Людочка астафьев персонажи. Астафьев виктор петрович
Виктор Астафьев
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.
Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову - звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…
Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?
Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец - колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.
Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.
Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.
Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме - и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город - устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим - мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом - налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, - на старости лет, глядишь, и она им поможет.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, - от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась - ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.
Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.
Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
Покуль ты ученицей будешь - живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. - И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: - Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.
У них всё проходило на уровне инстинктов. Характер Людочки раскрывается во многих эпизодах рассказа. Например, в эпизоде с умирающим человеком, когда все от него отошли дона лишь Людочка его пожалела. А после его смерти все только делали вид, что им его жалко, все кроме Людочки. В эпизоде, когда в парикмахерской к ней начал приставать Артёмка-мыло, она его порезала ножницами, после чего Артёмка-мыло больше никогда её не трогал и всем своим друзьям сказал, чтобы её не трогали. Кроме Людочки, в рассказе Виктора Астафьева есть и другие герои: мать Людочки, её отчим, Стрекач, Артёмка-мыло и другие. Когда Людочка уже не могла переносить жизнь в городе среди ВПВРЗэшников, она приехала на время в свою родную деревню, к своей матери. Мать Людочки, рассказывая ей только о своей жизни, даже не поинтересовалась жизнью своей дочери. Поэтому Людочка ей и не рассказала, что ей пришлось пережить в городе, так как посчитала, что её матери нет никакого дела до неё. Мать Людочки была не таким человеком, которого описывал М. Горький в начале XX века в своём романе «Мать».
Из самого названия рассказа («Людочка») видно, что в нём написано о хорошей хрупкой девушке. Людочка всё своё детство провела в деревне, со своими родителями: отцом и матерью, а после смерти отца – с отчимом. Её отчим «никак не относился к Людочке: ни хорошо, ни плохо». Людочка в деревне росла «как вялая примороженная трава». Когда Людочка приехала из деревни в город, она сразу же устроилась работать в парикмахерскую. С работы ей приходилось возвращаться домой через городской парк отдыха ВПВРЗ. Автор рассказа сравнивает этот парк со всей Россией: «Парк… выглядел словно бы после бомбёжки или нашествия неустрашимой вражеской конницы». В этом парке «с годами разрослось всякое дурнолесье и дурнотравие». Виктор Астафьев с иронией называл парк «роскошным местом», потому что он был «ближней природой» в городе, но так как «человеку без природы существовать невозможно», то в парке ВПВРЗ все отдыхали и все им любовались. Парк ВПВРЗ был похож на «загон», а люди, проводившие в нём время – на «животных». У этих людей (если, конечно, их можно так назвать) всё было не по-человечески. Они никогда не жили разумной человеческой жизнью.
Рассказы –
Виктор Астафьев
ЛЮДОЧКА
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.
Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову - звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…
Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?
Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец - колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.
Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.
Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.
Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме - и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город - устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим - мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом - налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, - на старости лет, глядишь, и она им поможет.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, - от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась - ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.
Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.
Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
- Покуль ты ученицей будешь - живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. - И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: - Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.
Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.
Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума. В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.
И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся. И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, - стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» - а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.
- Вы зачем огурцы съели? - приступила к девкам Гавриловна.
- А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!
- Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.. Для утехи. А я берегла огурчики…
- Для себя? Эгоистка вы!
- Хто-хто?
- Эгоистка!
- Ну, а вы б…! - оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.
С тех пор она пускала в дом на житье только парней, чаще всего студентов, и быстро приводила их в Божий вид, обучала управляться по хозяйству, мыть полы, варить, стирать. Двоих наиболее толковых парней из политехнического института даже стряпать и с русской печью управляться научила. Гавриловна Людочку пустила к себе оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и тяготиться стала одиночеством, свалится - воды подать некому, а что строгое упреждение дала, не отходя от кассы, так как же иначе? Их, нонешнюю молодежь, только распусти, дай им слабинку, сразу охомутают и поедут на тебе, куда им захочется.
Людочка была послушной девушкой, но учение у нее шло туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось ей с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской она прирабатывала уборщицей и осталась в штате, продолжала практику - стригла машинкой наголо допризывников, карнала электроножницами школьников, оставляя на оголившейся башке хвостик надо лбом. Фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригала под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.
Гавриловна, почуяв слабинку в характере постоялицы, сбыла на девочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, выступали жилы па икрах, комковатые, черные. У Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искореженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Мази те Гавриловна именовала «бонбенгом», еще «мамзином». Запах от них был такой лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи померли все до единой.
- Во-о-от она, наша работушка, а, во-от она, красотуля-то человечья, как достаетца! - поуспокоившись, высказывалась в темноте Гавриловна. - Гляди, радуйся, хоть и бестолкова, но все одно каким-никаким мастером сделаешься… Чё тебя из деревни-то погнало?
Людочка терпела все: и насмешки подружек, уже выбившихся в мастера, и городскую бесприютность, и одиночество свое, и нравность Гавриловны, которая, впрочем, зла не держала, с квартиры не прогоняла, хотя отчим и не привез обещанную машину дров. Более того, за терпение, старание, за помощь по дому, за пользование в болести Гавриловна обещала сделать Людочке постоянную прописку, записать на нее дом, коли она и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит ее, старуху, когда она обезножеет совсем.
С работы от вокзала до конечной остановки Людочка ездила на трамвае, далее шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески - парк вагонно-паровозного депо, насаженный в тридцатых годах и погубленный в пятидесятых. Кому-то вздумалось выкопать канаву и проложить по ней трубу через весь парк. И выкопали. И проложили, но, как у нас водится, закопать трубу забыли.
Черная, с кривыми коленами, будто растоптанный скотом уж, лежала труба в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой. Со временем трубу затянуло мыльной слизью, тиной и по верху потекла горячая речка, кружа радужно-ядовитые кольца мазута и разные предметы бытового пользования. Деревья над канавой заболели, сникли, облупились. Лишь тополя, корявые, с лопнувшей корой, с рогатыми сухими сучьями на вершине, опершись лапами корней о земную твердь, росли, сорили пух и осенями роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой ломкие листья. Через канаву был переброшен мостик из четырех плах. К нему каждый год деповские умельцы приделывали борта от старых платформ вместо перил, чтоб пьяный и хромой люд не валился в горячую воду. Дети и внуки деповских умельцев аккуратно каждый год те перила ломали.
Когда перестали ходить паровозы и здание депо заняли новые машины - тепловозы, труба совсем засорилась и перестала действовать, но по канаве все равно текло какое-то горячее месиво из грязи, мазута, мыльной воды. Перила к мостику больше не возводились. С годами к канаве приползло и разрослось, как ему хотелось, всякое дурнолесье и дурнотравье: бузина, малинник, тальник, волчатник, одичалый смородинник, не рожавший ягод, и всюду - развесистая полынь, жизнерадостные лопух и колючки. Кое-где дурнину эту непролазную пробивало кривоствольными черемухами, две-три вербы, одна почерневшая от плесени упрямая береза росла, и, отпрянув сажен на десять, вежливо пошумливая листьями, цвели в середине лета кособокие липы. Пробовали тут прижиться вновь посаженные елки и сосны, но дальше младенческого возраста дело у них не шло - елки срубались к Новому году догадливыми жителями поселка Вэпэвэрзэ, сосенки ощипывались козами и всяким разным блудливым скотом, просто так, от скуки, обламывались мимо гулявшими рукосуями до такой степени, что оставались у них одна-две лапы, до которых не дотянугься. Парк с упрямо стоявшей коробкой ворот и столбами баскетбольной площадки и просто столбами, вкопанными там и сям, сплошь захлестнутый всходами сорных тополей, выглядел словно бы после бомбежки или нашествия неустрашимой вражеской конницы. Всегда тут, в парке, стояла вонь, потому что в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят, все и всякое, что было лишнее, обременяло дом и жизнь человеческую. Потому в парке всегда, но в особенности зимою, было черно от ворон и галок, ор вороний оглашал окрестности, скоблил слух людей, будто паровозный острый шлак.
Виктор Астафьев
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.
Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову - звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…
Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?
Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец - колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.
Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.
Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.
Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме - и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город - устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим - мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом - налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, - на старости лет, глядишь, и она им поможет.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, - от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась - ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.
Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.
Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
Покуль ты ученицей будешь - живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. - И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: - Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.
Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.
Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума. В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.
И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся. И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, - стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» - а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.
Вы зачем огурцы съели? - приступила к девкам Гавриловна.
А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!
Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.. Для утехи. А я берегла огурчики…
Для себя? Эгоистка вы!
Хто-хто?
Эгоистка!
Ну, а вы б…! - оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.
Год издания книги: 1989
Рассказ Астафьева «Людочка» впервые был опубликован в 1989 году в одном из московских периодических изданий. Идея произведения возникла у автора после того, как он услышал историю одной женщины, которая надолго врезалась в память писателю. Работа «Людочка» Астафьева быстро стала популярной среди читателей и отчасти и благодаря ей писатель по сей день занимает высокое место среди .
Рассказа «Людочка» краткое содержание
Около пятнадцати лет назад автор услышал историю, которая поразила его до глубины души. Он точно не помнил, как зовут женщину, с которой переключились все эти события, поэтому решать назвать главную героиню простым именем Людочка. Родилась она в маленькой деревне под названием Вычуган в семье колхозников. Её отец, не выдержав тяжёлой работы, очень быстро пристрастился к алкоголю и изрядно поглупел, а через несколько лет после рождения дочери решил уйти из семьи. Без него им с матерью зажилось намного легче и свободнее.
Если читать рассказ «Людочка» Астафьева кратко, то узнаем, что через какое-то время некий тракторист, приехавший из леспромхоза, располагавшегося неподалеку от деревни, остался помочь по хозяйству. Он задержался на всю весну, да так после этого и остался жить с матерью Людочки. Пришло время, и Людочка закончила школу. Тогда мать сказала ей что для того, чтобы не угробить свою жизнь, девочка должна переехать в город. Женщина обещала помогать Людочке в первое время – до того, как девушка может найти себе нормальную работу.
Приехав в город, Людочка не знала, куда пойти, и поэтому вынуждена была ночевать на вокзале. Как только наступило утро, она отправилась в центр для того, чтобы зайти в парикмахерскую и сделать себе прическу. Однако парикмахерша, которая работала там уже несколько лет, отговорила девочку делать завивку, поскольку ее волосы и так выглядели достаточно слабыми. Несмотря на это, Людочка осталась в цирюльне и на протяжении всего дня помогала старой женщине, заметая помещение и принося все необходимые приборы. Вечером же Людочка обратилась к работнице и попросила сделать ее своей ученицей.
Парикмахершу звали Гавриловна, и Людочка чем-то пришлась ей по душе. Женщина попросила документы девушки и уже на следующий день оформила ее как свою ученицу. Поскольку жить главной героине было негде, старушка решила оставить ее у себя. Однако на долгое проживание женщина не была настроена – она сразу же предупредила свою ученицу, что как только она получит работу, то должна будет въехать в ближайшее общежитие.
На протяжении всего обучения Людочка внимательно слушала хозяйку парикмахерской, но делать прически у нее так и не получалось и по прошествии нескольких месяцев она не смогла сдать окончательный экзамен. Однако Людочка все же осталась в цирюльне в качестве уборщицы. Иногда она, правда, брала в руки машинку и стригла призывников и школьников. Кроме того, девушка постоянно тренировалась бесплатно делать модные и стильные причёски тем, кто собирался на местные дискотеки. За то, что девушка помогала Гавриловне по дому, делая все хозяйственные дела, женщина решила оформить ей прописку и переписать свой дом на ее имя.
Единственное, что доставляло большое неудобство для девушки, это дорога домой. Первую часть пути Людочка проезжала на местном трамвае. Однако потом она вынуждена была идти в дом через старый разрушенный парк Вэпэрзэ. Он был обустроен ещё в тридцатые годы, однако уже через двадцать лет его состояние полностью испортилось. Дело в том, что кому-то пришло в голову пустить через весь парк огромную трубу. Теперь она лежала не закопанной посреди парка, постоянно шипела источала пар. Спустя некоторое время труба изрядно подпортилась и из неё стала вытекать вода в виде горячие реки с большими ядовитыми кольцами мазута и большим количеством мусора. Однако, чтобы не лишать людей и данного кусочка природы, власти решили не уничтожать парк полностью, и даже соорудили там бетонные лавочки.
Именно на них в тёплое время года собиралась местная шпана. Там молодые люди играли в карты, употребляли алкоголь и развлекались с друг с другом. Самым главным среди них был юноша по имени Артём – молодой человек со светлыми кудрявыми волосами. Людочка знала его потому, что он часто захаживал к ней в парикмахерскую на стрижку. Однако не это было его главной целью – как-то раз в цирюльне произошла такая ситуация: молодой человек нагло полез к девушке, в результате чего она сильно ударила его машинкой для бритья. Из головы Артёма пошла кровь, и после этого он не только никогда не лез к Людочке, но и запретил всем своим друзьям издеваться над девушкой.
Как-то раз из тюрьмы вышел на свободу молодой человек, которого все местные называли Стрекач. С самого детства он занимался разбоем, отбирая у малышей сладости. Уже в средней школе стрекач стал нападать на людей, угрожая им ножом и забирая деньги. Как-то раз он изнасиловал почтальоншу, из-за чего впервые отправился за решетку на три года, о чем можем прочитать в рассказе Астафьева «Людочка». Анализ всех его предыдущих действий показал, что молодой человек уже никогда не сможет вести порядочный образ жизни. Поэтому, вернувшись из заключения, Стрекач всё также продолжал шантажировать местных людей. И вот, снова вернувшись из тюрьмы, Стрекач сидел в парке и кричал во весь голос о том, чтобы ему как можно быстрее привели какую-нибудь женщину. Тогда все молодые люди говорили, что сейчас должна закончится дискотека, и, когда девушки будут возвращаться домой, злоумышленник сможет выбрать себе жертву. В этот момент мимо скамейки проходила Людочка. Артём попытался остановить Стрекача, однако тот не стал его слушать. Он словил девушку и изнасиловал ее, а, чтобы не быть единственным виноватым, заставил всех остальных молодых людей тоже принять в этом участие. Как только девушка вырвалась, она мигом побежала домой, однако даже не смогла подняться наверх. Очнулась она в доме у Гавриловны, куда старая женщина сама затащила Людочку. Вместо того, чтобы пожалеть девушку, старушка предложила ей выпить, чтобы залечить душевные раны. Людочка ужасно себя чувствовала и не могла находиться больше в этом городе. Она приняла решение возвращаться обратно в деревню к своей маме.
Как только девушка приехала, она увидела, что ее мать беременна. Женщина сразу поняла, что именно произошло с его дочерью, однако и там ждало героиню рассказа Астафьева – Людочку, равнодушие от близких людей. Матери было сильно тяжело – вынашивать ребенка в таком возрасте достаточно сложно, да и дела по дому отнимают немало сил, поэтому ей было некогда жалеть дочь. Через несколько дней девушка решила, что пришла пора вернуться обратно в город. Мать помогла собрать вещи, и вместе с утренней электричкой главная героиня покинула свой дом.
Уже в городе Гавриловна рассказала Людочке о том, что Стрекач приказал девушке молчать, о том, что произошло тем вечером в парке. В противном случае он сказал, что убьет Людочку, а дом парикмахерши сожжет. Для того, чтобы обезопасить старую женщину, Людочка решает переехать в общежитие. Далее в произведении Астафьева «Людочка» краткое содержание рассказывает, что в тот момент Людочке вдруг вспомнился случай, который произошел с ней, пока она находилась в больнице несколько лет назад. Там она увидела молодого парня, который из-за местной медсестры находился при смерти. Теперь из-за халатности врачей он вынужден был медленно умирать на носилках в узком коридоре больницы. Как только Людочка заметила юношу, она тут же подошла к нему и положила свою руку ему на лицо. Просидев так несколько часов, Людочка решила отправиться к себе в палату. И тогда она увидела, что по щеке парня текут слезы. Он понимал, что все его предали и теперь ему придется умирать здесь в холодном коридоре в полном одиночестве. Девушка стояла возле Гавриловны и осознавала, насколько окружающие могут быть равнодушными и жестокими к другим людям.
Гавриловна решила оставить девушку у себя и научила ее, как возвращаться с работы домой, полностью избегая территории парка. Однако Людочку уже ничего не пугало, и она спокойно продолжала возвращаться темными вечерами домой через парк. Тем более она даже желала встретиться со Стрекачом. Ежедневно девушка носила с собой в сумке бритву, надеясь при встрече отрезать достоинство своему насильнику. Как-то раз ее заметила местная шпана, однако Стрекача с ними не было. Молодые люди стали угрожать девушке, желая изнасиловать ее. Людочка же спокойно ответила им, что должна переодеться после работы и, если парни немного подождут, то через несколько часов она снова вернется к ним в парк. Шпана поверила ей, пригрозив, что, если это была шутка, она еще об этом пожалеет. Вернувшись домой девушка переоделась, взяла с собой веревку и вышла на улицу. Людочка зашла в парк и нашла там огромный тополь. Она накинула на сук веревочку, сформировала петлю надела ее себе на шею. Мысленно простившись со своей матерью, отчимом и попросив прощения у Бога, она оттолкнулась ногами. Уже через несколько минут, как у главной героини , ее сердце перестало биться.
Далее в произведении Астафьева «Людочка» читать можем о том, что шпана, которая ждала Людочку, начала подозревать, что девушка их обманула. Они отправили одного из парней на разведку, и через несколько минут от прибежал к ним, сказав разбегаться в разные стороны. Немного позже он рассказал, что видел, как Людочка умирала в петле. Парни решают скрыться на время и хотят сообщить Стрекачу о случившемся.
После похорон девушки ее мать долго не могла прийти в себя. Отчим также не находил себе места. Как-то раз он решил отправиться в парк и застал там Стрекача. Недолго думая, он подошел к нему и швырнул негодяя в канаву. Увидев, что мужчина настроен достаточно решительно, остальная шпана в ужасе разбежалась. Сильные ожоги, которые получил Стрекач, свалившись в канаву, были совершенно несовместимы с жизнью. После этого отчим направился к тому дереву, на котором повесилась Людочка. Подойдя к суку, на котором еще висел кусок веревки, он немного дернул за него и тот обвалился. Мужчина подумал, что жаль, что сухой сук не сломался тогда, когда это было так необходимо. Тем временем УВД, которое задержало Артёма, за неимением улик вынуждено было отпустить его на свободу. Тот решил сразу же изменить свою жизнь – поступил в техникум, после которого нашел работу, женился и завел ребенка. Позже начальник УДВ, который вскоре должен был выйти на пенсию, составляя сводку по кварталам, не захотел портить статистику и не вставил дела по Людочке и Стрекачу, оформив их смерть как обычное самоубийство.
Рассказ «Людочка» на сайте Топ книг
Рассказ Астафьева «Людочка» читать настолько популярно, что это позволило ему занять высокое место среди . Но интерес к нему носит сезонный характер, что объясняется наличием произведения в школьной программе. Поэтому в дальнейшем рассказ «Людочка» Астафьева будет появляться среди лишь периодически.
Рассказ Астафьева «Людочка» читать онлайн на сайте Топ книг вы можете .
