Бабий бунт шолохов. Станичный менталитет
Анастасия Чернобровина, Алла Довлатова и Любовь Толкалина рассказали о книге «Сказки на ночь для юных бунтарок»
Текст: Ольга Чиглинцева
Фото: фейсбук пользователя Олька Прохорова
Новая книга итальянских авторов Элены Фавилли и Франчески Кавальо произвела фурор на западном рынке. Это сказки не о принцессах, которым вечно кто-то помогает, а о реальных сильных женщинах. В книге собрано 99 историй, над иллюстрациями к которым работали 60 художников. Среди героинь — Коко Шанель, Мария Кюри, королева Елизавета и другие.
«Мы с Анастасией вначале, конечно, клюнули на название, - рассказывает Алла Довлатова . - Я спросила у Насти: «Ты бунтарка?» Она ответила: «Конечно!» И мы прочитали эту книгу. Мне понравилось, что здесь собраны истории самых известных женщин планеты. Я согласна не со всеми рассказами. Но согласна с тем, что страх мешает жить. Я считаю: чем больше у человека достоинства, тем меньше чувство страха. Ведь мы и сейчас думаем - взбунтуюсь, а меня уволят, выгонят, бросят. Но помните: одна дверь закроется, другая откроется, так было всегда!
Бунтуйте, чтобы почувствовать себя лучше, счастливее, бунтуйте хотя бы для того, чтобы сказать себе «молодец».
«Я считаю, что к любому вызову и бунту все-таки надо быть готовым», - возразила Анастасия Чернобровина .
Ведущий спросил у нее, какой истории, на ее взгляд, в книге не хватает.
- Истории Валентины Терешковой, — не задумываясь, ответила она.
Окраина села. Прясло. На скамеечке сидят Татьяна, Полина, Глафира и Мария.
Ой, что-то, девки, мне тоскливо очень.
Коров вон с пастбища уже домой ведут,
И мне б встречать свою, ведь дело к ночи,
А у меня прям ноги не идут.
С чего -то навалилась вдруг кручина,
Причем такая - просто тошнота.
Хотя, чего скрывать-то? Есть причина.
Про мужа я. Про Васеньку - Кота.
Он, правда, ласковый. Весёлый, нагловатый,.
И рожа круглая, и на лице - усы.
Когда моложе был, то все девчата
Аж прямо млели от его красы.
А у него - ни капельки смущенья.
Ему же в радость - млеют от него.
И так - всю жизнь. И нет ему прощенья,
Ведь любит он себя лишь одного.
А я - то, дура! Вслед за ним, к коровам,
К нему на родину, в евонное село.
Ведь я же городская, честно слово.
Чего б меня сюда - то привело?
Любила я его. И как любила!
Да кто не любит в юные лета!
Его, как Котика, всё кашкою кормила,
И выкормила, дурочка, Кота.
С ним никогда не затевала споров,
Старалась, чтобы в доме был уют.
Да зря старалась. Поняла не скоро,
Что на уют все мужики плюют.
Им был бы лишь диван, да телевизор,
Да что - нибудь, похоже на еду.
Но иногда бывают и "сюрпризы" -
В постель с собой положат раз в году.
А в целом, то ему - как до лампады:
Что в это время чувствует жена.
Ему покою, видите ли, надо,
Не понимаю: дома, что - война?
Другим вон - что не сделают -всё мало:
В избе нет дел - копают огород…
Ой, девки, до чего я с ним устала!
Замучил он меня, проклятый Кот…
И я считала: мой-то самый лучший.
Приехал с городу в забытый наш колхоз.
Здесь наши только самогонку глушат,
Или развозят по полям навоз.
А он-то с виду - чистый председатель,
Поди-ко, тыщу стоит лишь пиджак.
Одеколоном пахнул, да и, кстати,
Тем запахом отпугивал собак.
И не сказать, что больно уж пригожий:
Головка - тыковкой, да на лице прыщи.
Но вот на наших вовсе непохожий,
А здесь таких - поди-ка, поищи!
Бывало, сядет у трюма под вечер,
И ну давай прыщи свои давить…
Ему же, окромя, и делать неча…
А мне корову надобно доить.
Я утречком на стол ему - чай, надо -
Сметану, яйца, творог, молоко…
Напотчевать его была я рада,
Хоть двор мне содержать и нелегко.
Но вот скотиной мне попрёк и вышел.
Зажрался он, видать. Сказал, свинья,
Что жить со мною под одною крышей
Он не желает. Мол, "деревня" я.
И за себя мне так обидно стало!
Он сам-то кто? Поди-ка, посуди:
Приехал к нам, чтобы нажраться сала.
У них там жать-то нечего, поди…
А я - деревня. С малых лет в колхозе.
Мне мой удел родителями дан.
Чтоб он деревню помнил, я в навозе
Измазала евонный чемодан.
Пинками со двора погнала к чёрту,
А утречком, до будущих времён,
Пинжак на пугало его одела чёрный.
Пущай пока ворон пугает он.
А мне с утра доить корову надо,
Курей кормить, а также поросят…
Но карточки его, такого гада,
Сымать со стен не буду, пусть висят.
Нет-нет, да вечером взляну на енту харю,
И вижу, что не стоит горевать.
Да хватит уж, чего я тут базарю?
Ведь завтра мне ранёхонько вставать.
За трудодни родимого колхоза
Работать для меня большая честь.
Да надо б хлев очистить от навоза.
Сосед поможет.Самогонка есть.
Глафира:
Вот так всегда. Мол, позову соседа,
Он хлев очистит, я ему налью…
Нет, погоди. Не кончилась беседа.
Я расскажу вам про беду свою.
Мой Мишка - пьяница. И все об этом знают.
И знают, как намучилась с ним я.
И всё ж к себе обратно приглашают,
И наливают. Брага -то своя!
А он придёт домой - едва плетётся,
Аж даже щей не в силах похлебать.
Всё мимо рта, на стол да на пол льётся.
Добру-то разве можно пропадать?
Но я - то догадалася, девчата.
Под ноги ставлю я ему ушат.
Пусть льётся все туда. Чай, поросята.
С большою радостью всё это подъедят.
А он поест, и рухнет мордой в чашку.
И с храпом спит, пускает пузыри.
А я всё матюкаю вашу бражку.
Ведь в ней вина-то, что не говори!
Но полбеды, коль просто в чашке спит он.
То для меня ещё - пресветлый рай.
Да только вот проснётся, завопит он,
Тогда хоть все - из дома убегай!
Шарахаться начнёт по дому с ором,
Мол, я с его напарником живу.
Я, может, пожила бы, да с которым?
Ведь все они - козлы в одном хлеву,
И жить бы им не с бабами - с козлами,
Валяться у плетня, да брагу жрать.
Так нет - им веселее, видно, с нами.
Козлы их игнорируют, видать.
Вот потому всю ночку, до рассвету
Мой на полу сгребает полвики.
Да ничего у них мужского нету!
Одно названье только - мужики.
Да настоящих мужиков в колхозе
Лишь председатель -этак мыслю я.
Ведь он не спит, наверное, в навозе,
И вообще, чай, не такой свинья…
Татьяна:
Да это ведь - смотря с какой сторонки.
Конечно, он - мужчина хоть куда.
И пил он водку, а не самогонку,
И спортом занимался иногда…
Вы, бабы, и не знаете, наверно,
Что жили мы не так уж хорошо.
Хоть, правда, не гулял он, был мне верным,
Но хоть бы раз в семью с добром пришёл!
Но нет. Придет, хоть трезвый, но взбешённый.
Устанет, а на нас с детьми орёт.
Уж я не знаю, как другие жёны,
Я для него была - громоотвод.
И никогда он не страдал культурой,
И в сельсовете, хам, орал всегда.
А секретаршу не однажды дурой
Он обзывал. Но это не беда.
Она, действительно, такой и проявилась
Ведь он же к ней на днях от нас ушёл.
Подумал, видно, что в него влюбилась.
Решил, что с нею будет хорошо.
А я, как оказалось, виновата:
Все говорят, плохая я жена.
А я спрошу, скажите - ка, девчата,
Да разве в этом есть моя вина?
Да просто он один такой в округе:
Хорош собой и весь колхоз тащит…
Но пусть пока живёт у той подруги,
Пусть у неё башка-то потрещит.
Это сейчас она уж больно рада,
Что он сегодня каруселит с ней.
У них, у мужиков, другая правда:
Козлов, свиней, котов и кобелей…
Мужики сидят у шалаша, едят из котелка уху.
Ну, Михаил, за всё тебе спасибо,
А за уху особо, без затей.
Вот если бы ещё была та рыба
Как сало или масло, без костей…
Василий:
Привык ты всё же, Петька, к жирной пище,
Ведь в ней - один холестерин сплошной.
Откуда каждый день - и новый прыщик,
Ну, или, скажем, чирей небольшой.
Моя вон ревности такой не проявляла,
И не боялась, что к другой уйду.
А пироги какие выпекала!
Причем, отметим, много раз в году.
Михалыч:
Что ваши пироги! Моя, бывало,
Готовила мне разные блюда.
То курицей в фольге меня встречала,
Или в горшке грибами…Это - да…
А я б сейчас, ей-ей, не отказался
От чашки щей иль каши разварной.
И точно бы, уже не нализался,
Как раньше, и не ссорился с женой.
И вообще, глядите, месяц целый,
Как я не пью и даже не курю.
Сейчас бы моя Глашка обалдела,
Глазам не верила бы, точно говорю.
Михалыч:
Ну, мужики! Как разговор не начат,
А приведёт всё к одному концу.
Ведь бабы, чай поди, об нас не плачут.
А нам страдать и вовсе не к лицу.
Пожрать себе сварить мы, что ль, не сможем?
Да мужики мы, иль не мужики?
Стирать мы сами научились тоже.
Вон, Васька сам стирал свои носки.
Оно и правда. Вспомнить только стоит,
Как обзывали нас в тот день они.
Мы - свиньи, мы - козлы, и… остальное,
Нет, не простим им. Пусть живут одни.
Василий:
Они -то проживут, как им охота.
Как жили, до сих пор так и живут.
И пироги пекут, и в баню ходят,
Глядишь, и мужиков себе найдут.
А наша перспектива - жить у речки,
Да обниматься с Мишкою во сне.
А хочется домой, поближе к печке,
К дивану, к телевизору, к жене!
А не пойти ли тебе, Васька, к ляду?
Ведь ты меня уже заколебал.
С тобой уж спать боюсь ложиться рядом,
Ты, может, вовсе гомосексуал…
На вас и так работаю, как баба,
То жрать варю, то сена пру в шалаш,
Учитесь пищу добывать хотя бы,
Не нанялся я вам. Не раб я ваш!
Я, Мишка, завтра по грибы в лесочек
Пойду схожу. Да ты пойдём со мной.
Ой, надоела рыба, нету мочи,
Поможешь мне супец сварить грибной?
Михалыч:
Ну, ладно, мужики. Пора всем набок,
И спать, и спать, не размыкая глаз.
Ведь завтра в поле, на картошку надо.
Ой, бабы, бабы, как вы там без нас?
Река. Шалаш. Из шалаша вылезает Михаил:
Вот, все ушли, и я один остался.
Им - на работу, мне же - выходной.
А выходной известный: на рыбалку,
За хворостом, в колодец за водой.
Потом - сварить уху, и, коль успею
Из сада яблок принести мешок.
А яблоки ещё и не краснеют…
Пусть у них будет заворот кишок.
Ну надоели прямо, право слово,
Всё каждому подай да принеси.
Не могут ничего, а жрать здоровы,
За вами мне ухаживать? Мерси.
Что из того, что я разнорабочий,
А вы специалисты, твою мать.
А можете лишь только всё курочить,
Или, по русски говоря, ломать.
А починить, убрать, сварить - да что вы!
Уж лучше постонать, да полежать.
Чужим умишком жить всегда готовы…
Ну нет, пора от вас домой бежать…
Бежит Пётр:
Эй, Мишка! Мишка! Чёрт, куда ты делся?
Быть может, за кусты свалился спать?
Ой, что же делать, что же делать?
Да где ж его, поганца, отыскать?
Ну, чё орёшь? Чего опять тревожишь?
Ой, Мишка, Мишка, с Глашкою беда!
Чего там с нею вдруг случиться может?
Её козёл твой пьяный забодал!
Опился с вечера шинкаркиного зелья,
-Она ж во двор, в корыто, брагу льёт.
Ну, а сегодня утречком, спохмелья,
Как Глашку в бок рогами боданёт!
Да вроде бы, причём, такая травма
Серьёзная, что прямо аж беда…
В район бы надо, а она, вот странно,
Орёт, что не поедет никуда.
И, плача, говорит, что мол, без мужа
Избу оставить, я, мол, не могу.
Что мне, мол, с Мишкой попрощаться нужно…
Всё, я уже бегу, бегу, бегу…
Всё, Мишка уже больше не вернётся,
Об этом и не стоит говорить.
А мне ходить голодным остаётся?
А кто же мне обед будет варить?
Пожалуй-ка, и я направлю лыжи
Поближе к дому, к Марьюшке своей.
Прощенья попрошу, мол, я, бесстыжий,
Всё понял, пока жил здесь столько дней.
Да я и вправду понял: виноватый
Я был во всём, не понимал её.
Не примет, так опять зашлю к ней сватов,
Женюсь опять, чай, это всё - моё.
Появляется Василий:
Всё слышу. Что, домой бежать собрался?
И я с тобой. Вот только примет, нет?
Сейчас бы для неё я расстарался:
И двор очистил, и наладил свет,
Ведь лампочка в сарае не горела,
И в баню я с лампадкою ходил.
Ей, чай, давно всё это надоело,
Вот я сейчас бы ей и угодил...
А слушай, может, двор почистим вместе,
А после в баньке пару поддадим,
С моей помиримся, и к Машке, как к невесте
Отправимся. А там уж поедим!!!
Да нет уж, двор ты сам почистить должен,
И свет ввернуть, и баню протопить.
И я с своей мириться должен тоже
Один, свидетелей у нас не может быть.
Ну что, пошли. По избам, да по жёнам,
Без страха, и надеясь на успех.
Готовься, Васька, стать молодожёном!
Будь в этом деле - как один за всех!
На сцене - лавочка. Все пары появляются на ней по очереди. Первая пара - Михаил и Глафира.
А я ведь, Глаш, И вправду испугался,
Козёл - то, он действительно дурной.
Не раз он этой брагой опивался,
К шинкарке бегал по пятам за мной.
И в этом я считаюсь виноватым,
Его привадил к пьянству лично я.
И потому себя ругаю матом:
Тебя же мог бы потерять, свинья!
Глафира (в сторону):
А мне всё кажется, что сплю я или брежу,
Что рядом мой - не верится никак.
Всё тот же Мишка, только очень "свежий",
Не пьяный, и уж вовсе не дурак.
А я ведь, Глаш, все дни, живя у речки,
Тебя всё вспоминал, да дом родной.
Хотелось щей наваристых из печки,
Да каши утомлённой, разварной…
И понял я давно - чего скрывать-то-
Что я один был виноват во всём.
Глафира:
Да то не ты, то пьянство виновато,
Стаканы с самогонкой, да с вином.
А ты всего лишь человек ведомый,
Да безотказный - всюду тебя ждут.
Что дальше будет? Усидишь ли дома,
Когда опять на пьянку позовут?
Я, Глаша, пить теперича не стану.
Ведь месяц не курю я и не пью.
Считаю, лучше буду есть сметану,
И уважать начну жену свою.
Одной-то бабе жить поди, не сладко:
Скотина, дом и двор - всё на тебе.
Пойдём проверим, всё ль у нас в порядке -
На сеновале, в бане да в избе…
Уходят.
На лавочку садятся Полина и Василий.
Полина:
Ну, вот что, Вася. Первый свой экзамен
Ты выдержал, и двор очистить смог.
На завтра дам ещё одно заданье:
Поставишь в бане новенький полок.
Потом, уж не видать тебе свободы,
Велю весь огород вскопать тебе.
За все бесцельно прожитые годы
Работать будешь в доме и в избе.
Причём, не абы как, а со стараньем,
Учись работать так, чтоб всё - к душе.
И ляжешь на диван по расписанью,
Когда всё будет сделано уже.
А там уж хочешь - спи, а если сможешь,
Смотри по телевизору кино.
Режим нарушишь, телевизор тоже
С тобою вместе выброшу в окно!
Василий:
А если я задание успею
Пораньше сделать, то есть, поспешу?
Тогда уж так и быть: в твою постелю
Тебе пораньше лечь я разрешу.
Но успевать-то ты начнёшь не сразу,
Не очень-то об этом и мечтай.
Здесь столько накопил гнилья и грязи,
-Годами поправляй да разметай.
Василий (в сторону):
И что это с моей Полинкой стало?
Была же тихая, а нынче -Бог ты мой!
Вот этого ей явно не хватало,
Чтоб быть моей любимою женой!
Ишь, разошлась! Аж глазки заблестели,
Ну прямо командирша, не жена.
Признаться, вот такой на самом деле
Мне начинает нравиться она.
А что же, Поля, про любовь ни слова?
Как будем этот мы вопрос решать?
Ты будешь к этому всегда готова,
Иль мне тебе в постели не мешать?
На эту тему предлагаю тоже:
Просмотр кино или постель со мной.
Одно из двух - быть третьего не может.
Василий:
Полина, не такою же ценой!
Нет, именно такой, и возражений
Я от тебя, Василий, не приму.
Должно же быть хотя бы уваженье,
Ко мне, да и к себе же самому!
Василий:
Всё ясно, понял всё, вопросов нету,
Согласен я с назначенной ценой.
Скажи-ка, по программе вообще-то…
Машет рукой.
Нужно мне щас какое-то кино!!! Уходят
На скамеечке - Мария и Пётр
Ой, ничего не говори, Маруся,
Чего с нас взять, с противных мужиков?
И я Марусь, тебя сейчас боюся…
Да потерять боюсь, не кулаков!
Тебя, наверное, прыщи мои достали,
Я, кроме них, не видел ни шиша.
Зато сейчас они почти отпали…
Да, рожа твоя стала хороша.
И что, скажи, на это повлияло?
Косметики-то не было с собой.
Да просто я не ел уж месяц сала,
А в нём один холестерин сплошной.
А от него - прыщам одно раздолье,
Так Васька популярно объяснил.
Ты что же, есть уже не станешь боле?
Маруся, буду! Жрать хочу - нет сил!
Я так хочу поесть твоей сметаны,
Сальца, яичек, выпить молока…
Потом, быть может, есть поменьше стану,
Ну, а сегодня оторвусь пока…
А почему б не попросить прощенья
Тебе, за то, что всяко обозвал?
"Деревни" нет - настало истощенье.
Сам понял, целый месяц голодал!
Так что, "деревню-то", видать, теперя
Я буду и любить, и уважать.
Ох, что со мной? Ушам своим не верю…
И нежить, и ласкать, и ублажать…
И я уж, так и быть, тебя по спинке
Поглажу, да за ушком пробегу…
Ведь я ласкаю всякую скотинку,
Что ж, мужика погладить не смогу?
На лавочке - Михалыч и Татьяна.
Татьяна:
Ну, говори, чего сказать собрался.
Я бы с тобой на встречу не пошла,
Когда бы весь народ не расстарался,
Не упросил уладить все дела.
Зачем-то Мишка проявил заботу
О том, что надо бы тебе домой.
Потом просить пришёл Василий Котов.
Что сам не просишься? Ведь вроде не немой.
Михалыч:
Ты не язви. Ведь знаешь, как мне стыдно.
Не ты же выгоняла - сам ушел.
Поди-ка, до сих пор тебе обидно.
Да самому-то мне нехорошо.
Простить-то можно всё - и лень, и пьянство
Ведь это не такой большой изьян
В сравнении с мужским непостоянством,
Или изменой. Я же был не пьян.
Поэтому прекрасно понимаю,
Что можешь ты меня и не простить.
Татьяна:
Я одного умом не принимаю:
Зачем ты мужиков послал просить?
Пришли ко мне домой, не на работу:
Как, мол, живёшь, не трудно ли тебе?
Как будто бы не видно - та забота
Не об моей, а об твоей судьбе.
Как видно, думали, мол, нет, не одолеет
Одна-то, без него не проживёт.
Конечно, же, по - бабьи пожалеет,
Да и домой обратно позовёт…
Михалыч:
Так что ж, не позовёшь?
Татьяна:
А ты иль просишь?
Иль, может быть, оглохла я?
Сидишь тут рядом, да глазами косишь.
Иди, живи, изба - она твоя.
Михалыч:
Причём изба? А ты, Татьян, а дети?
Я что же, стал вам вовсе неродной?
И может, вовсе хуже всех на свете,
И жить совсем уже нельзя со мной?
Татьяна:
Да не кричи. Ведь сам сказал намедни,
Что сам ушёл. Так сам назад иди.
Да постарайся-ка не слушать сплетни,
Переживи всё, и не осуди!
Михалыч:
Прости, Татьяна. Если только сможешь,
За всё, что ты сумела пережить.
Татьяна:
Простить измену, да и хамство тоже?
А может, это нужно заслужить?
Молчат. Михалыч:
Народ-то не смолчит!
Татьяна:
Да, надо, чтобы стыдно
Перед народом не было тебе.
Ну, чтож, хочу я - не хочу, а, видно,
Что жить ты будешь всё-таки в избе.
В избе, но не со мной. Тебя я просто
К себе определяю на постой.
Чтобы никто не задавал вопросов,
И чтоб ты не остался сиротой.
Михалыч:
А там уж, Тань, быть может… Я надеюсь…
Со временем пройдёт… И ты простишь…
Татьяна: (в сторону)
Конечно же, прощу, куда я денусь?
А то глядишь, и к Зинке улетишь…
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ
На лавочке опять все бабы.
Вон, бабоньки, Идёт моя корова,
Поди-ка, полно вымя молока.
Встречать её - задание Петрово,
А я тут с вами посижу пока.
Попозже подою. Ещё успею,
Пусть сам всё в доме приберёт пока.
Я что уж, с вами посидеть не смею?
Устала от такого дурака…
И правда. Мой вон недоволен тоже,
Что с вами я на лавочке сижу.
Вот дома я - ему уж больно гоже.
Опять наглеет, как я погляжу…
Глафира:
Мишаню председатель, по случаю,
Вчера в район откомандировал.
А я уж нынче по нему скучаю…
Скорее бы обратно приезжал…
Татьяна:
Эх, бабы, бабы! Всё-то нам неймётся.
Всё обсуждаем мужиков своих.
То плохо с мужиками нам живётся,
То вовсе худо, если нету их…
Так называемый бабий бунт в романе М. Шолохова “Поднятая целина” начинается с момента, когда в Гремячий Лог прибыли подводы из хутора Ярского за семенами. В служебной записке от председателя правления райполеводсоюза Давыдову предлагалось выдать ярскому колхозу не вывезенную по хлебозаготовке пшеницу, которая должна будет использоваться как семенной материал. Банник, первым узнавший новость, обежал большинство домов хутора, поднимая среди женского населения панику. Колхозники посчитали, что у них хотят отобрать их семенной хлеб.
Безусловно, это вызвало сильное беспокойство. Давыдов успокоил колхозников, и многие из них ушли в поле на работу. Однако некоторые хуторяне остались. Когда Давыдов ушел в правление, Яков Лукич Островной – ярый противник новой власти и враг Давыдова, воспользовавшись моментом, решил подогреть остывающий пыл казаков. Он шепнул некоторым из них, что ярскому колхозу отдадут хлеб единоличников. Никому не пришло в голову подвергать сомнению мнение завхоза колхоза, а значит, не последнего человека в хуторе. Страсти разгорелись с новой силой. Гостей с кулаками выставили из Гремячьего лога. Демка Ушаков вовремя сумел закрыть амбары с семенным зерном и улизнуть из толпы. Давыдов, быстро оценив ситуацию, отправляет Кондрата Майданникова вместе с ключами в бригаду колхозников за подмогой, а сам отправляется к амбарам.
Кондрат пытается отговорить Давыдова от этого поступка. Однако председатель восклицает: “Не буду я прятаться! С ума ты сошел?!” Тем временем разгоряченная толпа женщин и несколько стариков расправляются с Андреем Разметно-вым, избив и посадив его в чулан. Давыдов, нарочито не спеша, подходит к возмущенной толпе. Уже спокойный и самоуверенный вид председателя вызывает смятение в рядах бунтующих. Некоторые почувствовали силу за Давыдовым, других его вид еще более раззадорил. Послышались выкрики в адрес председателя. Еще более разгорячаясь, “бабы окружили его, оглушительно крича, поддерживаемые сочувственным молчанием казаков”. Одна из женщин даже попробовала вывернуть карманы Давыдова. Здесь председатель на мгновение теряет самообладание и отталкивает настырную бабу. Это только подзадоривает остальных собравшихся. Кто-то из мужиков удерживает председателя за руки сзади. Давыдов – неплохой психолог – понимает, что сейчас ему трудно тягаться с разволновавшейся толпой. Поэтому он оставляет свои попытки освободиться и старается выиграть время, ожидая помощи бригады. Он водит женщин по хутору, уверяя, сначала, что ключи от амбаров у него дома, потом, якобы вспомнив, что те находятся в правлении. Во время похода по хутору женщины методично избивают Давыдова: “ему до крови рассекли ухо, разбили губы и нос, но он все еще улыбался вспухшими губами… неторопливо и несильно отталкивал особенно свирепо наседавших баб”.
Здесь председатель проявил себя как джентльмен. Даже в критической ситуации он не позволяет себе поднять руку на женщину. Он понимает, что только неразвитость и наговоры врагов побудили хуторянок устроить этот бунт. Избиение председателя могло еще долго продолжаться, вплоть до его смерти, но прибежала девка и сообщила, что амбары уже открыли. Бабы бросили избитого Давыдова и поспешили на дележку зерна. Несмотря на плачевное состояние, председатель не снимает с себя полномочий и отвергает предложение деда Щукаря отсидеться на сеновале. Он находит в себе силы и снова отправляется к общественным амбарам. Этот человек предан своему делу, которое готов во что бы то ни стало хорошо выполнить даже ценой собственного здоровья, жизни. Все его помыслы, мечты и стремления неразрывно связаны с организацией колхоза. Давыдов искренне верит в будущее колхозов, в лучшую жизнь хуторян. Его уверенность передается многим колхозникам. Для хуторян новый председатель – это чистый лист. Никто из односельчан не знал его прежде, его семьи, поэтому только от самого Давыдова, от его личных качеств и поступков зависит мнение о нем колхозников. Я думаю, что Давыдов, обладая хорошими лидерскими задатками, смог справиться с поставленной задачей. Он был способен расположить к себе большинство хуторян и организовать колхоз.
Немаловажную роль в популярности председателя сыграло его поведение, как во время “бабьего бунта”, так и после него. Давыдов не пошел на поводу у толпы и с достоинством выдержал все побои и упреки, выпавшие на него в этот день. Более того, уже после случившегося на общем собрании Давыдов уверил односельчан, что не держит ни на кого зла за происшедшее. Пропагандируя новую власть, он заверяет хуторян, что не собирается мстить запутавшимся сельчанам. Он отвергает путь насилия и угроз, хотя и предупреждает, что новая власть не потерпит врагов и вредителей. Здесь уже разговор будет намного серьезнее. После собрания хуторяне расходятся под большим впечатлением от речи председателя. Он сумел навсегда завоевать сердца многих хуторян и заслужить авторитет и уважение среди них.
(Пока оценок нет)
Другие сочинения:
- В своем романе “Поднятая целина” Шолохов с большим художественным мастерством и достоверностью описывает события, происходящие в России в 30-е годы. Писатель не боится спорных тем, он изображает как плохое, так и хорошее. Тем самым автор предоставляет читателю самому решать, кто Read More ......
- 1. Напряженная ситуация в хуторе. 2. Плюсы и минусы позиций гремяченских активистов. 3. Подавление человеческого в людях. Действие романа Михаила Шолохова “Поднятая целина” начинается с момента приезда в Гремячий Лог нового председателя колхоза. Когда бывший моряк Давыдов, направленный райкомом в Read More ......
- В основу сюжета классического романа Х1Х века зачастую была положена история личности, ее взаимоотношений с обществом. В одном из великих произведений ХХ века – “Поднятой целине” Шолохова – сюжетную основу составляют события огромного исторического значения. Революционный переворот в деревне, завершившийся Read More ......
- Герой романа М. А. Шолохова “Поднятая целина” Давыдов – коммунист, бывший моряк, направленный в Гремячий Лог для организации колхоза. Можно сказать, что главному герою просто некогда было устраивать свою личную жизнь. Революция, война, становление новой власти, коллективизация, партийная работа настолько Read More ......
- Герои романа Михаила Шолохова “Поднятая целина” Давыдов и Половцев живут в трудное время. На Дону полным ходом осуществляется коллективизация. Ломаются старые порядки, когда во главе находились власть собственности и единоличное хозяйство. На пороге стоит новая общественно-экономическая структура жизни. Еще не Read More ......
- “Тихий Дон” Шолохова – роман-эпопея, изображающая жизнь простого народа в переломный момент исторического развития страны. Значительную часть произведения занимают сцены из военной жизни, но центральным является изображение казачьего быта, хутора, души труженика-казака. Именно здесь собраны все мотивы романа, здесь действие Read More ......
- М. Шолохов – писатель большого таланта, посвятивший все свое творчество родной земле и родному народу – донскому казачеству. В 20 веке на долю русского народа (и казаки здесь не исключение) выпало множество страшных испытаний. О жизни казачества в “лихую годину” Read More ......
- Разметнов – председатель хуторского совета, он относится к тем строителям социализма на селе, в сердце которых борются два чувства: ненависть к врагу и жалость к человеку. Это человек открытой души и гуманного сердца. Он глубоко чувствует, остро переживает. Ему, правда, Read More ......
Вромане М. А. Шолохова «Поднятая целина» изо-бражен важнейший переломный момент в истории послереволюционной России. Автор подробно описал период коллективизации. Он воспроизвел эпоху пере-хода донского казачества и трудового крестьянства от мелкособственнического уклада жизни к новому, коллективному быту.
Крушение старого порядка — процесс сложный и мучительный. Нелегка ломка привычного уклада. «Жизнь в Гремячем Логу стала на дыбы, как норови-стый конь перед трудным препятствием»,— пишет
Одно из свидетельств этого в романе — сцена «бабье-го бунта». Причиной его стал приезд ярских мужиков за семфондом. Несмотря на созданный уже колхоз, не изжито еще в гремяченцах чувство собственности. Враждебен и чужд им новый строй, заставляющий де-литься своим добром с чужими. Насилие рождает на-силие. Не добрая воля заставила многих хуторян всту-пить в колхоз, а принуждение и страх.
Банник, первым узнав о приезде Ярских, не жалея ног, побежал разносить недобрую весть по хутору. Тут же со всех дворов собрались бабы, «заторочили, всшумелись, как табунки встревоженных куропаток». По-слышались сожаления о том, что зря ссыпали они свое зерно в общественный амбар, укоры в адрес му-жей, некогда не послушавших советы более благора-зумных баб.
Несмотря на отсутствие казаков, женщины не рас-терялись. «Поедемте, бабочки, к анбарам! Заберем ко-лья и не подпустим их к замкам!» — смело выкрикну-ла одна из них. Давыдов, на которого пришелся глав-ный удар, поначалу пытается спокойно все объяснить собравшимся. Ему, возможно, и удалось бы утихоми-рить народ, если бы всеобщему возмущению не поспо-собствовал Яков Лукич Островнов, противник кол-лективизации, враг советской власти, тайный прово-катор и вредитель. Быстро завязалась драка, «пошло кружало волнений по Гремячему Логу».
Не женственными и нежными особами предстают в этом эпизоде бабы, а настоящими бестиями, способ-ными на самую жестокую расправу. Тщетно пытается вразумить их коммунист Андрей Разметнов. «Бабоч-ки! Тетушки! Мамаши! Лапушки мои!» — ласково об-ращается он к ним. Он с усмешкой посматривает на баб, но в душе уже испытывает справедливую тревогу. Андрей пытается вести себя выдержанно и спокойно. Однако через несколько минут начинающая звереть толпа срывает с него сапоги и даже покушается на ша-ровары. Бесплодно заканчивается попытка Андрея испугать толпу незаряженным наганом — его легко обезоруживают и сажают в подвал.
Смело ведет себя Давыдов. В отличие от Щукаря, все эти распри пережившего в стоге сена, Давыдов ка-тегорически отказывается прятаться и, быстро все взвесив и спланировав дальнейшие действия, идет на-встречу разъяренным бабам. Внешне он спокоен, но когда начинает говорить, волнение сушит его горло, губы слипаются. Ведь одно неверное слово, движение — и народ не удержишь. Не за себя боится Давы-дов, а за небогатое колхозное имущество, которое вмиг могут растащить по дворам, сведя насмарку дол-гую и мучительную работу по обобществлению хозяйства.
Сыграла свою недобрую роль и статья Сталина «Го-ловокружение от успехов», в которой вся ответствен-ность за происходящее в селе возлагалась на местных руководителей. После статьи многие вышли из колхо-за, но имущество им не возвращали. Они вынуждены были красть из стада своих быков, они же больше всех бунтовали у амбаров. «Это искажение партии! — кри-чит Банник. — Я... душой болю., об народе, какой вы-шел из колхоза и какому вы хлеб обратно не возвертаете».
Постепенно бабы окружают Давыдова, одна из них запускает руку в его карман. Защищая ключи, Давы-дов отталкивает ее. Но женщин уже не остановить. На Давыдове рвут рубаху, выворачивают карманы. Ба-бий бунт превращается в настоящую стихию. Давыдо-ву приходится вытерпеть и матерную ругань, и плев-ки в лицо. Стремясь выиграть время, Давыдов обма-нывает баб и ведет их к себе на квартиру, где якобы находятся ключи от амбара. С той же целью он от-правляет разъяренную толпу к Нагульнову. Дорогой Давыдова начинают бить, сначала слегка, а потом, ожесточившись от его постоянных шуток, всерьез. Мужественно и сдержанно ведет себя Давыдов: «ему до крови рассекли ухо, разбили губы и нос, но он все еще улыбался».
Жестокость женщин не знает предела. Игнатенко-ва старуха норовит ударить Давыдова именно «по сусалу», Настенка Донецкова усердно молотит ему по спине кулаками.
Внутри у Давыдова кипит холодное бешенство, но он всеми силами старается сдерживать его, потому что его ярость перед таким количеством людей бес-сильна. К тому же он понимает, что недалеко этим женщинам осталось до зверства — убить его им ниче-го не стоит, а умирать такой глупой смертью Давыдо-ву, побывавшему в кровавых боях, не хочется. Его и на самом деле избивают до того, что он еле держится на ногах. Озверевшие бабы царапают, бьют, кусают. Не выдерживает Давыдов. «Для вас же делаем!» — кричит он. Глубокая обида раздирает его. Он свято ве-рит в то, что строит для этих людей светлое будущее.
В итоге Давыдов в лицо толпе говорит, что ни за что не отдаст ключей. До конца он готов стоять за свое дело. Но уже слишком поздно — казаки сбили замки с амбаров и приступили к самовольной дележке хлеба. Не боясь смерти, которая ему реально грозит, Давы-дов направляется к амбарам.
Эпизод дает наглядное представление о перипети-ях в создании колхоза, о разности людских мнений, о человеческой жестокости, о верности долгу. Равно-душных во время коллективизации не было.
