А я с последним орденским отрядом

Приехал в Палестину. Но какое ж,

Какое отношение имеет

Все это к брату Рэхи?

Ваш отец...

Храмовник

Что? Мой отец? Его вы также знали?

Он был мой друг.

Храмовник

Ваш друг? Натан, возможно ль!..

И звался Вольф фон Фильнек; звался только,

Но сам он не был немцем.

Храмовник

Как? И это

Известно вам?

Женат лишь был на немке

И ездил с нею вместе не надолго

В Германию...

Храмовник

Довольно! Я прошу вас!

А брат-то? Брат ее? Натан! Брат Рэхи?

Да это - вы!

Храмовник

Я - брат ее?

Мой брат?

Он - брат ее!

Сестра его!

Рэха (хочет броситься к нему)

Ах, брат мой!

Храмовник (отступая)

Я - брат ее!

Рэха (останавливается

и обращается к Натану)

О нет! Нет, быть не может!

Уж сердце подсказало бы ему!

А мы теперь - обманщики! О боже!

Саладин (Храмовнику)

Обманщики? Ты думаешь? Ты можешь,

Ты смеешь это думать? Сам обманщик!

Все - краденое, все! И от такой

Сестры ты хочешь отказаться? Прочь!

Храмовник (смиренно подходя

Зачем, султан, простое изумленье

Так дурно объяснять! Заставь Ассада

Переживать, что я переживаю,

Наверно, и его ты не узнал бы!

(Подходит к Натану.)

Вы много у меня, Натан, берете,

Но и даете много! Нет, вы больше

Даете мне, о, бесконечно больше!

(Обнимает Рэху.)

Сестра! Сестра моя родная!

Фон Фильнек!

Храмовник

Бланда? Бланда? А не Рэха?

Не ваша Рэха? Боже! Вы хотите

Отречься от нее? Вернуть хотите

Ей имя христианское!.. И это

Из-за меня! Натан! Натан! За что же

Расплачиваться нужно ей? За что?

За что!.. О дети! Дети вы мои!..

Брат дочери моей, надеюсь, также

Мое дитя? Не согласится разве?

Пока Натан их обнимает, Саладин в тревожном изумлении

подходит к Зитте.

Что, Зитта?

Ах, я тронута...

Почти дрожу при мысли, не пришлось бы

Растрогаться сильней! Насколько можешь,

Будь к этому готова.

Что такое?

Натан! Одну минуту! На два слова!

Натан подходит к нему, а Зитта с выражением участия

к Рэхе и Храмовнику; Натан и Саладин говорят

Послушай-ка! Послушай-ка, Натан!

Сейчас упомянул ты, между прочим...

О том, что вот его отец

Не из Германии, не немец родом.

Так кто ж он был тогда? И где родился?

Скрывал он это даже от меня;

Ни разу не обмолвился ни словом.

Но все-таки не франк? Не европеец?

О, этого и не скрывал он вовсе!

Одно могу сказать тебе, что он

Всем языкам предпочитал персидский.

Персидский, да? Ты говоришь: персидский?

Чего же мне еще! Конечно, он!

Мой брат! Наверно!

Наверно, мой Ассад!

Ты догадался:

Так вот и подтверждение тебе!

(Подает ему служебник.)

Саладин (жадно раскрывая

Его рука! Да, да! Рука Ассада!

Им ничего об этом не известно!

Ты сам реши: должны ль они узнать.

Саладин (перелистывая книгу)

Мне от детей Ассада отказаться?

Племянников моих - моих детей

Мне не признать? Их у тебя оставить?

(Снова громко.)

Они! Они! Ты слышишь, Зитта? Оба

И тот и эта - оба... дети брата!

(Устремляется к ним в объятия.)

Зитта (следуя за ним)

О боже мой! И как могло иначе

Иначе бы случиться!

Саладин (Храмовнику)

Ну, упрямец!

Теперь уж полюбить меня ты должен!

Ну вот, в отцы тебе я набивался

И вправду стал им, хочешь иль не хочешь!

Саладин (снова Храмовнику)

Мой сын! Ассад мой! Сын Ассада!

Храмовник

Так, значит, кровь во мне течет твоя!

Так, значит, сны, которые когда-то

Баюкали меня, - не только сны!

(Бросается к его ногам.)

Саладин (поднимая его)

Каков разбойник, а? Уж кое-что

Про это знал - и чуть было не сделал

Меня своим убийцею! Постой же!

ПРИМЕЧАНИЯ

Драматическая поэма в стихах "Натан Мудрый" была издана в мае 1779 г. В наброске предисловия к ней Лессинг писал: "Я не знаю пока еще такого города в Германии, где эта пьеса уже теперь могла бы быть поставлена на сцене". Лишь после осуществленной Шиллером и Гете постановки "Натана Мудрого" в Веймарской театре 28 ноября 1801 г. трагедия утвердилась в репертуаре немецкого театра. Гете писал в связи с постановкой драмы в Веймаре "Пусть же известный рассказ, счастливо представленный напоминает немецкой публике на вечные времена, что ее призывают в театр не для того только, чтобы смотреть, но также чтобы слушать и воспринимать. Пусть вместе с тем высказанное в ней чувство терпимости и сожаления навсегда останется народам священным и дорогим",

"Натан Мудрый" - первое из произведений классической немецкой драматургии, поставленное в Берлине после победы над фашизмом.

Действие драмы приурочено приблизительно к 1192 г., оно происходит вскоре после неудачи третьего крестового похода, заставившей крестоносцев заключить перемирие с султаном Саладином; по этому перемирию Иерусалим оставался в руках арабов, христианам же было позволено посещать город, не платя дани. Как видно из трагедии, к моменту начала действия срок этого перемирия недавно кончился. Суровую оценку крестовых походов Лессинг дал в статье VII "Гамбургской драматургии": "Ведь эти самые крестовые походы, затеянные интриганской политикой папства, на деле были рядом самых бесчеловечных гонений, в которых когда-либо был повинен религиозный фанатизм".

Король Филипп - Филипп II Август, французский король, участник третьего крестового похода. В 1192 г. он уже вернулся во Францию: Лессинг сознательно допускает здесь анахронизм, соединяя исторические события разных лет.

Марониты - христианская секта.

Натан мудрый

Готхольд-Эфраим Лессинг
Натан мудрый
Драма в пяти действиях
Introite, nam et heic Dii sunt!
Арud Gellium.
Входите, ибо и здесь боги!
Геллий.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Султан Саладин.
3итта, его сестра.
Натан, богатый еврей в Иерусалиме.
Рэха, его приемная дочь.
Дайя, христианка, живущая в доме Натана как подруга Рэхи,
Молодой рыцарь-храмовник.
Дервиш.
Патриарх Иерусалимский.
Послушник.
Эмир и несколько мамелюков Саладина.
Действие происходит в Иерусалиме.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Явление первое
Сцена представляет переднюю в доме Натана.
Натан возвращается из путешествия, Дайя встречает его.
Дайя
Он, это он! Натан! Ну, слава богу,
Что наконец-то возвратились вы!
Натан
Да, слава богу, Дайя; но к чему
Тут слово "наконец"? Вернуться раньше
Хотел я? Или мог? До Вавилона
Все двести миль клади, когда с дороги
Приходится, как мне пришлось теперь,
Сворачивать направо и налево;
Да и долги собрать повсюду - тоже
Не легкое то дело и не так
Дается сразу в руки, как хотелось.
Дайя
А горе-то какое, о Натан,
Какое здесь вам угрожало горе!
Ваш дом...
Натан
Горел. Я слышал. И дай бог,
Чтоб больше ничего не предстояло
Услышать мне.
Ну что ж! Тогда бы, Дайя,
Построили себе мы новый дом,
И более удобный.
Дайя
Что же? Верно!
Но вместе с ним чуть Рэха не сгорела.
Натан
Сгорела? Кто? Сгорела Рэха? Рэха?
Я этого не слышал. Ну, тогда...
Тогда бы я и в доме не нуждался.
Чуть не сгорела! А! Сгорела, значит!
Сгорела в самом деле? Говори!
Что ж ты молчишь?..
Бей насмерть, не терзай!
Сгорела, да?
Дайя
Случись бы так, неужто
Об этом от меня бы вы узнали?
Натан
Зачем же ты меня пугаешь?.. Рэха!
Моя ты Рэха!
Дайя
Ваша? Ваша Рэха?
Натан
Мне отвыкать ли - милое дитя
Своею называть!
Дайя
С таким же правом
Вы называете своим
И все, что есть у вас?
Натан
Не с большим. Все,
Чем я владею, счастьем мне дано
Или природой. Только это благо
Дала мне добродетель.
Дайя
О Натан!
Как дорого платиться я должна
За вашу доброту! И доброта ли
Когда она с намереньем таким?
Натан
Намереньем таким? Каким же это?
Дайя
Натан, мне с совестью моею...
Натан
Дайя,
Послушай раньше, что я расскажу.
Дайя
Мне с совестью моею, говорю...
Натан
Какую ткань чудесную на платье
Купил тебе я в Вавилоне - роскошь!
И красота и роскошь! Вряд ли даже
Уступит той, что я привез для Рэхи.
Дайя
К чему все это? С совестью своею,
Я вам должна, должна сказать, Натан,
Бороться мне уж больше не под силу.
Натан
А как тебе понравятся еще
Кольцо, запястье, серьги и цепочка,
Что для тебя я разыскал в Дамаске,
Вот любопытно мне.
Дайя
Какой вы, право!
Одно бы вам - дарить, дарить бы только!
Натан
А ты бери с таким открытым сердцем,
С каким тебе дарю я, - и молчи!
Дайя
Молчи! Натан, кто б усомниться мог,
Что честность вы сама и благородство?
И все ж...
Натан
И все ж не более, как жид?
Не это ли сказать ты хочешь, Дайя?
Дайя
Не вам бы уж, Натан, осведомляться,
Что я хочу сказать.
Натан
Ну, и молчи!
Дайя
Молчу. Но знайте: если грех случится,
Такой случится грех, что мне никак
Беды уж не поправить, - вы в ответе!
Натан
В ответе я!.. Но где ж она? Где Рэха?
А ты меня не обманула, Дайя?
Иль неизвестно ей, что я вернулся?
Дайя
А вот вы объясните! До сих пор
Все существо ее полно испуга.
Ей до сих пор мерещится огонь
Во всем, что б ни мерещилось. Душою
Спит наяву и бодрствует во сне:
Порою даже менее, чем зверь,
Порой - подобно ангелу.
Натан
Бедняжка.
Вот немощность людская!
Дайя
Нынче утром,
Смотрю, лежит с закрытыми глазами,
Как мертвая. И вдруг привстала: "Слышишь!
Вот, вот идут отцовские верблюды!
Чу! Вот и он - я слышу милый голос!"
Потом глаза попрежнему закрылись,
Рука устала голову держать,
И голова склонилась на подушку.
Я в дверь - и вот вы в самом деле здесь.
Вы на пороге дома! Что ж дивиться:
Ее душа была все время с вами
И с ним.
Натан
И с ним? А это кто же?
Дайя
Тот,
Кто спас ее из пламени.
Натан
Кто он?
Кто он и где? Кто Рэху спас мою?
Дайя
Храмовник молодой: на днях как пленник
Доставлен он сюда, и Саладин
Помиловал его.
Натан
Что? Как? Храмовник
Помилован султаном Саладином?
Так для спасенья Рэхи нужно было
Неслыханному чуду совершиться?
О боже, боже!
Дайя
Если бы свою
Нежданную находку - жизнь - он снова
Опасности подвергнуть не решился,
Вам Рэху не видать бы.
Натан
Где ж он, Дайя,
Где этот благородный человек?
Веди меня к его ногам. Конечно,
На первый раз вы отдали ему
Все ценное, что вам я здесь оставил?
Все отдали? И обещали дать
Гораздо больше?
Дайя
Как могли мы!
Натан
Нет?
Дайя
Он к нам пришел неведомо откуда,
Ушел от нас неведомо куда,
Не зная дома, лишь по крику Рэхи
О помощи он ринулся бесстрашно
В огонь и дым, плащом слегка прикрывшись.
Мы думали уже, что он погиб;
Как вдруг опять он из огня и дыма
Является и сильною рукой
Над головой высоко держит Рэху.
Мы кинулись его благодарить;
Но, холоден и нем, свою добычу
Пред нами положил он - и в толпе
Исчез.
Натан
Но не навеки, я надеюсь.
Дайя
Немного дней спустя мы увидали:
Гуляет он под пальмами, что гроб
Господень осеняют. Я в восторге
Скорей к нему: благодарю сначала,
Потом прошу, молю прийти хоть раз
Порадовать невинное созданье,
Которое не обретет покоя,
Пока всей благодарности в слезах
У ног его не выльет.
Натан
Ну?
Дайя
Напрасно!
Ко всем моленьям нашим был он глух,
Лишь горькими насмешками осыпал
Особенно меня...
Натан
И отпугнул?
Дайя
Ну нет, совсем напротив! С той поры
К нему я подходила каждый день,
И каждый день он надо мной глумился.
Чего-чего не натерпелась я!
Чего бы не стерпела я охотно
И долее! Но уж давно не видно
Его под пальмами, что осеняют
Гроб нашего спасителя: куда
Девался он опять - никто не знает...
В недоуменье вы?
Натан
Я размышляю,
Как должен этот случай повлиять
На душу Рэхи. Выносить презренье,
Когда сама готова поклоняться!
Считать себя отвергнутой, когда
Влечению противиться не в силах!..
И вот уж голова в разладе с сердцем:
Что победит в конце концов - унынье
Иль ненависть ко всем и ко всему?
А иногда, вмешавшись в эту распрю,
Над тем и над другим воображенье
Одерживает верх, и человек
Становится мечтателем, в котором
То голова заменит властно сердце,
То сердце голову. Плохая смена!
Быть может, я совсем не знаю Рэху,
Но думается мне, что эта участь
Постигла и ее: она мечтает.
Дайя
Но так благочестиво, так невинно!
Натан
Пускай - и все же это только бред!
Дайя
Особенно одна - ну, скажем, греза
Ей дорога. Храмовник этот будто
Не сын земли и чужд всего земного;
Она его тем ангелом считает,
Которого охране с детских лет
Привыкла доверять свое сердечко:
Весь облаком окутанный, витал
Над нею он в огне - и вдруг явился
Храмовником. - Смешно? - Кто знает! Смейтесь,
Но будьте снисходительны, не троньте
Ее мечты, которую способны
Понять и христианин, и еврей,
И мусульманин, - сладостной мечты!
Натан
Мечты, мне так же сладостной! - Ну, Дайя,
Ступай теперь, голубушка, ступай,
Взгляни, что Рэха делает; хотел бы
Я с ней поговорить. А уж потом
На поиски за диким, своенравным
Тем ангелом-хранителем отправлюсь.
И если на земле, среди нас грешных,
Он странствовать изволит, если только
В своих делах и подвигах высоких
Все так же неучтив он, - непременно
Найду и приведу его.
Дайя
Задача
Нелегкая.
Натан
От сладостной мечты
Пора и к правде сладостной. Ах, Дайя!
Поверь ты мне, поверь, что человеку
Всегда милее человек, чем ангел;
И на меня уж сетовать, конечно,
Не будешь ты, когда больная наша
От неземных мечтаний исцелится?
Дайя
Как вы добры... и как вы злы! Иду.
Смотрите же, Натан! Да вот и Рэха.
Явление второе
Те же и Рэха.
Рэха
Так это вы, отец? То правда - вы?
Я думала, что к нам от вас явился
Гонцом лишь голос ваш! Что ж вы стоите?
Какие же еще нас разделяют
Пустыни, реки, горы? Вашу Рэху
Вы видите в живых и не спешите
Обнять ее? А ведь она горела!
Почти, почти сгорела! Не пугайтесь!
Сгореть же... О! Сгореть - нет смерти хуже.
Натан
Дитя мое, любимое дитя!
Рэха
Переплывать пришлось вам Иордан,
Евфрат и Тигр; быть может, и другие
Не знаю уж какие-реки? Часто
За вашу жизнь дрожала, а сама
В огне чуть не погибла! И с тех пор,
Как я сама в огне чуть не погибла,
Мне кажется спасеньем смерть в воде,
Отрадою, блаженством. Но, на счастье,
Не утонули вы, я не сгорела:
О, как должны мы радоваться оба!
Как господа должны благословлять!
Ведь по его веленью охраняли
Невидимые ангелы и вас
И ваш челнок в потоках рек неверных;
И видимый был им же послан ангел,
Чтоб вынести меня на белых крыльях
Из пламени...
Натан (в сторону)
"На белых крыльях"! Да!
Храмовник... Белый плащ его... Понятно!
Рэха
Чтоб вынести воочию меня
На белых развевающихся крыльях
Из пламени. И вот мне довелось
Лицом к лицу быть с ангелом - и это
Мой ангел!
Натан
Да, была б, конечно, Рэха
Вполне достойна ангела увидеть;
И уж она в его глазах, наверно,
Явилась бы не менее прекрасной,
Чем он в ее.
Рэха (с улыбкой)
Кому же вы хотите
Польстить? Себе иль ангелу?
Натан
Но если б
Обязана была своим спасеньем
Ты человеку, только человеку,
Каких родит природа каждый день,
То не был бы он разве для тебя
Таким же ангелом? Конечно, был бы.
Рэха
Таким же? Нет! Мой ангел - настоящий;
То настоящий ангел был, я знаю.
Да вы же, вы меня учили сами,
Что могут быть и ангелы на свете,
Что может бог и чудеса творить
Ко благу тех, кто чтит его и любит!
А я его люблю.
Натан
И он тебя;
И для таких, как ты, он ежечасно
Являет чудеса - являл их даже
До бытия вселенной.
Рэха
Вот что я
Всегда, всегда готова слушать.
Натан
Как?
Лишь потому, что явно быть спасенной
Храмовником, обыкновенным смертным,
Уж чересчур естественно и просто,
Ты здесь и чуда видеть не желаешь?
Да высшее-то чудо в том и есть,
Что подлинно чудесные явленья
И могут и должны нам каждый день
Встречаться. Если бы не это чудо
Что мыслящие люди называли б
Чудесным? То ль, что называют дети,
Когда, разинув рты, они глазеют
На всякую новинку?
Дайя (Натану)
Вы, должно быть,
Такими хитроумными речами
Вконец ее с ума свести хотите?
Натан
Оставь! - Итак, не чудом ты считаешь,
Что спас тебя от смерти человек,
Который сам спасен немалым чудом?
Да, да - я говорю: немалым чудом!
Слыхала ли ты раньше, чтоб храмовник
Был пощажен султаном Саладином?
Чтоб сам храмовник требовал пощады
Иль ожидал ее? Чтоб за свободу
Мог предложить он большее что-либо,
Чем кожаный свой пояс, на котором
Волочит он оковы за собой,
И самое большое - свой кинжал?
Рэха
Так рассудили вы. Вот потому-то
И не храмовник это был, а призрак
Храмовника. Из них ни одного
В Иерусалим не приводили пленным
Иначе, как на смерть; и ни один
По городу разгуливать не будет
С такой свободой; как же вы хотите,
Чтоб мог меня спасти храмовник ночью
По доброй воле?
Натан
Ловко извернулась!
Ну, Дайя, твой черед. Ты мне сказала,
Что пленником доставлен он сюда.
Но это ведь не все? Ты больше знаешь?
Дайя
Толкуют разное. Храмовник будто
Лишь оттого помилован, что в нем
Султан нашел большое сходство с братом,
Которого особенно любил.
Но этого любимца лет уж двадцать
На свете нет; какой он смертью умер
И как он назывался - я не знаю:
Но это все уж так невероятно,
Что можно только сказкою считать.
Натан
Ну, Дайя! Отчего ж невероятно?
Не оттого ли, что готова ты
Как было здесь - другой поверить сказке
Еще невероятней? Отчего ж
В дни юности не мог один из братьев
Особенно быть милым Саладину,
Который всех родных своих так любит?
Двух схожих лиц в природе не бывает?
Минувших лет живое впечатленье
Не продолжает жить? Знакомый образ
Знакомых чувств не пробуждает в сердце?
С какой поры? Что в этом ты находишь
Невероятного? Ах, Дайя, Дайя!
Для мудрой головы твоей, конечно,
Здесь чуда нет: твои лишь чудеса
Нуждаются... Не то хотел сказать я:
Достойны веры.
Дайя
Это уж насмешка.
Натан
Лишь на твою в ответ... Так значит, Рэха,
Твое спасенье чудом остается
Лишь для того возможным, кто нередко
Земных владык суровые решенья
Одним прикосновеньем легким может
В игру, в насмешку даже обратить.
Рэха
Отец! Отец! Когда я заблуждаюсь
Вы знаете, мне это тяжело!
Натан
И даже больше - знаю, поученья
Всегда услышать любишь ты. Смотри!
Повыше иль пониже лоб; у носа
Такое иль иное очертанье;
На острой иль тупой кости, дугою
Иль прямо брови; что-нибудь пустое
Изгиб, морщинка, пятнышко в лице
У европейца дикого - и в этом
Тебе здесь, в Азии, залог спасенья!
И это вам, столь жадным до чудес,
Не чудо? Нет? И вам еще зачем-то
Понадобилось ангела тревожить?
Дайя
Позвольте мне спросить, Натан: а если
Приятнее нам ангела считать
Спасителем своим, чем человека,
Какой в том вред? Так думая, не ближе ль
Мы к первой подойдем - непостижимой
Спасения причине?
Натан
Это - гордость,
Не больше! Так котел чугунный рад,
Чтоб вынули из пламени его
Серебряным ухватом - не сойдет ли
И сам он за серебряный? Да, как же!
Что тут за вред, ты спрашиваешь? Ну,
А мне позволь спросить: какая польза?
Ты скажешь: к богу ближе так? Но это
Бессмыслица иль богохульство. Знай же:
Здесь вред большой; здесь несомненный вред!
Послушайте! Не правда ль, кто бы ни был
Нежданный твой спаситель, Рэха, - ангел
Иль человек, - старались бы вы обе,
А ты особенно, гораздо большей
Услугой отплатить ему? Не правда ль?
Какую ж наибольшую услугу
Вы ангелу могли бы оказать?
Благодарить его; взывать к нему; молиться;
Дух растворить в восторге перед ним;
В день праздника его благотворить,
Поститься. Вот и все. Кому ж услуга?
Мне кажется, скорей себе и ближним,
Чем ангелу. От вашего поста
Не потучнеет он; от подаяний
Не станет богачом; от пылкой веры
Не возрастут ни мощь его, ни слава.
Не прав ли я? А будь он человек!..
Дайя
Конечно, будь он человек, могли бы
Мы для него гораздо больше сделать.
И, видит бог, мы к этому стремились!
Но ничего он не хотел, ни в чем
Он не нуждался, весь в себе замкнулся
И так себе довлел, как то возможно
Лишь ангелу, да так и быть должно.
Рэха
Когда же он совсем исчез...
Натан
Исчез?
Как так - исчез? Не появлялся больше
Под пальмами? А вы в других местах
Его искали?
Дайя
Нет.
Натан
Нет, Дайя? Ну,
Ты видишь, - вот и вред! К чему ведет
Мечтательность жестокая! А если
Ваш ангел болен?
Рэха
Болен!
Дайя
Быть не может.
Рэха
Как холодно мне вдруг! Дотронься, Дайя,
До головы моей - совсем как лед!
Натан
Он франк, и чужд ему наш климат; слишком
Он юн, чтобы всякие терпеть невзгоды,
И голод, и ночные бденья.
Рэха
Болен!
Дайя
Да ведь Натан предполагает только.
Натан
Лежит один. Нет ни друзей, ни денег,
Чтоб хоть нанять друзей.
Рэха
Отец!
Натан
Лежит
Без помощи, без ласки, без утехи,
Добычей смертных мук.
Рэха
Где? Где ж он?
Натан
Тот,
Кто для спасенья незнакомки - просто
Как человека - бросился в огонь...
Дайя
Натан! Да пощадите...
Натан
Кто не только
Знакомства со спасенной не искал,
Чтоб должником своим ее не сделать...
Дайя
Да пощадите же, Натан...
Натан
Но даже
Старался с ней не встретиться, - уж разве
Вторично бы спасать ее пришлось,
Спасать как человека.
Дайя
Перестаньте!
Взгляните на нее!
Натан
Кому одно
Осталось перед смертью утешенье
Сознанье дела доброго!
Дайя
Ее
Убьете вы!
Натан
А ты его убила!
Легко убить могла бы. Рэха! Рэха!
Лекарство я даю тебе, не яд.
Он жив! Приди в себя! Да и болеть
Не думал вовсе! Слышишь, Рэха?
Рэха
Правда?
Не умер? И не болен?
Натан
Правда, правда!
Не умер потому, что за добро,
При жизни совершенное, при жизни
Господь и воздает. Ступай! Запомни,
Что набожно мечтать гораздо легче,
Тем поступать по совести и долгу:
Кто волей слаб - охотно предается
Таким мечтам, чтоб только - сам порою
Не сознает он умысла, - чтоб только
От добрых дел себя избавить.
Рэха
Ах,
Отец, отец! Уж больше вашу Рэху
Одну не оставляйте вы надолго!
Ведь он куда-нибудь мог и уехать,
Не правда ли?
Натан
Ступайте! Да, конечно.
Я вижу, там какой-то мусульманин
Моих верблюдов хочет разглядеть
И груз на них. Знаком ли вам он?
Дайя
А!
Да это - ваш дервиш.
Натан
Кто?
Дайя
Ваш дервиш,
Товарищ шахматный.
Натан
Как? Аль-Гафи?
Дайя
Теперь султанский казначей.
Натан
Кто? Аль-Гафи?
Не грезишь ли ты снова?.. Верно, он!
Он самый! Он идет сюда - скорее,
Скорей уйдите! Что-то я услышу!
Явление третье
Натан и Дервиш.
Дервиш
Во все глаза смотрите! Шире, шире!
Натан
Да это ты? Ты или нет? Дервиш
В таком великолепии!
Дервиш
Ну да.
Чему же вы дивитесь? Что ж - дервиш
Совсем уж бесполезное созданье?
Натан
Ну нет, конечно!.. Только мне казалось,
Что истинный дервиш, призванью верный,
На службу не пойдет.
Дервиш
Пророк свидетель!
Быть может, я не истинный дервиш,
Но если вышло так, что я обязан...
Натан
Обязан? Кто? Дервиш обязан? Значит,
Он может быть обязан и к тому,
К чему никто обязан быть не может?
Что ж он обязан сделать?
Дервиш
Сделать то,
О чем его с открытым сердцем просят
И в чем добро он видит.
Натан
Бог свидетель!
Твои слова - святая правда. Дай
Обнять тебя. Ведь мы друзья все так же?
Дервиш
Спросили бы сперва, чем стал я ныне.
Натан
Да чем бы ты ни стал!
Дервиш
А если вдруг
Такою стал особой в государстве,
Что знаться вы со мной не захотите?
Натан
Куда ни шло - когда дервиш ты сердцем!
Ведь должность - только платье на тебе.
Дервиш
Почет-то ведь и платье любит! Ну-ка,
Ответьте мне: чем сделали б меня
Вы при своем дворе?
Натан
Не чем иным,
Как дервишем. Да заодно уж разве
И поваром.
Дервиш
Благодарю покорно!
Чтоб все свое искусство позабыть?
Я - поваром! Слугой - еще скажите.
Нет, Саладин меня вернее ценит:
Я - казначей султана.
Натан
Ты? Султана?
Дервиш
Не главный! Нет! Большою-то казной
Попрежнему его родитель правит;
А у меня домашняя казна.
Натан
Что ж, дом его велик.
Дервиш
И даже больше,
Чем вы предполагаете, считая
При доме всех иерусалимских нищих.
Натан
Но Саладин так ненавидит нищих...
Дервиш
Что их стереть с лица земли решился,
Хотя бы через это обнищать
И самому пришлось.
Натан
Хвала султану!
Я сам того же мнения.
Дервиш
Признаться,
Уж и теперь он нищий. Всякий вечер,
Лишь солнышко к закату, от казны
Намека на казну не остается.
С утра - прилив, чуть не потоп, а в полдень
Сошло на нет.
Натан
Такие есть протоки,
Что ни наполнить их, ни запрудить
Нельзя, как ни старайся.
Дервиш
Точка в точку
Попали вы!
Натан
Я это испытал!
Дервиш
Нехорошо, когда властитель - коршун
Средь падали; когда же сам он падаль
Меж коршунов - совсем уж дело дрянь.
Натан
Ну нет, дервиш!
Дервиш
Легко вам говорить!
Ну, сколько отступного? Место - ваше.
Натан
А что тебе оно приносит?
Дервиш
Мне?
Безделицу. Но вам была бы жатва!
Чуть-чуть у нас в казне отлив обычный
Сейчас же вы свои откройте шлюзы
И впустите водицы; за услугу ж
Возьмете рост какой угодно.
Натан
Так.
А после рост на рост от роста?
Дервиш
Верно!
Натан
И будет капитал в одних процентах?
Дервиш
Не по сердцу вам это? Значит, надо
Разводную писать и нашей дружбе!
По правде говоря, на вас я сильно
Рассчитывал.
Натан
По правде? В чем же? В чем?
Дервиш
Да в том, что вы поможете мне с честью
Служебный долг исполнить; что найду
Я ваш сундук во всякий час открытым.
Ни-ни?
Натан
Постой! Поговорим же толком.
Здесь разница большая. Ты? Еще бы!
Для дервиша, для Аль-Гафи всегда,
Что в силах, сделаю; но ради Аль-Гафи,
Чиновника султана Саладина,
Который... для которого...
Дервиш
Довольно!
Добры вы точно так же, как умны,
И так же точно вы умны, как мудры:
Я угадал. Терпение, однако!
Пусть два Гафи во мне сидят, но скоро
Опять один останется. Вот эту
Почетную одежду мне султан
Пожаловал. Еще не полиняет,
В лохмотья не износится, не станет
Для дервиша пригодною она,
Как будет уж висеть в Иерусалиме
На гвоздике, а я брожу у Ганга
Босой, полуодетый - по песку
Горячему с наставниками вместе.
Натан
Пожалуй, ты меня не удивил бы.
Дервиш
И в шахматы опять играю с ними.
Натан
Да, в этом счастье высшее твое!
Дервиш
И что меня, подумайте, прельстило!
Что больше уж не нужно побираться
Мне самому? Что в богача играть
Могу я перед нищими? Что стоит
Мне захотеть - и богатейший нищий
Стал бедным богачом в одно мгновенье?
Натан
На это не пошел бы ты.
Дервиш
Пошел
На худшее. Впервые сладость лести
Изведал я: польстил мне Саладин
Своим добросердечным заблужденьем.
Натан
Да суть-то в чем?
Дервиш
Лишь нищему известно,
Что значит нищим быть; лишь нищий может
Распределять разумно подаянья.
Твой, говорит, предшественник уж слишком
Был холоден и черств. Давал всегда
Без милости широкой; так упорно
Всех бедняков допросами пытал;
Доподлинно узнав, кто в чем нуждался,
Выведывал у каждого причину
Его нужды, чтоб дать потом в обрез
Подачку скудную. Но Аль-Гафи
Иначе будет действовать! Уж он-то
Таким нещедро-щедрым Саладина
Не выставит! Уж он-то не походит
На трубы засоренные, в которых
Спокойная и чистая струя
Становится какой-то мутной пеной.
И мыслит он и чувствует - как я!"
Так нежно пела дудка птицелова,
Пока снегирь в силке не очутился.
Вот вам бахвал, связавшийся с бахвалом!
Натан
Потише, друг! Дервиш, потише!
Дервиш
Э!
Ну, разве не бахвальство - сотни тысяч
Давить и грабить, мучить я душить,
И другом человечества являться
Для нескольких десятков? Не бахвальство
Тягаться в милосердии с предвечным,
Щедроты изливающим свои
Равно на добрых и на злых, на нивы
И на пустыни, в солнце и в дожде,
Тягаться, не имея полной благ
Руки всевышнего? И не бахвальство...
Натан
Довольно! Перестань!
Дервиш
Позвольте мне
В своем еще бахвальстве повиниться!
Что ж, не бахвальство разве - находить
Хорошее в заведомом бахвальстве
И, этому хорошему поддавшись,
В бахвальство самому втянуться? А?
Что скажете?
Натан
Скорей бы, Аль-Гафи,
В пустыню ты ушел! Боюсь я очень,
Что меж людей разучишься ты вовсе
И человеком быть.
Дервиш
И я боюсь.
Прощайте!
Натан
Как? Так скоро? Погоди же!
Иль убежит твоя пустыня? Стой!..
Не слушает!.. Эй, Аль-Гафи! Вернись же!
Вернись!.. - И след простыл; а я еще
Порасспросить хотел его о нашем
Храмовнике. Его он, верно, знает.
Явление четвертое
Дайя (поспешно входит), Натан.
Дайя
Натан! Натан!
Натан
Ну, что еще?
Дайя
Явился!
Опять явился!
Натан
Кто?
Дайя
Он! Он!
Натан
Он! Он!
Их мало ли является повсюду!
Ах, я забыл: ведь он у вас один.
Нехорошо! Будь это ангел даже
И то нехорошо!
Дайя
Взад и вперед

Натан Мудрый Лессинга

Последним художественным произведением Лессинга была драма «Натан Мудрый» (1779). Ее созданию предшествовала борьба Лессинга с немецкими реакционными теологами. В 1777—1778 годах он нашел в библиотеке Вольфенбютеля рукопись немецкого просветителя Реймаруса и опубликовал ее под названием «Фрагменты неизвестного». В ней подвергались сомнению божественное происхождение Библии и Христа. В комментариях к изданию Лессинг, не во всем солидаризируясь с автором, в то же время встал на защиту свободной мысли. Сочинение Реймаруса и примечания Лессинга были встречены нападками церковников. Особенно ожесточенно нападал гамбургский пастор Гёце. Лессинг не остался в долгу. Он написал против Гёце одиннадцать сатирических писем, которые известны под названием «Анти-Гёце». ,

Власти Брауншвейга конфисковали «Анти-Гёце» и лишили Лессинга права печататься, так как он нарушил условие — не помещать в своих статьях ничего такого, «что могло бы оскорбить религию и добрые нравы». Тогда Лессинг решает перенести спор в область дра-матургии. «Хочу попробовать,—писал он Э- Реймарус 6 сентября 1778 года, дадут ли мне по крайней мере свободно говорить с моей прежней кафедры — с театральных подмостков».

В «Натане Мудром» Лессинг выступает против религиозного фанатизма и отстаивает гуманистические взгляды. Он защищает идею равенства и дружбы народов. Все его мысли устремлены в грядущее когда сотрутся сословные, националистические, религиозные предрассудки и все люди сольются в одну братскую семью. В «Натане Мудром» особенно отчетливо выражен общественно-политический идеал Лессинга. Если в «Эмилии Галотти» он подверг резкой критике современное ему общество, то в последней драме он воплотил свои мечты о гармоничных общественных отношениях и об идеальном человеке.

«Натан Мудрый» представляет собой классический образец «драмы идей». Его конфликты носят идеологический характер. Герои пьесы сталкиваются друг с другом не на почве социальных противоречии, а как носители различных моральных и прежде всего религиозных убеждений.

События развертываются в средние века в Палестине. Богатый еврейский купец^ Натан, у которого в прошлом фанатики-христиане убили всех детей, взял на воспитание Реху,~ девочку-христианку которую выдает за собственную дочь. Однажды в отсутствие Натана Реха едва не погибла во время пожара, но ее спас из пламени рыцарь-тамплиер. Молодые люди чувствуют взаимное влечение, но узнав, что Реха еврейка, рыцарь подавляет свое чувство. О христианском прошлом Рехи узнает патриарх Иерусалима. Он требует сожжения Натана за совращение христианской души. Натана приглашает султан Саладин. Желая поживиться за счет богатого купца, он задает ему коварный вопрос, какая религия является истинной. Натан в ответ рассказывает притчу о трех кольцах и своей мудростью завоевывает дружбу султана. Драма заканчивается полным торжеством гуманистических принципов. Лессинг, как и все просветители, верил в прогресс Человечества.

Он был твердо убежден, что в каждой личности есть здоровое человеческое начало, которое часто оказывается погребенным подслоем сословных, религиозных и иных предрассудков. В содействии росту здоровых ростков человеческой природы и заключается, по его мне-шло, задача просветительской идеологии и литературы. Действующие лица «Натана Мудрого» по уровню своего гуманистического развития делятся на ряд групп. На самой нижней ступени находится патриарх. Все человеческое в нем заглушено религиозным фанатизмом. Это догматик, поклоняющийся букве христианского учения, злобный ненавистник просвещения и гуманизма.

Несколько выше патриарха стоит Дайя, нянька Рехи. Она также сторонник христианства. Но Дайя необразованна и творит зло, не ведая добра. Поэтому Натан относится к ней с симпатией, как мудрый учитель к заблуждающемуся ребенку, называет ее «моя добро-злая Дайя».

Другую группу героев «Натана Мудрого» составляют гуманисты-созерцатели. Это служка патриарха Бонафид и бродячий дервиш Аль-Гафи. Они сами человечны, видят несовершенство мира и окружающих их людей, но устраняются от борьбы за гуманистические идеалы. В их лице Лессинг осуждает созерцательное отношение к жизни. Высшую ценность человека он видит в деятельности, в активной защите просветительских взглядов.

Активной натурой является рыцарь-тамплиер. Он сам гуманист, но считает гуманизм отличительным признаком одних христиан. Лишь знакомство с Натаном и любовь к Рехе помогли ему освободиться от религиозных предрассудков.

На верхней ступени лестницы человеческих типов в пьесе стоит Натан Мудрый. Это человек, лишенный национальной, религиозной ограниченности, активный борец за гуманистические убеждения. Его мудрость состоит в терпеливом воспитании всех людей в духе человеколюбия и братства.

В своей притче о трех кольцах, рассказанной Саладину, Натан осудил все три религиозные системы, все они «поддельны», ибо стали источником слепого фанатизма, кровавых распрей и т. д. Решение религиозного спора Лессинг относит в далекое будущее. Лишь искоренив вражду между народами, сплотив их на основе гуманизма в одну семью, религии смогут доказать свое право на истинность.

Выступая «Натане Мудром» против созерцательного Отношения к жизни, Лессинг сам признавал деятельность только в сфере идеологии, а не на арене общественной борьбы. В этом состояла его слабость. Но тем не менее творчество Лессинга, обличавшее феодальный деспотизм, национализм и религиозную нетерпимость, боровшееся за жизнь, достойную человека, пробуждало общественное самосознание немецкого народа, настраивало критически к существующему общественному строю.

Лессинг Готхольд-Эфраим

Лессинг Готхольд-Эфраим

Натан мудрый

Готхольд-Эфраим Лессинг

Натан мудрый

Драма в пяти действиях

Introite, nam et heic Dii sunt!

Входите, ибо и здесь боги!

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Султан Саладин.

3итта, его сестра.

Натан, богатый еврей в Иерусалиме.

Рэха, его приемная дочь.

Дайя, христианка, живущая в доме Натана как подруга Рэхи,

Молодой рыцарь-храмовник.

Патриарх Иерусалимский.

Послушник.

Эмир и несколько мамелюков Саладина.

Действие происходит в Иерусалиме.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Явление первое

Сцена представляет переднюю в доме Натана.

Натан возвращается из путешествия, Дайя встречает его.

Он, это он! Натан! Ну, слава богу,

Что наконец-то возвратились вы!

Да, слава богу, Дайя; но к чему

Тут слово "наконец"? Вернуться раньше

Хотел я? Или мог? До Вавилона

Все двести миль клади, когда с дороги

Приходится, как мне пришлось теперь,

Сворачивать направо и налево;

Да и долги собрать повсюду - тоже

Не легкое то дело и не так

Дается сразу в руки, как хотелось.

А горе-то какое, о Натан,

Какое здесь вам угрожало горе!

Ваш дом...

Горел. Я слышал. И дай бог,

Чтоб больше ничего не предстояло

Услышать мне.

Ну что ж! Тогда бы, Дайя,

Построили себе мы новый дом,

И более удобный.

Что же? Верно!

Но вместе с ним чуть Рэха не сгорела.

Сгорела? Кто? Сгорела Рэха? Рэха?

Я этого не слышал. Ну, тогда...

Тогда бы я и в доме не нуждался.

Чуть не сгорела! А! Сгорела, значит!

Сгорела в самом деле? Говори!

Что ж ты молчишь?..

Бей насмерть, не терзай!

Сгорела, да?

Случись бы так, неужто

Об этом от меня бы вы узнали?

Зачем же ты меня пугаешь?.. Рэха!

Моя ты Рэха!

Ваша? Ваша Рэха?

Мне отвыкать ли - милое дитя

Своею называть!

С таким же правом

Вы называете своим

И все, что есть у вас?

Не с большим. Все,

Чем я владею, счастьем мне дано

Или природой. Только это благо

Дала мне добродетель.

Как дорого платиться я должна

За вашу доброту! И доброта ли

Когда она с намереньем таким?

Намереньем таким? Каким же это?

Натан, мне с совестью моею...

Послушай раньше, что я расскажу.

Мне с совестью моею, говорю...

Какую ткань чудесную на платье

Купил тебе я в Вавилоне - роскошь!

И красота и роскошь! Вряд ли даже

Уступит той, что я привез для Рэхи.

К чему все это? С совестью своею,

Я вам должна, должна сказать, Натан,

Бороться мне уж больше не под силу.

А как тебе понравятся еще

Кольцо, запястье, серьги и цепочка,

Что для тебя я разыскал в Дамаске,

Вот любопытно мне.

Какой вы, право!

Одно бы вам - дарить, дарить бы только!

А ты бери с таким открытым сердцем,

С каким тебе дарю я, - и молчи!

Молчи! Натан, кто б усомниться мог,

Что честность вы сама и благородство?

И все ж не более, как жид?

Не это ли сказать ты хочешь, Дайя?

Не вам бы уж, Натан, осведомляться,

Что я хочу сказать.

Ну, и молчи!

Молчу. Но знайте: если грех случится,

Такой случится грех, что мне никак

Беды уж не поправить, - вы в ответе!

В ответе я!.. Но где ж она? Где Рэха?

А ты меня не обманула, Дайя?

Иль неизвестно ей, что я вернулся?

А вот вы объясните! До сих пор

Все существо ее полно испуга.

Ей до сих пор мерещится огонь

Во всем, что б ни мерещилось. Душою

Спит наяву и бодрствует во сне:

Порою даже менее, чем зверь,

Порой - подобно ангелу.

Бедняжка.

Вот немощность людская!

Нынче утром,

Смотрю, лежит с закрытыми глазами,

Как мертвая. И вдруг привстала: "Слышишь!

Вот, вот идут отцовские верблюды!

Потом глаза попрежнему закрылись,

Рука устала голову держать,

И голова склонилась на подушку.

Я в дверь - и вот вы в самом деле здесь.

Вы на пороге дома! Что ж дивиться:

Ее душа была все время с вами

И с ним? А это кто же?

Кто спас ее из пламени.

Кто он и где? Кто Рэху спас мою?

Храмовник молодой: на днях как пленник

Доставлен он сюда, и Саладин

Помиловал его.

Что? Как? Храмовник

Помилован султаном Саладином?

Так для спасенья Рэхи нужно было

Неслыханному чуду совершиться?

О боже, боже!

Если бы свою

Нежданную находку - жизнь - он снова

Опасности подвергнуть не решился,

Вам Рэху не видать бы.

Где ж он, Дайя,

Где этот благородный человек?

Веди меня к его ногам. Конечно,

На первый раз вы отдали ему

Все ценное, что вам я здесь оставил?

Все отдали? И обещали дать

Гораздо больше?

Как могли мы!

Он к нам пришел неведомо откуда,

Ушел от нас неведомо куда,

Не зная дома, лишь по крику Рэхи

О помощи он ринулся бесстрашно

В огонь и дым, плащом слегка прикрывшись.

Мы думали уже, что он погиб;

Как вдруг опять он из огня и дыма

Является и сильною рукой

Над головой высоко держит Рэху.

Мы кинулись его благодарить;

Но, холоден и нем, свою добычу

Пред нами положил он - и в толпе

Но не навеки, я надеюсь.

Немного дней спустя мы увидали:

Гуляет он под пальмами, что гроб

Господень осеняют. Я в восторге

Скорей к нему: благодарю сначала,

Потом прошу, молю прийти хоть раз

Порадовать невинное созданье,

Которое не обретет покоя,

Пока всей благодарности в слезах

У ног его не выльет.

Напрасно!

Ко всем моленьям нашим был он глух,

Лишь горькими насмешками осыпал

Особенно меня...

И отпугнул?

Ну нет, совсем напротив! С той поры

К нему я подходила каждый день,

И каждый день он надо мной глумился.

Чего-чего не натерпелась я!

Чего бы не стерпела я охотно

И долее! Но уж давно не видно

Его под пальмами, что осеняют

Гроб нашего спасителя: куда

Девался он опять - никто не знает...

В недоуменье вы?

Я размышляю,

Как должен этот случай повлиять

На душу Рэхи. Выносить презренье,

Влечению противиться не в силах!..

И вот уж голова в разладе с сердцем:

Что победит в конце концов - унынье

Иль ненависть ко всем и ко всему?

А иногда, вмешавшись в эту распрю,

Над тем и над другим воображенье

Одерживает верх, и человек

Становится мечтателем, в котором

То голова заменит властно сердце,

То сердце голову. Плохая смена!

Быть может, я совсем не знаю Рэху,

Но думается мне, что эта участь

Постигла и ее: она мечтает.

Но так благочестиво, так невинно!

Пускай - и все же это только бред!

Особенно одна - ну, скажем, греза

Ей дорога. Храмовник этот будто

Не сын земли и чужд всего земного;

Она его тем ангелом считает,

Которого охране с детских лет

Привыкла доверять свое сердечко:

Весь облаком окутанный, витал

Над нею он в огне - и вдруг явился

Храмовником. - Смешно? - Кто знает! Смейтесь,

Но будьте снисходительны, не троньте

Ее мечты, которую способны

Понять и христианин, и еврей,

И мусульманин, - сладостной мечты!

Мечты, мне так же сладостной! - Ну, Дайя,

Ступай теперь, голубушка, ступай,

Взгляни, что Рэха делает; хотел бы

Я с ней поговорить. А уж потом

На поиски за диким, своенравным

Тем ангелом-хранителем отправлюсь.

И если на земле, среди нас грешных,

Он странствовать изволит, если только

В своих делах и подвигах высоких

Все так же неучтив он, - непременно

Найду и приведу его.

Нелегкая.

От сладостной мечты

Пора и к правде сладостной. Ах, Дайя!

Поверь ты мне, поверь, что человеку

Всегда милее человек, чем ангел;

И на меня уж сетовать, конечно,

Не будешь ты, когда больная наша

От неземных мечтаний исцелится?

Как вы добры... и как вы злы! Иду.

Смотрите же, Натан! Да вот и Рэха.

Явление второе

Те же и Рэха.

Так это вы, отец? То правда...

Готхольд-Эфраим Лессинг

Натан мудрый

Драма в пяти действиях

Introite, nam et heic Dii sunt!

Входите, ибо и здесь боги!

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Султан Саладин.

3итта, его сестра.

Натан, богатый еврей в Иерусалиме.

Рэха, его приемная дочь.

Дайя, христианка, живущая в доме Натана как подруга Рэхи,

Молодой рыцарь-храмовник.

Патриарх Иерусалимский.

Послушник.

Эмир и несколько мамелюков Саладина.

Действие происходит в Иерусалиме.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Явление первое

Сцена представляет переднюю в доме Натана.

Натан возвращается из путешествия, Дайя встречает его.

Он, это он! Натан! Ну, слава богу,

Что наконец-то возвратились вы!

Да, слава богу, Дайя; но к чему

Тут слово "наконец"? Вернуться раньше

Хотел я? Или мог? До Вавилона

Все двести миль клади, когда с дороги

Приходится, как мне пришлось теперь,

Сворачивать направо и налево;

Да и долги собрать повсюду - тоже

Не легкое то дело и не так

Дается сразу в руки, как хотелось.

А горе-то какое, о Натан,

Какое здесь вам угрожало горе!

Ваш дом...

Горел. Я слышал. И дай бог,

Чтоб больше ничего не предстояло

Услышать мне.

Ну что ж! Тогда бы, Дайя,

Построили себе мы новый дом,

И более удобный.

Что же? Верно!

Но вместе с ним чуть Рэха не сгорела.

Сгорела? Кто? Сгорела Рэха? Рэха?

Я этого не слышал. Ну, тогда...

Тогда бы я и в доме не нуждался.

Чуть не сгорела! А! Сгорела, значит!

Сгорела в самом деле? Говори!

Что ж ты молчишь?..

Бей насмерть, не терзай!

Сгорела, да?

Случись бы так, неужто

Об этом от меня бы вы узнали?

Зачем же ты меня пугаешь?.. Рэха!

Моя ты Рэха!

Ваша? Ваша Рэха?

Мне отвыкать ли - милое дитя

Своею называть!

С таким же правом

Вы называете своим

И все, что есть у вас?

Не с большим. Все,

Чем я владею, счастьем мне дано

Или природой. Только это благо

Дала мне добродетель.

Как дорого платиться я должна

За вашу доброту! И доброта ли

Когда она с намереньем таким?

Намереньем таким? Каким же это?

Натан, мне с совестью моею...

Послушай раньше, что я расскажу.

Мне с совестью моею, говорю...

Какую ткань чудесную на платье

Купил тебе я в Вавилоне - роскошь!

И красота и роскошь! Вряд ли даже

Уступит той, что я привез для Рэхи.

К чему все это? С совестью своею,

Я вам должна, должна сказать, Натан,

Бороться мне уж больше не под силу.

А как тебе понравятся еще

Кольцо, запястье, серьги и цепочка,

Что для тебя я разыскал в Дамаске,

Вот любопытно мне.

Какой вы, право!

Одно бы вам - дарить, дарить бы только!

А ты бери с таким открытым сердцем,

С каким тебе дарю я, - и молчи!

Молчи! Натан, кто б усомниться мог,

Что честность вы сама и благородство?

И все ж не более, как жид?

Не это ли сказать ты хочешь, Дайя?

Не вам бы уж, Натан, осведомляться,

Что я хочу сказать.

Ну, и молчи!

Молчу. Но знайте: если грех случится,

Такой случится грех, что мне никак

Беды уж не поправить, - вы в ответе!

В ответе я!.. Но где ж она? Где Рэха?

А ты меня не обманула, Дайя?

Иль неизвестно ей, что я вернулся?

А вот вы объясните! До сих пор

Все существо ее полно испуга.

Ей до сих пор мерещится огонь

Во всем, что б ни мерещилось. Душою

Спит наяву и бодрствует во сне:

Порою даже менее, чем зверь,

Порой - подобно ангелу.

Бедняжка.

Вот немощность людская!

Нынче утром,

Смотрю, лежит с закрытыми глазами,

Как мертвая. И вдруг привстала: "Слышишь!

Вот, вот идут отцовские верблюды!

Потом глаза попрежнему закрылись,

Рука устала голову держать,

И голова склонилась на подушку.

Я в дверь - и вот вы в самом деле здесь.

Вы на пороге дома! Что ж дивиться:

Ее душа была все время с вами

И с ним? А это кто же?

Кто спас ее из пламени.

Кто он и где? Кто Рэху спас мою?

Храмовник молодой: на днях как пленник

Доставлен он сюда, и Саладин

Помиловал его.

Что? Как? Храмовник

Помилован султаном Саладином?

Так для спасенья Рэхи нужно было

Неслыханному чуду совершиться?

О боже, боже!

Если бы свою

Нежданную находку - жизнь - он снова

Опасности подвергнуть не решился,

Вам Рэху не видать бы.

Где ж он, Дайя,

Где этот благородный человек?

Веди меня к его ногам. Конечно,

На первый раз вы отдали ему

Все ценное, что вам я здесь оставил?

Все отдали? И обещали дать

Гораздо больше?

Как могли мы!

Он к нам пришел неведомо откуда,

Ушел от нас неведомо куда,

Не зная дома, лишь по крику Рэхи

О помощи он ринулся бесстрашно

В огонь и дым, плащом слегка прикрывшись.

Мы думали уже, что он погиб;

Как вдруг опять он из огня и дыма

Является и сильною рукой

Над головой высоко держит Рэху.

Мы кинулись его благодарить;

Но, холоден и нем, свою добычу

Пред нами положил он - и в толпе

Но не навеки, я надеюсь.

Немного дней спустя мы увидали:

Гуляет он под пальмами, что гроб

Господень осеняют. Я в восторге

Скорей к нему: благодарю сначала,

Потом прошу, молю прийти хоть раз

Порадовать невинное созданье,

Которое не обретет покоя,

Пока всей благодарности в слезах

У ног его не выльет.

Напрасно!

Ко всем моленьям нашим был он глух,

Лишь горькими насмешками осыпал

Особенно меня...

И отпугнул?

Ну нет, совсем напротив! С той поры

К нему я подходила каждый день,

И каждый день он надо мной глумился.

Чего-чего не натерпелась я!