Это книга о своеобразии и уникальности подвигов святых древней Ирландии со времени просвещения ее Христовой верой и до подчинения Римско-католической Церкви. Опираясь на первоисточники, автор исследует историю Церкви в Ирландии, ее влияние на Европу. Мы узнаём о просвещении Ирландии святым Патриком, о подвижничестве ирландских святых, их миссионерской деятельности.

ВВЕДЕНИЕ

А втор этой книги стремится раскрыть тему своеобразия и уникальности подвигов святых древней Ирландии со времени просвещения ее Христовой верой и до подчинения Римской Католической Церкви. Решая столь сложную задачу, автор исследует историю Ирландской Церкви, ее влияние на Европу, причины ее упадка, опираясь на первоисточники, раскрывает роль личности в церковной истории, показывает единство ирландского подвижничества и общехристианского православного.

В первой главе книги рассказывается о просвещении Ирландии святым Патриком. Вторая глава посвящена подвижничеству ирландских святых периода расцвета Поместной Церкви и ее миссионерской деятельности; кроме того, в ней показываются причины упадка Ирландской Церкви.

Актуальность исследования определяется усилением внимания к духовной истории «древлезападного Православия», в первую очередь ирландского. Интерес к ранней Ирландско-Британской Церкви неразрывно связан с многовековыми культурными связями России и Великобритании, а также взаимным обогащением культурологиче­скими знаниями и традициями. Насущность данной работы подтверждается, в частности, постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви от 21 августа 2007 года об учреждении «дня Соборной памяти святых, в земле Британской и Ирландской просиявших». День памяти древних британских и ирландских святых, живших до разделения Церквей, решено отмечать в третье воскресенье после праздника Троицы (Пятидесятницы); имена их будут включены в месяцеслов Русской Православной Церкви после получения полных агиографических и исторических материалов об обстоятельствах их подвигов, прославления и почитания .

Как показал обзор библиографиче­ского материала, среди отечественных исследований имеются работы только по отдельным темам и аспектам. Профессор А.А.Смирнов в статье «Древнеирландский эпос», сопровождающей издание ирландских саг в «Библиотеке всемирной литературы», дает важную информацию о нравах и обычаях ирланд­цев-язычников, с которыми пришлось столкнуться святому Патрику во время его миссии. Статья П.Воляка «Святой Патрик и феномен Ирландской Церкви» интересна сведениями о духовных наставниках святого Патрика, а также датировкой вех его жизни. Доклад И.Петровского «Монашеская традиция святителя Патрика Ирландского», сделанный на конференции, посвященной святому Патрику (СПб., 31 марта 2004 года), также содержит интересные мысли о духовных наставниках святого Патрика, о связи Ирландской Церкви с католицизмом. В своем исследовании «Святой Брендан Мореплаватель. Поиски земли обетованной» протоиерей Александр Шабанов не только воссоздает житие святого Брендана, но и подробно останавливается на истории Ирландской Церкви и ее подвижников начиная как раз со времени завершения святым Патриком своей миссии и заканчивая подчинением ее Риму. Особенно ценно то, что автор опирается на многочисленные западные источники, в частности немецкие, голландские и английские.

Однако до сих пор не создано целостного очерка об Ирландской Церкви — от момента миссии святого Патрика до Кашэльского Синода 1171 года (он ознаменовал подчинение Ирландской Церкви Риму). Единственное исключение — лекции В.В.Болотова по истории Древней Церкви, однако и там летопись событий доведена только до VIII века. Большинство работ по этой теме носят чисто исторический характер. Причем упадок Ирландской Церкви обычно связывается с набегами викингов и римско-католиче­ской экспансией — без рассмотрения политики английского короля Генриха II Законодателя (1154–1189), а также деятельности его предшественников, которые по сути и являлись проводниками экспансионистской политики Римской Церкви по отношению к Англии и Ирландии.

Источниками для данного исследования послужили:

1) «Исповедь» святого Патрика Ирландского. Этот документ бесспорно принадлежит святому Патрику и содержит бесценный материал о его жизни и трудах.

2) «Житие святого Брендана Мореплавателя», воссозданное протоиереем Александром Шабановым по древним источникам в его исследовании «Святой Брендан Мореплаватель. Поиски земли обетованной». Как пишет сам автор, «Текст “Плавания святого Брендана...” — не прямой перевод латинского оригинала на русский язык. Читателю предлагается реконструкция нескольких вариантов. В составлении рассказа использованы: английский перевод “Navigatio…”, помещенный в книге “Время святого Беде” (1965) с дополнением из более поздних англосаксонских источников, собранных в исследовании Джесси Кросланда “Святой Брендан и его плавание. Приключенческая повесть Средних веков” (1972), а также классическая публикация Карла Селмера “Navigatio St. Brendani Abbatis” (1959)» ;

3) фрагменты Англосаксонской летописи в виде оригинального текста, перевода на современный английский язык или перевода на русский язык, содержащиеся в двух пластах научной литературы — по истории английского языка и по истории Англии и Ирландии и набегов викингов ;

4) фрагменты «Церковной истории английского народа» Беды Досто­по­чтенного ;

5)«Сага о Ньяле». Содержа повествование о битве при Клонтарфе, эта исландская сага является важным источником о борьбе ирландских христиан с северными язычниками — викингами.

Г.П. Федотов. Святые Древней Руси

Введение

Изучение русской святости в ее истории и ее религиозной феноменологии является сейчас одной из насущных задач нашего христианского и национального возрождения. В русских святых мы чтим не только небесных покровителей святой и грешной России: в них мы ищем откровения нашего собственного духовного пути. Верим, что каждый народ имеет собственное религиозное призвание, и, конечно, всего полнее оно осуществляется его религиозными гениями. Здесь путь для всех, отмеченный вехами героического подвижничества немногих. Их идеал веками питал народную жизнь; у их огня вся Русь зажигала свои лампадки. Если мы не обманываемся в убеждении, что вся культура народа, в последнем счете, определяется его религией, то в русской святости найдем ключ, объясняющий многое в явлениях и современной, секуляризированной русской культуры. Ставя перед собой грандиозную задачу ее оцерковления, ее обратного включения в тело вселенской Церкви, мы обязаны специфицировать вселенское задание христианства: найти ту особую ветвь на Лозе, которая отмечена нашим именем: русскую ветвь православия.

Удачное разрешение этой задачи (конечно, в практике, в духовной жизни) спасет нас от большой ошибки. Мы не будем приравнивать, как часто это делаем, русского к православному, поняв, что русская тема есть тема частная, а православная – всеобъемлющая, и это спасет нас от духовной гордыни, искажающей нередко русскую национально-религиозную мысль. С другой стороны, осознание нашего личного исторического пути поможет нам сосредоточить на нем возможно более организованные усилия, избавив, может быть, от бесплодной растраты сил на чужих, нам непосильных дорогах.

В настоящее время среди русского православного общества господствует полное смешение понятий в этой области. Обычно сопоставляют духовную жизнь современной, послепетровской России, наше старчество или наше народное юродство, с "Добротолюбием", то есть с аскетикой древнего Востока, легко перебрасывая мост через тысячелетия и обходя совершенно неизвестную или мнимо известную святость Древней Руси. Как это ни странно, задача изучения русской святости, как особой традиции духовной жизни, даже не была поставлена. Этому мешал предрассудок, который разделялся и разделяется большинством как православных, так и враждебных Церкви людей: предрассудок единообразия, неизменности духовной жизни. Для одних это канон, святоотеческая норма, для других – трафарет, лишающий тему святости научного интереса. Разумеется, духовная жизнь в христианстве имеет некоторые общие законы, лучше сказать, нормы. Но эти нормы не исключают, а требуют разделения методов, подвигов, призваний. В католической Франции, развивающей огромную агиографическую продукцию в настоящее время господствует школа Жоли (автор книги о "психологии святости"), которая изучает в святом индивидуальность – в убеждении, что благодать не насилует природы. То правда, что католичество со своей характерной спецификацией во всех областям духовной жизни, прямо приковывает внимание к конкретной личности. В православии преобладает традиционное, общее. Но это общее дано не в безликих схемах, а в живых личностях. Мы имеем свидетельства о том, что иконописные лики многих русских святых в основе своей портретны, хотя и не в смысле реалистического портрета. Личное в житии, как и на иконе дано в тонких чертах, в оттенках: это искусство нюансов. Вот почему от исследователя требуется здесь гораздо больше острого внимания, критической осторожности, тонкой, ювелирной акривии, чем для исследователя католической святости. Тогда лишь за типом, "трафаретом", "штампом" встанет неповторяемый облик.

Огромная трудность этой задачи зависит от того, что индивидуальное открывается лишь на отчетливом фоне общего. Другими словами, необходимо знание агиографии всего христианского мира, прежде всего православного, греческого и славянского Востока, чтобы иметь право судить об особом русском характере святости. Никто из русских церковных и литературных историков до сих пор не был достаточно вооружен для такой работы. Вот почему и предлагаемая книга, которая лишь в очень немногих пунктах может опереться на результаты готовых работ, является лишь черновым наброском, скорее программой будущих исследований, столь важных для духовных задач нашего времени.

Материалом для настоящей работы будет служить доступная нам агиографическая житийная литература Древней Руси. Жития святых были излюбленным чтением наших предков. Даже миряне списывали или заказывали для себя житийные сборники. С XVI века, в связи с ростом московского национального сознания, появляются сборники чисто русских житий. Митрополит Макарий при Грозном с целым штатом сотрудников-грамотеев более двадцати лет собирал древнюю русскую письменность в огромный сборник Великих Четьих Миней, в котором жития святых заняли почетное место. Среди лучших писателей Древней Руси посвятили свое перо прославлению угодников Нестор Летописец, Епифаний Премудрый и Пахомий Логофет.

За века своего существования русская агиография прошла через разные формы, знала разные стили. Слагаясь в тесной зависимости от греческого, риторически развитого и украшенного, жития (образец – Симеон Метафраст Х века), русская агиография, быть может, лучшие свои плоды принесла на Киевском юге. Немногочисленные, правда, памятники домонгольской поры с пышной словесной культурой соединяют богатство конкретного дееписания, отчетливость личной характеристики. Первые всходы житийной литературы на севере до и после монгольского погрома имеют совсем иной характер: это краткие, бедные и риторикой и фактическими подробностями записи – скорее канва для будущих сказаний, нежели готовые жития. В. О. Ключевский высказал предположение о связи этих памятников с кондаком шестой песни канона, за которой читается житие святого в канун его памяти. Во всяком случае, мнение о народном происхождении древнейших северно-русских житий (Некрасов, отчасти уже Шевырев) давно оставлено. Народность языка некоторых житий – вторичное явление, продукт литературного упадка. С начала XV века Епифаний и серб Пахомий создают и в северной Руси новую школу – несомненно, под греческими и юго-славянскими влияниями – школу искусственно изукрашенного, пространного жития. Ими – особенно Пахомием – создается устойчивый литературный канон, пышное "плетение словес", подражать которому стремятся русские книжники до конца XVII века. В эпоху Макария, когда переделывалось множество древних неискусных житийных записей, творения Пахомия вносились в Четьи Минеи в неприкосновенности.

Укрепление и распространение христианского вероучения в Древней Руси предполагало и установление культа святых - как общехристианских, так и собственно русских. Святые - это канонизированные, т. е. официально причисленные к лику святых, иноки-подвижники, посвятившие всю свою жизнь служению Богу; мученики, пострадавшие за веру; святители, стоявшие у кормила Русской Православной Церкви; светские правители, своими деяниями во имя веры заслужившие церковного почитания.

Православная Церковь учит, что сам по себе акт канонизации ничего не меняет в судьбе святого, ибо Божий суд над ним уже свершен. Гораздо более важна канонизация для живых. Ведь через обращение к святому, через уподобление, хотя бы отчасти, ему и происходит осознание человеком смысла своего земного бытия. А главный смысл, с православной точки зрения, заключался в том, чтобы заслужить своей земной жизнью посмертного спасения души. Поэтому молитва, обращенная к святому, предполагала небесное покровительство этого святого его духовным детям. «Небесный человек и духовный ангел» - так в Древней Руси называли святых.

И недаром чтение житий святых было непременной обязанностью каждого древнерусского человека. Жития святых давали человеку прочные нравственные ориентиры в окружающем его реальном мире, учили его различать истинность и ложность, добро и зло, праведность и грех. «Святых жития, - писал древнерусский книжник, - страх Божий вселяют в душу… Тех бо житий зряще, в чувство своих дел преходит, престатие злых помышляют; свет бо есть святых жития и просвещение душам нашим».

Среди первых русских авторов-агиографов - знаменитый Нестор, Иаков мних, Симон, епископ Владимирский и инок Поликарп (авторы и составители «Киево-Печерского Патерика»). Большинство же житий не сохранило имен своих создателей, а некоторые жития и вовсе не сохранились. Так, еще в XIII веке существовало житие Антония Печерского, утерянное уже к XVI веку.

Неотъемлемой частью древнерусского религиозно-философского сознания стало и почитание икон. Смысл иконы как духовного феномена заключался в том, что она несла образ Господа или святого. А само понятие образа является одним из ключевых понятий православного миросозерцания. Кроме того, икона - это и вероучительный текст, призванный помочь постижению христианской истины. И вообще, икона является своего рода окном в духовный мир. Отсюда и ее особый язык, где каждый знак - символ, обозначающий нечто большее, чем он сам.

Еще в древней христианской церкви велась борьба между иконопочитателями и иконоборцами. И не случайно победа иконопочитателей, утвержденная на VII Вселенском Соборе и окончательно закрепленная в 843 году, вошла в историю как праздник Торжества Православия.

ВведениеОсновнаячасть… 3

1. КнязьВладимир… 3

2. Борис и Глеб…5

3. Сергий Радонежский…9

Заключение… 11

Список использованнойлитературы… 11

Введение

Каждому обществу как икаждому человеку необходим светлый духовный идеал. Особенно остро обществонуждается в нем в эпоху, смутного времени,. Что же служит нам, русским людямэтим духовным идеалом, духовным стержнем, той силой, которая на протяжениицелого тысячелетия сплачивала Русь перед лицом нашествий, смут, войн и другихглобальных катаклизмов?

Несомненно что такойсвязующей силой является православие, но не в том виде в каком оно пришло наРусь из Византии, а в том какой оно приобрело на Русской земле, с учетомнациональных, политических и социально-экономических особенностей Древней Руси.Византийское православие пришло на Русь имея уже сформировавшийся пантеонхристианских святых, к примеру таких как Николай-чудотворец, Иоанн-креститель идругих, глубоко почитаемых и поныне. К 11веку христианство на Руси делалотолько первые шаги и для многих простых людей того времени еще не являлосьисточником веры. Ведь чтобы признать святость пришлых святых нужно было оченьглубоко уверовать, проникнуться духом православной веры. Совсем другое дело,когда перед глазами есть пример в лице своего же, русского человека, иногдадаже простолюдина, совершающего святое подвижничество. Тут уж уверует самыйскептически настроенный по отношению к христианству человек. Таким образом кконцу 11века начинает формироваться чисто русский пантеон святых, почитаемых ипоныне наравне с общехристианскими святыми.

Взяться за написаниеработы по данной теме меня заставил интерес к этому отрезку времени русскойистории, интерес к исторической роли Русской Православной Церкви а так женекоторая непопулярность этой темы среди студенчества(за исключением разве чтостудентов духовной семинарии). Кроме того данная тема как никогда актуальна внаше переходное время когда многие говорят о православных идеалах и ценностях,зачастую их не придерживаясь, когда делается упор лишь на видимую сторонупоклонения Богу, и когда многие из нас живут не по тем заповедям которые леглив основу христианства.

Основная часть

Бурная русская историявыдвинула много ярких, неординарных личностей.

Некоторые из нихблагодаря своей подвижнической деятельности на ниве православия, благодарясвоей праведной жизни или деяний в результате которых имя России обрело величиеи уважение, были удостоены благодарной памяти потомков и канонизированы РусскойПравославной Церковью.

Какие это были люди,русские святые? Каков был их вклад в историю? Каковы были их деяния?

Князь Владимир

Особое место как врусской истории, так и среди святых канонизированых Русской ПравославнойЦерковью занимает князь Владимир (?-1015 сын князя Святослава, князьНовгородский (с 969г.), великий князь Киевский (с 980г.), в Русских былинахполучивший прозвище, Красное Солнышко,. Чем же примечателен этот князь и какон занял свое место в пантеоне русских святых?

Чтобы ответить на этивопросы следует проанализировать ситуацию сложившуюся в Киевской Руси к концу10 началу 11 веков. При жизни князь Святослав передал киевский престол сынуЯрополку, другой сын Олег стал древлянским князем, а Владимира отправил вНовгород.

В 972 году - со смертьюкнязя Святослава между его сыновьями вспыхнула междоусобица. Все началось стого что киевский воевода по сути стал инициатором похода на древлян, которыйзакончился победой киевлян и смертью древлянского князя Олега. При отступлениион упал в крепостной ров и был затоптан своими же дружинниками. Узнав об этихсобытиях князь Владимир собирает наемников-скандинавов, убивает своего братаЯрополка и захватывает киевский престол. Если Ярополк отличалсяверотерпимостью, то Владимир на момент завоевания власти был убежденнымязычником. После победы над братом в 980 году, Владимир устроил в Киевеязыческое капище с идолами особо почитаемых языческих богов, таких как Перун,Хорс, Даждьбог, Стрибог и других. В честь богов устраивались игрища и кровавыежертвоприношения с человеческими жертвами.И сталВладимир княжить в Киеве один, - говорит летопись, - и поставил кумиры на холмеза теремным двором: деревянного Перуна с серебрянной головой и золотыми усами, затем Хорса,Даждьбога, Стирбога, Симаргла и Мокоша. И приносили им жертвы, называя ихбогами… И осквернилась кровью земля Русская и холм тот" (под 980 год). Не только приближенныекнязя но и многие горожане относились к этому одобрительно. И вот буквальночерез несколько лет после вокняжения в Киеве, в 988-989 годах, Владимирпринимает христианство сам, а так же обращает в него и своих подданых. Но какубежденный язычник вдруг уверовал в Христа? Вряд ли он руководствовался толькопониманием государственной пользы христианства.

Возможно это было вызвано раскаянием всовершенных злодеяниях, усталостью от разгульной жизни. Митрополит Киевский Иларион, монах Иаков и летописецпреподобный Нестор (XI век)назвали причины личного обращения князя Владимирак христианской вере, согласно указав на действие призывающей благодати Божией.

В«Слове о Законе и Благодати» святитель Иларион, МитрополитКиевский, пишет о князе Владимире: «Пришло на него посещение Вышнего,призрело на него Всемилостивое око Благого Бога, и воссиял в сердце его разум.Он уразумел суету идольского заблуждения и взыскал Единого Бога, сотворившеговсе видимое и не видимое. А особенно всегда он слышал о православной,христолюбивой и сильной верою земле греческой… Слыша все это, возгорелся ондухом и возжелал сердцем он быть христианином и обратить всю Землю вхристианство.»

В то же время Владимир как умный правительпонимал, что державе состоящей из отдельных, вечно враждуюших между собойкняжеств нужна какая-то сверхъидея, которая сплотит русских людей и удержиткнязей от междоусобиц. С другой стороны в отношениях с христианскимигосударствами языческая страна оказывалась неравноправным партнером, с чемВладимир был не согласен.

Относительновопроса о времени и месте Крещения князя Владимира есть несколько версий.Согласно общепринятому мнению, князь Владимир принял крещение в 998 году вКорсуни (греческий Херсонес в Крыму); по второй версии князь Владимиркрестилсяв 987 год у в Киеве, а по третьей - в 987 году в Василеве(недалеко от Киева,теперь г. Васильков). Наиболее достоверной видимо стоит признать вторую, так какмонах Иаков и преподобный Нестор согласно указывают на 987 год; монах Иаковговорит, что князь Владимир п осле крещения жил 28 лет (1015-28=987), а такжечто на третий год по Крещении (т.е. в 989 году) совершил поход на Корсунь ивзял его; летописец преподобный Нестор говорит, что князь Владимир крестился влето 6495-е от сотворения мира, что соответствует 987 году от РождестваХристова (6695-5508=987). Итак решив принять христианство Владимир захватывает Херсонес ипосылает гонцов к византийскому императору Василию Второму с требованием отдатьему в жены сестру императора Анну. В противном случае угрожая подступить кКонстантинополю. Владимир было лестно породниться с одним из могущественныхимператорских домов и наряду с принятием христианства это был мудрый шагнаправленный на укрепление государства. Киевляне и жители южных и западныхгородов Руси отнеслись к крещению спокойно, чего нельзя сказать о северных ивосточных русских землях. К примеру для покорения новгородцев дажепотребовалась целая военная экспедиция киевлян. Христианская религиярассматривалась новгородцами как попытка ущемления древней исконной автономиисеверных и восточных земель.

В их глазах Владимир казалсяотступником, поправшим исконные вольности.

Прежде всего князь Владимир крестил 12своих сыновей и многих бояр. Он приказал уничтожить всех идолов, главного идола- Перуна сбросить в Днепр, а духовенству проповедовать в городе новую веру.

В назначенный день произошло массовоекрещение киевлян у места впадения в Днепр реки Почайны.«На следующий жедень, - говорит летописец, - вышел Владимир с попами царицыными и корсунскимина Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошди в воду и стояли там одни до шеи,другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, ауже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была виднарадость на небе и на земле по поводу стольких спасаемыхдуш… Люди же,крестившись расходились по домам. Владимир же был рад, что познал бога и людиего, посмотрел на небо и сказал: „Христос Бог, сотворивший небо и землю!Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, какпознали Тебя христианские страны. Утверди в них правую и неуклонную веру и мнепомоги, Господи, против диавола, да одолею козни его, надеясь на Тебя и на Твоюсилу.“

Это важнейшее событие совершилось,согласно летописной хронологии, принимаемой некоторыми исследователями, в 988году, по мнению других - в 989-990 годах.Вслед за Киевом постепеннохристианство приходит в другие города Киевской Руси: Чернигов, Новгород,Ростов, Владимир-Волынский, Полоцк, Туров, Тмутаракань, где создаются епархии.При князе Владимире подавляющее большинство русского населения приняло христианскую веру и Киевская Русь стала христианской страной. Крещение Русисоздало необходимые условия для образования Русской Православной Церкви. ИзВизантии прибыли епископы во главе с Митрополитом, а из Болгарии священники,привезшие с собой богослужебные книги на славянском языке; строилисьхрамы, открывались училища для подготовки духовенства из русской среды.

Летопись сообщает (под 988 год), чтокнязь Владимир „приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, гдераньше стояли кумиры. И поставил церковь во имя святого Василия на холме, гдестоял идол Перуна и другие и где творили им требы князь и люди. И по другимгородам стали ставить церкви и определить в них попов и приводить людей наКрещение по всем городам и селам“.С помощью греческих мастеров в Киеве былпостроен величественный каменный храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы(Десятинный) и перенесены в него святые мощи равноапостольной княгини Ольги.Храм этот символизировал собой истинный триумф христианства в Киевской Руси ивещественно олицетворял собою „духовную Русскую Церковь“.

Многие распоряжения Владимира, призванныеукрепить христианство были проникнутыязыческим духом. Первое время Владимир пытался воплотить христианский идеал,отказался от применения уголовных наказаний, прощал разбойников, раздавалпитание неимущим. Заслуга Владимира в том, что он посредством принятияхристианства поставил Киевскую Русь в один ряд с могущественными европейскимигосударствами а так же создал условия для сотрудничества Руси с другими христианскиминародами. Русская церковь стала объединяющей силой для жителей разных земельтак как многонациональное государство каким в те времена была Русь, моглоразвиваться не на основе национальной, а на основе религиозной идеи. Православиепринесло с собой на Русь множество достижений Византии, таких как каменноезодчество, иконопись, фрески, летописание, школа и переписка книг. Благодарясовокупности этих факторов Русь вошла в сообщество цивилизованных государств,что послужило толчком к духовному и культурному развитию Руси на рубеже10-11веков. При Владимире были сооружены оборонительные рубежи по рекам Десна,Осетр, Трубеж, Сула и другим, заново укреплен и застроен каменными зданиямиКиев. После своей смерти князь Владимир был канонизирован Русской ПравославнойЦерковью. День его памяти отмечается 15 июля.

Борис и Глеб

Одними из первых русских князей, канонизированых РусскойПравославной Церковью, стали любимые сыновья Владимира, князья Борис Ростовскийи Глеб Муромский, получившие при крещении имена Роман и Давид и при нявшие в1015 году мученическую смерть от своего брата Святополка, заслужившего своимпоступком прозвище, Окаянный,. Братоубийство без сомнения является страшнымгрехом, одним из первых грехов человечества (вспомним библейских братьев Каинаи Авеля). Неужели на Руси до того времени не было братоубийц вроде Святополка иубиенных как Борис и Глеб? Да конечно же были. Грех братоубийства лежал и насамом князе Владимире, убившем в 979 году своего брата Ярополка во время борьбыза киевский престол. С точки зрения христианства Владимиру это былопростительно, как никак язычник, темный человек, тем более что последующиедеяния Владимира приведшие Русь к христианству как бы искупили все его грехисовершенные князем в бытность его язычником. Почему же именно Борис и Глебподверглись канонизации? Может дело в их княжеском происхождении?

Ведь князьям все-таки легче попасть в Историючем простому человеку, у них несомненно были летописцы, способные письменнозафиксировать деяния братьев.

Житиясвятых страстотерпцев Бориса и Глеба дошли до наших дней благодаря печерскиммонахам-летописцам Иакову и Нестору. У Нестора о братьях сказано так: , Как двеяркие звезды посреди тёмных облаков сияли два святых брата, в числе всехдвенадцати сыновей Владимировых; всех отпустил он в данные им уделы, но их,как более любимых, при себе удержал, ибо Глеб был ещё в детском возрасте,блаженный же Борис, хотя и возмужал, но неохотно расставался с ним родитель. Отюных лет исполнен был Борис благодати Божией, и чтение божественных книг былолюбимым его занятием. Наиболее любил он жития святых мучеников, как быпредчувствуя собственную участь, и, читая их, со слезами молился Господу:«Владыко мой,Иисусе Христе, сподоби и меня в числе Твоих угодников, даруй мне ходить постопам их, да не вознесётся мысль моя суетою мира сего, но просветится сердцемоё разумением заповедей Твоих; не лиши и меня того дара, которого сподобил отвека угодивших Тебе, ибо Ты Бог истинный, помиловал нас и извел от тьмы ксвету». Так часто он взывал к Богу, а Святой Глеб, сидя при брате своём, внималусердно чтению и с ним вместе молился, ибо неразлучен был с блаженным братомсвоим, непрестанно от него поучаясь, и хотя ещё был в детском возрасте, но ужесозрел его разум; по примеру родительскому, миловал он сирот и вдовиц, так каквидел, что нищелюбивый отец его не только принимал убогих на княжеском дворесвоём, но и посылал искать их по домам и развозить пищу болящим, которые самине могли прийти,. Cвятополкопасался, что после смерти отца Киевский стол в обход старшинства достанетсяБорису как одному из любимых сыновей Владимира.

В 1015 году великий князь Киевский умирает.Услышав о смерти родителя Святополк прискакал в Киев из Вышгорода и сел накняжеский престол.

В это время Борис возвращался после успешногопохода на печенегов,

когда его настигла весть о кончине отца иводворении на Киевском пре столе брата

Святополка. Но он еще не знал что брат его Глебуже был вынужден бежать от козней Святополка. Из летописей Нетора мы видим какотнесся к этим событиям Борис: , Зарыдал Борис и, проливая потоки слез,помолился Богу об упокоении отца своего в лоне праведных. «Увы мне, - восклицалон, - отче мой, к кому прибегну и от кого напитаюсь добрым учением, для чего небыло меня тут, когда закатился свет очей твоих, чтобы, по крайней мере,сподобился целовать священные седины твои и своими руками погребсти честноетело твоё! Хотел бы я обратиться к брату моему Святополку, если ещё неосуетился мирским величием. Не буду, однако, ему противиться, пойду к брату искажу ему: «Ты мне брат старейший, будь мне отцом и господином!» Лучше будумучеником Богу моему, нежели восставать на брата; увижу, по крайней мере, лицобрата моего меньшого, присного мне Глеба: воля Господня да будет!»

Таким образом мы видим, что князь Борисбеспрекословно признал законность княжения Святополка. Но Святополк ужеокончательно для себя решил избавится от братьев, поэтому он ночью скачет всвою вотчину в Вышгород, собирает верных ему людей и приказывает им убитьБориса.

C одной стороны поступокСвятополка кажется немного нелогичным; зачем казалось бы убивать того ктоприсягнул тебе на верность? С другой стороны Святополк прекрасно понимал чтовремена меняются и тот кто сегодня лоялен к

тебе завтра может заявить свои права на княжескийпрестол, а конкуренты не нужны никому. Из этого вывод: хорошийконкурент-мертвый конкурент.

Итак верные люди доложили Борису о готовящемсяна него покушении но блаженный не хотел им верить: «Может ли это быть,- говорилон,- или не знаете вы, что я меньший брат и не противен старшему?» Дня дваспустя пришли к нему другие вестники, говоря, что и брат его Глеб уже бежал изКиева; но святой князь спокойно отвечал: «Благословен Бог, я же не убегу и неудалюсь от места сего, ибо не хочу быть противником брату моему старейшему; нокак угодно будет Богу, так и исполнится! Лучше мне здесь умереть, чем на чужойстороне». Вопреки всякой логике Борис распускает свою дружину численностьюоколо 8 тысяч воинов и идет навстречу своим убийцам. Вот что ответил Борис на предложениедружинников

идти с ним на Киев и изгнать оттуда Святополка:« Нет,братья мои, нет, отцы мои, да не будет сего, не прогневайте Господа и братамоего, чтобы и против вас не воздвиг крамолы. Лучше мне одному погибнуть,нежели погубить с собою столько душ; не смею противиться старшему брату своемуи не могу избежать суда Божиего, но молю вас, братья, разойдитесь по домам, а япойду к брату моему и паду к ногам его, а он, видя меня, умилосердится и неумертвит, уверившись в моей покорности».

Борис послал одного из своих слуг к брату сословом мира, но Святополк, удержав у себя посланного, поспешил выслать убийц набрата. Борис, видя, что не возвращается посланный, сам поднялся в путь, чтобыидти к брату; дорогою встретились ему ещё верные люди, которые спешилипредупредить князя, что Святополк уже послал против него убийц и что ониблизко. На берегу Альты Борис велел поставить уединённый шатёр и там осталсяждать своей участи, окружённый только одними своими отроками. Далее чтобыкартина убийства была более ясной обратимся к летописям: «Они же как дикиезвери устремились на святого и вонзили в него свои копья. Один из предстоявшихотроков бросился на князя своего, чтобы закрыть его телом своим, убийцы и егопронзили и, думая, что князь уже мёртв, вышли из шатра; но блаженный, вскочив содра, ещё имел довольно силы, чтобы выйти из-под шатра; поднял он к небу руки ивознёс пламенную молитву, благодаря Господа, что сподобил его, недостойного,быть общником страдания Сына Его, пришедшего в мир спасти человеков: «Послан ия был отцом моим оградить людей его от врагов их, и вот я ныне уязвлён рабамиотца моего! Но, Господи, отпусти им грех их и меня упокой со святыми Твоими,ибо в Твои руки ныне предаю дух мой».

Не умилились жестокосердные трогательною молитвоюкнязя своего, который о них молился Господу; один из них, ещё более жестокий,ударил его мечом в сердце; пал на землю Борис, но ещё не испустил дух. Вокругего избили много отроков; с любимого же отрока его, Георгия, родом венгра,который искал спасти его, прикрыв своим телом, хотели сорвать золотую гривну,дарованную ему князем, и чтобы скорее снять гривну, отсекли ему голову.Окаянные обернули тело блаженного Бориса в тот самый шатёр, в котором совершилиубийство, и ещё дышащего повезли в Вышгород, и между тем послали с вестью кСвятополку о совершённом убийстве. Но Святополк, услышав от вестников, что ещёдышит брат его, послал двух варяг навстречу, чтобы довершить убийство его, иодин из них пронзил его мечом в сердце; так скончался блаженный на двадцатьвосьмом году возраста своего, мая в 24-й день, приняв венец от Христа Бога справедными. Его повезли в Вышгород и положили до времени в церкви СвятогоВасилия.

Закономерный финал; человек всю своюсознательную жизнь стремившийся совершить подвиг мученичества и подготовивший кнему своего младшего брата, достиг своей заветной цели. Трезвым умом святыхпонять невозможно, да этого и не требуется, для этого существует Божийпромысел. А что же Глеб?

Неизвестно, где находился в это время юныйкнязь, без сомнения, уже в своей Муромской области, ибо в летописи сказано, чтокак только услышал горькую весть эту, немедленно сел на коня и поспешил с малойдружиною на Волгу; но дорогою споткнулся под ним конь, и князь сломал себеногу. С трудом достиг он Смоленска и оттуда хотел спуститься по Днепру к Киеву,но, на устье Смядыни, пришёл к нему другой, более правдивый вестник изНовгорода от брата Ярослава, «Не ходи в Киев, - послал сказать ему Ярослав, - ибо отец нашскончался, а брат наш Борис убиен от Святополка». Глеб же ответил на это так:«О присный брат и владыка! Если получил ты дерзновение у Бога, моли о сёмсиротстве и унынии, чтобы я сподобился с тобою жить, но не в этом суетномсвете».

То есть очевидно что Глеб был внутренне готовсовершить поступок брата И вот приспели по Днепру посланные от Святополкаубийцы. Издали увидев ладью, юный Глеб поплыл к ней, не подозревая ниченозлого. Напраснослуги князя предостерегали его, чтобы не отдавался в руки вражьи; подобноБорису, но Глеб не хотел ссоры с братом и всю свою дружину высадил на берег,желая лучше один за всех погибнуть, потому как не ожидал такого бесчеловечия отбрата. Обрадовалисьубийцы, когда увидели ладью Глеба и как только поравнялись с ней, вместообычного привета притянули к себе крюками ладью и перескочили в неё из своихсудов с обнажёнными мечами. Тогда понял Глеб ту жестокую участь, которая его ожидала ноещё думал жалостными мольбами умилостивить злодеев. «Не убивайте меня, братьямои,- воскликнул он,- какую обиду нанёс я брату моему или вам? Если же естьобида, ведите меня к князю вашему и моему, пощадите юность мою, не пожинайтеколоса, ещё не созревшего; если и жаждете моей крови, то не всегда ли я в рукахваших?» Когдаюный Глеб умолял убийц пощадить его, их вождь Горисер подал знак сидевшему закнязем, повару, по имени Торчин, чтобы заколол он своего князя; и, подняв нож,слуга перерезал горло Глебу.

Сразу же могила страстотерпцев в храмеСв.Василия в Вышгороде ознаменовалась многими чудесами. После того как церковьсгорела, могилы были вскрыты и все удивились нетленным телам угодников. Гробыбыли перенесены в малую храмину бывшую при церкви. Старейшина города имелхромого сына, у которого была скорчена нога и не мог он иначе ходить, как надеревянной опоре. Приходил часто отрок ко гробу чудотворцев и молил их обисцелении; однажы ночью явились ему оба страстотерпца Роман и Давид и сказали:«Что вопиешь к нам?»; когда он показал им свою сухую ногу, они трижды ееперекрестили. Проснувшись отрок почувствовал себя исцелённым и поведал всем о чудесномсвоём видении. Вследза тем другое чудо ознаменовало святость мучеников: слепой человек, пришедшийна их гроб, припал к священной раке, прилагая к ней свои глаза, и внезапнопрозрел. Обо всех чудесах было сообщено князю Ярославу и посоветовавшись смитрополитом Иоанном решил соорудить церковь во имя страстотерпцев и установитьдень празднования их памяти. За год был воздвигнут пятиглавый храм, богатоукрашеный изнутри иконами. Мощи святых были внесены в храм и 24 июля, денькончины князя Бориса был назначен для празднования памяти обоих святых братьев.

Можно смело утверждать что причинаканонизации Бориса и Глеба не в том что они пали жертвами братоубийства а в томкак они приняли свою смерть. Они приняли ее со смирением и верой как еепринимали первые христиане. Их вера оказалась сильнее страха смерти. Мнекажется что это была даже не вера в обыденном ее понимании а какая тоодержимость верой какую мы можем встретить в наше время разве что уфанатиков-мусульман. Борис и Глеб показали всем православным что только вераможет преодолеть самые трудные испытания ниспосланные нам судьбой.

Кроме того по канонам христианства мученичествоявляется великим подвигом. В основе самой христианской религии лежит подвигмученичества совершенный Иисусом Христом.Исторический парадокс: сыновьяравноапостольного князя Владимира крестителя Руси становятся первыми русскимимучениками, то есть мучениками по канонам той самой веры которую принес на Русьсам Владимир. В связи с этим можно вспомнить гонения на христиан во временаримского императора Нерона, вот откуда можно черпать примеры мученичества заверу! Князья Борис и Глеб были справедливо канонизированы именно благодарясвоему подвигу мученичества, невероятной силе духа и глубокой вере в Господа.

Сергий Радонежский

Еще одной грандиозной фигурой в истории Русскогогосударства и в истории Русской Православной Церкви является преподобный СергийРадонежский, в миру Варфоломей Кириллович (1321-1392), ставший замечательнойфигурой русского возрождения, духовным отцом объединительной и национальноосвободительной политики которую проводил князь Дмитрий Донской.

ПреподобныйСергий родился в семье ростовского боярина Кирилла. Некое чудо свершилось доего рождения. Когда ребенок еще был в утробе матери, однажды в воскресенье егомать вошла в церковь во время пения святой литургии, стояла с другими женщинамив притворе, когда должны были приступить к чтению Евангелия и все стояли молча,младенец начал кричать в утробе матери. Перед тем, как начали петь херувимскуюпеснь, младенец начал вторично кричать. Когда же иерей возгласил: „Вонмем,святая святым!“ - младенец в третий раз закричал. Когда наступил сороковойдень после его рождения, родители принесли ребенка в церковь Иерей окрестил егоименем Варфоломей. Отец и мать рассказали иерею, как их сын, еще в утробематери, в церкви три раза прокричал: „Не знаем, что означает это“.

Иерей сказал:»Радуйтесь, ибо будет ребенок сосуд избранный Бога, обитель и слуга СвятойТроицы". В отличие от братьев ему тяжело давалась грамота и он с детстваискал уединения. Печалились родители его,огорчался учитель. Книжное учение он получил скажем, так, от Бога, Когда он послан был отцом своим искать скот, онувидел некоего черноризца на поле под дубом стоящего и молящегося. Когда кончилмолиться старец, он обратился к Варфоломею: «Что хочешь, чадо?»Варфоломей сказал: «Душа желает знать грамоту. Учусь я грамоте, но не могуее одолеть. Святой Отче, помолись, чтобы смог я научиться грамоте». Иответил ему старец: «О грамоте, чадо, не скорби: с сего дня дарует тебеГосподь знание грамоты». С того часа он хорошо знал грамоту.

Отец Варфоломея владелимением в Ростовской области, но к концу жизни впал в бедность. Причиной этомупослужили его частые хождения с князем в Орду, татарские набеги и дани инаконец последней каплей довершившей разорение было усмирение Ростова ИваномКалитой жестоко подавившим антиордынское восстание. После этих событий семьепришлось переселить ся в городок Радонеж

Московского княжества. Сыновья Кирилла, Стефан и Петр, женились;Варфоломей, не захотел жениться, а стремился к иноческой жизни.

Решив стать монахом,Варфоломей передал свою долю наследства младшему брату и упросил старшего братаСтефана чтобы тот пошел с ним искать пустынное место пригодное для основаниямонастыря.

Наконец пришли в одно пустынное место, в чащелеса, где была и вода.

И, начали они своими руками рубить лес и носитьбревна выбранное место Сначала братья соорудили келью и срубили небольшуюцерковку Oсвящена была церковь воимя святой Троицы. 1342 год считается годом основания монастыря.

В это же время Варфоломей захотел принятьмонашеское пострижение и поэтому призвал к себе в пустыньку священникакоторыйпостриг его месяца октября в седьмой день, на память святых мучениковСергия и Вакха. И дано было имя ему в монашестве Сергий. Постепенно в монастырьстали стекаться люди, желающие разделить с Сергием тяготы монастырской жизни. В1353 году преподобный Сергий стал игуменом монастыря. Сергий обладал редкимсочетанием таких качеств, как знатность происхождения, нестяжательство,религиозность и трудолюбие.

Во времена княжения Ивана Красного возлемонастыря начали селиться люди, построили села и засеяли поля. Монастырь началприобретать широкую популярность. Постепенно стараниями Сергия монастырь началпревращаться в один из главных центров русской православной культуры.

Число учеников умножалось, и чем больше ихстановилось, тем больше они вносили вкладов в монастырь. Монастырь сталзначительной фигурой имеющей собственный политический вес с которым вынужденыбыли считаться даже великие московские князья. Сергий никогда не прекращалблаготворительности и служителям обители наказал, нищим и странникам даватьприют и помогать нуждающимся. Монастырь так же служил перевалочной базой дляпроходящих русских войск.

Из монастырских запасов кормились крестьяне ипрочий люд в годы неурожаев и стихийных бедствий.

В 1374году Сергий становится доверенным лицоммосковских князей, являясь одним из духовников Дмитрия Ивановича Донского икрестным отцом его сыновей. Почему же именно Сергий занял столь ответственный иважный пост? Несомненно, что государственный деятель такого масштаба каким былДмитрий, задумав освободиться от татарского ига нуждался в мудром наставнике,ведь для того чтобы Руси освободится от многовекового рабства необходимабылаконцентрация не только военной но и духовной силы. Закономерно что два великихчеловека своей эпохи объединили свои силы в трудную для своей родины годину.Дмитрий понимал что только глубокая вера в победу может поднять русский народ наборьбу против Орды и олицетворением этой веры несомненно являлясь фигура СергияРадонежского.В 1380 году Сергий напутствовал князя такими словами:«Следует тебе, господин, заботиться о порученном тебе Богом славномхристианском стаде. Иди против безбожных, и если Бог поможет тебе, ты победишьи невредимым в свое отечество с великой честью вернешься». Дмитрийответил:, Если мне бог поможет, отче, поставлю монастырь в честь пресвятойБогоматери, Дальнейшие события приведшиек разгрому Орды на Куликовом поле нам известны из истории.

Также известно что в 1385году преподобный Сергий ездил с дипломатической миссией вРязань, успешно справившись с предотвращением войны между Москвой и Новгородом.Примиряя русских князей, Сергий способствовал объединению русского государства.

Умер преподобный 25 сентября 1392 года и был похоронен в основанном иммонастыре и канонизирован Русской Православной Церковью. В апреле 1919 года во времяборьбы с религиозным сознанием масс, мощи Сергия были публично вскрыты но какни удивительно оставлены на месте.

Заслуга Сергия в том, что он как значительнаяфигура своего времени, внес немалый вклад в процесс освобождения Руси отмонголо-татарского ига и объединения государства. Историк Р.Г.Скрынников всвязис этим отметил: , Церкви Никогда бы неудалось приобрести исключительную власть над умами если бы среди ее деятелей непоявились подвижники не щадя живота своего служившие идее.

Однимиз таких подвижников был Сергий.

Сергийсумел создать и развить новый для русских земель 14века типмонастырей-общежительных, опиравшихся не на подаяние а на собственнуюхозяйственную деятельность, что привело к образованию богатой и влиятельноймонашеской корпорации.

Заключение

К сожалению в данной работепросто невозможно составить исторический портрет всех русских святых тоговремени. Поэтому в качестве персонажей для своей работы я выбрал по моемумнению наиболее ярких исторических личностей, вклад которых в политическую,духовную и культурную жизнь Руси был наиболее весомым. Русские святые этонеотъемлемая часть истории России, можно сказать лучшая ее часть. Если бы небыло научно-исторических трудов, историю можно было бы изучать по житиямрусских святых, ибо каждый из них является величайшим представителем своегонарода и той эпохи, которая его востребовала.

Список литературы

Клибанов А.И. , Духовнаякультура средневековой Руси, M. 1995

Карташев А.Н. , Очерки поистории Русской церкви в 2-х томах, M. 1990

ФедотовГ.П. , Святые Древней Руси, M. 1991

ШахмагоновФ.Ф. Греков И.Б. , Мир Истории, M. 1988

Житиярусских святых. 1000 лет русской святости. Собрала монахиня Таисия.Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1991

МосковскийПсихолого-Социальный

Институт

Факультет экономики иправа

РефератПо дисциплине ИсторияОтечества

На тему, Святые Древней Руси,

Студента 1 курса

Кулика Евгения

СВЯТИТЕЛЬ СТЕФАН ПЕРМСКИЙ.

Подобно Авраамию Смоленскому, Стефан Пермский занимает совершенно особое место в сонме русских святых, стоя несколько особняком от широкой исторической традиции, но означая новые, быть может, не вполне раскрытые возможности в русском православии. Святитель Стефан - миссионер, отдавший свою жизнь на обращение языческого народа. Въ наше время не редко можно встретить людей, которые охотно уступают западным исповеданиям миссионерское служение, как "внешнее дело", не интересное для православной Марии. Св. Стефан всей своей жизнью опровергает такое понимание православия. Со служением проповеди св. Стефан соединяет, напоминая здесь Авраамия, влечение к чистому духовному знанию и в защите своего дела - создания национальной зырянской церкви - дает (он или его биограф) самое сильное в древней Руси религиозное обоснование национальной идеи.

Биографом его был тот же Епифаний Премудрый, который написал и первое житие преп. Сергия. Младший современник Стефана, он жил одно время вместе с ним в Ростовском монастыре и, перейдя к преп. Сергию, продолжал встречаться с пермским миссионером во время посещений последним обители св. Троицы. Стефан и Сергий были связаны между собой узами духовной дружбы. Отсюда надежный исторический характер жития св. Стефана, - к сожалению, переполненный сверх всякой меры риторическим "плетением словес". Автор много видел "своима очима" и, с "самим (Стефаном) беседовал многажды". Совершенно напрасно он просит прощения за свою грубость, за то, что в юности "не бывал в Афинах" и не слушал "ни Платоно-вых ни Аристотелевых бесед".

Св. Стефан был родом из Устюга Великого, в Двинской земле, которая как раз в его время (в XIV веке)изНовгородской колониальной территории переходила в зависимость от Москвы. Русские города представляли островки среди инородческого моря. Волны этого моря подходили к самому Устюгу, вокруг которого начина //132//

лись поселения западных пермяков, или, по нашему наименованию, зырян. Другие, восточные пермяки ("Великая Пермь"), жили на реке Каме, и их крещение было дело преемников св. Стефана. Несомненно, что, как знакомство с пермяками и их языком, так и идея евангельской проповеди среди них относятся к отроческим годам святого. Стефан был сыном соборного устюжского клирошанина Симеона. Позднейшее житие устюжского юродивого Прокопия приводит предсказание Прокопия Марии, жене Симеона, о рождении и святительстве ее сына. Епифаний не знает этого предания, но знает о быстрых успехах мальчика в грамоте. Стефан прошел всю грамоту "яко до года", и канонаршил в церкви, научившись "в граде Устюге всей граматической хитрости и книжной силе". Можно сомневаться в обилии образовательных средств города Устюга, но в словах Епифания нельзя видеть просто агиографической формулы. Жизнь Стефана показывает в нем совершенно исключительное научное призвание. Биограф бегло отмечает рост аскетических настроений в отроке Стефане, под влиянием св. Писания, чтобы немедленно привести его в Ростов, где он постригся в монастыре св. Григория Богослова. Знаменателен самый выбор монастыря: "яко книги многи бяху ту". Монастырь св. Григория, называемый Затвором, примыкал к самой "епископии" и, находясь в центре города, был отделен стенами - и, вероятно, строгостью устава - от мира. Предположение о греческой национальности еп. Парфения, при котором постригся Стефан - в связи с исконными грекофильскими традициями Ростова - объясняет наличность в монастырской библиотеке греческих книг, а в монастыре - людей, способных научить юношу греческому языку. Св. Стефан был одним из немногих людей древней Руси, которые могли читать и говорить по гречески. Вместе с пермским это давало ему знание трех языков - явление, может быть, не столь редкое в древнем Киеве, но уже совершенно исключительное на московском севере. По словам Епифания, Стефан изучил и "внешнюю философию", т. е. какие - то элементы светских наук, доступные ему в греческих оригиналах, так как славянские переводы не могли дать этой "внешней философии". Но главным предметом изучения Стефана было, конечно, св. Писание. Епифаний, который //133//

был его сотоварищем, если не учеником, в этих экзегетических трудах, сообщает много интересного о научной пытливости Стефана. Он не довольствовался "бедным учением", но любил "умедливать", "пока до конца по истине не уразумеет" смысл каждого стиха. Встречая мудрого и книжного старца, он делался его "совопросником и собеседником", проводя с ним ночи и утра, "распытая ищемых скоропытне". Записывая свои воспоминания уже по кончине святого Епифаний, один из таких его совопросников, просит у него прощения за то, "что был ему досадителем, препирался с ним о каком - нибудь слове, или о стихе, или о строке". Любопытный образ богословско-экзегетического семинара в древнем русском монастыре.

Греческие книги, с которыми не расставался Стефан ("присно имяше я у себя") открывали ему - одному из немногих на Руси - путь к великой византийской культуре. Стефан сам закрыл для себя этот, очевидно, дорогой ему путь, - и при том не во имя аскетического дела спасения. Как раз аскетический момент в его житии почти не выражен. Епифаний не говорит о его монашеских подвигах - давая лишь понять, что он был истинным монахом - и не влагает в его уста обычных монашеских поучений. Для биографа преп. Сергия это умолчание не случайно. Св. Стефан отрекается от высокого идеала познания ради любви. Любви к тем диким язычникам, встреча с которыми в родном Устюге некогда пронзила жалостью его сердце. Для них он совершает свое нисхождение из ученого затвора, свой плодоносный кенозис.

Стефан - эллинист был редким явлением на Руси. Стефан - создатель зырянской письменности - явление совершенно исключительное. Он не пожелал соединить дело крещения язычников с их обрусением. Не пожелал и итти к ним со славянской литургией, разъясняемой проповедью На народном языке. Он сделал для зырян то, что Кирилл и Мефодий - для всего славянства. Он перевел для них богослужение и св. Писание - вероятно, часть его. Предварительно он должен был составить зырянскую азбуку, н немногие сохранившиеся до нас образцы древнего пермского Письма показывают, что он воспользовался для него не русским и не греческм алфавитом, но, вероятнее всего, местными рунами - знаками для зарубок на дереве, //134//

отступив в этом даже от примера первоучителей словенских.

Естественно, что в своем новом и смелом деле Стефан встретил много противников. Эти "скудные умы" указывали на неуместность замышлять грамоту "за 120 лет до скончания века" (7000 г. от сотворения мира). Если понадобилось, уже лучше было передать зырянам готовую русскую грамоту. Но Стефан получил благословение высшего иерарха - еп. Коломенского, заместителя митрополита, - и отправился "яко овца посреди волк" в опасную и дикую страну. Он, вероятно, имел возможность в своем миссионерском деле заручиться помощью московской администрации, тех "тивунов, доводчиков и приставов", на насилия которых ему горько жаловался языческий волхв. Но эта московская помощь как раз могла бы скомпрометировать успехи его проповеди: "От Москвы может ли добро быти нам? Не оттуда ли нам тяжести быша, и дани тяжкие и насильства"? Вот почему Стефан предпочитает идти в пермскую землю один или с немногими спутниками. Его миссионерские успехи и испытания зарисованы в ряде сцен с натуры, не лишеных юмора и прекрасно характеризующих наивное, но природно - доброе зырянское мировоззрение. Сначала мы видим Стефана в небольшом кругу уже крещеных учеников. Они приходят к нему, рассаживаются и задают вопросы. Но иногда приходят и некрещеные. Эти его ке любят: они становятся вокруг с "ослопами", помышляют его убить или, собрав сухой соломы, "творят запале-ние рабу Божию". Впоследствии Стефан сам переходит в наступление и начинает разрушать их идолы и кумирни. Когда он сжег их "нарочитую кумирню", собралось множество зырян с кольями и топорами. Стефан проповедует им, сам уже готовясь к смерти. Но никто не решается напасть на него. Обаяние его личности могло покорить детские сердца. Но и природная кротость этого народа рисуется с большой яркостью. Сами зыряне так объясняют невозможность поднять руку на московского миссионера: "Обычай лих имать не творить начало бою", а первым напасть у них не хватает духу.

Разрушение кумирен было практическим доказательством бессилия языческих богов. То были простые избы, увешанные шкурами дорогих зверей, в виде приношений //135//

богам. Стефан рубил "обухом в лоб" идола и, расколов на мелкие щепки, сжигал вместе со всем пушным богатством; не хотел брать себе "части неприязненной" (т. е. бесовской) .

Положительной пропаганде христианства должна была служить построенная в Усть-Выме, главном зырянском селении, церковь во имя Благовещения. Стефан украсил ее всяким украшением, "яко невесту добру" - церковную утварь он привез из Москвы. Сюда "частили" и некрещеные, не для молитвы, а подивиться "красоте и доброте зданья церковного". Это была настоящая проповедь красотой. Зыряне были зачарованы, как некогда послы Владимира в Цареградской св. Софии.

Красотой привлекались язычники. Для крещеных Стефан предлагал разумное понимание веры. Всех крещеных, взрослых и детей, он заставлял учить изобретенную им грамоту и читать Часослов, Осмогласник, Псалтырь и "прочие книги". В зависимости от успехов он поставлял (получив епископский сан в Москве в 1379 г.) кого в попы, кого в дьяконы, чтецы или певцы: "и писать научая их пермские книги, и сам помогая им". Так вместе с Христовой верой, в стране совершенно дикой зажигается очаг христианской культуры. Ученый Стефан несет свою науку и в глушь первобытных лесов.

Самый драматический момент жития св. Стефана представляет его прение с языческим волхвом Памом, где особенно живописно рисуется контраст наивной пермяцкой веры в столкновении с библейской ученостью миссионера. Этот Пам, или, вернее, приспособляющийся к народному уровню и языку Епифаний, в русском песенном складе причитает о долге хранить древние обычаи: "Отеческих богов не оставливайте и жертв и треб их не забывайте, давния веры не пометывайте"... Москва с ее новой верой и ее миссионер получают нелестную характеристику, нам уже известную. Преимущества старой веры над христианством доказываются и положительными тремя аргументами. Во-первых, "у христиан един Бог, а у нас мнози бози, мнози поспешницы, мнози поборницы", - явное преимущество, особенно сказывающееся на охоте. Во - вторых, "у нас един человек, или сам друг... исходит на брань с медведем"... а у христиан по сту, по двести человек, да и то иногда возвращаются с охоты без медведя... Третье преимущество, несколько таинственное, заключается //136//

в том, что, "вести у нас вскоре бывают": все, что ни случится "на дальней стране, на девятой земле", в тот же день и час у вероятно, указание на магическое ясновидение волхвов.

Какую силу могли иметь против этих доводов убеждения св. Стефана от божественных писаний? Прелись весь день и всю ночь, не ели и не пили, и без всякой пользы - "аки на воду сеяв". Тогда Стефан предлагает испытание огнем и водою: пройти сквозь костер и броситься в прорубь. Волхв имел неосторожность согласиться. Но когда обложили уже огнем крайнюю хижину, и святой взял за руку Пама, чтобы вместе итти на суд Божий, старый колдун не выдержал. "Аз не навыкох преобидети огонь и воду"; он предполагал, что Стефан научился этому особому виду колдовства у своего отца. Народ уже готов убить побежденного вождя, который еще вчера имел неограниченное влияние по всей Пермской земле. Но Стефан отпускает его, обрекая на изгнание и на отлучение из среды новокрещенного народа.

Победа над Памом, очевидно, является венцом миссионерских подвигов св. Стефана. Его биограф, к сожалению, не следит за ростом церковной организации в новом крае. Местное предание знает много церквей и монастырей, основаных при Стефане. Сохраняются и иконы, писанные его рукою, - он был и художник. Усть - Вымь сделалась кафедральным "городом" новой епархии, которая еще не распространялась при Стефане и на "Великую", т. е. при-камскую Пермь. Необходимые средства и сотрудников епископ - миссионер получал, как из родного Устюга, так и из отдаленных Москвы и Новгорода. В соперничестве Москвы и Новгорода за Двинскую землю Стефан, очевидно, не становился ни на чью сторону. Из летописи известно, что он предпринял путешествие в далекий Новгород, прося заступничества у властей новгородских от набегов вольницы, "ушкуйников", обижавших мирных пермяков. В Новгороде его приняли почтительно и дали нужные грамоты. Во время неурожая он закупал хлеб в Вологде и раздавал своей голодающей пастве. Теснее всего он, конечно, связан с Москвой. В Москве он бывал не редко, и по делам епархии, и по вызову митрополита для участия в общецерковных делах (Собор 1390 г.). В Москве он и скончался во время одной из своих поездок, //137//

тихо уснув, без страданий, 26 апреля 1396 г. Там же и схоронили его в кремлевском монастыре Спаса на Бору.

Житие св. Стефана заканчивается длинным "плачем" пермских людей, пермской церкви и самого автора, Епифания. Мы уже говорили, что одной из особенностей этого жития является отсутствие типично-аскетических подвигов и поучений - вплоть до самой кончины святого. Культурно-миссионерский труд, связанный с делом, любви покрывает все. Особенный интерес представляет попытка Епифания оправдать смелое деяние Стефана: основание национальной пермской церкви с зырянским богослужением и письменностью. Материалами для историке - философских размышлений Епифания служат пролог Нестора к житию Бориса и Глеба и повесть болгарского черноризца Храбра "о письменах". Все, что древние авторы говорят в злщиту славянской письменности и религиозного призвания русского народа, Епифаний относит к пермской азбуке и народу. Пермяки, как и русские славяне - работники одиннадцатого часа, призванные Богом в конце времен, за сто двадцать лет до преставления мира. Их азбука славнее греческой, ибо она, как и славянская, есть создание святого. Размышления Нестора могли быть истолкованы, как проявление юной национальной гордости, как выражение скрытого грекофобства. Епифаний, (т. е., конечно, сам Стефан, идею которого выражает биограф) смирил себя и свое национальное сознание перед национальной идеей другого - и сколь малого - народа. Только теперь религиозное обоснование национальной культуры, завещанное Нестором Руси, получает свой глубокий универсальный смысл. Чуждая греческой церкви, как и римской, национально - религиозная идея является творческим даром русского православия. Идеально - реалистический образ "Пермской Церкви", скорбящей о Стефане, дает метафизическое обоснование национальной идее. Только славянофилы и В. Соловьев в XIX веке разовьют и философски укрепят идею Стефана - идею древней Руси, искаженную в Москве XV ст. византийской реакцией универсального царства. Пусть дело Стефана как раз в этой части своей - создание национальной зырянской церкви - оказалось нежизненным, за слабостью культурных сил нового христианского народа. //138//

Идея его оказывается насущно - жизненной для нас, в XX веке, как принцип нового построения разрушенного единства православного мира.

Миссионерская деятельность св. Стефана сочеталась со служением зырянскому народу. В житиях его святых преемников по Пермской кафедре мы видим верность тому же служению. Св. Герасим и св. Питирим отдали жизнь за свою зырянскую паству. Мирные крещеные пермяки отовсюду окружены врагами: с одной стороны, воинственные вогуличи, язычники, с другой - разбойничьи набеги православной Вятки. Епископам приходится увещевать вятскую вольницу, ходить к язычникам, чтобы добиваться мира с вогуличскими князьями. Св. Герасим был убит новокрещеным вогуличем. Питирим погиб во время одного из набегов, и предание ярко рисует его жертвенную смерть. Епископ, после литургии в Усть - Вымском соборе, говорит проповедь народу, под открытым небом, на мысу у реки за чертой городских укреплений. В это время поднимаются по реке воины князя Асыки. Паства разбегается, ища спасения в городе. Но св. Питирим, благословив их, остается на молитве, чтобы встретить убийц словами увещания. Он был убит (1455), но Усть - Вымь оказалась непоиступной для вогуличей.

Третий из святых пермских епископов Иона завершил обращение пермяков, предприняв миссионерские путешествия в область еще независимой Великой Перми, по Каме и ее притокам. Он тоже терпел сначала не мало обид, пока не крестил пермского князя и с помощью его не начал систематического разрушения язычества.

В предыдущей главе мы говорили о других русских епископах - миссионерах. Закончим эту главу, посвященную величайшему из русских миссионеров, упоминанием о нескольких иноках, бравших на себя апостольское служение. Преп. Трифон Печенгский (+ 1583) не был еще ни священником, ни монахом, когда оставил свою новгородскую родину, чтобы на далеком севере, на Кольских берегах проповедывать слово Божие в "лопи дикой". Не имея священного сана он долго ждал из Новгорода иерея, и построенная им церковь стояла без пения. Он даже не решался крестить обращенных язычников. Наконец, он нашел себе духовного сотрудника, иеромонаха Илию, который освятил //139//

церковь Св. Троицы и постриг самого миссионера. Так было положено начало самой северной из русских обителей, Печенгской, которая до последнего времени была духовным и хозяйственным центром дикого края.

Одновременно со св. Трифоном тем же лопарям проповедывал евангелие соловецкий монах Феодорит, не канонизованный Церковью, но житие которого сохранено его духовным сыном князем Курбским.

Напрасно говорят, что русская церковь не дорожит миссионерским служением. Начиная с Ростовских святителей Леонтия и Исаи, с преп. Авраамия Ростовского и мученика Кукши, просветителя вятичей, - до епископа Николая, основателя Японской православной церкви в конце XIX века, русская церковь не переставала давать апостолов Евангелия, лучшие из которых умели отделять служение вселенскому делу Христову от национально - государственных обрусительных задач.

ГЛАВА 8.

ПРЕП. СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ.

Первое столетие монгольского завоевания было не только разгромом государственной и культурной жизни древней Руси: оно заглушило надолго и ее духовную жизнь. Это может удивлять тех, кто считает бесспорным, что политические и социальные катастрофы с необходимостью влекут за собою пробуждение религиозного чувства. Религиозная реакция на катастрофу, конечно, сказалась в русском обществе: проповедники видели в ужасах татарщины казнь за грехи. Но так велики были материальное разорение и тяжесть борьбы за существование, что всеобщее огрубение ч одичание были естественным следствием. Около столетия русская церковь не знает новых святых иноков - преподобных. Единственная канонизуемая церковью в это время форма святости - это святость общественного подвига, княжеская, отчасти святительская. Защита народа христианского от гибели заслонила другие церковные служения. Нужно было, чтобы прошла первая оторопь после погрома, чтобы восстановилось мирное течение жизни, - а это ощутимо сказалось не ранее начала XIV в., - прежде чем проснулся вновь духовный голод, уводящий из мира.

Новое подвижничество, которое мы видим со второй четверти XIV века, существенными чертами отличается от древне - русского. Это подвижничество пустынножителей. Все известные нам монастыри Киевской Руси были городскими или пригородными. Большинство их пережило Ба-тыев погром или позже было возобновлено (Киево - Печерский). Но прекращение святости указывает на их внутренний упадок. Городские монастыри продолжают строиться и в монгольское время (напр., в Москве). Но большинство святых этой эпохи уходят из городов в лесную пустыню. Каковы были мотивы нового направления монашеского пути, мы можем только гадать. С одной стороны, тяжелая и смутная жизнь городов, все еще время от времени разоряемых татарскими нашествиями (Ахмылова рать 1322, Федорчукова рать 1328 г.), с другой - самый упадок городских монастырей могли толкнуть //142//

ревнителей на поиски новых путей. Излюбивши пустыню, они явили большую отрешенность от мира и его судьбы, чем подвижники киевские: в этом могло сказаться культурно-общественное потрясение татарской эпохи. Но, взяв на себя труднейший подвиг, и притом необходимо связанный с созерцательной молитвой, они поднимают духовную жизнь на новую высоту, еще не достигнутую на Руси.

Главою и учителем нового пустынножительного иночества был, бесспорно, преп. Сергий, величайший из святых древней Руси. Большинство святых XIV и начала XV века являются его учениками или "собеседниками", т. е. испытавшими его духовное влияние. Тем не менее справедливость требует указать, что новое аскетическое движение пробуждается одновременно в разных местах, и поеп. Сергий как бы возглавляет его. Предание о четырех северных монастырях ("заволжских") возводят их основание к XIII веку или в более далекое прошлое. Из них Спасо - Каменный на Кубенском озере приобретает в XV в. исключительное значение в качестве школы духовной жизни и митрополии монашеских колоний, на ряду с обителями преп. Сергия и Кирилла Белозерского. Но предание, связывающее темное начало монастыря с Белозерским князем Глебом (1260 г.) говорит лишь о том, что выброшенный бурей на остров князь нашел здесь спасавшихся иноков; оно ничего не знает о монастыре или церкви. Первым игуменом считается Дионисий, поставленный при Дмитрии Донском. Для нас эти древние северные монастыри остаются анонимными. Но с 20-х годов XIV века мы знаем имена святых, одновременно с преп. Сергием, и независимо от него, взыскавших пустыню. В 1329 г. другой пр. Сергий пришел на Валаам, и, вероятно, к этому времени относится основание здесь знаменитого монастыря. Приблизительно в ту же пору Кирилл основал Челмскую обитель в глуши Каргопольского уезда. Оба монастыря возникли на Новгородской земле, не знавшей татарского разорения и культурного разрыва. Но образы этих новгородских святых для нас даны чрезвычайно бледно поздним житийным преданием.

Из города Владимира вышел св. Пахомий (+ 1384), основавший в костромских лесах Нерехтский монас//143//

тырь. Нижегородский святитель Дионисий основал свой Печерский монастырь в подражание древнему Киевскому, и непосредственное влияние на него св. Сергия могло сказаться лишь с 1365 г., когда преподобный приходил в Нижний с политической миссией от митрополита. Святые Стефан Махрищский и Дмитрий Прилуцкий - сверстники преподобного Сергия, но и несомненные "собеседники" его. Трудно сказать, насколько выбор ими пустыни для основанных ими монастырей обусловлен его прямым влиянием.

Из всех подвижников XIV века лишь для преп. Сергия мы имеем современное житие, составленное его учеником Епифанием (Премудрым), биографом Стефана Пермского. Епифаний был иноком Троицкой обители при жизни преподобного Сергия, и в течение 20 лет после его кончины собирал заметки и материалы для будущего обширного жития. Несмотря на многословие, неумеренное цитирование св.текстов и "риторическое плетение словес", оно содержательно и вполне надежно. Бессильный в изображении духовной жизни святого, биограф дал точный бытовой портрет, сквозь который проступает внутренний незримый свет. Обширность этого жития была причиной того, что искусное его сокращение, выполненное заезжим сербом Пахомием, совершенно вытеснило на Руси первоначальный труд Епифания.

Епифаниева биография преп. Сергия представляет единственное древне-русское житие, широко известное в настоящее время. Это избавляет нас от необходимости пересказывать его содержание. В большей мере, чем для преп. Феодосия, мы можем ограничиться анализом духовного направления Сергиевой святости.

Как и в житии Феодосия, детство Сергия (Варфоломея) рассказывается не по литературным шаблонам, а по семейным преданиям. Епифаний умеет передать столько подробностей о родителях и родственниках святого, что, вероятно, из этого источника (может - быть, в передаче племянника Феодора), если не от самого Сергия дошли до нас и два мистически - значительных предания, относящихся к детству Варфоломея. Одно говорит о посвящении его Пресв. Троице еще до рождения в троекратном утробном вопле младенца во время литургии. Догматически - троичное истолкование //144//

этого события сохраняет следы на многих страницах жития. Так понимает его иерей Михаил, до рождения младенца предрекающий родителям его славную судьбу, о том же говорит и таинственный странник, благословивший отрока, и брат святого Стефан, предлагая освятить первую лесную церковку во имя пресв. Троицы; это же предание знает в Переяславле еп. Афанасий, заместитель митрополита. Думается, мы совершили бы ошибку, если бы захотели объяснить эту столь настойчиво проводимую идею позднейшим перенесением в биографию святого троичного богословия, создавшегося вокруг необычного имени Сергеева храма. К тому же Епифаний сам бессилен раскрыть богословский смысл этогоИмени.

Другое известное предание о чудесном даровании отроку способностей к книжному учению в благословении старца важно, как освящение духовной культуры - более авторитетное - ибо благодатное, - чем прославление природных дарований св. Феодосия или св. Авраамия Смоленского. В отношении к науке (духовной) своих святых древняя Русь удержала оба эти типа - естественного и сверхъестественного приятия, - и не знает вовсе столь выраженного в древнем подвижничестве Востока аскетического отвержения культуры.

Когда, похоронив родителей, Варфоломей зовет своего старшего брата Стефана, уже постригшегося в Хотькове, "на взыскание места пустынного", это он берет почин нового, необычного подвига. Варфоломей вообще не имел учителя в своей духовной жизни. Брат Стефан, не выдержавший сам тягости лесного жития, и приходивший к нему для богослужения монах Митрофан, постригший его, могли ознакомить его с обиходом "монастырского дела", - не более. Св. Сергий сам находит свой путь.

При всей необычности Сергиева подвига, не следует все же забывать, что избранное им лесное урочище ("Маковец") находилось в 14 верстах от Радонежа и в 10 от Хотьковского монастыря, где постриглись его родители и брат. Оттуда, или из другого места навещал его "игумен" Митрофан, кто - то снабжал его, хотя и скудно, хлебом, за "укрухом" которого каждый день являлся из чащи укрощенный медведь. Двадцатилетний Варфоломей еще не отважился уда //145//

ляться на десятки и сотни верст от человеческого жилья, как это сделают его ученики. Но "ма-ковецкая" пустынь уже не пригородный монастырь. Жизнь в ней уже северная Фиваида, среди зверей и бесовских страхований, среди природы, суровой к человеку.требую-щей от него труда в поте лица. В последнем уже дано отличие северной трудовой Фиваиды от южной, созерцательной - Египта.

Пустынножитель, помимо своей воли, превращается в игумена монастыря. Не без сожаления встречает он первых своих учеников, которых не могли отпугнуть труды сурового жития: "Аз бо, господне и братиа, говорит оним, хотел есмь един жити в пустыни сей и тако скончатися на месте сем. Аще ли сице изволшу Богови еже быти на месте сем монастырю и множайшей братии, да будет воля Господня". Так же вздыхает он и отрекается, понуждаемый братией взять на себя игуменство после смерти Митрофана. Но, "побежен был от своего милованного братолюбия", принимает поставление от епископа, вместе со священством, от которого он отказывался доселе. Наконец, он получает от Цареградского патриарха грамоту, чрезвычайно смутившую его смирение: с предложением устроить в монастыре "общее житие". Сергий советуется в Москве с митрополитом, и лишь тогда заводит у себя общежитие, взяв на себя все бремя хозяйственной и административной ответственности. Письмо патриарха Сергию косвенно свидетельствует о том, что киновийная жизнь, разрушившаяся в Киеве еще в XII ст., ко временам Сергия была уже неизвестна на Руси. Так, шаг за шагом, преп. Сергий возвращается из излюбленной им пустыни в человеческий мир, хотя бы замкнутый монастырской оградой, - чтобы вскоре переступить и эту самую ограду. Пустыню он завещает своим более счастливым ученикам, сам же выходит на проторенную стезю Феодосия.

Основоположник нового иноческого пути, преп. Сергий не изменяет основному типу русского монашества, как он сложился еще в Киеве XI века. Образ Феодосия Печерского явно проступает в нем, лишь более утончившийся и одухотворенный. Феодосия напоминают и телесные труды преп. Сергия и сама его телесная сила и крепость и "худые ризы", которые, как у киевского игумена, вводят в искушение //146//

неразумных и дают святому показать свою кротость. Крестьянин, пришедший поглядеть на св. Сергия, и не узнавший его в нищенской ряске, пока появление князя и земной поклон перед игуменом не рассеяли его сомнений, повторяет недоумение киевского возницы. Общая зависимость от студийского устава заставляет Сергия, как и Феодосия, обходить по вечерам кельи иноков и стуком в окно давать знать о себе прегрешающим против устава. Как и Феодосии, во дни голода и скудости Сергий уповает на Бога и обещает скорую помощь; и помощь является в виде присылки хлебов от таинственных христолюбцев. Все эти традиционные черты в облике преп. Сергия. Смиренная кротость - основная духовная ткань его личности. Рядом с Феодосием, кажется лишь, что слабее выражена суровость аскезы - ни вериг, ни истязаний плоти, - но сильнее безответная кротость, доходящая у игумена почти до безвластия. До введения общежития, Сергий однажды нанимается к одному из своих монахов строить сени в его келье за решето гнилых хлебцев. Крестьянину, смеявшемуся над его убожеством, он кланяется в ноги и сажает его с собой за трапезу.Мыникогда не видим преп. Сергия наказывающим своих духовных чад. Преп. Феодосии принимал с радостью вернувшегося беглеца. Преп. Сергий, когда его родной брат - вероятно, вместе с частью монахов - вступил с ним в спор за старшинство, тайно оставил обитель и удалился к своему другу, игумену Махрищскому Стефану, чтобы строить себе новую обитель на Кержаче. Только приказание митрополита Алексия заставило его вернуться в свой монастырь, куда его призывала раскаявшаяся братия. И чудеса святого благодетельны и безгневны; он не карает грешников. Единственное исключение только подтверждает это. Богач, отнявший борова у бедняка и не вернувший его, несмотря на свое обещание святому, наказан лишь тем, что нашел похищенного борова "всего кипяша червьми": это скорее символическое осуждение "вражией части", как с хлебами ослушания у преп. Феодосия.

В самых чудесах своих преп. Сергий ищет умалить себя, принизить свою духовную силу. Исцелив ребенка, которого считали мертвым, он говорит отцу: "Прельстился еси, о человече, и не веси, что глаголеши: //147//

отрочаботвое, носящу ти его семо, на пути студенью изнемогши, тебе мнится, яко умре. Прежде бо общего воскресениа не можно есть ожити никому же". Свой источник он изводит из земли молитвой только вследствие ропота монахов на отсутствие питьевой воды, и запрещает называть этот источник Сергеевым: "Яко да никогда же слышу от вас моим именем источник он зовущ: не бо аз дах воду сию, но Господь дарова нам недостойным".

Столь же традиционно - в палестинском духе - соединение задач монастыря с благотворительностью. Преп. Сергий, немедленно за введением общежития, "заповеда нищих и странных довольно упокоевати и подавати требующим", связывая с исполнением этого христианского долга будущее процветание обители. Еще более поразительна программа монашеской жизни, которую, с особой торжественностью, Епифаний влагает в помышления Сергия после принятия им игуменства. "Помышляше во уме житие великого светильника, иже во плоти живущей на земли ангельски пожиша глаголю Антония великого и великого Евфимия, Савву Освященного, Пахомия ангеловидного, Феодосия Общежителя и прочих: сих житию и нравом удивляяся блаженный, како, плотни суще бесплотныа враги победиша, ангелом сожители, явишася диаволу страшни, им же царие и человецы удивльшеся к ним приходяще, болящаа различными недугами исцелевахуся; и в бедах теплии избавителие и от смерти скории заступницы на путех и на мори нетруднии шественницы, недостаточествующим обильнии предстателие нищим кормители,вдовам и сиротам неистощаемое сокровище". Трудно представить себе большее несоответствие между египетским идеалом Антония или Пахомия и выраженным здесь призванием каритативного служения миру. Кто бы ни был автором этого размышления, Сергий или Епифаний, ученик его, оно дает чисто русское понимаие иноческого служения.

Но в этом древнем лике русского святого мы можем разглядеть и новые черты. Простота и как бы открытость характеризуют духовную жизнь Феодосия. Сергиева "простота без пестроты" лишь подготовляет к таинственной глубине, поведать о которой бессилен его биограф,нокоторая говорит о себе еще не слыхан//148//

ными на Руси видениями. Древние русские святые чаще имели видения темных сил, которые не пощадили и преп. Сергия. Но только с Сергием говорили горние силы - на языке огня и света. Этим видениям были причастны и некоторые из учеников святого - те, которые составляли мистическую группу вокруг него: Симон, Исаакий и Михей. Однажды когда преп. Сергий совершал литургию в сослужении двух священников, Исаакий и другой ученик увидели сослужа-щего ему четвертого, светоносного мужа в блистающих ризах. На настойчивые вопросы учеников, Сергий открывает свою тайну: "О, чада любимаа, аще Господь Бог вам откры, аз ли могу се утаити? Егоже видесте, - ангел Господень есть, и не токмо ныне днесь, но и всегда посещением Божием служащу ми недостойному с ним; вы же его видесте.никому же поведайте, дондеже есмь в жизни сей". Тот же Исаакий просил у Сергия благословения на печное молчание. И когда учитель благословлял его, он увидел "велик пламень, изшедше от руку его" и окружающий всего Исаакия. Симон же, экклисиарх, рассказывал: "служащу бо, рече, святому, видал огнь, ходящь по жертовнику, осеняюще олтарь и окрест святыа трапезы окружая; и когда святый хотя причаститися, тогда божественный огнь свится, яко же некая плащаница, и вниде во святый потирь и тако преподобный причастися".

Два видения в житии принадлежат самому Сергию, но в них участвуют и его ученики. Однажды ночью в своей келье преподобный слышит голос, называющий его по имени: "Сергие!" Открыв окно, он видит необычайный свет в небе и множество "зело красных птиц", слетевшихся над его монастырем. Небесный голос дает ему обетование: "Им же образом видел еси птица сиа, тако умножится стадо ученик твоих, и по тебе не оскудеют, аще восхотят стопам твоим последовати".

С той же мыслью святого об учениках его связано и другое его - исключительное по значению - видение. Преп. Сергий первый из русских святых имел видение Богоматери. Вот как оно описано у Епифания.

Однажды блаженный отец молился по обычном своем правиле перед образом Матери Господа нашего Иисуса Христа. Отпев благодарственный канон Пречистой, присел он немного отдохнуть и сказал ученику своему, //149//

Михею: "Чадо, трезвись и бодрствуй, ибо чудное и ужасное посещение готовится сейчас нам". И тотчас послышался голос: "Се Пречистая грядет". Святой же услышав заторопился из кельи в сени. И вот великий свет осенил святого, паче солнца сияющего, и видитон Пречистую с двумя апостолами, Петром и Иоанном, блистающих неизреченной светлостью. И как только увидел, пал ниц святой, не в силах терпеть нестерпимую зарю. Пречистая же Своими руками коснулась святого, сказав: "Не ужасайся, избранник Мой, Я пришла посетить тебя. Услышана молитва твоя об учениках, о которых ты молишься, и об обители твоей. Не скорби уже: ибо отныне она всем изобилует, и не только при жизни твоей, но и по отшествии твоем к Господу неотлучна буду от обители твоей, подавая потребное неоскудно, снабдевая и покрывая ее". И сказав сие, стала невидима. Святой же, в исступлении ума, одержим был великим страхом и трепетом. Понемногу придя в себя, нашел он ученика своего лежащим от страха, как мертвого, и поднял его. Тот же начал бросаться в ноги старцу, говоря: "Поведай мне, отче, Господа ради, что это было за чудное видение, ибо дух мой едва не разлучился от союза с плотью из - за блистающего видения". Святой радовался душою, и лицо его цвело от этой радости, но не мог ничего отвечать, кроме одного: "Потерпи чадо, ибо и во мне дух мой трепещет от чудного видения". Так они стояли и дивились про себя. Потом он сказал ученику своему: "Чадо, позови мне Исаака и Симона". И когда они пришли, он рассказал все по порядку, как видел Пречистую с апостолами, и какие чудные обещания изрекла Она святому. Услышав, они исполнились неизреченной радости; и все вместе отпели молебен Богоматери и прославили Бога. Святой же всю ночь оставался без сна, помышляя в уме о неизреченном видении.

Для двух из этих таинственных видений (двух литургических) мы можем найти аналогии в житии Евфимия Великого, издавна известном на Руси. Но и тут не представляется возможным говорить о простом литературном заимствовании. Слишком тесно они связаны с остальными видениями этой группы. Почти несомненно, что предание онихсохранено мистической троицей учеников преподобного - Исаакием, Михеем и Симоном. Если Исакий и Михей своей кончиной //150//

упредили св. Сергия и были связаны обещанием молчания до его смерти, то от Симона Епифаний мог узнать о тайнах, оставшихся неведомыми для остальных монахов. Соединим эти видения с влечением преп. Сергия к пустыне, которое, при отсутствии аскетической суровости, объяснимо лишь созерцательным складом ума; вспомним о посвящении всей его жизни Пресв. Троице - для бедной богословием Руси Пресв. Троица ни до Сергия ни после него не была предметом умозрения, - и мы с необходимостью придем к предположению, что в лице преп. Сергия мы имеем первого русского святого, которого, в православном смысле этого слова, можем назвать мистиком, т. е. носителем особой, таинственной духовной жизни, не исчерпываемой подвигом любви, аскезой и неотступностью молитвы. Тайны его духовной жизни остались скрытыми для нас. Видения суть лишь знаки, отмечающие неведомое.

Но в свете этих видений вполне позволительно указать на родственность духовной жизни преп. Сергия современному ему мистическому движению на православном Востоке. Это известное движение исихастов; практиков "умного делания" или умной молитвы, идущее от св. Гри-юрия Синаита с середины XIV столетня. Новую мистическую школу Синаит принес с Крита на Афон, и отсюда она широко распространилась по греческому и юго-славянскому миру. Св. Григорий Палама, Тырновский патриарх Евфимий, ряд патриархов Константинопольских были ее приверженцами. Богословски эта мистическая практика связывалась с учением о Фаворском свете и божественных энергиях.

С середины, особенно с конца XIV в., начинается - или возобновляется - сильное греческое и славянское влияние на северную Русь. При жизни преп. Сергия в одном из ростовских монастырей, мы видели, изучались греческие рукописи, митр. Алексий переводил им исправленное евангелие с греческого подлинника. Сам преп. Сергий принимал у себя в обители греческого епископа и получал грамоты от Константинопольского патриарха. Одним из учеников преп. Сергия был тезоименитый ему Сергий Нуромский, по преданию, пришелец с Афонской горы, и есть основания отождествлять учени//151//

ка преп. Сергия Радонежского Афанасия, Серпуховского игумена, с тем Афанасием Русином, который списал на Афоне, в 1431 г. "под крылием св. Григория Паламы", сборник житий для Троицы Сергия. Библиотека Троицкой лавры хранит древнейшие славянские списки Григория Синаита XIV и XV веков. В XV же веке там были списаны и сочинения Симеона Нового Богослова. Все это еще не устанавливает прямых влияний Греции на религиозность преп. Сергия. Но пути духовных влияний таинственны и не исчерпываются прямым учительством и подражанием. Поразительны не раз встречающиеся в истории соответствия, - единовременно и, повидимому, независимо возникающие в разных частях земного шара духовные и культурные течения, созвучные друг другу.В свете мистической традиции, которая утверждается среди учеников преп. Сергия, его собственный мистический опыт, озаряемый для нас лишь видениями (можно сопоставлять светоносные видения Сергия с Фаворским светом исихастов) приобретают для нас большую определенность.

От мистики до политики огромный шаг, но преп. Сергий сделал его, как сделал шаг от отшельничества к общежитию, отдавая свое духовное благо для братьев своих, для русской земли. Вмешательство преп. Сергия в судьбу молодого государства Московского, благословение им национального дела было, конечно, одним из оснований, почему Москва, а вслед за нею и вся Русь чтила в преп. Сергии своего небесного покровителя. В сознании московских людей XVI века он занял место рядом с Борисом и Глебом, национальными заступниками Руси.

Князья московские и удельные посещали Сергия в его обители, и сам он выходил к ним из ее стен, бывал в Москве, крестил сыновей Дмитрия Донского, брал на себя выполнение политических поручений. Нет сомнения, что в своих политических шагах преп. Сергий руководился волей митрополита Алексия, совмещавшего сан святителя с властью правителя государства. Это Алексий посылает Сергия в Нижний Новгород к рассорившимся братьям-князьям, чтобы заставить покориться младшего, противника Москвы. По приказанию митрополита, Сергий "затворил" все церкви в Нижнем, чтобы вынудить князя к подчинению. Эта //152//

небывалая на Руси мера, соответствующая католическому "интердикту", не имела успеха, но ответственность за нее, как и за ее неудачу, ложится всецело на митрополита. В другой раз преп. Сергий ездил послом к Рязанскому князю Олегу, чтобы склонить его к примирению и союзу с великим князем Дмитрием. На этот раз его миссия увенчалась успехом. Всякий русский помнит благословение преп. Сергием Донского на его битву с Мамаем. Уже перед самым боем подоспел скороход с посланием от святого: "Без всякого сомнения, господине, со дерзновением пойди противу свирепства их, никакоже ужасайтеся, всяко поможет ти Бог". В течении всей кровавой Куликовой сечи прозорливый старец в своем монастыре указывал братии перипетии боя, называл имена павших. Летопись рассказывает, что св. Сергий дал князю даже двух своих иноков, из бывших бояр, Пересвета и Ослябю, из которых первый пал в битве (безоружный? - "схима вместо шлема").

Достойно внимания, что жития преп. Сергия - как Епифаниево, так и Пахомиево - не упоминают ни об иноках воинах ни о политических миссиях преп. Сергия. Летописи и жития освещают нередко разные стороны деятельности святых. В этом нужно видеть тонкое различие сценки. Не все в политической деятельности преп. Сергия было "оцерковлено". Его помощь московскому князю против удельных принадлежит его времени, и мы не в праве канонизировать ее, как и политики святых князей. Остается вечным в церковном сознании благословение Сергия на брань с врагами христианства. На Куликовом поле оборона христианства сливалась с национальным делом Руси и политическим делом Москвы. В неразрывности этой связи дано и благословение преп. Сергия Москве, собирательнице государства русского.

Когда митрополит Алексий перед кончиной хотел избрать преп. Сергия своим преемником, возложив на него попечение об общерусском церковном (и, конечно, государственном) деле, Сергий оказался непреклонным: "Владыко святый, аще не хощеши отгнати мою нищету от слышания святыни твоея, прочее не приложи о сем глаголати к моей худости". Сергий умел отстоять на какой-то границе права своей //153//

духовной жизни и над национальным церковным служением. Но и ему приходилось приносить жертвы родине, как ранее - своим братьям. В его завершенной святости, повидимому, не было места для тяжелых конфликтов, - или они остались скрыты от нас. Преп. Сергий, в еще большей мере, чем Феодосии, представляется нам гармоническим выразителем русского идеала святости, несмотря на заострение обоих полярных концов ее: мистического и политического. Мистик и политик, отшельник и киновит совместились в его благодатной полноте. Но в следующий век пути разойдутся: ученики преп. Сергия направятся в разные стороны.