Охарактеризуйте позицию столыпина отношение к монархии. Третьеиюньская монархия

Ответ оставил Гость

1.а) Столыпин разделил предполагаемые реформы на две части. Одни нужно былопретворять в жизнь немедленно, не дожидаясь созыва новой Думы, наосновании статьи 87 Основных законов, проекты других необходимо былоподготовить и внести для обсуждения и принятия в Государственную думу. Кчислу первых относятся решение вопроса земельного иземлеустроительного, некоторые неотложные мероприятия в областигражданского равноправия, свободы вероисповедания и мероприятия,касающиеся еврейского вопроса.
б) Пётр Аркадьевич Столыпиннаилучшим образом олицетворял реальную возможность и силы, отвергавшиереволюционизм и западнический либерализм
в)
Столыпин и Государственная дума- это особый вопрос. К его чести, Столыпин, наверное, единственный из министровцарского правительства, кто не боялся выступать в Думе с ответами по самымразным депутатским запросам. Он был хорошим оратором, на трибуне держалсядостойно, корректно. Иногда речь оратора звучала достаточно резко. Например, выступая в Думе повопросу о мерах борьбы с революционным терроризмом, Столыпин говорил:"Правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачениекакого-либо неустройства... но иначе должно правительство относиться кнападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере которого должно готовитьсяоткрытое выступление.
2.Послереволюционный периодхарактеризовался резким спадом как рабочего движения, так и крестьянскихволнений. В деревне Столыпину на какое-то время удалось навести относительныйпорядок. Кроме того, проведение аграрной реформы поневоле заставило крестьян занятьсяпрежде всего своими хозяйственными делами - те, кто побогаче, выходили изобщины, закрепляя за собой свои надельные земли и прикупая новые; другие,победнее, продавали свой нехитрый скарб и переселялись на новые места.
3.
Основные задачи реформы:
1) передача надельных земель в собственность крестьян;
2) постепенное упразднение сельской общины как коллективного собственника земель;
3) широкое кредитование крестьян;
4) скупка помещичьих земель для перепродажи крестьянам на льготных условиях;
5) землеустройство, позволяющее оптимизировать крестьянское хозяйство за счёт ликвидации чересполосицы.

Цели аграрной реформы:
1) создание новых форм землевладения и землепользования: хутор, отруб;
2) государственная помощь крестьянским хозяйствам;
3) переселение крестьян;
4) развитие крестьянской кооперации;
5) разрушение общины. Крестьяне - частные собственники своего наделаТем не менее, за время его деятельности были достигнуты следующие результаты:
1) Развивалось кооперативное движение.
2) Увеличилось число зажиточных крестьян.
3) По валовому сбору хлеба Россия была на 1 месте в мире.
3) В 2,5 раза увеличилось поголовье скота.
4) На новые земли переселились около 2,5 млн человек.

I. Особенности «третьеиюньской» политической системы

1. Император

3. Исполнительная власть – Совет министров

4. Судебная власть: Сенат, окружные суды и судебные палаты

II. Третья Гос. Дума (ноябрь 1907 – июнь 1912): октябристы - 32%, правые – 30%, кадеты и примкнувшие к ним – 21%, левые (эсдеки и трудовики) – 7%; с 1911 года октябристы перестали поддерживать Правительство

III. Основные задачи Правительства после революции:

1. П.А.Столыпин

2. Основные задачи: а) подавление остатков революционного движения; б) недопущение новой революции; в) экономические и социально-политические реформы: аграрная, рабочее законодательство, изменения в местном самоуправлении, судебная и образовательная реформы.

IV. Аграрная реформа Столыпина

1. Цели реформы: а) общественно-политические: создание в деревне социальной опоры власти в виде крепкого крестьянства (середняки и богатые), (выступление 5 декабря 1908 года на заседании Думы); ослабление и разрушение общины как социальной организации крестьянского сопротивления (опыт 1905-1907 гг.); б) экономические: устранение общины как землераспределительного экономического механизма; модернизация сельского хоз-ва

2. Подходы к реформе до Столыпина: а) «Совещание о нуждах с/х промышленности (1902-1905 гг, руководитель – Витте); б) проекты Н.Н. Куглера, В.И. Гурко (1905-1907) о превращении крестьян в собственников земли.

3. Реформы Столыпина: основные меры (рассчитан на 20 лет)

а) указы от 12 и 27 августа и от 19 сентября 1906 года о передаче крестьянскому банку казенных и удельных земель с/х пользования для продажи их на льготных условиях крестьянам, нуждающимся в земле;

б) указ от 5 октября 1906 г. об уравнении крестьян в гражданских правах с лицами других сословий;

в) указ от 9 ноября 1906 года, позволявший крестьянам выйти из общины и закрепить за собой надел;

е) закон 1911 г. – разрешение сводить землю в хутора и отруба (раньше крестьянские земли в основном были разбросаны по разным территориям – теперь же разрешалось сводить крестьянскую землю в единый кусок)

4. Аграрная реформа: содержание

А) изменение форм собственности; б) изменение землеустройства (отруба и хутора); в) переселение крестьян на свободные земли (Сибирь), (около 3,3 млн. человек; о,5 вернулись, большая часть остальных осталась в Западной Сибири); г) продажа крестьянам земли в рассрочку через крестьянский банк; д) развитие сельхозкооперации;

5. Конкретный ход реформы: а) первый этап, 1907-1910 гг. (из общины выделилось 2,5 млн. крестьян – только 25% всех крестьянских домохозяев); б) второй этап 1910 – 1915 гг. (главным образом землеустроительные мероприятия, так как на многополосных сильное крестьянство возникнуть не может)

6. Результаты реформы: а) социальные (сокращение численности общин со 135 тыс. до 110 тыс.; из общины вышло около 30% крестьян;) отсутствие распада общины в центральных и нечерноземных землях, негативная реакция крестьян на «единоличников», рост социальной напряженности в деревне); б) общественно-политические (сокращение крестьянских выступлений с 1 тыс. в 1910 г. до 82 в 1914 г.; неудача создания социальной опоры гос-ву в деревне; контрпродуктивность реформы в среднесрочной перспективе – выработка «социального динамита»; возвращение к 1920 г. в общинную собственность 99% земель); в) экономические (повышение урожайности в некоторых районах на 30-50%)

V.Рабочий вопрос и рабочее движение в 1907-1917 гг.:

1. Рабочее законодательство 1905 г. (сокращение рабочего дня до 10 часов)

2. Думское законодательство по рабочему вопросу 1908-1912 гг.: борьба за принятие законов 1905 г.

3. Репрессивные меры (закрытие рабочих газет, запрещение рабочих митингов и собраний, аресты и т.п.

4. Рабочее движение: а) спад рабочего движения в 1907-1909 гг.; б) подъем рабочего движения в 1910-1914 гг., «Ленский расстрел 1912 гг.; в) спад забастовочного движения в 1914-1915 гг.; г) новый подъем забастовочного движения 1915-1917 гг.

VI. Преобразования в национальной, образовательной и управленческой сферах

1. Национальный вопрос. Отзыв Думой законопроекта 1906 г. об использовании национальных языков в начальной школе. Сокращение избирательным законом 1907 г. представительства Польши и Кавказа в Думе. Лишение избирательных прав инородцев Средней Азии и Сибири;

2. Образование. 1909 – проект о введении в течение 10-летнего срока всеобщего начального образования. К 1914 г. – 150 тыс. школ (из них при Столыпине открыто 50 тыс., нужно было 300 тыс.)

VII. Выводы:

1. «Третьеиюньская монархия» - сложный политический режим со сложным составом социальных сил, поддерживающих его

2. Противоречивый и исторически запоздавший характер столыпинских реформ

3. Обострение внутриполитической ситуации в 1915-1916 гг.

4. Изоляция и кризис самодержавия. Возникновение революционной ситуации.

Главное лицо «третьеиюньской» монархии кроме царя – это П.А.Столыпин. В 1905 году Столыпин стал губернатором Саратовской области и там проводил жесткий курс как по отношению к крестьянам, так и по отношению к погромщикам. Для борьбы с революционерами он ужесточал методы репрессивной борьбы с ними. 19 августа 1906 года был принят указ о введении военно-полевых судов, где судопроизводство велось не более 48 часов и приговор приводился в исполнение в течение суток. Человеком он был очень мужественным и образованным. В июле 1906 года он стал премьер-министром, но при этом еще и являлся министром внутренних дел. Столыпин прекрасно понимал необходимость экономической модернизации, в особенности выправление ситуации в деревне. Однако главной целью столыпинских реформ была не экономическая, асоциально-политическая. Главная цель реформ – разрушить общину как каркас организованного сопротивления крестьян власти. 9 ноября 1906 года вышел указ, который гласил, что крестьянам предоставляется право свободного выхода из общины с передачей надела в личную собственность. Согласно закону 1911 года община обязана была выделить крестьянину, желавшему вести самостоятельное хозяйство, отдельный участок земли, который становился его личным. При этом крестьянин имел право требовать, чтобы его наделы были сведены в один участок – отруб (с оставлением усадьбы в деревне) или хутор (с переселением из деревни и перенесением усадьбы на свой участок). Задача Столыпина облегчалась тем, что в разгар революционного движения помещики сами решили пожертвовать общиной.

В результате за 5 лет из общин выделилось всего лишь 2,5 млн. крестьян. Наибольший успех реформа имела на востоке и юге страны, где затем наиболее ожесточенно велась Гражданская война. Ну а в 1916-1920 годах община взяла реванш и вернула себе земли. Очень важным аспектом аграрной реформы была переселенческая политика, которая не имела успеха (многие застряли в Западной Сибири, а многие и вовсе вернулись назад). Чисто экономически столыпинская реформа привела к тому, что был достигнут некий с/х успех, но в принципе реформа была запоздалой и была «против шерсти» российского крестьянства. Столыпин не учел момента крестьянской сплоченности и желания жить общиной. Столыпин исходил из того, что крестьянин действует как рациональный предприниматель – а у крестьянина была своя логика. К сожалению, Столыпин, будучи городским жителей, не знал психологии крестьянства. Индивидуальное предпринимательство было чуждо русскому крестьянству.

Столыпин стремился также провести другие мероприятия – например школьную реформу. Он хотел ввести обязательное обучение детей в возрасте от 8 до 12 лет. Бюджет народного образования увеличился втрое, но этого для России было недостаточно. Также Столыпин предлагал предоставить сельских хозяйствам большие возможности для участия в работе земств (реформа местного самоуправления).

Столыпина критиковали как слева, так и справа. В какой-то момент его поддерживали октябристы (Гучков), но затем пути разошлись. Постепенно начали портиться отношения Столыпина и с Николаем II. В 1911 году Гос.Совет отклонил предложение о введении земств в польских губерниях. После этого Столыпин подал в отставку, но Николай не принял ее и распутил Гос.Совет и Гос. Думу на три дня. За это время земства ввели и Гос.Совет и Гос.Дума были собраны опять.

Триумф Столыпина в 1911 году стал началом его падения. В сентябре 1911 года Столыпин с 11-й попытки был убит неким Мортыхаем Богровым при попустительстве полиции. Столыпина сменил человек по фамилии Коковцев. Своей программы он не имел и продолжал политику Столыпина. Но в отличие от Столыпина у него не было «воли Столыпина». Столыпин был очень волевой человек, который мог продавливать свои решения. И поэтому столыпинская реформа продолжалась в вялотекущем режиме. А в 1915 году в связи с войной аграрная реформа была приостановлена.

В 1912 году полномочия III Думы истекли и были проведены выборы в IV Думу. Силы оппозиции и правых в этой Думе были приметно равно. 1912-1914 годы были временем нового революционного подъема в России, возобновились рабочие волнении, рост забастовочного движения.

В период с 1907 по 1917 годы политические партии видоизменились. Леволиберальные силы резко сократились. И реагируя на все эти обстоятельства в начале 1912 года группа представителей московской буржуазии попыталась создать принципиально новую партию, но неудачно. Кадеты пришли к выводу, что в России социальную и политическую революцию невозможно отделить друг от друга, поэтому революция не нужна и лучше проводить реформы (правда потом они опять перешли к идеям революции). Революция 1905-1907 гг. заставила либералов скорректировать свои взгляды и выступать за объединение буржуазии с интеллигенцией.

Летом 1914 года политические кризис в стране достиг ствоей критической точки и в этот момент началась война и на какое-то время кризис рассосался. Но с лета 1915 года кризис власти стал приобретать необратимый характер. Кульминацией этого кризиса стала речь Милюкова 1 ноября 1916 года. Он подверг критике политику Правительства, назвав ее или глупой или изменчивой. Речь Милюкова была нелегально распечатана и отправлена по всей стране, ва том числе в действующую армию. И все это было в военное для страны время. Власть была настолько слаба, что даже не решилась арестовать Милюкова после его резко критичной речи.

Социалистические партии тоже переживали после революции 1905-1907 гг. острый кризис (и большевики и меньшевики). Наряду с большевиками и меньшевиками после революции появилось еще одно течение – центристское во главе с Троцким. Идейный кризис также переживали эсеры. После начала войны среди социал-демократов выделились оборонцы, пацифисты (мир) и пораженцы (Ленин).


Похожая информация.


Послереволюционная жизнь России неразрывно связана с личностью премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина. Это был, пожалуй, крупнейший государственный деятель России начала XX в. Искренний монархист, один из последних в высших эшелонах власти, он представлял собой тип русского консерватора новой формации, понимавшего, что для защиты самодержавия, надлежит не только демонстрировать силу, но и проводить необходимые реформы, в частности - создать социальную базу умиротворительной политики из мелких собственников. Он никогда не сомневался, что авторитаризм (самодержавие) и Россия - вещи неразрывные, что все серьезные преобразования можно проводить лишь сильной рукой, что введение правового строя - процесс длительный, требующий многолетних усилий сверху, поддержки и понимания снизу.

Девиз премьера был прост и в тех условиях логичен: «успокоение и реформы». Однако реформы приходилось осуществлять в атмосфере не утихающих беспорядков. Хотя с 1907 г. волна насилия в стране пошла на спад, но не прекратилась. По неполным данным, с января 1908 г. по май 1910 г. отмечено 19 957 случаев террористических актов и экспроприаций, от которых пострадало по всей империи 7634 человека (в 1905-1907 гг. в результате деятельности революционных террористов убито и ранено не менее 9000 человек).

Согласно концепции Столыпина, модернизация страны требовала трех условий: первое - сделать крестьян полновластными собственниками, чтобы наиболее «крепкие и сильные», освободившись от опеки общины, могли обойти «убогих и пьяных»; второе - достичь всеобщей грамотности в объеме обязательной для всех четырехлетней начальной школы. Еще будучи предводителем дворянства в Ковно (Каунас), Столыпин писал по этому поводу, что грамотность поможет распространению сельскохозяйственных знаний, без которых не может появиться класс настоящих фермеров. И, наконец, третье - необходимо было добиться неуклонного роста промышленности на основе внутренних ресурсов страны, развития внутреннего рынка. Эта грандиозная триединая задача была рассчитана на длительную перспективу, и не вина П. А. Столыпина, что история России этого срока ему не предоставила.

Столыпинская аграрная реформа

Столыпинская аграрная реформа - понятие условное, ибо она не составляет цельного замысла и при ближайшем рассмотрении распадается на ряд отдельных мероприятий. Не совсем правильно и название реформы, так как Столыпин не являлся ни автором ее основных концепций, ни разработчиком. Хотя у него были и свои собственные идеи.

Реформа должна была решить две задачи - политическую (создать массовую опору самодержавия в деревне) и социально-экономическую (повысить производительность сельского хозяйства). Еще будучи саратовским губернатором П. А. Столыпин видел пагубность существования общины. Задача земельного обустройства крестьян занимала и Николая II. Еще в 1905 г. он отдал распоряжение кабинету С. Ю. Витте срочно готовить проект реформ в этой сфере. Однако события того бурного времени не позволили Витте сделать что либо и ношу трудоемкого реформирования крестьянского землеустройства принял на себя кабинет П. А. Столыпина и особенно его глава. Поддержка Николая II имела для Столыпина исключительное значение, так как практически все принципиальные положения реформы не могли быть легко проведены через Думу и оформлялись царскими указами.

Надлежало решить две тесно взаимосвязанные организационно-правовые и экономические проблемы. Во-первых, снять все необоснованные и архаичные юридические ограничения прав крестьянства и, во-вторых, создать условия для развития частного мелкого аграрного хозяйства (не затрагивая при этом интересов помещиков). Реформа базировалась на принципе неприкосновенности частной собственности на землю, которая не могла ни в какой форме насильственно отчуждаться.

Первая проблема была решена 5 октября 1906 г. - указом об отмене всех сохранившихся ограничений для крестьянского сословия: оно было уравнено в правах со всеми гражданами в отношении государственной и военной службы, обучения в учебных заведениях. Вторая проблема была гораздо сложнее и ее решение потребовало длительной подготовки.

Еще в Саратове Столыпин предлагал создавать крепкие крестьянские хозяйства на землях, выкупленных у помещиков при поддержке Крестьянского банка. Процветание этих хозяйств должно было стать примером для окружающих крестьян, которые, как надеялся Столыпин, постепенно отказались бы от общинного землевладения. Об ускоренной ломке общины в те времена Столыпин не помышлял.

Когда он возглавил Министерство внутренних дел, оказалось, что там на эту проблему смотрят несколько иначе. Власти уже не стремились сохранить общину, так как не считали ее оплотом порядка. В течение ряда лет группа под руководством товарища министра внутренних дел В. И. Гурко (сын героя русско-турецкой войны 1877-1878 гг.) разрабатывала проект, который, с некоторыми доработками, лег потом в основу реформ, проведенных столыпиным. Проект Гурко предполагал создание хуторов и отрубов на надельных (крестьянских) землях, а не на банковских. Предполагалась им и ускоренная ломка общины.

Проект предусматривал, что каждый член общины может заявить о своем выходе из нее и укрепить за собой свой чересполосный надел, который община отныне не вправе ни уменьшить, ни передвинуть. Крестьянин и раньше имел право выделиться из общины, но лишь с согласия «мира» и после выплаты выкупных платежей. Теперь этого не требовалось. С агротехнической точки зрения такое новшество не сулило большой пользы, поскольку надел оставался чересполосным. Но оно способствовало расколу ставшей опасной для властей общины, особенно накануне передела земли.

Не мог Столыпин не считаться и с мнением помещиков. В мае 1906 г. собрался I съезд уполномоченных дворянских обществ. Чуть ли не в один голос дворяне потребовали ликвидации общины, которая сильно им насолила за два года революции. Столь же единодушно они выступили против наделения крестьян землей за счет помещиков. Для снижения остроты проблемы малоземелья Столыпин пошел в августе 1906 г. на передачу Крестьянскому банку части государственных и удельных земель для продажи крестьянам. Этим и рядом других указов августа - октября 1906 г. был создан земельный фонд для продажи крестьянам и переселения из зон аграрного перенаселения (главным образом, центральной части Европейской России) на Восток.

Гурко решительно возражал против этого мероприятия, опясаясь, что оно оживит надежды крестьян на получение в будущем и помещичих земель. Этого же опасались и помещики, обвинявшие Столыпина в подстрекании крестьян именно к такому решению земельного вопроса. В действительности Столыпин никогда не допускал и мысли о ликвидации помещичьего землевладения. Он считал, что это и не нужно, ибо частичное отчуждение помещичьих земель уже стихийно шло, так как многие помещики, напуганные революцией, продают имения. Они скупались Крестьянским банком, разбивались на участки и продавались крестьянам. На этих землях стали появляться крепкие фермерские хозяйства. До 1911 г. объем продаж ежегодно возрастал, а затем начал снижаться. Это объяснялось тем, что у помещиков прошел вызванный революцией испуг и они сократили продажу своих земель. Всего за 1907-1915 гг. из фонда банка было реализовано 3909 тыс. дес., разделенных примерно на 280 тыс. отдельных участков. Деятельность Крестьянского банка заняла хотя и видное, но все же второстепенное место в аграрной политике правительства. Однако именно это направление было наиболее близко Столыпину.

Главной в аграрной реформе стала реализация проекта Гурко (сам он, правда, вскоре ушел в отставку), который лег в основу указа 9 ноября 1906 г. Законом он стал только 14 июня 1910 г. после утверждения его Думой и императором.

Указ 9 ноября 1906 г. свидетельствовал о том, что власть отказалась от старой политики сохранения общины и перешла к поддержке мелкого частного собственника. Это была довольно жесткая линия, начисто лишенная тех благотворительно-патерналистских начал, на которых длительное время строилось отношение государства с крестьянством. Подобная мера неизбежно вела к резкому усилению дифференциации сельского населения, к разорению части его. Однако это было необходимо для того, чтобы произошел «естественный отбор» крепких, конкурентноспособных хозяйств.

Пока шла революция, крестьяне почти не выходили из общины. Ходил слух, что тем, кто выйдет, не будет прирезки земли от помещиков. Но затем укрепление в частную собственность общинных земель пошло быстрее, тем более что власти всячески к этому подталкивали. В 1908 г. по сравнению с 1907 г. число укрепившихся домохозяев увеличилось в 10 раз и превысило полмиллиона. В 1909 г. был достигнут рекордный показатель - 579,4 тыс. домохозяев.

Однако с 1910 г. число выходов из общины стало неуклонно снижаться. Дело в том, что основная часть крестьян, прежде всего середняки, неохотно выходила из общины. Выходили же либо наиболее зажиточные (они, как правило сделали это как только продставилась возможность) либо низы общины - вдовы, одинокие старики, спившиеся и окончательно разорившиеся домохозяева, многим из них при очередном переделе грозила полная или частичная утрата надела. Укреплялись и городские жители, вспомнившие, что в родной деревне у них есть заброшенный надел, который теперь можно продать, а также те, кто переселялся в Сибирь. Но и численность переселяющихся с 1910 г. пошла на убыль.

Всего к 1 января 1916 г. из общины в чересполосное укрепление вышло около 2 млн. домохозяев (примерно 21 % общинного крестьянства в тех губерниях, где проводилась реформа). Правда, многие из них были лишь статистическими единицами, а не реальными хозяевами. Всем им принадлежало 14, 1 млн. дес. земли (15,5 % всей площади, владевшейся на общинном праве).

Огромное количество укрепленной земли шло в продажу. Покупателем иногда являлось сельское общество, и тогда земля возвращалась в мирской котел. Чаще же укрепленные участки покупали отдельные крестьяне-сбщинники, богатые и средние. Иногда и бедняки покупали по одной-две полосы. Нередко в руках одного и того же хозяина оказывались и укрепленные и общественные земли. Не выходя из общины, он в то же время имел и укрепленные участки. Земельные отношения в деревне еще больше запутывались.

Стремясь привлечь на свою сторону крепких домохозяев, ощутивших минусы чересполосного надела, правительство разработало законопроект «О землеустройстве». 29 мая 1911 г. он стал законом. Отныне во главу угла всей реформы было поставлено не чересполосное укрепление, а образование хуторов и отрубов. Предполагалось, что их владельцы станут массовой опорой режима. По просьбе домохозяина его разрозненные земельные полосы могли быть соединены в одно место. Так получался отруб. Если к отрубу присоединялась площадь деревенской усадьбы и на него переносилось жилье, он превращался в хутор. Потребовался большой объем землеустроительных работ. Реформа постепенно стала переходить из рук Министерства внутренних дел в руки Главного управления землеустройства и земледелия.

Землеустроительное ведомство пошло по линии наименьшего сопротивления. Оно предпочитало не заниматься выделами отдельных домохозяев, а разбивать на отруба или хутора надел целого сельского общества. Согласие на раздел нередко достигалось путем грубого давления. Началась массовая фабрикация хуторов и отрубов. В общем потоке «землеустраивалась» и беднота с ее крошечными наделами. Около половины хуторов и отрубов, созданных на втором этапе реформы, было нежизнеспособно.

Всего за годы реформы в европейской части России было создано около 200 тыс. хуторов и 1.3 млн. отрубов на надельных землях. На хутора и отруба перешло приблизительно 10 % крестьянских хозяйств.

Действия землеустроителей нередко наталкивались на сопротивление крестьян. Мужики сопротивлялись переходу на хутора и отруба не столько по темноте и невежеству, как считали власти, а исходя из здравых соображений. Крестьянское земледелие очень зависело от капризов погоды. Получив надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти стихии. Он разорялся в первый же засушливый год, если его отруб был на высоком месте. Следующий год был дождливым, и очередь разоряться приходила соседу, оказавшемуся в низине. Только большой отруб, расположенный в разных уровнях, мог гарантировать ежегодный средний урожай.

Несмотря на все старания правительства, хутора приживались только в белорусских, литовских и северо-западные российских губерниях (Псковской, Смоленской). Здесь сказывалось влияние Прибалтики и Польши. Местный ландшафт, изменчивый, изрезанный речками и ручьями, тоже способствовал расселению по хуторам.

В южных и юго-восточных губерниях широкому распространению хуторов препятствовали трудности с водой. Но здесь (на Северном Кавказе, в Степном Заволжье и Северном Причерноморье) довольно успешно развивалось насаждение отрубов. Плодородная степь, ровная, как стол, словно самой природой была создана для отрубного хозяйства.

В центрально-черноземных губерниях главным препятствием к образованию на общинных землях хуторов и отрубов было крестьянское малоземелье. Прежде чем насаждать хутора и отруба, здесь надо было решить именно эту проблему - отчасти за счет переселения в Сибирь, а отчасти и за счет помещичьих латифундий.

Игнорирование региональных различий - один из недостатков столыпинской аграрной реформы. Этим она невыгодно отличалась от реформы 1861 г. Другим ее слабым местом была идеализация идеализация хуторов и отрубов, а также вообще частной собственности на землю, вера в ее чудодейственную роль. Еще одно уязвимое место аграрной реформы заключалось в недостаточном ее финансировании. Огромные государственные средства поглощала гонка вооружений, а на поддержание хуторов и отрубов денег выделялось слишком мало. Всего за годы реформы из общины вышло около 3 млн. домохозяев (чуть меньше 1/3 от общей численности их в переделяющихся общинах европейской части России). Из общинного оборота было изъято 22 % земель, около половины из них пошло на продажу. В конечном итоге властям не удалось ни разрушить общину, ни создать достаточно массовый и устойчивый слой крестьян-фермеров, так что можно говорить об общей неудаче столыпинской аграрной реформы.

В рамках реформы небывалого размаха достигло переселенческое движение. После окончания революции, когда выяснилось, что прирезки помещичьей земли не будет, взоры российских крестьян устремились в Сибирь. Несмотря на спешное развертывание переселенческого дела, правительство едва справлялось с резко возросшим наплывом мигрантов. За 1906-1916 гг. в Сибирь уехало 3,1 млн. человек. В основном это были крепкие молодые люди. Были распаханы пустующие земли, появились новые города. Большинство переселенцев сумело устроиться на новом месте, завести более прочное, чем на родине, хозяйство.

Везло, однако, не всем. Многие переселенцы, так и не сумев обжиться на новом месте, вернулись в родные места, где у них уже не было ни надела, ни дома. Таких было ок. 1 млн. чел. Поток возратившихся особенно возрос с 1910 г. Тем не менее, если в 1897 г. (по I переписи) в Сибири насчитывалось 8,2 млн. жителей, то в 1917 г. их было уже 14,5 млн.

Обеспокоенный потоком возвращенцев, П. А. Столыпин в 1910 г. совершил поездку в Сибирь. С особым интересом осматривал он маслодельные заводы, созданные крестьянскими артелями. Маслоделие в те времена было предметом гордости сибиряков. Экспорт масла из России основывался на сибирском маслоделии. Только в 1907 г. было вывезено 3,6 млн. пудов масла на сумму 47 млн. руб., главным образом из Сибири, сибирское маслоделие давало России золота вдвое больше, чем вся сибирская золотопромышленность (!!!).

Ознакомившись на месте с постановкой переселенческого дела, Столыпин пришел к выводу, что оно страдает от чрезмерной бюрократизации. По инициативе Столыпина был начат пересмотр законодательства о переселеннях. Возникла у него и идея приватизации сибирских земель (доселе земля находилась во владении государства или казачьих войск).

До начала мировой войны правительство не успело перестроить свою переселенческую политику. Численность переселяющихся по-прежнему снижалась, а возвратившихся росла. Не был осуществлен и проект приватизации сибирских земель. Переселенческая эпопея 1906-1916 гг., так много давшая Сибири мало отразилась на положении крестьянства в центральной России. Численность ушедших за Урал составила всего 18 % естественного прироста сельского населения за эти годы. С началом промышленного подъема возросла и миграция из деревни в город. Но даже вместе эти два фактора не смогли поглотить естественный прирост. Земельное утеснение н российской деревне продолжало нарастать.

В целом можно сказать, что аграрным реформам Столыпина не хватило времени. Примерно за десять лет только 2,5 млн. крестьянских хозяйств удалось освободиться от общины. Апогей этого процесса пришелся на 1908 и 1909 гг. (около полумиллиона запросов ежегодно), однако впоследствии это движение заметно сократилось. Случаи полного роспуска общины были крайне редкими (всего 130 тыс.). Свободные крестьянские землевладения составили лишь 15 % общей плошади обрабатываемой земли. Едва ли половине работавших на этой земле крестьян (1,2 млн.) достались отруба или хутора. Между тем это был наиболее важный этап, так как только он превращал крестьянина в настоящего собственника, хозяина достаточного для жизни надела. Собственниками смогли стать лишь 8 % общего числа крестьян, но они терялись в масштабах страны.

Не хватило времени и для проведения в намеченный десятилетний срок и школьной реформы, утвержденной законом от 3 мая 1908 г. (предполагалось вести обязательное начальное бесплатное обучение для детей с 8 до 12 лет). И все же с 1908 по 1914 г. бюджет народного образования удалось увеличить втрое, было открыто 50 тыс. новых школ. Всего же в стране в 1914 г. насчитывалось 150 тыс. школ, тогда как требовалось 300 тыс. Иными словами, для реализации плана всеобщего начального обучения детей такими темпами, как в 1908-1914 гг., требовалось еще не менее 20 лет.

Экономическое развитие в 1906-1911 гг.

Отечественная промышленность, попавшая с 1900 г. в полосу мирового финансового кризиса, выходила из него чрезвычайно медленно, так как ситуация усугубилась политической нестабильностью, в результате чего в России депрессия ощущалась дольше и в некоторых отношениях была острее, чем в развитых европейских странах. Лишь в 1909 г. стали появляться заметные признаки оздоровления, а в 1910 г. наступил перелом в хозяйственно-рыночной конъюнктуре.

Благодаря массовому экспорту продовольственных товаров (Российская империя экспортировала треть своей товарной продукции зерновых и была самым крупным в мире поставщиком зерна), внешняя торговля была прибыльной, государственный бюджет уравновешенным, даже несмотря на выплаты по внешнему долгу. В 1913 г. (последний мирный год) доходы превышали расходы почти на 400 млн руб. Самыми большими статьями расхода были военные - в общей сложности на эти цели ассигновалось около 28 %. (в 1913 г. в Германии, Англии и Франции соответственно расходовалось 27, 35 и 27 % государственных средств).

По сравнению с 1900 г. расходы Главного управления землеустройства и земледелия (ведавшего реализацией столыпинской земельной программы) увеличились в 1913 г. на 338 %, а доля расходов по Министерству народного просвещения в бюджете поднялась до 14,6 %, увеличившись на 475,4 %.

За пять лет (1908-1913 гг.) промышленное производство выроссло на 54 %, общее количество рабочих увеличилось на 31 %. Все отрасли промышленности находились на подъеме, особенно производство стали, металлургия, добыча нефти, производство электроэнергии, сельскохозяйственных машин. К тому же в ведущих отраслях наметился небывалый процесс концентрации производства, как в плане техническом (в России процент рабочих занятых на заводах, где работало свыше 1000 чел. (40 %) был выше, чем в США), так и в плане увеличения торгового оборота и денежной прибыли. Картели тресты, концерны монополизировали большую часть производства и распределения в самых современных отраслях экономики. Концентрация обеспечивалась деятельностью нескольких крупных банков, которые (как и в Германии) полностью управляли рынком. В 1913 г. более половины всех сделок производилось через посредство шести крупнейших банков России, находившихся в Санкт-Петербурге. В столице в это время расцвела биржевая и финансовая деятельность, чему способствовал заметный рост ценных бумаг на бирже, особенно с 1909 г.

Довольно трудно определить точно долю иностранного капитала в российской экономике того времени. Однако можно сказать, что к 1914 г. треть общего числа всех акций обществ, действовавших на территории империи, принадлежала иностранным владельцам. Им же принадлежала и значительная часть капитала купнейших банков (напр. 65 % Русско-Азиатского банка - французам)

Период с 1908 по 1914 г. можно по праву назвать золотым веком капитализма в России. Капитал вновь созданных в течение этих лет акционерных обществ составил 41 % общей суммы капитала всех обществ, созданных после 1861 г. Более 70 % новых вложений, начиная с 1908 г., были сделаны отечественными фондами. Свидетельством этого богатства (распределенного, правда, крайне неравномерно), было двойное увеличение размеров вкладов в сберегательных кассах и на текущих счетах в банках, а также то, что русские стали активно выкупать ценные бумаги, издавна находмившиеся в руках иностранцев.

В месте с тем в 1913 г. общий уровень промышленного производства в России оставался все же в 2,5 раза меньше, чем во Франции, в 6 раз меньше, чем в Германии, и в 14 раз меньше чем в США. Кроме того, специфическая русская модель капитализма, построенная Витте и Столыпиным и ориентированная на обслуживание интересов государства, крайне слабо затрагивала повседневную жизнь большей части населения. Рядовые граждане страны слабо ощущали на себе благотворность происходящих процессов. Они не видели своей личной заинтересованности в сохранении и упрочении капитализма. В этом одна из причин событий октября 1917 г.

Дума. Политические партии после революции

С первых дней своего премьерства П. А. Столыпин стремился решить важную политическую задачу - привлечь в состав правительства некоторых деятелей не из бюрократической среды, придерживающихся умеренной позиции. Однако, несмотря на переговоры, добиться результатов не удалось. Общественные деятели либо вовсе самоустранялись от участия в решении болезненных проблем страны, либо обставляли свое участие массой неприемлемых условий. Отношения правительства Столыпина с политическими партиями остались весьма сложными.

Его критиковали с разных сторон. Левые (социалисты) поносили правительство, прекрасно понимая, что создание массового слоя мелких собственников подорвут их влияние и сведут на нет все их попытки заручиться общественной поддержкой для свержения самодержавного строя. Либералы, в первую очередь кадеты, соглашаясь на словах с необходимостью преобразований, на деле, в силу традиции российского либерализма, не могли принять и одобрить меры, инициированные самодержавной властью. Консерваторы тоже в значительной своей части были настроены скептически, а многие и откровенно враждебно к столыпинскому курсу. Их не устраивало то, что премьер «заигрывал» с либералами, покушался на вековой уклад российской жизни, собирался разрушить «исконную Россию».

Третья Государственная Дума, прозванная «помещичьей», так как она была избрана на неравноправной основе (курия помещиков и первая городская курия, то есть менее 1 % населения, составляли 65 % избирателей), стала первой, проработавшей весь положенный ей пятилетний срок (1907-1912 гг.). Она была созвана 1 ноября 1907 г., и ее состав оказался несравненно более консервативным, чем у предшественников. Численность депутатского корпуса была законодательно сокращена. Из 442 мест 146 получили правые, 155 - октябристы и близкие им группы, 108-кадеты и сочувствующие, 13-трудовики и 20 - социал-демократы. Думским центром оказалась партия «Союз 17 октября», а председателем был из бран октябрист Н. А. Хомяков. В марте 1910 г. его сменил лидер партии Александр И. Гучков, а через год главой парламента был избран октябрист Михаил В. Родзянко, ставший затем председателем и Четвертой думы (1912-1917).

Первая сессия Третьей Государственной думы прошла в атмосфере спокойной работы, взаимопонимания с правительством. Отдельные попытки левых и кадетов разжечь конфликты по некоторым малозначительным поводам окончились неудачей, так как большинство не хотело конфронтации с властью. В центре работы Думы вновь оказался аграрный вопрос. В соответствии с законом надлежало утвердить указ от 9 ноября 1906 г., вступивший в силу с 1 января 1907 г. Этот заклон, одобренный и дополненный думской земельной комиссией начал обсуждаться на общей сессии 23 октября 1907 г. Если бы не факт реального существования этого закона, то было мало надежд на проведение его через Думу. Обсуждения этого закона в Думе растянулись на годы и он был окончательно одобрен и опубликован лишь 14 июня 1910 г., хотя фактически действовал уже более трех с половиной лет.

Вплоть до 1909 г. благодаря позиции октябристов между правительством и Думой не было серьезных конфликтов. Начиная с 1909 г. взаимоотношения между Гучковым и Столыпиным ухудшились, камнем преткновения явился прежде всего вопрос о военных расходах страны, которые Гучков стремился поставить под непосредственный контроль Думы. Но к тому времени на волне национализма в деловых кругах часть октябристов, представлявших интересы русской буржуазии, пошла на сближение с властями. Часть депутатов объединилась с представителями правых нацоналистических кругов умеренного толка, образовав новую группировку - Партию русских националистов, которую возглавлял Петр Н. Балашов. Эта группировка впоследствии превратилась в законодательный центр III Думы. На него вплоть до 1911 г. опирался Столыпин. Националистическая идеология (в более мягкой форме) привлекала тогда и кадетов, видевших в ней альтернативу социализму. Социалистическая идеология в России теряла популярность.

Столыпин использовал в своих целях как раздробленность революционной оппозиции, так и отсутствие согласия среди радикально настроенной интеллигенции. Если в 1905 г. обстоятельства вынудили революционеров разных взглядов сплотиться, то после поражения революции разнородность движения ослабила и расколола его. Многим революционерам пришлось вновь эмигрировать. Революционеры в первые годы после поражения революции жили замкнувшись в своем узком мире, потеряв почти полностью влияние на массы.

1907-1911 гг. стали годами спада революционного движения. Число членов разрешенных с марта 1906 г. профсоюзов сократилось с 250 тыс. в 1907 г. до 12 тыс. в 1910 г.; число бастующих рабочих снизилось до 50 тыс. В РСДРП произошел окончательный раскоп из-за полярности выводов, сделанных каждой фракцией из поражения революции. Меньшевики, проанализировав провал восстания в декабре 1905 г., пришли к мнению, что Россия еще не созрела для социальной революции. Пока следовало предоставить инициативу буржуазии, помочь ей свергнуть царский режим, а главное - не спугнуть ее начинаний. Большевики же на опыте революции 1905-1907 гг. пересмотрели свою революционную тактику и предложили новый план действий, более приемлемый для специфических условий России, как подтвердило будущее. Большевики считали, что слишком рискованно доверять буржуазии руководство будущей революцией, - как показал провал либерального движения, у буржуазии нет ни сил, ни подлинного желания уничтожить самодержавие, осуществить коренные социальные перемены. Только рабочий класс в союзе с крестьянской беднотой, следуя за авангардом профессиональных революционеров, сможет принудить буржуазию осуществить новую революцию.

Среди социал-демократов шла междоусобная борьба различных тенденций, а конструктивных действий было мало. На IV (Стокгольм, апрель 1906 г.) и V (Лондон, май 1907 г.) съездах сохранилось лишь внешнее единство РСДРП. С особой силой разгорелась полемика по вопросу об экспроприациях (на партийном жаргоне - «эксах»), осуществленных подпольными большевистскими отрядами для пополнения партийной кассы. Самая известная из них была проведена в Тифлисе соратником Сталина (тогда - Коба) Симоном А. Тер-Петросяном (Камо) 13 июля 1907 г. когда в результате налета на инкассаторскую карету изъято было 340.000 руб. Меньшевики и часть большевиков выступили против подобных действий. Ленин же отказался от осуждения этих «партизанских действий» и обрушился на меньшевиков, обвинив их в желании «ликвидировать» подпольные организации и ограничиться легальной деятельностью. В эти годы большевикам пришлось бороться с возникшей в рабочей среде тенденцией, которую Ленин охарактеризовал как «ликвидаторскую», ставящей целью создание легальной демократической рабочей партии по образцу западных стран, очень далекой от той подпольной боевой организации, какой была партия большевиков. Лучшим союзником Ленина в его боробе с «ликвидаторами» стало само правительство, с его бескомпромисностью и полным отсутствием какой-либо социальной политики, направленной на улучшение жизни рабочих. Ленину пришлосъ бороться и с многочисленными внутрипартийными фракциями. Фракции разделились следующим образом: с одной стороны - соглашатели (во главе с Рыковым), склонявшиеся к общим действиям с меньшевиками, с другой - «отзовисты», требовавшие отзыва депутатов социал-демократической партии из Думы, так как считали всякую парламентскую деятельность предательством по отношению к народу. Ленин боролся и с ними называя их «ликвидаторами наизнанку».

Партия эсеров, несмотря на все усилия Чернова, тоже находилась в состоянии распада. Группа максималистов, сторонников немедленного осуществления всех пунктов программы партии сразу же после захвата власти, тяготела к былому терроризму и продолжала деятельность боевых организаций. Формально состоя в партии, эти отряды уже фактически не подчинялись ей. Впрочем, максималистское движение было сильно дискредитировано разоблачением Евно Ф. Азефа. Противоположное крыло эсеров представляли трудовики. Они по-прежнему участвовали в работе Думы, обсуждали земельную реформу, вели среди крестьян легальную пропаганду в защиту обобществления земли.

В то время как революционные группировки дробились в поисках своих путей, философские течения, которые десятки лет владели умами русской левой интеллигенции, такие, как позитивизм, материализм, социалистический марксизм, переживали закат. С новой силой возродилось наметившееся еще в 1903-1904 гг. влечение к национализму, мистицизму, эстетике «чистого искусства», тогда как интерес к политике и социальным проблемам падал. Ярким симптомом перемен стало появление сборника «Вехи», вызвавшего широкий отклик и страстные обсуждения. Авторами его стали семь видных интеллигентов, в основном бывших марксистов, пришедших или вернувшихся вере (П. Б. Струве, Н. Бердяев, С. Булгаков и др.). «Вехи» дали пример очень жесткой самокритики интеллигенции и переоценки многих, казавшихся прежде незыблемыми, постулатов.

Итоги столыпинских преобразований. Россия после Столыпина

Несмотря на благоприятные экономические, идеологические и политические обстоятельства, Столыпин совершил ряд ошибок, поставивших его реформы под угрозу провала. Первой ошибкой Столыпина было отсутствие продуманной политики в отношении рабочих. Как показал опыт Пруссии, для удачного проведения консервативной политики необходимо было сочетать жесткие репрессии по отношению к революционным партиям с одновременными усилиями в области социального обеспечения рабочих. В России же, несмотря на экономический подъем, за все эти годы жизненный уровень рабочих нисколько не повысился, а социальное законодательство лишь делало свои первые шаги. Закон 1906 г. о 10-часовом рабочем дне почти не применялся, равно как и закон 1903 г. о страховании рабочих, получивших увечья на предприятии. Легальные профсоюзы находились под контролем полиции и не пользовались доверием среди рабочих. Между тем количество рабочих постоянно и заметно росло. Новое поколение оказалось восприимчивым к социалистическим идеям.

Второй ошибкой Столыпина стало то, что он не предвидел последствий интенсивной русификации нерусских народов. Очень быстро он восстановил против себя и, что главное, против царского режима все национальные меньшинства. Финляндия стала прибежищем для многих оппозиционеров. Столыпина возмущало, что сейм Финляндии состоял преимушественно из октябристов и либералов. В 1908 г. он безуспешно пытался ограничить полномочия сейма, дважды распускал его, а затем ввел в стране прежние диктаторские методы. К 1914 г. неприязнь финнов к «русским оккупантам» стала повсеместной. То же и еще в большей степени касается Польши, хотя часть поляков готова была удовлетвориться большей автономией в составе России. На Украине, пресса и высшие учебные заведения подверглись русификации, но национальное самосознание украинской элиты, основанное на понимании экономического могущества края, ставшего житницей и индустриальным центром всей империи неуклонно росло. Прибежищем украинских националистов, организовавших Союз освобождения Украины стала Галиция (Западная Украина), входившей в состав Австро-Венгрии. По тем же причинам тюркские народы (особенно крымские татары и азербайджанцы) начали быстрое сближение с Турцией.

Наконец третьей ошибкой стало демонстративное пренебрежение представительными учреждениями и, подчас, провоцирование конфронтации с Думой.

Как только в стране проявились явные признаки социального умиротворения, критический тон все чаще стал слышен от октябристов и националистов. Первые, согласные в принципе с курсом кабинета, порой не принимали конкретные решения, казавшиеся им недостаточными или непродуманными. Вторые, сторонники неограниченного самодержавия в духе Николая I или Александра III, выступали однозначно резко против премьера за его нежелание пойти навстречу утопическим призывам: отказаться от Манифеста 17 октября 1905 г. и признать все формы выборного представительства и гражданских свобод недопустимыми. Именно из рядов крайне правых, имевших сильные позиции в придворных кругах, после подавления революции исходила главная угроза премьеру и курсу его кабинета. В различных кругах общества постоянно муссировались слухи о скорой отставке главы кабинета, о том, что он потерял расположение монарха. Но разговоры о падении Столыпина так и оставались разговорами благодаря сохранявшейся поддержке Николая II (хотя на царя и оказывалось постоянное давление со стороны правых, близких ко двору, кругов).

Серьезному испытанию государственная карьера П. А. Столыпина подверглась весной 1911 г. в связи с утверждением законопроекта о введении земских учреждении в западных губерниях. Глава кабинета с особым вниманием относился к этому вопросу так как с западным краем он был тесно связан и месторасположением собственного имения, и деятельностья на различных выборных и назначенных должностях. Под его руководством был разработан законопроект, предусматривавший распространение земства в тех губерниях, где был силен русский элемент: Витебской, Минской, Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской). В то же время премьер считал, что следует временно воздержаться от введения земского самоуправления в тех местностях, где русских было мало (Ковенская, Виленская, Гродненская губернии). Так как в 3ападном крае значительная часть крупного землевладения была сосредоточена в руках поляков, то предлагалось понизить землевладельческий ценз при выборах по сравнению с обшерусским, а избирателей разделить на две курии - польскую и русскую, причем русская избирала бы гласных в 2 раза больше. Этот проект обсуждался в Думе в начале 1910 г. Дискуссия носила бурный характер так вопрос затрагивал не только административную сферу, но и сферу национальных чувств. В конце концов проект был принят но в него были внесены некоторые изменения, смягчавшие его антипольскии характер.

Для введения закона в действие требовалось одобрение его верхней палатой и царем. В верхней палате Столыпин столкнулся с неожиданными трудностями и обратился за помощью к императору, призвавшему «госсоветовских старцев» поддержать своего премьера. Те восприняли это как недопустимое давление. Один из видных противников премьера В. Ф. Трепов добился аудиенции у государя и поинтересовался, следует ли рассматривать подобное пожелание как царский приказ. Николай II ответил, что он в таком деле приказывать не может и что здесь следует «голосовать по совести». Эти слова немедленно были истолкованы, как недоверие главе правительства. На пленарной сессии правые выступили совместно с левыми членами Государственного совета и 4 марта 1911 г 92 голосами (против 68) провалили законопроект.

П. А. Столыпина особенно возмутило, что правительству «вставляют палки в колеса» как раз те, кто громогласно объявлял себя радетелем имперских интересов России и чьи позиции в конечном счете проект защищал. На следующий день после голосования премьер посетил императора и сообщил ему о своем решении подать в отставку. Царь был невероятно удивлен этой просьбой и попросил П. А. Столыпина предложить «какой-либо иной исход».

Тогда премьер предложил в очередной раз воспользоваться заветной ст. 87 «Основных законов…», распустить на несколько дней обе палаты и провести законопроект. Предложение вызвало сомнения у императора именно в силу того, что амбиции депутатов не позволят им смолчть и страсти разгорятся с невероятной силой. Но эти опасения представлялись главе правительства несущественными, он был уверен, что большинство Думы поймет и поддержит подобный шаг. В конечном итоге он не только убедил Николая не только в уместности этого шага, но и попросил его примерно наказать лидеров правых в Государственном совете П. Н. Дурново и В. Ф. Трепова - прервать их работу в Совете и рекомендовать им выехать из Петербурга. По сути дела это был ультиматум. Царь был озадачен, но через пять дней размышлений ультиматум был принят. Это был триумф Столыпина.

Но дальше произошли события, показавшие верность царских опасений. Как только был опубликован указ о перерыве работы законодательных палат, немедленно последовала бурная реакция тех, на кого Столыпин опирался в предыдущие годы. Взбунтовались октябристы. Они сочли, что этот шаг ведет к недопустимому умалению авторитета представительных учреждений и означает поворот к прошлому. Когда же 14 марта был издан по ст. 87 закон о западном земстве, возмущение охватило даже самых преданных сторонников Столыпина. Председатель Думы А. И. Гучков в знак протеста демонстративно сложил с себя звание председателя, а несколько думских фракций внесли запросы о нарушении «Основных законов…», негодовали и правые, возмущенные рапрессиями против своих лидеров. Вся печать ополчилась против премьера. Глава кабинета выступил с разъяснениями и в верхней палате, и в нижней, ни погасить конфликт не смог.

После этого Столыпин занимал свои посты еще несколько месяцев, однако вокруг него образовался политический вакуум и стало понятно, что его государственная карьера по всей видимости близка к закату. 1 сентября 1911 г. в Киеве он был убит террористом Дмитрием Богровым, членом группы анархо-коммунистов и агентом охранки.

Смерть П. А. Столыпина заметно не отразилась на политическом курсе правительства. Кабинет возглавил министр финансов Владимир Н. Коковцов, сохранивший за собой и пост главы финсового ведомства. Министром внутренних дел был нзначен товарищ министра внутренних дел. заведующий департаментом полиции А. А. Макаров. Земельную реформу продолжал осуществлять ближайший сподвижник Столыпна А. В. Кривошеин, возглавлявший с 1908 г. Главное управление землеустройства и земледелия.

В результате выборов в IV Думу в октябре 1912 г. (действовала в 1912-1917 гг., состав: октябристы - 98, националисты и умеренно правые - 88, «группа центра» - 33, правые - 65, кадеты - 59, прогрессисты - 48, социал-демократы - 14 (больш. - 6, меньш. - 8), трудовики - 10, нац. меньшинства - 21) правительство оказалось в еще большей изоляции, так как октябристы отныне твердо встали наравне с кадетами в легальную оппозицию. Социальное брожение достигло наивысшей точки в 1912-1914 гг. Оно возобновилось сразу после смерти Л. Толстого (7 ноября 1910 г.) и началось со студенческих волнений и многочисленных манифестаций, в особенности против смертной казни, за отмену которой боролся великий писатель. В январе 1911 г. министр народного образования Кассо запретил какие-либо собрания в высших учебных заведениях. Студенты возмутились этим посягательством на университетскую автономию и ответили всеобщей забастовкой, продолжавшейся в течение нескольких месяцев и охватившей многие университеты страны. Рабочие волнения возобновились 4 апреля 1912 г. в связи с событиями на сибирских золотых приисках компании «Лена голдфилдс», связанной с крупными бянками и дворцовыми кругами. В этот день войска расстреляли группу бастующих, требовавших улучшения условий труда. Погибло 270 чел., и столько же примерно было ранено. На заседании Думы министр внутренних дел Макаров по поводу этих событий так ответил на депутатский запрос: «Так было, и так будет и впредь». Общественное мнение было возмущено не только расстрелом рабочих, но и убежденностью правительства в своей правоте. 1 мая 1912 г. забастовали сотни тысяч рабочих. Число бастующих продолжало непрестанно расти, в первом квартале 1914 г. оно достигло 1,5 млн. человек. Столкнувшись с жесткой реакцией хозяев (лишь 38 % стачек в 1913-1914 гг. достигли успеха), рабочие действовали все более решительно. Идея всеобшей стачки снова завладела умами. В мае 1914 г. в знак солидарности с бастующим Баку остановили работу предприятия Петербурга и Москвы. В обеих столицах наблюдалась значительная радикализация политических взглядов рабочих, социалистическая идеология и лозунги большевиков все глубже проникали в их сознание. Это объяснялось тем, что, во-первых, в этих городах имелось уже достаточное количество рабочих, утративших связь с деревней; во-вторых, за десять лет заметно вырос уровень грамотности, особенно среди молодых рабочих, которые легко поддавались революционной агитации. Наконец, в-третьих, в столичных городах была сильнее рабочая солидарность.

В январе 1912 г. большевики окончательно порвали с меньшевиками и с «ликвидаторами»; они создали свой собственный ЦК, которому надлежало усилить легальную и подпольную деятельность в России. 5 мая 1912 г. вышел в свет первый номер газеты «Правда» - ежедневного печатного органа большевиков. «Правда» пользовалась большим успехом среди рабочих столицы благодаря слаженной цепочке распространителей. Газету запрещали и закрывали восемь раз, однако вплоть до июля 1914 г. она всякий раз выходила в свет под другим названием.

Волна забастовок, захлестнувшая преимущественно Москву и Сакнт-Петербург в первой половине 1914 г., несомненно грозила революционными событиями. Модернизация экономики страны, ее переход к капиталистической стадии предполагали мир как непременное условие. Это понимали как Витте, яростный противник русско-японской войны, так и Столыпин с Коковцовым. Однако последний в январе 1914 г. был отставлен и заменен И. Горемыкиным, уже доказавшем в 1906 г. свою полную некомпетентность. Смена власти развязала руки воинственно настроенным правым националистам. Объявление войны положило начало шести годам потрясений, завершившимся столь радикальными преобразованиями, каких не испытывало еще ни одно общество.

Имевший возможность в течение длительного времени близко наблюдать деятельность П.А. Столыпина, сменившего на посту председателя Совета министров И.Л. Горемыкина, известный государственный деятель В.И. Гурко писал: «Кроме врожденной интуиции - этого высшего качества истинно государственных деятелей - Столыпин обладал и другим свойством - способностью вселять в своих слушателей и вообще в лиц, с которыми он имел дело, уверенность в искренности высказываемых им суждений. Какими-то невидимыми флюидами он привлекал к себе людей и внушал к себе доверие и даже привязанность. В сущности, Столыпин был рожден для лидера крупной политической партии, и, родись он в стране с упрочившимся парламентским строем, он, несомненно, таковым и был бы» . То же подтверждал и хорошо знавший Петра Аркадьевича И.И. Тхоржевский, писавший о том, что премьер «был не столько администратором, сколько политиком» .

Столыпин слишком резко скакнул во власть: всего три месяца потребовалось Саратовскому губернатору, чтобы сесть в кресло Председателя Совета Министров. Сторонники Петра Аркадьевича видели в этом одну лишь положительную сторону: «Не "объезженный" в петербургских канцеляриях...» Но как все-таки быть - при любых способностях - с отсутствием опыта чиновника общероссийского масштаба?..

Лишь немногие (вроде престарелого князя В.П. Мещерского, писавшего о П.А. Столыпине, что «он чист, как хрусталь, и честен, как агнец») считали высшей похвалой для чиновника его чуждость бюрократии.

Далеко не все думающие современники, заметим, восхищались деятельностью нового премьера, подчеркивая, что «в качестве политического деятеля у Столыпина был серьезный пробел, а именно полнейшее отсутствие какой-либо собственной строго продуманной, сколько-нибудь целостной программы» . Даже идея т.н. «Столыпинской» аграрной реформы, на самом деле, принадлежала Государю. Она разрабатывалась Им на протяжении долгого времени, о чем мы подробно писали в нашей книге «А кругом широкая Россия...».

Упоминали мы там и о личной жертве Государя: безвозмездной передаче Им для безземельных и малоземельных крестьян-переселенцев принадлежавших Ему лично земель на Алтае. По словам помощника начальника Переселенческого управления И.И. Тхоржевского, «в Сибирь шло ежегодно по несколько сотен тысяч крестьян, в особенности со времени отдачи под переселение всех Кабинетских земель Алтая. Этот широкий "алтайский" жест Русской Монархии прошел, кстати сказать, незамеченным, неоцененным. Единственный сибирский "помещик" - Кабинет Его Величества - отдал даром, без всякого выкупа от казны, громадные, ценнейшие земли Алтая, в заветнейшем крестьянском раю, переселенцам - Именем Государя. "И никакой благодарности". Помню эти спокойные слова отнюдь не политика, старого и спокойного министра Двора, графа В.Б. Фредерикса. В них не было укора, не было даже особой горечи: был просто факт, исторический и совершенно безспорный...»

Секрет этой «незамеченности» Царской жертвы открыл после февральского переворота 1917 г. во время допросов в ЧСК известный думец и масон А.И. Шингарев. «...Интересна была история, - говорил Андрей Иванович, - с легальным титулом по землям Алтайского округа, перешедшим к Кабинету. Эта история возникла в бюджетной комиссии потому, что Кабинет уступил (это уступил вместо пожертвовал лучше всего характеризует личную непорядочность думцев. - С.Ф. ) под переселение [...] несколько тысяч десятин земли [...] Нас интересовал вопрос, почему, собственно, эти земли принадлежат Кабинету, откуда получилась собственность Кабинета на Алтайский округ. Опять стали приставать к ним, очень долго приставали, требуя легального титула. Этот вопрос так и не разъяснился, потому что нам сообщили опять-таки копию какого-то Указа Елизаветы Петровны, Которая купила у Демидова на Алтае завод, медные и еще какие-то рудники и земли, вокруг лежащие. И вот земли, вокруг лежащие, оказались десятками тысяч десятин всего Алтайского округа. Причем самый Указ в подлиннике не предъявлен. Сказали, что хранится где-то в Барнауле, в каком-то управлении в малахитовой коробке. Мы его не видели» .

А что, спросим, съездить было трудно, если уж так свербело? Что Барнаул находился в каком-то недоступном для думских пролаз Беловодье? Скорее всего, все-таки в Таврическом дворце знали, что бумага имеется и потому почли за лучшее оставить все как бы под сомнением. Таким образом, когда «лучшие русские люди» поняли, что опорочить Царский дар им не удастся, они его просто надежно замолчали.

Но это думцы. А что же высшая бюрократия?

«По старинной традиции, - писал чиновник старого склада Ю.С. Карцов, - Царский министр не дерзал быть популярным. Обаяние власти ставя выше всего, благое и популярное предоставлял он Царю, а неблагодарное и возбуждающее ненависть безропотно принимал на себя. Наступило время, когда, вместо того, чтобы закрыть Царя грудью, министры в союзе в общественностью против самовластия Его принимали меры. [...] В конце концов слуги Царя расхватали все, что могли, и ничего не оставили Царю, чем бы приобрести Ему любовь народа и укрепить Свою власть» .

Всё это было весьма характерно уже в годы правления Императора Александра II. «Люди, создавшие у нас новые судебные учреждения, - писал К.П. Победоносцев, - сами не знали, что делали; но они успели раздуть и прославить свое создание и в мнении нашего невежественного общества, и в мнении ближайших советников покойного Государя» .

Да, при Императоре Николае Павловиче такое было немыслимо.

Вернемся, однако, к новому русскому премьеру. По словам товарища министра внутренних дел В.И. Гурко, у прибывшего в Петербург П.А. Столыпина «было только весьма туманное в смысле способа его осуществления стремление примирить общественность с государственной властью» . (Такую политику Петр Аркадьевич проводил еще в его бытность в Саратовской губернии по отношению к местным земцам.)

Русский дипломат и чиновник Ю.С. Карцов в специальном очерке так обрисовывал систему компромисса П.А. Столыпина между Царем и общественностью: «Интересы города и деревни, экономически противоположные, расходились в отношении идеала политического строя. Интеллигенция, - профессора, адвокаты, доктора и т.п., в честолюбивой уверенности, что судьбами России распорядятся они лучше, стремились из рук Царя вырвать или, по крайней мере, поделить с Ним власть, и требовали конституции. Нажившее деньги купечество мечтало о господстве плутократии и водворении в России буржуазной монархии короля Людовика Филиппа с ее девизом: - обогащайтесь! Сельское население, в вопросах права ничего не смыслившее, ждало материальной помощи, - земли и более обильных оборотных средств и, как всегда, с высоты Престола. Ограничению Царской власти по этой причине оно не сочувствовало.

Склонил весы в пользу города и против деревни заведомый сторонник городского населения и враг сельского - С.Ю. Витте. Когда Первая Государственная дума была разогнана, а вторая распущена, Правительство, при желании, имело возможность Самодержавную власть, которой оно себя лишило, восстановить в полном объеме. Дойти до конца, однако, оно не решилось и ограничилось полумерами. Избирательный ценз оно повысило и долю участия окраин поубавило. Законодательные права государственной думы остались нетронутыми, как они были. Для проявления Самодержавия придумана была лазейка: 87 статья Основных Законов. [...]

Значения исторического Самодержавия, создавшего и объединившего Россию, как надежного оплота в борьбе с революцией, Столыпин и Гучков не признавали. По их мнению, оно себя пережило и превратилось в балласт, который надлежало выбросить. Столыпин старался укрепить власть, но власть эта была власть Правительства вообще, т.е. бюрократии. Царю противопоставлял он Государственную думу, отодвигал Его и ставил в тень» .

«Не забывайте, - внушал П.А. Столыпин директору Департамента полиции генералу П.Г. Курлову, - что Государю Императору благоугодно было даровать Русскому народу представительные учреждения. На нас лежит священная обязанность стараться, чтобы они могли правильно функционировать» .

При этом - подчеркнем - убеждения Петра Аркадьевича базировались вовсе не на возникших (при его непосредственном активном участии!) юридических реалиях. Близко знавший премьера И.Г. Щегловитов так характеризовал его: «...Столыпин был человеком своеобразным, очень одаренным, очень пылким человеком, который юридической стороне придавал наименьшее значение, и если для него какая-нибудь мера представлялась необходимой, то он никаких препятствий не усматривал [...] Тут его рассуждения были таковы, что, когда в государственной жизни создается необходимость какой-нибудь меры, - для таких случаев закона нет... Отсюда и попавшее в Манифест, который сопровождал акт 3 июня, выражение об исторических правах , которые принадлежат Монарху. Это, собственно говоря, и была та подкладка, которая должна была сглаживать эту незакономерность, которая едва ли может быть оспариваема...»

А вот как П.А. Столыпин, будучи премьером, управлял: «В действиях Правительства единства не было. В то время как Министерство внутренних дел в сознании безвыходности положения не знало, какими мерами воспрепятствовать революционному движению, - Министерство финансов, о безопасности государства совершенно не заботясь, продолжало капиталистическую политику привлечения иностранного капитала, стеснения внутреннего рынка и сокращения меновых знаков. Обрабатывающую промышленность, фабрики и заводы, вместо того, чтобы распределять их равномерно по лицу Империи, сосредоточивало оно в отдельных центрах, скучивало рабочий пролетариат и, таким образом, облегчало его распропагандирование» .

Кстати говоря, подтверждение этому мы находим в дневниковых записях весьма близкого премьеру Л.А. Тихомирова:

(2.12.1910): «Положение Правительства в СПб самое скверное. Столыпин не умеет объединять министров, и они с ним на ножах, как и между собой. Эта анархия министров отражается и на чиновниках. Все ждут чего-то скверного, а Столыпин утверждает, будто все обстоит превосходно» .

(12.12.1910) «А студенческие-то волнения! В Одессе уже дошли до пальбы, кровь городовых уже пролита. Шибко идут. Теперь будут, вероятно, раскачивать рабочих. Ах, Петруша, Петруша, как бы ему не дожить до второй революции» .

Вообще образ этого известного государственного деятеля сильно мифологизирован.

«Оратором он был пылким, - писал В.И. Гурко, - но речи его составлялись другими лицами» .

В свое время В.В. Шульгин давал совершенно фантастический портрет этого, по его словам, «русского Дуче»: «...Предтеча Муссолини... По взглядам... либерал-постепеновец; по чувствам - националист благородной "пушкинской" складки; по дарованиям и темпераменту - природный "верховный главнокомандующий", хотя он и не носил генеральских погон» .

По словам близкого премьеру чиновника, «взрыв на даче 12 августа 1906 г., косвенным виновником которого был сам Столыпин, получивший накануне два предостережения [...], которым он по неопытности не придал значения, облек его обаянием героя и мученика и вызвал подъем общественного сочувствия. Долгая болезнь пострадавшей при взрыве дочери подогревала это сочувствие» .

«П.А. Столыпин, - замечал В.В. Розанов, - получает своё историческое значение не от каких-нибудь умственных преимуществ, а исключительно от преимуществ своего характера . В нем нет того, о чем вздыхают русские патриотической складки вот уже 25 лет: "Боже, дай нам ¼ Бисмарка! Дай мужа железного, жестокого, который всех бы надул, и надул в нашу пользу". [...] В Столыпине нет не только "¼ Бисмарка", но и никакой его дроби: скорее эта дробь, и большая, была в С.Ю. Витте» .

Ныне дело осложняется тем, что, несмотря на издание множества связанных с ним архивных материалов, в обстановке отсутствия должного критического их анализа, Петр Аркадьевич на глазах «бронзовеет», превращаясь в своего рода символ России.

На это явление обратил недавно внимание современный политолог С.Г. Кара-Мурза: «В преддверии новой попытки приватизации и продажи земли, уже в конце ХХ в. была предпринята крупная идеологическая кампания по созданию "мифа Столыпина". Тот, чье имя сочеталось со словом "реакция", стал кумиром демократической публики! В среде интеллигенции Столыпин стал самым уважаемым деятелем во всей истории России - в начале 90-х годов 41% опрошенных интеллигентов ставили его на первое место» .

Между тем внутреннюю политику П.А. Столыпина критиковали с самых разных позиций, причем далеко не последние люди.

«Пишу вам об очень жалком человеке, - обращался 30 августа 1909 г. к Петру Аркадьевичу граф Л.Н. Толстой, - самом жалком из всех, кого я знаю теперь в России. Человека этого вы знаете и, странно сказать, любите его, но не понимаете всей степени его несчастья и не жалеете его, как того заслуживает его положение. Человек этот - вы сами. Давно я уже хотел писать вам и начал даже письмо писать вам не только как к брату по человечеству, но как исключительно близкому мне человеку, как к сыну любимого мною друга . Но я не успел окончить письма, как деятельность ваша, все более и более дурная, преступная, все более и более мешала мне окончить с непритворной любовью начатое к вам письмо. Не могу понять того ослепления, при котором вы можете продолжать вашу ужасную деятельность - деятельность, угрожающую вашему материальному благу (потому что вас каждую минуту хотят и могут убить), губящую ваше доброе имя, потому что уже по теперешней вашей деятельности вы уже заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи. Губит же, главное, ваша деятельность, что важнее всего, вашу душу. [...] Да, подумайте, подумайте о своей деятельности, о своей судьбе, главное, о своей душе, и или измените все направление вашей деятельности, или, если вы не можете этого сделать, уйдите от нее, признав ее ложной и несправедливой» .

«Столыпин был баловень судьбы, - писал еще его современник. - Всё, чего другие достигали безконечным трудом, ценою разбитого здоровья и надорванной жизни, досталось ему само собою, падало с неба. Обстоятельства всегда складывались для него благоприятно. Достигнув власти без труда и борьбы, по силе одних лишь дружественных связей, он в течение недолгой, но яркой государственной деятельности на всем ее пути видел над собою руку благодетельного Провидения. Достигнув власти в тяжелую годину смуты и всеобщего замешательства умов, он пришел в то, однако, время, когда смута эта была уже раздавлена, когда многие протрезвели, когда состоятельная часть населения бросилась под защиту Правительства и из самых недр России подымалась волна отпора против дерзкого хозяйничанья обнаглевшей кружковщины. Волна взмыла и вынесла на гребне своем Столыпина, который сразу очутился на высоте, поднятый, как многим казалось и во что он сам вскоре уверовал, как бы собственными его силами» .

Несмотря на его широко известную ныне правую риторику, Петр Аркадьевич был фактически весьма близок либеральным кругам.

В нашем конкретном случае очень важно понять мотивацию действий этого, несомненно, крупного государственного деятеля. К счастью, до нас дошли аналитические заметки о нем С.Е. Крыжановского (1861†1935). Последний Государственный секретарь Российской Империи, член Государственного Совета, при П.А. Столыпине он занимал пост товарища министра внутренних дел, т.е. хорошо всё знал изнутри.

«Для всех, служивших по ведомству внутренних дел еще за пятнадцать лет до крушения Империи, - вспоминал сенатор Д.Н. Любимов, - имя Крыжановского хорошо было известно и окружено всеобщим к нему уважением. Помню, - и по личному опыту знаю, - как губернаторы, приезжавшие по делам службы в Петербург, ранее чем приступить к хождениям по министерствам, всегда спешили повидаться с С.Е. Крыжановским, посоветоваться по своим делам и выслушать его авторитетное мнение. Познания его по самым различным вопросам прямо поражали...» Будучи в эмиграции , Сергей Ефимович редактировал пользовавшуюся заслуженной известностью «Русскую летопись».

В своих мемуарных заметках С.Е. Крыжановский описал историю политической карьеры П.А. Столыпина перед тем, как он появился на подмостках Большой истории, особенности его действительных, а не приписываемых ему, взглядов; довольно убедительно отметил особенности восприятия его личности и деятельности русским обществом:

«Будучи губернатором, он был склонен, по-видимому, к так называемым передовым течениям, дружил с Н.Н. Львовым, а из петербуржцев с А.А. Лопухиным и князем А.Д. Оболенским, который и вывел его в люди через посредство графа Витте. Оболенский говорил впоследствии, что в расценке губернаторов он считал П.А. вторым после князя Урусова . [...] В Петербург П.А. приехал с несомненными склонностями к левому октябризму, пытался опереться на соответствующие круги [...], а когда убедился в их несостоятельности и неспособности принять на себя труд и ответственность, перестроился правее, а затем склонился к национальному течению и умер в облике национального борца и вождя.

Истинно национального чувства у него, однако, не было, и окружал он себя людьми нередко совершенно другого направления. Из числа лиц, привлеченных им в Министерство внутренних дел по собственному выбору, один Макаров был человек русский , прочие были инородцы. Кноль - его правитель канцелярии - осторожный, но несомненный поляк. Немировский, бывший Саратовский городской голова, взятый им на должность управляющего отделом городского хозяйства, - крещеный еврей; им же назначен на должность помощника ветеринарного управления поляк Кучинский. Обстоятельства эти тем более резали глаз, что являлись в Министерстве внутренних дел невиданным дотоле новшеством и что общее число назначений по высшим учреждениям ведомства было при П.А. вообще крайне незначительным. Правой рукой его по политической литературе был крещеный еврей Гурлянд, человек весьма способный, одаренный искусным, злобным и ядовитым пером, но готовый ради повышения и выгод поддерживать этим пером кого и что угодно. [...]

Никогда, как мне кажется, перлюстрация не была поставлена так широко, как при Столыпине. Она обнимала не только всех политических деятелей, даже тех, с которыми Столыпин дружил в данную минуту, не только всех сотоварищей по Правительству, даже и самых близких к нему [...], но распространялась и на членов его семьи, особенно на брата Александра и на брата жены Алексея Нейдгардта.

Когда после смерти П.А. мне пришлось при участии этих двух его родственников и директора Департамента общих дел А.Д. Арбузова разбирать бумаги, хранившиеся в служебных кабинетах покойного, то в одном из ящиков письменного стола оказались кипы списков с писем Алексея Нейдгардта. [...] В тесной связи с этой способностью стояла страсть к сплетням и наушничеству и падкость на лесть» .

По верному замечанию директора Департамента полиции С.П. Белецкого, «в предпринятых Столыпиным начинаниях налаживания отношений Правительства с Государственной думой кроется весь секрет сознанной необходимости пребывания его на посту Председателя Совета Министров и министра внутренних дел и успех его борьбы с покойным П.Н. Дурново, окончившийся выездом последнего за границу незадолго до смерти Столыпина» .

То же писал и С.Е. Крыжановский: «Важным качеством Петра Аркадьевича было умение обращаться с народным представительством. Проведя много лет на местной службе и присмотревшись к дворянской и земской среде, Столыпин принес с собою опыт и знание психологии общественных собраний, которого не было в то время у других министров. Он любил бурные прения и любил Думу как ристалище для красноречия, в котором он чувствовал себя сильным, и как подмостки для впечатления на общество. В этом была его главная сила, и в этом смысле он был несомненным и верным другом обновленного строя. [...] ...Но это же обстоятельство было источником его слабости. Любя рукоплескания, он постоянно жаждал их и выдвигал нередко на первый государственный план такие вопросы, которые, обезпечивая сочувствие большинства Думы, заслоняли более существенные и важные потребности. [...] Как хороший актер, Столыпин, пока был на подмостках и слышал рукоплескания, способен был к самым высоким порывам самоотвержения и благородства; но в тиши кабинета это был во многом другой человек» .

Скажи мне, кто твои друзья, и я тебе скажу, кто ты.

Витте, говоря о Столыпине, писал, что тот управлял «при помощи III Государственной думы и верных ему молодцов, которыми командовал и командует господин Гучков» .

Хорошо изучивший взаимоотношения этих двух людей А.И. Солженицын называл А.И. Гучкова «единомышленником» Петра Аркадьевича «по думской борьбе, чьим резким речам Столыпин больше сочувствовал, чем мог выразить внешне» .

А.И. Гучкова Сергей Юльевич называл «агентом Столыпина в Государственной думе» , «сателлитом» . Председатель II Думы Ф.А. Головин именовал Гучкова «прислужником Столыпина» , утверждал что тот «пляшет под Столыпинскую дудку» .

Действительно, мало кем дорожил Петр Аркадьевич так долго, как дорожил он А.И. Гучковым; его политической думской помощью.

«...Был он человек самонадеянный, - писал о П.А. Столыпине человек, хорошо его знавший по совместной работе, - скажу больше, высокомерный, не любивший быть кому-либо обязанным. Но мало кем дорожил Петр Аркадьевич так открыто, так безбоязненно, как дорожил он А.И. Гучковым, его политической думской помощью» .

Столыпин, по словам графа С.Ю. Витте, «соглашался или мирволил Гучкову во всех его аппетитах и выступлениях [...], но зато Гучков был его человеком, а потому, состоя главою самой влиятельной партии Государственной думы, мирволил Столыпину во всех его произвольных действиях...»

А.И. Гучков, по свидетельству И.И. Тхоржевского, в Думе был «неизменным союзником и "суфлером" Столыпина, советчиком его по части разной "хитрой механики", в которой покойный А.И. был так силен» .

Постоянно общавшийся с А.И. Гучковым глава думской канцелярии Я.В. Глинка замечал: «...В разговорах со мной ежедневных употребляется имя Столыпина: Столыпин по этому поводу сказал то-то, Столыпин желает так-то, я говорил со Столыпиным, Столыпин говорил со мною. Не могу совершенно понять, кто же, наконец, кого поддерживает - Гучков Столыпина или Столыпин Гучкова?»

Выгода, подчеркнем, была обоюдной.

В высшей степени интересную характеристику Петра Аркадьевича находим мы в мемуарном очерке И.И. Тхоржевского, одного из близких его сотрудников: «Столыпин был диктатором. "Временщиком" звали его враги. Он властно вел русскую политику, круто направлял ее в определенное русло и одно время добивался в Царском Селе всего . А вместе с тем умел оставаться внешне , служилым рыцарем своего Государя» .

Ту же мысль мы находим и у близкого премьеру А.И. Гучкова, пытавшегося после переворота 1917 г., насколько это было возможным, очистить и причесать в глазах пришедших к власти либералов образ своего друга: «...Видимой власти Столыпина приходилось вести тяжкую борьбу и сдавать одну позицию за другой. [...] ...Но ответственность за реакционную политику, ознаменовавшую эти годы, приходится перекинуть все-таки на сторону безответственных влияний и главным образом, сказал бы я, влияний придворных. [...] Как ни странно, но человек, которого в общественных кругах привыкли считать врагом общественности и реакционером, представлялся, в глазах тогдашних реакционных кругов, самым опасным революционером» .

«По мере успокоения страны, по мере упрочения и своего личного положения, - читаем в мемуарах В.И. Гурко, - менялся и Столыпин. Власть ударила ему в голову, а окружавшие его льстецы сделали остальное. Он, столь скромный по приезде из Саратова, столь ясно отдававший себе отчет, что он не подготовлен ко многим вопросам широкого государственного управления, столь охотно выслушивавший возражения, возомнил о себе как о выдающейся исторической личности. Какие-то подхалимы из Министерства внутренних дел принялись ему говорить, что он, Петр Столыпин, второй Великий Петр-преобразователь, и он если не присоединялся сам к этой оценке его личности, то и не возмущался этим. К возражениям своим словам, своим решениям он стал относиться с нетерпимостью и высокомерием. Разошелся он наконец и с октябристской партией, найдя ее недостаточно послушной» .

«...Ровно год - с осени 1910 г., - отмечал служивший в МИДе В.Б. Лопухин, - когда ушел Извольский и министром иностранных дел был назначен свояк Столыпина Сазонов, и до осени 1911 г., когда был убит Столыпин, - именно он фактически руководил нашею внешнею политикою, руководя действиями номинального главы дипломатического ведомства Сазонова» .

Современники отмечали эту амбициозность премьера, подогреваемую, видимо, в том числе и его домашними. «...Однажды жена Столыпина, урожденная Нейдгарт, устроила у себя званый обед. Приглашены были разные сановники, статские и военные. Был обычай, что в таких случаях снимали оружие, то есть оставляли шашки в передней. При оружии обедали только у Царя. Но на этот раз у Ольги Борисовны Столыпиной военные не сняли оружия, а обедали при шашках и кортиках. Это нарушение этикета дошло до сведения Царицы. И Она будто бы уронила:

Ну что ж, было две Императрицы, а теперь будет три: Мария Феодоровна, Александра Феодоровна и Ольга Борисовна» .

Мы уже обращали внимание на некоторые странности, которые были присущи Петру Аркадьевичу в борьбе с политическим террором в России.

Прежде всего стоит вспомнить о взрыве на Аптекарском острове 12 августа 1906 г., в котором пострадал не только сам П.А. Столыпин, но и его близкие. В связи с этим событием в предыдущей нашей книге «Боже! Храни Своих!» мы уже обращали внимание на некоторую странность. По словам С.Е. Крыжановского, П.А. Столыпину было известно точное местопребывание за границей организаторов этого, да и многих других терактов. Была и техническая возможность разом уничтожить это осиное гнездо убийц. Петр Аркадьевич эти предложения отверг, хотя, как замечает мемуарист, его «совесть не слишком щепетильная едва ли могла в этом случае возмутиться» .

Свидетельство С.Е. Крыжановского подтверждает запись разговора небезызвестного П.И. Рачковского, отставного руководителя заграничной агентурой Департамента полиции с его знакомым юристом-международником бароном М.А. Таубе. Произошла эта беседа приблизительно за год с небольшим до убийства премьера, летом 1910 года. Речь в нем идет о встрече Рачковского со Столыпиным.

«Я, - говорил Рачковский, - должен был категорически заявить главе нашего Правительства, что работа крайних революционных кругов за границей внушает мне самые серьезные опасения насчет дальнейшего развития противоправительственной агитации и преступлений в России. Конкретные наши указания из Парижа о лицах и путях террористической работы в Империи как-то расплываются в Департаменте полиции в ряде неясных, не приводящих к цели репрессий и скорее только раздражают общественное мнение, чем пресекают зло, идущее из-за границы. И вот я сказал Петру Аркадьевичу, что, имея в настоящее время в руках все нити этой преступной деятельности, скрывающейся во Франции и Швейцарии, я чувствую себя в силах радикально пресечь все зло, ликвидировав так или иначе десятка два главарей этой крайней - "большевицкой" - террористической группы: без всякого шума, один за другим начнут они неожиданно умирать в результате какой-нибудь болезни, станут жертвой автомобильной катастрофы или ночного столкновения с каким-нибудь уличным гангстером. И если эти люди исчезнут, то я гарантирую нашему отечеству долгие годы спокойствия, относительного, конечно, и без ежедневных убийств сотен верных слуг Государя и отечества. Итак, я прошу Вас дать мне устное разрешение на ряд таких необходимых экзекуций; без него я не могу взять это на свою личную ответственность. И Вы знаете, Михаил Александрович, что мне ответил наш благородный "конституционный" председатель Совета министров? - Он сказал мне (дословно): "Вы забываете, Петр Иванович, что мы не в Афганистане и не в Персии. Я не могу дать Вам такого разрешения". Тогда, - возразил я, - мы не в силах будем остановить тот террористический поток, который прольется на Россию и в случае - не дай Бог - какой-нибудь новой войны, неизбежно приведет к общей революции и к концу Императорской России» .

Таков был ответ премьера, в общем-то - повторим - не отличавшегося щепетильностью во многих иных случаях.

Что же могло явиться препятствием? - Не исключено, что родственные связи. Дело в том, что племянником П.А. Столыпина был известный эсер А.М. Устинов (1879-1937).

Алексей Михайлович родился в Саратовской губернии в богатой помещичьей семье. В 1904 г. окончил историко-филологический факультет Московского университета. Стал членом партии левых социалистов-революционеров. В 1902-1907 гг. трижды арестовывался. За участие в терроре был лишен дворянства. В мае 1908 г. А.М. Устинов был приговорен к административной высылке на три года в Вологодскую губернию, замененной принудительной эмиграцией на срок до мая 1911 г. (Тут хлопоты влиятельного дяди видны уже невооруженным взглядом.)

На родину, однако, Устинов предусмотрительно не вернулся: 1 сентября всесильный родственник был убит. До февральского переворота 1917 г. Алексей Михайлович жил попеременно во Франции и Швейцарии, окончил агрономическое отделение Цюрихского политехникума. Во время июльских событий 1917 г. в Петрограде арестовывался Временным правительством. После прихода к власти большевиков был членом ЦК левых эсеров, членом коллегии наркомзема РСФСР. В 1920 г. вступил в РКП(б).

В 1920 г. А.М. Устинова, как известного эсеровского боевика и опытного конспиратора, направляют на службу в разведку. В 1920-1921 гг. он является начальником Информационно-статистического отдела Регистрационного управления Полевого штаба РВСР, а также помощником начальника Регистрационно-разведывательного управления Штаба РККА.

Вскоре его признают способным совместить разведывательную службу с дипломатической работой. В 1921-1924 гг. он являлся 1-м секретарем Полномочного представительства РСФСР (а затем СССР) в Германии; в 1924-1929 гг. - полномочным представителем СССР в Греции; в 1930-1932 гг. - уполномоченным НКИД СССР при СНК Грузинской ССР; в 1934-1937 гг. - полномочным представителем СССР в Эстонии. На этом посту он и скончался в Таллине . Как видим, репрессии обошли А.М. Устинова стороной.

Об этом родственнике биографы премьера, как правило, молчат; в лучшем случае лишь вскользь упоминают. Между тем, сам П.А. Столыпин, как это видно, например, из его писем, не прерывал родственных связей с крайним политическим противником режима, который он вроде бы сам и олицетворял .

Примечательно, что террористы, по всей вероятности, учитывали родство своего сотоварища. Племянник премьера (главного проводника аграрной реформы) был известен среди эсеров под кличкой «Безземельный».

Сразу же после взрыва дачи на Аптекарском острове, по словам присутствовавшего там доктора А.И. Дубровина, П.А. Столыпин заявил: «А все-таки им не сорвать реформ!!!» А день спустя Петр Аркадьевич, по словам В.В. Розанова, заявил в своем окружении: «Ни одного дня остановки в либеральных преобразованиях не будет» . (Это премьер сказал пришедшим к нему сразу же после взрыва министру финансов В.Н. Коковцову и товарищу министра внутренних дел В.И. Гурко .)

Посредником между П.А. Столыпиным и кадетами, игравшими в Думе первые роли, был А.П. Извольский, в 1910-1917 гг. русский посол во Франции .

Из воспоминания современников известно, что П.А. Столыпин называл кадетов «мозгом страны» .

Любопытно, что, по свидетельству товарища министра внутренних дел В.И. Гурко, Петр Аркадьевич «готов был принять и земельную реформу кадетской партии», что означало упразднение частного землевладения в России, что привело бы страну к экономическому краху . «...Я даже не так уже расхожусь с кадетской программой, - признавался он в разговоре с А.И. Гучковым, - [...], я считаю, что нужно другими мерами этого достигнуть [...] Я только не могу теми путями идти, которые указаны в кадетской программе» .

Правда, когда пытались действовать за его спиной, вопреки его схеме, он нервничал.

Так, в 1907 г., во время II Думы, когда депутаты (причем, члены продовольственной комиссии) пытались наладить непосредственные официальные контакты с земскими учреждениями, П.А. Столыпин, ссылаясь на существующие законы, отказал им в этом, указав, что такие сношения «возможны только чрез подлежащего министра и губернаторов». Более того, Петр Аркадьевич не ограничился посылкой по этому поводу специального письма председателю Думы, но «разослал губернаторам циркуляр о недопущении сношений земских учреждений с думской продовольственной комиссией и предложил губернаторам следить за тем, чтобы вопрос о продовольствии не поднимался на земских собраниях» .

Известно, что председатель Совета министров не раз встречался с известными кадетами: М.В. Челноковым, В.А. Маклаковым, П.Б. Струве, И.В. Гессеном, С.Н. Булгаковым. В откровенных разговорах с ними Петр Аркадьевич излагал свои взгляды на думскую полемику: «...Можно наносить удары Правительству и не колебать государственности [...] Мы идем... к той же цели и той же дорогой. Различие между нами только в темпе движения» . В.А. Маклаков при этом признавался, что «чувствовал в нем совсем не врага нашему делу, а союзника, с которым столковаться возможно» .

И действительно, по свидетельству генерала П.Г. Курлова, «П.А. Столыпин поставил себе задачей осуществление в законодательном порядке всех принципов, возвещенных Манифестом 17 октября, и исполнение этой задачи считал своей священной обязанностью» .

«Со смертью П.А. Столыпина порвалась связь между властью и народным представительством» , - так оценивали роль Петра Аркадьевича право-либеральные думцы. (Хотя, как считали некоторые вдумчивые современники, именно Дума «и была самой спорной частью столыпинского наследства» .)

Весьма интересны в связи со сказанным некоторые протежировавшиеся П.А. Столыпиным проекты, которые рассматривались Советом Министров осенью 1906 года.

Один из них касался свободы исповеданий, в основу которого была положена чисто американская система.

Во время Высочайшей аудиенции в январе 1909 г. Л.А. Тихомиров, по его словам, «с некоторой горячностью выражал досаду, что из его желания укрепить свойственную Православию веротерпимость сделали какое-то управление всех вер в ущерб Православию» .

Существенную роль в продвижении этих новшеств играл обер-прокурор Св. Синода П.П. Извольский , по желанию Столыпина сменивший на этом посту князя А.А. Ширинского-Шихматова . Петр Петрович попал в Кабинет Столыпина, как полагали, не без стараний брата - министра иностранных дел А.П. Извольского. Познания его в области церковных вопросов были весьма скромны, зато известна была его принадлежность к кружку князя Е.Н. Трубецкого, славившегося своими радикальными взглядами . («Куда этим П.П. советовать, - оценивал этого обер-прокурора владыка Серафим (Чичагов), - пожалуй, вместо канона прочтут тропарь, вместо панихиды посоветуют отслужить молебен» .)

Проект свободы исповеданий был провален во многом благодаря позиции, занятой товарищем министра внутренних дел В.И. Гурко. Она не касалось сути закона, а лишь политических последствий его принятия.

«Вы стремитесь привлечь к Правительству симпатии общественности и ослабить оппозицию, - заявил Владимiр Иосифович, - но имейте в виду, что настоящую оппозицию, ту, которая сеет смуту, вы никакими уступками не ублажите. Ей если нужны различные свободы, то лишь для того, чтобы использовать их для свержения существующей власти. А та часть общественности, которую вы действительно можете привлечь на сторону Правительства, умеренно-либеральные и умеренно-консервативные круги, неужели вы думаете, что они будут приветствовать изобретенные правила и расшатывание значения Православной Церкви. Не знаю, как на это смотрит обер-прокурор Св. Синода, но знаю, что если вы и добьетесь предположенной мерой некоторого благоволения радикальных кругов, то зато восстановите против себя не только крайних правых, с которыми вы и ныне с трудом боретесь, но и умеренно правых, а пренебрегать их опорой Правительство не может» .

Неучастие Государя непосредственно в прославлениях святых (после преп. Серафима Саровского), хотя, судя по Высочайшим резолюциям, Он и относился к ним всегда положительно, ряд православных иерархов относило, по словам современных исследователей, к «результатам влияния светских сановников, в первую очередь весьма нелюбимого ими П.А. Столыпина. Напряженность в отношениях между Столыпиным и духовным ведомством рельефно отразилась в официальных документах (см., например, переписку Столыпина с обер-прокурором С.А. Лукьяновым в 1909-1910 гг.)» .

Резкое недовольство епископата церковной политикой П.А. Столыпина и особенно его влиянием на Царя нашло отражение в письмах Владыки Серафима (Чичагова):

(2.1.1909): «Не знаю как еще молиться за Ц[аря]. Ничего не меняется, пребывает под гипнозом Ст[олыпина]. Трагедия ужасная!»

(26.4.1909): «Получил сегодня Ваше письмо от 23-го числа со сведениями о неподписании бумаги Ц[арем] и отставкою Ст[олыпина]. Но сердце не успокаивается еще, страх не проходит, за волю Ц[аря] и возможность резкой перемены. Газеты сегодня утверждают, что возможно еще соглашение и Ст[олыпин] останется, надеются опять на подпись бумаги. Готовятся овации Ст[олыпину]. Разве - Бог - совершит волю Свою и освободит Церковь - от гонителя!?»

(11.5.1909): «Поразил меня рассказ Марии Михайловны [Булгак] о разговоре на семейном обеде у Ст[олыпина]. Где же тут ум и государственность? Вот испытание для России! Недурно Ст[олыпин] понимает, что значит поддерживать Церковь? Как же он подвел Ц[аря], спутал Его и довел до края пропасти! Хорошо бы кому-нибудь еще эту картину нарисовать Ц[арю]» .

(22.5.1909): «Неужели Ст[олыпин] останется и с осени опять пойдут такие речи в Думе о церковных делах, при прежней политике? Лукьянов опять будет молча все слушать, иерархи опять ничего не делать, Россия по-прежнему гибнуть...»

(16.5.1910): «Пока Ст[олыпин] и Лукьянов - в силе, можно ли помышлять о восстановлении Синода? Государство совсем придавило Церковь и катастрофа неизбежна» .

Первостепенное значение для характеристики П.А. Столыпина имеет и его позиция в еврейском вопросе.

В беседе с Д.Н. Шиповым и князем Г.Е. Львовым, состоявшейся 15 июля 1906 г., Петр Аркадьевич развернул программу своей ближайшей деятельности, среди прочего заявив о своем желании расширить права евреев . И действительно, в начале октября он внес в Совет министров предложение по ликвидации целого ряда ограничений прав евреев. Согласно этому документу, евреям в черте оседлости разрешалось жить в селах, вести там торговлю, свободно участвовать в акционерных компаниях, скупать в городских поселениях и поселках недвижимое имущество. Большинство министров высказались за проект П.А. Столыпина. Не согласился лишь Царь, на чье согласие премьер явно рассчитывал. Выкрутить руки Государю у Столыпина не получилось, что хорошо видно из опубликованной переписки между ними .

Что касается обсуждения этого вопроса на заседании Совета министров, то недавно были опубликованы мемуары товарища министра внутренних дел В.И. Гурко, в которых оно нашло подробное отражение:

«В день рассмотрения этого проекта, составленного Департаментом общих дел Министерства внутренних дел, я встретился, приехав на заседание Совета, в передней Зимнего Дворца [...] с П.Х. Шванебахом.

Вы читали еврейский проект? - сказал он мне. - Это нечто совершенно недопустимое. Я надеюсь, что вы будете возражать.

Да, я тоже нахожу его несвоевременным и не достигающим цели, но возражать мне не совсем удобно. Все-таки он подписан моим шефом - Столыпиным. Начните возражать, а я вас поддержу.

Однако... статьи проекта, одна за другой, проходят как по маслу. Никто не возражает, в том числе и Шванебах, невзирая на мои обращенные к нему знаки: "Что же, мол, вы!" [...]

В защиту проекта выступил Коковцов, обсуждавший многие проекты с точки зрения того влияния, которое произведет их принятие на биржу.

Начал он с заявления, что евреев не любит и признает тот разнообразный вред, который они приносят, "но, - продолжал он, - я убедился, что всякие меры относительно евреев совершенно безполезны. Евреи настолько ловки, что никакими законами им путь не преградишь. Совершенно безполезно запирать им куда-либо двери - они тотчас находят те отмычки, при помощи которых двери эти можно отворить. В результате получается безполезное раздражение еврейства, с одной стороны, и создание, с другой, почвы для всевозможных злоупотреблений и вмешательства со стороны администрации и полиции. Законы, стесняющие евреев, дали не что иное, как доходные статьи для разнообразных агентов власти".

Оставить без возражений такое странное рассуждение я был не в силах.

Первый раз слышу, - заметил я, - что если где замки не действуют, ибо их отмыкают отмычками, то их надо просто снять. Одно из двух: или присутствие евреев безвредно, и следует в таком случае упразднить все установленные по отношению к ним правоограничения, и в первую очередь упразднить черту еврейской оседлости, или, наоборот, они являются разлагающим элементом, и в таком случае, если навешенные против них замки недействительны, то нужно заменить их засовами или чем-либо иным, отвечающим цели.

Первое, быть может, самое лучшее. Население страны, в том числе и наша интеллигенция, лишенная механической защиты от засилья еврейства, поневоле выработает в себе самом силу сопротивления, как это уже произошло в значительной степени в пределах черты оседлости. Перестанет умиляться их участию и наша интеллигенция, испытав сама силу еврейского засилья, хотя бы, например, в школе. Принятие частных мер в смысле уравнения прав евреев с правами остальных граждан может иметь только отрицательные результаты. Оно не удовлетворит евреев, не ослабит их революционности, но зато придаст им лишнее орудие, даст большую возможность бороться с Правительством. Всем известна та роль, которую играло еврейство в продолжение смуты. Что же, в награду за это им предоставляются льготы?

Вслед за этим в прения вступили и другие из присутствующих, причем сразу обозначились два резко противоположных лагеря. Столыпин поначалу как будто защищал проект, но затем видимо смутился и сказал, что переносит решение вопроса на другое заседание. [...]

На следующем же заседании, на котором я не был, произошло следующее. Ранее чем приступить к обсуждению проекта, члены Совета по предложению Столыпина решили, что в этом вопросе меньшинство Совета подчинится большинству, на чем бы оно ни остановилось, иначе говоря, что журнал Совета по этому делу будет представлен Государю с единогласным мнением. Обыкновенно при разногласии в Совете министров Государю представлялись оба мнения - большинства и меньшинства, и от Николая II зависело утвердить любое.

Пришли к упомянутому решению из следующего весьма правильного соображения, а именно нежелания перенести на Царя ответственность за то или иное решение этого вопроса. Действительно, если бы Государь согласился на признание за евреями некоторых новых прав, то это неминуемо вызвало бы неудовольствие всех правых кругов общественности; наоборот, если бы Он их отклонил, вопреки мнению хотя бы части правительствующего синклита, то это усилило бы злобу против Него еврейства, чем пренебрегать не следовало. Правда, дела, проходившие в Совете, содержались в тайне, но тайна эта была весьма относительная, и заинтересованные круги всегда умудрялись тем или иным путем быть в курсе того, что там происходило.

Результат получился, однако, совсем неожиданный. Большинство Совета проект одобрило, причем самое любопытное, что в числе меньшинства был Столыпин, сам внесший проект на обсуждение господ министров, а Государь, невзирая на единогласное мнение Совета, не утвердил его, отступив, таким образом, как бы вопреки всему составу Правительства и приняв, следовательно, всецело на Себя всю ответственность за его неосуществление» .

«Еврейский вопрос поднят был мною, - писал П.А. Столыпин Царю, - потому, что, исходя из начал гражданского равноправия, дарованного Манифестом 17 октября, евреи имеют законные основания домогаться полного равноправия». В ходе обсуждения в Совете министров произошла утечка информации, которая попала в прессу и общество, став предметом обсуждения и давления на... Правительство. «Теперь для общества и еврейства, - говорится в том же столыпинском письме, - вопрос будет стоять так: Совет единогласно высказался за отмену некоторых ограничений, но Государь пожелал сохранить их» .

Царь, однако, не поддался на внешнее давление. «Возвращаю вам журнал по еврейскому вопросу не утвержденным, - писал 10 декабря 1906 г. Император П.А. Столыпину. - Задолго до представления его Мне, могу сказать, и денно и нощно, Я мыслил и раздумывал о нем.

Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, - внутренний голос всё настойчивее твердит мне, чтобы Я не брал этого решения на Себя. До сих пор совесть Моя никогда Меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям.

Я знаю, вы тоже верите, что "сердце Царево в руцех Божиих".

Да будет так.

Я несу за все власти, Мною поставленные, перед Богом страшную ответственность и во всякое время готов отдать Ему в том ответ» .

Эти же настроения явственны и в словах Государя, сказанных Им во время одной из аудиенций А.И. Гучкову: «А не думаете ли вы, что такие меры расширения прав евреев могут вызвать сильное противодействие, могут повести к громадному всероссийскому погрому. Ведь была такая аргументация, якобы Правительство ослабело...»

Между прочим, сам А.И. Гучков (ближайший сотрудник П.А. Столыпина в Думе) также был небезразличен к еврейскому вопросу. Причем характерно, что увязывал он его не только с проблемой насильственного уничтожения существующего государственного строя, но и со... старообрядческой проблемой. «В течение двух с половиной веков, - утверждал он с думской трибуны в мае 1909 г. - старообрядчество, вместе с еврейством, составило самый богатый источник доходов, предмет эксплуатации для низшей, средней, даже высшей администрации....»

Проходивший в июле 1915 г. съезд представителей Военно-промышленного комитета, которым руководил А.И. Гучков, принял специальное решение, имевшее пропагандистский антиправительственный характер: «Признавая несправедливым существующее отношение к еврейскому народу, съезд постановил ходатайствовать об отмене всех ограничительных по отношению к евреям законов. В частности, в видах облегчения пользования во внутренних губерниях трудом беженцев и эвакуируемых еврейских рабочих и ремесленников, а также в целях более успешной эвакуации промышленных заведений, принадлежащих евреям, из угрожаемых пунктов, съезд признал настоятельно необходимым ходатайствовать о предоставлении евреям - владельцам эвакуируемых предприятий, лицам технического персонала, рабочим, ремесленникам и их семьям права повсеместного жительства в Империи...»

Но были не только слова, но и конкретные дела.

«Еще в 1909 году, - вспоминал директор Департамента полиции А.Т. Васильев, - мне по службе пришлось встретиться с Гучковым, и представился случай преподать ему урок. Охрана в это время арестовала двух сестер по фамилии Иоффе, одна из которых была библиотекарем в социалистической группе. В ходе обыска, проведенного полицией, в помещении библиотеки были обнаружены революционные брошюры и их рукописный каталог. В ходе тщательного расследования я удостоверился, что одна из двух девиц Иоффе собственноручно внесла заглавия всех этих брошюр в каталог. Когда ее стали допрашивать, женщина почти сразу же призналась, что получала пакеты с революционными книгами от человека, чье имя она не может назвать, и отказывалась давать дальнейшие показания. На основании вещественных доказательств и ее признания я передал дело прокурору и освободил другую девицу Иоффе. После этого Гучков неожиданно явился ко мне и властным и повелительным тоном заявил, что выступает от лица семьи Иоффе и протестует против ареста двух дам, не имеющих никакого отношения к политике. По его мнению, это намеренная провокация со стороны Охраны, и он находит образ действий полиции, по меньшей мере, странным. "Что же в этом странного? - холодно спросил я. - А вы знаете, что мадемуазель Иоффе здесь, в этом кабинете, призналась, что запрещенные книги, найденные у нее, приняты ею и собственноручно внесены в каталог?" Гучков не мог не видеть, что на этот раз его попытка играть роль влиятельного покровителя и защитника не удалась, как он рассчитывал. С извинениями он удалился, как побитая собака. Месяцем позже суд вынес приговор Иоффе: она была приговорена к одному году тюремного заключения в крепости» .

Мечта Гучкова исполнилась после февральского переворота. На заседании Временного правительства 4 марта 1917 г. он высказался за отмену национальных, религиозных, сословных и политических ограничений при производстве в офицеры. Предложение было принято . Означало же оно лишь одно: евреи-талмудисты были допущены командовать русскими православными солдатами. Это было своего рода подготовкой того, что произошло семь месяцев спустя: засилие евреев в правительстве большевиков, среди комиссаров и чекистов.

Именно П.А. Столыпин с помощью своего родственника, «друга детства и товарища по гимназии» А.А. Лопухина сумел дискредитировать перед Государем Протоколы Сионских мудрецов, убедив Царя в их якобы подложности.

Известно, что Император Николай II, познакомившийся с «Протоколами» в 1906 году (по Царскосельскому изданию 1905 г. книги С.А. Нилуса «Великое в малом»), оставил пометки на полях предоставленного ему экземпляра:

«Какая глубина мысли!»

«Какая предусмотрительность!»

«Какое точное выполнение своей программы!»

«Наш 1905 г., точно, под дирижерством мудрецов» .

«Не может быть сомнений в их подлинности».

«Всюду видна направляющая и разрушающая рука еврейства» .

По свидетельству жандармского генерал-майора К.И. Глобачева, представил Государю «Протоколы» Дворцовый комендант (до этого, с апреля 1905 г. - министр внутренних дел) генерал-майор Свиты Д.Ф. Трепов, получивший их от Московского губернатора, генерал-майора Свиты В.Ф. Джунковского. «Чтение "Протоколов", - вспоминал К.И. Глобачев, - произвело очень сильное впечатление на Николая II, Который с того момента сделал их как бы Своим политическим руководством. [...] Заинтересовавшись получением "Протоколов", Николай II обратил внимание на заграничную агентуру и наградил многих орденами и денежными наградами» .

Однако на этом история представления Государю «Протоколов» не кончилась. Тот же К.И. Глобачев пишет: «Под давлением Лопухина Столыпин приказал произвести расследование об их происхождении двум жандармским офицерам - Мартынову и Васильеву». Дознание установило «подложность» «Протоколов». В результате «на докладе правых о возможности использовать» их Император Николай II, по словам жандармского генерала, написал: «Протоколы изъять. Нельзя чистое дело делать грязными способами» .

Чисто внешнюю канву событий, опираясь на семейную традицию, рисует сын министра внутренних дел и Председателя Совета Министров Российской Империи А.П. Столыпин (1903†1990): «Данные, собранные комиссией, были весьма вескими. Когда мой отец поехал с докладом по этому делу к Императору Николаю II и сообщил, что на основании заключений комиссии намерен запретить распространение "Протоколов" в России, Монарх был потрясен. Быть может, Он верил в существование мiрового еврейского заговора или допускал его возможность. Но методы, примененные Рачковским, глубоко возмутили рыцарскую натуру. Он одобрил доклад моего отца, содержащий запрет "Протоколов", осудив применение "порочных методов".

Категорическая позиция, занятая моим отцом, и запрет Государя не полностью обезоружили реакционный лагерь. Некоторые люди, в том числе и вполне добросовестные, продолжали отстаивать подлинность "Протоколов". Текст передавался из рук в руки, но дело заглохло. В Царской России широкого распространения "Протоколы" не получили» . (В основе «информации» Столыпина-младшего были, разумеется, не рассказы отца, а что-то вроде статьи Ю. Делевского « "Загадка" подлога и плагиата» .)

Однако, чтобы вполне оценить выводы комиссии, которые заставили Императора изменить Свое первоначальное мнение (к которому, как мы дальше увидим, Он вновь возвратился), нужно еще раз вспомнить о скороговоркой названном генералом К.И. Глобачевым А.А. Лопухине, «под давлением» которого, как мы помним, П.А. Столыпин приказал произвести расследование о происхождении «Протоколов».

Ангажированность Алексея Александровича, в 1902 г. пересевшего из кресла прокурора харьковской судебной палаты в кабинет директора Департамента полиции, не вызывает сомнения. Известно, что в 1903 г. он расследовал причины и обстоятельства еврейского погрома в Кишиневе. Именно к нему обращался председатель Комитета министров С.Ю. Витте с чудовищным предложением цареубийства . В 1906 г. наряду с давлением, оказанным на П.А. Столыпина, А.А. Лопухин «сделал попытку свести свои счеты» с возглавлявшим политический отдел Департамента полиции П.И. Рачковским. Получив через бывших своих сослуживцев компромат, «убранный» из Департамента А.А. Лопухин «выступил в печати с разоблачениями о печатаемых в Департаменте полиции погромных прокламациях». Деятельность А.А. Лопухина была прервана в 1909 г., когда он был арестован и предан суду особого присутствия Сената по обвинению в оказании помощи эсерам в разоблачении Азефа как агента охранного отделения. Был приговорен к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на пять лет, замененные ссылкой на поселение в Сибирь .

По-видимому, в 1915-1916 гг. Государю были представлены две рецензии на очередное издание «Великого в малом» (Ч. I-II. Троице-Сергиева Лавра. 1911-1912), хранившиеся с тех пор в Царской библиотеке Зимнего Дворца .

Знакомство Царской Семьи с книгой С.А. Нилуса продолжилось, уже когда Они находились под арестом. 20 марта 1918 г. Государыня пишет А.А. Вырубовой из Тобольска: «Большевики у нас в городе - ничего, не безпокойся. Господь везде, и чудо сотворит. Не бойся за Нас. Зина Мне послала свою книжку "Великое в малом" Нилуса, и Я с интересом читаю ее...»

Генерал М.К. Дитерихс свидетельствовал: «Часть... книг, взятых с собой Царской Семьей в Тобольск из библиотеки Царского Села, оказалась в помещении Волжско-Камского банка. [...] В Екатеринбурге в доме Ипатьева тюремщики лишили возможности Царскую Семью пользоваться книгами. [...] Филипп Проскуряков [охранник дома Ипатьева. - С.Ф. ] рассказывал, что обыкновенно читал Государь или Государыня, а все остальные заключенные, собравшись вместе в столовой, слушали и занимались каким-либо рукоделием» .

В первых числах августа 1918 г. и.д. следователя А. Наметкин осматривал дом Ипатьева и в «Протоколе осмотра» за 6 августа отметил: в комнате и спальне Великих Княжен «в заднем левом углу у печки стоит высокая, окрашенная черной краской подставка для цветов, на которой три книги: "Великое в малом и Антихрист" Сергея Нилуса, "Война и мiр", т. 1, Толстого и "Библия" на русском языке».

Книга С.А. Нилуса была одной из девяти «неразлучных спутниц», принадлежавших Государыне Александре Феодоровне, и фигурирует в описях, подписанных генералом М.К. Дитерихсом и следователем Н.А. Соколовым . Перечисляя книги, последний подчеркивал: «В них весь Их моральный облик, вся Их душа» .

Читал книгу и Государь (причем, судя по названию в «Протоколе осмотра», все то же второе Царскосельское издание 1905 г.), о чем не преминул сделать запись в дневнике под 27 марта 1918 г. (вторник): «Вчера начал читать вслух книгу Нилуса об Антихристе, куда прибавлены "протоколы" евреев и масонов, - весьма современное чтение» .

«Евреи бросают бомбы, - заявлял осенью 1906 г. П.А. Столыпин одному из своих ближайших сотрудников. - А вы знаете, в каких условиях живут они в Западном крае? Вы видели еврейскую бедноту?» В начале 1907 г. в интервью специальному корреспонденту агентства American Associated Press П.А. Тверскому Председатель Совета Министров заявил по поводу еврейских погромов: «...Пока я у власти, их больше не будет» . И действительно, отмечают современные еврейские исследователи, «до конца премьерства Столыпина погромов не было» .

Возмущение в правых кругах вызвал подписанный 22 мая 1907 г. П.А. Столыпиным циркуляр, разрешавший евреям, которым правдами и неправдами во время смуты удалось покинуть черту оседлости, остаться на новых, в обход закона, заселенных ими местах, если они обзавелись там домашним хозяйством: «Комиссией по запросам Государственной думы принят запрос министру внутренних дел: на каком основании издан им циркуляр от 22 мая 1907 года за № 20, коим он, гофмейстер, действительный статский советник, Петр Аркадьевич Столыпин, присвоил себе законодательную власть, принадлежащую токмо Его Императорскому Величеству, и, отдав незаконные приказания губернаторам, дал евреям право, им по действующему законодательству не принадлежащее?»

Подобно своим предшественникам, В.К. фон Плеве и графу С.Ю. Витте, Петр Аркадьевич в июле 1908 г. встречался с одним из руководителей сионизма. Правда, собеседник его был помельче - крутившийся вокруг Т. Герцля уроженец Ковенской губернии Давид Вольфсон (1856-1914) .

Оборотной стороной заигрывания П.А. Столыпин с еврейством были его отношения к черносотенцам.

По словам одного из ветеранов Союза Русского Народа Н.Е. Маркова, организация эта «возникла стихийно, как народный порыв для защиты Царского Самодержавия, оказавшегося под ударами сорганизовавшихся сил разрушения» .

Союз Русского Народа, говорили черносотенцы, - это не политическая партия, а сам Русский Народ. Черные Миллионы.

«Изданный в конце 1906 года список, - отмечал известный современный общественный деятель скульптор В.М. Клыков, - включал 272 патриотических организации, действовавших в более чем 200 городах и селах Российской Империи. По подсчетам Департамента полиции черносотенцев насчитывалось около 500 тысяч человек. [...] Сами же черносотенцы числили в своих рядах значительное большее число единомышленников - до трех миллионов. [...] Но даже если взять на вооружение минимальную цифру (400 тысяч человек), то при сравнении с численностью других политических организаций станет очевидным вся нелепость широко распространенного мифа о маргинальности и малочисленности Черной сотни. Так, октябристы числили в своих рядах около 80 тысяч человек, кадеты - до 70 тысяч, эсеры - около 50 тысяч, социал-демократы всех толков и течений - около 30 тысяч человек» .

При этом Союз действовал весьма эффективно. Первая смута в России 1905-1907 гг. была задавлена во многом именно черносотенцами.

«Конечно, по своему преобладающему составу членов и по приемам борьбы, - замечал член Совета министра внутренних дел тайный советник Н.Ч. Зайончковский, - Союз с его Отделами был орудием грубым; но ведь пушки, пулеметы, ружья со штыками - орудия еще более грубые, однако, необходимые. Самый факт возникновения Отдела Союза в какой-нибудь весьма революционной местности сразу полагал в ней конец революционным выступлениям. Деятельность Союза поощрялась сверху, его Отделы, иногда искусственно, насаждались губернаторами. Окончилась смута - и от Союза с его Отделами как-то сразу отвернулись» .

«...Союз наш, - вспоминал старейший деятель черносотенного движения Н.Е. Марков, - вначале имел достаточно интеллигентных сил из представителей состоятельных классов; но потом, когда первая революция прошла, состоятельные классы от нас отошли, и наш Союз состоял из того, что называется демократией в чистом виде, т.е. беднота...»

Связь союзников с Правительством и даже их определенная зависимость от него также вполне объяснимы. Такое положение дел имело основания более давние и глубокие. Либералы, подчеркивал еще в 1889 г. К.Н. Леонтьев, «сильны сами по себе, а наши начала держатся только тем, что Правительство теперь за нас» . Однако отнюдь не Правительство было причиной возникновения движения.

Вот, между прочим, к каким выводам вынужден был прийти современный либеральный (что далее будет видно из его «политкорректной» риторики) историк: после февральского переворота 1917 г. «с упразднением Департамента полиции и Охранных отделений, с арестами покровителей и вождей, с началом обысков у активистов и прочими акциями движение не исчезло. Оно только потеряло элемент организованности сверху: стало стихийным и самоорганизующимся. Последнее обстоятельство показывает, что это было не просто искусственно вносимое, навязанное части народа и поддерживаемое извне движение, но и (как это ни печально признать) движение части самого народа» .

«Грозный призрак Союза Русского Народа, - обращался в январе 1907 г. к ненавистникам Исторический России астраханский купец Н.Н. Тиханович-Савицкий, - который вас так страшит, - не призрак; это тот самый русский народ поднимается, над чувствами которого вы издевались и который потребует уже скоро вас к ответу. Это встает грозный Мститель за поруганную честь России, за ее растоптанное вами знамя. Союз Русского Народа растет, отделы его покрывают всю Россию... Ни ваша злоба, ни ваши вопли, ни хватанье за Правительство не остановят могучий рост Мстителя... Он освободит Россию от вас и выведет ее на тот путь истинной свободы народной, на котором не место вам, презренным обманщикам! Русь идет. Расползайтесь гады» .

Депутацию Союза Русского Народа Император впервые принял 23 декабря 1905 г. в канун Рождественского сочельника.

Председатель СРН А.И. Дубровин поднес Государю нагрудные знаки для Него и Наследника Цесаревича Алексия. (Автором этого знака был один из основателей и руководителей СРН художник, сын известного русского поэта А.А. Майков.)

Царь приветствовал «союзников» словами: «Объединяйтесь, русские люди. Я рассчитываю на вас» .

Членами Союза Русского Народа состояли люди из ближайшего окружения Государя: духовники епископ Феофан (Быстров) и протоиерей Александр Васильев, Дворцовый комендант генерал В.Н. Воейков, штаб-офицер для поручений при Дворцовом коменданте, ктитор Государева Феодоровского собора в Царском Селе полк. Д.Н. Ломан, флигель-адъютант, гофмейстер Высочайшего Двора, личный секретарь Государыни граф П.Н. Апраксин, граф А.С. Гендриков и другие .

Знаменитая Именная телеграмма Государя, отправленная 4 июня 1907 г. на имя А.И. Дубровина, завершалась словами: «Да будет же Мне Союз Русского Народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка» .

Год спустя после первой Царской аудиенции, 26 ноября 1906 г., в день памяти святого Великомученика и Победоносца Георгия в Киеве св. праведный о. Иоанн Кронштадтский совместно с епископом Сергием (Страгородским), будущим Патриархом, освятили хоругвь и знамя Союза Русского Народа.

«Как тело без души мертво, - сказал Кронштадтский Пастырь, - так и Россия без всепросвещающей Православной Веры и жизнетворной Самодержавной Власти мертва» . (Осенью 1907 г. Всероссийского Батюшку избрали почетным членом СРН, а вскоре - пожизненным почетным членом. В марте 1917 г, после разгрома Главного Совета СРН в Басковом переулке знамя и хоругвь в качестве боевого трофея доставили в революционную Думу .)

«Вполне естественно, - писал Н.Е. Марков, - что еврейство и зависимая от еврейства российская либеральная и революционная печать со всех сторон накинулась с бранью, клеветой и доносами на сразу ставший им ненавистный Союз Русского Народа... Самые гнусные, самые нелепые обвинения посыпались на эту народную организацию. "Погромщики", "убийцы", "сыщики", "черная сотня" - пестрели страницы "освободительной" печати, не могшей простить Союзу Русского Народа провала революции. "Союзник" изображался в жидовских карикатурах не иначе как в виде дюжего волосатого мужика с бутылкой водки в кармане и с отрубленной головой еврея в окровавленной руке. [...] "Освободительные" демократы более всего издевались над Союзом Русского Народа за то, что он состоял преимущественно из простонародья» .

Хотя, заметим, среди его членов было немало выдающихся представителей русской культуры и науки: художник В.М. Васнецов, скульптор А.М. Опекушин, академики Н.П. Кондаков, А.А. Соболевский, К.Я. Грот, Н.П. Лихачев и В.Л. Комаров (впоследствии президент Академии Наук), член-корреспондент Академии Наук Ю.А. Кулаковский, ученые-слависты А.С. Будилович и В.И. Ламанский, медик проф. С.С. Боткин, историки И.Е. Забелин, Д.И. Иловайский, руководитель первого оркестра русских народных инструментов, виртуоз-балалаечник и композитор В.В. Андреев, актриса М.Г. Савина, книгоиздатель И.Д. Сытин и многие другие .

«...Интерпретация Союза Руского Народа, как борющихся извергов рода человеческого, - заявил Н.Е. Марков следователям ЧСК Временного правительства, - результат газетного измышления» .

«Разве дал бы святой праведный отец Иоанн Кронштадтский свое благословение Союзу, а тем более вступил бы он в его ряды, - вполне резонно задавался вопросом наш современник скульптор В.М. Клыков, - если бы Союз Русского Народа был причастен к тем преступлениям, в которых его обвиняли недоброжелатели и враги Исторической России?»

Но, заметим, Кронштадтский Пастырь был не одинок. Перечислим некоторых (и, кстати, далеко не всех) Архипастырей Русской Православной Церкви, не только состоявших в СРН, но и занимавших там руководящее положение (почетные председатели и председатели губернских отделов): митрополит Агафангел (Преображенский); архиепископы: Анатолий (Каменский), Андроник (Никольский), Димитрий (князь Абашидзе), Димитрий (Сперовский), Иннокентий (Беляев), Иннокентий (Ястребов), Митрофан (Краснопольский); епископы: Алипий (Попов), Виталий (Максименко), Ефрем (Кузнецов), Павел (Гальковский), Серафим (Чичагов), Феодор (Поздеевский) и др.

Активное участие в черносотенном и монархическом движении (вплоть до занятия официальных постов) принимали также первые три послереволюционные Патриарха Московские и всея Руси - Тихон (Беллавин), Сергий (Страгородский) и Алексий (Симанский); первоиерах Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий), основатель «парижского раскола» митрополит Евлогий (Георгиевский) и «американской автокефалии» митрополит Платон (Рождественский) .

Одним из многочисленных лживых «лэйблов», которые пытаются навесить на Россию западные демократы, - конечно же, погромы. Слово pogrom «внедрили» во все основные языки мiра, превратив его в символ Российской Империи - «родины погромов» .

Разоблачивший и подробно разобравший смысл и происхождение этой клеветнической напраслины, В.В. Кожинов пишет о том, что столь же голословны были обвинения в организации еврейских погромов черносотенцами. Он подчеркивал, что «вылеплен "страшный" образ Союза Русского Народа» был исключительно из воинственной «риторики» «союзников». При этом «их слова преподносятся как нечто гораздо более опасное и жестокое, нежели бомбы революционеров». Более того, по словам В.В. Кожинова, ни один еврейский автор так и не смог привести ни одного достоверного факта, «свидетельствующего об "организованных" Союзом Русского Народа погромах» .

Если не знать этого, то «возникает по меньшей мере странная картина: в октябре 1905 года погромы достигают прямо-таки невероятных масштабов (их, по подсчетам Д.С. Пасманика, было около 700), хотя "черные сотни" только еще "организуются", а после того, как они "уже организованы", происходит всего 2 или, точнее, 3 погрома (начиная с 1907 года погромов уже вообще не было, если не считать позднейшего военного - то есть по самой своей сути погромного - времени, когда громилась вся Россия вообще). Помимо этого, нельзя не отметить, что Белосток и Седлец (Седльце) - это чисто польские города (а Тальсен - ныне Талсы - латышский), которые после 1917 года стали (и сейчас являются), естественно, городами возрожденной Польши, и те части их населения, к которым мог апеллировать Союз Русского Народа, были весьма небольшими (основное население этих городов относилось к Союзу Русского Народа заведомо враждебно)» .

Выводы В.В. Кожинова подтверждают и другие современные профессиональные русские историки .

«...Образовавшийся в ноябре 1905 г. СРН, - пишет доктор исторических наук Ю.И. Кирьянов, - не мог быть организатором этих столкновений различных групп населения: они возникали как стихийная реакция консервативно-монархически настроенной части населения на поведение либералов и радикалов (восторженное или, наоборот, критическое) в связи с объявлением Манифеста 17 октября 1905 г.»

«Революционерам, - подчеркивает воронежский историк В.Ю. Рылов, - противостояли в те дни монархически настроенные слои населения, а не черносотенцы. [...] ...Обвиняли евреев в денежной поддержке забастовочного движения, наличия большого числа лиц еврейской национальности в революционном движении» .

Однако эти новые и весьма важные выводы являются по сути повторением давно забытого. В доказательство приведем слова товарища председателя Главного Совета СРН В.П. Соколова, сказанные им еще весной 1911 г.: «Левая печать, обвиняя Союз в устройстве жидовских погромов, сознательно закрывает глаза на то обстоятельство, что главная полоса погромов относится к тому времени, когда Союз и не существовал. А последний белостокский погром имел место тогда, когда там не было отдела Союза» .

Пытавшихся, было, развить тему погромов деятелей ЧСК Н.Е. Марков быстро поставил на место:

«Марков: Со времени организации Союза Русского Народа в России не было ни одного погрома; может быть, теперь они и будут, после закрытия. [...]

Соколов: Но демонстрации и выступления были?

Марков: Т.е. какие демонстрации? Ходили по улицам с хоругвями, - это бывало» .

Таким образом, в борьбе с еврейством черносотенцы предлагали чисто экономические меры, но они-то, в действительности, и представляли самую страшную угрозу. А поскольку возразить против такой мирной и законной борьбы было нечего, еврейству выгодно было перевести стрелки на выглядевшую внешне предосудительно физический стихийный народный протест, всячески его провоцировать, а затем раздувать в глазах российской и мiровой общественности.

Таким же мифом был и т.н. «черный террор», целью раздувания которого была попытка противопоставить его - в умах людей недалеких - реальному красному террору.

В этом смысле весьма характерен вот этот фрагмент допроса Н.Е. Маркова в ЧСК 24 июля 1917 г.:

«Председатель: Как относился Союз Русского Народа к террору?

Марков: Достаточно отрицательно.

Председатель: Но ведь был период, когда в составе Союза Русского Народа образовался особый боевой отдел?

Марков: Нет, такого времени никогда не было.

Председатель: Это время совпало с временем революционного движения 1905 года.

Марков: О существовании боевых организаций я слышу в первый раз. Правда, я читал в газетах противного нам лагеря обвинение со стороны левых партий, но это не верно.

Председатель: Так что вы это отрицаете?

Марков: Никогда не имел к этому доказательств.

Председатель: А убийства отдельных деятелей левых течений, противных Союзу Русского Народа, вы не считаете, что они были организованы?

Марков: Для меня это до сих пор загадка. Может быть, это и было организовано, но кем?

Председатель: Боевой организацией.

Марков: Убийства лиц левого лагеря редки и немногочисленны.

Председатель: Три ярких случая - Иоллос, Герценштейн и Караваев.

Марков: Три случая за 10 лет. Я думаю, что самая их малочисленность и сравнительная незначительность лиц убитых свидетельствует, что не было сколько-нибудь серьезной организации. [...] Я всегда считал возмутительной клеветой, что Союз Русского Народа организовывал убийства и притом таких, сравнительно невинных людей, как Иоллос, Герценштейн и Караваев. Я, прежде всего, не видел никакой логики в этом: я могу понять, что можно убить человека, но надо иметь для этого логические основания» .

Между тем об убитых революционерами-террористами государственных чиновниках, служащих и рабочих Союз Михаила Архангела выпустил 14-томную «Книгу Русской Скорби», в редколлегию которой входил известный русский художник В.М. Васнецов. К сожалению, этот огромный труд так и не был завершен. После прихода к власти большевики активно уничтожали эту книгу, заключив немногие уцелевшие от идеологического террора экземпляры в спецхран.

Погибших за свою верность Государю русских людей были многие тысячи. Только с февраля 1905 г. но ноябрь следующего 1906-го, менее, чем за два года, революционеры и банды «еврейской самообороны» убили и тяжело ранили 32 706 простых подданных Русского Царя. Это не считая представителей органов правопорядка, Армии, чиновников, дворян и сановников .

Со времен дореволюционных либералов, различного рода филосемитов и советских историков общим местом стала мифическая смычка Царской полиции с черносотенцами. Несомненно, ряд представителей Министерства внутренних дел и Департамента полиции пытались использовать «союзников» в нужных им целях, так же как, впрочем, и революционеров всех мастей, либералов, сионистов и даже масонов. Что же касается идейной смычки с родственными им будто черносотенцами, то вот как обстояло дело на самом деле, согласно опять-таки непреложным фактам, а не умозаключениям.

Среди документов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства сохранился любопытный документ - датированный декабрем 1913 г. отчет члена Совета министра внутренних дел тайного советника Н.Ч. Зайончковского.

«Крестьянин Виленской губернии, Иван Заневич, римско-католического вероисповедания, неграмотный, - читаем в документе, - живет в Смоленске с 1903 г., имеет лавку на базарной площади и торгует готовым платьем и обувью. Состоит членом Союза Русского Народа со дня открытия в Смоленске его отдела. [...] Будучи в Петербурге, купил брошюру Замысловского "Жертвы Израиля. Саратовское дело" . Заневич и его жена, умеющая читать, интересуются "правыми газетами". Большею частью самому Заневичу их читал и дома, и в лавке "союзник Тютькин". Чтение в лавке слушали иногда случайные посетители из покупателей; постоянных слушателей не было. Старые номера газет Заневич давал иногда знакомым и соседям по их просьбе. Это не нравилось евреям, они жаловались губернатору Суковкину на то, что у Заневича читают "хулиганские" газеты, от чего может произойти погром. Когда губернатор не обратил на эту жалобу внимания, то евреи дали Тютькину 100 рублей, чтобы он газеты Заневичу не читал, в чем и взяли с Тютькина подписку. Дело Ющинского, однако, так заинтересовало Тютькина, что он вновь начал читать. Однажды по поводу прочитанного у Заневича произошел разговор с евреем Петрикиным, причем первый спросил у второго, правда ли, что евреи употребляют христианскую кровь. На это Петрикин ответил: "Ты читаешь хулиганскую газету. Мы потратим 200-300 рублей, но заставим тебя этой газеты больше не читать". И вот недели через две после этого, 26 октября утром, в квартиру Заневича является помощник начальника сыскного отделения с городовым и понятыми и требует выдачи "погромной" литературы без обыска. После ответа Заневича, что у него такой литературы нет, был произведен обыск сперва в квартире, потом в лавке. Кроме номеров вышеуказанной газеты и брошюры Замысловского, было найдено несколько номеров "Русского слова" и "Смоленского вестника", больше ничего. Через день Заневич был вызван к полицмейстеру, куда и пошел в сопровождении "союзника" Исаюка. Полицмейстер фон Вернер начал на них кричать, называл хулиганами, говорил, то они читают хулиганские газеты, грозил высылкой и тюрьмой за то, что они будто бы подговаривают бунт. Всю эту нотацию фон Вернер закрепил площадной бранью. В этом обыске у простого мирного человека, в угрозах ему и брани я не могу не усмотреть полицейского произвола, весьма выгодного для евреев и еврейско-русских организаций» .

Как мы уже писали, вскоре после того, как революционная волна, получив народный отпор, схлынула, положение черносотенных организаций претерпело серьезные изменения. Это изменение проистекало, прежде всего, из того, что Союз Русского Народа не был правительственной партией, а представлял собой по существу «правую оппозицию колеблющемуся Правительству» .

«Как только наступило "успокоение" (то есть разрушительная работа иудо-масонства ушла в Государственную думу и в подполье), - писал Н.Е. Марков, - Союз Русского Народа стали определенно теснить, принижать и вести его к разложению. Даже крупные государственные люди, как П.А. Столыпин, думали, что "мавр сделал свое дело - мавру время уйти". Либеральная же министерская мелочь, вроде Коковцова, Философова, Тимирязева, князя Васильчикова, барона Нольде и им подобных, злобно шипела на Союз Русского Народа и в своих ведомствах учиняла на членов Союза формальное гонение. Этим достигалась двоякая цель: устранялись из ведомства непрошеные наблюдатели и обличители противогосударственной подпольной работы и одновременно заслуживалось одобрение и благоволение высших сфер иудо-масонства и еврейских банков» .

«...Союз возник, - отмечал еще в июле 1908 г. на закрытом заседании Отдела СРН в Ростове-на-Дону А.И. Дубровин, - в тот момент, когда в стране царила полная анархия, власти растерялись и спрятались, и Россия должна была погибнуть, но явился Союз, подавил революцию и спас родину, - только он один и никто более; тогда вновь явились и правители, забрали власть в свои руки и теперь, чувствуя под ногами довольно твердую почву, начинают говорить нам: "Уходите, Союз более нам не нужен, мы и сами управимся"; но это неправда: Союз нужен России более чем когда-либо; то, что сделано Союзом, было только началом работы; напрасно Правительство думает, что революция подавлена окончательно, ему предстоит горькое разочарование: революция ушла только с улицы и спряталась в дворцах и палатах; теперь революционеров менее по числу, но борьба с ними несравненно труднее, потому что эти революционеры - культурные люди, обладающие властью и громадными денежными средствами...»

«...Погромы 1905 и 1906 годов, - писал осенью 1912 г. один из руководителей Союза Михаила Архангела Н.Д. Облеухов, - были ничем иным, как победоносным отпором верного Монархии народа революционерам, объявившим в разных местах чуть не сотню республик. Но едва подавили бунт, как эти добровольные защитники существующего строя были выданы с головой кишащим кадетами судам и жидам-адвокатам. Патриотизм очутился на скамье подсудимых. Вчерашние бунтовщики и сочувствователи бунтовщиков судили патриотов за патриотизм. Целые сотни и тысячи русских людей томились в тюрьмах и все почти без исключения понесли суровые кары за разгром "республик". Если многие из этих осужденных освобождены от наказания, то произошло это по личной воле Его Императорского Величества, а Правительство здесь ровно ни при чем» .

В словах этих немало горькой правды, но не забудем: за этими «обидами» стояли также и дела, подобные безобразному бунту Гермогена-Илиодора, о котором мы подробно расскажем в настоящем томе. (Дата публикации цитируемой статьи вполне соответствует этому. Вполне конкретный скандал, безусловно, инициировал претензии черносотенцев.)

Взаимоотношения П.А. Столыпина и черносотенного движения исследовал в последние годы доктор исторических наук Ю.И. Кирьянов. Выводы, к которым пришел этот профессиональный историк из Института российской истории РАН, выгодно отличаются от взглядов нынешних апологетов Союза Русского Народа, так и не смогших выйти из-под внешнего обаяния Петра Аркадьевича. Характерно название главы монографии Ю.И. Кирьянова, раскрывающей суть и последствия конфликта премьера с «союзниками»: «Причины кризиса и краха».

Приведем несколько выдержек из работ Юрия Ильича:

«...Премьер отстаивал "конституционализм" (даже "с русской бородой" и "с русскими рукавицами", как писал В.В. Розанов), а правые не хотели никакого, даже "истинно-русского" конституционализма, обвиняя Столыпина в том, что "он стремится ограничить Самодержавие Царя и даже больше, - этот "сильный человек" грозит своим авторитетом вытеснить Царя"» .

«"Разрушительными силами" для устоев Самодержавной власти правые считали Государственную думу, Прогрессивный блок, левую печать, "общественные" организации - Земский и Городской союзы, а также Центральный военно-промышленный комитет. Они резко выступали против "вмешательства" общественных организаций в политические дела, обсуждение ими злободневных вопросов и принятие резолюций, которые будоражили общественное мнение (этим, по их мнению, должны были заниматься исключительно политические партии). В Военно-промышленных комитетах они видели источник не только разбазаривания казенных денег, но и подстрекательства рабочих к опасным "общественным акциям" - демонстрациям перед Государственной думой с целью замены Правительства и т.п. В глазах правых действия этих организаций и их руководителей могли привести к народной смуте или к давлению на Царя с целью Его "добровольного" отказа от Верховной власти. Поэтому в отношении этих учреждений и организаций, а также левой печати, по мнению правых, должны были применяться самые жесткие меры пресечения их антигосударственной деятельности (вплоть до отсрочки или даже запрета деятельности Государственной думы, реорганизации или закрытия Городского и Земского союзов и т.п.)» .

«Еще одной причиной охлаждения отношения "верхов" к правым стало, как можно полагать, определенное давление со стороны общественного мнения, российских и международных банков, влиятельные представители которых могли указывать на несовместимость выдачи кредитов Правительству, терпящему антисемитские выступления правых» .

«...После [первой] революции П.А. Столыпин и его ближайшее окружение постарались если не избавиться, то, во всяком случае, "трансформировать" СРН, устранить его с политической авансцены, отделив Царя от "союзников". И этот план во многом удалось реализовать» .

По существу, начиная с 1908 г., «правительственная власть только терпит» черносотенные организации .

«Благоволение Николая II к правомонархическим союзам, телеграммы местных организаций непосредственно на имя Царя (о необходимости роспуска и с одобрением роспуска I и II Государственных дум и т.п.), их вмешательство в дела администрации - все это мешало Столыпину. Премьер и его министры не только не желали видеть около себя "второе правительство" (в лице руководителей правомонархических партий), оказывавшее определенное влияние на Царя и тем самым мешавшая им, но и попытались путем некоторых манипуляций отвести от себя вину за все то, что вызывало в общественном мнении недовольство и раздражение» .

«В литературе, в частности мемуарной, неоднократно отмечалось, что, начиная со второй половины 1907 г., отношение Николая II к СРН и его председателю А.И. Дубровину стало меняться: если раньше Он явно благоволил к ним, то с этого времени Его отношение к "союзникам" стало сугубо официальным» .

«С помощью начальника Петербургского охранного отделения А.В. Герасимова Столыпину удалось представить отделы СРН, направлявшие Царю телеграммы и письма, как крайне незначительные объединения, возможности которых были сильно преувеличены . Более того, Правительство с помощью Департамента полиции МВД смогло фактически в конце 1907 г. расколоть, разъединить и ослабить правых в СРН» .

«Как вспоминал один из "союзников" Б.А. Пеликан, Столыпин, используя повышенное честолюбие товарища председателя СРН Пуришкевича, способствовал его ссоре с Дубровиным и созданию новой организации Союза Михаила Архангела. Затем, весной-летом 1908 г. тот же Столыпин содействовал образованию - в противовес СРН - Всероссийского Национального Союза. Оба этих шага, безспорно, дезорганизовали ряды правых. Но этим дело не кончилось. 9 декабря 1909 г. последовало очередное циркулярное письмо министра внутренних дел Столыпина, адресованное губернаторам, в котором указывалось, что "руководительство всякой политической организацией не только воспрещено начальствующим должностным лицам, в том числе и земским начальникам, но не может быть допущено", поскольку отвлекает их от исполнения прямых служебных обязанностей. Это распоряжение внесло явное замешательство в среду чиновничества, которое стало опасаться вступления даже в правые организации. Не случайно известный правый деятель, бывший председатель Одесского отдела СРН граф А.И. Коновницын заметил в письме от 4 января 1912 г, что в Министерстве внутренних дел боятся объединенной монархической силы» .

Что касается «незначительности» Союза Русского Народа, то, как в этом мы уже убедились из справки о численности его членов, со стороны премьера это был обдуманный (и поскольку речь шла об информации Царя, то преступный ) подлог П.А. Столыпина. Такой же характер, скорее всего, носила и «справка» генерала А.В. Герасимова.

Помогавший П.А. Столыпину интриговать против СРН начальник Петербургского Охранного отделения генерал А.В. Герасимов, напомним, содействовал также своему начальнику в его борьбе с Царским Другом.

Этот генерал в годы премьерства П.А. Столыпина был весьма весомой фигурой. «Столыпин совершенно игнорировал нас, - утверждал экс-директор Департамента полиции Е.К. Климович. - [...] Петроградский Департамент полиции, для своей собственной информации, был лишен возможности получать сведения от Охранного отделения, ибо Герасимов ничего не сообщал. [...] Герасимов представлял такую мощную фигуру в то время, что [начальник Дворцовой охраны] Спиридович с ним считался» .

В том же направлении действовал и начальник канцелярии Министерства Двора генерал А.А. Мосолов. Будучи по должности начальником придворной цензуры, этот генерал-масон всячески препятствовал появлению в черносотенной печати одобрительных высказываний Государя о Союзе Русского Народа. При этом, по его собственному признанию, он полностью игнорировал мнение Императрицы Александры Феодоровны .

По поводу запрета государственным служащим состоять в черносотенных организациях Союз Русского Народа высказался публично, причем в довольно резкой форме: «...Союз основною своею целью полагает уничтожение в стране всякой политической партийности, влекущей за собою взаимную вражду и ненависть, путем объединения всех честных русских людей, верных долгу и присяге, во имя Веры, Царя и Отечества, о чем заявлялось неоднократно и устно и в печати. [...] Лица, состоящие на государственной службе, очевидно, не могут не быть верноподданными русскими гражданами. Значит, они обязаны или безусловно признавать основные положения Союза и, по долгу службы, всеми мерами ему содействовать, или же, в случае несогласия, оставить совершенно службу тому государству, законов которого они не желают признавать. [...] Стало быть, никакая разумная и уважающая себя власть не может ни в каком случае запретить кому бы то ни было из русских подданных, а тем более состоящим на государственной службе, открыто вступать в Союз Русского Народа» .

Позицию бюрократии по отношении к черносотенцам разъяснил Ю.С. Карцову, уже будучи в эмиграции, хорошо информированный генерал П.Г. Курлов.

«Кто же, как не Столыпин, - настаивал дипломат, - правой партии помешал быть единой и сильной, вождей ее соблазнил и обезславил, монархистов перессорил и обратил в посмешище левых?»

«В России уже так заведено, - объяснял генерал, - всякое проявление общественности, - съезд какой-нибудь, собрание дворянское или земское - неизбежно кончает тем, что оборачивается против Правительства и вступает с ним в борьбу. Правительство по этой причине не могло допустить объединения правой партии» .

О деятельности Петра Аркадьевича, направленной на раскол СРН, свидетельствовали многие.

«Оппозиция правых тем и опасна была Столыпину, - писал тот же Ю.С. Карцов, - что отвечала она тайным желаниям Царя и Его приближенных. Правые укоряли Столыпина, что он отдавливает Царю ногу, и называли его узурпатором. Столыпин отплачивал им той же монетой и заподазривал их лояльность. Правая партия, если бы она объединилась и распространилась на всю Империю, приобрела бы огромное политическое значение. Весьма понятно, в заботе о собственной власти, подобного объединения не могла допустить бюрократия.

Начальник Охраны генерал Герасимов с откровенным цинизмом заявил председателю Союза Русского Народа А.И. Дубровину: "Мы перессорили крайних левых. Теперь ваша очередь. Мы перессорим вас так, что вы вцепитесь друг другу в волосы".

Об этом следователям ЧСК летом 1917 г. говорил и Н.Е. Марков:

«Соколов: В чем выражалось неблагоприятное отношение Столыпина?

Марков: В том, что он всячески, через своих подчиненных, поддерживал рознь в Союзе. Зная совокупность политики Столыпина, как к нам относились на местах, как наших союзников преследовали и выгоняли со службы, можно убедиться в том, что по внешности к нам относились хорошо и даже субсидировали, а в сущности нас уничтожали.

Соколов: Вы сказали: "всячески поддерживали рознь". Что это значит, каким путем министр внутренних дел поддерживал рознь между отдельными организациями?

Марков: Способы мне не известны, но известно, что мою идею и идею моих ближайших единомышленников всячески расстраивали, а идея была создание единого монархического органа.

Соколов: Каким же способом административного воздействия или какого-либо иного образа действий министр внутренних дел мешал вашей идее осуществиться?

Марков: Так, конкретно отвечать на этот вопрос очень трудно. Политика его влекла к розни; например, одним союзам покровительствовали на местах, а другие преследовались.

Соколов: Каким союзам покровительствовали и какие преследовали?

Марков: Это зависит от географии. Рознь поддерживали всячески: в одних городах поддерживали наших, в других - дубровинских, в третьих - третьих, во всяком случае, эта разность правительственного отношения несомненно имела значение» .

Далее Н.Е. Марков уточнил: «Столыпин [...] не желал уничтожения Союза, но боялся слишком большого его усиления» . По-иному о том же самом писал генерал А.А. Мосолов: П.А. Столыпин «понимал симпатии Царя к правым и пошел навстречу им, но лишь настолько, насколько они были ему [Столыпину] нужны» . (Однако «понимал» не значит, разумеется, одобрял .)

По словам видного деятеля черносотенного движения Е.А. Полубояриновой, П.А. Столыпин выделил в 1906 г. дубровинскому Союзу субсидию в 150 тысяч рублей с тем, чтобы большая ее часть была потрачена на проведение в Думу В.М. Пуришкевича. «Это было желание самого Столыпина» .

Начавшееся с 1909 г. субсидирование СРН П.А. Столыпин пытался использовать и для давления на «союзников». «Столыпин пробовал, - говорил Н.Е. Марков, - но я не соглашался, потому что ставил условие, что они [деньги] не должны стеснять нас в свободе нашей деятельности. Так что попытки были, но успеха не имели. Относительно позднейших министров я такого случая не помню. [...] Как сам Столыпин относился по существу враждебно, так, конечно, относилась и вся администрация. [...] Выдача денег вовсе не свидетельствует в государственных делах о симпатии; я думаю, тому много примеров. Иногда бывает обратное - желая нанести вред, можно выдать деньги. Такие бывают композиции» .

Николай Евгеньевич говорил о попытках со стороны П.А. Столыпина «влиять в желательном направлении на газеты» «союзников». Линия премьера была «в поддержании Правительства, в частности, Министерства внутренних дел». Однако черносотенная пресса, по словам Н.Е. Маркова, «часто нападала на отдельных министров и довольно резко, а это, конечно, не нравилось» .

Не обходили вниманием в правой прессе и самого П.А. Столыпина.

23 марта 1907 г. П.Б. Струве в бюджетной речи в Думе озвучил статью, опубликованную в 65-м номере газеты «Русское Знамя»: «Да будет ведомо Столыпину, что русский православный народ только смеется над его словами: "не запугаете". Когда-нибудь настанет время, и время это наступит очень скоро, когда мы не позволим дурманить русских граждан обещаниями заморской конституции, кадетскими бреднями. Нет, все говорит за то, что настала пора покончить все политические счеты с нынешним Столыпинским министерством» .

Причина этой коллизии в свое время была раскрыта одним из правых деятелей: «Националисты и монархисты... питают безграничную преданность только к своему Царю и считают себя верноподданными только Царя, но отнюдь не Его министров». В черносотенных организациях прекрасно осознавали разницу между «Священной Особой Помазанника Божия и Его слугами, которых Он может одним мановением возвратить в "первобытное состояние", если они не оправдают Его доверия» .

В ответ на обвинение в получении Союзом Русского Народа денежных субсидий от Правительства Н.Е. Марков с достоинством отвечал: «...Мы не считаем ничего дурного в том, что партия, поддерживающая Монархию, получает от Правительства своего Монарха помощь, как партия, поддерживающая еврейство, получала помощь от еврейства» .

Итак, деньги брали - и критиковали. За дело, в их представлении.

Это, конечно, было выше понимания либеральных политиков, адвокатов и журналистов, осуществлявших свою деятельность и живших за счет еврейских денег. Все они были куплены на корню. И - попробуй пикни! Несанкционированный шаг влево или вправо - и прощай достаток, а, может, и нечто большее...

Но вернемся к премьеру...

«Меня угнетает мысль, - писал 12 декабря 1911 г. Одесский градоначальник генерал И.Н. Толмачев, - о полном развале правых. Столыпин достиг своего, плоды его политики мы пожинаем теперь; все ополчились друг на друга» .

«По приказу Столыпина, - утверждает современный исследователь монархической правой А.Д. Степанов, - Департамент полиции перлюстрировал переписку правых, за лидерами монархистов была установлена слежка. Орган Союза Русского Народа газета "Русское Знамя" регулярно подвергалась цензурным репрессиям, порою более безжалостным, чем либеральные издания. За пять лет, с декабря 1905 по декабрь 1910 года на газету было наложено шесть штрафов на весьма внушительную сумму в 11 тысяч рублей, орган Союза получил 13 предупреждений и "обращений внимания", 18 номеров газеты было изъято...»

Как писал уже в эмиграции упоминавшийся нами Б.А. Пеликан, «Правительство разрушило сильную и деятельную единственную организацию Союза Русского Народа и, разрушив ее, не сумело организовать другую» .

Однако справедливости ради, следует сказать, что в раскол черносотенного движения немалую лепту внесли и сами его лидеры. «...Столкновения личных амбиций и самолюбий, - справедливо отмечал В.М. Клыков, - вносили разброд и шатание в ряды союзников [...] ...Черносотенцы уничтожали сами себя. "И как Правительству опираться на нас, - с горечью писал архимандриту Макарию (Гневушеву) о. Иоанн Восторгов, - если мы сами друг друга едим"» .

Хороший урок в связи с этим преподал о. протоиерею Г.Е. Распутин. «В 1913 году, - рассказывал о. Иоанн, - когда я жил в Москве в Епархиальном доме, ко мне после всенощной под Вознесенье заявился Распутин и на мой вопрос, откуда, ответил, что от митрополита Макария зашел ко мне. "Ты меня ругаешь, - начал Распутин, - а я тебе зла не желаю", - и указал на одно совершенно частное собрание в Петербурге, на котором присутствовал Скворцов и на котором я резко отозвался о Распутине. "Ты вот назвал меня проходимцем, а я тебе добра желаю..."» .

Министр внутренних дел Н.А. Маклаков говорил о правых организациях, как об «области сплошного разочарования. «...В сущности, - утверждал он, - это была одна грусть. Я сочувствую принципам в чистом виде, потому что исповедывал их самых юных лет. Я, по крайней мере, не безнадежно смотрел на самый строй, а смотрел безнадежно на людей, которые занимали те или другие места. Зачастую приходили просить денежной помощи, субсидии. Потом начиналась Бог знает какая грязь, друг на друга взводили обвинения, разобраться не было возможности, грызли друг друга, разногласия и клевета выступали в печати. Одним словом, получалось впечатление такого чада, что иной раз думалось - лучше бы не было того, что было» .

В очередной раз подтверждалась непреложная истина: «Всякое Царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12, 25).

В критические предпереворотные дни действенную помощь Русской Власти оказали немногие черносотенцы.

Вспомним здесь глубокие по своей проницательности статьи, письма и телеграммы председателя Народной Монархической Партии купца Н.Н. Тихановича-Савицкого, принимавшегося, и весьма благосклонно, Царицей. Даже будучи в заключении у временщиков, он не переставал выдавать политический прогноз. «...Муж говорит, - писала в июне 1917 г. А.Ф. Керенскому супруга астраханского монархиста, - Правительству следует принять во внимание, что в непродолжительном времени власть перейдет к толпе и солдатам, сторонникам Ленина, и политические заключенные могут подвергнуться смертельной опасности» . Как мы помним, всё так и случилось.

К нему, как, впрочем, и ко многим другим черносотенцам, с полным основанием можно отнести слова думца, либерала и масона В.А. Маклакова: «..В своих предсказаниях правые оказались пророками. Они предрекали, что либералы у власти будут лишь предтечами революции, сдадут ей свои позиции. Это был главный аргумент, почему они так упорно боролись против либерализма» .

Стоит также вспомнить и о посещении заседания Совета министров 25 февраля 1917 г. группой известных правых членов Государственного Совета (А.А. Ширинский-Шихматов, А.Ф. Трепов и Н.А. Маклаков), настойчиво предлагавших ввести в Петрограде осадное положение .

Однако всё это факты единичные .

Современным авторам, пишущим о черносотенцах и разделяющим провозглашавшиеся ими благородные принципы (которыми, к сожалению, многие из них сами не следовали), конечно, очень бы хотелось видеть их героями без страха и упрека, «Донкихотами Самодержавия» . Но, увы, не получается...

Дурной шуткой выглядит обложка недавно вышедшей книги «Последние защитники Монархии» с шестью медальонами-портретами черносотенцев. Два из них принадлежат В.М. Пуришкевичу и А.Н. Хвостову, роль которых в крушении Русского Царства вряд ли кто из находящихся в здравом уме и твердой памяти станет ныне отрицать.

А вот названия некоторых очерков в юбилейном сборнике к 100-летию Союза Русского Народа «Воинство Святого Георгия» :

«Верный Богу, Царю и народу» - о А.И. Дубровине, пакостившем перед лицом чекистов ангельский образ Царицы-Мученицы Александры Феодоровны (причем, как это явствует из библиографии к очерку, автору его эта публикация протоколов хорошо известна).

«Крестный отец Союза Русского Народа» - о профессиональном клеветнике на Царя, Царицу, всю Их Святую Семью генерале Е.В. Богдановиче.

«Русский крестоносец» - о другом клеветнике на Царскую Семью и Их Друга, священнике Владимiре Востокове, в марте 1917 г., Великим Постом служившего по случаю переворота благодарственный молебен, облачившись в пасхальные красные ризы.

«Истинно-русский грузин» - о ялтинском градоначальнике И.А. Думбадзе, планировавшем демонстративное убийство Царского Друга во время пребывания в Крыму Императора, Императрицы и Их Детей.

Речь, как видим, идет не об отдельных согрешениях, о которых Церковь говорит, что нет такого человека, который поживет и не согрешит, а о сознательных и убежденных нарушителях присяги своему законному Государю, т.е. о государственных преступниках.

Момент истины для черносотенцев наступил в марте 1917 года. Нет сомнения, многие из них жестоко пострадали. «...Я беглец, скрывающийся от нападения врагов, - заявил следователям ЧСК Н.Е. Марков в июле 1917 г., - и не знаю того, что делается [...] Мы все уничтожены, мы фактически разгромлены, отделы наши сожжены, а руководители, которые не арестованы, - в том числе и я, пока не арестован, - мы скрываемся» .

Но и сопротивления ведь не было оказано никакого.

Если быть до конца честным, то сегодня, конечно, нельзя не задаться вопросом: «...Что этот "Союз" спас? Что спасла эта "русская партия"? Она ничего не спасла, но многое погубила. И список погубленного - в мартирологе жертв Империи. Напоминаю не для того, чтобы его предъявлять, а для того, чтобы понимать, что к чему. Если бы хоть что-то было спасено! Если бы на основе этих судорог (энергия - это всегда судорога) произросла великая русская жизнь. Так ведь ничего не произросло! Потому что не для произрастания изначально создано было» .

Русский мыслитель И.А. Ильин с понятной горечью писал: «Упорное противодействие левых Дум, "Выборгское воззвание" и убийство П.А. Столыпина в присутствии Государя - все это говорило языком недоверия к Престолу, языком ненависти и угрозы. А между тем никакого отпора этим угрозам, никакой безкорыстно-монархической мобилизации общественности, никакого искреннего организованного порыва к Престолу в стране не наблюдалось. Русский народный монархизм оставался пассивным и не давал Династии живого ощущения - доверия, любви, поддержки, весомости и единения. При таком положении дел воля Государя могла почувствовать себя изолированной, одинокой, безсильной...»

«Многие перестроились в марте 1917 года, - пишет специально исследовавший проблему историк. - Бывший председатель СРН в Москве и Всенародного Русского Союза И.И. Восторгов (расстрелян большевиками в 1918 г.) заявил, что солидарен с новым правительством. Дворянин и землевладелец, шталмейстер, сенатор, бывший член Главного Совета СРН А.А. Римский-Корсаков подал вместе с другими членами Государственного Совета письменное заявление министру-председателю Временного правительства князю Г.Е. Львову о готовности служить новому строю. Одесская черносотенная газета "Русская речь" заявила о своей лояльности. [...] Пресса сообщила, что о своем признании Временного правительства заявили: Г.Г. Замысловский, бывший член Главного Совета СРН; В.П. Соколов, один из главных учредителей СРН, товарищ председателя его Главного Совета; С.А. Кельцев, председатель Русского Монархического Союза...»

И потому прав был Н.Е. Марков, когда на открытии Рейхенгалльского монархического съезда в мае 1921 г. заявил:

«Монархия пала не потому, что слишком сильны были ее враги, а потому, что слишком слабы были ее защитники.

Падению Монархии предшествовало численное и качественное оскудение монархистов, падение монархического духа, расслабление монархической воли. Монархисты презирались, монархические газеты не читались, монархические организации высмеивались и бойкотировались. Хорошим дореволюционным тоном считалось пренебрегать и презирать монархизм; так было в обществе, так было в правительстве, так шло до самого Трона. Не Ленин и Троцкий, а всеобщее забвение и пренебрежение к монархическому делу разрушили Великое Государство Российское. Ленин и Троцкий только черви, которые завелись в трупе.

Государь сознавал весь ужас такого отношения к монархизму, но Государь Сам был оклеветан и опорочен в глазах Своего народа, Он не смог выдержать злобного напора всех тех, кто, казалось бы, был обязан всячески укреплять и защищать Монархию» .

По разным данным на Столыпина было совершено от 8 до 18 покушений . Однако убить его суждено было 24-летнему Мордке Богрову.

«Его смерть, - говорил депутат Думы А.И. Шингарев, - была случайным концом. В сущности, политическая его карьера была уже закончена до этого» .

«Счастье не оставляло Столыпина до самого конца, - вспоминал государственный секретарь С.Е. Крыжановский. - Смерть подкралась к нему во время и в обстановке исключительно для него благоприятной. Он был сражен в дни наивысшей, казалось, власти в Киеве - колыбели Земли Русской, только что возвращенной им к сознательной общественной жизни. Он был убит перед лицом Царя, пал от руки еврея в торжественном собрании и, смертельно раненый, был вынесен под звуки народного гимна. Его предсмертные страдания приковали к себе сердца всей русской России. Вся Россия провожала его до могилы, и похоронен он был в ограде Киевской Лавры рядом с Кочубеем и Искрой, сложившими свои головы за целость и нераздельность Государства Русского. Такой кончины и таких похорон никто в России еще не удостаивался. А между тем, не срази его убийца, и судьба и конец Столыпина, притом конец самый близкий, вышли бы иные.

Его служебная звезда была уже на закате. Все высокие слова были уже сказаны, мысли исчерпаны, а провести их в жизнь было трудно. Столкновение с дворянством из-за покушения на власть предводителей [...] нажило ему влиятельных и непримиримых врагов у самого подножия Трона; неумение поладить с Государственным Советом [...] поставило его в положение, при котором ни одно из дальнейших начинаний не могло бы пройти через Совет и увидеть жизнь. [...]

Много вредила Столыпину в глазах Государя и несдержанность Гучкова, громко похвалявшегося своим влиянием на военные дела. Настойчивость, с которой Столыпин стремился исторгнуть у Верховной власти согласия на небывалые начинания, и притом личные меры и приемы, к которым он прибегал (обращение к Императрице Марии Феодоровне), не могли не оставить осадка горечи в душе Государя. [...] Предстояло стать живым покойником, предстояло пережить разочарование сторонников, злорадство и торжество врагов. Предстояло видеть, как новая рука одним презрительным движением сотрет всё то, что силою обстоятельств, удачи и личных способностей росло и толпилось вокруг него.

С другой стороны, здоровье Столыпина и сила жизни были уже исчерпаны. Он зажег сердца, но и сам сгорел в этом огне. Тяжелый труд и волнения последних лет разрушали его природу, и Столыпин, цветущий на вид, представлял, как удостоверило вскрытие, развалину [...]

Он утратил живую силу речи - главное оружие парламентского деятеля, которым был по природе своей наделен, и его последние выступления в Государственном Совете были лишь бледной тенью прежних боевых речей. Предстояли долгие годы страдания и медленного угасания. Предстояло нечто худшее, чем потеря власти и жизни, предстояла потеря сил, расслабление и отмирание деятельности, предстояло безсилие власти. И в это самое время рука убийцы возложила на него венец подвижника и запечатлела память его безсмертием» .

«С каждым выступлением, - отмечал один из думцев в марте 1910 г., - Столыпин все слабеет. Речь без подъема и без веры в то, о чем он говорил» .

Сломался П.А. Столыпин после введения закона о введении земства в шести западных губерниях Империи при помощи особого Положения (прервав на три дня заседания сопротивлявшихся этому акту Государственного Совета и Государственной думы). А.И. Гучков называл этот акт «политическим харакири» . А Л.А. Тихомиров - «государственным озорством» .

Проведению этого закона в жизнь Петр Аркадьевич, по справедливому замечанию ближайших его сотрудников, придал «чисто личный характер» .

После принятия закона о западном земстве, по мнению В.Н. Коковцова, «престиж Столыпина как-то сразу померк. [...] Столыпин был неузнаваем. Что-то в нем оборвалось, былая уверенность в себе куда-то ушла, и сам он, видимо, чувствовал, что все кругом него, молчаливо или открыто, но настроено враждебно. [...] ...Происшедшее с начала марта его совершенно расстроило; он потерял сон, нервы его натянуты, и всякая мелочь его раздражает и волнует. Он чувствует, что ему нужен продолжительный и абсолютный отдых...»

По словам приверженцев Петра Аркадьевича в Думе, это была «пиррова победа. [...] Раздражение этой мерой было велико и в Государственной думе, и в Государственном Совете, особенно в последнем. Вокруг Столыпина образовалась пустота. Против него, против его меры были и правые, и левые, хотя и по разным соображениям. [...] Дни премьера были сочтены, отныне стали искать, как и куда его сплавить, кем его заменить» .

В те дни, по свидетельству генерала П.Г. Курлова, в Петербурге «в эстампных были выставлены портреты В.Н. Коковцова, как вероятного премьера» .

Даже А.И. Гучков, лидер думской фракции октябристов (выпестованной П.А. Столыпиным и, кроме того, как раз и выступавшей инициатором законопроекта), в знак протеста против методов премьера, демонстративно подал в отставку с поста председателя Государственной думы, затем вышел из состава бюро фракции и даже сложил с себя звание председателя партии и уехал на Дальний Восток .

Впрочем, некоторые хорошо осведомленные современники небезосновательно видят в этом ловкий ход, неудачно завершившийся для думского политика: «Гучков, ставший временно председателем Государственной думы, сделался близким к нему [Столыпину] человеком и имел на премьера даже некоторое влияние. Но обойти П.А. Столыпина было не легко, и он скоро понял, что опасный для Правительства критик его начинаний ни к какой плодотворной - я уже не говорю творческой - работе совершенно неспособен. Его поняли и в Государственной думе, и пошатнувшийся авторитет заставил Гучкова отказаться от поста председателя Думы, под благовидным предлогом поездки по делам Красного Креста на Дальний Восток. Выборщики ему этого малодушного бегства не забыли, и в 4-ю Государственную думу он совсем избран не был» .

Как бы то ни было, по словам П.Н. Милюкова, «борьба с ассигновкой на броненосцы и отказ Гучкова от председательствования в Думе, - этими двумя датами определяется начало и конец борьбы между союзниками» - П.А. Столыпиным и А.И. Гучковым .

По поводу кризиса, наступающего в отношениях Государя с Председателем Совета Министров, высказалась и вдовствующая Императрица. Предугадав ход дела, Она и тут нашла повод для сравнения личности Александра III и Николая II (разумеется, не в пользу последнего), не замечая существенных различий во времени и, значит, в обстановке этих двух Царствований, не желая понимать некоторых существенных особенностей личности П.А. Столыпина (прежде всего, его политических устремлений).

Все приводимые нами высказывания вдовствующая Императрица нашла удобным высказать министру финансов, специально пригласив его к Себе:

«Она начала с того, что в самых резких выражениях отозвалась о шагах, предпринятых Дурново и Треповым. Эпитеты "недостойный", "отвратительный", "недопустимый" чередовались в Ее словах, и Она даже сказала: "Могу Я Себе представить, что произошло бы, если бы они посмели обратиться с такими их взглядами к Императору Александру III. Что произошло бы с ними, Я хорошо знаю, как и то, что Столыпину не пришлось бы просить о наложении на них взысканий: Император Сам показал бы им дверь, в которую они не вошли бы во второй раз.

К сожалению, - продолжала Она, - Мой Сын слишком добр, мягок и не умеет поставить людей на место [...]

Не думайте, что Он с кем-нибудь советуется. Он слишком самолюбив и переживает создавшийся кризис вдвоем с Императрицей, не показывая и вида окружающим, что Он волнуется и ищет выхода. И все-таки, принявши решение, которого требует Столыпин, Государь будет глубоко и долго чувствовать всю тяжесть того решения, которое Он примет под давлением обстоятельств.

Я не вижу ничего хорошего впереди. Найдутся люди, которые будут напоминать Сыну о том, что Его заставили принять такое решение. [...] ...Чем дальше, тем больше у Государя и все глубже будет расти недовольство Столыпиным, и Я почти уверена, что теперь бедный Столыпин выиграет дело, но очень ненадолго, и мы скоро увидим его не у дел..."» .

Физически П.А. Столыпин также был изношен. По словам В.В. Шульгина, «он ложился в четыре часа утра, начинал работу в девять» .

«Счастье не покинуло Столыпина до самого конца его жизни, - писал В.И. Гурко, - он умер на своем посту, накануне увольнения от должности и, что больше, незадолго до поджидавшей его уже смерти: при вскрытии его тела выяснилось, что наиболее жизненные его органы были настолько истрепаны, что, по свидетельству врачей, жить ему оставалось очень недолго» . А ведь когда он погиб, ему не было и пятидесяти...

По словам А.И. Гучкова, уже и «не знали, как отделаться от Столыпина. [...] Была мысль создать высокий пост на окраинах, думали о восстановлении наместничества Восточно-Сибирского» . По словам Александра Ивановича, после убийства премьера он говорил с А.В. Кривошеиным «на тему о роли Столыпина и о возможной для него будущности, если бы он не был убит, он мне сказал, что Столыпин был политически конченный человек; искали только формы, как его ликвидировать. Думали о наместничестве на Кавказе, в Восточной Сибири, искали формы для почетного устранения; еще не дошли до мысли уволить в Государственный Совет, но решение в душе состоялось - расстаться с ним» .

Понимал это и сам премьер. «По здешней обстановке, - говорил Петр Аркадьевич генералу П.Г. Курлову в Киеве, - вы не можете не видеть, что мое положение пошатнулось, и я после отпуска, который я испросил у Государя до 1 октября, едва ли вернусь в Петербург Председателем Совета Министров и министром внутренних дел» .

«Действительно, - замечал генерал, - признаки, о которых говорил П.А. Столыпин, существовали. Лучшим барометром, определяющим прочность положения того или иного сановника, являются на первый взгляд неуловимое, но для опытного человека совершенно ясное отношение к нему придворной толпы. Я помню, как раболепно склонялась эта толпа перед всесильным премьер-министром при Высочайших путешествиях в Полтаву и Ригу. Как почтительно она склонялась перед ним в Петербурге. В Киеве было иначе. Для Столыпина не нашлось места в придворных экипажах, следовавших в Императорском кортеже, и он ездил в наемной коляске...»

В течение последних роковых дней в Киеве, подтверждал В.Н. Коковцов, П.А. Столыпина «почти игнорировали при Дворе, ему не нашлось даже места на Царском пароходе в намеченной поездке в Чернигов, для него не было приготовлено и экипажа от Двора» .

«Мне здесь очень тяжело ничего не делать, - говорил он сам, - и чувствовать себя целый день каким-то издерганным, разбитым» .

Разговаривавший со Столыпиным за несколько дней до убийства А.И. Гучков вспоминал: «Я нашел его очень сумрачным. У меня получилось впечатление, что он все более и более убеждается в своем безсилии. Какие-то другие силы берут верх. [...] Чувствовалась такая безнадежность в его тоне, что, видимо, он уже решил, что уйдет от власти» . По словам думца Я.В. Глинки, «Столыпин [...] смотрит на будущее мрачно и не видит возможности продолжать при данных условиях работу» .

Да, «великая мудрость - уйти вовремя» . Так писал брат друга детства премьера В.Б. Лопухин.

Однако с предполагаемой отставкой все было не так просто.

Досконально изучивший деятельность Петра Аркадьевича А.И. Солженицын, между прочим, отмечал один малоизвестный факт, замалчиваемый по вполне понятным причинам историками патриотического направления: «Программа Столыпина охватывала и политику внешнюю. [...] Столыпин... в мае 1911 строил план создания Международного Парламента - ото всех стран, с пребыванием в одном из небольших европейских государств. [...] Парламент мог бы приходить на помощь странам в тяжелом положении, следить за вспышками перепроизводства или недостачи, перенаселенности, - и Россия предлагала в такой помощи участвовать. Международный Банк из вкладов государств - кредитовал бы в трудных случаях. Международный же Парламент мог бы установить и предел вооружения для каждого государства и вовсе запретить такие средства, от которых будут страдать массы невоенного населения. [...] Особо выделял Столыпин отношения с Соединенными Штатами, от которых более всего ожидал он и поддержки Международному Парламенту. [...] Его программе могла помешать отставка - но он надеялся на поддержку Марии Феодоровны , и даже если будет отставлен, то вскоре позже призван вновь. [...] (Эта программа, в ожидании осени, лежала летом 1911 в его письменном столе в ковенском имении. По его смерти приехала туда правительственная комиссия и, в присутствии свидетелей, в числе других бумаг изъяла эту программу - навсегда . С тех пор проект исчез, нигде не был объявлен, обсужден, показан, найден, - сохранилось только свидетельство помощника-составителя .)»

Международный Парламент, Международный Банк, разоружение, особая роль Соединенных Штатов. Чем не масонский проект, который снова, как и 1 марта 1881 г., накануне подписания конституции, был остановлен Свыше?!

Имеются и другие свидетельства в связи с этим.

«Скажем Тебе откровенно, Государь, - писал осенью 1908 г. известный черносотенец Н.Н. Тиханович-Савицкий, - что Столыпина и других так называемых "конституционных" министров, мы не считаем людьми, действующими с какой-либо затаенной целью во вред Тебе и монархической России; но, видя все происходившее, мы глубоко убеждены в том, что они находятся под чьим-то роковым для России, таинственным влиянием, ведущим Россию в ту пропасть, из которой государства уже не поднимаются» .

Сразу же после убийства премьера генерал П.Г. Курлов получил докладную записку от ездившего в 1910 г. заграницу от Департамента полиции изучать замыслы мiрового масонства в отношении России коллежского асессора Б.А. Алексева: «Уже с некоторых пор к г. Председателю Совета Министров делались осторожные, замаскированные подходы, имеющие целью склонить Его Высокопревосходительство на сторону могучего сообщества. [...] Любопытно, что в здешних масонских кругах господствует убеждение, что г. Председатель сильно считается с масонством и опасается могущества ордена. В печати даже проскользнула однажды статья ("Гроза". № 153 и "Русская Правда". № 13 - 1911 г.), заявляющая, что Его Высокопревосходительство находится "под влиянием масонов, действующих на него через его брата А. Столыпина"» .

На допросе в ЧСК в 1917 г. С.П. Белецкий указывал на то, что «по слухам среди чиновников Департамента полиции [...], Столыпин принадлежал к одной из масонских организаций» (1862-1937) - Бессарабском (1903-1904) и Тверском (1904-1905) губернаторе, товарище министра внутренних дел (1905-1906) при гр. С.Ю. Витте. Особенно известен он был своим юдофильством. Кишиневские евреи поднесли ему тору, провозгласив его почетным членом ряда обществ и даже учредив стипендию его имени. В 1906 г. он был избран в Государственную думу I созыва от кадетской партии. В том же году вступил в масонскую ложу. Привлекался к уголовной ответственности и подвергался наказанию за распространение преступного Выборгского воззвания и издание клеветнической книги «Записки губернатора» (1907). По свидетельству его дочери С.С. Урусовой, большинство семей московских аристократов отвернулось от него, не пожелав «иметь с моим отцом и его семьей ничего общего» (Розенталь И.С. Масоны и попытки объединения политической оппозиции в России начала ХХ в. // Вопросы истории. 2000. № 2. С. 54.). При Временном правительстве кн. Урусов был товарищем министра внутренних дел. Остался в советской России, служа в военно-морских силах, работая в различных советских учреждениях Москвы. Жил в крайней нужде, лишившись семьи и имущества. - С.Ф.

Петр Петрович Извольский (14.2.1863†9.12.1928) - окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета (1886). Гофмейстер Двора Его Императорского Величества (1907, 1912). Обер-прокурор Св. Синода (27.7.1906-5.2.1909). Член Государственного Совета (6.2.1909). Выехал с семьей из Ялты в Константинополь (окт. 1920). Проживал в Мюнхене (1922) и Париже (1923). Рукоположен в священника (1922). Был настоятелем православного храма в Брюсселе. Скончался под Парижем. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. - С.Ф.

Сергей Михайлович Лукьянов (23.8.1855†2.9.1935) - обер-прокурор Святейшего Синода (5.2.1909-2.5.1911),тайный советник (1905), сенатор. Родился в Москве. Окончил Военно-медицинскую академию. Работал при клинике профессора С.П. Боткина в лабораториях профессоров Гольтца и Гоппе-Зейлера (Страсбург), в Лейпциге и Геттингене. Доктор медицины (1883). Приват-доцент по кафедре общей патологии. Экстраординарный профессор Варшавскогоуниверситета (1886). Директор Института экспериментальной медицины в Санкт-Петербурге (1894). Совещательный член Медицинского совета Министерства внутренних дел (1897). Преподаватель кафедры судебной медицины Императорского Училища правоведения (1898). Член Комиссии по вопросу о реформе средней общеобразовательной школы (1900). Товарищ министра народного просвещения (1902-1905). Член Государственного Совета (1904). Скончался в Ленинграде. - С.Ф.

Алексей Александрович Лопухин (1864-1928) приходился П.А. Столыпину дальним родственником и товарищем по гимназии; двоюродным братом известному либералу, проф. Московского университета кн. С.Н. Трубецкому. Записной юдофил кн. С.Д. Урусов (о котором мы уже писали) приходился ему шурином. С поста директора Департамента полиции (1902-1905) Лопухин был уволен 4 марта за неприятие должных мер охраны Вел. Кн. Сергея Александровича. Назначенного на пост Эстляндского губернатора (1905), его вскоре уволили и с этой должности за то, что он «сдал власть революционерам». В 1908 г. оставшийся не у дел Лопухин выдал эсерам и думцам секретного агента Охранного отделения, руководителя Боевой организации Е.Ф. Азефа. По словам И.Г. Щегловитова, «еще до производства предварительного следствия Лопухин признал [...], что, действительно, он [...] был в Лондоне и там дал те сведения, которые от него требовали эсеры» (Падение Царского режима. Т. II. М.-Л. 1925. С. 400). Двоюродный брат Лопухина считал, что тот совершил этот поступок из чувства мести властям за неудавшуюся карьеру. За разглашение служебной тайны Лопухина приговорили к 5 годам каторжных работ, замененным ссылкой на поселение на тот же срок в Восточную Сибирь (1909).

Разоблачая провокаторов, Лопухин и сам занимался, по существу, провокаторской деятельностью. «Ни при ком из директоров Департамента полиции, - писал петербургский журналист, - [...] не расцветала провокация, как при Лопухине». Современные исследователи считают, что известная клеветническая книжка П.Б. Струве о т.н. кишиневском погроме 1903 г. носит следы знакомства с секретным докладом Лопухина. Впоследствии Лопухин неоднократно информировал государственных и общественных деятелей, а также своих родственников о секретных мероприятиях Охранного отделения и жандармов. Даже С.Ю. Витте на заседании Комитета министров в январе 1905 г. заявил, что «близость революции неудивительна, когда во главе Департамента полиции стоит лицо, позволяющее себе такую критику законов». В салоне Е.В. Богдановича Лопухина открыто называли «красным». Даже Столыпин, в конце концов, «с величайшим раздражением» вынужден был назвать своего друга и родственника «революционером».

Будучи помилованным и восстановленным в правах (1912), Лопухин пытался поступить в присяжные поверенные, но ему отказали в связи с прошлой службой в полиции. Занявшись частной юридической практикой, он посредничал при сделках общегражданского характера, по коммерческим сделкам и созданию новых акционерных организаций, в частности, совместного русско-английского Соединенного банка. В это время он написал статью «Как живется евреям в России», по своему радикализму так и оставшуюся неопубликованной. В 1923 г. Советское правительство разрешило Лопухину выехать во Францию (Миндлин А.Б. Государственные, политические и общественные деятели Российской Империи в судьбах евреев. 1762-1917. Справочник персоналий. СПб. 2007. С. 193-204). - С.Ф.

В другом месте передававший слова Государя дает их в несколько измененном виде: Какое предвидение!

В др. варианте: Какая точность исполнения!

В др. варианте: Наш пятый год, точно, под их дирижерством!

Об этом свидетельствовал сам А.А. Лопухин, к которому после смещения с поста министра финансов в 1903 г. обратился Витте со следующим предложением: «...У директора Департамента полиции ведь, в сущности, находится в руках жизнь и смерть всякого, в том числе и Царя, - так нельзя ли дать какой-нибудь террористической организации возможность покончить с Ним; Престол достанется Его брату (тогда еще Сына у Николая II не было), у которого я, С.Ю. Витте, пользуюсь фавором и перед которым могу оказать протекцию и тебе» (Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. По поводу «Воспоминаний» гр. С.Ю. Витте. М.-Пг. 1923. С. 73).

Зинаи - да Львовна Менш - тед (Манчтет) - час-то упоминае-тся Государыней в переписке из заточения. Почитала Г.Е. Распутина. Жила в Смоленске. - С.Ф.

Речь идет о книге члена Государственной думы Г.Г. Замысловского, написанной «по актам подлинного производства», изданной официально, т.е. прошедшей цензуру. - С.Ф.

Эта акция подробно описана в мемуарах генерала (Герасимов А.В. На лезвии с террористами. М. 1991. С. 156-159). - С.Ф.

Разделяй и властвуй (лат.) .

Вспомним в связи с этим весьма характерную дневниковую запись Л.А. Тихомирова (12.3.1911): «Столыпин теперь стал [...] престолоначальником [...] Говорят, Столыпина поддержала вдовствующая Императрица» (Из дневника Льва Тихомирова // Красный архив. 1936. № 1 (74). С. 187). - С.Ф.

Речь идет об очень редкой книге (тираж 750 экз.; в продажу не поступала) профессора кафедры земских и городских финансов Киевского коммерческого института Александра Васильевича Зеньковского (1878†1966), скончавшегося в США и погребенного на кладбище Ново-Дивеевского женского монастыря под Нью-Йорком: «Правда о Столыпине» (Нью-Йорк. 1956). - С.Ф.


Умерщвление обер-вешателя Столыпина совпало с тем моментом, когда целый ряд признаков стал свидетельствовать об окончании первой полосы в истории русской контрреволюции. Поэтому событие 1-го сентября, очень маловажное само по себе, вновь ставит на очередь вопрос первой важности о содержании и значении нашей контрреволюции. Среди хора реакционеров, лакейски воспевающих Столыпина или копающихся в истории интриг черносотенной шайки, командующей Россией, - среди хора либералов, качающих головой по поводу «дикого и безумного» выстрела (к либералам относятся, конечно, и бывшие с.-д. из «Дела Жизни», употребившие приведенное в кавычках избитое выражение), слышатся отдельные ноты действительно серьезного принципиального содержания. Делаются попытки взглянуть на «столыпинский период» русской истории, как на нечто целое.

Столыпин был главой правительства контрреволюции около пяти лет, с 1906 по 1911 г. Это - действительно своеобразный и богатый поучительными событиями период. Его можно охарактеризовать с внешней стороны, как период подготовки и осуществления государственного переворота 3-го июня 1907 г. Именно летом 1906 г., когда Столыпин в роли министра внутренних дел выступил перед I Думой, началась подготовка этого переворота, который показал теперь уже все свои плоды во всех областях нашей общественной жизни. Спра-

СТОЛЫПИН И РЕВОЛЮЦИЯ 325

шивается, на какие общественные силы опирались деятели этого переворота или какие силы направляли этих деятелей? Каково было социально-экономическое содержание «третьеиюньского» периода? - Личная «карьера» Столыпина дает поучительный материал и интересные иллюстрации по этому вопросу.

Помещик и предводитель дворянства становится губернатором в 1902 г., при Плеве, - «прославляет» себя в глазах царя и его черносотенной камарильи зверской расправой над крестьянами, истязаниями их (в Саратовской губернии), - организует черносотенные шайки и погромы в 1905 г. (Балашевский погром), - становится министром внутренних дел в 1906 г. и председателем Совета министров со времени разгона первой Государственной думы. Такова, в самых кратких чертах, политическая биография Столыпина. И эта биография главы контрреволюционного правительства есть в то же время биография того класса, который проделал нашу контрреволюцию и у которого Столыпин был не более, как уполномоченным или приказчиком. Этот класс - русское благородное дворянство, с первым дворянином и крупнейшим помещиком Николаем Романовым во главе. Этот класс - те тридцать тысяч крепостников-землевладельцев, в руках которых находятся 70 миллионов десятин земли в Европейской России, т. е. столько же, сколько имеют десять миллионов крестьянских дворов. Земельные латифундии в руках этого класса - основа той крепостнической эксплуатации, которая под разными видами и названиями (отработки, кабала и т. д.) царит в исконно русском центре России. «Малоземелье» русского крестьянина (если употребить излюбленное либеральное и народническое выражение) есть не что иное, как оборотная сторона многоземелья , этого класса. Аграрный вопрос, стоявший в центре нашей революции 1905 г., сводился к тому, сохранится ли помещичье землевладение - в таком случае неизбежно сохранение на долгие и долгие годы нищенского, убогого, голодного, забитого и задавленного крестьянства, как массы населения, - или масса населения сумеет завоевать себе сколько-нибудь

326 В. И. ЛЕНИН

человеческие, сколько-нибудь похожие на европейские свободные условия жизни, - а это было неосуществимо без революционного уничтожения помещичьего землевладения и неразрывно связанной с ним помещичьей монархии.

Политическая биография Столыпина есть точное отражение и выражение условий жизни царской монархии. Столыпин не мог поступить иначе, чем он поступал, при том положении, в котором оказалась при революции монархия. Монархия не могла поступать иначе, когда с полной определенностью выяснилось, и выяснилось на опыте, и до Думы, в 1905 г., и при Думе, в 1906 г., что громадная, подавляющая масса населения уже сознала непримиримость своих интересов с сохранением класса помещиков и стремится к уничтожению этого класса. Нет ничего более поверхностного и более фальшивого, как уверения кадетских писателей, что нападки на монархию были у нас проявлением «интеллигентского» революционаризма. Напротив, объективные условия были таковы, что борьба крестьян с помещичьим землевладением неизбежно ставила вопрос о жизни или смерти нашей помещичьей монархии. Царизму пришлось вести борьбу не на живот, а на смерть, пришлось искать иных средств защиты, кроме совершенно обессилевшей бюрократии и ослабленной военными поражениями и внутренним распадом армии. Единственное, что оставалось царской монархии в таком положении, была организация черносотенных элементов населения и устройство погромов. Высокоморальное негодование, с которым говорят о погромах наши либералы, не может не производить на всякого революционера впечатления чего-то донельзя жалкого и трусливого, - особенно, когда это высокоморальное осуждение погромов соединяется с полным допущением мысли о переговорах и соглашениях с погромщиками. Монархия не могла не защищаться от революции, а полуазиатская, крепостническая, русская монархия Романовых не могла защищаться иными, как самыми грязными, отвратительными, подло-жестокими средствами: не высокоморальные осуждения, а всестороннее и

СТОЛЫПИН И РЕВОЛЮЦИЯ 327

беззаветное содействие революции, организация революции для свержения такой монархии есть единственно достойный, единственно разумный для всякого социалиста и для всякого демократа прием борьбы с погромами.

Погромщик Столыпин подготовил себя к министерской должности именно так, как только и могли готовиться царские губернаторы: истязанием крестьян, устройством погромов, умением прикрывать эту азиатскую «практику» - лоском и фразой, позой и жестами, подделанными под «европейские».

И вожди нашей либеральной буржуазии, высокоморально осуждающие погромы, вступали в переговоры с погромщиками, признавая за ними не только право на существование, но и гегемонию в деле устройства новой России и управления ею! Умерщвление Столыпина послужило поводом к целому ряду интересных разоблачений и признаний, касающихся этого вопроса. Вот, например, письма Витте и Гучкова о переговорах первого с «общественными деятелями» (читай: с вождями умеренно-либеральной монархической буржуазии) о составлении министерства после 17 октября 1905 г. В переговорах с Витте - эти переговоры, видимо, были продолжительны, ибо Гучков пишет о «томительных днях длящихся переговоров», - участвовали Шипов, Трубецкой, Урусов, М. Стахович, т. е. будущие деятели и кадетской, и «мирнообновленческой», и октябристской партий. Разошлись, оказывается, из-за Дурново, которого «либералы» не допускали в роли министра внутренних дел, а Витте ультимативно отстаивал. При этом Урусов, кадетское светило в I Думе, явился «горячим защитником кандидатуры Дурново». Когда князь Оболенский выдвинул кандидатуру Столыпина, «кое-кто подтвердил, кое-кто отозвался незнанием». «Определенно помню, - пишет Гучков, - отрицательного отзыва, о котором пишет гр. Витте, никто не делал».

Теперь кадетская печать, желающая подчеркнуть свой «демократизм» (не шутите!) особенно, может быть, ввиду выборов по 1 -ой курии в Петербурге, где кадет

328 В. И. ЛЕНИН

боролся с октябристом, пытается кольнуть Гучкова по поводу тогдашних переговоров. «Как часто гг. октябристы под предводительством Гучкова, - пишет «Речь» от 28 сентября, - в угоду начальству оказывались коллегами единомышленников г. Дурново! Как часто, обращенные взорами к начальству, они оказывались спиной к общественному мнению!» Передовица «Русских Ведомостей» от того же числа повторяет на разные лады тот же самый кадетский упрек октябристам.

Позвольте, однако, гг. кадеты: какое право вы-то имеете упрекать октябристов, если в тех же самых переговорах участвовали и ваши люди, даже защищавшие Дурново? Разве кроме Урусова все кадеты не были тогда, в ноябре 1905 года, в положении людей, «обращенных взорами к начальству» и «спиной к общественному мнению»? Милые бранятся - только тешатся; не принципиальная борьба, а конкуренция одинаково беспринципных партий - вот что приходится сказать по поводу теперешних попреков кадетов октябристам в связи с «переговорами» конца 1905 года. Препирательство подобного рода служит только для затушевывания действительно важного, исторически бесспорного факта, что все оттенки либеральной буржуазии, от октябристов вплоть до кадетов, были «обращены взорами к начальству» и поворачивались «спиной» к демократии с тех пор, как наша революция приняла действительно народный характер, т. е. стала демократической по составу ее активных участников. Столыпинский период русской контрреволюции тем и характеризуется, что либеральная буржуазия отворачивалась от демократии, что Столыпин мог поэтому обращаться за содействием, за сочувствием, за советом то к одному, то к другому представителю этой буржуазии. Не будь такого положения вещей, Столыпин не мог бы осуществлять гегемонию Совета объединенного дворянства над буржуазией, настроенной контрреволюционно, при содействии, сочувствии, активной или пассивной поддержке этой буржуазии.

Эта сторона дела заслуживает особенного внимания, ибо именно ее упускает из виду - или намеренно игно-

СТОЛЫПИН И РЕВОЛЮЦИЯ 329

рирует - наша либеральная печать и такие органы либеральной рабочей политики, как «Дело Жизни». Столыпин - не только представитель диктатуры крепостников-помещиков; ограничиться подобной характеристикой значит ровно ничего не понять в своеобразии и в значении «столыпинского периода». Столыпин - министр такой эпохи, когда во всей либеральной буржуазии, вплоть до кадетской, господствовало контрреволюционное настроение, когда крепостники могли опираться и опирались на такое настроение, могли обращаться и обращались с «предложениями» (руки и сердца) к вождям этой буржуазии, могли видеть даже в наиболее «левых» из таких вождей «оппозицию его величества», могли ссылаться и ссылались на поворот идейных вождей либерализма в их сторону, в сторону реакции, в сторону борьбы с демократией и оплевания демократии. Столыпин - министр такой эпохи, когда крепостники-помещики изо всех сил, самым ускоренным темпом повели по отношению к крестьянскому аграрному быту буржуазную политику, распростившись со всеми романтическими иллюзиями и надеждами на «патриархальность» мужичка, ища себе союзников из новых, буржуазных элементов России вообще и деревенской России в частности. Столыпин пытался в старые мехи влить новое вино, старое самодержавие переделать в буржуазную монархию, и крах столыпинской политики есть крах царизма на этом последнем, последнем мыслимом для царизма пути. Помещичья монархия Александра III пыталась опираться на «патриархальную» деревню и на «патриархальность» вообще в русской жизни; революция разбила вконец такую политику. Помещичья монархия Николая II после революции пыталась опираться на контрреволюционное настроение буржуазии и на буржуазную аграрную политику, проводимую теми же помещиками; крах этих попыток, несомненный теперь даже для кадетов, даже для октябристов, есть крах последней возможной для царизма политики.

Диктатура крепостника-помещика не была направлена при Столыпине против всего народа, включая сюда

330 В. И. ЛЕНИН

и все «третье сословие», всю буржуазию. Нет, эта диктатура была поставлена в лучшие для нее условия, когда октябристская буржуазия служила ей не за страх, а за совесть; когда помещики и буржуазия имели представительное учреждение, в котором было обеспечено большинство их блоку, и была оформлена возможность переговоров и сговоров с короной; когда гг. Струве и прочие веховцы с истерическим надрывом обливали помоями революцию и создавали идеологию, радовавшую сердце Антония Волынского; когда г. Милюков провозглашал кадетскую оппозицию «оппозицией его величества» (его величества крепостника-последыша). И тем не менее, несмотря на эти более благоприятные для гг. Романовых условия, несмотря на эти самые благоприятные условия, какие только мыслимы с точки зрения соотношения общественных сил в капиталистической России XX века, несмотря на это, политика Столыпина потерпела крах; Столыпин умерщвлен был тогда, когда стучится в дверь новый могильщик - вернее, собирающий новые силы могильщик - царского самодержавия.

Отношения Столыпина к вождям буржуазии, и обратно, характеризуются особенно рельефно эпохой I Думы. «Время с мая по июль 1906 года, - пишет «Речь», - было решающим в карьере Столыпина». В чем же был центр тяжести этого времени?

«Центр тяжести того времени, - заявляет официальный орган кадетской партии, - заключался, конечно, не в думских выступлениях».

Не правда ли, вот поистине ценное признание! Сколько копий было сломано с кадетами в то время из-за вопроса о том, можно ли видеть «центр тяжести» той эпохи в «думских выступлениях»! Сколько сердитой брани, сколько высокомерных доктринерских поучений было тогда в кадетской печати по адресу социал-демократов, утверждавших весной и летом 1906 года, что

СТОЛЫПИН И РЕВОЛЮЦИЯ 331

не в думских выступлениях заключается центр тяжести того времени! Сколько попреков всему русскому «обществу» бросала тогда «Речь» и «Дума» за то, что общество мечтает о «конвенте» и недостаточно восторгается кадетскими победами на «парламентской» перводумской арене! Прошло пять лет, приходится дать общую оценку перводумской эпохе, и кадеты с такой легкостью, точно они меняют перчатки, провозглашают: «центр тяжести того времени заключался, конечно, не в думских выступлениях». Конечно, нет, господа! В чем же был центр тяжести?

«... За кулисами, - читаем в «Речи», - шла острая борьба между представителями двух течений. Одно рекомендовало искать соглашения с народным представительством, не отступая и перед составлением «кадетского министерства». Другое требовало резкого шага, роспуска Государственной думы и изменения избирательного закона. Такую программу проводил Совет объединенного дворянства, опиравшийся на могущественные влияния... Столыпин некоторое время колебался. Есть указания, что он два раза через Крыжановского предлагал Муромцеву обсудить возможность кадетского министерства, при участии Столыпина в качестве министра внутренних дел. Но в то же время Столыпин, несомненно, находился в сношениях с Советом объединенного дворянства».

Так пишут историю гг. образованные, ученые, начитанные вожди либералов! Выходит, что «центр тяжести» был не в выступлениях, а в борьбе двух течений внутри черносотенной царской камарильи! Политику «натиска» сразу и без оттяжек вел Совет объединенного дворянства - т. е. не лица, не Николай Романов, не «одно течение» в «сферах», а определенный класс . Своих соперников справа кадеты видят ясно, трезво. Но то, что было слева от кадетов, исчезло из их поля зрения. Историю делали «сферы», Совет объединенного дворянства и кадеты - простонародье, конечно , в делании истории не участвовало! Определенному классу (дворянству) противостояла надклассовая партия «народной свободы», а сферы (т. е. царь-батюшка) колебались.

Ну можно ли себе представить более корыстную классовую слепоту? большее искажение истории и забвение азбучных истин исторической науки? более

332 В. И. ЛЕНИН

жалкую путаницу, смешение класса, партии и личностей?

Хуже всякого слепого тот, кто не хочет видеть демократии и ее сил.

Центр тяжести перводумской эпохи заключался, конечно , не в думских выступлениях. Он заключался во внедумской борьбе классов, борьбе помещиков-крепостников и их монархии с народной массой, рабочими и крестьянами. Революционное движение масс именно в это время снова стало подниматься: и стачки вообще, и политические стачки, и крестьянские волнения, и военные бунты грозно поднялись весной и летом 1906 г. Вот почему, господа кадетские историки, «сферы» колебались: борьба течений внутри царской шайки шла из-за того, можно ли сразу совершить государственный переворот при данной силе революции или надо еще выждать , еще поводить за нос буржуазию.

Помещиков (Романова, Столыпина и К 0) первая Дума вполне убедила в том, что мира у них с крестьянской массой и рабочими быть не может. И это их убеждение соответствовало объективной действительности. Оставалось решить второстепенный вопрос: когда и как, сразу или постепенно изменить избирательный закон. Буржуазия колебалась, но все ее поведение - даже кадетской буржуазии - показывало, что она во сто раз больше боится революции, чем реакции. Поэтому помещики и соблаговоляли привлекать вождей буржуазии (Муромцева, Гейдена, Гучкова и К 0) к совещаниям, нельзя ли вместе составить министерство. И буржуазия вся , вплоть до кадетов, шла советоваться с царем, с погромщиками, с вождями черной сотни о средствах борьбы с революцией, - но буржуазия с конца 1905 года никогда ни одной своей партии не послала на совещание с вождями революции о том, как свергнуть самодержавие и монархию.

Вот основной урок «столыпинского» периода русской истории. Царизм привлекал буржуазию на совещания, когда революция еще казалась силой - и постепенно отбрасывал прочь, пинком солдатского сапога, всех вождей буржуазии, сначала Муромцева и Милюкова,

СТОЛЫПИН И РЕВОЛЮЦИЯ 333

потом Гейдена и Львова, наконец, Гучкова, когда революция переставала оказывать давление снизу. Различие между Милюковыми, Львовыми и Гучковыми совершенно несущественно - вопрос очереди, в которой эти вожди буржуазии подставляли свои щеки под... «поцелуи» Романова - Пуришкевича - Столыпина и получали таковые... «поцелуи».

Столыпин сошел со сцены как раз тогда, когда черносотенная монархия взяла все, что можно было в ее пользу взять от контрреволюционных настроений всей русской буржуазии. Теперь эта буржуазия, отвергнутая, оплеванная, загадившая сама себя отречением от демократии, от борьбы масс, от революции, стоит в растерянности и недоумении, видя симптомы нарастания новой революции. Столыпин дал русскому народу хороший урок: идти к свободе через свержение царской монархии, под руководством пролетариата, или - идти в рабство к Пуришкевичам, Марковым, Толмачевым, под идейным и политическим руководством Милюковых и Гучковых.

Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»