Анализ повести «Прощание с Матерой» Распутина. Повесть В.Г

И опять наступила весна, своя в своем нескончаемом ряду, но последняя для Матёры, для острова и деревни, носящих одно название. Опять с грохотом и страстью пронесло лед, нагромоздив на берега торосы, и Ангара освобожденнo открылась, вытянувшись в могучую сверкающую течь. Опять на верхнем мысу бойко зашумела вода, скатываясь по речке на две стороны; опять запылала по земле и деревьям зелень, пролились первые дожди, прилетели стрижи и ласточки и любовно к жизни заквакали по вечерам в болотце проснувшиеся лягушки. Все это бывало много раз, и много раз Матёра была внутри происходящих в природе перемен, не отставая и не забегая вперед каждого дня. Вот и теперь посадили огороды – да не все: три семьи снялись еще с осени, разъехались по разным городам, а еще три семьи вышли из деревни и того раньше, в первые же годы, когда стало ясно, что слухи верные. Как всегда, посеяли хлеба – да не на всех полях: за рекой пашню не трогали, а только здесь, на острову, где поближе. И картошку, моркошку в огородах тыкали нынче не в одни сроки, а как пришлось, кто когда смог: многие жили теперь на два дома, между которыми добрых пятнадцать километров водой и горой, и разрывались пополам. Та Матёра и не та: постройки стоят на месте, только одну избенку да баню разобрали на дрова, все пока в жизни, в действии, по-прежнему голосят петухи, ревут коровы, трезвонят собаки, а уж повяла деревня, видно, что повяла, как подрубленное дерево, откоренилась, сошла с привычного хода. Все на месте, да не все так: гуще и нахальней полезла крапива, мертво застыли окна в опустевших избах и растворились ворота во дворы – их для порядка закрывали, но какая-то нечистая сила снова и снова открывала, чтоб сильнее сквозило, скрипело да хлопало; покосились заборы и прясла, почернели и похилились стайки, амбары, навесы, без пользы валялись жерди и доски – поправляющая, подлаживающая для долгой службы хозяйская рука больше не прикасалась к ним. Во многих избах было не белено, не прибрано и ополовинено, что-то уже увезено в новое жилье, обнажив угрюмые пошарпанные углы, и что-то оставлено для нужды, потому что и сюда еще наезжать, и здесь колупаться. А постоянно оставались теперь в Матёре только старики и старухи, они смотрели за огородом и домом, ходили за скотиной, возились с ребятишками, сохраняя во всем жилой дух и оберегая деревню от излишнего запустения. По вечерам они сходились вместе, негромко разговаривали – и все об одном, о том, что будет, часто и тяжело вздыхали, опасливо поглядывая в сторону правого берега за Ангару, где строился большой новый поселок. Слухи оттуда доходили разные.

Тот первый мужик, который триста с лишним лeт назад надумал поселиться на острове, был человек зоркий и выгадливый, верно рассудивший, что лучше этой земли ему не сыскать. Остров растянулся на пять с лишним верст и не узенькой лентой, а утюгом, – было где разместиться и пашне, и лесу, и болотцу с лягушкой, а с нижней стороны за мелкой кривой протокой к Матёрe близко подчаливал другой остров, который называли то Подмогой, то Подногой. Подмога – понятно: чего нe хватало на своей земле, брали здесь, а почему Поднога – ни одна душа бы не объяснила, а теперь не объяснит и подавно. Вывалил споткнувшийся чей-то язык, и пошло, а языку, известно, чем чудней, тем милей. В этой истории есть еще одно неизвестно откуда взявшееся имечко – Богодул, так прозвали приблудшего из чужих краев старика, выговаривая слово это на хохлацкий манер как Бохгодул. Но тут хоть можно догадываться, с чего началось прозвище. Старик, который выдавал себя за поляка, любил русский мат, и, видно, кто-то из приезжих грамотных людей, послушав его, сказал в сердцах: богохул, а деревенские то ли не разобрали, то ли нарочно подвернули язык и переделали в богодула. Так или не так было, в точности сказать нельзя, но подсказка такая напрашивается.

Деревня на своем веку повидала всякое. Мимо нее поднимались в древности вверх по Ангаре бородатые казаки ставить Иркутский острог; подворачивали к ней на ночевку торговые люди, снующие в ту и другую стороны; везли по воде арестантов и, завидев прямо по носу обжитой берег, тоже подгребали к нему: разжигали костры, варили уху из выловленной тут же рыбы; два полных дня грохотал здесь бой между колчаковцами, занявшими остров, и партизанами, которые шли в лодках на приступ с обоих берегов. От колчаковцев остался в Матёре срубленный ими на верхнем краю у голомыски барак, в котором в последние годы по красным летам, когда тепло, жил, как таракан, Богодул. Знала деревня наводнения, когда пол-острова уходило под воду, а над Подмогой – она была положе и ровней – и вовсе крутило жуткие воронки, знала пожары, голод, разбой.

Была в деревне своя церквушка, как и положено, на высоком чистом месте, хорошо видная издали с той и другой протоки; церквушку эту в колхозную пору приспособили под склад. Правда, службу за неимением батюшки она потеряла еще раньше, но крест на возглавии оставался, и старухи по утрам слали ему поклоны. Потом и кроет сбили. Была мельница на верхней носовой проточке, специально будто для нее и прорытой, с помолом хоть и некорыстным, да нeзаемным, на свой хлебушко хватало. В последние годы дважды на неделе садился на старой поскотине самолет, и в город ли, в район народ приучился летать по воздуху.

Вот так худо-бедно и жила деревня, держась своего мeста на яру у левого берега, встречая и провожая годы, как воду, по которой сносились с другими поселениями и возле которой извечно кормились. И как нет, казалось, конца и края бегущей воде, нeт и веку деревне: уходили на погост одни, нарождались другие, заваливались старые постройки, рубились новые. Так и жила деревня, перемогая любые времена и напасти, триста с лишним годов, за кои на верхнем мысу намыло, поди, с полверсты земли, пока не грянул однажды слух, что дальше деревне не живать, не бывать. Ниже по Ангаре строят плотину для электростанции, вода по реке и речкам поднимется и разольется, затопит многие земли и в том числе в первую очередь, конечно, Матёру. Если даже поставить друг на дружку пять таких островов, все равно затопит с макушкой, и места потом не показать, где там силились люди. Придется переезжать. Непросто было поверить, что так оно и будет на самом деле, что край света, которым пугали темный народ, теперь для деревни действительно близок. Через год после первых слухов приехала на катере оценочная комиссия, стала определять износ построек и назначать за них деньги. Сомневаться больше в судьбе Матёры не приходилось, она дотягивала последние годы. Где-то на правом берегу строился уже новый поселок для совхоза, в который сводили все ближние и даже не ближние колхозы, а старые деревни решено было, чтобы не возиться с хламьем, пустить под огонь.

Но теперь оставалось последнее лето: осенью поднимется вода.

Старухи втроем сидели за самоваром и то умолкали, наливая и прихлебывая из блюдца, то опять как бы нехотя и устало принимались тянуть слабый, редкий разговор. Сидели у Дарьи, самой старой из старух; лет своих в точности никто из них не знал, потому что точность эта осталась при крещении в церковных записях, которые потом куда-то увезли – концов не сыскать. О возрасте старухи говорили так:

– Я, девка, уж Ваську, брата, на загорбке таскала, когда ты на свет родилась. – Это Дарья Настасье. – Я уж в памяти находилась, помню.

– Ты, однако, и будешь-то года на три меня постаре.

– Но, на три! Я замуж-то выходила, ты кто была – оглянись-ка! Ты ишо без рубашонки бегала. Как я выходила, ты должна, поди-ка, помнить.

– Я помню.

– Ну дак от. Куды тебе равняться! Ты супротив меня совсем молоденькая.

Третья старуха, Сима, не могла участвовать в столь давних воспоминаниях, она была пришлой, занесенной в Матёру случайным ветром меньше десяти лет назад, – в Матёру из Подволочной, из ангарской же деревни, а туда – откуда-то из-под Тулы, и говорила, что два раза, до войны и в войну, видела Москву, к чему в деревне по извечной привычке не очень-то доверять тому, что нельзя проверить, относились со смешком. Как это Сима, какая-то непутевая старуха, могла видеть Москву, если никто из них не видел? Ну и что, если рядом жила? – в Москву, поди, всех подряд не пускают. Сима, не злясь, не настаивая, умолкала, а после опять говорила то же самое, за что схлопотала прозвище «Московишна». Оно ей, кстати, шло: Сима была вся чистенькая, аккуратная, знала немного грамоте и имела песенник, из которого порой под настроение тянула тоскливые и протяжные песни о горькой судьбе. Судьба ей, похоже, и верно досталась не сладкая, если столько пришлось мытариться, оставить в войну родину, где выросла, родить единственную и ту немую девчонку и теперь на старости лет остаться с малолетним внучонком на руках, которого неизвестно когда и как поднимать. Но Сима и сейчас не потеряла надежды сыскать старика, возле которого она могла бы греться и за которым могла бы ходить – стирать, варить, подавать. Именно по этой причине она и попала в свое время в Матёру: услышав, что дед Максим остался бобылем и выждав для приличия срок, она снялась из Подволочной, где тогда жила, и отправилась за счастьем на остров. Но счастье не вылепилось: дед Максим заупрямился, а бабы, не знавшие Симу как следует, не помогли: дед хоть никому и не надобен, да свой дед, под чужой бок подкладывать обидно. Скорей всего деда Максима напугала Валька, немая Симина девка, в ту пору уже большенькая, как-то особенно неприятно и крикливо мычавшая, чего-то постоянно требующая, нервная. По поводу неудавшегося сватовства в деревне зубоскалили: «Хоть и Сима, да мимо», но Сима не обижалась. Обратно в Нодволочную она не поплыла, так и осталась в Матёре, поселившись в маленькой заброшенной избенке на нижнем краю. Развела огородишко, поставила кросна и ткала из тряпочных дранок дорожки для пола – тем и пробавлялась. А Валька, пока она жила с матерью, ходила в колхоз.

Практическое занятие по теме

Практическое занятие по теме

«Актуальные и вечные проблемы

в повести В.Распутина «Прощание с Матерой»

Оборудование: портрет писателя Распутина; выставка книг; иллюстрации;

видеозапись спектакля по повести В. Распутина «Последний срок»;

Эпиграф: Два чувства близки нам –

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

А.С.Пушкин

Ход занятия

1. Вступительное слово преподавателя

Ребята, сегодня мы проводим практическое занятие по теме «Актуальные и вечные проблемы в повести В. Распутина «Прощание с Матерой». Валентин Григорьевич Распутин – один из признанных мастеров «деревенской прозы», один из тех, кто продолжает традиции русской классической прозы прежде всего с точки зрения нравственно-философских проблем. Распутин исследует конфликт между мудрым мироустройством, мудрым отношением к миру и немудрым, суетливым, бездумным существованием. В его повестях «Деньги для Марии», «Последний срок», «Живи и помни», «Прощание с Матерой», «Пожар» слышится тревога за судьбу родины. Пути решения проблем писатель ищет в лучших чертах русского национального характера, в патриархальности. Поэтизируя прошлое, писатель остро ставит проблемы современности, утверждая вечные ценности, призывает к их сохранению. В его произведениях боль за свою страну, за то, что с ней происходит.

Обратимся к словам А.С. Пушкина, написанным в XIX веке.

Два чувства близки нам –

В них обретает сердце пищу –

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

От них основана от века по воле Бога самого

Самостоянье человека – залог величия его.

Животворящая святыня!

Земля б была без них мертва,

Без них наш целый мир – пустыня,

Душа – алтарь без божества.

Обратите внимание на значение слов самостоянье и величие.

Как вы понимаете их значение?

(«Самостоянье» – это ощущение себя твердо и уверенно стоящим на земле, когда никакой, даже самый жесткий ветер перемен не способен помешать тебе идти своей собственной, единственной дорогой. Великий русский мыслитель ХХ века Иван Александрович Ильин объясняет значение слова самостоянье так: «чувство собственного духовного достоинства».

«Величие» - огромность, превосходство в невещественном, духовном или нравственном отношении».)

А сейчас, исходя из значений данных слов, подумайте над смыслом пушкинской фразы?

И поэтому целью нашего сегодняшнего занятия будет обращение к повести В. Распутина «Прощание с Матерой», которая заставляет нас всех задуматься о таких изменениях в жизни, которые бы не уничтожили человеческое в человеке; повесть, которая помогает молодому поколению воспитать любовь к своей родине, бережно относиться к родной земле, к памяти своих предков;

Нравственные проблемы Распутин ставит во многих своих рассказах и повестях. Например, повесть «Последний срок», которую сам Распутин назвал главной из своих книг, затронула многие нравственные проблемы, оголила пороки общества. В этом произведении писатель показал взаимоотношения внутри семьи, поднял проблему уважения к родителям, очень актуальную в наше время.

Восьмидесятилетняя старуха Анна, живущая у сына Михаила, имела одну единственную цель, которая осталась у неё в жизни, - это увидеть перед смертью всех своих детей и со спокойной совестью отправиться на тот свет. Много было детей у Анны, и все они разъехались, но судьбе было угодно собрать их всех вместе в то время, когда мать находилась при смерти. У всех свои семьи, работа, все они вспоминают о матери очень редко. «Чудом это получилось или не чудом, никто не скажет, только увидав своих детей, старуха стала оживать». А они решают свои проблемы, и никому не пришла в головы мысль уделить матери больше внимания. Они не прониклись душевным состоянием матери, не поняли её. Увидев, что мать поправляется, решили скорее вернуться домой. Даже проститься с матерью они не смогли как следует. Дети упустили «последний срок» что-то исправить, попросить прощения, просто побыть вместе, ведь теперь они вряд ли соберутся опять.

Наш Старооскольский театр для детей и юношества в 2007 году поставил спектакль по мотивам этой повести. Вот несколько кадров из этого спектакля.

(видеофильм)

Скажите, а какие же проблемы ставит Распутин в повести «Прощание с Матерой»?

(Прежде всего, писатель говорит о проблемах духовных, связанных с совестью, с памятью, с верой. Остро ставит проблему самого существования народа, опасности утраты его самобытности, культуры. Распутин касается и экологических проблем, расширяя это понятие, говоря об экологии души).

А сейчас обратимся к названию произведения, которое по своему содержанию, остроте конфликта, трагическому излому событий можно назвать философской притчей, - «Прощание с Матерой».

В этой повести Распутин идет от автобиографического факта: село Усть-Уда Иркутской области, где он родился, впоследствии попало в зону затопления и исчезло. Автор показывает прощание со своей малой родиной.

Скажите, от чего образовалось слово прощание? (заглянем в семантику этих слов).

Прощание – от слова проститься.

Проститься: 1) с кем-либо, обменяться приветствиями при расставании; 2) покинуть что-нибудь, расстаться.

Глагол прощаться выражает оба значения, следовательно, в его семантике присутствует очень важная для понимания мысль – «расстаться с одушевленным лицом». Получается, что прощание произойдет с одушевленным предметом.

Что же такое «Матера» ? Заглянем в словарь В.И.Даля.

«Матера – материк, берег у реки, гора, горный, твердая земля, нетронутый пласт поверхности земли нашей, кряж природный, ненасыпной, ненаносной; остров, суша».

Составьте синонимический ряд к этому слову.

Матера – мать – сыра Земля, Родина, Россия, обетованная земля, модель земного рая, сама жизнь, «малая» родина…

Действительно ли, что все эти понятия вместило название острова Матера? Попробуем это доказать содержанием повести.

2. Беседа по содержанию повести «Прощание с Матерой»

На столах лежат вопросы, по которым производится анализ повести «Прощание с Матерой»

Какой вы запомнили распутинскую Матеру при чтении, какое впечатление она производит?

(Глубь Сибири, Ангара, небольшой остров в пять километров, и деревня на нем с тем же названием – Матера, жила она, «встречая и провожая годы». На высоком чистом месте хорошо видна церквушка, старая мельница на протоке, кладбище за деревней на песчаном возвышении. А еще видится мне поле, за ним лес, ближе леса, у дороги, царь-дерево, могучий, в три обхвата, листень.

При тихом солнышке неподвижна река. Тихо, хорошо у воды. Сюда спускали лодки, ходили за водой, отсюда ребятишки впервые озирали мир. «И тихо, покойно лежал остров, тем паче родная, самой судьбой назначенная земля… От края до края, от берега до берега хватало в ней и раздолья, и богатства, и красоты, и дикости, и всякой твари по паре – всего, отделившись от материка, держала она в достатке – не потому ли называлась громким именем Матера?»

Запоминается Матера и в ночной час, когда гаснут звезды и выходит оглядывать свои владения Хозяин острова. В ночной тиши слышатся журчание воды, тихий разговор ветра в деревьях, скрип старой лиственницы. Вот во тьме еле различима изба Петрухи, не успевшая взобраться на горку. Вот другие уже оставленные людьми избы, с пустыми, незрячими окнами. Протяжным вздохом отвечают они на приближение Хозяина.

Скупые, но емкие приметы времени выявляют неразрывную связь прошлого и настоящего, свидетельствуют о том, что в судьбе деревни отразилась история, жизнь страны, её грандиозные перемены: видела Матера бородатых казаков, ставивших на Ангаре Иркутский острог, стала свидетелем жестокого боя между колчаковцами и партизанами, создавала «коммунию» - колхоз. Как вся страна, Матера послала своих сыновей защищать Родину в годы войны и так же, как многочисленные деревни по всей необъятной России, осиротела, не дождавшись многих из них. Два сына полегло у Настасьи с Егором, прибрала война двоих сыновей у Дарьи: один остался в братской могиле на чужой стороне, другой, что заменил ушедших, погиб на лесоповале.

«Пышно, богато было на материнской земле – в лесах, в полях, на берегах, буйной зеленью горел остров, полной статью катилась Ангара. Жить бы да жить в эту пору, поправлять, окрест глядючи, душу, прикидывать урожай – хлеба, огородной большой и малой разности, ягод, грибов, всякой пригодной всячины. Ждать сенокоса, затем уборки, потихоньку готовиться к ним и потихоньку же рыбачить, поднимать до страдованья, не надсаждаясь, подступающую ото дня работу – так, выходит, и жили многие годы и не знали, что это была за жизнь» (гл. 7) «остров собирался жить долго».

Как вы думаете, почему повесть начинается с весеннего пейзажа?

(Художественное время начала повести символично: «…такая наступила кругом благодать, такой покой и мир, так густо и свежо сияла перед глазами зелень… с таким чистым, веселым перезвоном на камнях катилась Ангара и так все казалось прочным, вечным…» Образ весны знаменует не начало расцвета, не пробуждение («опять запылала по земле и деревьям зелень, пролились первые дожди, прилетели стрижи и ласточки»), а последнюю вспышку жизни, конец «нескончаемого ряда» дней Матеры – ведь совсем скоро Ангара по воле строителей электростанции затопит землю водой.

Если так богата материнская земля, то почему так «смутно» и «тревожно» на душе её жителей? Что всех беспокоит? В деревне остались только старики и старухи. Какая уготована судьба острову?

Течет жизнь, время… Масштабы новых строек, огромные технические замыслы наших дней – все это тоже непосредственно коснулось острова: при строительстве ГЭС Матера подлежит затоплению. Произойдет «убиение» Матеры: не только разрушение векового уклада, истребление памяти о минувших поколениях, но и буквальное стирание с лица земли. Деревне суждено погибнуть под водой. Для её жителей она – первооснова, на которой держится их бытие: прошлое, настоящее и будущее. Для всех жителей Матера как родная мать.

«И тихо, покойно лежал остров, тем паче родная, самой судьбой назначенная земля…»

Что значит для жителей острова прощание с Матерой?

Прощание с Матерой – для многих её жителей было прощанием со всеми веками накопленными ценностями, да и с самой жизнью. Недаром персонажи повести называются «утопленниками», что означает духовную, нравственную смерть материнцев.

«…будто остров сорвало и понесло как щепку… Все, что недавно еще казалось вековечным и неподатливым, как камень, с такой легкостью помчало в тартарары – хоть глаза закрывай», - говорит Дарья. «И непривычно, жутко было представлять, что дальше дни пойдут без Матеры-деревни… И дальше дни пойдут без запинки мимо, все мимо и мимо»..

Для кого Матера – «зона затопления», «территория», «хламье»?

Товарищ Жук так объясняет действия санэпидемстанции: «Вы знаете, на этом месте разольется море, пойдут большие пароходы, поедут люди… Туристы и интуристы поедут. А тут плавают ваши кресты…» - «Ты сам…турист». А у туриста взгляды и заботы далеки от хозяйских. «Вот и нарушился порядок Матеры». Крушением вековых основ жизни оборачивается строительство ГЭС. Утрата невосполнима.

В чем причина этой трагедии? Почему Дарья называет свою деревню «христовенькой»?

Произошло духовное оскудение жителей острова: распалась связь поколений, молодежь не понимает глубинной связи с землей, на которой выросло не одно поколение людей, и стремится к легкой жизни в поселке городского типа. Никто не может остановить надвигающуюся трагедию – затопление, «убиение» Матеры… А потому она для Дарьи «христовенькая».

«Прощание с Матерой» - это повествование о разрушенном и затопленном доме. Причины трагедии получили не только художественное воплощение, но и духовное осмысление. Забыли люди вековые заповеди, душу свою потратили – и не заметили, как себя потеряли. Свою память и историю. Любовь к Родине, к могилам родителей.

Так входит в повествование тревожная нота: в деревне остались одни старухи и старики. Только Дарья чувствует ответственность за судьбу Матеры: «Спросют: как допустила такое хальство, куда смотрела? На тебя, скажут, понадеялись, а ты? А мне и ответ держать нечем. Я ж тут была, на мне лежала доглядливость. И что водой зальет, навроде тоже как я виноватая».

С фразы Богодула: «Мертвых грабют» - завязывается сюжетный узел: материнцы отбивают могилы своих родственников.

Чем объясняется трепетное отношение автора и его героев к кладбищу? Обратимся к словарю синонимов З.А.Александровой:

«Кладбище – некрополь (книжн.), древнее: могильник; сельск.: погост, место вечного упокоения (высок.), попово гумно, Богова делянка (ус тар.)».

Какой смысл заложен в слове «погост» Какова его этимология?

С точки зрения православия кладбища – священные места, где покоятся (гостят) тела умерших до будущего воскресения. Даже по законам языческих государств усыпальницы считали священным и неприкосновенным местом. Из глубокой дохристианской древности идет обычай отмечать место погребения устройством над ним холма.

Приняв этот обычай, христианская Церковь украшает могильный холм Святым Животворящим Крестом, начертанным или поставленным над надгробием. Мы называем наших покойников усопшими, а не умершими, потому что в определенное время они воскреснут. Могила – это место будущего воскресения, и поэтому необходимо соблюдать её в чистоте и порядке. Крест на могиле православного христианина – молчаливый проповедник блаженного бессмертия и воскресения. Водруженный в землю и возвышающийся к небу, он знаменует веру христиан в то, что тело усопшего находится здесь, в земле, а душа – на небе, что под крестом сокрыто семя, которое произрастет для жизни вечной в Царстве Божием. И если крест уничтожается, то усопшему отрезаются все пути к воскрешению.

Что значит для Дарьи могилы близких ей людей?

«Могилы зорить… - Дарья взвыла. – А ты их тут хоронил? Отец, мать у тебя тут лежат? Ребята лежат?.. Ты не человек…ты перед всем миром ответишь».

Почему тех, кто спиливает кресты и надгробия, жители называют «иродами», «обсевками», «нехристями»?

Разрушение и осквернение захоронений всегда считалось святотатством.

Что такое святотатство?

Святотатство – кощунство, поругание, посягательство на святыню, богохульство, преступление.

Почему сцена прощания Дарьи с родными могилками так важна для писателя? На какие раздумья наталкивает Дарью последнее посещение родных могил?

«…зачем тогда приходить на эти могилы? Вот они лежат здесь полной материнской ратью, отдав все свое для нее, для Дарьи, и для таких, как она, - и что из этого получается? Что должен чувствовать человек, ради которого жили многие поколения? Ничего он не чувствует. Ничего не понимает. И ведет он себя так, будто с него с первого и началась жизнь и им она навсегда закончится».

«…эта возникшая неизвестно откуда тихая глубокая боль, что ты и не знал себя до теперешней минуты, не знал. Что ты – не только то, что ты носишь в себе, но и то, не всегда замеченное, что вокруг тебя, и потерять руку или ногу, - вот это все запомнится надолго и останется в душе незакатным светом и радостью. Быть может, лишь это одно и вечно, лишь оно, передаваемое, как дух святой, от человека к человеку, от отцов к детям и от детей к внукам, смущая и оберегая их, направляя и очищая, и вынесет когда-нибудь к чему-то, ради чего жили поколения людей».

Действительно, человек – лишь узелок в нескончаемой нити поколений. Человек – часть семьи, семья – часть рода, род – часть народа, народ – часть Родины… Рождение, родители, род, народ, родина – однокоренные слова, имеющие одни и те же истоки.

К Дарье тянутся люди. Не случаен и выбор имени героини (сильная, побеждающая). Что дает ей силу?

Распутин показывает нравственную красоту Дарьи через отношение к ней людей. К ней идут за советом, к ней тянутся за пониманием, теплом. Это образ праведницы, без которой «не стоит село».

Дарья является воплощением русского национального характера, совести, народной нравственности, хранительницей вековых устоев. Она чувствует ответственность перед умершими родственниками. В тяжелые минуты она обращается к Богу, и тогда ей открывается высший смысл происходящего. Свою жизнь она мыслит не с момента рождения, а много раньше. Сколько поколений копило для нее жизненную силу! Она понимает: ты – не просто человек, творящий себя с нуля, ты сын или дочь, большая часть тебя уходит в прошлое, в предков, они дали тебе все: само существование, оставили в наследство навыки, умения. Отсюда и её глубоко личная ответственность и долг перед умершими. Не за себя, за свой привычный уклад, а за свой род болеет и борется она до последнего. Ее растревоженной совести представляется видение будущего Суда, где расходящимся клином стоит весь её род, а на острие этого клина она как ответчица. В её душе рождаются вечные вопросы: «И кто знает правду о человеке: зачем он живет? Ради жизни самой, ради детей, чтобы и дети оставили детей, ради движения, ради этого беспрерывного продергивания – зачем тогда приходить на эти могилы». На этот вопрос у Дарьи пока только один ответ.

В чем Дарья видит свою правду?

«Правда в памяти. У кого нет памяти, у того нет жизни», - утверждает она.

Что означает для человека память? Дарья говорит своим землякам: «Памяти никакой не стало, вся износилась…» Что она имеет в виду? Согласны ли вы с ней? Почему «износилась память»? Почему эту правду не может постигнуть сын Дарьи Павел?

«Ведь должна же быть какая-то одна, коренная правда? Почему я не могу её отыскать?»

«…слабы мы, непамятливы и разорены душой»; «… душу свою потратили – вам и дела нету. Ты хошь слыхал, что у его, у человека-то, душа есть?»

Что дало основание Дарье говорить о разорении души материнцев?

Исток трагедии – в нарушении основ бытия. «Все, что живет на свете, имеет один смысл – смысл службы». (Служба – служение, поручение).

Значит, жители острова утратили истинный смысл жизни, «самостоянье» человека?..

Символично описание церкви в начале повести. Как судьба заброшенного храма связана с судьбой Матеры?

Происходит разрушение соборности как основного жизненного правила материнцев. «Люди забыли, что каждый из них не один, потеряли друг друга, и не было сейчас друг в друге надобности. Всегда так: при неприятном, постыдном событии, сколько бы много ни было вместе народу, каждый старается, никого не замечая, оставаться один – легче затем освободиться от стыда. В душе им было нехорошо, неловко, что стоят они без движения» (сцена пожара). Нанимается в «пожогщики» Петруха, сама сжигает свою избу Клавдия: она устала от бесконечного деревенского труда, а переселение представляется ей освобождением, выходом в другую жизнь. Не случайно Андрей спрашивает Дарью: «…почему тебе человека жалко?» Человек боится смерти – убеждена Дарья. Не потому ли человека извечно преследует мечта о бессмертии, хотя бы о бессмертии души. Когда человек умирает – страшно. Но куда страшнее, если умирает то, что определяет человеческое существование. Бессмертие как продолжение рода, как передача собственного «образа» в будущее – через потомков. Главной заботой человека должно стать сохранение народного, самобытного, национального, родного.

Почему в семье Дарьи распалась связь поколений?

У молодых появились другие ценности: взамен духовных – материальные. Прагматический подход к жизни взял верх, духовные идеалы для них утратили свою силу. А потому главными героями повести являются старики, а не молодежь.

В чем, по вашему мнению, причина «немоты» многих персонажей повести? Почему Петруха и Богодул утратили свои подлинные имена?

А ведь имя определяет земное предназначение человека… Гоголь утверждал: «Слово – лучший дар Бога человеку». Слово вобрало в себя всю благодать мира: его бесконечность, мудрость, радость и печаль. В языке залог выживания. Слово неисчерпаемо и одухотворено. У жителей Матеры произошло «оскудение души», а потому утрачены ими и подлинные имена, и «божественный дар» слова. Затопление Матеры напоминает библейскую историю о вселенском потопе.

Раскройте идейно-художественный смысл 11-ой главы (сцена сенокоса)

Эта сцена поэтизирует жизнь миром. Распутин подчеркивает, что главное для людей не сама работа, а благостное ощущение жизни, радость от общения друг с другом, с природой. Земля, по мнению Дарьи, дана человеку «на подержание»: её надо беречь, сохранить для потомков. «Малая родина» Распутина, деревня его детства Аталанка, оказалась на дне Братского моря. Многие переживания героев повести были испытаны его родными и близкими. Боль писателя выразилась в философских раздумьях о судьбе своей земли, о себе самом. В книге «Что в слове, что за словом» Распутин пишет: «Родину, как и родителей, не выбирают, она дается нам вместе с рождением и впитывается с детством… «Малая» родина дает нам гораздо больше, чем мы в состоянии осознать. Человеческие наши качества, вынесенные из детства и юности, надо делить пополам: половина от родителей и половина от взрастившей нас земли. Она способна исправить ошибки родительского воспитания. Первые и самые прочные представления о добре и зле, о красоте и уродстве мы выносим из неё и всю жизнь затем соотносим с этими изначальными образами и понятиями. Природа родного края отчеканивается в наших душах навеки. Я, например, испытываю нечто вроде молитвы, то вижу себя на берегу старой Ангары, которой теперь нет, возле моей родной Аталанки, острова напротив, но и умирать буду с этой картиной, дороже и ближе которой для меня ничего нет». Вот почему такой щемящей болью напоена его повесть «Прощание с Матерой».

Предавая смерти Матеру, что предают люди?

Родовую память, историю, вековые устоявшиеся традиции, «чувство собственного духовного достоинства».

Что вкладывает Распутин в понятие «дом»? Что значит дом для Дарьи?

(Дом – основа жизни, залог укорененности человека, его память о тех, «кто был до нас», к ответственности перед теми, «кто после нас придет». Дарья выступает хранительницей дома, хранительницей жизни. Символичен образ Дома. Он изображен одухотворенным, чувствующим. Перед неизбежным пожаром Дарья убирает Дом, как убирают покойника перед похоронами: белит, моет, вешает чистые занавески, топит печь, убирает углы ветками пихты, молится всю ночь, «виновато и смиренно прощаясь с избой»).

Ребята, Валентин Распутин с такой постановкой проблемы в своих произведениях стоял обособленно. После выхода повести «Прощание с Матерой» критик О. Салынский писал: «Трудно понять Распутина, когда он отнюдь не великую широту взглядов своих героев тоже возводит в достоинство. Ведь им трудно увидеть человека в человеке, живущем даже не за тридевять земель, а всего лишь на другом берегу Ангары…А Дарья, хотя у неё есть и дети и внуки, думает только об умерших и считает с неожиданным для героев В. Распутина эгоизмом, что на ней жизнь обрывается… Те, кто принимает переезд на новое место, изображаются как люди по своей натуре пустые, безнравственные…истины, которые открылись Дарье перед «концом света», достаточно тривиальны и являются не народной мудростью, а её имитацией».

Согласны ли вы с мнением критика? В чем он, по-вашему, прав, а с чем вы готовы поспорить? Дома вы обоснуете свой ответ.

В последнее время в литературе очень часто стали появляться произведения, поднимающие такую злободневную тему, как оставление своих родным мест стариками, жизнь которых неразрывно связана с историей своей малой родины, её прошлым.

Выразительное чтение поэмы Александра Романова «Мать».

Дом – основа родовой укорененности человека в прошлом, он сохраняет память о тех, «кто был до нас», он «заставляет» думать о тех, «кто после нас придет». Дом хранит нравственные заповеди. Дом – это философская категория. Дом – это открытость миру, причастность общей жизни. В этом доме прожила свою жизнь Дарья Пинегина, и героиня поэмы Александра Романова «Мать», и они прощаются с домом, как прощаются с родным человеком, провожая в последний путь. Утрата Дома, по мнению Распутина, - трагедия не только человеческая, но и национальная.

3. Итог урока

4. Заключительное слово преподавателя

Матера стала для нас не только символом отчего дома, но и России.

Повесть Валентина Распутина горяча и тревожна, но через боль ведет к исцелению. Эта книга о почтительном отношении к предкам, о «малой» и большой Родине, о духовной сопричастности к тем местам, на которых живешь. Ведь без памяти нет ни народа, ни нации, ни Человека.

Любовь к родной земле, отчему дому, к своим истокам, традициям дает каждому из нас священное право называться Человеком, обрести «самостоянье», духовную и нравственную состоятельность. Вот мы и доказали, что Матера вместила в сея все понятия: мать – сыра Земля, Родина, Россия, обетованная земля, модель земного рая, сама жизнь, «малая» родина…

Пришла для Матеры последняя весна - это остров и де­ревня. Эта территория обязана исчезнуть. Внизу около Ангаре началось строительство новой гидроэлектростанции. С приходом осени она должна была заработать, в тот миг Ангара выйдет из берегов и затопит Матеру. Большая часть уехала в другие города. В деревне осталось лишь старшее поколение. Они остались охранять дома, ухаживать за домашним скотом и огородом. Зачастую все собирались у старухи Дарьи. Она ничем не могла помочь из-за сложившейся ситуации в Матери.

Сима часто заходила со своим пятилетним внуком Коленькой. Судьба у нее была нелегкой, долгое время скиталась по белому свету, ро­дила единственную немую дочь без мужа. Ее дочь долго была в девках, но стоило ей «попробовать мужика», сорвалась и начала чудить. Родила она не известно от кого мальчишку, затем уехала, ничего не объяснив. Сима и внук остались одни.

Частенько захаживала Настасья. Старуха чудила, оставшись одна с дедом Егором. Их дети умерли. Она много разного придумывала на деда, да все жа­лобное. По ее рассказам, он то плакал, то по ночам кричит вроде как умертвляют его. Егор сердился из-за этого, но ничего не предпринимал.

Одним из вечеров собрались Дарья, Нас­тасья и Сима с мальчишкой. Чайничали. Богодул взволнованно забегает к ним и закричал: «Мертвых грабют!». Богодул прибежал сказать всем плохую новость о том, что пришли зачинщики на кладбище и начали рубить кресты да спиливать тумбочки. Старухи сразу же побежали туда.

Жители Матери накинулись на пришедших так, что те не выдержали и уп­лыли с острова. Матера успокоилась. Жителям пришлось до полуночи ползать по кладбищу, возвращая кресты и тумбочки на место.

Начался сбор урожая. Для уборки хлеба приехали из города. Городские подпалили мельницу. Глядя на то, как она горит, старух заплакали, а молодежь танцевала у пылающей мельницы.

Наступил сентябрь. Остров стал пустым. Остались пятеро людей: Дарья с Катериной, Сима с внуком и Богодул. Прибыла бригада, которая начала сжигать избы. Не спаленными остались околоток от Дарьиной избы и ба­рак. До того как избу на сожжение оставить, Дарья ее побелила. Дом сожгли. Пришло время уезжать.

Павел приехал на остров с Настасьей. Она приехала проститься с Матреной. Дед Егор не вынес горя и умер. Уговорила Дарья их на последнюю прощальную ночь оставить - старика и Матера. Павел уехал, а вместе с ним уехали зачинщики. Был один лишь барак. В нем старики и провели последнюю ночь.

Картинка или рисунок Прощание с матерой

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание И дольше века длится день Айтматов

  Повествования рассказа начинается на бескрайних, безлюдных и пустынных пространствах Сары–Озеки. Главным героем является Едигей, рабочим на пути Боранла-Буранный.

• Краткое содержание Роб Рой Скотт

  В основе исторического романа Вальтера Скотта «Роб Рой» лежат отношения народов Англии и Шотландии. События происходят в начале 18 века.

• Краткое содержание Чехов Размазня

  В этом рассказе показана сцена выдача жалования гувернантке. Вот только отец семейства решил подшутить над слабохарактерной девушкой, научить ее жизни. Он намеренно обсчитывает ее, обманывает

• Краткое содержание Чудак из 6 б Железников

  У героя повести Бори как-то одновременно впервые происходят несколько событий. Во-первых, первый раз в жизни он должен самостоятельно выбрать подарок на день Рождения своей маме, во-вторых, он влюбляется

• Краткое содержание Три девушки в голубом Петрушевская

  Три девушки живут в летнее время года со своими детьми на даче. Светлана и Ирина воспитывают своих собственных детей одни, потому что их троих женщин, муж присутствовал только у Татьяны.

В. Г. Распутин

Прощание с Матерой

И опять наступила весна, своя в своем нескончаемом ряду, но последняя для Матёры, для острова и деревни, носящих одно название. Опять с грохотом и страстью пронесло лед, нагромоздив на берега торосы, и Ангара освобожденнo открылась, вытянувшись в могучую сверкающую течь. Опять на верхнем мысу бойко зашумела вода, скатываясь по речке на две стороны; опять запылала по земле и деревьям зелень, пролились первые дожди, прилетели стрижи и ласточки и любовно к жизни заквакали по вечерам в болотце проснувшиеся лягушки. Все это бывало много раз, и много раз Матёра была внутри происходящих в природе перемен, не отставая и не забегая вперед каждого дня. Вот и теперь посадили огороды – да не все: три семьи снялись еще с осени, разъехались по разным городам, а еще три семьи вышли из деревни и того раньше, в первые же годы, когда стало ясно, что слухи верные. Как всегда, посеяли хлеба – да не на всех полях: за рекой пашню не трогали, а только здесь, на острову, где поближе. И картошку, моркошку в огородах тыкали нынче не в одни сроки, а как пришлось, кто когда смог: многие жили теперь на два дома, между которыми добрых пятнадцать километров водой и горой, и разрывались пополам. Та Матёра и не та: постройки стоят на месте, только одну избенку да баню разобрали на дрова, все пока в жизни, в действии, по-прежнему голосят петухи, ревут коровы, трезвонят собаки, а уж повяла деревня, видно, что повяла, как подрубленное дерево, откоренилась, сошла с привычного хода. Все на месте, да не все так: гуще и нахальней полезла крапива, мертво застыли окна в опустевших избах и растворились ворота во дворы – их для порядка закрывали, но какая-то нечистая сила снова и снова открывала, чтоб сильнее сквозило, скрипело да хлопало; покосились заборы и прясла, почернели и похилились стайки, амбары, навесы, без пользы валялись жерди и доски – поправляющая, подлаживающая для долгой службы хозяйская рука больше не прикасалась к ним. Во многих избах было не белено, не прибрано и ополовинено, что-то уже увезено в новое жилье, обнажив угрюмые пошарпанные углы, и что-то оставлено для нужды, потому что и сюда еще наезжать, и здесь колупаться. А постоянно оставались теперь в Матёре только старики и старухи, они смотрели за огородом и домом, ходили за скотиной, возились с ребятишками, сохраняя во всем жилой дух и оберегая деревню от излишнего запустения. По вечерам они сходились вместе, негромко разговаривали – и все об одном, о том, что будет, часто и тяжело вздыхали, опасливо поглядывая в сторону правого берега за Ангару, где строился большой новый поселок. Слухи оттуда доходили разные.

Тот первый мужик, который триста с лишним лeт назад надумал поселиться на острове, был человек зоркий и выгадливый, верно рассудивший, что лучше этой земли ему не сыскать. Остров растянулся на пять с лишним верст и не узенькой лентой, а утюгом, – было где разместиться и пашне, и лесу, и болотцу с лягушкой, а с нижней стороны за мелкой кривой протокой к Матёрe близко подчаливал другой остров, который называли то Подмогой, то Подногой. Подмога – понятно: чего нe хватало на своей земле, брали здесь, а почему Поднога – ни одна душа бы не объяснила, а теперь не объяснит и подавно. Вывалил споткнувшийся чей-то язык, и пошло, а языку, известно, чем чудней, тем милей. В этой истории есть еще одно неизвестно откуда взявшееся имечко – Богодул, так прозвали приблудшего из чужих краев старика, выговаривая слово это на хохлацкий манер как Бохгодул. Но тут хоть можно догадываться, с чего началось прозвище. Старик, который выдавал себя за поляка, любил русский мат, и, видно, кто-то из приезжих грамотных людей, послушав его, сказал в сердцах: богохул, а деревенские то ли не разобрали, то ли нарочно подвернули язык и переделали в богодула. Так или не так было, в точности сказать нельзя, но подсказка такая напрашивается.

Деревня на своем веку повидала всякое. Мимо нее поднимались в древности вверх по Ангаре бородатые казаки ставить Иркутский острог; подворачивали к ней на ночевку торговые люди, снующие в ту и другую стороны; везли по воде арестантов и, завидев прямо по носу обжитой берег, тоже подгребали к нему: разжигали костры, варили уху из выловленной тут же рыбы; два полных дня грохотал здесь бой между колчаковцами, занявшими остров, и партизанами, которые шли в лодках на приступ с обоих берегов. От колчаковцев остался в Матёре срубленный ими на верхнем краю у голомыски барак, в котором в последние годы по красным летам, когда тепло, жил, как таракан, Богодул. Знала деревня наводнения, когда пол-острова уходило под воду, а над Подмогой – она была положе и ровней – и вовсе крутило жуткие воронки, знала пожары, голод, разбой.

Была в деревне своя церквушка, как и положено, на высоком чистом месте, хорошо видная издали с той и другой протоки; церквушку эту в колхозную пору приспособили под склад. Правда, службу за неимением батюшки она потеряла еще раньше, но крест на возглавии оставался, и старухи по утрам слали ему поклоны. Потом и кроет сбили. Была мельница на верхней носовой проточке, специально будто для нее и прорытой, с помолом хоть и некорыстным, да нeзаемным, на свой хлебушко хватало. В последние годы дважды на неделе садился на старой поскотине самолет, и в город ли, в район народ приучился летать по воздуху.

Вот так худо-бедно и жила деревня, держась своего мeста на яру у левого берега, встречая и провожая годы, как воду, по которой сносились с другими поселениями и возле которой извечно кормились. И как нет, казалось, конца и края бегущей воде, нeт и веку деревне: уходили на погост одни, нарождались другие, заваливались старые постройки, рубились новые. Так и жила деревня, перемогая любые времена и напасти, триста с лишним годов, за кои на верхнем мысу намыло, поди, с полверсты земли, пока не грянул однажды слух, что дальше деревне не живать, не бывать. Ниже по Ангаре строят плотину для электростанции, вода по реке и речкам поднимется и разольется, затопит многие земли и в том числе в первую очередь, конечно, Матёру. Если даже поставить друг на дружку пять таких островов, все равно затопит с макушкой, и места потом не показать, где там силились люди. Придется переезжать. Непросто было поверить, что так оно и будет на самом деле, что край света, которым пугали темный народ, теперь для деревни действительно близок. Через год после первых слухов приехала на катере оценочная комиссия, стала определять износ построек и назначать за них деньги. Сомневаться больше в судьбе Матёры не приходилось, она дотягивала последние годы. Где-то на правом берегу строился уже новый поселок для совхоза, в который сводили все ближние и даже не ближние колхозы, а старые деревни решено было, чтобы не возиться с хламьем, пустить под огонь.

Но теперь оставалось последнее лето: осенью поднимется вода.

Старухи втроем сидели за самоваром и то умолкали, наливая и прихлебывая из блюдца, то опять как бы нехотя и устало принимались тянуть слабый, редкий разговор. Сидели у Дарьи, самой старой из старух; лет своих в точности никто из них не знал, потому что точность эта осталась при крещении в церковных записях, которые потом куда-то увезли – концов не сыскать. О возрасте старухи говорили так:

– Я, девка, уж Ваську, брата, на загорбке таскала, когда ты на свет родилась. – Это Дарья Настасье. – Я уж в памяти находилась, помню.

– Ты, однако, и будешь-то года на три меня постаре.

– Но, на три! Я замуж-то выходила, ты кто была – оглянись-ка! Ты ишо без рубашонки бегала. Как я выходила, ты должна, поди-ка, помнить.

– Я помню.

– Ну дак от. Куды тебе равняться! Ты супротив меня совсем молоденькая.

Третья старуха, Сима, не могла участвовать в столь давних воспоминаниях, она была пришлой, занесенной в Матёру случайным ветром меньше десяти лет назад, – в Матёру из Подволочной, из ангарской же деревни, а туда – откуда-то из-под Тулы, и говорила, что два раза, до войны и в войну, видела Москву, к чему в деревне по извечной привычке не очень-то доверять тому, что нельзя проверить, относились со смешком. Как это Сима, какая-то непутевая старуха, могла видеть Москву, если никто из них не видел? Ну и что, если рядом жила? – в Москву, поди, всех подряд не пускают. Сима, не злясь, не настаивая, умолкала, а после опять говорила то же самое, за что схлопотала прозвище «Московишна». Оно ей, кстати, шло: Сима была вся чистенькая, аккуратная, знала немного грамоте и имела песенник, из которого порой под настроение тянула тоскливые и протяжные песни о горькой судьбе. Судьба ей, похоже, и верно досталась не сладкая, если столько пришлось мытариться, оставить в войну родину, где выросла, родить единственную и ту немую девчонку и теперь на старости лет остаться с малолетним внучонком на руках, которого неизвестно когда и как поднимать. Но Сима и сейчас не потеряла надежды сыскать старика, возле которого она могла бы греться и за которым могла бы ходить – стирать, варить, подавать. Именно по этой причине она и попала в свое время в Матёру: услышав, что дед Максим остался бобылем и выждав для приличия срок, она снялась из Подволочной, где тогда жила, и отправилась за счастьем на остров. Но счастье не вылепилось: дед Максим заупрямился, а бабы, не знавшие Симу как следует, не помогли: дед хоть никому и не надобен, да свой дед, под чужой бок подкладывать обидно. Скорей всего деда Максима напугала Валька, немая Симина девка, в ту пору уже большенькая, как-то особенно неприятно и крикливо мычавшая, чего-то постоянно требующая, нервная. По поводу неудавшегося сватовства в деревне зубоскалили: «Хоть и Сима, да мимо», но Сима не обижалась. Обратно в Нодволочную она не поплыла, так и осталась в Матёре, поселившись в маленькой заброшенной избенке на нижнем краю. Развела огородишко, поставила кросна и ткала из тряпочных дранок дорожки для пола – тем и пробавлялась. А Валька, пока она жила с матерью, ходила в колхоз.

«Прощание с Матёрой»

Осенью 1976 года в журнале «Наш современник» (№№ 10, 11) появилась новая повесть Валентина Распутина «Прощание с Матёрой». О том, как возник замысел произведения, как оно писалось, сам автор рассказывал так: «Среди русских названий – самых распространенных, кондовых, коренных – название «Матерая» существует везде, по всем просторам России. Есть оно и у нас в Сибири, и на Ангаре тоже есть такое название. Я его с этим смыслом и взял, должно же название что-то обозначать, фамилия должна что-то обозначать, тем более это название старой деревни, старой земли…

Все это происходило на моих глазах. Действительно трагическое зрелище, когда идешь вечером по Ангаре, по Илиму (это река, которая впадает в Ангару), и видишь, как эти крепкие деревни горят в темноте. Это было зрелище, которое останется в памяти навсегда.

«Прощание с Матерой» – эта работа была для меня главной, ни рассказы, ни другие повести. Для этой повести я, может быть, и был нужен…

Я не назад зову. Я зову к сохранению тех ценностей и традиций, всего того, чем жил человек. Моя деревня, например, когда ее перенесли, стала леспромхозом. Делать там было больше нечего, только лес рубить. Лес рубили и рубили неплохо. Поселок был большой, не из бедных. Занятие ведь влияет на человека. Хорошо зарабатывали, и все как бы ладно, но пьянка была жуткая, такой сейчас даже нет. Это были 70-е – 80-е годы. Только вырубать лес, зарабатывать на этом – все-таки это не божеское дело. Меня тогда это поразило и заставило писать.

Видимо, нам в России жить хорошо не надо, чтобы оставаться людьми. Не надо богатства, не нужно быть богатым. Есть такое слово – достаток. Есть какая-то мера, при которой мы остаемся в своей нравственной сохранности».

В этих словах писателя слышны горечь и разочарование, боль за свой народ, за свою родную землю. Он, как и его героиня Дарья, защищает не старую избу, а Родину, как у нее, болит сердце и у Распутина: «Как в огне оно, христовенькое, горит и горит, ноет и ноет». Как точно отмечал критик Ю. Селезнев: «Название острова и села – Матёра – не случайно у Распутина. Матёра конечно же идейно образно связано с такими родовыми понятиями, как мать (мать – Земля, мать – Родина), материк – земля, окруженная со всех сторон океаном (остров Матёра – это как бы «малый материк»)». Для автора, как и для Дарьи, Матёра – воплощение Родины.

Если в «Последнем сроке» или в «Живи и помни» еще можно было говорить о «трагедии отдельно взятой крестьянской семьи», то в «Прощании с Матёрой» автор такой возможности критикам не оставил. Гибнет крестьянский материк, целый крестьянский мир, и именно это приходится обсуждать критикам. Впрочем, они попытались сгладить остроту проблемы и обвинить автора в «романтизации и идеализации патриархального мира», в котором, некоторые критики видели лишь консервативные и отрицательные качества. А. Салынский оценивал проблематику повести как «тривиальную» (Вопросы литературы. 1977. № 2), В. Оскоцкий отмечал желание Распутина «из коллизии все-таки не трагедийной любой ценой «выжать» трагедию» (Вопросы литературы. 1977. № 3), Е. Старикова заметила, что Распутин «более жестко и менее гуманно, чем раньше, разделил мир своей повести на «своих и чужих»» (Литература и современность. М., 1978. Сб. 16. С. 230). Острота поднятых писателем вопросов вызвала на страницах «Литературной газеты» дискуссию «Деревенская проза. Большаки и проселки» (1979, сентябрь-декабрь).

А. И. Солженицын писал по этому поводу: «Это прежде всего – смена масштаба: не частный человеческий эпизод, а крупное народное бедствие – не именно одного затопляемого, обжитого веками острова, но грандиозный символ уничтожения народной жизни. И даже ещё огромней: какой-то неведомый поворот, сотрясение – расставание и для нас всех. Распутин – из тех прозорливцев, которому приоткрываются слои бытия, не всем доступные и не называемые им прямыми словами.

От первой страницы повести мы застаём деревню уже обречённой к уничтожению – и сквозь повесть это настроение нарастает, звучит как реквием – и голосами народа, и голосами самой природы и человеческой памяти, как она сопротивляется своей кончине. Пронзительно нарастает прощание с островом, растянутое умирание, режущее сердце.

Вся ткань повести – широкий поток народного поэтического восприятия. (На её протяжении изумительно описаны, например, разные характеры дождей.) Сколько чувств – о родной земле, её вечности. Полнота природы – и живейший диалог, звук, речь, точные слова. И – настоятельный у автора мотив:

Раньше совесть сильно различали. Ежели кто норовил без её – сразу заметно. А теперь – холера разберёт, всё смешалось в одну кучу – что то, что другое. Мы теперя так и этак не своим ходом живём. Люди про своё место под Богом забыли.

Пришли пожогщики, «набежники из совхоза», и жгут одно за другим, что пустеет. Гигантское царь-дерево Листвень, отметный знак всего острова, – только он оказался неповалимый и несжигаемый. Сжигают – «мельницу христовенькую, сколько хлебушка нам перемолола». Вот – часть домов уже сожжена, а остальные «как вжались в землю от страха». Последняя вспышка прежней жизни – дружная пора сенокоса, любимая деревенская пора. «Все мы – свой народ, из одной Ангары воду пили». А теперь это сено – через Ангару, и скирдовать около многоэтажных неживых домов для бесприютных коров, обречённых под нож. Прощание с деревней, растянутое во времени, одни уже переехали и приезжают навещать остров, другие – держатся на месте до последнего. Прощаются с могилами родных, пожогщики дико налетают на кладбище, стаскивают в кучу кресты и жгут. Старуха Дарья, готовясь к неизбежному сожжению своей избы, – белит её насвежо, моет полы и набрасывает на пол травы, как под Троицу: «Сколько тут хожено, сколько топтано». Для неё отдать избу – «как покойника в гроб кладут». А заезжий внук Дарьи – отчуждён, беспечен к смыслу жизни, уже давно оторван от деревни. Дарья ему: «В ком душа, в том и Бог, парень». «А что душу свою потратили – вам и дела нету». – Теперь узнаётся: изба, если её не трогать, сама по себе горит два часа – но ещё многие дни тоскливо курится потом. А и после сожженья избы – Дарья не в силах уехать с острова, ещё с двумя-тремя старухами ютится в негодном бараке. И так – перепущен срок отъезда. Сына Дарьи на катере посылают ночью снять стариков – а тут налегает такой густой туман, какого в жизни они не видели, и найти на Ангаре знакомый остров уже не могут. Этим и оканчивается повесть – грозным символом как бы нереальности нашего бытия: существуем ли мы вообще?»

Гибнет целое поколения, поколения хранителей вековых народных устоев, традиций, без которых не может существовать народ. Звучащие уже в «Последнем сроке» темы расставания с поколениями людей, живших и трудившихся на земле, прощания с матерью-прародительницей, с миром праведников, трансформируются в сюжете повести «Прощание с Матерой» в миф о гибели всего крестьянского мира. На «поверхности» сюжета повести – история затопления расположенного на острове сибирского села Матеры волнами «рукотворного моря». В противоположность острову из «Живи и помни», остров Матера (материк, твердь, суша), постепенно уходящий на глазах читателей повести под воду, – символ земли обетованной, последнее пристанище тех, кто живет по совести, в согласии с Богом и с природой. Доживающие свои последние дни старухи во главе с праведницей Дарьей отказываются переселяться в новый поселок (новый мир) и остаются до смертного часа охранять свои святыни – крестьянское кладбище с крестами и царственный листвень, языческое Древо жизни. Лишь один из переселенцев – Павел – навещает Дарью в смутной надежде прикоснуться к истинному смыслу бытия. В противоположность Настене он плывет из мира «мертвых» (механической цивилизации) в мир живых, но это – погибающий мир. В финале повести на острове остается только мифический Хозяин Острова, отчаянный крик которого, звучащий в мертвой пустоте, завершает повествование.

«Прощание с Матёрой» подводит итог философско-мировоззренческим размышлениям Распутина о трагической судьбе деревни под колесами «научно-технической революции», осуществляемой варварскими, жестокими, антигуманными методами. Усиливается трагическое мироощущение писателя, которое приобретает апокалиптические черты, воплотившиеся в картинах пожара и потопа.

В повести нашла свое отражение философия, поэтика, мистика прощания с традиционным укладом жизни, «дедовскими святынями», нравственными и духовными заветами предков, которые Распутин олицетворяет в образе величественной и крепкой духом старухи Дарьи. Остров Матера у Распутина не просто отдельная деревня, а модель крестьянского мира, наполненного своими жителями, скотиной, зверьем, проживающим в уютном и родном ландшафте, в центре которого находится мощный листвень, границы которого охраняет таинственный и мистический Хозяин. Здесь царят гармония и целесообразность, познание и труд, уважение к живым и почитание мертвых. Но прощание с этой жизнью совсем не элегично и благостно, оно прерывается скандалами, драками, ссорами коренных жителей и «пожогщиков», «разорителей», приехавших очищать перед затоплением территорию для будущей электростанции. На их стороне оказывается и внук Дарьи – Андрей. Молодое поколение, которое должно быть, по мысли Распутина, лучше, чем уходящее, не выполняет своей исторической роли. Поэтому писатель считает, что «цивилизация с какого-то необозначенного времени взяла неверный курс, соблазнившись механическими достижениями и оставив на десятом плане человеческое совершенствование».