натура, настоящий запорожский дуб!

Но Калнышевский не воспользовался «даром нового благодетеля».

В ответ на дарование ему свободы Александром I амнистированный атаман в письме архангельскому губернатору Мезенцеву благодарил царское правительство.

И не желая по старости и слепоте покидать Соловки, атаман в «просьбе» на царское имя просил оставить его на прежних условиях в монастыре:

«…Поелику ныне достиг уже я совершенно глубокой ста десятилетней старости и лишась совершенно зрения, не могу отважиться пуститься в путь столь дальний, а расположился остатке дней моих посвятить в служение Единому Богу в сем блаженном уединении, к коему чрез дватцатипятилетнее время моего здесь пребывания привык я совершенно, в обители сей ожидать с спокойным духом приближающагося конца моей жизни».

Не потеряв разума и чувства юмора, он обосновывает своё решение тем, что привык к монастырю и «здесь оною (свободой) наслаждаюсь в полной мере».

11 июля 1801 года прошение Калнышевского было удовлетворено Александром I, который предписал «оное жалованье продолжать производить по смерть его».

Согласно местному преданию, Петра Ивановича навестил на Соловках царь:

Александр сел, опустил руки, не зная, как начать разговор со старцем.
В итоге произнёс:
- Вы прощены и свободны!
На что Калнышевский ему ответил:
- Я был свободен всю свою жизнь и делал то, что желал мой народ. А прощенье мне может дать только Господь Бог.
Чтобы хоть чем-то задобрить невинного мученика, Император спросил его, какую бы он хотел награду за перенесённые муки и страдания?
Пётр Калнышевский пренебрежительно смерил взглядом царя:
«Ничего мне, Государь, не нужно, кроме одного: прикажи построить Острог для таких же мучеников, как и я, чтобы они не страдали в земляных ямах».

Итак, следуя старому запорожскому обычаю, Пётр Калнышевский остался коротать свой век послушником при православном монастыре.

Свободой наслаждался П. Калнышевский, правда, недолго.
31 октября 1803 года в мире с людьми и Богом почил последний запорожский кошевой атаман.

Таким образом, будучи формально местом заключения, Соловецкий монастырь стал для Петра Калнышевского не «мученическим венцом», а местом умиротворения и примирения с Богом.

Об особом почитании братии монастыря Петра Ивановича Кальнышевского свидетельствует тот факт, что его погребли на почётном месте - южном подворье Спасо-Преображенского собора при Успенской церкви. Похоронили рядом со знаменитым духовным и политическим деятелем России периода Смутного времени преподобным Авраамием Палицыным и Соловецким архимандритом Феодоритом.
Это было особой честью, оказанной последнему запорожскому кошевому Соловецкими иноками.

А в 1856 году по распоряжению архимандрита Александра Павл;вича на могиле Калнышевского была установлена плита с серого отполированного гранита.

На ней высечена эпитафия, содержащая краткое жизнеописание атамана:

«Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году, по Высочайшему же повелению, снова был освобождён, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрёл душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины.
Скончался 1803 года, октября 31 дня, в субботу, 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю».

Могила славного атамана, сильного духом и телом, не сохранилась.
В 1930-х годах в Соловецком монастыре вновь была создана тюрьма - уже для врагов Советской власти.
И на месте монастырского кладбища были разбиты огороды, которые возделывали политзаключённые.
От захоронения Калнышевского осталась только каменная могильная плита.

Про Петра Калнышевского не забывают на Соловках и до сих пор.
В августе 2002 года был открыт некрополь в Германовском дворике, где расположили плиту с могилы атамана.
Как свидетельствуют сотрудники заповедника: среди туристов история Петра Калнышевского пользуется большой популярностью…

Рецензии

Равиль, очень благодарна вам за за полный ответ на многие возникшие вопросы, когда я 26 октября слушала передачу по радио "Вести FM" : http://radiovesti.ru/episode/show/episode_id/42079

Там, кстати, на вашу фразу "МОГИЛА СЛАВНОГО АТАМАНА, СИЛЬНОГО ДУХОМ И ТЕЛОМ, НЕ СОХРАНИЛАСЬ" - эта передача дает опровержение. Но, возможно, это вам уже известно.
С искренним интересом к вам - коллега Екатерина Яковлевна.

Спасибо Вам, Екатерина! Я когда-то возил своих учеников в село Покровское (где находилась Новая сечь). Там ест гранитная стелла в честь Калнышевского. И замечательный народный музей (где есть экспонаты о последнем кошевом атамане). Возил детишек к гранитным водопадам (это недалеко от станции Ток). В тех краях находился зимовник Калнышевского и по преданию спрятаны его сокровища. Там сейчас стоит памятник ему.Радио я не слушаю. Потому как убедился, что частенько там врут самым наглым образом (что в "Эхо Москвы", что в "Вести ФМ).И для меня они не авторитет. Да, когда Яворницкий ездил в Соловки, могила была. Но в 90-х годах украинские историки ездили туда, и кроме плиты могильной, ничего не нашли. Нынешние горе-историки столько всего наворотили, настолько извратили, сфальсифицировали нашу историю, что доверия к ним нет. Я уважаю только Толочко, Чайковского, Масловского (его, к сожалению, убили в подъезде своего дома нынешние бандеровцы, как и Олеся Бузину).Они остались честными и объективными историками. А многие 30-25 лет тому назад писали одно, сегодня совершенно противоположное. За бабло они и мать родную продадут. Ни чести, ни совести у этих оборотней нет...
информацию о портале и связаться с администрацией .

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Пётр Иванович Калнышевский был военным есаулом, затем судьей Войска Запорожского низового.

В 1762 году избран кошевым атаманом, но того же года после встречи в Москве с царицей Екатериной II отстранен от должности.

В январе 1765 года, вопреки царской воле старшина снова избрала его кошевым.

За отвагу в русско-турецкой войне 1768-1774 гг войско Запорожское получило благодарность от царицы. Кошевой атаман Пётр Калнышевский стал кавалером высшего ордена Российской империи — Андрея Первозванного, ему было присвоено военный чин генерал-лейтенанта.

Он отстаивал права Запорожья, для чего неоднократно ездил с депутациями в Петербург. Пытался усилить свою власть и ограничивал права старшин и казацкой рады. Заботился о распространении земледелия и торговли в запорожских степях. Известно, что Пётр Калнышевский находился в товарищеских отношениях с князем Потемкиным. В течение 1765-1766 гг. Кошевой атаман Калнышевский находился в Петербурге с делегацией старшин, среди которых был и военный есаул Пшимич Василий Андреевич (Писмич). Целью поездки было разграничение запорожских и слободских земель, также казаки подали ходатайство о возвращении запорожских земель.

Интригант-фаворит Екатерины II — князь Потемкин, выступил на заседании правительства с проектом ликвидации Запорожской Сечи 23 апреля 1775 года. 4 июня по одобренному плану стотысячное войско под командованием генерал-поручика Петра Текелия, возвращаясь с турецкой войны, обступило Сечь, воспользовавшись тем, что Войско Запорожское еще было на турецком фронте. Не имея сил защищаться, Калнышевский вынужден был сдать крепость без боя.

3 августа 1775 Екатерина II издала манифест, которым объявила, «что нет теперь более Сечи Запорожской в политическом ея уродства» . 6 пунктов длинного манифеста фактически сводятся к обвинению запорожцев в захвате и присвоении чужой собственности и попытке создать независимое управление.

Вместе со старшиной Калнышевский был арестован и по предложению Потемкина пожизненно сослан в Соловецкий монастырь . 30 июля 1776 архимандрит Соловецкого монастыря Досифей отчитался о принятии «государственного преступника».

Соловецкий монастырь в XVIII в. стал местом заточения политических заключенных и религиозных диссидентов. А монастырская братия выполняла роль надзирателей и духовников арестантов. Подчиненный Святейшему Синоду, Соловецкий мужской монастырь пользовался широкой автономией и имел гарантии невмешательства со стороны государства. Архимандрит монастыря был полным хозяином Соловецкого архипелага, ему же подчинялась военная команда, которая обеспечивала охрану заключенных.

Известный историк-исследователь Дмитрий Яворницкий , пользуясь документами, найденными в Соловецком монастыре, попытался обозначить конкретные места пребывания Калнышевского в заключении. Общий вывод его был таким: «Калнишевского сидел не в Остроге и не в яме башни Корожней, где содержались самые тяжкие преступники, а в монастырской кельи, того самого дома, где жила и вся братия Монастырская, начиная с архимандрита и кончая простыми трудниками» (С. 6-7). Яворницкий отдельно отмечает, что последнего кошевого не могли держать в земляных ямах , хотя бы потому, что, как, например, в Корожней башне, ямы были замурованы еще в 1742 (С. 11). Собственно, это подтверждается и данными позднего исследователя Г. Г. Фруменков.

Запорожский атаман относился к «государственных преступников», а не к тем, кто совершил преступление против религии и морали. Более того, кошевого удерживали там как знатного узника. А это предполагало особые привилегии. Так, при архимандрите Герасима Ионине (1793-1796), был восстановлен старинный монастырский устав, по которому монахам запрещалось иметь собственность. Все монахи питались вместе в трапезной. Так как заключенные считались своеобразными послушниками, то устав распространялся и на них. Исключение составляли знатные узники которые могли иметь собственное имущество и даже питались наравне с высшим духовенством монастыря.

Яворницкому удалось выяснить, что, находясь в заключении, Калнышевский имел вполне приличное содержание: «я увидел, что Калнишевского содержался много иначе, чем другие арестанты и колодники, Сидевшие в Соловецком заключении», получая по 1 рублю в день или 365 -366 рублей в год» (С. 10). , что в 40 раз больше, чем другим заключенным. Например, годовое содержание монаха — 9 рублей, простого заключенного от 10 до 30 рублей. Это позволило атаману нанять работников для ремонта каземата (келии) №15, Головленковской тюрьмы, расположенной в Архангельской башне, где сначала разместили запорожского узника.

Такие суммы позволяли этому знатному узнику иметь довольно значительные сбережения и за этот счет делать подарки очень ценных вещей монастырю.

В ходе 25-летнего пребывания на соловках кошевой не менее трех раз менял свое местонахождение.

Калнышевского охраняли 4 солдата с офицером, хотя в других политзаключенных было по 2 конвоира. Лишь трижды в год — на Пасху, Рождество и Преображения — его выводили из кельи для участия в Богослужении, для Святого Причастия и для обеда в трапезной.

Пётр Калнышевский еще в бытность кошевым атаманом проявил себя как очень религиозный человек. Всегда имел при себе греческих и южнорусских монахов, прислушивался к наставлениям духовных отцов с Афона и Иерусалима. Особенно отличился как ревностный строитель православных храмов и попечитель Киево-Межигорского монастыря; посылал щедрые подарки церкви Гроба Господня в Иерусалиме (потиры, дискосы, лжицы, звездицы — все из серебра с позолотой).

Об уважении Калнышевского в Соловецкой святой обители свидетельствуют и его богатые подарки монастырю. В 1794 году он пожертвовал Спасо-Преображенскому собору серебряный напрестольный крест весом более 30 фунтов а в конце жизни, в честь своего освобождения, купил Евангелие с серебром и позолотой весом более двух пудов и стоимостью 2435 рублей и подарил его монастырю.

Вел он себя смиренно и набожно, чем вызывал уважение у монашества, и до конца жизни сохранил ясный ум и память.

Указом нового императора Александра Павловича от 2 апреля 1801 года он был помилован по общей амнистии и получил право на свободный выбор места проживания.

В Соловецком заточении его религиозность еще больше усилилась и дала духовные плоды. В ответ на подаренную ему свободу Александром I в 1801. кошевой отвечает, что и «здесь оной (свободой) наслаждаюсь в полной мере». Судя по всему он достиг ту духовную свободу, которую стремится достичь каждый православный христианин.

Пётр Калнышевский просил оставить его в святой обители: «Остаток дней моих посвятить в служении Единому Богу в этом блаженном уединении, к которому через двадцатипятилетнее время моего здесь пребывания привык я абсолютно, в обители сей ожидать со спокойным духом конца моей жизни».

31 октября 1803, в мире с людьми и Богом, почил последний запорожский кошевой атаман. Об особом почитании братии монастыря Петра Кальнишевского свидетельствует тот факт, что его похоронили на почетном месте — южном дворе Спасо-Преображенского собора при Успенской церкви, рядом со знаменитым духовным и политическим деятелем периода Смутного времени преподобным Авраамием Палицыным и соловецким архимандритом Феодоритом. А в 1856 г.., По указу архимандрита, на могиле Калнышевского установлена плита с эпитафией и содержит краткое жизнеописание атамана.

« Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году по Высочайшему повелению снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренно познавшего свои вины. Скончался 1803 года, октября 31 дня, в субботу 112 лет от роду смертию благочестивою, доброю. »

Кому-то показался удивительным факт канонизации Петра Калнышевского, «последнего кошевого атамана Войска Запорожского» Украинской Православной Церковью Московского Патриархата. Мол, раскольники-филаретовцы сделали из атамана безвинного страдальца, «канонизировав» его в 2008, а нам и негоже двигаться по трясинам кравчучко-ющенковсго проекта. Сразу заметим, - раскольники не совершили, а лишь имитировали канонизацию. Их «церковь» (по сути, полукриминальная группировка) не может совершать таинств, освящений, канонизаций по причине своей раскольнической безблагодатности. Им под силу лишь пародировать, вытворять - по сути - клоунские кощунства. В данном случае это не сложно показать.

Но вначале скажем о канонизации атамана в УПЦ Московского Патриархата. Прославлению в лике местночтимых святых Запорожской епархии Петра Калнышевского (1691-1803) предшествовала, как и должно, многосторонняя подготовительная работа. В результате священный синод УПЦ МП 23 декабря 2014 года рассмотрел рапорт архиепископа Херсонского и Таврического Иоанна, председателя Синодальной комиссии по канонизации святых, о причислении к лику местночтимых святых Запорожской епархии последнего кошевого атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского. Местночтимые святые - святые, канонизированные в отдельных епархиях, не имеющие общецерковного почитания, иногда временно не имеющие. Таковыми в своё время были даже Киево-Печерские святые, а в недавнее время Оптинские старцы, святитель Пётр Могила и др. В Журнале заседания Синода сказано: «Рассмотрев житие, труды, подвиги и учитывая народное почитание Петра Калнышевского -

ПОСТАНОВИЛИ:

Благословить местное прославление и почитание в пределах Запорожской епархии Петра Калнышевского.

Утвердить иконописное изображение Святого.

Утвердить представленные проекты тропаря, кондака и молитвы Святому.

Память праведного Петра Калнышевского совершать 31 октября / 13 ноября (старый / новый стиль), в день его преставления».

Слов об утверждении жития святого в постановлении нет. Очевидно, оно должно быть составлено с учётом всех современных научно-обоснованных исторических данных.

Церковное прославление праведного Петра Калнышевского состоялось 13 ноября 2015 года в Покровском архиерейском соборе города Запорожье во время Божественной Литургии, которую возглавил предстоятель УПЦ Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Онуфрий, в сослужении епископата и духовенство УПЦ МП.

В своей проповеди митрополии Онуфрий сказал о смысле произошедшего:

Братия и сестры! Сегодня мы совершили прославление святого праведного Петра Калнышевского, который за свое благочестие, за те чудеса, которые он совершил и совершает, за тот подвиг терпения и любви к Богу, которые он показал в своей жизни, причислен к лику святых. Святой Петр провел 25 лет в заключении и вышел оттуда, наполненный благодатью Божьей. Он назвал это место родным для себя, не захотел его оставить и провел остаток своей жизни в той обители, которая сначала была для него темницей, а потом стала раем духовным. Это пример того, если человек живет с Богом, как можно соединить в себе разумную гармонию и служение, и благочестие и любовь к Богу».

Предстоятель отметил труды архиепископа Запорожского и Мелитопольского Луки по подготовке прославления святого:

Я знаю, что владыка Лука много совершил подвигов и трудов. Он ездил на Соловки, писал в разные инстанции, пока добились того, чтобы мощи святого Петра были обретены. Частица мощей находится сегодня в этом кафедральном соборе...»

Дню прославления предшествовала серьёзная работа - не только административная, но и научная, поисково-археологическая, исследовательская. Всё вместе это и позволило совершить чин прославления святого в соответствии с церковными канонами. Время покажет, будет ли утверждено общецерковное прославление праведного Петра Калнышевского.

Здесь мы не будем говорить о жизни и судьбе Калнышевского до Соловков, лишь заметим, что конкретное преступление, из-за которого атаман, прежде верно служивший престолу и награждённый Екатериной II золотом и бриллиантами, был сурово покаран, не вполне уяснена. «Разгон» Запорожской Сечи как воинской структуры, утратившей своё значение, разумеется, ни причиной, ни поводом не являлся: Калнышевский ни в коей мере не воспрепятствовал событиям 4 июня 1775 года на Сечи. Из докладной Григория Потемкина императрице Екатериной II следует, что причина репрессии состоит в том, верноподданные императрицы «сносили буйство бывших запорожцев... претерпев убытков более нежели на 200000 рублей». Потёмкин констатирует, что за «вероломное буйство», доказательства которому были тогда очевидны, Калнышевский и двое его приближённых «по всем гражданским и политическим законам заслужили, по всей справедливости, смертную казнь». При этом Потёмкин испрашивает у императрицы повеления «объявить милосердное избавление их от заслуживаемого ими наказания», заменив смертную казнь «на вечное содержание в монастыри». Таким образом, Григорий Потёмкин, который симпатизировал Калнышевскому, спас бывшего атамана от казни. Потёмкин предложил определить кошевого в Соловецкий монастырь, выделяя на его содержание «по рублю в день», то есть по 365 рублей в год. Заметим, содержание монахов обходилось казне в ту пору по 9 рублей в год. На докладную Потёмкина императрица Екатерина II наложила резолюцию: «Быть по сему». 14 мая 1776 года Царское Село».

Из Москвы в Соловецкий монастырь Калнышевский был отправлен 25 июня 1776 года. Его сопровождал конвой и обоз из девяти (!) подвод. Запись о его первой исповеди в Соловецком монастыре сделана 29 июля 1776 года.

Помилован Пётр Калнышевский в 1801 году указом Александра I. Из монастыря уезжать отказался.

В Соловецком монастыре сохранилась могильная плита, бывшая до разорения 1930-х на лучшем участке монастырского кладбища, вблизи могилы Авраамия Палицына, знаменитого писателя, келаря Троице-Сергиева монастыря.

Из эпитафии нам известны даты и некоторые важные обстоятельства жизни Калнышевского в монастыре, например, что «он в 1801 году, по Высочайшему повелению снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить Обитель, в коей обрел душевное спокойствие смиренного Христианина, искренно познавшего свои вины. Скончался 1803 года, октября 31 дня, в суб. 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю».

«Смертью благочестивою, доброю» - это в отличие от некоторых раскольников и еретиков, которые упорствовали до смерти и о смерти которых делалась в монастыре соответствующая запись.

Теперь о «филаретовской канонизации».

Материалы «поместного собора» УПЦ Киевского патриархата по «канонизации» Петра Калнышевского от 12 июля 2008 содержат набор баек и феерического вздора, давно объяснённых и опровергнутых, в том числе современными украинскими учёными на основании архивных данных, сопоставлений, исследований. Обосновывая праведность кошевого атамана, «филаретовцы» решили вопросом истинности «фактов» не задаваться. Описывая пребывание бывшего атамана в Соловецком монастыре (этот период жизни Калнышевского является поводом для канонизации его в лике праведных), они в качестве «фактов из жизни» включили в свой документ фольклорные предания и слухи, которые обычны для судеб многих исторических деятелей, но которые к реальности отношения не имеют. Это прекрасно знают историки и сепарируют выдумки и реальные факты.

Филаретовские историки (если там таковые есть) не стали обременять себя изучением вопроса, а натаскали в свой документ всего, что, по их мнению, может сгодиться для доказательства чудовищных мучений бывшего атамана на Соловках в продолжении 25 лет. Всякое лыко в строку. Надо сказать, что в свой текст они включили без разбора как собственные фантазии (например, о дне рождения атамана), так и переработанные «устные предания», так и плод манипуляций советского периода, когда некоторые историки старались посильнее прищучить самодержавно-крепостнический строй и «тюрьму народов».

Из документа УПЦ КП от 12.07.2008 приведём лишь два примера, мягко выражаясь, абсолютной халтуры и шарлатанства. Цитируем в переводе, а из русских источников - в подлиннике.

Филаретовцы сообщают своим приверженцам, излагают ужастик; цитата: «Старожилы монастыря рассказывали, что «после Калнышевского осталось в камере более двух аршин нечистот, что, просидев в тюрьме такое длительное время, он одичал, стал мрачный и потерял зрение; что у него, как у зверя выросли когти, длинная борода и вся одежда на нем, кафтан с пуговицами, распался на куски и спадал с плеч».

Действительно, за 25 лет нахождения в земляном мешке среди своих фекалий (два аршина - это метр сорок!) не мудрено, что и когти будут как у зверя, и одежда распадётся. Откуда эти сведения?..

На самом деле о Калнышевском историкам известно очень многое, вплоть до имён и фамилий солдат, сопровождавших и служивших ему, о его подарках монастырю, о его тратах, о времени ремонта крыши над его кельей, о времени его исповедей. Известны и источники, откуда что пошло гулять по свету.

Слух о том, что Калнышевский содержался в земляной тюрьме, записал на Соловках известный Д.И. Яворницкий в 1887 году, через 84 года после смерти атамана. В советские годы этот рассказ «развил» литератор Иван Шаповал - в книге «В поисках сокровищ». На самом же деле в земляной тюрьме Калнышевский сидеть никак не мог. Земляные тюремные ямы в России были запрещены монаршим указом ещё в 1742 году, за треть столетия до появления на острове Калнышевского, при Елизавете Петровне. В 1758 году исполнение указа было проверено. Чиновники установили, что все земляные норы на Соловках замурованы. Одновременно с рассказом о земляной тюрьме «филаретовские историки» взялись утверждать: «Петр Калнышевский доживал свою жизнь страдальца в каменном полуподвальном сыром холодном каземате. Очевидцы так описывали камеру заключенного праведника: «Перед нами маленькие, аршина в два, двери с крошечным окошечком посредине: двери эти ведут в жилище узника, куда и мы входим. Оно имеет форму лежащего урезанного конуса из кирпича длиной аршина четыре, в ширину сажень, высота при входе три аршина, в узком конце - полтора...» И далее: «стены мокрые, заплесневелые, воздух затхлый, спертый».

«Очевидец» - это невольный историк М.А. Колчин, побывавший на Соловках через 70 лет после смерти атамана, в 1870-х. Его книга «Ссыльные и заточенные в острог Соловецкого монастыря в ХVІ-ХІХ вв.» (1908) - соловецкая классика, известна всем, кто занимался историей монастыря вообще и Калнышевским в частности. Описав давно заброшенную полуподвальную келью (Колчин там видел почерневшую икону и засохшую веточку вербы), автор передаёт слух: «Рассказывают, что в рассматриваемом нами каземате последний кошевой бывшей Сечи Запорожской, Кольнишевский, просидел 16 лет, будучи более ста лет от роду». Не менее хорошо известна и другая книга по этой же тематике - советского историка Г.Г. Фруменкова «Узники Соловецкого монастыря. Политическая ссылка в Соловецкий монастырь в XVIII-XIX веках» (1965). В ней автор тенденциозно решил передёрнуть записанный Михаилом Колчиным слух, превратив его в утверждение: «М.А. Колчин так описывает каземат...» Ну и далее, по тексту про «воздух затхлый, спертый». Вот и «киевский патриархат» пристроил к описанию древней келии утверждение про «доживал свою жизнь», не в состоянии внять правде истории. Современный украинский историк В.В. Грибовский, рассматривая в монографии «Соловецкое заключение Петра Калнышевского в микроисторической прорисовке» (2013) исторические реалии, приходит к выводу: «В любом случае, Калнышевский находился в наземном помещении. Это видно из письма наместника монастыря Симона от 12 октября 1779 года (через три года после приезда на Соловки. - О.М.), адресованного архимандриту, в котором сообщалось: «По многократной меня прозбе Петра Ивановича Колнышевского, для надобности ему к поправлению и перекрытия кельи, в которой он живет, что от дождя великая теча происходит...» Наместник испрашивал разрешения починить келью за счёт Калнышевского. «Калнышевский мог на собственные средства нанимать плотников для починки крыши, - продолжает Грибовский. - Кроме того - даже совершать богатые дарения монастырю...» Из других источников известно и следующее: «Одеждою арестанты пользовались так же монастыря. Белье и не теплую верхнюю одежду дозволялось носить свою. Монастырь выдавал пару рубашек и порток, чулки суконные и холщевые... а иногда и кафтан». Так что если кафтан и портился, арестант мог получить новый или купить на свои деньги. А деньги у Калнышевского были, и, как увидим чуть ниже, даже с избытком. Михаил Колчин вдобавок сообщал: «На свои деньги арестанты могли заказывать себе пироги, булки, покупать лакомства и пр.» О страже: «Солдаты жили в коридорах в непосредственном соседстве с арестантами. Такая близость неминуемо смягчала отношения между арестантами и караульными, они сживались, иногда сдруживались». Известно, что многие годы Калнышевского охраняли четверо одних и тех же солдат. Современные исследователи показывают, что «как и монашествующая братия, заключённые находились в приспособленных кельях, в которых существовала отопительная система, идущая от хлебопекарных и других печей». То есть «условия нахождения в соловецких тюрьмах были терпимые». А по сравнению с другим узниками, Калнышевский был явно в привилегированном положении, получая на своё содержание значительные суммы. Настолько значительные, что половину из этих средств он мог употреблять на украшение любимой монастырской церкви. Известно, что атаман пожертвовал Спасо-Преображенскому собору запрестольный 30-ти фунтовый серебряный крест, что позже на его средства была изготовлена «сребропозлащенная риза с венцами, весом 24 фунта 84 золотника». А в год своего освобождения он преподнёс в дар необыкновенное Евангелие - с окладом «серебром золоченым; на верхней доске девять образов финифтянных, украшенных стразами». На корешке была сделана замечательная надпись: «Во славу Божию устроися сие Св.Евангелие, во обитель Св.Преображения и Преподобных отец Засимы и Савватия Соловецких чудотворцев, что на море окиане, при архимандрите Ионе, а радением и коштом бывшаго Запорожской Сечи кошеваго Петра Ивановича Кольнишевскаго 1801 г., а всего весу 34 фун. 25 золот. и всей суммы 2435 руб.» Он жил Церковью.

Ничего из конкретных реалий «филаретовских историков» не интересовало. Нагромоздили страшилок.

УПЦ МП за последние 25 лет причислила к лику святых более двухсот человек. В основном это новомученики. Церковными историками, порой безвестными, в архивах проделана колоссальная работа, изучены тысячи дел. Такую работу «филаретовцы» не делали по простой причине, у них нет подвижников, готовых годами сидеть в архивах, теперь уже и закрытых. Раскольники «канонизировали» около 20 известных исторических деятелей. Иногда это уже прославленные в канонической Церкви святые, иногда нет. Но в любом случае, никаких специальных исследований они не проводили.

Кто-то увидел в недавней канонизации Петра Калнышевского реверанс в сторону раскольников, акт сближения УПЦ МП и УПЦ КП, готовность простить учинивших раскол. На самом же деле наша Церковь, в том числе и на нынешней Украине, как и века, идёт своим путём, адекватно воспринимая реалии времени. Желание не иметь с раскольниками ничего общего, конечно, похвально. Но если раскольники и еретики почитают, скажем, Владимира Крестителя или Николая Чудотворца - это не повод думать о деканонизации этих святых. Так нет повода не канонизировать и праведника, если он по церковным канонами свят. Ну а преодоление раскола возможно, как известно, лишь на канонических основаниях - путём смирения гордыни и покаяния.